Коллекция

Иван Кузьмич стоял на балконе и смотрел на огромные снежные хлопья, что задумчиво планировали в вечернем безветрии. Состояние мира было исключительно замечательным – взвешенным и тишайшим. Можно сказать, что и редкостным…

Кузьмич же, доведя себя до состояния дышащей окаменелости, настраивал рецепторы своей чувственности. Для полной тонкой настройки, ему необходимо было унять в себе туда-сюда прыгающего кузнечика, и призвать состояние неторопливости гигантской галапагосской черепахи.

Когда же кузнечик стал покрываться шахматным панцирем, Иван Кузьмич с наслаждением вдохнул снежный воздух и медленно приоткрыл закрома своего восприятия. Открыл в закромах пустой ящик и позволил запахам, звукам и цветам исключительного вечера медленно стечь в подготовленную для них ёмкость. После этого он аккуратно закрыл крышечку и задвинул ящик в ячейку хранилища, не спеша притворил его двери и, улыбнувшись, стал избавляться от морщинистой черепашьей кожи, вновь обретая пружинистую упругость ног и стремительность лёгкой подвижности.

Похлопав себя по груди, Кузьмич порадовался своему новому приобретению и тихо прошептал в величественный снегопад: «Ну, вот ещё один бриллиант в моей бесценной коллекции…»

Начал Иван Кузьмич собирать свою коллекцию, после того, как пришла к нему, во время одного задумчивого чаепития, незамысловатая мысль, озвученная им же самим, при помешивании ленивых чаинок:

«Интересно… Ну, вот предположим – живу я живу,.. а потом – хлоп и помер… Ну, ничего удивительного - помер и помер. Ну, понаедут друзья-родственники, погалдят, обуют, оденут…. Ну, может, поп с кадилом побасит… В ящик положат, закопают – и шасть в разные стороны, как тараканы по своим тараканьим делам… А мне что делать? По делам уже не убежать… Да, что по делам?! Чайку не попить… с козинаком. Лежи себе дурак дураком, да сосновые сучки на досках считай. Читать – темно, писать – темно… Да эти олухи от своих причитаний, небось и какую-никакую книжонку положить забудут… С другой стороны, чего её класть, если читать нечем?»
И выходило так, что лишался Кузьмич при помирании, всех своих обычных развлечений и любимых занятий. Но это было ещё полбеды.

«А вдруг как заскучаю, - подумал Кузьмич, - А вдруг захандрю, да характером поменяюсь? А как призовёт к себе Господь, а я пред ним предстану эдакой нюней?»

От такой перспективы, Иван Кузьмич насупился и замотал головой, потому как перед Всевышним надлежало стоять огурцом, а не вяленым бананом.
Рассудив таким образом, Кузьмич и решил проявить смекалку. Смекалка же проявила себя в следующей гипотезе: «А что если взять, да и накопить в памяти живые картины мироздания? Упаковать их как следует, до поры до времени…, да и протащить их через таможню? Служивый ангел спросит у шлагбаума,
- Запрещённое что везёте? – а ты ему,
- Никоим образом, Ваше Лучезарие. Только нематериальное…

Проверить-то он, конечно, проверит, да вряд ли станет препятствовать, потому как никаких нарушений нет, а тем более контрабанды. А там уж лежи себе упокоенный, да перелистывай любимые сердцу образы. Перелистывай, да радуйся. И никаких тебе депрессий. Жди часа своего судного, в порядке живой очереди. Не тоскуй…»

Вот после того памятного вечера, Иван Кузьмич и стал копить своё богатство, поначалу принуждая себя к должному вниманию, пока это не вошло у него в привычку. Начал же он свои накопления со своих близких. Вглядывался украдкой в их лица и жесты, чтобы твёрдо запомнить каждую мелочь и всякую морщинку-чёрточку, а запомнив, впитывал и определял в отдельный ящичек, и уже на нём делал памятную пометку.

Со временем коллекция его разрасталась, охватывая всё более дальние горизонты – вот тебе и заря над морем, вот и туман в перелеске, а вот и падающая звезда и треснувший от неё небосвод… Да мало ли чего ещё… А сегодня вот ещё и редкостный снегопад в замерших стихиях…

Досыта наглядевшись на снежную благодать, Иван Кузьмич удовлетворённый собой и миром вернулся с балкона в комнату, и продолжил прерванные сборы.

Вознамерился Кузьмич прикопить и вершины Большого Кавказа, потому как знать-то их в лицо он знал, но как-то расплывчато, туманно…

Вот и бросал вещички в рюкзак, чтобы уж завтра, забравшись под эльбрусские шапки, тщательно и вдумчиво созерцать и складывать… Потому как без этого помереть ему было никак невозможно…
Да и Бог не простит…