Хорор, твою...

Дежурство по роте заканчивается. Заступающих в очередной наряд поднял. Умылись. Собираются на развод.
Это мое первое дежурство в статусе «деда». Неделю назад из подразделения отбыл на родину последний дембель, как водится, раздолбай по службе. Лучшие и достойные отправились по домам в начале мая в первую очередь.
Вызывает ротный: «Литвинчука, Василенко и Тарбеева ко мне. Срочно!».
Ротный — командир роты связи майор Колесников. Капитан Литвинчук командир нашего взвода проводных средств связи. Старший лейтенант, старлей в обиходе Василенко мой непосредственный командир отделения стационарных систем связи, а лейтенант Тарбеев — отделения кабельщиков. Первый нашелся в штабе, остальные - в учебном корпусе.
Явились.
Минут через пять выходит комвзода и командует: «Объявляй построение взвода в казарме». Звоню дневальному в учебный корпус и дежурному по связи на командный пункт полка.
Прибежали солдатики однополчане, построились, как положено, в две шеренги.
Ротный вышел, прошелся перед строем, оглядев каждого. Остановился. Смотрит, сурово нахмурив брови. Что-то, видать, случилось.
- Поступила информация, что в селе Ключевое появились какие-то люди, терроризирующие местное население. Ставлю задачу. Выехать на место и оказать помощь органам милиции в пресечении незаконных действий, а если потребуется, и в задержании нарушителей общественного порядка.
«Интересно девки пляшут» - думаю. Военные гражданских вязать будут? Невероятное что-то.
- Получить оружие и построиться на линейке. Разойдись! Дежурный, вскрыть оружейную комнату и выдать оружие, - это уже ко мне.
Да еще и с оружием!? По переговорной докладываю дежурному по полку о вскрытии оружейки, и бегу выполнять приказ. Срываю печать, отпираю замок железной решетчатой двери, открываю шкафы и ставлю на пост у входа свободного дневального. Солдаты забегают по одному, хватают свои автоматы и выбегают строиться на линейку.
Линейка — это широкий тротуар вдоль здания казармы, где происходит окончательное построение дежурной смены, подразделений и отдельных команд перед непосредственной отправкой по назначению.
Оружие выдал. Закрываю оружейку. Бежит старлей Василенко с двумя бойцами. Из канцелярии выходит комроты.
- Отставить! - кричит майор мне и приказывает выдать лейтенанту цинкач с патронами.
Цинкач - это металлический ящик с ручками. Внутри патроны в коробочках. Коробочки — это жестяные прямоугольные баночки с пенопластовой вставкой внутри. В пенопласте просверлено шесть рядов по пять углублений диаметром патронной гильзы. Патроны вставляются в гнезда гильзами наружу. По тридцать патронов в коробочке, то есть по одной на магазин или рожок, согласно армейскому жаргону. При выдаче их на стрельбы или в караул и при приеме обратно не надо пересчитывать каждый патрон. Все видно наглядно. В цинкаче коробочки уложены тоже в пять слоев по шесть коробочек в каждом. Получается как раз на каждый взвод по цинкачу.
Это изобретение нашего ротного старшины. Слава об этом передается от призыва к призыву.
«Интересно девки пляшут» - думаю опять. Если с патронами, значит, что-то серьезное. А за «что-то серьезное» и поощрения будут серьезные. И вдруг так в отпуск краткосрочный захотелось... Раздумывать некогда. Беру свой автомат, закрываю и опечатываю оружейку.
Вернулась с развода смена. Сдаю наряд, как положено, и, естественно, сообщаю об отбытии из расположения нашего взвода. Заступают в наряд радисты из второго взвода.
- А чего вас-то подняли? И какого хрена ты с автоматом ходишь? - недоумевает новый дежурный по роте.
- Как самых боеспособных и надежных. Принимай дежурство, мне своих догонять надо, - парирую и ставлю автомат за тумбочку дневального. - Сторожи!
Нам обоим следует явиться к ротному для доклада о передаче дежурства, а с автоматом в канцелярию не заявишься же.
- Поучаствовать решил? Надеешься лычку или медаль получить? – продолжает подначивать сменщик.
- Отпуск, - мечтательно информирую несмышленыша и открываю дверь в ротную канцелярию.
Все. Дежурство сдал, дежурство принял. Дневальные мои были с другого взвода и нам, сменившимся, до друг друга дела уже нет.
Беру у дневального за тумбочкой автомат, похвалив молодого: «Молодец. Служи. Зачтется» и бегом на линейку. Наши уже ушли. Ничего, пока они по бетонке в обход до автопарка строем шагают и грузиться будут, я прямиком по тропинкам - и на контрольно-пропускном пункте их перехвачу.
План сработал. Тентованный армейский ЗИЛ выезжает с территории через открытые ворота. Солдаты, как и положено, по одному выходят через вертушку КПП. Комвзовда с Василенко стоят тут же. Докладываю капитану о сдаче дежурства и прошу разрешения встать в строй. Тот глянул на старлея и, как бы о само собой разумеющемся:
- Старослужащий, боевой сержант, как не взять. Вперед.
Я, естественно, «Есть!» и — на выход.
Уже трясясь в кузове военного грузовика по ухабам грунтовой дороги, оценил происходящее. О том, что я ушел вместе со взводом, знает только дежурный по роте. Нарушение первое. Взял автомат, практически, самовольно и прятал его у дежурного за тумбочкой. Нарушение второе. И бегущий по территории части, петляющий между деревьев военнослужащий с автоматом — это повод для дежурного по полку, если бы кто-то увидел и сообщил, объявить тревогу и поднять для поиска свободную смену караула.
Но, обошлось и, это значит, я отправился на правое дело.
До Ключевого, как мы знали, километров двенадцать. Прибыли. Катим по улице с поднятым пологом. Тому, что улица пуста, как-то не придали значения. Ни людей, ни живности, ни звука, ни хрюка.
Остановились на площади перед правлением. По команде комвзвода попрыгали на землю. Кому перекур, кому в кусты бы сбегать. Село незнакомое. Стоим у двухэтажного кирпичного здания. Согласно вывескам в нем расположены правление, сберкасса, загс, почта. Напротив, через дорогу одноэтажное тоже кирпичное здание с большими окнами и двумя пристройками по бокам. Вывески «Продукты», «Клуб» и «Хозтовары».
Центральная улица длиной не более километра и, судя по всему, единственная. По обе стороны обычные деревенские дома, соединенные деревянными заборами. Огороды с одной стороны полого спускаются к речушке, скрывающейся в густых прибрежных зарослях, с другой так же полого поднимаются в противоположную сторону. Там широкие поляны и за ними до горизонта лес. Справа за клубом в отдалении огороженная жердями территория коровника. От клуба к нему тянется тропинка. А дорога от коровника, видимо, выходит на край деревни, который отсюда не видно из-за изгиба улицы. Мехмастерские, тоже безлюдные, мы миновали, въезжая в село.
Из здания правления вышли офицеры. Удивленные и озабоченные. Подозвали четверых близстоящих:
- Проверить все помещения здания. Все посторонние предметы, не относящиеся к деятельности учреждения, доставить сюда, - и мне конкретно. - Проверь почту и связь.
Помещение почты закрыто, зайти не удалось. Из коридора попал в аппаратную связи. Тут и искать ничего не надо — стойка многоканальной аппаратуры В-12 раскурочена и, причем грамотно. Не крушили все подряд. Вынуты и разбиты на полу оба линейных блока и блок генераторов. Та же участь постигла усилитель радиовещания и щит электропитания. Порезаны все провода на кроссе. На телеграфе два аппарата СТА-2МФ сброшены на пол. В журнале регистрации последние записи сделаны четыре часа назад. На лентах приемных аппаратов стоит то же время. Никаких чрезвычайных сообщений на них нет. Успели ли телеграфисты передать что-то тревожное, неизвестно. Передающие аппараты работали без контрольной ленты. Осмотрел через окошечко в стене помещение почты. Признаков погрома нет.
Выхожу. Никто из четверых чего-либо чрезвычайного не обнаружил.
Солдаты уже в строю стоят, притихшие, озабоченные. Доложили офицерам о результатах осмотра здания. Комвзвода лицом потемнел. После небольшого совещания офицеры встали перед строем.
- Внимание, бойцы. Задача — проверить все дома и дворовые постройки на предмет нахождения гражданских лиц, как жителей деревни, так и посторонних. Мужчин препроводить сюда, женщин и детей не трогать. Первое отделение под командой лейтенанта Тарбеева проверяет коровник, - и лейтенанту. - Забирайте.
Тарбеев отсчитал с правого фланга семерых и отвел их в сторону.
- Второе и третье отделение под командованием старшего лейтенанта Василенко прочесывает дома справа от нашего расположения. Забирайте.
Василенко отделил своих и тоже отвел в сторону.
- Вашим, товарищ прапорщик, улица слева. Выполнять!
Василенко, что-то тихо спросил у капитана.
- Пока не надо, - ответил тот. Скорее всего, о патронах.
Группы отправились. Лейтенант со своими, минуя клуб, двинулись по тропинке к коровнику. Старлей разделил своих поровну на каждую сторону улицы. Сам с двумя солдатами подошел к ближнему дому, остальных направил к следующим. Нам семерым показал на противоположную сторону. Мы последовали его примеру. Разделились на три группы. Автоматы на плечо. Пошли. Серега, земляк мой, с молодым подошел к угловому дому. Мне достался третий. Вошли во двор. Никого. Киваю молодому на дворовые постройки, а сам поднимаюсь на крыльцо. И в это время на той стороне улицы грохнуло. Присел от неожиданности. Там во дворе дым или пыль. И тут же взрыв в первом доме с нашей стороны. Стекла и щепки вылетели из окон. Выбегаем. На той стороне выходит один и выползает второй солдат. У нас — никого. Входим во двор первого дома. Выбитые стекла, двери в сени и в избу нараспашку. В сенях Серега лежит на полу, скорчившись, стонет. Второй на нем, лица не узнать. Пока его оттащили, Серега затих.
Капитан кричит: «Назад!».
Сбегаемся, испуганные, ничего не понимающие. Подносят того, что из первого дома выполз. Голова в крови. Перевязать бы чем. Воспользовались аптечкой из кабины грузовика. Комвзвода посылает двоих в здания клуба и троих в правление, проверить медпункт или аптеку:
- Кабинеты проверить. Собрать все аптечки!
Выслушал доклад.
- Старший лейтенант первый на крыльцо поднялся и в сени вошел. Там и рвануло. Я дворовые постройки осматривал, а Карташов у крыльца стоял, ему голову и снесло.
Прибежали те, что осматривали левую половину улицы. Капитан в сопровождении троих бойцов осмотрел взорванные дома. Вернувшись, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Гранаты на дверях с внутренней стороны висе...
Не договорил. Рвануло на коровнике раз, другой. Два гриба дыма да стая переполошенных ворон поднялись с той стороны.
- Прапорщик, вынести тела и погрузить в машину. Оружие погибших туда же, - приказал капитан, внимательно всматриваясь в сторону коровника. Оттуда бежал человек.
Старый вояка взял шестерых и поплелся к взорванным домам.
Бежавшим оказался солдатик весеннего призыва. Испуганный, зареванный доложил, заикаясь, что попали на растяжки. Лейтенант и еще двое убиты, двое ранены. Сержант Кузин остался с ними, а его послал доложить. У самого повязка через лоб на затылок и там, где ухо, кровянистое пятно. И рука выше локтя перевязана.
Комвзвода позеленел.
- Ранен?
- Зацепило вскользь.
- Сержант, берешь оставшихся, и обследуете дворы по улице справа. В дома и дворовые постройки не входить. Смотреть под ноги! Двое остаются здесь.
Беру оставшихся, опять делю поровну на обе стороны улицы и, по двое человек на дом, вперед!
Прошли по четыре двора. В поле зрения показался конец улицы. Проезд на коровник начинается не с края деревни, а из проулка через три дома от нас. Главная же дорога за последним домом уходит чуть влево, поднимаясь на взгорок, и теряется за перевалом. На взгорке справа от дороги отдельно от выстроившихся, словно по линейке домов, обособленно стоит дом с мансардой. Дальше наблюдать не пришлось.
Из дома напротив, громко хлопнув калиткой, выскакивает солдат и, метнувшись в мою сторону, резко меняет направление и мчится на площадь. Я своим:
- Продолжайте осмотр. Пойду, узнаю, в чем дело.
Только вышел на улицу, напротив, следом за выбежавшим, выходит солдат и, скрючивщись, блюет на траву. Затем, боднув головой воздух, падает ничком. Выгнулся, дернул пару раз ногами и затих. Я даже не сообразил, что случилось и, что хлопнуло справа где-то в конце улицы. Бегу через дорогу. Справа «тук» и словно шмель передо мной жикнул, вонзившись в забор и оторвав от доски приличную щепку. Влетаю в калитку. Что за ерунда? И вдруг начинаю осознавать, что не ерунда это, а с конца улицы по мне стреляли.
Третий осмотрщик стоит у стены дома, трясется.
- Что там?
- Т-тр-трупы. В погребе и в доме под полом.
- Команда была, в дома не заходить.
- Д-д-дверь открыта.
Захожу в дом. Обычная сельская изба. Русская печь посредине, в углу кухонный стол, с посудной полкой на стене. Дальше перегородка с дверью, наверное, в комнату. Слева у двери рукомойник, раковина и помойное ведро под ней. Рядом в полу открытый лаз. Заглядываю. Подпол наполовину забит людскими телами.
Не подходя к окну, наблюдаю за улицей. Кто стрелял и откуда? Никого! Пустынная улица. Даже воробьи не летают. А этот-то, что во дворе стоял! «Стой! - Ору. - Не выходи на улицу!».
Выбегаю из дома. Калитка распахнута и в проеме, как в телевизоре, парень мотнул головой, слово кто его в ухо ударил, и на ослабевших ногах заваливается на бок. Метнулся к нему, и у калитки застыл, словно в притолоку двери лбом ударился: «Следующий шаг будет последним в твоей жизни».
Хорошо, что это тоже видели и, всё поняв, остановились бегущие в нашу сторону капитан и трое солдат.
- Назад! - Кричит комвзвода и машет мне, чтобы выходил огородами.
Собрались на площади. Построились. Прапорщик доложил о загруженной машине, а я о мертвых в доме. У комвзвода, как судорогой, лицо свело.
- С гражданскими что делать? - тихо спросил прапорщик.
- А что мы можем сделать? Их до утра вытаскивать и грузить придется. Забирайте тех, что на коровнике и следуйте в расположение части. Доложите обстановку. Пусть принимают решение.
- Товарищ капитан, можно Вас на минутку? - просит старый вояка.
Отошли недалеко.
- Товарищ капитан, вечер скоро. Стемнеет, мы же тут, как котята слепые. Ни провианта, ни перевязочных средств. И еще. Вечер, а коров с пастбища не пригнали. Значит, пастуха местные предупредили и, наверняка, уже послали гонцов в райцентр. К ночи не знаю, а утром тут точно будут и милиция, и прокуратура, и возможно, подразделения внутренних войск. Это их геморрой, а не наш.
Задумался капитан. А прапорщик продолжает:
- Кто они не знаю, но здесь где-то. На окраине притаились. Выжидают чего-то. И растяжки, и гранаты у дверей - сигнальные это. Услышали, насторожились. Наблюдают сейчас за нами, просчитывают свои шансы. Ну, найдете вы здесь кого-то, задержите. Что делать будете? Кто их охранять будет? Юнцы эти необстрелянные? Они ж и стрельнуть не успеют, как бандиты всех ножами порежут. А команду стрелять по гражданским, пусть даже бандитам, Вы дадите? Это же трибунал! А впрочем, его и так не избежать, если оружие с патронами к ним в руки попадет. А милиция и внутренние войска, в случае необходимости, оружие применять могут. Валерий Викторович, это же хоррор. К чему такой риск?
- Что еще за хоррор?
- Это ужас, значит, по английски. Напряженная атмосфера, неопределенность, тревожное ожидание. Это мне зять объяснил. Он английский язык преподает, книжки их читает. Нашу семью хоррором называет.
- Грамотный у тебя зять, Петр Васильевич.
Я стою недалеко, слышу разговор и полностью соглашаюсь с прапорщиком. Вояка он, конечно, тоже никудышный, как и все мы. Но рассуждает здраво, по жизни правильно. Мы сержанты хоть в учебке зачеты по стрельбе сдавали, а в части я, например, второй раз автомат в руке держу. На стрельбище ни разу не были. А в рукопашном бою так и вовсе, каждый из нас — мешок с опилками. Как и опытный служивый прапорщик. Дело в том, что главная и единственная задача связистов в полку ракетном обеспечить надежную связь, чтобы команда на ответный пуск ракет прошла без задержки и искажений. Покинули наши «стратеги» шахты в ответ на «их» пуски, и всё, мы никому не нужны. Мы уже заранее считаемся естественными боевыми потерями. Если к нам через минуту, другую выпущенная ранее нашей, «их» ракета не прилетит, ну вывезут нас, отдадут в помощь гражданской обороне. Такова судьба личного, если выживет, состава всего полка. Поэтому все направлено на повышение мастерства, а не на физическую и огневую подготовку.
Капитан хмуро оглядел поредевший строй:
- Добровольцы со мной остаются. Остальные могут уехать. Двоих по пути заберите.
Страшное это дело, нести за руки, за ноги, поднимать, укладывать в кузов тех, с кем совсем недавно стоял рядом, разговаривал. Бывало, толкнешь кого ненароком, а он тебе: «Какого хрена...» или кулаком в плечо в ответ. А сейчас тащишь его, ворочаешь с боку на бок, а он молчит. С пятерыми из них послезавтра на боевое дежурство должны были заступать. С Серегой дембельские альбомы начать оформлять договорились. И что сейчас? Зачем все это?
Прапорщик уселся рядом с водителем. Шестеро «недобровольцев» в кузов запрыгнуло, им еще тела погибших в коровнике грузить. Остальные двенадцать переминались с ног на ногу. Машина тронулась. Еще трое на ходу заскочили в кузов.
Комвзвода повел нас следом осматривать дома. Начало темнеть. Вышли на излучину, где улица просматривалась до конца. Машина подъехала к повороту на коровник.
Тук, тук. И еще дважды тукнуло. Машина встала. Бежим к ней. Оббегаем с двух сторон. Капитан открывает дверь справа, а я вскакиваю на подножку со стороны водителя. Ручку двери вниз... Водитель валится на меня. Падая, «тука» я не слышал. Но, что-то ударило в дверь. Лежу под водителем, и мое «вставай» застревает в горле. Он мертв. Пулевое отверстие во лбу. Да еще и в правом плече ниже погона дырка. Начинаю понимать, что это пуля, которая прошила дверь. Если бы мертвый водитель не свалил меня с подножки, она бы достала меня. Солдаты помогли подняться.
- Живой?
Киваю, еще не осознавая серьезности положения.
- Капитан ранен в бок навылет. Двое убитых, - и показывают куда-то под машину.
Смотрю туда. У правого борта лежат двое. На земле под мотором темная лужица. Кровь? Нет, сверху капает, с двигателя. Седьмым каким-то чувством понимаю благодать, что бензобак у машины слева. Капитан сидит, навалившись на заднее колесо с левого борта. Двое с голым торсом, присев рядом, режут штыками нательную рубаху на бинты. Остальные с автоматами наизготовку, следят за домом с мансардой. А что следить, рожки-то у автоматов пустые.
- Сержант, ко мне.
Подхожу, пригнувшись, не зная, зачем.
- Прапорщик убит. Водитель и еще двое убиты. Правый борт простреливается, и им уже не поможешь. Вон он успел засечь, что стреляли из дома за развилкой. Мансарда на чердаке. Похоже, из винтовок. Вскрывай цинкач, раздай патроны. Их там на тридцать рожков. Разделить поровну.
Черт те что, ну прям, с детства мечтал в войну поиграть! Вот, только не игра это.
Капитану рану перетянули. Пить? У правления колонка была, пили оттуда, а здесь где воды взять? Собираясь в казарме, даже фляжки не взяли.
Сумерки сгущаются. Лезу в кузов. Пододвигаю цинкач к краю. Срываю печать. Открываю крышку. Вот они кругленькие медные попки, чью-то смерть под собой таящие. Сколько их много, в глазах рябит. Солдаты подходят по одному, выдаю по три коробочки. Тридцать штук запихивают в магазины, остальные ссыпают в карманы.
- Мне автомат с двумя рожками, - слышу командирский голос.
Взял автомат из тех, что рядом с убитыми лежат, снарядил ему два магазина. Подумав, отстегнул от оставшихся магазины и раздал бойцам. Два рожка себе оставил. Лучше при себе иметь снаряженные магазины, чем патроны россыпью в карманах. Спрыгнул. Подал автомат с рожками капитану. Командует:
- Двоих положи под машину за передними колесами. Под ней не достанут, так как дом расположен выше машины по уровню высот. Даже рикошетом, потому как земля мягкая. Пусть дом с мансардой под прицелом держат. Стрелять по всему, что двигаться будет. Остальных — ко мне.
Отобрал двоих, что со мной в учебке были. Хоть с автоматами обращаться умеют. Передал приказ капитана. Залегли. Тот, что за правым колесом, в полуметре от убитых ребят. Не позавидуешь.
Остальных и собирать не надо — все за машиной прячутся. Подтянулись к капитану теснее.
- Кто с автоматом обращаться не умеет?
Откликнулись.
- Отдайте автоматы другим. Остаетесь моими поводырями. Двое, кто по крышам лазить умеет, есть?
Отозвались трое.
-Ты и ты, что ростом выше. По кошачьи ступая, если надо даже босиком, поднимаетесь на крышу углового дома, который через проулок от дома с мансардой, и залегаете за трубами, чтобы вы со стороны его глухой стены все пространство сверху видели, а вас оттуда никто. Найдете приставную лестницу и по ней на крышу сеней подниметесь, а оттуда по трапу, что на крыше лежит, к трубам. Начнется обстрел дома, сидеть, себя не обнаруживать! Стрелять только тогда, если кто внутри или в проулке покажется. Стрелять на поражение! Ясно? В доме вас двое прикрывать будут. Смотрите, их не покрошите. Ты и ты. Идете с ними и занимаете позиции в доме у окон. Двери открывать проволокой или палкой, прижавшись к стене. А то вдруг граната привязана. Ваша зона контроля - проулок. Стрелять на поражение по всем и всему, кто или что появится в проулке. Самим в оконных проемах не маячить. В подполья и сараи не заглядывать. Сейчас под прикрытием машины отходите, когда дом с мансардой скроется из виду, перебегаете на другую сторону и вдоль заборов, скрытно выдвигаетесь на место. Вопросы есть?
Нет вопросов. Четверо пошли. Комвзвода продолжает вполголоса.
- Сколько осталось? Девять. Сержант, берешь пятерых и огородами скрытно передвигаетесь в конец улицы. Занимаете позиции в двух крайних домах. Ваш сектор обстрела: фасад, веранда, двор и видимая часть сада. Сигнал о твоей готовности — одиночный выстрел. Слушать всем. Одиночный выстрел — сигнал к действию. Я запускаю двигатель, включаю фары, и все открывают огонь по дому. Видимо, у двигателя пробит радиатор. Сколько он проработает до перегрева, и сколько еще фары будут светить от аккумулятора, не знаю, поэтому сопли не жевать. Забор и крышу с такого расстояния автомат пробивает. По дому стрелять в окна и дверь. Использовать все имеющиеся магазины, кроме одного. Последний остается в запасе. Если ответа не последует, проверяем дом. Без страха, бойцы. Кто там есть — не дураки. Рисковать не будут, уйдут огородами, - а дальше во весь голос. - Раскрошить этот дом в щепки, к чертовой матери! Наш расчетный час возвращения в часть девятнадцать ноль. Он истек. Значит, с минуты на минуту тут будут основные силы. Задача ясна? Вопросы есть?
Молчат бойцы. Кто от полного понимания, кто от страха.
- Рассредоточится.
Придвигаюсь ближе и вполголоса:
- Товарищ капитан, а может, оцепим весь дом и шмальнем со всех сторон.
- Кем ты собираешься оцеплять, и кто шмалять будет, сержант? Мы связисты, а не десантники. Они же впопыхах или с испуга друг друга постреляют. А там бандиты, не шантрапа. Ты же видел, как стреляют, ни одного промаха. И потом, мы же подразделение Министерства обороны, а не Внутренних дел. Мы в гражданских стрелять не имеем права. Ты лучше подумай, кому после обстрела дом проверять… Тебе, больше некому. Ну, прослушал политинформацию? Вперед, не тяни время. Темно уже стало. Покажем им хоррор, мать иху! Эй, ординарцы, помогите мне в кабину забраться. Сержант, про одиночный не забудь, как готов будешь.
Про хоррор я ничего не понял. А про расчетный час и основные силы соврал капитан или нет, загадка.
Отвожу группу от машины так, чтобы она скрывала нас от дома с мансардой. Через двор проходим в огород и, почти на ощупь, сквозь заросли, цепляясь за кусты, спотыкаясь о высокие грядки, пробираемся к крайнему дому. К нашей радости границы участков разделяются лишь невысоким штакетником или изгородью из параллельно проложенных жердей.
- Слышь, сержант.
Ни хрена себе, это кто такой борзый, что к старшему по званию, к тому же, деду так неуважительно обращается? Осмотрелся. Никто. Все усердно лезут под жерди, переваливаются через штакетник.
- Раньше эта деревня большим богатым селом считалась. На месте дома с мансардой церковь стояла.
Голос. Откуда? С небес? Так я его не слышу. Головой покрутил, уши заткнул, а он тихо и монотонно где-то внутри:
- После революции ее разграбили и сожгли. Вместо нее этот дом поставили и в нем клуб с правлением разместили. Жили мирно, пока всех на кулаков и бедняков не поделили. Раскулачивание началось. В доме комиссии заседали, а в конце тридцатых судебные тройки. Тут они и ночевали. Троих судейских в бане подкараулили, подперли дверь и сожгли. С города военных пригнали. Неблагонадежных повязали, здесь же расстреляли и закопали. С тех пор тут нечистая сила завелась. Военные в деревне не приживаются. Кадровые и срочники после службы мрут, как мухи. Разбежались люди. Осталось всего ничего. Сегодня как раз пятьдесят лет с того дня прошло. Уводи своих, а то и вас нечистая изведет.
А мы последний забор преодолеваем. Я, услышав такое, так и рухнул с него... на что-то мягкое. Пока ногами землю нащупал, вскочил, с предохранителя снял, затвор передернул, шепот в ухо:
- Тихо, тихо. Я это. Кузин.
- Ты как тут?
- С коровника следил. Сверху вы, как на ладони. Как машина встала, понял, что заминка у вас и заваруха намечается. Как темнее стало, сюда подался. Не ночевать же с покойниками.
- А чего не огородами, чтобы сразу к машине?
- Растяжек опасался.
О, черт1 Я про них и забыл. Перли огородами напролом.
Собираю у молодых по одному рожку и сую Кузе. Он в учебке все мишени на «отлично» поражал. Вот кого надо на крышу дома двор под прицелом держать. Ни один не уйдет.
- Цинкач опорожнили, - информирую тоже шепотом и поясняю поставленную капитаном задачу.
Задержался я с занятием позиции, некогда в соседний дом перебазироваться. Троих с Кузиным оставляю в крайнем доме, сам с двумя бойцами, лезу на сеновал. Зажигательных патронов на той стороне, надеюсь, нет.
Нечистая? Какая же она нечистая, коли половину наших положила. Бестелесная, а пули-то у нее настоящие.
Снимаю с предохранителя. Сейчас посмотрим, кто там бестелесный. Стреляю одиночным. Тут же взревел двигатель, и включились фары. Дом осветился, как на картинке.
Я не слышал, как рвутся на земле гранаты и, уж тем более, бомбы. Но, то, что рвануло справа и слева, оглушило. Краем глаза вижу, что молодой, пристроившийся рядом, мучается с автоматом: «Не стреляет». Крутит им, чуть ли в ствол не заглядывает. Отстреливаю свой боезапас. Меняю магазин. Передергиваю затвор. Укладываю свой автомат перед молодым в заданном направлении: «Жми крючок». Тот нажал. И одной очередью «высадил» весь в магазин в белый свет, как в копеечку. Первый раз да с волнения, бывает.
Беру его автомат, снимаю с предохранителя, и короткими: по окнам, в дверь, по кустам, по зарослям. Меняю магазин. Стрельба стихает. Не у всех же по три магазина. Отстреливаю второй рожок. Третий в запасе.
Спускаемся с сеновала. Захожу в дом. Темно, но понимаю, что все смотрят на меня.
- Саня, ты за старшего, - хотя Кузин и старший сержант, но в данной ситуации сержанту возражать не стал, согласился. А я в тайне надеялся, что со мной вызовется пойти.
Выхожу и, старясь не попадать в полосу света, перебегаю дорогу. Иду, крадучись, вдоль забора к дому, через каждую щель осматривая двор. Дошел до калитки. Никого. Мотор грузовика молчит. Значит, крякнул. Сколько еще будут фары светить?
В оконных проемах рам нет и глухая, густая темень. Не видно ни противоположных стен, ни печки, ни потолка... Ни-че-го. Вспомнились уроки физики: свет должен проникать, огибать, подсвечивать... А тут словно светонепроницаемый экран в окна вставлен.
Автомат наизготовку, палец на спусковом крючке. Вхожу в калитку. Пусто и тихо. Подхожу к открытой двери на веранду. Дверной проем... за ним чернота.
Кромешная... Непроницаемая... Бездонная.
Тянет туда. Словно сквозняком засасывает. Что-то мягкое в спину давит. Толкает: «Вперед... Переступи порог».
Не-е-ет!!! Я в отпуск хочу...
Преодолевая мягкое, но упорное давление, делаю шаг назад. Другой. Третий. Давление ослабевает, но поворачиваться спиной к черному бездонному прямоугольнику страшно. Так и вышел спиной в улицу... и не верю глазам своим. Окна дома закрыты деревянными ставнями. Кто закрыл? Когда? Тишина кругом гробовая. Ни скрипа, ни стука не слышал. А дверь? И дверь закрыта наглухо.
Освещение меркнет. Значит, аккумулятор садится. И замечаю краем глаза, из-за перевала свет веером к небу поднимается.
Лучи то светят вверх, покачиваясь из стороны в сторону, то падают вниз и пропадают, оставляя над бугром светлый ореол. Вновь взлетают к небу, исчезая в его бесконечности.
И противоположный конец улицы осветился. Сначала светлыми стали деревья. Черные силуэты домов ломаной линией ограничивают снизу световое пятно. Оно разрастается, становится ярче. Свет проникает сквозь листву деревьев. Вот уже светятся контуры отдельных крыш. Светлые черточки вспыхивают, гаснут, укорачиваются, удлиняются, горизонтальные, наклонные. Свет отражается в оконных стеклах и... на дороге появляются две пары автомобильных фар.
По силуэту передней машины определяю — армейский тентованый ЗИЛ.
Игра света над бугром тоже прекратилась, и на вершине перевала появляются одна, другая, третья... целая колонна легковых и грузовых машин.

Тридцать лет прошло. Коллега и товарищ по работе в заполярном Диксоне к себе на юбилей пригласил.
Встретил в аэропорту областного центра и повез на машине в свой городок. Надо же, путь пролегает через район, где в свое время базировалась наша воинская часть. На выезде из райцентра взялись подвезти деда с внучонком. Разговорились. Я упомянул село Ключевое. Оказалось, дед бывал там.
- Дом там стоял на развилке дорог. С мансардой. Как он? - спрашиваю.
- Снесли. Авторитет местный себе новый дом на том месте построил. Не дом, а замок! Охрана у него там постоянная. На кого не глянешь, ну истинно, бандиты.
Киваю, соглашаясь.
Свято место пусто не бывает.