Один день жизни, или не оконченный рассказ...

Один день жизни, или не законченный рассказ.
В это утро он понял важную вещь – ему 16 и он на пороге…, но вот только чего, не стал пока заморачиваться.
Ему -16! Он почти мужчина, почти. Для этого надо совсем немного – любить женщин, как делает половина его одноклассников, стать близким другом богатенького мужика, что свойственно четверти парней из класса, или присоединится к оставшимся – бомбить киоски, малолеток, открытые форточки первых этажей и т.д., и т.п. Но пока еще утро и до этого уйма времени, ведь даже мама не приходила его поздравить, а значит, можно побыть еще немного «голубоглазым» одноклассником для всех.
Мама! Единственная женщина, которую он любил, уважал, всегда слушал и с удовольствием общался. Мама, мамочка, мамуля! Только так он ее называл и никогда не употреблял, даже с одноклассниками, ничего другого, хотя они упорно говорили: «Мать, мазер, мамаша» и прочее.
Мама! Как же от нее вкусно пахнет, всегда, всегда! И слышно издали, даже при закрытой двери. От нее неизменно пахнет молоком, горячей корочкой белого хлеба и весенней свежестью, такой, какая бывает ранней весной, после того, как грозы смоют все остатки зимы. Так пахнет только от нее и ни от кого больше… Он не был «маменькиным сынком» - спорт, не детские нагрузки по хозяйству, решение всех своих проблем, да и от семейных его не ограждали. Родители, в особенности мама, растила его как будущего мужа другой женщины, а не собственную игрушку. Помогала – да! Но и просила не спешить, становиться взрослым. Просила любые действия обдумывать.
Он полежал еще немного, уставившись в потолок. Спать не хотелось, но и вставать было рано. Услышал, как поднялась мама, скрипнула дверь ванной – значит скоро зайдет и все. Наступит его взрослая жизнь! Хотя только 16-ть. Не 18, не 20-ть, а именно 16! Но им-то до этого нет дела. Они и так его донимали последние месяцы – взглядами, колкостями, даже нецензурщиной.
Не в глаза, а в спину. Будто запугивали, предупреждали, настраивали. «Голубоглазый»!
Парень передернулся и отвернулся к стене.
- Стать мужчиной! – Повторил он беззвучно, просто шевеля губами и тут же мысли понеслись, отметая любую возможность, как это сделать: - Любить женщин. Но как, как их можно любить, когда от них так воняет?! Мимо пройти нельзя, чтобы не покоробило. Женщина! Он то и не встречал больше ни одной, кроме мамы. Идут, всегда согнутые, с кучей сумочек - полу-сумочек. Неряшливые, потные, с неухоженными волосами. Нет, они не женщины – бабы! Как только можно с ними стать мужчиной, а еще больше – спать, что бы удовлетворить одноклассников. А те, с кем он учился, не маленькие, а одногодки и чуть постарше, так от них вообще, за километр, несет дешевой косметикой и похотью. От них просто разит грязным, безудержным сексом и подвалом. И что? Опускаться до них, предать мать, вычеркнуть все, что она ему дала, променять свой любимый, теплый дом, хрустящие простыни, что мама заставляла менять несколько раз в неделю, на удовлетворение кого-то?! Нет, нет, нет! – Он опять покрутился, прислушался и изогнулся так, что бы увидеть ясное утро в окне. А мама уже напевала из кухни, скорее всего готовя ему праздничный завтрак. – Конечно, можно закрутить с одной из подруг мамочки. Не по настоящему, а так, для вида. Насмешки некоторых он переживет, но вот где брать мзду для «пацанов»? Он-то видел, и не раз, как некоторые из его класса «отстегивают» им. Не знал за что, не интересовался, но видел! Найти «папика»… - Тут его еще больше скрутило и затошнило. Ему, пока, всегда подташнивало, если он думал о сексе. Не о любви, большой и чистой, а именно о СЕКСЕ!
Пропищал будильник – пора вставать…
- Ох, как же хочется, что бы родители выдумали нечто эдакое, как уже было не раз и хоть один день не ходить в тот, непонятный, вечно жужжащий, «улей», под названием – школа!
****
Не выдумали, поплелся, не пошел, не поспешил, а именно поплелся. Опять косые взгляды, шушуканье за спиной, кричащие - манящие позы девиц, с просьбой о юбилейной вечеринке. И вот последний урок. Он сидит на второй парте у окна, не потому что плохо видит, а затем, что бы как можно меньше видеть перед собой и слушать учителя. А у ворот уже стоят те, отсутствию которых рады все до одного преподавателя и завуч, и, наверное, сам директор. Стоят и ждут своего очередного, легкого заработка…
****
Дыхания не хватало, а он все бежал и бежал по ступенькам, своего шестнадцатиэтажного дома, лифт, с угрозами и бранью проплывал безостановочно, то вверх, то вниз. Бежал, в надежде спрятаться за своей дверью, как за каменной стеной и расправить плечи, собраться с духом и сказать маме, что туда он больше не пойдет. Вот, еще пролет и…
Очередное разочарование, они, то есть девахи, уже подпирают его дверь плечами в требовании «сладкого». Главное что и пакеты с питием уже стоят у их ног. Замер на миг, глянул на них, проглотил ком омерзения и шагнул дальше, под всеобщий смех, под матерные определения в его адрес. Запахло сигаретами – они определились прямо на его площадке, выпить за «здоровье» - сосунка, мальчонке, деточки. Не голубоглазого мальчика, а уже нечто вычеркнутое из их жизни!
Ступенька, вторая…. Почему-то открытая дверь на крышу. Он переступил порог, вдохнул свежий воздух и растворился в городском шуме…
(фото из интернета)