«Воссоздание Империи»: часть первая, глава шестая

Окливий


Великий Роман в стихах «Воссоздание Империи»


Часть первая: «Возвращение»


Глава шестая: «Переезд»
(Две предыдущие Главы – четвёртая и пятая – первой части Великого Романа в стихах «Воссоздание Империи» не опубликованы)


На подготовку к переезду ушло аж несколько недель.
Почти неполный месяц.
Кларэния, наша пленительная мадмуазель
(Красивей коей не найти прелестниц!),
Взялась за дело энергично, рьяно,
И сложностями, связанными с переездом предстоящим
Не тяготилась. Что, согласитесь, объяснимо и ничуть не странно.
А, следовательно, переезд тот обещал быть лёгким и бодрящим.
Кларэнии наверняка бы показалась совершенно неуместной
(Не только неуместной, но и, добавим мы – нечестной!)
Затея Лютэния к заботам данным привлекать.
Зачем? Что сын её мог о чужбине знать?
Вы правы: ничего. В Вмёрзлазии Лютэний ни разу не был.
Он, глядя на экран смартфона новенького (фирмы «Эппл»),
Рассматривал без интереса города, природные ландшафты,
И спрашивал периодически у матери, мол, поделена ль на штаты
Страна, в которую им предстоит приехать?
И прочее в таком же роде. К примеру: «Что вообще там делать»?
Кларэния на все вопросы сына терпеливо отвечала.
Рассказывала, объясняла, аккуратно поучала.
И от рассказов (вот неожиданность!) «подпитку» получала.
Лютэний слушал, переспрашивал, смущался, изумлялся;
Подчас довольно бурно реагировал; смеялся.
Готовился к отъезду и очень удивился,
Когда узнал о том, что Ральфелелло ехать с ними согласился.
(С Лютэнием и его матерью – Кларэнией). Лютэний вдохновился.
Мечтательного Ральфия, жизнь приключений полная, прельщала.
Кларэния же, как и обещала,
С семьею Ральфелелло смогла договориться, хоть и не без труда.
Она пустила сильный козырь в ход. Вернее – сильный яд!
Какой? Об этом мы подробней вам расскажем лишь тогда,
Когда герои наши переезд (точнее – перелёт!) уже осуществят.
Да! «Сильный яд», пожалуй, более изящный образ!
Более подходящий перл! Продолжим романический наш «опус»:
Кларэния обоих юношей под собственное «крылышко» брала.
Теперь она их судьбами распоряжалась.
Но, впрочем, красавица, ни сыну, ни его другу не лгала.
С юнцами наша фея не игралась.
И сладкой жизни – уж и подавно! – друзьям не обещала.
Кларэния заранее им об опасностях
(Теоретически наличествующих!) сообщала.
А также не раз юнцов предупреждала
О всяческих в Вмёрзлазии присутствующих пакостях…
Мать длинноволосого Лютэния реальности ничуть не искажала.
И вот день вылета настал.
Прелестный бизнес-джет в безоблачное небо взмыл.
Нельзя сказать, будто Лютэний об этом дне мечтал.
Нет. Но в то же время сын Кларэнии не был печален иль уныл.
Скорей – спокоен. Ра́вно как и Ральфелелло.
Кларэния напротив юношей сидела:
То на героев наших (немного ошарашенных) с улыбкою смотрела,
То вскользь поглядывала в иллюминатор
Конфетки от укачивания смакуя словно кондитер-дегустатор.
Она прислушивалась с чисто женским любопытством
К беседе юношей. Прислушивалась; нисколько не стеснялась.
Кларэния, со свойственным ей очаровательным бесстыдством,
Недолго думая к беседе присоединялась
Едва подобная возможность фее да́ндолкской предоставлялась.
Напоминаем: образ Кларэнии вчистую списан с Andrea Jane Corr.
Поэтому Кларэнию мы называем феей да́ндолкской. Это не вздор!
И о пристрастиях Окливия здесь неуместен спор!
Послушаем уж лучше взволнованных героев разговор:

Ральфелелло (с благодарностью глядя на мать Лютэния):
Кларэния! Спасибо вам! Вы еле-еле моих родичей уговорили!
Если б вы не вмешались вовремя, они б меня убили!
Клянусь вам!

Кларэния (прыснув смехом):
Нет, Ральфелелло!.. брось меня смешить.

Лютэний (матери):
Мама, Ральфий намерен жизнь счастливую прожить.

Ральфелелло (Лютэнию):
И долгую.

Кларэния (с широкой улыбкой):
Не беспокойтесь. Вы оба сча́стливо и долго проживёте.
Правда, об этом разглагольствовать в летящем самолёте
Не принято…
(В сторону):
Я о судьбе плута Олефиана не забыла.
Чёрт, впрочем, с ним! Давно всё это было!
(Юношам вслух):
…О вашем будущем я непременно позабочусь.

Ральфелелло (обнадёжено):
Надеюсь, милая Кларэния, я поведением и нравом не испорчусь
В стране, в которую на самолёте вашем мы перелетаем?
Мы же с Лютэнием… летим… а вот куда? – не знаем.

Кларэния (сдерживаясь, дабы снова не рассмеяться):
А вы в Сиене не испортились и поведением и нравом?

Лютэний (несколько растеряно):
Но… мама…

Кларэния (приподняв брови):
Да, Лютик? Вы вдоволь насладились карнавалом?

Ральфелелло (вымучено):
Кларэния…

Кларэния (не скрывая иронии):
Да, Ральфелелло? Какой-то у тебя понурый вид.
Спокойней будьте, юноши. Вмёрзлазия вас вряд ли развратит
Сильнее, чем Сиена.

Лютэний (переводя взгляд на Ральфелелло):
И то, пожалуй, благость.

Ральфелелло (Лютэнию):
Да. Утвержденье данное определённо способно вызвать радость.

Кларэния (облегчённо):
Ну, наконец-то! Расслабьтесь. Вы чересчур напряжены!
В Вмёрзлазии сейчас пора весны.
Скоро распустятся на ветках набухающие почки.
Ручьи начнут журчать… а, кстати, вы, артисты с карнавальной ночки,
Учтите: я прихватила-таки в путь
Отборного сиенского вина четыре бочки.
Всё, как и обещала. Винца, трусишки, не желаете ль хлебнуть?
А? Отвечайте! – шалуны-весельчаки!

Ральфелелло (шмыгнув носом):
Кларэния… мы – что скрывать? – озорники.
Однако… не до такой же степени! Мы дозу свою знаем.
Пьём иногда вино, а меру соблюдаем.
Ну, хватит вам над нами потешаться!

Лютэний (поглядывая на Ральфелелло):
И, правда, мама! Нам от вина нетрудно отказаться
По первой твоей просьбе.

Кларэния (поспешно):
Нет-нет. Я вас об этом не прошу.
Если вино вам в радость – пейте.
Когда б вино сиенское было предложено, представьте-ка! – ежу,
То сей клубок колючий навеки поселился бы в буфете!

Ральфелелло (задумчиво):
Либо в какой-нибудь пивной.

Кларэния (подмигнув Ральфелелло):
Ага. В какой пивной? Конечно же, в лесной!
Да, мальчики! Вино сиенское на редкость вкусное и пряное…
Хлебнёшь его побольше – тебя охватит состоянье вялое.
И на любовь потянет… ширинки лопнут… и чувство запоздалое…

Лютэний (размахивая руками в знак протеста):
Но, мама! – перестань же издеваться!
Не станем мы к бутылкам прикасаться.
Во всяком случае, до той поры, пока наш самолёт не приземлится.

Кларэния (с наигранным разочарованием):
Жаль. Мы все могли бы всласть повеселиться.
Бочонок вкусного вина вам будет осушить несложно.

Ральфелелло (скривив губы):
Кларэния, сейчас нам о вине и думать тошно!

Лютэний (кивнув):
Ой, очень тошно!

Кларэния (примирительно):
Ну, хорошо. Бочонок не укатится, зайчатки.
Скажи́те, если выпить захотите. Ведь оба на вино вы падки.
Верны мои предположения-догадки?..

Летящий борт, пространствами заворожённый неземными,
Не сбитый с курса чудачествами ветровыми,
Посверкивал на небосводе; блики множил.
Он появившуюся облачность тревожил
Сверкающими крыльями стальными:
Прореживал массивы облачные,
В связь непорочную вступая с ними.
И множил… множил блики солнечные!
Они казались разбитными и… живыми.
Борт над Вмёрзлазией летел.
Свет солнечный мерк, а облачный массив густел:
Он серо-белой хмарью застилал
Края воздушной пропасти, сварганенной из «движущихся скал».
Кларэния в иллюминатор, покусывая нижнюю губу, смотрела.
Пропасть воздушная меняла очертанья то и дело.
Красавица мгновенно поняла:
Они уже́ в Вмёрзлазии! И машинально вслух произнесла:
«Мы над Вмёрзлазией…».

Лютэний (с воодушевлением):
Серьёзно?

Ральфелелло (радостно):
Неужели?
А это облака или метели?

Лютэний (Ральфелелло):
Наверно облака.

Кларэния (юношам):
Метели здесь редки́ в Апреле.

Ральфелелло (Кларэнии):
Мне говорили, дескать, над Вмёрзлазией всегда
Витают вьюги и всюду-всюду простираются снега́.

Кларэния (с улыбкой):
Нет, не всегда. К тому же, чем страшен снег? – это замёрзшая вода!
Людей вам больше сто́ит опасаться.
Снега́ растают, а люди же продолжат изощряться
В безумствах, в безрассудствах, в… упущениях.
Бойтесь людей, неутомимых в восхвалениях
Каких-либо задумок. Запомните: идеи – это утки.
Утки газетные живут в газете.
Утки идей – в хворающем рассудке.
И утки серенькие эти
Способны превратить владельца их, ну просто – в гадостного йети.

Ральфелелло (внимательно выслушав):
Для нас опасны, стало быть, носители идей?

Кларэния (серьёзно):
Бесспорно! В Вмёрзлазии полным-полно таких людей.
Я постараюсь вас от их влияния хоть ненадолго оградить.
Но пыл безумцев суетой не остудить.
Энергия безумцев неуёмна. Не вздумайте, зайчатки, отходить
Хоть на полшага от меня. Держитесь, винные гурманы, рядом.
Я защищу вас… я умею прыснуть ядом.

Ральфелелло (посмеиваясь):
Не сомневаюсь. Я успел в вашей воинственности убедиться.
Вы человек… решительный, Кларэния! –
Вам лучше сразу покориться.
А возражать… нет, не нужно мне означенного «волеизъявления»!

Лютэний и весёлый Ральфелелло продолжили тихонько щебетать.
Они пытались их ожидающее будущее обсуждать.
Оба в восторге были от найденного развлечения.
Кларэния же погрузилась в размышления:

«А справлюсь ли я? – спрашивала, глядя на мальчишек,
Кларэния саму себя, – неужто ли я недостаточно набила шишек
За время пребывания в Вмёрзлазии в далёкой юности?
Не совершаю ли я небывалой глупости?
Вмёрзлазия – опасная страна! Покинув Римскую Империю,
Смогу ль я защитить семью? Смогу ли я помочь Лютэнию?..
Щебечут!.. Погляди, Кларэния! Они – мальчишки.
Что силятся понять их недозрелые умишки?
Но поздно… поздно рассуждать.
Я согласилась. К чему мне на самонадеянность пенять?
К чему надежды беспокойством окрылять?
Семья отправить нас в Вмёрзлазию решила.
Вернуться мне и сыну предложила.
Я лишь ответила согласием покорным.
Считается ль согласие, мной данное, явленьем спорным?
Нет! Тысячу раз – нет! Семья – важней сомнений.
Прочь убирайтесь, призраки волнений!
Спокойствие мне требуется, но пока
Волнений призраки… гнетут-таки меня исподтишка.
Гнетут, бродяги; гнетут! – губительные шатуны!
Эх, шатуны! – вы добрали́сь до верхней, до двенадцатой струны
Тонко настроенного инструмента моего.
О, как терзают ваши пальчики лады двадцатые его!
Какими стонами он отвечает на щипки!
Однако гриф инструмента и деки с венецианским вырезом, крепки!
А почему ж с… венецианским вырезом? – с сиенским!
Как очутилась в самолёте я погожим этим днём апрельским?..».

Кларэния вздохнула. Тревожащие её мысли устремлялись
По руслу прежнему. Неслись, вертелись, повторялись;
В водовороты мнительности попадались.
Надолго увязая в них, метались.
В химеры беспокойств навязчивых преображались.
С трудом журчание потока данного ей удавалось приглушить.
Кларэнии хотелось поток сей беспокойный осушить.
Совсем. Навечно. Но вторящий потоку шебутному гул самолёта
Не позволял избавиться красавице от размышлений гнёта:

«Лютэний! – проносилось в голове у дивной феи, –
Ах, знал бы ты, насколько злы и отвратительны плебеи! –
Эти завистливые ду́рни-пустомели!
Не оградить тебя от их всепроникающего смрада.
Была б я, право, несказанно рада
Если бы законную возможность обрела
Не отпускать тебя от юбки собственной!
Разбейтесь же, кривые зеркала!
Рассыпьтесь отражения поруки родственной!
Мне делается стыдно от осознания довлеющего надо мной
Подобного родительского «можновладства».
Я словно собственного сына становлюсь рабой!
Довольно же! Не надо эдакого нам житейского пиратства!
Лютэния ждёт мир, а не аббатство.
И возле юбочки моей коротенькой ему не отсидеться.
Придётся в мир шагнуть и жгучего отведать перца!
Надеюсь, Ральфелелло с Лютэнием останется (как он и обещал!).
Любовь – сильнейшее из всех известных мне начал.
А у моих «зайчишек» с этим самым значимым «началом»
Похоже, всё обстоит… хм… преотлично!
В широком ракурсе рассматривай иль в малом? –
Теперь уж абсолютно безразлично!
Картинка сло́жена: красиво, мозаично.
А мне… мне ли вести себя двулично?
Я и сама… ах, это было в лучезарном прошлом!
В прошлом, утратами тяжёлыми впоследствии поросшем…».

Воздушный борт слегка потрясывало.
Громада облачная то осторожно искривлялась,
То вовсе исчезала: её в безвременье губами полдня всасывало.
Тогда вновь небо солнечным благословеньем озарялось.
Судно воздушное неслось… спешило… от полдня отдалялось.
Кларэния и Ральфелелло подшучивали над Лютэнием.
Последний, соответственно, в долгу не оставался.
Он облачным очередным (и кратковременным) затмением
(Когда оно случалось) любовался.
И в полный голос – с чувством! – восторгался.
Но куда больше Лютэний радовался солнечному свету.
Так воздадим же должное сиенскому эстету!
Похвалим его. И Кларэнию похвалим.
И Ральфелелло. Мы поразвлечь нас троицу сию ещё заставим!
Они уже́ в Вмёрзлазии. Да. Они здесь.
Ах, сумрак облачный! – земной поклон отвесь!
Героев наших занимательнейшие события, поверьте, ожидают.
Какие именно? О-о-о-о-о! – этого они не знают.
И знать не могут. А вот Окливий знает. Но всему свой час.
Не станем забегать вперёд.
Не станем понапрасну тратить фраз.
Глава седьмая вскоре на листы бумажные сойдёт
С изящной ручки перьевой
С названием… вы будете удивлены! – «SIENNA».
Да-да! Окливий не пользуется никакой другой
Чернильной ручкой. (Пускай признанье данное – совсем не ценно).
Ручкой «Сиенна» пишем мы о городе Сиена. Ой-ёй-ёй!
Поистине!.. ха! – причудливейшее стеченье обстоятельств!
Но ручка – не предмет для долгих и занудных разбирательств.
(Хоть вариант с описанным чуть выше совпадением – не типовой!).
Ну а главу шестую дозвольте обозначить
Словечком «завершённая». Если возникнет желанье посудачить
Об этой скромненькой главе, то ради бога: не стесняйтесь.
Пишите комментарии, судачьте, развлекайтесь.
Лень одолеет – не пишите. И не судачьте. Любовью занимайтесь…
Главу седьмую нам пора из буквенных ингредиентов постепенно
В повествовательное зелье превращать.
Главу седьмую мы опубликуем непременно.
Извольте же состряпанное нами зелье принимать…


Глава шестая завершена.


Продолжение следует…


Первая декада Апреля 2024-го года