Старушкины яблоки

Придорожный рынок Удельные Дюванеи на трассе Уфа-Янаул. Поздние вишни, ранние яблоки, малосольные огурцы, отварная молодая картошка, рыба и прочая деревенская снедь. Мало, кто проезжает без остановки. Все посмотреть, многое попробовать, что-то прикупить, да и просто размяться. Закупками занимается жена. Она - к прилавкам. А я ожидании команды перенести и уложить в машину прохаживаюсь вдоль рядов. Колготня и ласкающий слух шумок маленького рынка неплохо снимают напряжение. Две дочки школьницы остались в машине.
Мое внимание привлекла старушка на краю торгового ряда у самого родника. Одета в видавшую виды серую юбку и цветастую изрядно застиранную блузку. На плечи наброшена старая вязанная коричневая кофта. Белый платок на голове. Худощавое, чуть вытянутое лицо с прямым носом и тонкими ввалившимися (видимо из-за отсутствия зубов) губами. Ни дать ни взять - классической образ русской старушки. Даже морщины на лице - некий стандарт как по количеству, так и по расположению. Но, самое главное – глаза. Не то светло-зеленые, не то серо-голубые. В их глубине при полнейшем безразличии к мирской суете и каком-то естественном покое сконцентрировалась мудрость бытия не только прошлых, но и будущих времен. Перед ней на ящике, покрытом выцветшей клеенкой, горкой лежат зеленоватые с прожелтью яблоки, не особенно привлекательные на вид, видимо раннеспелые.
- Почем яблочки? – спрашиваю больше от безделья, чем ради покупки.
- По рублю, – отвечает тихим ровным голосом. – Рубль не большие деньги, а яблочки свежие, бодрящие. Возьми в дорогу, пригодятся.
- Чем же?
- Съешь, взбодришься, дорога добром ляжет.
- А попробовать можно?
- А что их пробовать. Вот они лежат. Бери четыре яблока, в дороге и попробуете.
Озадачила. Откуда знает, что нас четверо? В растерянности протягиваю старушке пятирублевую монету и беру четыре яблока. Вместо сдачи она подает мне еще одно. Беру без возражений и иду к машине.
Каких-то крупных покупок в этот раз жена не сделала, и «носильщик» не потребовался.
Угнездившись на своих местах, поехали дальше. Предложил всем по яблочку. Дочери, надкусив пару раз, отложили. Жена свое долго вертела в руках, стараясь угадать сорт. Потом, не спеша, скушала. Я съел свое. Свежее, сочное и довольно терпкое на вкус. Действительно, бодрящее. Пятое яблоко положил в лоток панели над коробкой передач. Дорога дальняя, пригодится.
До Бирска осталось километров десять.
Девчонки спят на заднем сиденье, свернувшись калачиками. Жена дремлет, положив под голову маленькую подушку. Почему-то вспомнилась сказка «Гуси-лебеди». Усмехнулся: «Если так, то на следующей остановке печка, то бишь, старушка с пирогами должна быть». Непроизвольно глянул на горизонт, не мелькнут ли где белые крылья…?
Серая лента шоссе, ровные поля по обе стороны дороги, движение с постоянной скоростью «чуть за сто» убаюкивают. Взял последнее яблоко, надкусил. Освежило. Впереди за перевалом спуск к Бирску. На обочине – информационный знак «пост ГАИ». За перевалом появилась крыша встречного автофургона, а затем выплыла и сама фура...
Все происходящее далее зафиксировала зрительная память. Прямо передо мной, обгоняя фуру, словно из под земли вырастает черная «Ауди». «Прямо передо мной» - это настолько прямо, что вижу каждую морщинку, каждую родинку на ухмыляющемся лице водителя.
Машинально даванул педаль тормоза. Отпустил. Руль вправо. На обочине выровнял машину. Остановился. Откуда-то сбоку словно из далеко-далека слышу голос: «Что случилось? Ты что уснул?». В зеркале заднего вида - испуганные глазенки дочерей, и через заднее стекло - удаляющаяся фура.
Что-то объяснил жене, что-то сказал дочерям. Поехали...
Миновали пост ГАИ, прошлись по полукругу, двигаемся на подъем.
- Ты яблоко-то ешь или положи. Мешает ведь, – уже четко воспринимаю голос жены.
Глянул на руль - в правой руке надкушенное старушкино яблоко.
***
Двумя неделями позже заехал в гости племянник. В разговорах обмолвился, что только что вернулся из Уфы.
- Как дорога? – задаю обычный шоферский вопрос.
- Местами, – отвечает философски.
Рассказывает про страшную аварию в начале спуска перед Бирском. «Жигуленок» - в хлам. Стояли гаишники, санитары заталкивали в «скорую» полностью закрытые носилки. На меня, как накатило – надкушенное яблоко в правой руке … В замешательстве спрашиваю про старушку, продающую яблоки поштучно.
Племянник пожимает плечами. Слышал, как на дюванейском рынке водитель коричневого «жигуленка» матерился, поминая какую-то старую каргу, которая яблоки по рублю за штуку предлагает. Возмущался, что это вдвое дороже, чем ведром брать. Расспрашиваю про цвет разбитой машины, про встречную фуру и черную «Ауди».
- Ты что, дядь Паш?– отвечает он вполне логично. – Фуры и «Аудии» десятками навстречу летят. Цвет разбитой машины коричневый. Похоже, тот мужик, который матерился. Он нас сразу же после Дуванея обогнал. Видать, торопились очень.
***
Случилось так, что в сентябре мы с женой вдвоем опять возвращались в Пермь той же дорогой. Удельные Дюванеи. Рынок. Свежие и малосольные огурцы, помидоры, тыквы, спелые яблоки, отварная картошка, рыба… И старушка на том же месте. Я присел на корточки перед импровизированным прилавком с горкой спелых яблок.
- Почем яблочки, – спрашиваю, ощущая непонятную дрожь в голосе.
- Два рубля за яблочко, – отвечает тихим ровным голосом. – Деньги не большие, а яблоки свежие, спелые.
- Два месяца назад по рублю были.
- Так, два месяца назад и хлеб стоил восемь рублей, а ноне - десять. Возьми в дорогу, пригодятся.
- Чем же?
- Съешь, взбодришься, дорога добром ляжет.
- А может, и молодильные яблочки имеются? -
Почему-то голос продолжает дрожать.
- Рано тебе еще молодиться-то. Ты об этом деле не думай. Живи и жену береги. Она твоя опора.
Спокойный голос, ни жестикуляции, ни подергиваний плечами, ни мимики на лице. Никаких эмоций по поводу моих намеков на прежнюю покупку яблок. Про жену - опять «в десятку».
В годы перестройки и начинающихся реформ я, простой советский инженер, специалист по системам автоматики ракетных двигателей и жена-бухгалтер оказались не у дел. Подались в челноки, а я – невыездной. Пришлось ей одной гонять за ширпотребом по заграницам, а мне «…поднять, поднести, перенести». На доходы от этой торговли и жила семья. Слава Богу, вскоре «новые русские» поняли, что бухгалтер - это не милашка с ногами от ушей, а специалист, гарантирующий процветание бизнеса. Жена устроилась главным бухгалтером в процветающую фирму, а я вахтером туда же...
Яблоки не очень крупные, цветом от бело-желтого до оранжевого с розовыми и красными полосками по крутым бокам. Выглядят очень аппетитно. Протягиваю десять рублей, беру четыре яблока. Вместо сдачи получаю еще одно.
- Не надо. Нас двое… на этот раз, – возражаю с легким чувством смятения.
- Попутчика угостишь.
Какой попутчик? Ну да, Бог с ней, с убогой.
Жена уже в машине, усаживаюсь за руль.
Поехали! Съели по яблочку. Медленно и осторожно проезжаю злополучный перевал перед Бирском. Минули город. Домчались до Бураево. Перед поворотом на Пермь съели еще по яблоку. Вкусные. Повернули направо.
На остановке метрах в трехстах от перекрестка стоит старик и просит подвезти. Торможу. У нас с женой давнее правило – стариков, старушек и женщин с малыми детьми подвозим всегда и бесплатно.
Старик открывает заднюю дверь и просит подвезти… сына. Из павильончика выходит здоровенный детина лет тридцати и лезет в машину. Я пытаюсь возражать, отказать. Жена возмущается. Но верзила прочно обосновался на заднем сидении и сообщает, что ему нужно в Старобалтачево. Ощущая себя разведенным лохом, трогаю с места. Поехали.
После долгого молчания, чтобы как-то разрядить обстановку, задаю попутчику обычные вопросы: кто, откуда, куда. Оказалось, он из Бураево, работает в райотделе милиции, в уголовке. Ценный кадр. Интересуюсь его связями в Верхних Татышлах. Дело в том, что тогда еще не было объездной дороги вокруг поселка и на куединскую дорогу приходилось выбираться через центр и переулками. После дождей преодолеть эти самые переулки удавалось только на буксире у трактора.
Поясняю ситуацию и интересуюсь, есть ли у него знакомый тракторист в поселке.
Попутчик попросил ручку и бумагу. Что-то черкнул на листке и вернул мне. Читаю: «Рифат помоги». Опять разводит. Но выразить свои «сомнения» не успеваю. Проскочили Угузево и поднялись в гору за мостом. А на горе - гаишники. Тормозят. Вроде не нарушал. Наверное, обычная проверка. К машине подходит сержант с автоматом. Велит идти к «УАЗику», что стоит на взгорке. Выхожу из машины, зову с собой попутчика. Мент все же бураевский, их коллега, может, отмажет, если что. Ехать-то и ему надо.
Подхожу к милицейской машине. Документы берет капитан. Долго, молча, изучает, поглядывая на приближающегося попутчика. Тот подошел, что-то спросил на башкирском. Капитан по-башкирски же ответил резко и коротко. Попутчик опять к капитану с вопросом Тот после небольшой паузы, процедил сквозь зубы пару слов. Попутчик исподлобья посмотрел на меня, перевел взгляд в сторону машины. Что-то его озаботило или ответ гаишника не понравился. Напряженность повисла в воздухе.
«Чего тянут? Что выжидают? Денег хотят?» - подумалось обычное.
Гаишников шестеро. Многовато для обычного наряда на одном милицейском «УАЗике», водитель которого почему-то сидит в машине. Не спуская глаз с капитана, заводит мотор. Одеты странно: трое в милицейские кителя, а на других только форменные кожанки поверх гражданских свитеров и пиджаков…
Тревога усилилась. Вопрос, откуда и куда едем, слышу как сквозь вату в ушах. Отвечаю, заметив, что смотрит капитан не в документы, а на нашу машину. Еще вопрос от попутчика игнорирует, как мне показалось, намеренно. Сержант, что остался у машины переместился к правой стороне, и дуло автомата оказалось на уровне стекла двери, за которой сидит жена. Каким-то шестым чувством схватываю, что форменных кожанок три и кителей тоже три. И на них попарно капитанские, сержантские погоны и одного рядового. Словно три комплекта обмундирования подели на шестерых.
Капитан оборачивается к попутчику и, как мне показалось, разводит руками, извини, дескать. А тот как-то боком, боком и к ближнему лесочку продвигается, словно бежать собрался.
В голове моей что-то щелкнуло, словно рядом переломили сухую палку. Словно воочию увидел, как сержант в куртке выволакивает из машины тело жены с простреленной головой. А тут, который в кителе поднимает пистолет к моей голове. Зазвенело в ушах, ноги налились свинцовой тяжестью...
В это время на спуске со стороны Угузево показалась машина. Фургон. Не то «Газель», не то иномарка. Капитан сует мне документы и как выстрел звучит его: «Езжай». Затем что-то на башкирском кричит сержанту у нашей машины...
Я не помню, как оказался за рулем. Завожу и в миг разгоняю авто до «сотни»… Глянул назад - попутчик на сзади сидит. Когда успел?
Что на меня нашло, отходняк или расслабуха, не знаю. Не экономя на эпитетах, взялся выяснять, почему уголовка не любит гаишников, а те уголовку. И еще задал попутчику кучу вопросов, как сейчас понимаю, на «грани фола». Он молчал, глядя сквозь стекло на проносившиеся мимо башкирские поля. А я разошелся до того, что прямо спросил, что за фуфло он мне толкает, имея в виду записку Рифату. Где я буду искать этого Рифата в незнакомых мне Верхних Татышлах?
Не отвлекаясь от созерцания родной природы, попутчик четко произнес: «Спросишь любого, покажут». Как-то вдруг сразу отпустило. Кто их разберет? Может, это правильный мент и его в Татышлах все уважают. А может, и не мент вовсе.
Чтобы как-то разрядить обстановку, через плечо подаю попутчику оставшееся яблоко. Поглядываю в зеркало: взял, понюхал, глубоко вдыхая яблочный аромат, вертит в руках. В какие-то мгновения ловлю его взгляды... О чем-то думает, посматривая на нас.
Подъехали к Амурзино.
- Останови, - слышу сзади.
- Тебе же в Старобалтачево.
- Здесь сойду.
У перекрестка прижимаюсь к обочине, останавливаюсь. Попутчик открывает дверь, выбирается из машины и, вдруг наклонившись в салон, произносит:
- Не гаишники это были… И не менты.
Добавляет еще что-то, но из-за закрываемой двери, не слышу, что. Переспрашиваю у жены.
- Что-то про второе рождение и долгую жизнь сказал. Не расслышала толком,
Оглядываюсь назад, не забыл ли чего попутчик?
На сидении лежит старушкино яблоко.