04:35
Зарегистрировано — 125 604Зрителей: 68 437
Авторов: 57 167
On-line — 4 661Зрителей: 896
Авторов: 3765
Загружено работ — 2 155 750
18
Р Сарта
Р’С‚.
Радио & чатР Сарта
Р’С‚.
«Неизвестный Гений»
Подруга юности
Пред.![]() |
Просмотр работы: |
След.![]() |



Нырнула за свежими впечатлениями и оказалась на самом дне. Таким оказался ренесанс отношений с подругой юности после длительного перерыва. Через 40 лет.
Инициативу проявила она - нашла меня в социальной сети. Я удивилась. Мы никогда не были особенно близки. И общались года 2-3, не больше. Сразу же после школы. Потом наши дороги разошлись в разные стороны. Я грызла гранит науки в университете. Она родила двойняшек и через пару месяцев уехала в другой город. Наверное, по зову плоти. Девочек удочерила бабушка. Которую стали звать мамой. А родную мать, которую видели только на фотографии, называли сестрой. Официально он им таковой и приходилась.
Тогда мы расстались по простой причине. Подруга украла у меня несколько вещей. Учитывая, что она была из состоятельной семьи, а я – из бедной, материальный урон был ощутимый. Я осталась без любимой юбки, джинсов и пары блузок. Она считала, что ей они были нужнее. Простить воровство я не могла. И больше с ней не общалась. Ничего о ней не знала. И не хотела знать.
И вот, вдруг. Сообщение в соцсети. И не просто «привет, как дела». Она настаивала на встрече. Устроить это было легко. Я несколько лет подряд отдыхала на Кавказе, она там и жила. Помня о прошлом, я долго оттягивала встречу. Потому что не понимала ее мотива. Так прошло еще несколько лет. Но она настояла.
В энергичной пожилой женщине подругу напоминал только голос. А все остальное – чужое и незнакомое. Расписанное морщинами лицо. Сочно накрашенные брови. Узкие – ниткой - губы. Сухие, седые волосы и землистый цвет лица – как у злой ведьмы из страшной сказки. Зато вполне реальной была ее кричащая бедность. Видавшее все сезоны прохудившееся пальто. Потертая сумка и стоптанные ботинки.
- А ты совсем не изменилась, - равнодушно сказала она. И отпрянула от моих вежливых объятий.
Ее голос был сухим и грубым. Больше похожим на мужской. Она вообще больше напоминала простого разнорабочего. Шаги ее были длинными и размашистыми. Руки при ходьбе разлетались в разные стороны. Движения были резкими. Походка – тяжелой. И никаких признаков женственности. Мужской стиль подчеркивали широкие, бесформенные штаны и кепка, надвинутая на глаза.
Мы медленно пошли по парковой аллее. Осень уже шла на убыль. Деревья выглядели обнаженными. Под ногами проседала прелая листва. Прохладный воздух прятался за каждым поворотом. Только солнце еще было щедрым на свет и тепло.
- А ты знаешь, у меня восемь детей! – С чувством гордости сообщила она первую новость. Как на производственном собрании о досрочно выполненном плане.
- Зачем тебе столько? – Искренне удивилась я. И тут же допустила, что это результат чувства вины за брошенных двойняшек. Но вслух ничего не сказала. Вместо этого спросила:
- А кто муж?
- У меня никогда не было мужа. Я не выходила замуж. И сохранила девичью фамилию?
- Тогда зачем столько? Ты не знала, как предохраняться?
- Да ты что! По этой теме нет ничего, чтобы я не знала.
- Тогда зачем?
- Еще в школе я поняла, что у меня вообще нет никаких талантов. Не то, что у тебя. И я решила – буду рожать.
Для этого точно особого таланта не нужно, - подумала я. А вслух спросила:
- От разных мужиков?
- Да, - спокойно ответила она. – А что тут такого?
- Все дети выросли без отцов?
- И что?
Мне было любопытно, входили ли в число восемь брошенные двойняшки. Хотелось узнать про их судьбу. Но в первые встречу спросить об этом не решилась. Зато узнала, что она с ними не общается. Их судьбу разделил еще один ребенок. Мальчик. Но ему пришлось хуже. Он вырос в детдоме. В итоге ее материнства хватило только на пятерых из восьми детей. Но эту мелочь она никогда не уточняла. И уже позже, вскользь, упомянула про еще одного ребенка. Который умер. Причину она не называла.
В тот вечер я предложила переночевать в моем гостиничном номере. Помня о ее пристрастиях брать то, что плохо лежит, подготовилась к этому заранее. Надежно спрятала деньги и банковские карты.
Мне казалось, будем перебивать друг друга, пытаясь втиснуть все воспоминания в один вечер. Но этого не произошло. Говорила только она. И все - не по теме. Рассказала, как ехала на маршрутке, и какой красивый попался водитель. Про то, что пришлось надевать зимние ботинки с мехом, потому что не могла найти другие. Потом – подробности про подругу и других незнакомых мне людей. Свой рассказ начинала она издалека. Останавливалась на мельчайших деталях. Застревала в подробностях. Голос скрипел, как испорченный водопроводный кран. Слова отскакивали от стен, мебели, заполняли всю комнату, повисали на портьерах, люстре, настойчиво лезли в уши, глаза. От этого пространство вокруг меня, казалось, сужалось. Становилось душно. Хотелось резко встать и прервать этот словесный поток. Открыть окно и отправить прочь всю ненужную информацию. Но она не останавливалась. Когда черед дошел до истории с моим участием, я чувствовала себя спрессованной.
Вздохнула с облегчением, когда зазвонил ее телефон. Это была одна из ее дочерей. У которой она попросила немного денег. На то, чтобы заплатить за ночлег в гостинице. Потому что денег хватит только на дорогу обратно.
Мне стало жаль подругу юности. И я бросилась спасать ее от бедности. Сводила в кафе вечером и на следующий день. Дала денег на дорогу. Обещала выслать посылку с вещами. Приготовить подарок на День рождения. И обещала приезжать каждый год.
После я шила для нее пиджаки – рубашки. Множество сумок. Изготавливала предметы интерьера. Подушки, шторы, коврики. Отправляла посылки с посудой и домашней утварью. Дарила обувь, одежду и все, в чем она нуждалась. Была великодушна и щедра.
Благодарила она сдержанно. В сообщении – одним словом. «Кудесница», «здорово» или «молодец». Спасибо не говорила. Наверное, считала, что это большое счастье творить для нее добро. Так и заявляла:
- Тебе же это доставляет удовольствие. И не только тебе. Всем.
- Это почему?
- Потому что мир крутится вокруг меня.
С ее чувством уверенности над быть королевой. А она была санитаркой. Всю жизнь. И никаких вузов в послужном списке. Хотя сначала мне соврала. Сказала, что имеет два высших образования. Но на Кавказе нет работы. И она устроилась в роддом санитаркой. 25 лет назад. Стала королевой ведра и швабры.
По - королевски она себя и вела.
- Я всегда и во всем права! – Утверждала она.
- Я – особый человек. И сильно отличаюсь от других.
Правда, чем, - не уточняла.
- Я могу соблазнить любого мужчину!
И она не лгала. Любовников было не счесть. Даже в возрасте 60+. И это при том, что она и в юности красотой не отличалась. А сейчас и подавно. Увидела ее обнаженной в бассейне. И отпрянула. Созерцать это уродство было невозможно. Грудь, живот, бедра – как три бесформенных куска теста. На месте живота – толстая складка, как у кенгуру. Кожа расписана трещинами. Растяжками в причудливых формах, похожих на голые ветки деревьев. И четко – синим – обозначены вены от пояса до колен.
- Неужели есть мужики, которых придут от этого в восторг? - Подумала я. Но вслух ничего не сказала.
Не блистала она и интеллектом. Весь багаж знаний зафиксировал школьный аттестат. Рассказывала, что шла на золотую медаль. Потому что ее мама была учительницей. Отсюда – липовые пятерки. С годами знаний у нее не прибавились. Ее абсолютная безграмотность резала уши. Говорила, как не на родном языке. «Твое день рождение», «ложить», «ездию» и прочее. Писала тоже не по-русски. Выдавала такие перлы, как «не чайно», «толисман», «танель», «касманафты»…
Речь ее была бедной, как у глухонемой. Ни одной метафоры, тем более - остроты. Часто использовал мои. Без ссылки на первоисточник.
Литературных пристрастий у нее не было.
- Я не поняла «Сто лет одиночества Маркеса». Читала - читала. Все ждала, когда начнут действия разворачиваться, так и не дождалась.
На мои рекомендации прочесть талантливое произведение современного автора, отвечала коротко: «фигня».
Зато гордилась, что не читала в школе Толстого и Достоевского
- Я даже в знак протеста пересела на другую парту. На последнюю.
И чуть позже:
- Как я люблю «50 оттенок серого». Не понимаю, как ты могла это не прочитать.
Классическую музыку она не признавала. Слушала непритязательную попсу. Смотрела бездарные сериалы по телевизору. И читала глупые романы раскрученных современников.
Зато неистово, до скрипа зубов ненавидела своих знаменитых земляков.
- Тоже мне, - народное достояние. Хоть бы побрился. – Комментировал она выступление знаменитого дирижера.
- Мировая известность, вообще-то!
- Это не значит, что он мне должен нравиться.
- А чем он тебе не нравится?
Ответа не было.
- Мировое имя сразу поблекнет, как только узнает, что его не признает местная санитарка. Эти слова готовы были сорваться с губ. Но я мужественно промолчала.
Как в следующий раз, когда заговорили про врача от Бога, ставшего востребованным не только на Кавказе, но и во всем мире.
- Да к нему никто не ездит! У него такие цены забубенные! Слышала, что уже несколько человек погибли под его ножом.
- От кого слышала?
Паузу заполнить было нечем.
Информацию она черпала из сплетен. Так и говорила:
- У нас в роддоме сказали…
Как-то втянула меня в политическую дискуссию. Получился разговор крестьянина с мещанином. Она не знала самых простых, известных со школьной скамьи, вещей. Схема рассуждений проста: пенсия – маленькая, цены высокие, власть – плохая. Как отрывок разговора между старушками на лавочке. Без привязки ко времени.
Зато на мои умозаключения растерянно спрашивала:
- Откуда ты все это знаешь?
Просвещать ее желания не было. Она была не только невеждой. Невежей – тоже.
Уровень воспитания ярче всего проявлялся в наших телефонных разговорах. Если начинала она, говорила только про себя. Без приветствия и «как дела?». Сразу следовал подробный отчет об одном дне из ее жизни. Получалось глупо и нелепо. Например:
- Я не помню, что я носила прошлой весной…
или
- Даже не знаю, куда я задевала свой лифчик…
Еще хуже, когда она сообщала подробности о незнакомых мне людях:
- Наша Бадаева сегодня рассказывала…
Позже она устроилась сиделкой. И появилась новая, туалетно-кухонная тема про умирающую старушку:
- Мне сегодня пришлось ее мыть три раза. Уже все подгузники извела.
От таких интеллектуальных разговоров мое лицо искажалось гримасой. И я, оставив включенным, убирала телефон под подушку. Все равно мое участие в телефонном разговоре было не обязательным.
Как и ее – в моем. Когда звонила я, она не убавляла звук телевизора. Не прерывала разговор с кем- либо. И на мое требовательное «ты меня слушаешь?», через паузу отвечала «да, конечно». А через пару дней честно признавалась:
- Ты мне об этом не рассказывала…
Был еще один вариант общения. Когда во время нашего разговора звонил кто-то еще, она сбрасывала мой звонок, торопливо обещая, «я перезвоню», но никогда не перезванивала. Всегда тот, кто прерывал наш разговор, был важнее меня.
Сначала это меня никак не трогало. Даже забавляло. Потом стало бесить. Особенно когда она, просмотрев сообщение, оставляла его без ответа. Даже при таком бедном уровне общения, это было неприятно. Выразила свой протест просто:
- Я с таким же успехом могу писать на заборе.
Но ее это ни к чему не стимулировало.
После той встречи зима уже два раза уступила место весне. На этот раз совсем неохотно. Было пасмурно и по–осеннему холодно. Несмотря на май, в воздухе кружился мокрый снег. Земля без одуванчиков казалась серой и безжизненной. Деревья покрывались зеленым лениво и неохотно. Хотелось буйства красок. Голубого неба и ярко-желтого солнца. Поэтому быстро согласилась на ее предложение приехать к ней в гости. НА Кавказ.
Уже в такси она попросила у меня несколько тысяч рублей. На что – не сказала. Узнала на следующий день. По обрывкам телефонного разговора и сдавленного шепота гостя, поняла – на травку. Так к портрету моей подруги юности прибавился ее один штрих. Даже два. Потому что долг она не вернула. Похоже, и не собиралась.
Но это было не единственное открытие. Она оказалась жесткой и властной бабой.
- Выключи свет!
- Ты залила всю плиту, иди, почисти!
- Зачем ты открыла окно? Сейчас вся сажа будет в комнате!
- Не оставляй очистки в раковине!
- Я люблю смотреть телевизор в темноте!
И громко щелкала выключателем. Несмотря на то, что я читала.
В комнату на ночлег я пробиралась с вытянутыми вперед руками. Чтобы не наткнуться в полной темноте на мебель.
- Так! – Грозно начинала она. – Я сейчас вымою пол, а ты сходи в магазин, поняла?
- Ты зачем меня позвала в гости? – Возмущалась я на второй день. – Тебе известно главное правило гостеприимства? Чтобы гость чувствовал себя, как дома! Я себя чувствую, как в тюрьме. Самый мягкий вариант – у старой девы, которая не меняет своих привычек и не позволяет то никому.
- Ну, называть меня старой девой…
Голос звучал самодовольно. Даже кокетливо.
Обратные билеты были через неделю. Но я сказала, что жить в условиях тотального контроля не намерена. И ушла на улицу. Вернулась только вечером. За чемоданом. Она сняла все запреты. И попросила остаться.
Оказалось, она совершенно не умеет готовить. Ни омлет, ни кашу, ни тем более рыбу или мясо. Однажды я предложила сварить пшенку с яблоками.
- Это вприкуску? – Серьезно спросила она.
- А чем ты кормила своих детей?
- Никто с голода не умер. – Ушла она от ответа.
Хотя один все же умер. Но она не говорила, от чего.
Жила она бедно. Деньги просила у детей. Или брала у любовников. Для этого с ними и спала.
Ела исключительно бутерброды. Запивала холодным чаем. Или дешевым суррогатом под названием кофе. Любила куриный бульон. Для этого покупала куски разделанной курицы, заливала водой и долго томила на плите. До тех пор, пока не выкипала почти вся вода. Потом кидала туда вермишель, и все это варево превращалось в густую кашу. Есть это было невозможно. Поэтому кухню я взяла на себя. Ей оставила почетную обязанность - мыть посуду.
Она была беспомощна не только на кухне. На улице – тоже. Могла заблудиться в трех соснах. Не узнавала местность. Не запоминала название улиц. Не знала маршрутов городского транспорта. Постоянно спрашивала дорогу у прохожих. Хотя жила в этом городе почти всю жизнь.
- У меня топографический кретинизм, - признавалась она.
- Нет, это настоящий идиотизм, - возражала я.
Еще больше я напрягалась, когда она терялась в телефоне. Приходилось объяснять, как пользоваться интернетом. Как ориентироваться по карте. Как задать поисковый запрос. Объясняла и другие блага цивилизации.
От меня она узнала, что многие предметы быта работают от батарейки. И их надо регулярно менять.
Стала включать микроволновку. Потому что я ей показала, как.
- У тебя есть электронная почта? – Спросила я.
- А что это такое?
- Значит, нет.
Компьютер она не знала. Только умела включать и выключать.
Ее абсолютная беспомощность раздражала до першения в горле. С трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос. Говорить было не о чем. Да и некогда. Она принимала два положения. Либо рылась в телефоне, отвечая на сообщения многочисленных знакомых. Либо играла на планшете. Кормила монстриков. В этом она была мастак.
Однажды к ней пришли гости. Две пожилые дамы. Одна походила на городскую сумасшедшую. В ярко-красной шляпе с широкими полями и прозрачной блузке. В тон нижнего белья – ажурные колготки, растянутые чрезмерными размерами бедер. И короткая юбка. Нелепость гардероба другой была менее очевидна. Она удачно контрастировала на фоне своей коллеги. Была узкой в плечах, с тонкими ногами и худым лицом. Все это миниатюрное тело прикрывалось застиранным, потерявшим свой первоначальный цвет, плащом.
- Ой, мы столько про вас слышали! – Начали он наперебой.
- Рады вас увидеть!
- Ваша подруга так много про вас рассказывала!
- Вы такая талантливая! У нас весь роддом про вас знает. Мы гордимся, что у нас есть такая знакомая.
- А мы люди простые, уж извините, если что не так!
Вид у них был виноватый и подобострастный. Каждая то и дело склоняла голову. И разглядывали меня снизу вверх.
Едва гости ушли, как я закричала:
- Ты зачем обо мне все рассказываешь? Получается, все мои секреты становятся достоянием гласности? Может, мне тогда лучше выйти на городскую площадь и поведать подробности о своей жизни?
- А что, это секрет, что-ли? Я всем про тебя рассказываю. И детям – тоже. Ты же моя лучшая подруга!
- И детям? Ты серьезно?
Ответу помешал телефонный звонок.
Это был ее любимый сын. Старший. Сиделец со стажем. Звонил он матери каждый день. Называл ее святой. За то, что его родила.
Как-то полюбопытствовала, за что сидит. Ответила уклончиво:
- Это его выбор.
Больше о детях не спрашивала. Да и она сама говорить о них не любила. Зато неизменно повторяла:
- Я не прервала ни одну беременность.
Эту информацию она сообщала при каждом удобном случае. В том числе и людям малознакомым. Даже в общественном транспорте. Или в очереди в поликлинике. Или в магазине:
- Я родила восемь детей.
После этого она получала сво порцию восхищения.
Из пятерых (две дочери и три сына) четверо жили в Москве. Старшие – сиделец и дочь - уже лет двадцать. Младшие мальчики, которых она родила уже после сорока – лет пять. Но она ни разу к ним не ездила.
- Что мне там делать в этой Москве, - объясняла она мне.
Одна дочка жила недалеко от матери, на соседней улице. Но общались они редко. На мой вопрос, почему, мать ответила:
- Она мне не интересна…Это взрослая баба. Ей под сорок лет. Ну и что, что когда- то я ее родила.
И отводила взгляд в сторону.
- Давай съездим в Грузию! – Перевела я разговор на другую тему. – От тебя же тут рукой подать.
- Ты что! Какая Грузия! Я же не выездная!
И подняла вверх голову. Будто продемонстрировала бесспорное преимущество.
- Я кинула несколько банков! – Гордо заявила она.
- В смысле? Ограбила, что-ли?
- Можно сказать и так. Взяла три кредита и не отдала.
- Как это возможно?
- Возможно. Надо просто уметь.
-А ты не боишься…
- Нет!
И она начала рассказывать про свой криминальный талант. Голос был оживленный и радостный. Будто она взяла высоту. И установила свой флаг на вершине.
Я слушала в полуха. Эта тема меня вообще не интересовала. Поэтому взгляд был растерянный, мысли беспорядочные. Внимание вернулось на словах:
- Поэтому меня не посадили… Из-за детей…
- На тебе судимость?
- И что? Что тебя так пугает?
В тот вечер я долго гуляла по старому городу. Старалась отвлечься, разглядывая архитектурные детали. Подолгу сидела на берегу реки. Задержалась в кафе за чашкой кофе. Пришла поздно вечером. Она уже спала. Я проворочалась всю ночь. А утром сказала:
- Послушай, мы с тобой также близки, как порок и добродетель.
- Ну и что? Противоположности притягиваются.
- Ты меня не привлекаешь!
И уехала домой с легким сердцем. Будто скинула непосильную ношу. Ответила на сообщение «как долетела» и заблокировала ее номер телефона.
Прошлое оставила в прошлом.
Инициативу проявила она - нашла меня в социальной сети. Я удивилась. Мы никогда не были особенно близки. И общались года 2-3, не больше. Сразу же после школы. Потом наши дороги разошлись в разные стороны. Я грызла гранит науки в университете. Она родила двойняшек и через пару месяцев уехала в другой город. Наверное, по зову плоти. Девочек удочерила бабушка. Которую стали звать мамой. А родную мать, которую видели только на фотографии, называли сестрой. Официально он им таковой и приходилась.
Тогда мы расстались по простой причине. Подруга украла у меня несколько вещей. Учитывая, что она была из состоятельной семьи, а я – из бедной, материальный урон был ощутимый. Я осталась без любимой юбки, джинсов и пары блузок. Она считала, что ей они были нужнее. Простить воровство я не могла. И больше с ней не общалась. Ничего о ней не знала. И не хотела знать.
И вот, вдруг. Сообщение в соцсети. И не просто «привет, как дела». Она настаивала на встрече. Устроить это было легко. Я несколько лет подряд отдыхала на Кавказе, она там и жила. Помня о прошлом, я долго оттягивала встречу. Потому что не понимала ее мотива. Так прошло еще несколько лет. Но она настояла.
В энергичной пожилой женщине подругу напоминал только голос. А все остальное – чужое и незнакомое. Расписанное морщинами лицо. Сочно накрашенные брови. Узкие – ниткой - губы. Сухие, седые волосы и землистый цвет лица – как у злой ведьмы из страшной сказки. Зато вполне реальной была ее кричащая бедность. Видавшее все сезоны прохудившееся пальто. Потертая сумка и стоптанные ботинки.
- А ты совсем не изменилась, - равнодушно сказала она. И отпрянула от моих вежливых объятий.
Ее голос был сухим и грубым. Больше похожим на мужской. Она вообще больше напоминала простого разнорабочего. Шаги ее были длинными и размашистыми. Руки при ходьбе разлетались в разные стороны. Движения были резкими. Походка – тяжелой. И никаких признаков женственности. Мужской стиль подчеркивали широкие, бесформенные штаны и кепка, надвинутая на глаза.
Мы медленно пошли по парковой аллее. Осень уже шла на убыль. Деревья выглядели обнаженными. Под ногами проседала прелая листва. Прохладный воздух прятался за каждым поворотом. Только солнце еще было щедрым на свет и тепло.
- А ты знаешь, у меня восемь детей! – С чувством гордости сообщила она первую новость. Как на производственном собрании о досрочно выполненном плане.
- Зачем тебе столько? – Искренне удивилась я. И тут же допустила, что это результат чувства вины за брошенных двойняшек. Но вслух ничего не сказала. Вместо этого спросила:
- А кто муж?
- У меня никогда не было мужа. Я не выходила замуж. И сохранила девичью фамилию?
- Тогда зачем столько? Ты не знала, как предохраняться?
- Да ты что! По этой теме нет ничего, чтобы я не знала.
- Тогда зачем?
- Еще в школе я поняла, что у меня вообще нет никаких талантов. Не то, что у тебя. И я решила – буду рожать.
Для этого точно особого таланта не нужно, - подумала я. А вслух спросила:
- От разных мужиков?
- Да, - спокойно ответила она. – А что тут такого?
- Все дети выросли без отцов?
- И что?
Мне было любопытно, входили ли в число восемь брошенные двойняшки. Хотелось узнать про их судьбу. Но в первые встречу спросить об этом не решилась. Зато узнала, что она с ними не общается. Их судьбу разделил еще один ребенок. Мальчик. Но ему пришлось хуже. Он вырос в детдоме. В итоге ее материнства хватило только на пятерых из восьми детей. Но эту мелочь она никогда не уточняла. И уже позже, вскользь, упомянула про еще одного ребенка. Который умер. Причину она не называла.
В тот вечер я предложила переночевать в моем гостиничном номере. Помня о ее пристрастиях брать то, что плохо лежит, подготовилась к этому заранее. Надежно спрятала деньги и банковские карты.
Мне казалось, будем перебивать друг друга, пытаясь втиснуть все воспоминания в один вечер. Но этого не произошло. Говорила только она. И все - не по теме. Рассказала, как ехала на маршрутке, и какой красивый попался водитель. Про то, что пришлось надевать зимние ботинки с мехом, потому что не могла найти другие. Потом – подробности про подругу и других незнакомых мне людей. Свой рассказ начинала она издалека. Останавливалась на мельчайших деталях. Застревала в подробностях. Голос скрипел, как испорченный водопроводный кран. Слова отскакивали от стен, мебели, заполняли всю комнату, повисали на портьерах, люстре, настойчиво лезли в уши, глаза. От этого пространство вокруг меня, казалось, сужалось. Становилось душно. Хотелось резко встать и прервать этот словесный поток. Открыть окно и отправить прочь всю ненужную информацию. Но она не останавливалась. Когда черед дошел до истории с моим участием, я чувствовала себя спрессованной.
Вздохнула с облегчением, когда зазвонил ее телефон. Это была одна из ее дочерей. У которой она попросила немного денег. На то, чтобы заплатить за ночлег в гостинице. Потому что денег хватит только на дорогу обратно.
Мне стало жаль подругу юности. И я бросилась спасать ее от бедности. Сводила в кафе вечером и на следующий день. Дала денег на дорогу. Обещала выслать посылку с вещами. Приготовить подарок на День рождения. И обещала приезжать каждый год.
После я шила для нее пиджаки – рубашки. Множество сумок. Изготавливала предметы интерьера. Подушки, шторы, коврики. Отправляла посылки с посудой и домашней утварью. Дарила обувь, одежду и все, в чем она нуждалась. Была великодушна и щедра.
Благодарила она сдержанно. В сообщении – одним словом. «Кудесница», «здорово» или «молодец». Спасибо не говорила. Наверное, считала, что это большое счастье творить для нее добро. Так и заявляла:
- Тебе же это доставляет удовольствие. И не только тебе. Всем.
- Это почему?
- Потому что мир крутится вокруг меня.
С ее чувством уверенности над быть королевой. А она была санитаркой. Всю жизнь. И никаких вузов в послужном списке. Хотя сначала мне соврала. Сказала, что имеет два высших образования. Но на Кавказе нет работы. И она устроилась в роддом санитаркой. 25 лет назад. Стала королевой ведра и швабры.
По - королевски она себя и вела.
- Я всегда и во всем права! – Утверждала она.
- Я – особый человек. И сильно отличаюсь от других.
Правда, чем, - не уточняла.
- Я могу соблазнить любого мужчину!
И она не лгала. Любовников было не счесть. Даже в возрасте 60+. И это при том, что она и в юности красотой не отличалась. А сейчас и подавно. Увидела ее обнаженной в бассейне. И отпрянула. Созерцать это уродство было невозможно. Грудь, живот, бедра – как три бесформенных куска теста. На месте живота – толстая складка, как у кенгуру. Кожа расписана трещинами. Растяжками в причудливых формах, похожих на голые ветки деревьев. И четко – синим – обозначены вены от пояса до колен.
- Неужели есть мужики, которых придут от этого в восторг? - Подумала я. Но вслух ничего не сказала.
Не блистала она и интеллектом. Весь багаж знаний зафиксировал школьный аттестат. Рассказывала, что шла на золотую медаль. Потому что ее мама была учительницей. Отсюда – липовые пятерки. С годами знаний у нее не прибавились. Ее абсолютная безграмотность резала уши. Говорила, как не на родном языке. «Твое день рождение», «ложить», «ездию» и прочее. Писала тоже не по-русски. Выдавала такие перлы, как «не чайно», «толисман», «танель», «касманафты»…
Речь ее была бедной, как у глухонемой. Ни одной метафоры, тем более - остроты. Часто использовал мои. Без ссылки на первоисточник.
Литературных пристрастий у нее не было.
- Я не поняла «Сто лет одиночества Маркеса». Читала - читала. Все ждала, когда начнут действия разворачиваться, так и не дождалась.
На мои рекомендации прочесть талантливое произведение современного автора, отвечала коротко: «фигня».
Зато гордилась, что не читала в школе Толстого и Достоевского
- Я даже в знак протеста пересела на другую парту. На последнюю.
И чуть позже:
- Как я люблю «50 оттенок серого». Не понимаю, как ты могла это не прочитать.
Классическую музыку она не признавала. Слушала непритязательную попсу. Смотрела бездарные сериалы по телевизору. И читала глупые романы раскрученных современников.
Зато неистово, до скрипа зубов ненавидела своих знаменитых земляков.
- Тоже мне, - народное достояние. Хоть бы побрился. – Комментировал она выступление знаменитого дирижера.
- Мировая известность, вообще-то!
- Это не значит, что он мне должен нравиться.
- А чем он тебе не нравится?
Ответа не было.
- Мировое имя сразу поблекнет, как только узнает, что его не признает местная санитарка. Эти слова готовы были сорваться с губ. Но я мужественно промолчала.
Как в следующий раз, когда заговорили про врача от Бога, ставшего востребованным не только на Кавказе, но и во всем мире.
- Да к нему никто не ездит! У него такие цены забубенные! Слышала, что уже несколько человек погибли под его ножом.
- От кого слышала?
Паузу заполнить было нечем.
Информацию она черпала из сплетен. Так и говорила:
- У нас в роддоме сказали…
Как-то втянула меня в политическую дискуссию. Получился разговор крестьянина с мещанином. Она не знала самых простых, известных со школьной скамьи, вещей. Схема рассуждений проста: пенсия – маленькая, цены высокие, власть – плохая. Как отрывок разговора между старушками на лавочке. Без привязки ко времени.
Зато на мои умозаключения растерянно спрашивала:
- Откуда ты все это знаешь?
Просвещать ее желания не было. Она была не только невеждой. Невежей – тоже.
Уровень воспитания ярче всего проявлялся в наших телефонных разговорах. Если начинала она, говорила только про себя. Без приветствия и «как дела?». Сразу следовал подробный отчет об одном дне из ее жизни. Получалось глупо и нелепо. Например:
- Я не помню, что я носила прошлой весной…
или
- Даже не знаю, куда я задевала свой лифчик…
Еще хуже, когда она сообщала подробности о незнакомых мне людях:
- Наша Бадаева сегодня рассказывала…
Позже она устроилась сиделкой. И появилась новая, туалетно-кухонная тема про умирающую старушку:
- Мне сегодня пришлось ее мыть три раза. Уже все подгузники извела.
От таких интеллектуальных разговоров мое лицо искажалось гримасой. И я, оставив включенным, убирала телефон под подушку. Все равно мое участие в телефонном разговоре было не обязательным.
Как и ее – в моем. Когда звонила я, она не убавляла звук телевизора. Не прерывала разговор с кем- либо. И на мое требовательное «ты меня слушаешь?», через паузу отвечала «да, конечно». А через пару дней честно признавалась:
- Ты мне об этом не рассказывала…
Был еще один вариант общения. Когда во время нашего разговора звонил кто-то еще, она сбрасывала мой звонок, торопливо обещая, «я перезвоню», но никогда не перезванивала. Всегда тот, кто прерывал наш разговор, был важнее меня.
Сначала это меня никак не трогало. Даже забавляло. Потом стало бесить. Особенно когда она, просмотрев сообщение, оставляла его без ответа. Даже при таком бедном уровне общения, это было неприятно. Выразила свой протест просто:
- Я с таким же успехом могу писать на заборе.
Но ее это ни к чему не стимулировало.
После той встречи зима уже два раза уступила место весне. На этот раз совсем неохотно. Было пасмурно и по–осеннему холодно. Несмотря на май, в воздухе кружился мокрый снег. Земля без одуванчиков казалась серой и безжизненной. Деревья покрывались зеленым лениво и неохотно. Хотелось буйства красок. Голубого неба и ярко-желтого солнца. Поэтому быстро согласилась на ее предложение приехать к ней в гости. НА Кавказ.
Уже в такси она попросила у меня несколько тысяч рублей. На что – не сказала. Узнала на следующий день. По обрывкам телефонного разговора и сдавленного шепота гостя, поняла – на травку. Так к портрету моей подруги юности прибавился ее один штрих. Даже два. Потому что долг она не вернула. Похоже, и не собиралась.
Но это было не единственное открытие. Она оказалась жесткой и властной бабой.
- Выключи свет!
- Ты залила всю плиту, иди, почисти!
- Зачем ты открыла окно? Сейчас вся сажа будет в комнате!
- Не оставляй очистки в раковине!
- Я люблю смотреть телевизор в темноте!
И громко щелкала выключателем. Несмотря на то, что я читала.
В комнату на ночлег я пробиралась с вытянутыми вперед руками. Чтобы не наткнуться в полной темноте на мебель.
- Так! – Грозно начинала она. – Я сейчас вымою пол, а ты сходи в магазин, поняла?
- Ты зачем меня позвала в гости? – Возмущалась я на второй день. – Тебе известно главное правило гостеприимства? Чтобы гость чувствовал себя, как дома! Я себя чувствую, как в тюрьме. Самый мягкий вариант – у старой девы, которая не меняет своих привычек и не позволяет то никому.
- Ну, называть меня старой девой…
Голос звучал самодовольно. Даже кокетливо.
Обратные билеты были через неделю. Но я сказала, что жить в условиях тотального контроля не намерена. И ушла на улицу. Вернулась только вечером. За чемоданом. Она сняла все запреты. И попросила остаться.
Оказалось, она совершенно не умеет готовить. Ни омлет, ни кашу, ни тем более рыбу или мясо. Однажды я предложила сварить пшенку с яблоками.
- Это вприкуску? – Серьезно спросила она.
- А чем ты кормила своих детей?
- Никто с голода не умер. – Ушла она от ответа.
Хотя один все же умер. Но она не говорила, от чего.
Жила она бедно. Деньги просила у детей. Или брала у любовников. Для этого с ними и спала.
Ела исключительно бутерброды. Запивала холодным чаем. Или дешевым суррогатом под названием кофе. Любила куриный бульон. Для этого покупала куски разделанной курицы, заливала водой и долго томила на плите. До тех пор, пока не выкипала почти вся вода. Потом кидала туда вермишель, и все это варево превращалось в густую кашу. Есть это было невозможно. Поэтому кухню я взяла на себя. Ей оставила почетную обязанность - мыть посуду.
Она была беспомощна не только на кухне. На улице – тоже. Могла заблудиться в трех соснах. Не узнавала местность. Не запоминала название улиц. Не знала маршрутов городского транспорта. Постоянно спрашивала дорогу у прохожих. Хотя жила в этом городе почти всю жизнь.
- У меня топографический кретинизм, - признавалась она.
- Нет, это настоящий идиотизм, - возражала я.
Еще больше я напрягалась, когда она терялась в телефоне. Приходилось объяснять, как пользоваться интернетом. Как ориентироваться по карте. Как задать поисковый запрос. Объясняла и другие блага цивилизации.
От меня она узнала, что многие предметы быта работают от батарейки. И их надо регулярно менять.
Стала включать микроволновку. Потому что я ей показала, как.
- У тебя есть электронная почта? – Спросила я.
- А что это такое?
- Значит, нет.
Компьютер она не знала. Только умела включать и выключать.
Ее абсолютная беспомощность раздражала до першения в горле. С трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос. Говорить было не о чем. Да и некогда. Она принимала два положения. Либо рылась в телефоне, отвечая на сообщения многочисленных знакомых. Либо играла на планшете. Кормила монстриков. В этом она была мастак.
Однажды к ней пришли гости. Две пожилые дамы. Одна походила на городскую сумасшедшую. В ярко-красной шляпе с широкими полями и прозрачной блузке. В тон нижнего белья – ажурные колготки, растянутые чрезмерными размерами бедер. И короткая юбка. Нелепость гардероба другой была менее очевидна. Она удачно контрастировала на фоне своей коллеги. Была узкой в плечах, с тонкими ногами и худым лицом. Все это миниатюрное тело прикрывалось застиранным, потерявшим свой первоначальный цвет, плащом.
- Ой, мы столько про вас слышали! – Начали он наперебой.
- Рады вас увидеть!
- Ваша подруга так много про вас рассказывала!
- Вы такая талантливая! У нас весь роддом про вас знает. Мы гордимся, что у нас есть такая знакомая.
- А мы люди простые, уж извините, если что не так!
Вид у них был виноватый и подобострастный. Каждая то и дело склоняла голову. И разглядывали меня снизу вверх.
Едва гости ушли, как я закричала:
- Ты зачем обо мне все рассказываешь? Получается, все мои секреты становятся достоянием гласности? Может, мне тогда лучше выйти на городскую площадь и поведать подробности о своей жизни?
- А что, это секрет, что-ли? Я всем про тебя рассказываю. И детям – тоже. Ты же моя лучшая подруга!
- И детям? Ты серьезно?
Ответу помешал телефонный звонок.
Это был ее любимый сын. Старший. Сиделец со стажем. Звонил он матери каждый день. Называл ее святой. За то, что его родила.
Как-то полюбопытствовала, за что сидит. Ответила уклончиво:
- Это его выбор.
Больше о детях не спрашивала. Да и она сама говорить о них не любила. Зато неизменно повторяла:
- Я не прервала ни одну беременность.
Эту информацию она сообщала при каждом удобном случае. В том числе и людям малознакомым. Даже в общественном транспорте. Или в очереди в поликлинике. Или в магазине:
- Я родила восемь детей.
После этого она получала сво порцию восхищения.
Из пятерых (две дочери и три сына) четверо жили в Москве. Старшие – сиделец и дочь - уже лет двадцать. Младшие мальчики, которых она родила уже после сорока – лет пять. Но она ни разу к ним не ездила.
- Что мне там делать в этой Москве, - объясняла она мне.
Одна дочка жила недалеко от матери, на соседней улице. Но общались они редко. На мой вопрос, почему, мать ответила:
- Она мне не интересна…Это взрослая баба. Ей под сорок лет. Ну и что, что когда- то я ее родила.
И отводила взгляд в сторону.
- Давай съездим в Грузию! – Перевела я разговор на другую тему. – От тебя же тут рукой подать.
- Ты что! Какая Грузия! Я же не выездная!
И подняла вверх голову. Будто продемонстрировала бесспорное преимущество.
- Я кинула несколько банков! – Гордо заявила она.
- В смысле? Ограбила, что-ли?
- Можно сказать и так. Взяла три кредита и не отдала.
- Как это возможно?
- Возможно. Надо просто уметь.
-А ты не боишься…
- Нет!
И она начала рассказывать про свой криминальный талант. Голос был оживленный и радостный. Будто она взяла высоту. И установила свой флаг на вершине.
Я слушала в полуха. Эта тема меня вообще не интересовала. Поэтому взгляд был растерянный, мысли беспорядочные. Внимание вернулось на словах:
- Поэтому меня не посадили… Из-за детей…
- На тебе судимость?
- И что? Что тебя так пугает?
В тот вечер я долго гуляла по старому городу. Старалась отвлечься, разглядывая архитектурные детали. Подолгу сидела на берегу реки. Задержалась в кафе за чашкой кофе. Пришла поздно вечером. Она уже спала. Я проворочалась всю ночь. А утром сказала:
- Послушай, мы с тобой также близки, как порок и добродетель.
- Ну и что? Противоположности притягиваются.
- Ты меня не привлекаешь!
И уехала домой с легким сердцем. Будто скинула непосильную ношу. Ответила на сообщение «как долетела» и заблокировала ее номер телефона.
Прошлое оставила в прошлом.
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи

Трибуна сайта
Наш рупор