Самый, самый, самый… или Четвертая степень лжи

Честно признаюсь, до последнего времени был абсолютно уверен, что в мире существуют только три степени лжи: просто ложь, большая ложь и статистика. Совершенно случайно попавшаяся на глаза «Биография отца Бешеного» буквально с ног на голову перевернула все сложившиеся за долгие годы стереотипы.

Скупые строки «биографии»

Конечно, последнее слово в кавычках писать не принято, если бы ни одно обстоятельство. Обычно весьма щедрый на информацию интернет в случае с Виктором Доценко почему-то становится стыдливо немногословным.

И до «удивления» противоречивым…

Так, один из сайтов сообщает, что «Доценко Виктор Николаевич родился 12 апреля 1946 года в Омске. В 1970-х годах окончил ГИТИС, но вместо профессии театрального критика предпочел карьеру профессионального писателя.

В 1983 году он написал роман о милиции, не понравившийся политуправлению МВД, которое попросило автора его переделать. Тот отказался, и вскоре: был арестован и осужден по надуманному обвинению. В результате заступничества писателя Бориса Васильева Доценко был освобожден на полтора года раньше срока. Затем Виктор Доценко был журналистом, побывал в Афганистане, где едва не погиб.

В 1989 году вышла книга Виктора Доценко «По прозвищу «Зверь», названная первым советским боевиком и приобретшая огромную популярность. Вскоре ее главный герой, Савелий Говорков, оказался и на экране – фильм по сценарию В.Доценко поставил режиссер Александр Муратов. За первой книгой последовали другие, и ныне общий тираж книг Виктора Доценко превысил 12 млн. экземпляров. Кроме того, писатель выступил и как режиссер, поставив по своим сценариям фильмы «Тридцатого – уничтожить!» и «Черные береты».

Другой, в свою очередь, повествует, что «Виктор Николаевич Доценко родился 12 апреля 1946 года в поезде на станции Остаповка под Черниговом, детство провел в Омске. Был чемпионом Сибири по многоборью, учился в МВТУ им. Баумана, на экономическом факультете МГУ, в Высшем экономическом институте в Софии, окончил режиссерский факультет ВГИКа. Как журналист участвовал в войне в Афганистане (1979—80). В 1983 году был арестован и осужден по обвинению в изнасиловании; освобожден в 1988 году.

Написал сценарии кинофильмов «По прозвищу Зверь» и «Черные береты», снял по собственному сценарию кинофильм «Тридцатого уничтожить». Общий тираж его книг к августу 2001 года превысил 20 млн. экземпляров; роман «Золото Бешеного» только в 1996 году был издан тиражом почти в 1 млн. экземпляров. Доценко считается одним из самых высокооплачиваемых авторов в России. Для него характерна очень высокая самооценка: «Современные молодые писатели пишут слабо и вяло. В их прозе нет сильных характеров, нет страсти и правды, одни только болезненные фантасмагории. Вакансия первого писателя России — свободна» («Новое книжное обозрение», 1995, № 1)».

А издательство «Вагриус» уверяет всех пользователей всемирной паутины, что «в своих воспоминаниях В.Н.Доценко, известный писатель и режиссер, автор цикла ставших бестселлерами романов о «русском Рэмбо» – Савелии Говоркове по прозвищу Бешеный, рассказывает о прожитом и пережитом по ту сторону колючей проволоки, где дважды оказывался по сфабрикованным обвинениям за то, что его творчество содержало, по мнению «компетентных органов», угрозу существующему советскому строю.

Тираж его книг перевалил за пятнадцать миллионов экземпляров. До 2000 года в издательство пришли тысячи читательских писем с требованием к автору рассказать о себе. И автор решил откликнуться на эти письма – в начале 2000 года была написана книга «Отец Бешеного», повествующая о жизни самого автора.

Судьба Виктора Николаевича уникальна: большой спорт, учеба в Бауманском, МГУ и в Софийском Экономическом институте, два диплома ВГИКа, несколько лет на зоне, Афганистан, где Доценко получил афганскую пулю, роли в театре и кино…».

Вот, собственно, и все, что удалось найти про самого высокооплачиваемого, популярного, можно сказать, народного писателя всея Руси вместе с близкими и дальними ее окрестностями.

Первое авторское отступление

Справедливости ради следует заметить, что первый роман об удивительной жизни Савелия Говоркова автор этих строк прочитал в свое время буквально за пару вечеров. Потом как-то в руки попался еще один…

Больше, как теперь понимаю – к счастью, прочитать в те годы не довелось. И вот уже сейчас, в эпоху интернета и электронных книг, скачал как-то все, выпущенное под именем Виктора (?) Доценко. И, помимо всех книг о Савелии Говоркове, прочитал так называемую «Биографию отца Бешеного».

Братья Гримм с Андерсеном и всеми прочими всемирно известными сказочниками, как сейчас принято говорить, просто отдыхают. А, чтобы никто не заподозрил вашего покорного слугу в элементарной зависти к чужой славе и деньгам, давайте обратимся к первоисточнику. Тем более что автор предваряет свое жизнеописание следующими словами: «чтобы не лгать вам, коль скоро дано такое обещание, я, если мне трудно будет о чем-то написать правду, просто опущу этот момент.

И, конечно же, прошу заранее простить меня, если я немного отойду от истины, когда она может расстроить кого-нибудь, например мою маму. Надеюсь, никто не будет оспаривать это право автора. Во-первых, не причиню себе и близким нечаянный вред, во-вторых, останусь перед вами честным даже в мелочах. Справедливо, не так ли? Вот и хорошо».

«Тайна» рождения

На явные разночтения и противоречия в «официальных» биографиях вдумчивый читатель уже, надеюсь, обратил внимание. Но, на самом деле, все оказалось еще запутаннее.

Что касается собственно фамилии, то ей автор цикла романов о «русском Рэмбо» обязан некому полковнику Доценко, которому после окончания Великой Отечественной войны было предписано стать военным комендантом в небольшом румынском городе. С ним (в силу большой и страстной любви) осталась и симпатичная разведчица Татьяна – мать будущего писателя, режиссера, журналиста и прочая, прочая…

Вскоре она забеременела, но советский офицер оказался далеко не образцом супружеской верности. Плюс ко всему активно подталкивал жену к прерыванию нежелательной для него беременности.

Чаша терпения переполнилась довольно быстро. И Татьяна, хотя и «была на восьмом месяце, но и это ее не остановило: она окончательно порвала с мужем и развелась с ним.

После развода она поехала на родину, чтобы там родить, а потом уж решать, что делать дальше: то ли возвращаться в отчий дом, то ли ехать к одной из сестер».

Вот такой у нее был большой выбор. В Советском Союзе, в начале 1946 года…

Но роды начались еще в дороге, и оставшийся неизвестным для истории «сельский староста выдал первый в моей жизни документ: свидетельство о рождении, которое возвещало всех о том, что двенадцатого апреля тысяча девятьсот сорок шестого года на станции Остаповка Варвинского района Черниговской области родился Виктор Николаевич Доценко».

Однако, «на самом деле оказалось, что в моем первом документе была написана совершенно другая фамилия и даже другое имя, но об этом в свое время…».

Вот, кстати, о времени, как о категории математической. С этим у господина Доценко полнейшая неразбериха. Если попытаться с калькулятором в руках просчитать, когда же он с матерью и ее новым мужем Иваном Чернышевым жил в Омске и Южно-Сахалинске, то выясняется, как минимум, раздвоение личности. Либо совсем уж уникальные способности находиться в одно и то же время в двух разных местах. А то – и в трех…

Ибо, «прежде чем осесть в Омске, я был отправлен, как мне тогда было сказано, к родственникам в Ригу. Это облегчило отцу с матерью устройство на новом месте».

«Жизнь в Риге ничем особенным не отложилась в моем детском сознании. Было общее ощущение тепла, заботы, а главное, сытости, которой я до той поры не знал, да и после Риги надолго утратил.

Из реальных ощущений более всего запомнились добрые и нежные руки «бабушки Лаймы» – именно так я называл ту, которая со мною нянчилась. Запомнилось и то, что она меня называла: Витасик. Я и не подозревал тогда, что это и была моя вторая родная бабушка по линии отца».

Как вам поворот сюжета? Коренная рижанка Лайма, происходившая из старинного баронского рода и владевшая вместе с мужем до присоединения Латвии к СССР «имением где-то в дюнах на побережье Балтики, огромным особняком в Риге, несколькими домами», а также являвшаяся «совладелицей винного завода», явно не могла быть матерью упомянутого выше полковника Доценко.

Тем более что ее единственного сына звали Зигард. А, «когда пришли, как шепотом, с явным презрением говорила бабушка, «красные», что меня, откровенно говоря, почему-то задевало, сын эмигрировал. С тех пор она его ни разу не видела, но однажды все-таки получила от него весточку, что он проживает где-то в Америке».

Вот в него когда-то с первого взгляда и влюбилась юная разведчица Татьяна, выполнявшая секретное задание командования в оккупированной фашистами Риге. Что, как вы понимаете, могло произойти не позднее осени 1944 года. И ее беременность, соответственно, в этом случае продолжалась … полтора года (!?).

А родившегося сына, соответственно, должны были звать то ли Виталий, то ли Виталас… Единственное, фамилия «бабушки Лаймы» нигде не упоминается. Наверное, не в последнюю очередь потому, чтобы сохранить «коммерческую» тайну: ведь она «была одной из составительниц рецепта известного во всем мире «рижского бальзама», и ей неоднократно предлагали уехать в Америку, чтобы открыть там собственную лабораторию и получать высочайшие гонорары за свою работу…».

Вот так! Ни больше, ни меньше.

Разве что еще можно удивиться, каким образом (и на какие средства?) дошкольник Виктор Доценко (будем все-таки называть его этим именем), всегда до этого живший впроголодь, был отправлен (?) то ли из Омска, то ли из Южно-Сахалинска в Ригу? Году этак в 1950 или 1951… Если его мать работала буфетчицей, а отчим (отец?) – большой любитель выпить – шофером. Не иначе, как припрятанные в годы войны рейхсмарки обменяли на советские рубли…

Студент всех элитных московских вузов

Кстати, и не только московских, но об этом – в свое время.

Увы, даже буйной фантазии господина Доценко не хватило на то, чтобы написать, что ему удалось в школьные и студенческие годы безбедно существовать на многочисленные подарки «бабушки Лаймы» единственному «внуку». Среди которых, кстати, помимо старинного кольца, сережек и кулона из чистого золота и массивного платинового браслета с драгоценными камнями, оказался и некий швейцарский «хронограф». В свое время, «по распоряжению Гитлера в Швейцарии была заказана тысяча таких часов, и ими фюрер собственноручно награждал за особые заслуги своих высших партийных и военных чинов. Один из приближенных к Гитлеру банкиров сумел выпросить у него награду для Зигарда, как для человека, «очень много сделавшего во славу Великого Рейха». Последний же, позднее, «будучи в Швейцарии, купил для своей будущей жены часы ведущей в то время часовой фирмы «Омега» в пару к своему «хронографу».

В общем, все это богатство пока хранилось где-то между простынями и наволочками в бедной квартире буфетчицы и шофера, а их старший сын, далеко не блестяще окончив вечернюю школу (!) в Омске, «с небольшим коричневым фибровым чемоданчиком с железными углами, забитым под завязку моими любимыми книгами, и восьмьюдесятью пятью рублями в кармане» одетый во «вздувшиеся на коленях брюки, дешевенькую курточку, изрядно поношенную рубашку и стоптанные ботинки» твердо решил покорить столицу.

И «прямо с вокзала отправился на Ленинские горы, чтобы подать документы в приемную комиссию МГУ. Можете представить мое отчаяние, когда обнаружилось, что я приехал на целых полтора месяца раньше и что сейчас у меня не только не примут документы: их просто некому принимать, но и никто не даст разрешение на проживание в студенческом общежитии.

Мне как-то и в голову не пришло узнать, когда подаются документы в приемную комиссию и когда сдача экзаменов».

Каково? Ни дать, ни взять еще один Михайло Ломоносов, пешком или на попутных телегах добравшийся из своих Холмогор в Москву.

Понятно, если будущий самый высоко оплачиваемый российский писатель не соблаговолил заранее поинтересоваться сроками подачи документов в МГУ, то версия о том, что в студенческом общежитии просто не будет для него места (там-то ведь пока даже не предполагали о готовом свалиться на них «счастье»), вообще не рассматривалась. Даже чисто гипотетически.

И, как оказалось, правильно!

Пока же, коль рано подавать документы в Московский государственный, молодого человека осенило. «Сколько было разговоров о моем артистическом будущем в нашем драмкружке! А наша руководительница, Зинаида Осиповна, настаивала на том, чтобы я поступал во ВГИК: верила, что у меня есть талант… Более того, она даже написала мне рекомендательное письмо с таким хвалебным отзывом, что, прочитав его, мне просто сразу можно было вручать если не Оскара, то присвоить звание «Народный артист СССР» – уж точно…

После неудачного визита в университет все сомнения развеялись. Узнав в справочной адрес ВГИКа, я уверенно поехал до станции «ВДНХ».

Правда, вскоре выплыла одна «неувязочка»: в приемной комиссии поинтересовались, почему к документам не приложен сценарий или рассказ.

«Для меня это было новостью, но я не подал виду и заверил, что подготовил одну небольшую историю, но она в чемодане, который в камере хранения на вокзале». В откровенную ложь человека, который в начале своего весьма объемного «жизнеописания» клятвенно обещает оставаться честным перед читателями даже в мелочах, почему-то легко поверили, дали направление в общежитие и расписание туров, но попросили все-таки принести в ближайшие день-два свое сочинение.

«У меня было несколько дней на подготовку, и первым делом я уселся за рассказ. Сначала я не знал, о чем писать, но потом решил написать лирическую историю, где доминировали ощущения и настроения. Почему-то, чисто интуитивно, я старался все описать наглядно – что и как мне виделось. Писалось так легко, что я закончил свой труд за пару часов. Старательно переписал его начисто, выводя каждую букву, а после стал лихорадочно обновлять свой репертуар».

Талантище! Омский самородок! По-другому и не скажешь. Да и как, собственно, могло быть иначе, если «помню, нисколько не волновался и был уверен в том, что не провалюсь…».

И поступил. Якобы…

Но жизнь продолжала ставить подножки. «Оставалось полтора месяца до начала занятий, когда мои сбережения, с таким трудом собранные на поездку в Москву, были украдены».

«Всеми правдами и неправдами я пытался устроиться на временную работу, чтобы хоть что-то добыть себе на пропитание, но все попытки были тщетными: никто из кадровиков не хотел нарушать правила прописки».

Что-то опять не вяжется: в общежитие поселили, а прописать в нем (даже временно) забыли? В Москве? Во ВГИКе? В первой половине 60-х?

Ладно, дальше будет еще занимательнее.

И вот в эти черные дни прекрасно известного (?) всей стране омского спортсмена-десятиборца прямо на улице останавливает главный тренер столичных десятиборцев Вадим Константинович Дармо.

Здесь следует оговориться, что, если господин Доценко в своей «Биографии отца Бешеного» приводит вымышленные имя, отчество и фамилию, то ваш покорный слуга вынужден это повторять за ним.

«Немного подумав, я махнул рукой на свою щепетильность и принялся рассказывать о положении, в каком очутился. Рассказал все честно, но почему-то утаил, что не только прошел третий тур, но и зачислен во ВГИК».

Опустим несущественные для данного повествования подробности и сразу перейдем к тому, что наш просто супер удачливый провинциал практически мгновенно соглашается поступать в … МВТУ имени Баумана.

По спецнабору.

Призванному обеспечить сей элитнейший московский (да и советский вообще!) вуз нужным количеством абитуриентов-спортсменов.

Правда, в голову вчерашнего выпускника омской вечерней школы закрались, все-таки, некоторые сомнения, но… Его «выручила отличная память, да и ощущение безысходности, вероятно, обостряет умственные данные человека, и в такие минуты он способен на большее, чем в обычных условиях…».

К тому же «английский язык я знал вполне сносно и был за него относительно спокоен». И, хотя наговорил преподавательнице пошлостей, получил по экзамену «отлично» (?).

Итак, «я – студент МВТУ имени Баумана и учусь на К-2: «К» – факультет – «конструкторский», «2» – «гусеничные и тракторные машины». Под этим скромным названием скрывались довольно современные разработки ракетных установок и транспортных механизмов на воздушной подушке. Уже на первом курсе я стал посещать «ученый кружок», который вел сам академик Кристи. Когда я принес ему свой реферат, и он прочитал его, то сказал мне приятные слова, которым так никогда и не суждено было сбыться:

– Молодой человек, вы весьма способны, и вас, если приложите максимум усилий, ожидает большое будущее ученого!..».

Второе авторское отступление

Вполне допускаю, что многим читателям, родившимся даже в 70-х годах прошлого века (не говоря уж о более молодых) не совсем понятны многочисленные вопросительные знаки и недоуменные реплики автора этих строк. Поэтому постараюсь кратко пояснить ситуацию.

Не только в первой половине 60-х, но и многими годами позднее поступить в любой (!) московский вуз провинциалу, а таковыми тогда (как, впрочем, и сейчас) считались все, кому «повезло» родиться за пределами МКАД, было невероятно трудно.

Собственно, возможных вариантов было всего два: высокопоставленные или знаменитые родители либо действительно прочные и разносторонние знания. Желательно – подкрепленные врожденным талантом в выбранной профессии. Но и это не всегда гарантировало стопроцентное попадание в «десятку», даже с учетом напряженного многомесячного труда самых высоко оплачиваемых репетиторов по всем – подчеркиваю! – вынесенным на вступительные экзамены предметам.

Отдельной группой шли еще обладатели золотых школьных медалей. Но и они, получив на профильном экзамене любую оценку ниже «пятерки», моментально переходили в общий поток абитуриентов с шансами на поступление, неудержимо стремящимися к нулю.

Разумеется, во все времена встречались иногда отдельные самородки, которые и без блата, и без иных «спасательных кругов» становились студентами МГУ, МВТУ имени Баумана, МИСиСа и прочих престижных столичных вузов. Но, чтобы вот так…

Опять же, иногда говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Подразумевая все-таки некие сходные сферы человеческой деятельности. Писатель, поэт, сценарист – согласен; механик, конструктор, управленец – тоже. Но, чтобы буквально все в одном флаконе? Да еще практически «экспромтом»?

В нашем же случае ко всем своим «грехам» прилагался еще и аттестат о среднем образовании … вечерней школы рабочей молодежи. В которую товарищ Доценко ушел то ли после 7-го класса обычной, то ли вообще после 6-го.

Во многое готов поверить, но вечерня школа в те времена была призвана, с одной стороны, обеспечить нужную государству рабочих и крестьян статистику – дескать, у нас самая образованная нация в мире, с другой же, готовила кадры для ПТУ и техникумов. В лучшем случае! В большинстве остальных ее выпускники пополняли армию слесарей, токарей, ткачих… То бишь, тогдашнего гегемона.

И еще одно. И в 60-е, и в 70-е годы в любой (!) вуз, где нужно было сдавать иностранный язык на вступительных экзаменах, поступали исключительно с репетитором. К которому начинали ходить обычно класса с седьмого. Либо с пятого учились в спецшколе с углубленным изучением английского, немецкого или французского. Что, в принципе, было равносильно занятиям с репетитором. Так и в этом случае стопроцентное поступление никто не гарантировал.

Может быть, в омской вечерней школе в те годы преподавала какая-нибудь ссыльная жена английского или американского посла?

Впрочем, и уровень преподавания остальных предметов в вечерней школе оставлял желать много лучшего. Как по качеству, так и по количеству часов.

Не говоря уж про то, что о профессиональных спортсменах, ставших впоследствии крупными учеными, история как-то умалчивает.

И, вдруг, практически готовый «народный артист СССР», будущий «академик Королев» и, к тому же, всесоюзно известный спортсмен… И это все об одном человеке. Вы в это верите?

Гиперсексуал по жизни

«Боюсь, моя сексуальная неудовлетворенность и неудача с первой девушкой привели бы к еще более печальным последствиям, если бы ровно через год после моего незавидного «сексуального эксперимента», то есть когда мне исполнилось четырнадцать, мне не повстречалась женщина, которая была старше меня ровно вдвое…»

«Так закончился мой первый серьезный любовный опыт, и я всегда буду благодарен Тамаре за то, что она заставила меня поверить в свои силы, научила меня разнообразным сексуальным играм».

Вот читаешь эти, извините за грубое слово, откровения и начинаешь остро ощущать собственную «ущербность». Секс в 13 или 14 лет в СССР? Да в футбол мы во дворе гоняли, в настольный теннис играли. Зимой на лыжах или коньках катались, а летом в волейбол на пляже играли. И это в городе, который располагался на тысячи километров западнее Омска. То есть, гораздо ближе к «растленному» Западу и миру капитализма.

Естественно, в этом возрасте, как и другие подростки всех времен и народов, мы тоже активно интересовались противоположным полом, и, выпади такая возможность, охотно пускали в ход «ручки шаловливые». Но…

И официальная государственная мораль, и господствовавшие тогда семейные устои как-то совершенно не приветствовали потерю девственности еще в детском саду. А за обучение разнообразным сексуальным играм четырнадцатилетнего школьника 28-летней женщине могли впаять весьма солидный срок для «повышения квалификации» в местах весьма и весьма отдаленных.

То есть, «паршивые овцы», как это водится, были. И даже гораздо больше, чем хотелось бы власть предержащим. Но, чтобы уж сплошь и рядом, буквально на каждом углу, да еще и с малолеткой? Которому, к слову, «активная интимная жизнь не только не помешала спортивным успехам, а похоже, и помогла: на очередных соревнованиях я стал чемпионом Омска среди школьников».

А, уехав после окончания вечерней школы в Москву, все еще, кстати, несовершеннолетний, но имеющий весьма разнообразный сексуальный опыт, юноша почувствовал себя, как рыба в воде: и новые подружки появились, и старые периодически навещали.

По приезду одной из которых он уговорил знакомую студентку, и та на время отдала ей свой пропуск, дающий свободный вход в общежитие.

Хорошо, пусть в Москве той поры в общежитие пускали не по студенческому билету (с фотографией, кстати), как в большинстве советских вузов, а по пропуску. Но, отдав его, упомянутая студентка две или три недели ночевала на вокзале или на лавочке в соседнем парке? Не говоря уж о том, что вахтеры в подобных учреждениях в то время мало чем уступали сотрудникам правоохранительных органов. Хотя бы по придирчивости, подозрительности и неподкупности.

Но наш оборотистый провинциал, похоже, обладал совершенно уникальным обаянием и даром убеждения: даже абсолютно незнакомые люди всегда моментально приходили к нему на помощь. Что уж говорить о знакомых.

Например, сельхозработы его совершенно не вдохновили. «К уборке картофеля я относился довольно скептически и был уверен, что этот труд не придется мне по душе. Так оно и вышло: когда мы очутились на поле «битвы за урожай», не знаю, как остальные, но я понял, что долго я этого не выдержу».

И «через несколько дней пришла телеграмма, срочно вызывавшая меня в деканат: мой слезный звонок тренеру дошел до его сердца, и он доказал руководству, что Доценко полезнее тренироваться, чем «крутить хвосты кобылам».

«Так позорно я сбежал с моей первой и последней уборочной: с той поры я всеми правдами и неправдами избегал этих принудительных сельскохозяйственных работ».

И это несмотря на то, что «ранимость и маниакальная честность – главные свойства характера».

Наверное, именно «честность» довольно скоро привлекла к Доценко пристальное внимание всесильного КГБ и он после первого курса вынужден оставить Бауманку, чтобы оказаться … на втором курсе химфака МГУ. В стенах которого вскоре знакомится «со студенткой психологического факультета из Восточной Германии Хильтрауд Мертен». И бурный, далеко не платонический роман приводит к тому, что в «шестьдесят пятом году она пригласила меня к себе в Германию на два летних месяца».

Наверное, «сотрудник в Органах, у которого находились нелестные сведения обо мне, был в отпуске», и оформление необходимых документов прошло в рекордно короткие сроки.

Описание этой поездки занимает в «Биографии отца Бешеного» довольно много места и в рамках данного повествования хотелось бы кратко остановиться лишь на одном весьма показательном моменте.

«Мы с Хильтрауд жили в одной комнате, что было как бы само собой разумеющимся и нисколько не шокировало ее родителей. Более того, когда Хильтрауд посещали «нелетные» дни, она спокойно отводила меня к своей подруге, заверяя, что я не должен стесняться и без проблем могу общаться с Хеленой, пока сама она не «выздоровеет».

Конечно, нравы в ГДР были куда как свободнее советских, но… Пусть уж читательницы этих строк сами решают: многие из них смогли бы поступить аналогичным образом? Даже сейчас, в начале III тысячелетия, когда моральные устои явно не могут похвастаться алмазной твердостью.

Наверное, было в те годы в «ауре» Омска нечто такое, что его уроженцу (?) никто не мог отказать в интимной близости. Кстати, в подавляющем большинстве случаев, первой в своей жизни. Включая и единственных дочерей высокопоставленных московских родителей.

На которых Виктор Доценко, как честный человек, готов был жениться уже после первой совместно проведенной ночи. Хотя иной раз, испугавшись «пересудов», в ЗАГС все-таки не приходил.

А вот оказываться одновременно в двух местах сразу у него с детства получалось легко. «После второго курса у меня не было летом никаких соревнований, и я отправился навестить родителей».

Своих, надо понимать. Хотя именно в это время, как следует из выше изложенного, активно и еженощно трудился на восточногерманском сексуальном фронте. Но и у родителей он пробыл недолго, потому как быстро согласился поработать физруком в местном пионерлагере.

И «вышло так, что среди сотрудников пионерлагеря в количестве более пятидесяти человек – каждому из двенадцати отрядов были положены вожатый и воспитатель из студентов педагогического института – лишь четверо принадлежали к мужскому полу: нас трое и начальник пионерлагеря, остальные – особы прекрасного пола.

Так что по приезде дамы всерьез принялись за нас. Оставив в покое начальника пионерлагеря, они буквально по часам распланировали наш «ночной труд». Каждый из нас должен был строго следовать расписанию, «обрабатывая» то одну студентку, то другую.

Мы просто измучились на этой «работе»: уставали так, что днем в буквальном смысле валились с ног. Мы взбунтовались: взяли и на пару дней объявили им бойкот! Это дало положительные результаты, и мы зажили как султаны: исходя из собственных желаний, а не из их расписания. На какие только уловки не шли девчонки, чтобы произвести на нас впечатление и завладеть хотя бы ненадолго нашим вниманием».

Все! «Камасутра» и всемирно известные порнофильмы ФРГ стыдливо ютятся в уголке. Особенно последние, которых во второй половине 60-х победил за явным преимуществом обычный омский пионерлагерь. Правда, с Виктором Доценко во главе.

А что? Специалист подобного класса и должен был оценен по достоинству.

«– Слава тебе, Господи! – неожиданно радостно воскликнула девушка. – Спасибо тебе, Виталик! – добавила она и принялась целовать мои руки.

На самом деле все оказалось обыденней и печальней. Как объяснила мне Жанна, ей уже двадцать два года, а она до сего дня была девушкой, потому что все парни, с которыми она встречалась, узнав, что им представляется шанс стать первым мужчиной в ее жизни, исчезали так быстро, что только пыль столбом клубилась.

– Я была в полном отчаянии! Хочется нормальных взаимоотношений с парнями, близости, ощущения мужской ласки, а от меня шарахаются, как от прокаженной! Я дошла до того, чтобы кому-нибудь заплатить, чтобы стать женщиной… Я так тебе благодарна!».

Комментарии, как говорится, излишни. Разве что, еще раз напомнить, что на календаре был 1965 год.

К тому же позднее сам господин Доценко в своей «автобиографии» провозглашает: «Мое поколение росло в обществе, где, как известно, «секса не было».

Это сейчас молодым все доступно, исчезли любые запреты, секс открыто пропагандируется в средствах массовой информации, свободно продаются порнофильмы и бесчисленные пособия по сексу. А мы все знания приобретали на собственном опыте, не всегда радостном, которым щедро делились друг с другом, зачастую выдумывая и приукрашивая чувственные сценки, которых на деле-то и не было».

Так, все-таки, было или нет? И как быть в любом из вариантов с «маниакальной» честностью автора?

Сложно, признаюсь честно. Потому как даже сосчитать его официальных жен и детей не представляется возможным. Тем более что разбросаны не только по городам, но и странам.

«Первый (сын – прим. автора) родился в 1969 году, второй – в 1979-м, третий – в 1989-м, и Юленька в декабре 1998-го, почти в 1999-м, то есть каждый появлялся ровно через десять лет. Любопытна и другая закономерность: первый сын – Петер – родился 20 апреля, в день рождения Гитлера, и живет в Германии, второй сын – Владимир – 22 апреля, в день рождения Ленина, и живет в Москве. Третий сын – Сережа – родился 16 декабря, а Юленька – 13 декабря, то есть и у них разница лишь в несколько дней».

А в другом источнике Виктор Доценко гордится тем, что у него в общей сложности 4 сына и 2 дочери (?). Точное же количество жен так и останется, судя по всему, тайной за семью печатями.

Третье авторское отступление

Не могу отказать себе в удовольствии еще раз вернуться к памятной поездке Виктора Доценко в ГДР.

В Берлин наш герой выехал один и по совершенно непонятной причине вынужден был дожидаться приезда Хильтрауд, которая уже была у родителей, три дня. В течение которых, «бесцельно бродя по городу, я случайно познакомился с группой американских студентов, которые приехали в Германию как туристы. Вот когда я понял, что мои познания в английском языке настолько невелики, что было стыдно. Правда, нам все-таки удавалось понимать друг друга».

Причем, настолько хорошо, что Доценко предлагают поехать вместе на несколько дней на экскурсию в Западную Германию.

«План был прост до тошноты. Дело в том, что у американцев была коллективная виза: обыкновенный лист с водяными знаками и печатями, на котором были написаны их фамилии. Случилось так, что один из группы приболел и не мог поехать. Конечно, они могли обойтись и без него, но тогда пришлось бы идти в посольство, получать там дополнительный документ и прочее. Так что в каком-то смысле я тоже оказался им нужен».

В очередной раз готов допустить, что на контрольно-пропускном пункте у Берлинской стены оказался в тот момент весьма нерадивый пограничник. И «все произошло столь просто, что мне стало даже обидно. Выяснив, что перед ним американская группа, офицер заглянул в их общий документ, в буквальном смысле пересчитал нас по головам и безразлично кивнул: все в порядке».

Так и не спросив ни у кого паспортов?.. Ладно, замнем для ясности.

Но, дальше-то!

«Если я был удивлен Восточным Берлином, то, попав в Западный Берлин, а, заодно побывав и в Ганновере, думаю, что как открыл рот, зайдя за берлинскую стену, так и не закрывал его до возвращения назад».

В то время из Западного Берлина попасть в ФРГ можно было только самолетом. А на самолеты изначально билеты продавали только по паспортам. То есть, студент из Советского Союза попасть описанным выше образом в Ганновер не мог никак. По определению.

И это опять к вопросу о «кристальной честности» автора.

Трудовая биография

К счастью для читателя – это самая короткая часть нашего повествования. Потому как невозможно даже кратко описывать то, чего не существовало в реальности. В крайнем случае, по версии самого Виктора Доценко.

Он подробно и с удовольствием смакует свои постельные подвиги, ярко описывает учебу чуть ли ни в десятке вузов сразу, но о том, что можно назвать работой, «скромно» умалчивает.

И сразу же закрадывается сомнение по поводу «предвзятого» отношения к нему тех или иных компетентных органов. Мол, написал правду о милиции, а его за это на нары. По сфабрикованному обвинению.

Да не нужно было ничего выдумывать. По существовавшим тогда законам он был просто тунеядцем. Потому как сидеть дома или на даче и творить «нетленку» в те времена могли только члены творческих союзов. В нашем случае – Союза писателей. Об отсутствии членства в котором господин Доценко заявляет чуть ли ни с гордостью.

Все же остальное…

Он стоял у истоков первого советского боевика или, как еще иногда называют – фильма-катастрофы «Экипаж», но в титрах его фамилия так и не появилась. Явные происки завистников.

Потом вдруг назвался журналистом и при весьма странных обстоятельствах оказался в Афганистане с документами «независимого журналиста Ивана Петровича Сидорова». И даже умудрился схватить душманскую пулю. Правда, ни до, ни после того в журналистике больше замечен не был.

Он последовательно учился в МВТУ им. Баумана, МГУ, Высшем экономическом институте в Софии, чуть ли ни одновременно получил два диплома ВГИКа. В 1991 году в качестве «серого кардинала» руководил обороной Белого дома.

Буквально с первых месяцев жизни в столице мгновенно завоевывал благосклонность и дружбу сильных мира сего: от знаменитых деятелей культуры до боевых генералов и руководителей государства.

«В главное здание университета я переехал только через два года. И первым моим соседом оказался профессор из Японии – Укеру Магасаки, приехавший в Москву на стажировку по русской филологии. Его имя и фамилию я дал первому тренеру моего Савелия Говоркова по восточным единоборствам в романе «Срок для Бешеного».

Укеру Магасаки был, по нашим понятиям, очень богатым человеком. В день моего рождения он повез меня в валютный магазин «Березка», где в подарок купил мне финское зимнее пальто на меховой подкладке, огромный мохеровый шарф, две нейлоновых (самый последний писк моды тех лет) сорочки, белую и голубую, и черные кожаные перчатки на белом меху. Все это обошлось ему около двухсот долларов».

Честно говоря, уже смеяться или возмущаться не осталось ни сил, ни желания. Где там Плутарху с его знаменитым «пришел, увидел, победил», сказанном о Юлии Цезаре. В нашем случае еще не успел прийти, а уже победил. А, если уж, пришел и увидел…

И на «вы» господин Доценко всегда обращался только к людям много старше себя или к тем, которые были ему неприятны. Ко всем же остальным – Паша, Витя, Вова…

А еще у нищего студента из далекого Омска была сберкнижка. И «к окончанию учебы на ней скопилось около шести тысяч рублей, но я их не тратил, оставляя «на черный день». А потом закрутились события: поездка за границу, стажировка на «Ленфильме», отбывание наказания, и я начисто забыл о ней. Обнаружил я сберкнижку случайно, но уже тогда, когда эти шесть тысяч – огромная сумма в те дни моего студенчества – превратились после денежной реформы в жалкие гроши, и эту потерю я горше всего оплакиваю в своей жизни».

Странная забывчивость, согласитесь. Не вспомнить о зарплате начинающего советского инженера минимум за 4 года? Если это не считать за деньги, то… Не говоря уж о том, какими праведными путями они могли появиться у обычного советского студента.

Впрочем, даже у самого «отца Бешеного» возникли некоторые сомнения.

«Перечитал страницы, посвященные студенческим годам, и мне стало даже неудобно: создается впечатление, что, кроме занятий спортом, эстрадным мастерством, участия в съемках фильма и многочисленных любовных похождений, у меня ничего иного во время учебы в университете не было. А это совсем не так.

Моя курсовая работа, написанная на третьем году учебы, была настолько высоко оценена профессором Капустиным, заведующим кафедрой труда и заработной платы, что он предложил мне поработать младшим научным сотрудником на половине ставки – на семьдесят рублей – в НИИ труда и заработной платы, где он был директором. Естественно, я согласился не раздумывая».

Вот так: «и швец, и жнец, и на дуде игрец». И это еще слабо сказано!

А вот интервью с ним в российских и американских изданиях почему-то никогда не публиковались. Обычно по так и невыясненным обстоятельствам. Странно, не правда ли? Когда это происходит систематически.

И выводов напрашивается всего два: то ли не было интервью, то ли … самого интервьюируемого.

Нет, одно все-таки увидело свет! В крайнем случае, по утверждению самого Виктора Доценко.

«Спустя несколько лет (после успешного руководства обороной Белого дома – прим. автора) ко мне обратился руководитель бюро английской газеты «Таймс» в Москве Ричард Бистон с просьбой об интервью: я был вторым в России писателем, с которым они хотели сделать интервью. Первым был Александр Солженицын. Естественно, я согласился. В предисловии к опубликованному интервью говорилось, что я – один из самых популярных писателей России и мои книги читает даже сам президент и его супруга, но Наине Иосифовне не нравятся эротические сцены».

Интересно, знал ли первый президент России об этом своем увлечении?

Впрочем, книги Доценко – по его же собственному убеждению – читают в России все: от премьер-министра и мэра Москвы до последнего бомжа. Потому что он пишет в них правду. Даже известный всему миру «сын юриста» считает, что они талантливо написаны.

Впрочем, удивляться нечему. «Я продукт своей эпохи, своей страны, частичка своего народа. А потому стараюсь писать так, чтобы быть понятным каждому читателю.

Стараюсь писать так, чтобы любой, кто потратил свои кровные на мою книгу, нашел бы для себя нечто близкое, задевающее потаенные струны его души…

И я понятен своим читателям потому, что, являясь частичкой своего народа, пишу как бы для себя, чтобы, прежде всего, понравиться самому себе, а значит, и остальным. Именно поэтому, на мой взгляд, огромному количеству людей и нравятся мои герои».

Вот, собственно, и все. Ни убавить, как говориться, ни прибавить.

Остается только…

Четвертое авторское отступление. Последнее…

Наверное, основным побудительным мотивом к написанию этих заметок послужили письма читателей, подробно цитируемые на последних страницах «Биографии отца Бешеного».

Потому как люди всех возрастов – от четырнадцатилетних школьниц до ветеранов труда – в один голос заявляют, что романы Виктора Доценко являются для них настольными книгами. По которым молодежь учится жить, а старшее поколение вспоминает свою молодость.

Какую, позвольте полюбопытствовать?

С пионерским лагерем под Омском? С девушками, до нервного срыва желающими расстаться с невинностью и чувствующими себя ущербными из-за этого? С прочими «картинками с натуры», как приведенными выше, так и оставшимися за рамками данного повествования?

Автор этих строк тоже родился примерно в те же годы. Учился в школе (правда – не в вечерней), институте, работал на заводах, потом – в кооперативах… Четверть века назад пришел в журналистику, позднее – в литературу.

И, прочитав «Биографию отца Бешеного», с огорчением узнал о существовании еще одной степени лжи.

Более того, у каждого человека, долго и профессионально работающего со словом, довольно быстро вырабатывается собственный стиль изложения. Горького нельзя спутать с Достоевским, а Джека Лондона с Александром Дюма. Произведения Солженицына узнаются так же легко, как и стихотворения Пушкина или Есенина.

Так вот, если «Биографию отца Бешеного» писал сам Виктор Доценко, то все романы о Савелии Говоркове писал кто-то другой.

Даже – не так!

Другие!

Потому как стиль нескольких первых романов серии весьма существенно отличается от последующих. Впрочем, и с ними тоже не все представляется столь уж ясным и однозначным.

Разумеется, ваш покорный слуга не мнит себя истиной в последней инстанции. И сказанное в предыдущих строчках не более чем предположение.

Но впечатление, как говорится, осталось.