Совершенство формы! Гармоничен цвет. И геометрия точна, и безупречна перспектива... О, наслаждение под облаками! И, без сомненья, ночью здесь любили. О, бесконечная диффузия в порыве страсти! Но – Тьма кончает и кончает Мрак; от лика оттекая, стынут соки их; и вот, рассвет встречает образ новый. Благоуханье скинув и в животный облачившись смрад, смесь красок смыв с палитры глаз, несвежесть кожи оросивши каплями морщин, и рыхлые прикрыв тела невзрачным одеяньем, Они – смазливый мальчик и пизда тупая, спустившись с неба, из-под звёзд, на вечный вышли тротуар. Он их к ступеням поведёт заветным; по галереям узким проскользнув и указав на белоснежные палаты, предложит им священный трон. За спинами глупцов смеяться будет, плут, их проводник. И стражу – слуг своих, таких же искусителей-лжецов, себе подобных, – поставит наблюдать из-за спины, как лица каменеют, не познав дыханья жизни.
Минули дни, когда все странники стояли на распутье, когда судьбы знамений ожидали. О, путь! – таинственный, тернистый и туманный... чрез тёмный лес, дремучий и густой, непроходимые болота; долины, реки и луга – к познанию себя и матери-вселенной. Давно уж нет извилистой тропинки, свернуть с которой так легко, пойти другой, увидеть смысл новый... Нет сердца, нет души и нет страданий. Теперь стареет, тонет – мостовая: ведь каждый в ней булыжник – индивидуальность. Всё со страниц из книги жизни нашей – смывает чёрною волной асфальт, катком в себя закатывая лица – прохожих, движущихся к участи своей. Кругом один лишь тротуар, и не заметить никаких распутий, он не отпустит вправо или влево, он, словно рельсы, – только вдаль. Представ пред лестницей вдруг, странник – осмелится взглянуть наверх, подняться к узким галереям; скользнув по ним, пройти вперёд – и двери распахнуть палаты белоснежной... воссесть на трон, открыв окно; и ничего в нём не увидев, как жалкое никто уйти.
– В чём истинная красота? – В однообразье. И неподобный Господу – урод! Межгалактический Конвейер ныне Бог и повелитель, всяк – у Него на службе состоит. Подал он вмиг всеобщей мысли – безликость машин современных. Создаст совершенство формы! архитектор: там геометрия точна и безупречна перспектива, и каждый небеса найдёт и свет от звёзд увидит, но только лишь в гробу железном – к ним подняться суждено... и пронести с собой икону, что, засветившись, всё пространство освятит. И образок пророчествовать будет.
– Писатель! нацарапай чувства, что не испытывал никто; творец, ты безгранично мудр, ведь смысл в строках – всё равно найдут. Поэт! храни своё здоровье: нет белокаменных бумаги сводов, давно в чернилах крови нет. Художник! напиши портреты сильных мира. О, музыкант! их в гимнах ты воспой – для поколений веков грядущих. Фотограф! не ищи дагерротипов старинных. Оператор! о ленте прозрачной забудь. Актёр уяснил: лицедействовать – глупо. Оставил площадку, ушёл режиссёр – в небытие безвластное канул...
Антракт
Шампанское и бутерброды.
– ...Справедливости! Справедливости! Залы – спонсорам, студии – продюсерам!
– Смерть вдохновению! Смерть Воодушевлению!
Вся на тебя надежда, критик! – ты благодетелен, ты искренен, порывист: бичуешь публику, в лицо плюёшь и требуешь её к ответу – за всё содеянное ею и с чём смириться ей пришлось. Представь: гриль в нарядах блестящих – под стук каблуков своих туфель – мелодии слов твоих слышит, вдоль ярких витрин пролетая... Вдруг музыка смолкла: к чему пробиваться сквозь города стены, когда тренажёр музыкальный едва сможет звук свой пролить – поникший и робкий. Дворцы господам возведя, на веки леса покидает рабочий, желудок набивши, должно быть; и вот, надменные владельцы селят гей-славян в хоромы. Национал-православный священник лихих торгашей поучает. Гляди, как философы рвутся – вперёд, все границы стирая, к небесным стремясь колесницам! Системы солнечной стражи – их гладят и жезлами, нехотя, мух отгоняют... В смятенье! – публика жаждет, публика ждёт с нетерпеньем – узреть финал ей предстоит, и все рыдают в истеричном восхищенье!
– Регулярная армия – это прекрасно! Это что-то особенного!
(Из художественного фильма «Интервенция», 1968)