Слово о солёной сельди

­­­­­­­­­­­­­Начинал свою трудовую деятельность после окончания геологического факультета МГУ я во Владивостоке. Если не считать, конечно, двух производственных практик в Восточном Саяне и на Курильских островах, но записи об этих периодах в мою трудовую книжку, к сожалению, не попали. В первом случае потому, что я не заезжал в Красноярск, чтобы оформиться в местной геолого-съёмочной экспедиции, а сразу прибыл в Нижнеудинск, откуда сначала на самолёте местной авиации, а потом на двух вертолётах залетел на три месяца в такую глушь верховьях Енисея, какая мне раньше и не снилась. Во втором просто по беспечности: в молодости ведь не думаешь о пенсии, получение которой геологам можно приблизить благодаря накоплению полевого стажа в двенадцать годов. Его, впрочем, чтобы получить пенсионную книжку в пятьдесят восемь лет, мне хватило и без этих шести месяцев.

Жили мы на окраине города в общежитии с видом на Амурский залив Японского моря и добирались с работы, - в Дальневосточном геологическом институте ДВНЦ Академии наук СССР, - пешком по закоулкам частного сектора, в одном месте переходя мелкий овражек или, скорее, канаву по толстой трубе, рискуя свалиться вниз, окажись после дождя она скользкой , или, например, после корпоратива по случаю какого-нибудь праздника. Падать было, впрочем, невысоко, поэтому не припомню, чтобы кто-нибудь из моих знакомых сильно пострадал от этого.

Но чаще мы вдвоём с Сергеем Медведевым, товарищем ещё по университету, сворачивали налево и заходили в «сельский» магазин на улице Чапаева, чтобы купить что-нибудь на ужин. Обычно это была солёная селёдка, разумеется тихоокеанская, по цене полтора рубля за килограмм, которую продавцы доставали из больших круглых банок, своими размерами напоминающих противотанковые мины ТМ-62, - на сборах в Таманской дивизии после окончания военной кафедры нам довелось с ними вплотную пообщаться благодаря полученной военно-учётной специальности, поэтому других ассоциаций они не вызывали.

Выйдя из магазина (в котором, кстати, практически всегда продавались высококачественные венгерские и болгарские вина, в том числе Токайское, изредка покупаемые нами), мимо «шмоньки», Морского колледжа, по правую руку, доходили по улице Кирова до своей девятиэтажки под номером 64, поднимались на восьмой этаж, варили картошку на кухне напротив наших дверей 24-й комнаты, попутно «по-дальневосточному» почистив селёдку. Это когда ошкуренную её и обезглавленную берёшь обеими руками за хвост и раздираешь в разные стороны, тогда брюшные кости вылезают частыми гребёнками, оставаясь на хребте, который потом легко отделяется вместе с ними от спинки рыбы. После этого селёдка нарезалась на тарелку мелкими кусочками без риска подавиться нам костями при её употреблении.

Приносилась из кухни сваренная картошка, мы садились за стол и разливали по кружкам молоко, которое нам полагалось бесплатно из-за работы с силикатной от дробления проб горных пород пыли, для профилактики силикоза лёгких, как нам объяснили. Иногда нам доставалось его по литру на брата из-за отсутствия в этот день на работе кого-нибудь из тех, кому оно предназначалось. О, это была божественная пища и я по сей день иногда устраиваю себе такое меню и всякий раз вспоминаю наши застолья, когда за хасанскими сопками полыхали красные закаты!

В первый свой отпуск привёз в родительский дом в Татарии именно такую банку сельди, хотя пришлось даже уговаривать продать её, потому что в магазине разрешалось отпускать её только на развес, чтобы она, дескать, не «расплывалась» по стране.

Некоторые мои сослуживцы, будучи кандидатами и докторами наук сами солили селёдку, выловленную в феврале-начале марта из-подо льда Амурского залива, а наиболее продвинутые в конце октября — начале ноября, в разрешённый по лицензиям период лова в течение двух-трёх недель пользовались услугами небольших судов из состава научно-исследовательского флота, снабжённых эхолотами, с помощью которых находились косяки рыбы, которая выхватывалась из воды едва ли не мешками.

Такой вот селёдкой однажды я «расплатился» за специфические анализы горных пород в Институте Геохимии в Москве. Дело в том, сотрудник ДВГИ Валентин Худоложкин, узнав, что еду в столицу, в том числе в этот институт, попросил передать несколько её «хвостов» своему товарищу Вадиму Урусову, который тогда ещё не был академиком, а простым заведующим лаборатории, производившей в том числе такие анализы.

Передавая рыбу, сделал предложение, от которого, получив такой роскошный подарок, ему было неудобно отказываться. Полученные анализы сильно стали мне «в струю» в написанной и защищённой потом диссертации. С улыбкой вспоминаю, как в телефонном разговоре с Вадимом Сергеевичем он поначалу принял селёдку за первоначальный, сырой, вариант моей диссертации, в научной среде, жаргонно, он так и называется: "рыба", которую ещё надо "ошкуривать" и "чистить"!

Написанное выше я бы назвал предисловием к тому, что сообщу сейчас и, думаю, оно весьма заинтересует любителей солёной сельди. Купил как-то, по старой памяти как раз тихоокеанскую селёдку, в другой, правда, упаковке, не как описываемая выше. Эта, разумеется, в развес не продавалась, да и не требовалось оно ввиду небольшого количества её в овальной банке из полупрозрачного пластика.

Довольно быстро селёдка кончилась, достигнутый эффект от её употребления вполне удовлетворил: воспоминания о владивостокской молодости посетить не замедлили. Из части морепродукта сделал селёдку под шубой, а одну, самую крупную сельдь съел обратно же с варёной картошкой, запивая молоком из пластикового пакета (во Владивостоке в те далёкие уже годы были в ходу треугольные тетрапаки). С видом за окном у нас стало похуже, но закаты между и над домами, бордовые из-за особенностей зимней атмосферы, когда через неё могут продраться только длинные световые волны – красные, были великолепны.

И вот, когда дело дошло до утилизации оставшейся только в банке пряной заливки и ощутив её чудесный аромат, я вдруг явственно услышал: «Не сливай меня в канализацию, добрый мОлодец, я тебе ещё пригожусь!». Во-первых, встревожился, ведь разговаривать с предметами, а тем более, с жидкостями, если не считать, конечно, театральных восклицаний с раскидыванием обеих своих рук в воображаемых объятиях и стоящим на крутом берегу, в основном на зрителя и в шутливой форме: «Здравствуй, море!», мне не приходилось, но всё же возраст у меня уже такой, что можно не удивляться такому общению.

Первая моя мысль: спасибо за комплимент, конечно, но для чего может пригодиться как будто отработавший своё селёдочный рассол, не огуречный же, весьма полезный с похмелья, но почти сразу же вспыхнуло в голове архимедовское: «Эврика!»?! После этого пошёл в магазин «Монетка», тот самый, где раньше обзавёлся банкой со съеденной уже селёдкой и купил пакет с ней же мороженой, другая она в наших краях, на Южном Урале, не водится, не считая солёной, разумеется.

Разморозил, обезглавил, распотрошил рыбу (именно в таком виде она возлежала в купленной банке) и заложил в уже «соскучившийся по работе» рассол, совсем недавно убедивший меня не «выбрасывать деньги на ветер», а вновь использовать его по первоначальному предназначению. В крайней передаче «НашПотребНадзор» на программе НТВ, правда, было рассказано, что полезнее солить сельдь не потроша, потому что тогда в ней происходят некие процессы ферментации, благотворно влияющие на её качество. А ведь именно так была засолена «селёдка моей молодости» и тогда нас особенно радовало, когда она оказывалась с икрой, в этом мы видели дополнительный бонус.

По прошествии трёх дней достал первую рыбку, она оказалась слегка малосольной, но даже вкуснее, чем «заселившаяся» в банку на рыбзаводе, а на пятый она стала «самое то». Таким образом я засолил только в первой банке пять или шесть рыбин, всякий раз немного подсаливая рассол, потом приобрёл ещё одну, и опять засоленная мной селёдка после исчерпания заводских «запасов» (это, впрочем, геологический термин, возможно не вполне уместный в данном случае) оказывалась замечательной, рекомендую так делать всем фанатам солёной сельди.

Миасс, 03.02.2023