Прорыв

«Как мне все это надоело!»
Она распахнула окно и вдохнула утренний воздух. В нем был запах войны.
«Скорее бы все это кончилось!»
Она устала. Она повторяла это себе каждый день: «Я устала, я устала». Она устала от всего: от войны, от своей собственной неустроенной и порой, как ей казалось, бесцельной жизни, от ожидания. Лишь иногда Она не чувствовала усталости. То были моменты, когда Она предавалась любви.
Она была счастлива, что любила. Но так, как теперь, Она не любила никогда. В Ее любви раньше не было теперешней необратимости. У Нее никогда не было ощущения сжатой руки и настойчивого движения вперед, в неизвестность, через бури, ужасы и хаос. Такого, какое оставалось от памятника любви в Брюгге. Памятник любви… Тогда он не произвел на Нее особого впечатления. Но тогда в Ее жизни еще не было Его.
Он был самым удивительным человеком для Нее. Он дал Ей все - любовь, творчество, ощущение жизни. Он был воплощением Ее мечтаний. Ни с кем до Него Она не испытывала столь сильного внутреннего наслаждения. Но сейчас Ей почему-то вспомнились Его постоянные определения жизни как битвы и Его военные метафоры.
- О мужчины! - вырвалось у Нее. - Почему они так любят воевать!
- Но ведь ты сама ждала эту войну.
Она обернулась. Перед Ней стоял Он. Что это было? Сон, явь? Он, с Его царственной осанкой, легким шагом, плавными движениями и светящимися, чуть насмешливыми глазами, как на Его последних фотографиях, когда Он еще был жив. Может, Он и вправду Архангел? Но тогда который из них? Нет, глупо об этом думать.
- Мало ли чего я ждала! Но я не хотела этой войны!
- Разве?
Ему Она не могла лгать.
- Во всяком случае, я все это совсем не так представляла! - попыталась оправдаться Она.
- Всегда выходит не так, как мы себе представляли.
- Ты прав.
Она бросилась к Нему на грудь и, прижимаясь к Нему изо всех сил, бессильно повторяла:
- Мне плохо… Мне плохо…
Он сурово взял Ее за плечи и сказал:
- Так нельзя. Ты же взрослая девушка, а ведешь себя как капризный ребенок.
Она сжала губы и строго взглянула Ему прямо в глаза.
- Не я придумала эту войну, - произнесла Она твердо. - И мне еще тяжелее оттого, что я не могу обвинить себя в том, что она началась. Я до последнего молилась за то, чтобы ее не было. Наверное, я могла сделать что-то еще, но что, не знаю.
- Садись, - приказал Он. - Садись и рассказывай. Все рассказывай.
Он бывал с Ней жестким, но Она знала, что Он никогда не причинит Ей вреда.
- Хорошо, - выдохнула Она. - Только я не знаю, с чего начать.
- Начни, с чего тебе проще.
- Я ненавижу войну, ненавижу смерть, насилие. Но я надеялась и не верила, что у этой эпопеи будет хэппи-энд. То есть, что не начнут бомбить. Хотя я до конца молилась за то, чтобы этого не было. Может, я только исполняла свой долг, чтобы успокоить свою совесть? Но разве не больно мне было видеть страдания людей? О Боже, верно внутренняя миссия, которую я на себя взвалила, мне не по силам. Ведь так?
- Не так, - рассмеялся Он. - И ты прекрасно знаешь, что не так. Ты очень сильная. Ты умеешь отводить беду.
- Твоими бы устами да мед пить. Много бед я отвела?
- Достаточно.
- Что ж, это хорошо. Знаешь, раньше я хотела как можно скорее узнать будущее, а потом подумала: а вдруг, когда я, наконец, разгадаю эти пророчества, они и в самом деле сбудутся? И теперь я как Пенелопа, которая все ткала и распускала свой ковер, медленно иду к своей цели, но мне спокойнее, когда я вижу, что она еще далеко.
- Знаю, - коротко отозвался Он. - Ты считала это делом своей жизни, а теперь сомневаешься в этом.
- Я во всем сомневаюсь, даже в своей вере.
Он положил руки Ей на плечи и начал медленно массировать их. Она стояла лицом к окну, и ее сердце наполнилось предчувствием счастья, которое и теперь изредка посещало Ее. Ей было хорошо. Однако Она обернулась и, легонько сжав Его руки, проговорила с грустью:
- Помнишь, у Лабрюйера: «Перед лицом иных несчастий как-то стыдно быть счастливыми».
- Разве мы должны становиться ненормальными из-за того, что мир сошел с ума? - быстро спросил Он. Она улыбнулась, пожала плечами и опустилась в кресло. Прелестная женщина - так можно было назвать Ее в тот момент. Он сел напротив Нее. Лицом к лицу, глаза в глаза…
- Кажется, я отвлеклась. О чем я говорила? Ах да, о чувстве выполненного долга. А что было потом? Сколько раз мне снилась война! А однажды я подумала: если бы эта война была здесь, рядом со мной, что бы я сделала? Я всегда считала, что поступила бы однозначно: стала бы сестрой милосердия, спасала бы людей. И что ты думаешь? Я бы взяла пулемет и стала бы стрелять! Куда девались ненасилие, милосердие, которые я так чтила? Неужели эти слова больше ничего не значат для меня? Что со мной стало, мой дорогой?
Это был крик Ее разломленного сердца. Он молча взял Ее руки в свои.
- Перестань себя мучить, - сказал Он с чувством. - Война не для нормальных людей.
- Да, конечно. Но я не могу поделить пополам свое сердце. Эти страны, которые сейчас там воюют, они ведь много значат для меня. Я не могу их ненавидеть.
Она разрыдалась и уронила голову к нему на плечо.
- Ну зачем же плакать, - сказал Он, мягко поворачивая Ее лицо к себе. - Ты не должна их ненавидеть. Они же не ведают, что творят.
Она немного успокоилась и прошлась туда-сюда по комнате.
- Я так устала от их лжи, - выдохнула Она. - Куда ни посмотри, везде ложь. Я так хочу знать правду, даже если она ужаснее их лжи.
Она подошла к окну и крикнула с жутким ревом, который хуже любых слез:
- Нет мне счастья! Нет счастья тому, кто идет по Господнему пути! Что ожидает его? «И все готовится, и никто не идет на войну». «Неприятель, и притом вокруг всей земли». «На сердцах у обоих царей было коварство». Как верны, как страшны эти слова!
Он вскочил, схватил Ее за плечи и встряхнул несколько раз.
- Слова! Почему ты веришь словам, и не веришь себе? Почему ты хочешь быть слабой?
- Я не хочу! - воскликнула Она, сверкнув глазами. - Сила! Видишь, что творит сейчас твоя ненаглядная сила! Она лишает жизни! У меня даже молитв нормальных не осталось! Хочешь услышать мою последнюю молитву? «Чтоб им тучи помешали бомбы бросать!» А ведь раньше я так красиво умела молиться!
- Зато эта молитва искренна, - рассмеялся Он и заключил Ее в объятия. - Не обижайся на меня. Я все делаю ради тебя.
Она вспомнила счастливые дни, которые они провели вместе. Как счастлива Она была с Ним! Как счастлива Она с ним сейчас! Она вдруг ощутила в себе бешеное желание жить. «Я хочу жить!» воскликнула она про себя. Любовь - единственное Ее сокровище, Он - Ее единственная любовь. Ей захотелось, чтобы Он сейчас взял Ее за руку и повелительно сказал: «Пойдем». Она хотела, чтобы они вместе полетели к небесам, как когда-то.
Он стоял и смотрел на Нее, улыбаясь.
- Зови меня, если тебе будет плохо, - сказал Он и добавил, - Я люблю тебя.
- Ты не дал мне сказать это первой, - заметила Она. - Но я все-таки скажу. Я люблю тебя.
Он еще раз улыбнулся и исчез так же неожиданно, как и появился. Она осталась одна.
Она не чувствовала себя одинокой. Она знала, что Он есть. Она знала, что может почувствовать Его во всем, если очень постарается, и надеялась, что, несмотря на всю абсурдность жизни на свете еще бывают чудеса. Она подошла к окну и снова открыла его. Она ощутила свежий запах весны.