бой под Прохоровкой

Горел мой танк в руинах Сталинграда,
Огонь облизывал израненную сталь.
За этот бой меня ждала награда,
Я «За отвагу» получил тогда медаль.

Родился я, конечно же, в рубашке,
Всего полгода и я снова жив, здоров,
Осколок, правда, где-то в левой ляжке,
Но не в обиде я совсем на докторов.

Сейчас уж лето, солнышко в зените,
За лесом, рядом с нами речка Псёл.
В молчании пушки, тишину храните
И соловьи, цветеньем пышит всё.

Неутомимы соловьёв напевных трели,
Какие арии выводят по ночам,
В лесу уютные солдатские постели
Уводят нас домой к родным очам.

Во сне я вижу дом, родных и близких,
Саянских гор таёжные вершины
И губы жаркие склонились очень низко,
И поцелуй, и окрик: «По машинам!»

Ещё мгновение расслабленная воля,
Пружина сжалась. Снова я взведён.
Мы не в обиде, это наша доля,
От Бреста к Курску нами путь пройдён.

Уж где-то час идёт артподготовка
И сразу мёртвая свалилась тишина.
Как хорошо с утра идёт перловка,
Снуёт меж танками мой ротный старшина.

Рассвет. Но где сигнал к атаке?
Прошла артподготовка, где сигнал?
Слюна тягуча в предвкушенье драки.
Патрон зачем-то в ствол «ТТ» загнал.

«Ольха, я – кедр, - через треск эфира, -
Противник справа, танки, сотня штук».
Какой спокойный голос командира
Сказал, как будто «прицепи-ка плуг».

Я сквозь прицел отчётливо увидел
На башнях танков чёрные кресты.
Душа вся сжалась, как я ненавидел
Их жерла пушек длинные хвосты.

Ещё не видел столько свастик вместе,
В зелёном поле словно пауки.
У страха их не сотня, а все двести
И траки их сверкают, как клыки.

Как стонет луг от каждого снаряда.
Вновь подступил комок из самых недр,
Ведь там не люди, исчадие ада.
Сквозь треск: «Ольха», за мной, я «Кедр».

Стремительно рванула вдруг машина,
Полковник наш, ему лишь двадцать пять,
Его команда свята, не рушима:
«За мной, славяне, и не отставать!»

От этих слов спокойствие вернулось.
Отдал команду: «Бронебойным, заряжай».
Земля от взрыва будто развернулась,
У смерти будет славный урожай.

«Машина стоп!» И взрывом окатило,
Осколками и комьями земли,
И привкус от сгоревшего тротила,
И горизонт, укрывшийся в пыли.

Водитель мой рванул вокруг воронки,
Противнику, подставив правый бок
Как по ведёрку смерч осколков звонкий,
Механику классический урок.

Машина – зверь, спасибо Танкограду
И Кошкину, что колдовал в КБ над ней,
Её пробить не каждому снаряду
И нет для нас её брони родней.

Война для нас – обычная работа,
Её ломаем уже с лишком третий год.
Как раскалился ствол у пулемёта.
Крутанул машину – был когда-то ДОТ.

Пустая гильза гулко бьёт об днище
Рука привычно дёрнула затвор,
Родная пушечка, не подведи, дружище,
Сегодня для тебя большой простор.

Речушка здесь местами по колено.
Танкисты вперемежку наши – их,
Горят, как свечки, как сосны полено
И рукопашный бой идёт в реке у них.

Смертельный бой. Оружие любое,
А нет его, так тяжесть кулаков.
В смертельной схватке вот сцепились двое
И выстрелы, и мат, и звон клинков.

Всё это глаз схватил, как киноплёнка.
Механик снова подставляет бок,
Как научить сибирского теленка?
Коль живы будем, дайте только срок.

Звенит в ушах, я ничего не слышу
И искры, словно чёртики в глазах.
Как я попал в воронку, в эту нишу?
Стоит механик в окровавленных слезах.

Что он там шепчет, мальчуган из Барнаула?
И слёзы с кровью мажет по щеке.
Нам, видно, в бок снарядом садануло.
А что он держит там, в своей руке?

О, боже мой, свою вторую руку!
И слёзы градом, это просто шок.
Я закричал: «Да брось ты эту штуку,
Какой с неё тебе уж будет прок?»

И я не знаю, смог ли он услышать,
Но отшвырнул наотмашь, далеко.
Немецкий танк на край воронки вышел
И встал механик быстро и легко.

Как фокусник, достал гранат он связку,
Зубами дёрнул тут же за кольцо
И, словно бы, надел другую маску,
Каким прекрасным стало вдруг лицо.

За два прыжка, достигнув траков танка,
Он сунул руку со связкою гранат.
Подпрыгнул танк, как будто килек банка
И потянулся чёрный дыма смрад.

Мне голова его упала на колени,
Волна от взрыва выстрелила в грудь,
На гимнастёрке огоньки затлели
И в голову как будто влили ртуть.

Раздался звон как будто колокольный,
Я слышать стал. Откуда звон?
Сидит фашист и бьёт, как малохольный,
С безумным взглядом в башню танка он.

Видать и им война не мать родная,
И здесь не Франция прогулки совершать.
Горит земля от края и до края
У них в ногах. Эх, в душу вашу мать!

Не отсидеться от войны в воронке этой,
А «Фриц» колотит в башню, не спеша,
Безумный взгляд, безумная планета
И выплюнул свинец мой ПэПэШа.

Бой откатился, уж вдали грохочет
И где сейчас противник, где свои?
Сомненья червь, как грушу меня точит.
Кому нужны сомнения твои?

И где сейчас мои остатки роты,
Быть может, все сгорели, как один?
Сомненья прочь и прочь вопросы «кто ты?»
Я – командир, их друг и господин!

Войны ещё нам хватит выше крыши
И должен я найти своих солдат.
Пока я жив, пока гляжу и слышу
Я бог им, кум, отец и старший брат.

Своей утробой сколько километров,
Пупком своим я выгладил земли?
Она хранила от свинцовых ветров
И от осколков в ней мы короли.

Вжимаюсь в землю и ползу к востоку
Меж мёртвых уже танков и солдат.
Отчётливо донёсся гул мне сбоку,
Ремнём свернул я связку из гранат.

Пожалуй, всё, последние минуты,
Живёт тот танк, что выползет сейчас.
Как сильно дымом горизонт окутан,
Я отдаю последний свой приказ:

«Он сдохнет здесь, у этого пригорка,
После войны его сдадут в металлолом…»
Вот взмах руки... Мой бог, «тридцатьчетвёрка»,
На всём ходу несётся напролом.

И замерла рука моя в замахе…..
Мгновения, секунды, целый век.
За жизнь её сейчас я в страхе,
Она нужней! Я просто человек.