Happy Halloween

Сон…Состояние спокойствия и умиротворенности. Сон…Мягкое тяжелое одеяло небытия. Сон. Долгожданная летаргия на ночь. Всего на ночь? Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Это не сон. И это не ожидаемое и желаемое мной забытие. Это реальность. Реальность, держащая мен за горло холодной костлявой рукой. Сколько я здесь лежу? Не помню. Кажется, чуть меньше трех месяцев. Но не все ли мне равно. Что я чувствую? Ничего. Хотя нет…Я устала. Парадокс, но это так. Что еще? Прохладу и свежесть октябрьской ночи. Тишину и спокойствие осени, умирание живого, чтобы возродиться позже вновь.
Я постаралась открыть глаза. С трудом разомкнулись отяжелевшие веки. Разлепив склеенные ресницы я моргнула несколько раз. Теперь я могла раскрыть, затянутые белой пеленой, глаза и хоть немного видеть. Надо мной простиралось темно-синее почти черное осеннее небо, по которому как гнилые серые клочья ваты, плыли облака. Сквозь них проглядывали звезды, тусклые, словно пыльные фонарики.
Я попыталась сесть. С первого раза не получилось. Я как могла сжала и разжала пальцы правой руки. Ногти заскребли по сырой земле. В нос ударил запах чернозема и прелых листьев. Я боялась, что кости повреждены, но они оказались в порядке. Теперь надо было поднять руку. С трудом мне удалось согнуть её в локте. Собравшись с силами я дернула руку вверх. Опавшая, слипшаяся после дождя, листва подалась, освобождая мою правую руку и резкий горьковатый запах сырости и гниения. То же самое я проделала и с другой рукой. Опершись о землю я смогла наконец-то сесть. Ощупав голову, нашла в волосах застрявшую листву, мелкие веточки и землю. Вычесать мусор из волос до конца очень сложно, поэтому я просто потрясла их, собрав в хвост ладонью. К платью спереди тоже прилипла листва, от которой я не пыталась избавиться, просто смахнула, сколько смогла.
С ногами я проделала ту же процедуру. Согнув ноги в коленях, я потянула их на себя, сумев освободить из-под плена листвы и веток. Теперь оставалось только подняться. В качестве опоры я выбрала дерево растущее рядом. Обхватив руками ствол я начала медленно подниматься. Это оказалось куда сложнее, чем я думала. Кости были целы, но отказывались принимать на себя нагрузку весов в 52 килограмма, хотя может быть уже намного меньше. Сумев наконец-то подняться, я облокотилась спиной о холодный ствол дерева, ощущая телом шершавую кору. Я глубоко вдохнула воздух и закрыла глаза, прислушиваясь к темной осенней октябрьской ночи. Решившись, я мысленно позвала. Позвала тихо, робко. Прислушалась. Ответа не было. Я собралась с мыслями. Набрала в груди воздуха и медленно выдохнула. Хотя зачем? Привычка. Позвала еще раз – ничего. Я отряхнула подол платья, поправила торчащую из груди рукоятку ножа и неуверенно пошла к грунтовой дороге. Пришлось продираться через кусты. В конец изорвала капроновые колготки, но снимать их пока не стала. Выбравшись на грунтовку я принялась озираться по сторонам. Вдалеке на земле заметила бело-серебристое пятно. Пошла к нему. Пятном оказалось небольшая замерзшая лужа. Сколько же сейчас градусов ниже нуля? А мне совсем не холодно, но это и неудивительно. Я наклонилась и провела рукой по немного шероховатой поверхности льда. Попробовала позвать. Теперь громко, настойчиво. Мои мысли кричали у меня в голове. Я зажмурилась так сильно, что от напряжения зазвенело в ушах.
Неужели ничего? Но этого не могло быть. Порыв ветра взметнул мои волосы вверх, подержал и опять опустил их на плечи. Зашумели потревоженные деревья, размахивая ветвями с еще оставшимися кое-где почерневшими листьями.
- Криссстииин…- шелестел они.
- Серж?- я выпрямилась. – Серж!
Да я не ошиблась это был он. Частью себя я чувствовала его. Я видела его своим сознанием. Видела как он раскрыл широко глаза, вглядываясь в темноту. Глаза его еще были целы. Его синие-синие глаза. Его губы открылись. Он безмолвно хватал воду ртом, как рыба. Ладони уперлись в прозрачное стекло льда. Ощупав гладкую поверхность, он прижался к нему лицом, стараясь что-нибудь разглядеть. Но тщетно. Он ничего не видел. Борясь с плотностью воды, он как мог сильно ударил по льду рукой. Ничего. Еще раз. Безрезультатно. Он начал долбить двумя руками сразу. Лед немного поддался. Через маленькую трещинку наружу выплеснулась вода. Еще несколько ударов и в образовавшуюся дыру он смог просунуть одну руку, второй он яростно отламывал куски льда по краям, расчищая тем самым себе пространство, чтобы выбраться. Когда дыра стала подходящей он подтянулся и вылез на лед. Хватая ртом воздух, он пополз к деревянному основанию купальни. Добравшись до дощатого пола он смог подняться на колени и ползти дальше. Ползти к выходу. Пальцы скребли по промерзшему дереву, издавая неприятный скрип. Мокрая одежда с которой продолжала стекать вода, хлюпала на теле. Я видела как он выбрался наружу через проход не шире обычного дверного проема. Он смог. Теперь он полз по траве, темной, пожухлой. Его кожа почти светилась холодным белым светом. Глаза – 2 синих фонаря, а губы, которые он кусал от нетерпения – ярче крови. Теперь я чувствовала не только его одного и я была счастлива.
Я почти осязала как сквозь толщу промерзшей земли бьется сила. Пульсирующими толчками она отдавала у меня в голове. Я ощущала как разгибаются кости, затекшие от многолетнего сна. Как скрипят полусгнившие доски гробов. Я чуяла запах гнилого дерева, плесени, сырости, сладкий запах разложения. Я ощущала как на зубах скрипит земля и песок, ощущала кислую примесь ржавчины и еще чего-то скользкого и противного.
Меж тем сила проталкивалась наружу. Она была двойной. Будто от разных источников. Их было двое.
Я видела как колыхнулась земля перед большим мраморным крестом белого цвета. Вначале появился небольшой бугорок, как будто от ямку, сделанной кротом. Затем из него появилась рука. Посеревшие кости с остатками кожи, вокруг которых лохмотьями висело то, что осталось от рукава. Костлявые пальцы впились в землю, пытаясь найти опору. Следом появилась вторая рука, такая же костлявая. Было видно, как напрягаются суставы и ссохшиеся нитевидные мышцы, чтобы в образовавшейся дыре показалась голова. Длинные спутанные волосы клоками висели на обтянутом потемневшей кожей черепе. Пустые ввалившиеся глазницы были похожи на две черные дыры. Нос и губы отсутствовали. Желтые зубы оскалились в злобной, чуть ехидной улыбке. Голова задергалась, словно принюхиваясь. Руки заработали снова, подтягивая наружу нижнюю часть тела. По остаткам истлевшей одежды можно было сказать, что вылезшее из могилы зомби имело принадлежность к женскому полу. Некогда красная кофта выцвела до бледного грязно-розового цвета. Кофта была изорвана, изъедена и едва держалась на иссохшем теле. Ноги покрывало что-то похожее на длинную юбку, цвета земленисто-болотного. Обуви не было. Зомби, а это была она, подняла безглазое лицо к небу и завыла. Крик был пронзительным, натяжным. У меня по коже побежали мурашки. Да-да! Я невольно поежилась. Ощущение того, что я еще жива никак не могло меня покинуть. Словно отвечая на крик мертвой девушки раздался еще один, леденящий кровь крик. Хотя откуда мне это было знать? Неужели он был настолько зловещим. Что заставил трепетать мои мертвые нервные окончания?
Я видела его также четко, как и предыдущее зомби. Отличие состояло лишь в том, что он был мужчиной. И его могила была более полной. В отличие от могилы девушки, ограниченной одним крестом, здесь помимо красивого распятия было мраморное надгробие, усыпанное живыми и искусственными цветами. Большой еловый венок украшали белые лилии, сквозь которые проглядывала черная лента с выбитыми золотыми буквами, составляющими прощальную надпись.
От него не менее сильно тянуло затхлостью и гнилью мягкие ткани лица разложились и пожелтевший череп был хорошо виден. Глазницы были пусты, оскал пожелтевших зубов придавал лицу устрашающий вид. Хотя, назвать лицом, то что осталось, было чрезвычайно сложно.
Так же проворно как и первый зомби он выбрался из своего последнего пристанища и пополз между оградками кладбища в поисках своей подруги, похороненной за пределами погоста по старым порядкам погребения самоубийц. Они напоминали возлюбленных из старого тибетского предания, в котором родители молодой девушки, не желавшие родства с её возлюбленным бедным пастухом, приказали своему старшему сыну избавиться от назойливого ухажера. Но, боясь провала задуманного, мать девушки сама добила стрелой её жениха. Отвергая жизнь без убитого возлюбленного, девушка бросилась в его погребальный костер на глазах у испуганных свидетелей. Прах их с трудом разделил местный шаман, после чего прах девушки и прах юноши похоронили по разным берегам одной реки. Из могил возлюбленных выросло два огромных дерева. Подобно тянущимся рукам, их ветви достигли друг друга, сопротивляясь любым усилиям ветра помешать им.
Ветер разгуливал среди деревьев, теребил воду незамерзшей реки, вызывая на ней барашки. Ветер теребил душу, молодую несчастную душу утопленницы, лежащей на дне, смыслом которой стало подкармливание рыб и прочей мелкой фауны. Бледное, одутловатое тело, объеденное обитателями речушки было опутано цепкими лианами водорослей, припорошено илом и песком. Обкусанные губы, которыми она уже никогда не улыбнется, выеденные, некогда зеленые глаза с желтыми вкрапинками, в которых уже никогда не зажгутся озорные огоньки. Нет, ей уже не было их жаль. Так же как и тех, кто это сделал, тех, кто в конечном итоге попадет на стол, возможно даже её родителей. И они, уплетая кусочки нежного белого мяса так и не догадаются, что в их организм вместе с кальцием поступают частички их любимой дочки, прочно укрепившиеся в мышечной массе рыбы, как питательные вещества. После желудочной переработки, всосавшись в кровь через кишечник.
Ей было бы ужасно одиноко лежать в кромешной темноте, зная, что через толщи воды по ночам можно увидеть мутные пятнышки звезд, а днем небесное светило совершает свою прогулку. Если бы не он. Тот, кто решил уйти в вечное на одном из суков старого тополя, растущего около той самой реки. Раскачивающийся как маятник безмолвный сосед рассказывал ей о том, что творится на поверхности, скрипя сломанными шейными позвонками.
Его глаза давно унесли птицы , но она знала, что они были карие, с такими же золотистыми крапинками, какие были и у нее. И будь они живы, у них была бы прекрасная семья и двое детей. И если тугая петля с привязанным камнем не утащила бы её на дно реки, то сейчас она бы могла сидеть с ним под этим деревом и держаться за руки с тем, кто так добр и чуток.
Камень, успевший врасти в ил и после смерти не пускал её наверх. Душа рвалась навстречу лунной ночи вопреки всему.
Я знала, что Серж уже спешит к ней, чтобы освободить от пут водяных лиан и снять кусок гранита с некогда нежной шеи.
Лунный холодный свет играл на моей бледно-голубой коже, местами имевшей земленисто-серый оттенок. Мне было легко. Душа, как и душа утопленницы, рвалась вверх, как птица. Улыбка тронула мои бледные губы. Все хорошо. Теперь все будет хорошо. Осторожно я двинулась по наезженной грунтовой дороге. Сегодня я обрела друзей. Сегодня, в такой день. Скоро, совсем скоро мы будем вместе. Будем веселиться, будем танцевать, будем шалить - под светом луны, наперегонки с ветром. С днем всех святых нас, с днем мертвых…