Димуля

Димуля.
Очень давно мы с мамой не получали писем от брата. Это тревожило и её и меня, но переживали каждый по- своему. Димуля служил в Афганистане. Сначала писал мне из «учебки», затем из Баграма и Кандагара.
Перечитывая его строки, так хотелось увидеть брата. Были мы с ним дружны, доверяли самые сокровенные секреты и тайны с детства.
Вспомнилось, как перед самой отправкой он мне шепнул: « Маму береги, себя, за Ольгой смотри, что б без глупостей…» ,– сказал он улыбаясь и посмотрел на меня.
Тогда мы и представить не смогли на какую бойню попадет наш брат и сын.
Афганистан. 1979 год. Первый призыв…
Нас уверяли, что там наши мальчики будут строить дороги, школы, больницы. Я и мама в это поверили, как и поверили многие другие: соседи, родственники, почти все на территории бывшего СССР.
– Димуля!!– окликнула я его, и помахала ему рукой. Он оглянулся на мой крик и помахал нам в ответ.
Первое письмо мы ждали очень долго. Не было письма и Ольге. И вот он долгожданный конверт. А в нем заветные слова: « Здравствуйте, мои родные! У меня все хорошо…» Так будут начинаться все его письма. Мне он часто писал до востребования, самую малость рассказывал об армейской жизни.
И опять же я не подозревала, в какую мясорубку он попал! Говорить о них стали только тогда, когда первые цинковые гробы стали хоронить, причитая матери, читая медицинские заключения врачей: « Отравление, пневмония». Только тогда я начала задавать вопрос: « И от чего так часто стали умирать и травиться наши мальчики? Очень много их было с таким диагнозом».
От этих мыслей меня отвлекла соседка тетя Даша.
– Лена, от Димы есть что- нибудь?– спросила меня она. Ее сына тоже призвали в эту осень.
– Нет, уже очень давно не было писем. Ждём.
А на следующий день тётю Дашу вызвали в военкомат. Потом приехали военные и, привезли цинковый гроб, окрестив его в разговорах « Груз двести».
– Боже, Лена!! Да как же это?– кричала мать Николая на кладбище. Покажите мне сына, покажите!!– требовала мать.
В маленькое окошечко невозможно было рассмотреть кто это. И я почему- то была уверена, что это не Николай.
Отгремел салют на могиле солдата. Когда похоронили Колю образовалась какая – то пустота и страшная безысходность от неведения где мой брат.
… В сумерках принесли и нам повестку в военкомат. А ночью парализовало маму. «Скорая», больница, белые коридоры и листок бумаги, который на утро прояснит ситуацию в военкомате.
Утром подполковник долго расспрашивал меня о характере Димы, его увлечениях.
– Зачем вы меня вызвали? У нас вчера парализовало маму,– прямо спросила я его, перебивая.
Он, молча, протянул мне лист, где было написано, что рядовой Пономаренко Дмитрий в расположение части не вернулся.
– Что это значит?– недоумённо спросила я.
– Это – либо дезертир, либо…,– и он замолчал.
– Что – либо!– я схватила его « за грудки» и стала трясти его с такой силой, что потом самой стало страшно.
Очнулась я уже лежа на диване, возле меня был врач, сильно пахло корвалолом.
– Елена Геннадьевна нужно надеяться, я не верю, чтобы он перешел на сторону врага. Сейчас поступает много раненых: госпитали в Ташкенте, Фергане, Намангане. Там наши раненые солдаты. Я сделаю запрос. О результатах вам сообщу,– сказал он, обращаясь ко мне.
– А мне что делать?– тихо спросила я его.
– Ждать и только ждать.
– От него уже полгода нет писем. И сюда я обращалась уже не раз.
– Будем искать вместе. Я завтра вылетаю в Ташкент. Начну с этого города,– поднимаясь с дивана, сказала я.
… Ветер, осенний ветер поднимал листья и кружил их, бросая под ноги.
« Он жив, он жив!"– успокаивала я себя. Что сказать маме? Врать, не приучена».
Она все поймет сразу, нашу маму не обманешь, так лучше правду.
По пути домой зашла к Юре Злобину. Его комиссовали два месяца назад: оторвало руку. Для домашних была версия, что руку ампутировали из- за того, что упала шпала и раздробила кости, потерял много крови. Правду знали только единицы, в том числе и я.
– Ленка!– обрадовался он мне. Заходи!– он притянул меня к себе.
– Юра , я с военкомата. Дима пропал, гляди, какая бумага на него пришла.
Он быстро пробежался глазами по написанному.
– Там сейчас такое творится, лучше бы вам об этом и не знать,– только и ответил он мне. Лена, нужно искать в неопознанных. Там и такое бывает…
– Как в неопознанных? Ты хочешь сказать, что он мертв?– слезы просто рекой полились из моих глаз.
– Скорее он ранен. И бывает так, что память вышибает напрочь, или лицо изуродовано, или… Все там бывает,– и он надолго замолчал.
Ташкент. Вылетела с одной только надеждой найти его живым. Обошла 5 госпиталей, заходила в каждую палату, плакала, просила, умоляла показать мне всех раненых. А их было очень много. Стало страшно от того, что увидела, пережила за эти осмотры, но продолжала искать. Димы не было. Нашла его друга, он -то мне и рассказал, как Димка и ещё трое напоролись на итальянскую мину.
–Тех троих сразу, а про Диму не знаю,– сказал он и закрыл от усталости глаза.
Появилась надежда.
Фергана… Она встретила меня в госпитале для особо тяжелых случаев. Здесь умирали совсем безнадежные. В коридоре столкнулась с врачом, но он первый меня окликнул:
–Ленка! Ты как здесь?– удивленно спросил он.
Это был Влад. До седьмого класса я училась с ним в школе, а потом они уехали жить в Россию.
– Я, Влад, брата ищу, вот уже месяц, как по госпиталям. Сказали, что он пропал без вести, а я не верю. Ищу. У тебя есть солдаты, которые потеряли память при ранении? – с надеждой спросила я его.
– Есть.
– Пойдём, посмотрю, – попросила я его.
– Халат только одень, – протянул он его мне.
То что я увидела потрясло: двое с совсем изувеченными лицами, третий как объяснил Влад сошёл с ума, там у стены совершенно слепой солдат, и тоже с частичной потерей памяти.
Подходя к кровати слепого я почувствовала, что стало невыносимо жарко.
Солдат закутался в одеяло. Я присела на краешек кровати. Открыла ему лицо.
– Димуля! – закричала я, – Димка! Димочка!
Влад только и успел подхватить меня. Обморок.
Вместо глаз пустые глазницы…
– Он давно у нас, но я бы даже не мог предположить, что это Димка. Мы расстались совсем ещё детьми .
– Ты поможешь с оформлением документов? – спросила я Влада.
– Да, конечно помогу. Его давно комиссовали. Теперь мы знаем кто это?
– Я останусь с ним, буду ухаживать? – попросила я.
– Это не обязательно. У нас есть санитарки.
– Влад, как и когда, может вернуться к нему память? – спросила я.
– Это сложно сказать . Сама понимаешь, мозг! – он не договорил.
– Влад Александрович! Привезли очередную партию раненых, семь очень тяжелых.
– Готовьте операционную.
Я осталась наедине со своей радостью и горем одновременно.
Взяла его за руку.
– Катя, – сказал вдруг Дима, – Ты сегодня дежуришь?
Я поняла, что это он о медсестре.
– Димуля, Димочка! Это я, Лена, твоя сестра, – заплакала и прижалась к его руке.
– Лена, какая Лена? – задал он мне вопрос.
– Я не знаю Лены. А где Катя?
– Катя придёт завтра, Димочка, – гладя его руку, сказала я, – Димулька, – я специально его так назвала, потому, как так называла его только я.
От брата не отходила ни на час, рассказывая ему о маме, о нашем саде, городе, вспоминала все наши детские шалости, школу, его друзей. И так каждый день.
Влад приглашал самых лучших психологов. Но те пока разводили руками.
Однажды ночью Дима взял мою руку в свою и тихо произнёс: «Оля, я отправил тебе письмо».
Ольга была его любимой.
Я вздрогнула, слёзы покатились по лицу.
Утром об этом рассказала Владу.
– Посмотрим! Леночка, посмотрим, – успокаивающе посмотрел он на меня.
Всю ночь брат метался, стонал, во сне называл имена неизвестных мне солдат, я сделала ему успокоительный укол, он заснул.
Утром,при умывании его, он поцеловал мою руку.
Прошло уже 3 недели, долгие недели рассказов и воспоминаний.
– Ты сохранила мои самолёты? – вдруг спросил Димка.
От неожиданного вопроса чайник выпал у меня из рук. Это было его увлечением. Мир самолётов. Он склеивал, занимался аэропланами до службы в армии.
– Родной мой, вспомнил! Димулька! Да, они все в твоей комнате.
Пришёл Влад, его пригласила медсестра. Она присутствовала при нашем разговоре.
– Лена, я тебя поздравляю! – улыбнулся он мне.
– Сегодня пошлю телеграмму маме. За ней ухаживает Ольга.
– Ольга знает? – спросил Влад.
– Нет, – тихо ответила я.
– Зря, потом это будет сказать труднее и пережить тоже. Попробуй ей написать, если не сможешь сказать по телефону. Мне нужно идти. Я ещё зайду.
Дима не выпускал мою руку.
– Что со мной? Сестра, только не врать, – предупредил он.
– Ты слепой, Димуля. Тебя комиссовали. Но была ещё частичная потеря памяти. Но это пройдёт.
– Что пройдёт, слепота!!! – он наотмашь ударил кулаком в стену.
Вызвали Влада.
– Лена, я думаю, дома его и родные стены вылечат. Документы готовы, – заключил он, – Вот, возьми. Теперь только уход и внимание, я бы посоветовал ещё психолога. Многие …
Он не договорил, что, но было понятно.
Димулю я привезла домой. Мама ходила по комнате, но очень плохо.
– Сестра, помоги мне, помоги выжить. Ольги нет и не будет, мать всё рассказала, да и зачем калечить ещё одну судьбу, отпустил я её, – с горечью сказал брат, обращаясь ко мне.
Я перевернула все журналы о том, что может делать слепой человек, связалась с обществом рыболовов, они научили плести его сети для ловли карася. Год не работала, мыла полы, стирала бельё богатым и обеспеченным.
Однажды прихожу домой, а он лобзиком из бруска фигурку выпиливает. Изо дня в день по шесть - восемь часов сидел за столом. Руки научились собирать розетки, и самое главное выпиливать очень красивые вещи. Стали сдавать в магазин. Работы нравились. Он научился самостоятельно всё делать по дому, даже готовить обеды. Самой большой радостью для нашей семьи была его любовь к девушке, купившей его работы в магазине, я желала им только счастья во время свадьбы. И оно, мое пожелание, сбылось! Сейчас у него двое сыновей, а главное есть работа, и, мы, друзья, которые тоже прошли Афган. Такая вот история про меня и моего брата.