— Извините пожалуйста, не хотел беспокоить, но Вы напоминаете мне Бога.
Клянусь, услышав эти слова в поезде глубокой ночью, я подумала, что мне причудилось. Наверняка разум сыграл со мной злую шутку. Размеренный стук колес, разговоры в тамбуре, да и я не спала уже… а черт его знает, сколько. Будь проклята эта бессонница. Да, мне определённо это послышалось.
К тому же, я никогда не расставалась с наушниками. Музыка помогала убежать от шума жизни, который казался уродливым. Слишком громким и оттого невыносимым. Вот и сейчас я выбирала очередную песню, чтобы снова заглушить реальность, да так и осталась сидеть — с телефоном в руках и тишиной в ушах.
Правда, вопрос о божественной сущности был адресован не мне, а моему соседу по купе. Это был приятный на вид седой старик, что-то около семидесяти лет. С белой, слегка растрепанной бородой и такого же цвета волосами, которые напротив, были тщательно расчесаны, в потертых брюках и изношенной временем куртке, но выглядел чисто и опрятно. Лицо его было изрезано глубокими морщинами. Он сидел в углу и мирно почитывал старую газетенку, пока его покой не был нарушен. Мы не разговаривали всю дорогу с тех пор, как сели на одной и той же станции. Словом, идеальный сосед.
Мы со стариком переглянулись, я с непониманием, он — с невероятным спокойствием. Сосед казался ничуть не удивлен неожиданному ночному визиту, в отличие от меня. Старик отложил газету и мягко улыбнулся пришедшему.
— Вы Бог? Это правда? — спросил незнакомец с надеждой в голосе.
Все ещё находясь в легкой степени изумления, я в недоумении окинула взглядом незнакомца в дверях. И странные слова вполне сочетались с внешним обликом странника. Мужчина средних лет, темноволосый, неухоженной щетиной и глазами, уставшими от тягот жизни. По выражению лица создавалось странное ощущение, будто он прошел войну, и никак не может прийти в себя после увиденного.
На незнакомце был плотный темно-зеленый дождевик и резиновые сапоги, все испачканные в засохшей грязи. Сперва я подумала, что он походил на походника или там, не знаю… грибника? Но после таких заявлений я невольно сравнила его с маньяком, орудующим в лесной глуши. Слишком уж странно это все выглядело. Он явно был не совсем в себе.
Мужчина в упор смотрел на моего соседа и терпеливо ожидал ответа на вопрос, который, по-видимому, казался ему вполне нормальным. А еще — очень важным.
Ночной гость весь напрягся, застыл и затаил дыхание. Моего присутствия он словно и вовсе не замечал. Странный блеск в широко раскрытых глазах — он будто не верил в происходящее и одновременно был напуган неожиданным откровением. Я, признаться, также верила с трудом в то, что кто-то на полном серьезе может произнести подобные слова, и это будет даже не в церкви. Сосед по купе же, напротив, выражал необычайное спокойствие, словно ситуация была ничуть не странный и такое он слышит каждый день.
Вопросы проносились в голове так стремительно, как темный лес за окном мчащегося на полном ходу поезде. Что, черт возьми, здесь происходит? Городской сумасшедший? Да, ноябрь — странный месяц. Все вокруг вдруг начинают слышать голоса да бросаться под колеса, ну и просто на просто сходить с ума. А уж религия — такая плодотворная почва для безумия. Может как вытащить со дна, так и толкнуть в бездну.
Ночь была такая темная и густая, словно кто-то разлил чернила по небу, и теперь оно было в грязных кляксах и разводах. Ни звезд, ни луны, ни единого намека на свет. В купе стоял запах крепкого чая и пыли, но вошедший принес с собой привкус табака и. перегара? Тогда это многое объясняет.
Я вытащила наушники и уже собралась идти за кондуктором, как вдруг старик поднял руку, прося остаться и сесть обратно. Я хотела было возразить, но сама не зная почему послушалась и уселась на место.
— Ты в порядке, сынок? — спросил он у мужчины по-отечески.
Глаза незнакомца расширились еще больше. Он быстро шагнул в купе, выглянул в тамбур, словно боялся, что кто-то может подслушивать, и громко захлопнул дверь. Я отсела ближе к окну. На всякий случай. Но не буду врать — любопытство манило податься вперед и наблюдать, что будет дальше. Однако сразу же откинула мысль, подумав, что это выглядело бы странно. А странных людей на один квадратный метр уже было более чем достаточно. Поэтому я открыла книгу, что лежала на столике, и сделала вид, что собираюсь читать. Сама же вся обратилась в слух.
Незнакомец вдруг рухнул на колени перед пожилым человеком. Глаза блестели, он тяжело дышал, взволнованный и растерянный. Мужчина схватил руку старика и крепко сжал в своих ладонях. Старик удивился и слегка приподнял брови, но все же ласково улыбнулся. Он молча смотрел на него бездонными, но в то же время ласковыми глазами, что даже я почувствовала тепло, исходящее от старца.
— Простите, я просто… запутался, понимаете? — начал он сбивчиво шептать. — Наша встреча — это воля судьбы, верно? Я ведь вообще не должен быть здесь. Совершенно случайно оказался на этом поезде. Я не понимал, куда я еду и зачем. А потом увидел Вас и сразу все понял. Все-все вдруг открылось мне так ясно… Я здесь, чтобы встретить Вас. Вы ведь Он.
— Сынок, ты, наверное, очень устал, — мягко ответил старик.
— Да, я устал, — признался незнакомец, задумавшись на секунду, но через мгновение странный блеск в глазах вернулся. — Простите. Простите, ибо я очень грешен. Я хочу исповедоваться. Никогда в жизни этого не делал, ибо труслив, низок и малодушен. Прошу, выслушайте меня.
— Я не священник.
— Вы же Бог! Это же вы! — горячо заговорил мужчина. — Вы можете отрицать это. Я понимаю. Но я вижу Вас, Вашу сущность, как себя в зеркале.
Вдруг, к моему удивлению, старик спокойно ответил:
— Хорошо, сынок, я тебя выслушаю.
От абсурдности всей ситуации невольно вырвался смешок. Я зажала рот рукой и опустила взгляд. Незнакомец похоже впервые заметил, что кроме него и Бога в этом старом ржавом купе был еще и невольный наблюдатель в моем лице. Лицо его исказилось, кажется, он начал подбирать слова в голове, но не смог выдавить и звука, и лишь крепче сжал руку старика. Тот слегка наклонился, попытавшись заглянуть мне в лицо, начал пристально рассматривать очертания в полумраке.
— Вы смеетесь над моим горем? — наконец смог произнести мужчина.
— Ни в коем случае, — едкий тон невольно вырвался из горла, — просто никак не ожидала провести вечер в одной компании с Богом и сумасшедшим, — я откинулась на спинку сиденья и снова уткнулась в книгу.
— Вы не верите в Него? — сказал он таким тоном, словно это невозможно, указывая на моего седого соседа по купе.
Я вдруг задумалась. Повисло молчание. Затем, устало выдохнув, я потерла глаза, закрыла книгу и уже серьезно ответила:
— Это сложный вопрос. Я называю себя атеистом по неволе. Может быть, я бы и рада была верить, вот только не могу. Если бог и есть, он давно оставил меня.
— Как вы можете так говорить?! — горячо выпалил странный человек. — Как вы можете сомневаться? Он же сидит прям перед вами! Вы слепы? Или это происки дьявола, который уже завладел вашей душой? Прозрейте, выйдите из темноты.
— Ого! — я рассмеялась. — Мужик, у тебя что, осеннее обострение?
— Я не сумасшедший!
— Тогда солнце не встает на востоке и не садится на западе.
— Все в порядке, — мягкий и успокаивающий голос вмешался и прервал наш спор, — Я готов вас выслушать.
Наверное, правильным было бы уже выйти из купе, позвать кондуктора, чтобы они вызвали неотложку. Или полицию. Хоть кого-нибудь. Но вместо этого я снова решила остаться. Я хмыкнула, снова открыла книгу и отгородилась ею от странной пары, а сама в предвкушении приготовилась прислушиваться, жадно выхватывая каждое слово. Тем более, что незнакомец в дождевике снова забыл о моем существовании. Не знаю, что за грехи были у этого мужика, но свой я могу назвать без колебаний — любопытство. Тем временем мужчина опустил голову и начал исповедь.
— Господи, прости меня, ибо я грешен. Я. меня зовут Алексей. Боже, жизнь моя пустая и бестолковая. И промчалась, как ветер. Жил беспечно, не ценил ни минуты, прожигал время, упускал возможности. Презирал тех, кто слабее меня, и ненавидел тех, кто сильнее. У меня было все, о чем можно мечтать, но я не ценил этого, был слеп и глух к счастью. И вот, когда я потерял все, я понял, какую бездну я создал своими руками. Теперь я просто оболочка человека, и сам виноват в своем горе.
Рука его потянулась к карману дождевика. Я выглянула из-за книги. Алексей достал смятую, потускневшую фотографию и трясущейся рукой протянул старику. Тот долго и внимательно всматривался в помятое фото, а затем грустно улыбнулся.
— Вот, жена моя, Ксеня. А это девочки мои. Старшая — Оленька, красавица моя, в университет поступать хотела. А младшая — Ленок. Я ее так и называл ласково, «ленок-поплавок». Она у меня плавает хорошо. Как занырнет под воду, и долго-долго сидеть там может. Думали с женой на плаванье отдать. «Талант есть!», так тренер на пробах и сказал. Не знаю, в кого, не в меня уж точно…
Голос мужчины начал дрожать. Он согнулся под тяжестью мыслей. Старик сочувственно начал медленно гладить рукой его ладонь. Мой взгляд невольно поймал в слово «прости» на странице книги, которую я читала. Вернее, упорно делала вид, что читаю.
— Я не хотел, чтобы так вышло, Боже, — хриплым голосом продолжил Алексей исповедоваться. — Никогда не хотел. Я выпил тогда… Не надо было за руль садиться. Ксеня говорила мне. Кричала на меня, но я же дурак дураком, никогда не слушал ее… Машина вылетела с дороги, и… и все. Я остался один, а они… они ушли.
Алексей начал судорожно всхлипывать, будто задыхаясь, слезы застыли на глазах. Я уже не притворялась, что читаю, а просто сидела и смотрела на убитого горем несчастного. В горле образовался неприятный ком, а на грудь будто кто-то встал и давил на нее всей тяжестью.
— Это все я, Боже! — он с силой сжал ладонь старика, — Это я виноват! Я убийца! Все погибли, а я остался на этом свете… Скажи мне, почему? Почему Ты забрал их всех, а меня оставил? Почему?!
В купе воцарилась напряженная тишина, прерываемая стуком колес и тяжелым дыханием Алексея. Мне уже было не до смеха. Трагедия наполнила купе глубокой печалью и безысходностью. Я сидела в углу у окна в безмолвной тишине и сжимала книгу так, что побелели костяшки. Шум колес уже не умиротворял, как раньше, а напротив, гулом отдавался в висках, как молот бьет по наковальне. Старик молча смотрел на него, словно пытаясь понять глубину его боли. Он покачал головой. Мне стало не по себе. Захотелось дернуть на стоп-кран, остановить чертов поезд и уже выйти на воздух, растворившись в нем. Исчезнуть, чтобы не чувствовать это странное гнетущее чувство внутри.
— Я понимаю, ты хотел наказать меня… — продолжил мужчина после долгого молчания. — Раньше я ненавидел тебя, каюсь. Но теперь все по-другому. Я не боюсь Ада, потому что вся моя жизнь теперь — бесконечное мучение. Каждый день я просыпаюсь с мыслью о том, что совершил, и засыпаю с ней же. Непоправимое. Это нельзя ни понять, ни простить. Лучше бы мне было прекратить все это и броситься под поезд. Или пустить пулю в лоб. Это ведь то, чего я заслуживаю. В конце концов, собаке — собачья смерть. Боже, я так хотел, чтобы ты уже забрал меня. Избавил. Упокоил. Но увидев тебя сегодня я понял… я понял, что должен помочь тебе.
— Почему ты решил, что мне нужна помощь? — наконец произнес старик.
Алексей не ответил. Она начал оглядываться по сторонам, и увидев меня, удивился. Мужчина повернулся ко мне и протянул руку. Его глаза горели странным светом.
— У вас есть листок?
Не задумываясь ни на секунду, я вырвала страницу из книги и протянула мужчине. Его ледяные дрожащие пальцы на секунду соприкоснулись с моими, и я вздрогнула так, словно меня ударило током. Достав из кармана ручку, он начал быстро что-то записывать, а затем протянул листок старику. Тот взял страницу и долго в задумчивости смотрел на нее. Затем поднял глаза и посмотрел на Алексея, ожидая объяснений.
— Это мой адрес. Приходите, — сказал мужчина с мольбой в голосе.
— Ты хочешь, чтобы я пришел к тебе? Зачем?
— Вам нужна помощь.
— Мне?
— И мне тоже, — наконец признался он.
Старик мягко положил руку на плечо мужчине и спокойно, но твердо произнес:
— Алексей, сынок. Ты знаешь притчу о блудном сыне? Тот, кто заблудился и вернулся домой, был принят с радостью. Отец его не осудил, а обнял и простил. И ты, подобно блудному сыну, вернулся домой. Домой к себе самому. Ибо Царство Божие внутри вас есть. Ты ищешь Бога вовне, но Он всегда был с тобой, в глубине твоего сердца. И ответы на все твои вопросы тоже сокрыты там.
Алексей слушал, как завороженный. Я же жадно вслушивалась в каждое слово с чувством, что невольно оказалась на проповеди. Но это было нелегко. Мне вдруг показалось, что эти слова были не только для сумасшедшего. Забавно, я в некотором роде тоже являюсь блудным сыном. Изгой. Разочарование семьи. В голове прорезался крик отца: «Ты мне больше не дочь!». Смогу ли я когда-нибудь вернуться домой?..
— И, если ты приглашаешь меня к себе, я приду, — продолжил старик, прерывая поток мыслей, — но не сейчас, а когда наступит время. А твое время еще не настало. У каждого человека свой крест. Твой крест может стать твоим спасением, если ты научишься нести его с достоинством. Твое сокровище — это любовь, прощение и смирение. Найди их в себе, и ты обретешь истинное счастье. Отдай свою волю в руки Бога. И ничего не бойся.
Тишина. Каждый из нас будто задумался о своем. Не знаю уж, о чем думали другие, но я же о том, что кажется схожу с ума. В конце концов, не каждый день ты услышишь исповедь глубоко несчастного человека и проповедь того, кого при тебе называют самим Богом. Что происходит?
— Ты простишь меня, Боже? — наконец хриплым голосом прошептал мужчина.
Старик кротко кивнул.
— Бог простит, если ты найдешь силы простить себя сам. Ты уже сделал первый шаг, признав ошибку. Это очень важно. Но помни, что прощение — это не одноразовый акт, это процесс. Он требует времени и усилий.
— Я… я не знаю, что сказать.
— Тебе надо отдохнуть сынок. Выспись. Сегодня ты будешь спать хорошо.
— Да… Да, мне надо бы поспать. Я так давно не спал. Спасибо тебе, Боже!
Старик улыбнулся. Алексей поднялся с колен, слегка пошатываясь. Наши взгляды пересеклись. Казалось, еще чуть-чуть, и захлебнешься в этом океане боли и пустоты. Но вместе с тем, там было что-то еще. И тут я поняла, что это было — в его глазах появилась надежда. И она была словно маяк для корабля в бушующем шторме.
Спотыкаясь, мужчина, который уже не был незнакомцем, вышел из купе, аккуратно прикрыв за собой дверь. Послышались шаги в тамбуре. Старик несколько раз бережно сложил вырванную страницу с адресом и убрал в карман старой куртки, как самое ценное сокровище. Купе в очередной раз погрузилось в тишину. Я сидела и в задумчивости проводила пальцами по корешку книги, где еще недавно была страница. Наверное, пыталась осмыслить то, что произошло мгновения назад. Все эти разговоры о грехе и искуплении невольно задели что-то потаенное и глубинное, что я так упорно старалась спрятать от других и самой себя. Вдруг я почувствовала на себе пристальный взгляд.
— Ничего себе, да? Бывают же такие встречи, — произнес старик с улыбкой. — Судьба?
— Или, может быть, это просто стечение обстоятельств, которые мы называем судьбой.
— Не верите в предназначение свыше и что все в жизни предначертано нам?
— Не особо, — ответила я, упорно отводя взгляд, — судьба — для слабаков.
— Почему, если не секрет?
— Не люблю, когда за меня решают, как жить и что делать. — я усмехнулась, — Мне приятней думать, что я сама определяю путь. Я птица свободного полета. Куда хочу, туда и лечу.
— Даже домой?
Я опешила и в замешательстве посмотрела на старика. Его взгляд, прежде спокойный, теперь казался мне насмешливым.
— При чем тут дом? — с едва скрываемым раздражением спросила я. Он попал в самое сердце, и это мгновенно разозлило.
— Дом — это не только место, где мы родились. Это то, что мы несем в себе, то, к чему стремимся.
— У меня нет дома. По крайней мере пока, — я пожала плечами и попыталась сделать вид, будто мне все равно.
— Каждый из нас ищет ответы на одни и те же вопросы. Мы все странники, путешествующие по лабиринтам жизни. Иногда мы заблуждаемся, но в конце концов всегда находим дорогу домой. Дом… Помните, что сказано: «Ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет». Дом — это наше внутреннее состояние, наше духовное пристанище.
— Если что, сумасшедший уже ушел, так что можно выходить из роли. Если вы и правда не священник, — усмехнувшись, парировала я. — А то уж очень похожи.
— Вы думаете, этот мужчина сошел с ума?
Я закрыла глаза, облокотилась на сиденье и прикусила щеку, как делала всякий раз, когда сомневалась в себе или просто нервничала. Запах пыли смешался с металлическим привкусом метала во рту. Стук колес начал успокаивать. Я вдруг почувствовала, как начала проваливаться в сон. А ведь затяжная бессонница долго отгоняла даже малейшие намеки на это и лишь смеялась над жалкими попытками уснуть.
— От чувства вины и самобичевания у любого крыша поедет, — наконец ответила я.
— И в Бога, вы, значит, не верите?
— Нет, не верю.
— Тогда во что верите? Дайте угадаю. Наверное, в себя?
— Если честно, я уже давно ни во что не верю.
— А разве не это ли повод сойти с ума?
Разговор начал утомлять, вызывал зудящее чувство раздражение и досады. Я резко встала и повернулась спиной к старику, вцепившись в верхнюю койку, чтобы удержать равновесие от тряски мчащегося поезда. Сильно зажмурившись, я попыталась утихомирить то, что этот старик во мне распотрошил.
— Кто вы и чего прикопались? Некому больше морали читать?
— Я думаю, вы очень устали, — глубокий словно принимал меня в объятья и убаюкивал. — Вы давно не спали. Вас мучают кошмары прошлого, преследуют по пятам. Вас тянет домой, но двери закрыты. Но отец простит вас. Обязательно простит. Вы не виноваты в том, что случилось с вашей сестрой три года назад. Это был несчастный случай. И она не злится на вас, поверьте мне. Вам не нужно бороться, вырываться, изворачиваться. Вам нужно смириться. Смирение — это ключ к пониманию себя в этом мире. Оно не слабость, а величайшая сила. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Любопытство не самый страшный ваш грех, как вы думаете. А вот гордыня, что глубоко пустила в вас корни, подобно сорняку…
По спине пробежал холодок, меня словно окатили ледяной водой. Сердце забилось в грудной клетке, как испуганная птица. Откуда он знает про сестру? Знает ли он, что она получила ожоги из-за меня, когда я оставила сигарету не затушенной и сожгла к дьяволу наш дом? Откуда знает про отца? Воспоминания вихрем пронеслись перед глазами: огонь, пожирающий все изнутри, крик матери, раздирающий душу и отец, выносящий на руках из горящего дома маленькое хрупкое тельце сестры. Меня затрясло.
— Откуда… Кто вы, черт возьми, и что происходит?!
Я обернулась, собираясь вылить все раздражение от задевшей меня за живое правды, но осеклась на полуслове. Глаза широко раскрылись, сначала от непонимания, затем от накатывающего волнами страха.
Никого.
Купе было абсолютно пустым. Я стояла в полном одиночестве. Ни старика, ни вещей — ничего этого словно никогда и не существовало. Лампа начала зловеще мигать. Паника сжала горло в цепких объятьях, отчего стало невозможно дышать. Я чувствовала себя так, будто оказалась в другом мире, где время течет по своим законам. Ночь за окном была настолько темной, что казалось, будто поезд мчится сквозь бездонную пропасть.
Вскочив с места, резко открыла дверь и буквально вывалилась в пустующий тамбур. Оглядываясь по сторонам, я заглянула в каждое купе. Свет продолжал хаотично мигать, то ослепляя, то погружая вагон в кромешную темноту. Бесполезно. Старик словно испарился в воздухе, оставив меня наедине с бесконечными вопросами, ответа на которые у меня не было.
— Девушка, вы в порядке? — обеспокоенно спросил молодой кондуктор?
Я так и осталась стоять с распахнутыми глазами, тяжело дыша и смотря в пустоту. Поезд продолжал мчаться, с каждой секундой унося меня дальше от места, которое я когда-то называла домом. Я не могла понять, что происходит, и от этого становилось еще страшнее. Лампа наконец перестала мигать.
Неужели это все было лишь плодом воспалённого сознания? Я сошла с ума? Или же…