Герой Советского Союза Гризодубова В.С.

Гризодубова Валентина Степановна родилась 27.04.09 г. в Харькове. Русская. Ее отец Степан Гризодубов[1] был авиаконструктором и летчиком-самоучкой. После окончания средней школы Валентина поступила в Харьковский технологический институт. Параллельно она закончила музыкальное училище по классу рояля и была зачислена в консерваторию.
4.11.28 г. поступила в Харьковскую школу пилотов гражданской авиации Осоавиахима, а затем в Первую авиашколу ГВФ в Пензе (третий набор), которую окончила 4.07.30 г.
С 1930 г. работала в 1-й Тульской летно-спортивной школе Осоавиахима. Подготовила 86 летчиков.
Рассказывает генерал-полковник авиации Полынин[2]: 'Одним из отрядов авиационной бригады командовал Фегервари[3] - венгр по национальности. Был он худощав, всегда ровен и вежлив в обращении. Небольшой акцент, с которым Фегервари произносил слова, придавал его речи особую привлекательность.
Дело было летом, стояли мы в лагерях под Серпуховом у деревни Липецы. Подходит как-то к нему миловидная молодая женщина и чуть не со слезами на глазах умоляет:
- Ну, научите меня летать. Ну, пожалуйста...
- Не могу я этого сделать, уважаемая. Не могу. Авиация боевая, а вы хотите, чтобы я посадил в самолет женщину, - отбивался от нее Фегервари.
- Я все это понимаю, - не унималась она. - Но сделайте исключение, прошу вас.
Это была ныне всем известная летчица Валентина Гризодубова.
- Ну что мне с вами делать? - искренне сожалел Фегервари. - Узнает начальство - не сдобровать.
В конце концов, командир отряда сдался и разрешил после основных полетов провезти Валентину на По-2. Она оказалась на редкость способной, быстро переняла приемы управления самолетом, уверенно взлетала и садилась. Вскоре ее выпустили самостоятельно и порекомендовали продолжить учебу в одном из подразделений ГВФ. Туда же, в ГВФ, за какую-то очередную провинность на время откомандировали и В.П. Чкалова. Он возил там парашютистов и принял живейшее участие в устройстве летной судьбы Вали Гризодубовой[4]'.
В 1934-39 гг. работала лётчиком в агитационной эскадрилье им. Горького. Один из самолётов эскадрильи - 'Орденоносная работница' - был построен на средства, собранные женщинами страны по инициативе читательниц журнала 'Работница'. На этом самолёте Валентина Гризодубова появлялась в самых отдаленных городах и поселках. Летала над Памиром, Кабардино-Балкарией, Ферганской долиной. Добиралась до селений, где не только самолётов, но и паровоза еще не видали, садилась на лесных полянах, лугах, в поле, и со всех сторон к ней бежали люди. Катала ударников, агитировала молодежь идти в авиацию, собирала средства на постройку новых самолётов.
В 1936 г. была награждена орденом Трудового Красного Знамени.
Вспоминает Марина Раскова: 'Летчики много говорили о Валентине Гризодубовой. Мне часто доводилось слышать, что это замечательная летчица, что она много и очень хорошо летает. Я искала случая с ней познакомиться.
Однажды на выпускном вечере в Академии кто-то из слушателей сказал мне, что видел только что Гризодубову. Я очень обрадовалась...
- Вот она стоит с летчиком-истребителем Соколовым. Это ее муж.
Красивая женщина в изящном шелковом платье кокетливо и мило улыбалась. Из-под густых ресниц как-то очень лучисто и тепло смеялись ее глаза. Они мне особенно понравились и запомнились. Заговорить с нею не удалось, ее отвлекли. Когда она твердой, почти мужской походкой немного вразвалку направилась в зал, я подумала: 'Да, это, конечно, летчица'...
9 марта 1936 года в Колонном зале Дома союзов собрались стахановки, ударницы, орденоносцы, знатные женщины нашей столицы. Нарядный зал и фойе были наполнены веселым смехом, музыкой, шутками. Красиво одетые девушки кружились в веселой пляске или гуляли под руку. В одном из коридоров я лицом к лицу столкнулась с Валентиной Гризодубовой. И на этот раз она также была в очень нарядном платье.
Я остановила ее.
- Ты Валя Гризодубова?
- А ты Марина Раскова?..
Оказалось, слушатели Академии много рассказывали обо мне ее мужу, и она знала, что я летаю и что я инструктор слепых полетов. Мы не расставались уже весь вечер. Болтали о чем угодно. Валя мне рассказала, что она играет на рояле... Она готовилась стать матерью, но это обстоятельство не помешало нам покружиться в вальсе по прекрасному паркету Колонного зала...
На прощанье Валя сказала просто:
- Заходи, Марина, ко мне.
Однако притти к ней удалось только осенью, когда у Вали уже родился сын...
Валя жила в одной комнате с матерью, мужем и маленьким сынишкой, которого со дня рождения начали называть Соколиком, хотя имя его Валерий. Я увидела, что моя подруга не только летчик, но и замечательная мать. Ребенок шумел, это нисколько ее не обременяло. Она с таким восторгом следила за каждым его движением, что я даже ей позавидовала.
Мы поочередно играли на рояле. Играли любительски, как умели, но с большим задором. Весело перемигивались, когда кто-нибудь из нас сфальшивил...
В этот вечер я узнала, что Валя родилась в авиационной семье, что ее отец еще в старое время, до революции, на свои средства строил самолеты, сам их конструировал и сам же летал на них... Мать Вали рассказала о первом полете дочери. Когда Вале было два года, она уже летала с отцом. Однажды мать ушла из дому на работу. Ребенка не на кого было оставить. Отец, собиравшийся проверить свой новый самолет, не долго думая, привязал девочку себе на спину и полетел...
Прекрасная эта семья! Дружная, спокойная. Впоследствии, когда мы стали встречаться чаще, бывая у Вали, я никогда не видела, чтобы здесь кто-нибудь раздражался или повышал голос. Здесь всегда царило ровное, веселое настроение. Беседы велись тихие, задушевные. Часто заходила к Вале ее борттехник Катя Слобоженко. Нашим разговорам и мечтам о будущих полетах не было конца[5]'.
В октябре 1937 г. на самолётах УТ-1, УТ-2 и АИР-12 установила 5 мировых авиационных рекордов высоты, скорости и дальности полёта.
24.10.37 на АИР-12 (штурман - М.М. Раскова) совершила дальний перелет Москва - Актюбинск, установив мировой рекорд дальности полета по прямой.
Вспоминает Марина Раскова: 'Однажды... мы медленно шли с ней по длинным коридорам общежитий Академии и вели самый сокровенный разговор, какой только может быть между двумя летчицами. Мы мечтали летать как можно больше, как можно дальше. Поздней ночью в коридоре общежития у нас начала созревать идея далекого беспосадочного женского перелета.
После этого мы стали встречаться чаще... Каждый раз мы разговаривали о полетах. Все чаще и чаще возвращались к нашей общей мечте - полететь вместе. Но все это еще было довольно туманно.
Неожиданно, как-то осенью 1937 года, Валя позвонила мне по телефону.
- Марина, хочешь слетать со мной на маленький рекордик?
- На какой?
- На спортивный рекорд, на дальность...
Валентина рассказала мне, что есть небольшая машина конструкции Яковлева, ? 12, которая позволяет установить рекорд дальности полета по прямой для легкомоторного самолета...
Мы начали обсуждать маршрут... Если мы хотим побить рекорд дальности полета по прямой, то нужно лететь не по обычной трассе гражданской авиации, а по кратчайшему пути между двумя точками... Наиболее удобным для нас будет лететь из Москвы по прямой на Оренбург, а оттуда - вдоль линии железной дороги до тех пор, пока хватит горючего.
Валя попросила:
- Освободись на несколько дней от работы, полетаем на яковлевской машине над Москвой...
Я пришла на Тушинский аэродром... На ней было изящное пальто, легонькие туфли на высоком каблуке, красивая, модная шляпка. Как бы в оправдание своего костюма Валя сказала:
- Я ведь случайно пришла на аэродром. И не думала летать сегодня...
Но она полетела. Надела сверх пальто парашют, на голову - шлем, скинула с ног нарядные туфельки и в одних чулках полезла в самолет. Впервые в жизни она летела на этой машине. Но как красиво оторвался самолет от земли. Находившиеся на аэродроме летчики шумно хвалили Гризодубову. Я стояла и слушала их оживленные разговоры.
- Вот такому взлету можно позавидовать!
Меня охватила такая гордость, будто говорили обо мне самой. Было приятно слышать, что опытные летчики так отзываются о работе женщины-пилота, и особенно приятно, что так говорят о моей подруге Вале.
Она села так же великолепно, как и оторвалась от земли...
На следующий день мы снова приехали на аэродром и летали вместе. Я - в передней кабине, Валя - сзади меня. Летали по кругу. Машина маленькая, легкая. Кабина довольно тесная, приборов мало. Только карты, часы, компас и указатель скорости. Даже какого-нибудь прибора для измерения ветра установить невозможно. Значит, соображаю, придется определять ветер на этапах, не меньше, чем по 50 километров, с грубо рассчитанным курсом, и только потом по карте отмечать, куда ветер будет сносить самолет с маршрута. Это, конечно, удлинит полет, помешает лететь по прямой, но ничего не поделаешь. Полетный вес не позволял конструктору увеличить габариты кабины, вот и нет места для приборов...
Наутро назначили старт. Машину поставили на заправку, а мы с Валей отправились домой. Вечер и ночь я провела у Гризодубовых. Склеивали на полу карты. Здесь же на полу ползал маленький Соколик...
Поднялись мы часа за два до рассвета и начали быстро и хлопотливо собираться. Как всегда бывает перед отъездом, по нескольку раз проверяли одни и те же вещи, боясь что-нибудь забыть. Линейку положили?.. А карту - намотали?.. На мне кожаный реглан на меху. Валя надевает теплый комбинезон...
Ярко освещенная прожекторами, наша машина стояла наготове на бетонной дорожке аэродрома. Кончились последние приготовления. Люди облепили самолет и хлопотали, как пчелы вокруг улья. Спортивные комиссары укрепляли в кабине запломбированные барографы. Больше всех волновался конструктор Яковлев. Он все еще беспокоился, как оторвется от земли тяжело нагруженная машина...
В воздухе было свежо. Солнце еще не всходило. Мы набираем высоту... Очень ровно работает мотор. Устраиваюсь поудобнее в своей кабине, привожу в порядок штурманское хозяйство. Вдруг - голос Вали в переговорном аппарате:
- Не работает гиромагнитный компас!
Я пробую посоветовать ей, что нужно делать в таких случаях. Но оказывается, ничего не помогает. Компас выведен из строя. Его можно исправить только на земле. Удружили спортивные комиссары! Когда они укрепляли в кабине барографы, оторвалась трубка, питающая компас воздухом. Ничего сделать нельзя. Гироскоп не крутится, компас не действует.
Как быть? Не садиться же? Баки самолета до отказа наполнены горючим. С такой нагрузкой садиться нельзя - сломаешь шасси. Для слива горючего в воздухе машина не приспособлена...
- Что будем делать? - спрашивает Валя.
- Полетим по моему компасу, - предложила я.
У меня в кабине тесно, повернуться некуда. Компас находится где-то глубоко в ногах. И вот я кланяюсь себе в ноги и командую: 'правее', 'левее', 'так держать', и так - на протяжении всего перелета... Если от меня долго нет сигналов, Валя напоминает:
- Курс!..
Время проходило незаметно. Пересекли Волгу южнее Куйбышева. Под нами расстилался скучный пейзаж заволжских степей. За Волгой погода начала портиться, облака становились все ниже и ниже. Попробовали было лететь в облаках, из этого ничего не вышло Самолет не был оборудован для слепых полетов. Вышли из облаков и летели низко, в 100-200 метрах над землей. Видимость плохая, стекла колпака кабины непрозрачны. Мы шутим все реже и реже, все чаще Валя настойчиво спрашивает:
- Курс? Курс?
По расчетам через пять минут должен быть Оренбург. Отсюда, как мы условились, пойдем вдоль железной дороги. Но через пять минут Оренбурга не оказалось. Меня поразило спокойствие командира самолета. Валя не высказала никакого нетерпения и только спросила:
- Что будем делать дальше?
- Полетим еще пять минут.
Через пять минут она спрашивает:
- Где же твой Оренбург?
- Где-то очень близко. Нам его не видно из-за малой высоты...
Через четыре минуты вылетели на железную дорогу... Стало ясно, что мы прошли Оренбург еще минут десять назад, но прошли его севернее нашего маршрута километров на двадцать. Низкая облачность скрыла от нас город.
Возвращаться на Оренбург не стали: жаль было горючего. Полетели прямо на Актюбинск, через пустую, ровную степь. Кругом унылые пески. Лишь временами песчаная равнина перемежается такими же песчаными сопками...
Внезапно я чувствую, как с колен у меня начинают подниматься карты. Потом вместе с картами поднимаюсь и я из кабины. Схватилась за ремни. Слышу, Валя смеется:
- Перебой в моторе. Кончилось горючее во всех баках, кроме аварийного. Мотор хотел остановиться, я бросила ручку и нагнулась, чтобы переключить баки. В это время машина 'клюнула', и ты чуть не вывалилась из кабины...
Я ворчу:
- Смешно тебе...
Мы летели над глухой, ненаселенной степью. Ничего, кроме песков. Ни домика, ни железной дороги... Минут десять-пятнадцать, и среди песчаных дюн показались строения вдоль линии железной дороги. Это был Актюбинск...
Здесь нас никто не ждал. Нашли спортивных комиссаров... Они сняли барографы, составили акт о посадке и проверили пломбы на бензиновых и масляных баках...
Переночевали, а на утро... взлетели с пыльного актюбинского аэродрома на Москву...
Километрах в семидесяти за Оренбургом мы попали в дымку, видимость ухудшилась. Вдруг Валя говорит:
- Что-то попахивает, бензином. Понюхай-ка у себя в кабине.
Я наклонилась и услыхала резкий запах бензина... Бак - за приборной доской, над моими ногами. Провела рукой по швам бака, и вдруг сильная струя бензина потекла по руке. Моментально намокли карты, сапоги и все, что было в кабине. Левый борт кабины, обтянутый перкалью, стал прозрачным, материя намокла.
По инструкции в таких случаях полагается садиться. Каждый выхлоп слишком богатой смеси из мотора угрожает пожаром. Но садиться там, где мы сейчас летели, скучновато... Валя решила возвращаться в Оренбург.
Теперь нам было уже не так весело. Каждую минуту нужно быть на-чеку, чтобы не вспыхнул пожар...
Мы благополучно сели на оренбургском аэродроме. Когда мы вошли в кабинет начальника гарнизона, здесь шло какое-то совещание. От нас так разило бензином, что начальник гарнизона скомандовал:
- Прекратить курить!
Уже по исходившему от нас аромату начальник гарнизона понял, почему мы очутились у него в гостях.
- Ничего не поделаешь, - утешали мы самих себя, - придется ехать поездом. Обидно.
Правда, международный женский рекорд полета по прямой был перекрыт. До этого рекорд держали американские летчицы. Они пролетели по прямой расстояние около 800 километров. Мы же пролетели 1443 километра... Опечатанные барографы ехали с нами в вагоне...
В Москве на вокзале... мы сошли на перрон и увидели впереди много цветов. Валя, еще ничего не подозревая, говорит:
- Смотри, с цветами кого-то встречают...
Но за цветами показались в большом количестве авиационные фуражки и пилотки. Оказывается, это летчики вышли нас встречать. Валя немедленно скинула уродовавший ее мех и переоделась в кожанку. Она сделала это вовремя. К нам приближался Герой Советского Союза Слепнев с огромным букетом цветов[6]'.
В 1937 г. Гризодубова была награждена орденом Красной Звезды.
Избиралась депутатом ВС СССР 1-го созыва.
Вспоминает Марина Раскова: 'Однажды Валя звонит мне по телефону и совершенно спокойно, как будто речь идет о прогулке за город, говорит:
- Помнишь наши разговоры о дальнем перелете?
- Помню.
- Ты не отказалась от мысли лететь со мной?
- Нет.
- Тогда поедем машину смотреть.
- Какую машину?
- Ту, на которой мы полетим на Дальний Восток...
Это было зимой. Машина показалась мне грандиозной. Она была намного больше и солидней всех тех, на которых Валя летала до сих пор. Ее колеса были выше человеческого роста. Она напоминала тяжелые корабли... Уже одно то, что летчицам доверяют такую солидную машину, что Валя Гризодубова будет управлять таким огромным кораблем, - уже одно это волновало. Новый перелет казался еще более заманчивым и интересным.
Инженеры-специалисты по оборудованию самолета показали мне кабину штурмана. Она мне не понравилась, в ней был слишком малый обзор. Я попросила переделать кабину, больше ее остеклить. Дала инженерам перечень приборов, которыми нужно оборудовать кабину...
Когда мы возвращались с завода, я спросила Валю:
- А кто будет вторым пилотом?
- Сама еще не знаю. Нужно выбрать такого, который мог бы летать ночью.
- Есть одна летчица, кажется, хорошо летает.
- Кто такая?
- Полина Осипенко.
- Она не согласится лететь вторым пилотом.
- Ручаюсь, Валя, согласится.
- Если согласится, то замечательно!
В тот же день я отправляю Полине телеграмму: 'Телеграфируй согласие участвовать дальнем женском перелете вторым пилотом'. И к вечеру получаю 'молнию': 'Согласна вторым пилотом. Полина'.
Когда Полина приехала в Москву, мы вместе с ней отправились к Вале. Валя сидела в своем обычном летнем платье и баловалась с Соколиком. Полина смотрела на Валю с явным недоверием. Она в это время, наверное, думала: 'Не может быть, чтобы такая 'комнатная' с виду женщина была способна на дальний перелет'. Действительно, Валя у себя дома ничем не напоминала Валентину Гризодубову, знаменитую советскую летчицу. Ничто в ней не обнаруживало летного человека. А когда мы с Валей сели за рояль и стали играть, Полина была совсем сбита с толку. Впоследствии она сама откровенно призналась, что в эти минуты думала: 'Вот, какой-то женский базар. Несерьезное это дело...'
Сели ужинать. Валя заговорила о перелете. Она сразу обратилась к Полине, как к старой знакомой, и сказала:
- Так вот, Полина, нам разрешают перелет. Мы решили лететь на Дальний Восток, чтобы побить международный женский рекорд дальности.
И Валя стала подробно рассказывать о машине. Говорила деловито, просто и убедительно. Очень терпеливо и со знанием дела отвечала на вопросы Полины. Уже по глазам Полины и по ее тону было видно, что мнение ее о новой знакомой изменилось. Валя пошла провожать нас до лестницы. Настроение было радужное, мечтательное. Валя сказала:
- Вот будет славная тройка! Мы должны сработаться, должны дорожить друг другом. Когда люди идут на большое дело, им надо быть хорошими друзьями, чтобы жизнь одного была дорога другому.
Распрощались. На улице Полина поделилась со мной своими впечатлениями:
- Знаешь, мне сперва показалось, что все это 'липа', а теперь я вижу, что дело серьезное. Боевая она, Гризодубова...
Когда мы жили в Севастополе[7], время от времени Валя вызывала меня к телефону и спрашивала:
- Милый штурман, срочно сообщи свои координаты.
Я отвечала, что пока координаты - Севастополь.
Валя рассказывала, что машина готовится, но кто-то тормозит, задерживает подготовку. В последний раз, когда Валя звонила мне в Севастополь, она сказала, что намерена обратиться за помощью к самому дорогому человеку (она не сказала к кому, но это было и без того ясно). Только с его помощью удастся совершить наш перелет.
Когда после перелета Севастополь-Архангельск мы вернулись в Москву... Валя пришла ко мне и рассказала, что была у товарища Сталина, что он заинтересовался нашим перелетом, лететь на Дальний Восток разрешает и даже через северную оконечность Байкала, потому что это сокращает маршрут. Товарищ Сталин спросил, обеспечено ли в навигационном смысле озеро Байкал. Когда ему сказали, что там ничего нет, он потребовал, чтобы на северной оконечности Байкала был установлен радиомаяк и чтобы этот радиомаяк находился там до тех пор, пока мы не пролетим. Все остальное в наших планах он считал правильным и дал указание готовить нам машину. После этого все взялись горячо за дело, началась настоящая подготовка перелета.
Каждое утро мы приезжали на аэродром... Пока шли переделки, мы тренировались. На такой же машине, как наша, мы совершали тренировочные слепые полеты. Летали втроем.
Я занялась своими штурманскими делами. Заказала карты, попросила склеить их полосами, наклеить на марлю, чтобы они не рвались в полете. Наводила справки о попутных аэродромах, доставала кроки... Для девяти точек по нашему маршруту институт заранее рассчитал высоту солнца на целый месяц на каждые двадцать минут.
Но важнее всего было - обеспечить самолет надежной радиосвязью... В полет предназначалась радиостанция новой конструкции, прекрасная всеволновая станция... В полете штурману предстояло работать без помощи и замены непрерывно двадцать восемь часов... По инструкции нашего перелета, в случае вынужденной посадки штурман должен предварительно выброситься с парашютом. Значит, кто-нибудь из пилотов должен знать радио, чтобы после посадки наладить связь через аварийную станцию. Со мной начала тренироваться и Полина...
На следующий день нас с Полиной вызвали в Кремль, к Михаилу Ивановичу Калинину[8], чтобы вручить нам ордена Ленина...
Сначала орден получала Полина. Михаил Иванович протянул ей коробочку с орденом и орденской книжкой, ласково пожал руку и пожелал успеха. Полина отвечала, что она обещает и впредь работать не хуже, чем до сих пор, и даже еще лучше...
Мы вышли из кабинета я стали прокалывать в гимнастерках дырочки для орденов. Я прикрепила свой первый орден. Когда мы вышли из Кремля и шли вдоль Александровского сада, то все время поглядывали на свои новенькие ордена...
На заседании комиссии по перелету присутствовали Валерий Павлович Чкалов и Беляков. Валерий Павлович очень близко принимал к сердцу подготовку к нашему перелету. Он выходил из себя, когда говорили, что чего-нибудь нельзя сделать в срок. Речь шла об окончательном монтаже приборов. Валерий Павлович стукнул по столу и сказал:
- Нужно сделать! Когда речь идет о перелете, порученном товарищем Сталиным, не должно быть ничего невозможного. Все можно сделать!
Попало и нам от Валерия Павловича.
- А вы что миндальничаете, все разговорчиками занимаетесь?! Требуйте! Вы не деликатничайте, а покройте, как следует.
Речь шла о людях, которые тормозили подготовку перелета.
Валерий Павлович посоветовал обязательно тренироваться в полете на одном моторе. Он говорил, что если мотор сдаст, то нужно уметь лететь на одном моторе. Машина будет заворачивать, нужно приучиться справляться с ней. Потом он советовал Вале тренироваться в полетах с большой нагрузкой.
- Побольше настойчивости, побольше смелости! Это не твое личное дело. Это дело всего народа. Ты не проси, а требуй!
Он внес живую струю в работу штаба перелета. Когда зашла речь о том, как мы полетим ночью над высокими горами, и по этому поводу высказывались сомнения, Чкалов сказал:
- Это будет решать Гризодубова. Она командир, зачем соваться в ее дела?
Окончилось совещание. Беляков поддерживал Чкалова. Оба они заявили, что мы всегда можем рассчитывать на их помощь. Валерий Павлович обещал приехать на аэродром...
Он стоял на траве, крепкий, массивный, как всегда широко расставив ноги, с загорелым, обветренным лицом, в белой гимнастерке. Чкалов смотрел, как Валя сажала самолет.
Валя сделала несколько очень хороших посадок... Подрулила, вышла из самолета. Мы вместе с Валерием Павловичем шагали по аэродрому...
Он рассказывал о своем перелете через полюс. Говорил, что враги народа подготовляли аварию машины. Но ничего не вышло. 'Больше всего, - говорил он, - я опасался, что не хватит воды для охлаждения мотора'. И действительно, воды не хватило. Это было вредительство. Тогда Валерий Павлович приказал экипажу собирать мочу, вылить весь кофе и чай в водяной бачок. Экипаж изнывал от жажды, но никто ничего не пил. Чкалов предостерегал и нас: враги народа еще не вывелись, всегда надо ожидать от них какой-нибудь гадости.
Мы расстались с Валерием Павловичем, зараженные его энергией, бодростью и какой-то особенной его внутренней большевистской прямотой и честностью. На прощанье Валерий Павлович сказал:
- Если хотите, девки, лететь, - бросьте ваши Подлипки, перебирайтесь на Щелковский аэродром и установите строгий режим. Родные без вас не помрут. Ничем больше не занимайтесь. Москва вам не нужна. И перебирайтесь сегодня же, самое позднее - завтра.
Мы так и поступили. Только Валя задержалась в Москве, чтобы перегнать самолет на Щелковский аэродром...
О своей машине мы думали с большой нежностью, как о живом человеке. Она уже имела имя - 'Родина'.
Мы долго думали, как ее назвать. Однажды за обедом мы перебирали различные названия. Валя задумчиво, тихо сказала: 'Родина'. Более почетного, гордого имени не мог иметь наш самолет...
Валя и Полина несколько дней подряд тренировались на ночных посадках, летали по кругу. Подготовка 'Родины' подходила к концу. Валя доложила штабу, что экипаж готов...
23 сентября правительственная комиссия собралась на решающее совещание... Мы знали, что погода на маршруте ухудшается и долететь до Дальнего Востока будет очень трудно... Нам предлагали новые маршруты, до Омска и обратно, до Ташкента и обратно... Но мы упорно стояли на своем. Плохой погоде мы противопоставили радионавигацию. И когда нам было сказано, что погода неподходящая, что большая часть полета будет проходить в облаках, я вынула схему радионавигационного обслуживания нашего маршрута. Это была исчерпывающая наглядная схема. Развернула ее перед Михаилом Моисеевичем Кагановичем. Пусть даже не будет видно земли, но если моя радиоаппаратура будет работать, - мы долетим.
Михаил Моисеевич посмотрел на схему и ответил:
- Я посоветуюсь в правительстве.
Он уехал в Кремль, а мы остались ждать в секретариате. Томительно тянулись минуты. Разрешат или не разрешат? Ровно через полчаса, в 17 часов 15 минут, Валю подозвали к телефону.
- Товарищ Сталин разрешил вам лететь. Поезжайте спать[9]'.
24-25.09.38 г. на самолёте АНТ-37 'Родина' (второй пилот - капитан П.Д. Осипенко, штурман - старший лейтенант М.М. Раскова) совершила беспосадочный перелёт Москва - посёлок Керби (Хабаровский край), преодолев 6450 км. Был установлен женский мировой авиационный рекорд дальности полёта по прямой - 5908 км.
Вспоминает журналист Бронтман: '27 сентября.
Три дня назад Гризодубова, Осипенко и Раскова начали свой дальний беспересадочный полет на самолете 'Родина'...
Разговоры об этом полете были давно... Девушки жили конспиративно в доме отдыха НКАП в Подлипках... Командир и Осипенко рассказали о встречах со Сталиным, о приеме на даче Молотова 18 июля, Раскова - о трассе...
- Маршрут? Москва - Хабаровск. В успехе не сомневаюсь. От Красноярска пойдем через Душкаган. Это - труднее, но короче на 500 км. Нас не хотели туда пускать. Сталин узнал - разрешил...
Машина долго была не готова. Девушки нервничали, летали на дублере. Наконец, в начале сентября, переехали в Щелково. Мы приготовили статьи и приехали туда. Гризодубова читала и внесла очень дельную стилистическую правку. Осипенко зло и заслуженно ругала... Затем Полина предложила нам использовать ее дневник подготовки, который она систематически вела... Уезжал я оттуда с некоторым недоумением: особой дружбы в экипаже не чувствовалось...
Утром в день старта, как только они проснулись, я снова зашел к ним. Поздоровались. Вид у них был очень озабоченный. Они одевались, пристегивали револьверы. Прочли письмо Сталину, подписали...
- Как погода? - спросил я Раскову.
- Хороша. Летим...
И они улетели[10]'.
24.09.38 г. в 8.16 со Щелковского аэродрома поднялся в воздух самолет 'Родина'. Целью полета было побить женский мировой рекорд дальности, принадлежавший француженке Дюпейрон (4360 километров). Через 26 часов 29 минут, пройдя 6450 километров, самолет совершил посадку на Дальнем Востоке в районе н.п. Керби, недалеко от реки Амгунь.
Первые 150 км самолет шел с набором высоты в условиях хорошей видимости, однако дальнейший полет происходил в сложной метеорологической обстановке. Летчицам пришлось преодолевать грозовые фронты и туманы, лететь ночью в кислородных масках на большой высоте.
Через 12 часов полета отказала радиосвязь.
Раскова попыталась разобрать радиостанцию и устранить поломку, но ей это не удалось, т.к. рация была опытной и не рассчитанной на изменения климатических условий. В условиях обледенения и при отсутствии связи сориентироваться оказалось невозможно.
Гризодубова приняла единственно верное решение - взяла магнитный курс 90. Шли в облачности, снос определить не могли - имеющиеся навигационные приборы не позволяли этого сделать. Справа вдоль границы - Северная Маньчжурия, оккупированная японскими милитаристами. Только что закончились кровопролитные бои у озера Хасан. Так и летели от Байкала до Дальнего Востока.
Выйдя из облаков, смогли наконец определиться. Под крылом расстилался Тугурский залив Охотского моря, а не район Хабаровска, как предполагалось. Повернули почти на 180 градусов, пересекли линию побережья и летели в направлении Комсомольска-на-Амуре до полной выработки топлива.
Когда топлива осталось лишь на 30 минут полета, Гризодубова присмотрела место для посадки в районе Амуро-Амгуньского междуречья. Так как Раскова сидела в застекленной кабине в носовой части самолета, которая при посадке могла разбиться, Гризодубова приказала ей прыгать. С двумя плитками шоколада и пистолетом она провела 10 суток в тайге[11]. А Гризодубова и Осипенко совершили блестящую посадку на заболоченную поляну в тайге, не выпуская шасси, на 'брюхо', практически не повредив при этом самолет - были погнуты лишь законцовки винтов[12].
Вся страна ждала сообщений о судьбе летчиц. Их искали на огромных пространствах: маршрут поиска определили по последней пеленгации, взятой Читинской радиостанцией, когда Расковой удалось последний раз послать свои позывные. На поиски были мобилизованы свыше 50-ти самолётов, сотни пеших отрядов, следопыты на лошадях и оленях, рыбаки на лодках и катерах.
3.10.38 г. в 13.30 по местному времени пилот ГВФ Сахаров на МП-6 обнаружил место посадки 'Родины'. Сделав несколько кругов, он сбросил вымпел с запиской о том, что завтра прилетит вновь, и взял курс на Комсомольск-на-Амуре. В Москву сразу же ушла телеграмма: 'Родина' находится в 14 км северо-восточнее Дуки, в 5 км от реки Амгунь'.
4.10.38 г. утром лётчицам сбросили на парашютах резиновые сапоги, термосы с горячим какао, шоколад, помидоры и карту района.
Радость спасения омрачила тяжелая авиакатастрофа. Прямо на глазах у летчиц в воздухе столкнулись поисковые самолеты DC-3 и ТБ-3. DC-3 при сближении отрубил пропеллером хвост ТБ-3. Оба самолета разбились[13].
5.10.38 г. к самолёту вышла Марина Раскова. В тот же день на место посадки на парашютах спрыгнули спортивные комиссары, отвечающие за сохранность барографов - приборов, зафиксировавших беспосадочность полёта, а также военврач. К вечеру проводник эвенк Максимов привел поисковый отряд. Заработала походная радиостанция.
6.10.38 г. около 11 часов утра отряд, оставив самолёт до морозов на болоте, двинулся к реке. Почти сутки шли через тайгу, затем еще день на лодках до поджидавшего их катера 'Дальневосточник', а далее на катере до Керби.
В п. Керби была получена правительственная телеграмма:
'КЕРБИ.
ЭКИПАЖУ САМОЛЕТА 'РОДИНА'
т.т. В. ГРИЗОДУБОВОЙ, П. ОСИПЕНКО, М. РАСКОВОЙ.
Горячо поздравляем вас с успешным и замечательным завершением беспосадочного перелета Москва - Дальний Восток.
Ваш героический перелет, покрывший по маршруту 6450 километров, а по прямой - 5947 километров в течение 26 часов 29 минут является международным женским рекордом как по прямой, так и по ломаной линии.
Ваша отвага, хладнокровие и высокое летное мастерство, проявленные в труднейших условиях пути и посадки, вызывают восхищение всего советского народа.
Гордимся вами и от всей души жмем ваши руки.
По поручению ЦК ВКП(б) и СНК Союза ССР
И. СТАЛИН
В. МОЛОТОВ'.
Из Комсомольска-на-Амуре летчицы прибыли в Хабаровск. Из Хабаровска в Москву они следовали на спецпоезде, увитом цветами.
Вспоминает журналист Бронтман: '27 октября.
Сегодня экипаж 'Родины' вернулся в Москву. Прямо с вокзала их повезли в Кремль. Прием был небольшой, интимный, в Грановитой палате... Мне рассказывал Коккинаки.
- Подняли тост за меня, как первого проложившего дорогу на Дальний Восток. Я встал, пошел чокаться. Подхожу к Сталину. Он спрашивает:
- Что такой скучный?
Я говорю, что вот, мол, недавно Бряндинского похоронил.
- Да, - отвечает, - нехорошо получилось.
Подходит к Молотову и Ворошилову и о чем-то шепчется. Потом встает Молотов. Предложил выпить за товарищей, погибших при спасении экипажа 'Родины', за Героя Советского Союза Бряндинского. Все встали[14]'.
2.11.38 г. за осуществление героического беспосадочного дальнего перелёта по маршруту Москва - Дальний Восток, установление женского международного рекорда дальности полёта по прямой и за проявление при этом выдающееся мужество и выдержку Гризодубовой Валентине Степановне было присвоено звание Героя Советского Союза и выдана денежная премия 25 тыс. рублей. После учреждения медали 'Золотая Звезда' ей была вручена медаль N 104.
Вспоминает генерал-полковник авиации Громов: 'При подготовке к перелету меня вызвали... и спросили:
- Как вы думаете, Гризодубова справится с таким ответственным полетом?
Тогда я очень хорошо знал всех способных летчиков и летчиц. Поэтому, нисколько не задумываясь, ответил:
- Если кто и справится, так именно Гризодубова...
Если писать о Гризодубовой, то книгу нужно и должно озаглавить: 'Ум, энергия, воля, человечность'. Если она верит в дело, если она убеждена в его пользе для народа, препятствий для нее не существует. Молодец! [15]'.
В 1939 г. она была назначена начальником Управления международных воздушных линий ГВФ. Училась в Ленинградском институте инженеров ГВФ.
Член ВКП(б) с 1941 г.
Как депутат ВС СССР, Гризодубова получала огромное количество писем с просьбами о помощи. Используя свои связи, она помогла большому количеству людей. Так, по ходатайству Гризодубовой были изменены условия содержания С.П. Королева[16].
Однажды к ней пришла мать Королева, просить за сына. Она прожила у Гризодубовой полтора месяца, пока та пыталась ей помочь. Вскоре Королеву уменьшили срок заключения и перевели в ЦКБ-29 НКВД, в бригаду Туполева.
Принимала активное участие в работе Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причинённого ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР[17].
Приказом начальника ГУ ГВФ N 24-2/23 от 23.02.42 г. В.С.Гризодубова была откомандирована в распоряжение начальника ВВС Красной Армии.
Участвовала в Великой Отечественной войне с апреля 1942 г. Командовала 101-м транспортным авиаполком[18] 1-й транспортной авиационной дивизии[19] Авиации дальнего действия Ставки ВГК.
Вспоминает Главный маршал авиации Голованов: '18 апреля состоялось решение о формировании в составе АДД, первой транспортной дивизии, которая с 22 апреля уже работала с большим напряжением, но через два месяца стала боевой дивизией, так как, кроме транспортной работы, начала вести и боевую - бомбить войска и объекты противника. Командиром этой дивизии был назначен полковник, а в дальнейшем генерал-лейтенант авиации В.Е. Нестерцев, который командовал бригадой бомбардировщиков во время боев на Халхин-Голе. Мы старались укомплектовать эту дивизию летчиками из Гражданского воздушного флота, поскольку транспортная работа требовала определенных навыков.
В.С. Гризодубова... еще осенью 1941 года просила меня зачислить ее в нашу дивизию. Я предложил ей тогда поехать в Казань, где находился наш запасной полк самолетов ТБ-7 (Пе-8), но в полк она в то время не попала, так как была занята эвакуацией семьи. К весне 1942 года, устроив семью, В.С. Гризодубова вновь обратилась к нам с просьбой о зачислении в АДД.
О всех назначениях командиров полков, пока наших полков было еще немного, я докладывал Сталину, хотя и имел право решать эти вопросы сам. Сталин был немного удивлен, что на должность командира полка, где будут нести службу мужчины, предлагается женщина. До войны Гризодубова была начальником одного из управлений ГВФ, и я доложил, что с транспортным полком она должна, по моему мнению, справиться. Сталин против моих доводов не возражал. Здесь же ей было присвоено воинское звание, если мне не изменяет память, майора[20]'.
101-й апдд имел на вооружении транспортные самолеты Ли-2 и осуществлял снабжение боеприпасами и продовольствием окруженных частей Красной Армии, по заявкам Центрального штаба партизанского движения обеспечивал партизанские отряды и их связь с Большой землей, а также совершал боевые вылеты на бомбардировку военных объектов во вражеском тылу.
Вспоминает полковник Верхозин[21]: 'В июне 1942 года части 2-й ударной армии вели упорные бои в окружении под Ленинградом. Для снабжения этих частей боеприпасами и продовольствием командование выделило оперативную группу из транспортных самолетов Ли-2. От полка Гризодубовой вошли в состав группы шесть экипажей. Было время белых ночей. Как они хороши в мирное время! И какими ненужными казались тогда летчикам: лишали их возможности скрытно проходить линию фронта! Тщетно надеялись экипажи на появление спасительной в этом случае облачности. Погода стояла почти весь июнь ясная. К тому же на маршруте и в районе выброски груза патрулировали истребители противника. В первый же вылет из шести самолетов не вернулись с задания два. Настроение летчиков сильно упало: им предстояло летать еще 10-15 ночей, а при таких потерях от группы за 3-4 дня никого не останется и некому будет завершить выполнение задания командования.
На аэродром в Хвойную прилетела Гризодубова. Известная старая истина гласит, что жизнь солдат в бою зачастую зависит не только от силы противника, но и от способностей командира, ведущего подчиненных в бой. От того, как правильно и умело организует он предстоящее сражение, зависит, насколько сохранится личный состав.
Валентина Степановна, используя свою власть, по-прежнему могла посылать экипажи в тыл врага и терять их в бою с истребителями противника. Могла, но это было не в ее характере. Она выяснила причины неудач, изучила тактику воздушного противника и предложила изменить тактику действий наших летчиков, чтобы свести на нет преимущества фашистских истребителей в воздухе. Маршрут к цели решили прокладывать над болотистой местностью и лесными массивами и летать по этому маршруту на малой высоте. Самолеты Ли-2 сверху оказались невидимыми на фоне леса, тогда как в условиях белых ночей наши экипажи прекрасно видели истребителей противника. Кроме того, из турельных пулеметов Ли-2 удобнее было вести огонь по противнику, когда он находился выше. Так светлые ночи, помогавшие фашистским истребителям, стали выручать наших летчиков. Выполнение важного боевого задания пошло успешно...
Применяя тактику, предложенную командиром полка Гризодубовой, экипажи без потерь совершили более 100 самолето-вылетов, доставили окруженным частям десятки тонн боеприпасов и продовольствия. За успешное выполнение этого задания летный состав был представлен к правительственным наградам и получил благодарность от командующего фронтом[22]'.
За годы войны Гризодубова лично совершила более 200 боевых вылетов, в том числе 132 ночных.
Полковник Верхозин вспоминает: 'Летели днем в осажденный Ленинград. За штурвалом самолета сидела Гризодубова. Вторым летчиком был Жора Чернопятов. Внизу простирались воды Ладожского озера. В воздухе кружились десятки фашистских истребителей. Встреча даже с одним из них не предвещала ничего хорошего. Валентина Степановна снизилась до самой воды - лопасти винтов едва не задевали верхушки волн...
Доставив продовольствие героическим ленинградцам, мы благополучно вернулись на свою базу. Во время этого вылета я еще раз убедился в редкой и для мужчины храбрости женщины-командира...
В последних числах июня противник прорвал нашу оборону на Брянском и Юго-Западном фронтах и развивал наступление на Воронеж. Полк в полном составе летал бомбить фашистские войска южнее Курска. Каждую ночь вылетала на боевые задания и командир полка Валентина Гризодубова. Бывшие гражданские летчики научились отлично наносить бомбовые удары по врагу. Характерным был боевой вылет 16 июля 1942 года. Командир дивизии предупредил, что цель охраняется большими средствами противовоздушной обороны противника...
Поднимая клубы пыли, один за другим взлетали самолеты. Под фюзеляжем каждого висели тяжелые фугасные бомбы...
Гризодубова вышла на цель первой...
После возвращения с боевого задания командир полка находилась на старте. Вдруг все увидели, что самолет соседнего полка стал подавать световые сигналы бедствия: 'Иду немедленно на вынужденную посадку'. Моторы не работали. Не дотянув 100 метров до посадочной полосы, самолет ударился о землю и загорелся. Огонь мгновенно охватил машину, языки пламени лизали не сброшенные бомбы. Послышался крик о помощи. И, как ни странно, ни командир соседнего полка, ни офицеры штаба не бросились на помощь своим товарищам. Их сковал страх перед неизбежным взрывом бензобаков и бомб. Пример показала В.С. Гризодубова. Она побежала к горящему самолету, за ней последовали офицеры и сержанты нашего полка. Обжигая лица и руки, люди открыли заклиненную дверь самолета и вытащили раненых из огня. Опоздай они на одну минуту - все было бы кончено...
Утром, возвращаясь с аэродрома, я спросил Гризодубову:
- Товарищ командир, когда вы бежали к самолету, знали, что он может в любую секунду взорваться?
- Знала, - ответила она.
Мы искренне завидовали ее смелости и чувствовали себя виноватыми. Ведь и мы были на старте, но не бросились первыми, чтобы помочь гибнущим людям. И, только увидев пример своего командира, последовали за ней[23]'.
При необходимости подполковник Гризодубова не стеснялась использовать свою широкую известность в стране и полномочия депутата Верховного Совета.
Вспоминает Верхозин: 'Хорошее настроение испортилось у меня вызовом к начальнику тыла гарнизона, генералу интендантской службы Поджарову... Поджаров за год войны не изменился, остался мирным генералом. Отвечая за тыловые подразделения и за гарнизонную службу, он больше всего интересовался соблюдением распорядка дня: чтобы люди ложились спать и вставали в строго установленное время. А то, что многие улетали с вечера в тыл врага и часто возвращались оттуда утром, в его распорядке дня не предусматривалось. Как и в мирное время, Поджаров выходил рано утром на дорогу, останавливал всех, кто шел с аэродрома, и строго спрашивал, почему они ходят по гарнизону до подъема...
В то утро начальник гарнизона встретил экипаж старшего лейтенанта Григория Кузьмича Иншакова, смелого воина, любителя шуток. Летчики после удачного вылета с песней направлялись в общежитие.
- Долго вы будете ночью по гарнизону шляться? - строго спросил Поджаров.
- До дня победы, товарищ генерал, - весело ответил Иншаков.
- Поболтай мне еще - под суд отдам за пререкания.
- А я думал, поздравите нас. Здорово же мы бомбили сегодня!
- Почему от вас водкой несет? Где были сейчас?
- Приказ выполняли: положенную после боя стограммовую порцию водки выпили перед завтраком.
- А ну, пойдем в комендатуру, там поговорим...
Днем Иншакову отдыхать не пришлось. Началось дознание. Летчика привлекали к ответственности за пререкания с начальником гарнизона...
Долго Гризодубова доказывала генералу Поджарову, что его распорядок дня пригоден только для мирных условий, что ему надо готовить в бой летчиков, вселять в них бодрость и уверенность в победу, а не дергать людей ненужными придирками, будто они виноваты, что воюют ночью. Убедить человека, который остался глух к неоднократным призывам партии отрешиться от мирного благодушия и зазнайства, не удалось. Тогда Валентина Степановна обратилась за помощью в партийные органы... Генералу пришлось проститься не только с мирным настроением, но и с должностью начальника авиагарнизона[24]'.
Не раз Гризодубова спорила и со своими прямыми начальниками.
Полковник Верхозин вспоминает: 'Полковник Нестерцев, ссылаясь на указания командующего авиацией дальнего действия, дал понять Гризодубовой, что есть приказание сократить до минимума полеты, а особенно посадки к партизанам.
- Авиация наша несет потери, - говорил Нестерцев. - Промышленность перенапряжена, самолетов не хватает для нанесения массированных ударов по врагу, а тут партизаны целый полк занимают. Пускай они сами себе оружие у врага добывают, как в гражданскую войну.
- Раз самолетов не хватает, тем более нужно использовать их рациональнее, - возразила Гризодубова.
- Командованию виднее, где лучше использовать самолеты, - авторитетно заявил Нестерцев.
- Но ведь и мы не слепые, - ответила Валентина Степановна. - Давайте говорить фактами, как коммунисты.
- Пожалуйста, - согласился полковник.
- Так вот. Той взрывчаткой, которую мы доставляем партизанам, они взрывают столько мостов, складов и железнодорожных эшелонов, что авиация (я говорю о дальней авиации) не смогла бы этого сделать в тот же срок, если бы она была и в десять раз сильнее.
- Так, Валентина Степановна, вы можете приписать партизанам все победы.
- Зачем же, товарищ полковник. Я тоже знаю, что победа будет достигнута Советскими Вооруженными Силами, при взаимодействии всех родов войск, напряжением всего народа...
- Вообще мы солдаты и должны делать то, что нам приказывают. Для меня мнение правильно то, которое одобряется моим начальником, - многозначительно произнес Нестерцев, будто ширмой загородился от откровенного разговора.
Гризодубова не сдавалась...
- Для солдата и решение и просьба должны звучать приказом, - сказал поучительно командир дивизии.
- Согласна. Об этом и говорить будем. Было решение партии созвать совещание командиров партизанских отрядов. Как бы это осуществилось, если бы мы не делали посадок на партизанских аэродромах? Было решение партии вывозить детей с партизанских баз. Как бы мы выполнили его без посадок? Наконец, мы не смогли бы вывозить раненых, которые в большинстве погибли бы из-за отсутствия условий для лечения.
- Допустим, я согласен с вами, Валентина Степановна. Но я слышал, будто партизаны должны доставать оружие сами, у врага. Об этом сказал наш командующий... На этом дискуссию будем считать законченной.
Дискуссию, конечно, можно закончить, но не думать о своем мнении или убеждении невозможно. Валентина Степановна после разговора с командиром дивизии долго не могла успокоиться, размышляя над причинами необоснованного, на ее взгляд, решения командующего сократить полеты к партизанам. В прошлом году со второй половины августа полеты к партизанам были прерваны почти на месяц, и возобновились, когда партизанские командиры побывали в ЦК. И вот в феврале 1943 года опять кто-то ставит палки в колеса, поднимает вопрос о целесообразности полетов с посадками к партизанам.
После разгрома немецко-фашистских войск на Волге партизанское движение в тылу врага стало развертываться в невиданных масштабах. Боевая активность народных мстителей настолько повысилась, что штабы партизанского движения не успевали обеспечивать новые формирования оружием и боеприпасами. Трудность заключалась в доставке партизанам грузов по воздуху. Однако и здесь возможности все возрастали, но далеко не всегда использовались. Достаточно сказать, что в 1942 году из общего количества вылетов фронтовой авиации полеты в интересах партизан составляли очень незначительную долю.
Начавшиеся в июле - ноябре 1942 года интенсивные полеты к партизанам зимой 1942/43 года были сведены к минимуму. Несмотря на настоятельные просьбы партизанских штабов, 101-й авиаполк в декабре 1942 года совершил только 28 самолето-вылетов, в январе 1943 года - 58, в феврале - 49. Одной из причин снижения активности авиации в обеспечении партизанских отрядов и соединений были неблагоприятные метеорологические условия, особенно в последний месяц 1942 года. Но эта причина не основная. Некоторым казалось, что главная причина в снижении количества полетов к партизанам объясняется недооценкой значения партизанского движения со стороны отдельных вышестоящих командиров[25]'.
Конфликтуя со своими командирами, подполковник Гризодубова точно также не стеснялась использовать свою широкую известность и знакомства в ЦК, как и в случае с начальником гарнизона Поджаровым.
Верхозин вспоминает: 'Летчики, которые садились на партизанские площадки, своими глазами видели нужды отрядов и отлично понимали значение их действий в тылу врага. О положении в отрядах и нуждах партизан они докладывали Гризодубовой, а она в свою очередь - командиру дивизии Виктору Ефимовичу Нестерцеву. Но интенсивность полетов к партизанам от этого не увеличивалась...
Сторонники ограниченного числа посадок самолетов к партизанам усилили свои позиции после аварии Васильченко в ночь на 25 февраля. Взлетная полоса была подготовлена плохо, снег не убран. Самолет, перегруженный боеприпасами для орловских партизан, при взлете оторвался от земли на малой скорости, повалился на нос и упал на границе аэродрома. Васильченко получил тяжелое ранение и вышел из строя летчиков до конца войны. Такая же участь чуть не постигла и Лунца. Его самолет тоже оказался перегруженным и при взлете долго не отрывался. Но осторожный Лунц вовремя прекратил взлет, спас самолет и экипаж...
Активно боролся в защиту полетов к партизанам украинский штаб, особенно его начальник генерал Т.А. Строкач. С просьбой об увеличении числа самолетов для украинских партизан он обратился к командующему АДД Голованову, но ответ получил неутешительный. Тогда Строкач начал действовать через ЦК партии. С помощью первого секретаря ЦК КП(б) Украины члена Политбюро ЦК ВКП(б) Н.С. Хрущева он добился нужного количества самолетов для обеспечения украинских партизан. Генералу Голованову, вероятно, подсказали, что у него нет оснований отказывать партизанам в самолетах...
Генерал Строкач старался морально поддержать летчиков, летавших к партизанам...
Перед тем как вручить награды, генерал зачитал письмо ЦК КП(б) Украины, адресованное командующему авиации дальнего действия... В короткой речи генерал Строкач выразил уверенность, что Родина высоко оценит героические подвиги летчиков, проявленные при выполнении задания партии по обеспечению партизанских соединений оружием и спасению раненых и детей.
Но и после такой высокой оценки деятельности полка противники посадок самолетов к партизанам не сдавались. Тогда В.С. Гризодубова поехала в ЦК партии, где рассказала, что каждый самолето-вылет с посадкой к партизанам имеет огромное морально-политическое значение, способствующее развитию партизанского движения. Экипажи, летавшие много раз с посадкой, были очевидцами того, как люди, находящиеся на оккупированной территории, приходили посмотреть на свои советские самолеты за многие десятки километров. Весть о прилетающих из Москвы самолетах распространялась среди населения оккупированных областей. Этим самым разоблачалась ложь врага об уничтожении Советской Армии и прочие измышления захватчиков. В результате тысячи советских патриотов, способных носить оружие, шли в ряды партизан на борьбу с оккупантами. Такие факты наблюдались почти во всех отрядах, куда летали наши самолеты.
В Центральном Комитете сказали Гризодубовой, что командующему авиацией дальнего действия будет незамедлительно дано указание о продолжении полетов к партизанам.
В первых числах марта самолеты 101-го авиационного полка снова стали появляться на партизанских площадках... Работа... полка значительно усложнилась и увеличилась. В глубокий тыл врага каждую ночь вылетало до 20 экипажей[26]'
Не раз летала к партизанам и сама Гризодубова.
Вспоминает полковник Верхозин: 'Летом, как известно, ночи короткие. Не успеет потемнеть, как начинается заря. В связи с недостатком темного времени для полетов из Москвы в глубокий тыл противника была отправлена в Липецк оперативная группа из десяти самолетов. Группу возглавила В.С. Гризодубова.
Полеты с Липецкого аэродрома проходили успешно. Правда, в короткие ночи летчики не всегда успевали вернуться на свою базу с наиболее отдаленных точек и вынуждены были оставаться там на дневку. На аэродроме Дуброва часто оставалось на день по четыре - шесть самолетов. Партизаны имели возможность больше узнать от летчиков о положении на фронтах и обо всем, что их интересовало. Между летчиками и партизанами завязалась крепкая боевая дружба.
14 июня Гризодубова вылетела с грузом боеприпасов к житомирским партизанам... Времени для обратного полета в ту же ночь не оставалось: начинался рассвет. Валентина Степановна осталась на день у партизан.
Увидев у себя прославленную летчицу, хозяева проявили такое гостеприимство, что, если бы она стала выполнять все пожелания, с которыми к ней обращались партизаны, улететь ей не пришлось бы и в следующую ночь. Повидаться с командиром полка 'партизанских летчиков' на аэродром приехали известные вожаки украинских партизан - генералы А.Ф. Федоров, В.А. Бегма и другие командиры соединений и отрядов.
В этот день у А.Н. Сабурова находилось восемь экипажей: самолеты стояли замаскированные в лесу, прилегающему к площадке. Фашисты и не подозревали, что у них в тылу работает в буквальном смысле слова аэропорт, который каждую ночь принимает и выпускает более десяти самолетов. Комиссары соединений Дружинин, Богатырь и другие организовали совместный митинг. Выступавшие внесли предложение просить штаб партизанского движения Украины наградить подполковника В.С. Гризодубову медалью 'Партизану Отечественной войны' 1-й степени. Присутствовавшие на митинге представители штаба тут же под общий гул одобрения вручили Валентине Степановне партизанскую награду[27]'.
Украинские партизаны высоко оценили вклад 101-го авиаполка: 'В развитии партизанского движения на Украине и активизации боевых действий партизан против сильного противника большую роль сыграл 101-й авиационный полк, которым командует полковник товарищ Гризодубова.
Командиры кораблей 101-го полка, выполняя сложные задачи по доставке боеприпасов, вооружения партизанским отрядам и организаторско-диверсионным группам в глубокий тыл противника на Украину, исключительно добросовестно выполняли поставленные им задачи.
Боевые задания выполнял личный состав кораблей настойчиво, с большим мастерством и искусством вождения воздушных кораблей в условиях ночи, зимы, плохой погоды на большое расстояние, доходившее до 2 тысяч километров по тылу противника, с отыскиванием едва заметных целей (костров), производили посадку на неиспытанные и не вполне оборудованные площадки.
Летный состав экипажей стремился оказать помощь партизанам, громящим тыл противника, боеприпасами, медикаментами и вывозом раненых, тем самым способствовал успехам Красной Армии.
Эту сложную задачу командование 101-го полка и летчики состава экипажей во главе с командирами кораблей освоили и выполнили добросовестно. По заданию украинского штаба партизанского движения с 4.09.42 г. по 20.07.43 г. полком выполнено:
1. Произведено самолето-вылетов - 284, из них:
а) с посадкой - 89
б) с выброской - 195
2. Переброшено груза - 207 тонн
3. Переброшено с посадкой и выброской - 273 человека
4. Вывезено раненых партизан и больных - 844 человека
В число выброшенного вооружения и боеприпасов входит:
1. Пулеметов и автоматов - 2100 штук
2. Винтовок и карабинов - 800 штук
3. Противотанковых ружей - 120 штук
4. Пушек - 3 штуки
5. Минометов разных - 70 штук
6. Патронов разных - 4600000 штук
7. Снарядов - 1300 штук
8. Тола - 30000 килограммов
9. Мин разных - 4500 штук
10. Медикаментов - 70 мешков
В результате оказанной помощи партизанскими отрядами Украины нанесен ущерб противнику:
1. Уничтожено фашистских солдат и офицеров - 51356
2. Пущено под откос эшелонов - 299
3. Уничтожено паровозов - 285
4. Пущено под откос бронепоездов - 8
5. Уничтожено ж.-д. вагонов и цистерн - 5935
6. Разгромлено ж.-д. станций - 8
7. Разрушено и сожжено ж.-д. мостов (разных) - 309
8. Уничтожено самолетов - 12
9. Уничтожено танков - 78
Захвачены следующие трофеи:
1. Орудий - 28
2. Танков - 4
3. Минометов разных - 93
4. Пулеметов - 450
5. Автоматов - 280
6. Винтовок - 5900
7. Автомашин - 233
8. Патронов разных - 2500000
Партизаны Украины доставленным вооружением, боеприпасами и взрывчаткой продолжают наносить удары по коммуникациям противника.
Выводы: украинский штаб партизанского движения, анализируя проведенную и выполненную работу личным составом 101-го авиационного полка, поддерживает ходатайство командования дивизии о присвоении полку гвардейского звания.
28 июля 1943 г. N 35[28]'
Не менее высоко вклад 101-го полка оценили и белорусские партизаны: 'Герою Советского Союза полковнику Гризодубовой В.С.
По заявкам белорусского штаба партизанского движения 101-й авиационный полк дальнего действия под Вашим командованием провел большую работу по переброске самолетами людей и грузов в действующие в тылу противника партизанские отряды. Опираясь на помощь, которую летчики оказывали в перевозке боевых грузов, партизаны Белоруссии активизировали боевую деятельность и отразили крупные карательные экспедиции гитлеровцев.
С 1 августа 1942 г. по 18 июля 1943 г. партизанскими отрядами, по неполным данным, истреблено высших фашистских чинов 14, солдат и офицеров - 120000; разгромлено войсковых штабов 11, войсковых и полицейских гарнизонов - 118; произведено крушений воинских эшелонов 1974, бронепоездов - 5; подорвано и сожжено ж.-д. станций 10, ж.-д. мостов - 151, прочих мостов - 550; уничтожено паровозов 1847, вагонов, платформ и цистерн - 15679, самолетов - 22, танков и бронемашин - 131, автомашин - 1018, складов с боеприпасами - 22, прочих складов - 376; захвачено орудий 37, пулеметов - 321 и сотни автоматов и винтовок.
В итоге работы полка многие партизанские отряды и бригады получили серьезную поддержку не только вооружением и боеприпасами, но и систематическую помощь в эвакуации раненых, чем вызывался большой моральный подъем. Партизаны повсеместно тепло отзываются о работе наших летчиков.
Учитывая исключительную самоотверженность и отвагу личного состава полка при выполнении сложных 'заданий в полетах к партизанам, считаем, что 101-й авиаполк ДД заслуживает звания гвардейского полка.
Начальник белорусского штаба партизанского движения П. Калинин[29]'.
Однако командование АДД считало, что 101-му полку еще рано получать гвардейское звание. И никакие усилия Гризодубовой результатов не принесли.
Но она не привыкла сдаваться. И закусила удила.
К сожалению, громкая довоенная слава не прошла для Валентины Степановны бесследно. Являясь военнослужащей, она, тем не менее, не желала подчиняться требованиям воинской дисциплины и субординации, списывая их на проявления мужского шовинизма. Отстаивая свои, как ей казалось, ущемленные права, и, жалуясь на предвзятое к себе отношение, Гризодубова однажды зарвалась и переступила грань.
Вспоминает Главный маршал авиации Голованов: 'В один из весенних дней 1944 года я был на докладе у Верховного Главнокомандующего в Кремле. Как обычно, доложив все вопросы по боевой деятельности АДД, а также о выполнении различных дополнительных задач, стоял в ожидании...
- Вот что, - сказал Верховный, подходя ко мне. - Наконец-то, и на вас к нам поступила жалоба. Как, по-вашему, что мы с ней должны делать?..
Не зная за собой никаких проступков, отдавая все свои силы, всю энергию тому делу, на которое меня поставили, я почувствовал, что во мне начинает нарастать возмущение. Однако я знал, что должен проявить максимум хладнокровия и держать себя в руках, ни в коем случае не отдаваясь во власть своих чувств... Было для меня ясно и то, что по пустякам жалоб лично Сталину писать не будут...
- Товарищ Сталин... если эта жалоба серьезна, я полагаю, что ее нужно обязательно расследовать! Если расследование покажет, что я действительно в чем-то виноват, меня следует строго наказать, в зависимости от тяжести моего проступка. Если же расследование покажет и докажет отсутствие какой-либо вины с моей стороны, я прошу привлечь к такой же строгой ответственности лицо, написавшее эту жалобу.
Невозмутимость и спокойный тон моего голоса, видимо, произвели определенное впечатление. После некоторой паузы Верховный, обращаясь к присутствующим, спросил:
- Ну, как, примем предложение, выдвинутое самим же Головановым?
Все согласились...
Через некоторое время позвонил Г.М. Маленков и предупредил меня, чтобы я никуда из Москвы не убывал.
На другой день я был вызван в ЦК... Явившись в кабинет секретаря ЦК, к своему удивлению увидел там командира полка В.С. Гризодубову...
Мне было задано значительное количество вопросов, на многие из которых ответить я не мог. Среди таких вопросов были, например, такие: почему полк, которым командует Гризодубова, до сих пор не гвардейский, тогда как другой, организованный в то же время, уже получил гвардейское знамя? Почему командир полка получила мало наград? Почему Гризодубова до сих пор полковник, в то время как она единственная женщина-командир в АДД, и почему ее полк находится на положении пасынка? Почему к нему плохо относится командование? И ряд других вопросов...
Сказав секретарю ЦК, что лично не занимаюсь вопросами деятельности отдельных полков, просил дать мне время разобраться...
На выяснение всех вопросов, поставленных передо мной секретарем ЦК, ушло несколько дней. Пришлось вызывать генерала В.Е. Нестерцева - командира корпуса, в состав которого входили дивизия и полк. Данные, полученные от командира корпуса и командира дивизии генерала В.И. Картакова о состоянии дел в этом полку, были весьма плохими. Большое количество летных происшествий, не связанных с выполнением боевых заданий, низкая воинская дисциплина среди личного состава. Командир же систематически отсутствовала в полку, со ссылкой на необходимость встреч с кем-либо из членов Политбюро, причем уезжала, даже не поставив об этом в известность своего непосредственного командира. Даже изданные по Авиации дальнего действия приказы, в которых как командиру корпуса, так и Гризодубовой за плохое состояние дел в полку были объявлены дисциплинарные взыскания, никакого изменения в ее поведении и отношении к службе не произвели. Мне было доложено, что такое поведение имеет давнюю историю. Так, еще в 1942 году, когда шли тяжелые бои под Сталинградом и был ранен командир дивизии, Гризодубова без чьего-либо ведома бросила полк и улетела в Москву, а в январе 1944 года проделала то же самое под Ленинградом и не являлась в свою часть до возвращения последней на место своего постоянного базирования, и полком фактически командовал ее заместитель майор Запыленов...
Слушая доклад командира корпуса, который непосредственно подчинялся мне - командующему АДД и мог в любое время обращаться ко мне, что он при всякой надобности и делал, я все больше недоумевал, почему он ни разу не сказал мне о творящихся безобразиях в подчиненной ему части... Почему он обо всем этом молчал до тех пор, пока не потребовали у него объяснения? О его порядочности, честности, безусловном стремлении выполнять свой служебный долг знал я еще по Халхин-Голу...
- Видите ли, Александр Евгеньевич, за время пребывания Гризодубовой в дивизии, которой я раньше командовал, а потом, уже командуя и корпусом, видел я много упущений по службе с ее стороны и старался ей как-то в этом помочь, зная, что человек она не военный. Когда я бывал в полку, в разговорах со мной она всякий раз подчеркивала свою близость к членам Политбюро нашей партии, называя каждого из них по имени и отчеству, и у меня из этих разговоров сложилось убеждение, что и на полк, которым она командует, поставил ее лично товарищ Сталин, о чем говорила она недвусмысленно. Свое отсутствие в полку она всякий раз объясняла поездками к высокопоставленным лицам для решения тех или иных вопросов для полка... Даже ваш приказ о взысканиях как мне, так и Гризодубовой положение в полку не изменил. Такие действия Гризодубовой показывали мне, что и командующий АДД для нее не управа. Вы извините, но это мнение существует у меня до сих пор. Вот почему я к вам по этому поводу и не обращался, - закончил Нестерцев...
Имея в своей жизни уже достаточный опыт разных дел, в том числе и со всякого рода жалобами, я понимал, что первопричиной подачи жалобы стала нерешительность, проявленная генералами Нестерцевым и Картаковым по отношению к подчиненному им командиру полка, которая этим воспользовалась и начала добиваться того, на что ни она, ни полк, которым она командует, не имеют никакого права...
Собрав все данные, я доложил о готовности их изложить, и вскоре был вызван в ЦК. Когда я зашел в кабинет секретаря ЦК, Гризодубова, как и в прошлый раз, была уже там. Поздоровавшись, я начал свой доклад. Начал почему-то с генеральского звания, сказав, что для получения его нужно командовать не полком, а по меньшей мере дивизией. 'Так вы и двигайте ее на дивизию', - услышал я реплику Маленкова... Стало ясно, что разговор предстоит трудный. Второй вопрос был о присвоении полку гвардейского звания. Доложив о низкой дисциплине и большом количестве происшествий, я сказал, что полку, пока он не выправит положение, гвардейского звания присвоено быть не может...
- Полку следует присвоить гвардейское звание, и вам надо это оформить, - услышал я в ответ. Это было указание, как видно, уже по решенному без меня вопросу...
- Я этого делать не буду, товарищ секретарь ЦК! Не заслужившая этого часть не может быть гвардейской... Вы можете освободить меня от должности командующего и назначить на мое место другого товарища, который и оформит ваши указания...
- А вам известно, что ваш Картаков по ночам стучится в дверь комнаты, где живет Гризодубова, и именно потому, что дверь остается закрытой, он чинит ей всякие козни! А вы еще заступаетесь за своего Картакова и верите ему!
Честно говоря, я даже как-то растерялся. Подобное в моей голове никак не укладывалось. Положение становилось серьезным, а интуитивные чувства подсказывали мне, что высказано еще не все, это лишь начало... За все время от Г.М. Маленкова я не слышал ничего подобного. Как правило, он был вежлив, и за все время общения со мной он никогда не повышал голоса.
- А почему вы мне говорите 'ваш Картаков', 'своего Картакова', - довольно резко спросил я. - Так обычно говорят о родственниках!
- А как называются люди, женатые на родных сестрах?! - последовал вопрос.
- А какое это имеет отношение ко мне? - изумившись, спросил я.
- Самое прямое. Ваша жена и жена Картакова - родные сестры, вот вы и стоите горой за своего Картакова! - услышал я ответ.
При всей серьезности положения я рассмеялся.
- Чему вы смеетесь? - недобрым голосом спросил Маленков.
- Смеюсь я не над тем, что вы сейчас мне сказали, а над своим положением, в которое попадаю второй раз, при самых серьезных обстоятельствах, по одному и тому же случаю. Когда у меня на бюро крайкома в Иркутске в 1937 году отбирали партийный билет[30], то одним из обвинений являлось то, что жена арестованного и уже расстрелянного председателя крайисполкома, обвиненного в шпионаже, являлась родной сестрой моей жены, хотя она, моя жена, ни разу и в глаза не видела ни этого председателя, ни его жены. Сейчас я нахожусь, как становится мне понятным, в не менее серьезном положении...
- Так Картаков не является вашим родственником? - спросил уже другим тоном секретарь ЦК.
- Он не мог и не может являться мне родственником. Познакомился я с ним за две недели до войны... Он смелый, волевой товарищ и произвел на меня очень хорошее впечатление... Что касается моей жены, то она и фамилии-то такой никогда не слыхала, не говоря уже о родстве.
- А почему же вы тогда присвоили ему сразу звание полковника, когда он был лишь майором? - задала вопрос уже Гризодубова.
Я не счел нужным отвечать на ее вопрос, но, услышав от секретаря ЦК 'Да, почему же?', ответил:
- А вот об этом, товарищ секретарь ЦК, вам следует спросить уже не у меня, а лично у товарища Сталина. Я могу вам доложить лишь, как это звание было Картакову присвоено. Находясь в должности командира дивизии, я был вызван на доклад к товарищу Сталину, где попросил назначить майора Картакова на один из полков, входящих в состав дивизии, высказав свое мнение, что он подходит для такой должности. Поинтересовавшись, кем был Картаков до предлагаемого назначения и услышав, что был он заместителем командира дальнебомбардировочной дивизии, Сталин высказал удивление, почему он до сих пор майор. Присутствовавший главком ВВС генерал Жигарев, которому мы тогда подчинялись, доложил, что Картаков длительное время был в Китае, и поэтому ему не успели присвоить очередного звания. 'Человек назначается на ответственный полк, значит, и звание ему нужно присвоить соответственное', - сказал тогда Верховный. Приказом генерала Жигарева, как заместителя наркома обороны, Картакову было присвоено воинское звание полковник. Как видите, участие мое здесь невелико, а права присваивать звания полковника я по положению не имею и теперь. Это делается лишь приказом наркома.
Я хотел перейти к дальнейшему изложению поставленных передо мной вопросов, однако Маленков неожиданно прервал нашу встречу, попрощался и уехал...
Я был совершенно убежден: я правильно сделал, что отказался выполнить указание об оформлении материалов по преобразованию полка в гвардейский, хотя, конечно, знал, что решение это не секретаря ЦК и все по жалобе предварительно было решено наверху... Однако знал я и то, как реагирует Верховный на вымысел и клевету...
Ждать развязки событий долго не пришлось. Очень скоро я был вновь вызван в ЦК. Когда я вошел в кабинет, Маленков поздоровался со мной и, не говоря ни слова, вызвал помощника и сказал, чтобы заходила Гризодубова. Когда она подошла к столу, секретарь ЦК поднялся со стула. Встал и я.
- Мне поручено объявить решение Политбюро по вашей жалобе, Гризодубова, - сказал Маленков. - За клевету в корыстных целях на своих непосредственных командиров, за попытку оклеветать маршала Голованова - командующего Авиацией дальнего действия, которому вверена партией и руководством страны ответственнейшая работа, за попытку дискредитировать в глазах руководства преданного Родине и партии полководца принято решение передать дело о вас в военный трибунал для привлечения к судебной ответственности, куда и передать имеющиеся материалы. А сейчас идите к товарищу Шкирятову - председателю Комиссии партийного контроля, там будет решен вопрос о вашей партийной принадлежности.
Я не хочу описывать здесь, что последовало за объявлением этого решения... В слезах молила Гризодубова о прощении, почему-то больше обращаясь ко мне, чем к секретарю ЦК... Я невольно думал, сколько еще людей, невинных людей на белом свете страдает от всяких наговоров!.. Ослепленная открывшимися было перед ней возможностями, командир полка Гризодубова ни на минуту не задумывалась о возможной судьбе оговариваемых ею лиц. Вместо этого она уже видела себя первой в стране женщиной в мундире генерала...
- Идите отсюда! - обращаясь к Гризодубовой, сказал секретарь ЦК. Повторять эти слова не пришлось.
Когда мы остались вдвоем, Маленков рассказал мне, как жалоба попала к Верховному. Передал ее по просьбе Гризодубовой прямо Сталину один из руководящих работников. Когда же он, секретарь ЦК, докладывал первые же результаты разбирательства, товарищ, передавший жалобу и присутствовавший при этом, чувствовал себя весьма неважно. Сталин спросил его, слышит ли он то, что докладывают, на что последовал ответ:
- Она так убедительно, товарищ Сталин, обо всем говорила, что не поверить ей было невозможно!..
Это был единственный такой случай в АДД за все время войны.
Из Авиации дальнего действия Гризодубова была убрана. Командиром полка вместо нее назначили уже упоминавшегося майора Запыленова, хорошего и опытного командира. За считанные месяцы под его руководством полк добился значительных успехов и уже осенью того же года был преобразован в гвардейский. Запыленов же стал подполковником.
Эпизод этот приведен здесь для того, чтобы показать, что в то время за неблаговидные поступки взыскивали, невзирая ни на заслуги, ни на Звезды и ордена, ни на занимаемое положение, подчеркивая этим, что нет в партии ни менее ответственных, ни более ответственных лиц, все должны нести ответственность за свои поступки, и чем выше по своему положению человек, тем и спрос с него больший[31]'.
В начале мая 1944 г. полковник Гризодубова была снята с должности командира полка.
27.05.44 г. за участие в ликвидации блокады Ленинграда 101-му транспортному авиаполку было присвоено наименование 'Красносельский', а 30.08.44 г. за образцовое выполнение боевых заданий он был награжден орденом Красного Знамени. Восемь летчиков полка за годы войны стали Героями Советского Союза[32].
В 1945 г. Гризодубова была награждена орденом Отечественной войны 1-й степени и уволена из рядов Красной Армии.
С 1946 г. работала заместителем начальника НИИ-17 по лётной части.
Ей подчинялась Летно-испытательная база института, расположенная в поселке Суково Московской области. В это время начались испытания экспериментального образца первой разработки института - радиолокационной станции для бомбометания со средних и больших высот 'Кобальт' (панорамный радиолокатор).
Отсутствие радиолокационных карт местности не позволяло точно настроить радиолокатор, поэтому было принято решение проводить настройку над морским побережьем, так как радиолокационное изображение границы моря и суши четко просматривалось на экране индикатора и соответствовало географической карте побережья.
Гризодубова сумела договориться о приеме самолета на аэродроме в городе Адлер и обеспечила всех участников испытаний путевками в санаторий, расположенный недалеко от аэродрома. Для перевозки летного и обслуживающего персонала в Адлер по ее личному распоряжению на самолете Ли-2 доставили автомашину.
В конце 1946 г. испытания 'Кобальта' были успешно закончены.
Впоследствии при государственных испытаниях второй разработки института комплекса 'Рубидий' испытания проводились в городе Саки, Крымской области.
В середине 1948 г. эти испытания также были успешно завершены.
Под руководством Гризодубовой были успешно проведены лётные испытания всей самолетной аппаратуры, разработанной в институте, в том числе станции перехвата и прицеливания: 'Торий', 'Коршун', 'Изумруд', 'Сокол' и другие. Летно-испытательная база пополнялась кадрами и техникой.
Являясь депутатом Верховного Совета, Гризодубова по-прежнему никому не отказывала в помощи, только за период 1948-51 гг. направив 4767 ходатайств за самых разных людей - по прокурорской и судебной линии, а также по восстановлению в правах. Она говорила: 'Самое трудное - не вытащить человека из тюрьмы, а восстановить его в правах: вернуть жилье, работу'.
В 1963-1972 гг. она была начальником Летно-испытательного центра НИИ, созданного по ее инициативе на основе Летно-испытательной базы института.
С 1972 г. - заместитель начальника Московского научно-исследовательского института приборостроения по лётной части.
6.01.86 г. за многолетний доблестный труд и в честь семидесяти пятилетия со дня рождения Герою Советского Союза Гризодубовой Валентине Степановне было присвоено звание Герой Социалистического Труда. Она стала единственной женщиной, удостоенной двух этих званий одновременно
Умерла 28.04.93 г. Похоронена в Москве, на Новодевичьем кладбище.
Почётный гражданин Пензы. В Москве на Кутузовском проспекте ей установлен памятник. В Харькове действует Мемориальный музей-квартира семьи Гризодубовых[33].
Герой Советского Союза (2.11.38), Герой Социалистического Труда (6.01.86). Награждена двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, орденами Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, медалями.

Литература:
Бессмертен подвиг их высокий. - 2-е изд., доп., перераб. - Тула, 1983. С. 166-168.
Героини. Вып. 1. - М., 1969. С. 133-142.
Подвиги во имя Отчизны. - 2-е изд., доп. и перераб. - Харьков, 1985. С. 171-178.

Примечания:
[1]Гризодубов Степан Васильевич (1884-1965). Русский. В 1904 г. окончил Харьковское железнодорожное училище. В 1909-12 гг. построил самолёты Г-1, 2, 3 с двигателем собственной конструкции и сам их испытал. В 1916 г. окончил Гатчинскую авиашколу. С 1924 г. руководил секцией планёрного спорта Общества авиации и воздухоплавания Украины и Крыма. В 1939 г. построил планер Г-4.
[2]Полынин Федор Петрович (1906-1981) Герой Советского Союза (14.11.38), генерал-полковник авиации. Русский. В РККА с 1928 г. В 1933-34 гг. был советником начальника авиашколы в Китае. В декабре 1937 - апреле 1938 гг. участвовал в национально-освободительной войне в Китае. Командовал авиагруппой. Награжден орденом Красного Знамени. Участвовал в советско-финской войне. Был командующим ВВС 13-й армии. Участвовал в Великой Отечественной войне. Командовал 13-й бад, ВВС Брянского фронта, был зам. командующего 2-й ВА, 6-й ВА, командующим 6-й ВА, ВВС войска Польского. В 1955 г. окончил Военную академию Генштаба. С 1959 г. - начальник тыла ВВС, с 1971 г. - в запасе.
[3]Фегервари Николай Берталонович (1903-1941), подполковник. Венгр. В РККА с 1923 г. В 1924 г. окончил Московскую военную школу лётчиков, в 1929 г. - КУКС при ВВА. В 1929-30 гг. - лётчик-инструктор 3-й объединенной школы летчиков и летнабов в Оренбурге. В мае 1930 - июне 1931 гг. летчик-испытатель НИИ ВВС. В 1931 г. осуждён на 2 года за аварию. В 1931-35 гг. - командир отдельного отряда ВВА. В 1936 г. окончил Липецкие высшие лётно-тактические курсы. Был командующим ВВС ЗабВО. В феврале 1938 г. арестован. В декабре 1939 г. освобожден в связи с не доказанностью обвинения. Назначен лётчиком-испытателем авиазавода N 1. Участвовал в Великой Отечественной войне. Служил в 401-м иапон, лично сбил 1 самолёт противника. 29.10.41 г. погиб в авиакатастрофе.
[4]Полынин Ф.П. Указ. соч. С. 21.
[5]http://airforce.ru/staff/raskova/index.htm
[6] http://airforce.ru/staff/raskova/index.htm
[7]2.07.38 г. на летающей лодке МП-1бис (командир экипажа - П.Д. Осипенко, 2-й пилот - В.Ф. Ломако) М.М. Раскова участвовала в беспосадочном перелете Севастополь - Киев - Новгород - Архангельск. Преодолев 2416 км за 10 часов 33 минуты, они установили международный женский рекорд дальности полета для летающих лодок. Все трое были награждены орденами Ленина.
[8]Калинин Михаил Иванович (1875-1946) Герой Социалистического Труда (1944). Русский. С 1893 г. работал токарем. Член РСДРП с 1898 г. Профессиональный революционер. В дореволюционный период неоднократно сидел в тюрьме и ссылался. С 1912 г. кандидат в члены ЦК РСДРП, с 1919 г. - член ЦК РКП(б), с 1926 г. член Политбюро ЦК. С 1917 г. - гласный Петроградской городской думы, с 1918 г. - комиссар городского хозяйства Петрограда, с 1919 г. - председатель ВЦИК, с 1922 г. - председатель ЦИК СССР, с 1938 г. - председатель Президиума ВС СССР. Награжден 2 орденами Ленина, 2 орденами Красного Знамени, медалями.
[9]http://airforce.ru/staff/raskova/index.htm
[10]http://zhurnal.lib.ru/r/ryndin_s_r/
[11]Более подробно об этом рассказано в биографии Героя Советского Союза Расковой М.М.
[12]В августе 1939 г. муж Гризодубовой летчик-испытатель Соколов Виктор Александрович перегнал самолет в Комсомольск-на-Амуре.
[13]Более подробно об этом рассказывается в биографии Героя Советского Союза Бряндинского А.М.
[14] http://zhurnal.lib.ru/r/ryndin_s_r/
[15]Громов М.М. Указ. соч. С. 141.
[16]Королев Сергей Павлович (1907-1966) дважды Герой Социалистического Труда (1956, 1961), академик АН СССР (1958). Русский. В 1930 г. окончил МВТУ им. Баумана и Московскую школу летчиков. С 1930 г. - ст. инженер ЦАГИ. В 1931 г. участвовал в организации Группы изучения реактивного движения. В 1932 г. возглавил ГИРД. В 1933 г. руководил запуском первой советской жидкостной ракеты. С 1933 г. - зам. директора по научной части Реактивного НИИ, с 1934 г. - начальник отдела ракетных летательных аппаратов РНИИ. 27.07.38 г. был арестован и осужден к 10 годам лишения свободы. С 1940 г. работал в ЦКБ-29 НКВД, с 1942 г. - в ОКБ НКВД при авиазаводе N 16 (Казань). 27.07.44 г. досрочно освобожден. С 1946 г. - гл. конструктор баллистических ракет дальнего действия и начальник отдела N 3 НИИ-88. Под его руководством была разработана первая советская баллистическая ракета Р-1. С 1956 г. - гл. конструктор ракетно-космических систем. Руководил созданием баллистических ракет наземного и морского базирования, пилотируемых космических кораблей 'Восток' и 'Восход', искусственных спутников Земли 'Зенит', 'Электрон', 'Молния' и 'Космос', межпланетных станций 'Луна' и 'Зонд'. Реабилитирован в 1957 г. Лауреат Ленинской премии (1957). Награжден двумя орденами Ленина, орденом 'Знак Почёта', медалями.
[17]Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причинённого ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР была образована указом Президиума ВС СССР от 2.11.1942 г. 16.03.1943 г. было утверждено положение о Чрезвычайной государственной комиссии, где сообщалось, что комиссия собирает документальные данные, проверяет их и по мере необходимости публикует материалы о нацистских преступлениях и материальном ущербе, что она издаёт распоряжения и инструкции по вопросам, входящим в компетенцию комиссии. Указывалось, что в необходимых случаях комиссии будет иметь своих уполномоченных в союзных республиках, которые будут подчиняться непосредственно ей. Предусматривалось, что к составлению актов должны привлекаться представители советских, хозяйственных, профсоюзных, кооперативных и других общественных организаций, рабочие, колхозники и служащие. Председатель комиссии: 1-й секретарь ВЦСПС, кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Н.М.Шверник. Члены комиссии: член Политбюро ЦК ВКП(б), 1-й секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А.А.Жданов; академик АН СССР, граф А.Н.Толстой; академик АН СССР Е.В.Тарле; академик АН СССР Н.Н.Бурденко; академик АН СССР Б.Е.Веденеев; академик АН СССР Т.Д.Лысенко; академик АН СССР И.П.Трайнин; Герой Советского Союза В.С.Гризодубова; Митрополит Киевский и Галицкий Николай (Ярушевич). В соответствии с положением от 16.03.1943 г. в республиках и областях также были созданы местные комиссии по расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков, которые действовали в тесном сотрудничестве и под руководством Чрезвычайной государственной комиссии. К началу 1944 г. действовало 19 областных и республиканских комиссий. В работе по составлению актов о преступлениях гитлеровцев и установлению ущерба, причинённого захватчиками, приняло участие свыше 7 млн. человек - рабочих, колхозников, инженеров, техников, деятелей науки, культуры, священнослужителей и др. Акты составлялись в соответствии с подробно разработанными комиссией инструкциями о порядке установления и расследования злодеяний немецко-фашистских захватчиков и по установлению размеров ущерба. Члены комиссии и сотрудники секретариата выезжали в освобождённые районы, чтобы помочь наладить работу местных комиссий и в целях контроля за проделанной ими работой. Они производили обследование могил и трупов, собирали многочисленные показания свидетелей и освобождённых узников немецких тюрем и концлагерей, допрашивали пленных солдат и офицеров, изучали вражеские документы, фотоснимки и другие улики чудовищных преступлений. Комиссия рассмотрела и изучила 54 тыс. актов и свыше 250 тыс. протоколов опросов свидетелей и заявлений о злодеяниях фашистов. По данным этих документов, только на территории Советского Союза фашистские палачи убили и замучили во время оккупации миллионы мирных советских граждан и военнопленных. Комиссия рассмотрела около 4 млн. актов об ущербе, причинённом немецкими захватчиками, который составлял 679 млрд. рублей (лишь прямой ущерб). На основании материалов расследований комиссия составила список руководителей и непосредственных исполнителей преступлений немецких захватчиков, а также лиц, эксплуатировавших советских граждан. Акты и сообщения Чрезвычайной государственной комиссии стали одним из важнейших доказательств обвинения в Нюрнберге. Собранные комиссией материалы позволили уже в 1943 г. провести судебные процессы над военными преступниками в Харькове и Краснодаре, а несколько позже (1945-46 гг.) и в других городах - Киеве, Минске, Риге, Ленинграде, Смоленске, Брянске, Великих Луках и др.
[18]Впоследствии 31-й гвардейский авиационный Красносельский Краснознаменный полк дальнего действия.
[19]Впоследствии 1-я авиационная Сталинградская Краснознаменная дивизия дальнего действия.
[20]Голованов А.Е. Указ. соч. С. 158.
[21]Верхозин Александр Михайлович, полковник. Член ВКП(б) с 1927 г. В РКВМФ с 1930 г. В 1931 г. переведен в ВВС. Окончил военную авиашколу летчиков и летнабов. Служил в тяжелобомбардировочной авиации. Был штурманом корабля. Окончил высшие штурманские курсы. Был штурманом эскадрильи 1-го тбап. Участвовал в Великой Отечественной войне с июля 1941 г. С апреля 1942 г. начальник штаба 101-го транспортного авиаполка 1-й транспортной авиационной дивизии АДД Ставки ВГК (впоследствии 31-й гвардейский авиационный Красносельский Краснознаменный полк дальнего действия 1-й Сталинградской Краснознаменной авиационной дивизии дальнего действия).
[22]Верхозин А. М. Самолеты летят к партизанам. - М.: Политиздат, 1964. С. 15.
[23]Верхозин А.М. Указ. соч. С . 19
[24]Верхозин А.М. Указ. соч. С . 22.
[25]Верхозин А.М. Указ. соч. С. 100.
[26]Верхозин А.М. Указ. соч. С. 102.
[27]Верхозин А.М. Указ. соч. С. 132.
[28]Архив МО, фонд 101 АП, опись 86113, д. 1, л. 50.
[29]Архив МО, фонд 101 АП, опись 86113, дело 1, лист 56.
[30]В 1937 г. по клеветническому обвинению Голованов А.П. был снят с должности начальника Восточно-Сибирского управления ГВФ и исключен из членов ВКП(б). Не дожидаясь ареста, о возможности которого был предупрежден одним из знакомых, немедленно уехал. В 1937-38 гг. работал 2-м пилотом 27-го авиаотряда тяжелых кораблей Актюбинского управления ГВФ.
[31]Голованов А.Е. Указ соч.С. 436.
[32]Подполковники Виталий Иванович Масленников, Иосиф Дмитриевич Козлов, майоры Борис Григорьевич Лунц, Петр Петрович Абрамов, Алексей Парфенович Буланов, Иван Семенович Валухов, Ашот Джульшутович Каспаров, Николай Николаевич Покачалов.
[32]Мемориальный музей-квартира семьи Гризодубовых расположен по адресу г.Харьков, ул. Мироносицкая, 54-б, кв.2. E-mail: vitalij.vlasko@yandex.ru