Самира

Самира.

Однажды, в холодной и мрачной ночи
Я встречу тебя, мой незримый избранник.
Кто знает, быть может такой же ты странник,
Который, как я, о свободе кричит...

Стихи Марии Шумиловой

Пролог.

Тишину кельи почти ничто не нарушало. Одинокая свеча перед иконой Святого Петра медленно таяла, отдавая комнату тьме. Всё глубже и глубже погружался во мрак силуэт священника – старого, упитанного мужчины в очках. За окном разгулялись ветра ночи, они порой касались приоткрытой форточки и громко били ей о деревянную раму. Мужчина в комнате вздрагивал и оборачивался, поправляя очки, немного успокаивался и вновь припадал к клавиатуре.
Отец Филарет нервничал. Именно поэтому ему всё чаще и чаще приходилось, бормоча что-то, возвращаться назад и исправлять допущенные в письме ошибки. Никак не мог батюшка привыкнуть к этим бесовским электронным машинам, заполнившим перепутье веков, но иначе нельзя – жизнь идет, и бежать за ней надо.
Щелкнув мышкой, священник отправил письмо, вздохнул и откинулся на кресло, вытирая рукавом рясы испарины на лбу. В глубине храма что-то звонко обрушилось на пол; Филарет вскочил с кресла и, прерывисто дыша, прислушался. Тишина вновь затопила келью, столь быстро и храбро, что священнику показалось, будто этот звук, пришедший, видимо с нижнего этажа храма, просто плод разыгравшегося воображения. Батюшка взял со стола четки и подошел к иконе.
- Дай мне силы, боже, - шепот полетел по келье, подобно ветру. – Дай силы тем, кто служит тебе. Не позволь мраку обогнать нас в этой войне.
Молитва Филарета была особенной: лишенной стандартов и распорядков, присущих православной молитве. Но была в ней, помимо нарушений и искренность. Священник перекрестился.
Форточка с грохотом ударилась о раму, проскользнувший в комнату ветер убил пламя свечи, Филарет с ужасом обернулся и сполз по стене, шепча что-то. В келью влетела летучая мышь. Хаотично работая крыльями, она забилась под потолком, уткнулась в угол и запищала. Шелест крыльев усилился, мириады таких же существ разбили окно, заполнили помещение и всем скопом набросились на священника, сопровождая свою атаку истеричным писком.
- А! Аааа! Аааааа! – Филарет вскочил с пола и заметался по келье, пытаясь стряхнуть с себя летучих тварей. На своем пути священник натолкнулся на книжный шкаф, сшиб кресло, в котором сидел, ударился о кровать. В конце концов, батюшка пробился к двери и выскочил в коридор, не переставая кричать. Несколько мышей он сбил, но те, что остались на спине, впились когтями в рясу. Священник, не ведая дороги, побежал по темному коридору, стоная и извиваясь, пока не выскочил на крутую лестницу и не покатился по ней вниз. Только сейчас летучие твари оставили его в покое. Сбив при падении несколько подсвечников, Филарет распластался на холодном полу нижнего этажа. Лицо батюшки было покрыто царапинами от когтей, ряса порвана, ребра сломаны. Однако ж, не смотря на всё это, священник на дрожащих руках поднялся и сплюнул кровь, зная, что надо бежать, не останавливаясь.
Огромные окна большой залы впускали в помещение лунный свет. Греясь в его бледных лучах, священник, хромая, шел к алтарю. Когда осталось совсем немного, батюшка упал, не в силах совладать с затопившей его болью.
- Господи… - взбираясь на ступени, выдохнул Филарет. – Господи…
- Эй, проповедник, ты ничего не терял?! – кто-то кинул из темноты запачканные в крови четки. Священник мгновенно обернулся. Тишину ночного храма нарушил неспешный стук шпилек. Из тени выскользнула фигура молодой девушки. Улыбнувшись, она медленно, но уверенно зашагала к Филарету, грациозно покачивая бедрами.
Кое-как батюшка дополз до стола. Рука схватила небольшое деревянное распятье.
- Я знаю, кто ты! Тебе не место в храме божьем! – крик проскользнул вдоль икон и помчался к высокому потолку. Будто слившись с мраком, ночная гостья стремительно приблизилась и с нечеловеческой силой выбила ногой из рук Филарета крест.
- Ммм… - священник заскулил, прижимая к груди сломанные пальцы.
- Итак… - обнаженная ножка девушки сдавила шею батюшки.
- Адская тварь, - сквозь боль промычал тот. – Ты ничего от меня не узнаешь. Ничего! Секреты, к которым ты рвешься, уже скоро будут спрятаны так далеко, что даже могущество твоего господина тебе не поможет!
Глаза барышни засветились, рот приоткрылся, выставляя напоказ две пары неестественно длинных клыков.
- Тебе не напугать меня! Не сломить! – священник попытался отвернуться, чтобы не смотреть на то, что было отчетливо видно под коротким кожаным платьем.
Вампирша улыбнулась, игриво заводя за ухо прядь светлых волос:
- Почему ты решил, что я пришла допрашивать тебя? Разве я хоть вскользь упомянула об этом?
Батюшка, лежа под ногой девушки, тяжело дышал.
- Тогда что тебе надо, тварь? – с легкой тенью робости поинтересовался он. Поинтересовался и покрылся холодным потом от внезапного и дьявольски звонкого смеха той, что стояла сейчас над ним.
Кровопийца схватила со стола кадило.
- Я пришла попрощаться!
Удар! Чаша на цепи обрушилась на голову священника, стекла очков разлетелись вдребезги, на кожаное платье вампирши брызнула струя крови. Батюшка не издал не крика, не стона.
Ещё удар! Кости хрустнули.
Смех. Дьявольский смех.
Он залил темный храм, наполнил его своим несравненным звучанием. Звучанием, от которого даже тусклый свет холодной луны, казалось, стал ярче. Окровавленное кадило упало на пол и осталось лежать возле ног мертвого священника. Храм вновь залила тишина, провожающая медленный, но уверенный стук шпилек.


Часть первая.

Кровь в храме Святого Павла.

- …даже в современном мире трудно представить себе подобное. Чудовищное деяние привело в шок всех – и тех, кто стоит во главе православной церкви, и обычных мирян – людей, которые ходили в этот храм, надеясь получить помощь и благословение. Что получили те, кто пришел туда сегодня утром на воскресную службу? Что чувствовали они, когда во время чтения псалмов, под крышей дома божьева началась стрельба?! Это преступление – рана на лице православия. Ещё один удар по той слабой вере, которую все мы сейчас теряем…»
Тот, кто говорил по радио, начал выражаться слишком поэтично. Шумилов этого не любил, поэтому, не отводя взгляда с дороги, быстрым движением выключил приемник. Следователь убойного отдела надеялся получить факты, войти в курс дела ещё до прибытия на место преступления. Но ничего кроме зажженного фитиля нового скандала, не приметил. Автомобиль, накренившись, вошел в поворот. Впереди показались очертания церкви и милицейских машин возле неё. Пела сирена отъезжающей «скорой», подпевали крики взбудораженной толпы, тут и там мелькали телекамеры, снимающие, как представители ОМОНа сдерживают вытягивающих головы зевак. Шумилов припарковался, выскочил и, ускоряя шаг, пошел к главному входу, проскальзывая мимо столпившихся здесь жителей города Д .
- Пропустите! – его заметили коллеги, стоящие возле распахнутых дверей храма. Даже не пришлось показывать подозрительному лейтенанту с автоматом удостоверение.
Оперуполномоченный у входа, худощавый мужчина, нервно курил, ещё двое опрашивали женщину с заплаканными глазами. Шумилов поздоровался рукопожатием. Из церкви вышел батюшка.
- Отец Кирилл?
Священник поднял глаза.
- Подойдите вон к той «Газели». Наши сотрудники зададут вам ещё несколько вопросов, после этого вы можете быть свободны, - худощавый говорил быстро, но робко, будто не желая лишний раз беспокоить удрученного батюшку формальностями. Отец Кирилл ничего не ответил, отделавшись вялым кивком. После того, как служитель бога ушел по ступеням вниз, Шумилов заговорил.
- Ну? – вздыхая, поинтересовался он.
- Четырнадцать лет в органах… - худощавый взял из пачки ещё одну сигарету. – Всякого навидался даже в нашей дыре, но такую жуть… - опер покачал головой. – Коль, отойди.
На носилках из дверей вынесли накрытое тело. В людской толпе за заграждениями послышались голоса, кто-то попытался прорваться вперед, защелкали вспышки фотокамер.
- Да уберите вы отсюда репортеров! – в сердцах крикнул коллега Шумилова. – Пойдем.
Они зашли в церковь.
Гладкий пол был залит кровью, в ней валялись многочисленные тела и гильзы; в стенах, иногда в иконах, - пулевые отверстия. Недалеко от алтаря несколько санитаров укладывали на носилки труп, в другом углу чирикал фотоаппарат. Николай хотел выругаться, но вспомнил, где находится.
- Стреляли оттуда, - худощавый следователь кивнул в сторону спрятавшейся в тени арки. – Началась паника, люди кинулись к дверям, убит настоятель храма и ещё один священник. Сколько среди прихожан?
Один из работников милиции записывал что-то со слов дрожащего юноши. Услышав вопрос, сотрудник обернулся и, вздыхая, прочитал с листа:
- Девять, ещё четверо раненых.
- Оружие нашли? – спросил Шумилов.
- Табельный «Калашников», - отрапортовал худощавый. – Помнишь, в том году на гаишника напали? Вот и всплыл ствол. Кто-то, видимо, продал его нашему мяснику.
Шумилов глубоко вздохнул и опустился на корточки, не сводя глаз с лежащих в крови тел. Только сейчас следователь заметил, что были среди них дети.
Одна из дверей уныло скрипнула, в залу зашел батюшка. Перебирая четки, он уверенно зашагал в сторону сотрудников милиции.
- Отец Дмитрий, это Шумилов Николай Степанович…
- Здравствуйте, - тихо сказал священник. – Я отведу вас в келью отца Сергия.
Двое следователей и их сопровождающий нырнули под упомянутую выше арку. Свет сюда почти не попадал, заставляя спотыкаться при подъеме на второй этаж. Лестница кончилась, побежал вперед узкий коридор. Священник остановился возле приоткрытой деревянной двери.
Возле окна пустой кельи стояла грубая железная кровать, недалеко от неё, в другом углу несколько скромных икон на стене. Письменный стол, казалось, из позапрошлого века, скрипучий стул, вернувшийся из пыльной кладовки, несколько странных бланков, пара книг с желтыми страницами, потертая Библия.
- Отец Сергий заведовал нашей скромной библиотекой, - священник первым проник в комнату и быстро перекрестился перед иконами. – Ещё занимался мелкими делами храма. Вот, например, сегодня он должен был встретиться с отцом Агафием, прибывшим из областной епархии.
- Отец Агафий… - Шумилов обернулся к товарищу.
- Тоже убит во время богослужения, - быстро ответил тот.
Отец Дмитрий опустил голову и вздохнул.
- А что собственно за дело было у отца Агафия к Сергию? – Николай выдвинул стул из-за стола и аккуратно сел.
- Точно не могу сказать, - с грустью проговорил священник. – Я знаю только, что настоятель нашего храма поручил Сергию передать Агафию какие-то документы из библиотеки.
- Может быть, эти? – Шумилов развернулся к столу и бросил взгляд на лежащие там бумаги. – Вы не будете возражать, если, для следствия, мы их конфискуем?
- Конечно…
В полумраке коридора послышались неспешные шаги, через мгновение в слабо освещенную келью зашел отец Кирилл.
- Извините, кто здесь Николай Степанович? – робко спросил служитель бога. Шумилов поднялся.
- Вас зовут вниз, - всё также робко сказал священник.
- Хорошо. Саш, забери документы; потом ознакомлюсь.
Следователи вышли из комнаты и зашагали в сторону лестницы.
- Что ты ещё хотел мне сказать? – спускаясь вниз, широкоплечий Шумилов, тщательно перебирал взятые из кельи бумаги.
- Ну что тут ещё сказать? – вздохнул его коллега, ныряя под арку. – Повезло, что стрельбу быстро прервали. Отец Кирилл был в это время в зале, как выяснилось, в прошлом имел спецподготовку. Быстро нырнул под лавку, прополз, прыгнул и, выхватив автомат, дал нашему стрелку между глаз.
Шумилов проскочил между санитарами и оказался на пороге церкви. Народу поубавилось, но шум оставался прежним.
- Откуда вообще взялся этот… отец Сергий? – Николай сунул бумаги под мышку и задумчиво посмотрел вдаль.
- Это самое интересное, - Александр закурил. – С ним в отделении уже работали психиатры – ничего. Прошел все тесты. Знаешь, такое редко бывает, «белых» пятен в деле почти нет, а если быть совсем точным – всего одно. Зачем абсолютно здоровый психически, не имеющий в прошлом никаких нареканий человек, да ещё и священник вдруг взял автомат и прямо в церкви начал стрелять?
- Меня больше пугает, что это случилось именно здесь, - Шумилов обернулся и, задрав голову, посмотрел на купола. – Если бы мне сказали, что продавец в магазине начал стрельбу, или даже учитель в школе, я бы не удивился. Но здесь…
Санитары вынесли из церкви последнее тело.
- Надо поговорить с отцом Сергием, - уверенно проговорил Шумилов. – Пусть он, служитель Бога, ответит нам, почему господь допускает такое.

***

В небольшой комнате с несколькими столами и огромным стальным сейфом было накурено. Остывал в чайнике кипяток, то и дело взвизгивал телефон. За дверью постоянно слышался чей-то топот и голоса. Отделение милиции никогда не было тихим местом. Шумилов знал это, поэтому уже научился не обращать внимания на суету, каждодневно умея сосредотачиваться на работе. Но сегодня абсолютно всё его отвлекало. Даже в редкие моменты затишья одинокая муха на плафоне одним взмахом крыльев выбивала у следователя настрой. И он, с грустью глядя на грязное стекло окна, вновь возвращался мыслями в церковь.
Дверь распахнулась, в комнату зашел худощавый Александр, вслед за ним – сотрудник в форме. Он ввел в кабинет закованного в наручники священника. Отец Сергий был также молод, как и его небольшая, только начавшая расти борода. Его усадили на стул перед Шумиловым. На бледном лице не отразилось ни одной эмоции, зеленые глаза мертво смотрели в пол.
Некоторое время Николай наигранно шелестел лежащими на столе бумагами, перебирая их. Затем неохотно глотнул чаю и, набравшись сил и самообладания, посмотрел на священника, только сейчас заметив синяк на его щеке.
Александр сел на край стола и скрестил руки на груди.
- Откуда ты взял автомат? – Шумилов, понимая, что не может спокойно смотреть на священника, вернулся к бумагам.
- Купил на рынке у кавказца, - отец Сергий говорил очень тихо и очень медленно. Будто боялся, или не мог, как следует выразить свои мысли.
- Сможешь его узнать? – добавил сидящий на столе Александр. Батюшка через мгновение кивнул.
- Тебя признали вменяемым, - Шумилов неожиданно громко заговорил, скрестив пальцы на столе. – Только вот я в это не верю. Не то чтобы я ставил под сомнение квалификацию наших психиатров, просто мне непонятно, как вообще нормальный человек мог сделать такое. Может быть, ты мне объяснишь. Ты знаешь, скольких убил, пока тебе не дали по лицу? Девять человек, среди них есть дети.
- Разве это имеет значение? – священник казался осмелевшим. – Какая разница, почему я это сделал? У вас достаточно доказательств, чтобы посадить меня в тюрьму. Или в психиатрическую больницу. Что касается, моего разума - я здоров. И то, что я сделал, я сделал в твердом уме и светлой памяти. Позже ваши медики скажут, что я не был под воздействием каких-либо препаратов.
Шумилов заскрипел зубами, не зная, что сказать. Он, как мог, пытался сдержать себя от того, чтобы не броситься на священника.
- Я знаю, что ты сядешь, - в конце концов, сказал следователь. – Я и не сомневаюсь в этом. Я даже не сомневаюсь в том, что жить тебе осталось всего ничего, потому что в тюрьме тебя быстро накажут, и, может быть, даже лучше, чем мы. Мне просто интересно, какими принципами должен руководствоваться человек, чтобы такое совершить?
Отец Сергий медлил с ответом.
- Что есть зло? – отчужденно проговорил он. Будто самому себе. – Зло – это деяния, не угодные Богу или человеку с понятием нравственности. К злу приходят разными путями. Уж вы то знаете. Кто-то всегда мечтал о хорошей машине, шикарном доме, но понимал, что законным способом его не получить. Поэтому переступал закон, ибо жажда наживы была в нём сильнее тех самых принципов, о которых я говорил…
Следователи внимательно слушали.
- Другие совершают зло, потому что загнанны жизнью в клетку. Такие люди срываются, и льется кровь. Они думают, что это единственный способ решения проблемы, но на самом деле просто страшатся искать других путей. А ещё зло бывает от неведенья, но это другой разговор. Важно то, что любой человек, совершивший зло, где-то внутри себя всё же знает, что поступил неправильно. Зло вызывает отвращение. Любой нормальный человек никогда не сможет его по настоящему полюбить, - отец Сергий сделал паузу. – По крайней мере, такого человека не было до недавних пор.
На некоторое время комната погрузилась в тишину. За дверью по-прежнему кто-то ходил, слышался гул машин за окном.
Батюшка вздохнул. – Вы назвали меня сумасшедшим, но доктора сказали, что я не болен. Я и сам не знаю, сошел я с ума или нет, но факт остается фактом – я полюбил зло. И ради него я отрекся от Бога.
Худощавый Александр вопросительно посмотрел на своего коллегу, который, поймав взгляд товарища, медленно откинулся на спинку стула. Шумилов вздохнул, если раньше он хотел просто убить ненормального попа, то теперь ему после убийства хотелось произвести вскрытие.
- Столько пустой болтовни только ради того, чтобы сказать, что ты – сатанист? – усмехнулся Николай.
Священник покачал головой, закрыв глаза.
- Вы меня не поняли. И сейчас вы будете спрашивать, кто лидер секты. Кто приказал совершить эти убийства. Знаете, чем отличаются эти обнюханные подростки от церкви? Настоящей, православной церкви? Ничем.
- Неужели? – сострил Шумилов. – Как священник может говорить такое?
- Я уже не священник, - тихо ответил отец Сергий. – Да и не был им никогда. Впрочем, как и многие, кто служит не только в храме Святого Павла. Церковь – это люди, которые думают, что знают правду о Боге, ссылаясь на чудотворцев, которые прикрывали свои фокусы его именем. Пророки и апостолы превратились в пыль, остались лишь слова на бумаге, книги, которые можно переписать, если понадобится. Тот Бог, к которому все мы так рвемся – просто миф.
- Поняв это, ты решил убить девять человек? – Александр поднялся со стола и начал ходить по комнате.
- Не важно, почему я начал стрелять по людям. Но если хотите, считайте, что моё деяние – доказательство того, что Бога нет, или же он столь несостоятелен, что не может защитить своих детей даже в храме, - отец Сергий о чём-то задумался и замолчал.
Шумилов почему-то тоже не хотел больше задавать вопросов.

***

Следователь очень редко курил прямо на кухне. Когда подобное случалось, жена нещадно ругала его, ссылаясь на бесконечный дым, который больше вреден некурящим людям, нежели курящим. Шумилов, не желая портить отношения с супругой, угрюмо уходил на балкон, не отвлекаясь ни на минуту от мыслей, направленных на решение той или иной производственной задачи. Но сегодня он курил не из-за того, что не знал, кто убийца. Он пытался понять, зачем вообще существуют убийцы.
Николай пришел с работы усталый и подавленный. Молча снял куртку, скромно обнял жену, на банальные вопросы ответил банальными ответами, сел за стол, налил себе рюмку настойки и, вздохнув, погрузился в себя. Через некоторое время супруга поставила перед ним горячий борщ, но к еде он даже не притронулся. Всё думал и думал, пуская к потолку клубы дыма.
Наталья Петровна Шумилова была по природе своей женщиной наблюдательной, поэтому быстро приметила особенное настроение мужа. Долгое время она звенела посудой у него за спиной, изредка бросая на Николая заинтересованные взгляды. Подойти не решалась. Супруг редко приносил домой проблемы с работы. Однако ж сегодня…
Сегодня, он принес домой нечто большее.
- Ты не заболел? – она осторожно взяла тарелку супа. Муж неохотно покачал головой. Наталья присела возле него на табуретку и, ласково проводя рукой по сильному плечу, спросила:
- Что случилось? Весь город говорит про стрельбу в церкви. Ты был там?
- Был, - устало ответил он.
- Почему такие вещи случаются? – с грустью произнесла Наталья, глядя уже больше не на мужа, а куда-то вдаль.
- Я сегодня разговаривал с этим человеком, - Шумилов стряхнул с сигареты пепел. – И знаешь, что он мне ответил? Он сказал, что Бога нет. Сказал после того, как убил в храме девять человек. Просто так, хладнокровно, даже без какой-то там ненависти.
- Я сейчас чувствую себя вот таким же вот пеплом, - Николай указал взглядом на пепельницу. – Ты светишься, как уголек, сажая всех этих тварей, работаешь, но появляются те, кто совершает преступления даже в храме. И ты понимаешь, что тленен, как и все твои усилия. В молодости я мечтал, что всех преступников посажу в тюрьму. Но это невозможно. И сегодня мне это доказали. Что бы я ни делал, зло сильнее меня.
- Да, но ты делаешь зло слабее, - мастерски парировала жена. – Ты нужен, чтобы сдерживать его хоть в каких-то рамках и… - Наталья неожиданно поднялась со стула и, будто желая отвлечься от грустных мыслей, стала перебирать посуду. – И ещё ты должен беречь близких тебе людей от зла, которое может ударить в самое слабое место. Например, в детскую голову.
Николай развернулся и изумленно посмотрел на жену. За долгие годы совместной жизни он изучил повадки супруги и умел угадывать её настроение.
- Что? – немного устало и немного грубо произнес следователь. – Что-то случилось? С Машкой что-то не так?
- Не так, - всхлипнула Наталья и в сердцах бросила столовый нож в раковину.
- Что такое? – Шумилов поднялся и приблизился к расстроенной супруге.
- В каком классе твоя дочь? – не оборачиваясь и не реагируя на ласковые прикосновения, спросила Наталья.
- В девятом, - после паузы ответил Николай.
- В десятом! – жена резко развернулась. – В десятом, Коля! Ты опять заработался! Опять забыл!
- Ты прекрасно знаешь, что я…
- Знаю, - сердито кивнула жена. – Знаю и понимаю. Приходится. Когда ты в последний раз был у Маши в комнате?
- Она вообще то, девочка уже взрослая, без стука не войдешь…
- Там черти, - перебила изумленного Николая жена. – На этих огромных плакатах. Ты видел, как она одевается? В черное. А какую музыку слушает? А как красится? Знаешь, на кого она стала похожа? На ведьму, Коля. Прекрати смеяться! На ведьму!
- Я подозреваю, что её заманили в какой-то культ, - закончила свою жалобу Наталья.
Шумилов вздохнул и сел.
- Она вообще-то с детства увлекалась там… ну… этими… сказками о мертвецах всяких, - следователь пытался оправдать дочь, но получалось плохо.
- Вот и доувлекалась! - жена сложила руки на груди.
- Перестань.
- Что перестань?! – повысила голос Наталья. – Коля, мне кажется, она сатанистка. Ты знаешь, чем занимаются эти ребята на кладбище? А когда обнюхаются, знаешь, что делают?
- Ну, мне то можешь не рассказывать, - следователь опустил голову. Фразу эту он выбросил тихо и удрученно. – Сатанистка, - еле слышно проговорил Николай сам себе, будто пробуя на вкус каждую букву этого слова.
- Я боюсь представить, чем всё это кончится, - железным тоном молвила жена. – Может быть, это просто фокусы нынешней моды. Но, может быть, что-то большее. В любом случае, уже сейчас надо принять какие-то меры.
- Сходи завтра в церковь, - неожиданно произнес следователь, поднимая на жену глаза. – В ту самую, где сегодня была стрельба. Найди там отца Кирилла и расскажи ему про Машу, напомни обо мне. Он, я думаю, согласится помочь.
- В церковь? – сморщилась Наталья. – В церковь то зачем?
- Пусть священник Машке втолкует, что да как, - Николай встал и зевнул. – Мы здесь ничего сделать не сможем: она нас давно уже не слушает. А вот служитель церкви… Он быстро расставит все точки на «i», и если Машка действительно уже не просто увлекается, то…
- В общем, он поможет, - закончил следователь, поглаживая немного успокоившуюся жену по плечу.
- А как же твои слова? Ведь сегодня один священник уже сказал тебе, что Бога нет. – Наталья аккуратно убрала соринку со свитера мужа. – Истинный ли служитель господа будет разговаривать с нашей дочерью?
Николай долгое время молчал, обдумывая, видимо, слова расстроенной жены.
- Я надеюсь, что всё-таки истинный, - в конце концов, ответил следователь. – Иначе, зачем вообще нужна церковь, если в ней нет никого, кто мог бы по-настоящему верить в Бога и бороться со злом?
- Ты тоже борешься со злом. Тебя можно назвать служителем Бога? – жена улыбнулась.
- Ой, давай ты будешь риторикой заниматься у себя в классе, - улыбнулся он в ответ.
- Я просто хочу понять, насколько сильно ты в него веришь, - глаза Натальи как-то по-особенному засветились.
- Достаточно, чтобы поблагодарить за то, что он дал мне тебя, - Николай поцеловал жену в губы.

***

Грустная песнь молитвы устремилась к потолку храма; люди держали дрожащими руками тонкие свечи, кто-то в толпе плакал, закрывая лицо платком, кто-то шептал Богу просьбу упокоить души тех, кто вчера здесь умер. Странно, но тут не чувствовалось страха. Люди всё равно пришли в храм Святого Павла, дьявольское деяние отца Сергия не сломило веру в их сердцах.
Пришла в храм и Наталья Петровна Шумилова. Пришла неохотно, сохраняя внутри себя какое-то странное ощущение оторванности от этого места. Учительница старших классов, жена сотрудника внутренних дел понимала, что церковь не для неё. Она верила как-то по-своему. Была крещенной, но не набожной. И вот сейчас, вдали от столпившихся возле алтаря людей, стоя около иконы, названия которой не знала, она вдруг почувствовала знакомое уже, не раз приходящее чувство вины. Чувство, которое испытывает любой человек, заходя в храм. Чувство, смешанное с вопросом: «Почему я сюда не хожу? Ведь надо!».
Она расплавила воск и поставила свечку перед иконой. В память о жертвах чудовищного преступления. Грубо, может быть, неправильно перекрестилась.
Храм, казалось, уже не помнил вчерашних событий, был чист, светел и полон голосов молящихся мирян. Пулевые отверстия в стенах были заделаны шпаклевкой, будто церковь находилась на стадии ремонта. Священник, как всегда, напряженно читал псалмы, на лице его не отражалось никаких эмоций.
- Наверное, это он, - подумала Наталья и медленно зашагала к толпе. Какая-то, совсем высохшая уже старушка уступила ей дорогу, отойдя в сторону. Юноша, стоящий на костылях окинул заинтересованным взглядом.
Молебен кончился, и люди стали разбредаться. Многие поспешили на свежий воздух, среди движущейся массы народу мелькнула черная ряса.
- Отец Кирилл? – осмелилась Наталья.
Он обернулся. Мужчина средних лет с густой бородой и жалостливым взглядом.
- Отец Кирилл, я жена Николая Степановича Шумилова, следователя, который был здесь вчера…
- Возникли какие-то вопросы? – священник сложил руки на поясе и приблизился к женщине.
- Нет, - замялась она. – Я хотела поговорить на другую тему. Муж посоветовал обратиться к вам, он сказал, что, возможно, вы сможете помочь.
- Странно, - ответил отец Кирилл. – Ведь я почти не знаю вашего мужа. Какое же у вас ко мне дело?
Они неспешно зашагали к алтарю, храм почти опустел, наполнившись тишиной. От этого звуки шагов становились громче и ярче.
- У меня есть дочь Маша, ей семнадцать лет, - начала Наталья. – Обычная девочка, тихая, может быть, немного замкнутая, но добрая и отзывчивая. С детства она любила страшилки, когда повзрослела, начала собирать разные энциклопедии про вампиров, оборотней. Я не запрещала, ребенок был увлечен. А теперь…
Священник слушал внимательно, хотя и не проявлял особого интереса. Когда он и его спутница приблизились к алтарю, Кирилл начал перекладывать книги на столе.
- Теперь все изменилось, - вздохнув, сказала Наталья. – Маша начала себя странно вести, из её комнаты постоянно доносится эта дикая современная музыка, похожая на вой. Девочка одевается в черную одежду, бегает в цепях. Она стала необщительной, грубой. Я боюсь, что всё это… всё от какого-то неверия. Может быть, в себя, может быть в Бога. У неё везде развешаны плакаты с какими-то ужасными сценами, - Наталья сморщилась и немного приободрилась от своего же рассказа. – Сценами адского характера. Я боюсь, что моя дочь начала верить вовсе не в Бога. Вы меня понимаете?
Кирилл поднял глаза, вздохнул, о чём-то задумавшись.
- Я понимаю вас…
- Наталья, - улыбнулась жена Шумилова.
- Я понимаю вас, Наталья, только что я могу сделать? – священник вопросительно посмотрел на гостью. – Взгляните на этот храм. Сюда не приходят молодые люди, они не просто не верят в Бога, они смеются над ним.
- И, тем не менее, я прошу вас, - Шумилова закусила губу. – Придите к нам. Поговорите с ней. Расскажите, к чему приведет её эта дорога.
По щеке Натальи проползла вниз одинокая, еле видная слеза. Кирилл долго смотрел в грустные глаза просящей о помощи женщины, не решаясь ей что-то ответить, будто сомневался в своих силах, в способности хоть как-то помочь девочке. Будто сомневался в Боге, или в том, что сам он – действительно служитель Бога.
- Я приду к вам, - в конце концов, ответил священник и услышал одобрительный вздох.
- Это… будет стоить денег? – робко поинтересовалась жена следователя.
- Нет, это же не церковный ритуал, - сказал Кирилл. – Я загляну в свободное время. Когда вам удобно?
- Когда скажете!
- А сама Маша не будет возражать? Вы пытались с ней говорить? – спросил служитель Бога.
- Для Маши, я думаю, это будет сюрпризом, - Наталья немного растерялась. – А говорить с ней… - жена Шумилова усмехнулась и отмахнулась. – Поверьте, это очень сложно.
- Скажите, - неожиданно женщина сменила тон. – Ведь ребенок же не виноват, что так получилось? Ведь он ещё не способен отличать истину ото лжи, его так легко обмануть.
- Обмануть можно кого угодно, - с грустью сказал священник. – И если тот, о ком вы думаете, действительно положил на Машу свою темную длань, я вряд ли чем-то смогу помочь.
- Но разве вы, человек, который отдал свою жизнь служению Бога, не обладаете хоть крохой его силы. Разве вы не несете в себе его свет и своей истинной верой не сокрушаете зло? – нахмурилась Наталья.
А священник, видя её изумленное лицо, ответил лишь угрюмым молчанием.
В храме стало ещё тише.

***

- Шумилова.
Маша подняла глаза и увидела над собой недовольное лицо учительницы. Не долго думая и не позволяя что-либо сказать, преподаватель резким движением взял со стола тетрадь и пристально вгляделся в рисунки на ней. Весь класс, застыв в оцепенении, не отрывался от лицезрения этой интригующей картины. Несколько секунду в хорошо освещенном, просторном помещении царила напряженная тишина. И вот, в конце концов, стоящая возле парты учительница удивительно спокойно заговорила:
- Шумилова, это смешно.
Тетрадь упала на стол.
- Я ругала тебя за подобные вещи в пятом классе, в шестом, в седьмом, - преподаватель медленно загибала пальцы. – Но сейчас уже нет смысла воспитывать тебя, потому что ты взрослый человек. И тебя ждет взрослая жизнь, в которой нет места этим каракулям, - учительница ткнула пальцем в рисунки на листе.
Маша молчала.
- Тебе скучно?! – сорвалась учительница. Кто-то среди парт еле-слышно хихикнул.
- Да, - Маша поправила черную, как уголь, прядь волос.
- Почему? – удивленно и наигранно спросила учительница.
- Потому что, вы рассказываете скучные вещи, - быстро ответила девушка, кто-то поддержал её ещё одним тихим смешком.
- Ах, ну да! – учительница сложила руки на груди и пристально посмотрела в глаза ученице. – Тебе интереснее читать про вампиров и ведьм, чем про вторую пятилетку!
- Да, - спокойно ответила Маша, наблюдая, как наливаются злостью глаза учительницы. – И знаете, почему? Потому я их не видела, а вот вашего Сталина, вашу историю и ваш великий нерушимый союз социалистических республик мои родители застали, а лично я каждый день вижу его жалкие остатки. Например, вас.
Класс засмеялся. Прозвенел звонок.
- Маша! – в шумном коридоре, встретившем конец занятий ликованием десятков детских голосов, этот крик почти потерялся, но всё же нашел того, к кому был направлен. Девушка в черных джинсах, украшенных цепями резко развернулась, увидела кричавшего парня в толпе и, вздохнув, зашагала дальше.
- Маш, подожди! – парень бежал со всей доступной ему скоростью, задевая бока спешащих куда-то школьников. Не смотрел под ноги, стараясь не терять девушку из виду. А та уже выскочила на улицу и утонула в толпе сверстников.
На улице царила серость и сырость. Глубокие лужи смотрели на темное небо, кидавшее на землю редкие капли холодного дождя. Город казался умершим, особенно здесь, среди пустующих хоккейных коробок и баскетбольных сеток. Среди стоящих ровным рядом гаражей и мертвых дворов. Маша не желала смотреть на этот скучный мир, погрузившись в доносящуюся из наушников музыку. Её ровные, неспешные шаги перематывали этот мир, желая узреть его конец и увидеть за ним что-то новое, необъятное.
Он догнал её и перегнал. Всё тот же парень, её роста, худой, прыщавый, такой же, как и эти дворы. Надоевший.
- Привет! – запыхавшись, проговорил он, поравнявшись с Машей. Та ответила усталым кивком.
- Смотри, что у меня есть. Я купил её для тебя, - парень расстегнул куртку и достал книгу.
Маша остановилась.
- «Сумерки» - это вчерашний день, - проговорила она, оценив обложку.
- Я купил всю серию, - тут же выбросил парень.
- Тебе что надо? – девушке всё это начинало надоедать.
- Давай… погуляем, - робко предложил он.
- Мы уже гуляли, - ответила она.
- Давай… сходим в кино, - продолжал парнишка, уже не зная, как себя вести. Маша возобновила свои шаги.
- Мы уже ходили, - вздохнула она и даже не посмотрела на оставшегося стоять за её спиной парня.
Книга упала в лужу. Вода прокралась под обложку и растопила буквы на страницах. Дождь усилился.
И чувства – тоже.

***

Отец Сергий сидел тихо, не шевелился, почти слившись с холодной каменной стеной новой обители. Тонкая струя света проходила сюда сквозь небольшое окошко с решеткой под потолком. Она не касалась священника, он прятался от неё в тени, прятался и молчал, закрыв глаза, погрузившись в подобие сна, или, иначе сказать в свои думы, доступные и понятные лишь ему. Время в камере не чувствовалось, могла пройти минута, мог пройти день. Отец Сергий не думал об этом, потому что уже ничего не ждал. Ему казалось, он умер, а его тело двигается автоматически, работая от приказов того, что некогда называлось душою.
Лязгнула защелка на массивной стальной двери. Открылся небольшой люк, через который заключенному подавали еду. В проёме показалось усталое лицо.
- Посылка, - неохотно крикнуло оно и просунуло в отверстие небольшую книгу в черном переплете.
Священник тихо встал и, подобно отделившемуся от темноты куску тени, проследовал бесшумно к поданной ему вещи, взял её и вернулся на своё место, услышав у себя за спиной суровый лязг закрывающегося люка.
Библия.
Он сразу узнал свою рабочую книгу. На страницах, как обычно, в две колонки были выстроены стихи и главы.
- Кто мог принести её мне? – подумал священник.
Из книжки выпал небольшой конверт. Отец Сергий не заметил его, потому что конверт был меньше, чем страницы, между которыми он уютно притаился. Священник поднял его с пола, аккуратно открыл и вынул записку. Почерк был незнакомый, но как только начал улавливаться смысл слов...
Лицо отца Сергия побелело, лист бумаги зашелестел в дрожащих руках и, в конце концов, выпал, вернувшись вместе с конвертом на пол.
А священник, откинувшись к стене, вдруг поджал губу и, подобно ребенку, заплакал. Заплакал громко и искренне, прикрыв глаза рукой.
Заплакал, и слезы его капали в море воспоминаний, хлынувших из сознания и затопивших настоящее. Он увидел всё так ярко и так четко, будто это случилось секунду назад. Более того, всё, что было в прошлом, не только виделось ему, но и ощущалось. Так же, или даже сильнее.

***

Вначале он услышал смех. Смех пришел к нему из-за спины, когда он, будучи молчаливым тощим юношей, шел со школы домой, не обращая внимания на издевательства одноклассников. Они выкрикивали оскорбления ему вслед, кидали в спину полусгнившие яблоки из школьного сада, но он молчал, не желая и не умея сказать или сделать что-то в ответ.
Никто дома не спрашивал, откуда синяки на лице и грязь на одежде. Он всё также молча переступал через спящую в пьяном обмороке мать, бормотал что-то проснувшемуся отчиму и шел в свою комнату. Закрывался там, ложился на кровать, отворачивался к стене и молча засыпал, мечтая не проснуться, потому что реальность была для него кошмаром. Кошмаром, сквозь который однажды прорвался звон церковных колоколов.
Тогда мальчишке было семнадцать лет, он пришел в храм, просто потому что ему было интересно, что происходит внутри. Он шел по улице из магазина, отвязавшись от надоедливого дружка матери, просящего денег. Темнота храма заманила его, пригласила войти чарующим пением.
Он вошел, перекрестился, как мог и прибился к толпе старушек. Пока длился молебен, Сергей стоял, ничего не говорил, и просто отдыхал. Отдыхал от той жизни, которая давила на него тысячами унижений и лишений. Здесь, среди душного зала всё это куда-то испарялось, будто боясь той песни, что лилась и звенела всюду. И тогда Сергей понял, как дорога ему эта песня. Песня, которая заглушила его страхи.
Окончив школу, юноша пошел в семинарию и вскоре стал отцом Сергием.
Его путь был предсказуем: нечастые поездки на большие православные праздники, отпевания в церквях, работа с мирянами. Молитвы в келье по ночам. Никто не замечал его среди подобных ему людей: черных, как вороны, тихих, как кресты на кладбище, мелькавшем в бесконечных и тусклых буднях. Среди всего этого спасение, казалось, могло прийти только через молитву, но…
Молитва для отца Сергия была словами, которые надо выучить. Так, однажды, он вдруг поймал себя на мысли, что, возможно, даже не верит в Бога, а лишь делает вид, что верит. Это страшное сомнение походило на удар ножом в спину, но отец Сергий претворился и стерпел боль. Слишком дорога ему была жизнь, лишенная страхов.
Но было в этой жизни и то, что смущало молодого служителя Бога. Слабая тень былого ползла за ним, выглядывая порою среди шумной мирской суеты, частички которой священник видел иногда. Там, вокруг смеющихся, одетых в разные и яркие одежды людей пряталось нечто утерянное навсегда. И когда отец Сергий, глядя на мирскую жизнь, вдруг замечал в ней крупинку света, а в себе – частичку зависти и тяги, он падал на колени в своей келье и молился ночами напролет, прося Бога избавить его от подстерегающего искушения. Ибо мирская жизнь, которую он так быстро оставил, вновь манила его.
Но назад дороги не было. Он был рабом Бога.
- Я обманываю себя, - кричал в мыслях Сергий, шепча молитву в ночной тишине. – Я думал, Бог спас меня от унижений, дал знак, указал путь, но он лишь вызволил меня из одной тюрьмы и запер в другую. Слишком долго я думал, что свободен и прикрыт его рукой. Но всё не так. Где истина? Где покой, который мне так нужен? Почему я не могу найти его даже здесь, в его доме? И что же я хочу от жизни, в которой ничего не смог сделать из-за своей слабости?! Кто ответит?
Ещё долго он размышлял над жалким своим существованием. А утром безжизненно кивнул представителю епархии, направившему его для служения в храме Святого Павла.
Церковь, куда он приехал, была ещё одной серой картинкой в его жизни. Ничто здесь не бросалось в глаза и ничто не поражало новизной. Всё те же купала, те же люди, а вернее – лишь тени людей, ибо отец Сергий стал считать своих собратьев чем-то средним, между земным существом и небесным телом. Подобная субстанция казалось ему полуживой, ибо она не существовала в полной мере не на земле, ни на небесах. Но все эти мысли он прятал так глубоко в себе, что порою не находил их даже сам, не говоря уже о посторонних людях, кто мог бы заметить сомнения на лице молодого священника. На серой картинке всё было обыденным и серым, пока не упал на неё лепесток розы, пришедший из сна.
Трудный день кончился молитвой на ночь. Темная келья с одинокой свечой, жесткая кровать. Он закрыл глаза, упал во тьму, где не было Бога, а было лишь спокойствие, но внезапно, впервые в жизни, к нему с быстротой и яркостью упавшей с неба звезды пришло сновидение. Подробное и правдивое, как видение.
Он шел в затаившемся тумане, который прятал от глаз очертания окружающих предметов. Шел без строгого следования определенному пути, шел, будто выискивая среди тумана утерянную вещь. Шел по чему-то мягкому и податливому, плывущему, как океан, и легкому, как мечты. То были лепестки алых роз.
Сергей склонился над ними, дрожащая рука подняла невесомую массу, которая начала падать сквозь пальцы, и тут же пришел шепот:
- Здравствуй, - сказал туман нежным женским голосом.
- Ты чувствуешь голод? – прошелестело в голове.
- Я не знаю, - искренне ответил Сергей.
- Иди ко мне.
Туман расступился перед тонкой фигурой, шагающей сквозь него. По лепесткам роз шла девушка с длинными светлыми волосами, глаза её дышали нежным ярко-синим блеском. Тело её было совершенством, воплощенным в обнаженной плоти. Сергей поднял голову и прекратил дышать, будто встретил Бога, которого звал своими выученными молитвами.
- Кто ты? – выдохнул он.
- Я – грех, - ответила девушка. – Я похоть и разврат.
Её руки коснулись его лица. Туман окутал священника полупрозрачными серыми нитями.
- Мне, наверное, нельзя, - жалобно простонал Сергей, прижавшись к горячей груди обнявшей его женщины. Та усмехнулась и упала в озеро алых лепестков.
- Ты служишь Богу, сражаешься против дьявола. Но как можно сражаться против врага, которого не познал. Познай меня, и, может быть, ты поймешь, что сражаться нет смысла, - туман проглотил её слова, сделав их сладким невесомым ядом. Сергей вдохнул его с величайшим на свете удовольствием и, сам не понимая, что делает, склонился над девушкой.
Серая пелена приглушила их стоны, лепестки роз впитали страсть. И священник познал своего врага. Первый раз в жизни. Познал и вынырнул из омута сновидений, оказавшись в темной келье, где уже почти догорела жалкая свеча.
Каменные стены истощали холод, Сергей соскочил со своего ложа на пол и дрожащими руками схватился за низ живота. Реальный мир с его бесконечными проблемами вновь обрел власть над скромным служителем Бога. А тот задрожал ещё сильнее, поняв, что выпустил наружу живительный сок своей страсти не только во сне, но и наяву.
Сергею стало страшно. Страшно оттого, что ему приснился такой сон, страшно потому что в этом сне он был с женщиной, страшно, потому что всё было так отчетливо, так подробно. И страшнее всего было то, что произошедшее было сравнимо с… раем.
До рассвета келью озаряла обрывающаяся и дрожащая молитва, которую священник шептал, стоя на коленях. Теперь в ней были нотки искренности. Сергей умолял Бога стереть из памяти этот сон, картинки из него стояли перед глазами. Когда наступил день, заботы хлынули рекой и прекрасный лик обаятельной девушки, вышедшей из тумана, поблек. Но когда солнце село, и келья наполнилась ледяной темнотой…
Сергей боялся уснуть. И где-то в глубине души он мечтал уснуть. И когда он уснул, до его ноздрей вновь дошел запоминающийся аромат лепестков роз.
Алые ткани развивались на теплом, пришедшем из небытия ветру. Алые ткани скрывали их влажные, благоухающие страстью тела. Она глубоко дышала, а он даже не знал, что такие вещи можно делать с женщиной. Она научила его всему: самым изощренным способам совокуплений. Он стыдился, но вскоре забыл обо всем, утонув в море удовольствия, которое растекалось по его телу горячими ручьями раскаленной магмы.
- Я люблю тебя! – кричала девушка. – Люблю! Люблю! Люблю!
День стал ночью, а ночь стала днем. Рассвет стал похож на закат, а закат превратился в рассвет. Жизнь молодого священника изменилась, а вернее сказать, растворилась в танце страсти, звук которого приходил во снах. Сергей перестал бояться, перестал молиться Богу, прося его изгнать эти проклятые кошмары, которые наведывались в келью отныне каждую ночь. Перестала интересовать священника и реальная жизнь: пение псалмов больше не даровало покой, обязанности отягощали душу. В голове была лишь она – безымянная девушка, чей стон заглушал звон колоколов. Отец Сергий ходил по храму Святого Павла, как тень, мечтал, чтобы поскорее пришла ночь. И когда солнце садилось, пляска страсти вспыхивала с небывалой силой.
- Почему ты лишь сон? – шептал священник своей любовнице. Шептал, стоя на коленях перед иконой, будто на месте Богородицы возвышался лиц похотливой хозяйки сновидений. – И кто ты, мой рай?
Икона молчала, молчала свеча. Но вскоре, среди бесконечных занятий любовью во сне, Сергей всё-таки услышал кое-какие речи своей женщины.
В ту ночь их страсть кипела среди старинного зала, где размещалась огромная кровать с шелковыми простынями. Девушка сидела на священнике, нежно касаясь руками его обнаженной груди. Только что пение рая закончилось, и любовники отдыхали, выжидая, пока их тела вновь будут готовы к любви. Тогда влажные от поцелуев губы Сергея, будто сами по себе, проговорили:
- Я хочу знать твоё имя. Хочу знать, кто ты.
Девушка молчала, прерывисто дыша полуоткрытым ртом, в котором виднелись две пары неестественно длинных клыков. Сергей заметил их ещё тогда, в первый раз. Испугался, но быстро к ним привык, не позволяя себе думать, кто обычно обладает подобными атрибутами.
- Почему ты задаешь вопросы, на которые знаешь ответы? – тихо и ласково проговорила она, погладив священника по щекам. – Разве ты не видишь, что я – демон, который совратил тебя, оттолкнув от Бога.
Сергей не знал, что сказать.
- Но, зачем? – лишь вымолвил он.
- Я сделала это, потому что люблю тебя, - ответила девушка. – Мне, как и тебе, не положено быть с тем, кто стоит по другую сторону, но… иногда бывает так, что две противоположные силы сближаются. Ты – свет, а я – тьма. Но любовь выше всего. Даже небеса не в силах её ограничить.
После этих слов любовница священника подарила ему поцелуй в губы, затем – в шею, затем – чуть ниже. Вскоре Сергей осознал, что готов продолжить танец страсти. И танец продолжился.
Он проснулся задолго до рассвета. Как и прежде, весь в поту и собственном семени. Тело немного постанывало, устав от приятной работы, но силы, казалось, наоборот лишь прибавились. Священник встал и глубоко вздохнул, не зная, кого благодарить на чудесный сон. Ненавистная темная келья распугала запахи страсти, оставив лишь тот букет ароматов, который принадлежал реальному миру. Однако ж в этот раз в него закрался ещё один, совершенно новый запах. Сергей вдохнул его, поняв, что он исходит от низа живота. Этот запах был реален, так же, как и запах пота, но он не мог быть реальным, потому что принадлежал сновидениям. Но всё же существовал.
То был запах женщины.
Сергей упал на колени. Его трясло, ему казалось, он сошел с ума. Ибо иного объяснения не виделось.
- Я люблю тебя! - слова девушки холодным клинком пронзили его сердце. Напугали. Смутили душу. В объятьях накатившего страха от, казалось бы, пришедшего безумия, Сергей вдруг понял, что тоже любит. Любит демона, дьявола, тьму.
Свеча в келье, догорев, погасла.
Если вчера однообразные будни казались одноцветными, будто серое предгрозовое небо, то отныне реальная жизнь стала настоящим ураганом, где был лишь ветер забытья и молнии сомнений.
Отец Сергий поник, потому что не знал, во что ему верить – в Бога, или в свои же собственные сны, которые кипели, как и прежде, страстью. Запах, пришедший в ту ночь, поселился в келье крепко. Священник больше всего на свете боялся, что кто-нибудь из обитателей прихода учует его, когда наведается в комнату. Страх Сергия рос, росли и сомнения. Тенями прозывал он когда-то своих товарищей по вере, однако ж, не заметил, как и сам стал тенью, витающей между светом и тьмой. Одно его спасало, он надеялся, что сны – это лишь сны и ничего более. А запах…
Объяснение ему найдется со временем.
Захваченный внутренней борьбой и страхом, Сергий совсем отделился от мира людей и ослаб телом. Порой бывало, что усталость, дарованная играми любви, приходила из сна в реальный мир. Тогда священник целыми днями ходил по церкви бледный. Однажды на молебне ему от недостатка воздуха стало плохо.
В гудящей толпе людей, которые, словно зачарованные, пели молитвы, ходил отец Дмитрий. Сергий в тот момент стоял у алтаря и читал псалмы. Ритуал длился не первый час, сосуд усталости переполнился, молодой священник почувствовал головокружение, ноги его обмякли.
Народ сопроводил обморок дружным вздохом удивления, отец Кирилл подскочил к упавшему собрату, позвал из мирян крепких молодых людей. Отца Сергия отнесли в его келью и уложили на кровать.
Он блуждал во тьме целую вечность. Блуждал не находя ничего, что могло бы направить к свету. Он кричал, что устал, звал на помощь, молил сжалиться над ним и даровать любовь. Никто не слышал этих позывов. Даже Бог.
- У меня есть только сны, - подумал Сергей, когда пришел в себя, с большим усилием приоткрыв глаза. – Моё счастье и моя любовь существуют только лишь в моих грезах. А весь мир – одна большая темная келья, в которой догорели свечи.
Священник закрыл глаза. Он не знал, ночь сейчас или день, знал лишь одно – долго лежать ему не дадут, служба ждет.
- Самира, - прозвучал нежный голос во тьме. – Меня зовут Самира.
Сергий открыл глаза. Возле кровати стояла девушка. Светлые волосы ложились на прикрытые черной шалью плечи, красивые ноги были облачены в кожаные сапоги. Она смотрела на него тем же взглядом, который дарила, когда они были вместе, во снах. Её рука коснулась его щеки, на лице девушки воцарилась неподдельная жалость.
- Я знаю, ты устал. Отдыхай, я буду рядом, - Самира улыбнулась. Сергей, ранее чувствовавший холод приоткрытого окна, вдруг ощутил жар, который приятно согревал и бросал в сон.
- Я вновь сплю, - улыбнулся он.
Самира улыбнулась в ответ, и только сейчас священник вдруг понял, что сон этот слишком реален. Неожиданно стало страшно. Отец Сергий побелел и вжался в кровать.
- Ты…
- Да, я не сон, - ответила девушка.
- Значит, я…
- Все мы в какой-то мере безумны, - она резко вскочила на кровать и аккуратно прошлась по ней своими красивыми ножками. Дойдя до груди своего возлюбленного, Самира, дав ему полюбоваться тем, что находится у неё под юбкой, медленно опустилась на колени.
- Я боюсь тебя, - дрожал священник. – Я боюсь тебя до смерти.
И действительно, Сергей не знал, что ему делать: кричать ли, звать ли на помощь, молиться ли. Самира поцеловала его, и от прикосновения её прохладных губ он вдруг окончательно пришел в себя и набрался сил, будто выпил воды из святого источника.
- Я люблю тебя, - повторила она. На этот раз её слова звучали ярко, потому что были произнесены в реальном мире. – Я хочу тебя.
Сергей закрыл глаза. Он больше не боялся.
Следующие дни пронеслись со скоростью бушующей в ночи метели. Священник работал в полную силу, не смотря на недавнее недомогание и постоянные поощрения со стороны соратников. Многие хвалили его, благодарили на энтузиазм, даже не подозревая, что истинной причиной фанатичного труда является лишь желание поскорее расстаться с днем. Ибо, когда наступала ночь, и весь храм умирал до рассвета, не позволяя себе лишнего шума, отец Сергий запирался в келье и ждал часа, когда его возлюбленная придет. И как только она приходила, мир менял свои краски, делаясь подобием рая.
Забыты были недавние сны, казавшиеся теперь расплывчатым отражением на воде. В ночь обморока, придя в себя и узрев хозяйку своих снов воочию, Сергей познал её уже не через призму сладкого сна. Познал и лишь дивился тому, какой прекрасной может быть связь с женщиной. Как прекрасен её голос, шептавший нежные слова на ухо и стонущий от частых взлетов страсти. Как прекрасно её тело, которое, уподобляясь змее, извивается под мужчиной, требуя каждым своим движением большей нежности.
И какой прекрасной может быть любовь, даже если ты любишь дьявола.
Порой, среди пустующей кельи, он вставал на стул перед окном и тихо звал свою любовницу, шепча ласковые слова, влетающему ночному ветру. Самира всегда приходила неожиданно и фантастично. Иногда девушка материализовалась из того же ветра, иногда, подобно призраку, выходила из стены, и полупрозрачные её черты становились видимыми. Сергей лишь замирал от таких представлений. Больше он не пугался, ибо знал, что ждет его при встрече. Знал и на протяжении всего дня не мог дождаться ночи.
В одну из таких ночей, она скакала на нём, дожидаясь конца феерического бега совокупления. Он тяжело дышал, держа её за оголенные бедра и притягивая к себе. Как всегда, любовникам было хорошо, и они забыли о существовании мира. Но мир ворвался в их любовь и сломал её, будто была она неокрепшим деревцем, требующим заботы и подпитки.
Дверь в келью открылась. Среди ночи к отцу Сергию, дабы проведать о его здравии, пришел настоятель храма. Он осторожно проник в темное помещение и позвал священника по имени.
Самира резко обернулась, и тяжко вздохнув, рассыпалась на мириады пылинок, которые, следуя единой цели, вылетели вместе с ветром в окно. Отец Сергий вскочил с кровати, пытаясь прийти в себя и осознать ужас случившегося, но, к глубокому его удивлению, настоятель храма вполне спокойно и дружелюбно произнес:
- Как ты себя чувствуешь? Тебе не холодно спать без одежды?
- Нет, - только и смог ответить Сергий.
Настоятель храма, человек не старый, но уже ослабший телом и поседевший, несмело сел на ложе и, вздохнув, заговорил:
- Скажи мне, Сергий, хорошо ли тебе служится в нашем храме? Не чувствуешь ли ты нужды, не мучают ли тебя вопросы веры?
- Мне хорошо здесь, - соврал Сергей, уже привыкший лукавить душой с теми, кто окружал его. Искренним он был лишь с Самирой. – Не волнуйтесь о моём духовном и телесном здравии. Как видите, я даже сплю голышом на холоде, закаляя себя. А тот обморок – это просто давняя детская болезнь показывает остатки свои, так что…
Сергей говорил быстро, но всё же боялся, что собеседник уловит некую фальшь в его словах.
Настоятель молчал, пристально глядя на своего слугу.
- Мне кажется, в последнее время ты чем-то озадачен, - седые брови сдвинулись.
- Что вы видели, когда вошли? – неожиданно для самого себя произнес Сергей. Вопрос этот привел настоятеля храма в легкое недоумение.
- Ты лежал на кровати, закрыв глаза и не прикрывшись одеялом, - быстро ответил он.
Сергей начинал понимать, что его любовница оказалась умнее и проворнее настоятеля. Тяжелый камень стыда и отчаяния, лежавший на душе, медленно растворился в пламени уверенности за сохранение страшного секрета.
- Простите меня, - наигранно произнес отец Сергий. – Простите, если я кажусь вам удрученным. Лучшего места во всем мире не найти. Я люблю этот храм не меньше, чем люблю Бога.
Настоятель улыбнулся и тихо ушел, оставив священника наедине с тусклым пламенем крохотной свечи. После скрипа старой двери комната погрузилась в тишину, отец Сергий внимательно слушал, как отдаляются шаги настоятеля. Как только они совсем исчезли, он с замиранием сердца прикрыл глаза, ожидая, когда его таинственная любовница вернется в комнату.
Но она не вернулась. Не вернулась даже во сне, и рано утром Сергей поднялся удрученный и сломленный.
- Может быть, она напугана, - подумал он, облачаясь в рясу. Чуть позже мысли о Самире преобразовались в разрастающийся страх. А когда следующая ночь прошла в безмолвной тишине, более не нарушаемой криками и стонами, священник не на шутку разволновался. Тем более что даже сон его, не имел приятных образов обнаженной девушки. Вместо неё, он, как всегда раньше, увидел пьяную мать.
Так начались его мучения. Мучения, которыми нужно было расплачиваться за страсть. Сны были пусты, ночи холодны и длинны, а дни вновь наполнились отягощающей бесконечностью дел, силы после которых не восстанавливались, как раньше. Сергей тогда впервые вернулся к алтарю с молитвой. Он откровенно и дерзко просил Бога вернуть ему Самиру. Плакал, стоя на коленях, дрожал и молил всех святых. Но они молчали, с сожалением глядя на него с деревянной поверхности старых икон.
Однако девушка вернулась. Он вновь обрел её для того, чтобы окончательно потерять.
Среди безмолвных ночей, во время которых слезы порою лились в подушку, ему явился сон, где он шел по темным коридорам старого храма, забытого, разрушенного временем. В громадных залах, куда заглядывал с небес яркий диск проскользнувшей среди облаков луны, было тихо и холодно. Огромное пространство с высокими потолками пустовало, приютив в своём лоне стаи летучий мышей. Отец Сергий шагал в ночи, глядя в темноту потолка, шагал к алтарю, где вместо креста возвышались странные символы и цифры. Приблизившись, священник увидел кровь.
Странный храм, необычный храм. Здесь, видимо поклонялись вовсе не Богу. Быть может, тысячи лет назад жрецы приносились на этих алтарях жертвы забытым богам? Тогда почему кровь свежая?
Священник коснулся её и посмотрел на свои окропленные пальцы. Нет. Здесь молились не древним богам. Здесь молились тому, кто не стремился получить тысячи почитателей среди людей. Наоборот, главной своей заслугой он считал то, что заставил их поверить в то, что не существует.
Немного постояв без движений, отец Сергий вдруг уловил среди тишины еле заметные вздохи, будто кто-то приходил в себя после долгого и упорного бега. Священник заглянул за алтарь и ахнул, тут же упав на колени.
На темном, залитом кровью полу лежала обнаженная Самира. Грудь её была пробита чем-то тяжелым, девушка держалась за рану и смотрела стеклянными глазами в пустоту, готовую поглотить её в любую минуту. Отец Сергий, дрожа, подполз и взял свою возлюбленную за руку.
- Я не успела, - сквозь исторгающий кровь кашель ответила она. – Прости меня, я хотела, чтобы мы были вместе, но я не успела добраться до этого места. Рана была слишком тяжелой.
- Но… я… - Сергей не знал, что сказать, и что сделать.
- Это церковь сатаны, - тихо сказала девушка. – Здесь все демоны восстанавливают силы. Когда настоятель твоего храма зашел в келью, сила света, исходящая от него, поразила меня. И теперь я умираю.
- Ты не умрешь, - отец Сергий быстро закачал головой. – Ты не можешь умереть, настоятель моего храма не обладает такой силой, я не верю, что он так предан Богу. Да и ты… как ты можешь умереть, если ты бессмертна?
- Теперь я буду жить в твоём сердце. Помни меня и наши ночи. Это было самое прекрасное время в моей адской и однообразной вечности.
После этих слов Самира замолчала. Уже навсегда.
Ещё долго темный храм будет хранить её остывающее тело. И долго будет помнить отчаянный крик обезумевшего от боли священника, который, осознав в полной мере тяжесть своей потери, взвыл на луну, подобно вурдалаку.
Тут же его сон прервался. Сергей вскочил среди ночи, тяжело дыша. Не сразу реальный мир обрел свои очертания, постепенно темноту разогнал огонек дрожащей свечи, пламя потери остудил привычный холод крохотной кельи, где с трудом могли уместиться три человека. Только сейчас священник ощутил, насколько мала его скромная обитель, больше похожая на одиночную камеру заключенного. Спустя мгновение перед глазами встала умирающая девушка Самира. Её голос в последние минуты жизни был прекрасен, её глаза вместили в себя столько нежности, столько робости. Никто и никогда не смог бы сказать, что она - демон. Скорее наоборот – она была ангелом, а настоящие бесы здесь, в этом холодном месте, напоминающем канализацию.
Сергей по-прежнему тяжело дышал. Он не метался по комнате, не кричал. Просто думал, глядя себе под ноги. Только сейчас он, может быть, приблизился к истинному пониманию своего бытия. Вся жизнь – лишь побег от опасности и постоянный страх, ненависть к самому себе за невозможность воплотить мечты в жизнь. И, конечно же, одиночество.
Одиночество, боль которого не смог заглушить Бог, но смогла заглушить Самира. И теперь его жизнь, чей высший смысл – это любовь к таинственной девушке, его жалкая жизнь, похожая на кошмар, окончательно разрушится. Уже разрушена. Никогда ещё Сергей не чувствовал себя таким одиноким и таким униженным. Кто-то показал ему кусочек света – того счастья, право на которое имеет каждый человек, показал и закрыл, оставив тьму, занимающую всё в округе.
И это сделали они – самонадеянные служители Бога. Люди, чьи имена вспоминают чаще, чем спасителя. Люди, которые сами делают себя святыми. И даже Бог – он не смог подарить счастье одинокому страннику. Какой он после этого Бог.
- Вы за всё ответите, твари, - прошептал священник, глядя на икону. – Вы отняли у меня последнюю причину быть человеком, и теперь вы горько пожалеете об этом, ибо я ныне лишен всего, чем обладает душа. Самира подарила мне не только себя, но и своё мироощущение. Теперь я демон, и месть моя будет таковой, что даже у дьявола кровь застынет в жилах, и весь ад покроется коркой льда. Трепещите твари! Ибо лишь вы добротою своею порождаете таких зверей, как я.
На следующее утро отец Сергий отправился покупать автомат.

***

Время в камере теряет свой привычный ход. Трудно сказать, столько плакал отец Сергий – минуту ли, час или более того. Когда слезы его высохли, оставив на щеках еле заметные следы, он аккуратно поднял оброненный конверт, ещё раз пробежался покрасневшими глазами по строчкам и коснулся лежащей возле ног Библии. Пролистав в последний раз её тонкие, исчерченные истиной страницы, он резко выдернул из переплета их немалую часть. Скомкал, бросил к своим ногам.
Порванные листы осенними листьями падали на пол, а отец Сергий всё рвал и рвал их, добираясь до последней страницы. Когда в руках священника остался лишь очищенный кожаный переплет, он разорвал и его, найдя, наконец, то, что так долго и упорно искал.
Небольшое бритвенное лезвие с тусклым звоном упало на холодный пол камеры. Отец Сергий осторожно поднял его дрожащей рукой.
Вскоре страх исчез.
Навсегда.
Страницы Библии размокли от капающей на них крови.

***

- Я…
- Что «я»? – Шумилова начинало подташнивать от этого разговора. Набрав воздуха в грудь, он ещё раз задал простой, но почему-то непонятный собеседнику вопрос. – Как выглядела эта посетительница?
Молодой сержант замялся:
- Ну, беленькая. Красивая такая, молодая девушка, - робко ответил он, глядя в пол.
- Сможешь опознать? – Шумилов не обращал внимания на суетящихся в тюремной камере людей.
- Не знаю я, - раздраженно бросил сержант. – Не смогу! Какая-то она… - он попытался выразить свои мысли жестами, но тут же сдался.
Николай оставил сержанта в покое и, сдерживая в себе злобу, вернулся к трупу. Отец Сергий лежал на холодном полу, глядя мертвыми глазами в потолок. Тонкие пальцы сжимали окровавленное лезвие, правая рука лежала в луже крови, вскрытые вены выглядели ужасно.
- Уносить? – тихо поинтересовался подошедший к следователю медик. Шумилов устало кивнул и опустился на корточки. В камеру внесли сложенные носилки.
- Николай Степанович, ну что же я… - расстроенный сержант приблизился, жалобно сдвинув брови. – Ну, передала то она… ну, книгу и всё. А записку я увидел. Письма то можно…
- Ладно, Гриша, - вздохнул Шумилов. – Претензий к тебе нет. Видишь, как тут всё хитро, - следователь поднял окровавленный переплет Библии. – Это же надо умудриться. Прямо, как в кино.
Медики погрузили тело священника на носилки и аккуратно вынесли его из камеры.
- Николай Степанович, - молодой сержант закусил губу. – Я, правда, не смогу её опознать. Я даже лица то толком не видел. Она книгу сунула и говорит, мол, брату. А потом так «цок-цок» и ушла.
- Да нет у него никаких сестер, - Шумилов встал. – Нет, Гриша.
- А кто ж она? – сержант вопросительно посмотрел на Николая, словно следователь знал ответ на этот вопрос. Но Николай не знал. Из сведений о таинственной девушке ему было известно лишь имя.
Вскоре молодой, неопытный и боязливый сержант Гриша вышел из камеры по своим делам. Эксперты ещё некоторое время щелкали фотоаппаратами, а Шумилов тихо сидел на принесенной сюда табуретке и думал. Слишком много в этом деле странного. Слишком много.
Николай залез в карман куртки и вынул оттуда найденную возле трупа священника записку. То самое письмо, которое наивный Гриша передал вместе с Библией отцу Сергию. Перечитав его ещё раз, следователь заскрипел зубами. Этот, казалось бы, бред открывал некоторые запертые двери в расследовании. Нашлись адекватные объяснения минувшим событиям, но самая главное – появилась первая серьезная зацепка.

«То, что ты совершил – ужасно в мире Бога, но прекрасно в мире дьявола. Смерть этих людей даровала мне жизнь. У нашей любви есть шанс. Я хочу, чтобы мы были вместе, поэтому приготовила тебе в переплете этой книги бритву. Вскрой себе вены. Я жду тебя в аду.

Самира.»


Часть вторая.

Священник, который верит в дьявола больше чем в Бога.

Взрыв в ущелье разорвал тишину раннего утра. Он потревожил сон мудрых гор, осмелился затронуть безмятежность серого, наливающегося дождем неба. Голос его разлетелся вдоль хребтов и вновь упал туда, где был рожден – к одинокой мечети на окраине аула. Среди кучки рассыпавшихся по склону домов заиграл густой дым. Гордый орел, парящий в небе, завидел своим острым глазом фигурки движущихся людей и вспышки огня.
Война. В этих местах она собирает кровавый урожай уже не первый год. К ней привыкли все, даже животные. И сегодня было обычное утро войны. Утро, в которое капитан Кирилл Асташев вместе со своей группой добивал остатки рассыпавшихся по району боевиков.
За взрывом последовала тонкая, разносящаяся по горам трель автоматных очередей. Вдоль узких улиц к мечети медленно потянулся неуклюжий, но сильный БТР.
Остановился.
Вдали слышались крики чеченцев. Им в ответ ревел пулемет. Очень быстро всё кончилось. Дым начал таять, и вот в нём уже различимы фигуры солдат. Перебросив оружие на спину, они что-то тащат, тащат от мечети.
Асташев вышел на свет, переступив порог проверенного дома. К его ногам бросили пленника, экипированного в военную форму. Один из спецназовцев ударил его ботинком.
Девушка. Даже не девушка, а девочка. Она сплюнула кровь и с хрипом попыталась подняться на ноги, поправляя рукой черные и грязные волосы. Удар прикладом уложил её на землю. Рядом упал покореженная взрывом винтовка СВД.
- Имя? – сухим, почти мертвым голосом начал допрос Кирилл. Чеченка, держась за бок, вновь попыталась подняться.
- Имя! – крикнул один из солдат. Снайперша, тяжело дыша, ответила:
- Томила.
Бойцы русской армии подхватили её за плечи и, под родившийся в небе крик орла стянули с неё остатки обмундирования. Под удары ногами и прикладами её протащили к дому. Там кинули на землю и встали вокруг.
Чеченка быстро поняла, что с ней собираются делать, когда один из спецназовцев растянул ремень на штанах. Ещё двое схватили пленницу за ноги. Пустующая, засыпанная трупами улица аула наполнилась криками и матом.
- Нет! Нет! – девушка сопротивлялась, как могла, но сильные мужские руки ей было не одолеть.
- Стоп! – внезапно крикнул Асташев, и его подчиненные замерли. Капитан пересек улицу и втиснулся в толпу.
- Хватит, - произнес он властным голосом.
Солдаты смотрели на него изумленными взглядами. Отпущенная на время чеченка дрожала. Асташев смотрел в её черные глаза, полные страха и отчаяния и не знал, что сказать своим подчиненным. А они ждали объяснений. На войне воюющие стороны делают ужасные вещи. Кирилл много раз становился свидетелем этих вещей. Вещей, одну из которых он сейчас так резко и неожиданно попытался остановить. Но не так то просто запретить солдату подобное увеселение, когда каждый день он в шаге от гибели.
Асташев, впрочем, быстро нашел способ.
- Заразная небось, - сказал он, вынув из кобуры пистолет.
Выстрел вновь потревожил древние горы.
Чеченская девочка вздрогнула и затихла. Солдаты разошлись. Безмолвные камни мечети стали свидетелями обычного дня войны. Подобное случалось постоянно. Однако ж, сегодня кровавое постоянство было разбавлено тем, что девушка умерла быстро и без мучений.
А тот, кто её убил, в скором времени, вернувшись с войны, станет священником другой, но похожей веры.
И называть его будут отец Кирилл.

***

Стая крикливых ворон сорвалась в небо, навстречу серым и холодным облакам. Замершая громада храма Святого Павла проводила их в полет, вскоре среди оголившихся черных деревьев в парке вновь наступила тишина. Хрустя сухими листьями, по узкой дорожке двигалась темная молчаливая фигура, покорно сложившая руки на поясе. Отец Кирилл был этим утром задумчив: однообразие его жизни вдруг кому-то потребовалось резко поменять и теперь священник, потрясенный до глубины души убийством в церкви, пытался привести свои мысли в порядок. То и дело в голове его вспыхивали, будто бы забытые вспышки выстрелов. Казалось, они сверкали, прилетая из прошлого.
Прошлого, которого, как ни старайся, никогда не забыть.
Отец Кирилл остановился возле заваленной сухими листьями лавочки, за забором шумела мирская жизнь.
- Мне сказали, вы часто здесь гуляете.
Священник растерянно обернулся, желая увидеть того, кто так неожиданно с ним заговорил. Морщась от холода, на дорожке стоял укутавшийся в куртку следователь Шумилов.
- Здравствуйте, - кивнул он, шмыгнув носом.
Кирилл расслабился и смахнул с лавочки листья.
- Садитесь, - сказал священник, опустившись на скамейку. – Совсем недавно я виделся с вашей женой…
- Да, я знаю, - кивнул следователь и принял предложение собеседника. – Только я здесь сегодня исключительно по работе. Мне не хотелось вызывать вас в отделение. Знаете, иногда на человека это давит, поэтому проще, наверное, поговорить в спокойной, привычной для вас обстановке.
Отец Кирилл понимающе кивнул, не отводя взгляда от следователя.
- Вы уже слышали, что случилось с отцом Сергием? – Шумилов снял с рук перчатки и, глядя на заинтересованного священника, тут же ответил на свой вопрос. – Он умер. Вскрыл себе вены в камере.
Кирилл опустил глаза, задумавшись о чём-то. Спустя миг, он, нахмурившись, спросил:
- Но… как? Мне казалось, что в камере…
- Да, - перебил его следователь. – Там действительно нечем это сделать. Тут то и начинается самое интересное. Дело в том, что отцу Сергию передали книгу. Какая-то девушка, которая назвалась его сестрой. В переплете книги была бритва, и ещё возле трупа мы нашли записку. Скажите, имя «Самира» вам о чём-нибудь говорит?
Утренний ветер проскользнул вдоль засыпанной сухими листьями дороги. Собеседников обдало холодом. Отец Кирилл долгое время молчал, погрузившись в свои мысли. После нескольких секунд безмолвия он с какой-то наигранной простотой поинтересовался:
- А причем тут имя «Самира»?
Вместо ответа Шумилов расстегнул куртку и извлек из внутреннего кармана ту самую записку. Когда отец Кирилл читал её, у него дрожали руки.
- Мне бы хотелось знать, были ли у отца Сергия знакомые. Какую жизнь он вел? – следователь не сводил со священника взгляда, давно поняв, что тот многого не договаривает.
Священник вернул следователю записку и внезапно предложил:
- Давайте пройдемся.
Они встали и побрели вдоль черных деревьев. С неохотой и тяжестью в душе отец Кирилл начал говорить.
- При жизни отец Сергий не имел связей с внешним миром, - сказал священник. – Его жизнь протекала здесь и не выходила за пределы храма. Родных у него нет, мать умерла, отец непонятно где. Насколько мне известно, друзей у Сергия никогда не было. Никаких переписок он не вел. Так что, я ничего не могу сказать про эту записку. Если отец Сергий и поддерживал с кем-то дружбу, то делал это тайно.
- Но, тем не менее, вы что-то знаете, - Шумилов пристально посмотрел в глаза молчаливому священнику, шагающему с поникшей головой. – Я вижу, что вы чем-то встревожены. Имя «Самира» вам знакомо?
Отец Кирилл ответил не сразу.
- Мой рассказ покажется вам более чем странным. По-моему одного сумасшедшего в этом храме достаточно, - священник позволил себе легкую ухмылку.
Шумилов, однако ж, не поддержал веселого тона своего собеседника, ещё больше заинтересовавшись странными намеками священника.
- Рассказывайте, - спокойно проговорил следователь, натягивая перчатки на замерзшие пальцы.
- Прежде чем я начну, ответьте мне на один вопрос, - отец Кирилл опустил голову и, не дождавшись слов следователя, продолжил. – Скажите, вы верите в Бога?
- Какое отношение это имеет к делу? – в легком раздражении и недоумении спросил Шумилов.
- Прямое, - вздохнул отец Кирилл. – Несколько лет назад я служил в московском храме, в Сокольниках. Однажды ночью в двери этого храма постучался юноша. Он был до смерти напуган, просил меня, чтобы я впустил его помолиться. Я сделал это, оставил молодого человека возле алтаря и направился в свою келью. Сидя там, я вдруг начал слышать странные голоса в своей голове, затем у меня было видение не менее странного характера.
Шумилов и священник сбавили шаг, свернули. Отец Кирилл молчал, не зная, как продолжить рассказ.
- Когда голоса в моей голове стихли, я услышал в зале с алтарем странный шум. Придя туда, я не обнаружил юноши, он будто бы испарился. Под потолком зала кружила летучая мышь. Вскоре она вылетела в окно, а я потерял сознание , - священник вновь вздохнул.
- Я не понимаю, - сердито покачал головой Шумилов.
- Дослушайте, - назидательно произнес Кирилл. – Эти видения… в них была девушка. Молодая светловолосая блудница, которая лежала на постели… Она звала меня, а затем пришел голос. Голос, который боится услышать каждый служитель Бога. Это был голос дьявола, он просил меня отдать этого мальчишку, и, поверьте, всё, что я говорю, вовсе не выдумка. Эти слова, эти образы, эти жесты – каждую мельчайшую деталь я помню даже сейчас. Меня искушали, и порой мне казалось, что я поддался этому искушению.
Священник остановился и, развернувшись к следователю, задрал рукав рясы. На оголенной руке, вверх от кисти до локтя было вырезано на коже имя «Самира».
- Так звали девушку, которая мне привиделась, - сухо проговорил отец Кирилл, наблюдая за изумлением следователя. – Эти шрамы у меня от непонятных ран, которые чудным образом появились в ту ночь. Я очнулся истекающий кровью. И поныне рубцы эти болят. Так же, как болит моя душа.
- А дальше… - только и смог сказать смущенный и взволнованный следователь.
- А что «дальше»? – отец Кирилл опустил рукав рясы и возобновил шаг. – Я начал искать эту девушку, составил портрет, наводил справки. Узнал и про мальчишку, оказывается, он пропал, ушел из дому. Но, увы, мои поиски не увенчались успехом, тайна той ночи так и не была разгадана.
- И вы думаете, что нынешний случай… - начал Шумилов.
- Я думаю, что тогда, в церкви случилось что-то, чего не в силах осмыслить даже я. Голос дьявола был реален, а сегодняшние убийства в нашем храме – это его крик. И не случайно в этом деле фигурирует имя «Самира». Не случайно, - отец Кирилл ждал ответа следователя, но тот лишь уныло молчал, укладывая в голове полученную информацию.
- Теперь вы понимаете, почему я спросил про вашу веру? – собеседник Шумилова вновь тяжело вздохнул. – Только осознав, что в нашем мире есть частичка чего-то необъяснимого, вы сможете распутать этот дьявольский клубок загадок.
- Извините, - покачал головой Шумилов. – Извините, но я не могу вам поверить. Пока я осознаю лишь то, что эта Самира как-то связана с вашим храмом, один ради неё умер, у другого имя на руке.
Священник не спорил.
- Если бы я захотел послушать всех этих сказок, я бы обратился к дочери. Но мне не нужны сказки, мне нужен тот, кто виноват в смерти девяти человек в этом храме, - следователь ткнул пальцем на церковь. – Понятно, что ваш Сергий был пешкой. Кто им управлял, я всё равно узнаю. Узнаю я, что за Самира тут у вас у всех на устах. А вам, как человеку веры, следует запомнить, что дьявол живет не в аду, а в нас самих. Поэтому прежде чем смотреть на крест, подумайте. Может быть, лучше вначале посмотреть на себя.

***

Маша отвлеклась от письма и, положив ручку на стол, посмотрела через плечо на вошедшую в комнату мать.
- Ты не занята? – робко поинтересовалась та, и, не получив ответа, с тяжким вздохом продолжила. – Маша, у нас гости. Тут к тебе кое-кто пришел. Кое-кто, кто хочет с тобой очень серьезно поговорить.
Маша нахмурилась и непонимающе посмотрела на маму. Наталья Петровна отошла от дверного проёма, и в комнату девочки вошел отец Кирилл. Девушка смерила его удивленным взором, и, всё ещё ничего не понимая, жестом пригласила сесть в кресло. Священник улыбнулся и окинул комнату взглядом.
Места здесь было мало. Небольшая кровать ютилась в углу, отпугивая незаправленным одеялом, стены, казалось, не имели обоев, надев на себя десятки самых разных, но одинаково-черных плакатов, письменный стол был завален коробками от дисков и листками бумаги с рисунками и стихами.
- Это… твоё? – отец Кирилл приблизился к столу и взял один из листков. Некоторое время священник вдумчиво читал написанный на бумаге стих, затем, улыбнувшись, вернул его хозяйке.
- Красиво, - вздохнул священник. – Но… мрачновато.
- Это жизнь, батюшка, - сухо ответила девушка. – Уж вам ли не знать, как она мрачна.
Отец Кирилл, ничего не ответив, устало сел в стоящее возле стола кресло.
- Маша, - уверенно начал он. – Ты знаешь, о чём я хотел с тобой поговорить?
- Нет, не знаю, - с легкой примесью злобы бросила девочка.
- Твоя мама за тебя очень переживает, - священник скрестил пальцы. – Она обеспокоена твоим поведением и… образом жизни. Ей довольно сложно понять твои принципы и вкусы, поэтому она, не зная их природы, боится за тебя. Боится, что твои предпочтения заведут тебя в какую-нибудь жизненную ловушку. Понимаешь?
Девушка устало кивнула.
- Вся эта черная одежда… - отец Кирилл смерил девушку осуждающим взглядом. – Эта музыка, эти картины… - священник кивнул на стены. – Всё это навивает неприятные мысли. Наталья Петровна думает, что ты уже летаешь на шабаш.
Маша сочувственно покачала головой и развернулась к окну.
- Если бы ты рассказала мне, в чём заключается смысл твоей моды, я бы смог объяснить Наталье Петровне, что ей не о чем беспокоиться, - в сердцах проговорил священник. – Ведь так?
- Скажите моей маме, что со мной всё в порядке, - девочка развернулась и сложила руки на груди. – Я не сношаюсь с сатаной.
- Тогда, почему все эти черные краски…
- Эта субкультура называется «готы», - ответила девочка. – Но это не важно, потому что в каждом движении есть ярые идеологи и просто те, кому нравиться атрибутика. Тот, кто лишь пытается выглядеть, ну, тем же готом, вовсе не обязательно будет им в душе. Так вот, я отношусь ко второй группе. Я не разделяю взглядов готов, мне просто нравится, как они выглядят.
- Так что же делают эти… готы? – нахмурился священник.
- Ничего, - улыбнулась Маша. – Смотрят фильмы про вампиров и слушают тяжелую музыку. Иногда пьют, как и все в нашей стране. А мне вот интересно, священники закладывают? Ну, в смысле, настоящие священники?
Отец Кирилл задумался.
- Атрибутика, - пробормотал он. – Ты знаешь, мне это знакомо. Скажи, зачем тебе этим заниматься? Ты умная девочка.
- Вот именно, что ещё девочка, - Маша поднялась со стула и подошла к окну. – Девочка, ребенок. Ребенок, который озорует и играется. Можете сказать моей маме, что это скоро пройдет.
- А почему ты сама об этом не скажешь? – улыбнулся отец Кирилл. – Она говорит, с тобой сложно разговаривать.
- Да, - Маша медленно прошлась по комнате. – Это потому я, в силу своего возраста, считаю себя самой умной.
- Ты действительно умная, - священник не убирал улыбки. – Редко встретишь таких смышленых девочек. Не такое нынче время. Я скажу твоей маме, что с тобой всё в порядке. Более того, я скажу Наталье Петровне, что она может гордиться своей дочерью.
- А ещё в любом движении есть третий тип личностей, - девочка пропустила комплимент мимо ушей, расхаживая по комнате. – Это те, кто считает себя идеологом, но на самом деле лишь следует атрибутике. Эти люди недалекого ума стремятся к самореализации за счет ложных идей, которых, возможно, даже не разделяют, но яро выступают в их защиту, облачаясь в атрибутику. Понимаете?
Священник ничего не ответил.
- Из-за своей глупости они не в силах понять, что любая идея может существовать и без украшений, навешанных на неё, - продолжала Маша, на миг остановившись. – Таких людей искренне жаль.
- Но почему же собственно ложных идей? – неожиданно проговорил священник.
- Это уже другой вопрос, - ответила Маша. – Вы знаете, идеи коммунизма и фашизма были не так уж плохи, но люди своим воплощением этих идей, исковеркали их, извратили. Именно атрибутика и бросила последнюю горсть земли на их могилы. Где коммунизм? Где фашизм? Мы видим его жалкие остатки и тех глупцов, которые пытаются что-то вернуть.
- Ну, а церковь? – набрался смелости отец Кирилл. – Церковь идеально подходит под твою концепцию испорченной идеи. Есть понятие веры, но церковь его извратила. Так?
- Возможно, - пожала плечами Маша. – Это немного другое. Церковь действительно ужасна, но она не рухнула, как коммунизм, выстояла все испытания. Может быть, потому что Бог понимает, что церковь, даже в нынешнем её состоянии, хоть как-то, но напоминает людям о нём. И не будь храмов, куда бы мы пошли. Ведь Господь не так глуп. Это вы принижаете его до старца на кресле, а он, может быть, за миллион лет знал об этом разговоре. И привел вас сюда. И в уста мои вложил эти речи.
Отец Кирилл улыбнулся.
- К какому типу перечисленных мною личностей относитесь вы? – на этот раз рискнула девочка.
Священник долго думал над ответом.
- Церковь, действительно, особенное движение, - после паузы ответил отец Кирилл. – Ты знаешь, Маша, люди иногда вынуждены грешить. Люди совершают ошибки. Но бывает так, что человек искренне хочет искупить свою вину. Давным-давно я… много грешил…
- Вы пришли в церковь, чтобы замолить свои прошлые грехи? – попыталась закончить за него Маша.
Священник робко пожал плечами.
- Вам не кажется, что это некоего рода, расчет? – нахмурилась девушка, сев на стул. – Получается, что вы молитесь Богу, только потому, что теперь уже нет другого выхода. Ему надо молиться. Вы должны ему молиться. Так можно сблизиться с богом, в смысле, по-настоящему сблизиться, если вы чем-то обязаны. Вера, как любовь, не требует, не завидует, не злодействует. Я думала, что церковь, не смотря на все свои дела, в первую очередь просто верит. А оказывается – это просто тюрьма для раскаявшихся мучеников. Впрочем, я не удивлена.
- Как же человеку искупить свою вину? – отец Кирилл посмотрел на Машу.
- Ну, уж точно не просьбами всё ему простить, - возмутилась та. – Грехи искупаются хорошими делами. Не знаю, как вы, но лично я не считаю хорошим делом запереться в стенах храма и, облачившись в несуразную одежду, целыми днями стоять на коленях. Извините меня, но вы мужик в расцвете сил. Бог наградил вас яйцами, не для того, чтобы вы их высиживали. Хотите искупить свою вину? Вот вам рецепт – сбросьте рясу, найдите женщину, пусть она полюбит вас, заведите детей и объясните им, что нельзя делать того, что вы сделали в молодости. Пусть они учатся на ваших ошибках.
- Не все так просто, Маша, - отец Кирилл поднялся с кресла и вздохнул.
- Я и не говорила, что это будет просто, - ответила девочка. – Вы уже уходите? Так пьют ли настоящие священники? Вы не ответили на мой вопрос.
Маша улыбнулась и, сложив руки на груди, пристально вгляделась в глаза стоящего на пороге священника. Странно, девочка думала, что её вопрос развеселит собеседника, внесет в философскую беседу крупинку простоты. Однако ж отец Кирилл, раздумывая над ответом, долго молчал. В конце концов, он, пожав плечами, коротко ответил:
- Когда я встречу настоящего священника, то обязательно спрошу его.

***

Любовь делает нас безумными. Не раз и не два эта банальная истина подтверждалась жизненным примером. Парнишка ухватился за охлажденный ночью поручень балкона, и, тяжело дыша, перелез через преграду. Бледный лик скользящей среди облаков луны наблюдал за мальчишкой, который притаился на втором этаже красной высотки и осторожно всматривался в темноту окна. Ночь благоухала звуками: проносились по отдаленной дороге машины, пели из приоткрытых форточек телевизоры, редкие прохожие добавляли к этой смеси ночных звуков свои, порой вульгарные комментарии. И вот один из звуков насторожил залезшего на балкон мальчишку. Это был звук открывающейся двери.
Маша устало переступила через порог и, не включая свет в прихожей, бросила школьный рюкзак на пол.
- Как всегда, - подумала утомленная девушка, снимая обувь. – Папа на работе, мама отправилась ночевать к бабушке. Опять будут перемывать мне кости и обсуждать мою невинность.
Прихожая плавно перетекала в большой зал, где среди темноты угадывались силуэты мебели. Сквозь окно лился тусклый свет ночи. Девушка, потирая плечи руками, медленно прошлась по мягкому ковру на полу, заглянула в комнату отца, где приоткрытое окно вежливо приглашало в комнату гуляющий в ночи ветер. Он игриво щекотал бумаги на столе: дела, оперативные сводки, рапорты – всё то, чем занимался отец дома, забывая порой о семье. Маша уже хотела пойти на кухню, но тут ей показалось, что за развивающейся шторой кто-то стоит. Девочка насторожилась и, развернувшись, лучше вгляделась во тьму.
Окно скрипнуло от влетевшего в комнату ветра, штора дрогнула, подчиненная его природе. Дрогнула и показала Маше фигуру, которая, неподвижно стоя возле окна, шелестела бумагами её отца.
Другая девочка, узрев нечто подобное, вмиг закричала бы, нервно зовя на помощь, но Маша была не такой. Она лишь сильно сжала мокрые кулаки и, перебирая у себя в голове сотни версий происходящего, сделала робкий шаг навстречу силуэту во тьме. Мрак не давал разглядеть черты лица таинственного гостя, его одежду или прическу. Но мрак открыл перед Машей свои объятия, показав девочке, что гость, очутившийся сегодня здесь, не преступник, не вор и не маньяк. Он – нечто большее, он будто часть мрака, ли даже то, что создает этот самый мрак.
- Тебе страшно? - фигура повернула голову и одновременно с этим штора на окне вновь взлетела от ветра. Девочка увидела среди темноты прядь светлых волос. И тут Маша вдруг ощутила, что девушка, стоящая за шторой и перебирающая листы бумаги на столе – это именно то, чего девочка ждала и искала так долго. Неведомая сила нашептала ей, что странная гостья – не человек. После этого дочь Шумилова, не зная, что делать только лишь вжалась в стену и, ещё пытаясь сохранить остатки внутренних сил, неотрывно смотрела на силуэт, слушая тишину ночи.
- Кто ты? – осмелилась Маша. Дрожащий голос выдавал её.
- Меня зовут Самира, - донеслось из темноты.
Шелест бумаг. Вой ветра за окном. Голоса ночи.
Девочка осторожно шагнула в сторону, непроизвольно выискивая рукой какой-нибудь предмет, способный защитить её. На пути попалась тумбочка, на ней – расческа и линейка. Маша схватила их и, прижимая к груди, соединила в форме креста. Тень за шторой усмехнулась.
- Это не поможет, - тихо сказала она. Маша опустила дрожащие руки.
- Ты…
- Да.
- Я знала, - вздохнула немного успокоившаяся Маша. – Я знала, что есть что-то в этом бесконечном мраке ночи. Есть сила, которую господь противопоставил самому себе для создания идеального мирового баланса.
- Ты убьешь меня? Ты вампир? – девочка положила расческу на тумбочку и шагнула в центр комнаты, чтобы лучше разглядеть ночную гостью. За шторой стояла высокая и стройная девушка в черной облегающей одежде, черты которой прятались в тени.
- Я вампир, - коротко и неохотно проговорила Самира. – Почему ты рада встрече со мной? Это ненормально для человека. Веками меня боялись.
- И я боюсь, - ответила Маша. – И рада я не тебе, а тому, что только что узрела доказательство того, что есть что-то выше зримого, привычного. Мир полон тайн. Если есть ты, значит, есть тот, кто тебя породил. Дьявол. А если есть дьявол, значит, есть Бог. Значит, мы ещё способны спастись.
Маша оттянула воротник своей кофты и шагнула навстречу вампирше.
- Не медли, - шепнула девочка, показывая оголенную шею.
Самира улыбнулась.
- Мне не нужна твоя кровь, - донеслось из ночи. Маша нахмурилась.
- Где твой отец хранит бумаги с работы? – спросила гостья.
- Зачем тебе бумаги моего отца? – удивленно проговорила девочка.
- Меня породил не дьявол, - ответила вампирша. – Я была создана таким же вампиром, как и я. На протяжении веков я ищу его, ищу подобных мне…
Маша села.
- Это как-то связано с убийствами в церкви? – девочке становилось интересно.
- Совсем недавно я напала на след, - будто сама себе говорила Самира, не замечая вопросов Маши. – До меня дошли сведения, что в одной из старинных церковных книг хранятся данные о казни странного существа, по всем описаниям похожего на моего собрата. Эта книга хранится в храме Святого Павла. В библиотеке. Но сейчас, после случившегося, я подозреваю, что она случайно могла попасть в руки твоего отца.
- Бумаги моего отца перед тобой, - скромно сказала Маша, с опаской глядя на Самиру.
- Значит, книги здесь нет, - подытожила вампирша.
- А отец Сергий? – начала девочка, но гостья её перебила.
- Отец Сергий был нужен мне, чтобы остановить человека, который должен был прибыть в церковь и забрать книгу, - отчеканила вампирша. – Он – не более чем кукла.
- Но как какая-то древняя книга могла попасть в руки моего отца? – нахмурилась девочка.
- Я должна была проверить и этот вариант, - Самира придвинулась к окну. – У меня мало времени. Твой отец – хороший сыщик. Он уже знает моё имя. И знает, возможно, кто я. Но не верит, в силу своей однобокой мысленной природы. А я, в силу своей природы, не могут без проблем расхаживать по храму.
- Ты убьешь моего отца? – девочка встала и, отбросив страх, приблизилась к вампирше.
- Если он будет мешать.
- Прошу тебя…
- Ты думаешь, вампиры способны на жалость? – усмехнулась Самира, не оборачиваясь.
- Я думаю – способны, - твердо произнесла Маша. – Может быть, они и не похожи на людей, но порою бывают также одиноки.
- Ты играешь с огнем.
- В этом вся прелесть жизни.
- А если я передумаю насчет твоей крови?
Маша улыбнулась.
- Могу я коснуться твоей руки? – девочка подошла к Самире вплотную и осторожно провела тонкой ладонью по плечу ночной гостьи. Та обернулась, показав девочке свою улыбку. Лишенную пугающих клыков.
- Ты не холодная, - робко произнесла Маша, смущенно глядя в пол. – Даже наоборот – горячая.
- Не верь всему, что говорят. Порой легенды сотканы изо лжи, - вздохнула Самира.
Дверь балкона была открыта. Мальчишка осторожно толкнул её рукой, и та показала ему темноту квартиры. В соседней комнате кто-то разговаривал. Не боясь этих голосов, юноша проскользнул в темную спальню, и, двигаясь на корточках, приблизился к проходу в соседнюю комнату.
Его сердце пылало, а голова постоянно была забита мыслями о Маше. Когда она была рядом, ему становилось страшно, но от этого страха он согревался, к нему приходил покой. И сегодня, здесь и сейчас он решился на отчаянный шаг – пробраться к ней домой и всё сказать. В очередной раз.
Голоса в соседней комнате были по-прежнему неразличимы.
- Ты слышала? – испуганно проговорила Маша, глядя в темноту.
- Он давно здесь, - ответила вампирша. – Он влюблен.
- Я знаю, - Маша опустила голову.
- Кровь влюбленных слаще всего, - Самира развернулась.
Юноша зашел в комнату и, увидев, что его заметили, быстро поднялся и в страхе прислонился к стене. Среди темноты стояли две девушки, одну он знал, вторая была чуть выше и…
Глаза Самиры загорелись ярким пламенем.
Юноша дернулся и осел на пол. Ночная тишина вздрогнула от стука каблуков.
- Ааааа! – мальчишка поскакал в соседнюю комнату и выпрыгнул с балкона.
Вслед ему звучал звонкий, дьявольский смех. Смех, в котором угадывались незримые слова: «Ты мой».

***

Мелькание ночных огней сменялось отдаленным, порой проносящимся мимо гулом машин. Отец Дмитрий вел автомобиль уверенно, можно сказать – даже дерзко. Его синяя «Mazda» скользила по холодным улицам, подобно молнии, не замечая вокруг себя никого. Священник, отвлекаясь от дороги, часто поглядывал заинтересованным взглядом в зеркало заднего вида, изучая пассажира, спокойно сидящего и непристегнутого ремнем безопасности, будто бы не боящегося быстрой езды.
Облизнув губы, отец Дмитрий продолжил:
- Так вот… - священник переключил передачу. – У выхода из семинарии стоит толпа девок. Все красивые, ухоженные, титькастые. Стоят и ждут. Выходит из здания какой-нибудь будущий попёнок, его берут в оборот и самым непристойным образом начинают флиртовать. Священник, я вам скажу, самый завидный жених. А что?! – отец Дмитрий изобразил удивление. – Изменять канон не позволяет, пить – тоже. Деньги рекой текут. Через пять лет можно так зажить – мама не горюй.
Тот, кто сидел на заднем сидении, улыбнулся.
- У меня товарищ в Сарове купил себе подержанный «BMW». К нему одна бабка подходит и говорит – сынок, откуда у тебя машина такая. А он ей – Бог, говорит, дал. Та, значит, вот, мол, я всю жизнь Богу молюсь, и ничего такого он мне не вручил. Тот ей с ходу – плохо молишься! – отец Дмитрий расхохотался.
- И все такие? – вновь улыбнулась фигура на заднем сидении.
Отец Дмитрий немного успокоился.
- Вы знаете, люди разные бывают. Кто-то верит, кто-то молится, кто-то живет и жизни радуется. В церкви такая же ситуация. Народ разный. Все со своими тараканами. Вот один чего выкинул! – священник махнул рукой. – Взял автомат и вперед! И я вам скажу, он больше всех молился. Его архиерей приметил, говорит, далеко пойдешь.
- Далеко пошел, – подытожил отец Дмитрий, выкручивая руль машины.
- Я вам сейчас открою страшную тайну – расскажу, что такое церковь, - Дмитрий ухмыльнулся. – Церковь, это организация, созданная с целью извлечения прибыли. И люди, которые создали эту организацию, получают колоссальные деньги. Какая бы религия это не была. Бог – это бренд. Рай – это товар.
- Я верующий человек, - отец Дмитрий развернулся к пассажиру и приложил руку к груди. – Честно. И Бог меня, может быть, накажет. Но Бог там… - священник ткнул пальцем в крышу машины, - …а я здесь. И я кушать хочу! Понимаете?
Фигура кивнула.
- Поэтому я сразу принял ваше предложение, - улыбнулся отец Дмитрий. – То, что вам нужно, если честно, особой ценности не представляет, и те деньги, которые вы предлагаете…
Священник на миг о чём-то призадумался.
- Это очень хорошие деньги, - Дмитрий вздохнул.
- Я плачу их, потому что сделка незаконна, - ответила фигура.
- Надо мной только лишь закон божий и никакого другого! – пафосно произнес Дмитрий и вновь расхохотался. – Когда речь идет о таких деньгах, закон отходит на второе место, простите… как вас? Самира? Редкое имя, хотя где-то я его, по-моему, слышал. Не помню, правда, где.
Самира вновь улыбнулась, бросив на окно довольный взгляд. Машина, выбрасывая из-под колес воду сентябрьский луж, преодолела очередной поворот.

***

- Кирюха! – раздался радостный, полный ликования крик. – Кирюха, ты?! – упитанный мужчина выскочил из машины и, разведя руки в стороны, с изумлением глянул на проходящего по тротуару священника.
Тот обернулся.
- Ну! Узнал?! – мужчина сделал несколько шагов в сторону священника и расцвел в дружеской улыбке.
- Мишка, - выдохнул отец Кирилл. – Мишка…
- Аааа! – в диком приступе ликования выкрикнул мужчина. Выкрикнул и кинулся обнимать старого друга.
- Ну, ты даешь! Еле узнал тебя! Вначале думаю, ты или не ты! А потом в глаза посмотрел и всё понял! Кирюха! – не обращая внимания на людей, шагающих по шумной улице, двое старых товарищей обнялись и, не убирая с лиц улыбок, похлопали друг друга по плечу.
- Ну, рассказывай! – продолжал возбужденный Мишка. – Как живешь?! Чем живешь?!
- Ну,… как видишь, - отец Кирилл сделал два шага назад и скромно раскинул руки, показывая свой наряд.
- Ну а пить то тебе можно, батюшка?! – улыбаясь, спросил старый друг. Кирилл, забыв всю свою скромность, искренне ухмыльнулся.
Через пятнадцать минут двое товарищей сидели за столиком уличного кафе и ждали уже почти готовые шашлыки. Звякнули рюмки, захрустели огурцы, потянулся к безоблачному небу тонкий дымок зажженной сигареты.
- А я после Чечни, ещё два года в Рязани служил, - мечтательно рассказывал Мишка. – Потом товарищ один из Пензы предложил работу в своей фирме. Начальником охраны. Ну, пока работал, вспомнил, что у меня техникум экономический за плечами. Советы другу давал. Тот со мной на совещания начал ездить. И вот теперь… - Мишка хвастливо провел рукой по своему свитеру, - …заместитель директора. Правда, корочку пришлось купить о высшем образовании. Без этого дела нынче никуда.
- А занимаетесь чем? – оперся на локоть отец Кирилл.
- Строим, - ответил Мишка, вздыхая. – В войну разрушали, а теперь вот строим. Я здесь по работе, есть хороший контракт, договориться надо. Место то у вас, хоть и провинциальное, но перспективное, - улыбнулся мужик. – Слушай, а пошли ко мне, а! В бизнесе ой как люди проверенные нужны.
Отец Кирилл улыбнулся и скромно закачал головой.
- Я ж тебе самого главного не сказал, - встрепенулся Мишка, засовывая руку в карман. – Женился я! Третьего ждем! Вот смотри.
Священнику протянули раскрытый бумажник с фотографиями детей.
- Коля вот, - с любовью комментировал просмотр Мишка. – В честь Лихвовского назвал. Он то меня тогда, помнишь, с БМП вовремя столкнул.
Вздох.
- А вот Ленка. На Катьку мою, как две капли воды, похожа.
Священник вернул бумажник.
- Давай ещё по одной, Кирюша, - внезапно переменился в лице Михаил. – За тех, кто там остался.
По шумным улицам города Д. всё так же бежали люди, спеша куда-то и совершенно не обращая внимания на двух сидящих за столиком мужчин. Они всё говорили и говорили, вспоминая свои минувшие дни, которые забыть порой старались. Но не могли.
- Ну, а ты то? Ты то, как живешь? – с горестью спросил Мишка. – Никогда бы не подумал, что ты священником станешь. У вас тут такие ужасы творятся. По всем телеканалам только и говорят об этом.
Отец Кирилл отмахнулся.
- Устал я, Миша, - священник опустошил рюмку. – Устал я тогда от всего этого. Хотел я покоя. Хотел узнать я, Миша, у Бога, почему он такие вещи допускает. Да и прощения я просил. За всё, что мы тогда делали.
- А мне война уже почти не снится, - Мишка опустил голову. – По мне, так молись – не молись, а оно то всё равно всё аукнется. Когда Катька Ленку рожала, осложнение какое-то было. Больная у меня дочь, Кирюша. Инвалид детства. Я ведь не только по работе сюда приехал. У вас тут родники целебные недалеко. Хочу Ленку привести, пусть поплавает, покупается. Врачи только руками разводят. А так, видит Бог, может и лучше дочке станет.
Кирилл опустил голову и пожал плечами, не зная, что сказать.
Расстались старые друзья только под вечер. Михаил, не убирая своей доброй улыбки, похлопал товарища по плечу и, вздыхая, произнес:
- Может, ещё подумаешь? Я ведь тебе не просто деньги хорошие предлагаю. Я дела зову делать. Мужиком себя почувствуешь. Бизнес – это ж борьба! Как же в жизни без борьбы?!
Священник устало покачал головой:
- Нет, Мишка. Поздно мне уже воевать. Не могу я.
- Ну, гляди, - Михаил пожал священнику руку. – Зато хоть знать буду, где найти тебя.
После этих слов друг священника махнул рукой проезжающему мимо такси. Машина остановилась. Хлопнув дверью, товарищ уехал, отец Кирилл с непонятной грустью и сомнением посмотрел ему в след. А, может быть, стоило всё-таки согласиться? Да нет! Слишком дорого теплое место, не тот уже возраст, чтобы решаться на подобные перемены. С этой мыслью священник медленно побрел по ночному тротуару, будто слившись с ним в вялом танце черного цвета.
Город, не смотря на рассыпавшиеся по небу огоньки звезд, жил и не желал стихать ни на минуту. Широкие дороги то и дело гремели проносящимися машинами, редкие вывески баров и клубов пытались заглушить своим светом свет звезд, узкие улочки матерились пьяными компаниями. Всё это отец Кирилл видел не раз, поэтому удалился в своем пути во дворы, где темная ночь была действительно темной, лишь изредка озаряемой огнем не спящих ещё окон. Именно здесь, шагая под очередной аркой дома, он вдруг заметил идущую впереди девушку, робкую и стройную, цокающую шпильками и озирающуюся по сторонам. Видимо, в страхе от ночных теней.
- Может быть, она боится меня, - подумал священник, не сбавляя шага и не теряя из виду девушку. – Я в своей рясе отпугиваю. Тем более - ночью.
Девушка заметила священника, оглянулась и свернула за поворот.
Отец Кирилл остановился и замер на месте, резко выдохнув холодный воздух ночи. Да нет! Привиделось! Проклятая водка голову морочит, будь она неладна! Не может этого быть!
Неожиданно ночные тени будто бы стали ещё темнее, пугая своей непроглядностью и намекая на то, что среди мрака, возможно, притаились жадные до людской крови глаза. Священник огляделся и вздрогнул от внезапно погасшего фонарного столба за спиной. За поворотом стучали каблуки удаляющейся красавицы. Помолившись, отец Кирилл решил ее, во что бы то ни стало догнать.
По темной улице он шел быстро, но робко, озирался, пугался чего-то, хотя ни одной живой души поблизости не было. Стук шпилек удалялся, тая в ночной тишине. Отец Кирилл уже почти бегом свернул за поворот и крикнул:
- Девушка!
Красавица обернулась и остановилась на тротуаре, с недоверием глядя на священника. Тот подбежал к ней и, тяжело дыша, посмотрел в незнакомые глаза. Спустя миг – впал в ступор и, не зная, что ответить хмурым бровям, тихо проговорил:
- Извините, я… обознался. Подумал, что увидел… старую знакомую.
Девушка сочувственно покачала головой и, развернувшись, продолжила путь. Священник остался наедине с ночными тенями, одна из которых вдруг резко дернулась, отделившись от стены. Казалось бы, стук шпилек угас, но вдруг он вновь зазвучал у отца Кирилла за спиной. Зазвучал медленный, гордый и самодовольный. Священник, ставший похожим на мертвеца, осторожно развернулся и ахнул, припав к стене.
Самира окинула его заинтересованным взглядом. Некоторое время двое старых знакомых стояли в тишине. Затем вампирша развернулась и зашагала по тротуару, отдаляясь от священника, съехавшего в тот момент на асфальт.
- Господи, - подумал отец Кирилл, вздрагивая от каждого ночного шороха. – Что это за наваждение? Неужели опять?!
Много времени миновало с того момента, когда он в первый раз увидел обворожительную красавицу, звавшую его тогда на ложе. Казалось, та ночь была кошмаром, или чем-то большим, похожим на видение. То сего момента священник не был убежден полностью, что случившееся давным-давно событие – явь. Но сейчас, когда силуэт красавицы таял в одинокой ночи…
Священник сорвался с места и побежал за вампиршей, которая в тот миг пересекла улицу и нырнула в ещё один темный двор.
- Зачем я это делаю? – мелькнуло в голове отца Кирилла. – Зачем?! Ведь здравая часть моего естества подсказывает мне, что никуда кроме бездны эта ночная дорога не приведет. Так почему же я иду по ней? Почему преследую девушку, из-за которой, возможно, умер отец Сергий? Уж точно не ради того, чтобы наказать её. А может быть, я бегу вовсе не за ней, а ухожу от церкви – того места, которое так и не дало мне приют, не подарило чуда. Чудо, пусть и темное, подарила мне она, эта девушка. Подарила ещё тогда.
Отец Кирилл вбежал во двор и резко остановился, услышав где-то за гранью своего разума зовущий его голос.
- Кирилл, - шептала вампирша отовсюду, но след этого зова четко угадывался где-то впереди. Священник последовал на него, нарушая своим бегом тишину ночи.
- Кирилл! – стучало у него в голове. – Кирилл! Кирилл! Кирилл!
Сама же вампирша непонятным образом куда-то испарилась.
Священник выскочил из двора, кинулся перебегать дорогу и вдруг заметил справа от себя рев машины. Яркий свет фар ударил в лицо. Визг тормозов! Фигура в рясе столкнулась с капотом, прокатилась через крышу авто и упала бездыханная на мокрый осенний асфальт. Машина остановилась недалеко от тела, аккуратно пристроившись на обочину. Хлопнула дверь, выпуская из салона столь драгоценное холодной ночью тепло. Послышались медленные шаги. Хлюпанье мужских ботинок по лужам, а за ним – стук шпилек.
Самира толкнула ногой мертвого отца Кирилла и подняла глаза на слегка растерянного отца Дмитрия. Тот пытался унять дрожь в своих руках.
- Машина, - шептал он, будто сам себе. – Они найдут меня по машине.
- Не найдут, - уверенно проговорила девушка. – По крайней мере, на это уйдет очень много времени. Вы уже успеете принять соответствующие меры. Тем более – средства вам позволят.
- Я никогда не убивал человека, - чуть дрожа, произнес отец Дмитрий. – Это страшно…
- Думайте о деньгах, которые получите за это убийство, - Самира приблизилась к священнику и посмотрела ему в глаза. – И о деньгах, которые получите за книгу, нужную мне.

Часть третья.

В погоне за ночными тенями.

- Бесследно исчез, - сухо отрапортовала страница лежащего на столе дела. – Мероприятия по поиску ни к чему не привели. Опрошенные друзья и знакомые никакой информацией не владели. Родители предприняли собственные попытки найти пропавшего сына: подавали объявления, распространяли фоторобот, задействовали местные телеканалы…
Шумилов в сердцах захлопнул папку, полученную на работе. Дело о пропавшем юноше по имени Андрей полностью подтверждало слова отца Кирилла, который, по непонятным причинам, был сбит автомобилем в одном из районов города Д. Кто-то, или что-то усложняет ситуацию. Следователь закурил, на этот раз, даже не удосужившись выйти на балкон. Жены Николай не боялся, та была занята некой назидательной беседой с дочерью. Что-то у них там опять в школе случилось. Не до этого.
Николай откинул в сторону полупрозрачную штору и приоткрыл окно, впуская в комнату холодный воздух осенней ночи. Уголек сигареты нервно подрагивал в такт дыханию следователя. Пепел летел под ноги.
Самира! Это имя будто кто-то вырезал на внутренней оболочке черепа! Девушка, или призрак? Реальность или вымысел? Убийство, самоубийство, странная история, ещё одна смерть! Что дальше? Шумилов чувствовал себя слепым и глухим, брошенным в центр мегаполиса, на автостраду, среди грохота и сирен которой громогласным голосом кричали ему: «Только поверив в сверхъестественное, ты раскроешь это дело!».
Остался ещё и отец Дмитрий, которого любой ценой надо будет допросить уже завтра. Пока не умер. И храм. Нужно проверить и обыскать храм полностью. Может быть, появится какая-то зацепка.
Крики в соседней комнате усилились, сбив ход мыслей в сторону семейных проблем. Шумилов затушил сигарету и быстро пошел в гостиную.
- Он был у тебя?! – Наталья Петровна склонилась над дочерью, угрожающе сложа руки на груди.
- Нет! – быстро ответила Маша, будто в сотый раз. – Мама, может быть, он и приходил, но меня не было!
- Кристина Федоровна говорит, что он сказал ей, что пошел к тебе…
- Да какая разница, что он ей сказал! – Маша вскочила с мягкого кресла. – Ты вообще слышишь меня?! Я говорю тебе, что не видела его ни на улице, ни дома!
Наталья Петровна, ничего не сказав своей дочери, плюхнулась на диван, многозначительно покачав головой. Николай сел рядом, вздохнул, коснулся рукой её хмурого лба, пытаясь успокоить, но жена следователя лишь дернулась и обратилась к мужу:
- Мне кажется, наша дочь хорошо врет! – резко заявила она. Шумилов улыбнулся.
- Маша, что случилось? – обратился он к дочери.
- Мама считает, что я виновата в том, что мой одноклассник сошел с ума! – в сердцах выпалила Маша. Наталья Петровна попросила её жестом замолчать и быстро начала рассказывать мужу о случившемся.
- У неё был поклонник из класса… - кивок на дочь. – Постоянно за ней бегал, пытался ухаживать, иногда сюда приходил. И вот вчера его нашли дома…
- Со съехавшей крышей!
- Маша, прекрати!
- В общем, вел он себя довольно странно. Отвезли в больницу, поставили диагноз. Действительно, непонятно от чего у мальчишки пошла кругом голова. Так вот мама этого мальчишки звонила мне, рассказала, что он говорил ей, что пойдет к Маше, - выдохнула Наталья Петровна, закончив.
- Что, прямо таки, сошел с ума? – удивился Шумилов.
- Чуть на мать не набросился! – пояснила ему жена.
- А он ничего не…
- Ничего, - по слогам сказала Наталья. – Даже не курил.
- Ну, ты знаешь, наркоманы…
- Нет, пап, - быстро закачала головой Маша. – Этот точно не был. Кишка тонка.
- Я думаю, что без нашей дочери тут не обошлось, - Наталья Петровна уставилась на Машу.
- Ты что, считаешь, что я его с ума свела? – обиделась дочь.
- Ну, может быть, ты что-то ему сказала…
- Мама, его здесь не было! – крик наполнил комнату, не выдержав его, Наталья Петровна быстро ушла на кухню.
- Почему она мне не верит?! – на этот раз крик был направлен в сторону отца.
- Хватит! – не выдержав, приказал он. – Сядь.
Маша села. На короткое мгновение комнату залила спокойная и умиротворяющая тишина, которой Шумилов насладился в полной мере. На кухне послышался шум воды и нервное позвякивание посудой.
- Ты опять не выспался? – с жалостью на лице проговорила Маша, взяв отца за руку.
- Доча, - тот обнял её и ласково погладил по плечу. – Ты же знаешь, какая у папы сложная работа.
Внезапно Маша, будто вспомнив нечто важное, вскочила с дивана и подошла к окну, обдумывая что-то. Через несколько секунд, она, не видя за своей спиной изумленных взглядов отца, робко спросила:
- Ты до сих пор расследуешь это дело с церковью?
- Там ещё не всё ясно, - неохотно проговорил отец, не любивший разговоры о работе дома. – А что?
Маша молчала.
- Отец Кирилл рассказал тебе, что-то интересное? – Шумилов встал и приблизился к дочери, хмуря брови. – Ты знаешь, мне кажется в его словах много бредового и…
- Не только он рассказал мне о храме Святого Павла, - неожиданно сказала Маша.
В первые секунды, обрабатывая услышанное, Шумилов не совсем понял, что именно пыталась сказать ему дочь. Спустя мгновение следователь медленно встал с дивана и, не сводя с Маши глаз, приблизился к ней, взяв за плечо.
- Интересно, кто же ещё тебе что-то рассказал? – как бы играючи поинтересовался Николай.
Маша обернулась.
- Она была здесь, - угрожающе и чуть предупреждающе проговорила девочка. – Искала в твоих бумагах нужную ей вещь.
- Кто «она»? – застыл на месте Шумилов.
- Самира, - почти шепотом произнесла дочь следователя.
Николай отвернулся от дочери, сжал кулаки. Затем бросил через плечо хмурый взгляд.
- И что же ей нужно? – тихо спросил следователь.
- Какая-то книга, - Маша вздохнула. – Она находится в храме Святого Павла.
Шумилов поскакал в прихожую, по пути разыскивая в своих карманах ключи от машины. Зажегся свет. Следователь быстро накинул на себя куртку. Маша бросилась за ним и схватила за руку.
- Папа, я прошу тебя – не надо! – затараторила она. – Ты не понимаешь, у кого ты встал на пути! Она убьет тебя!
Шумилов выскочил в подъезд.
- Папа! – кричали ему вслед сквозь слезы. – Папа! – громогласное эхо расплылось по холодным каменным стенам, исписанным нецензурной бранью.
- Папа! – прозвучало где-то уже совсем далеко. Шумилов не слышал, не хотел слышать. Он устал натыкаться на преграды, расследуя это дело. А теперь, когда виновник случившегося, который всё-таки существует, оказался у него дома, дальнейших промедлений быть не должно. Сегодня ночью он узнает, что за книгу ищет Самира. Храм Святого Павла ответит на все вопросы.
Ночь ударила в лицо прохладным ветром, несущим в себе крохотные, но колючие капельки редкого дождя. Хлопнув дверью, Шумилов выдохнул из легких пар, полез за сигаретами. Собственной машины на месте не было, только сейчас Николай вспомнил, что сдал авто на техосмотр. К счастью, или к несчастью взвизгнула тормозами знакомая такси.
- Дмитрич, давай машину! – следователь подлетел к красной «Ауди», открыл дверь и буквально вытолкнул сидящего за рулем таксиста. Тот замялся, пытаясь что-то сказать, упомнил какой-то случай, когда машина, взятая следователем «в интересах службы» была то ли поцарапана, то ли помята. Шумилов ничего не хотел слушать, сел в авто и, забрызгав знакомого водой из луж, рванул в ночь.
Дорога до храма была короткой, но мысли во время езды – длинными и витиеваты. Следователь, покачиваясь, не замечал, как пепел от сигареты падает на штаны. В голове звучал лишь один вопрос:
- Кто она?
Отец Кирилл рассказывал про неестественную природу этого создания, работники следственного изолятора видела вполне реальную девушку. Наконец, Маша – последняя капля, переполнившая сосуд сомнений.
- Что ждать от Самиры? – возник новый вопрос. На всякий случай Шумилов нащупал под курткой табельный пистолет. Впереди показались расплывчатые огни, искаженный свет которых прорывался сквозь залитое лобовое стекло. Подъехав поближе, Николай на миг смутился, не совсем понимая, что видит перед собой. Припарковавшись и выскочив из машины, следователь сделал несколько шагов по тротуару, задрав голову и не в силах уже что-либо думать.
Среди ночи родился яркий, подобный небесному свет. Храм Святого Павла полыхал, объятый пожаром.

***

Тусклый свет, втекающий сюда сквозь замазанные дождем окна, медленно распространялся вдоль стен, бросая робкие взгляды на святых, следящих за миром с изображений икон. Тишина ночного храма поразительна и прекрасна. Каждый шорох в подобной тишине можно сопоставить грому, порой гуляющему средь небес. Каждый шаг кристальным звоном стирает в пух и прах картину ночной церкви. Храм Святого Павла спал обыденным сном, однако ж, не спали те, кто навестил его в столь неурочный час.
Звеня связкой ключей, отец Дмитрий шел по пустому коридору уверенно. Будто чувствовал себя хозяином этих стен и этих икон, смотрящих ему вслед жалобным взором. Не отставая от него, по коридору шла Самира, держа в руках два больших стальных кейса, на которые священник то и дело бросал жадные взгляды.
- Могу ли я поинтересоваться, зачем вам именно эта книга? – отец Дмитрий на ходу опустил голову, выискивая в связке нужный ему ключ. – По долгу службы мне приходилось в некоторой степени изучать этот фолиант, и я скажу вам, что для церкви, как и для мировой культуры, он не представляет особой ценности. Есть куда более интересные и дорогие книги, которые на западе с руками оторвут.
- Мой заказчик, именитый, но пожелавший остаться инкогнито антиквариат захотел купить именно эту, - пояснила Самира.
- Ну… - пожал плечами священник, вставляя ключ в замок выплывшей из темноты двери. – Вам виднее. Вы ему передайте, что у нас большой выбор.
Стены ночного храма впитали в себя робкий смешок служителя церкви.
Как только дверь открылась, библиотека обмакнула вошедших гостей в специфический, присущий всем библиотекам запах. Старые стеллажи со старыми книгами и свитками уходили ровными рядами во тьму, содержа в себе молитвенники, жития святых, различные архивные данные не только этого храма, но и других, близлежащих церквей. Когда-то, ещё совсем недавно здесь работал отец Сергий, лампа на его столе, приютившемся в дальнем углу помещения, до сих пор тускло горела, освещая разбросанные бумаги и библиотечные карточки.
Священник и Самира прошагали вдоль полок, выискивая нужную. Наконец, отец Дмитрий остановился и кивнул девушке, чтобы та положила чемоданы на стол. Сам же он удалился во мрак, шелестя бумагами. Вскоре из поглотившей его тьмы послышалось:
- А кем вы работаете? – казалось, священнику нужно было убить время.
- Я своего рода пресс-атташе, - быстро ответила Самира. – Занимаюсь историей и антиквариатом.
- Нашел, - крикнул отец Дмитрий из темноты. Вскоре она выбросила из себя фигуру в рясе, которая несла в дрожащих руках огромную книгу в старом черном переплете.
- Вот, - священник с осторожностью положил книгу на стол перед Самирой. – Как вы и просили. «Житие Пантелея - евнуха» - свод церковных архивных записей шестнадцатого, по-моему, столетия. Странная, если честно книга. В ней есть ряд интересных моментов, которые служителями церкви так до конца и не исследованы. Этим надо заниматься всерьез, и в Москве, а не в нашем захолустье. Хотя, впрочем, говорят, что книгу и привезли то из Москвы. Наверное, ничего не нашли и поэтому бросили её здесь пылится.
Самира подошла к столу и развернула переплет. Тонкие пальцы с выкрашенными в ярко-красный цвет ногтями, нежно потрогали пожелтевшую бумагу, будто предвкушая давно ожидаемое событие – находку, или желанный ответ на давно заданный вопрос.
- Замечательно, - скрывая вспыхнувшие в груди эмоции, проговорила вампирша.
Священник тем временем приблизился к кейсам и нервно пооткрывал их один за другим. Не отрывая глаз от лежащих в чемоданах денег, он ещё раз, будто сомневаясь в том, что происходящее – реальность, переспросил сумму у Самиры. Самира ответила. Отец Дмитрий вздохнул и заулыбался. Его дрожащая рука взяла одну из пачек, раскупорила.
- Вот он – истинный Бог, способный творить чудеса, - с восхищением и радостью молвил священник, развернув доллары веером. Самира у него за спиной захлопнула книгу.
Движение вампирши было стремительным и почти неразличимым для человека. Ночную охотницу укрывала тьма, давшая ей силу для резкого перемещения к ошеломленному и шокированному долгожданной наградой Дмитрию. Лишь миг понадобился Самире, чтобы схватить священника за рясу сзади и воткнуть острые клыки ему в шею.
Тьма поглотила крик, который из-за порванного горла уподобился хрипу. Священник, шипя от боли, попытался защититься, но быстро понял, что это бессмысленно. С каждой каплей уходящей из него крови, уходили силы. А вампирша всё пила и пила, уже поставив свою жертву на колени. Когда всё кончилось, девушка отпустила ослабшего священника, и тот повалился на пол, на рассыпанные купюры, выпавшие из рук.
Деньги в чемоданах вспыхнули, неожиданно и необыкновенно. Пламя родилось, будто из воздуха. А, может быть, это мрак приказал кровавым деньгам вспыхнуть. Тем деньгам, из-за которых погиб отец Кирилл, тем деньгам, за которые продал душу дьяволу отец Дмитрий.
Самира взяла книгу под мышку и бросила прощальный взгляд на ещё живого священника. Огонь, тем временем, переметнулся на полки с книгами, быстро распространяясь по библиотеке. Вскоре, в помещении стало светло, как днем. Кашляя в дыму, отец Дмитрий попытался встать.
- Ты… - кряхтел он, пытаясь найти какую-нибудь опору дрожащей рукой. – Помоги… - в слепом шоке взмолился он, глядя на возвышающуюся на ним девушку, одетую в строгий деловой костюм с белой блузкой и короткой юбкой.
Самира посмотрела на него поверх очков, надетых специально для придания вымышленному образу колорита. Посмотрела так, как смотрят на таракана, убитого меткой тапкой. Быстрым движением девушка смахнула с губ кровь.
- Почему я… не становлюсь таким, как ты? – держась за горло, бросил священник.
- Ты уже давно, такой, как я, - тихо ответила Самира.
Это были последние слова, которыми она наградила умирающего отца Дмитрия. Девушка развернулась и зашагала неспешно сквозь пламя, пожирающее церковные книги. Силуэт в рясе вскоре скрылся в сером, распространяющемся дыму. Ещё долго слышался кашель, но вскоре он угас.
Вампирша улыбнулась и вошла в поток пламени, добившись своей цели.

***

Огонь вырвался из окон и облизнул своим языком белые стены церкви, мгновенно оставив на них черный след копоти. Внутри храма слышался звон разбивающихся стекол и грохот рассыпающейся в прах мебели. Шумилов бежал, как мог. Разбрызгивая по сторонам воду из луж, он приблизился к главному входу в храм, но тут же отшатнулся, закрываясь рукой от жуткого жара. Неожиданно одна из дверей упала, выбросив на улицу новые когти пламени и темно-серые клубы дыма. Следователь, поняв, что не сможет проникнуть внутрь, быстро зашагал назад к машине, выискивая в карманах куртки мобильный телефон. Где-то среди темных улиц уже гремела пожарная сирена.
Дверь «Ауди» хлопнула, Николай расслабился, оказавшись в тепле. В трубке слышались редкие гудки.
- Алло! Алло, Саш! Приезжай к «Святому Павлу»! Храм горит. У меня есть человек, который сможет опознать нашу таинственную незнакомку! Не важно, потом скажу! Я уже здесь! – Шумилов достал пачку сигарет, закончив разговор с коллегой.
Дверь машины открылась и на заднее сиденье опустилась девушка с большой книгой в руках.
- На вокзал, - командным тоном бросила она, глядя в окно на горящую церковь.
Шумилов посмотрел на неё через плечо. Светловолосая, красивая, стройная. Она совсем не похожа на тех, кто живет в этом маленьком, но успевшем стерпеть столько ужасных событий городе. В стеклах очков на тонкой оправе блестели огоньки сгорающей церкви. Девушка смотрела на неё совсем безразлично. Даже, скорее – с презрением.
Сигарета выскользнула из губ следователя и упала между сиденьями.
Самира подняла глаза.
- Вы отвезете меня на вокзал? – спокойно спросила она. – Или мне искать этой холодной ночью другое такси?
Шумилов вернулся в исходное положение и с вздохом откинулся.
- Да, - после некоторых раздумий и догадок сказал он. Сказал и с вымышленным спокойствием завел машину.
Девушка улыбнулась.
Они ехали медленно. Следователь пытался переключить внимание на дорогу, сосредоточится, но всё чаще и чаще бросал заинтересованные, не лишенные страха взгляды на сидящую позади девушку. Казалось, она о чём-то грустила, безмолвно глядя на мелькающие за стеклом огни. А Шумилов уже дрожал, пытаясь скрыть свою дрожь, и порою опуская руку к ремню. Нет, табельный пистолет быстро не выхватить. И не позвонить.
Но можно же отправить сообщение!
Телефон уныло пискнул, извещая о полной разрядке батареи. Экран погас.
Николай вновь посмотрел в зеркало заднего вида и вздрогнул, увидев, что девушка смотрит на него.
- Вы не могли бы ехать быстрее? – тихо спросила она.
- Дорога сейчас очень скользкая, поэтому… лучше, если медленно, - выдавил из себя напуганный Шумилов. Хотя, казалось бы, чего он боится? Виновница всех этих событий перед ним. Обычная девушка. Неужели он не сможет вот сейчас вот резко затормозить и схватить её прямо здесь? Конечно, сможет. Как в чём же проблема?
Шумилов вздохнул.
- К любимому? – робко начал он. Девушка отрицательно покачала головой.
- На какой вам поезд? – смело бросил следователь, желая поддержать беседу. – У нас всего два отправления. И оба днем.
- С чего вы взяли, что обязательно должна сесть на поезд? – наигранно возмутилась Самира, будто флиртуя со своим водителем. – Может быть, у меня важная встреча на вокзале. В конце концов, я могу быть всего лишь проституткой.
- Вы не похожи на проститутку, - Николай не сводил глаз с девушки. Та улыбнулась.
- Поверьте, в моей долгой жизни бывал и такой опыт, - с вздохом ответила она, замечая, как машина подъезжает к почти спящему вокзалу.
Шумилов медленно остановился, дождь уныло стучал своими каплями по лобовому стеклу такси, среди его мутной завесы виднелась асфальтовая дорожка к перрону. Некоторое время в машине царила мертвая тишина, следователь чего-то ждал, казалось, сам не знает – чего. Ждала и девушка, не желая пока ещё покидать авто.
- Почему вы не спрашиваете, сколько с меня? – в конце концов, нарушила неловкое молчание она. – Или вы добрый рыцарь, который не берет денег за перевозку, а лишь гоняется среди дождя за ночными тенями.
- Скажите лучше, как вас зовут? – не глядя в зеркало, бросил Шумилов.
- Я думаю – ты знаешь, - Самира показала свою белоснежную улыбку, наблюдая, как зеленеет лицо сидящего на переднем сидении следователя. Дрожь в руках он уже не скрывал. Однако ж, нашел в себе силы нажать на кнопку блокировки дверей.
- Мы едем в отделение, - строго проканстотировал следователь. – У меня есть к тебе вопросы, госпожа Самира – вымышленная сестра отца Сергия.
Блокировка дверей неожиданно сама по себе отключилась и перестала функционировать.
Шумилов напрягся.
- Ты никогда не сможешь меня задержать, - устало сказала девушка. – Не сможешь позвонить, потому что я отключила твой телефон так же, как отключила блокировку дверей. Так же, как превратила в песок порох патронов твоего жалкого пистолета. Отец Кирилл не врал тебе.
- Кто ты? – с плохо скрываемым страхом и удивлением проговорил Николай.
- Нечисть, - серьезным тоном ответила Самира. – Сказка. Легенда со страниц книг.
- Убьешь меня?
- Признаюсь честно, это входило в мой первоначальный план. Но мне выпала возможность познакомится с твоей дочерью. Она понравилась…
- Если ты…!
- Успокойся, - перебила напряженного следователя Самира. – В этом грязном, забытом Богом городе меня почти ничто больше не держит.
- Зачем столько крови? – немного успокоившись, спросил Шумилов.
- Я не привыкла идти на компромиссы при достижении важных для меня целей. Приходится использовать все доступные мне средства. Порою – отнюдь не гуманные - вампирша сняла очки. – Прощай, следователь. Ты хорошая ищейка, просто попал на шахматную доску неравных тебе фигур.
Самира приоткрыла заднюю дверь автомобиля, впустив в салон шум дождя.
- Как мне теперь жить, зная, что есть зло, которое я не в силах остановить? – Шумилов посмотрел через зеркало на свою пассажирку.
- Сделай так, чтобы это зло не пробралось в сердце к тебе и в сердце твоей дочери, - быстро ответила Самира. – Этого будет достаточно.
Девушка выскользнула из машины и растворилась в ночи, цокая каблучками по мокрому асфальту. Вскоре Шумилов увидел, как она медленно бредет по узкой дорожке к вокзалу, не оборачиваясь и не боясь промокнуть. Через секунду среди темноты остался только дождь.
Будто и не было никогда никакой Самиры, а всё случившееся – просто сон.
Сон, во время которого нельзя проснуться.

***

Дверь палаты лязгнула, мальчишка в смирительной рубашке, сидевший в безмолвном оцепенении на полу, даже не шевельнулся. В плохо освещенное помещение проникли две упитанные санитарки. Разговаривая о чём-то своём, они бесцеремонно подняли мальчишку за плечи, и повели на выход, не стихая ни на минуту. Юноша по-прежнему не шевелился, направив стеклянный и мутный от лекарств взгляд в одну точку.
Когда он попал сюда, всё было иначе. Юношей владела навязчивая идея спрятаться и убежать. Непреодолимый страх так сильно забрался в душу к мальчишке, что он, перебивая успокаивающие речи докторов и родителей, метался по комнате, надеясь найти в ней хотя бы отдаленное подобие безопасного уголка. В конце концов, школьника пришлось накачать уколами и связать, отправив в камеру.
Родители навещали его почти каждый день, мать плакала, смотря сквозь стекло на полумертвого бледного сына, спокойного и умиротворенного, будто скала. Отец сжимал её руку и гладил, прижимая к себе. Своего горя он старался не показывать.
Коридор психиатрической больницы, утонул в полутьме ночи, прорвавшейся сюда сквозь окна. Отдаленные крики душевнобольных разлетались по помещению благодаря эху, которое звонко сопровождало сейчас шаги юноши и двух, ведущих его в душ медсестер.
И никому не было ведомо, что же скрывается за стеклом этих спокойных теперь уже, почти застывших глаз.
О Маше он уже не думал, забыл её, будто никогда и не любил. Всё естество напуганного школьника залило воспоминание о той ночи, когда он увидел в квартире любимой демона, который громогласным голосом, доносящимся из его головы, молвил – ты мой. Ещё долго звучали эти слова в голове, но вскоре на смену им пришли другие. Это были голоса. Голоса двух собеседников, вечно спорящих о чём-то и никак не желающих прийти к некоему единому решению. Голоса звучали постоянно. Когда юношу завели в небольшую комнатку с белой кафельной плиткой на стенах, они говорили следующее:
- Посмотри на тех, кто рассказывает людям о тебе, - первый голос был наполнен радостными тонами, будто хозяин его дожидался или дождался некоего праздника, ожидание которого занимало вечность. – Посмотри, как они извращают имя твоё и от имени твоего распространяют зло по всему миру. Ведь все войны велись людьми, в той или иной степени ссылавшимися на тебя.
- Но развязал то их ты, - спокойно ответил второй голос.
- Человеку это неведомо, - усмехнулся первый голос. – Он забыл уже о том, что я существую, и во всех бедах своих винит тебя! Только тебя! Вот оно, твоё стадо!
Закончив говорить, голос залился смехом.
Тот, кому адресованы были эти слова, терпеливо молчал, словно знал некую тайну или уверен был в абсолютной своей правоте.
Смех затих, плавно перелившись в новые слова:
- Твои пастухи забыли, с какой стороны открывать Библию. Им давно плевать на тебя, они живут своей жизнью, забыв про заповеди твои. Они грешат. Грешат больше атеистов и язычников. Грешат много и постоянно. После всего, что видел я в этом городе, ты всё ещё будешь говорить мне, что у тебя есть армия, способная сокрушить мою мощь?
- Я вообще не вижу смысла разговаривать с тобой, - второй голос не терял своего вечного и, казалось, несокрушимого спокойствия. – Но если ты уж так сильно хочешь получить ответы на задаваемые тобой вопросы, я отвечу. Не вижу я разницы между атеистом, язычником и священником – все передо мной и перед судом моим равны будут. Пусть забудут они строки писания, смотреть в них противно после корректуры твоей. А вера в меня не иссякнет, пока есть на свете любовь и радость. Запомни главное – не в камнях я и не в кирпичах. Храм мой в людских сердцах.
- Так сотри с лица земного все эти храмы, расплавь все колокола! Почему ты заведомо позволяешь позорить себя и искажать правду о себе этим разодетым в рясы глупцам?! – первый голос терял самообладание.
- Церковь нужна человеку даже в таком извращенном виде, - ответил второй голос. – Ибо если бы не было её, человек забыл бы про меня. И есть среди своры жадных до злата прелюбодеев те, кто верит, и будет нести эту веру через века. Попомни моё слово – падут церкви, сгорит писание, будет праздник твой, но храм мой в сердцах людских не сокрушить.
Юношу терпеливо и немного грубо освободили от сдерживающей его рубашки, включили горячую воду, которая тут же начала источать теплый пар. Санитарки помогли школьнику перелезть в ванную и усадили его на корточки, не смолкая ни на минуту.
Юноша по-прежнему не менялся в лице, почти не моргал, лишь раз поморщился от головной боли, вызванной усилившимися голосами.
- Пока ты ждешь этого своего заветного дня, я работаю, - шипел первый голос. – Я усиленно работаю над каждым человеком, позволяя ему сделать выбор, узнать себя и свою природу лучше, я делаю его жизнь легче и позволяю ему по-настоящему радоваться, в то время как ты заставляешь его думать лишь о труде и о бесконечной дороге, которой нет конца. Дороге, которую человек назвал – совершенствование.
Санитарки, задернув полупрозрачные шторки на ванной, на секунду отошли, оставив юношу одного. Тот сжал руками плечи и задрожал. Отнюдь не от горячей воды, а от того накала страстей, кипевшего в его голове.
- Мне незачем работать над каждым человеком, - ответил второй голос. – Ибо в каждом человеке уже есть то, что в конечном итоге защитит его от твоих речей. И я действительно жду того дня, потому что знаю, что он будет, и знаю, чем всё кончится. Ведь врешь в Библии не только ты.
Первый голос лишь тяжело дышал, плохо скрывая злобу.
- Ложь – легенда об ангеле, который хотел, чтобы люди поклонялись ему…
- Заткнись!
- Да, брат. Это так, - второй голос изобразил вздох. – Это я дал тебе свободу, дал возможность поиграться людскими душами. Ведь ты нужен людям не меньше, чем я.
- Ты ненормальный!
- Тебе так кажется, потому что ты мыслишь, как человек!
- И кто же я на самом деле? – первый голос хотел показаться ехидным, но не сумел скрыть свой интерес.
- Ты – это я.
- К-как?
- День и ночь, брат мой. Свет и тьма. Таков закон жизни.
Голоса исчезли.
Юноша вздрогнул и отчаянно заморгал глазами. Реальность упала на него, выхватив из долгого оцепенения. Внезапно мальчишка ощутил на себе жар горячей воды, монотонный шум её бега, твердую поверхность ванны и отдаляющиеся голоса санитарок, ушедших куда-то по своим делам. Ему вдруг стало вновь страшно, потому что, казалось, от того злобного голоса, который встретил его в квартире Маши, не скрыться. И обладательница этого голоса здесь, она рядом, следит за ним, выжидая нужного момента.
Юношу затрясло ещё больше. Борясь со своим страхом, он поднялся на дрожащих ногах и резким движением откинул полупрозрачную клеенку в сторону. На кафельном полу лежали в крови тела приведших его сюда санитарок. Над ними, слизывая кровь с изогнутого ритуального ножа, стояла одетая в кожаное платье Самира. Она неторопливо подняла глаза на мальчишку, и тот, пораженный незримым потоком темной энергии, поскользнулся и рухнул в ванну, разбрасывая брызги воды.
- Неужели ты думал, что я про тебя забыла? – игриво, чуть ласково проговорила вампирша, делая шаг в сторону юноши. Тот дрожал, жадно хватая воздух ртом.
Удар ножом походил на молнию, промелькнувшую среди надутых темных туч. Лезвие с легкостью вспороло мальчишки горло, он схватился за рану, тщетно пытаясь остановить хлынувшую в воду кровь. Вампирша поднесла к этим струйкам хрустальный бокал. Он вмиг наполнился уходящей из школьника жизнью.
Юноша упал в воду и больше не шевелился.
- За порок! – произнесла тост Самира, кивая мертвому мальчику. Произнесла и начала медленно пить из бокала, стоя над телами убитых ею людей. Кровь стекала по губам красавицы, падая на пол и растворяясь в шуме монотонно бегущей куда-то воды.

Эпилог.

- Вы готовы, девочки мои, погрузится в мир страсти и любви? – невысокая брюнетка неторопливо разлила по бокалам шампанское. Подруги переглянулись и улыбнулись.
В комнате горели свечи, они были единственным источником света в небольшой квартире, за окном шумела и кричала тысячами автомобильных голосов грязная Москва. Три студентки, сидевшие в этот вечер на мягком диване, привыкли к ней и к её законам довольно быстро. Уехав из дому, им пришлось столкнуть с взрослыми проблемами и самим стать взрослыми. Маше, которая залюбовалась пузырьками в бокале, даже не верилось, что она когда-то была совсем иной, особенной, шагающей по узкому мостику социальных норм. Теперь всё иначе – большой город сделал её другой, может быть, чуточку скучной.
- Давайте выпьем за второй курс! – брюнетка, стоящая напротив дивана, подняла с журнального столика бокал. – И за моих любимых одногрупниц, которые стали мне почти сестрами.
Девочки соприкоснулись бокалами и быстро осушили их. Как только хрусталь вернулся на столик перед диваном, в темной глубине прихожей послышался звонок в дверь.
- Ты! – улыбнулась брюнетка, указывая пальцем на Машу. Та ответила робкой ухмылкой, вжалась в диван, но вскоре, глубоко вздохнув, поднялась на ноги.
Замок щелкнул во мраке, дверь приоткрылась, запустив в прихожую кусочек подъездного света, запаха и холода. Маша поморщилась.
- Привет, - тихий и мягкий, словно бархат, голос коснулся её ушей. На пороге стоял стройный юноша, одетый в элегантный костюм.
Маша улыбнулась, впуская гостя в квартиру. Свет в прихожей зажегся, нетерпеливая брюнетка коснулась выключателя. Как только лампы вспыхнули, показав юношу во всей его красе, студентка нескромно ахнула, улыбнувшись ему игривой улыбкой.
- А ты красивее, чем на фотке, - деловито произнесла брюнетка, окидывая гостя заинтересованным взглядом. – Почему ты такой бледный?
- У меня тяжелая работа, - скромно ответил юноша, поклонившись. Брюнетка расхохоталась.
Спустя час в квартире стало ещё темнее. Свечи почти догорели, будто уснув от мягкой музыки, неспешно игравшей из колонок. Студентки, прикрыв одеялом свои обнаженные тела, крепко спали. Одна лишь Маша бодрствовала, слившись сейчас с юношей в медленном танце. Они кружились долго и неспешно, время, казалось, замедлило свой ход.
- Как тебя зовут? – прошептала Маша, касаясь обнаженной груди московского жигало.
- Андрей, - тихо ответил он, улыбаясь.

Что-то было в его улыбке, что-то притягательное и, может быть, даже пугающее, отталкивающее, исходящее не только из ярких зеленых глаз, но и от слегка прохладного тела. Маше казалось, она уже где-то встречалась с этим чувством. Только не помнила – где. Время умеет стирать любые воспоминания.

- Человек часто верит лишь в то, что видит. Когда в его жизнь приходит что-то необъяснимое, он долго не может прийти в себя от разрушения его собственного миропонимания. Страшно жить в рамках созданного самим собой иллюзорного представления о вселенной. Ещё страшнее – обманывать себя, утверждая, что знаешь о Боге или дьяволе.
- Я – вампир. И даже я ничего не могу сказать вам о них, - с грустью на лице произнесла Самира.

Тимофей Верхов
Саров – Москва.
27.01.10.