ПОСЛЕДНИЙ СОЛДАТ ВОЙНЫ

ПОСЛЕДНИЙ СОЛДАТ ВОЙНЫ



Непонятное беспокойство заставило сесть на кровати. Все тело болело. Но не той обычной ноющей болью, к которой он давно привык. Было в этой боле что-то горячечное, пугающее, словно и не боль это была, а БОЛЬ. Солдат протянул руку и посмотрел на нее внимательно – на ладони не видно никаких изменений, и он спокойно рассмотрел все линии на ней. Удивило ощущение – казалось, тело должно трястись от дрожи, но рука была спокойна и даже свободна. Ничего внешне не выказывало внутреннего беспокойства. И он понял, в чем дело?
Ночь. Он проснулся глубокой ночью, но видел себя, как днем. Вся палата погружена в темноту, а он – он один – находится в коконе света. Ночь к нему сквозь этот кокон не пробивается. А в самом коконе воздух словно бы вязкий, плотный, но дышать легко – легче, чем обычно. Внезапно пронзила острая боль, какая-то надболь – точечная и настырная. Он посмотрел на колено. Со вчерашнего дня оно сильно изменилось. Вокруг красного бугорка разлилось малиновое воспаление с набухшей белой головкой. Он осторожно потрогал ее и чуть не отдернул руку – боль изнутри словно вонзилась в ладонь.
Странно вела себя эта боль. Словно не чирей ее вызывал, а была она концентрацией всей боли его жизни. Всех проблем, сомнений, горестей. Она заключала в себе все зло, которое встретилось ему.
И он не стал дожидаться утра, когда можно было позвать врача. Он знал, что от этой боли должен избавиться сам без посторонней помощи. Принял удобное положение и начал осторожно сжимать белую головку. Дикий утробный вой рвался наружу, но он только закусил губу и продолжал давить. Раздался громкий треск, и тонкая кожа разорвалась. Он удивленно осмотрелся, Он знал, что означал этот треск – там, на войне – с таким треском рвались гранаты. На колене вокруг прорвавшегося чирья громоздилось гнойное содержимое. Но он знал, что это еще не все.
Внутренняя боль не уменьшилась, надо было давить дальше. Он уже не обращал внимания на муку, когда в глубине показался плотный белый стержень. Но он догадался, что и это не все, и продолжал сжимать пальцами плотную кожу, доставать все новые стержни и укладывать их шпалами рядом с раной. Сначала он считал эти подлые снаряды, но, когда их количество перевалила за двадцать, перестал.
Одно волновало его сейчас – выдавить главный.
Последний.
Или первый.
Тот САМЫЙ, с которого все и началось – и трагедия страны, и его беды, и болезни, и страдания. Он теперь был уверен в том, что, наконец-то, обнаружил главную и единственную причину его незадавшейся жизни, и продолжал с остервенением избавлять свое тело от непрошеного оружия.
Внутри что-то хрустнуло, и под сердцем разом образовалась пустота – пошло! Теперь он точно знал – оторвалось, и надо действовать аккуратно, как саперу. Сейчас было не до рассуждений, кто, когда и зачем поместил в его тело эту мину замедленного действия? Ее надо было извлечь и обезвредить.
Внезапно им овладело странное чувство. И не чувство даже, а уверенность в том, что этот последний стержень не только связан с ним, с его телом – он несет разрушение всем. Вся земля, со всеми ее океанами, землями, зверьем и людьми словно бы замерла в ожидании страшного противостояния. Победит он, достанет источник своей боли – будет жить и ЗЕМЛЯ.
И зависит это только от него. Только от него, как когда-то на ТОЙ войне, которая раз за разом приходила на ЕГО землю, меняя свой облик и цели, совершенствуясь в разрушениях и уничтожениях от века к веку.
Он обязан был ПОБЕДИТЬ, чтобы спасти ЖИЗНЬ. Самую простую обычную жизнь, со сменой времен года, встречами и расставаниями, любовями и ненавистями, рождениями и смертями, первыми словами малышей и улыбками любимых, багряными закатами и прозрачной утренней росой…
ОН БЫЛ ПОСЛЕДНИМ СОЛДАТОМ ВОЙНЫ.
Он обязан был удержать этот последний рубеж и остановить врага. Только ватные пальцы уже не могли ничем помочь. Внутри открытой раны торчал белый конус снаряда, а вытащить его уже не было сил. Он заскрипел зубами от бессилия и оторвал взгляд от колена. На столике что-то блеснуло. «Скальпель», - обожгла мысль. Резким движением он схватил холодный металл, но тут же осадил себя. Действовать надо было осторожно и расчетливо. Слишком много стояло на кону.
Уже хотелось повременить, чтобы обстоятельно обдумать, как будет жить потом? Что станет делать? Какая после начнется жизнь? Но он решительно отогнал от себя эти мысли и сосредоточился на последнем рывке. Нетерпение ушло, и в руке появилась уверенность. Он смахнул холодные капли со лба, подсек белое жало стержня стальным лезвием скальпеля и резко рванул вверх.
Палату заполнил страшный нечеловеческий вой. Так мог кричать только ад. На острие скальпеля извивался червь. От него во все стороны шли кровавые отростки-корни. Пришлось срочно придавить его чайной ложкой. Червь отчаянно пытался выскользнуть из захвата, как рыба, вздернутая на крючке. Но Солдат высоко поднял руку и дождался, когда подлая зверюга затихнет. Потом аккуратно сгреб штакетник в блюдечко, водрузил сверху скрученного монстра и подпалил весь этот зверинец спрятанной на крайний случай спичкой. Огонь – холодный и черный. Он мгновенно уничтожил нечисть, даже не оставив ни пепла, ни вони.
За окном занималась заря. Край неба порозовел. Захотелось распахнуть окно и вдохнуть с наслаждением ядреный утренний воздух. Но он только подумал об этом, потому что все теперь было так не важно.
ОН ОСВОБОДИЛСЯ И ОСВОБОДИЛ ЗЕМЛЮ.
Внезапно навалилась усталость. Ну, что ж, теперь Солдат мог и отдохнуть. Сейчас он опустится на подушку и в первый раз за много-много лет заснет легко и спокойно. Только сначала посмотрит на свою рану.
Ему было немного не по себе. На коленке зиял огромный кратер. Ничего нельзя было разглядеть. Глубоко внутрь уходила гигантская черная воронка. Он подумал, что надо было бы надеть очки, но внезапно глаза обрели давно утерянную зоркость, и взгляд сам собой стал стремительно погружаться вниз. У него захватило дух, - таким рывком, обычно, сажает самолет неумелый пилот. Показалось, что все внутренности подскочили к горлу, и его вот-вот вывернет наизнанку.
Темное пространство постепенно расширялось. Не успев привыкнуть к бешеному погружению, он заметил впереди забрезживший свет. Трудно было определить, откуда он исходит? Только тьма рассосалась, явив иной мир. Его окружали невиданные цветы таких странных и чистых расцветок, каких он никогда не встречал. Где-то пели птицы. Он глубоко вдохнул пряный воздух. С непривычки голова немного кружилась, и он присел на теплую землю. Трава, как живая прильнула к руке, и он – неожиданно для себя – попросил у нее прощения за то, что невольно примял. Он задрал почему-то белую штанину и даже не удивился, когда на коленке не оказалась и следа от раны.
Солдат воспринимал окружающее, как должное, и ничего не боялся. Было все равно, откуда идет свет, почему так тепло, и где находится солнце? Это уже не имело никакого значения. Он знал, что сейчас произойдет, и кого он увидит. Легко вскочил на ноги и обернулся.
Навстречу шла МАМА. Она была такая, как в детстве – молодая и красивая. Он протянул ей руки и бросился навстречу.
- Где же ты была, мама? Я так долго звал тебя, ждал, а ты все не приходила?
- Знаю, родной, я все видела и, как могла, защищала тебя.
- Я это чувствовал, только не знал наверняка, что это – ты.
Мать взяла его за руку и пошли навстречу Отцу, такому же молодому.
Он даже не оглянулся назад, туда, где остался кратер раны, палата больницы, земля со всеми ее бедами и радостями… Это имело значение там – на земле, где он был временным, хотя и очень важным гостем.
А теперь он пришел ДОМОЙ. Как приходит домой солдат с жестокой и кровавой войны. И сон – спасительный, мирный и бестревожный сон – теперь ему был не нужен. Он уже знал, что сон остался там – на земле.
ЗДЕСЬ начиналась его настоящая жизнь, к которой он, оказывается, стремился всегда. Страх отступил - маленький, нелепый и несоразмерный - страх перед этой новой сияющей жизнью…