Запах нефти

/Подлинные истории/

Моя мама Лида рассказывала мне с сестрой интересные события из своей жизни. Давно уже мамы нет, больше двадцати лет, но я до сих помню большинство из этих историй. С рождения и до юности мама жила в городе Гурьев Казахской ССР - нефтяном центре на берегу Каспийского моря. В августе 1941 года, когда началась Великая Отечественная война, маме исполнилось пять лет.
«Я росла в большой семье: у моей мамы, вашей бабушки Анны Васильевны, нас было девять детей. Моего отца, Калмыкова Александра Фёдоровича, в ноябре 1941 года мобилизовали на фронт, ему было тогда 35 лет, а в феврале 1942 года он погиб. Мама в военное время работала санитаркой в госпитале. Когда пришла «похоронка» на отца, мама не поверила, и всё равно его ждала. За период войны от голода, холода и болезней мои братья и сёстры умерли, и нас осталось только три сестры: кроме меня, ещё Валя и Аня. И отец, и мама были ровесниками, 1906 года рождения. Девичья фамилия моей мамы была Зарщикова.
Однажды в госпитале мама встретила одного человека, который был мобилизован вместе с отцом, воевал вместе с ним, и теперь восстанавливал своё здоровье после ранения. Этот человек и рассказал маме, что мой отец действительно погиб, и также сообщил подробности этого печального известия. С его слов, группа разведчиков, в которой находился отец, пробираясь по снегу, подорвалась на мине. Это случилось на одном из участков Московской битвы, во время наступления. Их, разведчиков, было трое, или чуть больше, но когда рванула мина, погибли все. Не знаю, кто наступил на мину, кто шёл первым, а кто последним, но из-за разрыва мины у одного разведчика оторвало ноги, у другого руки. А у отца оторвало голову…
Гурьев во время войны два раза бомбили, но разрушений не было.
До того, как отца призвали на фронт, он работал начальником сторожевой охраны на нефтяном заводе, и у него была бронь, поэтому мобилизация его не касалась. У нас дома, на улице Красной, была овчарка, с которой он обходил территорию завода, и телефон. Овчарка была умная, могла снимать зубами трубку телефона и бежала звать отца, если он находился во дворе. Вскоре после начала войны на его должность приняли другого человека, казаха по национальности, и отца почти сразу мобилизовали.
В начале войны отец ходил гадать к одному старику, к которому обращались многие, и предсказания которого сбывались. Старик сказал, что на эту войну отец идти не должен, но всё равно пойдёт, и почти сразу погибнет. Старик, на всякий случай, даже заговорил отца от пули. К сожалению, от мины ему спастись не удалось. С тех времён у нас сохранился дерматиновый диван с высокой прямой спинкой и круглыми валиками по бокам, на нём когда-то сидел мой отец.
Не смотря на то, что факт гибели отца был подтверждён документами, а также объяснением его однополчанина, мама всю жизнь не верила, что отец погиб. Ей казалось, что он жив. Ещё до войны у отца была любовная интрижка с одной полькой по фамилии Гржегоржевская. И мама тешила себя мыслью, что отец после войны опять связался с этой полькой…
В Гурьеве, в дома многих людей, возможно, живущих вблизи завода, подавалась нефть. Кран, из которого текла нефть, был и в нашем доме. Не помню, то ли дом отапливался нефтью, то ли ею заправляли керогаз, чтобы готовить пищу, но нефть из крана лилась периодически. Однажды мама, ваша бабушка Аня, забыла закрыть кран, когда нефть по трубопроводу не поступала, может, это сделали мы, дети. А когда нефть пошла из крана, дома никого не было. В тот момент, когда мама вернулась домой, нефтью был залит весь пол почти по колено, и мебель плавала в ней, как в воде. За такое происшествие в тот военный период можно было оказаться в тюрьме, могли даже расстрелять. Мы всей семьёй, а также совместно с прибежавшими на помощь соседями, вычерпывали нефть, разливали по ёмкостям, а потом скоблили и чистили пол, стены и мебель. Слава Богу, обошлось без последствий.
В окрестностях Гурьева в те годы встречались нефтяные ямы на земляной поверхности, похожие на колодцы на ровном месте, и которые назывались «копанками». В одну из таких ям однажды я угодила, когда возвращалась домой с прогулки. Рядом никого не было, чудом выбралась.
Когда закончилась война, нашей семье вскоре предложили новую квартиру, как семье погибших, только почему-то в Ялте, в Крыму (тогда это была территории РСФСР). Но денег на переезд у нас не было. В то послевоенное время было ещё очень плохо с продуктами, и мама завербовалась на работу на Сахалин. Ей выплатили подъёмные. И мы всей семьёй на поезде поехали на далёкий остров. Через двадцать с лишним лет, в начале семидесятых годов, мама (бабушка Аня), вернулась в Гурьев насовсем, чтобы помогать моей сестре Вале, у которой родился восьмой ребёнок, Мишенька. И в новостройке маме предоставили квартиру, как вдове погибшего.
Мой отец, Александр Фёдорович был похоронен в братской могиле, в Холмском районе Калининской области, а позднее район стал относиться к Великому Новгороду. Я там никогда не была, но может быть, когда-нибудь получится приехать…»
_____

(На фото из интернета: Собор Успения Пресвятой Богородицы, где крестили мою мать после рождения. Гурьев, Казахстан).