На днях я пригласил к себе в кабинет гувернантку моих детей, Юлию Васильевну. Нужно было посчитаться.
— Садитесь, Юлия Васильевна! — сказал я ей. — Давайте посчитаемся. Вам наверное нужны деньги, а вы такая церемонная, что сами не спросите... Ну-с... Договорились мы с вами по тридцати рублей в месяц...
— По сорока...
— Нет, по тридцати... У меня записано...
Я всегда платил гувернанткам по тридцати. Ну-с, прожили вы два месяца...
— Два месяца и пять дней...
— Ровно два месяца... У меня так записано. Следует вам, значит, шестьдесят рублей... Вычесть девять воскресений... вы ведь не занимались с Колей по воскресеньям, а гуляли только... да три праздника...
Юлия Васильевна вспыхнула и затеребила оборочку, но... ни слова!..
— Три праздника... Долой, следовательно, двенадцать рублей... Четыре дня Коля был болен и не было занятий... Вы занимались с одной только Варей... Три дня у вас болели зубы, и моя жена позволила вам не заниматься после обеда... Двенадцать и семь — девятнадцать. Вычесть... останется... гм... сорок один рубль... Верно?
Левый глаз Юлии Васильевны покраснел и наполнился влагой. Подбородок ее задрожал. Она нервно закашляла, засморкалась, но — ни слова!..
Под Новый год вы разбили чайную чашку с блюдечком. Долой два рубля... Чашка стоит дороже, она фамильная, но... бог с вами! Где наше не пропадало? Потом-с, по вашему недосмотру Коля полез на дерево и порвал себе сюртучок... Долой десять... Горничная тоже по вашему недосмотру украла у Вари ботинки. Вы должны за всем смотреть. Вы жалованье получаете. Итак, значит, долой еще пять... Десятого января вы взяли у меня десять рублей...
— Я не брала, — шепнула Юлия Васильевна.
— Но у меня записано!
— Ну, пусть... хорошо.
— Из сорока одного вычесть двадцать семь — останется четырнадцать...
Оба глаза наполнились слезами... На длинном хорошеньком носике выступил пот. Бедная девочка!
— Я раз только брала, — сказала она дрожащим голосом. — Я у вашей супруги взяла три рубля... Больше не брала...
— Да? Ишь ведь, а у меня и не записано! Долой из четырнадцати три, останется одиннадцать... Вот вам ваши деньги, милейшая! Три... три, три... один и один... Получите-с!
И я подал ей одиннадцать рублей... Она взяла и дрожащими пальчиками сунула их в карман.
ФИНАЛ ПО ЧЕХОВУ:
- Merci, — прошептала она.
Я вскочил и заходил по комнате. Меня охватила злость.
— За что же merci? — спросил я.
— За деньги...
— Но ведь я же вас обобрал, чёрт возьми, ограбил! Водь я украл у вас! За что же merci?
— В других местах мне и вовсе не давали...
— Не давали? И не мудрено! Я пошутил над вами, жестокий урок дал вам... Я отдам вам все ваши восемьдесят! Вон они в конверте для вас приготовлены! Но разве можно быть такой кислятиной? Отчего вы не протестуете? Чего молчите? Разве можно на этом свете не быть зубастой? Разве можно быть такой размазней?
Она кисло улыбнулась, и я прочел на ее лице: «Можно!»
Я попросил у нее прощение за жестокий урок и отдал ей, к великому ее удивлению, все восемьдесят. Она робко замерсикала и вышла... Я поглядел ей вслед и подумал: легко на этом свете быть сильным!
НЕОЖИДАННЫЙ ФИНАЛ:
- Все, мое терпение лопнуло, - вдруг парировала Юлия Васильевна, и ее лицо от этого неожиданного порыва стало как будто миловиднее.
- Сударыня, соблаговолите объясниться, - сказал я нарочито строго, хотя, признаться, был растерян и удивлен. Я-то считал нашу гувернантку размазней и намеревался преподать ей урок. А тут – урок для меня.
- И объяснюсь, милостивый государь, - ответила Юлия Васильевна, делая ударение на словосочетании «милостивый государь». Право, от вас я не ожидала такого отношения. Что до Коленьки и Вари, то они прекрасные дети, но хлопот с ними, сами знаете, немало. Договаривались по сорока рублей, а сами даете по тридцати. А ведь это вы Коленьку учили, что уговор - дороже денег. Какой пример для сына вы собой являете, если не держите слова?
Я уже не рад был своей затее и растерянно смотрел на гувернантку. Видимо, на прежнем месте службы с ней дурно обошлись, и она решила дать мне настоящий отпор.
- Не ведаю, сударь, где и как вы ведете ваши записи, однако ошибок в них предостаточно. Я ведь тоже все записываю и точно знаю, сколько у вас проработала. Прогулки с детьми – не пустое времяпрепровождение: мы с ними много говорим о разных вещах. Право, Коля и Варя очень смышленые, и я к ним привыкла. Но, если вы считаете меня больше недостойной того, чтобы обучать ваших детей, рассчитайте меня тотчас, только будьте честны.
А что касается сюртучка, чашки и туфель, то я, я…
Тут самообладание изменило Юлии Васильевне, и ее глаза снова наполнились влагой, а подбородок задрожал. Нужно было спасать положение, пока бедная женщина окончательно не расстроилась.
- Юлия Васильевна, я не собирался ставить под сомнение ваши умения, но с таким характером, как у вас, жить просто невозможно. Почему горничная, разбив чашку, попыталась обвинить вас в этом инциденте. Дети любят вас, но доводят до слез своими шалостями, а вы только молчите и прикладываете платок к глазам. Размазня, право слово. Я отдам вам все ваши восемьдесят! Вон они в конверте для вас приготовлены! Признаться, рад, что Вы нашли в себе силы защищаться от несправедливости. Она робко замерсикала и вышла... Я поглядел ей вслед и подумал: легко на этом свете быть сильным!
- Легко, - словно читая его мысли, - подумала Юлия Васильевна. - Отличный урок для папаши, который мнит себя пупом Земли. Еще и по пятидесяти рублей выторгую. Размазня – это каша, которую он ест каждое утро… А теперь к Коленьке и Варе, наступило их время. Урок начинается...
Иллюстрация к работе: В.Г.Перов "Приезд гувернантки в купеческий дом".
Таки продолжу свою мысль.)))) Дело не в оценках или отзывах, а в том, как люди реагируют на успехи или не успехи других. Вы всегда честны, и это очень важно. Так что еще раз спасибо.