Жизнь, равная эпохе. Глава шестая. Военные годы (продолжение)

Александр Лактионов. Письмо с фронта. 1947

Продолжаю публикацию историко-биографического очерка моего отца, мои комментарии - в скобках. Георгий Нуруллин

В феврале 1943 года отец был ранен в правую ключицу в боях под Боровичами (это было уже третье ранение, два других было получены в первой мировой войне). После госпиталя его отпустили на долечивание домой на полгода. Он приехал весной, и стал работать в колхозе пчеловодом, правая рука у него плохо ещё двигалась, как уж его приняли на эту работу – не знаю. Пасека была всего на сорок семей, отец сам столярничал и с работой справлялся. Дома появилась пчеловодная литература, даже учебник по пчеловодству для института под редакцией Губина, был и толстый справочник пчеловода. Мы с мамой стали гонять скот в сторону пасеки и я наведывался на неё.
В октябре 1943 года отца комиссовали и он был призван в трудовую армию, так тогда называлась мобилизация на завод. Так он стал работать на свердловском заводе «Спартак», откуда и демобилизовался в апреле 1946 года. Ему предлагали остаться на заводе, разрешали привезти семью, но он отказался.
Так вот, перед уходом в трудовую армию у нас состоялся разговор: отец посоветовал мне пойти на курсы пчеловодов и заменить его будущей весной на пасеке. Я так и сделал, обучаясь в 9 классе, стал штудировать вузовский учебник по пчеловодству и читал подряд справочник.
В куединском районе была межрайонная школа по подготовке механизаторов и пчеловодов. В апреле 1944 года я отпросился из школы на две недели, поехал в эту школу и попросил принять у меня экзамен на пчеловода, показал литературу, которой пользовался и меня допустили. Домой я возвращался со свидетельством, в котором стояли одни пятёрки и была запись, что мне присвоено звание заведующего колхозной пасекой. Такая запись была только у двоих из 26 учащихся. В школе меня встретили почти торжественно. Учебный год приближался к концу, окончен был 9-й класс (тогда учебный год длился с 1 октября до 1 мая).
В майские дни я приехал домой и показал пчеловодный документ председателю колхоза Юдамышеву. Он очень обрадовался, и на второй же день мы вывезли пчёл из омшанника на стационарную пасеку в 3-х километрах от деревни. Так я стал пчеловодом, и это увлечение осталось на всю жизнь.
Пчеловодный сезон был успешным – хорошо цвела липа. Откачали мёд и раздали его колхозникам на трудодни, заработанные на покосе. Некоторые семьи получили по 2-3 кг мёда, со мной здоровались с улыбкой, благодарили за мёд, это было уже признание, и я очень этим гордился.
В августе, после основных дел, на пасеке оставили сторожа, а меня попросили поднимать зябь – не хватало мужчин на пахоте. Пахали одноконным плугом, но запрягали 2-х лошадей, с тяжёлым двуконным плугом нам, подросткам, было не справиться. В иные дни вспахивали до одного гектара, если считать, что лемех отваливал 33 см, то можно прикинуть, что за день за плугом мы проходили до 30 км, это было непросто – уставали. Но часто нас ещё просили ночью везти зерно на элеватор за 12 км. Обычно снаряжалось 10-12 подвод, на первой и последней подводах возчики должны были бодрствовать, а те, что на средних возах могли вздремнуть. На элеваторе мешки с зерном надо было затаскивать по деревянным настилам на высокие ворохи (здесь неочищенное зерно) до 8-10 метров. Домой возвращались за полночь, а с 7-8 часов, сменив лошадей, снова пахать…
Седьмого ноября 1944 года по решению правления отметили Октябрьские праздники (по старому стилю революция была в октябре) всем колхозом в клубе. Устроили большое застолье, столы в два ряда, на них стояла выпивка, дымилось мясо с картошкой, вдоволь хлеба подового, такое запоминается на всю жизнь. После застолья были танцы, модным в деревне была «восьмёра» под гармошку, это танец, в котором участвуют четыре пары, поётся частушка, потом идёт одна из фигур танца. Фигур, или па, было восемь или десять, потом всё повторялось, кроме частушек, которых знали великое множество. Одновременно в разных концах клуба могло возникнуть до 5-6 восьмёр. В перерывах между восьмёрами несколько пар под патефонные пластинки танцевали танго и вальс.
Такие праздники были преимуществом малых колхозов, приходили все желающие, особых приглашений не было – просто объявление о празднике. Естественно, такие праздники проводились с ведома и разрешения райкома партии, если колхоз справлялся с хлебозаготовками, поставками мяса и другими обязательствами.
Выполнение плана хлебозаготовок ещё не говорило о том, что остальное зерно колхоз мог расходовать по своему усмотрению. Следовала передышка в несколько дней, прекращались звонки из райкома. Умный председатель в эти дни не должен был оплошать, а у нас он был умный. Быстренько собиралось правление, которое принимало решение о раздаче зерна на заработанные трудодни, составлялась ведомость и за 2-3 дня всем колхозникам развозилось со складов зерно, делалось это срочно, даже ночью. Иногда, если было неоприходованное зерно, добавляли к ведомости ещё 2-3 мешка, смотря по семье и отношению к труду. Через несколько дней в райкоме «просыпались» и начинали требовать дополнительной сдачи зерна за слабые колхозы, за победу над врагом и т.д. На слабохарактерных председателей «давили» до тех пор, пока не вывезут весь хлеб, включая семенной. Семена обещали дать весной – сортовые, так и тянулись всю зиму обозы из колхозов на элеватор. Часто весной еле живые клячи везли по два центнера на возу – на большее они были не способны…В этой «битве» за хлеб некоторые председатели колхозов теряли свои посты – законы военного времени не терпели возражений. Чаще случалось так, что председателей «уламывали и целые деревни голодали, так, в соседей башкирской деревне на трудодень за всю войну не давали больше 100-200 г. зерна, у нас получалось по 2-2.5 кг.
После празднования годовщины Октября, 10 ноября 1944 года мы с одноклассником из нашей деревни Зандыбай Нуриханом Гадиевым отправились на призывной пункт в райвоенкомат – Родина призывала нас (отцу ещё не было 18 лет, так что его никто не призывал – пошёл добровольцем в 17 лет). Прошли медицинскую комиссию, Нурихана отправили на Запад, а меня признали годным в авиационное училище и направили в Челябинское училище штурманов и стрелков-радистов, я стал курсантом, в феврале 1945 года принял присягу.
Мама осталась в деревне за главу семьи, сестрёнке было 10 лет, она училась в удмуртской школе в Позресе.
Учиться я начал с огромным желанием, мне хотелось стать лётчиком, пусть даже штурманом. Штурманы в военное время выпускались через 9 месяцев в звании лейтенанта (было время выпускались и сержантами), в конце 1945 года нас должны были отправить на фронт. Но 9 мая война закончилась и мы перешли на программу мирного времени, рассчитанную на три года.
Весть о капитуляции Германии дошла до нас сразу. На 9 мая в Челябинске был назначен парад войск гарнизона, занятия были отменены и весь день 8 мая мы готовились к параду: драили сапоги, пуговки, стирали и подшивали воротнички, не обошлось и без строевой подготовки. В Челябинске был большой гарнизон, включая несколько военных училищ, парад был внушительным. Тысячи горожан стояли по обе стороны улицы Кирова и забрасывали нас небольшими букетиками подснежников и фиалок. День был такой же светлый и тёплый, как и накануне, гордости нашей не было предела, это был незабываемый день.

Михраф Нуруллин, 1993