Убийственное чувство вины.

Голова, похожая на большую круглую картофелину. Длинные чёрные рога. На красном лице – злобно выпученные пронзительно-жёлтые глаза, рот щерится в острозубой улыбке до ушей. Ух! Аж самому страшно! – Володя хихикнул, представив Олину реакцию, когда она перед сном отвернёт край одеяла – и вдруг увидит на подушке эту вот чертячью образину. Небось завизжит как резаная. Может побежит маме жаловаться. А он рисунок – хвать! – и спрячет. И мама подумает: Оля, дурочка, нафантазировала какую-то ерунду. Хи-хи-хи! – мальчик тихонько захихикал в кулачок. Потом задумался: что бы ещё пририсовать? Может прыщи? – пальцы потянулись за красным карандашом.

На другой стороне улицы, под сенью старой липы застыл старик в чёрном. Несмотря на очень тёплую погоду – стоял конец мая, - он был наглухо застёгнут на все пуговицы, жёсткий стоячий воротничок изрядно поношенного вицмундира подпирал острый, сухой, не очень хорошо выбритый подбородок. Остатки волос серыми длинными сальными прядями спускались до плеч, обрамляя высокий лоб и впалые сморщенные щёки. Глаза под густыми седыми бровями были пугающе неподвижны, непроницаемо темны и поблёскивали как отполированное стекло. Блёклые губы под крючковатым носом шевельнулись.
- Это он, - голос у старика был под стать его внешности – сухой, каркающий, неприятный.
- Значит, нашли наконец... – пробормотал стоящий рядом молодой мужчина болезненной наружности – костлявый, с бледным угреватым лицом и синевой вокруг глаз.
В распахнутом окошке, свесив одну ноги вниз, сидел кудрявый золотоволосый мальчонка лет пяти-шести – положив на колено большой альбом для рисования, он что-то сосредоточенно выводил в нём красным карандашом.
- Сомнений никаких, - коричневатые зубы старика блестели от слюны. – Вижу над крышей дома роение словно бы комьев грязи – то бесы. И чёрную червоточину в сердце отрока... Признаки – ясней некуда!
Молодой спутник старика хоть ничего подобного и не углядел, однако почувствовал неприятный холодок меж лопаток: старик обладал редким даром зрить невидимое, и значит, над домом и правда кружили злые духи, а этот безобидный с виду мальчонка...
- Что теперь?
- Будем следить за домом, - старик промокнул лоб скомканным носовым платком, и этот жест можно было истолковать как признак волнения. – Узнаем как можно больше. Потом улучим момент, когда мальчишка появится на улице один и выкрадем его.
- Ох, непросто это будет сделать: не дай Боже соседи аль прохожие увидят. Может проще подстрелить мальца?
- Нет, - процедил старик. – Никаких «подстрелить»! Только ритуал, иначе всё бессмысленно. Следим за домом, изучаем его обитателей, их распорядок дня и привычки. А парнишку или на улице подловим или выманим из дома. Терпение, Аверьян, терпение!

Вигвам помог соорудить умный и рукастый брат Саша: вдавил в землю под углом три жердины, крепко стянув их поверху куском медной проволоки, натянул на каркас два старых одеяла. Эта, затерянная в дальнем углу огромного фруктового сада немудрёная индейская хижина служила Володе местом благодатного уединения, островком его единоличного жизненного пространства: сюда он уходил, желая отдохнуть от надоедливого материнского пригляда, сюсюканья кухарки Гавриловны и глупых вопросов сестрёнки Оли. Здесь, отгороженный от всего остального мира густой листвой и стенками вигвама, мальчик рассматривал картинки в детских иллюстрированных журналах или вдумчиво ковыряя в носу, грезил сюжетами из жизни лесных индейцев. Важно надувая губы, он мысленно отдавал приказы почтительно сидящим перед ним на корточках бронзовотелым воинам в устрашающей боевой раскраске. Воины, склонив головы, внимали словам мудрого вождя, согласно кивая.
В животе забурчало. Володя ощутил пустоту в желудке и подумал, что неплохо бы совершить вылазку в лагерь бледнолицых и выкрасть съестные припасы.
- Во-ло-дя-аа... – тихий шёпот снаружи. Вроде Олин голос. Мальчик высунулся из вигвама, но никого поблизости не увидел. Хм, в прятки решила поиграть?
- Олька, ты? Вылазь, я тебя вижу!
- Во-ло-дя...
Повернув голову в направлении звука, Володя в недоумении уставился на куст крапивы под забором – там сестрёнка спрятаться никак не могла. Затем взгляд его пополз выше... Вот: в отверстии, образованном выпавшим из доски сучком, что-то шевелилось, поблёскивая. Глаз – вот что это! Мальчик приблизился к забору и некоторое время он и глаз внимательно изучали друг друга. Затем глаз отодвинулся, послышалось негромкое девчоночье хихиканье. Володя прильнул к овальному отверстию.
В двух шагах от забора стояла Оля и показывала ему язык. Руки она держала за спиной.
- А у меня что-то есть! – сообщила сестрёнка, скорчив хитрую рожицу.
- Ты что там делаешь? – удивился Володя.
- Мама разрешила на улице погулять, - улыбнулась девочка. – И конфеток дала. Смотри! – Володя увидел две пригоршни конфет в ярких обёртках.
- Пошли к Свияге! Там сейчас наверное так красиво! – сестра от нетерпения пританцовывала на месте, блестящие конфетные обёртки искрились на солнце. Володя сглотнул слюну.
- Сейчас! – он знал место, где можно было отодвинуть висящую на одном гвозде доску и попасть на улицу наикратчайшим путём.

Неширокая тропинка, чуть влажная после вчерашнего дождя, приятно пружинила под ногами, плавно извиваясь меж сочных трав и густых кустов; деревья раскинули свои зелёные кроны, их соприкасающиеся ветви создавали полог, под которым царила таинственная полутень. Со всех сторон в густой листве шла разноголосая птичья перекличка, впереди, уже совсем близко слышалось мерное журчание водного потока.
Володя с Олей ещё никогда не заходили так далеко без сопровождения старших, и жажда самостоятельных открытий влекла их туда, где они ещё не были.
Деревья кончились. Раздвинув высоченные стебли травы, Володя застыл на невысоком покатом берегу, увидев прямо перед собой живой водный поток.
- Ой, всего одна конфета осталась! – воскликнула за спиной Оля.
Володя обернулся – девочка с выражением сожаления на простоватом лице, вертела в пальцах большую конфету в красной обёртке. Володя знал, что эта, последняя, из разряда самых вкусных – с мармеладной начинкой.
- На! – сестра с улыбкой протянула ему конфету на ладошке. – Я больше не хочу.
Шоколадный брусочек подтаивал во рту. Володя, жмурясь от удовольствия, раскусил конфету. Мармелад имел странный горьковатый привкус.
Земля вдруг пошатнулась по ногами, небо поплыло куда-то в сторону, медленно заваливаясь набок. Мальчик сгрёб в пучок стебли травы, пытаясь удержать равновесие. Он растерянно озирался по сторонам, нигде не видя Оли. Попытался позвать сестру – но голоса не было! Странная тупая вялость разливалась по телу, руки теряли чувствительность. Володя сделал один неуверенный шажок и повалился в траву, безвольный как тряпичная кукла. Через мгновение после того, как глаза его устало сомкнулись и сознание ухнуло в чёрную дыру забвенья, трава вокруг с шорохом раздвинулась и упавшего мальчика обступило четверо мужчин.
- В мешок его! Да поживее! – скомандовал сухопарый старик с пронзительным взглядом.

Мария Александровна с Гавриловной закончили приготовления к обеду.
- Саша, зови Илью Николаевича к столу и ребят! – окликнула она мелькнувшего в дверном проёме старшего сына.
- Да, мама! – Саша поспешил к отцовскому кабинету.
Через пять минут столовая наполнилась гомоном детских голосов. Не было, как ни странно, самого шумного ребёнка – Володи.
- Он наверное в своём шалаше в индейского вождя заигрался. – улыбнулся Саша. – Сейчас схожу.
- Я! – звонко крикнула Оля. – Я за ним сбегаю!
Вернулась девчушка не скоро, когда семья Ульяновых уже взялась за первое. Вид у Оли был озадаченный.
- Нету его нигде, - сокрушённо покачала головой девочка. – Весь сад обошла. И во флигеле смотрела. И в бане – правда, не заходила, только заглянула – там темно.
- Ну что же, - нахмурился Илья Николаевич. – Значит, останется наш Володя без обеда. Саша, будь добр, как откушаем, поищи братца и приведи ко мне в кабинет для серьёзного разговора.
- Хорошо, папа.

Но и после обеда самый тщательный поиск не дал результатов: Володя как сквозь землю провалился. Тут уж все забеспокоились всерьёз.
- Саша, Аня, Оля, когда вы в последний раз видели брата? – в голосе Марии Александровны звенела тревога.
Как выяснилось, последней брата видела Оля: он рылся в стопке детских журналов, потом куда-то тихо улизнул.
- Может убежал на улицу и заблудился? – предположил Саша.
Порешили так: Илья Николаевич пойдёт вверх по улице, а Саша с Аней вниз, и по дороге будут спрашивать у всякого встречного, не видел ли он светловолосого кудрявого малыша.
Вернулись в дом примерно через час – без Володи. Илья Николаевич был хмур, Саша мрачен как грозовая туча, у Ани заплаканы глаза.
- Что-то подсказывало мне, что Володька потопал к Свияге, - рассказывал Саша. – По дороге нам попался инвалид одноногий – сидел на камне, трубку покуривал. Мы – к нему: «Не видели случаем, не пробегал ли здесь мальчик во-от такого росточка, кудрявый?»
Пробегал, говорит, ребятёнок похожего вида. Я, говорит, от речки ковылял, а он – навстречу. Я ещё удивился: такой малой, а один-одинёшенек гуляет. Окликнул его, а он прошмыгнул мимо и даже не глянул на меня. Мне показалось, он вроде как сам с собой разговаривал. Чудной паренёк!
Инвалид указал нам направление, и мы с Анютой заспешили к реке.
- И что? – лицо Марии Александровны напряглось.
- Вот, - Саша протянул на ладони два фантика от конфет. – На тропинке нашли. Ты не давала ему конфет?
- Нет, - покачала головой Мария Александровна.
- Ходили мы у реки, кричали – всё без толку! – всхлипнула Аня.
- Надо идти в полицию, - поднялся из-за стола Илья Николаевич.

Искали до сумерек. Искали добросовестно: городовые да ещё десятка два добровольцев словно частым гребнем прочесали кусты, заросли трав и камышей, оглашая окрестности зычным криком, мужики на лодках царапали баграми речное дно. Мария Александровна стояла на берегу, кутаясь в шаль и с тоской смотрела на густо заросший противоположный берег. Молчало материнское сердце, не давало подсказки: что стряслось с Володюшкой, жив ли?
- Завтра с утра продолжим-с, - подошёл к Илье Николаевичу полицмейстер. – раширим зону поиска вдоль реки, весь город прочешем. Надейтесь на лучшее да Богу молитесь.

В десятом часу вечера Гавриловна привела в дом чумазого подростка-калмыка.
- К вам посетитель, Илья Николаевич.
Босоногий парнишка переминался с ноги на ногу, в костлявом кулачке его был зажат клочок бумаги.
- Вас бабка Сарула зовёт, - мальчик поднял ни Илью Николаевича чёрные раскосые глаза, протянул бумажку. – Велено передать вам – и чтоб немедля прочли.
- Не желаешь ли чаю, мальчик? – спросила Гавриловна.
- Недосуг, - солидно ответил юный гонец. – Пусть прочтёт – и сразу уходим.
- Хм... – Илья Николаевич развернул бумажонку. Кривобокими печатными буквами написано было следующее: «Илея ето насчет тваво прапавшаго сына. Вазми каку его вещь или что из одежи и поспешай ко мне. Будим искать. Поспешай же! Твая Сарула».
- Что там? – нетерпеливо спросила Мария Александровна.
- Откуда она узнала? – потрясённо пробормотал Илья Николаевич.
- Барин, поспешать надо! – напомнил о своём присутствии мальчишка.
Мария Александровна выхватила из пальцев мужа записку.
- Иди с ним! – пробежав глазами послание, кивнула она на юного калмыка. – Хуже от того всё равно не будет.
Илья Николаевич густо покраснел.
- Она ж... – он сглотнул слюну. – Колдуньей себя считает. Это ж... дикость первобытная!
- Гавриловна, принеси что-нибудь из Володиного... что-то небольшое, - распорядилась Мария Александровна. – Илья, немедля одевайся!

Сарула приходилась Илье Николаевичу двоюродной прабабкой. За свою непомерно долгую жизнь она пережила четверых мужей, десятерых своих детей, да и вообще всю ближайшую родню, оставшись на белом свете одна-одинёшенька. Сердобольный Илья Николаевич привёз старушонку из Астрахани в Симбирск, купил ей ветхую халупу на окранине города и выплачивал небольшое месячное содержание. Жить в большом доме под одной крышей с семьёй Ульяновых старая Сарула сама категорически отказалась, ибо шумная компания навсегда лишила бы её покоя и уединения, необходимого для общения с миром духов: Сарула была шаманкой. Илью Николаевича, как истового православного, отдельное проживание древней странноватой бабульки вполне устраивало: Сарулы он стеснялся. Впрочем, старушка жила не одна, с некоторых пор пригрев сироту-калмычонка Алексашку: из него она надеялась выпестовать своего преемника, дабы древнее знание не кануло в безвестность вместе с её смертью, которая когда-нибудь да непременно наступит. Вот сейчас этот самый босоногий Алексашка и поторапливал растерянного Илью Николаевича, стискивающего в потном кулаке расчёску пропавшего сына.
Уже совсем стемнело. В перекошенном окошке за грязным стеклом мигал огонёк свечи. Илья Николаевич робко постучался и толкнул некрашенную дощатую дверь.

У трёхногого железного очага примостилась миниатюрная старушка в длинной рубахе и стёганом халате поверх её. Седые волосы Сарулы были расчёсаны на прямой пробор и собраны в две косицы, макушку покрывала круглая шапочка. Тлеющие в очаге угли отбрасывали неровный, таинственно мерцающий свет на плоское морщинистое лицо.
- Здравствуй, бабушка! – согнул спину в лёгком поклоне Илья Николаевич.
- Ну, здравствуй, Илья! – подняла голову Сарула. – Принёс, о чём писала?
- Да! – шагнув к очагу, Илья Николаевич протянул старушке Володину деревянную расчёску. – Вот. Подойдёт?
Смуглые костлявые пальцы сцапали расчёску. Сарула вертела её так да эдак, поглаживала и даже обнюхивала. Илья Николаевич поначалу молча наблюдал за её действиями, потом открыл было рот, но старушка подняла узкую ладонь в упреждающем жесте. Крепко стиснув расчёску в кулаке, она сожмурилась и минут пять наверное сидела молча.
- Жив твой сын, - наконец изрекла она тихим дребезжащим голосом. Илья Николаевич судорожно дёрнул горлом.
- Что с Володей? – спросил он севшим от волнения голосом.
- Украли его, - продолжала Сарула. – Видела старый дом в лесу – там держат твоего сына.
- Кто?! Кто держит?!
- Худой старик в чёрном. И с ним несколько помошников. Старик тот не то, чтобы шибко, но всё ж силён в колдовстве. И в живых твоего сына он надолго оставлять не собирается. Мало у нас времени – думаю, до рассвета.
От таких речей волосы на голове Ильи Николаевича встали дыбом.
- Господи, что же делать-то?! – воскликнул он в отчаяньи. – Где искать?!
- Ты, Илья, садь-ка сюда, - Сарула указало на место перед очагом. Илья Николаевич покорно уселся на дощатый пол, скрестив ноги.
- Руку дай, - потребовала Сарула. Илья Николаевич вздрогнул – словно холодная воронья лапа вцепилась в его пальцы.
- Смотри в огонь, - старуха сыпанула на багровые угли пригоршню чего-то, как мельком успел заметить Илья Николаевич, похожего на истолчённую сухую траву. По углям с треском пробежали разноцветные искры. Илья Николаевич невольно вдохнул странно, но приятно пахнущий дымок и тут же почувствовал лёгкое головокружение. Сарула что-то тихо напевала себе под нос, Илья Николаевич смотрел на переливающиеся всеми оттенками красного, жёлтого и синего угли – подвижное огненное многоцветье заворожило его.
- Река... лес... дом... – доносилось до него словно издалека. – Думай о сыне, ищи сына, иди к нему!
Он и правда вдруг увидел изгиб водного потока Свияги, нависающие над водой кусты, тесно растущие молодые деревца. Перенесясь над отливающей холодной сталью водой, он, подобно потоку воздуха проскользнул меж гибких тонких ветвей и углубился в застывший в полудрёме лес.
Старый дом чернел грудой пахнущего плесенью дерева. На покосившемся крыльце неподвижно сидел огромного роста бородатый мужик, задумчиво глядя во тьму перед собой. На коленях бородача лежала охотничья двухстволка. Илья Николаевич проплыл над его лохматой головой, прильнул к замшелым доскам двери – и очутился внутри дома.
На столе, в лужице застывшего воска торчал короткий огарок свечи, увенчанный язычком ровного синеватого пламени. При скудном этом освещении худощавый старик склонился над раскрытой массивной книгой – губы его неслышно шевелились, шишковатые пальцы ритмично постукивали по жёлтой странице.
Но где-же Володя? В глубине помещения Илья Николаевич разглядел прямоугольник двери. Может, сына держат там?
За дверью оказалась комната поменьше, весьма скромно меблированная – одна длинная деревянная скамья у стены. Спартанскую скудость обстановки компенсировало целое море жаркого света, создаваемое огромным количеством свечей, понатыканных везде, где только можно. На скамье сидело двое мужчин, их утомлённые, полные тревоги взоры были устремлены на квадратный люк в полу. На крышке люка был намалёван большой крест в кощунственном окружении каких-то магических символов. Мужчины смотрели на люк так, словно под крышкой таилась целая орда готовых вырваться на волю злобных демонов. С замиранием сердца Илья Николаевич заглянул в подвал.
Свернувшись калачиком, Володя спал на охапке соломы. От правой ноги его тянулась длинная тонкая цепь, другим концом обмотанная вокруг деревянного столба и скованная висячим замком. Лицо ребёнка было неестественно бледно, глаза под опущенными веками беспокойно двигались. Каким-то образом Илья Николаевич догадался, что это не здоровый сон сморил его сына: Володя чем-то одурманен...

И снова перед глазами светились внутренним жаром угли в очаге.
- Я знаю, где это! – воскликнул Илья Николаевич.

Старик встал из-за стола, толкнул наружную дверь. Сидевший на крыльце мужик привстал, вопросительно посмотрев на старшего.
- Ну как, Саввушка, всё тихо-спокойно?
- Всё тихо, - кивнул бородач. – А в доме – всё ли спокойно?
- Дьяволёнку не вырваться, - улыбнулся старик. – Крепок его сон, крепка цепь, крепки заклятья и оградительные молитвы.
- Такой маленький... – сокрушённо вздохнул Савва. – На херувимчика похож. Как подумаю, что ожидает его – и сердце иной раз кровью обливается!
- Не обманывайся его ангельской внешностью, - строго сказал старик. – Сей невинный с виду агнец, возмужав, прольёт реки крови и стоном и скрежетом зубовным наполнится Россия от края до края. Он – погибель царского рода и империи Российской. Ежели, конечно, не остановим его, пока мал да слаб. С рассветом сей сосуд диавольский будет уничтожен.
- Неужто нельзя усердным молением очистить его душу? Ежли будем все вместе молиться денно и ношно, то может отмолим дитятю у злых сил?
- Поверь мне, Саввушка. – старик положил руку на могучее плечо бородача. – Будь у меня хоть малейшее сомнение в своей правоте, увидь я хоть самую малую надежду спасти душу этого ребёнка... Вот вспомни, кем ты был, когда мы встретились... Лютым злодеем, беглым каторжником, с сердцем, полным чёрной злобы ко всему роду людскому. А кем был Аверьян? Рабом опиума и карточным шулером. А Пахомий? Швалью подзаборной был Пахомий. Тьфу! Но Господь дал мне силу очистить ваши заскорузлые сердца от грязи, вернуть ваши души на правильную дорогу. Почему? Почему именно вы попались на моём пути и почему распоследние грешники столь чудесным образом очистились от скверны? Да потому, что Господь указал на вас и рёк мне: «Бери их с собой, любезный Илларион, ибо назначены они мною погубителями народившегося Антихриста». Понятно тебе? В вас троих Господь наш под слоями мерзости разглядел спящих воинов Света – и дал мне возможность разбудить их. А вот мальчишка этот... Пойми простую вещь: он – лишь оболочка, бездушный сосуд, до краёв наполненный абсолютным злом. Выживи этот ребёнок – и в недалёком будущем по его велению будут гибнуть тысячи, а может и мильоны безвинных детишек: от глада, болезней, от разного смертоубийства.
- Страшно слышать такое! – прошептал Савва.
- Ещё страшней оставить всё как есть, - в тон ему ответил старик. – Так что без колебаний исполним то, что предначертано свыше.

- Вот здесь! – указал Алексашка.
- Уверен? – насупил брови Илья Николаевич.
- Точно! Брод здесь! – закивал калмычонок. – Вам, барин, здесь наверное по грудь будет.
- Ты, Алексашка, оставайся на берегу, - Сарула взяла из рук мальчишки котомку. – Далее мы вдвоём пойдём. Сажай меня, Илья, на плечи!
Тёмная холодная вода сомкнулась вокруг Ильи Николаевича, течение мягко, но настойчиво толкало его в бок, пыталось развернуть, и потому, хоть старушка почти ничего не весила, а дно здесь оказалось относительно ровным и не сильно заиленным, переход водного потока всё-же потребовал немалых усилий от не шибко физически тренированного инспектора народных училищ. В какой-то момент уровень воды поднялся почти до ключиц и это встревожило Илью Николаевича, но мгновение спустя берег уже был на расстоянии вытянутой руки. Осторожно ссадив Сарулу, Илья Николаевич ухватился за низко нависший над водой куст и со второго рывка вытянул себя на твёрдую почву.
- Прежде чем мы тронемся дальше, ты должен повязать себе на руки и на ноги вот это, - Сарула протянула какие-то кожаные ленточки. Илья Николаевич поднёс их поближе к глазам и разглядел вереницу непонятных значков-закорючек.
- Что это?
- «Тярни» - обереги от злых духов. Пригодятся сегодня.
- Я – христианин! – возмущённо выпятил хилую грудь Илья Николаевич. – И, если надо, охранюсь Божьим словом, а не шаманскими штучками!
- Хочешь до рассвета увидеть сына живым? – зловеще прошипела Сарула. – Так делай по-моему! Мы двое против четверых и один из них – колдун, забыл? Я знаю, что делаю! Давай, повязывай «тярни», недосуг нам тут препираться.
Закусив губу, Илья Николаевич обвязал ленточками запястья и щиколодки.
- Хорошо! – кивнула Сарула. – Теперича показывай дорогу.
- Хм... – Илья Николаевич огляделся в некоторой растерянности. С чистых небес сияла огромная луна, окрашивая ночной мир своим неярким серебристым светом, и видимость была вполне приемлемая, однако дорогу к старому заброшенному дому он помнил плохо, ибо был там всего один раз в прошлом году на прогулке с детьми – забрели они туда случайно и никаких особых примет на местности память не сохранила.
- Забыл дорогу? – полюбопытствовала Сарула с некоторой ехидцей в голосе. – Так может тебе её твой христианский бог подскажет? Давай, спроси у него!
Илья Николаевич покраснел от возмущения и досады, однако решил не препираться с древней старухой-язычницей.
- Эх, Илья, что бы ты без меня делал! Ладно уж, стой тихонько и смотри! – старушка медленно закружилась на месте, похлопывая в ладоши и тихо напевая себе под нос. Илья Николаевич терпеливо ждал.
Лёгкое дуновение ветерка прошебуршало в листве над их головами. Илья Николаевич заметил краем глаза какое-то движение, присмотрелся и вздрогнул: вниз, по ветвям молодой берёзы скользило маленькое белёсое существо, повадками напоминающее обезьянку.
- Стой не шевелясь, - шёпотом предупредила Сарула. – Кажись нам повезло.
Непонятное существо спрыгнуло Саруле прямо на плечо – оно и правда походило на ловкую обезьянку, но совершенно безволосую и словно бы сотканную из сероватой дымки. Существо посмотрело на Илью Николаевича холодными синими глазами и распялило рот в безумной широкой улыбке.
- Что это такое? – горло, скованное суеверным ужасом, не сразу вытолкнуло наружу эти слова.
- Один из «ова тяхке», дух местности.
Илье Николаевичу очень захотелось перекреститься, но натолкнувшись на негодующий взгляд шаманши, он уронил руку.
Сарула пробурчала вопрос. Мелкий бес наклонился к старушкиному уху и что-то залепетал тоненьким слабым голоском. Старушка удовлетворённо кивнула.
- Он знает, где это и проводит нас.
«Обезьянка» соскочила с плеча и свободно зависнув в воздухе, полетела вдоль берега.
- За ним! Сажай меня на плечи! – приказала Сарула.

Холодная мокрая одежда облепила тело, в ботинках хлюпала вода, колючие кусты цеплялись за брюки, из хаотичного переплетения ночных теней навстречу коварно выскакивали ветви деревьев, так и норовя хлестнуть по глазам – скользящий впереди дух уводил Илью Николаевича всё глубже в лес.
- Я что-то вижу впереди! – прошипела Сарула сверху – так неожиданно и близко, что Илья Николаевич вздрогнул. Он напряг зрение, и действительно, через беспорядочный частокол древесных стволов разглядел впереди большую тёмную массу со смутно различимыми прямоугольными очертаниями.
- Наверняка это то, что мы ищем. – прошептал он, спуская Сарулу с плеч. Лесной же дух скакнул куда-то резко вверх, растворившись в сером полумраке.
- Прокрадёмся немного вперёд. Ступай осторожненько, посматривай под ноги, держи уши открытыми, - шаманка сгорбилась, став совсем крохотной, и то прячась за дерево, то приседая за пеньком, выбирая путь, где тень погуще, двинулась в сторону маячившей впереди чёрной массы.

Они остановились примерно метрах в пятнадцати от дома, найдя удачное укрытие – огромный поваленный пень, чьи длинные извилистые корневища раскинулись в стороны корявым веером.
На крыльце угадывалась массивная фигура сидящего человека, в окне слева от него желтел хлипким маревом слабый источник света.
- Теперь, Илья, будь нем и недвижен как камень: я начинаю, - Сарула стянула с плеча котомку наземь, принялась выкладывать из неё всякие предметы. – И не смотри пока на дом: некоторые люди чуют чужой взгляд.
Илья Николаевич сидел опустив голову, полуприкрыв глаза – а слева от него старая шаманка что-то шептала, чуть слышно потирая друг о дружку сухие ладошки, и эти монотонные звуки навевали отупляющую сонливость. В какой-то момент ему показалось, что Сарула с кем-то негромко переговаривается – Илья Николаевич сжался, стараясь отсечь от себя просачивающиеся в уши невесть чьи посторонние шелестящие голоса. Сарула же, вымазав язык сажей, странным, до неузнаваемости изменённым голосом стала творить заклинание – страшное, убийственное как укус ядовитой змеи. Рот её сочился чёрной жижей, черты лица сложились в злобную маску демона.

Савва вздрогнул и поднял голову – у крыльца стояла маленькая девочка – босая, в лёгкой светлой ночной рубашке, белые волосы распущены по плечам. Здоровяк сразу узнал её, хотя долгие годы старательно гнал из памяти.

Случилось это в Нижнем Новгороде. Они с подельником грабили дом купца Калясина, пока всё его семейство дрыхло беспробудным сном после обильно отпразднованных именин купеческой жены. Девчонка появилась тихо и неожиданно, словно призрак: хрупкая фигурка замерла на пороге, протирая сонные глаза кулачками. Савва метнулся к ней как раз в тот момент, когда девчонка открыла рот, намереваясь то ли спросить, то ли закричать. Он стиснул её личико своей здоровенной лапищей и крепко прижал дрожащее тельце к себе, лихорадочно соображая, что же делать с неожиданно возникшей проблемой. Всё разрешилось само собой, хоть и не лучшим образом: девчушка обмякла в его руках и выскользнула на пол. Глаза её на потемневшем лице стеклянными шариками бессмысленно таращились в потолок: сильные пальцы Саввы нечаянно раздавили ей горло.
И вот теперь она стояла внизу, бледная, строгая, и глаза её смотрели с немым укором.
Савва почувствовал, как его большое тело наполняется мертвящим холодом – словно недвижная ледяная глыба, он мог лишь смотреть, как мёртвый ребёнок – призрак из его постыдного прошлого, невесомой поступью поднимается к нему по ступеням.
Тонкий как прутик белый пальчик коснулся его груди, бледные губы – такие близкие, но без малейших признаков дыхания – прошептали: Детоубийца! Гореть тебе в аду!
Детоубийца! Страшное это слово словно острым шипом вонзилось в мозг – Савва стиснул зубы, из-под сожмуренных век полились слёзы. Словно пелена спала с его глаз и сердца: внезапно и с невероятной ясностью осознал он всю постыдную мерзость готовящегося Илларионом действа. Старик лгал: всемилосерднейший Господь не мог отдать приказ зарезать как поросёнка маленького несмышлёного мальчишку.
- Ты сделаешь это снова? – спросила девочка.
- Н-нет! – холодная дрожь тясячами иголок вонзалась в коченеющее тело. – Нет!
- Так иди и останови этих злых людей! – тонкий, но твёрдый как гвоздь палец больно ткнул Савву в грудь – и тело его снова обрело способность двигаться: огромный мужчина встал и вошёл в дом.

Илларион поднял глаза от книги.
- Уже скоро, Саввушка! – сухое лицо, сложенное из острых углов и чёрных впадин, напоминало хищную змеиную морду. – Всё ли спокойно?
- Да, - ответил Савва ровным голосом.. Тяжёлый ружейный приклад со смачным хрустом вдавил лоб старика внутрь черепа. Илларион обмяк и соскользнул под стол. Переступив через дёргающуюся ногу, Савва направился проведать Аверьяна с Пахомием.
Два лица вопросительно повернулись на скрип отворившейся двери, их уродливые черты исказились от страха и молитвы замерли на устах под прицелом ружейных стволов. Никто не успел произнести ни звука.
- Бах! – голова Аверьяна взорвалась, осколки черепа брызнули в стороны, сшибая свечи.
- Бах! – шею Пахомия, а заодно и нижнюю челюсть срезало как косой. Савва разжал пальцы и ружьё грохнулось на пол. Мёртвая девочка стояла рядом и показывала на люк подпола. Савва вспомнил, что ключ у Иллариона.

Странно, но проклятый старик подавал признаки жизни – и даже более того: оставляя за собой кровавую полосу, медленно полз к наружной двери.
Два широких шага – и Савва навис над искалеченным Илларионом. Грубо приподняв старика за шиворот, он свободной рукой обшарил его карманы, и найдя ключ, просто уронил Иллариона на пол. Старик мучительным усилием приподнял голову, силясь что-то сказать. Савве показалось, что губы умирающего сложились в слово «дурак». Да этот злодей живуч, как сам дьявол! Тяжёлый башмак с силой опустился на шею Иллариона, расплющив её в лепёшку.

Освободив по-прежнему спящего мальчика от цепи, Савва бережно взял его на руки и вынес на крыльцо, на свежий воздух. Сумрак в лесу уже начал рассеиваться, видимые сквозь кроны деревьев куски неба серели, указывая на первые робкие признаки зарождающегося утра. Савва подложил под голову ребёнка свою войлочную безрукавку, свернув её в упругий валик.
- Хорошо! – кивнул он самому себе. И вернулся в дом, в комнату с подполом.
Мёртвая девочка ждала его там; окружённая морем огня, она вся светилась словно ангел. Савва проследил за её взглядом и увидел за поясом у Пахомия нож в берестяных ножнах. Присев возле трупа, он двумя пальцами потянул за костяную рукоятку – показалось длинное-длинное блестящее лезвие. Савва поднял голову – девочка улыбалась, в её искрящемся живом взгляде он с великим облегчением прочитал прощение и даже любовь. Огромный мужчина медленно разогнулся, сердце его гулко билось, переполненное радостью: никогда ещё он не был так счастлив!
- Нам здесь больше нечего делать, - голоск девчушки звенел как серебрянный колокольчик. – Хочешь уйти со мной?
Савва посмотрел на нож в своей руке, потом на девочку. Она кивнула. Не раздумывая ни секунды, Савва сильным движением полоснул себя по горлу.

- Всё, - услышал Илья Николаевич усталый голос Сарулы. – Забирай сына, он спасён.
Илья Николаевич с трудом поднялся на затёкших ногах – и сразу же увидел Володю, лежащего на крыльце. С протяжным стоном мужчина побежал к дому.
- Сынок! – обхватив мальчика за узкие плечи, он осторожно потряс его. – Сынок, очнись!
Володя недовольно поморщился, зачмокал, забормотал что-то нечленораздельное.
- Ничего, вскорости очухается, - подошедшая Сарула нежно погладила мальчика по щеке. – Красивый ребятёнок! Бери его, да уходим отсюдова.
- Что здесь произошло? – спросил Илья Николаевич в спину Саруле – та шагнула в распахнутую дверь. Из дома попахивало запустением, гарью и – Илья Николаевич точно знал – смертью.
- Они все мертвы, – подтвердила его догадку Сарула. – Самый большой и сильный из них убил всех остальных, а потом себя.
- Господи, безумие какое-то! – Илья Николаевич с Володей на руках осторожно спустился по шатким скрипучим ступеням.
- Дух, насланный для мести, на погибель врагу, выбирает для удара слабые места. Это тут и тут, - Сарула приложила ладонь ко лбу и груди. – Ум и сердце – здесь живут страхи, вина за прошлые и настоящие нехорошие дела, грызущие душу нездоровые желания. Дух мщения находит в человеке его самый сильный страх или грех – и становится им. Вот что убивает или сводит с ума.

Языки пламени лизали стены, вгрызались в старое дерево, выискивая места посуше, потрухлявей. Одежда на неподвижных распростёртых телах начала тлеть и дымиться, с треском вспыхнули волосы, запузырились, испаряясь, лужи крови. Едкий дым расползался по комнатам, клубясь под потолками. Наконец огонь добрался до окон, и закопчёные стёкла с треском вылетели наружу, выпуская на волю жадные потоки яркого всепожирающего пламени.
В потоке горячего воздуха, среди тысяч искр и хлопьев копоти, над крышей воспарил полупрозрачный силуэт, который вполне можно было бы принять за клуб дыма, если бы не пугающе явные человеческие очертания. Призрак Иллариона обшаривал мрачным взглядом раскинувшийся под ним лес, высматривая ускользнувшую добычу. Вот они, быстро удаляющиеся фигурки – старуха и мужчина с ребёнком на руках. Скелетоподобное мёртвое лицо распахнуло рот в беззвучном вопле ярости и отчаянья. В этот момент крыша старого дома провалилась вовнутрь, и рванувшаяся к небесам стена гудящего пламени поглотила бьющееся в припадке бессильной злобы маленькое привидение.