Параллельные не пересекаются

"Первая любовь... Школьные года"
В новый класс Димка пришел, как и было велено, в первую смену. Не рассчитав время, явился рано. В классе еще никого нет. Свет не горит. Повернулся к стене и потянулся к выключателю… Пронзительный визг и громкое рычание раздались за спиной, оглушительно хлопнула крышка парты. Вздрогнув от неожиданности, включил свет и резко развернулся. Перед ним, вылезая из-под парт, появились два незнакомых пацана. В глазах – удивление:
- Ты кто такой? Что тут делаешь?
- Надька идет, - вдруг крикнул один из них.
- Что встал? Гаси свет, лезь под парту! - рявкнул другой.
О традиции пугать таким образом девчонок, Димка знал. Он щелкнул выключателем, но, не определив под какой партой можно спрятаться, замешкался.
В класс вошла девчонка. Рычание, визг и грохот повторились. Неизвестно, испугалась она или нет. Включила свет. Увидев Димку, посмотрела на него внимательно и тихо спросила:
- Ты что, дурак?
Светловолосая худенькая девочка с ослепительно белым на фоне коричневого платья и черного фартука воротничком в упор разглядывает его светло-голубыми глазами. И впервые в жизни что-то екнуло у него в груди и теплом ушло в голову. Растерявшись, кивнул машинально:
- Н-новенький.
Рассмеялись стоящие сбоку мальчишки. Чуть улыбнувшись, села за свою парту девчонка. А Димка все стоял и стоял, пока в класс не пришли другие ученики.
Оказалось, девочка сидит как раз перед ним.
Три месяца Дима смотрел на ее туго заплетенные косички с черными бантиками, разделенные аккуратным пробором.
Быть рядом с ней на переменках и во время внеклассных занятий ему было не трудно. Но из школы расходились в разные стороны. Ее папа служил каким-то железнодорожным начальником, и жили они в центре поселка, в большой благоустроенной квартире. Димкины родители работали в промкомбинате, и их маленькая двухкомнатная квартирка располагалась в деревянном доме на краю поселка. Его знаки внимания она принимала спокойно и нисколько не выделяла среди других одноклассников. И это омрачало все его детские мечты.
Дима очень любил читать книги. Все школьные сочинения и изложения писал лучше всех в классе. Его сочинения, как в начальной, так и в средней школе учительницы чаще других зачитывала вслух, как образец.
Свои литературные способности «на пользу дела» он впервые применил в восьмом классе. В их школе, по итогам изучения творчества Пушкина, девочкам всегда предлагалось изложить в свободном стиле письмо Татьяны Онегину, а мальчикам – ответ Онегина. Дима заранее приготовил такой текст, из которого становилось ясно, что его письмо адресовано ей, девочке-однокласснице. Он рассчитывал, что и это сочинение учительница прочитает всему классу. Но почему-то в этот раз учительница предложила всем написать изложение по письму Татьяны. Всем, и мальчикам, и девочкам! Удрученный таким обстоятельством Дима изложил содержание литературного шедевра с применением слов популярных современных и народных песен.
Письмо в его варианте начиналось так: «Ах, Евгений, как писал один любимый поэт моей няни: «души прекрасные порывы». Но, я не хочу душить свои порывы и я Вам пишу. А еще мне няня часто говорила: «Зачем вы, девушки, красивых любите? Непостоянная у них любовь». Заканчивалось изложение следующей строкой: «Ах, зачем, зачем на белом свете есть безответная любовь?».
Сей опус учительница в классе не зачитала. С Димой побеседовала классный руководитель, и вызвали в школу родителей. По возвращении из школы мать сразу же потянулась к Димкиному уху. Но вместо этого растормошила ему волосы и отвернулась, пряча улыбку в воротник пальто. Отец, ничего не сказав, всю следующую неделю ходил задумчивый и неопределенно хмыкал. Родители немедленно, наверное, первый раз в жизни прочли всего «Евгения Онегина» от корки до корки. После этого отец вынес вердикт:
- Сынок, ты уже большой. Школу заканчиваешь. Скоро в жизнь выйдешь, а там совсем другие законы. Это в школе вам многое списывается на детские шалости. А у взрослых такой градации нет. Во взрослой жизни иные понятия: проступок-хулиганство-преступление. И где проходят границы между ними, не знает никто. Их в каждом отдельном случае устанавливают следователь, прокурор и судья. Мой тебе совет - не вольнодумствуй.
Проявлять свои чувства к однокласснице более открыто Дима стеснялся. Несколько раз давал себе слово подойти к ней и объясниться. И откладывал разговор под любым подвернувшимся предлогом. Стеснительный с ней Димка в отношениях с другими девочками чувствовал себя легко и просто. На танцах зимой в клубе или летом на танцплощадке среди нарядных веселых девушек Дима был веселым, красноречивым и юморным. А при ней в строгой школьной форме, все с тем же ослепительно белым воротничком и аккуратно заплетенными косами, терялся.
Впервые в выходном платье он увидел ее на выпускном вечере. Светло-русые волосы уложены в нарочито небрежную прическу. Екнуло, как в третьем классе сердце, заныло под ложечкой, и язык отказался повиноваться. Принцесса в светлом легком платье и уложенными в нарочито небрежную прическу волосами стояла перед ним и о чем-то разговаривала с двумя его друзьями.
По давно установившейся традиции выпускники после бала отправились на набережную. Нагулявшись, уставшие расселись на лавки отдохнуть. Она оказалась рядом. Это были единственные в его жизни минуты, когда они сидели рядом, и она, положив голову ему на плечо, кажется, дремала. Он боялся пошевелиться, несмотря на затекшие ноги и онемевшую руку.
Пришло время расставаться. Дима в густых зарослях нарвал цветущей сирени. Раздал девчонкам. Хватило каждой по веточке. И одна осталась. «Ты же у нас математик, ровно посчитал - одна Надькина» - тут же встряла Лариска, известная в классе насмешница. Только тут заметил, что Надя стоит одна у парапета набережной и смотрит вслед уплывающему по реке теплоходу. Подошел и просто подал ей цветок. А затем, сам не понимая, как решился, накинул ей на плечи пиджак…
Долго помнил ее благодарную улыбку и, как ему показалось, грустный, печальный взгляд. И наигранно томный Ларискин голосок: «Сирень к утру завянет. Такая же недолгая, как и первая любовь». У, ехидна.
Вернувшись с набережной, бывшие одноклассники расставались в центре поселка. Прощались довольно буднично, так как со многими все равно будут встречаться на улицах поселка. Со многими, но не с ней. Ее отец получил повышение по службе, и их семья переезжала в центр Большого Города.
Помахав всем на прощание рукой, она пошла домой. Уходила не хрупкая девчушка в школьной форме с белым воротничком. Уходила принцесса в летнем платье с небрежно уложенной прической. Уходила навсегда, так и не узнав, кем она для него была. Молотом бухало в голове: «Догони! Останови!». Но ноги, словно налитые свинцом, не сдвинулись с места. Почему!?... Он просто испугался услышать безразличное: «А зачем? Зачем ты мне все это говоришь сейчас, в наш последний день? У нас с тобой не было прошлого, поэтому не будет и будущего». Ответить на такой приговор ему было нечем. Стоял и смотрел вслед до тех пор, пока девушка не скрылась за углом.
Домой шел один. Защемило в груди. Кашлянул. Запершило в носу. Защипало в глазах. Потекли слезы. И он, не уступавший в драках, дважды побывавший в руках хирурга, зашивавшего ему порезы, сейчас, как маленький мальчишка, не смог их сдержать. Горячие, крупные слезы текли по щекам, и он, не стесняясь встречных прохожих, стирал их с лица рукой.

«Ты - случайная встреча. Ты промчалась, как ветер»

Дмитрий Михайлович резко просыпается. Комната. Полумрак. И её глаза, «как два тумана, как два огня из темноты». Смотрит... Молчит...
- Ты чего?
- Приснилось, что ты ушел. Ушел, не взглянув, не обняв, не попрощавшись. Безразлично и холодно.
- Ну-у, ты же все понимаешь... Курортный роман. Как в песне из юности нашей далекой: «Та случайная встреча пронеслась словно ветер. Ты чужая жена, чужая. И не быть нам уже с тобой»3. Это же про нас.
- Я устала от встреч и расставаний. Хочу… постоянства.
- Встречи и расставания тоже могут быть постоянными. И к ним привыкают. Без горечи расставаний не было бы радости встреч.
Вспомнил, с какой радостью встречал жену из отпуска. Как врал детям, называя время прибытия поезда на два часа позже и отсылал их на это время к «бабе с дедом», чтобы на эти два часа побыть с любимой вдвоем. Он верил, он любил...
Её голос вернул в настоящее:
- Не хочу ни того, ни другого. Хочу постоянства, уважения, признательности, понимания, заботы. Хочу трахаться, черт побери, не по обязанности или его хотению, а по любви. Пусть ее уже нет: прошла, умерла, сгорела. Разбилась о подводные камни обыденности в океане страстей или задремала, укачавшись на легкой волне в море покоя. Но что-то же должно остаться! Нежность, признательность или уважение, хотя бы! Ну, скажи, куда вы Дон Жуаны, ухажеры, ловеласы, льстецы пропадаете после свадьбы?
- Ну-у, наверное, туда же, куда исчезаете вы рачительные хозяйки, кроткие Золушки и заботливые Машеньки.
- Понятно. Но, почему вы как кочеты круги нарезаете, соловьями заливаетесь, чтобы женщину в постель завлечь, получить первый раз. А потом как будто пар из вас выходит: квелые, в глазах безразличие, в супружескую постель - как на Голгофу.
- Это ты о муже?
- О тебе. В первый вечер нашептывал: солнышко, мечта долгожданная, «…сколько дней потеряно… вернуть нельзя… где же ты была». Всего неделя прошла и вчера, вспомни, без ласковых слов и поцелуев, как по привычке взгромоздился... Потом чмокнул в щечку и спать. Словно с мужем переспала.
Повернулась к нему. Высвободила руку из-под одеяла. Провела пальцем по губам.
- Обиделся? Это же вы, мужики обижать горазды. Если вы, то можно? А вас не тронь. А и о нем тоже. Замуж выходила – свадьба гудела, небо с землей переворачивались. Заводилой на курсе был. Подруги обзавидовались... Куда все делось? Живет, как пыльным мешком из-за угла ударенный. Не дать - не взять, не украсть - не покараулить, не приласкать – не ударить.
- Так, прогони его.
- Не уйдет. Он привык к чистой постели в теплой квартире, сытной еде, спокойному беззаботному существованию. Приеду послезавтра, он как всегда обрадуется, зацелует, на кровать унесет… и сдуется, как пузырь. У него это называется «сбросить давление». И начнется обычная жизнь до следующего отпуска. Он один не выживет, помрет через две ночи под забором или прибьют на вокзале.
- Подберет какая, обездоленная... Или сама уйди.
- Куда? К тебе в Пензу?
- Хм... Ты думаешь, я не такой, как твой муж? Сама же говоришь, в первую ночь солнышком и мечтой называл, до утра уснуть не давал, а через неделю «словно с мужем переспала». И, между прочим, я с тобой жене изменил. Мне понравилось. А ты уверена, что и тебе с другой изменять не буду?
- Только попробуй. Кстати, ты забыл, что я сегодня уезжаю? Забы-ыл. А я вчера на прощальный ужин рассчитывала, а ты не пригласил. У тебя-то ещё неделя остается. С кем провести ее уже определился? Присмотрел новую дамочку для очередного курортного романа? Вчера трое новеньких приехали. Одна молоденькая.
- С молодыми хлопот много. Спешить не торопятся. Не разочарованные еще, не озабоченные быстролетящими годами. А кстати, ты знаешь в чем главный козырь мужчины средних лет? Нет? А это как раз тот возраст, когда может или удочерить, или жениться.
- Нахал. Ты всегда таким продуманным был? Ромео в тебе сам благопристойно помер или ты его хладнокровно придушил?
- А что Ромео? Наслушались со школы: «Ах, Ромео, ах, Джульетта! Ах, повесть о настоящей и чистой любви!». А этому самому Ромео одна подружка наскучила, бросил ее ради другой, а увидев Джульетту, и эту «другую» забыл. Однако, какой ветреный юноша. Джульетта очаровалась первым же юношей, которого увидела в окно, когда ей разрешили открыть створки и выглянуть на улицу. Но! Она же каждое утро будет окно открывать. И, что? Сегодня Ромео увидела и влюбилась, завтра Костельино увидит первым и очаруется, потом Пуриньо…Ты уверенна, что она у него была бы последней, а он у нее единственным?
- Ка-ако-ой ты зло-ой.
- Ага, я злой. А Шекспир, убивший своих юных героев и ввергнувший читателей в печаль, не злой. Просто мы с ним одинаково смотрим на жизнь и не сквозь розовые очки. Он знал, чем заканчивается романтическая влюбленность, потому и свел сюжет к такому концу. И я с ним согласен. Помню, по телевизору видел, как Людмила Гурченко по поводу слов из песни «Не могу я тебе в день рождения» выразилась: «Ну, одну ночь о любви говорить, другую, третью… Но когда-то же это и делать надо. А утром после этого и кушать хочется». Умная женщина была, вечная ей память. Ну, а ты, наблюдательная моя, неделю до меня с кем курортничала?
- Ух, ты-ы. Обидеть хочешь. А надо? Или не по-книжному себя утром после первой с тобой ночи повела. Наверное, ожидал, что как та тургеневская девушка слезами горючими свершенный грех омывать стану. А ты никогда не задумывался, что все беды у мужиков от этих самых тургеневских девиц? Выскочит такая, глазки потупив и румянцем щёчки окрасив, за "идеального". А там, гля, и он не принц, и конь не белый. «Ах, - заломит белы рученьки. - Не идеал! С нелюбимым жить - против совести грешить». Трагедия! Слезки на глазках! И сама изведется, и мужика изневолит. В отчаянии ринется искать идеал девичьих мечтаний, по убеждениям своим не признавая компромиссов. Дров налома-ае-ет… Потому, как отчаяние - советчик плохой. А познавшая разный расклад женщина понимает, что это только в чужих руках хрен толще. "С кем курортничала"… Душевного стриптиза захотелось? Ну, получи. Подкатил один, с виду мужчина. Хотя достоинство свое мужское уже только перед зеркалом и может разглядеть. Еще и слова не сказал, а уже глазами раздевает. Оценил, приосанился. Мы, говорит, с вами люди взрослые, всё понимаем, давайте время на разговоры не терять. Конечно, говорю, давайте пообщаемся, поближе познакомимся. Это я ему на ресторан, ну на тот вечерний, где мы с тобой первый вечер провели, намекаю. А он понял все буквально и в кусты на скамейку потянул. Отшила ухажера. А за обедом конкретно про ресторан заговорила… Вечером на танцах смотрю, а он уже другой предлагает время не терять. Вот такой мужчинка попался... А нашему с тобой курортному роману осталось длиться восемь часов. Понимаю, что с цветами на вокзал не приедешь, но хоть простись с женщиной достойно, кавалер.
И, погладив по щеке, ладонью вниз по телу…
На вокзал Дмитрий Михайлович явился. Процедуру пропустил, но приехал. С цветами.
Стояли молча. А что могут сказать перед расставанием два чужих друг другу человека?
Прежде чем подняться в вагон, поцеловала: «Спасибо за всё», - «Брось мужа, приезжай», - «Какие вы, мужики, странные… На любовницах не женятся». Поднялась по ступенькам.
Поезд тронулся. Помахала из-за спины проводницы. А Дмитрий Михайлович как-то краем глаза уловил на табличке последнего вагона «Симферополь-Пенза». Мелькнуло искоркой в голове: «Почему Пенза, а не Самара?». Говорила, что в Самаре живет.
Последний вагон растворился в кружеве переплетений станционных проводов и столбов. Почему-то вспомнилось: «Окончен школьный роман…». А сложилось иное: «Прошел курортный роман. Закрыт прочитанной книжкой. Я, как вчерашний мальчишка, ладонью - горечь по щекам».

"Детство ушло в даль Детства чуть-чуть жаль"

Дмитрий Михайлович стоит у окна. Сколько лет уже он видит один и тот же унылый пейзаж: старые сараи среди таких же, как и его, пятиэтажных «хрущевок». Окраина. Дальше гаражные кооперативы, поле с пожухлой травой и почти уже голый лес. Осень.
Жена, не захотев жить с мужиком, у которого «каша во рту стынет», решила жить в продвинутыми, деловыми, которые деньги из воздуха делают и чужое не пропустят, и свое не отдадут. Только вот не нашлось среди «других» таких, которые пожелали бы связать свою судьбу с ней законным браком.
Сотрудница, подруга, любовница - с радстью, а в жены..., какой смысл? Вот и живет - никому не жена и не сожительница. А годы прошли. Значит, и не любовница тоже.
Радио «Ностальжи» музыку крутит. Не вся она «на душу ложится», но хоть не современный «хай-лай». И вдруг «...та случайная встреча пронеслась словно ветер... долго я помнить буду эти руки, эти губы... ты чужая жена чужая». Кто поет, Ноябрьский или «Воркутинцы», какая разница.
Телефонный звонок. Женский голос.
- Дима?
Голос низкий, грудной... Звучит неуверенно, то есть не девочка знакомая окликнула.
- Да.
- У меня в руках твоя книга. На последней странице телефон указан с предложением звонить.
- Да. Спасибо. Вы кто?
В наступившем молчании определенно ощущается некоторая неуверенность.
- … Надя из повести «Расскажи мне о детстве моем». Прочитала и вот... звоню.
Тут уж Дмитрий Михайлович потерял дар речи.
- Ты удивлен. Я долго сомневалась, надо ли звонить. Думала, вспоминала. И вот решилась.
- Удивлен, не то слово. Ты где? Я могу надеяться на встречу?
- Я здесь же, в нашем городе. Живу в центре. Хотелось бы встретиться. Я сижу на веранде кафе в центральном парке. Можешь подъехать?
Собраться - десять минут. Еще десять - до автобуса, Двадцать - ждать. Сорок минут! И столько же ехать. Итого полтора часа! Не успеть. Кафе закроется. На такси... Но оно в наше захолустье только по вечерам заезжает: привезти или загулявших из ресторана, или жаждующих за «паленкой».
- Не успею.
Молчание.
- Тогда давай завтра. В парке под часами.
Встретились, как она предложила, в парке под часами. Долго сидели в кафе разговаривали, вспоминали. Она, в общем, без подробностей рассказала о себе: дочь, сын, мужа похоронила. Инфаркт. Не вписался в «новое мышление» и реформы не смог принять.
- Дочка, уж года три как прошло, проездом из Крыма заезжала ко мне на юбилей. Неделю побыла и - к себе в Самару. Она, наверное, и оставила твою книгу. Больше, вроде бы, некому. Лежала, лежала. Я как-то глянула, а на обложке фамилия знакомая. Твоя. Удивилась, прочитала. В первом рассказе ты пару раз упомянул имя девочкии, которую мальчишки напугать хотели в темном классе. Я это все помню. Ты стоял и на меня смотрел. А я ничего лучше не придумала, как спросить: «Ты что, дурак?». Ты кивнул, и мне почему-то так легко-легко стало... Это было давно. И вот нахлынуло. В последнем рассказе ты ту Надю похоронил. А я вот жива. Как тебе сказать об этом? Как найти? И тоже случайно на последней странице телефон увидела. И что? Книга издана семнадцать лет назад. Столько времени прошло. Куда звонить? Долго сомневалась, надо ли. Вот собралась, позвонила. Оказалось, это ты. Невероятно! Помнишь в школе по геометрию учили, что параллельные прямые не пересекаются? Вот и мы с тобой, как две параллели, жили в одном городе, ходили по одним и тем же улицам. Наверное, даже в одном трамвае или троллейбусе как-нибудь проехали. Как две параллели, не пересеклись. Но жизнь же не геометрия.
Про детей. Сын в московском институте транспорта учился. Сейчас в Екатеринбурге живет, в управлении железной дороги работает.
Дочь в Самаре. Здесь вышла замуж за одноклассника. Не сладилось. Со вторым мужем уехала в Самару, и тоже что-то не так.
Дмитрий Михайлович тоже без подробностей поведал о себе.
Уже в сумерках проводил ее до дома. Молча постояли у подъезда. Оба молчали об одном и том же.
И, не решившись, разошлись.
Она позвонила сама: «...вечером под часами». А он собрался с духом и: «под чьими, моими или твоими?». Пауза показалась бесконечной, и даже, как у мальчишки, наверное, покраснели уши.
- Под моими.
* * *
Я в ее квартире. У меня в руках моя книжка «Расскажи мне о детстве моем...». Да, все верно, на последней странице: «желающие высказать... могут звонить» и мой номер телефона. А вот и страница «...Надька идет. Лезь под парту». Но это было давно. Где-то там, в другой жизни. Девочка и мальчик. Юноша и девушка. Одноклассники.
Я начинаю понимать, как сюда попала моя книга и о какой дочери рассказала Надя. И почему моя случайная любовь с юга уехала не к себе в Самару, а в мою Пензу.
Все сходится. Я передал ей книгу на перроне перед самым отправлением поезда. Без автографа. Если бы автограф был, все было бы ясно. Тогда и вопросы, и ее интерес ко мне были бы совсем иные. Она не догадывается и даже предположить не может, что я знаком с ее дочерью. И, главное, насколько близко знаком.
В кухне на столе цветы, фрукты, вино. На плите ужин. И мы уже не школьники, а два взрослых человека, связанных одними воспоминаниями и ничем не обремененные в свои пятьдесят пять. Мы всё понимаем и готовы к продолжению «под ее часами», которые висят в спальне над кроватью.
И это уже не та случайная встреча, которая пронесется, словно ветер. Скорее всего это и есть тот самый счастливый финал современной истории про Ромео и Джульетту, которым завершается «долгая дорога в дюнах». Дальнейшее логично, предсказуемо и взаимопонимаемо.
Но, когда мама и дочь встретятся, как я буду смотреть в глаза им обоим? Как мама представит меня дочери, и что скажет дочь матери обо мне? Как это все будет выглядеть и какое продолжение будет иметь?
Прямые в пространстве, не имеющие точек пересечения, считаются параллельными. Как сказала Надя, мы существовали как две параллели в одном пространстве. И вот сейчас, именно в эти минуты я должен решить задачку из школьной геометрии: рассказать и остаться двумя не пересекающимися параллелями или промолчать и будь, что будет.

*В тексте использованы строчки из «популярных современных и народных песен».