О типологии цивилизаций

О типах цивилизаций

Предчувствие
Из всех загадок человечества, меня особо волнуют две, которые, кажется, приобретают теперь особый смысл. И что-то заставляет меня писать и говорить именно об этом, хотя подобные темы сегодня мало волнуют людей, захваченных повседневностью. Я, конечно же, отношусь к этому с заметной долей самоиронии, но именно почти мистическое «насильственное» обращение к «теории вопроса» заставляет меня полагать, что написанное - и есть главное, на что стоит обратить внимание человечеству.
Речь идет о природе глобальных конфликтов и об удивительной способности нашей российской национальной самоорганизации к восстановлению (причем после любых революционных потрясений) исходных малопродуктивных и в исторической перспективе несостоятельных форм. Таких как вертикаль власти, государственно-монополистический капитализм и корпоративное государство, в котором политическое и экономическое управление находится в руках четко ограниченной взаимными обязательствами группы лиц.
Эти две проблемы слились воедино отнюдь не случайно. Между ними есть нечто общее, что позволяет понять глубинные причины как конфликтности человеческих сообществ, так и удивительной жизнестойкости их типов.
А причудливый зигзаг российской судьбы (от разрядки к новому конфликту теперь уже практически со всем светом) еще более спаивает между собой проблемы Войны и русского Мира и делает жизненно необходимым разобраться в них.
Сегодня появляется все более оснований утверждать, что нам предстоит пройти через еще один глобальный конфликт. Его признаки появились в конце прошлого столетия, когда стало очевидно, что крах коммунистической системы не означал ликвидацию последнего идеологического основания для масштабного политического и военного противостояния, а понятия «богатый север», «бедный юг», «третий мир» не могут объяснить, почему богаты одни и бедны другие и что порождает конфликтность между ними.
Определенное время думалось, что на смену противостоянию капиталистической и коммунистической систем идет глобальное противостояние христианско-иудейской (1) и исламской цивилизаций, однако становится очевидным: оно - проявление конфликтности совсем иного рода и куда более глубокой.
Социально-политический опыт человечества последних десятилетий обнажили то, что скрывалось от понимания под разными масками и рядилось в одежды самых разнообразных идеологических и религиозных вероучений.
Все более очевидным становится главное противоречие, определяющее характер отношений между народами. Именно оно привело ко второму изданию холодной войны, новому витку гонки вооружений и вовлекает в поле своего притяжения частные и региональные конфликты, которые используются ведущими участниками в попытках получения решающего преимущества. Это противоречие уже свело на нет усилия по предотвращению неконтролируемого расползания технологий массового уничтожения, в том числе ядерного оружия.
В то же время существует обывательский соблазн удовлетвориться простыми объяснениями причинности современных конфликтов, исходя из интерпретаций чьих либо частных действий. Обнаглевшая Америка, месть Буша младшего Хусейну за своего отца, стремление России вернуть утраченные позиции одного из авторитетов мировой политики, конфликты вокруг нефтегазовых труб, приход к власти в Иране радикального президента и т.д.
Все это круто замешивается в головах обывателя и создает иллюзию неупорядоченных, хаотических отношений, порождаемых чрезмерной свободой, высокомерием Запада, а также природной нетерпимостью соседей к нам, русским, на самом деле совершенно «белым и пушистым».
Многие из этих факторов, безусловно, «имеют место быть», но это далеко не то, что на самом деле привело сегодня к образованию четырех четко обозначившихся и уже ставших в боевую стойку центров глобальных противоречий - североатлантический альянс, Россия, исламский мир и Китай.
Реально речь идет о системной конфликтности, которая гораздо глубже расхожих представлений о сути существующего в современном мире противостояния. Я думаю, что ключ к этой проблеме лежит в понимании именно системной самоорганизации человеческого сообщества, которую мы представляем в типологии цивилизаций.

О предмете
Как показывает опыт, нет ничего более важного в начале любого исследования, как правильно определить его предмет. Даже там, где он кажется совершенно очевидным, мы часто обнаруживаем лишь фантом авторского представления о реальном объекте или явлении. И если это справедливо для наук точных – стоит лишь вспомнить эволюцию представлений об атоме в физике -, то что уж говорить о науках общественных, в коих даже не всегда возможно отделить предмет исследования от субъекта! И потому сам исследовательский объект часто отражает лишь частное состояние исследователя и его представлений.
Это замечание совершенно справедливо и для предмета, о котором мы собираемся говорить – о цивилизации. В специальной литературе найдется до сотни определений, каждое из которых претендует на уникальность и на универсальность. Но как бы к этому не относились их авторы, стоит признать, что предлагаемые нам дефиниции отражают лишь субъективные точки зрения на существо предмета. Иначе говоря, во многих случаях понятие цивилизации предстает перед нами как чисто авторский продукт.
В то же время не менее очевидно, что сам предмет существует как «действующее лицо» истории, он живо отражается и используется в наших представлениях о мире, в установлении отношений, в политической(2) практике и т.д. Причем в повседневной практике, как правило, мы не уточняем, что имеем ввиду, цивилизацию по Тойнби ли или по Данилевскому и т.д. Мы просто обращаемся с этим предметом так, как будто он однозначен и ясен для всех: это цивилизация и все тут! И при этом мы понимаем друг друга, так, как будто в принципе принимаем любые толкования, и все они в той или иной степени могут быть приспособлены для выражения собственного миропонимания.
Как будто сам объект бытия - цивилизация предстает перед нами столь емким и многогранным, что любое представление о нем отражает лишь какую-то его часть. Причем ни одно из представлений в принципе не противоречит целому.
Поэтому я не собираюсь спорить об определениях и типологии цивилизаций. Тому, кто хочет получить представление обо всех точках зрения на этот предмет и эволюцию взглядов на него, надо обращаться к историографии вопроса.
Я же собираюсь размышлять о цивилизации как некоем универсальном понятии, которое с одной стороны применимо ко всему человечеству, а с другой стороны позволяет классифицировать особые типы человеческих сообществ (вбирающих в себя такие понятия как народы, нации, государства), отличающихся друг от друга вполне определенными и ясно выраженными свойствами. Причем свойствами базисными, а не вторичными.
Исходя из этого, цивилизация представляется мной как социальный организм, зарождающийся вместе с человеком. Она имеет вневременной характер (т.е. охватывает весь цикл существования человечества), а ее жизнеспособность обеспечивает особый механизм самовоспроизводства.
Именно это определение очерчивает рамки исследования: прежде всего нас будет интересовать возможная типология цивилизаций по способу организации видового воспроизводства.
Возникает логичный вопрос: не является ли в этом понимании цивилизация лишь «псевдонимом» для человеческого общества? А если нет, то чем отличаются эти понятия?
Я думаю, что существенный смысловой оттенок, который заставляет нас использовать тот или иной термин, все же есть. Говоря о человеческом обществе, мы как бы подразумеваем социально-биологический способ существования человечества как вида, форму жизнедеятельности людей: человек - существо общественное, человек ведет общественную жизнь и т.п.
Говоря же – цивилизация, мы имеем ввиду и способ (форму) существования и продукт социальной жизнедеятельности популяции homo sapiens. Причем, продукт особый: формируя и реализуя общественные отношения, человечество создает специфические механизмы своего собственного самовоспроиз¬водства. Важно подчеркнуть, что в создании этих механизмов в равной степени участвуют как объективные начала, так и субъективные волевые посылы отдельных личностей или общественных объединений.
Поэтому будет справедливым заметить, что, используя понятие «цивилизация», мы, прежде всего, видим в ней продукт общественной жизнедеятельности, а термин «общество» понимается нами как специфический способ существования человечества.
В каждом конкретном случае цивилизация выступает перед нами с одной стороны как целое (как продукт общественной жизнедеятельности вообще), с другой стороны - как частный случай, как специфическая форма самоорганизации определенного типа сообществ.
Учитывая сказанное в начале этой работы, я не собираюсь доказывать, что предлагаемое здесь понимание сути и типологии цивилизации является единственно верным. Оно лишь занимает некое место в ряду уже сформулированных авторских представлений . К тому же, как и вообще большинство научных дефиниций, оно не отражает в полной мере того, что мы бы хотели выразить и охватить этим определением. Оно лишь позволяет наметить классификацию процессов, выявить тенденции и понять закономерности развития чего-то гораздо большего, частью которого является наш предмет, сколь широко и универсально мы не пытались бы его истолковывать.

Об основе типологии
Бесспорно, что ведущий вектор движения человечества как биологического вида – стремление к выживанию. Причем если мы даже попробуем непредвзято взглянуть на мистическую сторону христианского целеполагания, то и здесь увидим ясно различимую главную линию – нравственное спасение, как залог жизни вечной, иначе говоря, опять же выживания, пусть и понимаемого в религиозно-этическом смысле.
Отсюда цивилизация может пониматься нами как особый продукт общественной жизнедеятельности, нацеленный на совершенствование способности видового выживания, на совершенствование механизма самоорганизации. В этом смысле цивилизация – система бесспорно развивающаяся и самосовершенствующаяся. И в основе типологии цивилизаций логично положить именно организацию видового воспроизводства.
В начале этой работы я уже задался вопросом о причинах глобальной конфликтности человеческих сообществ, которая сегодня нас вновь вплотную подводит к линии катастрофы. Так что все же порождает противостояние, что принципиально разделяет народы и возводит их отношения до проблемы сосуществования? Естественно, кроме того, что каждая из сторон представляет друг друга в категориях «хороших» и «плохих» парней? Что реально разделяет мир на некие зоны, на стыках которых происходит конфликтное «искрение» и даже взрывные реакции?
Я думаю ответ надо искать именно в системной конфликтности различных типов цивилизаций. При всем разнообразии существующих ныне форм (подсистем) общественной видовой самоорганизации – нации, народности, племена, кланы, государства, общественно-экономические уклады и т.д., в них все же можно четко выделить то главное, что позволяет нам относить их к трем основным цивилизационным типам: гражданские, институциональные и традиционные.
Конечно, эти типовые имена достаточно условны и, тем не менее, они, хотя и отчасти, но отражают существо различий системной организации, к которой можно отнести то или иное сообщество.
В общем, и в частности
Общий взгляд на проблему типов цивилизаций дает нам возможность «наскоро» схватить суть различий, определяемых в системе координат: общество – системный продукт его жизнедеятельности. Проще говоря, именно отношение общественного интереса и направленности возникающих в нем институтов определяет характер развития сообщества. Исходя из этого мы можем дать общее, «приближенное» определение типов цивилизаций.
Гражданская цивилизация – это динамическая система общественно-видового воспроизводства, основанная на механизмах, обеспечивающих приоритет общественного интереса в целом над интересами создаваемых общественных институтов – государств, партий, конфессий, корпораций и т.д.
Институциональная цивилизация – циклическая система общественно-видового воспроизводства, развитие которой определяется организующей и направляющей ролью какого-либо отдельного института – как правило, государства либо церкви. При этом корпоративный интерес этого института и соподчиненных ему институтов доминирует над интересом общества «в целом».
Традиционная цивилизация – консервативная система самоорганизации, основанная на простом воспроизводстве общественно-видовых отношений, «вписанных» в определенную экосистему.
В этих общих определениях, конечно же, содержится немало вопросов, требующих частных разъяснений. Как возникли различия между цивилизациями, как существуют они, что движет ими, почему гражданская цивилизация – динамическая, институциональная – циклическая, традиционная же консервативна и т.д.
Ответы на эти вопросы мы можем получить лишь при более подробной характеристике обозначенных нами типов цивилизаций.

Гражданские цивилизации
К этому типу цивилизаций можно отнести сообщества, которые принято у нас называть Западным миром. Хотя, конечно же, условность этого «географического» определения вполне очевидна. К этому цивилизационному типу можно отнести не только Западную Европу, Североамериканские соединенные штаты, но и многие другие народы, которые мы можем обнаружить не только на Западе, но и на Востоке, Юге и Севере.
У этих народов может быть разная расовая принадлежность, цвет кожи, история, и прочие обстоятельства. Однако всех их объединяет то, что внешне проявляется динамичным развитием, плюралистичностью, большими возможностями обеспечения базовых потребностей человека (включая гражданские свободы) и более высокими стандартами защиты прав человека.
Однако что же объединяет их по сути, и дает нам возможность не только выделить этот особый тип цивилизации, но и бесспорно признавать ее по крайней мере технологическое преимущество перед остальным миром?
Что делает этот тип цивилизации более динамичным и расширяет ее возможности удовлетворения базовых потребностей? Каковы главные системные элементы ее организации?
Во многом они определяются синергическим (3) характером развития этого типа общности. В основе их самоорганизации лежит гражданское общество, которое создает подконтрольные ему управляющие (государственные) и иные институты для регулирования отношений между субъектами гражданских отношений – людьми, организациями, в том числе и производственно-экономическими и т.д.
Можно выделить следующие основные черты этого типа цивилизаций:
Производственно-экономический базис
В основе экономики гражданской цивилизации - свободное предпринимательство, свободная соревновательность экономических субъектов и конкурентный доступ к управлению хозяйственными объектами(4), как источникам дохода, а также обеспечивающая эту соревновательность действенная система регулирования монополий.
Это экономика по сути - глобальная финансово-производственная пирамида. Чтобы существовать и развиваться, она должна или постоянно обновлять производство и порождать новые потребности у старых потребителей либо расширять производство и вовлекать новых потребителей. Жизненный цикл предметов потребления становится все короче. Одежда, обувь – на один сезон, автомобиль – на три года. В стремительно развивающемся секторе IT практически каждый год появляется новое поколение продукта, отрицающее старое и перемещающее его на задворки цивилизации, к более бедным слоям населения и более бедным народам.
Эта экономика все более работает на помойку и ее уже не спасает даже вовлечение в экономический цикл самой помойки, т.е. переработка вторичных ресурсов.
В этой экономике производственные возможности растут быстрее возможностей потребления. Причин тому не мало и не только технологического порядка. Основной движитель расширенного производства – частная экономическая инициатива, активно поощряемая обществом. Именно она обуславливает тот факт, что экономика гражданских цивилизаций обречена на экспансию и вовлечение в хозяйственно-экономический оборот все новых ресурсов и территорий. Именно неудержимый характер частной воли и частного интереса порождает экономику, находящуюся в «наркотической» зависимости от потребления, а потому потребление не только поощряется и лежит в основе общественного признания успешности, но и искусственно возбуждается для обеспечения постоянного развития производства.
Обеспечение конкурентоспособности вызывает непреодолимую тягу к повышению эффективности, снижению издержек, к более дешевым ресурсам, в том числе и к более дешевой рабочей силе, к переносу энергоемких и экологически небезопасных производств в менее развитые страны. А потому сегодня цивилизационный сектор, основанный на такой экономике, все более превращается в мировой управленческий офис, который контролирует и управляет производственными площадками, отдаленными от него.
Работай такая экономика в ограниченном пространстве – неизбежен ее перегрев и крах пирамиды. Это и обуславливает непреодолимую силу к экспансии, т.е. вовлечению новых ресурсов и освоение новых потребительских рынков.
В целом экономический уклад народов гражданских предполагает развитие как путем экономического перераспределения управленческого доступа (упадок и банкротство одних, появление и рост других более эффективных экономических агентов), так и экономической экспансии (новые инвестиционные возможности, новые рынки сбыта, доступ к новым источникам сырья и.д.). Причем обе эти тенденции непреложно будут действовать, пока будет жива рыночная организация хозяйствования и обе они обладают колоссальной силой, способной непреодолимо побуждать к деятельности не только отдельных людей, но и в целые сообщества.
Еще одна важная особенность, характеризующая экономику гражданской цивилизации, заключается в том, что доход в сообществах, относящихся к этому цивилизационному типу, относительно равномерно распределен, разрыв в доходах имеет тенденцию к нивелированию, социальное ядро составляет «средний» класс.
Общественно-политическая система
Источником власти в такого типа сообществах является само общество и это реализовано в демократических процедурах формирования управления и особых механизмах защиты от монополизации власти отдельными общественными группами или лицами.
Естественно это предполагает сложившуюся и активную личностную гражданственность, наличие эффективных механизмов общественного контроля над создаваемыми институтами и, прежде всего, государством, партиями и т.д., включая даже церковь.
Главное, что отличает гражданское общество – индивидуальная готовность его членов участвовать в самоуправлении, ответственное отношение к гражданскому долгу, понимаемому как защита общественных интересов и осознание опасности передоверить общественное управление неконтролируемым институтам. Отсюда и развитая система общественного контроля над любыми общественными институтами, ядром которого является совокупный плюрализм средств массовой информации и их демонополизация.
В гражданских сообществах существует относительная автономия политической и экономической власти, не поощряется их объединение.
Для этих сообществ характерны развитое местное самоуправ¬ление и федеральные отношения.
В таких сообществах эффективно действует «общественный договор» между элитами и «срединным» обществом, который заставляет при сохранении фактического различия в уровне благосостояния, первых не выпячивать свое материальное превосходство, а вторым - не чувствовать себя достаточно ущербными, чтобы не соблазниться легким на подъем лозунгом «грабь награбленное» и не впадать в революционное состояние духа.
Вектор развития
Свободная частная и гражданская инициатива, лежащая в основе экономики гражданской цивилизации порождает четко выраженную тенденцию таких цивилизаций к системной интеграции и глобализации. Отсюда неудержимая тяга к экспансии, вовлечению в оборот все новых ресурсов и территорий. Эта экспансия идеологически обосновывается необходимостью распространения демократии, защитой прав человека и пр., однако в основе ее лежит, прежде всего, стремление создать системно совместимые условия для функционирования экономики, основанной на свободной соревновательности экономических субъектов и конкурентном доступе к управлению производственно-экономическими объектами, как источникам дохода.
Для развития такой цивилизации является характерной относительная равнозначность векторов культурного синтеза и культурной автономии, что, в конечном счете, ведет к ненасильственной, глобализации и унификации культуры на основе «естественного отбора» тех ее элементов, которые в наибольшей степени отвечают базовым потребностям человека и отражают общечеловеческие базовые ценности – такие как жизнь, любовь, свобода выбора и свобода творческого развития .
Морально-этические основы
Как правило, морально-этические нормы, исходно выраженные в религиозности, тесно связаны с типом цивилизаций.
Господствующая морально-этическая система гражданских цивилизаций – христианство. Однако в христианстве сделан акцент именно на личностный аспект веры и системы ценностей. Отсюда даже личность Христа предстает как пример нацеленного на всеобщее благо, но все же сугубо частного подвижничества.
В гражданских цивилизациях общественное мнение активно (хотя и не всегда явно) поощряет гражданскую и экономическую инициативу, какие бы порой уродливые формы она не принимала. Главное здесь - факт свободного волепроявления, на основе личного интереса. Именно во многом за счет этой частной свободной гражданской и экономической инициативы обеспечивается динамичность развития гражданских цивилизаций.
Поощряется политический и идеологический плюрализм, однако в рамках демократической доктрины и в объемах, не способных расшатать ее принципы.
Именно поэтому в Англии долгое время даже после событий 11 сентября был позволителен идеологический исламский экстремизм, однако как только прозвучали намерения включить исламскую систему ценностей в основы британского законодательства, это сразу же вызвало вспышку цивилизационной консолидации англосаксов.
Именно поэтому в Западном мире сейчас возрождаются и все более укрепляются тенденции изоляционизма, направленные на ограничение объема вливания «чужеродной» этой цивилизации крови и не свойственной Западу ментальности, которые привносятся выходцами из «другого» мира.

Институциональная цивилизация
Располагая характеристику типов цивилизаций в такой последовательности, я не исхожу из того, что какая-то из них древней по происхождению, либо важней по значимости, либо является перспективной моделью для всего человечества.
Скорее этот выбор определяется ощущением моей личной принадлежности к цивилизации гражданского типа, хотя я и не склонен считать ее совершенной и единственно возможной до такой степени, чтобы ради «обращения неверных» портить с ними отношения, не говоря уж о том, чтобы пролилась хотя бы капля крови.
И потому то, что разбор институциональной цивилизации идет вторым, отражает только это обстоятельство, то есть мои личные предпочтения, но отнюдь не существо дела. Однако структура характеристики такого рода цивилизации должна быть изменена в силу того, что в них не хозяйственно-экономический уклад определяет систему общественно-политической организации, а наоборот – властная организация определяет характер производственно-экономической системы и отношений.
Общественно-политическая система
Институциональная власть является единственным источником по отношению к самой себе. При этом могут широко использоваться псевдодемократические процедуры формиро¬ва¬ния управления, создающие иллюзию реальности выбора, однако на самом деле они как правило вырождены до ритуальной процедуры легитимизации власти с заранее известным результатом.
В цивилизации такого рода властные институты (как правило, это государство или церковь) контролируют общество, сами оставаясь неподконтрольными.
Политическая и экономическая власть сконцентрирована в одном институте (корпоративное либо теократическое государство). Организационная структура власти жестко централизована, имеет вид четко иерархированой вертикали, а само государство стремится к унитарности.
Отсюда проистекает неизбежный циклический характер модернизаций, связанных с накоплением системных ошибок характерных для вертикальных иерархических структур и неизбежной потерей качества управления, вырождению способности элит к самостоятельному управлению (5).
Государственное управление (как совокупность управляющих элит и создаваемых им институтов) в этих системах объективно стремится к самодостаточности. Это непреложная закономерность эволюции любой самоконтролирующейся бюрократической организации. При этом народонаселение для нее является своего рода социобиомассой, обеспечивающей полный цикл воспроизводства системных отношений и фактически обслуживает воспроизводство своих элит. Которые, в свою очередь, заинтересованы в поддержании жизнеспособности этой системы, работающей на принципах близких к симбиотическому паразитизму (6).
Участие общества в управлении минимизировано, гражданская и политическая инициатива также как и экономическая носит строго директивный характер и фактически сводится к поддержке начинаний власти через искусственно созданные общественные институты поддержки. Как яркий пример советской эпохи в нашей истории – комсомол, творческие союзы, добровольные народные дружины, ДОСААФ и т.д.
Неотъемлемым свойством институциональной политической системы является ее коррупционность. Это связано, прежде всего, с расширенным, а порой и полным участием государства в экономической деятельности. Стоит сказать, что есть вообще непреложный закон, который формулируется следующим образом: уровень коррупции в обществе прямо пропорционален степени участия государства в экономике.
Во многом это определяется тем, что живое хозяйственное развитие основано на прямом интересе хозяйствующего субъекта, но его деятельность регламентируется и направляется незаинтересованным в результате хозяйствования бюрократом. Отсюда на стыке «живого» и «мертвого» интереса требуется стимулирующая смазка, чтобы так сказать сблизить «коэффициенты сцепления». И чем больше точек соприкосновения «мертвого» и «живого», тем чаще возникает потребность, как говорится в народе, «подмазать».
Завершая характеристику социально-политической системы этого цивилизационного типа, следует отметить, что вышеприведенные обстоятельства порождают довольно неприятное для этих сообществ в перспективе последствие – отсутствие у народа ни опыта, ни желания государствования. А это неизбежно оборачивается безумными бунтами в регулярно повторяющиеся кризисные периоды, когда из-за системно обусловленного резкого снижения качества элит происходит потеря управления и социальные механизмы «идут вразнос».
Производственно-экономический базис
Именно в силу особенностей общественно-политического устройства экономика в этих системах имеет четко выраженную двойную ориентированность.
Прежде всего, экономика такой цивилизации направлена на поддержку дееспособности властной системы, ее защиты от внешней угрозы и от угроз внутренних, связанных с конкуренцией правящих элит и конфликтом между элитами и срединным обществом. При этом национальный доход концентрируется в руках узкого круга элит и используется для защиты политической монополии.
Важный аспект поддержания дееспособности – трата значительных средств на придание видимости величия и державного блеска, что, по сути, является одним из важнейших защитных свойств системы . За явной нехваткой средств это может быть заменено претензией на мессианский характер системы (один из примеров – «чучхеизация»(7) северокорейского общества) либо на создание престижных показательных зон. Что-то вроде того, о чем пел в свое время известный выразитель народного образа мысли Александр Галич «…а так же в области балета мы впереди планеты всей».
Во-вторых, экономика институциональной цивилизации имеет тенденцию к простому воспроизводству минимального набора средств, позволяющих обеспечивать простое же воспроизводство народонаселения, выполняющего, как мы уже отмечали, роль социобиомассы для воспроизводства институциональных элит. Расширение потребительских возможностей народной массы, ядро которой составляют наемные работники государственных учреждений и корпораций, находится в противоречии с системной организацией институциональных сообществ, так как усиливает экономическую независимость подвластного населения, от которой проистекает и чуждая институционалам гражданственность.
В институциональных цивилизациях экономика имеет явно выраженные черты госкапитализма и вытекающую из этого обстоятельства тенденцию к монополизации. Экономическая инициатива носит, как правило, директивный характер и происходит из управленческого центра, далеко не всегда заинтересованного в ее реализации. При этом директивная инициатива часто выдается, так сказать, в силу обстоятельств, в силу не внутреннего, а внешнего побуждения. Классический пример – освобождение крестьян в России в 1861 году, вызванное системной несостоятельностью, проявившейся поражением в Крымской войне.
Эта инициатива гласила: крестьянам быть хозяевами, однако она поначалу не только не совпадала с холопским опытом российского крестьянства, но и противоречила опыту управления центральной власти.
Как правило, экономика институциональной цивилизации носит сырьевой характер, так как обеспечение политической монополии и простого воспроизводства социобиомассы не стимулирует столь эффективно как конкурентные механизмы интенсификацию производства, а, следовательно, и технологическое развитие.
Отсюда технологическая неконкурентоспособность институциональных цивилизаций, усиливающаяся к тому же заменой частной гражданской и экономической инициативы инициативой директивной.

Вектор развития
В сообществах, относящихся к институциональным, мы всегда обнаруживаем ясно выраженную тенденцию к изоляционизму.
Изоляционизм институционалов носит двойственный характер – он направлен не только «во вне», как защита от экспансии гражданских сообществ, но и «во внутрь» - как ограничение возможностей подвластного народа приобщиться к благам конкурентной цивилизации и попасть под влияние ее идеологии.
Стоит подчеркнуть, что в изоляционизме нуждаются, прежде всего, властные институты, только так они имеют возможность сохранить свое монопольное влияние. Во многом это связано с неконкурентоспособностью элит институциональных сообществ. Чтобы выжить и сохранить влияние на социобиомассу в такой системе требуется применение внеконкурентных инструментов и, прежде всего, военно-политических.
Отсюда и явное лицемерие политики изоляционизма, которую проводят властные элиты. Она распространяется только на подвластное население, сами же элиты имеют свободный доступ к тем благам, от которых они столь усердно оберегают общество – комфортную и расположенную в безопасном месте недвижимость, качественное образование и врачебные практики и т.д.
Любопытна в этом смысле эволюция внешнеполитических отношений России. Системная перестройка начиналась при явной тенденции к преодолению изоляции и налаживанию добрых отношений не только с соседями, но и, прежде всего, с Западным миром. Однако как только системная перестройка выродилась у нас в системную модернизацию (8) и произошла реставрация свойственных нашему типу цивилизации базисных отношений (вертикаль власти, госмонополистический капитализм и т.д.) как сразу произошел поворот вспять. Грустно осознавать, что сегодня мы не имеем даже сателлитного окружения, элиты которого могли бы быть более-менее лояльны к нам. Россия опять столь же одинока в мире, какой была она всегда на протяжении всей своей досоветской истории, и у нас снова остались, как метко выразился самодержец Александр III, только два союзника – наша армия и флот.
Кстати, любопытно заметить, что новая российская военная доктрина фактически признает именно это обстоятельство – сегодня мы не имеем союзников, но наши потенциальный противник практически весь мир начиная от Латвии, которой мы сулим «от мертвого осла уши» до Соединенных штатов Америки, которые есть главная конкурентная угроза нашим элитам. Ведь как мы уже отмечали, наши элиты поддерживают свою конкурентоспособность лишь за счет усиления экономических возможностей политической властью, а не за счет реальной управленческой эффективности.
Морально-этические основы, идеология
Роль религиозных морально-этических и идеологических систем в институциональных сообществах во многом зависит от того, какой институт является властным - светский, либо религиозный. Светским же институциональным системам религиозная составляющая идеологии и морально-этических систем интересна лишь настолько, насколько это может быть приспособлено к практическим нуждам элит в поддержании влияния над управляемой массой.
Исключение в таком «плюрализме» составляет, пожалуй, только протестантизм, который не вписывается в систему ценностей институционалов своей приверженностью к духу индивидуального спасения и не приспособлен к «роевой» ментальности.
Характерной особенностью морально-этических и идеологических систем в таких сообществах является подмена общественных ценностей, искусственное создание ложных понятий. Яркий пример тому - отождествление понятий Родина, Отечество и государство (как особый аппарат управления сообществом), которое широко использовалось в советское время. Популярный в идеологической мифологии времен Великой Отечественной войны клич «За Родину, за Сталина!» ставил в один ряд как Отечество, так и личность, олицетворяющую изнасиловавший общество тоталитарный режим.
В силу такой же подмены-отождествления советский патриотизм рассматривался как слепое следованию предначертаниям элит, а не как естественно возникающее чувство солидарности сограждан. А сопротивление правящему режиму или даже простое неприятие навязываемых им ценностей и поведения, рассматривалось не только как государственное преступление, но и предательство Родины.
Вообще в институциональных сообществах существует ясно выраженная тенденция к поощрению культурных фобий. В таких цивилизациях, как правило, объявляется враждебным, морально, а подчас и законодательно осуждаемым (например, в ортодоксальных исламских сообществах) использование атрибутов и стиля поведения, свойственных иной культуре.
Достаточно вспомнить сакраментальное «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст», что, кстати, достаточно адекватно отражало господствовавшее в период расцвета советского строя общее умонастроение.
Главная причина активной подмены базовых общественных ценностей в институциональных сообществах заключается в том, что общественное сознание инстинктивно признает за собой высшую ценность. А потому если внушить ему, что «народ и партия едины» (9), а корпоративное объединение элит это и есть Родина, то инстинктивное видовое стремление защитить границу среды своего обитания распространится и на химеры, генерируемые властью. И народ уже вполне готов идти в бой за интересы и амбиции своих вождей .
Важным элементом этической системы в институциональном обществе является особое отношение к богатству. Так как достаток свидетельствует, прежде всего, о месте во властной иерархии либо принадлежности к экономической элите, питающей власть, то он, как правило, носит показной характер, всячески подчеркивается и фетишизируется .
Для институционального сообщества не свойственна способность к покаянию, так как оно не переходит к новой системной организации, а лишь циклично воспроизводит свое прошлое, подвергая его модернизации, но, отнюдь не отказываясь от него. В отличие от немцев, мы никогда не покаемся за свою коммунистическую стадность и за преступления, совершенные в этом состоянии, потому что стремимся воспроизвести его в дне сегодняшнем. И Сталин и Ленин, изнасиловавшие нашу нацию, будут всегда в числе выдающихся наших вождей, так как мы и сегодня готовы отдаться в мазохистском порыве в очередные «сильные руки».

Традиционная цивилизация
Этот тип цивилизаций стоит в нашем ряду в некотором смысле особняком, как реликтовый. Впрочем, не только как доставшийся нам в наследие от первобытности, но и как особый тип самоорганизации, которая органически вписана в ареал, локальную окружающую среду, являющуюся не просто фактором развития, но и ее системным элементом.
Хотя число традиционных сообществ стремительно сокращается по мере разрушения экосистем, в которые они вписаны, их можно найти еще на островах Полинезии, в центральной Африке и Америке. Только в Бразилии обитает свыше 50 племен, считающихся неконтактными – об их существовании известно лишь по аэрофотосъемкам и обнаруженных в джунглях следам пребывания. Исследователи подобных племен, кстати, отмечают тот факт, что их «пересадка» в попытках обеспечить территорией вместо изымаемой в результате хозяйственной деятельности современных сообществ, удается с трудом. Эти племена настолько «вписаны» в свою экосистему, что смена территории приводит к катастрофической ломке самого механизма воспроизводства.
Вот как описывается современными исследователями типичное бытование коренных обитателей амазонской сельвы на примере современного нам племени калапало: «За долгие годы адаптации «амазоны» выработали особый подход к природопользованию в местных условиях: буквально – ждать милостей от природы, брать их умеренно, чтобы ни в коем случае ей не навредить. Они никогда не собирают с участка обрабатываемой земли более двух урожаев, чтобы избежать истощения гумуса, знают когда и сколько можно выловить рыбы, чтобы косяки не ушли в другое место, как собирать съедобные плоды, чтобы они снова уродились. Их нужды приспособлены к возможностям среды обитания, и смена этой среды часто ведет к гибели» .
Системная организация
В цивилизации такого типа нет смысла различать хозяйственно-экономическую и социальную организацию – они представляют собой единое и органически взаимосвязанное целое. Такие сообщества в некотором смысле представляют собой простейшую автономную производственную бригаду, для которой смысл жизнедеятельности заключается в простом воспроизводстве своей же жизнеспособности.
Системообразующим фактором в такого рода сообществах является не способ производства, не социальные институты, а традиция. Именно традиционность и даже ритуальность порядка отправления хозяйственной деятельности и социальных отношений составляет цементирующую силу в сообществах органической цивилизации, именно она обеспечивает их воспроизводство и жизнеспособность.
Традиция же и составляет основу морально-этических систем, в которых морально и этично все, что соответствует традиции, а «идеологически» вредоносным является все, что ведет к переменам.

Происхождение типов
Логично предположить, что именно традиционные сообщества являются исходным материалом для развития цивилизаций. Что касается двух других цивилизационных типов, то первородство здесь определить не так просто.
Решающую роль в формировании типов могли играть два фактора – характер природных ресурсов и обстоятельств, а также размеры доступной для освоения территории .
Земля как исходный производственный ресурс, как средство получения продукта для поддержания жизнедеятельности сообщества может стать предпосылкой возникновения как одного, так и другого типа цивилизации. Вариант развития во многом зависит от ее плодородности, способности дать продукт достаточный для воспроизводства основной хозяйствующей единицы, будь то племя, род, семья.
При этом решающую роль будет играть, требует ли ее обработка масштабных и организованных коллективных работ – орошения, ирригации и т.д. Там где они требуются, как правило, возникают общества институционального типа, в которых формируются особые институты для организации и проведения таких работ и которые требуют высокой концентрации власти, управления одной волей.
Судя по тому, что известные нам древнейшие организованные сообщества, которые мы относим уже к государственному типу, возникли именно там, где основным ресурсом было плодородие земли и ее обработка требовала концентрации ресурсов и особой организации, то первородство все же стоит признать за институциональной цивилизацией.
Как общее правило, распространяющееся не только на аграрную деятельность, стоит отметить, что господство институциональных организаций возникало там, где сам характер природных обстоятельств жизни сообщества вел к необходимости концентрации масштабных производительных сил и централизации управления ими (например, доступное рудное сырье) или же позволял сосредоточить в руках ограниченного числа членов сообщества ресурс, дающий основной доход (например, нефтяная скважина).
Важно отметить, что это влекло за собой и концентрацию денежных ресурсов, которые можно было использовать уже для сосредоточения и удержания политической власти в руках определенного института, будь то монархическая власть, церковь и т.д. А это еще более закрепляло его ведущую роль и создавало условия для долговременной монополизации политической власти. При этом складывающиеся отношения власть – общество, как правило, приобретают подданнический характер.
Ресурсы же, которые либо сложно сконцентрировать в одних руках и монополизировать, либо не требующие для их эксплуатации значительной концентрации производительных сил, обеспечивали относительную равномерность распределения доходов и не создавали условия для накопления в одних руках существенных объемов средств. Средств, которые, как мы уже отметили, можно было бы использовать для сосредоточения и удержания уже политической власти в одних руках.
Таким ресурсом могла быть, например обычная селедка, ставшая для Норвегии главным источником накопления первоначального капитала. Ее лов и реализация не требовали сосредоточения значительного числа людей, а потребительская ценность была такова, что обеспечивала достаточный не только для воспроизводства, но и накопления, доход участникам этого промысла.
Таким ресурсом могла быть и земля, если она как в Западной Европе не требовала с одной стороны чрезмерных усилий для обеспечения плодородности, а с другой стороны требовала все же существенной занятости и личной заинтересованности в ее обработке.
Главным следствием жизнедеятельности сообществ в таких ресурсных обстоятельствах было образование устойчивых мелких хозяйственных единиц, экономическая независимость которых становилась основой и независимости (относительной) политической, основой гражданских отношений и формирования гражданского типа цивилизации.
Признавая системообразующую важность характера ресурсов, не стоит умалять и значение площади территории, доступной сообществу для освоения в начале его формирования. Чем больше территория, тем больше возможности для «ускользания» отдельных хозяйствующих субъектов (будь то семья, род, племя) от влияния интегрирующих сил. Особенно это существенно проявляется на ранних периодах развития при слабо развитых коммуникациях. Как ответная реакция на такое ускользание – использование принудительного закрепления на определенной территории, требующее соответствующих властных институтов.
Правда, решающая роль «избыточной» территории проявляется только в сочетании с ясно выраженной внешней угрозой, требующей консолидации и организации сообщества. Именно потому в США в условиях, когда страна была защищена естественной океанской границей, а соседствующие народы значительно уступали в военно-экономическом отношении, процесс освоения Западных территорий и исход населения в эти районы не вызывал настоятельную необходимость в централизации власти и как следствие – институционализации.
В этом отношении территориальное обстоятельство, как фактор институционализации, ясно выражено проявился именно в нашей российской истории. Избыток территории при слабо развитой коммуникативности и постоянной угрозе утратить контроль над жизненным пространством толкал к жесткой централизации власти, к закреплению подданных в областях, где легко можно было наладить контроль и мобилизацию населения для поддержания экспансии до естественных границ безопасности .
Таково в общих чертах ресурсно-территориальное влияние на формирование двух ныне главенствующих типов цивилизаций. И, конечно же, здесь нами обозначены, вернее, только намечены, далеко не все обстоятельства, которые обуславливали принадлежность того или иного сообщества к определенному типу цивилизации. Таким обстоятельством также могла быть и внешняя угроза, требующая консолидации и четкой структуризации сил сообщества. Однако, на мой взгляд, именно ресурсы и территория играли ведущую роль в этом процессе.

Природа конфликтности цивилизаций
Выявление системных особенностей различных типов цивилизации позволяет нам понять и природу их постоянной и неизбежной конфликтности. Прежде всего, речь идет о таких их системных свойствах, как а)имманентное (10) стремление к экспансии гражданской цивилизации и изоляционизм институциональной и традиционной; б)различие динамик развития и конкурентных потенциалов.
Эти свойства системной организации порождают особый характер их взаимодействия. Разные типы общественного воспроизводства имеют разные и сложносовместимые типы экономики, хозяйственной организации, разные механизмы доступа к природным ресурсам и разные принципы распределения.
И если в сообществах гражданской цивилизации действуют правила, основанные на относительно свободной предпринимательской конкуренции, то у народов институциональных, к которым относится и Россия, работает система, в которой свобода конкурентного экономического перераспределения, как правило, либо ограничена либо запрещена. Если не де-юре, то де-факто. А приоритетные права на управленческую ренту, как государства, так и отдельных экономических групп, близких к властным элитам, обеспечиваются и защищаются чисто политическими методами, имеющими мало общего с экономическими, основанными на эффективности.
При этом на стыке цивилизационных типов проявляется системная несовместимость, препятствующая естественному экспансионизму и взаимо¬проникнове¬нию экономических агентов одного типа в зоны действия чужеродных принципов организации хозяйствования.
Однако экономическое развитие, в основе которого лежит свободная частная инициатива, ограничить сложно. Пределы его роста определяют только ресурсы и рынки. И потому хозяйствующее субъекты гражданских сообществ стремятся во что бы то ни стало пробить себе дорогу к распространению на новые территории и рынки. Тогда на стыке различных цивилизационных систем неизбежно возникает конфликтность, обусловленная с одной стороны взаимным стремлением оградить себя от «заражения» чужеродной организацией, с другой – столь же взаимным стремлением систем одного типа распространить свой контроль на систему другого типа.
Цель установления такого контроля со стороны сообществ гражданской цивилизации – обеспечение системной совместимости, распространение единых правил функционирования экономики основанной на принципах расширенного общественного воспроизводства, распространение зоны действия свободной конкурентной инициативы.
Для институциональных цивилизаций также важна системная экспансия, однако, образно говоря, со знаком минус. Она направлена на расширение зоны, в которых институциональная директивная воля подавляет частные инициативы, где четко обозначено движение от свободы к несвободе предприимчивости.
Только экономическая и технологическая неэффективность институционалов ограничивает их экспансионизм, но он спешит проявиться при каждом удобном случае. В этом смысле показательна эволюция стратегии русского большевизма: от идеи мировой революции и «пансоветизма» , возникших на волне энтузиазма разрушителей «старого мира», он вынужден был обратиться к политике железного занавеса, ставшей результатом осознания большевиками своей неспособности конкурировать с Западным миром, образно говоря, в «контактной» схватке.
Однако при этом в нашей истории были аннексии западных территорий после раздела сфер влияния между фашистской Германией и СССР, дополнительные приобретения на западе и востоке после завершения второй мировой войны и т.д.
Экспансия институционалов носит, как правило, политический характер. И это обусловлено, прежде всего, тем, что ее экономика - это предпринимательская инициатива властного института. Она жизнеспособна только в условиях прямого институционального покровительства и контроля и только на той территории, где такое покровительство имеет прямое действие.
В отличие от институциональной, гражданская цивилизация ориентирована, прежде всего, на экспансию экономическую. И только в случае прямого противодействия своим экономическим агентам идет на экспансию политическую.
Эта особенность экспансионизма гражданских сообществ дает возможность использовать более широкий, чем у институционалов набор средств. Он простирается от банального вооруженного давления до изощренных финансовых комбинаций. Сегодня Западу действительно не обязательно присоединять к себе чужое пространство, устанавливать свое прямое правление и брать в плен народ. Достаточно, если на территории будут тем или иным способом введены правила экономики, основанные на конкуренции эффективностей, а доступ к сырьевым ресурсам будет регулироваться не сколько политическими решениями, а свободным рынком, предусматривающим в числе прочего и правовую защиту от недобросовестной конкуренции. То бишь, эта территория будет вовлечена в свободный процесс глобализации экономических отношений, основанных на принципах конкуренции эффективности и расширенного воспроизводства.
Тем более, что на этом «поле» у западных экономических элит есть очевидные преимущества векового опыта. Они вполне могут рассчитывать, что после установления своих «правил игры» и при исключении дальнейшего вмешательства политики в ход дела, им будут обеспечены конкурентные преимущества. И не только за счет опыта применения отработанных бизнес технологий, но, прежде всего, за счет гигантских финансовых ресурсов, уже накопленных Западной экономикой.
Такая операция по устранению системной несовместимости была успешно проведена после второй мировой войны в Западной Германии и Японии. В конце восьмидесятых, начале девяностых это же, но другим путем произошло в Восточной Европе. Однако попытки провести аналогичную операцию пока проваливаются в Афганистане, Ираке и вряд ли они имеют мирную перспективу и на территории России. И связано это, прежде всего, с высокой «иммунной» устойчивостью различных типов цивилизаций от «заражения» чужеродной системностью.
Природа устойчивости типов
В конфликты, возникающие на стыке разнородных систем, естественно, вовлекается все сообщество конфликтующих сторон. Происходит это, как правило, под лозунгом национальных интересов. Мчатся танки, плывут авианосцы, на землю летят бомбы, гибнут люди – солдаты, старики, женщины, дети и даже иногда бизнесмены и политики.
За что гибнут последние, понятно. Они рискуют чтобы «пить шампанское», то бишь, выиграть в жизненно важной для них схватке за распространение правил игры, в которую привыкли и умеют играть они, на территорию, где действуют другие правила. Или же защитить себя от конкуренции элит другой системы и от экспансии самой этой системы.
А в чем интерес обывателя? Причем интерес этот, судя по всему, силен настолько, что элиты сравнительно легко вдохновляют общество на войну не за страх, а за совесть! И вдохновляют, спекулируя на страхах, которые применительно к России, казалось бы, совершенно фантомны. Любопытно в этой связи высказывание одного из авторитетных сторонников нашего сближения с Западом доктора философских наук Анатолия Ракитова: «Неужто, кроме самых тупоголовых, сегодня кто-то всерьез полагает, что американцы спят и видят, как нас завоевать? Чтобы вместо нас построить здесь нормальные сортиры?..»
И действительно, ведь мы уже отмечали, что с точки зрения удовлетворения базовых потребностей, обывателю сегодня практически почти безразлично, кто будет организатором этого процесса. Что ему из того, что собственником корпорации, в которой он работает, является, например не Роман Абрамович или Вексельбер, а какой то Джон Смит или Ямура Такагава? Тем более, если это публичная компания с капиталом «рассеянным» между тысячами собственников акций?
Ведь правила игры в либеральной экономике предполагают вольно или невольно процесс, хотя и весьма негладкий, постепенного усреднения условий рынка рабочей силы, социальных стандартов и качества жизни наемных работников, безотносительно национально-государственной принадлеж¬нос¬ти. И распространение этих правил на нашу территорию приведет явно не к ухудшению сложившегося у нас качества жизни .
Не думаю, что российского обывателя будет при этом душить «патриотическая жаба», особенно если учесть, что поведение отечественных олигархов (подобно куршевельским похождениям) явно не способствует возбуждению патриотических интенций по отношению к своим элитам.
И все же большинство россиян готово если не проливать кровь, то, по крайней мере, жестко отстаивать свою суверенность от посягательств Запада. Как впрочем, и западный человек по отношению к России. Чего же боится обыватель сегодня настолько, что он готов отстаивать прямые интересы своих элит, пренебрегая даже качеством жизни и обрекая себя на превратности войны, пусть и холодной?
У западного обывателя есть немало вполне реальных оснований боятся замещения своих эффективных элит на менее эффективные, а сложившуюся систему, обеспечивающую высокие стандарты качества жизни, на менее эффективную. А это, как видно на примере стран, попавших после второй мировой войны в сферу влияния СССР и коммунистической системы, вышло им боком. Уж что может быть нагляднее примеров сопоставления качества жизни в Западной и Восточной Германий, Северной и Южной Корее!
Обыватель в России и схожих с нами типологически странах (в т.ч. в государственно-теократических - Ираке, Иране, Афганистане и т.д.), естественно заинтересован иметь качество жизни такое же, как в странах северо-атлантического альянса.
Но суть проблемы заключается в сакраментальном «жить как у них, а работать, как у нас». Если точнее, то пользоваться благами как на Западе, но быть избавленным от необходимости проявлять гражданскую социально-экономическую и политическую инициативу, без которой, собственно говоря, «западное» качество жизни просто недостижимо.
В конечном счете, речь идет о том, что обыватель везде боится утраты естественной для него этнокультурной среды. Он боится, что с заменой системы и сменой элит придут чужие, которые будут претендовать на его рабочее место, он боится, что ему будут навязывать чужие обычаи и религию. Однако западный обыватель все же привык жить в конкурентной среде, рассчитывая только на свои силы. Для него конкуренция – естественное состояние и он готов к ней. А потому и более уверенно чувствует себя в контактах «третьего рода»(11) с другой цивилизацией.
Для обывателя же институционального, привыкшего обретаться в подданическом состоянии и условиях мощного патернализма со стороны правящих элит, проигрыш этих элит в конкурентной борьбе фактически означает утрату способа существования.
Чтобы понять это достаточно представить себе ситуацию из не такого уж далекого прошлого человечества, когда смерть хозяина уже означала для его рабов гибель всего их мира. Еще более катастрофичней было бы для большинства из них положение, когда с утратой хозяина, они к тому же, остались один на один с необходимостью самостоятельно обеспечивать свое существование!
Именно потому наш российский обыватель не очень стремится сделаться по примеру Запада народом гражданским. Наоборот, налицо возрастание охранительных патриотических интенций!
Еще более сильны такие интенции в том же Ираке, Иране и Афганистане. В отличие от нас, там люди готовы на обильную кровь, чтобы защищать солидарно со своими элитами свой привычный уклад, хотя и не прочь попользоваться благами Западной цивилизации и технологии.
И вся суть проблемы действительно заключается в том, что основная масса народонаселения таких сообществ действительно боится утратить то, что составляет основу его национального бытования. Подавляющее большинство россиян не готово даже во имя более высокого качества жизни сменить привычный российский уклад на иной, в котором уровень благополучия зависит более от личных качеств, а не от степени государственного покровительства.
Мы готовы защищать свое исконное право на не гражданственность, на безгосударствование, на избавление от необходимости проявлять инициативы, напрягающие участием в общественно-политическом самоуправлении. Мы готовы бороться насмерть за свою свободу от ответственности за судьбу страны. И даже гражданская война в России в начале XX века это была по сути именно всенародная битва за то, чтобы отдать себя кому-нибудь, кто претендует на роль спасителей Отечества. Но упаси нас Бог, сделаться народом государствующим, а не государственным! И не случайно именно сторонники учредительного собрания, сторонники налаживания реального демократического процесса первыми выбывали из междоусобной схватки, заварившейся в нашей стране после октябрьского (1917 года) переворота большевиков.
Поэтому стоит признать, что попытки в обозримом будущем искусственно создать у нас гражданские институты и взрастить гражданское общество, бессмысленны, как попытки выращивать помидоры на дне океана. Среда просто враждебна объекту взращивания. А потому, создавая гражданские муляжи, и сама действующая у нас власть даже не очень заботится придать им живой смысл .
В этом нашем состоянии и содержится ключ к загадке устойчивости воспроизводства Российской системной организации: мы сами боимся утратить свою именно типовую цивилизационную идентичность.
Для русского человека, привыкшего к подданичеству, фундаментальные ценности гражданской цивилизации не более чем слова, а отнюдь не руководство к действию, что было подмечено многими, в том числе и блистательным нашим поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным в стихотворении «Из Пендемюнде»
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова,
Я не ропщу о том, что отказали боги,
Мне в сладкой участи оспаривать налоги,
Или мешать царям друг с другом воевать,
И мало горя мне свободно ли печать,
Морочит олухов, иль чуткая цензура,
В журнальных замыслах стесняет балагура,
Все это видите ль, слова, слова, слова.
Возможно сегодня, в отличие от исламского мира, мы уже не готовы пойти ради защиты своего цивилизационного своеобразия на пролитие крови, но защищать его пассивно, противясь, отторгая всем нутром своим и саботируя попытки привить у нас гражданские начала, мы будем еще долго. И будем долго еще наездами пользоваться благами, характерными для Западной цивилизации и, вернувшись домой, лицемерно принижать их значение, объявляя западного человека тупым, бездуховным и вообще лишенным благодати, которой сподобились мы в своей национальной русской исключительности.
Это настроение российского срединного общества все более активно используют наши элиты. Они уже достаточно недвусмысленно выказывают готовность вовлечь нацию в прямую конфронтацию с западным сообществом. Этот настрой возникает, прежде всего, из опасения последствий коммуникативной революции, позволяющей обывателю все более свободно сравнивать конкурентные возможности элит и переходить под покровительство более успешной. Причем это будет происходить банально просто: как бросить свою постылую и малоденежную работу на отечественном «свечном заводике» и податься на заработки за границу в успешную корпорацию.
Отсюда стремление наших элит как более слабой стороны превентивно оградить своего обывателя от влияния извне, от искушения соблазном смены «покровителей» и тем более от соблазна ощутить преимущества свободной частной инициативы, чтобы не дай Бог, подорвать систему изнутри! Ведь факт, что все более возрастающая часть новых поколений россиян все меньше ориентируется на государственным патернализм и начинает принимать либеральные ценности гражданской цивилизации, по крайней мере, в их экономической части.
Именно потому сегодня в России элиты активно возбуждают и поощряют у обывателя враждебность к Западу. Так как у наших элит нет достаточно ресурсов и мощи, чтобы применить к Западу наступательную стратегию, то они активно внедряют в сознание обывателя образ осажденной крепости. А в осажденной крепости любые действия элит могут быть представлены, как защита национального интереса. Даже если они на самом деле направлены на ограждение себя от конкуренции более эффективной системы общественного воспроизводства и ведут к снижению уровня обеспечения базовых потребностей россиян, а также критически снижают уровень безопасности.
Нам надо четко осознать, что обострение конфронтации России с Западом, наступления между нами новой эры холодной войны, первопричина разворачивающегося конфликта христианско-иудейского и исламского миров связаны именно с системной несовместимостью самоорганизации народов гражданских и государственных. И в ближайшем будущем нас ждут новые потрясения глобального масштаба, связанные со стремлением элит Западного мира распространить правила своей игры на чужое поле и стремлением наших элит защитить поддерживаемую ими неконкурентоспособную систему и нежеланием нас самих расставаться с привычным укладом.
При этом вполне очевидно, что именно либерально-демократическая система обеспечивает более высокие стандарты качества жизни. Она же, в результате замещения политических регуляторов механизмами экономической эффективности, значительно менее подвержена опасности «горячих» форм внутрисистемной конфликтности.
Не менее очевидно и то, что системная организация народов институциональных предполагает именно корпоративное авторитарно-бюрократическое государство, которое компенсирует свою экономическую неэффективность политическим изоляционизмом, защищаемым силовыми инструментами. Именно потому в отношениях государств с такими системами слабы интеграционные тенденции и риски конфликтов неизмеримо больше. Это подтверждается как нашей «дружбой» с ближайшими соседями, так и вообще мировой международной практикой.

Перспективы цивилизаций
Однако в оценке перспектив цивилизаций нам стоило бы уйти от соблазна делать выводы на основе сопоставления темпов роста производительности, снижения затрат и прочих показателей чисто экономической эффективности.
Такого рода преимущества Западной цивилизации, конечно же, очевидны, но это лишь в ближайшей перспективе. Для оценки жизнеспособности Западной цивилизации в долгосрочной перспективе мы должны принять во внимание и тот факт, что она толкает нас в сторону гипертрофированного потребления и ставит перед нами вопрос о «пределах роста», обозначенный еще в 70-х годах прошлого столетия Римским клубом. Распространение «правил игры» Запада на весь мир мультиплицирует его системные пороки и ускорит сооружение и крах вселенской пирамиды. А потому выбор для человечества становится все более интересным и сложно разрешимым.
В одну сторону человечество неудержимо влекут базовые потребности «красиво жить сегодня», но что–то практически инстинктивно заставляет нас цепляться и за уклад, имеющий тенденцию к простому воспроизводству. И для обыденного сознания, основанного на этом укладе, риск утраты этнокультурной идентичности практически равнозначен утрате жизнеспособности не только своей, но и человечества в целом. Не в этом ли интуитивная тяга институционалов к духовному мессианству, к противопоставлению «бездуховного» потребительского Запада и духовного Востока?
Но что ни говори, а национальная идентичность это далеко не только язык, одежда и привычное вероисповедание. Это и почти генетическая склонность быть народом либо гражданским, либо опекаемым государственными институтами. А это обстоятельство категорически не может быть устранено ни этнокультурной автономией, ни веротерпимостью, ни каким иным плюрализмом.
И то, что даже в футурологических фантазиях, подобных «Звездным войнам» Дж. Лукаса, мы находим явное разделение Вселенной на «имперский» и «свободный» мир, свидетельствует не об ограниченности нашего воображения в отношении общественного мироустройства, а о реальной «извечности» этого деления, в еще более глубокой основе которого лежит фундаментальное противоречивое единство свойств изменчивости и устойчивости биологического вида.
Я думаю, что институциональные и гражданские начала все же будут существовать, пока жива наша цивилизация в целом и будут сохраняться именно как механизм, обеспечивающий необходимое для развития единство противоположностей – свойств устойчивости и изменчивости человечества как вида.
В этом смысле даже оценка перспективы традиционных цивилизаций, как обреченных, становится не столь очевидной. По крайней мере, в условиях столкновения двух других цивилизационных типов с учетом уже провалившейся политики нераспространения оружия массового поражения, именно реликтовые сообщества более других способны к выживанию. И именно они сохранят наш генетический фонд в случае глобальной катастрофы.

Заключение
Будет полезным в завершение обозначить тезисно главные результаты наших размышлений.
1.Главная причина постоянства конфликтных отношений сообществ лежит гораздо глубже столкновения экономических, национальных, конфессиональных, идеологических и территориальных интересов – она заключается в системной конфликтности трех основных типов цивилизаций.
2.Природа конфликтности цивилизаций - в разных векторах развития, выраженных в имманентно присущем экспансионизме гражданской цивилизации и изоляционизме цивилизаций институциональных и традиционных.
3.По крайней мере, в обозримом будущем ни одна из этих цивилизаций не будет доминирующей, но между ними будет существовать динамическое равновесие. Это обусловлено, прежде всего, фундаментальным свойством, обеспечивающим видовое выживание – единством устойчивости вида и изменчивости. За подробностями отсылаю к биологам.
4.Цивилизационные типажи устойчивы и обладают значительным внутренним потенциалом к выживанию. Конвергенция цивилизаций скорее всего невозможна, возможно только лишь их сосуществование.
5.У нас есть мощный нейтрализатор конфликтности столкновения цивилизаций – космическая экспансия. Не думаю, что сумасшествие калужского мечтателя Циалковского было столь заразительным, что его последователи только «из болезненного состояния» вопреки обыденному здравому смыслу запускают колоссальные средства с обывательской точки зрения «в никуда». Наоборот, в этом заключен исключительно здравый и здоровый прагматизм. В нашем движении ввысь к звездам проявление глубинного инстинкта, стремлению к выживанию.
6.Всегда находятся те, кто предпочитает свободу инициативы и бремя ответственности за нее, но есть и те, кто стремится к не хлопотной безгражданственности. Главное все же - возможность свободного выбора. И именно свобода выбора, в конечном счете, является краеугольной ценностью человечества, хотя и делает одних террористами, а других - миссионерами.

Справочный словарь
1.Христианско-иудейская цивилизация – Любопытно, но один из моих друзей – еврей - категорически протестовал против объединения христианства и иудаизма в одном понятии. Однако и он в конце концов вынужден был согласиться, что при всем различии этих вероисповеданий как мировоззренческих систем, современный мир Запада возник именно при их взаимном влиянии, и именно христианско-иудейское взаимодействие породило специфическую западную культуру.
2.Политика – Я думаю, что самое правильное понимание политики заключается в согласии с тем, что она – прежде всего искусство общежития.
3.Синергия – в социологии - незапланированное и неосознаваемое сотрудничество индивидов, преследующих собственные цели, но действующих при этом в одном направлении (греч.Synergia – сотрудничество). Синергический эффект (от греч. synergós — вместе действующий) — возрастание эффективности деятельности в результате соединения, интеграции, слияния отдельных частей в единую систему за счет так называемого системного эффекта.
4.Конкурентный доступ к управлению – Смена собственника в результате конкуренции (банкротство, перепродажи, поглощения, слияния и т.д.). Кроме того, сегодня мы видим ясно выраженный переход экономической инициативы и предприимчивости от собственников капитала к менеджерам. Революция менеджеров уже завершилась. Главную роль уже играет не право на капитал и хозяйственный объект, а качество менеджмента, позволяющее на конкурентной основе получать доступ к управлению активами. Сегодня главное действующее лицо – менеджер, и чаще всего собственность является следствием успешного менеджмента, а не наоборот – когда доступ к управлению обусловлен собственностью. Типичный и показательный пример – Бил Гейтс.
5. Неизбежная потеря качества управления, вырождение элит - Подробно это явление, свойственное вертикальным иерархированным системам и механизм его действия проанализирован доктором экономических наук Гавриилом Поповым в его нашумевшей в свое время рецензии на роман Александра Бека «Новое назначение» и в работе доктора технических наук А.Ефимова «Элитные группы, их возникновение и эволюция».
6.Симбиотический паразитизм -
7. Идеи Чучхе – идеологическая теория северокорейского лидера Ким Ир Сена, в основе которой лежит идея на опоры на собственные силы и автономное развитие, что рассматривалось как пример для подражания для стран так называемого третьего мира.
8.Системная перестройка и системная модернизация - перестройка означает замену одной системы другой. Примеры – буржуазные революции, отмена крепостного права в России. Модернизация же предполагает сохранение принципиальных основ системы при одновременном приспособлении их к новым вызовам и изменениям. В России начала 90-х прошлого века была попытка перестройки, однако установление путинского режима привело к тому, что советский режим был фактически восстановлен в своих основных чертах, но значительно модернизирован. Как это не парадоксально, но большевистский переворот 1917 года фактически обернулся лишь модернизацией той системы, которая в основных чертах своих была создана еще Петром I.
9.«Народ и партия едины!» - один из центральных лозунгов тотальной PR-капании КППС широко растиражированный в плакатах и растяжках.
10.Имманентный – внутренне присущий.
11.Контакты «третьего рода» - термин введенный уфологами для обозначения непосредственного контакта с представителями внеземных цивилизаций. В данном случае употреблено мной в ироническом смысле.