Последняя битва Наполеона, или об ошибках императора и его маршала Груши

Юна Вруз
Из цикла «ЗАРИСОВКИ ИЗ ЖИЗНИ»
Я искренне люблю Цвейговские «Звездные часы человечества». В этих небольших новеллах гений автора возносит на необыкновенную высоту драматизма моменты, в которых человеческая сила или слабость становится фактором, определяющим ход истории всего человечества. Сам подход к описанию переломных исторических событий, подбор сюжетов, мастерство их описания – все это внушает мне глубокое уважение. Больше того, с юношеских лет, когда я впервые познакомился с этими новеллами, я черпал, и продолжаю черпать и сейчас в них огромную мотивационную энергию, побуждающую меня, также как и героев Цвейга, быть не высоте положения.
Я люблю время от времени перечитывать эти тексты. Но сейчас, после прочтения истории о невозвратимом мгновении несчастного Груши, я провел некоторые аналогии с современными теориями лидерства, припомнил случаи из собственной практики и … усомнился, впервые подверг сомнению истинность интерпретации фактов, взятых Цвейгом для описания драматических дней сражения под Ватерлоо.
Мне пришлось погрузиться в самостоятельное изучение доступных материалов. И что же? Мне стало очевидным, что лидерский талант Наполеона базировался на харизматически присущих ему стремлениях доминировать и подчинять других людей своей воле. В его окружении задерживались только те, кто силу своего таланта смог преклонить себя перед гением императора. Гордыня и честолюбие – это типичные спутницы такого типа лидера. И, очень часто, именно они определяют как взлеты, так и падения.
К сожалению, но об этих роковых качествах императора Стефан Цвейг ровным счетом ничего не говорит в своей знаменитой новелле «Невозвратимое мгновение», одной из лучших в сборнике «Звездные часы человечества». Будучи во власти исторического гения Наполеона, он трактовал драматические ошибки битвы под Ватерлоо только через призму неверных действий маршала Груши. Гипотеза, которую разрабатывает в своей новелле Цвейг, предполагает, что если бы в решающее мгновение Груши, ослушавшись приказа Наполеона, не направил свои войска под Вавру, а наоборот, двинул бы их на помощь императорским войскам к Ватерлоо, то исход сражения, предопределившего ход истории всей Европы, мог бы быть иным. Собственно, это невозвратимое мгновение, по мнению Цвейга, и создало известную нам линию истории, дав одновременно и название новелле.
Однако, более внимательное изучение исторических данных свидетельствует о том, что ошибки Груши, которые несомненно имели место, проистекали из ошибок самого Наполеона, это раз. И критически важное для рассмотрения альтернатив исторического развития время никак не исчисляется мгновением, а длится несколько часов, это два. Собственно, иллюстрации этих двух моментов как противопоставление гипотезе Цвейга и посвящены эти зарисовки.
Наполеон глазами современников
Есть много свидетельств, относящихся к тем дням июня 1815 года, которые справедливо считаются переломными в истории развития всей Европы. Историки и военные, выдающиеся писатели и простые обыватели посвящали этим драматическим событиям свои воспоминания. Среди них мемуары Стендаля «Жизнь Наполеона» занимают исключительное положение. Мало того, что он прекрасно разбирался в человеческой природе, Стендаль еще и длительное время находился при штабе Наполеона. Все это делает его суждения поистине бесценными по своей правдивости и важности.
Вот как характеризовал писатель своего героя:
«Наполеон говорил: «Если я добьюсь успеха в России, я буду владыкой мира». Но он потерпел поражение, причем не от людей, а от собственной своей гордыни…
… Это человек, наделенный необычайными способностями и опаснейшим честолюбием, самый изумительный по своей даровитости человек, живший со времен Юлия Цезаря, которого он, думается нам, превзошел».
Для целей дальнейшего изложения важно зафиксировать две определяющие черты характера Наполеона – гордыня и честолюбие. Мне представляется, что в поражении при Ватерлоо именно эти качества и сыграли злую роль.
Ошибки честолюбивого гордеца
Драматических по своим последствиям ошибок самого императора Наполеона и руководства его армии можно выделить несколько. Первая среди них – это очевидная и всеми исследователями отмечавшаяся несогласованность действий отдельных генералов, имевшая своими последствиями всего лишь частичную победу, а не полный разгром армии Блюхера.
Трения в командовании французов, опоздание Вандамма и неприсоединение частей армии генерала д’Эрлона, а это – четыре пехотных, одна кавалерийская дивизия и почти пятьдесят артиллерийских орудий, не позволили войскам Наполеона одержать победу в решающем сражении против прусских соединений в битве у Линьи, что дало Блюхеру уникальный шанс, продержавшись до вечера, перегруппировать свои войска и организованным порядком отойти к Вавру.
По свидетельству историографов, корпус д’Эрлона провел день и всю ночь, передвигаясь то в сторону Линьи, то в сторону Катр Бра, тем самым только усиливая неуверенность и панику в рядах войска Вандамма.
Ошибка д’Эрлона и несогласованность действий руководства наполеоновскими войсками становится еще более очевидной и драматической по своим последствиям, если принять во внимание, что успешное начало наступления колонны Вандамма на открытый правый фланг прусской армии, которое могло внести кардинальный перелом в ход всего сражения с пруссаками, было неожиданно остановлено. Больше того, войска получили приказ отойти назад. Такая неразбериха возникла из-за нерешительности действий корпуса генерала д’Эрлона, что привело к тому, что решающая атака была отложена на 3 часа, и до наступления сумерек прусские войска сумели продержаться.
Так первая причина привела к тому, что армия Блюхера отошла от Линьи в направлении Вавра и быстро сгруппировалась. Что и послужило предпосылкой для второй ошибки Наполеона – решения направить часть войск для преследования пруссаков.
Вторая причина – это ничем, кроме заносчивости и самоуверенности Наполеона, этих вечных спутниц гордыни и честолюбия, не оправданное затягивание принятия судьбоносного решения продолжать преследовать отходящие войска Блюхера.
После победы над Блюхером у Линьи Наполеон покинул поле боя в 22 часа, не дав указаний генералам ни о преследовании разбитых пруссаков, ни о разведке. Маршал Груши с удивлением узнал о том, что император ушел, не оставив никаких указаний и спросил его о дальнейших распоряжениях. Ему ответили, что дальнейшие приказы поступят к нему завтра утром. По сведениям историков, еще до восхода Груши уже вновь был в штабе. Однако единственным полученным им приказом было не беспокоить Наполеона. Маршалу сообщили, что императору нездоровится.
Наконец между семью и восемью часами к бивакам пришли приказы – Наполеон едет на смотр войск! По словам биографов Груши «был настроен на немедленное проведение преследование Блюхера, но Наполеон настоял на том, чтобы тот сопровождал его в поездке к полю боя в Линьи, во время которой император размышлял об ужасах войны». Сопровождая Наполеона в этой поездке, Груши вновь отважился попросить у императора указаний. Бонапарту это не понравилось. «Я вам прикажу, когда настанет время», - сухо и самоуверенно ответил он.
Поверив в свою вновь восходящую звезду, Наполеон после смотра войск обсуждает не угрозы, исходящие от армий Блюхера и Веллингтона, а состояние дел в Париже, новый состав правительства и тайные происки своих недоброжелателей. Это ли не яркие признаки заносчивости и честолюбия!
Некоторые из присутствовавших восхищались его способностью отвлечься в такой момент. Другие были серьезно обеспокоены, поскольку время проходило в бездействии. Груши все еще ждал своих приказов, хотя и не осмеливался больше настаивать на том, чтобы их ему дали. В любом случае, было уже слишком поздно преследовать и дезорганизовывать пруссаков.
Спустя время Наполеон наконец отдал распоряжения Груши, которые состояли в том, чтобы тот начал преследование пруссаков силами правого крыла армии.
Таким образом, благодаря бездействию Наполеона, не организовавшего немедленного преследования разбитого у Линьи Блюхера, пруссаки опережали в движении французов на 15 часов. За это время дисциплина и организованность пруссаков помогли Блюхеру уже к полудню 17 июня собрать практически все свои войска в районе Вавра.
Французы оказались в жесточайшем цейтноте, счет пошел буквально на часы. Это последствие второй причины обусловило третью, логически из нее вытекающую.
Третья причина заключается в разъединении армии императора в канун решающего сражения против англичан вкупе с неточностью и расплывчатостью приказов Наполеона.
Несмотря на то, что Стефан Цвейг в своей знаменитой новелле «Невозвратимое мгновение» пишет, будто накануне сражения военный гений Наполеона был как никогда тверд и решителен в своих решениях («… никогда распоряжения Наполеона не были предусмотрительнее, его военные приказы яснее, чем в тот день», - так пишет Цвейг), исторические документы опровергают такое заключение. Посудите сами. Вот текст приказа, который Наполеон отдал Груши:
«… необходимо понять, что намеревается предпринять неприятель, оставит ли он (Блюхер) англичан, или он думает над тем, чтобы совместно прийти в Брюссель или Льеж для того, чтобы предпринять еще одно сражение. В любом случае, необходимо постоянно держать два корпуса пехоты в боевой готовности и каждый вечер занимать выгодное положение для ведения боя, подготовив несколько путей отступления. Направляйте вспомогательные отряды кавалерии для того, чтобы поддерживать связь со штабом. Линьи, 17 июня 1815 г.»
Следует признать, что и в последующих депешах император проявлял себя так, как будто потерял свою полководческую прозорливость и лаконичность главы штаба. Вот пример депеши, полученной Груши от маршала Сульта, графа Долматского, депеши, которую граф написал со слов императора, и которую Груши получил пополудни, когда его войска соединились с войсками Вандамма в Вавре:
«Император поручил мне сообщить Вам, что в данный момент (а депеша была датирована 10.00 утра 17 июня, примечания мои) Его Величество собирается атаковать армию англичан, которая заняла позиции у Ватерлоо неподалеку от леса Суанье. Поэтому, Его Величество желает, чтобы Вы направлялись к Вавру для того, чтобы догнать нас и быть в нашем распоряжении, сохранив общие линии коммуникации, атаковали части прусской армии, занявшей это направление и которые могли остановиться в Вавре, куда Вы должны прийти как можно скорее».
Как видно из приведенного отрывка, депеша не содержала ничего, что бы свидетельствовало о том, что Груши, соединивший в Вавре свои войска с армией Вандамма, действует вопреки воле монарха.
И только к концу этого драматического дня с посыльным прибыло еще одно письмо от маршала Сульта, датированное временем 13.00. Оно гласило следующее:
«… Император все же направил меня для того, чтобы Вы осуществляли маневры в нашем направлении. Вы сами должны определить наше расположение для того, чтобы соответственно руководить и присоединиться к нашим линиям коммуникаций и быть всегда готовыми к тому, чтобы обрушиться на войска противника, которые могут посягнуть на нас. В данный момент сражение развивается в Ватерлоо. Центр противника в Мон Сэн Жан. Поэтому маневрируйте так, чтобы присоединиться к нашему правому флангу. … не теряйте ни минуты и подходите к нам для того, чтобы сломить Бюллоу на высоте Сант Ламберт».
Много ли в этих приказах четкости, ясности и предусмотрительности, как пишет о Наполеоне Цвейг? Но гордыня, не позволяющая признать критичность положения собственных войск под Ватерлоо и просить о помощи, честолюбие и самоуверенность, побуждающие Наполеона к тому, чтобы единолично вырвать победу у Веллингтона – все это читается совершенно отчетливо.
Четвертой причиной было ошибочное решение о назначении именно Груши командующим армией, преследовавшей пруссаков. Как можно было назначать на роль главного преследователя человека, который выступает против идеи преследования?
Признанным многими исследователями последней битвы Наполеона является тот факт, что Груши был категорически против разъединения армии Наполеона накануне сражения с Веллингтоном и высказывал свои соображения лично императору. Но Наполеон не принял во внимание мнение своего маршала, более того, именно его отправил с арены главный военных событий этих дней, да еще – с таким нечетким приказом, в котором противоречиво переплелись и его наставления преследовать отходящих пруссаков, и быть готовым к отступлению.
Как пишут историки, ссылаясь на мемуары самого маршала, «Груши не очень понравились данные ему приказы. Ему не терпелось догнать пруссаков на заре, но теперь, по его мнению, было слишком поздно, и он был убежден, что Наполеону лучше было бы держать армию вместе… Поблизости находилось около ста тысяч пруссаков, и Груши, который первым определил их приблизительное местоположение, должен был также раскрыть их планы и уберечь основную часть армии от столкновения с ними. Он почувствовал, что может не справиться с этой задачей, и, как он пишет, попытался убедить Наполеона принять другой план».
Неуверенный в исполнимости и целесообразности полученного приказа, Груши медлит и проявляет неуверенность в ситуациях, когда он должен был действовать быстро и решительно. За что маршала справедливо упрекают многие исследователи.
Не снимая этой вины с маршала, давайте зададим себе вопрос – много ли найдется офицеров в окружении императора Бонапарта, человека, наделенного по словам близко знавшего его Стендаля «необычайными способностями и опаснейшим честолюбием», так вот, много ли простых смертных, к которым именно и относился Груши, смогут сохранить самостоятельность перед могуществом духа императора, равного по масштабам своей даровитости Юлию Цезарю?
Критические часы истории
Мне представляется, что исход сражения под Ватерлоо зависел буквально от нескольких часов действий или бездействия главных действующих лиц – Наполеона и Груши. Эти несколько часов складываются из задержки Наполеона с началом штурма, и из опоздания Груши с началом боевых действий под Вавром. Посему, все размышления по поводу возможных альтернатив развития тех событий целесообразно уложить в рамки только этих нескольких часов. Их беспристрастный анализ и покажет, что Цвейг ошибается, считая, что поворотной точкой является нерешительность Груши.
Чего достиг Наполеон, когда вместо начала сражения в 9.00, он провел смотр войскам, такой, что по свидетельству Стефана Цвейга «…ни один парад за все двадцать лет правления Наполеона не был величественнее и торжественнее этого - последнего - смотра»? Возможно, он таким образом стремился мобилизовать солдат на штурм. Возможно, он постарался передать им большую часть своей уверенности в победе. Возможно, что были и другие мотивы. Но, и по замечанию Цвейга, и по данным других историографов этой битвы, наиболее вероятной причиной стала низкая организованность войск после изнуряющей битвы с армией Блюхера, так и не завершившейся убедительной победой французов, помноженная на честолюбивую склонность самоуверенного императора к шумным смотрам. В результате французы потеряли драгоценные два с половиной часа утреннего боя, начав артподготовку английской обороны в 11.30 вместо запланированных 9 часов утра.
Еще два часа были потеряны войсками Груши. Если бы он воспользовался преимуществами раннего рассвета в эти июньские дни, и поднял войска для марша в 3.30, сразу же на рассвете, то его прибытие в район Вавра могло произойти в 10.00, как раз в то время, когда корпус генерала Бюлоу начал атаку французский обозов. Навязав пруссакам сражение, Груши мог бы оттянуть на себя большую часть войск Блюхера, воспрепятствовав таким образом их перемещению к месту битвы при Ватерлоо.
Альтернативные рассуждения
Могло так статься, что Наполеон не совершил бы эти четыре драматических ошибки. И не потерял бы этих критически важных для исхода событий пяти с половиной часов. Изменило бы это ход истории Европы?
Совершенно очевидно, что, находясь в районе Вавра, войска Груши ничем не могли помочь Наполеону в его битве против Веллингтона. В этом смысле, обвинения Цвейга в адрес Груши напрасны и совершенно беспочвенны. Но войска Груши смогли бы препятствовать переброске войск Блюхера в район Ватерлоо. А если бы к этому и сама битва началась в запланированные 9.00 утра 18 июня, то в распоряжении императора и его войск было бы намного больше времени для разгрома армии Веллингтона, чем это было в действительности. И вполне могло бы так статься, что битва двух армий императора, под Ватерлоо против англичан и под Вавром против пруссаков, завершилась бы если не победой французов, то серьезными уронами для союзнических войск.
По словам Пушкина, «гений и злодейство – две вещи несовместные». Но печальная история Наполеона свидетельствует о том, что гений очень часто сопровождается гордыней и честолюбием, затмевая гениальный рассудок в моменты критических решений.