ОЖИДАНИЕ

Скорее, скорее! Ещё несколько метров по улице, ещё тихой после ночи, и нырну в переулок! Может, и не переулок вовсе, а так, закуток, из которого выход (или вход?) только один - под уклон, и на берег. До речки, правда, не добраться сразу. Узкую дорогу, по которой-то и машины не ездят, от берега отделяет густо поросшая ивняком полоса. Избушка с огородом останутся слева, они от дороги отгорожены изгородью из жердей, от времени настолько ветхих, что городьба - условное понятие.
Но так было позавчера и вчера, и раньше. А сегодня, при густом тумане и щедром инее, это Берендеев сказочный забор, и с дороги жерди - толстые кривые белые канаты, во многих местах скрученные проволокой. От морозных узлов особый шик у забора, петляющего меж кустов; они-то и служат столбиками. Вскоре забор шарахается от меня, исчезает в густых зарослях, высвобождая путь на большую поляну. Там и есть Берендеево царство со старыми-престарыми и абсолютно корявыми вётлами. Высокие и толстые, гнутые-перегнутые вётлы с такими же корявыми, изогнувшимися почти до земли, ветвями. Будто просят круглый год подаяние. Хорошие насесты для сорок и ворон. Я бы и сам посидел там в обнимку с Берендеем, болтая ногами…
Много снега. Он не только в кустах, но и на дороге. Похоже, не далее, как вчера, здесь проехали на лошадке, и санный в глубь поляны след радостью отзывается в душе; из детства выплывают воспоминания, как с берега или высокой горы катались мы на самодельных санках.
Не просто идти по санному следу; ноги утопают по колено, но ведь и торопиться некуда. Моя дорожка, знаю, затеряется на поляне среди деревьев, где пока гуляет туман. От него сегодня особая прелесть в рождении утра, это он, туман, и выписал мне пригласительный билет сюда.
Несколько хоть и не морозных, но серых дней внесли накануне сбой в природу, от этого чувствовались в ней некая усталость и неопределённость. Дни стояли почти скучными.
Что, скажите, за зимний день, если не искрится снег под солнцем, если температура не ниже двадцати градусов?!
И вот они, туман с инеем и морозом, не просто добрались до нашей округи ночью, а пришли с подарками! Богатый и щедрый иней укрыл торчавшую из-под снега высохшую с осени траву, здесь она, как на болотных кочках, разбросана пучками. Каждый - произведение искусства! Беглого взгляда хватает, чтоб перехватило дыхание от восторга, от щедрости зимы. Под инеем где дугой прогнулись травинки, где кольцами свернулись, а то и напоминают локоны Снежной королевы; она гуляла здесь при полной луне да звёздном небе, но пока не пожелала свидеться со мной. Боится нарушить таинство Берендеева царства-государства.
Всё здесь замерло в предвкушении скорого солнца. И я останавливаюсь, прислушиваюсь-приглядываюсь, знать желая, кто первым встретится на дороге санной, кто голос подаст, поздоровается со мной. И с кем здороваться мне!
Не торопится никто навстречу, не подаёт таинственных голосов, не летают птицы над поляной и надо мной, и Дед Мороз не стряхивает до поры, до времени иней с веток. Не пробил час, и незачем впустую красоту расточать. Природа сама подаст сигнал, и посыплется с веток иней, станет он в полёте серебриться так, что невозможно будет глаз отвести.
Белое безмолвие скрывает мудро за своими волшебными дверями всю живность, все звуки и даже видения. Пока не проник сюда первый солнечный луч и не отомкнул, как ключиком, волшебную поляну, ничего не изменится, и надо запастись терпением, чтоб не подгонять события, не спугнуть без времени утро.
И как ни подгоняет, ни подталкивает меня мороз, поскорее желая похвалиться друзьями, не поддаюсь я ему, шаг не ускоряю и по сторонам внимательно гляжу - запомнить чтоб обратную дорогу.
Хочется нырнуть с головой в туман, но за ним не поспеваю я - куда бы ни шагнул, сколько бы шагов ни сделал, всякий раз он позади, впереди, слева и справа, но не рядом. Чем ближе я к деревьям, тем дальше он от них; уже и до берега отступил. Дальше только через речку, напрямик, не по мосту, которого тут и нет, а по льду, местами соединившему берег левый с берегом правым.
Речка не утихомирилась, не спряталась подо льдом; ей на свободе хорошо! Вся зима впереди, успеет отоспаться, когда дойдут до неё руки Деда Мороза. Нет здесь перекатов, и оттого вода минует Берендеево царство спокойно, ни одним звуком не выдавая своего присутствия. Лишь оставляет таинственные ледяные знаки, похожие на детский рисунок гор, где-то рискуя продвинуть ледяной край чуть дальше, тонким ледяным панцирем обрамляя торчащие из воды с осени пытавшиеся перебраться вплавь стволы тополей. Лёд лежит неровный, грустный, он цепляется за волны, и те легонько, беззвучно, отбиваются брызгами, выплёскивая их на кромку.
Среди деревьев можно пошалить чуток! Побаловаться, качнувшись на ближайших ветвях, стряхнув за шиворот иней, а потом вытряхнуть голыми руками, как мы делали, будучи ребятнёй? Хожу от одного дерева к другому, здороваюсь, прислоняясь к стволам, и на каждом вижу толстую, потресканную временем и витую-перевитую кору.
Такие же сплошные жилы на иссохших за 92 года руках моей мамы. Я вижу их сложенными на её коленях, когда приезжаю в родительский дом. Сколько дел переделали мамины руки за сложную и порой жестокую и несправедливую жизнь. Под глубокую её старость, когда с войны уже 65 лет прошло и дети-внуки определены и уже правнуки оперились, праправнуки заявляют о себе в полный голос, только бы пожить тихо, в радость, да глазоньки совсем не видят. Как-то, в очередной раз целуя мамины руки, услышал я её шёпот. «Господи, - сказала, - хоть бы ноженьки ещё походили!»
Вот ведь какая сила жизни - нам учиться да учиться! Вот вера в то, что есть где-то сила, способная услышать и помочь.
Такие мысли проносятся, едва я прислоняюсь ладонью к очередной ветле. Старое-престарое, оно и ветви уж не способно держать, как в молодости - они точно опущенные сухие белые крылья подбитой, но ещё желающей жить птицы… Выстояла ветла наперекор годам да морозам-бурям, не сломилась, и много ещё простоит, если в этом волшебном царстве не объявится злой человек-разбойник, да не начнёт при своей пустой голове махать топором налево-направо, превращая поляну в пустырь и лишая Берендея его волшебного царства.
Нет рядом со мной хозяина Берендея, один брожу я, поляной один любуюсь из-под заиндевевших веток.
Вот-вот, с минуты на минуту пробросит солнце сквозь лес на другом берегу первый луч в мою сторону; не пропустить бы миг восклицания, восторженного пробуждения дня.
Спросонья красивый солнечный диск, наконец, выплывает, как из подземелья, и заметно плывёт кверху. Оно смешное, зимнее ранее солнце! Оно стыдится запоздалого своего пробуждения, и оттого не белое, которое слепит глаза, а красное. Солнце смотрит в реку, может, даже умывается, и ледяная корка - закраины - обоих берегов принаряжается тоже в красный, но темноватый, наряд. Вода омывает солнечное отражение, не останавливая свой бег, уносит волны к недалёкому изгибу реки. Туда! Мне - туда! Там простору больше, там русло шире, там лес остановился, не решаясь пуститься вперёд, вброд. И там окончательно проснётся солнце!
Санный след сворачивает влево, убегает дальше от реки, но мне в ту сторону не надо. И вдруг - не чудо ли? - вижу лыжный след. Наверное, лыжник сошёл с саней, но мне не хочется так думать; это слишком просто - как в том мире, откуда я пришёл в гости к Берендею-батюшке лесному и где-то задержавшемуся.
Да вот же его лыжный след! Он приведёт меня, как живой клубок на ниточке, в дальний угол Берендеева владения.
Я пускаюсь по этому следу, разгадав, где Берендей! Он раньше меня убежал встречать солнце, он хочет его приветствовать, чтобы солнце заглянуло в его царство. Он хоть и лесной Берендей, но тоже соскучился по солнечному лучу.
Подожди, Берендеюшка, я с тобой! Я бегу!
Иван СКОРЛУПИН, Петропавловский район Алтайского края.