Иван Четвёртый, Грозный, ч.1

Нория

Иван Четвёртый, Грозный

Вместо предисловия

Царевич слышал ночью голос вещий,
Который предсказал ему судьбу,
Назвав три символические вещи:
Шлем, шапку Мономаха и клобук.
Взойдя на трон, Иван о шлеме мыслил:
«Мужская доблесть - обороть врага».
Что клобуком сказать хотели выси?
Сей головной убор его пугал.
В те времена в монашество ссылали.
Хоть и терпел царь много от бояр,
Но в монастырь его сослать? Едва ли.
Но что же значит сей небесный дар?
У сил небесных он просил подсказки
С мольбою в сердце, в голосе, в лице.
Ему ответили: «Кончаются все сказки,
И назидание читается в конце».
Иван не очень понял, но смирился.
Жил, воевал и правил, но клобук,
Чей смысл ему туманно приоткрылся,
Всю жизнь стоял в его глазах меж букв
Святых писаний, грамот, приговоров,
Над картой битв, за праздничным столом.
То Ангел нёс ему клобук, то ворон,
Смотря, как лёг его судьбы излом.

Часть 1. Начало

1. Ранние утраты

Василий Третий тяжело болел:
С детьми не виделся, почти не говорил,
Лишь пред концом позвать к себе велел
Ивана и крестом благословил.
Василий Третий умер. Взяв опеку
Над старшим сыном, правила княжна,
Доверив соправленье человеку,
Что был ей люб, но отроку она
Велела быть на пиршествах посольских.
Трёхлетний мальчик подавал им мед.
Он различал язык немецкий, польский,
Хотя речей понять ещё не мог.
Бог испытаний отроку хотел.
Минули годы. В день апрельский синий
Скончалась вдруг, осиротив детей,
Елена Глинская, великая княгиня.
Иван Овчина, княжеский конюший,
Морён был долго голодом в тюрьме,
Как фаворит княгини. Губят души,
Чтоб сесть во власть надёжней и верней.
В «черницы постригоша» Аграфену –
Князёву «мамку» и сестру Овчины.
Иван удары принимал безгневно,
Но голова клонилась от кручины.
Он в церковь шёл и, вставши на колени,
Просил всем справедливый дать удел.
Промолвил Глас в ответ на умоленья:
«Крепись, Мой отрок, для великих дел!»

2.Бояре

За власть боролись многие бояре,
Но оказались Шуйские при месте.
Василий Шуйский умер, а Иван, брат, правил
Российским государством, как «наместник».
«Князь Василей и князь Иван», - писал
Царь позже, - «самоволством» учинились
Мне в «береженьи». Правил он не сам.
Обиды в его сердце затаились.
Всю царскую казну опустошив,
Ковали блюда и потиры жадно,
Родительское имя возложив
На вещи ложно, чтоб иметь «стяжанье».
Узнал об этом царь уже потом.
Делишки тёмные творились ими скрытно.
Он, невзлюбив бояр, грозил перстом:
«О, нечестивые! Пред Господом не стыдно?»

3.Иван в 40-х

Сагиб-Гирей, хан крымский, шёл на Русь.
В Москве молились. Князь Иван, как все,
Молился, думал: «Боже, я не трус.
Не за себя молюсь, а о Москве.
Опять нашествие, а с ним идёт беда.
Мы, Милосердный, все в Твоей руке.
Прошу, Господь, победу войску дай!»
Врага остановили на Оке.
А в тысяча пятьсот сорок втором
Был Шуйский отстранён от руководства
И послан во Владимир, но смог он
На свою сторону привлечь большое войско.
Пришёл к Москве и силой захватил,
И, устранив противников, власть взял.
Двенадцать лет Ивану. На пути
Взросления он многое познал.
От его имени творилось много дел,
Но мнение его в расчёт не шло.
А тех, кого он при себе иметь хотел,
Бояре прогоняли нагло, зло.
Так Воронцова, «платье ободраша»
И «биша по ланитам», гнали прочь
С Боярской думы. Что князь против гнавших
Поделать мог? Чем мог своим помочь?
Он делал всё, что отроку по силам.
Не обладая полною свободой,
Добился, чтобы Воронцов не ссыльным
Уехал в Кострому, а воеводой.

Но видя зло, Иван ожесточился.
Велел Андрея Шуйского, поймав,
Предать псарям. Не слишком огорчился,
Когда того убили. Строй ума
Заложен в детстве, ставлен на насилье.
Была лишь вера с ним в противоречье.
Борьба бояр трясла тогда Россию,
Но смена власти дух страны не лечит.
На место Шуйских сели Воронцовы.
Бояре стали князя опасаться,
Поскольку дело следует за словом.
Как бы за слово не пришлось спасаться...
Князь, как правитель, ездил по державе
В сопровожденье множества бояр.
Обители любил. Его там ждали.
Там обретал он свой духовный жар
И крепость воли, стойкость и решимость.
Не обретал он только правоты.
Взрастал Иван и, становясь мужчиной,
Все жёстче был, но жёг всё жгучей стыд
За приговоры те, что выносил он,
За плети, ссылки, плахи и костры.
Он упивался своей властью, силой.
По вере ли разгульные пиры,
Охота на медведей и грабёж
По торжищам с дружками на конях?
А воспитатели хвалили: «Храбр! Хорош!»,
В нечестии Ивана не виня.
И лишь священники пытались наставлять,
Но князь, читая «Главы поучительны...»,
Смеялся, хмурился - и продолжал гулять,
Решив, что все дозволено правителю.
Идёт из детства мировосприятье:
Как в вере жить, как властвовать на троне.
Противоречили в его душе понятья.
Как примирить их, так он и не понял.

Бывал гнев часто для расправ основой.
У раздраженья своего в плену,
Судил князь жёстко: за «невежливое слово»
Язык урезать повелел Бутурлину.
А сына Трубецкого приказал
Убить без политических подтекстов.
Грома и молнии метал Иван, грозя.
Расправы и убийства видя с детства,
Жизнь человеческую не привык ценить.
Кубенскому и братьям Воронцовым
Велел, безвинным, головы рубить –
За то, что «встреч» посмели молвить слово.
Возвысил вместо них своих дядьёв,
На родичей желая опереться.
Церковный колокол, зовя на царство, бьёт,
Но не готово к царствованью сердце.
Дядья же Глинские за краткое правленье
Прославились жестокими расправами.
Овчина-Оболенский их веленьем
Посажен на кол. Казни стали правилом.

4. Венчание на царство

Митрополит Макарий, как политик,
Решив венчать на царство князя, думал так:
Престиж монархии поднимет новый титул,
Возвысится, как и не мог мечтать,
Шальной Иван, и ставши государем,
Обременённость властью ощутив,
Серьёзней и ответственнее станет.
Таков был побудительный мотив,
Таков расчет на измененье положенья
В стране, на укрепление державы.
К боярству обратился с предложеньем.
Бояре думские «царёв вопрос» решали.
И те бояре, что «в опале были»,
Приехали и высказали мненье.
Митрополит хотел, чтоб все любили
Царя и добивался прекращенья
Соперничества меж боярских кланов,
Объединенья правящей элиты.
Как не дивиться правильности планов
И светлой голове митрополита?!
Призвал Ивана он блюсти «суд правый»
«И милость», убеждая: «Царскы стой
За обижаемых!». Не ведал, что кровавый,
Что грозный царь восходит на престол.
С церковною торжественностью, гордый,
Уверенный в себе, рез грана страха
Из рук Макария Иван Четвертый,
Венчаясь, принял шапку Мономаха.

5. Сословья

Сословья новые в тот век формировались:
Посадские, к примеру, в городах.
Их требованья громко раздавались:
«Суд и правленье в руки земских старост дать!»
Сословный орган самоуправленья
Явился достижением тогдашним.
Как самый юный в властном поколенье,
К идеям новым чуток был Адашев,
И убедить в полезности их мог.
Царь уважал и слушал Алексея.
Но высшею инстанцией был Бог,
Власть давший и хранивший власть доселе.

6. «Судебник»

Историк о Богах не говорит.
Он говорит о власти и о бедных.
Но Бог, желая силы примирить,
Власть надоумил написать «Судебник».
Чтоб каждый, суд творящий, не грозил
Расправой и с земель царёвых сгоном,
Чтоб навести порядок на Руси,
Необходим был новый свод законов.
Хоть были личности, блиставшие умом –
Адашев и Сильвестр с митрополитом –
Реформы всё же признают плодом
Упорных дум всей правящей элиты.

Митрополит потратил много слов:
К царю призывы, к Богу умоления,
Но проведение реформ в стране пошло
Реально лишь с «собора примирения».

7. «Стоглавый собор»

Решение «Стоглавого собора»
Освободило Церковь от госвласти,
Хотя, решенье в жизнь вошло не скоро
И исполнялось всюду лишь отчасти.
Объединилось духовенство в общность,
Что Церкви было так необходимо,
Сословьем став влиятельным и мощным,
Которым своя власть руководила.
Она звалась духовной иерархией,
Следившей за церковными обрядами.
Русь распрощалась с вотчинной монархией,
Сословной став, всё населенье радуя,
За исключеньем знати, чьи позиции
Реформами значительно ослаблены.
Но жизнь идёт - и не остановиться!
Ее пути проходят между хлябями,
Между усобицами, алчностью людской,
Судом неправым, голодом и войнами,
А бедным снятся сытость и покой.
Немного нужно им, чтоб быть довольными...