АЛИСА.

Алиса.

Алиса проснулась задолго до рассвета. Ей опять приснился сон, что преследовал её уже много дней: кроваво – красное небо над головой, кирпично – красного цвета потрескавшаяся земля под ногами, а в центре этого мира – чёрный монумент, головой упирающийся в небо. Его формы просты и наивны, словно его собрал ребёнок – великан из деталей гигантского конструктора: круглая шарообразная голова; вместо туловища, рук и ног – разной длины и толщины цилиндрические стержни. Глаз, рта, носа нет вообще. Он кажется чуждым этому миру. Почему же он внушает Алисе такой неописуемый ужас?!
После недели бессонных ночей, трёх двоек и вызова родителей в школу, Алисе пришлось рассказать им о преследующем её кошмаре. Они сделали очень серьёзные лица и направились в свою комнату. Как только они вышли из комнаты, Алиса приникла ухом к решётке вентиляционной трубы, которая проходила через все комнаты. Она давно уже открыла этот нехитрый способ узнавать то, что родители считали почему-то необходимым скрывать от неё. Она же была не согласна с таким ограничением её прав и извлекла за эти годы немало выгод из полученных контрабандой сведений: «Хочешь выжить в этом мире, знай, как добыть информацию!» - наставительно говорила она друзьям, щедро делясь ею с ними. Впрочем, то, что касалось только их семьи, оставалось в стенах дома. А перед сном она сама затыкала уши ватой, опасаясь услышать что – нибудь не то.
Папа не выразил особого беспокойства:
- Я думаю, ничего страшного. Влюбилась в какого - то мальчика, а признаться стесняется. Вспомни себя в этом возрасте.
- Вот, именно потому, что помню, мне и не нравятся эти сны, – ответила мама. И добавила что-то шёпотом. Алиса приложила к уху ладонь, но так и не услышала больше ничего интересного. Разочарованная, она слезла со стула. И как раз вовремя – в дверь постучали.
- Это мы, доченька. Можно войти?
- Да.
Алиса смотрела по очереди то на мать, то на отца. Горький опыт подсказывал ей, что выражение обречённости и покорности судьбе на их лицах говорит о том, что Алисе предстоит что-то очень неприятное, и родители готовы к долгим и утомительным уговорам. Вдруг горячее чувство любви и жалости к родителям переполнило её, и она неожиданно для себя самой заключила их в объятия:
- Мама, папа, не переживайте. Я уже взрослая и всё понимаю, вам не придётся меня уговаривать. Что нужно сделать? – растроганные и удивлённые, родители переглянулись. Потом отец откашлялся и сказал:
- Дочка, похоже, ты вообразила себе невесть что. А надо просто походить к психоаналитику. Ты ведь знаешь, кто это, правда?
- Конечно, папа, – ответила она, – даже в нашей школе он есть.
- Вот и хорошо! – вступила в разговор мама. – Но лучше не к школьному. Ты ведь знаешь, какими жестокими бывают дети. Да и вряд ли хороший специалист будет работать в школе. – Отец предостерегающе глянул на мать, но было уже поздно – слово не воробей…Алиса поняла, что на самом деле родители встревожены больше, чем хотели это показать.
На первое занятие она пришла вместе с родителями. Психоаналитиком оказалась безвкусно одетая, некрасивая женщина лет тридцати, в очках, походившая на их учительницу. Она поздоровалась сразу со всеми, а потом обратилась к родителям:
- Вы не могли бы немного посидеть в коридоре, пока мы с вашей дочкой познакомимся да посекретничаем? Она улыбнулась им, а потом повернулась к Алисе:
- Меня зовут Джейн Кавендиш, а тебя?
- Алиса.
- Очень приятно. Можешь обращаться ко мне «мисс Кавендиш», или «тётя Джейн». – «Тётя Джейн»?! – Внутренне возмутилась Алиса. - Она за кого меня принимает, за первоклашку, что ли? – Мисс Кавендиш стала задавать Алисе разные вопросы: о подругах, о школе, о мальчиках. Сначала Алиса немного артачилась, но потом оттаяла и стала охотно обо всём рассказывать – лишь бы о кошмаре не спрашивали. Когда же мисс Кавендиш приступила, наконец, к делу и попросила её пересказать содержание сна, Алиса замялась: днём, в окружении взрослых, он не казался ей таким уж страшным, но самой входить в эту «комнату ужасов» ей что-то не улыбалось. И тогда она предложила:
- Давайте я вам лучше нарисую – и цветными фломастерами, высовывая кончик языка от усердия, как смогла, изобразила то, что её мучило. Придвинув рисунок к себе, и увидев, что на нём изображено, мисс Джейн почему-то нахмурилась. А потом так внимательно стала его изучать, как будто это был не рисунок, а шпионская шифровка: то поднесёт поближе к свету, то перевернёт вверх ногами… - только что под лупой не рассматривала, - а потом сказала:
- Алиса, постарайся вспомнить как можно точнее, когда и после чего у тебя начались кошмары.
- Когда…ну, где-то недели три назад. А после чего – не скажу.
- Постарайся вспомнить, это очень важно: может, ты уже видела что-нибудь с похожим сюжетом: комикс, картину, фильм. Или же похожую статую где-нибудь. – Алиса добросовестно пыталась помочь ей: хмурила лоб, смотрела то в пол, то в потолок, будто пытаясь там найти искомое, и, наконец, сказала:
- Ну, хоть убейте, не помню.
- Ладно. Выйди, пожалуйста, на минутку в коридор. И пусть родители зайдут.
- Вы знаете, я не вижу каких-то отклонений у девочки. Хороший, контактный ребёнок. Но в том, что она нарисовала, действительно, есть что-то очень гадкое, злое, пугающее.
- В самом деле? – засомневался отец, в свою очередь, рассмотрев рисунок.
– А я вижу здесь обыкновенную детскую игрушку на фоне пустыни. По-видимому, сон навеян трудностями переходного периода, прощания с детством. Пустыня – символ непонимания, отчуждения, одиночества.
- Вы учились на психолога? – удивилась мисс Джейн.
- Нет, что вы, - смутился отец, - так, почитал немного.
- Понимаете, ваша трактовка несколько прямолинейна и упрощена: во – первых, игрушка, как вы её называете, далеко не обыкновенная, уж поверьте моему опыту; во-вторых, обратите внимание на то, что девочка раскрасила её чёрным цветом. Дети изображают чёрным то, что им неприятно, чего они боятся, о чём у них остались плохие воспоминания. И тогда, следуя вашей же трактовке рисунка, придётся признать, что у ребёнка очень неприятные, болезненные воспоминания о детстве. И если на самом деле у ребёнка были в прошлом какие-то проблемы, самое время ими поделиться. Если вы, конечно, всерьёз намерены помочь ей. – Она ожидающе посмотрела на обоих родителей. Те в унисон заверили её, что детство Алисы было настолько безоблачным и счастливым, насколько это вообще возможно.
- В таком случае, корни проблемы надо искать в настоящем. К сожалению, девочка так и не смогла вспомнить, где она видела что - либо подобное. Дело вот в чём: какими бы странными порой ни казались нам наши сны, они основаны на реальных событиях, случившихся с нами. Девочка увидела, или с ней произошло что-то очень страшное, настолько, что сознание отказалось принять это, и воспоминание было вытеснено в подсознание. Но чтобы жизнь ребёнка вошла в нормальное русло, нужно вытащить это «что – то» из неё. Сделать это можно только под гипнозом. Вы согласны? – обратилась она к родителям. Те согласно кивнули.
- А меня кто-нибудь собирается спрашивать? – сварливо поинтересовалась Алиса, заглядывая в приоткрытую дверь кабинета. – Хотя б для виду. Это, вообще-то, моя голова.
- Ты же на всё была согласна вчера, – удивился отец.
- А про гипноз не было уговора, вдруг у меня крыша поедет.
- Не поедет, - успокоила её мисс Кавендиш.
Алису уложили на кушетку. Психоаналитик взяла в правую руку золотые часы на цепочке и сказала:
- Алиса, смотри на эти часы и ни в коем случае не отводи глаз, – и начала раскачивать их перед девочкой.
– Расслабься. Ты с папой и мамой. Ты в полной безопасности, твои неприятности ушли куда-то далеко - далеко. Твои веки тяжелеют. Ты засыпаешь спокойным, безмятежным сном. - Постепенно глаза девочки закрылись, дыхание стало спокойным и глубоким. Она спала.
- Алиса, ты слышишь меня? – спросила мисс Кавендиш.
- Да-а.
- Сейчас я хлопну в ладоши, и ты окажешься в том месте, которое тебе постоянно снится. Рассказывай нам обо всём, что видишь и слышишь. И ничего не бойся, мы рядом с тобой. А потом я три раза хлопну в ладоши, и ты сразу проснёшься. Ты навсегда забудешь свой сон, и тебе никогда больше не будут сниться кошмары. Готова? – она хлопнула в ладоши.
- Где ты сейчас, Алиса?
– Я в очень странном месте. Небо красное. Земля красная. Пустыня. – Она говорила медленно, равнодушно. Как будто о чём-то её не касающемся. Вдруг тон её изменился, в нём появились тревожные нотки:
– Вдалеке странная чёрная статуя. Я боюсь её.
- Не бойся. Подойди к ней поближе. Расскажи нам, что ты видишь.
- Я иду. Она что-то шепчет… Она зовёт меня… зовёт… - Голос её становился всё более тревожным. Теперь и психоаналитик поддалась её настроению.
- Уходи оттуда. Сейчас же! - скомандовала она.
- Не могу! Она притягивает к себе, как магнит! – Закричала девочка в панике.
Мисс Кавендиш три раза хлопнула в ладоши. Крик прервался, но девочка не проснулась. Взамен этого все услышали бесконечно холодный, скрипучий нечеловеческий голос, абсолютно лишённый модуляций:
- Почему ты так долго шла ко мне? Я ждал тебя тысячу лет. – Губы девочки не шевелились. Было абсолютно непонятно, откуда идёт этот голос. Вдруг девочка встала с кушетки. Слегка покачиваясь, с закрытыми глазами, как сомнамбула, она сделала шаг в сторону родителей - и застыла с протянутыми к ним руками, как будто моля о помощи. Отец одним прыжком оказался возле Алисы, схватил её за руки, чтобы оттащить в сторону, но не смог сдвинуть её с места хотя бы на дюйм. Тогда он обнял её и, напрягая все силы, попытался оторвать от пола. И опять ничего не вышло. Психоаналитик ещё раз попыталась разбудить Алису:
- Проснись! Проснись же!!! – но было уже поздно: кожа девочки начала стремительно меняться, теряя свою гладкость и белизну. Она не старилась, нет - просто на неё как будто налипал песок, как бывает после купания. Через считанные секунды в объятиях отца была уже не его дочь, а лишь копия её, слепленная из песка. А ещё мгновение спустя статуя рассыпалась и осела кучей песка возле кушетки.
Чуть позже прямо в воздухе возникла широчайшая… улыбка. Отцу пришла в голову безумная мысль: «Это Чеширский кот, сейчас он спасёт Алису.» Только эта улыбка была злобной и торжествующей. Она начала втягивать в себя воздух, словно какое-то доисторическое чудовище, совершающее вдох. Казалось, этот вдох будет длиться века и тысячелетия. Вот первые песчинки зашевелились, поднялись в воздух и нырнули в пасть чудовища, как будто решили с собой покончить, за ними следом – другие, и вскоре кучи песка на полу, которой стала несчастная Алиса, не стало. Только детали её одежды остались на полу, как будто чудовище не знало, что с ними делать. Вообще, ничто в кабинете, кроме песка, даже бумаги на столе мисс Джейн, не шелохнулось.
Отец Алисы нагнулся, взял в руки её платье, встал; расправив и встряхнув его, он проворчал:
- Опять всё разбросала по полу. - А затем, пробормотав себе под нос:
- Как же она без одежды, может, там холодно… - собрал остальную одежду с пола и вернулся на место.
- Как раз в этот момент мать вышла из столбняка. Она встала, подошла к кушетке, наклонилась, зачем-то заглянула под неё, а потом глаза её закатились, и она упала замертво. Отец Алисы встал со стула, подошёл к мёртвому телу, нагнулся над ним и спросил:
- Ты чего тут разлеглась? – не дождавшись ответа, он выпрямился и снова вернулся на место. Затем, аккуратно сложив одежду Алисы, уже хотел было убрать её в портфель, но тут ему в голову пришла новая, по-видимому, более удачная мысль. Он счастливо улыбнулся, направился к рабочему столу мисс Джейн, отсчитал необходимое количество прозрачных файлов, выложил на стол из кармана мелочь в размере их стоимости, а затем сложил в них одежду Алисы и удовлетворённо вздохнул:
- Другое дело! – А затем повернулся в сторону супруги, лежащей на полу, крикнул:
- Я за Алисой. Пока. - И вышел из здания. Через три дня полиция задержала его за сто миль от города: он шёл ровной целеустремлённой походкой точно посередине шоссе, никуда не сворачивая, не обращая внимания на сновавшие в обе стороны машины и не реагируя на вопросы подходивших к нему людей. Его рассудок не выдержал.
Через некоторое время после его ухода пришла в себя мисс Кавендиш. Она обнаружила, что мать Алисы лежит на полу мёртвая, а отец её исчез. Учитывая, что чуть раньше доверившуюся ей пациентку сначала превратила в песок, а потом и вовсе проглотила какая-то тварь, вполне простительно, что она выскочила на улицу и переполошила весь городок дикими криками: «Чудовище! Пасть! Песок! Бегите! Бегите! Бегите!» Трое дюжих санитаров с трудом скрутили её и отвезли в психлечебницу, где три месяца она провела в одном отделении с несчастным помешанным.
Через три месяца, полностью оправившись от удара, она сумела составить вполне приемлемую и для психлечебницы, и для полиции, и даже для себя самой картину случившегося. По её словам, родители девочки попросили её провести с ней несколько сеансов психоанализа, т.к. девочка плохо училась, дерзила, и т.д. - в школе её слова, в основном, подтвердили. На сеансе она перевозбудилась, начала грубить, а когда отец призвал её к порядку, выбежала из кабинета. Отец бросился в погоню за ней, мать хватил удар, а Джейн под напором всех этих событий упала в обморок. Эта версия вполне устроила полицию.
Эпилог.
Мать Алисы похоронили на городском кладбище, за счёт муниципалитета. На скромных похоронах присутствовали только две соседки.
Отец Алисы до сих пор находится на излечении в местной психлечебнице, которую когда-то почтила своим кратким пребыванием и мисс Кавендиш. Впрочем, он не узнал её. И остался безучастным даже при виде фотографии дочери, показанной ему лечащим врачом, по просьбе полицейского. Он вообще никого не узнаёт теперь и ни с кем не общается. Целыми днями он сидит на своей кровати, уставившись в стену перед собой, и издаёт еле слышное шипение, похожее на шипение газа, выходящего из горелки. Или шорох струящегося песка. Изредка, в моменты относительного просветления, он достаёт из своего портфеля пакеты с одеждой дочери и перебирает их по одному. А то берёт в руки пакет с её платьем, кладёт его на сгиб локтя и качает, качает, качает, что-то заунывно напевая себе под нос. Он не доставляет никому никаких хлопот. Лишь однажды, в самом начале, когда одна из санитарок взяла потихоньку его портфель и припрятала до лучших времён – ну зачем ему портфель, тем более, одежда девочки, а её семье пригодится! – он поднял крик и кричал, не переставая, до тех пор, пока ему всё не вернули. Санитарку главврач уволил, а всем остальным строго-настрого наказал не прикасаться к его вещам.
О пропавшей девочке пока не было никаких известий. Так ведь никто ни разу и не интересовался её судьбой за все эти годы, а под лежачий камень, как известно…
Одна мисс Кавендиш с минимальными потерями выбралась из всех передряг. Психоаналитиком, правда, уже не работает, предпочла пойти в секретарши. Она абсолютно нормальна, только почему - то терпеть не может песок, ни в каком виде, даже сахарный. И сказку об Алисе. Особенно, то её место, где Алиса знакомится с Чеширским котом. Но ведь это сущие пустяки, не так ли, мало ли у кого какие причуды.