Порча

Сколько себя помню, мы с мамой всегда жили в маленькой комнатке, доставшейся ей в наследство от её папаши еврея, пришедшего к выводу, что именно одиннадцать квадратных метров как нельзя лучше смогут выразить его «отеческую любовь». К сожалению, внебрачная связь отягащала его моральные устои настолько, что земельный участок, находившийся у него в собственности, таки и отошёл государству. Что касается моего собственного отца, он возжелал остаться неизвестным и ретироваться сразу после моего рождения. Бог им всем судья.
К тому моменту, как мне исполнилось семнадцать, мама вышла замуж за какого-то бухгалтера, которого я не видела, но о котором мне приятно было вспоминать в моменты, когда его гостинцы заканчивались. Вскоре после того, как его повысили на службе, мама переехала к нему насовсем, продав нашу крохотную комнатку и купив для меня квартирку в таунхаузе с большой лоджией с видом на реку. Таким образом, мама поддержала еврейскую традицию, но с одним исключением: она меня действительно любила (а потому сразу же нашла мне работу кассиром на заправочной станции).
В день, когда должно было произойти моё одинокое новоселье, я работала допоздна. Проговорившись о своем новом месте жительства коллегам, я посчитала нужным отметить это событие если не с мамой, то хотя бы с малознакомыми людьми. Мы поехали в бар неподалеку и там выпивали так много, что к утру у нас образовались две алкогольные партии: «За чистейшую водку» и «За вискарёк». Когда обе партии закончили свои кампании, ни у кого уже не было сил продолжать веселье на квартире, принято было решение оставить это до лучших времен. Еле ворочая языком и отбиваясь от надоедавшего мне управляющего, я взяла такси и рванула домой. Был девятый час утра.
Большая связка ключей раздражала меня. Она громко звякала и противилась тому, чтобы её перебирали, раз пять падая на пол. В конце концов, я повернула ключ в замке, толкнула дверь вовнутрь, но тут же застыла на месте. Своим затуманившимся разумом я пыталась включить логику и понять где я нахожусь. «Вроде дома, а вроде и нет» - думалось мне. Постояв в нерешительности ещё минуту, я, наконец, поняла, что передо мной ненавистная мне комнатка, в которой я ютилась почти двадцать лет и то, что я сейчас делаю, называется взломом или чем-то таким ещё, что прямо указывает на последствия такого поведения. Следовало бы вовремя отдать ключи новым хозяевам, тогда бы ничего этого не было. Но это всё мелочи, я сейчас закрою дверь, как было, и уйду. Но «как было» не получилось, кто-то поднимался по лестнице, и чутьё подсказывало, что этот «кто-то» тот, кто мне сейчас не нужен. Повернув нижний замок в два оборота, я скрылась за мусоропроводом.
Грузный мужчина остановился возле комнаты и, тяжело дыша, как - будто он забыл что-то важное и с трудом заставил себя возвратиться, вставил ключ в верхний замок.
-Не может быть! Я помню, как закрыл его. Я всегда закрываю на все.
Стоя в углублении подъезда и наблюдая за недоумевавшим мужчиной, я представила, как комната будет наполняться полицейскими, понятыми и сонными воскресными соседями, желающими поскорее разобраться с составом преступления. Мне мерещились их серьёзные лица, полные порицания и отсутствия всякой гибкости умов. Я была в трезвой панике.
Пока я воображала всякие глупости и уже было дошла до приговора суда, мужчина плюнул на свою память, прошел в комнату, окинул её строгим взглядом и не найдя никаких изменений в обстановке, взял пакет и «закрыв на все», сбежал по ступенькам вниз. Опасность прошла мимо.
Взяв себя в руки, я оправила рубашку и уверенно вышла из своего убежища. Спокойно преодолеть четыре этажа не получилось: горе - мужчина опять вошел в подъезд и достиг второго этажа, когда мы с ним встретились взглядами.
-Здравствуйте, - невозмутимо бросила я.
-День добрый! Что за день, вы не представляете! Моя беременная жена меня в могилу сведёт: гоняет меня туда - сюда за своими манатками, будто переезжает в роддом. – Он брызгал слюной от злости. – Знал бы, переехали бы сначала туда, потом сюда. Да ну!
Махнув рукой, он поднялся вверх. Я тяжело вздохнула. Больше не пью!
Через полчаса я безошибочно стояла возле нужной двери. Всё, что я надумала себе в страхе быть пойманной, теперь казалось полным абсурдом. Я зашла в квартиру с полным чувством безопасности, но сегодня видимо был не мой день: возле реки на песке носились дети, и им доставляло огромное удовольствие перелезать за перила лоджии и смотреть в окна с деревянными рамами. Понаблюдав за ними, я сделал вывод, что требуется указать сопровождавшей их няне на соблюдение правил в этом районе. Открыв дверь, я вышла на лоджию и пошла прямо к улыбающейся женщине сорока лет, весьма довольной своими подопечными.
-Здравствуйте! Я живу вон там,- я показала ей прямо на свою лоджию, - и мне бы хотелось, чтобы ваши воспитанники вели себя скромнее, или, по крайней мере, выбрали бы себе другое место для игр.
Няня потупила взгляд, пожав плечами:
-Разве ваш домик не медицинский?
-Что простите?
-В первый раз слышу, чтобы тут были какие то ограничения по части балкона и прилегающей к нему территорией. Хозяева всегда приветствуют гостей и разрешают входить во все комнаты.
Только этого не хватало, сплошная непруха. Ещё так болит голова…может быть надо было войти в партию «За вискарёк» и тогда бы не пришлось закусывать его «по новой».
-Что же делать предлагаете? Я там живу и это моя лоджия.
-Хм…
-Уведите свои детей к чертовой матери и всё!
-Хм…прошу прощения!
-Сейчас же,- закипела я.
-Хм…Знаете…
-Я ухожу сейчас, но вы учтите мою просьбу. Я хочу отдыхать, а не слышать лепет ваших дормоедов.
-Боюсь, это вам не понравится, - кротко ответила женщина и улыбнулась.
Выше названные дормоеды уже проникли в квартиру и там, бешено наворачивая круги вокруг дивана, кидали друг в друга пирожные, купленные мною на днях. За ними же поедались салаты и что-то из горячего, приготовленные накануне. Я обезумела от гнева и двинулась прямо на них. Поймав одного мальчишку за руку я потребовала объяснений, на что он нахально отчеканил:
-Нам всегда можно было здесь играть. Медсестра никогда не была против.
-Пошли все прочь!- заорала я.
Няня вошла в комнату и попросила детей покинуть помещение «этой женщины». Когда все выбежали, она прошла на кухню и помыла там грязную посуду, по-хозяйски натирая после её полотенцем и складывая в буфет. Я наблюдала за ней хладнокровно, ни на минуту не сдавая позиции.
-Я знаю, - начала говорить она, - вы не в курсе. Но раньше тут был медицинский большой домик, который со временем превратился в то, что сейчас есть. Однако ваша квартира оставалась единственным свободным местом для людей.
-Хорошее утречко! Ничего не скажешь! - послышалось у меня за спиной. Молодой человек лет двадцати шести открывал мой замок и, игриво гремя ключами, проходил на кухню. Удивлению моему не было предела.
-Постой, постой! Нам теперь тут не рады, - няня надела маску скорби на своё лицо. – Видимо, медсестра передумала.
-Правда? – расстроился кудрявый парень. – И что теперь?
Женщина посмотрела на меня с сожалением.
-Когда-нибудь это должно было закончиться.
-До свидания! - попрощался парень и вышел через лоджию. За ним поспешила и няня.
Смысла ложиться спать не было. Я позвонила маме и рассказала всё как есть. Через несколько часов она приехала ко мне и застав в похмельном состоянии, потребовала признать мои домыслы симптомами белой горячки. Я, конечно, призналась, а почему собственно нет? Любой ребёнок признается во всём что угодно, когда видит мамин наваристый супчик.
После полудня небо очистилось от туч и вышло солнце. Мама предложила размяться, нарубив дровишек для вечера к напольному камину, потому что ночи в последнее время здесь были холодные. Мы вышли к реке и начали орудовать топорами. Спустя час я обессилела и попросила передышки. Мама смилостивилась и присела на пенёк.
-Ничего себе нарубили! – Кудрявый появился из бокового входа в таунхауз.
-Мам, это он! – прошептала я.
-День добрый! Вы сосед моей дочери?
Парень изобразил ложную скромность и подошел ближе.
-Живу тут очень долго. Наверно здесь и помру.
Мама рассмеялась.
-Но вы так ещё молоды!
-Никто не знает, что приведёт его к смерти, - заметил он и взял топор в руки.
Я напряглась. Солнце светило прям в глаза и мне не удавалось разгадать, что помышлял этот дерзкий парень. Его улыбка сверкнула одновременно с острием толстенного металла и потерялась с первым размахом у мамы перед самым носом. Я вскрикнула от неожиданности и, подобрав тяжелый камень, ударила его по голове. Время замерло в тот момент, когда его тело упало на песок, а голова коснулась пенька. Что-то хрустнуло и умерло навсегда.
Мама застыла на месте, но потом, словно ничего не случилось, предложила скрыться от дождя, который ливнем обрушился на белоснежный таунхауз. Она взяла меня за руку и повела в дом. Застелив кровать, она попросила меня лечь и расслабиться. Вскоре мы уснули.
Я проснулась, услышав резкие раскаты грома. Река поднимаясь, отражала удары неба. Зрелище завораживало и не давало отвести от себя взгляд смотрящего. Мне захотелось выйти на лоджию и говорить с гневом природы. Убедившись, что мама спит крепко, я приоткрыла дверь лоджии и вышла.
Её лицо не сразу было мне понятным. Оно имело заостренные черты: брови были высокомерно подняты, губы сжаты, а глаза глубоко посажены. На голове её покоился тюрбан, а тело прикрывал длинный до пола шелковистый сине-черный халат. Девушка, имеющая все эти признаки, сидела на деревянной лестнице и курила. Я тут же вспомнила, что неподалеку должен покоиться труп кудрявого, и было бы очень плохо, если бы эта девушка заметила это. Я огляделась по сторонам и, не заметив никого поблизости, обратилась к ней:
-Странно, что вы решили выйти в такую погоду.
-А больше и некому, - выразительно посмотрела на меня девушка.
-Насколько я знаю, тут немало живёт народу. С утра я говорила с няней и её воспитанниками. Потом с мужчиной и вот теперь вы.
Девушка грозно посмотрела перед собой, маленький пляж занимал все её мысли.
-Как думаешь, почему так получилось?
-Вы о чём?
Не дожидаясь ответа, девушка в тюрбане спустилась с лоджии и подошла к пеньку. Её тело окутал страшный ливень. Она провела рукой по голове трупа и вдруг расхохоталась. Приподняв кудрявого, она положил его на пенек и, сняв с него куртку, в буквальном смысле вскрыла его позвоночник топором и что-то там резко повернула, словно он был куклой. «Закрыв» механизм, она отошла в сторонку, дожидаясь результата. Ноги трупа задергались и вскоре парень, отолкнувшись руками о пенек, встал в полный рост и изрек:
-Хорошее утречко! Ничего не скажешь!
Я попятилась назад.
-Сейчас всех так заведём! - загремела девушка, и пустынный пляж на минуту осветился телами, разбросанными возле реки. Здесь были няня, её воспитанники и ещё какие-то непонятные люди, которых я не знала.-Не переживай ты за них! Это всё порча свела их с ума.

Я бежала быстро, глотая крупные соленые капли. Надо уводить мать! Минуя лоджию, я дернула ручку двери и оказалась в комнате. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядела силуэт матери, стоящей у окна.
-Больше некому?- спросила она грустно.
-Мам, что происходит?
-Устали мы для тебя выкапывать эти трупы. Сколько можно? Эти чучела несносны, ты разве не видишь? Твоя сестра уже сама умом тронулась на них: сидит и часами смотрит, как они валяются по всему пляжу. А тот, кого ты ударила, зачем ты его принесла сюда? Ему уже три дня, а вы с сестрой никак не оставите его в покое. В городе шумиха поднялась: отслеживают все свежаки. Приходится ездить в пригороды. Может пора лечиться дочка? У меня есть с собой всё что нужно. Мы доставим тебя к профессору, и всё решится.
-Ох, мама, раньше он меня вообще не замечал, а сейчас мы с ним можем предаваться забвению! Ложись мама, я тебя успокою.
-Не трогай меня. Я уезжаю. И твоя сестра со мной.
-Поезжай куда хочешь. Но если заберешь её у меня, я всем расскажу, что ты сделала с детьми, как ты игралась с ними. Твоя порча свела их к реке, а я лишь помогла возродить их для тебя.
-Ты больна.
-А что ты думала? Не уж-то считала, что твои куклы, которых ты сжигала, не обретут облика? Ты совратила этих детей, привела их сюда под видом лечащей медсестры, а сама брала по одному как конфетку. Весь дом в этих куклах. Сплошной эфир!
-Нет! Ты меня заставила!
-Мамочка, ты же любишь меня! Придёт время и твой бухгалтер станет жить с нами…

Сколько себя помню, мы с мамой всегда жили в маленькой комнатке. Мама много работала, а я всегда сидела дома - в четырех стенах и разговаривала с куклами. Я воображала будто все они живые, способные понять одинокую девочку. Все им я давала красивые имена, желая получить ласку и нежность взамен. Но чем старше я становилась, тем взрослее были мои желания. Теперь уже я раздевала их, ложилась сверху и облизывала гладкие тела. Это возбуждало меня и смущало одновременно.
К тому моменту, как мне исполнилось семнадцать, в нашем подъезде умер молодой парень от передоза наркотиками. Его родственники были слишком заняты, чтобы поминать его, поэтому я вызвалась помочь им и в первый же день осталась с ним наедине. Он лежал с закрытыми глазами в алом гробу, мне стало интересно, какого они цвета и я отодвинула их правое веко. Карие! Маняще карие. Мне казалось, этот парень прекрасен в своём тихом безмолвии, я желала касаться его тела. Я села на него сверху и растегнула ширинку. Кровь ударила мне в голову от увиденного, и я не понимала уже, что ласкаю мертвого человека. Я сделала с ним тогда всё, что делали друг с другом, испытывающие половое влечение, люди. Яркие краски заискрили в моём сознании, я открыла для себя абсолют любви.

Я сижу в кресле и смотрю на творение рук моих. Скоро придется избавиться и от них. Но как же они хороши в своей любви ко мне. Важно ли что они мертвы? В древнеегипетской мифологии описывается некая Изида, сестра и жена владыки царства мертвых, Бога Осириса. Эту женщину принято считать олицетворением супружеской верности, так как она воскресила своего мужа, убитого и расчленённого Богом войны и смерти Сетом. Это получилось у неё лишь после того, как сложив вместе все части его тела, она совокупилась с ним. Как приятно идти по пути богинь!
-Мама, как же ты хороша в этом солнечном формалиновом свете!
-Правда?