Белочка

Черти появились мгновенно,корча рожи, весело топоча лапками и крутя хвостами рассыпались, заполнив площадь малогабаритной кухни. Мысль, она так-же мгновенная и вечная-подобная глупости и врожденной тупости моей жены, осенившей меня, формулированием действия самосохранения нервной системы ораторства за развод нечисти. Я принялся загонять их под холодильник. Черти веселились по полной, приняв мои жалкие потуги за веселую игру. При этом они стали хрюкать и играть в чехарду. Самый шустрый, в веселом наскоке плюхнулся мне на плечо, потерев мордочку об ухо и почесав попочку об мой погон с тремя звездочками экстазно-клятвенно заверещал о веной любви.
Тут нарисовалась жена, с постановкой пустого, блядо-паскудного взгляда.Черти прыснули в рассыпную.
- Ты опять.
- Да пошла ты - прохрипел я, почесывая спину от ласкающего щекотания черта, успевшего скользнуть за воротник, примостившись между лопаток.
И тут позыв, в три прыжка я над унитазом, всхлипывая и вызывая Ихтиандра упавшей слезою в вонючую жижу с отражением пустоты глаз моей жены. И как я повелся? Хотя раньше они светились, испуская божественный блеск. Познакомились мы в театре, вернее в буфете, где я ел булочки, устав от бездарного пыжинья актеров. Через пять минут мы были слиты в едином засосе. На следующей день я сбежал к ней в самоволку. Оценив мой риск, она отдалась в прихожей. При этом мы так спешили, что она не успела снять колготки.
А теперь пустота. Хотя нет.Вы видели, как дура красится перед зеркалом, с направленным в себя взглядом перламутрового блеска унитаза. Силою воли сдерживаюсь, дабы не покупать колготок.
В животе противно забилось коленцем-это еще что?
- Что, что, прогудел в ухо черт - беременный ты старичек.
- Как беременный?
- Как, как, чуть-чуть, пропел черт.
Лоб покрылся испариной, перед глазами повисла надпись плаката-предупреждения, подсмотренная в одной из Среднеазиатских республик - " Курячая женщина кончает раком !" Странное дело, кончает она, а беременный я.
- И, что теперь?
- Что, что, запел черт, ну, ты-же начальник истребителя, дерни ручки, положительная перегрузка, оно и выскочит.
- Эх! Чудо черт - хвалебно чмокнул его в мордочку.
К стати, забыл представиться. Зовут меня Сергей Ефимович, мне тридцать пять лет, и я уже целый старший лейтенант Советской Армии, техник самолета. Не подумайте плохого, вполне перспективный офицер. Был уже лейтенантом, и младшим, и опять лейтенантом, ну, в общем вы в курсе. Сегодня полеты и пора обортироваться.
- "Все полеты и полеты" - запел черт - йух повесил голову, а адзип лежит в постели, помирает с голоду.
Я в кабине самолета, вынув чеки из катапультного кресла, хлебнув для храбрости чифа из фляги воровского кармана, я взялся за ручки. Да, вы же не служили в авиации, откуда вам знать, что есть чиф. Он чистый и вкусный, и я его пью, потому как он жидкий, а был бы твердый, я бы его ел.
= Давай, давай, давай - запел черт.
Сердце забилось пламенным мотором, перед глазами побежали круги, среди которых, обхватив голову руками сидел последний царь, истошно крича  : "Сашка, Сашка, Сашка". Удивительное дело, жениться на бабе с именем своего отца, все равно, чтоб я женился на Ефиме. Царь принялся раскачиваться и яростно хохотать.
Я дернул ручки и открыл глаза. Подомною качалась бетонка с хохочущей толпой, вернее качался я, подвешенный за петлю воротника в нелепейшей позе на "журавле" "Журавль" - это такая хрень подобная лебедки, для снятия катапультного кресла, ну, в общем вы в курсе.
От полетов меня отстранили.Понуря голову брел домой, успокаеваемый чертом с очередной перспективой получения внеочередного воинского звания.
Пустоглазой дома не было. Зато, на полу валялась зимняя шапка-ушанка. Я лег рядом. Затем, накрыв ею лицо,с жадностью принялся внюхивать перегарный воздух. Дышалось хорошо и спокойно.В животе бил ножкою ребенок.Затем застучал ручками где-то меж ребер. Глядя в темную утробу шапки, я рассматривал вселенское пространство. Дышать больше не хотелось. Ребенок забился сильнее, пытаясь вырваться наружу. Пространство распахнулось ярким светом и осознанием собственных родов. Вздохнув напоследок отработки я вышел, и больше уже не возвращался.