Как ленинградские чекисты убивали Флоренского и других соловецких ЗК. Часть 2.

Последний расстрел

Видимо, сразу по отправлении второй партии из Соловков начальника тюрьмы Апетера вызвали в Москву, где 11 декабря 1937 г. арестовали. Исполнять обязанности начальника тюрьмы стал Раевский. При нём в декабре и январе к расстрелу готовили третью партию соловчан. Был утверждён третий лимит – ещё 200 человек.

Расстрелянные 17 февраля 1938 г. согласно протоколу № 303 числились в Соловках «убывшими по лимиту X отдела 17.02.38». На стандартных печатных актах об исполнении приговоров указано имя ответственного за исполнение – коменданта Поликарпова. Но подписаны акты Антоновым. Им же 20 февраля подана на имя Гарина итоговая Справка о расстреле 198 человек (см. в данном томе ил. 145, 147). Значит, расстрелом и этого этапа командовал Антонов.

Вывезти этап на материк в это время года не было никакой возможности. Значит, расстреляли в Соловках. Где? В украинских книгах памяти обычно называется место расстрела возле командировки Исаково. Основано предположение на фрагментах из воспоминаний Ю. Чиркова. Попробуем читать их заново. В воспоминаниях, благодаря уникальной способности автора запоминать числа, надёжнее всего запечатлены даты. 11 ноября 1937 г. Чиркова с группой заключённых перевели на тюремный режим в Кремле. 25 ноября ему исполнилось 18 лет (возраст, начиная с которого расстреливали «малолеток»). 18 декабря Чиркова вызвали из камеры с вещами:

«На дворе корпуса стояли человек двадцать лицом к стене. Поставили и нас. Морозный воздух был таким вкусным, что не думалось о возможности расстрела. Нас и не расстреливали, а вывели из кремля. Было очень темно, тихо, только скрипел снег. Нас вели в окружении большого конвоя: стрелки с винтовками наперевес грозят штыками. Собачники ведут огромных овчарок. Куда? Никто не представлял. Идти было легко (вещи везли на санях) и даже приятно после долгого сидения в камере. Примерно после двух часов пути выяснилось, что нас ведут в сторону Секирной горы. Это было плохим показателем. Секирная гора имела очень недобрую славу. В XV веке ангел на её вершине высек розгами женщину, которая явилась на остров для соблазна монахов. В ознаменование чуда на вершине горы построили часовню, а в XIX веке – довольно большую каменную церковь, на вершине которой был устроен маяк. К церкви примыкал с запада деревянный двухэтажный корпус. В лагерный период там находился штрафной изолятор, знаменитый особенно тяжелым режимом».

В ряду сидящих в бывшем изоляторе Чирков вспоминает Жантиева, Гаевского.
Наконец, наиболее важная дата в воспоминаниях Чиркова: «16 февраля нам велели собираться. Сборы были недолги, вытряхнули сено из матрацных наволочек да побросали в чемоданы тряпьё, кружки, миски и в путь. Шли мы почти до кремля, затем свернули налево на Анзерскую дорогу и дошли до Филимоново».
То есть, буквально в канун расстрела часть изолятора освободили. Часть, потому что не всех увели в Филимоново. Жантиев и Гаевский точно остались, они расстреляны 17 февраля, справки о них см. в данном томе.

Может быть, на Секирной горе в декабре–январе держали заключённых, подобранных с избытком для формирования последнего расстрельного этапа. Когда состав окончательно определился, а Особая тройка утвердила протокол № 303, кого-то оставили для расстрела, кого-то увели, кого-то прибавили. Бывший изолятор, где и раньше расстреливали, вполне подходил для концентрации заключённых и сверки установочных данных.

Исаково Чирков упоминает дважды, причём сначала передаёт рассказ сумасшедшего Курчиша в изоляторе: «… с вершины печки он и поведал нам, как его послали в начале декабря в Исаково копать глубокие траншеи. Работа для Курчиша была неприемлемой. Он вскорости симулировал эпилепсию и был отправлен в кремль, в лазарет. Там стал рассказывать о выкопанных траншеях. Из-за этих рассказов его вызвали на допрос, но он опять забился в припадке. Был связан и доставлен на Секирную гору».

21 декабря Чирков отметил гудок парохода «Ударник» и позднее, уже в Филимонове, сопоставил его с рассказами заключённых: «В результате обмена информацией стало ясно: под Секирной горой в декабре расстреливали; последний (четвертый) небольшой этап (около 200 человек) отправили с последним рейсом 21 декабря».

Точна здесь, видимо, дата гудка. 200 человек соответствуют числу осуждённых по протоколу Особой тройки УККВД ЛО № 303. Официально они считались «убывшими», а то, что Секирная гора славилась расстрелами, было всегда известно (см. «Воспоминания» Д. С. Лихачёва). Может быть, не случайно рассказы о таких расстрелах и последнем этапе совместились в разговорах уже в 1938 г.
И второй раз Чирков вспоминает Исаково по чужим рассказам: «Один из ивановцев, учитель Победин, рассказывал о подготовке лопат для копания траншей под Секирной горой, когда он был в Исаково. Мампория видел много заключенных со связанными руками, которых вели через Исаково к ямам. Он утверждал, что узнал нескольких известных людей, в том числе П. С. Арапова».

Это свидетельство заслуживает не менее серьёзного внимания, ведь Арапов также расстрелян 17 февраля, см. о нём справку в данном томе.

Сопоставляя два упоминания об Исакове, можно думать, что в декабре копали траншеи (или ямы) в обычном месте, под Секирной горой. А на копку отправляли исаковцев – самая близкая командировка к бывшему изолятору. Это вполне похоже на подготовку к самому массовому расстрелу на Соловках. Вопрос – откуда вели связанных заключённых через Исаково, если рассказ верно передан Чирковым спустя долгие годы. И из Савватьева, и из Кремля к Секирке есть более прямые пути. Может быть, этих заключенных «разводили» разными дорогами с теми, кого вывели 16 февраля из Секирки? А может быть, их вели не ЧЕРЕЗ, а ИЗ Исакова.

Есть показания двух бывших соловецких оперуполномоченных о последнем расстреле (в связи с расследованием начала 1960-х гг.). Ст. лейтенант Туркевич работал оперуполномоченным с сентября 1937 по осень 1939 г. – практически всё время существования Соловецкой тюрьмы. «Помню, – вспоминал Туркевич о подготовке соловецких этапов, – нас собрал Раевский на совещание и заявил, что есть распоряжение центра о составлении списков заключенных на «тройку». Было ли на самом деле такое распоряжение – не знаю, я его не читал. Раевский проинструктировал нас на какую категорию заключенных составлять списки и по какой форме. После этого каждый оперработник, в том числе и я, докладывал Раевскому имевшиеся у него дела (имеется в виду оперативные) и вместе с Раевским принималось решение кого из заключенных включать в списки для рассмотрения на «тройке». При решении вопроса о том или ином заключённом принималось во внимание за что и на какой срок он осуждён, а также какие имелись официальные или агентурные материалы о его поведении во время отбытия наказания. Всего таким путем было включено в списки на «тройку» от 1500 до 2000 заключённых (точного количества не помню). В это время в тюрьме была комиссия из Москвы, из НКВД СССР. В неё входили подполковник Власов (или Васин) из ГУГБ, Степанов (позднее он работал начальником УВД Сахалинской обл., а позднее зам. начальника УВД в г. Вологде) и другие. Они также были подключены к составлению списков. Я также принимал участие в составлении этих списков. Насколько были достоверны агентурные материалы на заключенных, которых я подбирал к включению в списки, мне трудно сказать».

О судьбе этапов Туркевич рассказал следующее:
«В конце навигации 1937 года первую партию заключённых (примерно около 1200 человек), на которую были получены решения «тройки», отправили на 3-х баржах в г. Кемь. Там их пересадили в вагоны и привезли в гор. Медвежьегорск (возможно, г. Петрозаводск, точно не помню). Старшим над этой партией был подполковник Дуккур (эстонец или латыш). Я ездил с этой партией как оперуполномоченный. Все эти заключенные были расстреляны. Расстрел произвели комендант УНКВД Ленинградской области с другими работниками, которые туда прибыли. Я в расстреле не участвовал. Уже после закрытия навигации, примерно в декабре 1937 года человек 250–300 заключённых (а всего в тюрьме содержалось 20000–25000 заключённых), в отношении которых поступило решение «тройки» об осуждении их к ВМН, были расстреляны на Соловецких островах. Руководили операцией по их расстрелу Раевский и Власов. Я принимал участие в конвоировании заключённых, но в расстреле не участвовал, хотя все это происходило на моих глазах. Место для расстрела было избрано в глухом лесу на дороге к маяку Секирка. Заключённых расстреливали возле ямы. Сам расстрел производил комендант тюрьмы и ещё несколько человек из оперативного состава, кто именно я сейчас не помню. Расстрел производился ночью и был закончен в течение одной ночи (начат около 2300 часов и закончен примерно в 400 часа). Я был поставлен Раевским на проверку списков, вернее решений «троек» на осуждённых к ВМН. После проверки списков заключённых по одному выводили и конвоировали к месту расстрела. Остальные находились в помещении, где раньше было лагерное отделение. Других случаев расстрела заключённых на Соловецких островах не было. Были ли случаи отправки заключённых (для приведения в исполнение постановлений «троек» об осуждении к расстрелу) в другие места я уже сейчас точно не помню. Во всяком случае, я о других такого рода фактах (кроме названных мною выше), не знаю».

Упоминаемый Туркевичем Власов – на самом деле Антонов. В памяти смешались разные события. Антонов приезжал на расстрел в 1938 г., а через год из 10-го (тюремного) отдела приехала проверочная комиссия (Васин, Корнеев, Степанов). Вскоре после проверки был арестован начальник тюрьмы И. К. Коллегов. Количество заключённых Туркевичем преувеличено в обоих случаях. Рассказ подтверждает, что наиболее скрытно удалось вывезти и расстрелять вторую партию соловчан. О ней – ни слова.

Другой бывший оперуполномоченный, Кузьмичёв, также работал в Соловецкой тюрьме всё время её существования, жил в центральном посёлке, но ведал оперативной работой на лагпункте Муксалма. О соловецких этапах он рассказал немного: «Что касается проведения массовых репрессий среди заключенных Соловецкой тюрьмы, то мне сейчас припоминается следующее: я помню, что ходили разговоры об отправке большого числа заключённых с Соловецких островов куда-то к Медвежьей Горе. Это, видимо, было ещё до моего прибытия на Соловки, так как иначе я помнил бы, как это делалось, а я не помню, что это было при мне. При мне был один случай массового расстрела заключенных, который я очень хорошо помню. Было это, по всей видимости, весной или в начале лета 1938 года. Возможно, что это было и осенью, и не в 1938, а в 1939 году. Точнее сказать: я не могу определить сейчас, когда точно это было. Помню, что было тепло и была трава. Во всяком случае я помню, что это было в бытность Раевского, а не тогда, когда заместителем начальника тюрьмы по оперчасти стал Гапонов, сменивший Раевского. Мне помнится, что именно Раевский в моём присутствии высказывался о подготовке им материалов на тройку.»; «…из нашего отделения было отобрано человек 60–70 (точно число их я не помню) и они вместе с заключенными из других отделений, всего приблизительно человек 200 были расстреляны там же на острове Соловецком. Расстрелом руководил представитель из Москвы, как будто бы Антонов, но точно утверждать это не могу, так как забыл. Я видел, как производился этот расстрел и мне Туркевич там рассказал, что на всех этих заключённых были решения тройки о их расстреле».

Речь идёт о том же расстреле 17 февраля. Зима была очень тёплой, неудивительно, что время года запамятовалось.
Во время летних сезонов 2004–2005 гг. мы с Ю. А. Дмитриевым пытались найти место большого расстрела на Соловках. Обсуждали ход поиска с теми, кто много лет занимался историй соловецких репрессий. Изучили реестр строений Соловецкой тюрьмы. Проследили путь от Соловецкого кремля до Секирной горы. Осмотрели местность у озера Карзино, поскольку известен более ранний акт об одиночном расстреле в этом месте. Но здесь никогда не было большого помещения, которое можно назвать «бывшим лагерным отделением». Таким местом можно было бы считать командировку Большое Куликово Болото, расположенную по пути к Секирной горе в глубине леса, не доходя до развилки на Секирную гору и Исаково. Здесь добывали когда-то торф, в конце 1930-х гг. командировку как будто бы подчинили Исакову, когда Исаково перестало быть лесозаготовительным центром. Мы обследовали и эту местность. В Куликовом Болоте сохранились фундаменты нескольких больших бараков, колодцев и хозяйственных построек. Найти место расстрела не удалось. Если же представить, что для содержания заключённых перед расстрелом использовали бывший изолятор на Секирной горе или помещение бывшей бани при подъёме на Секирную гору, то место расстрела надо искать где-то рядом. В июле 2005 г. была обследована одна из западин, указанных нам настоятелем Свято-Вознесенского скита о. Матфеем на Юго-Западном склоне горы. Шурф открыл групповое захоронение (полностью исследовать его не удалось). Актом поселковой комиссии погребение было признано могилой неизвестных заключённых. Насельниками скита отслужена панихида, на могиле установлен крест, снятый при замене с купола Свято-Вознесенского храма. В том же году волонтёры из немецко-российского молодёжного лагеря под руководством С. В Кривенко и Ю. А. Дмитриева очистили прилегающий к захоронению участок, все заметные просадки почвы были отмечены вешками.

В сезоне 2006 г. Дмитриев дообследовал найденное и обнаружил ещё 8 погребений. Всего в 9 погребениях обнаружены останки 70 человек. В большинстве черепов имелись отверстия, которые можно признать как входные и выходные отверстия от пуль. Кости рук у ряда людей находились в положении сзади спины. Найдены также остатки обуви, несколько монет, фрагменты лагерных бон, гильзы и пули. Шурфы на месте других аналогичных западин результатов не дали. Стало ясно, что найдено кладбище расстрелянных при Секирном изоляторе. Но следов большого захоронения в этом месте не обнаружено.
См. также в данном томе комментарий «Расстрелы в Соловецкой тюрьме» (с. )

Документы и пояснения

Архивно-следственные дела соловчан, приговорённых к расстрелу Особой тройкой УНКВД ЛО, были направлены из Ленинграда в 8-й (учётно-архивный отдел) ГУГБ НКВД СССР тремя партиями: 13 февраля, 22 марта и 23 апреля 1938 г. В Москве их приобщили к архивным делам по предыдущим осуждениям. Во второй половине 1950-х – начале 1960 гг. все дела из Москвы были разосланы на постоянное хранение по месту их ведения. Но те соловецкие дела, которые по каким-то причинам не были приобщены к предыдущим, теперь хранятся в Архиве Управления ФСБ по Архангельской обл., в соответствии с современным административным подчинением Соловецких островов. В августе 1996 г. сотрудники НИПЦ «Мемориал» (Москва) и НИЦ «Мемориал» (С.-Петербург) скопировали 407 соловецких дел, хранящихся в Архангельске.

Первые экземпляры соловецких протоколов Особой тройки УНКВД ЛО хранятся в архиве УФСБ по С.-Петербургу и Ленинградской обл. На них нет никаких помет, проливающих свет на судьбу приговорённых к высшей мере наказания.

Протокол № 81 воспроизведён во 2-м томе «Ленинградского мартиролога» (СПб., 1996), тогда нам была известна только соответствующая протоколу дата расстрела – 27 октября. Место расстрела под Медвежьегорском было найдено через год. В 3-м томе «Ленинградского мартиролога» (СПб., 1998) воспроизведены протоколы № 82–85 с указанием места и дат расстрелов. От воспроизведения в «Ленинградском мартирологе» протоколов № 134, 198, 199 мы отказались. В 4-м томе (СПб., 1999) мы поместили справки о расстрелянных по этим протоколам, т. к. после долгих раздумий над имеющимися документами решили, что расстрел состоялся в Ленинграде. Начиная с 5-го тома мы публикуем в «Ленинградском мартирологе» имена расстрелянных как в Ленинграде, так и вне Ленинграда. Поэтому в данном томе помещены справки о расстрелянных в Соловках 17 февраля 1938 г., ряд соответствующих документов (см. ил. 136–147), но не воспроизводится протокол № 303 полностью. В этом тем более нет необходимости, что копии с ленинградских экземпляров протоколов № 81–85, 134, 198, 199 и 303 воспроизведены в первом издании Книги памяти «Остання адреса: До 60-рiччя соловецької трагедiї» (Київ, 1997–1999).

В Петербурге хранятся также повестки к соловецким протоколам, составленные из тюремных справок на заключённых (подробнее о формировании протоколов см. в 4-м томе «Ленинградского мартиролога».
Значительно информативнее ленинградских экземпляры протоколов Особой тройки, доставленные в Соловки в 1937–1938 гг. для руководства приведением приговоров в исполнение. Ныне они хранятся, как и ряд соловецких дел, в Архиве Управления ФСБ по Архангельской обл. Когда и откуда поступили протоколы и дела в архив, нам неизвестно.

На обложке протокола № 81, первого соловецкого по счёту, чернилами отмечено: Арх. № 1. Прот. 81. 13/VII 70 г.
На протоколах № 81–85 имеются следующие пометы чернилами:
при фамилиях приговорённых, кроме обычных «галочек», – шестизначные архивные номера дел (либо помета «Арх № нет», либо то и другое, т. к. архивные номера приписаны позднее), а также даты исполнения приговоров.
Имеются также надписи чернилами на первых листах протоколов в правом верхнем углу:
на протоколе № 81: «Отмечено на карт[очках] приговора 20 / III 1938 г. [подпись неразборчива]»,
на протоколе № 82: «Отмечено на карточ[к]ах приговора 20 / III 1938 г. [подпись неразборчива]»,
на протоколе № 83: «Отмечены на карточ[ках] приговора 26 / III 1938 г. [подпись неразборчива]»,
на протоколе № 84. «Отмечены на карточках приговора 26 / III 1938 г. [подпись неразборчива]»,
на протоколе № 85: «Исполн. отмечено на карт[очках] 26 / III 1938 г. [подпись неразборчива]».

На протоколах № 134, 198, 199 имеются следующие пометы чернилами:
при фамилиях приговорённых, кроме обычных «галочек», – шестизначные архивные номера дел (либо помета «Арх № нет», либо то и другое, т. к. архивные номера приписаны позднее), а также даты исполнения приговоров.

На протоколе № 134 имеется также надпись чернилами на первом листе протокола в правом верхнем углу: «приговора отмечены [подпись неразборчива] 29/XII–37 г.».
На протоколе № 303 нет никаких помет кроме «галочек» при фамилиях.
Всё это свидетельствует о разных путях, которые проделали протоколы, соответствующие трём разным расстрелам.
Протоколы печатались в 5 экземплярах. Один из них, видимо 5-й, разрезался на отдельные «выписки» для приобщения к архивно-следственным делам.
В феврале 1994 г. копии архангельских протоколов получила для Соловецкого музея А. А. Сошина. В апреле 1994 г. сотрудники Соловецкого музея направили машинописные копии протоколов в НИПЦ «Мемориал». С. В. Кривенко и Н. В. Александрова подготовили компьютерный набор и в августе 1994 г., во время командировки на Соловки, сверили его с копиями протоколов. Так была создана первая база данных о расстрелянных соловчанах, с датами исполнения приговоров. Через год, в августе 1995 г., С. В. Кривенко получил в архиве УФСБ по С.-Петербургу и Ленинградской обл. копии ленинградских протоколов, а также копии ряда сопроводительных документов о расстреле заключённых Соловецкой тюрьмы. Полученные документы были положены в основу книги «Мемориальное кладбище Сандормох. 1937: 27 октября – 4 ноября: (Соловецкий этап)» (СПб., 1997).

* * *

К формированию и расстрелу соловецких этапов в той или иной степени имели отношение кроме Раевского (о нём подробно см. выше) также в порядке упоминания –
Апетер Иван Андреевич (1890–1938) – чекист с 1919 г., нач. Административно-организационного отдела ВЧК (1920–1921), полпред ОГПУ в Московской обл., зам. наркома юстиции РСФСР, нач. Главного управления исправительно-трудовых учреждений РСФСР и нач. Центрального управления конвойных войск СССР (1931–1934), нач. санаторно-курортного отдела АХУ НКВД СССР с 1934 г., в резерве назначения с 20 февраля 1937 г., нач. Соловецкой тюрьмы с 4 июня 1937 г., ст. майор ГБ, награждён именным оружием «Маузер», орденом Красного Знамени (1923), знаком «Почётный чекист». Арестован 11 декабря 1937 г. как участник «латышской шпионско-фашистской организации». Военной коллегией Верховного суда СССР 22 августа 1938 г. приговорён по ст. ст. 58-1б-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Москве 22 августа 1938 г. Не реабилитирован в 1956 г. (вина в «антисоветской деятельности» не доказана, но установлена ответственность за составление справок на соловчан, которые расстреляны, не совершив никакого нового преступления).

Ежов Николай Иванович (1895–1940) – секретарь ЦК ВКП(б) с 1935 г., нарком внутренних дел СССР в 1936–1938 гг., генеральный комиссар ГБ, награждён орденом Ленина 17 июля 1937 г., депутат Верховного Совета СССР, официальный «любимец народа». Арестован 10 апреля 1939 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 3 февраля 1940 г. приговорён по ст. ст. 19-58-8, 58-1а-7-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Москве 6 февраля 1940 г. Не реабилитирован в 1998 г. (вина в «шпионской и террористической деятельности» не доказана, но установлена ответственность как одного из организаторов массовых репрессий).

Гарин Владимир Николаевич (1896–1940) – чекист с 1919 г., зам. начальника УНКВД ЛО с 13 декабря 1936 г., начальник Сорокского ИТЛ со 2 июня 1938 г., ст. майор ГБ, награждён орденом Красного Знамени (1928), 2 знаками «Почётный чекист» (1926, 1932), член ЦИК СССР. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Заковский Леонид Михайлович (Штубис Генрих Эрнестович; 1894–1938) – чекист с 1917 г., нач. УНКВД ЛО в 1934 – январе 1938 гг., зам наркома внутренних дел и нач. УНКВД Московской обл., комиссар ГБ 1-го ранга, награждён орденом Ленина 25 июня 1937 г., 2 орденами Красного Знамени (1922, 1932), орденом Красной Звезды (1936), 2 знаками «Почётный чекист» (1923, 1933), депутат Верховного Совета СССР. Арестован 30 апреля 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 29 августа 1938 г. приговорён по ст. ст. 19-6-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Москве в тот же день. Отказано в посмертной реабилитации в 1987 г. (вина в «шпионской и террористической деятельности» не подтвердилась, установлена ответственность как одного из организаторов массовых репрессий).

Вейншток Яков Маркович (1899–1939) – чекист с 1919 г., нач. 10-го (тюремного) отдела ГУГБ НКВД СССР с 1936 г., зам. наркома водного транспорта СССР с 16 апреля 1938 г., ст. майор ГБ, награждён орденом Красной Звезды 19 декабря 1937 г., 2 знаками «Почётный чекист» (1929, 1932). Арестован с санкции зам. Прокурора СССР Г. К. Рогинского 22 сентября 1938 г. как «участник антисоветского шпионско-террористического заговора в НКВД». Военной коллегией Верховного суда СССР 22 февраля 1939 г. приговорён по ст. ст. 58-1б-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Москве 23 февраля 1939 г. Реабилитирован в 1957 г.

Круковский Всеволод Михайлович (1897–1940) – нач. секретно-политического отдела и пом. начальника УНКВД Оренбургской обл. до 28 марта 1937 г., нач. 1-го отделения и пом. начальника 10-го отдела НКВД СССР с 17 мая по 29 сентября 1937 г., перед арестом нач. 2-го (учётно-распределительного) отдела Карлага, майор ГБ. Арестован 23 апреля 1938 г. как «участник контрреволюционной заговорщической военной организации в НКВД». Военной коллегией Верховного суда СССР 19 января 1940 г. приговорён по ст. ст. 58-1а, 58-7-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Москве 21 января 1940 г. Реабилитирован в 1959 г. Из записей показаний: «В 1937 году был введен порядок рассмотрения дел упрощённым порядком, на так называемых «тройках». В этой связи по распоряжению Ежова 10 отдел должен был произвести массовые операции по тюрьмам ГУГБ. Такая операция была проведена и около 2000 ранее осуждённых к различным срокам тюремного заключения и содержащихся в тюрьмах и политизоляторах ГУГБ было пропущено через тройки на местах без всякого следствия, а лишь на основании старого приговора и агентурных материалов о поведении заключённого в тюрьме».

Дуккур Арнольд Яковлевич – работал в АХУ НКВД СССР, в 1937 г. пом. начальника Соловецкой тюрьмы, ст. лейтенант ГБ. Уволен 10 февраля 1938 г. «в связи с невозможностью использования».

Состэ Мартин Янович (1896–1938) – нач. АХУ УНКВД ЛО до 27 апреля 1937 г., затем пом. начальника УНКВД ЛО, майор ГБ с 26 мая 1937 г., зам. начальника УНКВД ЛО с 7 июля 1937 г. Арестован 18 апреля 1938 г. как «шпион латвийской разведки». Убит на допросе в Лефортовской тюрьме 5 мая 1938 г. Реабилитирован. Его жена А. К. Состэ отбыла 8 лет в Карлаге.

Поликарпов Александр Романович (1897–1939) – комендант ПП ОГПУ в ЛВО (УНКВД ЛО) с августа 1933 г., ст. лейтенант ГБ, награждён орденом Красной звезды (1936). Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 г. за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией» награждён ценным подарком. Застрелился 14 марта 1939 г. после ареста М. Р. Матвеева.

Алафер Георгий Леонгардович – с 1930 г. дежурный комендант, с 1933 г. пом. коменданта ПП ОГПУ (УНКВД ЛО), мл. лейтенант ГБ, награждён орденом Красной звезды (1936). Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 г. за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией» награждён ценным подарком.

Шалыгин Павел Дмитриевич (1897–?) – в Красной армии с 1918 г., принимал участие в подавлении восстания Антонова, чекист с 1924 г., дежурный комендант с 1931 г., пом. коменданта УНКВД ЛО с 1935 г., мл. лейтенант ГБ; в 1939–1941 гг. комендант, ст. лейтенант ГБ, затем нач. комендантского управления, уволен в 1947 г. в звании полковника по состоянию здоровья. Награждён именным оружием, знаком «Почётный чекист» (1934), орденом Красной звезды (1936), орденами Ленина и Красного Знамени (1945). Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 г. за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией» награждён ценным подарком.

Матвеев Михаил Родионович (1892–1971) – подручный слесаря завода «Вулкан» в 1913–1917 гг., после февральской революции в Красной гвардии, член районной следственной комиссии ЧК в 1918 г., дежурный комендант ПП ОГПУ в ЛВО в 1927–1929 гг., комендант в 1929–1933 гг., зам. начальника АХУ, капитан ГБ, награждён серебряным портсигаром, боевым оружием «Браунинг» (1927), боевым оружием «Вальтер», знаком «Почётный чекист» (1933), орденом Красной звезды (1936). Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 г. за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией» награждён ценным подарком – радиолой с пластинками (другие члены опербригады, работавшей с Матвеевым в Медвежьей Горе, награждены ценными подарками, пистолетами Коровина и часами). Арестован с санкции наркома внутренних дел Л. П. Берии 11 марта 1939 г. Военным трибуналом войск НКВД ЛВО 24–30 мая 1939 г. осуждён по ст. 193-17 «а» УК РСФСР на 10 лет ИТЛ. Военной коллегией Верховного суда СССР 23 сентября 1939 г. срок снижен до 3 лет. Наград не лишён. Отбывал наказание в Волголаге. Освобождён досрочно указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля 1941 г., судимость снята, в партии и на службе восстановлен, награды и спецзвание возвращены. В 1941–1943 гг. нач. тюрьмы № 2 УНКВД ЛО, в 1943–1944 гг. нач. 2-го отделения комендантского отдела АХО УНКВД ЛО, с 1944 г. зам. нач. АХФО УМГБ ЛО. Награждён орденом Ленина. Уволен в 1949 г. «по состоянию здоровья».

Астров-Ширпанов Георгий Васильевич (1900–?) – нач. 3-го отдела Белбалткомбината в июне 1937 – мае 1938 гг., ст. лейтенант ГБ. Военным трибуналом Московского окр. внутренних войск НКВД 7–9 апреля 1939 г. осуждён по ст. ст. 58-7-10-11 УК РСФСР на 10 лет тюрьмы, с заменой на лагерь. Обвинялся в том, что, «находясь на оперативной работе в ГУЛАГе, тормозил выявление антисоветских элементов и путём ослабления дисциплины разлагал чекистский аппарат». Реабилитирован в 1955 г., с освобождением из ссылки.

Фриновский Георгий Петрович – с января 1937 г. исполнял должность начальника штаба, с 7 октября 1937 г. командир 225-го конвойного полка; с 31 июля 1937 г. капитан, осенью 1938 г. майор. Его брат, комкор М. П. Фриновский, приговорён к высшей мере наказания вместе с наркомом внутренних дел Ежовым.

Бондаренко Иван Андреевич (1900–1939) – уполномоченный 3-й части Соловецкого отделения УСЛАГа в 1933 г., с того же года в 3-м отделе Белбалткомбината, нач. 5-го отделения в 1935–1938 гг. Арестован 18 марта 1938 г. Военным трибуналом войск НКВД ЛВО 24–30 мая 1939 г. приговорён по ст. 193-17 «б» УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Петрозаводске 20 октября 1939 г. Не реабилитирован.

Шондыш Александр Фролович (1902–1939) – чекист с 1928 г., оперуполномоченный секретно-политического отдела ПП ОГПУ в ЛВО в 1932–1934 гг., в 3-м отделе Белбалткомбината с 1935 г., зам. начальника отдела с 25 июля 1937 г., секретарь парткома отдела, награждён серебряными часами и именным оружием. Арестован 18 марта 1938 г. Военным трибуналом войск НКВД ЛВО 24–30 мая 1939 г. приговорён по ст. 193-17 «б» УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Петрозаводске 20 октября 1939 г. Не реабилитирован.
Военным трибуналом войск НКВД ЛВО 24–30 мая 1939 г. осуждены к лагерным срокам и исправительным работам также другие члены Медвежьегорской опербригады: М. Н. Плец, П. П. Долинский, Н. Н. Миронов, А. Т. Кармышев, Ф. И. Волков, Г. И. Родионов, А. М. Андриенко.
Подгорный Андрей Степанович – с 29 сентября 1937 г. командир полуроты пулемётной роты 2-го стрелкового батальона 225-го конвойного полка, лейтенант. 20 декабря 1937 г. получил благодарность и награждён денежной премией в 100 руб. за «хорошее выполнение спецслужбы и обеспечение боевой подготовки».
Левин Константин Лазаревич – с 29 сентября 1937 г. командир 2-го взвода полуроты пулеметной роты 2-го стрелкового батальона 225-го конвойного полка.
Бударин Василий Иванович – командир отделения 2-го взвода полуроты пулемётной роты 2-го стрелкового батальона 225-го конвойного полка.
Карсаков Дмитрий Николаевич – с 29 сентября 1937 г. старшина полуроты пулемётной роты 2-го стрелкового батальона 225-го конвойного полка. 20 декабря 1937 г. получил благодарность и награждён денежной премией в 50 руб. за «хорошее выполнение спецслужбы и обеспечение боевой подготовки».
Антонов-Грицюк Николай Иосифович (1893–1939) – чекист с 1920 г., нач. ГПУ – наркомвнудел Кабардино-Балкарии в 1932–1937, зам. начальника 10-го отдела ГУГБ НКВД СССР с 23 октября 1937 г., нач. 10-го отдела с 28 марта 1938 г., майор ГБ, депутат Верховного Совета СССР, награждён именным оружием «Маузер», 2 орденами Красного Знамени (1923, 1925), знаком «Почётный чекист» (1933), орденом Красной Звезды (1937). Арестован с санкции зам. Прокурора СССР Г. К. Рогинского 23 октября 1938 г. как «участник правотроцкистской террористической организации». Военной коллегией Верховного суда СССР 22 февраля 1939 г. приговорён по ст. ст. 19-58-8, 58-1а-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Москве 6 февраля 1940 г. Реабилитирован в 1955 г.
Шилин Константин Петрович (1906–?) – оперуполномоченный УНКВД Сталинградской обл., мл. лейтенант ГБ, откомандирован в Соловки 7 сентября 1937 г., после Соловков служил в Узбекистане.
Туркевич Борис Сергеевич (1909–?) – оперуполномоченный УНКВД ЛО, мл. лейтенант ГБ, откомандирован в Соловки 28 августа 1937 г., после Соловков служил в Калининской обл.
Коллегов Иван Карпович (1900–1941) – нач. Брянского горотдела НКВД, начальник Соловецкой тюрьмы с 11 января 1938 г., капитан ГБ. Арестован 7 мая 1939 г. как «участник антисоветской повстанческо-террористической организации, действовавшей на острове Соловки». Военной коллегией Верховного суда СССР 8 июля 1941 г. приговорён по ст. ст. 17-58-2, 58-7-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Москве 28 июля 1941 г. Реабилитирован в 1959 г.
Кузьмичёв Андрей Петрович (1905–?) – оперуполномоченный Сокольского райотдела УНКВД Северного края, мл. лейтенант ГБ, откомандирован в Соловки 10 октября 1937 г., после Соловков служил в Тульской обл.

* * *

Благодарю О. А. Бочкарёву, Ю. А. Дмитриева, С. В. Кривенко, А. А. Сошину, а также Арсения Борисовича Рогинского («Мемориал», Москва) и коллег по исследованию Бутовского полигона: археолога Сергея Николаевича Алексеева, составителя Книги памяти «Бутовский полигон» Лидию Алексеевну Головкову, настоятеля Бутовских храмов о. Кирилла (Каледу), антрополога Галину Романову, археолога Юрия Александровича Смирнова – за помощь в осмыслении найденного в последние годы.