Меня нет

МЕНЯ НЕТ
Задумалась об этом, глядя на спину сына. Пришла звать на ужин – не отозвался. Сидит как сидел, спиной к двери, лицом в комп, наушники защищают от помех – мира нет!
И меня нет.
– А чего ты хотела, – говорит Марина. – Они выросли, у них теперь своя жизнь. Скоро вообще уйдут, разлетятся из родительсого гнезда. Останешься одна, будешь ждать звонков, сама названивать. И в панику впадать будешь, оттого что телефон не отвечает.
– Синдром опустевшего гнезда, – вспоминаю. – Знаешь, вообще-то я не о том. Это какое-то другое ощущение… экзистенциальное, что ли. Фатально невидима. Только не знала об этом, а сейчас дошло.
– Да понимаю я! – отмахивается Марина. – Подожди, сейчас представление покажу.
У нее на лице хитрая улыбка. Тащит в кухню. Вечер, стол накрыт к ужину.
– А где Берт? – спрашиваю.
– Уже пришел с работы, переодевается. Сейчас выйдет. Подожди чутка.
Марина окидывает кухню взглядом полководца. Стратег, планирующий битву. Удовлетворённо кивает головой.
Вот и Берт, с газетой в руках. Здороваюсь. Берт слегка наклоняет голову – можно понять как приветствие. Возможна и другая интерпретация: качает головой в ответ на какие-то свои мысли. Другая бы возмутилась: не слишом вежливо! Но я молчу. В этой семье такая установка: ему простительно, человек трудился день напролёт, устал, бережёт остатки энергии.
Берт садится, разворачивает газету, не глядя тянется рукой к стакану с водой.
Марина быстро сдвигает стакан к середине стола.
Берт хватает рукой пустоту. Озадаченно смотрит на стол. На Марину не смотрит.
Марина возвращает стакан на место.
Берт берёт стакан, несёт ко рту, пьёт, ставит стакан назад. Возвращается к газете.
На Марину он так и не глянул. Она давится смехом, молча. Показывает: на выход!
Удаляемся в гостиную.
– Видала? – Марина торжествует. – Твоё «экзистенциальное» – женская рутина. Видели бы те, кто запоздал с гнездом… Если б они знали! Вот о чём мечтают, получается.
– Ну да, – вторит Шура. – Мы ж бойцы невидимого фронта. И никто спасибо не скажет.
Марина напирает:
– Ты пойми, дети не исключение. Клопышам мы ещё нужны. А потом – будем разве кошелёк на ножках. Детки вырастут – уйдут не оглянувшись.
– И не жди благодарности! – добавляет Шура.
Несчастная особенность: всё, что слышу, вижу картинкой. Выросшие крепенькие клопыши живут свою жизнь, и чем они больше, тем мы меньше, чем они ярче, тем мы бледнее, жизненные соки высосаны, где-то на заднем плане, нас отбрасывает всё дальше, куда-то за горизонт. Скоро и сами себя не отыщем…
Шура считает: надо перестать быть навозом, на котором что-то вырастет (а может, и не вырастет). Она вспоминает популярного психолога: надо учиться любить себя! Кого я точно не люблю, так этого психолога. Но молчу, возразить не умею.