Она вошла без стука. Поставила перед ним на передвижной столик чай и шоколадный трюфель.
Огонь мерно бился за каминной решёткой. В глазах отражались искры прежней любви.
- Когда ты переедешь ко мне? – спросил он. - Сегодня рожденственский и ханукальный вечер. Христианские и еврейские традиции так же редко совпадают, как солнечный и лунный календари.
- Сегодня, прямо сейчас, - сказала она.
Пронизывающий горячий взгляд обжёг её улыбающееся лицо.
Они поспешно оделись и вышли на улицу. Ничто не предвещало сюрпризов. Шёл снег. Лёгкая метель ласкала мягкими снежинками их лица. Они пронеслись по улице, как два ветра, не чувствующие зимнего холода. Вьюга не давала произнести ни слова. Наконец, они вошли в дом.
Это был особняк, построенный её отцом. Интерьер напоминал прошлый век, давно забытый и покрытый столетним налётом времени. Он сразу обратил внимание на антикварную мебель и минимализм обстановки её комнаты. Столик, диванчик, одна картина и шикарные гардины цвета бордо.
- У тебя очень уютно, я бы отсюда никуда не ушёл, - сказал он, усевшись на диван и пытаясь угадать стиль небольшого полотна, с фламандским сюжетом, написанным маслом.
- У тебя лучше и, к тому же, мне нравится твой камин, он переносит нас с тобой в нашу любимую раскованную обстановку:
Италия. Рим. Ренессанс. И там я всегда хочу тебя.
- А здесь ты бы хотела меня меньше?
- Тут маленькая, уютная комнатка одинокой леди, которая затерялась между мирами. Твоим и моим. Это два глубоких пространства, где нет временных рамок. Мне лучше отсюда уйти.
И даже не нужно много с собой брать. Моей женской фантазии хватает только на бельё, два платья и кое-какой женский антураж.
- Ты пока собирайся, а я страшно голоден, пойду куплю себе что-нибудь поесть.
Что-то неприятное шевельнулось в её груди. Она рванулась, чтоб никуда его не отпустить, но уже было поздно. Он прошёл сквозь стену и исчез...
(размышляет вслух)
Почему, всегда, когда я ему говорю, что я люблю его и хочу его, он проходит сквозь стену и исчезает?
Сейчас он вернётся и мы займёмся любовью прямо здесь, под «фламандцами».
Я дождусь, он не может совсем исчезнуть, знает как мне здесь одиноко и некомфортно одной.
(Вздыхает)
Когда он так хладнокровен, как сегодня, я зажигаюсь ещё больше и от меня впору переносить огонь на угли в камине.
Если передо мной посадить двух мужчин и один из их мне беспрестанно будет говорить нежные слова, а второй холодно смотреть в сторону, то я выберу второго и только потому, что это он. Мой мир, моё глубокое пространство.
Только он так умеет меня ласкать. Как только входит в меня, вспыхивают холодные угли и каминная решётка начинает потрескивать.
А почему бы мне не изменить мою обстановку?
Я могу себе представить что угодно.
Дрова. Искры. Старенькое каминное убранство. Дымоход с трубой.
Открываю глаза – получилось!
Желто-красное пламя плясало на углях.
- Любимая, у тебя всегда был талант своим огнём зажигать меня.
Она обернулась. Он стоял передо ней обнажённый.
- Ты здесь? – удивлённо вскинув брови прошептала она.
Одежда на её теле испарилась, как исчезают, за ненадобностью, любые бесполезные вещи.
- А я никуда и не уходил. Какая разница у тебя или у меня? Я всегда верил, что ты способна на многое.
Я с тобой, а ты со мной, даже если мы друг друга не видим и вовсе не станем проносится по городу в поисках моего старого жилища.
- Я люблю тебя!
Языки пламени сплелись и сложили из углей два силуэта, целующих и ласкающих очертания своих красно-жёлтых огней...
Они беспрепятственно попадали сюда, стоило им только пожелать. Прожигали время и пространство своими эмоциями. У любви нет пределов. У любви нет возраста...
Он вошёл без стука. Она была так хороша,
сидевшая у камина, отстранённо смотревшая на огонь... Это будет продолжаться всегда. Каждый день, войдя в эту комнату, он будет, как сейчас, припадать к её коленям и вдыхать запах пепла и её тонкий аромат.
Она бы постучала, если бы обе руки не были заняты вкусненьким=)
Мы две души
в дрожащей вечной пране,
и наплевать, что кончилось кино,
на жидкокристаллическом экране
мы - тени тех, кто умерли давно.
Десятки тысяч лет мы визави,
в мансардах бедных,
в зеркалах старинных
в улыбках манекенов на витринах -
невидимые призраки любви.