Финал Двенадцать стульев

Двенадцать стульев

Финал: Последний стул


Увидев занесенную над его головой бритву, гроссмейстер Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер опустил руку и резко дернул плетеную рогожку, на которой стоял Воробьянинов. Старик, нелепо взмахнув руками, как пытающаяся взлететь мокрая ворона, рухнул на кучу разтерзанных стульев в углу. Сломанная наискосок ножка, как кинжал воткнулась в шею предводителя. Он издал несколько икающих звуков, как будто пытался проглотить проклятую деревяшку, несколько раз дернулся и затих.

- Вот ты и получил свои шесть процентов. В горло. Да и подавился ими, - Остап подобрал выпавшую из скрюченных пальцев бритву, полюбовался отблесками уличных фонарей на зеркальном лезвии и сунул в карман пиджака.
- Коллекционная вещь, однако.

Гроссмейстер на улице зябко передернул плечами, пожалев, что не снял с Воробьянинова его теплый, почти новый, сюртук. Вскоре он уже стоял возле третьего окна железнодорожного клуба на Каланчевской площади.
Стул в шахматном клубе голубая луна выделила своим миражным светом. Вместилище алмазных грез стояло на пьедестале в призрачном ореоле, горделиво выгнув спинку и кокетливо подогнув стройные ножки.
Но товарищу О. Бендеру сейчас было не до любования красотами мастеров мебельного дела. Он наотмашь располосовал сиденье стула и сладострастно погрузил руки по локоть в его пружинное мягкое нутро.

- Ходют тут всякие, а потом мебля пропадает, - раздался над ухом гроссмейстера старческий голос.
- Дед, ты кто? – Остап отряхнул пустые руки от набивки.
- Сторож я, кто же еще? А ты, товарищ, значит, только стулья режешь или еще и людями не брезгуешь?
- Руки.
- Что руки?
- Руки, говорю, подыми.
- Это, пожалуйста, это завсегда можно, - Старик задрал к потолку высохшие почерневшие ладони.

И тут внимание гроссмейстера привлекли блеснувшие в лунном свете дорогие запонки, нелепо выглядевшие на дешевом потрепанном материале рубашки.

- Сам отдашь или сначала кровушки похлебаешь? – Остап приставил к сморщенному горлу старика сверкнувшую смертельным блеском бритву.

Сторож поднял глаза на невовремя вылезшие на свет божий запонки, охнул и рухнул на колени, целуя нечищеные туфли Бендера.

- Сам, сам, не убивай только! Внуков пожалей и старуху мою. Не переживет она этого.

Сторож в своей каморке достал из-под топчана граненую бутыль с зеленой жидкостью.
- Вот, забирай, товарищ.

Остап не мог поверить своим глазам. Это и есть сокровище мадам Петуховой на сто пятьдесят тысяч рублей?
- Дед, вот это ты выдрал из моего стула? Эту бутылку?
- Нет, товарищ. Бутылку я выменял на буржуйские камешки. Зачем они мне? А это «Райский бальзам». Да ты почитай, почитай этикетку, товарищ. Это же вечная жизнь.

Остап долго крутил бутылку в руках, пытаясь понять, насколько надо быть круглым дураком, чтобы поменять настоящие бриллианты на подкрашенную зеленкой воду? Видел он эти бальзамы, которыми приторговывали гадалки, обещая вечную молодость.
Он в ожесточении разбил бутыль о лысую голову старика и выскочил на мокрую площадь перед клубом.
Над городом расцветал сумрачный рассвет. В это утро небо для великого комбинатора почему-то окрасилось в ярко-зеленые цвета.