Пирожок

I.

На работе я опять задержался, и когда шел домой, магазины уже были закрыты. Вспомнил о пустом холодильнике – желудок тотчас дал о себе знать. Я был больше уставшим, чем голодным, но желудку все равно нужно было чего-нибудь подбросить, и я подошел к бабулям у выхода из метро, звонко выкрикивающим: "Горячие пирожки, беляши, сосиски в тесте!"
– Что у вас погорячее? – поинтересовался я, рассматривая цены, коряво выведенные на клочках картона.
– Берите пирожки. Очень укусные, – бабуля показала редкие кривые зубы.
– Взять парочку, что ли? – подумал я. – А с чем они у вас? – я достал деньги. Деньги из руки мгновенно исчезли, и на их месте оказались два пирожка в куцей квадратной бумажке.
– Обождите. Вы даже не сказали, с чем они.
– Очень, очень укусные … – скороговоркой ответила бабка и, потеряв ко мне интерес, громко прокричала:
– Горячие пирожки, беляши, сосиски в тесте!
– Да и холодные они у вас совсем, – уже возмущенно повысил я голос.
– Уйдить, мущина, не мешайте работать, – бабуля нахмурила брови. Тут же раздался разноголосый хор соседок:
– Ага, ага… Ходят тут усякие…
Смиряться с несправедливостью не хотелось, но еще больше не хотелось "связываться". Поэтому я потоптался на месте и направился домой.
Полпирожка я съел автоматически, оставаясь под впечатлением процесса покупки, а на полпути до меня дошло, что содержимое пирожка абсолютно не угадывается. – Возможно, это какая-то чечевица, – успокоил я себя, доев пирожок, но второй есть не стал. – Рисковать нужно в меру, – рассудительно объяснил мне внутренний голос.
Квартиру я снимал по местным меркам довольно дешевую, в старом доме, поэтому некоторые неудобства приходилось терпеть. Вот и сейчас, открыв дверь и почувствовав неприятный запах, уже по привычке подумал, что, может, крыса сдохла в вентиляционном канале. Второй пирожок я положил на стол, проветрил помещение и через некоторое время залег спать.
Обычно после долгого трудового дня я засыпаю мгновенно, но не тут-то было. Где-то совсем рядом раздавалось ритмическое царапанье, сменяющееся постукиванием. Я приподнял голову и прислушался. Источник звука все же был за стеной, а не в моей комнате. Это меня частично успокоило, хотя и ненадолго. Я выждал некоторое время и постучал в ответ кулаком в стену, вернее, попытался постучать. С первого же удара кулак, прорвав обои, погрузился в пустоту. Не встретив ожидаемого сопротивления стены, я потерял равновесие и скатился в образовавшийся проем. И, нужно сказать, довольно больно скатился. За фанерной перегородкой оказалось темное помещение с каменными ступенями, круто уходившими вниз. От неожиданности комок ругательств застрял в горле, и получилось невнятное "э". Припомнилась каморка Папы Карло.

II.

Холодные стены отдавали плесенью. На полу валялась битая плитка или что-то в этом роде. Я нащупал простынь, запутавшуюся в ногах, закутался в нее и осторожно поднялся на ноги. Впереди мерцал таинственный зеленый свет.
Из-за частокола контрфорсов и пилястр подвал казался лабиринтом, хотя помещение было довольно обширным. Размеры скрадывались глубокими тенями, и своды потолка тоже терялись во тьме, поэтому обстановка была бы просто зловещей, если бы не великолепие многочисленных фресок и мозаик по всему периметру помещения. Изображения на античные темы поражали красотой. Сложная сеть меандриков и арабесок служила обрамлением многосюжетным сценам, и неровный свет создавал эффект движения. Свет исходил от палочек-лучин, которые не горели, а светились желто-зеленым светом, словно светлячки. Я открепил от стены одну из них. Основание лучины было деревянным, а конец покрыт толстым слоем светящегося вещества.
Вдруг рядом раздался знакомый звук. Оказывается, его издавало маленькое человекообразное существо, стоявшее на верхней перекладине стремянки. Что оно вытворяло со стенкой, я определить не успел, так как человечек, узрев меня, спрыгнул на пол и, смешно перебирая кривыми ногами, подбежал ко мне.
– Воровать? – неожиданно громко и визгливо прокричал карлик, после чего быстро выхватил из моей руки лучину, воткнул ее обратно в стену и принялся меня толкать.
Я начал было: "Я только посмотреть…" – как меня разобрал неудержимый смех. Дело в том, что, человечек пытался толкать меня в грудь, но не доставал – роста не хватало. Поэтому толкал гораздо ниже. Получалось щекотно. Кроме того, смотреть без смеха на это существо было довольно трудно. Одежда гнома состояла из живописных лохмотьев. В том смысле, что была перепачкана красками. Нос и уши восхищали своими гигантскими размерами и мохнатостью. В отличие от ушей голова была лысой. Над глазами на месте бровей – блестящие очки или, скорее всего, пенсне, вросшее в складки кожи. Возможно, мне казалось, но за стеклами что-то мигало. Создавалось впечатление, что у гнома четыре глаза. Попробуйте пообщаться с человеком, у которого четыре глаза. Абсолютно непонятно, в какие из них смотреть. Да, левая рука была тоже странная – мало того, что она сгибалась совсем непонятно, так еще и пальцы из нее торчали как-то несуразно.
– Пошел, пошел отсюдова, покуда цел, – ворчал карлик, пытаясь сдвинуть меня с места. Очередные попытки никаких результатов не дали, и, смутившись, он насуплено посмотрел на меня в свои четыре глаза, шумно посопел и быстро исчез в одной из темных ниш.
– Але! Да все нормально, приятель! Ты где? – я перестал смеяться.
– Не твое дело, – ответило эхо.
Я вернулся к осмотру изображений хорошо сложенных людей в тогах, туниках и вовсе голых. Работы были мастерскими, просто безукоризненными, как на мой вкус.
Дальняя часть подвала была освещена лучше. Свет просачивался сквозь большой витраж из литого стекла. Я поспешил туда. Вот это номер! Свет за стеклами был солнечным! Это ночью-то! Я отыскал прозрачный участок витража, глянул сквозь него… и затаил дыхание: передо мной открылся неведомый мир цветов и звуков. Все мои чувства смутились, все понятия перемешались…
Огромный золотой грифон лежал на залитой солнцем траве всего в нескольких шагах от меня. Он посмотрел в мою сторону умными глазами, и приподнял свой орлиный клюв, словно принюхиваясь. Я непроизвольно отпрянул, хотя вряд ли чудище могло меня видеть. Грифон повел ушами и отвернулся. Я опять прильнул к стеклу.
За грифоном, на берегу прозрачной реки между фавнами и сатирами прогуливались нимфы: дриады и ореады. Из воды выходили наяды одна прекраснее другой.
Зрелище меня настолько увлекло, что я забыл подумать о нереальности происходящего; я уже протягивал руку, чтобы попытаться открыть раму витража…
– Заперто тама, – послышался голос карлика из глубины подвала.
– Где-то я уже все это видел или читал. У Толстóго, что ли? – спросил я больше у самого себя, чем у четырехглазого.
– Читал у ТÓЛСТОГО?! Во врет. Ну и вре-е-ет! У тóлстого отродясь никакого чтива не водилось. Он только с бабами… А еще жрет и пьет… вооще, немеряно, – добавил гном уже с нотками зависти.
– Да не у тóлстого, а у Толстóго, – бросил я в темноту.
– Он меня учить будет, – завизжал карлик. – Врешь, не мог ты у него быть. Ты туды тольки сунься, тебе ж грифон враз руки-ноги повыдергиват.
– А-а! – засмеялся я. – Теперь понятно, что у тебя с рукой.
– Шооо?! – аж зашипел голос из темноты. – Усё, добалакался, юнец. Терпене у мене лопнулось, – голос стал глуше, неразборчивее и перешел в скороговорку.
Я опять повернулся к стеклу, успел подумать: "А ведь карлик, похоже, колдун…" – и уснул стоя.

III.
– Хозяин, вставай! – тряс меня кто-то за плечо. – Да вставай же ты! Сгоришь!
Я открыл глаза… и вжался в кровать. Тряс меня здоровенный лохматый пес, то ли водолаз, то ли нестриженый терьер.
– Сколько раз говорил: не кури в постели, – рычал пес, – а теперь видишь – пожар!
Действительно, постель густо дымила, но говорящая тварь меня удивляла гораздо больше, и я, с трудом, выдавил из себя: "Ты кто?"
– А?.. Я? – сквозь шерсть глаз было не видать, только нос, но чувствовалось, что вопрос его удивил. Огромное черное чучело замялось, помахало в воздухе лапой, разгоняя дым, потом попятилось, по-человечески прижимая лапы к груди. – Пардон, ошибочка вышла, с кем не бывает, – пес отступал к двери на двух лапах, потом опустился на четыре, быстро схватил зубами со стола пирожок и выскочил из комнаты. Хлопнула дверь в прихожей.
Опомнившись, я ринулся следом. Дверь прихожей оказалась незапертой (запирал, точно помню – промелькнуло в голове). В коридоре и на лестничной площадке собаки не оказалось.
Всё! Крыша поехала. Тоска… Теперь что? По кабинетам? Я вернулся в квартиру. Как ладно на мне сидит простыня, однако, – удивился я на ходу. – Когда это я так успел обдрапироваться? И что-то в этом знакомое. Ах да! Античные одежды, ночные события, красивый сон… Кстати, о сне: спать охота – страх!..
За окном было уже совсем светло. На часах – начало шестого. В комнате пахло дымом, но признаков пожара нигде видно не было. Чертовщина… Что за дым? Тем более, что я не курю. Так снилось мне это все, или нет? Я лег, повернулся к стене. Пару раз зевнул. На первый взгляд стена была целой, но если присмотреться…
Хороший реставратор этот четырехглазый, думал я, засыпая. Как он все-таки ловко изнутри подклеил обои – швов практически не видно…
– А я заметил, – самодовольно похвастался внутренний голос.
– Ну что ты несешь, – сказал я вслух, – ведь, приснилось же...
– Да? А кто тебя так обдрапировал?
– Сам…, случайно...
– А почему у тебя такие грязные ноги? Где это ты шлялся всю ночь?
– Это я только что за собакой бегал.
– Ты еще скажи, что и говорящей собаки не было.
– Не было…, – ответил я уже совсем сонно неугомонному голосу. – Спи… Все приснилось.
– А ноги?
– Приснилось…
– Проверь!
– Не могу. Лень. Завтра. То есть, утром…
– А пирожок?!
Пирожок? Я, через силу, открыл один глаз. Пирожка на столе не было. Ладно, утром разберемся…

КОНЕЦ