ХУХА

Х У Х А


Иной раз хочется, чтобы время наконец закончилось, чтобы все прекратилось, чтобы наконец почувствовать, что рядом и в округе никого и ничего не будет, как будто никогда не существовало раньше; и ты сам ничего не успел натворить, и тебе не сделали ничего подлого и предательского; когда никому ничего не должен и ни у кого не нужно вымаливать прощения. Это ведь прекрасно! Придумать что-то лучше - это сравнимо лишь с истиным ликом бога. Жаль... Очень жаль...
Окно разбито. Занавески устроили свой невесомый магический пляс, пытались дотянуться до призрачного лица, увлечь за собой. Кругом сверкали осколки, на некоторых из них замерли, затаившись, кровавые брызги. Город за окном гремел и будто бы даже ужаснулся неслыханному поступку, но ведь и вправду - какое ему дело? Смех да и только...
Молодой человек пошатнулся и прислонился к стене, чтобы не потерять равновесия, затем медленно сполз на пол. Под левой ногой хрустнул осколок, и из-под ступни выползло агатовое змеевидное существо, слепым чутьем без единого звука вибирая себе путь меж шерстинок паласа, с каждой секундой темнея и умирая... Молодой человек вынул из нагрудного кармана рубашки сигареты и зажигалку, закурил, сжимая зажигалку дрожащими пальцами, словно на лютом морозе. Глаза - глаза дорогой фарфоровой куклы ручной работы . Изо лба сочилось окровавленное существо, сползая по переносице, по левому уголку губ, по подбородку. Затем существо разрывалось на части, и останки его с тихими шлепками падали на рубашку, брюки, пол и в тот же миг умирали. Дыхание дрожало от холода - в разбитое окно врывался промозглый ветер ранней осени, а по невидимым волнам застывшего пространства порхали крошечные белые призраки и исчезали на стенах, на полу, на лице и руках молодого человека. Кровавое существо проползло по фильтру сигареты, и тот сделался влажным и липким. Молодой человек обратил внимание, что в точности такое же существо душило его правое запястье и кралось под рукав. Холодной кожей остро ощущалось его горячее скользкое туловище, постоянно растущее в длину. Существо выбиралось из ладони. Нора, из которой оно разрождалось, расположилась точь-в-точь по линии жизни. Неплохой будет шрам. Ей-богу, придуать что-то лучше означало, как уже упоминалось выше, дать своему богу лицо и обречь его на вечные терзания человеческие...
Намокшая сигарета тянулась все труднее. Дым, телодвижениями своими походивший на кровавого ползучего собрата, тянулся лишь из прикуренного кончика и разлома примерно посередине. Сообразив, что попытка покурить провалилась, молодой человек затушил сигарету об линолиум, ломая тем самым давно въевшиеся в психику законы и обеты, безмолвно данные родителям и всему остальному человечеству, посидел еще несколько минут и, бездумно глядя в разбитое окно, поднялся.
- Покидает, - думал он. - Красота покидает этот мир. Хм, Красота послушная - когда ее прогоняешь, она уходит незамедлительно. Плохо... не могу...
Молодой человек пересек кухню, не замечая боли наступал на осколки, оставляя на них все новые кровавые пятна. Из левой руки он выпустил небольшой ярко-красный, словно кристалик из калейдоскопа, осколок стекла. Из ладони и из пальцев заструился красный ручеек.
Внизу проходили люди, погруженные в свои мысли, воспоминания и пустоту... А вон спешат сокурсницы. Должно быть, что-то обсуждают, как это обычно бывает на перерывах между занятиями. Где-то, наверняка, кто-то врывается в магазины или квартиры, с целью убить препятствующих и оставить в живых покорных и молчаливых. Где-то люди умирают... Где-то лишь готовятся к отплытию. Где-то умирают, неподготовившись... Неважно, где. Важно, что умирают не по собственной вине. Разве можно умереть по собственной вине? Разве есть на свете хоть один человек, самостоятельно решивший умереть? Где-то там... есть все, что нужно. Эй... я здесь... я здесь...
- Господи... Господи, скажи мне, объясни мне, почему ты не простил и не помог мне, когда мне это действительно нужно было? Почему... неужели ты сделал это прямо сейчас? Эй... бог...
Молодой человек поднял с подоконника осколок стекла и поднес его к запястью. На остром краю осколка застыло существо, освободившееся из молодого человека.
- Я... я всего лишь хочу, чтобы ты мне хоть-нибудь подарил. Мне нужен хоть один подарок... бог... пойми... пойми и не обессудь.
Он прижал стекло к бьющемуся пульсу, зажмурил залитые кровью глаза... но неожиданно открыл их, так как узрел - узрел прежде, чем поднял веки - как там, внизу стоял человек с очень знакомой внешностью, размахивал руками и что-то говорил. Несмотря на большое расстояние его голос был прекрасно слышен, но постоянно терялся в судорожной пульсации целой мешанины мыслей и страхов. Человек изо всех сил привлекал к себе внимание и жестами просил подойти к нему. Молодой человек выпустил стекло, протер залитые кровью глаза и всмотрелся в странного незнакомца, который - это конечно вызывало сомнение, но, скорее всего так оно и было - был подозрительно похож на него. Слишком похож. Как две капли воды...

* * *

Пустой двор пришелся молодому человеку на руку. Слишком ему хотелось найти того странного незнакомца, а другие незнакомые люди стали бы ему помехой. Неровной походкой он направился вдоль своего дома, дабы выйти к перекрестку, где должен был дожидаться его незнакомец.
- Мне больно... - пробормотал молодой человек. - Боже, мне так больно и... я схожу с ума. Кажется все именно так и происходит. Но что порождает? Боль - безумие или безумие - боль? Я не знаю ответа. Возможно, если бы я знал, то все обошлось бы. Или... закончилось бы гораздо быстрее и не так мучительно... Телесная боль меня, несомненно, спасает от смерти. Она заметно превосходит душевные терзания. Ох, если бы я знал об этом раньше... Если бы я только об этом знал... С ума схожу... Эй, бог... это ты называешь помощью?
Он ждет. Вон он. Наблюдает.
- ...к черту... отпусти... зачем, скажи мне... просто ответь... зачем...
Почти вплотную он выглядел гораздо привлекательней, чем в отражении зеркал. Его мягкие черты лица, его статная узкоплечая фигура. Казалось, ни один из ветров не сможет сдвинуть ее с места, если фигура сама того не пожелает. Несмотря на то, что кровь заливала глаза молодой человек внезапно осознал для себя, что незнакомец, хоть и был точной его копией , абсолютно на него не походил . Какое-то время молодой человек всматривался в свою копию, затем трясущимися пальцами схватил его за одежду и, нечувствуя собственного языка, провопил на немой вопрос незнакомца, который читался в его глазах:
- Я-ЖЕ-ЧЕ-ЛО-ВЕК-А-НЕ-ЖИ-ВОТ-НО-Е! - Судорожный вдох. - У-МЕ-НЯ-ДОЛ-ЖНА-БЫТЬ-ЦЕЛЬ! - Вдох. - СМЫСЛ! - Вдох. - НЕТ! - Вдох. - НЕТ ни-че-го!..
Двойник посмотрел на него слегка насмешливо, вдруг почувствовав себя старшим братом этого безумца.
- Тебе еще семьнадцать лет, а ты уже говоришь о таких вещах?
- Я хочу любить!.. - ответил парень, немного взяв себя в руки. Его трясло - толи от холода, толи от бессилия, толи от потери крови. - Меня не любят те, кого люблю я. Я разбиваю сердца тем, кто влюбляется в меня. Это происходит постоянно, это - закон жизни! Но я не хочу, чтобы так происходило! Ты понимаешь? Так не должно происходить ни со мной, ни с одним человеком на свете! Но почему же оно происходит? Почему?
Двойник усмехнулся.
- Не говори за остальных. У всех свои постоянства, Кирилл. Не тужи.
Молодой человек выудил из кармана еще одну сигарету и закурил.
- Ты посмотри на себя, - продолжал двойник. - Тебе просто никто не ответит взаимностью. Никто не хочет однажды стать свидетелем такого.
Молодой человек тихо заплакал, смачно хлюпая носом и размазывая грязь по лицу. Слезы растворялись в крови, но ничуть не делали ее светлее.
- Раз ты плачешь, значит зачем-то ты все-таки нужен этому миру. Хотелось бы только знать, зачем...
Двойник схватил молодого чеорвека за локоть и повел его обратно в дом, где на кухне уже стоял ошарашенный отец, вернувшийся с работы. Опомнившись от шока, он начал носиться по квартире, заглядывая во все углы и выкрикивая имя сына. Но в дверях сын сам нашел отца. Вместе с ним стоял жуткого вида подросток, залитый кровью, слезами и грязью, в зубах зажавший окровавленную сигарету. Присмотревшись, отец узнал в этом уроде того, кто всегда был таким послушным, тихим и беспрекословным. Нить рассудка оборвалась, когда отец перевел взгляд на своего сына, который вел этого урода за руку. Затем снова поглядел на урода. Снова на сына...
Оба прошли мимо, нарочито проигнорировав отца.
- Кирилл... - только и успел он вымолвить, как внезапно невидимая сила вытолкнула его из квартиры. Дверь за ним захлопнулась. Щелкнул замок. Забыли. Не существует.
Отец топтался на лестничной площадке, пытаясь привести свой разум в порядок и сообразить, что только что с ним произошло. В голове будто бы поселился новый хозяин, совершенно не зависимый от прежнего, и диктовал свои правила, свои размышления... Послышался шорох нескольких голосов - неприятных, скользких, как лезвие новой бритвы. Отец замер, прислушался.
- ...с на-ами... с на-ами... к на-а-ам...
Над ним сгустились несколько теней и принялись вращаться вокруг него, постепенно сужая радиус. Внезапно они вцепились в отца, зажали ему рот и оторвали от бетонного пола.
- ...тихо-тихо-тихо...
- ...с на-ами...
Они разбили его телом окно на площадке между этажами и унесли ввысь, прочь от всего. Отец вырывался, но теней было намного больше, и те были значительно сильнее, все держали его крепко. Наблюдая, как со скоростью пули удаляется земля, как видимость затмили белоснежные густые облака, чувствуя, как тело сковывает невероятный холод, как перехватило дыхание, как внутри подскочило давление, он подумал, что его сыну грозит реальная опасность. Эта единственная здравая мысль после последней с ним встречи, возникшая в его раздробленном несколько секунд назад сознании. Больше он не думал. Он почувствовал тьму.

* * *

- Теперь ты будешь доживать один, - объявил двойник, немного помолчав. Кирилл по-прежнему смотрел в пустоту, докуривая сигарету. - Я пришел к тебе не для того, чтобы помочь. Ты даже не можешь предполагать, для чего я здесь. И советую тебе никогда не допытываться ответа. Уяснил?
- А я... такой один?
- Отныне - да. Теперь иди мыться. От тебя слишком много запахов.
- Хорошо...
Кирилл кинул окурок на пол и, не сказав боле ни слова, ушел в ванную комнату. Двойник проводил взглядом несчастного измученного подростка, а когда тот скрылся за дверью, повернулся к окну и вздохнул.
- Да, здесь все опустошено гораздо сильнее, нежели я предполагал, - думал он. - Здесь слишком незатейливо, холодно и грустно. А главное ведь, насколько здесь пусто! Людей много, вещей всяких - хоть завались, и у каждого свое мироздание, но все равно этого более чем недостаточно! Нет того, чего хотелось бы. И такое странное чувство, даже подозрение, что в этом мире нет ничего прекрасного. Иллюзии, которыми обзавелись все эти нищие богом создания, живут в каждом углу, в каждом блеске. Все здесь похоже на горизонт: видно, и вроде бы рукой подать, но никогда, ни-ког-да... Странный мир, ей-богу, странный. Слишком примитивный, и законы в нем - одни на всех... хм, странно. Изучить этот мир будет проще простого. Они все хотят достичь одного и того же, думают об одном и том же. Разница лишь в языках. Посмотрим, посмотрим...
Тем временем комната наполнялась едким черным дымом, сквозь который прорывалось бесновавшееся пламя. Двойник взобрался на подоконник, не обращая никакого внимания на пожар, дожидаясь, когда опомнится Кирилл. Из ванной комнаты раздалась ругань. Двойник почувствовал, как вбежавший в комнату Кирилл засуетился, пытаясь добраться до одеяла. Через минуту пламя исчезло под толстой тканью, и подросток закричал на двойника:
- Открой окно, урод!
Его прервал приступ кашля.
- Окно!.. Сука! Окно...
Кирилл упал, потеряв сознание. Двойник вздохнул и откупорил все окна в комнате. Он подошел к подростку, вынул из его кармана сигареты с зажигалкой и принялся заталкивать тело под кровать. После этого он покинул квартиру, громко хлопнув дверью.

* * *

Обманывать чрезвычайно просто, и не стоит верить тем, кто говорит, что свершить подобный поступок им стоит большого труда. Эти люди - лицемеры прежде всего перед самими собой. Все мы одного подвида, и потому лгать могут одинаково все без исключения. Просто. Все в этом мире слишком просто. И не скучно здесь лишь потому, что в этом мире слишком страшно. Порой даже черезчур...
Мать обманули, причем дешево и подло, как в общем-то всегда и везде происходило, происходит и будет происходить до окончания дней человеческих. Войдя в квартиру, она тут же услышала детсткие голоса, исходившие из кухни. Поначалу она решила, что это телевизор. Заглянув на кухню, она узрела картину, которая вогнала ее в ступор: восемь одинаковых детей, не старше года каждый, сидели на полу посреди разбитого стекла. Мать раскрыла рот, чтобы кого-нибудь позвать, но так и не осмелилась пророить хоть слово. Задувал холодный ветер с улицы. Стучало перепуганное сердце.
- О Господи... Ну что же вы, глупые! Вы же все порежетесь! Нельзя же так!..
Она побросала сумки и кинулась к детям, которые даже стоять толком не могли. Она пересадила их на стол, тумбы, газовую плиту, а двоих взяла на руки.
- Откуда же вы, карапузы, взялись?.. Так словно с неба ко мне свалились...
- ...к на-а-ам...
Детские пальчики тянули ее за волосы, что согревало материнскую душу, и напомнило ей о маленьком Кирилле, который вот в точности так же...
- Легкие... Какие же вы легкие... как пушинки... Кирилл в вашем возрасте...
Дети один за другим начали подниматься в воздух, подлетать к женщине, хватать ее за волосы ручками и ртами, в которых сверкали острые треугольные клыки. Они потянули ее все вместе к окну, а мать, тщетно пытавшаяся сопротивляться, кричала от боли и недоумения... Она вцепилась ногтями в холодные скользкие тельца, но ничего поделать уже не могла. Они выволокли ее через подоконник и взмыли ввысь над домами, прочь от всего... Мать вырывалась, но детей было слишком много, и те были значительно сильнее, все держали ее крепко. Наблюдая, как со скоростью пули удаляется земля, как видимость затмили белоснежные густые облака, чувствуя, как тело...

* * *

Кирилл очнулся, почуяв свежий холодный воздух, и чем сильнее ближе становился окружавший его реальный мир, тем сильнее его трясло от холода.
- Неужели все это было? - подумал он прежде, чем открыть глаза. - Господи, прости. Господи, прости...
Он попытался встать, но больно ударился головой об кровать. Тут же послышался громкий нечеткий возглас двойника:
- Эй, ты! Не долбись там, а?! Как человека же...
Послышался тихий чмок, и раздался ласковый игривый голосок, который полоснул по сердцу, словно тонкой бритвой.
- Не ругайся... не надо... (чмок) пускай храпит... нам он не помешает, (чмок) правда?
Двойник что-то прогудел неразборчивое, и вслед за этим раздались новые вздохи. Кирилл начал вылезать из-под кровати, не веря собственным сумашедшим догадкам. Он выполз на сгоревший палас и сел. Кружилась голова, все тело ломило от ноющей боли. Раны могли в любой момент открыться, потому Кирилл двигался очень осторожно. Он поднимался на ноги, чтобы разглядеть то, что творилось у него над головой...
Снова она - это она, это на самом деле она:
- Ты такой смешной, когда пьяный. Буду чаще тебя напаивать. Разговорчивый такой...
Чмок.
В темноте на кровати копошились две тени - его и ее. Она расположилась сверху. На Кирилла - никакого внимания, будто его и не было вовсе. Как всегда. Забыли. Не существует.
- А ты ж... вроде... и не пьяна...
- Нет, есть чуть-чуть. Я же говорю, что на меня алкоголь почти не действует. Это ты напился, (чмок) как свинка!
Чмок. Чмок. Чмок. Чмок... ... ...
Она хихикнула. Совсем как раньше. Как ребенок. Совсем как ребенок. Совсем как раньше.
Его руки скрывались у нее под одеждой, постепенно задирая кофточку все выше, обнажая стройную изящную спину. Долгий, долгий поцелуй... Ее ноги обняли его, одна рука ворошила в волосах, другая - медленно двигалась по его обнаженному торсу. Она нагнулась над ним, оперевшись на локти, посмотрела на его губы самыми счастливыми глазами, краем глаза заметила, как обнажается ее тело. Она знала, что до самого сокровенного он не прикоснется в знак уважения или, может быть, даже восхищения... пока она не позволит ему или сама не прижмет его похолодевшие сухие руки... Она медленно выпрямилась и стянула с себя кофточку, выставляя напоказ черный бюстгальтер. Откинув бесполезную одежду, она снова прижалась к двойнику всем телом и поцеловала его. Слегка пошевелила бедрами, вновь хихикнула и что-то совсем тихо прошептала партнеру на ухо. Встряхнув волосами, она подставила свои губы для поцелуя. Но двойник начал не с губ, а с верхней части щеки, затем веки - осторожно, едва касаясь, затем последовали поцелуи в лоб, легкий, едва ощутимый укус за правую мочку, поцелуй за ухом, поцелуи в шею, от чего девушка закрыла глаза и не сдержала тяжелый тихий стон. И уже после всего продолжительного путешествия губы двойника вернулись к губам любимой девушки. Рука касалась бедра, порываясь, но так и не решаясь подняться к ягодице. Девушка соскользнула с двойника, легла рядом с ним и растегнула джинсы. Довольно быстро освободившись от них, она растегнула джинсы ему и снова взобралась на него. Положа руки на ее талию, он принялся гладить ее живот большими пальцами. "В заднем левом кармане," - прошептал он. Девушка, не задавая лишних вопросов, выудила из кармана упаковку презерватива. Расправившись с его джинсами, она легла на двойника, укрыв их обоих одеялом. Через минуту они замерли, затаив дыхание. Потом она медленно выдохнула, поцеловала его, медленно, плавно задвигала тазом, так же неторопясь выпрямилась. Одеяло соскользнуло с ее плеч, бюстгальтер упал на живот двойника. Два прекрасных тела в ночном мраке наконец...
Двойник покосился на Кирилла, который от неожиданного взгляда вздрогнул и опустил глаза на свои рваные обгоревшие джинсы. Подросток дрожал, перекосив лицо от осознания того, что в столь короткий срок его двойник сумел покорить не только сердце его самой искреней и огромной мечты... но и тело. По переносице текла кровь. Из разбитого правого века текла окровавленная слеза.
Из-под задравшейся штанины тянулась белая тягучая жидкость.
- Не-ненавижу... - пропищал он, пребывая в абсолютном бессилии и отчаянии. - Я тебя ненавижу...
Он сорвался с места и скрылся на кухне, выкрикивая нечто бессвязное.
- Слезь, - приказал двойник. - Его нужно успокоить.
Он поднялся с кровати, и в этот момент ворвался Кирилл с огромным кухонным ножом в руке. Он обхватил рукоять обеими руками и с надрывным хриплым воплем накинулся на двойника, вскинув нож над головой. Двойник демонстративно не стал уворачиваться, а смело принял удар. Лезвие с тонким пронзительным скрежетом прошло от плеча до левого соска, прочертив рваную линию. В следующее мгновение двойник схватил Кирилла за волосы и с размаху ударил его лицо об колено. Кирилл молча рухнул на пол. Из открывшихся ран снова хлынула кровь, заливая палас. Рядом лежал нож с помятым лезвием и сломанным острием.
- Ладно, потом с ним разберусь. Надолго отрубился...
Двойник ногами затолкал бесчувственное тело обратно под кровать и вернулся в объятья девушки. Та посмотрела на его рану.
- Тебе же больно... наверное? - прошептала она с неуверенностью в голосе.
- Ничего страшного, через два три дня здесь останется только шрам. Я разве не говорил тебе, что я железный?
- Ну-у...
- Говорил?
- Говорил.
- А ты мне не верила. Теперь ты будешт знать, мой ласковый лисенок...
Они вновь обнялись. На этот раз сверху был он. На этот раз никто им не сможет помешать.

* * *

Руки привязаны к ножке кровати к другой ножке по той же системе привязаны ноги. Во рту - надежный кляп из обрывков одежды Кирилла, примотанные липкой лентой. Ножки кровати прикручены к полу. Кирилла не видно и не слышно. Сил не хватало даже на то, чтобы просто замычать. Кирилла нет. Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Не существует. Забыли. В комнату входили люди, все о чем-то говорили, шутили, весело смеялись. Говорят, что если человек умирает, кто-то обязательно огорчится. Хоть кто-то. Хоть кто-то. В этом огромном мире, колосально огромном мире обязательно найдется хоть кто-то, кто огорчится. Голоса в комнате весело смеялись, и никто не обращал внимания на царивший в комнате беспорядок и удушливый смрад гари и полусгнившей плоти. Голоса были знакомы - друзья, бывшие враги, ставшие друзьями. Манера шутить оставалась прежней. Запах оделокона, запах сигарет, запах носков - друзья. Друзья, которые не теряли друг друга, которые наверняка заметили перемены в характере друга. Звякнули бутылки - пили пиво. Все как обычно. Скоро привыкнем. В принципе, даже к лучшему. Надежный он стал, смелый, веселый, у него теперь стало больше друзей, и девчонки к нему так и липнут. А то раньше все ходил, ныл... Хорошо, выпьем за это... хорошо...
Я З Д Е С Ь ! ! !

* * *

Вскоре он научился высвобождаться от веревок: за две недели гноения под кроватью руки, пускай и распухли, словно мокрая губка, стали мягкими и податливыми, правда, слишком болезненно реагировали на любое движение. Но Кирилл научился терпеть боль, не проронив ни единого звука, дабы не разбудить ненароком двойника. Стараясь не шуметь, Кирилл каждую ночь выползал из-под кровати и на четвереньках полз на кухню - для того, чтобы подняться, не хватало сил. На кухне, поборовшись с тугой дверцей холодильника, он ел... ел мало, чтобы не бросалось в глаза. Воду пил из-под крана. Быстро испражнялся и лез обратно под кровать.
Однажды под самое утро он нагнулся над ухом спящего двойника и прошептал:
- Я знаю, кто ты есть на самом деле. Ты мне не двойник и не вправе занимать мое место. Ты - Хуха. И пока я жив, ты ей и останешься, и никогда не посмеешь назваться моим именем. А убить ты меня никогда не сможешь, ты это прекрасно знаешь. Пока я слабее тебя, пока я не в состоянии победить тебя, ты не посмеешь лишить меня жизни. Таков закон этого мира, Хуха. Ты - фальшивка, пока я жив. Любят меня. Тебя - используют, как использут любую силу.
Неожиданно двойник открыл глаза, но так и не посмел пошевелиться. Он просто ответил:
- Посмотрим. Посмотрим.
Он отвернулся к стене и с головой укрылся одеялом. Кирилл гулко упал на пол и принялся заползать под кровать.
- Я заставлю тебя бояться и страдать, Хуха. Несмотря на то, что это сделает тебя лишь сильнее, это не даст мне так просто погибнуть. Ты обречена, Хуха, на мое существование. Вот увидишь, ты поймешь, что этот мир смертельно противоречив. Жизнь и Смерть, Сила и Слабость, Страх и Отвага, Любовь и Ненависть, Добро и Зло - таких понятий ты здесь не увидишь. Горизонт - это всего лишь начало пути... Хуха.
- Я хотел, чтобы ты просто смирился с моим существованием. Я не хотел тебя убивать...
- Я? Я, может быть, и смирился бы. Но ты, Хуха - ты не будешь самим собой, у тебя никогда самого себя не было и будет. У тебя есть я. И тебе придется меня отвязывать... и кормить.
Двойник помолчал, борясь с неуверенностью и волнением.
- Посмотрим, - повторил он. - Посмотрим. Спи.
Кирилл замолчал. Через минуту в тишине послышалось, как тихо в подушку плакал двойник, раздирая ногтями свежий шрам на груди. Простыня мигом впитала в себя кровь. Пальцы скребли по гладкой скользкой поверхности металла, скрывавшегося под кожей. Металл легко прогибался под пальцами, будто мягкая живая плоть. Тело двойника оплывало, теряло свои очертания. Впервые Хуха была откровенна перед самой собой. Снизу снова заговорил Кирилл, давясь смехом:
- Хуха боится днем смотреться в зеркало... Хуха не любит заглядывать в свои глаза... Хухе больно засыпать... Хухе трудно угрожать, но легко предупредить... Хуха когда-нибудь разочаруется... и уйдет...
- И тогда... - продолжил двойник. - Кириллу ничто не помешает. Кирилл умрет, и все огорчатся...
Из-под кровати вместе со смехом выползли скользкие холодные руки - два десятка скользких холодных рук с множеством локтей, острых, как крючья ветвей в ночном полумраке. В темноте они походили на черные корни большого дерева, которое выпустило их наволю. Руки тянулись к Хухе, касались ее, ласкали и избивали, ворошили в волосах и ожесточенно вырвали из головы грязные окровавленные клочья. Руки запускали свои длинные пальцы в податливое, холодное, но все-таки еще живое нутро двойника, глубоко проникали и крепко вцеплялись во внутренности. Появлялись все новые и новые руки, пока за их плечами и локтями не скрылась вся кровать и Хуха вместе с ней...

* * *




КОНЕЦ
ночь 2005г.