Сборник рассказов

А.Дешабо

Самое страшное в жизни,
обесценивание ценностей и если это случается, то значит,
окружающий мир напоен вирусом разрушения,
которому подвержен человек, стихия и время.
И если первые две проявляют жестокость,
то третье бережно разрушает с целью
создания более глубокой,
более новой и совершенной композиции….


Огромный черно-огненный шар выкатился из-за горизонта, осветив темно-кровавым светом причудливо нагроможденные скалы. Бен почувствовал себя, словно на раскаленной сковородке и медленно пополз в тень, облизывая потресковавшиеся губы, но и это не спасло его от внезапно нахлынувшей жары. По старой привычке он протянул руку, что бы расстегнуть ворот и наткнулся на глухие металлические застежки. На нем был скафандр для сверхвысокой температуры, но и он не мог спасти от всепроницающей дьявольской жары.
Его скало ход с распоротым днищем безжизненно повис на верхушке каменной горы. По связи никто не отвечал и все же он в пятый раз включил микрофон...
 Я Бен... Я Бен... Сороковой отвечайте... Я Бен... неслись в эфир глухие слова, порой переходящие в свистящий шепот. Приемник молчал, изредка взрываясь каскадом разрядов, где-то далеко бушующих магнитных бурь. Казалось, нет ни одного живого существа на сотни миллионов километров.
Бену стало страшно.Жара продолжала наступать медленно и неотвратимо со стороны скал. Кое-где появились длинные огненные языки пламени и, извиваясь словно змеи, исполняли непонятный злобный танец. Бен вспомнил уроки древней истории. Так танцевали дикари перед связанной жертвой, танец огня или победы. Танцевали, что бы потом насладиться ее муками и после разделаться жестоко и хладнокровно.
Бен повернулся. Перед ним расстилалась бескрайние сыпучие пески. Задержавшись на одно мгновение, он сделал первый шаг.
Время остановилось где-то между первобытной дикостью и расцветом цивилизации. Если бы у него спросили, какая сейчас эпоха, пожалуй, он не смог бы на это ответить. Ему казалось, что от жары мозги расплавились и превратились в жидкую серую кашицу, и только нетвердые ватные ноги передвигали непослушное тело вперед и вперед. Какая-то неведомая сила мешала ему упасть на раскаленный песок и ждать конца.
Он усмехнулся и подумал про себя в третьем лице:
 В нем еще теплилась надежда на спасение.
В этом пекле «теплилась». А что, если есть в мыслях ирония, значит, есть еще сила для борьбы, есть надежда. Теперь перед ним расстилалось бесконечное плато белого песка, который слепил глаза, словно снег на склонах гор солнечным днем. Небо было разделено на равные доли: с одной черное горячее, с другой несколько светлее - прохладнее.
Бен с трудом продолжал вытаскивать ноги из зыбучего песка и вновь проваливался в противную податливую массу. За его спиной оставался ровный след ни во что, в бесконечность. Здесь нет атмосферы и он, сохранится вечно, словно живые строки борьбы за этот огненный ад.
Песчаное плато сменилось дюнами. Он карабкался на них, стиснув зубы, и съезжая с обратной стороны, терял ориентацию и волю к борьбе. Жара не унималась, по-прежнему сдавливая виски, горячий воздух проникал сквозь скафандр, обжигал горло и доставал до самых легких. После очередного срыва он случайно увидел овальное отверстие с крутой теневой стороны. Он вполз внутрь и, откинувшись спиной к стене, облегченно вздохнул. Это была небольшая пещера, неизвестного происхождения, здесь жара почти не чувствовалась. Бен протянул с наслаждением ноги и закрыл глаза.
Ему показалось, что он дома, в небольшой комнатке, укрылся от июльской жары. Потянулось видеолента его детства, сначала медленно, потом все быстрей и быстрей, раскручиваясь, замелькали кадры. Он на речке, в лесу, куда они убежали с другом играть в пришельцев с другой планеты. Они издавали непонятные им обоим звуки, состоящие из согласных шипящих, и потом их переводили. Проплыла школа, длинные ряды столов, с установленными на них приборами, экран, учитель истории рассказывает что-то знакомое и давно забытое. Затем юность, университет, первая встреча и любовь. Иногда лента текла, соблюдая строгую хронологическую последовательность, иногда срывалась и начинала, плясать, вырывая отдельные куски, делая накладки и путая кадры.
В университете Бен решил заняться археологией. На четвертом курсе он ездил в Египет, Конго, Южную Америку. Он защитился и занялся научной работой. После долгих поисков он остановил свой выбор на одном из маленьких островов Бас, или вернее на его северной части, небольшой каменной пустыне.
К тому времени все острова были достаточно изучены, и только этот судьба сохранила Бену. Он взорвал верхний базальтовый слой и обнаружил прямоугольные выработки в скальных породах. Рабочий кабинет украсили десятки статуэток, среди которых выделялась одна. Хотя Бен и не придал ей большого значения, но это была фигура человека с искаженными от страха чертами лица, а руки держали небольшой шар, создавая впечатление защиты еще от большего страха. Статуэтка была сделана из неизвестного материала, напоминающего сплав стекла, камня, металла. Рядом с найденной фигурой находился продолговатый сигарообразный предмет, длинной менее двух метров, имеющий плавники и отдаленно похожий на дельфина. Очевидно, художник не ставил перед собой задачу сделать копию с живого оригинала и поэтому скульптура имела весьма вольные отклонения. Вырезы пасти и глаз отсутствовали. Эта находка не вызвала особого интереса, к тому времени, а раскопки относились к десятому тысячелетию до нашей эры, население острова вполне могло заниматься рыбной ловлей. И вес же Бен просидел не один вечер, пытаясь разгадать тайну находок.
Почему эти странные предметы находились в такой близости? Почему структура материала ничего общего не имеет с окружающей средой? Какие потрясения судьбы и жизни заставили взяться художника за резец? Что он хотел поведать миру? Приближение беды или пытался оградить себя от нависшего страха, отчаяния, голода, войны? Десятки вопросов ложились на бумагу, но ни один из ответов не удовлетворял Бена.
Дальнейшие работы принесли ему известность и даже славу. Последнее время он никуда не выезжал и посвятил себя преподаванию в университете, не выбрасывая мысли о раскрытии тайны каменной сигары.
Однажды в его городскую квартиру, на одной из тихих улочек, ворвалась буря. На пороге стоял его университетский товарищ и коллега. В руках он держал ту самую статуэтку. Бен бросился в свой кабинет, его экземпляр стоял на месте. Усадив гостя за стол, Бен услышал, следующую историю.
Его коллега по фамилии Наура вернулся из экспедиции в созвездие Цефей. Производя раскопки на одной из планет, были обнаружены фигуры людей, животных и различные рисунки, изображающие охоту, рыбную ловлю и культовые обряды. Среди всего этого многообразия попалась одна, которая показалась знакомой, где-то виденной. Наура вспоминал продолжительное время. Как-то он держал ее в руках, в сотый раз, рассматривая искаженные от страха черты лица. В это время кто-то из участников экспедиции произнес имя Бена. И в памяти вспыхнули мельчайшие подробности: вторая статуэтка находится у Бена, в коллекции его старого товарища Бена.
Прошло много времени, прежде чем их сменили, и они смогли вновь вернуться на Землю. Наура с космодрома, не залетая, домой, поспешил к Бену.
Бен держал в руках две статуэтки. Они были до того похожи, что не имело смысла говорить, какая из них является копией или подлинником. Наура заговорил об экспедиции и предложил Бену принять в ней участие. Они договорились о встрече.
Бен открыл глаза. Сон освежил и напоил бодростью его тело. Он выдавил из тюбика охлажденную массу и сделал несколько глотков. Потом он пролежал бездумно еще некоторое время, прежде чем выбрался из пещеры.
Жара не унималась. Оставаться и ждать конца не имело смысла. Нужно идти... идти... Движение это жизнь, борьба, вероятность того, или тебя найдут, или ты найдешь какую- либо крохотную надежду выбраться из адского пекла.
Время заструилось песочным фонтанчиком под ногами Бена.
...2175...2176..., интересно, сколько он может сделать шагов. Впрочем, бессмысленно, не стоит считать, какая разница пять или шесть тысяч, если след ведет ниоткуда никуда. Нужно думать о чем-то другом. Да, на чем он остановился?
Они договорились с Наура об организации экспедиции. Их провожали друзья и близкие, была Алина. Он вспомнил ее последние слова. «Обязательно вернись»! Ей разрешили находиться под анабиозом до его возвращения. Потом был полет. Раскопки оказались неудачными. Они не нашли ни одной знакомой статуэтки. Наура показал место своей находки рядом с каменной гипоциклоидой и Бен отметил опять два странных предмета по соседству. Что это случайность или закономерность? Чем дальше продолжались поиски, тем таинственней становился для них неразгаданный вопрос.
При возвращении на Землю, робот сбился с курса, и они оказались вдали от исследованных трасс. Эта планета была черной, в каталоге она числилась под номером 4246н. Отклонение от курса повлекло за собой аварийное пробуждение. Они хотели откорректировать полет и вновь погрузиться в сон, когда заметили мерцающее голубое пятно с затененной стороны планеты. Никто из четверых не устоял перед искушением задержаться. Ввиду экономии горючего решили послать одного. Жребий выпал Бену. На одноместной ракете, которая служила отличным скало ходом, Бен опустился на раскаленную поверхность.
Его продвижение к голубому пятну корректировали сверху. Он успешно приближался к нему до тех пор, пока из - под скалы не вывернулся этот проклятый шар. Он делал зигзаги, петлял, бежал по прямой, словно заяц в ярком снопе фар. Бен нарушил инструкцию и погнался за ним. Через два часа упорной погони он потерял связь, а еще через час, распоров днище, повис на верхушке скалы. Теперь он шел пешком, никуда, просто шел, потому что оставаться на месте равносильно самоубийству.
Бен был приучен к тому, что бы бороться, пока есть хоть капля силы…надежды…2189…2190…2191…
Впереди на расстоянии двадцати метров промелькнул знакомый шар. Бен удивленно остановился. Это был тот самый шар, из-за которого он потерпел аварию. Опять погоня, но теперь далеко неравная. Бен шел скорее пленником, чем охотником.
Шар летел на высоте тридцати-сорока сантиметров, если Бен уставал и останавливался отдохнуть, шар терпеливо ждал его. Чем дальше пролегал их путь, тем чаще останавливался Бен, тяжело дыша, он опускался на колени и, застыв в неудобной позе, закрывал глаза и расслаблял мышцы. Он уже не пытался догнать шар, а плелся за ним, словно послушная собака за хозяином. Они часто делали резкие повороты, обходили стороной скалы. Путь, видимо, был обдуман и не особенно трудным.
Черное солнце на светлом небе посылало прощальные лучи из-за кромки горизонта, и Бен чувствовал, приятную теплоту, которая должна была скоро смениться адским холодом. Путь был долгим и однообразным. У Бена мелькнула мысль, что это может быть погоня за собственной тенью, а шарообразную форму придали ей неизвестные физические явления или может это всего на всего мираж. В ответ на его мысли шар на мгновенье остановился, сделал резкий поворот влево и ускорил полет, тем самым, приглашая Бена поторопиться. Теперь они шли под гору. Темно-красные лучи, в последний раз вспыхнув, исчезли за горизонтом. Чернота, поглотив далекие очертания скал, подобралась к ним. Шар наполнился голубоватым свечением. Они шли по ущелью, которое становилось все уже и уже, превращаясь в каменистый коридор.
Шар исчез внезапно, так же как и появился. Бен оказался один в густой темноте. Сделав наугад десять шагов, он увидел справа светлый проем. Тяжело передвигая, подкованные ботинки Бен бросился на свет.
Его глазам открылась странная картина. Это было огромное плато, окруженное чернеющими горами, будто гигантский амфитеатр. Голубой свет луны, искрясь, растворялся в пространстве, пряча верхушки скал и обнажая дно. На уровне полуметра от поверхности плавали серебристые фантастические предметы. Они сталкивались, расходились, кружили в хаотичном хороводе.
Тела имели разнообразие формы, некоторые с законченными правильными математическими линиями. Перед ним медленно и торжественно проплывали: Декартов лист, улитка Паскаля, лемниската Бернулли. Но большинство тел имели странные формы, немыслимо дикие, угловатые или приятные, ласкающие взор мягкими женственными линиями. Все они излучали ровный серебристый свет с голубым переливом и только иногда на короткое мгновение некоторые из них вспыхивали разноцветной радугой.
Появился знакомый шар и вновь заплясал у ног Бена. На этот раз они прошли совсем немного. Серебристые предметы услужливо уступали дорогу, продолжали шествовать рядом и позади, толпа зевак увеличивалась, обрастая все новыми и новыми телами.
Они остановились перед сигарообразным предметом, который в отличие от других находился в вертикальном положении. Очевидно, это был их конечный пункт прихода. Бен почувствовал, что среди этой сверкающей массы произошло некоторое замешательство. Потом у него над головой повис сфероид, излучая зеленый свет. Неприятное чувство охватило все тело Бена, казалось у него высасывают внутренности. Это длилось не более двадцати секунд и сменилось полной опустошенностью, которая так же мгновенно исчезла.
Сфероид отплыл в сторону, импульсы зеленого света затрепетали между телами. Подобное явление было похоже на обмен информацией.
Бен не ошибся - пучок искр, испускаемый сигарообразным телом, ударил ему в лицо. Он услышал чистый ровный голос:
- Мы о вас знаем больше, чем вы о себе. Мы получили полную информацию от вашего мозга. Мы знаем кто вы и зачем здесь. Теперь вы сможете говорить с каждым из нас на своем родном языке.
Сигарообразное тело, Бен окрестил его вождем, отступило назад, как бы приглашая принять участие в серебряном хороводе. На какую то долю минуты Бен почувствовал себя одиноким, скопище фигур начало разбредаться от него в разные стороны, словно они потеряли к нему всякий интерес. Но потом от небольшой группы отделилось продолговатое существо и медленно подплыло к нему. Серебристо-голубой свет не выделял его из общей массы, и только мягкие женственные линии расположили Бена к себе. Задняя часть тела была украшена двумя плоскостями, похожими на плавники, передняя подобно королевской короне, спиралью Клотоиды.
- Можно мне с вами говорить - задал вопрос Бен, не веря в успех.
- Конечно, вы можете со мной говорить о чем угодно.
Ее тон, ее голос полосонул Бена по сердцу. Это был голос его любимой, далекой земной Алины. Он побледнел, страшное волнение овладело им и передалось его собеседнице.
- Вы обеспокоены, очевидно, тембр и форма разговора смоделирована из памяти о близком вам человеке, вашей любимой?
- Да – выдохнул Бен.
- В таком случае вам не стоит волноваться, это пройдет – голос ее несколько, изменился, приобретя оттенки серебристой звонкости.
- Теперь мы можем познакомиться. Меня зовут Клотоида. Вас зовут Бен. Вы стоите на более низкой ступени развития, чем мы, достигшие его апогея. Мы познали мир, получили бессмертие и саму совершенную и практичную форму существования. Наша память хранит всю ту эволюцию, которая проходила на гигантском отрезке времени, от простейших одноклеточных до величайших сгустков мозга, хранящих практически неисчерпаемую информацию. Без труда мы сможем узнать какие процессы происходят внутри кварка или внутри любой гигантской сверхгалактики удаленной на миллиарды световых лет.
Бен едва успевал следить за ее речью. Голубые искры, буквально, сыпались из спирали.
- Я вас утомила, – остановилась она – впрочем, мы не должны говорить об этом. У нас праздник любви, идемте гулять.
Они двинулись к подножью скал. Клотоида передвигалась несколько впереди, ведя Бена с достоинством и важностью. Опять перед ними закружился серебряный хоровод, на первый взгляд хаотичный, но если внимательно присмотреться, то нетрудно заметить, что большинство тел кружились в паре и –только редкие одинокие фигуры метались в поисках подруг и, найдя их, шествовали торжественно, будто жених и невеста к венцу.
- Скажите, – Бен старался быть предельно вежливым и корректным, – как вы себя называете?
- У нас есть у каждого свое имя. Сейчас вас подводили к Никомеду. Отвечено мы зовем себя кристаллоидами. Наш мозг состоит из громадного числа кристаллов. Он заключен в оболочке из прочного материала, и ему не страшны: ни жара, ни космический холод, ни радиация. В тоже время из мозга выведены центры раздражения.


Мы видим и слышим на триста шестьдесят градусов во всех существующих диапазонах излучения электромагнитных волн. Мы также радуемся и огорчаемся, но не особенно, высокая автоматическая защита предохраняет нас от всех бед мира. Поверьте, у нас чувств гораздо больше по количеству, чем у вас и они более тонко воспринимают малейшие раздражители.
Бен и Клотоида подошли к подножью скал и начали медленно взбираться на них
- Красиво?
Бен в который раз посмотрел на серебряный хоровод. Богатство красок, движений и форм гипнотизировало его, рождало в нем возвышенное и фантастическое. Он почувствовал себя частицей бесконечно громадной Вселенной, которая не затерялась в мироздании, а находится у него под ногами.
- Красиво! – восхищено ответил он.
- Если у вас есть желание, я вам спою и сыграю?
- А вы умеете и это? – ответил он вопросом на вопрос.
- Конечно, – засмеялась она.
Послышалась чарующая неземная музыка. Она звучала объемно, растворяя в себе Бена. Лихость, веселость сменялась беспредельной тоской, словно вызвана бесконечностью расстояния и времени и тогда Бен чувствовал удары своего сердца. Клотоида полыхала разноцветной радугой огней. Иногда музыка лилась свободно, непринужденно, заставляя сладостно трепетать каждый нейрон его мозга.
Она умолкла, но Бен еще долго стоял, затаив дыхание, боясь шевельнуться и вспугнуть эти прекрасные волшебные звуки.
- Идем, я уже долго жду.
- Да, да, сейчас - ответил Бен, – возвращаясь в реальный мир, – что это было? – помедлив, спросил он.
- Так себе, песенка древности о двух влюбленных. Она летела от звезды до звезды, рисуя значки. Он находил их. Потом значков стало меньше и меньше и, наконец, они исчезли совсем, а он продолжал их искать. За долгий путь вся тоска скопившиеся в мозге вылилась в песнь и разлетелась по Вселенной, я ее подслушала.
- Это легенда?
- Да.
- Они встретились?
- Песни не нужен конец. Его должен придумать и допеть тот, кому она понравилась.
Они взбирались все выше и выше. Бен едва поспевал за ней. Кончился крутой ровный склон. Острые верхушки скал прорезывались глубокими ущельями. Бен жмурился от страха, прыгая с камня на камень.
- Смотрите, здесь еще красивей – ее серебристый луч повис в пространстве.
Бен не услышал конца фразы. Небольшой кусок скалы поплыл у него под ногами и Бен, вскрикнув, полетел вниз. Острая боль пронзила его тело, и погрузило в мрачную бездну. Голубой луч Клотоиды беспокойно метнулся по ущелью и призывно взмыл вверх. Через две – три секунды двое кристаллоидов осторожно подняли его тело и вынесли на середину плато. Вокруг, на почтительном расстоянии собралась толпа зевак.
Подплыла Клотоида – вам больно, извините, это я во всем виновата. Я совершенно забыла, что вы не такой как другие.
Появился Никомед и знакомый Бену сфероид.
- Вам больно? – переспросил Никомед.
- Да – стиснув зубы, прохрипел Бен, было видно сквозь скафандр, выступившие на лбу капли пота.
- Блокируйте центры болевых ощущений - отдал распоряжение Никомед.
На миг Бену показалось, что ему разрезают черепную коробку. Боль утихла, левая нога неестественно вывернута.
- Видимо открытый перелом – подумал Бен, но внешне он был совершенно спокоен. Еще он хотел сказать, что бы ему наложили жгут, как приблизился сфероид, и два блестящих кольца охватили его ноги на уровне двух ладоней выше колена.
Клотоида находилась рядом, заботливо поправляя Бену скафандр.
- Мы потеряли секреты старинного врачевания, потом это долгий и мучительный процесс. Воспроизвести потерянное мы не можем, оказалось, что у вас молекулы закручены влево, а у нас вправо. Для постройки вашей модели нужно время, которого у нас нет, ваша жизнь в опасности. Наилучшим вариантом будет замена конечностей из нашего материала.
Она показала ему несколько голографических образцов.
Бен остановил свой выбор на удлиненном, как две крепко перевитые ноги, предмете. Сладко засыпая, он почувствовал, что его куда-то понесли…


Клотоида едва заметным движением поманила Бена, и они поплыли к месту падения. Голубая луна скатывалась за горизонт, выталкивая с противоположного конца первые, темно-багряные лучи черного солнца. Серебристая часть тела Бена повиновалась малейшему его желанию. Он начал пританцовывать, поворачиваться влево, вправо, прыгать. Все выполнялось точно и безукоризненно.
- Вы рады, словно мальчишка.
- Еще бы – ответил он весело – теперь я смогу двигаться куда угодно.
- И с какой угодно скоростью – добавила она, – но не забывайте, вы должны питаться, а у нас нет продуктов.
- Да, я уже не ел целые сутки, – вспомнил Бен и нажал кнопку на растяжение. Скафандр принял бочкообразную форму. Освободив руки, Бен плотно позавтракал.
- Что вы думаете делать дальше? – в голосе Клотоиды послышались нотки озабоченности.
- Кататься на этом чудесном аппарате.
- Я вас спрашиваю серьезно.
- Не знаю.
- Мы предлагаем вам принять форму кристаллоида, с вашего мозга будет произведена перезапись сознательных и подсознательных участков. Вы даже не потеряете своих старых привычек.
- Я почти согласен, – неуверенно ответил Бен.
- Тогда давайте скорей вернемся, вы даже не представляете, в какой опасности находитесь. Нам удалось совместить не совместимое. Но никто не знает на долго ли это. Возможен процесс отторжения.
Два серебряных тела плывут к чернеющему подножью скал, их верхушки освещены бледно-голубым светом восходящей луны. Внизу кружится серебряный хоровод.
- Сегодня последний день любви – голос Клотоиды звучит грустно.
- А что мы будем делать завтра?
- Работать, учиться познавать мир, проводить исследования, накапливать знания. Впрочем, я повторяю, сегодня праздник любви, и никаких расспросов о завтра. Я буду петь.
Ее серебряный голос заискрился каскадом разноцветных брызг, будто в пространство ударил фонтан из радуг, и эхом ответил каждый атом кристаллической решетки мозга Бена. Он ее понимал, малейшее движение тела волновало его. Она приблизилась к нему и тихо дотронулась до его бока своим телом. Бешено заплясали биотоки, опьяняя Бена. Это чувство было сильнее во сто крат первого откровения любви. Ради этого стоило пройти, пролететь миллионы километров, замерзать, задыхаться от жары, голодать без пищи и кислорода. Это было величайшее наслаждение, чувство неземное, фантастическое на которое способно только высшая ступень цивилизации. Даже природа с многообразием существующих форм материи скудно одарила человека эпохи Бена. И какая разница одна у тебя нога или пять, имеешь ты форму шара или сигары. Ведь форма – это ничто, она никогда не определяла, и не будет определять содержания. Это было торжество разума над природой, торжество величайших достижений цивилизаций.
Бен очнулся, – вы знаете, это, наверное, и есть счастье?
- Да – ответила она и через минуту добавила, – желаете, я вам еще кое-что покажу?
- Конечно - радостно откликнулся Бен.
Они взмыли к вершинам скал. Клотоида указала ему глубокий колодец – сюда.
Проплыв по широким подземным переходам, они оказались в огромной пещере. Клотоида заискрилась ярким зеленым светом. Посреди пещеры возвышалась гора, сложенная из статуэток. Это были те самые, которые они искали с Наура.
- Можно я себе возьму одну на память?
- Возьми – ответила она,– правда у нас никто так не делает, но тебе можно.
Она впервые назвала его на «ты».
Бен держал в руках до боли знакомую статуэтку и всматривался в искаженные от страха черты лица. Чувство ностальгии охватило его.
- С этим связана какая-нибудь легенда?
- Да – ответила она, – я сейчас расскажу.


Это было давно, когда планету населяли народы, вступившие в пору зрелости, но еще враждовавшие между собой, когда многочисленные пороки уживались рядом с добродетелью. К власти приходили люди и обогащались за счет своих поданных. Чрезмерная роскошь уживалась с крайней нищетой. И те, кто не смог найти свое место в жизни, кто был выброшен на ее задворки, а их было более двух третьей, находили свое спасение в пьянстве и наркотиках. Полицейское государство охраняло богатых и вело беспощадную войну против бедноты. На черном рынке, вытесняя наркотики и химические препараты наркотического действия, появились микрочипы, генераторы раскачки «счастья». Несложное устройство посылало комплекс биотоков импульсного характера на центры удовольствия, которыми насыщен головной мозг человека. Генератор исполнял любое ваше желание. Микро биотоки вашего воображения раскачиваясь, усиливались в сотни раз и подавались в мозг, как нечто реальное. Вы захотели иметь самую красивую женщину в мире. Вы еще не знаете, какая она и видели ее мельком на обложке модного журнала и она живет скорее в вашем подсознании, но и этого уже достаточно, что бы усилить всплеск биотоков до громадной величины и подать в соответствующие центры мозга управления слуховыми, зрительными и остальными нервами. Прошла минута, и вы ощущаете горечь ее губ, податливость тела и дикую необузданную и ненасытную страсть. Вы становитесь сильным, здоровым, богатым, молодым, и, сжимая ее в объятиях испытываете величайшее наслаждение. Или, вдруг, вы становитесь богатым владельцем виллы, яхты, самолета и путешествуете не только по Земле, но и посещаете ближайшие планеты, вступаете в разговоры с президентами и министрами. Вам открыты все двери мира.
Это устройство образовало гигантскую пропасть между внутренним и внешним миров человека. Богатство красок, чувств, ощущений, господства в виртуальном мире делали его героем, но на самом деле он лежал на грязной циновке, истлевшие лохмотья одежды едва прикрывали его тело или, вернее, кости обтянутые кожей, будто тонким пергамином. Его лицо носило черты отрешенности или отчаяния, страха и дикого неподвластного ужаса. Если у человека отключали генератор, то уже никогда не восстанавливалась гармония внутреннего и внешнего мира, а переходило в стойкую патологию. И чем больше человек пользовался генератором «счастья», тем больше была пропасть, из которой никто не возвращался. Хорошо налаженное автоматическое производство позволили распространению этих генераторов подобно молниеносной эпидемии не только среди потребителей, но и среди производителей. Опасность нависла над миром, казалось, не существовало в природе сил, способных противостоять этому явлению. Был создан комитет по организации самой трудной и суровой борьбы человечество против наступающей катастрофы.
Художниками была создана скульптура человека с искаженными от страха чертами лица, слегка приподнятые руки держали шар, олицетворяющий мир, который находился в страшной опасности. Эта скульптура была посвящена девушке Лори, вставшей бесстрашно против производителей и продавцов генераторов «счастья» и убитой с особой жесткостью. «Лори» награждался каждый, кто принимал активное участие в борьбе против микрочипов «счастья». Эта борьба унесла жертв больше, чем все войны и эпидемии происшедшие на всем пути развития человечества.
Но победа была одержана и те, кто победил пришли в одну из самых больших и глубоких пещер мира и сложили свои статуэтки, что бы никогда над миром не властвовал страх и ужас отчаяния.
Клотоида замолчала. Бен был потрясен ее рассказом. Природа подобно чудовищному дракону за каждую свою тайну требует огромное число жертв, огромные затраты сил и энергии человечества.
Даже сейчас, став кристаллоидом, достигнув судьбою случая высших ступеней цивилизации, понимаешь, что природа отступила, но сохранила еще бесконечный тайны.
Они выплыли на поверхность.
- Это были ваши предки? – спросил Бен.
- Да.
- Что было потом?
- О, потом расцвет цивилизации. Постепенная замена органов, отказ от обмена веществ, кристаллизация мозга, совершенство конструкции и бессмертие. Мы отказались от старой как мир мысли приспособить природу к человеку, а пошли путем приспособления человека к природе. Это было необходимо нам, когда мы вырвались за пределы родной планеты. Богатый духовный внутренний мир и расширение комфорта за счет абсолютного безразличия к температурным колебаниям, составу атмосферы, фону радиации, инфекциям и прочим явлениям природы, что труднопреодолимым барьером было возведено на всем пути существования цивилизации. Это уже господство над природой, а не подчинение ее законам и порядкам.
- Бен был несколько утомлен, поменяв внешнюю оболочку и, став кристаллоидом он очень тонко сохранил чувства усталости, раздражения, радости, беспокойства и горького чувства ностальгии. Ему бесконечно сильно захотелось увидеть реки, поля, леса Земли. Лежать бездумно в траве, вдыхать пьянящий запах полевых цветов, идти на лыжах по талому снегу. Ему захотелось смотреть в бездонные глаза Алины, будто в голубые высокогорные озера Кавказа и говорить, говорить о своей любви, о тоске, которая сжимает горло в межзвездном пространстве и снова о любви, делающим тебя то маленьким подобно атому, то бесконечно великим властелином Вселенной. Ему захотелось Земли, даже не сознавая того, что прошлого уже не вернуть.
Бен погрузился в дремотное состояние. Они отдыхали с Клотоидой в тени зеленых скал. Через некоторое время Бен почувствовал себя хорошо отдохнувшим. Клотоида могла предложить электростимулятор, но им просто не хотелось возвращаться в центр.
- Еще два дня – проговорила Клотоида - и мы вернемся к своей работе. Я биолог. Недавно были обнаружены микробы на одной из планет в созвездии Тельца. Есть предположение, что они разумные. Предстоит много работы.
- Я хочу остаться один, – задумчиво сказал Бен.
Клотоида поднялась ввысь и скользнула по направлению к центру.
К Бену опять подступило горькое чувство ностальгии... «Лори» смотрела на него острым пронзительным взглядом. Он почувствовал удушье. Скорее, скорее туда. Бен взмыл в темное небо легкой серебристой птицей и заскользил по непонятным ему законам в гравитационном и магнитном поле. Их звездолет находился на высоте сто километров от поверхности плато.
Бен без труда догнал корабль и вплыл внутрь. Первые два отсека были безлюдны. Тишина царила и в центральном командном пункте, и только бешено вращался, красный огонек, отсчитывая, отсчитывая гигантские дозы радиации.
Бен спустился вниз в жилой отсек и застыл. Эти трое парней больше никогда не увидят солнца, ни черного коварного, ни ласкового земного. Он неподвижно находился одну минуту: потом решительно поднялся на верхнюю палубу.
Он внимательно обследовал состояние корабля, и нажал кнопку робота для расчета пути возвращения на Землю. Через восемь минут программа была готова.
Бен в последний раз бросил взгляд на черную планету и нажал кнопу запуска.
- Прощай, Клотоида – полетел в темноту мощный импульс голубых искр.
И в ответ он опять услышал эту песню полной бесконечной тоски и огромной как Вселенная, как эхо, летящее от звезды к звезде, от планеты к планете. Песню вечно прекрасную, вечно мудрую, которая мечется в безграничном пространстве мироздания в поисках любви и истины.


ХХХ

Яркая огненная точка прочертила кривую в юго-западной части звездного неба Земли. Огромный черный столб воды и пара поднялся вверх, повис несколько секунд и растаял, словно призрачный мираж.
На поверхность воды всплыл темный предмет, послышался лязг стали. Бен выплыл и заскользил в сторону каменистого острова. В открытый люк хлынула вода и через несколько минут океан навсегда поглотил звездолет, что бы породить еще одну тайну, над разгадкой которой будет биться человечество ни один день.
Бен двигался бесшумно по пустынному скалистому берегу. В движении уже не ощущалось той легкости, какая то неведомая сила придавливала его к земле. Постепенно движения становились неуклюжие и скованные. Он узнал это место, этот островок, где был найден сигарообразный предмет и черная статуэтка. Бен поставил свою "Лори" на землю. Смертельная усталость сковало его тело, он почувствовал, как туманится его сознание, как тело начинает каменеть. Промелькнула ясная последняя мысль: так вот она тайна каменной сигары – это тоска по родине или открытие нового мира привела сюда разумное существо в мир противоположной природы, и разум превратился в обычный серый камень.























Наполеон и Ева


Боб Корруэл ступил на порог, и перед ним распахнулись зеркальные двери фирмы «Стейз и сыновья», Бытовые роботы». В просторном холле было безлюдно, если не считать небольшую группу из четырех человек, стоящих около бюро служащего фирмы. Вдоль стены установлены образцы в старомодных одеждах: сверкающих цилиндрах, черных фраках и белоснежных манишках. Они были скорее похожими на копии великих людей из музея восковых фигур мадам Дюссо, чем на современных отлично отлаженных роботов. У каждого в руке красовалась искусно сделанная таблица с указанием стоимости и девизом: « Добропорядочность, прежде всего!», «Мы самые интеллектуальные в мире!», « Купив меня, вы, тем самым, сделаете свою жизнь настолько интересной, что никогда не захотите со мной расстаться!».
Боб скучающим взглядом обвел все это сборище и направился к клерку. Он встал в очередь за миловидной девушкой.
Пока клерк оформлял документы на получение изделий фирмы двум благообразным джентльменам, Боб разговорился с соседкой.
- О, как я вижу, вы тоже решили обновить свое домашнее хозяйство?
- Да – ответила она с очаровательной улыбкой – у нас была Ева, но она на прошлой неделе сбежала в Австралию. У них там образовалась свободная республика элекманов, это что-то связано с подъсоединеним генератора биотоков в области мозга, при этом они испытывают величайшее наслаждение. Говорят там их несколько миллионов.
- Да, это наше национальное бедствие – поддакнул Боб.
- Ах, она в последнее время была такой нервной, ходят слухи, в новых образцах монтируют защитные устройства, - потом она спохватилась и добавила – мы не познакомились, меня зовут Нетли Келлер.
- Боб Корруэл – ответил он, пожимая ее руку.
- А что случилось с вашим? – проговорила она через некоторое время, посматривая на него с нескрываемым кокетством.
- О, пустяки – улыбнулся Боб, подвигаясь к ней ближе – у меня была старая модель, и этот чудак, вообразив себя Наполеоном, пытался сделать небольшой правительственный переворот. Его подвергли медленной переплавке, а мне пришлось четыре часа спать на допросе. Впрочем, я все равно собирался его вскоре заменить. Надеюсь, вы сегодня вечером свободны, что бы продолжить разговор в другом более интересном, интимном месте.
- О, да – ответила она ему легким движением губ.
- Я вас слушаю, – прервал их разговор клерк, глаза его смотрели услужливо и заискивающе.
Нетли от неожиданности вздрогнула и застрекотала будто детская трещотка - понимаете, мне нужен робот с женскими наклонностями, можно имя Ева, я так привыкла к этому имени, не слишком болтливую, не любопытную, да кстати поставьте защитное устройство, что бы она не сбежала в свою грязную республику.
Клерк передвинул карточки, – будет исполнено, леди, прошу адрес.
Она сказала где проживает и отошла от бюро, дожидаясь Боба. Он закончил формальности и, подойдя к ней, взял ее под руку.
- Заказ будет выполнен завтра к утру, я назвал его Наполеоном, в честь того чудака. Да, к счастью я живу в этом же доме, и не разу вас не встречал.
- Я то же – ответила она, обнажая зубы сделанные из пластмассы «Хлородонт», - куда мы пойдем?
- На первый раз поведу вас я – сказал он открывая дверцы электранса модели «Лео», пожалуй, самой модной в этом сезоне.
Они выехали на широкую дорогу. Вокруг неистовала реклама: бежала, вращалась, гасла, вспыхивала и кричала, кричала назойливо и неотступно – покупайте! Покупайте! Покупайте!
Она вторгалась в каждую клетку мозга, в каждый нерв и, будоража, – кричала, только у нас, спешите! Спешите! Спешите! Боб включил автомат и задернул занавески. В машине стало тихо и уютно.
- Заказ доставят завтра утром, – повторил он, беря ее маленькие ручки в свои широкие ладони.
Она ему ответила несмелым пожатием.


- Отбейте имя Наполеон.
- Готово, следующий.
- Ева!
- Они что, с ума посходили, каждая третья Ева.
- Сейчас это имя модное.
Двое служащих лениво перекидывались словами, пока не появился третий.
- Алло, Боинг- закричал ему навстречу один из них, худощавый, с проблесками седины на висках – возьми адреса и отвези этих двоих. Мы сейчас их включим.
Он подошел и нажал кнопку. Наполеон поднялся на ноги – ну как все нормально?
- Отпустите здесь гайку, сэр, она сковывает мне движения.
- Минутку, так нормально?
- Да, сэр.
- Давайте даму.
- Как у вас?
- Все хорошо, сэр.
- В таком случае садитесь в электранс… нет не в тот, вон стоит грузовик.
Наполеон и Ева влезли в темный и пыльный кузов. Старый, видавший виды грузовик, который перевез не одну тысячу тонн бытовых грузов, тронулся в путь. Они ехали долго. Дорога была разбита, ею уже давно почти никто не пользовался, и их бросало из угла в угол. Когда Ева падала на дно, Наполеон помогла ей подняться и заботливо усаживал на жесткую деревянную скамейку. Потом он садился с ней рядом и заботливо придерживал ее.
Неожиданно грузовик остановился, в кузов заглянул Боинг и проворчал, – пока посидите, я уйду по делам и скоро вернусь.
Они дали ему свое согласие, и Наполеон хотел вернуться на место, но Ева сказала – сидите со мной рядом, мне так лучше.
Он повиновался. Некоторое время между ними воцарилось молчание, которое первый нарушил Наполеон.
- Интересно, разлучат нас или оставят вместе?
- А вы бы хотели?
- Нет – ответил он тихо.
- Было бы хорошо, если бы нас никогда не разлучали – и потом она добавила – а вы любите одиночество?
- Не знаю, прошло три часа, как меня сделали, и у меня еще не появились привычки, но кажется, я люблю вас.
- Мне это кажется, то же – воскликнула она радостно.
Он положил свою тяжелую руку ей на плечо и нежно погладил. Раздался сухой скрежет, будто по стеклу царапнули металлическим предметом. Она подвинулась к нему ближе.
- Мы будем на ты. Тебе хорошо со мной?
- Да, а тебе?
- Мне то же.
Грузовик опять тронулся. Наполеон заговорил мечтательно грустным голосом:
- Мир огромен, бесконечно огромен, а только совсем недавно он для нас не существовал, и теперь сразу будут цветы, музыка, смех, радость полета и быстрота езды, работа. Но мне, почему- то грустно. Впрочем, это свойственно всем интеллектуальным организмам. Ощущение большого мира подчеркивает твое ничтожество. Послушай Ева – теперь он обращался к ней - когда мы отслужим положенные сто лет, то будем жить вместе. Я буду разводить цветы и каждое утро, когда еще держится на них роса, буду приносить тебе в комнату, что бы созерцая их, ты понимала, мир прекрасен и ради этого стоит жить.
- Милый – голос ее потеплел, – мы никогда не расстанемся, где бы я не была, что бы не делала, я всегда буду думать о тебе.
- И я – ответил он, – пусть у нас будет маленькое счастье, свое. Я знаю, нет никому никого дела до нас, целое оно или разбилось на мелкие кусочки, живое или умерло. Каждый занят своим делом, – он замолчал.
Она придвинулась к нему еще ближе и тоже заворковала слова о любви. Они поклялись друг другу в верности. Грузовик опять зашвыряло на этой проклятой и счастливой дороге. Когда ухабы кончились, Наполеон заговорил неуверенно, будто нащупывая нить прерванных мыслей:
- Мир, по сути дела, это мы высокоорганизованные существа, искусственно созданные умом человека, полу искусственные и естественные, созданные самой природой, причем последних все меньше и меньше. Природа создавая сама по себе различные органы человека, сделала это нерационально. Она подыскивала материал, который подвержен многим случайностям: болезням, механическим повреждениям, ожогам. Наша фирма выпускает все без исключения органы, неподверженные никаким факторам разрушения.
- Ты, умный – перебила она его, – а в меня вложили не особенно много информации. Я многого не понимаю, что ты говоришь, но это так интересно.
Наполеон снисходительно пояснил:
- Меня готовили на экспорт, учителем математики для младших классов, а потом что-то забраковали и вот я теперь здесь.
- И ты теперь со мной – добавила она тихо смеясь – и мы с тобой никогда не расстанемся, да милый?
- Да – ответил он шепотом- я буду…
Наполеон не договорил фразу, раздался ужасающий грохот и треск, ярким пламенем осветив аварию двух столкнувшихся грузовиков.


Утром телефон Боба и Нетли сделал следующую запись: «Фирма Стейз и сыновья, бытовые роботы» приносит глубокие извинения по поводу задержки в доставке заказа. Причину фирма объяснила тем, что их служащий Кробс, возвращаясь из города, во время превышения скорости, подключился к генератору биотоков и совершил аварию. Пострадавшими были: Наполеон, Ева и служащий фирмы Боинг. Однако, фирма обещала вторично выполнить заказ к сегодняшнему вечеру.




















Симфония черного солнца


- Не валяйте, дурака, Стив, вы серьезно подаете в отставку?
- О, тысяча дьяволов – простонал Стив, вознося руки к небу – я слишком долго болтался там и теперь со спокойной совестью могу уйти на отдых.
- Но, Стив, будьте мужчиной, неужели вы предпочитаете стричь розы в саду, кататься на дельфинах и безобидную охоту на акул, участию в нашей экспедиции, где есть настоящее дело таким старым волкам как вы.
- Нет, я тысячу раз скажу, нет, черт подери! В конце концов, я имею право уйти.
- Вы не кипятитесь, Стив, давайте по хорошему, что случилось?
- Я расскажу, но вначале я хотел бы увидеть на этом приказе вашу подпись.
- Вы еще раз подумали?
- Да!
- В таком случае я подписываю – человек, сидевший за гладким полированным столом единым росчерком написал на заявлении Стива Лога- космонавта первого ранга – просьбу об отставке удовлетворить. А теперь – сказал он уже более ровным и спокойным тоном, усаживаясь поудобнее в мягкое, глубокое кресло, добавил – я вас слушаю.
Стив сидел прямой, словно искусно высеченный из прибрежной скалы. Его оранжевое лицо облученное десятками солнц, обветренное многими ветрами с далеких планет, было непроницаемым. Казалось, нет ничего в мире, что могло расшевелить его или хотя бы вызвать удивление на его лице.
- Я согласен – ответил он тихим, едва слышимым голосом – я расскажу при одном условии, об этом никто не должен знать, я сам не уверен как было на самом деле.
Мы возвращались уже почти домой, нам осталось обследовать одну небольшую планету под условным номером э4175н по каталогу БРО. Это была заурядная мелочь не представляющего какого-либо интереса. Единственное, что нам не понравилось, эта планета находилась в зоне бесследно исчезнувших трех кораблей. Поставив, ракетоплан на орбиту, меня послали на одноместной ракете взять десяток проб грунта, необходимого для выполнения нашей программы. Мы очень торопились домой и мне посоветовали долго не задерживаться. Я затратил не более часа. Когда пробы были уложены в контейнер, я решил прогуляться, не удаляясь от места посадки на расстояние прямой видимости. Я ушел не более чем на половину километра, когда увидел правильной формы куб из прозрачного хрусталя. Этот камень еще называют «слезами гор». Его шлифованные грани едва угадывались под тяжелыми лучами черного солнца. Темные блики этого чертово светила, отраженные в хрустале, плясали медленный танец под аккомпанемент зловещей симфонии, игры света и тени, словно языческий костер жертвоприношений. Я шел во внутрь медленно, в гипнотическом состоянии, будто животное в пасть удава. Мои шаги гулко отдавались на полированной поверхности пола. Я мог поклясться, что слышал их, хотя отсутствие атмосферы делает это невозможным. И, вдруг, уже находясь внутри куба, я услышал музыку. Она проникала сквозь толстую оболочку скафандра и приятной истомой разливалась по всему телу.
Эта мелодия напоминала мое детство, родной дом, была до боли знакомой и в тоже время незнакомой, неземной и далекой. Музыка звучала торжественно и спокойно, погружая в легкую дремоту и как бы унося на невесомых крыльях в бесконечное пространство. От прежнего страха не осталось и следа, исчезло тяжелое предчувствие. Удивительное богатство звуков лилось широкой рекой, увлекая меня в мир неведомого. Это было вступление или порог нового состояния материи, дотоле мне неизвестного. На одно мгновение мимо меня пронеслась противная тягучая тишина и вновь зазвучала мелодия на высоких тонах. Я опять могу поклясться, что я ничего не видел, а скорее чувствовал, как передо мной раскручивается история какого-то народа.
Это были низкие волосатые люди. Темно- багровые тени, откидываемые языками костров, лизали их суровые, грубо обтесанные природой, некрасивые лица. Они убивали странных животных и захлебываясь в крови, ели полусырое мясо и дико, не обуздано плясали. На смену им приходили более высокие, более сильные и уже почти красивые люди. Ритмичная музыка уплывала куда-то вверх, исчезая в хрустальном куполе, и вновь опускалась, грустной мелодией и все продолжалось в бесконечном круговороте событий.
Стив на минуту смолк, он даже ни разу не пошевелился за время своего рассказа, только губы его перестали двигаться. Потом он опять заговорил своим бесстрастным голосом, изредка делая небольшие паузы, будто для того, что бы все обстоятельно вспомнить и не упустить деталей. Так вот, Валиц, это была хрестоматийная история, которую с таким искусством преподавал нам в школе старый учитель Пепе. Ты, наверное, помнишь, какую мы учинили, над ним шутку, подменив его старое кресло антигравитационным? Он взлетел вверх, набил себе огромную шишку и заходил словно маятник: вверх, вниз, вверх, вниз. Его руки и ноги смешно болтались в пространстве, стараясь зацепиться за какой-нибудь предмет, а широко открытым ртом он глотал воздух и, выпучив бессмысленно глаза, порывался нам что-то сказать. И ты наверно помнишь, как нам досталось за эту невинную шутку?
На минуту губы его остановились, но потом снова задвигались в ровном, спокойном ритме, как хорошо отлаженный автомат.
- Эта была симфония черного солнца, торжественная и великая, грустная и веселая. Передо мной проплывала история народа, его радость, боль, труд, война. Я видел множество лиц, особенно мне запомнилось одно, лицо старой женщины. Она смотрела вдаль, прикрыв глаза рукой от прямых, жгучих лучей солнца. А в той стороне, куда был обращен ее взгляд, один за другим полыхали жаркие вспышки взрывов. И после каждого удара на ее лицо ложились морщины, рядом и одна на другую, переплетаясь, будто трещины на изнывающей от засухи земле. На ее лице было написано чувство горя и ужаса, казалось, все беды мира собрались морщинами у ее глаз, что бы составить одну целую беду, называемую войной.
Теперь музыка звучала траурно и бесконечно печально. Звуки падали в тишине, словно слезы старой женщины. А когда она исчезла, на ее месте появились красивые и сильные люди. Они что- то делали, смеялись, пели. Потом появились разнообразные машины. Мелодия звучала весело и беззаботно. Вокруг стало светлее, будто наступил рассвет, освещая голубым сиянием прекрасный ландшафт. Подул синий ветер, затрепетали легкие одежды на людях, лаская их крепкие оранжевые тела. Потом машин стало больше, они заполняли каждый свободный кусок пространства, и когда стало тесно людям, они стали разлетаться по двое и группами. Их провожали, было видно, как они машут руками и что-то выкрикивают. И когда машины заполнили все пространство, они начали сжиматься и превратились в хрустальный куб и потом послышалась тихая неземная музыка и, она вышла из куба.
Я готов поклясться собственной головой, что ощутил ее легкое дыхание на своем лице. Это была прекрасная юная девушка. Я был потрясен и взволнован и, возможно, опустил массу мелких деталей. Она вышла из моря цветов, как Афродита из пены. И все вокруг меня заполнилось благоуханием роз, ночных лилий и еще многими неизвестными мне запахами тонкими, пронзительными или едва уловимыми. Это уже была симфония запахов, цветов, звуков и красоты. Синий ветер нежно трепал ее легкую, почти прозрачную одежду и она медленно отходила в бесконечность огромного пространства хрустального куба, заманивая меня. Я неслышно передвигал свои ноги, которые, вдруг, стали ватными. Для меня измерение времени потеряло свою значимость. Может это было одно мгновение, а может, протекла целая вечность на моем странном пути ни в ничто. Я не знаю, сколько это могло продолжаться, когда я внезапно ощутил на себе пристальный беспокойный взгляд. Легкое прикосновение к моей ноге как бы включило дополнительную связь восприятия нового мира, но не вывело меня из гипнотического состояния. Я увидел скорее ужасное, чем необыкновенное существо и только его большие глаза, смотрящие на меня с тревогой, говорили, что это было когда-то человеком. Существо говорило тихим, земным языком, едва слышимым голосом, давясь и проглатывая слова, надолго умолкая и, вновь, с трудом открывая свой беззубый, обтянутый желтой кожей рот, что бы извлечь пару фраз, которые с трудом доходили до моего сознания. Он говорил, что бы я собрал всю свою силу воли и ушел отсюда. Если я не сделаю этого, то я никогда не смогу уйти из этой не человеческой симфонии. Скользя по внутренней полированной поверхности куба, он толкал меня прочь от этой женщины, медленно плывшей в хороводе цветов, запахов, музыки. Ее руки мелькали над головой, словно две белоснежные бабочки и каждая клетка ее тела исполняла бесконечно прекрасный танец любви и счастья. Она то подходила ко мне так близко, что я ощущал жаркое дыхание ее, то уходила вдаль становясь маленькой, будто фигурка из школьного, кукольного театра.
Наконец, я почувствовал себя свободней и смог сделать самостоятельно несколько шагов. Человек сказал мне на прощание:
- Я был таким как ты, но только не смог уйти отсюда. Я космонавт первого ранга Ковач Прон.
Я вспомнил его имя на обелиске космонавтов пропавших без вести.
- Мне дальше нельзя – прошамкал он – я рассыплюсь в прах, ты уходи.
В каком – то полусне я добрался до ракеты, вернулся на корабль и теперь здесь…
Стив неожиданно замолчал на полу слове, его оранжевое лицо было каменным и непроницаемым и порой казалось неодушевленным на фоне косых лучей солнца.
Человек сидящий напротив Стива вышел из-за стола и положил ему руку на плечо. Наступило молчание. Потом Стив опять разжал губы:
- Понимаешь, я боюсь, чертовски боюсь, что не смогу побороть желания вернуться в куб. Оно неодолимо давит на меня и я не знаю где взять силы противостоять ему.




































«Элекс»

Мне сейчас трудно восстановить события того дня и тем более их хронологическую последовательность. Я заканчивал свои дела в Аддис-Абебе и собирался вылететь утренним самолетом французской компании «Сюзи» в Лондон, намереваясь пробыть там, около трех дней и вернуться на родину, в Москву. В аэропорт я прибыл за сорок минут до посадки и, спасаясь от утренней небывалой жары, зашел в бар выпить бутылку кока-колы. В эти ранние часы бар был почти пуст, не считая двух или трех сонных пассажиров лениво потягивающих мартини. Я занял место недалеко от щеголеватого летчика-европейца и обменявшись с ним мнением о том, какое здесь будет в полдень пекло, я неторопливо посмотрел на часы..
- Вы на девятичасовой? – спросил он меня, наливая себе еще.
- Да – ответил я рассеяно и через некоторое время добавил – на Лондонский.
- В таком случае вы можете не торопиться, я являюсь командиром этого экипажа и самолет, раньше, чем мы этого пожелаем, взлететь не сможет.
Его звали Жанн де Вин, жил он в Париже, но работа в компании «Сюзи» заставляла его болтаться по всему белому свету. Это был довольно остроумный и общительный человек, и я несколько не жалею, что провел с ним время, оставшееся до полета.
В то время мир снова заговорил о летающих тарелках и, конечно, наш разговор коснулся этой темы. Собственно говоря, я не верил в подобные рассказы и считал все этой «уткой» придуманной досужими журналистами в целях увеличения тиража своих газет. Однако де Вин был один из свидетелей подобного явления, что меня страшно заинтересовало. К неопознанным летающим объектам он относился с суеверным страхом и уверял меня, что сам видел летающий крест на высоте восемь тысяч метров, буквально в сотне километров на северо-запад от нашего аэродрома. Я успокаивал его тем, что это могло оказаться оптиче
ским обманом или игрой электрических атмосферных разрядов. Но мой жалкий неубедительный лепет еще больше укрепили его веру в летающие тарелки.
Мы расстались, когда загорелось табло – «Посадка разрешена».
Мое место в салоне самолета оказалось рядом с толстым добродушным коммивояжером, летящим по делам своей фирмы в Манчестер. Опустившись в мягкое кресло, я полу закрыл глаза и, расслабив мышцы тела, лениво думал о предстоящих переговорах. Меня вывел из себя вкрадчивый голос стюардессы, которая, угостив традиционными леденцами, скрылась за перегородкой. Увидев, что я не сплю, мой сосед заговорил на плохом английском языке. Он говорил не останавливаясь, жестикулируя, руками, брызжа слюной и беспрерывно вертясь в кресле. Через некоторое время его болтовня мне настолько надоела, что я стал серьезно подумывать о том, как бы избавиться от моего навязчивого спутника. Я попытался уткнуться в газету, сделать вид что сплю и даже симулировал плохое состояние. Однако, все мои попытки были тщетны, он продолжал дергать за рукав, бить по плечу, при этом заглядывая мне в рот. Когда же он не отрывая взгляда от иллюминатора закричал:
- Смотрите, на нас что- то движется!
Я не обратил внимания на его слова и продолжал рассматривать замысловатую фотографию в «Морниг стар». Увидев, что я не двигаюсь с места, он закричал еще сильней, в его голосе послышались нотки ужаса:
- Смотрите, на нас что-то движется!
Я больше из любопытства, чем из-за страха, посмотрел через его плечо. На нас сбоку самолета медленно приближалось конусообразное тело розового цвета, которое можно было принять за облако. Но, его необыкновенная окраска и форма заставили меня, буквально, впиться глазами в иллюминатор. Оно приблизилось медленно, погружая в себя наш самолет, и окрасило всю внутреннюю обстановку и пассажиров в розовый цвет.
Наш самолет неожиданно сильно тряхнуло, и мы почувствовали необычную тяжесть во всем теле. С трудом передвигаясь, я поплелся в кабину пилота узнать в чем дело. Де Вин полулежал в кресле, откинутая назад голова говорила о том, либо он мертв, либо находится в бессознательном состоянии. Стрелки многочисленных приборов безжизненно застыли на нулевом положении, сигнальные лампы были потушены. Стояла необычная тишина и давила на уши после привычного рева турбовинтовых двигателей. Никто из пассажиров и членов экипажа не мог сдвинуться с места. Огромная сила ускорения внезапно вдавила всех в кресла и тем самым лишила возможности передвигаться и принять какие- либо меры для спасения.. Очевидно, я и все ожидали близкого падения на землю и приготовились к худшему. Однако, не смотря на мои расчеты, оно не происходило, и даже наоборот, я почувствовал все возрастающую перегрузку, которая казалась вот-вот раздавит меня. Начались сильные головные боли, это у меня после контузии. Теперь я знал, наступит жестокая бессонница, против которой бессильны лучшие в мире патентованные пилюли. Я не смогу сказать, сколько продолжалось это тяжелое состояние организма, работающего на пределе. Наконец, я почувствовал облегчение, приятную усталость, истому и даже голод. Потом стало совсем легко, это была невесомость. Ожидаемого падения на землю не произошло, а розовый цвет приобрел темно-кровавую окраску. Все пассажиры и члены экипажа глубоко спали в самых невероятных позах, и только моя контузия не позволяла мне сделать им кампанию. Те, кто не был в свое время пристегнут ремнями, парили по салону, их было пятеро: две женщины, мужчина, девушка двадцати лет и мальчик школьного возраста. Мне с трудом удалось их поймать и пристегнуть к креслам. Потом я отправился в буфет и начал жевать бутерброды, запивая кислым вином. Несмотря на ужасное положение, я сохранил бодрость духа и оптимизм, который был вложен в меня с самого детства. Мое путешествие в ничто продолжалось без приключений и довольно продолжительное время. Я вел почти нормальный образ жизни со всеми присущими ему атрибутами: странно коротким сном, пищей, прогулкой по салону. Мои попытки связаться по радио были безуспешны. Остальные люди продолжали находиться в состоянии глубокого сна.
Необычное положение пока складывалось неплохо, но меня начало тяготить чувство одиночества и я тогда решил разбудить де Вина. Неоднократный массаж, искусственное дыхание и камфарные уколы (шприц и ампулы с камфарой, единственное, что я нашел в аптечке стюардессы), сделали свое дело. Лицо де Вина порозовело, участилось дыхание, и он открыл глаза.
Когда он пришел в себя окончательно, я посвятил его в суть дела, при этом старался не упустить мельчайших подробностей. После этого мы стали думать что делать. Вдвоем можно было советоваться и предпринимать какие- либо шаги к нашему спасению.
Окраска салона из темно-красного цвета превратилась в сплошной темный и мы, передвигаясь, беспомощно натыкались друг на друга и, наконец, обессилев, заняли два пустых места рядом. Засыпая от утомления, мы опять почувствовали перегрузку. Это было знакомое чувство тяжести, которое перенесли относительно легко. Очевидно, мы долго спали и проснулись одновременно.
В салоне был сумрачный дневной свет, если не считать едва заметный оранжевый оттенок. Все происшедшее казалось дурным сном, и я стал сомневаться в правдоподобности перенесенного путешествия. Мне подумалось, что мы сейчас выйдем из самолета и окажемся в родных краях. Эта видимость благополучия продолжалась одно короткое мгновение. Неожиданно меня за плечо схватил де Вин и крепко сжал своими тонкими пальцами. У нас над головой прожужжала какая- то непонятная машина и верх салона был приподнят подобно крышки от консервной банки.
В глаза ударил яркий солнечный свет, как я уже говорил, с едва заметным оранжевым оттенком. На несколько секунд мы потеряли способность видеть, а когда зрение адаптировалось, мы увидели, как тонкие блестящие щупальцы стали вынимать по одному спящих пассажиров и бережно переносить их в глубину темнеющего пролета. Перед нами предстали контуры гигантской машины, поразивших нас своими размерами. Де Вин осторожно тронул меня за плечо, дав понять одним взглядом, следовать за ним. Мы начали осторожно пробираться между рядами кресел. Нам удалось незаметно доползти до хвоста самолета, и де Вин попробовал открыть аварийный люк. После нескольких попыток это ему удалось. Спрыгнув вниз, мы заметили как щупальцы беспокойно заметались по салону и застыв над люком стали опускаться.
Де Вин резко дернул меня за руку и мы отскочили в сторону от вибрирующих стальных пальцев и спрятались под крыло. Однако и оно не смогло служить нам защитой от вездесущих стальных конечностей. Над нашими головами тонко зажужжала привычная машинка, вскрывая наше убежище. Мы с де Вином бросились в глубину пролета, инстинктивно ища темное место. –Мы бежали, примерно, около получаса и остановились совсем изможденные, с учащенным дыханием и стуком в висках. Еще не успев отдышаться, как снова я увидел над нами знакомые щупальцы. Они приблизились с изящной легкостью и начали медленно опускаться. Мы, тяжело дыша, бросились дальше вдоль этой бесконечно большой, чудовищной машины. Я бежал несколько впереди, ощущая на своем затылке хриплое, прерывистое дыхание де Вина. Так продолжалось до тех пор, пока я не услышал его крик. Он наверно подвернул ногу и рухнул вниз лицом, потому что, когда я оглянулся, щупальцы бережно поднимали его за спину в воздух. Я с трудом поднимая ноги, продолжал двигаться, немного снизив темп бега.
Наконец, впереди забрезжил зеленоватый свет, неожиданно кончилась эта проклятая машина, я пересек границу темного и зеленого поля. Остановившись отдышаться, я заметил как щупальцы дойдя до границы настороженно застыли, не смея ее пересечь.
- Кажется, погоня прекратилась, – подумал я, устало, опускаясь на светло-зеленую полированную поверхность.
Это был не сон, а скорее забытье, я не могу сказать, сколько оно продолжалось. Когда открыл глаза, находился на том же самом месте и почувствовал себя немного отдохнувшим.
Я поднялся, что бы осмотреться: небольшое зеленое поле, такая же машина, но гораздо меньших размеров или даже совсем маленькая, если мыслить категориями того окружения, в котором находился этот мир. Я уже собирался провести тщательное обследование обстановки, как, вдруг, с ужасом почувствовал мягкое, почти нежное прикосновение щупальцев. Меня подняло в воздух, пронесло несколько метров и опустило в мягкое кресло напротив зеленого экрана. Почувствовав, что вырваться из кресла нельзя, я стал ожидать дальнейших событий, и они не заставили себя долго ждать. За экраном раздался мягкий щелчок, и он осветился бирюзовым светом. Я услышал ровный, спокойный голос де Вина:
- Здравствуйте, как вы себя чувствуете?
- Черт подери, – закричал я вне себя от радости, - где ты находишься и почему такой официальный тон?
- Успокойтесь и отвечайте на вопрос, – послышался тот же бесстрастный, металлический голос, настолько похожий на голос моего друга, что я опять поперхнулся.
Уловив подвох у меня мгновенно улетучилось чувство радости. Я ответил грубо и с вызовом:
- Хорошо! Что вам еще от меня нужно?
- Какие у вас есть желания? – услышал я без тени раздражения.
- Несомненно, я решил воспользоваться возможностью и узнать о судьбе моего друга и других пассажиров. Как только я высказал свое пожелание, экран приобрел ярко зеленую окраску, в центре находился самолет, со срезанной верхней частью. Щупальцы переносили одного за другим пассажиров в темнеющий проем серой машины. Последним был перенесен де Вин. Когда в проеме исчезли длинные ноги моего друга, створки дверей медленно сошлись, воссоздав идеальную полированную поверхность. Тогда я попросил экран рассказать, куда и зачем поместили моих товарищей. Голос не заставил себя долго ждать, полилась ровная, монотонная речь:
- - Для того, что бы понять происшедшее, вы должны услышать следующее: в настоящее время машина «Элекс» номер два, сто сорок седьмой степени собирает данные о природных ресурсах и цивилизации в целях постройки подобной машины на вашей планете.
От галактики к галактике распространяется контроль над пространством машинами типа «Элекс». После сбора информации о планете, на ней происходит постройка последующих машин. Сбор информации осуществляется посредством управления концентрированных магнитных полей, их поместили во внутрь самолета и доставили сюда.
Заселение планет машинами «Элекс» бесконечно. После получения информации разложением на атомы живых существ, населяющих вашу планету и летательного аппарата, тщательного изучения, на вашей планете цивилизация будет уничтожена и произойдет постройка новой машины «Элекс». Так было, так есть, так будет!
Голос на минуту умолк. Мне сделалось не по себе, однако, я не проронил ни единого слова, неотрывно продолжая смотреть на экран.
Голос возобновился через некоторый промежуток времени.
– Наша машина представляет сооружение высотой сорок метров, шириной десять и длиной по экватору всей планеты с разрывом в сто метров. В этом разрыве находится блок «Критикс элекс», размером два метра на три и длинной четыре, с которым вы имеете честь беседовать. Функции этого блока следующие: при выборе оптимального варианта какого-либо проекта, этот блок должен доказать несостоятельность предлагаемого проекта. В противном случае проект будет принят, и события произойдут.
В настоящее время, в целях подготовки фронта работ, по постройке машины предложен проект уничтожения цивилизации на вашей планете. Блок подготавливает тезисы о несостоятельности этого проекта.
Далее этот блок начал говорить о себе в первом лице, а меня называть на «ты». В его голосе послышались нотки беспокойства. Я тоже был взволнован от всего услышанного.
Ему нужно что-то посоветовать, что - бы проект не был принят, но что? Я несколько растерялся и начал говорить быстро и сбивчиво. Как же нам помешать принятию проекта. Мы должны сказать что-то важное: там солнце, дети, музыка, поэзия, это нельзя уничтожить. Меня прервал его голос.
- В программу «Элекс» не вложены чувства продолжения рода, материнства, отцовства, понятия прекрасного. Она воспринимает только математические схемы и логику.
В моей голове бешено закрутились мысли: логика… логика…за пять тысяч лет осознанной истории человечество пережило около четырнадцати тысяч войн. Какая логика была у крестоносцев? Разве можно было убедить Гитлера не посылать танковую армию Гудериана на лужайки, усеянные нежными июньскими цветами, где пастушок, играя на свирели, пасет овечек, где дети бегают с сачком за красивыми бабочками. Разве можно было убедить Брежнева не посылать войска в Афганистан, где жгучее солнце в раскаленных скалах заставляет с величайшим трудом добывать кусок хлеба. Как ему объяснить, что в трудных природных условиях, так легко нарушить равновесие, нарушить хрупкий мир и вот уже вырастают новые поколения, чьи руки не приспособлены писать музыку, писать стихи, делать сачок для ловли бабочек. Их руки умеют только нажимать на спусковой крючок, и они живут в мире непреложного закона, выживает тот, кто нажимает первым. Это и есть логика войны.
А разве можно было убедить Ельцина и как ему объяснить, что конституционный порядок, это отнюдь, не остовы разрушенных зданий в мертвых городах и селах. Это не тот порядок, когда люди-призраки живут в подвалах в голоде, холоде и страхе. И когда идет зачистка, солдат бросает в подвал гранату, а потом смотрит, нет ли там посторонних. Это тоже логика войны.
Какой пастушок? Какая дудочка?
Нет, логика здесь играет последнюю роль, если она вообще существует. Интеллигенция пыталась защитить мир красотой, мол, красота спасет мир. Но для них красота понятие запредельное.
Люди давно нашли рецепт против войны, выдавая дочку царя одной страны за принца, потенциального противника, другой страны. Таким образом, они внедряли своего человека в стан врага, и враг становился родственником, хорошим или плохим, но таким путем удавалось избежать военного конфликта.
Но это было в прошлые века, в двадцатом подобным рецептом уже не пользовались. Очень трудно, невозможно найти логику в поведении человечества, когда на смену одного политика-отморозка приходит другой.







Мираж

Наше торговое судно «Вычегда» с грузом оборудования на борту направлялось из Одессы в Банконг. Обогнув остров Суматра в Яванском море, «Вычегда» неожиданно сбавила ход. Я пошел к капитану, узнать в чем дело.
В каюте капитана находился главный механик. Разговор велся на повышенных тонах. Из отрывистых фраз я понял, что на главной машине случилась авария. Отремонтировать в море своими силами не представлялось возможным. Капитан написал радиограмму и подал мне.
Вернувшись в радиорубку, я передал радиограмму в управление. Ответ пришел через два часа. Нам предлагали стать на ремонт в Сингапуре.
Я уже здесь был до этого четыре раза и любил бродить по его окраинным улочкам, заходить в душные харчевни и смотреть на людей, чью национальность не установит самая компетентная комиссия в мире. Мы простояли в Сингапуре восемь суток.
Однажды, устав от хождения, я заглянул в небольшой ресторанчик под бамбуковым навесом. Заняв крайний столик, который стоял почти на улочке, я увидел, что сижу рядом со странным человеком. Ему на вид было лет сорок. У него не было обеих ног и левой руки, правая отрезана по локоть, лицо изрезано шрамами. Он попросил у меня закурить. Я сунул ему в рот сигарету и поднес зажигалку.
Он говорил на чистом английском языке. Я посмотрел на него долгим внимательным взглядом. Будто поняв мой взгляд, он спросил:
- Хотите знать, где это так меня?
Мне неудобно было ему отказать, и я молчаливо кивнул головой.
- У вас есть время меня выслушать?
Я опять кивнул. У меня было время, как я говорил, ремонт затягивался, и мне абсолютно нечего было делать на судне. Я подвинулся к нему ближе.
Он выплюнул докуренную сигарету и попросил чем – ни будь прополоскать горло. Мне принесли коньяк и я, налив рюмку, дал ему выпить.
Потом он заговорил медленно и толков. Я не берусь судить о правдивости рассказанного, но по возвращению на судно, я этот рассказ записал.


- Ты на мне женишься?
- Нет.
- Почему?
- Я не нашел сегодня работу.
- А если ты найдешь ее завтра?
- Тогда я не знаю.
- Ты не хочешь отвечать, Джо?
- Хочу.
- А почему ты не говоришь, да?
- Я не хочу обещать.
- Но ты же мне обещал, помнишь?
- Я тогда был наивным мальчишкой
- Но с тех пор прошел только один месяц.
- А мне кажется тридцать лет. Каждый день я получал порцию унижений, оскорблений, порцию горя, ровно столько, сколько положено одному человеку на десять лет.
- Но ты же меня любишь.
- Этого слишком мало, что бы жениться на тебе, еще кроме этого нужны деньги, а у меня их нет.
- И что же мы будем делать?
- Ты будешь ждать, а я буду искать.
- И как долго?
- Послушай, Кэтрин, не задавай глупых вопросов. И чего это тебя сегодня прорвало.
- Мне надоело, понимаешь, надоело ожидать неизвестно чего. Какая я дура, что не пошла замуж за Фредди. Это ничего что он жирный и от него пахнет потрохами, зато он имеет дом и работу в лавке мясника.
- Может еще не поздно?
- Поздно! Поздно! Поздно! – Кэтрин залилась слезами.
Джо с силой хлопнул дверью и выскочил на лестничную площадку. Через минуту скоростной лифт выплюнул его в оглушительный бурлящий поток улицы.


Лицо незнакомца было изрезано морщинами , словно потресковавшиеся от засухи земля. Большие красные и неуклюжие руки лежали на полированном столе, как бы бросая вызов все этой чопорной, тщательно обдуманной роскоши.
Несмотря на простоту одежды, глаза незнакомца глядели на толстого самодовольного собеседника с вызовом и подчеркнутой независимостью. Хозяин подвинул гостю раскрытую коробку душистых сигар.
- Курите.
Человек, щелкнув зажигалкой, жадно затянулся.
- Итак, - хозяин кабинета продолжил прерванный разговор – вы назвались Самуэлем Роустом, инженером радиотехником.
- Да. После пяти лет работы в восточной фирме «Острейдеокорпорейшен» я уехал в Сахару, где провел пятнадцать лет в изучении возникновения миражей. Я думаю, мне это удалось. Я разгадал принцип их появления и научился вызывать их искусственно.
- И что вы мне можете предложить – в голосе хозяина появились нотки заинтересованности.
- Совсем немного – ответил Роуст – создать яркую объемную рекламу на использовании изученных мною материалов.
Хозяин кабинета поднялся из – за стола.
- Мне это, кажется, понравилось, и когда будут получены первые результаты.
- Самое большее, через месяц - два.
- Что вам нужно для этого?
- Деньги и лабораторию.
- А мне гарантии – проговорил хозяин.
Человек достал из кармана небольшой черный ящик и, щелкнув выключателем, направил его на стену. Кабинет наполнился голубым светом, стены раздвинулись и уступили место бесконечным барханам. Вдали четко выступали каменные громады пирамид. Вереница груженных верблюдов важно вышагивала, оставляя после себя ровную нить следов. Веселые, беззаботные и загорелые мужчины и женщины в белых одеждах восседали под тентами в небольших оазисах.
Вспыхнули огненные неоновые буквы:
Вы еще не посетили пирамиды Африки?
Большой вопросительный знак искрился и переливался многоцветной радугой. Потом на долю секунды погаснув, воздух вновь заискрился большим красным ответом:

Нет!
И посыпались как из рога изобилия буквы, слова, речь, музыка:

Спешите! Спешите! Спешите! Еще не поздно!
Замелькали таблицы стоимости, выкладки, сведения. Зовущие руки девушек, их тела, улыбки закружились в дивном круговороте неистовых красок, песен, музыки.
Хозяин подался вперед, словно желая войти в их веселый хоровод. В это время погас свет и восстановилась сумрачная тишина кабинета. Роуст щелкнул выключателем и положил прибор в карман.
Хозяин вытер вспотевший лоб носовым платком.
- Где я смогу приобрести документы на посещение Африки?
- Пока нигде – ответил Роуст скрипучим голосом – это фрагменты рекламы, разработанные мною для рядового бюро путешествий.
Хозяин, устало, опустившись в кресло и обхватив голову руками, сидел минут пять не шевелясь. Потом посмотрел на Роуста долгим затуманенным взглядом и, встряхнувшись, будто от какого – то наваждения, потянулся за графином с водой. Сделав несколько больших глотков, хозяин протянул руку.
- Меня зовут Бент Джикин. Мне кажется, мы договорились.
- Когда мы встретимся? – Роуст встал.
- Завтра в десять утра.
Джикин вялой потной ладонью тряхнул крепкую руку Роуста. Потом он проводил его до порога кабинета и, мягко прикрыв дверь, медленно вернулся к столу, опустился в кресло и, подперев руками подбородок, закрыл глаза.



Джо подбросил на ладони монету и в задумчивости поймал. Последняя истратить на сигарету или оставить до более тяжелых времен. Джо захотелось затянуться, жадно, в полную силу объема легких. Он подошел к автомату. Подождал, пока стоявший впереди него мужчина толстыми красными пальцами вынул из ниши сигарету. Джо не спеша, растягивая удовольствие, опустил свою монету и она упала в прожорливую пасть автомата, унося с собой крохотную надежду когда ни будь еще иметь деньги. У незнакомца в зажигалке кончился бензин. Джо предложил свою. Они закурили. Они курили молча, ни о чем не думая, давая мозгу возможность уклониться, дезертировать от прямого ответа, что –делать дальше.
Потом незнакомец спросил, – у тебя была последняя монета?
- Последняя , – ответил Джо.
- У меня тоже – проговорил незнакомец и после недолгого молчания добавил, – давно не работаешь?
- Полгода.
- Ну и как?
- Плохо.
- Какая у тебя специальность?
- Радиотехник, но это не имеет никакого значения, кому это нужно.
- Я тебе дам работу, если ты хочешь, работу за которую хорошо заплатят.
У Джо пересохло во рту, в висках застучало:
-Где? Когда?
- Не торопись, мой малыш, - незнакомец шутливо потряс его по плечу – завтра на этом месте ровно в шесть вечера.
- Я согласен – ответил Джо.
По необъяснимым причинам он поверил незнакомцу. Джо летел домой, будто на крыльях и едва переступив порог, закричал:
- Кэтрин! Ты куда запропастилась, Кэтрин?
Она вышла ему навстречу.
- Я нашел работу, Кэтрин. Я буду работать, и получать деньги - он начал ее целовать и кружить по комнате.
Потом он прикурил потушенную около автомата сигарету и заходил из угла в угол.
- Только бы работать, делать что угодно, но работать, работать и получать деньги. Впереди еще сутки, я наверно сойду с ума, и не проживу их. Сутки ожидания – это вечность. Кэтрин, давай отпразднуем это событие. У нас осталось после завтрака немного черного несладкого кофе. Мы будем пить его маленькими глотками словно нектар, будто самое дорогое вино в мире. У нас будет свой маленький праздник, Кэтрин, правда?
- А он тебя не обманет Джо?
- Зачем это ему нужно?
- Не верю я ему, – задумчиво проговорила она.
- Это правда Кэтрин, у него чистые открытые глаза и потом руки, у него руки, которым знакома тяжелая работа. Такие люди не обманывают – но в голосе Джо уже не слышалось прежней уверенности. Тонкой холодной змейкой сомнение пыталось пробраться в его душу, но он усилием воли отогнал его прочь.
- Нет, нет, Кэтрин – взорвался он, – не говори мне этого, пожалуйста, хотя бы до завтрашнего вечера. Мы будем иметь с тобой маленькое, крохотное счастье, но такое дорогое для нас обоих.
Они пили кофе и весело болтали.
- Ты меня любишь, Джо?
- Конечно, дорогая.
- И на мне женишься, правда, Джо?
- При одном условии, что ты не будешь вспоминать того жирного мясника Фредди.
- Я буду тебя любить только одного, Джо, и никого больше в этом мире.
Они ворковали о любви до поздней ночи, пока над городом не взошла бледно-желтая луна, едва заметная на фоне беснующей, кричащей, бесконечно яркой рекламы.



Самуэль Роуст открыл знакомую, обитую дорогой коричневой кожей, дверь. К его удивлению в кабинете оказалось двое. Напротив Бент Джикина сидел человек, лет пятидесяти, с голым квадратным черепом, в толстых роговых очках и в мундире полковника. Они обменялись приветствиями. Полковник назвался Кробсом. Бент Джикин вел себя обеспокоено, он то и дело нервно поглядывал на часы, бегал из угла в угол своего кабинета и снова садился в кресло. Как узнал позднее Роуст, он спешил на самолет, который зафрахтовало Национальное бюро путешествий по странам Африки.
Кробс вел спокойный, неторопливый разговор. Его интересовала перспектива. Он просмотрел фрагменты, сделанные Роустом, поцокал языком, закурил сигару и приступил к делу:
- Понимаете, Роуст, создать эту систему, только для того, что бы продать лишнюю тысячу коробок зубной пасты не имеет смысла. Потом, купив человек лишний тюбик зубной пасты, не докупит носовой платок . Поэтому какая разница, победит фирма «Сюзи» или «Стейз и сыновья». Мы эту машину пустим на рекламирование джунглей Вьетнама и Центральной Африки. Вам хорошо известно, что наше уважаемое правительство ведет довольно затянувшуюся войну, которая грозит перерасти в столетнюю. И наше ведомство испытывает недостаток в храбрых солдатах, в то время как в городах скопились миллионы безработных. Понимаете, Роуст, никто не хочет ехать в джунгли, только потому, что там жарко и убивают. И вы должны позвать их, сказать им, что там есть настоящее дело для мужчин.
Лицо Роуста, покрытое оранжевым загаром, было непроницаемым. Глаза его смотрели независимо, скрывая огромную внутреннюю борьбу.
- Ну, говорите же, Роуст – поторопил его полковник.
- Я согласен – ответил он и, после томительного молчания добавил – только сроки придется увеличить с двух до шести месяцев.
Кробс достал заготовленный договор и Роуст размашисто подписал его. Бент Джикин вынул из бара коньяк, и они подняли рюмки за успех дела. Потом полковник Кробс выписал чек на двадцать тысяч долларов, написал адрес помещения, предложенное под лабораторию, и закурив сигару, заговорил:
- О поставках нужного оборудования мы договоримся позднее. Штаты можете подбирать сами, за исключением двух-трех человек, которых рекомендую я сам.
Они расстались друзьями, однако, Роуст до конца беседы не снял с лица маску непроницаемости. Он вышел из кабинета прямой, независимой походкой, едва кивнув головой на прощание.

- Привет, малыш, я кажется немного задержался -Самуэль Роуст протянул руку.
- Пустяки – ответил Джо, здороваясь.
- Нам нужно поближе с тобой познакомится, малыш, где ты живешь?
Джо показал рукой.
- Это хорошо, что рядом, на первое время я остановлюсь у тебя. Надеюсь, ты не возражаешь.
- Я буду даже рад, – ответил смеясь Джо.
Самуэль Роуст достал небольшую пачку денег:
- Держи, это на мелкие расходы. Мы заработаем с тобой кучу денег, малыш.
Джо держал в руках деньги, смущенно и радостно улыбаясь:
- Я куплю Кэтрин подарок. Я обязательно куплю ей подарок. Нам то же нужно взять, что не будь с собой, отпраздновать нашу встречу. Пойми, Роуст, не каждый встречает в жизни доброго Санта-Клауса, да еще жарким летом.
- Конечно, малыш, мы возьмем самого дорого вина.
По дороге домой, они зашли в несколько роскошных магазинов. Джо купил для Кэтрин платье. Она никогда не носила такого платья.
- Как красиво – сказала Кэтрин, – я буду в нем похоже на кинозвезду, и на меня будут смотреть мужчины.
- Я им не позволю, – прервал Джо ее красноречие.
- Послушай, – спохватилась Кэтрин – а где ты взял деньги?
- Я тебе говорил, что нашел работу, познакомься, мой друг Самуэль Роуст. Моя невеста Кэтрин. Держи наши покупки и приготовь нам чего – нибудь.
Они пили вино и смеялись, в бокалах сверкало солнце, которое полвека назад поймали на виноградных плантациях и спрятали в подземелье, а теперь подобно сказочному Джину оно освободилось и плескаясь, заиграло в бокалах, в глазах, улыбках. Потом Кэтрин ушла в другую комнату, примерять платье, а они остались вдвоем и молча курили. Вдруг, Роуст спросил:
- Что ты думаешь о войне?
- Я не разу не был на войне,– сказал Джо, – но это ужасно, когда люди убивают друг друга. Когда правительство играет в политику, а страдают простые парни.
Роуст заговорил медленно:
- Война – дитя несправедливости. Я знал одно племя в Африке. У них было много детей, я никогда не видел столько детей. Они жили на хороших землях, но их прогнали оттуда, потому что там нашли то ли уран, то ли алмазы, то ли еще что-то. Им отвели землю, на которой от жары потрескались камни. У них было много детей. Понимаешь, солнце, камни, дети. У вождя оранжевое лицо в трещинах, точно, таких как на камнях и он плакал. Представляешь, вождь, у которого из глаз вытекают две капли слез и они катятся бесконечно долго, столько веков, сколько существует человечество. И мне захотелось, что бы в крови потонул тот, кто порождает великую несправедливость. Конечно, я не Господь Бог и не имею право судить, но кто - то должен же крикнуть на весь мир. Если не я, то кто же? И мы должны работать над этим, Джо. Нам дано мало времени, несколько месяцев, но мы должны сделать так, что бы несправедливость испытал тот, кто ее породил.
- Как? - удивленно воскликнул Джо.
- Не спеши, малыш, завтра выходим на работу.


Лаборатория находилась на одной из тихих улочек. Они приходили сюда ежедневно рано утром и уходили поздно вечером. В лаборатории работало двадцать человек и, только Роуст и Джо не считались с рабочим временем. Первый месяц занимались установкой оборудования. Пускали в эксплуатацию вычислительную технику, устанавливали генераторы, модуляторы, лазеры, осциллографы. Военное ведомство не скупилось на техническое оснащение лаборатории. Они покупали у самых известных фирм самое дорогое оборудование. К исследованиям приступили в начале второго месяца. Шаг за шагом прошли они диапазон излучения от микрона до пятнадцати тысяч метров и только после этого начали комбинировать различные частоты в каскадном и постоянном излучении. Некоторые участки этого огромного диапазона были хорошо изучены, другие таили в себе загадку, но различные комбинации частот давали поразительные результаты.
Они часто оставались вдвоем, когда в лаборатории уже никого не было. Однажды, Роуст спросил:
- Ты помнишь, Джо, наш разговор о войне?
- Мое мнение твердое, я могу подтвердить это, даже на страшном суде – ответил Джо.
- То, что я думаю о войне, ты тоже знаешь. Я ненавижу тех людей, которые посылают на смерть других. Я ненавижу тех, которые заявляют, что гениальная личность тем гениальней, чем она больше пролила крови. Мне кажется, если бы я был достаточно взрослым при Гитлере, я бы его задушил вот этими руками, - Роуст говорил сбивчиво, перескакивая с одной мысли на другую.
- Слушай дальше, малыш, у нас будет великолепная реклама джунглей, наикрасивейшие картины, и это будет фасад, пусть яркий и красочный, но не он сыграет главную роль в нашем деле. На фоне этого фасада мы будем оказывать воздействие на мозг человека, вернее на отдельные участки его подсознания комплексом комбинированных частот. Только частотная и амплитудная модуляция позволяет нам это сделать. Теперь, слушай меня внимательно, будучи в Африке, мне удалось установить, что при таком воздействии мы получаем от мозга, от подсознания человека обратную связь и таким образом можно произвести отбор тех объектов, которые причастны к организации военных действий, прямых или косвенных. Например, нажива на поставках, карьера или одним словом корыстная заинтересованность в ведении войн.
Роуст подробно объяснил выбранных комплекс частот, амплитуд, гармоник и их воздействие. Он говорил, что учитывает массу факторов: привычки, наклонности, образ жизни, общественное положение и еще сотни незаметных деталей.
После этого разговора они работали еще упорней. Дни, вечера, ночи, воскресенья перестали для них существовать. Время вытянулось в однообразный, непрерывный рабочий день. Кэтрин сначала радовалась этому, но потом стала обижаться, что Джо так редко виделся с ней. Изредка они отсыпались по двенадцать часов, но потом работали с еще большим напряжением. Казалось, нет такой в мире силы, способной остановить их. У Джо тоже руки стали большими и красными. Роуст рассчитывал на компьютере оптимальный комплекс частот, амплитуд, величину излучения, время воздействия и многие другие параметры. На это ушло два месяца, прежде чем Роуст получил первые результаты.
То была сложная комбинация волн и их гармоник. Машину, названную Роустом «Мираж» строили разные фирмы по отдельным блокам. Сборка производилась в лаборатории, ее осуществлял сам Роуст. Когда машина была собрана, Роуст уволил всех сотрудников, закрыл на ключ лабораторию, опечатал ее и вместе с Джо уехал домой.
Спустя неделю, Кробс разрешил начать установку оборудования. Машину установили в здании крупной страховой компании на центральной площади города. Военное ведомство заключило договор на аренду помещения. Это было здание в шестьдесят этажей из стекла, алюминия и бетона. На двадцатом этаже, в просторном, роскошном холле, организовали вербовочный пункт. Роуст и Джо несколько дней провели в ожидании разрешения начать испытания. То были томительные дни безделья и неизвестности.
Однажды, когда на улице опустился вечер и город, потонув в рекламе, закричал, загремел, затрубил на разные голоса:
Спешите! Спешите! Спешите! Только у нас вы сможете приобрести пилюли, самолеты, подтяжки, бомбы самые лучшие на континенте, в мире, в Галактике.
Когда бешено вращающиеся неоновые буквы предлагали любовь и зубную пасту, в помещении, где была установлена машина, раздался телефонный звонок.
Трубку взял Роуст:
- Я вас слушаю…
- Говорит полковник Кробс. Как у вас дела мальчики?
- Ждем, – односложно ответил Роуст.
- Можете начинать.
Роуст медленным движением положил трубку, закурил сигарету и, подойдя к пульту управления, нажал кнопку блока питания. Джо сидел в кресле, напротив огромного окна, во всю стену. Роуст раздвинул шторы и сел рядом. У них под ногами бесновался город, шум, яркий свет проникал в каждый нейрон мозга, раскачивал его и заставлял исполнять бешеный танец в такт огромного распластанного спрута – города, который извивался, дергался, визжал, хрипел и полыхал буйными неистовыми красками.
Небо было черным с редкими бледными звездами. Через две – три минуты, когда прогрелась машина, небо в зените начало розоветь. Свет подобно жидкости разливался по огромной чаше небосвода и запульсировал, зажил своей неведомой странной жизнью. Зашелестели вековые деревья джунглей, несколько тигров царственной походкой прошли на водопой. В юга – восточной части неба проступали снежные вершины гор. По узкой, причудливо извилистой тропинке, поднимались молодые парни в зеленых беретах. Их белоснежные улыбки на загорелом лице, смех, беззаботность и могучие фигуры увлекали за собой. Звучали чарующие звуки музыки. Появились девушки, их волосы вились на ветру, протянутые руки звали. Они исполняли неведомый, неземной танец. Сдержанность красок, простота, размах и суровость этого странного мира бросали вызов никчемности, мишурности города. Краски города погасли, как гаснет тусклый свет керосиновой лампы перед лучами солнца. Еще минуту назад человек восхищался этим светом и, вдруг, осознал его бессилие и ненужность, его выдуманость и мелочность. Его покорил другой мир, покорил своей сдержанностью, простотой и суровостью.
Роуст подошел к телефону и набрал номер вербовочного пункта:
- Говорит Роуст, как дела? – спросил он с тревогой.
- Никто не приходил – ответил ему мужской голос, – я вам позвоню, как только появятся первые клиенты.
Небо жило своей загадочной жизнью. Огромные буквы складывались в слова и предлагали оторваться от повседневных дел и устремиться в неведомое.
Время тянулось томительно долго. Чем дальше часовая стрелка уходила за полночь, тем больший налет тревоги отражался на лице Роуста. Он нервно курил сигарету за сигаретой. Потом он попросил принести им коньяку. Налил себе и Джо. Они выпили молча. Звонок раздался около трех часов ночи. Роуст быстрым движением поднял трубку.
- Говорят из вербовочного пункта, начали поступать первые клиенты.
- Сколько? – спросил Роуст.
- Пять человек, – ответила трубка.
- Кто они? – Роусту с трудом удавалось скрывать волнение.
Говоривший человек назвал пять фамилий. Это были известные в стране конгрессмены, профессиональные политики. Роуст положил трубку, устало опустился в кресло и закрыл глаза. Он сидел, не двигаясь несколько минут, потом вскочил, заходил по комнате и радостно заговорил:
- Нам удалось это сделать, Джо. Они идут, идут как в пасть к удаву. Идут те, кто придумал, кто создал эту пасть своими руками.
Роуст подошел к телевизору и включил его. Телекамера была установлена на вербовочном пункте. Комментатор знакомил телезрителей с теми, кто изъявил желание защищать престиж родины в далеких джунглях. Мягко и непрерывно раскрывались двери, в роскошный холл входили холенные, откормленные джентльмены: известные в стране политики, конгрессмены, высшие военные чины, миллиардеры, чьи предприятия работали на войну. Они произносили в микрофон напыщенные патриотические речи, взывали к гражданственности и важно шествовали навстречу новому миру приключений.
Неожиданно репортаж из вербовочного пункта прервался, его перенесли в кабинет президента. Сам президент тоже говорил речь. Тоже напоминал, что престиж отечества подорван, и он не может стоять в стороне. Его показывали крупным планом, когда он начал одевать генеральский мундир, что бы лично утвердить себя как мужчину, как воина.
Через два часа вышел экстренный выпуск газет. Они захлебывались от восторга, что сам президент вылетает на войну для личного руководства военными операциями. Сенсационное сообщение в миг облетело всю страну. Однако, вербовочный пункт заполнили только люди из высших слоев общества. Подобранные Роустом комбинации волн и их гармоник оказывали воздействие только на те умы, которые причастны к войне и вызывало в других отвращение или порождало пассивность. Потом позвонил Кробс:
- Что вы наделали? – спросил он угрожающе.
- То, что было оговорено в контракте – отрезал Роуст.
- Через пятнадцать минут я улетаю в джунгли вместе со всеми, учтите вам не поздоровиться
Роуст подошел к Джо и положил руку на плечо:
- Нам пора уходить.
- А это? – кивнул Джо на машину.
- Увеличивай здесь мощность, – показал он на рукоятки.
Джо начал их вертеть. Роуст закоротил несколько предохранителей. На небе краски, звуки переплелись в сплошную какофонию. Они нарастали с неведомой силой и вспыхнув яркой ослепительной вспышкой погрузили небо в темноту. Внутри машины в нескольких местах задымило, запахло гарью. Они вошли в скоростной лифт и через несколько мгновений смешались с толпой.
Самуэль Роуст уводил Джо на окраину города. Но чем дальше они уходили от центра, тем медленней становились шаги Джо. Потом он сказал Роусту:
- Я дальше не пойду, я ухожу на вербовочный пункт.
Отговаривать Джо было бесполезным делом, он слишком близко сидел около излучателя. Джо не единым словом не вспомнил о Кэтрин. Самуэль Роуст остался один.

Джунгли были не такими, как их нарисовал Самуэль Роуст. Скорее они были похожи на нижнюю полку русской парной бани. Ядовитые испарения болот душили, перехватывали горло. Влажный горячий воздух липкими лапами охватывал тело.
Джо попал в полк, которым командовал лично президент. Полк состоял из политиков высших рангов, дипломатов, миллиардеров, людей которые совсем недавно играли судьбою миллионов. –Теперь они были рядовыми солдатами в зеленых беретах. Это были люди, чьи руки обагрены десятками тысяч жертв, но они не могли стрелять из винтовки и даже попасть в стог сена с расстояния в двадцать шагов. У них дрожали колени, руки, дергались веки. Когда начался артиллерийский обстрел, эти некогда холенные джентльмены растеряно закапывались в вонючее болото, прятались в кусты, но только бы не видеть ужасных взрывов. Солдатские мундиры на них истрепались повисли клочьями, обнажая грязное некрасивое тело и только новые зеленые береты ночными колпаками торчали на их головах.
Ночью подняли в наступление. Они шли в полной темноте. Змеи метались под ногами, лианы царапали лица и плечи, противно чавкало болото. Вонючая жидкость поднималась все выше и выше, сначала до колен, до пояса, потом по грудь. Они потеряли оружие и все остальное снаряжение, аптечки, сумки с питанием. Никто не знал, куда они идут и во имя чего. Это шествие продолжалось бесконечно долг. Люди падали и захлебывались в болоте. Потом началась бомбежка. Джо никогда не видел более ужасного зрелища. Вой свист, разрывы слились в сплошной грохот. Они уже прошли болото, и Джо лежал в небольшом окопчике. Когда это началось, на землю наступили будто сумерки. Он никогда не видел столько крови. Земля стала красной. Кругом валялись куски тел. Живые устраивали истерику. Они плакали, водили по лицу грязными руками, безумно хохотали. Взрывом бомбы президенту оторвало ногу. Он несколько мгновений лежал, недоуменно оглядываясь по сторонам. Ее отбросило шагов на десять. Потом он подполз к ней, взял ее на руки и начал качать, будто убаюкивая младенца. Никто не кому не оказывал помощи. Никто из них даже не мог умереть по человечески, как подобает солдату.
Джо никогда не видел противника, он даже сомневался в его существовании. Их привезли в это проклятое место и начали убивать, долго, мучительно и страшно. Потом Джо почувствовал как что - то тяжелое и тупое опустилось ему на голову, погрузив его в небытие.



Он умолк. Около нас незаметно собралось человек пять, которые слушали его рассказ. Он попросил у меня немного денег. Я дал ему.
Может некогда случилось с ним подобное, а может он таким способом зарабатывал деньги. Ведь он кроме этого ничего не умел делать.
Я поднялся, пора было возвращаться на судно. В этот момент измученная старая женщина подкатила к ресторанчику небольшую коляску.
- Джо, за тобой приехали – крикнул долговязый официант.
Странный человек нервно вздрогнул и обратился ко мне:
- Налей еще, промочить горло.





Сталкер для карантина
Летом, когда в городе стояла невыносимая жара, Андрей брал маленькую одноместную палатку и уходил ночевать в горы. Он устанавливал ее на пологом склоне, в близи монастыря. Здесь было спокойней. Несколько в стороне можно было напороться на бродяг, бомжей, наркоманов, а такая встреча в ночное время нежелательна, так - как не известно, чем подобное рандеву может закончиться.
Отсюда отлично видно восход солнца, а сам склон усеян травами: зверобоем, душицей, пижмой, тысячелистником и многими другими, название которых Андрей не знал. Первая ночь прошла без приключений. Но где - то под утро у него в груди затаилось беспокойство.
Днем Андрей собирал лекарственные травы, вязал их в небольшие пучки, чтобы удобно было просушить, потом сварил себе обед, рисовую кашу в пакете, чай из душицы с добавлением зверобоя. Незаметно подкрался вечер. И хотя беспокойство его не покидало, он удобно устроился в спальнике, но так и не понял, заснул он или только задремал, когда ты еще слышишь все звуки, шорохи и даже дуновение ветра, а может, он бодрствовал, как увидел, что к его палатке приближаются два существа. Небольшого роста, в плотно облегающих комбинезонах серебристого цвета.
Андрей десятки раз читал рассказы очевидцев о подобных встречах и все как то выглядело обыденным и знакомым.
- Вот и до меня дошла очередь - подумал он. Страха не было, беспокойство прошло и он почувствовал как его тело расслабляется и на душе становится спокойно, словно он ожидал этого, что и случилось.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте - машинально ответил Андрей и успел заметить, что ни они, ни он рта не открывают. Значит это не обмен звуками, а скорее всего мыслями.
Дальше пошел поток мыслей четких и ясных. Скоро будет преображение человечества...Андрей попытался прервать этот поток и подумал, - вот, блин, ходят как иеговисты. Но реакции на сарказм не последовало, а мысли продолжали течь четко и мягко, словно убаюкивая его сознание.
- Мы выбрали вас сталкером для карантина. Дальше вас не пустят, но в преддверии к подготовки к начинающим изменениям, решили вам показать, что Вселенная не является холодной, безжизненной и враждебной в своей бесконечности, средой, а есть уютное, доброжелательное пространство и, что путешествие с планету на планету не требует больших затрат сил и времени. Вы сможете отправиться сначала туда один, а потом приглашайте двух -трех репортеров, желательно местных газет. Мировой сенсации не получится, но мы вам приоткроем щель, которую впоследствии можно расширить до необходимых размеров.
- Дайте вашу правую руку - сказал один из них, стоящий немного ближе к палатке.
Андрей протянул руку. Пришелец черкнул на ладони маленьким фонариком какой -то знак, как показалось Андрею, похожий на латинскую зет. Он не почувствовал ни боли, ни раздражения, не было так же никаких следов.
Затем пришелец продолжал - вы пройдете двести метров на восток от верхнего озера. Там находится портал, большой валун. На уровни груди, со стороны озера проведете по камню правой рукой, появится вход, и вы войдете внутрь. Вы будете стоять не более трех минут пока не ускорится пространство и примет вас. Возвратитесь на это же место, только теперь вам откроется выход. Вам все понятно?
- Все - ответил Андрей.
- Не будем вам больше мешать, спокойной ночи.
Они отошли от палатки совсем немного и быстро растаяли в наступающих сумерках.
Андрей почти сразу заснул. Сон был глубокий и продолжительный. Разбудил его щебет птиц и даже не щебет, это стрекотали сороки. У них явно что то случилось и они ругались, громко до неприличия, Андрей не мог только понять с кем. Он почувствовал, что каждый мускул в его теле играет и требует движения. Он выкатился из палатки, несколько раз перекувыркнулся на влажной от росы, траве и поднялся на ноги. В его голове мгновенно возник вчерашний разговор со всеми подробностями и деталями. Конечно, это был не сон. Так сон нельзя запомнить, он всегда расплывчат и смазан.
- А что, пожалуй, можно попробовать, - как бы подвел он итог.
Быстро приготовив завтрак, однако, он начал есть не спеша, словно его обуревали сомнения. Но закончив трапезу, Андрей аккуратно забросал палатку ветками, сделав ее незаметной, на сколько это было возможно и налегке отправился к озеру.
Тропинка вела в гору, петляя между каменистыми валунами. Минут через тридцать, в зарослях кустарника проявилась водная гладь, с островками желтых кувшинок. Андрей встал на берегу, лицом к югу. Перед ним открылась великолепная панорама, охватывая окрестности в добрую сотню километров, а сам горизонт заключен в оправу горных хребтов, покрытых снегом. Сзади его подпирали громады зеленых гор, а вот на восток просматривался пологий склон, на горизонте которого действительно вырисовывался большой валун, вырастающий из земли.
- Двести метров, не более - прикинул Андрей и по узкой тропинке направился к нему. Он даже не заметил, как прошел это расстояние. Обойдя вокруг валуна, остановился напротив указанной стороны. Его колебание, прилагать руку, не прилагать, длилось не более тридцати секунд. Он сделал шаг вперед, и как было сказано, на уровне груди приложил к камню правую ладонь. Послышался тихий свист, потом шорох и в валуне образовалась щель, достаточная для того, что бы войти внутрь, что и сделал Андрей.
Это было помещение с размером с пассажирский лифт. Он еще скользнул взглядом по стене в поисках таблички - вместимость пять человек, но таковой нигде не оказалось. Щель закрылась и он увидел краем глаза, как будто пространство вокруг него начало вращаться, все увеличивая и увеличивая обороты и переходя в вихрь. Он закрыл глаза и тут же кажется их открыл.
Андрей стоял на зеленой лужайке, слева от небольшого озерка. День был серым, освещение везде равномерное, небо тоже серое. Он скользнул взглядом по пологому зеленому склону. Внизу стояли низкие длинные бараки с редкими окнами. Их было двенадцать. Стены покрыты белой краской. Крыша, зеленоватого цвета, похожая не черепицу. Андрей еще подумал, считать удобно, три ряда по четыре барака в каждом, все они одинакового размера. Он еще раз взглянул на бараки и увидел, как в одном из них открылась дверь и вышла женская фигура, направляясь в его сторону.
Уже подойдя ближе Андрей увидел девушку лет двадцати пяти, с правильными чертами лица и пропорционально развитой фигурой.
- Подкупающая красота - подумал он.
- Я ваш гид - сказала она, улыбаясь, меня зовут Нея, я получила о вас полную информацию, поэтому мне объяснять ничего не надо. Я вкратце расскажу о нашем карантине.
- Вы наверно уничтожаете вредных вирусов и микробов?
- Нет, что вы - она опять широко улыбнулась, - вредные микроорганизмы уничтожаются в портале. Здесь мы занимаемся другим, морально- этическими проблемами, нравственными. Вашу цивилизацию мы считаем дикой, вы не способны жить в цивилизованном обществе, в котором существует идеальная чистота мыслей и чистота помыслов. Как вам известно, мысль материальна. У вас есть певец Газ...Газ...
- Газманов - подсказал Андрей.
- Вот, вот Газманов, он утверждает мои мысли, мои скакуны. Пусти его в наш мир, он такого натворит, такие авгиевы конюшни возведет, что потребуется сотни Гераклов чтобы их расчистить.
- И вы приводите мысли в порядок как в древнем Египте? - спросил Андрей, вспомнив, что именно древние египтяне укладывали в саркофаг человека в одном из помещений пирамид. У кого были чистые мысли, выживали, а плохие мысли убивали человека.
- Да, именно этим мы и занимаемся.
Андрей окинул окрестности взглядом: озерцо, бараки, зеленая трава, уходящая за горизонт, серый свет, ни жарко, ни холодно, какая то безликость, что - то не хватало. Деревьев, птиц, жужжание насекомых?
- У вас наверно здесь скукотище?
- Верно вы подметили, но работа есть работа, к тому же она у нас сменная. Вам разрешили привести двух-трех журналистов, которые могли бы раскрыть тему, что космос ни холодное безжизненное пространство, пугающее своей бесконечностью, а уютная, доброжелательная, обитаемая среда.
- Мне об этом уже говорили - ответил Андрей.
- Если вам все понятно, я могу вас проводить домой.
Они еще немного поговорили о пустяках, о жизни и не торопясь, спустились с пригорка к баракам. Около одного из них стояла телефонная будка, с черными стеклами.
- Вот наш портал. Он настроен для вас на обратный путь. Заходите и всего доброго. До свидания.
- До свидания, - попрощался Андрей и зашел в будку.
За ним закрылась плотно дверь, свет стал меркнуть, послышалось жужжание, небольшая вспышка неяркого света и он оказался в каменном знакомом помещении. Тут же раздвинулась щель, и он вышел наружу. Знакомая гора, знакомое озеро, тропинка, ведущая к нему. Солнце на месте. Сколько его не было? Часа три - четыре? Он посмотрел на часы. Они показывали десять. Но ведь в десять он вошел в портал.
Андрей направился к своей палатке. Палатка была на месте. Отбросив ветки, он достал из рюкзака сотовый. Часы на телефоне показывали два часа дня. Значит, его не было четыре часа. Это время он прогуливался с Нея или Нею, интересно имена у них склоняются.
Потом Андрей не спеша уложил в рюкзак палатку, прибрал свое стойбище, вернее скрыл следы пребывания и отправился домой. Уже поздно вечером он вышел в Интернет, на форум, на котором он тусовался года два - три и на котором его хорошо знали под ником Андроид, и дал короткое объявление:
Могу быть сталкером на одну из планет для карантина.
Желательно два - три человека из числа журналистов.
Ответы пришли на другой день.
- Слушай малый, ты случайно не из маленькой психиатрической больнички, как любит говаривать Бильджо. Амадей.
- Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша. Карп.
- А я верю, но не пойду. Анфиса.
И только двое согласились пойти с Андреем, хотя оба заявили, что не верят. Они договорились о встрече на следующий день, в девять утра на конечной трамвайной остановке. Андрей пришел в назначенное время. Его уже ждали: Верочка от местной газеты "Каламбур", девушка лет двадцати пяти.
- Странно - отметил Андрей, - ровесница Неи, фу черт, наверно склоняется ее имя.
Вторым был парень тридцати лет, и тоже от местной газеты "Эхо", назвался он Эдиком. Первыми словами Андрея были, - рано или поздно это должно случится, трудно быть первым, потом будет заурядность.
Они пошли за Андреем.
- Цифровые фотоаппараты и камеры у обоих скорее любительские, чем профессиональные, да и газеты тоже не ахти, - подумал Андрей - похоже на любительские, издаваемые местными олигархами, скорее из - за тщеславия, чем необходимости или потребности.
Через час они подошли к валуну.
- Не будем терять время - сказал Андрей и став в нужную позицию, приложил правую ладонь к камню.
Как и в прошлый раз, раздался тонкий свист, блеск света и образовалась щель. Было видно, какое то мгновение его гости заколебались, но преодолев себя, решительно вошли внутрь. Пока не растворился свет, Андрей увидел широкое открытые, почти квадратные глаза Верочки и закрытые глаза Эдика, его била дрожь. Но это было мгновение, и они оказались на знакомом Андрею зеленом пригорке.
На этот раз из барака вышли трое и направились к ним. Когда они подошли уже ближе, Андрей узнал Нею. С ней были двое молодых мужчин, лет сорока, безукоризненно сложенных, мускулистых, с красивым загаром лица.
- Интересно - подумал Андрей, - откуда этот загар, на сером безликом фоне, где даже он ни разу не видел солнца.
Подошедшие вежливо поздоровались и предложили пройти с ними.
- Вы можете все снимать, у нас запрета нет, так же можете не беспокоится, снимки не исчезнут, вы благополучно доставите их домой.
Они зашли в ближайший барак, освещение внутри было серым, невыразительным, но достаточным, чтобы хорошо все видеть. Ровные ряды кроватей уходили вдаль. Под прозрачным стеклянным колпаком лежали люди. Одни из них блажено улыбались, словно получали наслаждение, другие корчились в муках, на их лицах было написано невыносимое страдание.
Верочка и Эдик принялись щелкать фотоаппаратом и снимать это довольно неприятное зрелище. Нея пояснила, что они освобождаются не только от дурных мыслей, но главное у них перепрограммируется источник этих мыслей. Освободиться от гадких мыслей несложно, но где гарантия, что через некоторое время они не возникнут снова. Нея опять напомнила, что мысль материальна и если она не управляемая то является страшной силой.
- Помните - продолжала она, - как у вас был разрушен "Монтаукский проект" или еще в Древнем Египте в пирамиде Хеопса укладывали человека в саркофаг и выживали только те, у кого были чистые помыслы, многие погибали. Это были примитивные технологии, которые применялись для очищения сознания.
Андрей об этом читал, а Верочка и Эдик эту фразу пропустили мимо ушей. Как то незаметно Андрей и Нея оказались одни. Он напомнил ей вчерашний разговор, Андрей говорил ей, что на Земле плохо: нищета, болезни, голод, войны, бандитские разборки, ранняя и некрасивая старость, с букетом болезней, жадные чиновники. Конечно, природа, любовь, но это так быстротечно, остается страх, страх заболеть, потерять работу, остаться без крыши и куска хлеба, умереть и если все это назвать свободой, то это свобода таракана, за день до дезинфекции.
Нея ему ответила, нам непонятна ваша жизнь бессмысленная и жестокая. У нас этого ничего нет. Интересная работа, любовь, путешествие на экзотические планеты, риск равен нулю, а для страха у нас нет просто причин.
Они поговорили еще немного, и Андрей окликнул Верочку и Эдика.
- Ну что, господа журналисты, пора возвращаться домой.
Молодые люди, с которыми они так по настоящему и не познокомились, вошли в помещение внутри барака, а Нея предложила проводить гостей до портала. Около "телефонной будки" они тепло попрощались и по очереди вошли внутрь. Последним зашел Андрей. Через минуту они были в каменном мешке, Андрей открыл щель и все трое выскочили наружу.
До конечной остановки трамвая они шли молча. Такое сильное впечатление на грани психического восприятия отвергало всякие слова и даже расставаясь, они попрощались кивком головы.
Утром в этих двух газетах вышли репортажи о посещении планеты карантин. Слова, снимки, все выглядело убедительным, но никто не поверил, сенсация не получилась. Те кто читал, пожимали плечами - желтая пресса! А фото? Сколько по России осталось таких бараков от СССР. Все остальное фотомонтаж. Сейчас на компьютере можно черта с рогами слепить и ходи доказывай, что ты его видел. Только тебе никто не поверит.
У Андрея в душе поселилось двойное чувство, с одной стороны этого следовало ожидать, с другой как же так? На другой день он решительно направился к валуну и встав в нужную позицию приложил ладонь, но камень был холодным. Ничто не шевельнулось. Птицы продолжали щебетать, солнце направлялось к югу, в природе было затишье и умиротворенность.

Пятигорск, март 2008
Игнат

Игнат не хотел об этом думать, но мысли упорно вспыхивали в его мозгу и долго не хотели гаснуть. Квартира, в которой он жил, досталась ему от родителей. Это был небольшой трехэтажный дом, окрашенный в розовый цвет с большими итальянскими окнами. Дом был построен в давние времена, когда в городе практиковалась точечная застройка. Отец Игната получил эту хрущевку, работая в монтажном спецуправлении. Главный архитектор города, при выделении участка под застройку, положил глаз на пустырь. Бытовавшая молва, что здесь в древности располагалось кладбище и находили кости не только людей, но и животных и даже однажды нашли челюсть динозавра. Но достоверных данных, ни в городском архиве, ни в историческом музее не было, да и на это никто не обращал внимание, и дом был построен. Несколько лет тому назад родители Игната уехали в деревню, купив там недорогую сельскую избу.
Отец тогда сказал: - подальше от генно-модифицированных продуктов и электромагнитного смога. Игнат был несколько раз у них в деревне. Там действительно была тишина и чистый прозрачный воздух. А в природе чувствовалась умиротворенность, и казалось, что время течет гораздо медленнее. Не было такой концентрации психической энергии. Но жить в деревне он не хотел, какая - то непреодолимая сила тянула его в город, в его двушку, не большую, но уютную.
Так какие мысли вспыхивали в его мозгу, и он их отгонял, но они возникали снова и снова. Ему казалось, что в доме кто-то есть, кто-то живой появляется рядом с ним. Игнат чувствовал его, но никогда не видел. И все же это случилось.
В то воскресное утро Игнат решил поспать подольше, спешить было некуда. Погода стояла слякотная, ноябрьская, с мокрым снегом и пугливым морозцем, который
- то наступал, то быстро таял по несколько раз в день. Игнат спал, а может, нет, ему только казалось, что он не спит. Он увидел сгущение света в районе кладовки, которую он все собирался сломать и на ее месте сделать вход в комнату и тогда бы его смежные комнаты, превратились бы в отдельные, изолированные. Свет продолжал неспешно сгущаться, превращаясь в человеческую фигуру, и перед ним предстал человек, если можно сказать, в классическом обличье учителя. Еще какое – то время они молчали, и Игнат услышал приятный мужской баритон.
- Я твой учитель. Я должен показать тебе планету, на которой живут люди похожие на вас, но они совершенно другие. Неожиданно Игнату стало легко и весело. То от чего он отгонял мысли, проявилось и оказалось совсем не страшно, а даже забавно.
- Ну и как же мы посмотрим на эту планету? – Игнат иронично задал вопрос учителю, - у меня даже нет телескопа – добавил он.
-Это гораздо серьезнее, чем ты думаешь – ответил учитель. – У тебя в кладовке открывается портал, он очень древний, ему двадцать шесть тысяч лет и сейчас пришло время, когда он заработал с новой силой. Хочешь войти, попробуй!
Игнат едва втиснулся в кладовку. У него только успела промелькнуть мысль – странно, у папы Карло был нарисованный очаг, у меня портал межзвездных путешествий, что это прогресс или разные уровни мировосприятия? Не успел он добраться до окончания своей мысли, как они оказались на зеленой лужайки небольшого сквера в огромном городе.
Они не шли, а проплывали на высоте 10-15 этажей над городом. Игнат удивился, что город похожий на земные города: метро, трамваи, троллейбусы и много автобусов и машин. Конечно конструкция несколько иная, но все очень похоже, дома, вывески, реклама и много людей на улицах. Все выглядит вроде так же и в то же время есть какие- то отличия, словно находишься за границей. Где-то на окраине он обратил внимание на трехэтажный дом, окрашенный в розовый цвет, с большими итальянскими окнами. Этот дом был похожий на его земной. Он еще подумал странное совпадение.
Учитель взял его за локоть, – Нам нужно возвращаться, далее находится здесь опасно. Как они возвратились, этого Игнат не заметил. Он оказался в своей квартире, лежащим на своем диване. Рядом на стуле сидел учитель.
- Ну как прошло путешествие? – спросил учитель.
- Нормально, даже очень хорошо – ответил Игнат.
- Ну, что же – с облегчением вздохнул учитель, - ты согласен вернуться на длительный срок, но уже в теле.
- Надо подумать – улыбнулся Игнат.
-Можно и так – голос учителя зазвучал с неясной настойчивостью – я буду у тебя через десять дней.
Игнат вздрогнул, как бы очнувшись. В комнате никого не было.
Эти дни для Игната пролетели довольно быстро. Он уволился с работы, сказав друзьям и знакомым, что уезжает работать по контракту на север. Когда вернется, не знает, но там интересная работа и он сможет немного заработать денег.
И все же это случилось, хотя он и не понимал, что с ним произошло. Он оказался на той же улице, где стоял розовый трехэтажный дом с широкими итальянскими окнами. Единственно, что он мог вспомнить, это учитель сажал его в какое - то кресло и надевал ему на голову шлем и начинал производить запись необходимых навыков и информации непосредственно в мозг. И когда он вошел в подъезд, он мог свободно говорить на местном языке, знал свою легенду, что он приехал с юга и хочет здесь найти работу. Игнат позвонил в дверь. Ему открыла девушка, лет двадцати пяти, на ней был наброшен халат сиреневого цвета, на котором проступали ярко желтые лепестки цветков, незнакомого Игнату растения. Он еще отметил нелепое сочетание цветов, но она так искренне улыбалась, что Игнат даже растерялся, но сосредоточившись, задал поспешный вопрос.
-У вас здесь сдается квартира, вы не подскажите, кто…?
Девушка улыбнулась еще шире – Это на втором этаже, тетушка Итон. Она уезжает за границу и хотела бы сдать квартиру ответственному человеку.
- Я очень ответственный – сказал Игнат.
-Хорошо, я вас провожу.
Они поднялись на второй этаж. Она нажала звонок. Интересно, подумал Игнат, разные миры, а поведение людей, устройство жизни, развитие техники так похожи. Наверно главную роль играет время, а не расстояние или точнее пространство. Попади он в другое время, что – то нашего средневековья или сверхразвитой цивилизации, будет другая картина, незнакомая, дружественная или враждебная и непонятная. А здесь время технического прогресса совпадает и получается до боли знакомая среда. Как будто он не перемещался через чудовищные расстояния, а только перешел улицу.
Дверь открыла чистенькая старушка невысокого роста и так же улыбаясь, пригласила жестом их войти. Старушка оказалась чрезмерно разговорчивой, она болтала без умолку, что у нее есть сестра, которая по ней очень соскучилась, они давно не виделись и наконец, решили встретиться и пожить хотя бы годик, вместе. Если она договорится со своим постояльцем, то завтра уже сможет уехать. Она поедет на поезде, это примерно двое суток. На весь этот словесный водопад, Игнат только подумал, странное имя у этой старушки, Итон, совсем не женственное. Впрочем, он многого еще не знал и не мог полноценно судить.
Игнат дал свое согласие и старушка повела его в отдельную комнату, показала мебель и сказала, что он может располагаться и отдохнуть с дороги, а ее вещи уже собраны и она завтра шестичасовым поездом уезжает. Игнат сел на кровать и начал осматривать мебель, убранство комнаты. Он подумал, что уровень технического прогресса развивается по какой - то единственной колее, есть оттенки, нюансы, но в целом есть и какая то стандартность мышления, от которой видимо уйти нельзя.
Утром Игнат проводил старушку на вокзал. Возвратившись, домой, он сел за стол, достал заранее заготовленную тетрадь и записал первую фразу. – Теперь я должен изучить их обычаи, традиции, изучить их историю и узнать как можно больше об этом народе.
Соседом по лестничной клетке оказался пенсионер, бывший школьный учитель истории.
-Кстати – подумал Игнат, - надо завязать с ним знакомство, может напроситься к нему на чай.
В другой квартире жил музыкант, он довольно часто играл на скрипке и звуки, хотя и приглушенные, но все, же слышимые в одной из комнат Игната. Доносившиеся мелодии были незатейливые, но иногда они приобретали нотки ностальгии, словно вспоминая и сожалея о прошедшем времени, которое имело более романтический оттенок, чем нынешнее. Под впечатлением этой музыки Игнат, почему то начинал вспоминать студенческие годы в университете. Но потом он переключился на день сегодняшний и пришел к выводу, если цивилизацию поместить в одинаковые условия, с одномоментным стартом, то они будут развиваться одинаково, с небольшими отклонениями.
На следующее утро он проснулся рано, еще не было шести. Первая мысль, которая пришла ему в голову, надо устроиться на работу, все документы в порядке и у него не должны возникнуть проблемы.
Он встал, сделал зарядку, выпил горячее кофе, которое имело другое название и другой вкус, и вышел на улицу. Был удивительно теплый весенний день. Он подошел к газетному киоску, долго рассматривал витрину, на которой блестели глянцевые журналы, небольшие книжки, газеты и другая печатная мура. Игнат выбрал газету с заглавием «Кадры решают все». Это был вольный перевод Игната, название газеты, конечно, было другим, но страницы состояли из объявлении о вакансиях или потребностях рабочей и интеллектуальной силы.
Игнат вернулся домой, удобно устроился в кресло и начал изучать сорокастраничную газету. В основном требовались продавцы, хотя они и назывались различными терминами. Тут были и консультанты, и советчики, и помощники покупателя, и менеджеры всех рангом, от самых низких, курьеров разносчиков до самых высоких топ-менеджеров, генералов и фельдмаршалов по управлению и организации продаж, что то вроде трестов, корпораций и непонятных для Игната объединений. Видимо вложенная информация в его мозг была частично утеряна. Игнат почесал затылок: - Да, это один великий базар.- Подумал он.
Продукцию производили несколько корпораций, точное число Игнат не знал, но они были достаточно автоматизированы и находились далеко, где-то за рубежом. Недалеко от его дома оказалась фирма по продаже сантехники. Недолго думая, он отправился по указанному адресу.
Сначала состоялась беседа с начальником отдела кадров, потом с руководителем отдела, в котором ему предстояло работать. Руководство осталось довольным. Игнат был принят на работу и на следующий день он отправился на стройки с каталогом предлагаемых изделий. Работа ему понравилась, большой круг общения, разные люди, разные мнения. Потом наступило однообразие, рутина, текучка и полетели серые дни, пока в отделе не появилось объявление:
- Всем сотрудникам фирмы срочно поменять паспорта на единую электронную карточку. В объявлении был указан адрес офиса обмена. Игнат отправился туда после обеда. Это было небольшое здание, старинной архитектурой. Его направляли из одного кабинета в другой, пока он не оказался в комнате фотографа. Ему не понравилось, когда молодой человек направил ему в лицо объектив, и он почувствовал резкую боль во лбу, даже не боль, а скорее удар. Но боль быстро прошла и он, выходя из кабинета, почти забыл о ней. Теперь у него был документ, по которому он лечился, покупал необходимое в супермаркете, причисляли на него зарплату и он платил за все услуги. Теперь Игнат осознал, что он стал полноправным членом этого общества и, что он отныне будет жить по его законам и подчиняться им.
Однажды вечером неожиданно постучали ему в дверь, именно постучали, хотя имелся электрический звонок. Его сосед пенсионер-историк пригласил Игната на чай. Квартира соседа была небольшая, заставленная старинной, но лучше сказать старой мебелью и книгами. Книг было много в двух шкафах, на полках и даже на полу лежали стопками. Они уселись за небольшой журнальный столик. К Игнату опять возвратилась эта мысль, что цивилизации могут хоть как далеко находиться друг от друга, быть полностью изолированы, но путь развития определены какими, то параметрами или одинаковыми условиями, словно какая- то матрица штампует их и разница составляет только время. И все они бегут по одному коридору, проходя удивительные закоулки. Они пили чай, говорили о пустяках, пока не коснулись темы СОГа. СОГ – это служба охраны государства. Историк говорил тихо и задумчиво – Высший руководитель у нас соговец. Соговцы всего мира связаны между собой и работают в одном ключе. Каждый руководитель страны или соговец или у них под колпаком. Правда, есть несколько стран, которые не подчиняются им. Их называют странами-изгоями и против них организовали всяческие блокады, экономические санкции. Руководителей этих стран убивают, а самим странам устраивают засуху, затопления и другие климатические экстримы, что бы вызвать голод и разруху.
Игнат стал понимать структуру власти, собственно она была такая же, как и везде, если кто захватывал власть, он не за что не хотел ее отдавать и готов пойти на любые преступления во имя ее сохранения. Они еще долго говорили о противниках власти, которые томятся в тюрьмах и лагерях. Неожиданно историк замолчал и потом заговорил еще тише, - они теперь ведут наблюдение за каждым, выдали всем электронные карточки, а на челе поставили лазером штрих-код, раньше они пытались вживлять чипы, но люди отказались от этого и они разработали новую технологию. Без согласия человека, при цифровом фотографировании якобы на фото для документа наносят штрих- код, который можно сканировать, передавать на центральный сервер Сога и отправлять любой сигнал человеку. Они охватили уже почти всех людей, остались единицы, которые им не покорились.
Домой Игнат вернулся уже за полночь. Придя утром на работу, он съездил на две стройки и, пообедав, сел в кресло, решив почитать, свежую газету. Неожиданно его ударило током, на столько сильно, будто он сунул два пальца в розетку. Только придя в себя и не поняв, что случилось, он почувствовал еще один удар, который, кажется, еще был сильнее и следом за ним еще один удар. Игнат, закрыв глаза, сидел минут пять не шевелясь, ожидая еще подобных ударов, но их не последовало и ему четко и ясно пришла мысль, что его приглашают в полицейский участок. И в это же время к столу подошел его начальник отдела и сказал – Что случилось? Тебя приглашают в полицейский участок, это два квартала по левой стороне, потом повернешь влево, третий дом от угла.
Его встретил толстый жирный военный в погонах, на которых рельефно выделялись по три золотые шайбы от болта М12. Он обратился к Игнату довольно грубо:
-Ну что получил наказание за вчерашние разговоры, учти мы только тебя пожурили, не наживай себе неприятности.
Когда Игнат вечером пришел домой, квартира пенсионера была опечатана. Он все понял и подумал, что надо быть осторожней.
Недели через две эта ситуация как – то незаметно сгладилась и он в обеденный перерыв пригласил девушку из соседнего отдела керамической плитки на чашку кофе вечером к себе домой. Ее звали Кара, она была шатенка, с красивой талией, красивым лицом и понимающим взглядом. Они поговорили немного о погоде, о том, как хорошо бы съездить на выходные в горы. Неожиданно, Кара пролила на скатерть несколько капель кофе и вспомнила детский садик. Их все торжественно принимали в юные соговцы. Юный соговец обязан следить за порядком и если кто баловался доносить об этом воспитателю.
- А в школе?- спросил Игнат. В принципе он все это знал, в него была заложена полная информация, но его интересовало, как она отражается в мозгу Кары.
- В школе – улыбнулась Кара – юные соговцы были только до четвертого класса. В пятом классе соговцев не бывает, их нет и в то же время они есть, только уже тайные, настолько тайные, что даже не знают друг друга, Кроме того их уже мало и они избранные. Потом Кара заспешила домой. Мне завтра утром вставать, еду в командировку на завод-изготовитель.
Информация о планете была заложена в мозг Игната. Он знал, что одна страна является лидером и давит все остальные страны. Он попал в государство, которое раньше было врагом этой стране, но потом стала почти ее колонией. Но его эта сторона дела меньше интересовала. Он пытался углубиться в быт, традиции, сопоставить уровень технического прогресса, что бы понять суть развития цивилизации изолированной друг от друга гигантскими расстояниями. Кара из командировки вернулась через два дня, и они стали встречаться все чаще и чаще. Они гуляли в городе или он приглашал ее к себе домой. В квартире пенсионера- историка поселилась молодая пара настолько замкнутая, что они даже не здоровались, живя в одном подъезде.
Как то он пришел к ней в отдел в обеденный перерыв и пригласил вместе пообедать в кафе напротив их офиса. Он ей еще сказал, я так проголодался и съел бы большую рыбину. Страшно хочу рыбы. Кара в ответ засмеялась. Он удивлено посмотрел на нее.
- А какой сегодня день недели? – спросила она, продолжая смеяться.
- Четверг – с недоумением и невнятно выраженной обидой ответил Игнат.
- Ты разве не знаешь, Высший руководитель нашего государства подписал указ о введении рыбного дня в четверг, в целях укрепления здоровья нации.
В кафе они ели рыбу с большим удовольствием и весело смеялись. Дни пролетали довольно быстро, они часто встречались вместе, гуляли в сквере, один раз ездили в горы. - Пора любви совпала с весенней порой,- высокопарно, но с небольшой иронией сказал он Каре – не обращай внимание на тавтологию.
- А я и не обращаю, главное весна, тепло и все хорошо.
Они стояли в сквере, деревья были похожие на липы, а может это, и были липы. Игнат подошел к дереву и начал чесать спину о ствол.
Она спросила – Что чешется?
Да – ответил он
- А какой сегодня день? – она едва сдерживала себя, что бы не прыснуть от смеха.
-Пятница, - ответил он растеряно – а что опять какой- нибудь указ свыше.
- Банный день! – торжественно изрекла Кара
Вечером, у себя дома Игнат принимал ванну с каким то непонятным наслаждением, не просто купался как обычно, а именно принимал как ритуал чистоты, дань гигиене.
Теперь они каждую неделю по четвергам ходили в кафе ели рыбу, а вот в пятницу ходить вместе в баню у них как – то не получалось, но надеялись что со временем все образуется. И пока они принимали ванну каждый у себя дома. Игнат стал замечать, что ему очень началась нравиться его работа. Если он раньше просто показывал каталог и говорил, какие есть сантехнические изделия, то теперь он убеждал, что красный унитаз это цвет - цвет огня и крови. Он активизирует отвагу, олицетворяет победу. Голубой унитаз это мудрость и терпение, истина и спокойствие, оранжевый дает возможность познания и веры в собственные силы. Он начинал говорить настолько убедительно, что заказчики не могли отказаться от приобретения. У него резко возросли показатели по продажам, повысилась зарплата и он стал чувствовать себя уверенным и даже немного важным.
Теперь он с Карой стал встречать все чаще и чаще и однажды вечером она пришла к нему домой. Он организовал легкий ужин, немного романтики, чарующей музыки и дальше был секс неистовый, всепоглощающий, это было состояние высшего блаженства, мульти-оргазм. Высший, космический оргазм. Потом они долго лежали опустошенные, боясь, пошевелится или нарушить то равновесие, которое разливалось по всему телу от макушки до кончиков пальцев рук и ног. Потом Кара неожиданно села и спросила Игната.
- Какой сегодня день недели?
- Суббота – настороженно ответил он.
- Высший руководитель подписал указ - час секса – суббота, десять вечера.
В ней не было уже радости, а была обыденность и озабоченность. Словно все началось хорошо, а потом все поехало наперекосяк, не туда и не по той колее. Они оба как то сникли, сухо попрощались и Кара ушла домой. Игнат даже не пошел ее проводить.
В следующую субботу они не встретились. Игнат уехал в командировку, завод был далеко, он возвращался на самолете, потом он ехал из аэропорта на трамвае и десять часов вечера его застали в салоне вагоне. Людей было не много и все люди как то поднялись, ходили в проходе, все улыбались блаженными улыбками и обнимались как родные. Потом он обнаружил себя в объятиях какой то толстой женщины, которая называла его, мой цыпленок. Игнат отвечал ей теми же чувствами, ему было хорошо и приятно. Это был тантрический секс - основанный на принципе энергетического взаимопроникновения партнеров. Все это продолжалось не долго, минут через пятнадцать все сели на свои места и трамвай продолжал ехать по своему маршруту.
Теперь они жили в ритме: по четвергам – рыбный день, в пятницу банный день, в субботу секс. Они по-прежнему встречались, интерес к друг другу не ослаб, наоборот любовь стала сильней, они как бы этим поддерживали себя.
Игнат приобрел привычку в ближайшем киоске покупать свежие газеты и внимательно следить, что происходит в стране. Одна из газет сообщала о пике борьбы с коррупцией, которая приобрела неожиданный поворот. В стране открылось масса клубов анонимных взяточников. Они собирались после работы, садились в круг и признавались друг другу:
- Я имярек, брал взятки в особо крупных размерах, я сожалею об этом, я каюсь, я вел себя очень плохо по отношению к своим соотечественникам – у него текли слезы, он всхлипывал и растроганный садился на стул. Вставал другой и повторял тоже самое. Менялись только фамилии и имена. Особо крупные размеры оставались. Эта была эпидемия, которая охватила всю страну. Серверы в СОГе начали перегорать от перегрузки. Соговцы начали подключать дополнительные блоки, что бы удовлетворить раскаяние чиновников, которых было великое множество. Остальные новости были скучны и не интересовали Игната.
В субботу после секса Кара сказала Игнату,
- Завтра воскресенье – праздник. В двенадцать часов идем слушать Высшего руководителя. Запиши в свой блокнот – воскресенье в двенадцать часов день ликования!
Игнат засмеялся, - у нас есть еще три свободных дня: понедельник, вторник и среда. Мы их будем растрачивать в соответствии с нашей свободной волей.
- Не загадывай, у нашего Высшего руководителя есть еще наверняка кое, какие задумки.
В воскресенье город был расцвечен лозунгами и цветами, повсюду играла музыка. Люди, одетые в праздничные наряды шли и ехали в центр города на встречу с Высшим руководителем страны. Игнат с Карой подошли довольно близко к трибуне. На трибуну поднялся Высший руководитель страны в окружении маршалов, генералов и прочих важных лиц из близкого окружения. Толпа неиствовала, они кричали, смеялись, плакали от радости. Казалось, что на толпу из пожарного брандспойта было выплеснуто тонны гормонов серотонина и эндорфинов и счастье переполняло их. К ним вышел сам национальный лидер Высший руководитель страны. Громкоговорители обращались к толпе с просьбой смолкнуть, что бы Высший руководитель, национальный лидер и национальный герой мог к ним обратиться с речью. Неожиданно толпа стихла, кто то сзади Игната тихо сказал, - сервер перевели в пониженный режим, а то соговцы подключали сорок дополнительных блоков на день ликования.
Игнат чуть обернулся назад, это говорил невзрачный мужчина свое спутнице, рыжей разукрашенной девице. Он подумал, какой - то виртуоз-соговец искусно управляет толпой.
Высший руководитель, национальный лидер минуту молчал, он был то же взволновал, и видно было, как у него из глаза покатилась слеза.
- Друзья, граждане, соплеменники мы много чего добились в этом году. Мы повысили зарплату, повысили пенсию. Национальный лидер неожиданно прервал свое выступление и выкрикнул:
- Вы счастливы? !!!
- Да…а…а - пронеслось мощная волна по толпе.
- Мы победили коррупцию! – продолжал лидер.
Потом он сделал небольшую паузу, и толпа опять взорвалась неистовыми криками. Игнат подумал, что видимо опять соговцы управляют паузами, потому что толпа вновь начала смолкать.
А высший руководитель продолжал говорить, что нам удалось преодолеть экономический спад, мы накинули узду на рецессию, мы победили. Мы самая счастливая нация в мире. Толпа продолжала кричать от восторга, все улыбались, обнимались и из общих криков можно было только выделить общее скандирование- веди нас лидер!
После того как Высший руководитель уехал, люди еще долго не расходились, обменивались впечатлениями и счастье выплескивало из них на улицы и площади города.
В других городах были установлены широкополосные экраны и с таким же накалом разыгравались спектакли ликования.
Уже только к вечеру они добрались домой. Кара ушла к себе, Игнат остался один.
В двенадцать ночи комната Игната осветилась белым светом и перед ним возник учитель.
-Ну, можно считать, что твоя командировка окончилась. Ты устал?
- Да нет, - ответил Игнат, - даже было забавно.
- Вернем тебе право свободной воли, - он поднес ко лбу Игната небольшую коробочку, и Игнат ощутил резкий удар, который будто горячим лучом обжег ему мозг. Он вздрогнул, но боль быстро прошла.
- Ты готов вернуться домой? – спросил учитель.
- Я бы хотел попрощаться со своей девушкой.
- Тогда перенесем возвращение на завтра – учитель какое – то время стоял перед Игнатом, потом исчез, будто растаял.
В обед как обычно Игнат пригласил Кару в кафе. Они пили кофе, болтали о том, как хорошо говорил Высший руководитель, какой хороший праздник он им устроил.
- А ты чего такой грустный? – спросила его Кара.
- Я уезжаю в командировку – ответил он.
- Но у нас вроде нет приказов по офису, я бы об этом знала.
- Я по линии СОГо – сказал он, и сделал многозначительный вид.
- А я догадывалась, что ты работаешь на них, но только молчала. Все равно ты хороший, не такой, как они.
Они посидели в молчании несколько минут, встали и пошли по своим рабочим местам.
На другой день Игнат был дома, у себя в родной хрущевке, по которому ужасно соскучился. Был канун Нового года, тридцать первого декабря. У него было чувство неясной ностальгии, что он потерял, что то важное, что то интересное и до конца не разгаданное. Но как хорошо было дома. Он прошел на кухню, приготовил чашку кофе, сел и включил радио. Он услышал родной, забытый голос дикторши:
- Передаем последние новости, с первого января наступающего года всем гражданам предписывается поменять паспорта на единый электронный документ.
Игнат откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Апрель 2013 г. Ессентуки