Жертвa собственной шутки!!!!!!!

После окончания университета, в сентябре 1982 года, меня распределили
на "почтовый ящик" - кто не знает, так шифровали от супостата НИИ и
заводы, так или иначе связанные с оборонкой.
С сотрудником нашего отдела Николаем Александровичем Александровым я
познакомился через пару месяцев на очередной стройке или овощной базе.
В статусе "молодого специалиста" я прошёл их без счёта.
За те немногие дни, которые я проводил в НИИ за своим рабочим столом,
я успел выделить Николая Александровича из числа других сослуживцев.
Отличал его постоянный позитив и какое-то гипертрофированное чувство
юмора.
Для редколлегии стенгазеты он мог, проходя мимо, из жалости накидать
столько идей и шуток, что потом половина института совершала
паломничество в наш отдел, чтобы поржать в голос. Женщины постоянно
тащили ему в починку домашние бытовые приборы, сумочки с оторвавшимися
ручками и сломанными молниями. Сказать, что они его обожали, это не
сказать ничего. Он отвечал им тем же, но была у него и другая
всепоглощающая страсть: спирт, как таковой, и любые спиртосодержащие
жидкости, в частности. В те годы они в магазинах появлялись крайне
редко, большей частью накануне праздников, а потом опять переходили в
разряд дефицита. Эта привязанность смотрелась несколько странно,
потому что, по его собственному выражению, был он "инвалидом пятой
группы", так как в графе "национальность" писал "ДА". Как у Довлатова:
"Все думали - еврей, а оказался пьющим человеком". При этом свалить
его не могла даже смертельная доза, в глазах окружающих он выглядел
просто "под легким градусом".
Все мы, время от времени, становились героями его розыгрышей,
которые потом, в виде фольклора, гуляли по институтским коридорам и
курилкам. Но однажды Александров сам стал героем и, одновременно,
жертвой собственной шутки.
Как-то, уж совсем не в солнечный день, он явился на работу в тёмных
очках, которые скорее подчёркивали, нежели скрывали, внушительных
размеров синяк под левым глазом. Ближе к обеду стала известна и
собственно история.
В предшествующую ночь Николаю Александровичу совершенно не спалось.
Жена уже похрапывала справа от него (то, что она была справа, и
женщиной была крупной и физически крепкой, сыграло потом роковую
роль). Две взрослые дочери уже были замужем и жили отдельно,
поговорить было решительно не с кем. Лежать, глядя в тёмный потолок,
было скучно. Легко тронув жену за плечо, он спросил: "Люся, не спишь?"
Люся только дернула плечом, что означало - отстань. Тогда голосом,
полным трагизма и раскаяния одновременно, он произнёс: "Я не могу с
этим жить, не могу так долго тебя обманывать. Я должен был это сказать
тебе давно, но боялся". Похрапывание справа прекратилось, из чего
Николай Александрович сделал правильный вывод, что у него появился
внимательный слушатель. Ещё раз, горестно вздохнув, он выдал: "Наша
вторая дочь не от тебя!"
С криком: "Кобель! Когда ты уже нагуляешься!!" - Люся,
развернувшись, как пружина, врезала мужу наотмашь с правой.
Через пару минут, уже на кухне, пытаясь остановить идущую из
разбитого носа кровь, Александров услышал, как бурные и безутешные
рыдания, доносившиеся из спальни, внезапно прекратились. Потом вышла
Люся, достала из холодильника замороженную курицу и вручила её мужу,
со словами: "На, приложи, чтобы синяка не было". По его собственному
свидетельству, Александров после заснул, как ребёнок, а Люся от
чувства вины ворочалась до утра. Из сегодняшней почты! Решил поделиться со всеми!!!!!!