ЮМОРИСТИЧЕСКАЯ ПОЭМА В ПАМЯТЬ О ЖВАНЕЦКОМ

________________________________________


        Разве, скажи, ты не враг сам себе, когда бежишь, как скаже́ннный, как бешеный покупать той новый прибамбасаный чадырнацкий телефон, за который кто-то где-то там что-то сказал, и вот теперь надо быстро бежать за ним, потому что всем не достанется?

        Ты бежишь за ним, сломая голову, с всклокоченными и местами дыбом стоящими волосами, в которых пух и перья от подушки, бежишь с безумно выпученными, вылезлыми на лоб глазами и с пеной у рта и совсем не замечаешь, как люди останавливаются, показывают пальцем тебе вслед и смеются, хватаясь за животы, потому что у тебя штаны сзади лопнули по шву и ширинка распахнута настежь, и оттуда выглядывают наружу полосатые семейные трусы, и это позор.
        Но ты ничего не замечаешь и бежишь себе дальше, как скаженнный, как одержимый.

        И такого человека может остановить только внезапно пронзившая его острая, резкая, сильная головная боль в спине. Тогда его настигает паническая атака, и он сразу же хватается за свою поджелудочную, где где-то там должен находиться диабэт, потом лихорадочно хватается за печень, почки и суставы, потому что всё это у него тоже есть, но в конце концов до него доходит, что наверное это сердце, а раз оно отдаёт в спину и даже в заднее место, то значит это серьёзно, это уже всё — конец! И он хватается за сердце и застывает, как статуя, как вкопанный, и прохожие суют ему под язык валидол, и у него уже полный рот валидола. А мысли мечутся и мечутся — что же теперь делать, куда бежать, что же теперь дальше с этого будет?

        Но когда боль постепенно стихает, и он успокаивается, то поворачивает назад и идёт домой, потому что уже не до телефона, потому что у него уже есть сердце, с которым надо что-то делать, по крайней мере завтра надо точно идти к врачу.

        Но по пути домой он вдруг замечает небольшую толпу и конечно подходит — что же там? А там на корточках сидит суровый Петрович — боцман, недавно списанный с сухогруза, а перед ним большое ведро. Все время от времени подходят к ведру, заглядывают в него, отходят, снова подходят и снова заглядывают в него, раскачивают головами, закатывают глаза, причмокивают и облизываются. Слышны обрывки фраз — "Да́а... "

        Некоторые настолько не могут содержать волнения, что лихорадочно начинают что-то искать в карманах и чертыхаются. Наконец находят смятую пачку сигарет, отходят в сторонку и нервно закуривают. Высшая степень волнения читается на их лицах.

        Слышатся и некоторые членораздельные фразы: "Да́а... да́а..." и даже вполне осмысленная речь:
        — А вот я сейчас так так-таки и куплю и поджарю их и таки наемся наконец до отвала, отведу душу".


        Заглядывает в ведро и он.

        А там в ведре!

        Полное ведро бычков!

        И не просто бычков, а крупных, головастых, огромных, чёрных.
        Это Петрович их наловил и продаёт теперь. Рядом с ним лежит маска и гарпун. Петрович наловил их не на удочку с берега на мелководье, а на шестнадцатой станции он нырял в маске на глубину и гарпуном прокалывал их на дне. Только там, на глубине, на дне бывают такие большие чёрные бычки, а на удочку с берега таких никогда не поймаешь.

        От вида таких огромных бычков люди никак не могут прийти в себя и успокоиться, они в большом волнении, они, как ошалелые, топчутся вокруг в замешательстве, озабоченные и озадаченные, чешут в затылке и потирают нос, они, как прибитые, пришибленные, ударенные обухом по голове, и не знают что дальше с собой делать.

        Продолжаются приглушённые разговоры:
        — Но это ничего, что они повреждённые, с дыркой в боку, это ничего, это от гарпуна.
        — А вот Сэмэ́н на той неделе тоже продавал, но куда ему до этого! У него были совсем маленькие, а эти большие, ну очень большие.

        А дедок в белой панаме, которому, наверное, лет сто, говорит другому такому же, тоже в панаме: "А вот хорошо помнится, что ещё до революции, или, кажется, уже после второй германской войны тут сам Жванецкий раков продавал, а рядом примостился другой юморист, не наш, заезжий, залётный какой-то, и тоже продавал. Да какой там юморист! Так себе — юмористи́шко. У него были по три рубля, но маленькие, а у Жванецкого по пять, но зато большие, ну очень большие.

        И что бы ви думали?

        Тот заезжий наверное, думал, что раз по три, то сразу разберут. А фигушки! Щас! Разбежались! Все купили у Жванецкого, несмотря на то, что по пять. По пять, зато большие. И, кроме того, Жванецкий наш, свой, как же его не поддержать. И выглядит он соответственно, представительный, что ни говори, мужчина, особенно, когда в костюме. А тот заезжий совсем вида не имеет — плюгавенький, да и шутки, говорят, у него не смешные. Так и уехал обратно, со́лоно не хлебавши, весь товар обратно домой повёз".

__________________________



        Но тебя не пронзает сильная головная боль в спине, и нет панической атаки, и нет поджелудочной и диабэта и сердца, и ты не останавливаешься и не идёшь обратно, и не натыкаешься на Петровича, и не покупаешь у него бычки и не жаришь их и этим лишаешь себя огромного удовольствия.
        У тебя всего этого нет — ни поджелудочной, ни диабэта, ни сердца, ни острой боли, потому что ты ещё молодой, и ты бежишь себе дальше, бежишь и бежишь.



        И поэтому я имею шото сказать и тебе и другим таким же, я имею сказать об том, шоб не бежите себе так сильно, сломая голову покупать той самый новый прибамбасаный чадырнацкий телефон, когда нас, юмористов можно послушать и почитать ещё на старом, который ещё хороший.

        Не бежите за ним так сильно с выпученными, вылезлыми на лоб глазами и дыбом стоящими волосами и совсем искажённой гримасой лица, шоб стать в очередь и шоб вам ещё досталось.
Его новая модель только-только совсем недавно вышла и поступила в продажу в ограниченном количестве, так што на всех может не хватить — об этом кто-то где-то когда-то шото сказал, а вы только сейчас узнали, и вот надо быстро бежать с высунутым языком, шобы успеть.

        Но ви лучше остановитесь и оглянитесь, и посмотрите на свою спину, и ви увидите, што у вас вся спина белая.

        Оглянитесь ещё раз и ви увидите, што брюки лопнули сзади по всему шву снизу доверху и из них нараспашку выступают наружу полосатые семейные трусы, и што трусы уже тоже лопнули и из них выступает ваша голая задняя филейная часть.

        Остановитесь и посмотрите ещё на своё лицо, и ви увидите, што глаза опухли и покраснели и лицо тоже припухшее, как после большой пьянки. А у вас не пьянка была, а интернет всю ночь напролёт, и ви доигрались в него уже до чёртиков, до ус...ачки, извините за выражение.

        И ви увидите ещё людей, которые остановились и смотрят на вас и показывают в вас пальцем и хохочут, хватаясь за живот, и повторяют и повторяют: "О, вейзмир! Вот это миши́ны так миши́гины!"

        А зачем вам такой позор?!
        Ви остановитесь и лучше вернитесь домой, и причешите дыбом стоящие волосы, и зашейте штаны и трусы, и возьмите свой старый телефон, который ещё очень хороший и на котором для успокоения души почитайте и послушайте юмористов и посмейтесь с их рассказов и анекдотов, и это будет полезнее для здоровья, потому што смех продлевает жизнь.
        И сэкономите себе ещё и время и деньги, не говоря уже о здоровье.
Экономьте себе лучше здоровье и нервы, экономьте своё сердце и организм. Поберегите сердце для инфаркта, как говорят у нас в Одессе, потому што, што же ви тогда будете делать, когда наступит инфаркт, а у вас и сердца-то для него уже нет и самого организма тоже. И што тогда с этого будет? Сплошной гарами́дер! И што ви тогда скажете на это несчастье, как ви себе на это представляете? Зачем вам такие проблемы и ге́мбель на свою голову и на одно другое заднее место?
        Вместо этого послушайтесь лучше старого доброго Ка́цельбо́генва́ген и тётю Софу и остановитесь, и вместо того телефона, шоб бежать за ним так сильно и испытать от людей позор, пойдите-ка лучше в гости к друзьям — ведь вас же недавно приглашали, а ви с этими интернетами вообще обо всём забыли, и покушайте там курочку и фаршма́к, и фаршированное яйцо с под майонеза, и настоящую ещё ту икру из синеньких, и наливочку малиновую, и включите свой старый, но ещё годный телефон и посмейтесь вместе с друзьями над нашими анекдотами и историями за Одессу — это лучше будет полезнее для здоровья и всего организма — одно таки приятное удовольствие.

        А то те рекламщики, конечно хорошо грамотные как зацепить вас на удочку, и такие умные, што мало не покажется, совсем задурили вам голову — пожить в приятности по-старому, по-человечески совсем покоя не дают. Они, конечно, думают не об вас, а об своих интересах, но у вас жеж тоже должен быть свой интерес в жизни, шоб не пропасть через свою глупость. А то взяли они себе хорошую моду — беспокоить ещё живых людей, и сидят на ней, выколачивая с нас лишние деньги, которые, можно подумать, ужеж так карманы жмут, шо аж распирает. И сидят они на этой моде, сильно себе довольные, что нашли ещё таких миши́гины, как ви, кому можно рассказывать свои хе́мины ку́ры и всовывать новый телефон, который такой же, как старый, только дороже. Да они с вас в своё удовольствие не только деньги, но и душу выймут, и дунут на неё, и полетит она вверх под самый купол их цирка и сгинет.

        И вот поэтому, шоб не был такой готовый цирк, бросайте-ка лучше этих глупостей и ещё раз послушайте старого мудрого Ка́цельбо́генва́ген и тётю Софу, и сдаётся нам, што ви не пожалеете за это одно таки приятное удовольствие —  шоб лучше пойти в гости, чем бежать за тем телефоном с голым задним местом.
________________________________________