Смертный

"…правильно называть их Возвращенными, поскольку термин "живой мертвец" — не выдерживает никакой критики и является не более, чем литературным изыском, вроде "сухой воды" или "горячего снега". Видов враждебных человеку существ довольно много, но все они разделяются на два типа, принципиально отличных друг от друга. Первый тип — жизнь измененная, когда исходное существо продолжает существовать в состоянии условного бессмертия. Второй тип — возвращение к жизни исходного существа, пережившего смерть, ибо смерть производит необратимые изменения в душевном и телесном устройстве, делающие оное существо по сути своей антагонистичным всему живому.
Далее здесь пойдет речь о Возвращенных — существах, переживших смерть…"

Эрих Мельдизинский
Выписки из трактата "Основы темных искусств"


1. Вести для великого магистра



Гонец, прибывший в Кеттерн, разыскивал великого магистра некромантии Мортина Жнеца и полагал, что это будет не труднее, чем отыскать любого другого великого магистра. Однако в Кеттерне его ожидало разочарование. Градоначальник сообщил, что Мортина нет в городе уже долгое время. Возможно, некромант находится в лагере друидов в двадцати лигах восточнее Кеттерна, но поручиться за это нельзя.
Гонец прибыл в лагерь друидов после восхода солнца. Увиденное настолько поразило его, что посланец Ордена Ворона замер в седле, растерянно перебирая поводья.
"Как сильно порой наши друзья похожи на наших врагов," — подумал гонец с ядовитой иронией. В его памяти еще были живы картины нашествия огнепоклонников десятилетней давности.
Лагерь друидов напоминал стойбище диких кочевников. Повсюду курились погасшие кострища, прямо в грязи валялись опрокинутые котлы, груды отбросов, обглоданные кости, тряпки, утварь и спящие друиды, сами имевшие довольно экзотический вид. Из десятка шатров ни один не был укреплен ровно. Их провисшие боковины покрывали то ли магические знаки, то ли бредовая мазня. Между всем этим роскошеством сновали тощие собаки, рылись в мусоре, обнюхивали спящих и грызлись между собой.
Из-за деревьев показался единственный бодрствующий обитатель лагеря, поддернул штаны сквозь долгополый балахон и направился по своим делам, но, увидев вновь прибывшего, изменил направление. Приближаясь, бородатый друид зевал, тер воспаленные красные глаза и мучительно пытался изобразить вежливость на помятом лице. Он хрипло поприветствовал всадника и спросил, чем может помочь.
Гонец неохотно спешился.
— Мне нужен великий магистр Мортин Жнец, — произнес он без всякой надежды.
Друид перестал тереть глаза и проморгался.
— Мортин?!.. — Казалось, друид не улавливает, о чем идет речь. — Великий магистр?…
— В Кеттерне мне сказали, что магистр может быть у вас, — произнес посланец.
— Да, он здесь, но... — рассеянно пробормотал друид.
— Могу я его увидеть? — воспрял духом гонец.
— Увидеть?.. Увидеть, пожалуй, сможете, но...
— Что "но"?
— Морт на обряде.
— Это далеко?
Друид вздохнул и оставил свои неуклюжие попытки что-либо объяснить.
— Пойдемте, я покажу, — обронил он и повел гонца через лагерь, переступая спящих.
Они остановились у одного из шатров.
— Он там, — сказал друид, откидывая полог. Изнутри густыми клубами повалил вонючий дым.
— Святые небеса, надеюсь, он жив? — пробормотал посланник себе под нос.
Ему никто не ответил — друид уже скрылся внутри. Помявшись, гонец вошел следом.
От дыма, висевшего плотной стеной, немедленно сдавило виски, глаза заслезились, а в горле запершило.
Друид, почти неразличимый в темноте, склонился над неподвижно лежащим обнаженным человеком.
— Морт, — негромко позвал друид. — Возвращайся.
Гонец переминался с ноги на ногу. В какое-то мгновение он полностью уверился в том, что это сплошной мрачный розыгрыш, и друид разговаривает с мертвецом, пытаясь выдать его за великого магистра. "Должно быть, политические мотивы," — решил про себя гонец. Да и откуда бы взяться настоящему Мортину Жнецу в этом вонючем стойбище?..
В самых темных уголках в дыму плясали красные огоньки. Собственная кровь оглушающе грохотала в ушах посланца.
— Морт... возвращайся, Морт... — повторил друид. — К тебе пришли.
Человек не шевелился. Было тихо, но сама тишина чуть слышно шелестела, словно клубок мокрых змей. Посланнику вдруг начало казаться, что друид строит ему сквозь завесу дыма зловещие, нечеловеческие гримасы, столь ужасные, что хотелось кричать. Гонец Ордена сдержал крик и нащупал рукоятку кинжала. "Если он только попробует подойти, изрежу его на куски!" — подумал он с необъяснимой кровожадностью.
В это время голый человек на полу издал скрипучий стон и запрокинул голову, будто что-то причиняло ему боль.
— Уве... ди... его... уве... ди... жи... вого... убе... ри, — зашептал он, захлебываясь частым дыханием.
Друид испуганно отпрянул.
— Хорошо, хорошо, Морт, сейчас... Но ты вернешься?
— Убе... ри... живо... го, — с яростью прошипел тот. — Я... вернусь.
Посланник смотрел на бледное горло лежащего. Друид его больше не интересовал. Не замечая, что делает, гонец вытянул из ножен свой кинжал и осторожно подходил ближе, делая маленькие шажки, чтобы не споткнуться в темноте. Чья-то рука легла на его локоть, и посланник вздрогнул всем телом.
— Не надо, — тихо, примирительно произнес друид. — Пойдем на свет.
Посланник стал нерешительно опускать руку.
— Ты же служишь Свету? Вот. Пойдем на свет. Пойдем.
Обескураженный гонец вернул оружие в ножны и поплелся вслед за друидом. Тот усадил гонца на сухую травяную кочку неподалеку от шатра.
— Посиди здесь. Подыши. Он скоро придет.
Друид ушел, а посланник скривился от невыносимой головной боли, навалившейся, едва он вдохнул обычный воздух.
Мортин появился минут через двадцать. Посланник Ордена, немного пришедший в себя за это время, испытал повторное потрясение, увидев великого магистра при свете дня.
Этот человек был изможденно худ и настолько бледен, насколько вообще может быть бледен живой человек. Его тело сплошь покрывали узоры и знаки. Некоторые были нанесены углем, некоторые — острым лезвием. Длинные темные волосы слиплись от пота, свисали на грудь и спину тонкими плетями.
Не испытывая желания прикрыть наготу, Мортин остановился у бочки с водой и начал неторопливо смывать уголь и кровь.
Морщась от головной боли, посланник Ордена наблюдал за ним и не мог решить для себя мучительную загадку: как это ничтожное существо может быть великим магистром?
Солнце медленно пробиралось сквозь кроны деревьев.
Мортин Жнец мылся долго и вдумчиво, словно других дел и забот для него не существовало. К тому моменту, как он закончил, бородатый друид принес ему одежду. Все так же сосредоточенно Морт выплеснул на себя последнее ведро воды, отлепил от лица мокрые волосы и стал одеваться. Его облачение состояло из поношенных матерчатых штанов, серой льняной рубахи, друидского балахона из темной тканой шерсти с глубоким капюшоном и широкими рукавами, замохреными по краям. Балахон он подпоясал ремнем с множеством нашитых карманов. Литую пряжку в виде оскаленного черепа можно было считать единственным украшением в костюме Морта. Массивный пояс провисал и, как заподозрил посланник, держался только благодаря выступающим тазовым костям. Этот пояс единственный наводил на мысль о том, что великий магистр Мортин когда-то выглядел иначе.
Закончив облачаться, Мортин ненадолго вернулся в свой задымленный шатер и вышел с косой в руках.
Эта коса неодолимо притягивала взгляд. Черное, хищно изогнутое лезвие с тонкой полосой заточки крепилось к темной мореной рукояти, отполированной за долгие годы руками Мортина. Коса походила на живое существо, очень опасное и очень красивое. Сходство усиливала серебряная цепочка с крохотным бубенцом, обвивавшая "шею" косы ниже крепления лезвия.
Мортин поцеловал ее, прежде чем зачехлить и повесить за спину. После этого он подошел к посланнику и молча уставился на него пустым тяжелым взглядом. Мокрые волосы свисали вдоль запавших щек, кожа облегала лицевые кости, отчего серые глаза магистра казались огромными, выпуклыми, как у рыбы.
Посланник Ордена почувствовал, как в самый неподходящий момент у него пересохло горло. Изо всех сил стараясь сохранить геральдическую выправку, гонец проговорил:
— Великий магистр Мортин Жнец! По распоряжению главы совета Ордена Ворона, архимагистра Дагеро Ворона...
Мортин не перебивал, но под его взглядом нелегко было дочитать депешу до конца. Сейчас, когда он смотрел на посланника в упор, он больше не казался жалким. Что-то глубоко внутри изнывало и требовало бежать от этого человека как можно дальше.
— ...отбыть в город Дорн для искоренения колдовских сил, враждебных империи.
Обычный вызов — Орден всегда отправлял кого-нибудь из своих магов разобраться с неприятностями в провинциях. Необычно было другое — этот Мортин Жнец был уже лет шесть, как отлучен и приговорен к изгнанию. Орден Ворона нечасто обращался за помощью к своим же отверженным магистрам. Фактически никогда не обращался. Но если сам Мортин Жнец и знал, в чем причина этого исключения, то никогда не стал бы делиться своими соображениями с обыкновенным посланником.
Мортин стоял молча некоторое время. Трудно было определить по его лицу, слушал ли он послание и понял ли, о чем идет речь — настолько он был бесстрастен.
— Доложи совету, что я отбыл в Дорн, — произнес он наконец. Его голос был сухим, бесцветным, почти бесполым, и нагонял больше жути, чем вся живописная внешность магистра некромантии.
Мортин Жнец развернулся и зашагал прочь.
— Лорд Мортин!.. П-постойте! — окликнул его гонец, хотя ему совершенно не хотелось, чтобы Мортин возвращался. — А как же договор?.. Как же уведомление?.. Вы должны... подписать… Мне же никто не поверит!..
Но было совершенно очевидно, что Мортин не станет заниматься формальностями. Магистр великодушно предоставлял утрясать бюрократические неувязки в канцелярии Ордена кому угодно другому.
Пока гонец раздумывал, может ли он улучшить или как-то изменить свое незавидное положение, Мортин проехал через лагерь верхом и свернул на дорогу. Лошадь у него была белая.

Вокруг конских копыт поднимались облачка пепла при каждом шаге. Надвинув на лицо капюшон, всадник с косой за спиной ехал по выжженной земле.
"Иноземная зараза проникла сюда, — тянулось в памяти, — молодая, амбициозная, дерзкая нечисть... огнепоклонники... жадные сердцем… Никто не знает до сих пор, были ли они людьми. Но они прошли здесь и выжгли дотла все, что могло принять их огонь. А вслед за ними — после победы над ними — явились рыцари Святого Завета и довершили остальное, очищая землю от скверны. Теперь она простирается до самого горизонта — неоскверненная, пустая, безжизненная земля. И кто знает, сколько пройдет лет, прежде чем здесь поднимутся хотя бы травы?"
Когда-то Мортин мог слышать голоса земли, маленькие голоса живых и мертвых тварей, населяющих ее. Но и без того он знал — эта земля была нема, и немота ее была исполнена мрачного величия. Здесь не было ни жизни, ни смерти, лишь однородный прах, как до сотворения мира. Она тянулась широкой полосой с востока на запад, отмечая путь, которым прокатилось через земли империи Огненное Колесо.
Это был пепел его побед, все, что осталось от былой славы великого магистра. Мортин Жнец остановил нашествие, хотя уже тогда знал, что всего лишь продляет агонию умирающей страны, отдаляет неизбежный распад империи на пару десятков лет. Его посещали мысли, что он сражался не на той стороне, и если бы Мортин умел сожалеть, возможно, он сожалел бы.
Ветер с привкусом гари шевелил края капюшона, сбруя тихонько позвякивала. Всадник ехал.

Двигаясь на север, Мортин объезжал стороной городки и поселки. С его славой и внешностью нечего было рассчитывать на гостеприимство. Впрочем, его запросы в дороге были невелики — чернокнижник прекрасно себя чувствовал, ночуя под открытым небом.
"В Ордене еще помнят мое имя... — думал Мортин, лежа в траве, глядя в черное августовское небо, полное звезд и несбывшихся надежд. — Пока на юге идет война, и города Алмазного залива под угрозой, некому и некогда заниматься захолустным северным городком. Видно, дела у них совсем плохи, раз совет решил заткнуть нежданную брешь моей тощей задницей. Надеются, что она окажется достаточно велика. А если нет… в любом случае, они избавятся от одной из проблем, — Мортин улыбнулся. — Они помнят мое имя... нескоро забудут."
Мортин Жнец натянул на плечи драный плащ, закрыл глаза и заснул.

Да, в столице еще помнили, чем знаменит был Мортин Жнец. Шесть лет назад он дрался на дуэли с главой совета Ордена, с самим Дагеро Вороном. Это был единственный на тот момент способ остаться в живых, иначе разъяренные маги совета разорвали бы Мортина на куски. Мортин знал: Дагеро его не убьет. Мортин тысячи раз проклянет час своего рождения и будет вымаливать смерть, но Дагеро его не убьет. Слишком велики были злодеяния мятежного магистра, чтобы смерть могла искупить их. За такие грехи осуждают на жизнь. Так и вышло. Мортин остался в живых. Заклинания Дагеро действовали по сей день, делая Морта таким, каким он был сейчас — ничтожным смертным, утратившим все, кроме памяти. Эта боль не ослабла за прошедшие годы, только сделалась привычной.
Когда-то он был гордостью Ордена, единственного в империи признанного законом ордена чернокнижия, но оказался слишком хорош — или слишком плох — даже для них. Он ясно дал совету понять, что считается только с силой. До тех пор, пока сила совета превосходила его собственную, пока заклинания Дагеро разъедали его нутро, Мортин готов был выполнять приказы Ордена. До тех пор, пока...
Его слава далеко раскинула темные крылья. В провинциях, куда его история докатилась в виде страшной притчи, именем Мортина Жнеца пугали маленьких детей, а в приграничных землях считали не меньше, чем прародителем зла, восставшим из огненной бездны. Может быть, доля правды в этом была. Даже отягощенный проклятиями и зараженный смертельными заклинаниями, Мортин Жнец не был безопасен.

2. Особенности северных провинций



Город Дорн открылся взгляду магистра ранним утром, медленно проступив сквозь белесую дождевую дымку комками угловатой темноты. Мортин был в дороге всю ночь, потому что спать на мокрой земле стало невыносимо холодно. Он даже испытывал несвойственное ему обычно нетерпение, предвкушая возможность выспаться под крышей.
Возле ворот неподвижно стоял человек, вскинув руку в гротескном приветственном жесте. Проезжая мимо, некромант увидел, что этот человек давно мертв. Моросящий дождь собирался каплями на его волосах, под посиневшей кожей вяло копошились черви, выпученные глаза таращились на дорогу. "Вовремя я," — подумал Мортин.
Дорн был застроен не слишком толково. Казалось, горожанам приходилось ждать, когда рухнет старое здание, чтобы построить на его месте новое. Впрочем, так было когда-то, а нынче строительства никто не вел, и безобразные, почерневшие от воды развалины бывших домов погружались в землю со скоростью полудима в год. Некоторые из них носили следы давних пожаров. Повсюду, на брошенных и на жилых домах, в каждом выступе обильно росли сорняки, мелкие кустики, бархатистый зеленый мох, так хорошо знакомый Мортину по старым захоронениям. Ноздри некроманта подрагивали, улавливая симфонию тлена и гниения: сладковатый запах разлагающихся помоек, древесной плесени и тухлой воды. Все постройки Дорна тяготели к приземистости и все они имели едва уловимый перекос, вызывавший неосознанное чувство отчаяния. Ставни на окнах были плотно закрыты, фонари, свисавшие с карнизов на заржавленных цепях, не горели. Город казался безжизненным в этот ранний час, но это было обманчивое ощущение. Сквозь полуопущенные веки некромант видел желтоватый, светящийся налет жизни на каждом камне. Жизни и магии. В его сознании проплывали размытые видения ярких тропических цветов, пожирающих друг друга, немыслимо сплетенных, извивающихся в оргиастических муках человеческих тел, исходящей паром крови, пролитой на схваченную морозом черную землю. Мортин ехал и покусывал губы — странная магия, нетипичная для северных земель… как она прижилась в этих "долах безвидных"?.. Но как-то прижилась, и маг чувствовал "запах проклятых" — тени потаенных человеческих страданий, вызванных иными причинами, чем обычные для людей любовь и ненависть. Некоторые проклятия, тяготившие местных жителей, были ему знакомы, нашлись и такие, которые носил он сам.
К тому моменту, как Мортин отыскал ратушу, он уже не считал, что прибыл вовремя. Скорее, изрядно опоздал.
Сонный привратник, открывший ему дверь, пробормотал, что наместника Родрика еще нет, но господин посетитель может дождаться его прихода, если желает. Все это привратник выдал, почти не открывая глаз и слегка покачиваясь. То ли он не видел Мортина вообще, то ли решил, что некромант ему снится, поскольку никак не отреагировал на его специфическую внешность и косу за плечами.
Сомнамбулический привратник проводил мага в полутемную приемную и оставил в одиночестве. Мортин уселся в кресло для посетителей. Уложив косу на плечо, обнял ее одной рукой, с удовольствием вытянул ноги и спрятал ладони в рукавах. Постепенно он согрелся в скудном канцелярском тепле и начал впадать в чуткую солоноватую дремоту.
— Чем могу служить? — поинтересовался седой усталый человек, переступая через грязные сапоги Мортина, перегородившие проход. Казалось, выходка Мортина его не задела, и вообще люди с косами ничем не могли его удивить.
К тому времени небо за окном посветлело — утро вступало в силу. Мортин очнулся от оцепенения и с трудом подавил зевок.
— Я прибыл по распоряжению Ордена Ворона, — сказал Мортин, неспешно вставая и складывая ладони на зачехленное лезвие косы. — Помочь вашему городу разобраться с... э-э... бедствиями.
Наместник Родрик смерил его долгим взглядом. Мортин знал, какое впечатление производит его задрипанный друидский балахон и драный плащ, отягощенный следами долгой череды ночевок под открытым небом.
— Бедствиями... — невесело усмехнулся он. — Стало быть, вы маг из Крида?
— В некотором роде.
— Так отправляйтесь обратно в Крид, господин маг. Я не отсылал никаких прошений в ваш Орден, — уведомил Мортина наместник. — У меня нет для вас работы.
Надо признать, Мортин не был готов это услышать.
— Вот как? — бесстрастно усомнился он. — Давно ли вы были на улицах своего города, господин наместник?..
— Послушайте, у нас тут не все ладно, но наши "бедствия"…
— …не столь велики, чтобы принимать помощь от чужака? — договорил за него Мортин, неприятно ухмыльнувшись. — Неужели вы думаете, господин наместник, что здешние дешевые интрижки способны меня заинтересовать? Я сделаю свою работу и уеду. В ваших интересах создавать мне поменьше сложностей. Тогда я уеду быстро.
— Да кто вы вообще такой?! — вспылил наместник. — Откуда взялись?! Почему я должен верить вам на слово, будто вы маг?!!
Мортин был немного удивлен тем, как упрямо сражается с ним этот побитый жизнью, маленький, усталый человек.
— Означает ли это, что я должен раздеться и показать вам клеймо Ворона? — уточнил Мортин Жнец, и в его ровном, лишенном интонаций голосе промелькнуло ледяное арктическое бешенство.
Наместник вынужден был отступить.
— Нет, нет… в этом нет нужды. Простите, я погорячился. Но тогда… хотя бы представьтесь, — хмыкнул он с печальной иронией, понемногу смиряясь со своим поражением.
— Великий магистр некромантии Мортин Жнец, — произнес маг сухо.
Повисла пауза. Морин испытал к наместнику тень сочувствия. Судя по лицу господина Родрика, он, к сожалению, слышал это имя прежде.
— Вы… не… Надеюсь, слухи о вас преувеличены?.. — беспомощно выдавил градоначальник в конце концов.
— Я никогда не жил в Преисподней, если вы об этом, — обронил Мортин. — Я обычный смертный. И пока мне придется оставаться в вашем городе, я хотел бы...
— Нет, — отрезал наместник Родрик, неведомо откуда обретая былую решимость. — Это исключено. Вы не будете жить в моем городе.
Мортин промолчал.
— Простите, господин некромант, но лучше вам уехать, — проговорил наместник скупым официальным тоном. — Боюсь, город не может принять вашу помощь. Постарайтесь понять меня правильно, молодой человек… в Дорне и так… не все благополучно. Но… вы… я просто не могу этого допустить!
Реакция наместника была для Мортина не нова.
— Без моей помощи ваш "город" обречен на смерть, — с легким презрением заметил некромант.
— Не слишком ли много вы на себя берете, господин чернокнижник?! — отчеканил наместник, гневно распрямляясь во весь свой невеликий рост.
Мортин смотрел на него сверху вниз пустым, мертвым взглядом.
— Простите, господин наместник, — в тон ему произнес некромант своим наводящим озноб сорванным голосом, — но вы не можете принимать решения такого рода. Я подчиняюсь совету Ордена. И если вас не устраивают его распоряжения, вы можете послать запрос о пересмотре. Тогда, ВОЗМОЖНО, совет отзовет меня. До тех пор я останусь здесь.
Наместник болезненно нахмурился, принялся тереть виски.
— Святые небеса, что же мне делать с вами?.. По городу немедленно поползут слухи… Что же мне…
Для Мортина небеса давным-давно утратили свою святость.
— Простите, что отвлекаю, господин наместник, но пока вы не решили, как от меня избавиться, мне нужно где-то жить.
— Что?.. Ах, да. Так живите, где угодно. У нас в городе, — наместник горько усмехнулся, — полно пустых домов.
— А как насчет жалования? — бесстрастно уточнил Мортин.
— Жалования?
— Жалования, наместник, — повторил маг. — Или вы хотите, чтобы я сам решил эту проблему?..
Мортин чуть склонился к нему, перегнувшись через лезвие косы, как будто жаждал услышать положительный ответ.
Наместник отчетливо побледнел.
— Сколько вы хотите? — сдался он.
Получив деньги, Мортин попрощался и ушел.
Дорн просыпался. Торговцы снимали с витрин деревянные щиты, изгрызенные и исцарапанные за ночь, дворник, обреченно ругаясь, тянул с дерева что-то подозрительно похожее на внутренности, развешанные по веткам, в подворотне два оборванных существа дрались над трупом облезлой собаки. Катились повозки, женщины с корзинами в руках шагали в сторону базарной площади, на балконах верхних этажей, забранных коваными решетками, колыхалось мокрое белье.
Мортин ехал шагом, разглядывая прохожих, и считал разновидности магических проклятий, обременявших граждан Дорна. Ему безразлично было, что о нем станет думать наместник, лишь бы не пытался натравить на него стражу. Проблем хватит и без него.
На глаза попалась вывеска трактира с ироничным названием "Белая коза".
— Слухи, говоришь… — мстительно ухмыльнулся Мортин. — Сейчас будут тебе слухи.
Мортин вошел в пустой по причине раннего часа трактир, где за умеренную плату получил кружку горячего ягодного глинтвейна и совершенно бесплатно — все городские сплетни за последние триста лет. Сам Мортин много не болтал, подвешивая в воздухе многозначительные намеки. Но он представился полным титулом, и этого было достаточно, чтобы покорить прожженное сердце трактирщика. Хозяин "Белой козы" тут же предложил Мортину поселиться у него, безошибочно определив в лице некроманта источник нездоровых сенсаций.
— Дурная слава, как я вижу, тебя не смущает? — ухмыльнулся маг.
— Слава есть слава, парень, — веско сказал трактирщик. — А дурная она или хорошая, дело пятое. Ты и сам должен это понимать... С меня-то ничего за твою славу не спросят, я ж человек подневольный: кто заплатит, тому и услужу!
Мортину нравилась беспринципность хозяина. Но соседство с живыми людьми маг считал слишком хлопотным.
— Лучше посоветуй мне какой-нибудь заброшенный дом поприличнее. Ну, знаешь… к которому не жаль будет прилепить ярлык "проклятого", когда я уеду.
Хозяин расхохотался.
— Я смотрю, ты знаешь себе цену, Мортин Жнец!
Мортин задумчиво покивал, сложил локти на стойку и придвинулся к трактирщику:
— Скажи-ка мне, почтенный служитель брюха, кто помогает господину наместнику править этим городом?
— Хочешь сказать, кто способен совать ему палки в колеса? — с пониманием улыбнулся трактирщик. — Ну что ж… Начальник стражи, к примеру. Но ты к нему даже не суйся. Он никогда тебе не поможет. Еще святой отец Хидем. Тоже, сам понимаешь… Вот разве что колдунья…
— Колдунья?! — хрипло переспросил Мортин, чуть не подавившись глинтвейном.
— Да, колдунья. Предсказательница. Иттар ее зовут. Можешь обратиться к ней, парень. Вы же… ну… вроде коллеги…
"Этого только не хватало," — подумал Морт, передернув плечами.
Судьба всякого мага, не пожелавшего присягнуть на верность Ордену Ворона, была горька. Те, кто не хотел носить клеймо Ворона между лопаток, становились одиночками, либо адептами тайных орденов и вынуждены были оставаться вне закона всю свою жизнь. Жизнь их обычно надолго не затягивалась — ордена вырезали рыцари Святого Завета и палачи-исполнители Ордена Ворона, одиночек честные граждане выдавали за вознаграждение. Сохранить свободу было практически невозможно. Мортин в свое время не стал даже пытаться. "А посланник не упоминал про колдунью, — припомнил Морт. — Значит, в Ордене о ней неизвестно… Впрочем, трудно ожидать законопослушности от этого заштатного городишки. Удивительно другое — как они имели наглость при этом просить Орден о помощи?!.."

Мертвые молчат. Они не могут говорить. У них нет для этого ни связок, ни дыхания. Они молчат, и с годами это молчание делается плотным, ощутимым. Из каждой могилы струится тоненький холодок — голос усопшего. Особая стылая тишина окружает колыбели вечно спящих и охраняет их покой гораздо надежнее заборов и оград, потому что тишина эта таит в себе огромную силу.
Мортин бродил по аллеям скорбной юдоли. Как и все прочее в Дорне, кладбище было бедным, но опрятным, без разбитых надгробий и вскрытых могил. "Сразу видно, что в городе нет ни одного некроманта," — усмехнулся Морт. Над рядами захоронений клонились скорбные ракиты, ветер порывами приносил горьковатую сентябрьскую грусть.
Если быть точным, некромантия — "наука сношения с умершими", как ехидно называли ее между собой прочие темные адепты, — была лишь ничтожным ответвлением спиритуализма, который большинство чернокнижников вообще не признавали частью своего искусства. Некромантия имела лишь отдаленную связь с настоящей магией смерти, но всех практикующих эту магию в просторечии с упорством продолжали именовать "некромантами", так что термин постепенно собрал на себя всю дурную славу темных магов. Мортин давно перестал поправлять собеседников и объяснять разницу. В конце концов, этот термин, в отличие от специальных академических обозначений, легко выговаривался. Некромантия, даже в самом общем смысле слова, не исчерпывала образования Мортина. К двадцати годам он имел орденский диплом магистра чернокнижия и блестящие перспективы в будущем стать переемником мастера Дагеро. Многие завидовали ему.
Мортин испортил все сам. По какой-то немыслимой причине он выпросил в магистрате разрешение на вольную практику и покинул Орден. Это было неожиданностью, почти шоком для тех, кто его знал. Кроме того, своей выходкой он больно ранил самолюбие архимагистра.
Славные были времена… После пяти лет железной орденской дисциплины Мортин, тогда еще не Жнец, а просто Мортин из Вендо, дал волю своим страстям и порокам.
Магическая практика его теперь была связанна с известными трудностями, поскольку юридическая защита Ордена распространялась на него лишь ничтожной своей частью, и попадись Мортин на какой-нибудь нелегальной эксгумации, его ждали бы долгие годы каторжных работ. Но Мортину везло.
В Криде, где он был не единственным соискателем секретов смерти, городские кладбища обносились витиеватой кованой решеткой, которую трудно было преодолеть, не оставив на ней свои кишки. Дорнский деревянный заборчик после столицы вызвал у некроманта слезы умиления. Обычному человеку он был по бедро, а рослый Мортин мог себе позволить перешагнуть его, где пожелает. В Криде при такой охране к утру на кладбище не осталось бы даже гнилых гробовых досок.
"Быть некромантом все равно, что быть садовником, — шутили между собой эксгуматоры, — все, что ты хочешь, дает тебе земля."
Маг свернул на главную аллею и заметил темную фигуру, идущую ему навстречу от старой, покосившейся часовни. На мгновение некромант принял идущего за сторожа, каким-то образом прознавшего горькую правду, но потом оставил это предположение. Человек был одет в рясу, которая по виду немногим отличалась от друидского балахона Мортина, и прятал руки в рукавах точно так же, как и маг.
"Предприимчивый человек этот святой отец Хидем!.. — отметил про себя некромант. — Я не больше пяти часов в городе, и вот он. Спешит предать меня анафеме."
Священник был в годах, невысок ростом и широкоплеч — матерый служитель бога, закосневший в истинной вере, разносчик нравственности и возбудитель добродетели… "Фанатик, — решил про себя Мортин. — И, как любой фанатик, опасен."
— Необыкновенно уместно видеть пришельца с косой за плечами, ступающего по этой горестной земле, — произнес священник с размеренной иронией, когда приблизился. — Жнец среди скошенных колосьев. Я знал, что здесь вас застану.
— Вы льстите мне, но вы ошибаетесь, святой отец, — проговорил Мортин своим сорванным полушепотом. — В некотором смысле я приношу жизнь, а не смерть.
Губы некроманта чуть раздвинулись в тонкой усмешке. Священник покривился.
— Честно говоря, я удивлен, что Орден сохранил вам жизнь, — сдержанно заметил он.
Мортин скептически промолчал.
— Я понимаю, что силы, которым мы служим, слишком различны, чтобы позволить нам достичь взаимопонимания, но я пришел сюда, чтобы поговорить с вами, магистр, — произнес священник некоторое время спустя.
— Рад слышать, падре, что вы тоже служите Силе, — блекло усмехнулся Морт.
Священник великодушно пропустил мимо ушей его колкость.
Они неспешно шли по главной аллее к воротам.
— Наместник Родрик огорчен. Он не может постигнуть, почему на нашу просьбу о помощи власти Крида ответили подобным образом.
— А вам не кажется, святой отец, что в данном случае зло всего лишь воздает по заслугам другому, большему злу?
— Откуда вам знать, какое из двух зол является большим? — не без горечи поинтересовался священник.
— Мне известно только то, — саркастично хмыкнул Мортин, — что добро против них в равной степени бессильно.
Священник помрачнел, и Мортин понял, что задел его. Другое дело, что Мортин Жнец и не рассчитывал на нежную дружбу с духовенством города Дорна.
— Добро располагает лишь силами тех, кто ему ревностно служит, а человек бывает слаб и ничтожен, — с достоинством ответил святой отец. — Но, по крайней мере, этот путь позволит нам сохранить наши грешные души.
Мортин рассмеялся сухим безжизненным смехом.
— Я слышал много рассуждений о душе. Но с тех пор, как я избавился от нее, я ни о чем не жалею. Меня тяготят страшные проклятия, падре. В моей груди бьется каменное сердце. Зато я не ведаю страха. Я внушаю страх. И поэтому возможность выжить меня из города кажется вам перспективной.
Они остановились в десяти шагах от ворот и впервые открыто посмотрели друг другу в глаза.
— Наместник Родрик сказал, что он не может заставить вас уехать и не хочет действовать силой, — сознался святой отец. — И я подумал, что смогу уговорить вас, магистр, сделать это по собственной воле.
Мортин был тронут его прямотой.
— И тем самым обречь город на смерть? — уточнил маг.
— Я уверен, что существует участь, худшая, чем смерть, — твердо ответил священник. — Воздавать злом на зло — это гибельный путь. Здесь, в нашем маленьком городе у людей нет ничего, кроме веры. Может быть, кто-то малодушно предпочтет видеть спасение в вашем лице, но я считаю, что тогда Дорн будет обречен наверняка. Поверьте, я не жалую вам подобных, но не личная неприязнь движет мною. Я служу людям этого города уже двадцать шесть лет, я знаю, чего они боятся и на что уповают. Во имя всех них я прошу вас: уезжайте! Позвольте нам достойно принять свою судьбу, что бы она ни уготовила нам, и сохранить себя людьми.
Мортин слушал его с непроницаемым лицом рептилии и долго ничего не говорил, когда повисло молчание.
— Отличная речь, падре, — прошелестел он в конце концов. — Уверен, прихожане обожают вас.
— Вы уедете? — судя по лицу священника, Мортин исчерпал его терпение.
— Нет.
— Значит, мы оба не можем ничего поделать?
— Думаю, да. Скажите, святой отец... вы собираетесь мешать мне?.. впредь?..
— Меня страшит перспектива становиться на вашем пути, но, возможно, у меня не будет выбора, — проговорил священник.
Мортин опять был тронут.
— Сожалею за доставленное беспокойство, — обронил Мортин на прощание и коротко поклонился.
— Вы не побеспокоили меня, — сказал священник неохотно.
— Еще побеспокою, — пообещал Мортин, шагая к воротам.


3. Лунные блики и темное прошлое



К вечеру Мортин устал от людей. От живых, от мертвых, от всех.
Он присмотрел себе роскошный заколоченный особняк в западной части города, дождался, пока отлучится с поста городовой на углу, высадил заднюю дверь и заселился. Особняк имел четыре этажа, из которых на поверхности ныне пребывали два с половиной. Мортину не нравилась привычка местных строений медленно уходить под землю, поэтому он занял одну из верхних комнат, не польстившись на шикарные спальни, оставшиеся внизу. Мортину было все равно, где спать. Лишенный самолюбия в этом плане, он мог бы ночевать и на улице, пока не станет слишком холодно. Но раз он человек, полагал Мотрин, он должен считаться со своими желаниями и слабостями. Магистр некромантии Мортин Жнец, к тридцати шести годам познавший самые потаенные страхи и пороки душ людских, слишком хорошо знал, сколь немногое в этой жизни человек может назвать своим, не погрешив против истины.
На Дорн опускались сумерки. Мортин стоял у окна и смотрел на чужую жизнь. Он крепко привык к тишине и одиночеству за прошедшие годы. В славной памяти Кеттерне, военном городке, где Мортин жил во время изгнания, точнее, не жил, а подыхал от заклинаний Дагеро, его редко кто навещал. Кроме гарнизонного священника, приходившего раз в неделю проверить, скончался Мортин или нет. Позже некромант проводил много времени у друидов, латавших его дырявую душу своей странной, диковинной магией, но друиды были молчаливы, как их братья деревья, и даже излюбленному пороку — пьянству — предавались с предельным сосредоточением, почти не оставлявшим места для слов. Шесть лет изгнания прошли в тишине и философском созерцании, и вдруг Дорн, суетный и шумный, как прочие города, напомнил о прошлом. Мортин не мог отрицать, что это чувство причиняет боль, но он иначе относился к боли, чем другие люди. Боль — это горький яд, который пьют, чтобы увидеть сладостные видения. Боль — неотрывная часть бытия.
Сумерки сгустились, и улицы Дорна начали пустеть. Некромант вынул из поклажи фонарь с закрашенными стеклами, освещавший когда-то сотни его эксгумаций, зажег и отправился осматривать дом.
Позже Мортин лежал, завернувшись в одеяло, опустив веки, и не мог заснуть. Проклятый город мучил его, доводил до безумия, вползая в голову едва различимыми звуками жизни. Где-то в отдалении пьяные голоса горланили песню, визгливо хохотали потаскухи и даже что-то разбилось. Город был счастлив истошным весельем прокаженного, который знает, что завтра умрет. Поздние прохожие сновали по улице, рассыпая звонкое эхо шагов. Изредка проезжали всадники. Надрывался одинокий свисток городового.
Мортин брел по мелководью сна, прозрачная дымка видений омывала его ступни, но не могла унести его прочь от реальности. В расплывчатых картинах к нему приходило прошлое пополам с мечтами, сквозь которые просвечивала очевидность того, что Мортин не может утратить своего измученного рассудка, чтобы немного отдохнуть от него. Тело оцепенело в неподвижности, мышцы спали, и только разум тревожился о чем-то смутном, ускользающем, оставшись одиноким в темнице плоти.
Мортин никогда не спешил. Он ждал, бестрепетно, равнодушно. Он умел ждать бесконечно долго. И в конце концов сон нахлынул тяжелой волной, подхватил Мортина и вынес на настоящую глубину. Но вскоре после этого ему пришлось возвращаться обратно, словно рыбаку с пустыми сетями, не выловив в океане видений ничего полезного. Мортин вернулся, потому что кто-то ждал его на берегу. Кто-то сидел на его постели.
Еще до того, как открыть глаза, маг почувствовал на губах сладковатый привкус усыпляющего заклинания, легкого и необоримого. Когда-то мать Мортина вплетала эти чары в колыбельную. Мортин запомнил их привкус, как запоминается вкус парного молока, даже если ты никогда его не любил.
В ушах шумел призрачный ветер. Веки были тяжелыми, и когда Мортин поднял их, он не был уверен, что очнулся. Пространство комнаты, погруженное в темноту, стало другим — более глубоким и гулким, на кромках предметов лежали маслянистые лунные блики, так, словно бы луна находилась прямо в комнате. Мортин стал искать ее глазами и нашел.
"Должно быть, дом и без меня оказался проклятым…" — медленно подумал Морт. Мысли не могли течь обычным образом. Мысли Мортина были неподвижны и проступали из темноты безмыслия огромными глыбами устрашающих очертаний.
На его постели сидела женщина-демон. Кожа ее зеленовато мерцала, источая тот самый лунный свет, очертания тела казались чуть размытыми. Она была прекрасна, и сила ее красоты страшила. Мортин вспомнил легенды о подобных ей существах, торгующих любовью и забирающих в уплату жизнь. Сейчас эта цена не казалась высокой. Губы Мортина горели, дыхание жгло горло, как пустынный ветер. В этот миг он думал о смерти с вожделением.
Демоница, игриво улыбаясь, разрывала его одежду. Ткань почти не оказывала сопротивления — так рвутся истлевшие саваны, с тихим, немощным треском. Взгляд Мортина скользил по очертаниям ее тела, не в силах остановиться. Мортин пожирал ее глазами, как, возможно, десятки смертных до него, и Мортин жаждал разделить их участь. Разорванная ткань больше не скрывала отталкивающей наготы некроманта. Демоница приостановилась, различив на его коже следы охранных знаков, но магия их давно иссякла, они не могли ей повредить. Невесомые пальцы притронулись к натянутым мышцам живота Мортина. Он с трудом переглотнул. Маг лежал неподвижно, и сковывающее заклятие слабело. Словно играя с его тлеющей страстью, демоница оплетала его тело едва ощутимыми прикосновениями, от которых дыбом поднимались волоски на коже. Пальцы повторяли очертания шрамов и знаков, словно она читала вслепую. Ее холодная, небрежная ласка опьяняла сильнее самых жарких объятий. В дыхании Мортина проступил чуть слышный хрип. В глазах некроманта, под полуопущенными веками медленно разгоралось безумие.
Демоница налегла на его грудь, прикоснулась к губам мага, искусанным до крови от похоти и нетерпения. По ее спине прошла дрожь удовольствия, она принялась вылизывать его губы, пока не собрала эту скудную кровь до капли. Тогда она оседлала его и впустила, наконец, внутрь себя.
Демоница жалобно вскрикнула. Никому из женщин Мортина не нравилось это ощущение холодного вторжения. Впрочем, Мортин мало беспокоился о том, что нравилось или не нравилось в нем другим людям. Было время и был огонь, в котором Мортин сжег свои телесные страсти, чтобы больше к ним не возвращаться. Однако сейчас ему было обещано большее. Сейчас его наполняла страстью не любовь — смерть, единственная вещь на свете, к которой никто не в силах относиться беспристрастно. Демоница извивалась на нем, глухо рыча сквозь зубы. Когти вспарывали кожу на груди мага. Заклятие неподвижности наконец-то распалось, и тела их жадно сплелись в одно существо. Боль и наслаждение сделались неразделимы. Мортин снова чувствовал тот давний огонь, обративший когда-то все его страсти в пепел. Пульс оглушительно бился в висках. Оскалив зубы, Мортин запрокинул голову в ожидании, когда боль и сладость разорвут его изнутри. Он чувствовал, это вот-вот случится. Демоница потянулась к его горлу. Бешенное биение артерий притягивало ее неодолимо. В этот момент руки некроманта дернули демоницу вниз, оставляя борозды на плечах, смяли ее сопротивление, позволив ему проникнуть так глубоко, как он хотел. Он не мог больше ждать, смерть была слишком близко. Демоница взвыла от боли, вырываясь из рук, но Мортин уже не мог ее отпустить. Они рычали и хрипели, словно сцепившиеся звери, тяжелый запах крови и страсти от их тел заполнял комнату. Мортин притиснул голову демоницы к своей груди, скомкав роскошные волосы. Ее когти разодрали ему щеку, чудом миновав глаз, другая рука пробороздила по ребрам в попытке добраться до сердца и вырвать его вон, чтобы остановить пытку. В этот момент Мортина скрутила судорога экстаза. Он застонал и сжал демоницу с такой силой, что мог бы сломать ей кости. Время остановилось, жизнь отхлынула, словно волна, оставив их немыми и бездыханными на холодном берегу ночи. Смерть прикоснулась к ним на одно краткое мгновение, и никто из них в этот миг не хотел возвращения.
Но жизнь вернулась, и Мортин едва успел перехватить разъяренную демоницу у самого своего горла. Маг отшвырнул ее назад, их тела неохотно расплелись, демоница скатилась с кровати на пол. Рука некроманта подхватила косу, и, словно почувствовав это, демоница обратилась в бегство. Мортин сорвался следом за ней. Проносясь по темным коридорам и лестницам с раскрошенными ступенями, Мортин отставал от нее всего на полдвижения, на долю мгновения, но не мог преодолеть этот разрыв. Внизу, кажется, в кухне, где света не было вообще, поскольку эта часть дома находилась под землей, демоница отважилась развернуться и изо всех сил толкнуть Мортина в грудь. Сама она чудом избежала оскаленного лезвия Занны, но увернулась, и в следующий миг Мортин остался один.
Он лежал на ледяном каменном полу. Лезвие Занны приятно холодило изодранную кожу на груди. Где-то внутри еще затихали сладкие судороги. Мортин лежал неподвижно какое-то время, потом поднялся и пошел наверх за фонарем.
Некромант спустился в кухню еще раз, освещая себе дорогу. След демоницы был теплым, полным жизни, почти таким же притягательным, как она сама. След обрывался… в старом жестяном тазу на кухонной лавке, на дне которого было немного воды и маслянистых лунных бликов. Отставив фонарь и косу, маг жадно сунул в эту воду руки. Ему почудилось легкое ответное прикосновение, но… Он не смог открыть этот портал, не смог даже проследить его. Тяжелая мощь проклятий навалилась на его плечи, перед глазами потемнело. Ногти некроманта с противным звуком царапнули дно таза и вонзились в ладони, кулаки задрожали от напряжения. Проклятия Дагеро не позволяли ему пройти этот след, душили его силу. Мортин чувствовал их, как стальные скобы, вбитые в живую плоть. Изнутри его раздирал гнев. Ради чего?.. Ради чего у него отняли его силу, почти всю, оставив лишь жалкие крохи?.. Ради чего у него отняли свободу те, кто сам свободы никогда не знал?.. Ради спокойствия и блага этих вот жалких людишек за стенами?!.. Разве их жизни, все разом, того стоили?..
Над тяжелым темным исступлением гнева разгоралось зарево боли — Печать смерти, которую Мортин носил на сердце, не терпела проявления сильных чувств и могла распасться сама собой, оборвав все страдания Мортина, все его вопросы. Он зажмурился и ждал, пока гнев не остынет. Ему нельзя умирать. Пока еще он не исчерпал все свои шансы.
Чтобы выместить гнев, некромант подхватил тяжелую деревянную скамью, не почувствовав ее веса, и зашвырнул в дальний угол кухни. Забрав фонарь и косу, он развернулся и пошел наверх.
…А в былые времена демоница уже билась бы на кончике лезвия Занны, испытывая последний, священный экстаз, завершающий жизнь.
В былые времена…
Мортин горько усмехнулся.
Фонарь тускло освещал захламленную комнату и самого некроманта, сидящего на разоренной, испятнанной кровью постели. Клочком материи, смоченной в травяной настойке, Мортин промакивал царапины. Он снова был холоден и пуст.
Маг равнодушно размышлял, кем могла быть его ночная гостья — частью зла, опутавшего Дорн своей колдовской силой, или это приходила познакомиться местная колдунья, как ее… Иттар, кажется? Если так, то она смела до безумия. Но Мортин не слишком в это верил.
Как можно было укладываться спать в незнакомом городе, не позаботившись о защите?! Странно, что Мортин не вспомнил об этом вечером. Похоже, за годы без работы Мортин приобрел вредную привычку к беспечности. Не стоило давать волю похоти, не стоило давать волю гневу. Дважды за одну ночь он чуть не сорвал Печать смерти и потревожил все прочие проклятия, которые, конечно, еще напомнят о себе в ближайшее время.
Ночь пока не перевалила за середину, и можно было посвятить ее работе во исправление собственных ошибок. Для начала нужно попасть на кладбище…
Некромант коротко выругался. Его одежда лежала лохмотьями по всей кровати и больше не годилась даже для того, чтобы прикрыть один единственный голый зад. А если бы Мортина угораздило завалиться спать в балахоне, как он нередко и делал, то сейчас его положение было бы еще веселей. Впрочем, не годилось думать о том, чего не произошло. С голым задом или без него, а на кладбище попасть необходимо.
Мортин убрал пузырек с настойкой в кожаный короб и задвинул его ногой под кровать. В этом коробе хранилось все необходимое для тех, кого проклял Дагеро Ворон.
До утра Мортин успел побывать на кладбище, насторожить за городом три манящих заклинания и расчертить жертвенный круг-ловушку.

На рассвете Мортин вернулся в Дорн. Он снова ехал по пустым сонным улицам, клацая зубами от холода и мучительно зевая, будто предыдущее утро непостижимым образом повторялось. Штаны он раздобыл на кладбище, а вот рубахи подходящей не нашлось, так что некромант чувствовал утренний ветер с небывалой остротой. Жаждая согреться, он заглянул в первый же открывшийся трактир. Его опять занесло в "Белую козу". Впрочем, Мортину это было без разницы.
Внутри было пусто. Хозяин где-то пропадал. Мортин прошел к стойке, бросил под ноги баул со снаряжением для эксгумации, аккуратно прислонил возле себя Занну и сгрузил на стойку полупустой мешок с ритуальными принадлежностями. Ожидая трактирщика, Мортин поглядывал по сторонам. Его внимание привлек широкий деревянный стеллаж позади стойки. Два нижних видимых ряда занимала посуда: толстостенные глиняные кружки, глубокие миски, кувшины, ложки и все остальное. Выше красовались бочонки и оплетенные бутыли, жестяные коробки со специями, не слишком усердно очищенные от пыли. Наверху громоздился первозданный хаос когда-либо забытых вещей — свечные огарки, связка заржавелых ключей, помятый чайник, масляная лампа без стекла, какие-то свертки, инструменты и даже, кажется, заросший пылью самострел. Стеллаж был погружен в полумрак, предметы отбрасывали таинственные тени и блики. От всего этого веяло прошлым, историей, древностью, и Мортин невольно передернул плечами. Прошлое — темная сила, источник и прародитель всех тайн. Именно этой силой движимы полураспавшиеся костяки и гниющие остовы Возвращенных, именно она пробуждает от смертного сна сухие кости волонтеров, сотни лет пролежавшие в земле.
— А, господин некромант!.. — раздался знакомый голос откуда-то сбоку. — И снова на рассвете… Рано же ты встаешь! Или, может быть, поздно ложишься? — выйдя из кухни, трактирщик приветливо улыбнулся Мортину и стал снимать со столов перевернутые табуреты.
— Вообще не ложусь, — проворчал Мортин, облокотившись на стойку и наблюдая за хозяином.
— Чего желает господин маг? — спросил тот, заканчивая свое нехитрое занятие.
Мортин объяснил.
Пока трактирщик ходил за глинтвейном, Мортин пребывал глубоко погруженным в себя и обнаружил, что мысли его путаются. Неудивительно, вторые сутки он не мог ни отоспаться ни согреться толком. Само по себе это ничего не означало. При необходимости он мог обходиться без сна и неделю… раньше мог, разумеется.
Надо признать, в "Белой козе" был определенный уют, остро приправленный чувством недолговечности. Желтый свет наполнял пространство призрачным теплом, особая утренняя тишина, дремотная и сладкая, приглушала все звуки. Из кухни доносились запахи стряпни, а в полутемном зале громоздились пустые столы и табуреты в молчаливом ожидании. "Жизнь и смерть — только миг. Ожидание — вечность." Мортин часто слышал что-то подобное от коллег по ремеслу и давно подметил, что все темные маги в той или иной степени склонны к поэзии.
— А чего не ложился-то? — полюбопытствовал хозяин, ставя перед Мортином наполненную кружку.
Мортин окинул его прицельно сощуренным взглядом.
— Знаешь… хорошо, что ты об этом заговорил, — задумчиво процедил он. — Скажи, у вас в городе не было таких случаев?..
Мортин в общих чертах изложил свое ночное приключение.
— Во сне? — плотоядно ухмыльнулся трактирщик.
— Да нет, вполне наяву, — ответил Мортин, убрав за ухо волосы, и трактирщик увидел борозды у него на щеке.
Мортин мог бы поклясться, что хозяин "Белой козы" почувствовал страх, хотя вида постарался не подать.
— Что скажешь, почтенный служитель брюха?
Ожидая ответа, Мортин порылся в одном из кармашков на поясе, извлек темную жемчужину размером с горошину. Раздавив ее пальцами, он флегматично высыпал в кружку порошок и слегка взболтнул содержимое. Алхимическая магия… В Ордене ее презирали, но Мортин в его нынешнем состоянии не был так уж разборчив в средствах. Порошок расщеплял внутреннее время, заставляя его течь в два раза быстрее. И вполне годился, чтобы сбросить сонную одурь.
Трактирщик неодобрительно проследил за его действиями, но возмущаться не стал — некромант спокойно продолжал пить из кружки, значит, насыпал туда не отраву. Лекарство, наверное, выглядит-то он паршиво…
— А что тут сказать… — вздохнул трактирщик. — Видно, плохо наше дело, парень. Вчера об этом только и речи было. Говорят: "Раз прислали душегуба этого, значит, добром дело не кончится!.." Ты нынче самый известный человек в городе. Так что смотри, мало ли что!
— Что например?
— Ну… так… — замялся трактирщик. — За что им тебя любить, сам подумай? Ты же пришлый, чужой…
Мортин пожал плечами. Он считал, что от него городу будет гораздо больше пользы, чем от людей, имевших честь вчера хамить магистру некромантии.
— Ладно, не увиливай, мы ведь не об этом говорим.
Трактирщик нахмурился и скривился одновременно.
— Что ж… была у нас тут одна история… Ведьма у нас завелась. Давно, года три назад.
— Предсказательница ваша?
— Нет, что ты! Другая. Страшная ведьма. Ургос она себя называла. Ургос заклинательница дождя. Что творилось при ней, парень, — страсть! И не проси рассказывать, не буду. Накликать боюсь. Так мы терпели-терпели, а потом при святом посредстве отца Хидема всем городом ведьму того… в речке она утопла.
— Чего же ты боишься, если она "утопла"? — иронично спросил некромант.
— А потому что в ее характере штучка, — нервно усмехнулся трактирщик, — ночью подкрасться, на мужика заклятье навести и… беспомощного… В свое время она много с кем так развлекалась… ладно, не о том речь, — поспешно отмахнулся он.
Мортин оценил его смущение.
— Ургос… заклинательница дождя… Никогда не слышал. Откуда она взялась?
— Да кто ее… хотя постой! Святой отец должен знать. Он ее… пытал, кажется.
— А мы со святым отцом… — Мортин изобразил непримиримую вражду.
— Уже? — удивился трактирщик. — Когда вы успели?
Мортин усмехнулся и не ответил.
Некоторое время прошло в молчании. Трактирщик разглядывал мага, подперев голову рукой.
— Слушай, господин некромант… а что там, после смерти? Правду говорят, что душа… что в рай… а? Должен же ты знать!..
Мортин поглядел на хозяина "Белой козы" из-под полуопущенных век. Его глаза странно, жутковато блеснули.
— О душе забеспокоился... — угол рта Мортина дернулся тенью усмешки. — Падре ваш считает, что у меня души нет, так что…
На это трактирщик с житейской мудростью заметил:
— У него работа такая, что тут поделаешь! Ну а… все-таки?
Мортину было, что рассказать о посмертном существовании, и он отлично знал, какое впечатление производят эти рассказы на людей, ни разу не лежавших на чужой могиле. Вряд ли почтенный трактирщик был готов выслушивать истории некроманта.
— Отцепись, — беззлобно обронил маг. — Если я сейчас тебе все расскажу, потом неинтересно будет!
— Скажешь тоже, — недоверчиво буркнул трактирщик. — Ну а сам-то ты, господин маг, отчего в некроманты подался? Из-за денег или так, по личной склонности?
Мортин расхохотался на весь зал.
— Деньги… между прочим… тоже были неплохие, — ответил он, все еще срываясь на смех.
Некромант просидел в "Белой козе" пару часов, потом отправился на рынок добывать нормальную одежду.

…Шорох попался в ловушку на следующую ночь вместе с двумя какими-то безымянными гулями. Шороха Мортин выпустил, а его сотоварищей оставил в жертвенном кругу. Шорох недавно дрался: лохмотья одежды на нем висели клочьями, а бок пересекали сочащиеся борозды. Ему еще повезло — нечувствительная к боли нечисть обычно рвала друг друга на куски.
Шорох держался поодаль, настороженно косился на Мортина, в любую минуту готовый удрать. Он был очень сообразительным для гуля. После смерти он прожил уже лет двенадцать и большую часть этого времени заботился о себе сам.
Мортин неторопливо, чтобы не спугнуть его резким движением, достал из мешка кусок мертвечины, загодя добытый на дорнском кладбище, и бросил гулю. Это оказалась женская грудь.
— Держи, старик, — проговорил он. — Мы ж с тобой ценители прекрасного!
Шорох понюхал грудь и мгновенно сожрал. Видимо, когда он угодил в жертвенный круг, приманки там почти не осталось. Мортин достал еще кусок — обрубок ноги — и бросил к себе поближе. Шорох сожрал и ее. Мортин присел на корточки.
— Привет, нечисть, — усмехнулся он.
Гуль напряженно замер.
Смотреть на морду гуля без привычки было жутко, но Мортин давно к нему привык. Огромные зубы, разросшиеся за время посмертного существования, казалось, оттягивают челюсть вниз своей тяжестью, потому что рот Шороха редко бывал закрыт, челюсть хлопала, как дверца. Кончика носа гуль давно лишился в боях и отлично пользовался оставшимися рваными дырками. От радужки глаз сохранился лишь тонкий ободок неопределенного цвета, затопленный маслянисто-черным зрачком, а вместо волос на голове произрастала то ли жесткая серая шерсть, то ли даже какая-то трава.
Шорох был еще одной выходкой Мортина, которую магистрат Ордена никак не мог ему простить. Четыре года, пока Мортин Жнец фактически правил Кридом, гуль сопровождал его повсюду, и Мортин баловал его, как любимую зверушку. Пригодился Шорох и в изгнании. Когда-то Мортин натаскивал его на все виды магических атак, и гуль сделался неплохим сторожем. Если он не мог отогнать или напугать врага, он поднимал тревогу. Кроме того, он был силен, не уставал и не спал в обычном смысле этого слова, а кормить его можно было раз в неделю. Гуль всегда следовал за магом, держась на приличном расстоянии. Когда он был нужен, Мортин вылавливал его и заново приручал — некромант не был уверен, что у гулей существует понятие "верность", но привычки у Шороха были.
Гуль подошел поближе на своих кривых мозолистых лапах, бывших когда-то руками и ногами, неопределенно что-то пробурчал. За двенадцать лет жизни после смерти от человеческой речи в голове Шороха осталось только бессвязное бормотание, чаще всего кровожадное.
— Пойдем, дам тебе еды, — пообещал Мортин, вставая.
Маг закутался в драный плащ и двинулся в сторону города. Гуль поскакал за ним, утробно урча.
Возвращаться обратно пришлось пешком — ни одна лошадь не выносила запаха гуля, даже зомбированная лошадь некроманта. А Шорох, в свою очередь, недолюбливал лошадей, так что не стоило его нервировать. Мортин шел и мечтал наконец-то выспаться.
…Ему снова приснилась Ургос. Демоница сидела, обхватив колени руками. Волосы укрывали ее плечи и спину диковинным плащом. Мортин не видел ее лица, только глаза, светящиеся лунной зеленью. Между ними, положив голову на лапы, лежал Шорох, имевший в сновидении вид темного пятна, как и все Возвращенные, охранял целомудрие некроманта.
Некоторое время ничего не происходило. Ведьма и некромант молча наблюдали друг за другом. Потом Ургос поднялась, упруго потянулась и ушла. На ее тонкой щиколотке Мортин заметил браслет из рогатых раковин, белых, как старые кости.


4. Источник неприятностей



Весь день он потратил на осмотр Дорна. Дела оказались еще хуже, чем Мортин думал вначале, а он и так ничего хорошего не ждал.
— Куда вы смотрели, у вас же тут эпидемия на эпидемии! — ругался он сквозь зубы, кружа по улицам.
На краю рыночной площади какой-то находчивый проныра демонстрировал уродства своего тела, явно магического происхождения. Граждане поглядывали в его сторону без особого одобрения. Мортин мог бы поклясться, что у некоторых из них под одеждой скрывается не меньшая экзотика — так действовали освобожденные чары роста. Если дать им время вызреть, люди превращаются в чудовищ на любой вкус, согласно "личной склонности", как подметил веселый трактирщик. Из-за них же все строения Дорна, не смотря на разгар осени, одолевали растения и мхи.
Вчера, проходя через рынок, некромант миновал в торговом ряду лоток, заваленный комьями болотной грязи и каких-то перекрученных корней. Хозяин этого странного товара сидел, покачиваясь, пересчитывая снова и снова горстку мелких камней. Лицо у него было свинцово-серое, одутловатое, как у утопленника. Он что-то безостановочно бормотал, но поднял на Мортина невидящие глаза, пока тот проходил мимо, и проводил его пустым, бессмысленным взглядом.
Некоторые люди стояли. Просто стояли неподвижно, словно силились что-то вспомнить. Древесная болезнь… Как у того несчастного, приветствовавшего Мортина при въезде в Дорн. За некоторыми волоклись следы остаточной магической силы, будто они недавно принимали участие в каких-то ритуалах… или были втянуты в них против воли. Разного рода одержимости, спонтанное зомбирование, знаки ведения, "зерна", следы низшего вампиризма и отголоски немыслимых, извращенных оргий — Мортин устал считать. Но страшнее всего было то, что нормальные, пока еще здоровые люди по какой-то причине не испытывали обычной неприязни к своим пораженным сородичам, не пытались от них защищаться. А у них над головами, прямо на чахлых городских деревцах были растянуты следящие паутины, сделанные неряшливо, словно по наитию, без всякого представления о том, как это должно работать. И все-таки треть из них работала.
В целом Дорн напоминал ведьминский котел, где кипели отвратительные ингредиенты. Или огромный жертвенный круг, в котором уже не один месяц шел ритуал. Мортин слышал о таких обрядах от Последнего Дракона, большого знатока в подобных вопросах. Когда спонтанные устремления обычных людей служат магу вместо ингредиентов и знаков, когда чужие уста, сами того не подозревая, произносят части его заклинаний, а чужие руки совершают нужные действия. Это — высшая ступень ритуальной техники. Магия, рожденная в таком обряде, имеет немыслимую силу, и цели, для которых ее применяют, всегда ей подстать.
Так что, кто бы ни помешивал в этом котле, шутить он был не склонен.
Мортин не избегнул мимолетного соблазна оставить здесь все, как есть. Наверняка, империи придет конец, а окрестные государства постигнут несметные беды. Прекрасная перспектива, если не брать в расчет, что некромант не доживет до ее воплощения в реальность — как только в совете Ордена станет известно, что Мортин Жнец нарушил приказ, его Печать смерти немедленно вскроют.
Мортин пробрался в ратушу, отыскал архивариуса и чуть ли не под пытками вырвал у него план города. Магу нужно было знать, с каким построением работает неведомый ритуалист.
Мортин не был уверен в том, что это работа Ургос, хотя она подходила как нельзя лучше. Она побывала в городе и имела возможность осмотреться, потом ее усилиями честных граждан утопили, а магия воды, судя по всему, ее родная стихия, так что можно считать, что Ургос просто нашла способ красиво исчезнуть из города.
Все сходилось один к одному, и на план Дорна почти безупречно накладывалась "малая роза ветров", классическая восьмилучевая звезда, любимейшая фигура ритуалистов во всем мире. Мортин не мог понять одного — где эта длинноволосая бестия черпала колдовскую силу? А если это ее собственная сила, то почему она до сих пор не стерла некроманта в порошок заодно с Шорохом?
Это был очень неприятный вопрос.
Поздно вечером Мортин разжег очаг в кухне щепками от разбитой несколько дней назад скамьи и стал готовить себе ужин. Вся вода в доме теперь хранилась под крышками с грузом сверху. На защитную магию, доступную ему после дуэли с Дагеро, Мортин положиться не мог, поэтому не стал и пытаться.
Шорох терзал берцовую кость в углу. Некромант залатал его шкуру, попросту сшив шрамы нитками, как поступают с трупами после вскрытия. А вместо лохмотьев, пожаловал свои кладбищенские штаны, оказавшиеся гулю, как и самому некроманту, комично короткими. В сочетании со швами на боку они придавали Шороху какой-то лихой, пиратский вид.
Мортин сидел на краю стола, сложив ладони и подбородок на любимую косу.
Перспектива схватки с неизвестным магом не слишком радовала некроманта. Мортин не склонен был льстить себе и понимал, как ничтожно малы его шансы остаться в живых. "Будь проклят совет и весь Орден Ворона заодно! — бесстрастно думал Морт. — Они требуют от меня невозможного! Они хотят, чтобы я за неделю убрал все это магическое дерьмо, копившееся в Дорне не один год. А сами не потрудились снять с меня ни одного паршивого проклятия!.." Но так и должно быть, разве нет? Разве не для того его отправили сюда, чтобы он умер как можно тише и как можно дальше от столицы?
Мортин неприязненно хмыкнул. Да, это так.
В любом случае, зараженных нужно отделить от "чистых" граждан, явно оставленных на корм зарождающимся чудовищам. Странно, что наместник или святой отец не попытались этого сделать. Ладно, падре можно не трогать, он фанатик… Но наместник Родрик, вроде бы, выглядел здравомыслящим существом?.. Впрочем, Мортин уже давно утратил представление о человеческом здравомыслии. Его жестокая практичность не имела с ним ничего общего.
Далее. Наместник вынудил его полагаться на собственные силы, а это, конечно, ловушка. Мортин не может начинать открытую войну с городом. И не потому, что не уверен в своих силах, как раз наоборот. Но противостояние придется не по вкусу совету Ордена, а на их счет Мортин не заблуждался. Маги совета не просто ждут повода вскрыть его Печать, они страстно мечтают об этом. Что ни говори, Мортин слишком их разозлил и своей победой в войне и тем, что было после.
И что же он должен делать при таком положении вещей?
— А об этом придется спросить у предсказательницы, — проговорил Мортин задумчиво.
В следующий момент он порывисто поднялся и исчез на лестнице, ведущей наверх. Минуту спустя, Мортин вернулся уже в плаще, снял с огня свое варево и снова вышел. Шорох проводил его настороженным взглядом и поплелся следом, оставив в покое кость.
Колдунья жила недалеко от рыночной площади в доме с башенкой. Время близилось к полуночи, и час для посещений был не самый удобный, но Мортину, как и всегда, было наплевать на условности.
Шороха, незаметно увязавшегося следом, пришлось загнать в цветник у крыльца. Вся надежда была на то, что никому не придет в голову искать гуля у дома предсказательницы, поскольку сухие цветы его почти не скрывали.
Колдунья Иттар распахнула дверь на стук Мортина и невольно отступила назад. Маленький светильник в ее руке выхватил из ветреной ночной темноты высокую фигуру с надвинутым на лицо капюшоном. За спиной темным росчерком на фоне звезд маячила коса, а полы плаща, раздуваемые ветром, были изодраны до дыр. Однако, колдунье хватило самообладания произнести:
— Добрый вечер. Входите.
— Простите, что беспокою вас так поздно, — начал Мортин, пытаясь придать своему сорванному голосу подобие учтивости, — я…
— Перестаньте, господин некромант, — остановила его Иттар, — думаете, я не знаю вашего имени?
Колдунья оказалась немолодой, полноватой, довольно милой, но в целом — самой обыкновенной женщиной. Никакого присутствия магических сил, способных привлечь внимание Мортина, за ней не ощущалось. Свободной рукой она стягивала на груди края ажурной белой шали, словно холодный воздух с улицы был для нее нестерпим.
Мортин вошел в небольшую прихожую. В доме колдуньи густо пахло благовониями и было жарко натоплено.
— Меня привела к вам крайняя нужда, — проговорил Мортин и поймал себя на том, что недалек от скользкой двусмысленности. В самом деле, не так уж много существует на свете крайних нужд, не способных подождать до рассвета.
— Я ждала вас, — невозмутимо ответила Иттар. — Проходите в комнату. Я заварю чай.
Мортин откинул полог и увидел все, что ожидал: хрустальные шары, небесные карты, песочные часы и даже запылившийся череп, по самые глазницы утонувший в хламе на рабочем столе Иттар. Мортин уселся в одно из двух ничем не занятых кресел, уложил косу на плечо, и привычно обвил рукоять. Пальцы тут же принялись ласкать и гладить темное дерево. От духоты Мортина слегка подташнивало.
Иттар жила в этом доме очень давно. Все вокруг впитало ее запах, ее мысли и сны, все вокруг было ею, и Мортину сделалось не по себе от этой нежданной интимности. Он не хотел ничего знать о колдунье, но каждый предмет, вплоть до разорванных бус, много лет назад раскатившихся по полу и до сих пор тускло поблескивавших в темных углах, что-то рассказывал об Иттар. Мортин не был предсказателем, но смог бы описать жизнь этой женщины от начала до конца.
Колдунья Иттар была когда-то красива. Красота накладывает неизгладимый отпечаток, потому что красота — это тоже своего рода сила. Королеву Иттар свергло с престола время, и всю ее свиту развеяли осенние ветры. Она коротала в одиночестве годы и годы, вспоминая былое величие, тоскуя по нему и в горькой насмешке венчая голову, вместо короны, венком из опавших листьев. Колдовство не приносило ей утешения, потому что Иттар никогда не хотела быть сильной. Она хотела быть счастливой. И эта мечта не сбылась.
Весь ее дом пропах одиночеством. Мортин очень хорошо знал этот запах.
Некромант жалел, что пришел сюда. Не стоило тратить время.
Иттар принесла поднос с двумя чашками светлого цветочного чая. Мортин взял одну. Иттар опустилась в кресло напротив.
— Я ценю вашу щепетильность, господин некромант, — обронила она, вежливо помолчав. — Впрочем, я не сомневалась, что вы предпочтете сохранить ваш визит в тайне.
"Она решила, что я притащился среди ночи, чтобы уберечь ее доброе имя? Как мило… В столице давно не думают о таких мелочах," — ехидно отметил про себя Мортин.
— Чем я могу помочь вам, магистр? — спросила Иттар.
Мортин сделал глоток вежливости и отставил чашку на край стола.
— Вы рискнете оказать мне помощь? — спросил он напрямую.
— Я готова сделать все, что в моих силах. Мы ведь с вами в каком-то смысле… коллеги.
— Не это должно вас беспокоить, а бедственное положение Дорна, — сухо сказал он.
Смуглые щеки Иттар вспыхнули.
— Я делаю все, что могу, — возразила колдунья, безуспешно скрывая обиду в голосе. — Но мне по силам немногое…
— В городе эпидемия, — прервал ее маг. — Вегетония, древесная болезнь, "зерна"… Вы знаете, что такое "зерна"?
Колдунья беспомощно развела руками.
— Слепок личности, спроецированный магом в виде заклинания в тело другого человека. Что-то вроде откладывания личинки. Когда "зерно" раскрывается, оно пожирает личность носителя, превращая его в точное подобие захватчика. Рассеять такое заклинание нельзя. Я обошел город вдоль и поперек, видел десятки, если не сотни людей, пораженных им.
Смотреть на предсказательницу было жалко. Помимо воли Мортин задумался: чем она занималась в качестве колдуньи? Снимала зубную боль, принимала роды, варила любовные зелья? Конечно, она не слышала ничего про "зерна".
Некромант прикусил губу от досады. Но на что-то ведь она годилась?..
Иттар смотрела на Мортина с болью в глазах.
— Что нам делать? — тихо спросила она.
Пожалуй, страдание было ей к лицу.
— Нужен карантин.
— Вы говорили с наместником?
— Наместник отказался мне содействовать. Как и отец Хидем.
— Как это странно… я думала, Хидем прислушается… — она подняла глаза на некроманта и сама поняла, как нелепо это звучит.
Мортин отметил странную фамильярность по отношению к служителю Церкви.
Некоторое время маг молчал и смотрел сквозь лицо колдуньи пустым невидящим взглядом.
— Кстати… кто такая Ургос? — задумчиво спросил он.
На этот раз колдунья побледнела.
— Лучше бы вам не произносить этого имени вслух, магистр, — проговорила она.
— Чего вы боитесь, она ведь, кажется, мертва?
— Я не слишком в этом уверена, — призналась Иттар.
Мортин желчно хмыкнул.
— О, конечно! Ее пытались утопить, кажется? А какого черта вы не обратились в Орден Ворона? Или в вашем городе неизвестно, как нужно поступать с нелицензированными магами?
Иттар сжалась, пальцы на подлокотнике побелели. Мортин чуть позже, чем стоило бы, сообразил, кому он это говорит. Если бы горожане отдали Ургос в руки исполнителей Ордена, им пришлось бы проститься и с Иттар… Стало быть, у предсказательницы имелся сильный покровитель, сумевший убедить наместника слегка пренебречь законом. Странно, что Мортин просмотрел эту возможность в самом начале. Он невольно задумался, не сам ли наместник благоволил колдунье?.. Впрочем, господин Родрик, если верить сплетням, был сторонником Ургос в свое время. Интересный расклад… При такой расстановке сил погибнуть должна была Иттар. Кто же ее защищал?..
— Вы донесете на меня? — пролепетала колдунья, едва шевеля губами, и голос ее стал на мгновение таким же сорванным шепотом, как у Мортина.
— Да нет же! — раздраженно ответил маг. — Не говорите ерунды. Я пришел просить вас о помощи и сам рисковал при этом, — он слегка усмехнулся. — Если выяснится, что вы принадлежите к одному из запрещенных орденов или тайных обществ, мой приговор будет приведен в исполнение в течение суток.
— Приговор?
— Я ношу Печать смерти, — бесстрастно поведал Морт.
Как он и ожидал, колдунья была поражена.
— И вы все равно отважились?.. — выдохнула она с затаенным восторгом.
— Как видите.
— Поверьте, я не принадлежу к тайным орденам! — поспешно заверила его Иттар.
— Разумеется, — прохладно согласился Мортин, — но если бы принадлежали, сказали бы "да"?
Иттар растерянно умолкла.
Мортин с силой провел по лицу ладонью.
— Черт… простите меня, я не хотел грубить. Я… не могу понять, как мне со всем этим справиться…
— Вы что, собираетесь в одиночку бороться с проклятиями Дорна? — неподдельно удивилась Иттар.
Мортин поднял глаза на колдунью и ответил не без горечи в голосе:
— Я к этому привык. Кроме того, — Мортин помолчал и неохотно продолжил: — я не думаю, что у нас есть время. Зло готово к пробуждению. Осталось, может быть, несколько дней…
Повисло тяжелое, неприятное молчание. Мортин понимал, что колдунья Иттар ждала его визита с тех пор, как по городу распространились слухи о его приезде, и, конечно, она представляла себе эту встречу совсем не так. Она предполагала, что у нее с отверженным магистром, наверное, найдется что-то общее!.. Она и подумать не могла, что он вывалит на нее все эти ужасы. Маг чувствовал, как она впервые в жизни пытается преодолеть свою ограниченность, переступить затаенную обиду на него за то, что он разрушил ее представления о самом себе. И цель этой попытки тоже была для Мортина вполне прозрачна — одиночество. Одиночество, которого Иттар, сама того не осознавая, боялась больше всего на свете, и которое ни с кем не могла разделить.
"Но она ошибается, — думал Мортин, глядя на ее темно-вишневые губы, густо накрашенные, чтобы скрыть их старческую сухость. — Я мог бы сделать ее счастливой, но не так, как она думает. Я мог бы взять Занну и отсечь ненужное… потому что ее собственная смерть придет к ней очень нескоро. Предсказательница Иттар умрет в ожидании смерти. Это тяжкая участь."
Молчание длилось. Некромант сидел, смотрел на Иттар с бесстрастным ожиданием и ласкал Занну. Колдунья отхлебнула чай и обнаружила, что он остыл. Неловко улыбнулась:
— Могу я что-нибудь сделать для вас… лично? Может быть, предсказать вам судьбу?
— Может быть, — равнодушно позволил Мортин.
— Хорошо. Тогда мне нужно взглянуть на ваши руки.
Мортин протянул ей правую ладонь и, чуть помедлив, левую, неохотно оторвав ее от рукояти Занны.
Иттар, прикоснувшись к его коже, испуганно отпрянула.
— Святые небеса… что у тебя с руками? Ох, простите…
Мортин смотрел ей в глаза.
— Это… особенности профессии, — проговорил он с долей насмешки.
— И… так всегда? — спросила Иттар потрясенно.
Мортин кивнул.
Иттар не собиралась сдаваться. Она взяла его ладони в свои, прошептав только "ужас какие холодные", и даже легонько сжала их в безнадежной попытке отогреть.
— Ты родился поздней осенью, — говорила она, глядя на его руки. — В глубоком детстве часто болел. Ты разумен, умеешь ценить красоту… Ты очень удачлив… и склонен к риску… множество раз… тебе грозила смертельная опасность… — Иттар говорила все тише и медленнее, ее зрачки расширились, и Мортин понял, что она погружается в транс. — За тобой охотились… никому не доверять… ненависть… огромный город… желтая повозка… черное небо… Ты отказался от свободы… и он заботился о тебе… человек… ворон… был тебе вместо отца… пока ты… пока ты… Святые небеса!.. никто… не уцелел… тебя… страшно пытали… в темноте… звал ее… но ты остался жив… как он обещал. Ты победил в войне… но ты… хотел большего… тебя ненавидели и боготворили… ты победил в войне… ты всегда побеждаешь… ты будешь жить вечно, мятежник…
Мортин вздрогнул. Когда-то очень давно то же самое сказал ему на прощание Последний Дракон.
Иттар долго не двигалась, склонившись над его руками, словно читала неведомые строки, не в силах оторваться, но ничего не говорила вслух. Потом сложила ладони, будто закрывая книгу. Ее пальцы дрожали, легонько поглаживая шрамы на тыльной стороне кистей Мортина, оставшиеся после схватки с Дагеро.
— Поистине, ты… странный… человек… Мортин Жнец, — с трудом выговорила Иттар.
Их взгляды встретились, и теперь Морт прочел в ее глазах подлинный ужас за пеленой тумана. Руки женщины все еще пытались согреть его кисти, хотя сами утратили тепло.
— Думаю, мне пора, — сжалился над ней Мортин.
— Нет… не уходи… — прошептала Иттар.
— У меня вурдалак во дворе, — отчетливо произнес маг.
— Что ты сказал? — вздрогнула колдунья, приходя в себя.
Это было вранье, Шорох был гулем.
— Ничего. Прости, мне пора.
— Да, конечно… Может быть, ты зайдешь как-нибудь в другой раз?.. Когда не будешь спешить?..
— Может быть, — согласился Мортин.
После душного помещения ночной ветер показался почти невыносимо холодным. Мортина затрясло, он молча кивнул ей на прощание, чтобы не выдать себя клацаньем зубов. Дверь за Иттар закрылась.
Маг вернулся к дому и стал высматривать Шороха. Гуль возился под засохшим кустом, что-то остервенело выкапывая.
Мортин негромко присвистнул, подумав про себя: "Не так-то проста предсказательница, раз Шороху пришлись по вкусу ее розовые кусты…"
Шорох перелез через ограду, застонавшую и закачавшуюся под его тяжестью, и вприпрыжку поскакал за некромантом, силуэт которого быстро таял в темноте.

Ужин был гнусным — некромант никогда не умел готовить, да к тому же, варево успело остыть. Зато теперь можно было не сомневаться — колдунья сделает все, что он попросит, все, что окажется ей по силам.
Мортина преследовало странное чувство. Прежде он никому не позволял копаться в собственной душе. Трудно было свыкнуться с мыслью, что все его грязные тайны известны кому-то еще. Это чувство смутно беспокоило Мортина, впрочем, не больше, чем боль проклятий — раз Иттар этого желает… пусть.
Мортин бросил ковыряться в котелке и пошел наверх. Никакой голод не стоил подобных мучений. Лучше уж утром сходить в "Белую козу" и позавтракать по-нормальному.

— Так это правда? — жадно накинулся на мага трактирщик, едва тот вошел.
— Что "правда"? — опешил Мортин.
— Что через пару дней нам крышка?
Кажется, Мортин начал понимать, к чему он клонит. "Женщины!.." — со злостью подумал он.
— Не совсем, — ухмыльнулся некромант. — Я хотел сказать, не так скоро.
Трактирщик облегченно выдохнул.
— Скажи на милость, как ты узнал? Еще и суток не прошло? — иронично подивился Мортин.
— Слухи, господин маг, слухи, — развел руками трактирщик. — Только ты… э-э.. господин маг… скажи честно, сколько нам осталось?
— Не волнуйся, — с удовольствием заверил его Мортин. — Еще около недели. Может, дней десять.
Завтрак некроманта прошел в молчании.
— Откровенность за откровенность, — предложил Мортин трактирщику, спустя полчаса, потягивая полюбившийся глинтвейн. — Чьих рук это дело, как думаешь? — некромант кивнул за окно, подразумевая бедствия Дорна.
— А то чьих же!.. Ее, конечно.
— Этой? — Мортин прикоснулся к царапинам на щеке.
Трактирщик кивнул.
— Ты воду пьешь? — спросил некромант.
— Бывает, — широко ухмыльнулся трактирщик.
— Лучше не пей. От вашей воды все… беды… — проговорил Мортин и пораженно смолк, выловив, наконец, свою смутную догадку. — Откуда в город приходит вода? — рявкнул он так, что трактирщик присел от испуга.
— Д-да к-кто ж ее знает…
Мортин, не считая, бросил на стойку пригоршню монет и быстро вышел.
После нападения на архивариуса в ратушу Мортина не пускали. Пришлось высадить одно из окон и войти неофициально.
…Дорн стоял на краю великой северной степи и много натерпелся от этого соседства в былые времена — кочевники всегда были не прочь потрепать своих оседлых сородичей. Потом сюда докатилась цивилизация, город заново отстроили по прихоти кого-то из правителей. Не одну сотню лет он служил прибежищем для отверженных всех мастей: сюда бежали из столицы уставшие от интриг и чудом выжившие в них придворные, отлученные еретики и прирожденные убийцы, здесь же находили пристанище остатки кочевых племен, напрочь разоренные соседями. Вести сюда доходили годами, за сменой правителей никто не следил — город жил своей странной замкнутой жизнью, смысл которой представлял для Мортина глубочайшую загадку.
Дорн, воистину, был идеальным местом для смерти. Здесь заканчивались все дороги и все надежды заодно, а бесконечное степное небо настраивало на мысли о вечном. Трудно было понять, зачем Ордену потребовалось защищать этот заштатный городишко. С трех сторон город окружали болота и чахлые леса, постепенно сходившие на нет, а дальше до самого Серого океана простирались дикие пустоши, изрезанные тысячами маленьких рек, ручьев и озер. Вся вода Дорна приходила из этих равнин. И Мортин не представлял, как отыскать в этой путанице один единственный отравленный источник.
Назревала необходимость ехать туда и посмотреть, что с этим можно сделать.
В ночь перед отъездом некромант еще раз прошелся по улицам Дорна, расчертил кое-где ритуальные круги и запустил кое-какие заклинания. Он не мог идти против воли мага, захватившего город, и придушить зреющие проклятия или хотя бы замедлить их рост. Он не мог без посторонней помощи переловить всех будущих чудовищ. Значит, пусть этим займутся сами честные граждане. А он всего лишь чуть-чуть подтолкнет их к этому. Вполне возможно, что сделанного окажется достаточно, чтобы обрушить великое проклятие Дорна, хрупкое и неповоротливое, как все долгосрочные заклинания. Но позволить себе роскошь надежды Мортин не мог.
"Не исключено, — думал он, ползая на четвереньках с ножом и угломером, — что заклинательница Ургос вообще не сочла меня чем-то опасным. Поэтому оставила в живых до поры… Может быть, еще рассчитывает со мной поразвлечься." Мортин не мог ни в чем ее упрекнуть. Как маг он, на самом деле, теперь стоил немного и выезжал исключительно за счет опыта. Неудивительно, что Ургос не ровняла его с собой.
На обратном пути Мортин забежал к колдунье, попрощался, обронив пару мрачных намеков. Колдунья была бледна, но держалась спокойно. Мортин по-братски обнял ее на прощание и попросил за него не волноваться.
Подозревая, что через болота придется пробираться пешком, он разобрал снаряжение и запрятал все ненужное в своем заколоченном доме. Некромант не рассчитывал отсутствовать слишком долго — время действительно поджимало. Если он не найдет источник в течение недели, то ему вообще некуда станет спешить.
Рано утром Мортин покинул Дорн, двинувшись на север, и настроение у него было безрадостное.
Дороги закончились быстро, местность стремительно дичала. К полудню иссякли и проселки, остались какие-то охотничьи тропы, бегущие по редколесью. К вечеру Мортин ехал прямиком через лес, а на закате показалось долгожданное болото.
Некромант оставил лошадь в скрывающем кругу, хотя не слишком доверял этому заклинанию, а кроме того, сам мог ее потом не найти. Но чем-то надо было пожертвовать. Не тащить же ее на себе через топи?..
Он постоял на краю болот, обозревая искореженные черные деревца и заросли камышей. Для Мортина место, где кончаются все дороги было когда-то воплощением его судьбы. Но в те времена дорог вокруг него было полно, а нынче он в судьбу не верил. Последний Дракон отучил его от этой вредной привычки.
Вечер прошел мирно. Шорох умчался в лес. Мортин полюбовался на закат, улегся в сухую траву, натянул на уши край драного плаща. Сперва было холодно, потом под плащом скопилось какое-то подобие тепла, и Мортин начал погружаться в сон. По верхушкам деревьев катился ветер. В пустом осеннем лесу было слышно, как далеко бегут его волны. Рука Мортина дернулась, неосознанно отыскивая Занну. Коса послушно легла в ладонь. Мортин спал.
Какое-то время спустя из кустов вынырнул Шорох, доковылял до некроманта и улегся в ногах, положив подбородок на сгиб колена Морта. Маг его не гнал. Тепла Шорох давал столько же, сколько любой другой мешок с костями, но его тело защищало от ветра. Иногда гуль скулил и лязгал зубами, но к этому Мортин давно привык.


5. Полезное свойство проклятий



Некромант проснулся от глухих толчков, сотрясающих землю. Он сел, сдернул с лица плащ и увидел странную картину. Что-то огромное и черное с топором в руках гонялось за Шорохом, пытаясь его прикончить. Не смотря на внушительные размеры, пришелец не уступал увертливому гулю в ловкости и двигался очень тихо, размахивая здоровенным топором без видимого напряжения.
— Эй, парень! — хрипло гаркнул Морт, вставая и кутаясь в плащ. — Чего тебе надо от моего гуля?!
Безумная скачка остановилась. В первый момент казалось, что пришелец и казнимый гуль повисли в воздухе.
Незнакомый монстр медленно оглянулся.
— А ты еще откуда взялся?!! — прорычал он с долей недоумения.
— Я здесь работаю, — процедил Мортин, неторопливо, напоказ поднимая с земли свою косу. — Искореняю нечисть. И ты, парень, кажешься мне очень подозрительным.
У пришельца действительно были звероподобные черты лица, клыки чуть оттопыривали верхнюю губу. Сам он был огромен без всяких преувеличений, а безрукавка из черной овчины прибавляла к его зримому объему значительную долю устрашения. Под безрукавкой монстр носил серый свитер, который Мортин сперва принял за кольчугу. На груди на толстой цепи болтался амулет — желтоватый волчий череп, исписанный незнакомыми рунами.
Монстр удивленно распрямился.
— Искореняешь?.. А это тогда что? — он с укоризной ткнул пальцем в гуля.
— Это мой гуль.
— А сам ты кто? Священник, что ли? — пришелец подозрительно прищурился на балахон Мортина.
— Я некромант. Чертов город нанял меня для защиты, — маг неопределенно кивнул за свое плечо, имея в виду Дорн.
Пришелец задумчиво поскреб загривок.
— Ну… тогда извиняйте!
Он засунул топор сзади за ремень, прикрыл подолом безрукавки и зашагал в сторону топи. Шорох поднялся, отряхнул с боков сухие листья и подбежал к некроманту, продолжая коситься на уходящего монстра.
— Кто это был? — негромко спросил некромант.
Шорох попытался ответить на своем гульем языке.
— Ладно, не важно, — отмахнулся маг.
Весь день они с Шорохом пытались найти дорогу через топи.
Болото было заражено беспокойными трупами. Почти все, что утонуло в трясинах за последние полвека, так или иначе бродило по болоту или торчало из него неподвижно. В основном это было зверье. У большинства давно не было плоти, вместо нее прижились растения и какая-то еще белая волокнистая дрянь, что живет в толще грязи. Такого рода Возвращенные почти безвредны, это растения царства мертвых. Они не могут удаляться от места своей смерти, поэтому они бесполезны в качестве наемной силы. Мортин сомневался, что это работа мага, проделанная с умыслом. Скорее всего, их всех разбудили маслянистые лунные блики, попавшие сюда с водой.
Это могло означать, что Мортин не ошибся с направлением.
Шорох носился по болоту в полном восторге, гонял апатичное мертвье, и Мортин нервничал по поводу того, что гуль где-нибудь завязнет. Некромант и сам подумывал опуститься на четвереньки, поскольку двух конечностей, чтобы пересекать болота, было явно недостаточно. Некоторые трупы проявляли к нему излишнее внимание, но ради них не стоило доставать Занну. Мортин отсекал чахлые нити их ложной жизни обыкновенным ножом.
К вечеру господин некромант сам выглядел, как бродячий труп. Он неизбежно вывозился в болотной грязи, провонял и промок, а кроме этого, нечеловечески устал. Пользы от его усилий было ноль, и вечером они вернулись на то же место, где ночевали накануне.
— Хватит с меня! — раздраженно прошипел некромант. — Завтра вернусь в Дорн и потребую проводника.
Он уселся в траву под деревом, прислонился к стволу ноющей спиной. Глаза слипались. Мысли о костре и об ужине внушали глухое отвращение.
— Шорох, набери дров, — шепнул Мортин сквозь дрему.
Некромант впервые в жизни позавидовал гулю, который отменно обожрался на болоте, не чувствовал холода и не обращал внимания на болотную вонь. Но сознание угасало под тяжестью усталости, Мортин не мог бы поручиться, что вспомнит эти мысли завтра наутро. Мага не разбудил даже низкий топот, разносившийся по земле, — шагало нечто действительно тяжелое.
— Это ты, некромант? — прорычал звериный бас над самым ухом. — Вы не сердитесь на меня… ты и гуль твой!.. Я ж не знал!.. Я вам тут пожрать принес.
Мортин разлепил веки и увидел перед собой глыбу темноты, заслоняющую небо. Примерно на уровне головы призрачно белели оскаленные зубы — монстр улыбался.

— Значит, ты из Дорна? — расспрашивал Большой.
Он без усилий переламывал толстые сучья и аккуратно укладывал их в костер под кипящим котлом. Волосатые запястья монстра, унизанные немыслимыми ремешками, цепочками и бусами, в ширину были примерно с бедро некроманта.
Мортин блаженно щурился на огонь, кутаясь в плащ. До конца проснуться он так и не смог, поэтому видел все размытым, нереальным, как под действием дурмана.
— Нет, я не из Дорна, — проговорил он, легонько поглаживая рукоять Занны, лежащей поперек колен. — Я приехал издалека…
— Зачем? — монстр боялся показаться навязчивым, но не мог побороть своего простодушного любопытства.
— Искоренять нечисть, — хмыкнул Мортин.
— Один? — иронично удивился Большой.
Мортин медленно кивнул, глядя в пламя. Голодные спазмы, вызванные запахом еды, были единственным, что не давало Мортину отключиться.
— А ты сам?.. зачем здесь? — спросил он, чуть помолчав.
— Я возвращаюсь в земли предков.
— В земли предков… — задумчиво повторил Мортин. — А кто ты по крови, Большой?
— Человек.
Мортин еще раз медленно кивнул.
— Человек… А ну, сделай так, — попросил Мортин и оскалился для примера.
Большой опустил голову.
— Я… полукровка, — пробормотал он глухо.
Мортин решил ничего не уточнять.
Большой снял с огня котел, умостил его выпуклое дно в подходящей земляной впадине, подсунув пару дровин для устойчивости.
— Готово уже. Давай жрать. Этот, твой, будет? — Большой повертел головой в поисках Шороха, но гуля поблизости не было.
Оказалось, монстр отменно готовил.
— А кстати, — заговорил Большой спустя полчаса, ковыряясь в зубах щепкой. — Чего ты хотел на болоте?
— Я искал… — Мортин надолго задумался, подбирая слова. — Источник…
Маг хотел объяснить, но Большой его перебил:
— Источник? Знаю. На Совином острове твой Источник. Его тут все колдуны спрашивают.
— Завтра… покажешь? — прошептал некромант, неотвратимо засыпая.
— Завтра!.. Туда дня три дороги!.. Может, и пять…

Мортин проснулся от тусклой тянущей боли внутри и неосознанно сжался, ожидая, что она раскроется ослепительным цветком, но боль угасла.
"Дагеро, — вспомнил некромант, — мой возлюбленный учитель и приемный отец опять тревожит мои бренные кости… С каким удовольствием я убил бы его…"
После шести лет медленной пытки проклятиями Мортин был далек от всепрощения. Но добраться до главы Ордена Ворона он теперь попросту не мог. Архимагистр никогда не примет вызов от осужденного на изгнание мятежника, а вздумай Мортин заявиться в Крид, его просто-напросто повесят. Чтобы уничтожить Дагеро, сперва пришлось бы уничтожить весь Орден, а для этого, пожалуй, понадобилось бы сжечь город Крид с его дворцами, садами и храмами, с его грязными окраинами и городскими гарнизонами — подчистую. И Мортин иногда размышлял, как это можно устроить.
Вызывая Дагеро на поединок, Мортин уже знал исход боя. Он не мог позволить себе роскошь убить архимагистра. Едва войдя в рунный круг, он зашвырнул свой жезл подальше, избавив себя от соблазна пустить его в дело. А потом стоял и издевался над Дагеро Вороном, пока боль не лишила его сознания. Конечно, архимагистр жестоко отомстил ему за это неслыханное унижение.
О, Мортин мог бы убить его! Но совет никогда не признал бы над собой власти мятежника. И месяца не прошло бы, как Мортин Жнец обнаружил себя поутру с перерезанной глоткой. После всех деяний, отягощавших душу Мортина и пятнавших его руки, никто не позволил бы ему остаться в живых. Сохранить себе жизнь он мог только так: ценой изгнания и боли, ценой Печати смерти, лежащей на его сердце огненным клеймом.
Что ж, Мортин с гордостью носил эту Печать. Она единственная связывала ему руки до поры, а в остальном Мортин был свободен.
Некромант выпутался из плаща, сел и огляделся.
Хозяйственный монстр-полукровка уже прибрался на стоянке, вымыл свой котел, увязал вещи. Шороха видно не было.
Мортин поднялся, отряхнул плащ от травы и свернул его с некоторым сожалением — стылый утренний воздух пробирал ознобом.
Услышав его возню, Большой обернулся. Пожалуй, монстр разглядывал некроманта чересчур пристально.
— Что такое? — спросил Мортин осипшим спросонья голосом.
Большой с сомнением покачал головой.
— Собирайся, некромант. Если ты и в самом деле хочешь попасть на Источник.
Мортин кивнул, потер лицо руками и удалился отдать должное естеству.
— А где Шорох? — спросил маг, вернувшись.
— Нечисть твоя? — уточнил Большой. — По болоту скачет.
Мортин закинул на плечо мешок и косу.
— Пойдем.
Однако, Дагеро не вовремя напомнил о себе… За годы изгнания Мортин приобрел изрядный опыт по борьбе с последствиями проклятий. Но все равно, как только приходил срок их пробуждения, Мортин старался держаться поближе к друидам или, на худой конец, иметь под рукой надежное убежище, где можно отсидеться. Следуя здравому смыслу, Мортину стоило вернуться в город, в заколоченный особняк, занятый им с любезного разрешения наместника Родрика, и переждать там, пока действие проклятий не сойдет на нет. Но это означало — лишиться шанса отыскать дорогу к Источнику. Что-то подсказывало Мортину, что Большой, идущий в земли предков, не захочет дожидаться возвращения некроманта. А без его помощи Мортин мог плутать в топях хоть до самой смерти. Или дожидаться прихода зимы. Очень вероятно, что к тому времени город Дорн превратится в руины, густо заселенные нечистью.
"А сумка с друидскими зельями осталась в особняке, — припомнил Мортин, шагая следом за Большим по топким болотным тропам. — Спрятана вместе со снаряжением для эксгумации…" Уезжая, Мортин резонно предположил, что успеет вернуться — обычно проходило трое-четверо суток, прежде чем заклинания пробуждались окончательно. Но теперь выбора просто не было. "Я хлебал эти зелья почти пять лет, один раз обойдусь и без них, наверняка мои бесценные проклятия меня за это время не прикончат…" — говорил себе Мортин, и пока это звучало убедительно. Но, конечно, он покривил бы душой, если бы стал утверждать, что не испытывает страха. По крайней мере, надежда у него была — за исключением мрачных мыслей, маг чувствовал себя неплохо.
Большой шагал по болоту с такой уверенностью, словно дорога сама возникала у него под ногами. Косматая грива черных волос моталась по плечам, в ней проглядывали тонкие косички с вплетенными цветными ремешками.
Местность, которую Мортин помнил по своим безрезультатным поискам, осталась позади примерно через час. Чахлый лес гниющих тальников сошел на нет, и к полудню кругом была сплошная равнина. Краем глаза Мортин видел серую башку Шороха, мелькавшую то тут, то там. Гуль держался в отдалении.
Походка у Большого была ленивая, вразвалку, но угнаться за ним было нелегко. Мортин шел и молчал, стараясь не отставать.
— Здесь начинается моя земля, — негромко сказал Большой, приостанавливаясь.
Мортин очнулся от своих невеселых и огляделся по сторонам.
Он увидел бесконечную череду неподвижных озер, отражающих серое осеннее небо, заросли желтеющего камыша, низкорослые скрюченные ветрами кусты и седеющие космы осоки вокруг небольших каменистых островов, где белые валуны медленно зарастали зелеными мхами. Слабый ветер нес запах уснувшей воды и камышовый пух из распавшихся коричневых шишек. Живучие кусты до сих пор держали круглую резную листву всех оттенков пламени, такую яркую, что больно было на сердце. Ничто не нарушало колдовского сна этой земли, и только небо беззвучно текло над головой и под ногами, так что страшно было сорваться в его остывшую глубь. Земля дышала мощью, рядом с которой любое человеческое могущество казалось призрачным. Ледяное сердце Мортина, давно забывшее, что такое любовь, забилось чаще.
— Да ты счастливчик!.. — прошептал маг, совершенно утратив голос.
— Видел бы ты ее весной… — поведал монстр, обнажив клыки в нежной усмешке.
Они постояли немного и продолжили путь. Мортин удивлялся себе — его тело стало легким, руки согрелись, в голове было пусто и светло.
— Здесь сильная земля, — заметил некромант вполголоса.
Большой кивнул на ходу.
— А где твоя земля, некромант?
— На юге.
— А почему ты не там?
— Меня изгнали.
Неожиданно для Мортина Большой расхохотался.
— По тебе заметно.
Долгое время они шли и молчали, каждый о своем.
— Большой… кто жил тут раньше? — спросил Мортин, надеясь ненавязчиво прояснить вопрос происхождения "полукровки".
— Много кто жил, — ответил Большой раздумчиво, и стало ясно, что замысел Мортина разгадан. — Кочевники жили, оседлые — там, где город сейчас, другие разные — тоже. А что?
— Ничего, — Мортин решил не настаивать. — Почему же сейчас не живут?
— Умерли, — пожал плечами Большой.
К вечеру Мортина уже лихорадило, он брел в безмысленной полудреме. Даже Шорох, отбросив недоверие и гордость, понуро шлепал позади некроманта, замыкая цепочку.
Большой привел их на один из каменистых островов, на верхушке которого огромные белые валуны обступали полукругом поросшую мхом макушку.
— Завтра будет река, — пообещал Большой, как будто Мортину это могло о чем-то говорить. Монстр сбросил мешок и стал развязывать шнуровку на горловине. — Я видел, твоя скотина вчера дрова собирала… попроси, пусть тут поищет?
Мортин отправил Шороха на промысел, вынул из мешка плащ и с удовольствием завернулся в него. Мышцы тлели чуть заметной болью, отчасти даже приятной, порождавшей бредовое возбуждение.
— Помочь тебе? — спросил Мортин, глядя, как Большой вынимает целый выводок мешочков и свертков с продуктами.
— Не, — отмахнулся Большой.
Мортин отошел, сел с наружной стороны выгородки, прижавшись горящей спиной к гладкому камню.
Он считал, что видел в своей жизни красивые закаты, но этот — не мог сравниться ни с одним. Озера сделались сердоликовыми срезами в обрамлении ломаной черной штриховки камыша. С востока наступала ночная синева, вся усыпанная звездной крошкой. Такое чистое небо Мортин прежде видел только в горах.
На мгновение Мортину захотелось бросить все, забыть про Дорн и остаться здесь навсегда. Будь эта земля женщиной, она бы сделала то, чего до сих пор не удалось ни тем, кто любил Мортина, ни тем, кто его ненавидел — она смогла бы остановить его, дать покой его холодному сердцу. Мортин хотел ей принадлежать… Подняться и идти ей навстречу, оставив то немногое, что отягощало его… Некромант вздрогнул, не ощутив поблизости Занны. Он поднялся на ноги, оглядел стоянку. Коса маячила черным росчерком, прислоненная к светлому камню. Мортин бросил на озерную равнину долгий взгляд, с усилием отвел глаза и ушел туда, где была его коса. Бледные пальцы обвили темную рукоять и больше не отпускали.
— Некромант, иди есть, — позвал Большой через некоторое время.
Мортин подсел к костру, но аппетита не было. Он все думал, что будет делать, если не успеет добраться до Источника? Что он вообще может поделать?
Большой снова разглядывал его с пристальным вниманием.
— Ты… только это… не сердись… — осторожно заговорил монстр. — Ты больной, что ли?
Мортин помотал головой.
Большой придвинулся поближе.
— Смотри сюда.
Он расправил ладонь Мортина и повернул против света костра. Мортин увидел свои кости, заключенные в светящуюся алую плоть. Большой подставил для примера свою руку. Его ладонь была темным силуэтом, лишь кончики пальцев — чуть светлее.
— Почему это у тебя? — спросил Большой. — У тебя, что ли, черви?
— У меня нет червей, — устало вздохнул Мортин.
Большой неодобрительно нахмурился и отодвинулся на прежнее место.
— Ну, как знаешь, — буркнул он. — У меня трава есть от червей… если что.
Мортин долго смотрел на звезды, прежде чем уснуть. Как будто кто-то повторял для него ночь минувшего августа.
Среди ночи некромант проснулся и неотвратимо осознал, что времени не осталось.

"Страх можно победить. Но нельзя истребить. Он будет приходить снова и снова темным чувством земли, ждущей обнять твое тело, покуда ты хочешь жить. Страх, боль и похоть, замешанные на теплой, соленой крови — вот основа телесного бытия, практика существования. Там, где лягут мои кости, земля станет плотью и взрастит древо ужаса, древо познания собственной смерти…" Последний Дракон говорил, что это слова древней песни, случайно попавшейся ему в ворохе манускриптов, привезенных из Затерянных Городов. Практически невозможно было ее перевести, поэтому Дракон читал ее на мертвом языке для Мортина, читал, как заклинание, потому что мелодия этой песни перестала существовать много тысяч лет назад. Мортин запомнил ее, сам того не желая, как запоминал наизусть все прочие заклятия — до мельчайших интонаций. И она в какой-то степени сделалась заклинанием. Густой бархатистый голос Дракона теперь звучал в голове Мортина, свивался в кольца повторов, оставляя ощущение тяжести и зноя. Песня о страхе, помогавшая заглушить свой собственный страх…
Неяркий пасмурный свет нестерпимо резал глаза. Некромант надвинул капюшон до самого носа, но это не слишком спасало. Мортин украдкой посматривал на свои руки — кожа натянулась, явственно проступили извилины вен и стяжки сухожилий — но пока что они слушались его безотказно. Маг с ужасом и бессилием думал о том моменте, когда собственное тело станет ему чужим, враждебным, когда эти мышцы и нервы взбунтуются против разума.
Весь день он был молчалив. Большой несколько раз пробовал прервать гнетущее молчание, но некромант будто не слышал его.
Они шли до вечера. На закате пересекли небольшую реку, и оказались у границы пологих, заросших лесом холмов.
В сумерках поднялся пронзительный ветер. Мортин шел и видел его потоки, как другие могут видеть воду — зрение начало меняться. Мортин видел все слишком контрастно. Он подозревал, что зрачки у него сделались огромными, как у Шороха. В другое время он уже лежал бы в темной палатке под ножами друидов, расчерчивающих его кожу рунными знаками.
Мортин Жнец, знавший о смерти больше, чем кто-либо из живущих, не мог закрыть глаза, зная, что она ищет его взгляд. Чувствуя на щеке ее дыхание, он не мог думать ни о Боге, ни о дьяволе, не мог почерпнуть утешения в обычном человеческом самообмане. Слишком очевидна для него была вероятность того, что жизнь его может оборваться в любой момент. Против этого страха одинаково бессильны были и гордыня, и смирение, и вера и безверие. Мортин мог только ждать, пока его судьба не решится — так или иначе.
Как только они остановились на стоянку, Мортин подхватил свою косу и незаметно растаял в темноте. Большой обнаружил его исчезновение немного спустя, но не пошел искать некроманта. Монстр так понимал, что магу занадобилось побыть одному.
Прошло несколько часов. Темнота загустела, и на землю сошел холод, предвещавший скорый снег. Некромант не показывался. Большой поискал глазами и увидел, что все вещи, включая драный плащ, с которым Мортин не расставался по вечерам, были на месте. Кроме косы и самого некроманта. Большой выждал еще немного и отправился за ним следом.

Глядя, как ветер задирает рукава балахона, обнажая костлявые запястья мага, Большой передернул плечами.
— Ты что, холода не чувствуешь?
— Чувствую, — ответил маг, не оборачиваясь.
Большой остановился рядом с ним. Некромант выглядел еще хуже, чем вчера, хотя Большой про себя считал, что хуже-то уж некуда. Но монстр не стал ничего говорить, щадя его самолюбие. Может, для некромантов плохо выглядеть — обычное дело…
— А это еще что? — спросил Большой, различив в вое ветра незнакомый звук.
— Занна поет, — негромко ответил некромант.
Большой скорее угадал, чем понял, что маг имеет в виду свою косу.
Мортин держал ее, уперев рукоять в землю рядом со своим сапогом. То, как его пальцы обвивали изгиб темного дерева возле серебряной цепочки, о многом сказало Большому. На мгновение ему стало не по себе от этой противоестественной страсти.
Лезвие Занны резало потоки ветра, порождая ноющую атональную мелодию. Большой много раз за свою жизнь слышал, как встречаются железо и ветер, но никогда не слышал ничего похожего. У Занны был свой собственный голос, от него делалось холодно где-то глубоко внутри, куда не должен проникать холод, пока ты жив. Но Большой стоял и слушал, он не мог ни шевельнуться, ни заговорить.
Коса пела для Морта. Казалось, она ластится к его холодной ладони, и кончик лезвия неодолимо тянется к сердцу некроманта.
— Это твоя душа? — спросил Большой глухим завороженным голосом.
— У нее своя душа, — отозвался некромант, лаская гладкое дерево.
— Странно, что такая красота... — начал Большой и замолчал. Его взгляд оцепенел, глаза бездумно выкатились.
— ... приносит смерть, — прошептал Мортин.
Он слегка повернул лезвие, и песня Занны иссякла.
Большой очнулся, недоуменно потряс косматой головой.
— Пойдем-ка в лагерь, вот что, — проворчал он. — На этом ветру сдохнуть можно.
Мортин поднес косу к губам и легонько поцеловал под скулой лезвия, прежде чем спрятать ее в чехол и привычно убрать за спину. Большой отметил, что при всей своей любви Мортин старательно избегает касаться острия.
— Она давно с тобой? — осторожно спросил Большой со скрытой завистью. — Хотел бы я увидеть, как она...
Мортин коротко глянул на него сквозь спутанные ветром волосы и ничего не сказал.
Сухие листья похрустывали под сапогами некроманта. Большой шагал рядом, едва различимый в темноте и почти неслышный. В боковом зрении он казался устрашающим черным пятном, готовым вот-вот напасть.
— Странный ты человек, — задумчиво обронил Большой, и Мортин чуть заметно улыбнулся: впервые в жизни его назвали человеком без запинки. — Вроде и нет у тебя ничего, а ты, похоже, счастлив?..
— Я получил все, что хотел, — ответил Морт.
— Тогда ты страшный человек, — задумчиво проговорил Большой с каким-то мрачным уважением в голосе.
Из лагеря доносился вой. Натаскав огромную кучу валежника, Шорох забрался на нее сверху и самозабвенно голосил, запрокинув морду в ночное небо. Большой досадливо сплюнул, подхватил короткое полено и запустил в распоясавшуюся нечисть. Получив поленом по ребрам, Шорох ускакал в темноту.
— Исстрадался... — прошипел Большой сквозь зубы.
— Он голодный, — тихо сказал Морт, останавливаясь рядом.
— Надо же, беда, — продолжал ворчать Большой, подкладывая дров в почти погасший костер. — Что он хоть жрет-то?
— Мертвецов, — ответил Мортин, пожав плечами.
— Ну и задрал бы себе кого-нибудь...
— Нет никого, — шепнул маг, подсаживаясь к костру, протягивая к теплу длинные белые пальцы.
Большой неодобрительно поглядел на его руки — и опять ничего не сказал.
Огонь разгорался, и Мортин прикрыл глаза. Большой возился рядом, шуршал и брякал в поисках еды.
— Жрать будешь? — деловито спросил он.
— Нет, — Мортин покачал головой, не открывая глаз.
— Завтра… к вечеру, скорее всего… придем на Совиный остров, — заметил Большой, с хрустом что-то разгрызая.
Мортин ничего не ответил. Песня Занны еще звучала у него в голове, заглушая почти невыносимый страх и судорожное желание тела ЖИТЬ. Все остальное было не важно. "Может быть, — равнодушно подумал Мортин, — я смогу заснуть под ее колыбельную…"
Большой продолжал есть.
Из темноты осторожно высунулся Шорох, принюхался в сторону монстра. Потом улегся у ног некроманта, положив уродливую башку Мортину на сапог.
Морт опустил ладонь на жесткую серую шерсть, росшую пучками из шишковатого гульего черепа, стал рассеянно гладить ее, выпутывая застрявшие сосновые иглы и кусочки засохших струпьев.
— Некромант, — окликнул его Большой. — На вот…
Мортин открыл глаза и едва подавил крик, увидев в протянутой руке монстра что-то перекрученное, темное, похожее на связку внутренностей. Но это был всего лишь скомканный плащ.

Мортин очнулся от удушливого кашля — спазмы сжимали глотку невидимой рукой. Переждав, пока кашель немного утихнет, Мортин открыл глаза и напоролся на красноречивый взгляд Большого.
— Так и знал, что ты хвораешь! — укоризненно проговорил монстр.
— Я не… хвораю, — отозвался Мортин, покашливая, — это… другое.
— Какое еще другое?
— Я проклят.
Большой озадаченно прищурился, склонив голову на бок.
— Заговорен, что ли? Другим колдуном?
Мортин хотел кивнуть, но его опять скрутило. Теперь, когда все началось, страх стал слабее. Его заглушили чисто телесные страдания. Но это ничего, все равно в сознании Мортин долго не пробудет. Боль — милосердна…
— Большой, — позвал Мортин, как только смог говорить снова. — У тебя есть сонные яды?
— Зачем тебе? — удивился монстр. — Травиться надумал?
— Морозник, железная пыль, крестокрыл… есть что-нибудь?
— Я знаю морозник. Моментально копыта отбросишь, — проворчал Большой.
— Я пил его раньше. Много раз, — прошептал Морт.
— Здесь негде его взять, — покачал головой Большой.
Мортин снова скорчился в кашле.
— Тогда, — проговорил он, с трудом приподнимаясь на руках, — лучше свяжи меня.
— Никак, ты бредишь? — не на шутку забеспокоился Большой.
— Нет, послушай меня, это важно, — торопливо заговорил Мортин. — Я могу случайно… сделать что-нибудь… Не сейчас, потом, когда станет хуже. Свяжи меня и уходи… Я, может быть… потом очнусь.
Большой уставился на него круглыми зелеными глазами.
— Я не шучу, — успел прошептать Мортин перед следующим приступом.
На этот раз некромант надолго скорчился на земле, сжавшись в судорожный комок. Кашель почти прошел, но тело вздрагивало, будто изнутри что-то выдергивали короткими рывками.
Через лоб Большого пролегла морщинка озабоченности.
— Пропадает, — буркнул он себе под нос.
Костлявые пальцы Мортина вырывали клочья сухой травы.
— Свяжи… меня… уходи… — упрямо прошипел маг, чуть приподнимая голову. — Возь… ми Шороха… и Занну.
— Совсем пропадает, — покачал головой Большой.
Он положил ладонь на спину некроманту и почувствовал, как окаменели до предела натянутые мышцы. Казалось, еще немного, и они собственной силой разорвут связки, выворотят из суставов кости. Потом напряжение стало спадать. Некромант затих и больше уже ничего не говорил. Он лежал, завалившись на бок, подобрав колени к груди, вцепившись пальцами в плечи. Из ноздри стекала струйка крови.
Большой свистнул Шороху, стянул с себя безрукавку и замотал в нее лежащего мага.
Гуль явился, хотя близко подходить не стал.
— Принеси камней, — велел Большой. — Круглые белые камни на речке, помнишь?
Шорох замялся.
— Живо!!! — рявкнул Большой, оскалившись.
Шорох удрал. Но через некоторое время приволок первый камень.

…Друиды восторгались мастерством Дагеро Ворона, создавшего это уникальное проклятие. Ликантропия... Основа его была взята из древних ритуалов посвящения оборотней, ныне безвозвратно утраченных. Всякий раз при прохождении Луной ключевого узла носитель этого проклятия переживал муки трансформации, но не мог обрести истинного могущества зверя, не достигал другого состояния разума. Вместо этого он впадал в неистовую ярость, вызванную нестерпимой болью, и причинял вред себе и окружающим. Проклятие поражало кровь, наследовалось вместе с ней, продолжая действовать на протяжении многих поколений. Насколько было известно друидам, снять такого рода проклятия было нельзя…

Некромант почувствовал на щеке скупое солнечное тепло. Свет проникал под опущенные веки, но не причинял неприятных ощущений. Мортин с подозрением прислушался к себе. Внутри было тихо.
Маг открыл глаза. Все выглядело прежним, за исключением того, что взошло солнце. Куча дров, набранных Шорохом накануне, поубавилась, а в траве рядом с Мортином валялись расколотые камни. Сам он лежал на земле, плотно закутанный в собственный плащ и овчинную безрукавку Большого, насквозь пропахшую дымом.
Мортин осторожно уселся. Как и всегда, болело абсолютно все. Но Мортина смущало не это. Он не мог отделаться от ощущения, что времени прошло очень мало, а такого, судя по прошлому опыту, быть не должно. Некромант стал искать взглядом Большого.
Монстр сидел на поваленном стволе неподалеку, опустив голову и устало свесив руки между колен. Увидев, что Мортин встает, он коротко глянул на него и отвернулся.
Мортин кое-как поднялся, натянул на плечи плащ и подошел к Большому.
— Вчера я?..
Большой кивнул, не поднимая головы.
— Долго?
— Всю ночь.
"Всего-то?.." — поразился про себя Мортин.
— А… камни?
— Ты поразбивал, пока я наговоры снимал, — буркнул Большой, поднялся и отошел к тому месту, где Мортин спал.
Подняв безрукавку, он встряхнул ее и набросил на плечи. Потом начал собирать свои вещи, скатывать постель, улечься в которую прошлой ночью ему, видимо, не довелось.
— Где Занна? — тихо спросил Мортин.
Большой кивнул на дерево у потухшего кострища. Занна висела на ремешке, переброшенном через ветку. Некромант подошел и снял ее.
— Постой, постой… у меня вчера был приступ?
— Был, — неохотно отозвался Большой. — Снял я с тебя наговоры, чем слушаешь-то?!
Мортин, сбитый с толку, смотрел, как монстр затягивает горловину мешка нервным, резким движением. Он не торопился верить словам о снятых наговорах, но вполне могло оказаться, что Большой ему не лгал. Сегодня утром, как убедился некромант, все было как-то не так.
— Что с тобой? — наконец спросил он.
— Ничего, — неприязненно огрызнулся Большой.
На глазах удивленного мага он закинул мешок на плечо и пошел прочь.
— Ты куда? — растерянно окликнул его Мортин.
— Ухожу, — отрезал монстр.
— А Источник?
— Сам найдешь, не дурак.
— Да что случилось-то? — крикнул некромант вдогонку уходящему монстру.
Большой развернулся и зашагал обратно. Вид у него был такой, что Мортин Жнец попятился. Широкая ладонь монстра сгребла некроманта за горло и с такой силой припечатала спиной к стволу дерева, что сверху посыпались уцелевшие листья.
— Что случилось?! — прорычал Большой сквозь оскаленные зубы. — Что случилось?!! Почему ж ты сразу не сказал, что ты поганый оборотень?!!
Зеленые глаза Большого тлели холодным огнем, от былой простоватой мягкости в них не осталось и следа. Мортин не шевелился, хотя ему достаточно было одного движения, чтобы обнажить Занну. Он не хотел убивать Большого. Большой тоже не двигался. Потом рявкнул на весь лес, вымещая гнев, разжал пальцы и отвернулся.
Мортин повалился на землю с высоты в половину своего роста.
— Я не оборотень, — хрипло проговорил он, поднимаясь на ноги и осторожно распрямляя ушибленную спину.
Большой стоял, сжимая кулаки и тяжело дыша.
— Да и какая тебе разница, ты ведь тоже не человек! — прибавил некромант, ощупывая шею.
— Я человек, — проговорил Большой ровным, глухим голосом. — Наполовину. И наполовину богган.
— Кто? — опешил Морт.
— Богган. Камень-людоед.
— Чего-чего?!!
— КАМЕНЬ-ЛЮДОЕД!!! — отчетливо повторил Большой.
Некромант бессильно прислонился к дереву.
— И после этого ты… недоволен, что я оборотень?.. — проговорил он в полном очумении.
Большой резко развернулся, глянул на него с жалостью и презрением.
— Какая же ты сволочь, Мортин Жнец!.. Я думал, ты человек, будь ты проклят! Я сожрать тебя хотел!
Цепляясь за косу ослабевшими пальцами, некромант сел на землю. Прошло немало времени, прежде чем он смог заговорить снова.
— Ну ты даешь!.. А я-то… считал тебя симпатягой… — выдохнул Мортин.
Богган горько усмехнулся.
— Ага, как же иначе!.. Кем еще мне быть? Ты посмотри на меня, кто ко мне ближе, чем на выстрел подойдет, если я не буду для вас, сволочей, выглядеть симпатягой?!
— Мне… стоило бы… у тебя поучиться, — прошептал Мортин.
Большой присел на корточки, обхватил голову руками, запустив пальцы в волосы.
Мортину тоже в общем-то было невесело. И даже как-то стыдно за себя.
— Ты что, правда хотел меня сожрать? — спросил некромант после долгого молчания. — На что ты польстился?
— Да ведь больше не было никого. Меня тут в окрестностях хорошо уже знают. Ты не знал, — честно поведал монстр.
— А зачем возился со мной? Траву от червей предлагал? — некромант не удержался от иронии.
— Как лучше хотел, — отозвался Большой.
— Почему тогда не снял эту чертову ликантропию вместе с остальными? — спросил маг.
— Этого я не могу. Такие вещи не лечат, некромант, их стараются не цеплять. Жаль, что ты заразный, жаль… ты мне нравился.
— Разве это правильно, жрать тех, кто нравится?
— Ну что ты, — улыбнулся Большой, и лицо его немного смягчилось. — Тех, кто не нравится, есть вообще нельзя! Я своих всех по именам помню…
— Святые небеса!.. — Мортин не мог решить, плакать ему или смеяться. — Прости, что так вышло.
Большой вскинул глаза.
— Ладно, ты ведь не знал…
Они замолчали, и над поляной долго висела тишина.
Большой решительно поднялся.
— Я пошел. Бывай, некромант. Отсюда держи на северо-запад, вот и будет тебе Источник.
Прежде, чем закинуть мешок на плечо, монстр снял с себя безрукавку и бросил на колени Мортину.
— На вот… пропадешь в своей дерюге.
Мортин смотрел, как он уходит.
— Эй, богган!..
— Чего еще тебе? — огрызнулся монстр, но приостановился и посмотрел назад.
— Как это так вообще получилось, что ты родился? Скажи, а то всю жизнь голову ломать буду!
— Долго рассказывать, — отмахнулся Большой и двинулся дальше.
Мортин только и смог, что усмехнуться, провожая его глазами. Этим утром он, кажется, исчерпал возможность хоть что-либо чувствовать.
Как только богган скрылся, откуда-то выбрался Шорох. Мортин снова закутался в плащ и в овчину, закрыл глаза.
— Присматривай тут, — пробормотал он Шороху.
Вряд ли Мортин был способен сейчас куда-то идти.


6. Драконий след



Сперва Мортину показалось, что он умирает. Но это всего лишь возвращалась жизнь — с ее болью, счастьем, тоской и жестокостью — со всех его чувств сдернули плотный полог, и темнота под веками напиталась ощущениями, отяжелела от них. Что-то глубоко внутри медленно, с тягучим стоном, отдававшимся дрожью в костях, распрямлялось, срасталось заново, становилось на место. Мортин лежал оглушенный, боясь пошевелиться.
В ушах звучали миллиарды голосов, больших и маленьких, тихих и громких, сливаясь в могучий рокот — все живое говорило с Мортином, и все мертвое молчало вместе с ним. Маг почувствовал, как к горлу подкатил жгучий ком то ли радости, то ли горя, но это телесное чувство было призраком, тонкой пленочкой ощущений на поверхности нового, оглушительного бытия. Там, на земле, в единственно верной, ниспосланной Святыми небесами "реальности", где некромант провел шесть долгих лет, тело его свернулось клубком, руки оплели колени, неосознанно пытаясь сохранить внутреннюю полноту.
Мертвые тянулись к некроманту своими холодными мыслями, одного слова было бы достаточно, чтобы все умершие этой долины пришли к Мортину, стали его продолжениями. Но пока некроманту ни к чему было их тревожить. Слышал Мортин и живых — сонное бормотание мелкого зверья, резкие, обрывочные человеческие тревоги и еще чьи-то другие мысли, колючие, как прикосновение молнии.
Маг ощущал Источник на Совином острове, его хозяйку Ургос, ее прислужников, ее любовников, ее защитников — все они были лишь ничтожной частью огромного хора. Мортин не думал о предстоящей войне. Он лежал и наслаждался возвратившейся силой.
Он все еще не верил. Точно так же, как не верил все эти годы в то, что сможет избавиться от проклятий. Мортин отлично знал, что такое напрасные надежды. И все-таки он ждал. С пустым сердцем, без каких-либо чувств. И ожидание принесло плоды.
Звуки распадались на привычные слои, вернулась способность ориентироваться в них. Все было по-прежнему, все было на месте в океане скорби и радости. Мир нисколько не переменился с тех пор, как Мортин слышал его в последний раз.
Мортин Жнец отыскал среди многогранности мира тот слой, в котором находилась лесная поляна, вернулся к частному случаю бытия, где спал на земле отдельно взятый некромант, и аккуратно приглушил все остальное.
Мортин открыл глаза, с наслаждением потянулся, не обращая внимания на боль в мышцах.
Шорох поднял голову из травы рядом с ним и вдруг резко отпрыгнул на всех четырех лапах, испуганно вытаращился на мага, готовый в любую секунду удрать.
Никак не годилось его ловить в этой степи, а приманки у Мортина не было. Он осторожно уселся и попытался решить дело миром.
— Шорох… Шорох… не бойся, это я… Это я, старина…
Кажется, голос показался гулю знакомым. Он осторожно подошел, понюхал одежду Мортина.
— Что это с тобой? — задумчиво удивился Морт.
Гуль потрогал пальцами свой глаз и указал на Мортина. Тот вынул нож и поглядел в его отполированное лезвие.
— А… вот что не так! — хмыкнул Мортин.
Его глаза из серых снова стали желтыми.
Выходит, Большой не солгал ему… Он и в самом деле снял проклятия Дагеро, все, кроме Печати смерти и ликантропии. Магический шедевр главы славного Ордена Ворона держался крепко, а вся остальная работа развеяна по ветру безымянным колдуном-полукровкой!.. С другой стороны, Дагеро и в голову бы не пришло, что на свете найдется колдун, достаточно смелый или достаточно глупый, чтобы встать на сторону Мортина. Слишком велика была темная слава некроманта. Даже бывшие приверженцы после изгнания сторонились Мортина, как прокаженного.
Мортин прижал к губам руки, сцепленные в замок.
А Большой тоже не прост… Так ловко разделаться с проклятиями Дагеро заурядному колдуну было бы не под силу.
Монстр мог бы стать могущественным союзником в предстоящей битве с Ургос. Впрочем, теперь поздно об этом думать. Мортин не мог его вернуть. На самой грани чувствительности Мортин улавливал его присутствие, призрачное, как запах дыма, отнесенного ветром далеко от становища. По этому следу нельзя было идти, а сам Большой на зов, конечно, не откликался.
Мортин поднялся на ноги, свернул и спрятал плащ, затянул горловину мешка, накинул на плечи безрукавку Большого. Занна заняла свое обычное место, и маг двинулся через лес. Ошибиться с направлением он теперь просто не мог.

Гряда невысоких холмов скоро ушла влево, и некромант снова оказался на равнине. Большой говорил, что к Источнику он смог бы добраться к вечеру, но владения Ургос начинались чуть за полдень.
В небе проглянуло блеклое солнце. Мортину не нравилось ощущение открытого пространства, ограниченного лишь небом да дымкой у горизонта. Наверняка он сам и даже согбенный Шорох были видны, как на ладони. Равнина неприятно, настороженно молчала.
Впереди показалась невысокая черная от времени изгородь — поперечные жерди, небрежно переброшенные между покосившимися опорными столбами. Она начиналась и заканчивалась в сухой траве. Наверное, когда-то в седые времена это был загон для скота, но солнце, дождь и ветер оставили от него неполных три пролета, обратив остальное в труху.
Мортин остановился в десятке шагов и не стал подходить ближе. За изгородью продолжалась степная земля, ничем на первый взгляд не отличавшаяся от той, где стоял некромант. Чуть поодаль из земли торчал не менее ветхий остов огородного пугала, увенчанный высохшим желтоватым черепом. Ветер трогал крохотные тряпочки, оставшиеся от одежды на перекладине. Мортин отвел глаза, повстречавшись со взглядом пустых глазниц.
"Страж", конечно. Древняя магия крови… несколько месяцев ритуальных пыток… Мортин слышал, что для "стража" годились только самые лютые враги или самые преданные любовники.
Разлегшись в траве, чтобы не привлекать лишнего внимания, Мортин жевал кусочек вяленого мяса и смотрел на ту сторону границы. Если Ургос полагается на гнилую изгородь и сушеный череп, значит, за ними таится что-то по-настоящему смертоносное. Мортин перешел во второе видение. Чем-то знакомым веяло с той стороны.
"Почему "Совиный остров"?" — между делом раздумывал маг. Странное название… Никакой воды там в помине не было, и Мортин сильно сомневался насчет существования сов. Ровная земля на много лиг в округе. И можно было только гадать, почему степные колдуны назвали один клочок этой земли островом, да еще и Совиным.
Череп на шесте испускал обрывочные кошмарные видения, от которых в жилах застывала кровь. Не будь Мортин так сильно голоден, наверное, даже он не смог бы есть рядом со "стражем".
Помимо воли он размышлял, как поступил бы Большой, если б они не рассорились из-за дурацких расовых предрассудков? Использовал бы он свою неведомую силу, чтобы развеять заклятия или не стал бы связываться с Ургос? А может быть, продолжал бы невозмутимо шагать вперед своей развалистой походкой, пока не дошел бы до Источника? Здесь и в самом деле была ЕГО земля. Владения Ургос занимали лишь ее крохотную часть.
Однако есть на свете вещи, с которыми можно только смириться — Мортин отлично понимал, что ответов на свои вопросы никогда не узнает.
На мгновение Мортин перестал жевать, разобравшись наконец, чем защищена была земля Ургос. Рунная магия. Но резала руны не Ургос. Мортин мог бы поклясться, что знает этот жесткий, отрывистый "почерк", при котором ни одно заклинание не даст и крошечного перекоса. Почерк Последнего Дракона, темного мага высочайшего уровня, у которого Мортину довелось поучиться.
Значит, он побывал и здесь… Может, сам интересовался Источником? Но Дракон не искал дополнительной силы, кроме той, что имел… Странно. Уже второй раз он напоминает о себе. Если Дракон ввязался в эту историю с Источником, Мортину тут заведомо делать нечего. Но будь это так, Мортин давно бы учуял его присутствие. Последнего Дракона и его магию не с чем было перепутать во всей империи.
Руны тянулись на закат. Там, возле Источника, биение которого Мортин чувствовал, как еще одно сердце в своей груди, некромант снова различил присутствие живых. Сейчас он чувствовал их так отчетливо, что смог бы каждого назвать по имени. Они стояли лагерем, наподобие кочевников, растянувшимся на несколько лиг, и было их — множество. Кроме обычных людей там, конечно, нашлись и колдуны. Мортин не был удивлен. Но не был и рад этому. Любой колдун превращался в проблему, если находился рядом с источником силы, вроде того, что был на Совином.
Пока что маг совершенно не представлял, как ему добраться до Ургос. Он провалялся в траве часа три, предаваясь раздумьям, но ничего изобрести не сумел. В одиночку здесь просто нечего было делать.
Прежде чем тронуться в обратный путь, Мортин чуть помедлил, наблюдая за повседневными заботами своих врагов. Неизвестно, со сколькими из своих людей Ургос спала, но любили ее все до единого. Именно так, как несколько мгновений любил ее Мортин — мечтая отдать ей свою жизнь и свою смерть.
Пора было возвращаться в город — он узнал все, что нужно было знать.
Некромант нехотя выбрался из травы, отряхнул одежду и зашагал назад. Высохший череп провожал его пустыми глазницами, и от этого взгляда Мортина продирал мороз по спине, пока он не дошел до редких деревьев у подножия первого холма.


7. Особая разновидность судьбы



Перемены, произошедшие в Дорне за время отсутствия некроманта, трудно было не заметить — зарево пожаров освещало вечернее небо над городом. Стражи у городских ворот не было, дверь караулки хлопала на ветру, украшенная темными потеками.
В городе шла резня — граждане Дорна во главе со своими правителями наконец-то взялись за ум. Пока некромант ехал по улицам, ему попадались отряды городской стражи в сопровождении людей в монашеских одеяниях. Несколько раз они пытались остановить некроманта, но он салютовал им косой, и арбалеты с неохотой опускались.
Мортин ехал и чувствовал, как великое проклятие Дорна трещит по швам. Наверняка Ургос уже знает об этом и гневается. Ритуальные круги, оставленные Мортином в городе, вызвали псевдоинициацию нечисти, заставили ее раньше времени показать свое истинное лицо. Чудовища не достигли полной силы, иначе горожанам было бы просто не одолеть их. Но и без того люди несли большие потери.
На площадях жгли убитую нечисть. Некромант досадливо поморщился — изводили еще годный рабочий материал… но он не стал вмешиваться.
Мортин прятал улыбку в тени надвинутого капюшона — в целом он был доволен тем, как идут дела. Жители Дорна слишком поздно принялись за дело, но, с учетом этого, цена, заплаченная ими, была невелика. Позади стражников и монахов город оставался вполне чистым и здоровым. А что касается потерь среди населения, так это, усмехнулся Мортин, дело на одну ночь.
Некроманта смущало только одно — нигде он пока не встретил ни следа людей-"зерен".
Не смотря на поздний час, окна ратуши светились, в нее входили и выходили люди, в основном, стражники. Мортина никто задерживать не стал.
— О! Еще плохие новости… — вместо приветствия проворчал наместник Родрик, подняв на Мортина покрасневшие от бессонницы глаза. Весь его стол был завален картами города с пометками и записями прямо поверх названий улиц. — Где вас носило, уважаемый магистр, когда нам в самом деле понадобилась ваша помощь?!!
Не смотря на измотанный вид, лицо наместника стало жестче, плечи расправились, как у военачальника, выигравшего трудное сражение.
— Я принес хорошие новости, господин наместник, — сдержанно сообщил Мортин.
— Неужели?
— Оставьте ваш сарказм, я не сидел, сложа руки, — Мортин без приглашения уселся в кресло напротив. — Я искал того, кто наложил на город проклятие.
— С каким успехом? — расстаться с сарказмом наместник не спешил.
— Нашел.
— И убили, конечно?
— Нет. Собственно, я пришел предложить вам, господин наместник, сделать это совместными усилиями.
Повисла пауза.
— Спасибо за предложение, — процедил наместник сквозь зубы и уткнулся в карты, словно Мортина больше не было поблизости.
Некромант медленно встал, наклонился к лицу наместника, уперевшись ладонями в столешницу.
— А теперь… вы… послушаете… меня… очень внимательно, — негромко, отчетливо проговорил он.
Даже если бы за Мортином не волочился длинный шлейф злодеяний, о большей части которых несчастный господин Родрик просто не знал, он все равно бы послушал мага. Наверное, самый храбрый человек на свете не отказался бы его послушать в эту минуту. Смотреть на физиономию Мортина со столь близкого расстояния само по себе было пыткой — сквозь тонкую кожу проступало каждое движение мышц, по вискам змеились вены, а глаза некроманта светились сумасшедшим желтым огнем. Но самым жутким было ощущение, что он способен управлять этим своим безумием с холодным, нечеловеческим расчетом.
— Я вам не лгал в прошлый раз, не лгу и теперь, — продолжал говорить Мортин. — Завтра же все начнется по-новой, если мы, МЫ С ВАМИ не уничтожим колдуна!.. точнее, колдунью. Ее зовут Ургос. Кажется, вы были с ней знакомы, господин наместник?..
Родрик побледнел.
— Нет… она мертва!..
— Не так мертва, как хотелось бы, — ухмыльнулся маг с издевкой. — И это ваша вина, наместник. Вместо того, чтобы заниматься самоуправством, вы должны были подать прошение в Орден три года назад. Тогда всего этого, — Мортин небрежно кивнул в сторону окна, — просто не случилось бы. Но сейчас у вас остался только один шанс исправить собственную ошибку. ТЕПЕРЬ вы готовы меня послушать?
Наместник кивнул.
Мортин сел обратно в кресло.
— Я знаю, где она находится, но не могу ее убить, — поведал некромант. — Ее очень хорошо охраняют.
— Так что вы от меня хотите? — слабо огрызнулся наместник. — Армию?
— Да.
Наместник уткнулся лицом в ладони, принялся мучительно тереть глаза. Некоторое время он молчал, потом заговорил — негромко и без нажима:
— Вы же видели, что творится на улицах, господин магистр… Городской гарнизон задействован весь, до последнего стражника, и все равно этого недостаточно. Люди гибнут. А вы уже заготовили для нас новую войну…
— Я все понимаю, — осторожно согласился Мортин. — Но это не отменяет того, что я сказал. Мы ДОЛЖНЫ уничтожить ведьму. Поэтому давайте поступим так: я помогу вам вычистить город. А вы поможете мне с ведьмой. Вполне вероятно, вскоре она явится сюда, чтобы исправить положение. Не помешало бы устроить ей ловушку.
— Какую?
— Пока не знаю. Но я подумаю над этим. Вы должны быть готовы к любым неожиданностям.
— А как же нечисть?
— Забудьте про нечисть. К утру эта проблема перестанет существовать. Я об этом позабочусь.
— Что вы можете сделать, господин маг… в одиночку? — безнадежно произнес наместник Родрик.
— Могу кое-что, — заверил Мортин, вставая. — Если я избавлю город от нечисти, вы поможете мне?
Наместник усмехнулся с явным недоверием.
— Что ж, постараюсь. Но срок…
— Обсудим это завтра, — обронил некромант и вышел.
Он навестил оставленные с прошлого раза круги, слегка обновил их и поменял ключевые символы. Собственно, этим надо было заняться четыре дня назад, в тот день, когда Мортин поругался с Большим, тогда резня в городе, может, и не была бы такой ожесточенной…
Закончив дела, Мортин бесцельно ехал по улицам. Спать ему не следовало ни в коем случае — наверняка разъяренная Ургос искала с ним встречи, а Шороха пришлось оставить за городом во избежание досадных недоразумений.
Из-под закрытых ставен просачивался свет, а воздух вместе с гарью пронизывали мирные запахи печного дыма и стряпни. Маг поразился, до какой степени неистребимо в человеке человеческое. Люди могут не думать о будущем, если оно страшит их, но они каждый вечер, пусть даже самый последний вечер в своей жизни, разжигают очаг и готовят нехитрый ужин. Так, словно им предстоит жить вечно! Люди всегда возвращаются домой, если у них есть дом и есть время туда вернуться. Пережив десять гибельных ужасов, они опять становятся прежними, спешат заново обрести свое уютное несовершенство. Их дикая, упрямая, безосновательная вера в собственное бессмертие всегда ставила Мортина в тупик. Ведь, не смотря на силу своей веры, люди умирали.
Мортин думал иногда: почему человек, носивший печать на сердце и косу за плечом, все еще сражался за них? За тех, кто в глаза называл его чудовищем, за тех, кто с одинаковой охотой приветствовал и его победы и его изгнание?.. Если бы Мортин ждал справедливости от собственной судьбы, ему было бы сейчас очень горько. Но некромант не имел такой привычки — Дракон избавил его от необходимости быть похожим на всех прочих людей. Зависть и сожаления, сомнения и страсти остались в далеком прошлом. Мортин пожертвовал своей человечностью, чтобы идти налегке. И теперь его более всего интересовал не выбор своей стороны, а победа в войне.
Город понемногу затихал, погружался в тяжелую бредовую дремоту. На западных окраинах продолжались стычки, но нечисть больше не бросалась в драку, очертя голову, лишь злобно огрызалась напоследок — заклинания Мортина, чья сила послужила для монстров приманкой, теперь работали в обратную сторону, сливая эту силу в земные глубины. Общим счетом Дорн потерял почти четверть населения, раны города источали резкую, молодую боль, но циничный Мортин знал, как быстро к Дорну вернется жизнь. Через несколько дней боль станет памятью, а через несколько недель память потускнеет под наслоениями повседневных забот. И все будет, как всегда.
Словно отвечая мыслям Мортина, в небе громыхнуло, и вскоре в темноте зашелестел теплый, почти что летний дождь. "Надо же… такая роскошь в середине сентября," — подумал Мортин, улыбнувшись, впрочем, улыбка вышла кривоватой. Все же есть разница, вымокнуть под дождем в сентябре или в июле. Некромант помимо воли стал отыскивать глазами знакомые очертания дома с башенкой.
Дождь набирал силу, в небе вспыхивали молнии. К тому моменту, как Мортин добрался до колдуньи, уже лило, как из ведра.
Иттар долго не открывала на стук. Мортин стоял, ссутулившись, на темном крыльце и обдумывал, что ему делать дальше. Наконец, дверь открылась, и он увидел Иттар. Колдунья была бледна, как полотно. Она впустила Мортина, не говоря ни слова. Лицо ее немного смягчилось, когда она узнала некроманта, но маленький светильник так и прыгал в ее руке.
— Святые небеса… это ты!.. ты жив!... — еле слышно прошептала Иттар.
Мортин сделал полшага вперед, придержал ее за плечи — ему показалось, что предсказательница вот-вот упадет в обморок.
— Что с тобой? — спросил маг, озабоченно хмурясь.
— Все хорошо… все уже хорошо… я просто… Господи, Мортин, да ты весь мокрый!.. Проходи же… ты с дороги?.. голоден?
Мортин кивнул на оба вопроса.
— Пойдем вниз, — предложила Иттар окрепшим голосом и повела его следом за собой на кухню, по устоявшейся дорнской традиции находившуюся в полуподвальном этаже.
Плащ и безрукавка спасли Мортина от неприятной необходимости выпрашивать у Иттар на время одно из ее домашних платьев. У балахона сильно вымок только капюшон и подол, а рубаха и штаны были в терпимом состоянии. Иттар кивнула ему на веревку, протянутую рядом с очагом. Мортин развесил одежду, пока колдунья накрывала на стол.
Должно быть, Иттар многие любили в этом городе. Мортин заметил, что у нее есть дар снимать с чужих плеч груз забот. Он знал, что внушает Иттар страх и, вероятно, омерзение. Трудно было бы ждать иного после того, как она видела его прошлое. И все же, она не давала ему почувствовать ни тени отчуждения, словно они были приятелями уже сто лет и вполне друг другу доверяли, а Мортин Жнец был самым обыкновенным человеком, как и колдунья Иттар.
В кухне Иттар было неприбрано и очень уютно. Напротив очага стоял простой дубовый стол, стены были занавешены выцветшими гобеленами, которые уже не годились для гостиной. Полки, скамейки и буфет были завалены вразнобой посудой и мелкими предметами, подчас не имеющими отношения к приготовлению пищи. По стенам висели пучки трав, сухие грибы, снизанные на нитку, моток веревки, садовые инструменты… Мортин не сомневался, что Иттар протягивает руку, не глядя, и нужная вещь сама оказывается в ее ладони.
Пока некромант ел, Иттар потягивала цветочный чай.
— Ты нашел ее? — спросила она после долгого молчания.
— Да.
Иттар поежилась.
— Знаешь, я ведь не первый раз становлюсь у нее на пути, — обронила колдунья как можно небрежнее. — И в прошлый раз это едва не стоило мне жизни… Когда ты уехал, я чуть с ума не сошла от страха. Тем более, что в городе такое творилось… Я успела предупредить Родрика в последний момент. Если бы не это… в городе вообще никого из людей могло не остаться. Ох, небо!.. Ты был прав, ты во всем был прав, Мортин. Эти твари как с цепи сорвались! Я помогала в госпитале… — Иттар не стала заканчивать фразу. — И каждую минуту ждала, что Ургос вернется в город. Что постучит в мою дверь…
Колдунья вздохнула и сокрушенно покачала головой.
— Значит, тебе удалось убедить наместника? — спросил Мортин.
— Мы едва не рассорились. Он и так догадывался, что это я отправила прошение в Орден Ворона.
Мортин прекратил жевать. Честно говоря, он просто не поверил своим ушам.
— Да, это правда, — невесело усмехнулась колдунья. — Мне пришлось это сделать, потому что Хидем не справился бы в одиночку. Родрик ничего не знал, а Хидем… отец Хидем был против. Поэтому прости… то, что тебя так плохо приняли — моя вина.
— Но тебя могли… — начал было Мортин.
Иттар пожала плечами.
Мортин заканчивал есть в молчании. Иттар отошла к буфету и вернулась с кружкой домашнего вина.
— Я заметила, ты не любишь пить воду, — иронично обронила она.
Мортин кивком поблагодарил ее.
Колдунья добилась своего, некромант ощущал покой и безмятежность, насколько это было возможно в его положении. В голове промелькнула мысль бросить в вино черную жемчужину с порошком, чтобы не уснуть ненароком, но он решил, что еще успеет это сделать. Он смотрел в огонь, чуть прищурившись. От балахона на веревке шел запах мокрой шерсти.
— А что делает святой отец? — неохотно спросил Мортин. Гораздо приятнее было молчать.
— Молится, как и всегда, — поведала Иттар. — И с ним множество народу. Он пускает в храм всех, кто приходит. Людям ведь страшно… Хидем с ними день и ночь. И… это помогает. Его вера обладает огромной силой.
— Я заметил, — обронил Мортин почти без сарказма.
Он расслабленно откинулся на высокую спинку стула. Сама собой под ладонь подвернулась рукоять Занны, прислоненной здесь же, рядом.
Кухня вновь надолго потонула в золотистом молчании. Откуда-то снаружи доносился шелест дождя.
Взгляд Иттар не отрывался от лица некроманта. Мортин ждал, чем же это закончится.
— Ты веришь в судьбу? — тихо спросила Иттар.
"Когда я впервые увидела тебя, я поняла, что это судьба!" — мысленно закончил за нее Мортин.
— Нет, — произнес некромант, — по крайней мере, в такую ее разновидность.
— Что ты имеешь в виду? — дрогнувшим голосом спросила Иттар.
"Вот это и есть судьба на самом деле, — молча усмехнулся маг. — Когда ты не можешь не спросить, даже если не хочешь знать ответа."
— Мы НЕ предназначены друг для друга, колдунья, — проговорил Мортин спокойно и безжалостно. — Между нами нет и быть не может никаких уз. Единственная причина, почему я здесь — твое одиночество.
Судя по ее лицу, удар был смертельным. И, надо отдать ей должное, предсказательница приняла его с достоинством. Она сидела, неестественно распрямив спину и крепко сцепив пальцы в замок возле губ. Усталые карие глаза Иттар остались сухими.
Мортин подумал: стоит мне сейчас взять ее за руку и заговорить мягким голосом, стоит мне только попросить прощения за причиненную боль, и она простит меня. Он молчал, глядя, как умирает надежда. Костлявые белые пальцы перебирали тонкую цепочку Занны. Бубенчик чуть слышно позвякивал.
— Прости, что я причинил тебе боль, — сказал Мортин в конце концов, но не так, как она хотела это услышать. — Теперь я должен уйти.
Он встал, и колдунья поднялась ему навстречу.
— Постой… — Иттар положила ладонь на пальцы, сжимавшие Занну, и ее рука не дрогнула. — Теперь… когда ты раскрыл все мои тайны… уходить просто глупо.
Мортин молчал некоторое время.
— Если ты так хочешь, — проговорил он, опуская косу.
— Да, я этого хочу, — ответила Иттар.
Она приподнялась на цыпочки и коснулась губ Мортина. В ее поцелуе было неяркое осеннее тепло.

Мортин не пытался казаться ручным, занимаясь любовью, не скрывал холода, заполнявшего его сердце до краев, но он не был жесток. По щекам Иттар бежали слезы, и, может быть, он все-таки причинил ей боль. Ту боль, которую она искала.
Дождь кончился, и слезы иссякли. Ветер уносил последние рваные тучи. Сквозь переплет высокого окна светила луна. В ее свете на коже некроманта проступали шрамы и знаки защиты, когда-то вырезанные ритуальными ножами друидов. От него пахло зимними травами и мертвыми ветрами пустыни.
После того, как страсть их иссякла, некромант растянулся на смятой постели, совершенно не стыдясь наготы. Иттар хотела обнять его, но лежать рядом с Мортином было невозможно — его тело отнимало последние капли тепла. Колдунья села на постели, подобрала с пола одеяло, завернулась в него. Она дрожала.
— Мне нужно согреться, — прошептала она и вышла из комнаты.
Мортин, помедлив, отправился следом за ней.
Иттар зажгла светильник на кухне, подбросила дров в прогоревший очаг, повесила над огнем закопченный чайник. Мортин застал ее сидящей за кухонным столом — колдунья курила сладкий табак из тонкой длинной трубки.
Маг прислонился плечом к дверному косяку, сплел на груди руки.
— Святые небеса, никогда мне не было так холодно, — пожаловалась Иттар сама себе. В ее голосе звучала ознобная дрожь. — Но знаешь… — обронила она с бесстрастным удивлением, — кажется, ты заставил меня вспомнить, что значит быть живой.
Мортин знал, усталость еще настигнет ее, и тогда лихорадочное оживление сменится страшной черной пустотой. Осеннее солнце нескоро засияет вновь.
— Ты благодарна мне за это, колдунья? — иронично спросил он хрипловатым шепотом.
— Нет, некромант, я проклинаю тебя, — усмехнулась Иттар. Сквозь насмешливый тон отчетливо проступил страх в ее голосе.
Она помолчала, разглядывая волокна дыма, прорастающие из чашечки трубки.
— Скажи… ты занимался любовью с мертвыми?
Должно быть, она не в первый раз думала над этим.
— Случалось, — просто ответил Морт.
Иттар брезгливо передернулась.
— С-святые небеса…
— Все, кто практикует магию смерти… — Мортин повел плечом.
— И если я умру?..
Она оглянулась. Глаза у нее были сумасшедшие.
— Как пожелаешь, — проговорил Мортин, не отводя взгляда.
— Я с ума сойду от твоих шуток!.. — беспомощно выдохнула Иттар, боясь подумать, что маг говорит всерьез. — Мортин… а ты сам… можешь умереть?
— Да.
— И… тебе не страшно?
— Это не страшно. Но довольно болезненно, — проговорил он.
— Откуда ты знаешь?
— Я беседовал с теми, кто это испытал.
Во взгляде Иттар смешались ужас, что внушал ей некромант, и жажда, которую он в ней разжег.
— Идем наверх. Еще раз, — чуть слышно попросила она.
Но Мортин видел, что неяркий румянец уже покидает ее щеки. Если он и захотел бы взять ее жизнь, то не сегодня.
— Прости, Иттар, — мягко проговорил маг. — Я устал и вряд ли буду на что-то годен в постели. Если хочешь, я посижу рядом, пока ты не уснешь.
Иттар потрясенно опустила голову в ладони.
— Святые небеса, какой ты странный, Мортин Жнец…
Он дождался, пока колдунья напьется чаю, и пошел с ней наверх. Иттар уснула очень быстро. Мортин сидел в кресле, заваленном их одеждой, прижимался виском к металлическому креплению лезвия Занны. Луна ушла за дом, в комнате было темно. Глубокая ночная тишина чуть отдавала пылью. Мортин не заметил мгновения, когда его веки опустились, но в какой-то момент все же осознал, что спит. Он вздрогнул всем телом, очнулся и увидел, что сумерки поредели в преддверии рассвета. Мортин разжал ладонь — в ней смутно белел браслет из рогатых раковин.


8. Проблема свободного выбора



Некромант был готов сам себя проклясть за свою беспечность. Наспех одевшись, он выбежал из дома Иттар, и первое, что он ощутил — его ритуальные круги были стерты. Ну да, конечно… тот самый дождь!.. До рассвета оставалось меньше часа, перспектива договориться с наместником таяла на глазах. Мортин поискал взглядом лошадь и не обнаружил ее. Куда могла сгинуть зомбированная скотина? Разве что, Ургос о ней позаботилась?
…А ведьма снова не убила его. Это был очень и очень плохой признак.
Мортин отправился к ратуше. На ходу он вынул из поясного кармана черную жемчужину и разгрыз ее — лучше поздно, чем никогда. Омерзительный вкус зелья заставил его передернуться. По дороге некромант нагнал свою несчастную скотину. Лошадь брела, едва волоча ноги. Ее брюхо было распорото, внутренности свисали до самой земли — Ургос позаботилась о ней. Преодолевая тошноту, маг скинул с плеча косу. Занна коротко пропела, рассекая нити заклинания, искусственно удерживавшие жизнь бедной твари. Лошадь замертво повалилась под ноги Мортина.
Некромант зашагал дальше. Его трясло.
Ратуша встретила его даже не тишиной — полным безмолвием. Входная дверь была распахнута.
— Нет!.. — вырвалось у Мортина.
Он почти бегом бросился к кабинету наместника.
Господин Родрик не покидал своего поста всю ночь. Он по-прежнему сидел над картами города, вот только карты были сплошь залиты кровью.
Мортин застонал, закрыв лицо руками. Плохо, плохо, очень плохо!!! Его мимолетно посетила мысль ненадолго вернуть наместника к жизни, но это было чистейшее безумие. Никто не станет выполнять приказы человека, у которого вот так вспорота физиономия.
Где-то в глубине коридоров послышались шаги — тяжелый грохот сапог, который ни с чем не перепутать. Стражники. Мортин мгновенно сообразил, что его сейчас просто-напросто схватят, и на доказательство своей невиновности он потратит всю оставшуюся жизнь. Чертыхаясь сквозь зубы, он бросился к окну.
Мортин спрыгнул вниз вслед за лопнувшими цветными стеклами и остатками оконного переплета. Поздно было беспокоиться, успел ли его кто-нибудь заметить. Для тех, кто ни разу не видел, как убивает Занна, рана наместника, конечно, покажется следом косы.
Мортин остановился отдышаться в каком-то затхлом дворике возле рыночной площади. Он опустился на корточки у стены, сбросил с плеча мешок и, положив Занну поперек колен, уперся в рукоять локтями.
Положение, в котором он оказался, было, мягко говоря, неприятным. Пока эти люди будут гоняться за ним с уверенностью, будто он убил наместника, Ургос неспешно восстановит проклятие Дорна. А может быть, просто сотрет его с лица земли и начнет ритуал где-то в другом месте. И как только об этом станет известно в Ордене, великий магистр некромантии Мортин Жнец станет легендой, историей, вымыслом.
Маг с силой провел ладонями по лицу.
Город обречен, нечего здесь больше делать. Разве что забрать вещи из заколоченного особняка… Прекрасно! И куда же он пойдет?
Можно попробовать отправить в Орден прошение об отсрочке приговора… но едва ли ему позволят оправдаться. Зато грязью не преминут накормить досыта! Так или иначе, он, возможно, проживет еще две-три недели, пока вести из Дорна будут идти в Крид. Может быть, месяц.
Мортин чувствовал, что готов завыть от отчаяния. Он встал, закинул за плечо мешок и косу, направился в заброшенный особняк.
Чуть позже обнаружила себя другая проблема. Покинуть город Мортин не мог. Он долго оценивал положение вещей из укромного закоулка, и выводы были неутешительными. На страже ворот стояли "зерна", уже наполовину пробудившиеся и вполне осознающие происходящее. Ургос устроила Мортину отличную ловушку, предоставив жителям Дорна возможность самим отомстить некроманту за попытку помочь им.
Перед Мортином лежал богатейший выбор: смерть случайная — от рук стражников, смерть мучительная — от рук палачей, смерть быстрая — от яда, смерть официальная — от вскрытия Печати, смерть глупая, смерть красивая, смерть напрасная — на любой вкус…
Мортин вернулся в заброшенный особняк и до вечера провалялся на кровати, поглаживая Занну, прикорнувшую поперек груди. Ничто в мире больше не имело значения.
В комнате стало темно. Мортин вынул из поясного кармана пару жемчужин, разгрыз и запил какой-то друидской настойкой, вынутой из-под кровати наугад — любой мерзкий вкус был лучше, чем это чертово зелье. В самых темных углах начали появляться крохотные красные точки. Мортин не обратил на них внимания. Некромант созывал Стаю.
Он всегда верил в смерть, и теперь пришла пора воздать себе по вере своей. Он тянулся навстречу холодным голосам, исходящим отовсюду. В городе и в его окрестностях полно было мертвых — не только людей. До полуночи они срастались, тьма к тьме, холод к холоду, вплетались в душу Мортина светящимися нитями грибниц. Мортин Жнец собирал всех, наделяя каждого толикой своей мертвой, стылой любви. Краем уха он слышал, как заходятся исступленным воем все городские собаки. Некоторые из призванных умерли недавно и еще лежали на лавках в окружении плачущей родни, большую же часть составляли ветхие кости и заблудшие остатки душ с дорнского кладбища. Мортин Жнец собирал всех, кого только можно было вырвать из крепких объятий последнего сна.
Стая… Он даже не знал, отваживался ли кто-то из чернокнижников былых времен дать жизнь этому великому заклятию.
Колдовская сила некроманта разбрызнулась молнией по незримым связующим нитям. Первая ее волна канула в глубины медленных мыслей умерших почти без отклика. На краю осознания маг услышал, как выпали в кромешное небытие несколько самых ветхих душ, разъеденных собственной памятью до состояния праха. На вторую волну начали отзываться десятки тех, кто был жив совсем недавно, кто еще не забыл соблазнов существования. Третья волна взяла сотни волонтеров и сотни же не выдержали резонанса, распались небытием. Мертвецов безжалостно терзала гальваническая мука повторного рождения. И только шестая или седьмая волна пробудила Стаю окончательно.
Душа Мортина была разорвана на куски, его собственная память и магия вросли в чужие кости, в иссохшие связки, в пыльные глазницы — его новое тело. Старое сделалось лишь частью, незначительным придатком огромного организма, и Мортину не было дела до его боли и страха, до его сведенных судорогой мышц.
Мортин-Стая открыл глаза. Волонтеры повторили его движение в один миг. Пустые глазницы светились желтым. Мортин дернулся, потянулся, проверяя свою силу. Земля на кладбище вспучилась буграми под неудержимым натиском безустальных рук. Над городом, словно маяки, всплывали истошные человеческие визги. Кто-то начал беспорядочно звонить в церковные колокола.
Некромант поднялся, двинулся прочь из города.
Улицы вскоре наполнились скрипом и шелестом, костяным потрескиванием, мокрым шлепаньем гниющей плоти.
Телесная оболочка мага тоже поднялась со своей кровати, подхватила косу — кем бы ни стал Мортин Жнец, он помнил про Занну. Единственный живой шагал вместе с мертвыми, ничем не отличая себя от них, кроме надсадного биения сердца.
Он видел сейчас всем своим огромным гибким телом, текущим сквозь улицы подобно реке. Дома были пустотелыми глыбами, а внутри них таились комки красной светящейся плоти, дразнившие его запредельный, черный голод. Но на эти худосочные комки Мортин-Стая взирал с презрением. Этого не хватит, чтобы унять его муку. Он подождет. Никто не способен ждать так долго, как мертвые.
Что-то мешало ему, неприятно задевало скрипучую плоть. В его теле образовалась дыра, пока оно двигалось мимо. Стая не могла понять, что за препятствие возникло у нее на пути. Тут нужны были живые глаза, пустые глазницы не видели разницы — те же стены, те же алые частички жизни… Некромант отыскал свою покинутую оболочку, втиснулся в нее — человеческий разум застонал, заскулил, неведомо у кого вымаливая пощады. Маг отчасти стал прежним. Он открыл глаза и обнаружил, что стоит перед обителью святого отца Хидема — дорнской церковью. "Чем она не угодила моим покойникам? — недоуменно подумал маг. — Или это отец Хидем раздражает их своей неистовой верой?.."
Сделав шаг, Мортин упал на колени. Мышцы были измочалены похлеще, чем после приступов ликантропии. Великое заклятие брало немалую цену. Некромант напомнил себе впредь поаккуратнее обращаться с единственным куском живой плоти на случай, если доведется потом вернуться в нее и еще немного пожить.
Он кое-как поднялся и захромал ко входу в церковь.
Двери были распахнуты для всякого желавшего укрепить себя молитвой. Мортин перешагнул через порог, сделал несколько шагов, остановился.
Он видел лица этих людей прежде. Мимолетно, но все же Мортин запомнил их. Все они носили "зерна".
Грубая магия ритуальных кругов зацепила и это заклятие, но не так сильно, как остальные. "Зерна" пробудились, не превратившись в чудовищ, как прочие проклятые. Они сохранили человеческий вид и даже нашли укрытие! Сейчас они чинно сидели на скамьях, словно ожидали начала какой-то церемонии.
Мортин поискал глазами отца Хидема. Священника не было. Если он действительно когда-то пытал Ургос, то его отсутствию нечего было удивляться.
Некромант неспешно стянул с плеча косу.
Заклятие "зерен" было в каком-то смысле высшим достижением магии, возможностью воссоздать самого себя, вложить в чужое тело собственную душу. Некоторые называли его "вторым бессмертием". Носители этого заклятия не ощущали в себе перемен до самого пробуждения, им казалось, что они по-прежнему остаются людьми... Убивать их было все равно, что убивать детей — они не понимали, за что их обрекают на смерть.
Мортин шагал по проходу между скамей. Кто-то закрыл дверь за его спиной — маг даже не оглянулся. Он думал о том, что Ургос выбрала самых красивых людей Дорна, чтобы дать им частичку себя. Возможно, в ее глазах это был Дар, а не проклятие. Вознаграждение за любовь…
"Я мог бы быть среди них, — отстраненно подумал Мортин. — В ту, первую ночь она приходила украсть мою душу, а не жизнь. Жаль, что у меня нет души…"
Кожа всех этих людей уже приобрела призрачное зеленоватое мерцание, пока еще не различимое простым зрением, видимое лишь для мага. Движения наполнились той неповторимой ленивой грацией, с которой обычно двигалась Ургос.
Некромант без спешки обнажил лезвие Занны, отстегнул от рукояти ремешки. Тонкие пальцы нашарили в одном из поясных карманов, извлекли на свет несколько жемчужин — белых. Мортин сжал кулак, разжал снова. Сквозь пальцы просочился невесомый прах — защита от магии, способ хоть немного приглушить навязчивый шепот Стаи в голове.
Мортин шагал по проходу, вслушиваясь в эхо своих шагов, собираясь, сосредоточиваясь.
Ему навстречу от алтаря шла девушка в подвенечном платье. Бледное лицо сияло в полутьме, словно цветок, что вот-вот должен раскрыться. Мортин поднял на нее глаза.
— Я знала, что ты придешь, — прошептала девушка, остановившись перед ним.
Она улыбалась лукаво и сладко, глаза мерцали зеленью. Она совершенно не испытывала страха перед Мортином.
"После пробуждения, — вспоминал маг, — они сольются в новое существо. Они будут похожи на меня и мою Стаю. Их тоже свяжет воедино любовь. Любовь, от которой невозможно освободиться."
— Я знала, что ты придешь, — повторила девушка, доверчиво прижимаясь к груди Мортина. — Знала, что ты останешься с нами.
Что ж, теперь Мортин хотя бы понимал, почему Ургос не убила его.
Он ничего не сказал. Говорить было трудно — шепот Стаи душил его изнутри. "Слишком поздно предлагать мне жизнь," — мимолетно пронеслось в голове.
Обняв девушку одной рукой, Мортин склонил голову, коснулся губами нежно пульсирующей жилки на ее виске.
Занна чуть слышно пела…
…Двадцать минут спустя некромант вышел из церкви и притворил за собой дверь. Ни на лезвии косы ни на одежде мага не было ни пятнышка крови. Мортин был милосерден — никто из оставшихся там, внутри не почувствовал боли. Разве что сам некромант. Но ему и прежде доводилось уничтожать то, что он любил.
Стая ждала его на площади перед храмом, ее тысячеглазый взгляд тянул некроманта обратно. Мортин видел мертвое воинство и видел себя их глазами — он немногим от них отличался теперь. Даже сквозь действие "праха защиты" зов невозможно было преодолеть. Мортин вжался плечами в церковную дверь.
— Отпусти меня, не надо… — безголосо прошептал он.
Некому и незачем было молиться. Мертвые двинулись к нему.
Некромант бессильно опустился на колени, ладони скользнули по рукояти косы. Нахлынул холод, опутал его, бережно поднял с каменных плит. Волонтеры несли его на руках, и Мортин опять становился их частью…

В три часа ночи истерзанный город опустел. Его больше не тревожили легкие шелестящие шаги мертвых, и на улицах сделалось невероятно, невыносимо тихо.
Колдунья Иттар крепко спала в доме с башенкой, отец Хидем читал молитвы онемевшими губами над сотней прихожан, лежавших в божьем храме с остановившимися сердцами, а наместник Родрик покинул город безымянным волонтером армии проклятых.


9. Мост на Совиный остров



Мертвые не могут говорить. У них нет для этого ни связок, ни дыхания. Все эти зловещие голоса, шепчущие из могил — выдумки живых. От мертвых исходит холод. Это и есть их язык, их мысли, медленные, словно течение каменных рек. Смерть — это холод, и мертвые не любят тепла. Но это ошибка — считать, что они его боятся. Мертвые не боятся ничего. Ими просто движет желание остудить жар живой крови и привести ее в изначальное, первоестественное состояние.
Мертвые шли, не останавливаясь, и вместо четырех дней пути им потребовалось двое суток. Мортин не запомнил дороги. Он не помнил себя самого. Его несла сухая шелестящая река, его поддерживали мертвые руки, он засыпал и просыпался одним из них, он смотрел их сны, сотканные из обрывков давно прожитых жизней, он отражался в темных зеркалах потерянных душ.
"И разве не этого искали люди сотни и сотни лет?.. — спрашивал он сам себя. — Смотрите, я дарую вам жизнь вечную!.."
Мертвые любили его, льнули к его меченому сердцу, вытягивая последние крохи тепла. Если бы тепла в нем было чуть больше, Мортина разорвали бы на куски, на мелкие лоскутики, каждый из которых был бы для мертвых величайшей ценностью. Мортин не осуждал их. Он призвал их не для того, чтобы судить.
Мертвые руки, сплетавшие его колыбель, поскрипывали.
"Что скажешь теперь, Дагеро?" — усмехался Мортин какой-то немыслимо далекой частью своей памяти.
Он смотрел, как над ним проплывает небо. Это холодное серое небо, отяжелевшее снегом, опаляло Мортину лицо, а лунный свет по ночам оставлял на руках ожоги — теперь он по-другому чувствовал тепло, он чувствовал его во всем, что раньше казалось холодным. Глядя вокруг себя глазами мертвых, он лишь сейчас по-настоящему осознал, как полон жизнью мир.
Дикая сила Стаи несла его вперед, дышала запредельной свободой и яростью тех, кто утратил ВСЕ: горести и радости жизни, бессмертную душу, смертное тело и, конечно же, всякую надежду. И какое дело волонтерам было до того, что впереди их могла ждать новая гибель!.. Не имея надежд, они наконец-то перестали мучительно верить в то, что никогда не умрут.
Река мертвых достигла своей цели в самую глухую пору ночи — за три часа до позднего осеннего рассвета. Мортин больше не чувствовал течения. Он лежал в сухой траве у старой изгороди. Ему снова на время позволили быть собой, чтобы он смог придумать, как преодолеть рунное поле.
Некромант осторожно поднялся. Тело больше не рвалось от боли при каждом движении — мертвые берегли его. Вот только Мортин ничего не ел с момента исхода из Дорна, и от этого немного кружилась голова. Не беда, пока что есть это треклятое зелье…
Маг подошел к изгороди, положил ладони на отсыревшее дерево и стал смотреть вдаль. Он теперь должен идти туда и закончить то, что начал. Стая не позволит ему ни остановиться ни отступить. Его желания и пристрастия больше не имели никакого значения. Мортин обрел огромную силу и оказался скован ею более крепко, чем мог себе представить. Этот ошейник сдавливал ему горло, и Мортин ничего так не хотел, как получить обратно свою свободу. Она лежала там, на земле Совиного острова, в пятнадцати проклятых лигах отсюда. И там же, под защитой силы Источника, под охраной могущественных колдунов и отчаянных воинов, ждала некроманта Ургос, заклинательница дождя.
Мортин не посмел выбросить ее браслет. Раковины тихо журчали на левом запястье, пустые и звонкие, как фарфоровые колокольчики. Когда-то, когда Мортину еще ведомы были простые человеческие страхи, он опасался, что в браслете кроется магия. Сейчас он видел — это обыкновенное украшение. Рогатые выросты на гранях раковин оставляли кровоточины в его истончившейся коже, но Мортин дорожил этой болью теперь, когда у него осталось так мало человеческого.
Некромант потянулся сквозь предрассветную мглу, шагнул на Совиный остров, оставив свое тело залогом для Стаи, для возлюбленных своих мертвецов. Это далось ему легко — многие связующие нити оборвались, так что душа его уже была наполовину призраком. Он вошел под теплый полог силы Источника, отыскал Ургос, уселся на край ее постели.
Ведьма спала, ее длинные волосы растекались по подушкам темными реками, кожа чуть заметно мерцала маслянистой оливковой зеленью. Кто-то еще был рядом с ней, лежал, свернувшись, у ее ног, обнимал во сне ее колени.
Мортин осторожно погрузил ладонь в шелковые пряди.
— Я вижу призраков, — сонно проговорила Ургос, не открывая глаз. — Иди сюда…
Она притянула его за одежду, позволила положить голову к себе на грудь, податливо изогнулась, и Мортин опутал руками ее гибкое тело, источающее сладкое дремотное тепло. Они лежали, обнявшись, несколько долгих мгновений.
— Я приду к тебе сегодня, — прошептал маг.
Приподнявшись на локте, он поцеловал заклинательницу в шею под изгибом скулы, как целовал прежде одну только Занну.
— Может, я и не прочь буду повидаться с твоим холодным, скользким гадом, — улыбнулась Ургос, легонько проводя пальцами по низу его живота. — Побереги его для меня.
Мортин расплел объятия и вернулся обратно.
Предрассветные сумерки наступали с востока по колено в низовых туманах, пронзенных острыми стеблями степной травы.
Пятнадцать лиг рунного поля отделяли Мортина от свободы, а Стаю — от возможности утолить свой беспощадный голод. Заколдованная земля опоясывала Совиный остров, и конечно, даже Последний Дракон не смог бы усеять все это пространство сплошным ковром знаков. Значит, он использовал построение, ритуальный круг с ключевыми знаками и сетью связующих хорд, попытка пересечь которые запускала в работу магию. Зная работу Дракона, Мортин вообще предпочел бы не пересекать заклятое поле. Но возможность вытащить Ургос на свою сторону границы Мортин уже упустил.
Близился рассвет. Из темноты проступали безрадостные степные пейзажи. Ничего тут не росло, ни деревьев, ни кустов, только жесткая трава, похожая на осоку, да и та была везде одинаковая.
Пятнадцать лиг не знающая усталости Стая одолеет часа за три… но что от нее останется, если она соберет на себя все это разрушительное колдовство? Мортин не был уверен, что даже Стая уцелеет во время подобной прогулки. Надо как-то нарушить круг, разорвать, исказить… если бы он мог потянуть землю за уголок, как одеяло…
Сложив локти на изгородь, Мортин смотрел в сухую степную траву прямо перед собой. Подходящую идею он нашел, но медлил, боясь оглянуться, украдкой похищая у Стаи несколько лишних мгновений своего человеческого бытия.
Маг вспомнил об Иттар. Вспомнил, что где-то движется время, продолжается жизнь… и люди остаются людьми, не смотря ни на что. А Шорох сидит в скрывающем кругу у въезда в Дорн… бедная скотина изрядно оголодает, пока магия круга рассеется — в окрестностях нет ни одного трупа, чтобы гуль мог пожрать… Мортин вспомнил жизнерадостного зверюгу-людоеда…
Воспоминания были чужими, далекими. Мортин подумал: в этом отличие мертвых от живых — мертвые уже не могут верить в то, что на свете существует хоть что-то важное.
Он неохотно распрямился. Пора было… возвращаться. Легкого движения головы было достаточно, чтобы позвать их. Мортин успел почувствовать, как содрогается от ужаса его сердце.
Стая улеглась в траву.
Взошло солнце, осветив темный ковер лежащих тел, костей и остовов. В первые несколько часов ничего не происходило. Магия Стаи дала себя знать лишь около полудня.
Мертвые впитывали силу гниения и распада, тянули ее из земли. Им приходилось несладко, они старились и сохли, их скудная плоть вжималась в кости, а земля на длинной полосе, пролегавшей через рунное поле, просыпалась, оживала, начинала цвести, будто наступила неурочная весна.
Мортин ощущал, как колдуны Совиного острова следят за действием заклинания с другой стороны, испытывая недоумение. На широкой полосе земли вовсю буйствовала жизнь, прямо на глазах поднимались молодые, зеленые травы. От некроманта, приведшего к их границе мертвое воинство, никто подобной выходки не ожидал. Можно было подумать, что некромант собирается просить мира. Но даже те, кто совершенно справедливо не верили в его добрые намерения, не могли понять, чем способны навредить растения.
За восемь часов после рассвета травы выросли по грудь человеку. Больше ничего не происходило. Колдуны Ургос бездействовали, глядя на садоводство некроманта.
Самые старые скелеты начали лопаться, не выдерживая давления распада, но для Стаи ее плоть была важна гораздо меньше, чем для живых существ. Стая тянула и тянула силу тлена, пока Мортин не решил, что выпито достаточно. Тогда, повинуясь его команде, Стая выдохнула всю собранную силу обратно.
По травам ударил порыв ветра, и дыхание его было гибельным. Мортин гнал его над рунным полем сжав в узкое лезвие шириной, может, в пять шагов, не более. Травы от касания ветра обращались в тонкую пыль, корни истлевали, земля ссыхалась, проседала, превращаясь в покрытую трещинами черную корку. Облако желтой пыли накрыло становище Ургос, не причинив, впрочем, ее людям особого вреда.
Мортин мрачно отсалютовал небу косой. Перед ним через рунное поле пролегала обугленная траншея по колено глубиной. Мост на Совиный остров. Все хорды, которые она пересекала, были разомкнуты.
Мертвая река хлынула в пробитое русло.
Череп "стража" пробудился, когда кто-то неосторожным движением своротил его шест. Он тут же принялся распространять на идущих смертоносные проклятия. Волонтеры мчались мимо, им было все равно. Кто-то задержался и отослал "стража" пинком подальше от только что проложенной дороги.
Счет теперь шел на минуты — пока Стая не приблизилась к становищу, колдуны Ургос будут бросать против нее все самые разрушительные заклинания, какие смогут сотворить. У них было довольно мастерства и вся сила Источника. А у Стаи — только ее голод.
Скачка была бешенной. Не знающие усталости волонтеры, движимые, вместо мышц, лишь собственной яростью и волей некроманта, стелились по дороге в стремительном порыве, и даже обычная для мертвых неуклюжесть перестала их тяготить. Мортин весь был этим движением, он рвался вперед сквозь вязкие мгновения, он пытался разомкнуть само время на своем пути. Внутри он был сжат, как пружина, ожидая хода колдунов Ургос.
Ждать пришлось недолго. Небо затянулось тучами, чуть только не налегавшими прямо на землю. Стало сумрачно, повеяло холодом.
Над головой Мортина сомкнулся щит из чьих-то костей, сопряженных вместе темной волей Стаи — мертвые берегли его. Магу было не по себе от их запредельной преданности.
Небеса отверзлись.
Воздух ревел, как прибой океана. Молнии падали дождем, извиваясь шипящими трещинами. От их попадания трупы гальванически подергивались. Если бы мертвые умели чувствовать боль, Мортин Жнец спятил бы в один момент. А кроме молний был еще град, "гнев земли", "лезвия ветров", "стальной дождь"… Кости трескались, рассыпались по дороге.
Стая теряла плоть, но остатки душ волонтеров продолжали следовать вместе со всеми. Там, впереди Стая могла обрести новую плоть — тела своих врагов. Если только Мортин приведет ее на берег Совиного острова. Стая мчалась все с той же бешеной скоростью и проходила завесы разрушительных заклинаний одну за другой.
Мортин закрыл глаза, чтобы не ослепнуть от ярких вспышек, и смотрел глазницами мертвых. Небо над рунным полем являло захватывающее зрелище. Хотя волонтеры не различали цветов мира живых, зато они отчетливо видели течения магических сил.
Девятая лига была на исходе, когда воздух наполнился тонким звоном. Прошло какое-то время, прежде чем Мортин сообразил, что в этом грохоте просто нельзя слышать тихие звуки. Звон превратился в легкое давление на виски. Во рту появился привкус железной окалины. Маг разглядел впереди невесомый белый шар, сплетенный из тончайших шевелящихся нитей. Шар медленно, слепо плыл над дорогой, словно что-то нашаривая — светящиеся нити извивались, как чуткие усики насекомого. "Поющий цветок"… Один вид его вселял глубокое инстинктивное отвращение, словно это был неведомый внутренний орган, живущий сам по себе, но Мортин следил за ним, не отрывая взгляда, и во рту у него пересохло. Мортин знал, что ищет "цветок". Белый шар беспрепятственно проходил сквозь мертвую плоть Стаи, но если хоть одна ниточка заденет живое существо, эта боль будет адской.
Видимо, колдуны, защищавшие Совиный остров, достаточно убедились в том, что просто так им мертвых не остановить, одной разрушительной силы здесь недостаточно. Теперь они пытались дотянуться до Мортина. Он был единственным уязвимым местом Стаи, ее душой и разумом. И только он мог причинить Стае достаточно вреда, если впадет в безумие от боли.
Не замечая, что дрожит от напряжения, некромант следил за белым шаром, пока Стая несла его мимо. Лишь оставив шар позади, Мортин чуть расслабился, облизнул соленые губы. И почти сразу же увидел еще один, точно такой же. Некромант поспешно вгляделся в дорогу глазницами тех, кто мчался в авангарде и застонал от отчаяния: там, впереди белые шары покрывали рунное поле мерцающим ковром.
Пока не поздно, маг рванулся прочь от своей телесной оболочки, в судорожной поспешности отсекая боли все пути к своему разуму. Он покрепче переплелся с мертвыми — холодными добрыми духами, хранившими его от бед. И сила Стаи укрыла, захлестнула, будто вода, спрятала от боли. Мортин терял ощущения внешнего мира, погружаясь в тягучее беспамятство. Сперва погасло зрение, потом оборвался слух, последним пропало чувство движения. Мортин уже не помнил себя, когда первый светящийся шар отыскал его слепо шарящими нитями, вплелся под кожу. Покинутое тело некроманта билось в переплетении мертвых рук, так что лопались сухие трубки костей волонтеров, губы были разомкнуты в пустом и жутком безголосом крике. А сам Мортин был далеко, плыл в своей холодной колыбели по ту сторону от рождения и смерти. Мортин словно вернулся домой после тысячелетнего странствия, застал дом пустым, заброшенным, и обрел там бесприютный покой вечности — лежал на спине, глядел сквозь обвалившуюся крышу в бездонное звездное небо.
Когда-то давно, в чужой, невыносимо далекой жизни Мортин принимал дурманы и знал, за какими пределами человек забывает дорогу назад. Если этот предел пересечен хоть раз, странник не вернется к своему телу без чужой помощи, а вернувшись, будет уходить снова и снова, ибо тоску по этим далеким землям невозможно преодолеть.
Мортин мог бы остаться здесь. Или мог бы продолжить странствия. Он пережил последнюю степень свободы, доверившись Стае. И Стая привела его назад. Воистину, в этом крылась странная ирония — мертвые, отдавая ему долг, возвратили Мортина к жизни. Больше между ними не было счетов; жизнь за жизнь, верность за верность, любовь за любовь.
Мортин вернулся в изнуренное мукой тело, вдохнул воздух в опустевшие легкие и ощутил, что Печать смерти рассекает тонкая трещина. "Значит, вот как…" — равнодушно подумал маг. Сердце его по-прежнему билось, но не было смысла больше его беречь. Кровь стыла от леденящего сквознячка, тонко тянущего сквозь нить трещины. Ничто теперь не мешало Мортину сжечь оставшиеся мгновения жизни, сжечь ярко и горячо, так, чтоб хватило помнить и после смерти.
А Стая больше не мчалась по дороге. В двух лигах от Совиного острова — почти на собственном пороге — колдуны все же нашли способ остановить ее. Мертвые стояли неподвижно. Кругом был пронизывающий холод — тела волонтеров, остатки их погребальных одежд и лохмотья плоти серебрились от инея. Небо навалилось сверху бездонной синевой, от которой невозможно было отвести взгляд даже тем, чьи глазницы давно пустовали. Мортин приподнялся с земли, опираясь на дрожащие руки, и понял — Стая вернула его из небытия последним усилием, теряя свою невидимую кровь, сама проваливаясь в вечность — защитники Совиного острова остановили время. "Должно быть, вытянули свой Источник до донца," — с неведомо откуда взявшимся сарказмом подумал Мортин Жнец. Как ни медленно двигались мысли мертвых, но и они вязли в оставшихся долях мгновения. Время стремительно иссякало, не позволяя существовать желаниям, намерениям, воле. И то, что двинуло Стаю вперед — не было ни волей, ни желанием. Это было простое упрямство.
Над притихшей землей разлетелся едва слышный шелест… пение… скрип… скрежет… и земля эхом отдалась на крохотное движение воинства мертвых. Все они были промерзшими, сонными, окостеневшими, словно шагнули из нетающих северных льдов. У Мортина не было времени согревать и будить их. Времени просто НЕ БЫЛО.
Но мертвые шли. Разрывая и ломая собственную плоть, преодолевая зов вечности, из чистого упрямства…
Ссохшиеся руки, оставляя морозные ожоги на коже, вздернули Мортина на ноги. Маг взвыл от резкого движения. Течение Стаи набирало скорость, равнина заполнилась отвратительным скрипом и хрустом.
В воздухе не было ни малейшего следа магии, ни одного движения силы. То ли колдуны Ургос были пусты, то ли никак не могли поверить в происходящее. "Сейчас," — решил некромант. Пришло время использовать магию самому.
И он отправил впереди себя возвестников прихода Стаи — свои любимые, легкие, похожие на наваждения, заклятия. Мортин создавал их любовно и тщательно, он посвятил их шлифовке годы труда, не надеясь, что когда-нибудь будет иметь возможность дать им жизнь, как не надеялся на то, что проклятия будут сняты. Но теперь они жили, и Мортин видел, что труд его потрачен не зря.
Заклинания укрыли Совиный остров пушистой, теплой метелью. Они неслышно закрадывались в людские души, приносили покой, исцеляли от страха, навевали чистые детские сны. Казалось, идет обычный снег, и над миром властвует тишина. Заклинания некроманта дарили избавление от горестей и тревог — лучшее, что способна дать смерть.
От Стаи, собравшей в Дорне около тысячи волонтеров, осталось едва ли две сотни бойцов, сохранивших плоть, и некромант был еле жив, но он улыбался.
Люди на Совином острове внимали его заклятиям, затаив дыхание. И в бархатной белой тишине Стая Мортина ступила на землю острова. Их уже ждали, выстроившись боевыми порядками, воины Ургос. Здесь были и кочевники в легких кожаных доспехах поверх ярких одеяний, считавшие каждую битву праздником, и пешие латники с гербом Дорна на нагрудных пластинах, чьих лиц под шлемами было не разглядеть. Все они стояли, не поднимая оружия, и слушали сладкий шепот миражей. Снег падал на стальные наплечники, звездочками застревал в меховых оторочках, снег валил густой завесой, из которой выступали темные силуэты воинов Стаи. Мертвые приближались неторопливо, торжественно. Они подступили вплотную и стали забирать жизни своих врагов. А позади них плыло над землей тихое, нежное пение воздуха, рассекаемого лезвием черной косы.
Мортин отпустил всех волонтеров кормиться и стоял в одиночестве, тяжело опираясь на рукоять Занны. Там, впереди снег, едва накрывший землю, постепенно превращался в грязную кашу, густо замешанную на крови. Стая кормилась в тишине, если не считать глухого похрустывания, случайного лязганья лат и чавкающих звуков разрываемой плоти. Стая набиралась сил и щедро делилась ими с Мортином — он ощущал, как боль в сведенных мышцах начинает спадать, как согревается тело и отступает усталость.
Некромант знал, что долго затишье не продлится, но Стая теперь могла сама о себе позаботиться, а у него еще были здесь дела. Он позволил себе несколько минут отдыха, подхватил косу и пропал за снежной пеленой.
Когда зачарованную тишину разломил первый раскат грома, и хлынул теплый дождь, Мортин был уже далеко в глубине Совиного острова. "Приветствую, королева Ургос," — мысленно поклонился маг, набрасывая на голову капюшон.
Дождь смывал, развеивал заклинания Мортина, но и сделанного было достаточно… Армия Ургос пробудилась, воины наконец-то сцепились со Стаей по-настоящему. Схватка шла жаркая — обрывки видений проносились у Мортина в голове. Дождь Ургос был полон целящей магии, некромант почувствовал это даже на себе — к нему окончательно вернулись силы, и воины там, на берегу подолгу сопротивлялись смерти. Но как только кто-то умирал, его забирала Стая. Было ясно, что рано или поздно Ургос придется снова освободить магию, иначе Стая медленно, но верно пожрет всех живых.

Ночь гибели воинства Ургос была теплой и ветреной. Над Совиным островом сияли звезды, яркие и низкие — хоть бери их в горсть. Ночь жила и дышала, ночь полна была таинства. "Сегодня все попадут в рай," — усмехнулся некромант. Ветер мягко касался его лица, ветер был густым, солоноватым. Мортин чувствовал его тепло сквозь мокрую отяжелевшую одежду. "Все попадут в рай, живые и мертвые, праведные и нечестивые, ведьмы и некроманты… Сегодня легко уходить, сбросив кожу, как ненужную тряпку…"
Мортин умел скрываться от магического наблюдения, но сейчас это было не нужно. Магу стоило большого труда сосредоточиться на себе и на том, что он собирался сделать. Большая его часть осталась позади, где шло сражение, где бесновалась Стая. Мертвецы и их противники впали в транс, никто уже не заботился о победе, и все, кто там сражался, сплавились в единое существо, опьяненное белым огнем саморазрушения. Дождь давно иссяк — Ургос освободила магию, и небо с юга полыхало разноцветными зарницами. Колдуны острова пытались растащить дерущихся, отделить своих людей, чтобы лишить Стаю возможности пополнять силы, укрыть тех, кто выжил, за магическими щитами, но щиты эти постоянно взламывали то с одной, то с другой стороны. В этом безумии некому и незачем было следить за одиночкой, шагавшим вглубь Совиного острова. Впрочем одиночка тоже не слишком добросовестно скрывал свое присутствие.
Мортин миновал лагерь защитников острова, пустой и темный, выглядевший совершенно покинутым, подобрал возле одной из палаток забытый кем-то фонарь и двинулся дальше, освещая себе дорогу. Примерно в этот момент Ургос поняла, что одинокий путник, пересекающий ее землю — не дезертир и не заблудившийся труп, а Мортин Жнец собственной персоной. Заклинательница была удивлена. Ей было совершенно неясно, как и зачем некромант оказался у нее на задворках, но оставлять его там не стоило в любом случае.
Маг чувствовал, как его настигают люди, посланные Ургос, но это не заставило его ускорить шаг. С точки зрения погони, Мортин находился в безвыходном положении, никак не оставлявшем ему шанса ускользнуть — он приближался к границе Источника, к тому месту, где сила становилась смертоносной. Преследователям теперь достаточно было отрезать ему пути к отступлению и прижать к границе Источника, которая мыслилась им столь же непреодолимой преградой, как каменная стена.
Мортин остановился у линии, где обрывалась степная трава — дальше тянулось пустое пространство, лишенное растительности, черная земля, выжженная идущим сквозь нее потоком силы. Голос Источника, похожий на рокот басовых регистров органа, давно уже звучал у некроманта в голове, заглушая мысли, оставляя сухой, горький привкус во рту. С той стороны веяло жаром, но не было никаких запахов. Мортин поставил фонарь на землю, обернулся назад. Он не видел погони в ночной темноте, но отчетливо чувствовал ее приближение.
Где-то далеко безумствовала Стая, опьяненная кровью — через разделяющее их расстояние, сквозь неумолчный рокот Источника Мортин все еще чувствовал ее преданность и любовь. Большинство из них уже не были мертвыми. В кровавом урагане битвы они обрели новую жизнь. У них теперь была своя судьба, они сражались за свою свободу. Стая добилась своего и отпустила мага. Если бы не тонкая трещина поперек сердца, перечеркнувшая для Мортина саму возможность будущего, он мог бы просто уйти. Покинуть Совиный остров, найти тихое местечко и как следует отдохнуть. Потому что даже неистовый упрямец Мортин Жнец устал бегать от смерти.
Он вынул из поясного кармана белые жемчужины, хранившие "прах защиты" — все, какие были, растер их между ладоней и развел руки. Невесомый порошок окутал его тускло мерцающей белесой сферой — Мортин наполовину ослеп и оглох, но зато гул Источника сделался чуть тише.
Всадники приближались из темноты, свет фонаря Мортина невольно притягивал их. Маг чувствовал, как ложатся стрелы на тетиву, как наконечники ищут светлое пятно его лица под мокрым капюшоном. Никто из них, усмехнулся Мортин, даже не задумывался, зачем он пришел сюда. Если бы не пелена "праха защиты", он, наверное, смог бы рассмотреть этих людей. Но Мортин не видел их. Он толкнул фонарь носком сапога в траву, умерщвленную дыханием Источника. Не смотря на дождь, эта трава была сухой, как пакля. Она яростно вспыхнула, и огонь, гонимый жарким суховеем, волнами двинулся навстречу погоне. А Мортин сделал шаг назад. Прежде, чем его накрыла сила Источника, мага коснулись мысли Ургос, ее отчаянный стон.
Казалось, Мортин Жнец просто совершил самоубийство, выбрав для этого редкостно мучительный и экзотический способ. Не мог же он надеяться, что "прах защиты" и в самом деле способен защитить его? Эта слабая алхимическая магия, граничившая с ярмарочными фокусами?!
— Что ты делаешь?.. Что же ты делаешь?!.. — шептала Ургос, мгновенно позабыв обо всем остальном.
Зажмурив глаза, Ургос не отрывала внимания от Источника. Мгновения тянулись медленно, но все равно постепенно стало понятно, что с некромантом покончено — в это трудно было поверить, учитывая его упрямство и волю, однако это было так. Ургос слышала, как вибрации Источника размалывают крохотное темное семечко — всей защиты некроманта хватило на полминуты, потом безликие и безжалостные жернова мощи раскололи скорлупу, обнажили яркую искру его души и стерли ее в едва различимую светящуюся пыль. Через мгновение после этого Ургос уже не могла отыскать место, где слышала его в последний раз — Мортин Жнец стал крохотной безликой частью Источника, растворился в нем без следа.
Заклинательница открыла глаза — внутренним зрением не на что стало смотреть.
— Не может быть… — заворожено проговорила она. — Я тебе не верю!.. Так не может быть!
Неужели этот человек явился на Совиный во главе армии вонючих мертвецов только за тем, чтобы развоплотиться в потоках Источника?! Мог бы и по-хорошему попросить, если так… Чего он точно не мог сделать, так это уцелеть. Так чего же он хотел?
Ургос почувствовала страх. Впервые за много лет, с тех пор, как она встретила Дракона и обрела свое нынешнее могущество. Дракон успел многому ее научить, прежде чем они расстались, и сейчас весь опыт заклинательницы говорил ей, что Мортин Жнец совершил не самоубийство. Кое-что гораздо более страшное…
— Госпожа… — окликнул ее кто-то из приближенных, заметив, что Ургос застыла, побледнев, как полотно.
— Близнецов сюда, быстро!!! — рявкнула Ургос.
Не прошло и пары мгновений, как маги были рядом, их вкрадчивые голоса слились в одно негромкое "да, госпожа"…
— Не дайте ему умереть! — прокричала Ургос, открывая портал к Источнику. — Он совершает жертвоприношение!!! Вытащите его любой ценой, только не позволяйте ему умереть! Заберите его на старицу, ждите там. Живо!!!
Ургос чуть не силой затолкала близнецов в портал и замерла, всматриваясь и вслушиваясь в эхо силы Источника. Неожиданно для себя она увидела некроманта снова — всего на одно мгновение. Увидела его руки, тонкие, белые, отвратительно нагие — бешеный вихрь задирал рукава до локтей — знаки защиты на коже вскрылись и кровоточили, ладони оплели рукоять косы, начинавшей замах. А выше, там, где должны были быть плечи и голова… ничего не было. Там клубилась лохмотьями непроглядная тьма, пожравшая его лицо и растворившая грудину… Мортин Жнец погибал, и все было напрасно. Все было напрасно. Близнецы опаздывали на один короткий миг. Коса двинулась по дуге, срезая нити жизни всех, кто черпал в этот момент силу Источника.
Высоко над островом проносился ночной ветер, пел и плакал, сплетая нежную атональную мелодию, от которой делалось холодно где-то глубоко внутри. Колдуны гибли один за другим, ложились на землю, как скошенные травы. В считанные минуты от ковена Ургос остались в живых лишь двое шаманов-степняков да она сама. Заклинательница стояла, оцепенев от ужаса. Ей казалось, что ее жизнь тоже вот-вот оборвется. Но волна смерти так и не докатилась до нее.
Близнецы успели?..
Заклинательница порывисто втянула воздух сквозь зубы — нет времени гадать, остатки ее воинства доедала орава мертвецов. Шипя и страшно ругаясь сквозь зубы, Ургос распахнула еще один портал и ушла туда, где заканчивалась битва.


10. Черное лезвие Истины



Он не умер, но был к смерти так близко, что мог бы поцеловать ее в губы. С силой Источника невозможно, немыслимо было бороться. Мортин и не боролся, это сделал кто-то другой. Мага безжалостно вырвали из жерновов разрушительной мощи, и смерть превратилась в боль.
Потом огненная волна откатилась, оставив Морта нагим, обглоданным на пустынном берегу беспамятства. Он все еще жил. Его душа была изорвана в лохмотья. Кто-то наспех сшивал ее холодной иглой. Вся сила Мортина обратилась прахом, выгорела в попытке обуздать дикую стихию Источника. Он лишился магии подчистую. Он жаждал смерти, как пощады, но смерть уходила все дальше и дальше. Ощущение внутренней пустоты сжигало его нестерпимым голодом, даже не голодом — каким-то черным исступлением. От этого чувства не было спасения, его нельзя было терпеть, оно сводило с ума даже там, на грани смерти, в тех далеких землях, где все иначе. Будь Мортин один, он без размышлений последовал бы за той, которой молился и служил всю жизнь. Но рядом был кто-то еще, стоял между Мортином и его возлюбленной смертью. Чужая сила вела некроманта сквозь сумеречные миры, возвращала утраченное единство, нежностью и ненавистью сращивала бездны его души, и в конце концов вышвырнула обратно, навстречу свету и боли, в обыкновенное человеческое бытие.
…Мышцы дернулись в отголоске судорог развоплощения. Легкие расправились, но горло было забито какой-то дрянью, мешавшей вдохнуть. Мортин закашлялся, приподнялся на локте, и его вырвало волокнистыми сгустками крови. Некоторое время он просто дышал, глотал воздух через силу. Пустота сжигала его изнутри, словно угли. Хотелось разодрать живот и сожрать собственные внутренности. Мортин потянулся к Стае — она могла его укрыть, могла дать ему немного сил для защиты. Но Стаи не было, как и Источника. Не было ничего знакомого — Мортин почувствовал, что он где-то очень далеко от Совиного острова…
Плечи согревало полуденное солнце. Кругом высилась трава, отчасти сохранившая жизнь, словно здесь еще царило лето. Что-то было не так, неправильно в этом незнакомом месте, но Мортин не спешил пока выяснять, что именно. Первое, о чем он вспомнил, была Занна.
Маг увидел ее, приподняв голову. Коса лежала слева, чуть поодаль, запутавшись в желтых травяных прядях. Мортин потянулся к ней, коснулся рукояти. Чей-то сапог наступил на запястье, с хрустом втиснув в кожу осколки рогатых раковин. Дернувшись от боли, некромант сдавленно застонал и снова уткнулся лицом в траву.
Не убирая сапога, кто-то вынул Занну из-под его ладони и с коротким окликом перебросил кому-то еще?
— Очнулся? — спросил в отдалении мужской голос.
— Похоже на то, — раздался усталый ответ у Мортина за спиной.
Руку оставили в покое.
Какое-то время маг лежал неподвижно, оглушенный и раздавленный потерей той, которой дорожил больше всего на свете. Все внутри кричало. С тех пор, как Мортин совершил ритуал, они с Занной были одним целым. И прежде он разлучался с ней только раз. Он любил ее так, как не любил за свою жизнь ни одну из женщин. И теперь любовь мстила ему…
Мортин изо всех сил уцепился за реальность, за необходимость бороться с кем-то или с чем-то — все равно, с кем и с чем, лишь бы не подохнуть от отчаяния прямо сейчас. Он с трудом сел, опираясь на руки. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, мышцы превратились в негодные тряпки. Похоже, нечего было и мечтать о том, чтобы подняться на ноги.
Поглядев по сторонам, Мортин увидел тех, кому принадлежали голоса. Оба были невысокими, крепкими, рыжеволосыми. Их лица с жесткими чертами и крепкие узловатые руки были смуглыми от загара. Эти люди были близнецами, и за исключением этого, в них не было на первый взгляд ничего необычного. Тот, что держал Занну, сидел поодаль, прислонившись спиной к дереву. Другой стоял рядом с магом, с хмурым выражением на лице разглядывал маленький замысловато перекрученный лоскут плоти.
При виде этой штуковины желудок Мортина спазматически сжался. Он смотрел на собственную Печать смерти.
— Что, паршиво? — обратился к некроманту человек, сидящий у дерева, и звонко щелкнул ногтем по лезвию Занны.
Мортин вздрогнул. Вряд ли стоило надеяться, что на его лице при этом ничего не отразилось.
Стоявший рядом небрежно отшвырнул лоскут плоти, толкнул Мортина в плечо носком сапога, опрокинув его обратно в траву.
— Лежи. Набирайся сил, некромант… ожидание будет долгим, — произнес человек, вытирая тряпкой окровавленные ладони. В его глухом низком голосе прозвучала издевка. — Меня зовут Ранхар, моего брата — Дайнир, хотя вряд ли наши имена будут для тебя что-то значить. Для тебя мы всего лишь чужое оружие, как для нас твоя… Занна, — мягко закончил целитель, и у Мортина стало холодно внутри. Ранхар говорил бесстрастно, спокойно, как человек, абсолютно уверенный в своих силах. — Можешь уснуть, если хочешь. Можешь обдумывать побег, но лучше не трать сил понапрасну.
Ранхар бросил тряпку и повернулся, чтобы уйти.
— От ваших имен был бы толк… — хрипло выговорил Мортин, — если бы вы хоть чем-то различались.
Рыжий повременил уходить. Шагнув к Мортину, он без усилий вздернул его за одежду и так же спокойно, как прежде, произнес:
— Не зли меня раньше времени, некромант, не то в следующий раз наступлю тебе на горло. Твоя жизнь и твоя смерть принадлежат мне теперь. Это я привел тебя с той стороны.
— Не угрожай мне жизнью, целитель, — презрительно оскалился Мортин.
Ранхар усмехнулся:
— Чем еще тебе угрожать, если смерти ты не боишься? Болью? Судя по твоей шкуре, ты знаешь о боли достаточно.
— Выходит, тебе нечего мне предложить?
Мортину было все равно, разозлится целитель или нет.
— Я дам тебе жизнь, но не дам свободы, — тихо проговорил Ранхар, склонившись еще ближе. — Этого ты боишься. Я видел, пока был у тебя внутри.
От Ранхара веяло огнем и кровью, его ярость ощущалась, словно горячее дыхание лесного пожара. Он ненавидел Мортина, но ненависть его была иной, отличной от ненависти людей, более чистой и сильной. Эта ненависть гораздо ближе лежала к страсти и любви, была с ними одного истока. И Мортин вдруг осознал, кто такой Ранхар.
— А чего ты боишься, оборотень? — спросил некромант.
Целитель швырнул его обратно в траву, словно бесполезную кучу тряпья, и вышел из поля зрения, не удостоив мага ответом.
Мортин уставился в зенит. Он не мог НИЧЕГО — тело едва служило ему, магии он лишился. Вместо нее теперь эта дыра внутри, эта жуткая пустота, затянувшаяся агония, которой не суждено прекратиться. "Ожидание будет долгим, — подумал Мортин. — Вечным."
Над поляной, окруженной зарослями черемухи, висела полуденная тишина.
Ранхар-целитель сидел на травяной кочке неподалеку от брата. Дайнир, подпиравший черный согбенный ствол, обвитый засохшим хмелем, поглаживал ладонью рукоять косы. Мортин старался не смотреть в ту сторону. Все внутри умоляло о возвращении Занны. Мортин был готов на любое безумство, коварство, унижение!.. Но оборотни были слишком внимательны, чтобы дать ему шанс.
Мортин перелег на живот, вжался в землю, уткнувшись лицом в скрещенные руки. От одежды пахло кровью, потом, мертвечиной и еще какой-то непостижимой гадостью.
Некоторое время он лежал, погрузившись в безмысленное оцепенение, наблюдал, как голод сжигает его разум. Казалось, прошло много часов, но солнце не передвинулось в небе ни на волос.
Приглушенные голоса братьев стелились над поляной. Мортин слушал их, чтобы не слышать вечности.
— …не должен был уцелеть. Как в тот раз, помнишь? В Харвесте?
— Чудные они там, в городах… Что за дрянь он носил на сердце?..
— Не знаю. Он же Ворон… Должно быть, их метят изнутри и снаружи… чтобы наверняка не перепутать.
Братья негромко рассмеялись.
— Трудно быть человеком…
— Он не человек.
— Шутишь?!
— Нет. Человек так долго бы не прожил.
— Кто же он такой по-твоему?
— Выродок. Он сильно искалечен на той стороне. Как будто вывернут через зад.
— Мутная кровь… Интересно, на что он может сгодиться?
— Ургос решит.
…Странное ощущение исходило от них. Оборотни… люди-волки… существа из легенд. Они были больше, чем братья. Они были одним целым. Как Мортин и Занна. Их общность была немыслимой для обычного человека. Мортин слышал когда-то, что оборотни глубже проникают в жизнь, реальность их более прочна, а чувства — сильнее и чище. Их жизнь наполнена силой, и от этого кажется, что они — любимцы судьбы. Но на самом деле участь оборотня — тяжкая участь. Они живут в двух мирах, разум их расколот пополам. Вся их сила, вся их удачливость нужна для того, чтобы противиться безумию, порождаемому этой раздвоенностью.
Мортин глядел на них и понимал, что больше не хочет завершить ритуал и стать настоящим оборотнем, как когда-то, когда он видел в этом избавление от болезненных приступов ликантропии. Теперь ему казалось, что немного боли — не такая уж высокая цена за сохранение своей человеческой сущности. Лучше уж биться в судорогах, чем быть распятым на Мировом Древе всю свою жизнь и обладать безжалостным зрением, пронизывающим мир до самой сути.
Несколько сотен лет назад их было много… В Ордене Ворона полно было старых летописей, где упоминался народ оборотней, и Мортин читал их. Оборотней погубило то же самое, что и некроманта — самонадеянность. Нынче от них не осталось ничего, даже легенд.
Мортин понимал теперь, почему Большой так ненавидел оборотней. Случайно заполучить это страшное ясновидение — слишком высокая цена за возможность сожрать то, что нравится.
И все же они притягивали взгляд. Они были красивыми существами, и сила пронизывала их жизнь от самого рождения — сила, за обладание которой простые смертные, вроде Мортина, платят огромную цену. Впрочем, братья-волки тоже платили за нее, как Мортин теперь понимал.
Волки продолжали о чем-то говорить. На Мортина они не обращали внимания. Между ними, вся опутанная огненными плетями их вожделений, молча жила Занна. Прикосновение чужих рук оскверняло ее, лишало голоса, отнимало ее призрачную жизнь. Один Мортин мог дай ей петь. Он вспоминал, как она пела в его руках, как легко и щедро дарила смерть его травам, он вспоминал их с Занной кровавое венчание в храме Ингарда Светоносного…
Проклятое ожидание все длилось. Мортин ощущал, как разум понемногу сдает под напором голода и отчаяния. "Так не годится, — подумал маг. — Надо отвлечься… чем-то себя занять…"
— Здесь есть вода? — спросил он, приподнимая голову.
Ранхар махнул рукой, указывая направление.
Мортин с трудом поднялся, ломая сопротивление измученного тела.
Волки наблюдали за ним с вялым любопытством.
— Не утруждайся бегством, некромант! — глумливо обронил Дайнир.
Мортин пропустил его слова мимо ушей. Не было сил злиться. Он потащился искать воду. Позади него жалобно звякнул серебряный бубенчик. Мортин зажмурился от боли, но не стал смотреть назад.
Заросли черемухи петляли лабиринтами по позднему разнотравью. Совершенно не степные пейзажи. Такую местность можно встретить гораздо южнее, где начинается тайга… Мортин подумал о том, как здесь должно быть красиво весной, а потом подумал, что теперь тут вряд ли бывает весна. Он уже догадался, где находится — старица, место, где когда-то был Источник, но высох или иссяк, так что силы тут почти не осталось, и даже время больше не двигалось. До тех пор, пока Мортин оставался здесь, магии ему не вернуть, покинуть это место самостоятельно он тоже не мог…
Озерцо он отыскал довольно быстро — прозрачное, поросшее водорослями, с пряной от палых листьев водой. Сперва он хотел раздеться, потом махнул рукой и улегся в воду, как есть. Вода сняла тяжесть. Мортин лежал, раскинув руки, слушал озерную тишину, залившую уши. Небо было высоким и чистым.
И опять это длилось вечность или две. Отмокнув, Мортин выбрался на берег, стащил с себя одежду и искупался по-нормальному. Тряпки выполоскал, как мог, и развесил по кустам. Улегся на берегу. Его, как и всегда, ничуть не волновало, что кто-то может застать его голым. Маги иначе относились к своей наготе — многие чернокнижные обряды требовали отсутствия одежды и почти все — отсутствия стыда и брезгливости.
Солнце согревало покрытую шрамами кожу Мортина, просачивалось до самых костей вкрадчивым, ласковым теплом.
Время не двигалось, и сны не снились. Закрыв глаза, Мортин видел ту же самую пожелтевшую траву и собственные руки, а мысли замирали ровно на том месте, где он их останавливал. Странное чувство, бесконечное эхо.
Тогда Мортин позволил прийти воспоминаниям — мертвое время иногда лучше, чем вообще никакого. Он лежал и смотрел — эти миражи не имели над ним власти, не могли ни помочь ни навредить.

…Впервые его осудили на смерть, когда ему было двенадцать. За колдовство. По закону его должны были отправить в Орден Ворона, но крохотный городок Вендо на юго-западной окраине империи был захудалой дырой, и местные власти склонились к более простому и дешевому решению — сжечь молодого колдуна на костре, не поднимая шума. Мортин бежал. Его родителей казнили. Он узнал об этом только четыре месяца спустя.
Он мало что помнил из тех времен. Почти три года он бродяжничал, и золотой тлен империи дорожной пылью ложился на его сапоги. Он помнил огромные яркие звезды в пряной бархатной темноте и ветки деревьев… заброшенные выселки… истекающие зноем пустынные южные степи, красное марево под пологом опущенных век… Он жил, словно во сне — ничто не казалось реальным.
Мортин учился у странствующих друидов, у деревенских ведьм, у безумных алхимиков, и сам постепенно превращался в дикого ведьмака. Сутью его существования в ту пору была ненависть. За ним охотились. Его предавали. Ему дали прозвище Волчонок из Вендо. Дар его рос вместе с ним и убивал его — Мортин не умел контролировать эту силу. Он носил в себе зерна смерти, он чувствовал, как смерть становится его судьбой. Чтобы обуздать дар и выжить, он должен был стать Вороном. Тогда Мортин отправился в Крид. Подальше от своей опасной славы в южном лордорате.
Была середина июля, жаркая сухая пора — в такие дни нищие бродяги падали замертво на улицах Крида, по вечерам их собирали в разбитую желтую повозку, заднее колесо которой пронзительно скрипело. Волчонок из Вендо успел побродить по городу, пока искал резиденцию Ордена, и оставил свое сердце на этих пыльных мостовых. Но его рука не дрогнула, когда он поднял дверной молоток и постучал в ворота замка Ворона.
Его приняли, и мирской закон отныне был не властен над ним. Бесконечное бегство окончилось, смерть осталась по ту сторону закрывшихся ворот, и Мортин знал, что теперь увидится с ней нескоро. От послушников требовали строжайшей дисциплины, но Мортину было нетрудно соблюдать эти ограничения — смешные по сравнению с той страшной свободой, от которой он искал спасения.
Великий чернокнижник Дагеро заметил нового ученика очень быстро. Мортин был талантлив без всяких скидок. И способен работать, как проклятый — а это редкое качество. Со своей стороны Мортин положил немало сил, чтобы завоевать расположение мастера Дагеро, поскольку из всех настоятелей Ордена лишь он казался Мортину единственным достойным того, чтобы у него учиться.
Архимагистр Дагеро Ворон… он не был ни молод ни стар. Когда он проходил по коридорам замка мимо классных комнат в перерыве между занятий, галдеж смолкал, лица послушников застывали, словно овеянные морозом — Дагеро внушал ужас и трепет. Говорили, что сердце чернокнижника — кусок нетающего льда. За ним следом стелилась призрачная дымка, чуть искажавшая очертания предметов — "тень мага", колдовская сила Дагеро была столь велика, что проявлялась в обычном мире. Он двигался резко и был немногословен, его разум был подобен скальпелю, он не знал ни жалости ни сострадания. Мортин восхищался им. Пожалуй, он один во всем Ордене не испытывал страха при встрече с великим чернокнижником.
Мортин помнил белые комнаты с высокими сводчатыми потолками, залитые светом, совершенно пустые… черные корешки книг… их запах — Мортину тогда казалось, что именно так пахнет вечность. Дагеро был до невозможности аскетичен. В его кабинете находилось лишь то, без чего нельзя было обойтись во время работы — стол, кресло, книжный шкаф, инструменты. Удобства ему не требовались, словно все человеческие слабости и пороки давно умерли в нем.
Они были похожи, учитель и ученик. Обладая в равной степени талантом и скверным, заносчивым нравом, оба ни во что не ставили прочих смертных. Ни у Дагеро ни у Мортина не было друзей среди обитателей замка. Им вполне достаточно было общества друг друга. Про них среди послушников ходили грязные, язвительные шуточки. Мортин быстро научился не придавать им значения. Они были близки с Дагеро, но иначе. Их вожделения лежали за пределами обыденного мира, их страсть была обращена на то, чтобы постигнуть силы, управляющие вселенной, и подчинить их собственной воле. Лишь с годами проступило единственное различие между ними — Дагеро стремился к чистому знанию, искал алхимический ключ бытия, первоисточник каждой закономерности. А Мортин… Мортин не признавал теории без практики, Мортин жаждал могущества.
Мортин из Вендо стал лучшим учеником Дагеро Ворона. За всю пятисотлетнюю историю Ордена никто не мог сравниться с этим юношей, и кое-кто поговаривал, что дар его опасен. Диплом магистра Мортин получил в девятнадцать лет. Обычно в таком возрасте послушников не допускали до экзаменов, но кто отважился бы отказать любимчику Дагеро? Экзамены Мортин сдал легко.
Дагеро позволял ему многое из того, что запрещалось всем прочим. Он относился к Мортину, как к сыну. Но и благосклонность старого Ворона имела свои пределы. А Мортин ограничений не признавал. Узы былой привязанности превратились в тяжкие оковы для них обоих. Мортин стал слишком дерзок. Дагеро дерзости не терпел, однако Мортин перенял у него слишком многое, и старый Ворон не мог этого не признать. Им было тесно в огромном замке Ордена.
Ранней весной, в начале апреля Мортин взял в магистрате разрешение на вольную практику и зашел в кабинет Дагеро попрощаться. Мастер Ворон сухо пожелал ему удачи.
Свобода была горька на вкус, и разрыв с Дагеро причинял Мортину больше боли, чем он хотел себе в этом признаться. Но у него не было выхода — Орден Ворона себя исчерпал. Уставы и заветы Ордена, пятьсот лет косневшего в догматизме, связывали Мортину руки. Дагеро многому научил его, но не всему. Оставались целые разделы черной магии, которые находились в Ордене под запретом.
Мортину было двадцать. Он не слишком беспокоился о будущем. Приютом ему служили чердаки и подвалы, заброшенные дома, дешевые комнаты в тавернах. Он водил знакомства с адептами запрещенных культов, охотился за тайными трактатами, а когда ему требовались деньги, не был разборчив в средствах и способах заработать. Но не забывал об осторожности — защита Ордена теперь распространялась на него чисто формально.
Крид — огромный город, и приезжим нет числа. Сотни людей, спешащих по своим делам, успеваешь увидеть, проходя по его улицам. Но человек, разом переломивший судьбу Мортина, никуда не спешил. Он стоял, прислонившись к стене и, скучая, подбрасывал медный грош. Его кожа была дотемна опалена южным солнцем, он был одет, как бродяга, в изношенные яркие лохмотья, его лицо украшали замысловатые татуировки. Мортин не ошибся, когда подумал, что незнакомец ждет его. Тот поклонился юному магу с насмешливой вежливостью, но его темные глаза были как арктическая ночь над бескрайними льдами.
— Я продам тебе тайны, которые ты ищешь, чернокнижник, — произнес он, бросив Мортину монету. — Следуй за мной.
— По какой цене? — спросил маг, поймав грош на ладонь.
— Ты отдашь мне все, и этого не хватит, — обронил чужак, не оглядываясь.
Мортин пошел за ним. И никогда об этом не жалел.
Имя чужака было Последний Дракон. Кроме этого, Мортин не знал о нем ничего.
Дракон был безумцем, давным-давно переступившим все законы, включая законы человеческого естества. Его магия имела неведомые истоки. Он был полной противоположностью Дагеро Ворона. Дракон любил жизнь и смерть во всех проявлениях, хотя и жизнь и смерть были для него лишь тонким налетом миражей, заслоняющих страшную бездну вечности. Безмолвная страсть переполняла каждую секунду его существования. Его смертоносное очарование поработило Мортина в один миг. Мортин не учился у Последнего Дракона. Он был одержим им, как демоном. Они скитались по Криду, предавались распутству, принимали страшные яды, чтобы познать неведомое в себе.
Дагеро горевал о потерянном ученике и думал, что Мортин утратил рассудок.
Никто не видел их вместе — Последнего Дракона и Мортина из Вендо. Дракон не любил посторонних глаз и магия укрывала его почти всегда — незачем было дразнить бдительность Ордена, не терпевшего свободолюбивых одиночек. Порой он был призрачной тенью Мортина, порой — лишь голосом в его голове. Мортин и сам нередко думал, что сходит с ума. Реальность Дракона доказывало только одно — его магия, то, чему Мортин у него научился. А научился он многому.
— В этом скудном мире нечего любить, — говорил Дракон. — И жизнь и смерть твоя канет в вечность. Ты смертен, чернокнижник. Ты обречен. Но я дам тебе одну ценность.
Дракон сдержал обещание: отныне у Мортина была Занна.
— Это черное лезвие — сама истина, только оно способно разъединить жизнь и смерть, — Дракон говорил негромко, его темные глаза светились нежностью. Он слегка прикоснулся губами к креплению лезвия и отдал косу Мортину. — Накорми ее. Накорми, и она будет твоей навеки!
Дракон рассказал о ритуале, и Мортин содрогнулся от ужаса.
— Я… не смогу… — проговорил он хрипло.
— Сделай это ради любви, — ответил Дракон.
Мортин совершил ритуал в храме Ингарда Светоносного на площади Спасения в центре города Крида, во время праздничного богослужения. Когда он покинул храм, никто не вышел за ним следом. С того дня он носил прозвище Жнец.
Дагеро узнал о случившимся одним из первых. Он долго не мог заговорить и сидел за столом неподвижно, закрыв лицо ладонями. Потом вызвал лучших палачей-исполнителей и велел схватить мятежника до того, как это сделает стража.
Но мятежный магистр не спешил расстаться со свободой. Казалось, он молчаливо глумился над всеми попытками его изловить. Однажды Дагеро встретил его на улице, вряд ли это было случайностью.
Мастер Ворон не сразу узнал своего бывшего ученика.
— Что ты наделал?!.. — горестно воскликнул Дагеро ему вслед. — Что ты наделал, сын?!!
Мортин прошел мимо, не оглянувшись.
— За мной охотятся, Дракон, — холодно усмехнулся Мортин. — Пришел конец нашему веселью. Мне не выстоять против целого Ордена.
— В этом нет нужды, — ответил Дракон. — Они принесут тебе боль. Прими ее в дар.
В конце концов Мортина схватили, и превыше всех пыток и унижений была страшная мука от потери Занны. Мортин сотни раз пожирал свое сердце, чтобы заставить его молчать. Боль захлестнула весь мир в его глазах, и Мортин увидел таящуюся за болью пустоту.
— Позовите мастера Дагеро, — попросил Мортин.
Его голосовые связки были повреждены во время предварительных пыток, и голос навсегда остался сорванным полушепотом, похожим на шелест ветра.
Глава Ордена, архимагистр Дагеро снизошел до презренного узника и явился в его темницу.
— Я не знаю твоего имени, юноша, — процедил Дагеро, — но Святые небеса велят нам быть милосердными. Я выслушаю тебя.
Мортин опустился перед ним на колени и прошептал:
— Прости меня, отец! Я раскаиваюсь лишь в одном — в том, что причинил тебе боль.
Мортина Жнеца судил совет Ордена, он признался во всем, что сотворил, и отрекся от темного служения. Его упоминания о Последнем Драконе, извлеченные под пытками, совет счел результатом помутнения рассудка. По настоянию архимагистра Дагеро его практически оправдали. По крайней мере, ему сохранили жизнь.
Была весна, в воздухе Крида реяла желтая пыльца бесчисленных цветущих деревьев, и еще целый месяц оставался до нашествия, о котором не ведали даже предсказатели.
Все это время Мортин находился в замке Ворона. Его раны почти не заживали, а взгляд был пустым и тусклым. Кем бы он ни был прежде, казалось, от того человека ничего не осталось.
— Ты слишком много пережил, сынок. Отдыхай, — говорил Дагеро.
Старый чернокнижник вновь заботился о нем. Обиды были забыты.
Мортин ни словом не обмолвился о Занне. Ему приснился Последний Дракон и сказал:
— Мы славно провели время, мятежник Морт! Скоро ты будешь свободен, и Занна вновь станет твоей. Отправляйтесь к восточной границе и завоюйте себе славу. Тогда, — рассмеялся Дракон, — ты будешь жить вечно, мятежник!
Больше от него не было вестей.
Наутро в замок прибыл гонец и сообщил, что многочисленная орда кочевников, вооруженных одними факелами, вторглась в земли империи с востока, и ее ничем не остановить. Кочевники несли неведомую магию, никто из Ордена не знал, что это за сила. Маги, посланные Орденом, погибали один за другим.
Мортин пришел к архимагистру и сказал:
— Отец, я вижу, небеса даруют мне шанс очистить свое имя от скверны. Отпусти меня. Я остановлю дикое пламя или умру, пытаясь сделать это.
Дагеро не считал, что Мортину удастся то, что не удавалось всем прочим, но он не стал спорить. Мортин имел право выбрать достойную смерть взамен бесславной жизни. Голос Дагеро дрогнул, когда он благословлял Морта.
И вновь ему в руки легла темная рукоять Занны. Никто, кроме Мортина, не знал, что в этот миг земля покачнулась у него под ногами.
Потом Мортин бился с огнепоклонниками и был счастлив коротким мимолетным счастьем, которое нельзя удержать. Он совершил невозможное. Он вернулся в столицу победителем, и пепел побед еще долго скрипел у него на зубах.
Ему под ноги бросали цветы, его превозносили, ему поклонялись. Орден вынужден был полностью восстановить его в правах. Мортин Жнец с насмешкой принял титул великого магистра некромантии, оскорбительный для любого уважающего себя мага Ордена. Никто не стал ему возражать. Император даровал ему какие-то земли на побережье, но Мортин не покинул столицу, и для Крида настали темные времена.
Мортин Жнец отомстил сполна за свою боль и за свои унижения. Его темная слава затмила имя императора. Святая Церковь пребывала в ужасе — темный маг фактически правил страной. Простолюдины бредили его именем. Запрещенные культы и тайные ордена расцветали буйным цветом — этот неслыханный урожай Орден Ворона пожинал еще не год и не два. Невозможно было даже подослать к нему убийцу — насильственная смерть придала бы Мортину Жнецу ненужный ореол мученичества в глазах черни, и тогда от него было бы вовек не избавиться.
Четыре года Мортин издевался над советом Ордена, пока великие магистры не озверели до бешенства. А когда ему надоело и это развлечение, Мортин бросил вызов архимагистру Дагеро, которого когда-то называл отцом. К тому моменту даже самой мучительной смерти было недостаточно, чтобы искупить все преступления мятежника Морта. Дагеро осудил его на жизнь.
Великий магистр некромантии Мортин Жнец отправился в изгнание, когда город был готов взорваться бунтами. Орден сделал все, чтобы имя Мортина забыли как можно скорее, но это было уже невозможно.
Морт пришел в себя уже будучи в Кеттерне, и прошло еще немало времени, прежде чем он смог подняться с постели после схватки с Дагеро. В его существовании в те дни было мало радости — Кеттерн он ненавидел так же сильно, как любил Крид, и местные платили ему взаимностью. Все его силы, все его внимание поглощала борьба со смертью. Он был слишком горд, чтобы сдаваться — даже ей. Его магия была жестоко ограничена, слава превратилась в проклятие, за каждый час своей жизни он расплачивался болью, унижением, одиночеством. Но Мортин ни о чем не жалел. Он был свободен. И Занна была с ним — по-прежнему…

В какой-то момент Мортин почувствовал присутствие одного из братьев — различить их было выше человеческих сил. Некоторое время оборотень молчал и, видимо, разглядывал мага.
— Что это за тавро? — спросил он с презрением, имея в виду "крыло Ворона", выжженное у Мортина между лопаток.
— Цеховой знак чернокнижников. Без него я не стал бы магом, — бесцветно поведал Мортин. Он больше не испытывал к волкам ни ненависти ни досады — вообще никаких чувств.
— А остальные?
— Плата за то, что я все-таки им стал.
— А как ты стал оборотнем, некромант?
— Меня прокляли.
Оборотень хмыкнул, помолчав:
— Странная у тебя судьба…
— Я думал о судьбе, — произнес Мортин. — Отдайте мне Занну, тогда я просто уйду.
Человек-волк не сразу нашелся с ответом.
— Ты слишком слаб, чтобы так шутить, — холодно усмехнулся он.
— Моя слабость не имеет значения, как и ваша сила. Когда дело касается судьбы, в игру вступают другие законы.
— Выходит, ты властен над судьбой? — проговорил волк с издевкой.
— У меня нет выбора. Но выбор есть у вас. Принесите мне Занну. И я сохраню вам жизнь.
— Не так скоро, некромант. Это только слова, кто станет верить словам проклятого? Но мне нравится, как ты говоришь. Должно быть, ты и в самом деле не боишься смерти. Прощай… Мортин Жнец.
— Погоди, оборотень… Неужели ты не понимаешь, что таких, как я, невозможно заставить служить?
— Об этом, — мрачно рассмеялся волк, — я спрошу у тебя после обряда.
— Верно, спросишь, — отозвался Мортин. — И я отвечу. Но это будут слова проклятого.
— Что с того? Твой разум будет принадлежать нам!
— Да, человек-волк, да… Но вспомни о судьбе. Думаешь, мой разум принадлежал МНЕ все это время?
Оборотень молчал, и омерзение, с которым он взирал на некроманта, усиливалось. Мортин чувствовал это спиной. По губам его расползалась улыбка. Он снова заговорил:
— Я устроил резню в храме, а меня оправдали. Почему, как ты думаешь?.. Безумство коварно… Годы пройдут прежде, чем вы обнаружите его признаки… может быть, слишком поздно, как это случилось с Дагеро Вороном. Он был мне как отец, а я чуть не убил его. И знаешь, что я скажу тебе по секрету?.. Это Я даровал ЕМУ жизнь. Я позволил Ордену считать себя побежденным, я ждал шесть лет, и они забыли, насколько я опасен. Но ты видишь, теперь на мне нет ни одного проклятия. И, может быть, я еще захочу напомнить о себе. Поэтому не повторяйте чужих ошибок, я не хочу вам зла. Таких, как я, не оставляют в живых. От этого одни неприятности.
— Да кто ты такой, Мортин Жнец?!! — выдохнул оборотень в ярости. — Во имя Солнцеворота, кто ТЫ такой, чтобы угрожать МНЕ?!!
— Я просто сражаюсь на стороне той, что всегда побеждает, — отозвался некромант.
— Так будет не вечно, — проговорил человек-волк. — Однажды она явится к тебе. За тобой. Не думай, что она отплатит тебе за верность милосердием!
— Я знаю. У меня и в самом деле нет выбора, — усмехнулся Мортин. — Либо вы убьете меня, либо я убью вас, но в любом случае будет по-моему. Лучше отдайте мне Занну, пока не поздно.
— Зря мы не заткнули твою ядовитую пасть в самом начале, — проворчал оборотень, развернулся и ушел.
Мортин повернулся на спину, подставил солнцу живот. Спешить некуда. Сомнения должны созреть. И тогда придет время жатвы.
Так прошла еще одна вечность. Потом он поднялся, натянул слегка влажную одежду, застегнул пояс с пустыми карманами и ножнами без ножа, отправился обратно на поляну.
Как только он появился, оборотни замолкли. Они следили за ним с удивлением и недоверием, но не двигались с места. Мортин был близко, и на мгновение ему показалось, что сейчас он заберет Занну без всякого сопротивления, но все же братья вовремя вскочили и разошлись в разные стороны. Очевидно было, что некромант явился убить их, но как, во имя Неба, он собирался это сделать без оружия и без магии, когда сам еле держался на ногах?.. Должно быть, он и впрямь был безумен…
Мортин действительно был безоружен. Единственное, чего не отняли у него оборотни и не смогли бы отнять, это способность видеть связующие нити — между жизнью и смертью, между намерением и целью, между одним и другим человеком — те нити, что прежде рассекала для него Занна… Маг улыбался. Братья поступили очень разумно, встав по обе стороны от некроманта, лишив его возможности напасть на обоих разом. Но при этом они будто сами вложили невидимые волоконца, связывавшие их друг с другом, в руки Мортина. Маг сделал странный жест, словно вынул что-то из воздуха и обмотал вокруг левой ладони. Обернулся, коротко глянул на того, у которого была Занна — Дайнир? Интересно, кто из них был у озера? Впрочем, не важно. Они оба знали, о чем шла речь, они оба НЕ ПОНИМАЛИ, чего теперь ждать от Мортина. Маг повернулся к другому брату. О, вот он, Ранхар-целитель, — засохшая кровь под ногтями. Ранхар вынул нож и готов был встретить некроманта. Мортин не стал приближаться. Он проследил невидимые волокна другой рукой и резко рванул их на себя.
…Это не была боль в обычном смысле. Лишь боль, порожденная чувствами. Но чувства, в конечном счете, — все, что доступно живым существам, будь то человек или зверь, или оба сразу. Натянулись и заныли сухожилия страхов, загудели от напряжения предчувствия, мокрая красная судорога скомкала память… Эта боль приходила из самого центра существа, из самого защищенного места души, откуда просто невозможно ждать боли. Ранхару казалось, что некромант живьем сдирает кожу с реальности и выворачивает мир наизнанку. По спине прошел спазм перевоплощения, но Ранхар не смог различить, какой из миров у него перед глазами. Время распалось на сухие песчинки секунд, ничем не спряженные между собой, и там, в промежутках таилось что-то превыше самого глубокого ужаса…
Дайнир оцепенел, во все глаза глядя, как некромант и волк ведут свой странный танец, разделенные и слитые расстоянием, словно вдруг между ними возникла нерасторжимая связь. Лицо Ранхара было искажено страданием, но ведь проклятый некромант даже не притронулся к нему!!! И все же они каким-то непостижимым образом казались Дайниру единым целым.
…Целитель качнулся вперед, упал на колени. Он видел только руки некроманта, бледные, костлявые, с выщербленными ногтями, комкавшие и разрывающие воздух. Ошеломляющее понимание начало расти в голове Ранхара. Он догадался, чего добивается маг, и с ужасом перевел взгляд на брата, стоявшего позади них. Дайнир был готов к броску и сжимал рукоять черной косы с такой силой, что кисти мелко дрожали.
И тогда Ранхар-целитель закричал, но не от боли, а от отчаяния — на его глазах сбывались слова некроманта, будущее становилось прошлым, а их с Дайниром жизни обращались в смерть.
— Ранха?!! — в испуге выдохнул Дайнир.
"Остановись!.." — хотел крикнуть Ранхар, но было поздно. Дайнир был уже позади некроманта, и Занна падала из верхней точки замаха, чтобы захлестнуть шею Мортина последним объятием. Но Мортин ждал именно этого. Он резко отшагнул вплотную к Дайниру, разворачиваясь, выскальзывая из-под удара. Темный подол балахона взвихрился вокруг колен. Левая ладонь мага перехватила рукоять косы, а правая вскинулась навстречу черному лезвию, сжимая в кулаке пульсирующие нити. Ранхар-целитель увидел, как закрывает солнце широкий рукав, изодранный бахромой по краю, и солнце гаснет, повсюду воцаряется тьма.
Закрыв лицо руками, целитель безмолвно уткнулся в траву.
Черное лезвие рассекло связующие нити вместе с кожей некроманта, но закричал от боли Дайнир. Ему показалось, что сердце его разорвалось надвое. Он потерял контроль над ударом, и маг просто забрал косу из его ослабевших пальцев. Жуткий танец мага и оборотней занял несколько мгновений, и после него на ногах остался стоять только Мортин Жнец.
Он распрямился, тяжело дыша. Оборотни лежали в траве неподвижно. Они не были мертвы, но пребывали в шоковом оцепенении. Некроманту было хорошо знакомо это чувство. Когда у него впервые отняли Занну, он тоже… Так что теперь можно было никуда не спешить.
Мортин задрал рукав. Струйки крови, бежавшие по коже, казались почти черными. Занна пощадила его, сколько могла, оставив глубокий росчерк на запястье, хотя Мортин был готов заплатить за освобождение начисто срезанной кистью. С этой раной еще предстоит повозиться — то, что рассекала Занна, никогда не срасталось вновь. Но Мортин был благодарен ей. Он прижался щекой к холодному креплению лезвия и замер на несколько счастливых мгновений.
Потом он наспех перетянул руку, обыскал братьев, вернув свой нож и кое-какие мелочи, связал оборотней — на всякий случай. Он мог бы сохранить им жизнь, он думал о том, как это жестоко — расплачиваться смертью за собственные ошибки, и что мир полон несправедливости от начала до конца. Размышляя подобным образом, Мортин расчерчивал жертвенный круг и вбивал в землю крепкие колышки. Инструменты нашлись здесь же, неподалеку, аккуратно сложенные в мешок, принадлежавший братьям.

Все было почти как в ту, памятную ночь. Полная луна стояла высоко в зените, заставляя призрачно сиять угольную черноту неба, лишенного звезд. Мортин лежал на земле и пил глазами бесконечность тьмы. Мысли тянулись медленно, скованные холодом — как тогда…
"Я покажу тебе величие смерти," — сказал ему Последний Дракон.
Мортин побросал в сумку ритуальные принадлежности: инструменты, веревки, свечи — то, что обычно брал с собой. Задавать вопросы о цели и назначении очередного похода было бессмысленно, Дракон никогда на них не отвечал, предоставляя молодому магу видеть все своими глазами.
Был декабрь. Мороз стоял лютый — воздух и тот распадался колючей пылью, царапавшей горло при дыхании. Жизнь в Криде замерла. Днем попадались редкие прохожие, выгнанные на улицу необходимостью, а ночью столица напоминала огромный некрополь.
Как назло, у Мортина находилось множество дел в эту пору, и он мотался по городу в полубреду, постоянно простуженный, поскольку никакая одежда не спасала от жуткого холода. Но Мортину и в голову не приходило беспокоиться об этом. Он был молод, кровь его была горяча, и ничто не казалось важным, кроме той единственной страсти, что поглощала его целиком — магии. Знакомые адепты Темного пути посмеивались над ним, утверждая, что Мортин из Вендо создает негативный образ некроманта, как существа с вечным глухим кашлем и сопливым швырканьем, напрочь уничтожая этим любовь и уважение к своей профессии в глазах простых обывателей. В те времена Мортин приобрел привычку к быстрой ходьбе, научился не обращать внимание на холод, а так же освоил множество мелких хитростей, помогавших выжить.
Почти каждую ночь они с Драконом выбирались на охоту за материалом для препараций или на практические занятия. Хорошо, если работать доводилось в криптах или, скажем, в заброшенных тоннелях городской канализации — подземный мир столицы был богат и разнообразен, как и ее верхняя часть, за тем небольшим исключением, что хозяйничали здесь, конечно же, не люди.
Но на этот раз робким надеждам Мортина не суждено было сбыться — под землю они спускаться не стали. Дракон вел его кривыми улочками вдоль старой городской стены. Волосы Мортина, свисавшие из-под капюшона, заиндевели от дыхания и казались седыми.
Дома, мостовые, арки ворот, скаты крыш — все было соткано из синеватого лунного света и непроглядной черноты теней. Мир выглядел хрупким, нереальным, незнакомым. Подобные видения посещали Мортина под действием некоторых ядов.
Мортину было страшно. С тех пор, как он встретил Дракона, ему было страшно почти всегда. Это чувство стало чем-то привычным, повседневным — Дракон распахивал перед ним бездны, в которые нельзя было глядеть без трепета, и порой, чтобы сохранить разум, от него приходилось на время отказаться. Мортин платил обещанную цену, его доверие к Последнему Дракону было слепым и безграничным, иначе подобные знания вообще невозможно было получить.
Они вошли в пустой дверной проем заброшенной сторожевой башни и поднялись по истертым ступеням на верхнюю площадку. Здесь, присыпанный снегом, доживал свой долгий век остов разбитой катапульты. Метательный рычаг был перебит у основания и лежал внаклон, опираясь ковшом на зубец парапета. Кто-то прикрутил к нему поперечную перекладину, получив подобие наклонного креста. Наверняка сюда захаживали темные адепты отправлять свои мистические нужды, подумал Мортин, а башня давно числилась в народе проклятым местом. Дракон знал подобные места во множестве, что, в принципе, было странно для приезжего. Впрочем, удивляться знаниям и умениям Дракона было занятием бесконечным, а потому бессмысленным.
Дракон небрежно счистил снег с креста, забрал у Мортина сумку и кивнул на обломки катапульты:
— Залезай.
С нехорошим предчувствием Морт уселся на рычаг верхом и стал любоваться городскими крышами. Вид был полон мрачного великолепия.
Дракон извлек из сумки веревку, песочные часы и ритуальный нож.
Этот нож стоил целое состояние, но ни Дракону ни Мортину не пришло бы в голову его продать. Лезвие имело прозрачный голубоватый оттенок и практически не тупилось. Вдоль кровостока тянулся черный узор, не похожий ни на гравировку ни на травление — казалось, он выступал из толщи металла. Незатейливую костяную рукоять, потемневшую от времени, украшали накладки из вулканического стекла. Дракон обмолвился, что подобрал этот нож в одном из Затерянных городов в глубинах Песчаного Океана, и Мортин ему верил — где еще можно было раздобыть нож, рукоять которого создана не для человеческой руки?
Закончив свои приготовления, Дракон жестом велел Мортину лечь. Как только Морт это сделал, в глаза ему впился мертвенный лунный свет. Дракон прикрутил его запястья к промерзшему дереву, звонкому, как металл. Поза была неудобной, отведенные книзу руки ныли. Мортин поерзал, но лучшего положения не нашел.
— Сосредоточься, — произнес Дракон над ухом.
Мортин уставился в белый глаз луны — единственное, на чем можно было задержать взгляд. Трансовое оцепенение пришло почти мгновенно. Тело, скованное морозом, потеряло последнюю чувствительность. Поэтому боли Мортин не ощутил и лишь через несколько мгновений заметил, что по ладоням его стекает что-то теплое. Кровь. Его кровь. Ужас пришел не сразу, но когда он родился, он заслонил собой небо. Мортин рванулся в путах так, что дерево отозвалось скрипучим визгом. Он знал, что не вырвется, но не мог подчинить обезумевшее от страха тело. Ничего на свете ему так не хотелось, как просто остаться в живых. Сейчас он бы отдал за это всю свою магию. Что угодно, но жить, жить, жить!.. Какое-то безумие владело им, инстинкты рвали его на части. В те времена Мортин гораздо сильнее был привязан к жизни. Ни страсти ни страхи для него еще не исчерпали себя — ему было всего двадцать два, и холодный контроль вместе с глубоким бесстрастием пришли к нему много позже. А в тот момент жизнь покидала его впервые.
Веревки держали крепко, кровь текла сквозь пальцы, а Дракон безмолвно наблюдал за ним, стоя поблизости, и в какой-то миг Мортину стала кристально ясна неизбежность смерти. Он прекратил вырываться, мышцы расслабились.
Белый пар поднимался в зенит от дыхания. Он больше не видел луны — сама тьма ослепляла его льдистым сиянием. Мортин лежал, распластанный на деревянной крестовине, смотрел в пустоту, постигая ужас и красоту неизбежности. Небо медленно свивалось в воронку, превращалось в колодец, из которого Мортин впервые пил взглядом вечность — пил с жадностью.
Дракон снял веревки и перевязал порезы на запястьях Мортина. Песок в часах пересыпался. Ничего этого Мортин уже не почувствовал.

Величие смерти… один из самых запоминающихся уроков Дракона и далеко не единственный столь же жестокий.
Мортин размышлял потом, и не раз, о философии жертвоприношения, на которой были основаны чуть ли не все известные ему религии. Во все времена что-то подталкивало человека к самопожертвованию, к самоРАЗРУШЕНИЮ, и во все времена это было свято. Но во имя чего проливалась праведная кровь? Чего они искали, бесчисленные Спасители рода человеческого, если Истину способен постигнуть только тот, кто на кресте? Только он один, и никто прочий? Может быть, не искупление грехов они покупали столь высокой ценой, и там, где другие видели смирение, таилась последняя степень дерзости — стремление преодолеть безусловность смерти?
Мортин знал, что и его ждет впереди эта битва. Знал с тех пор, как стал учеником Дракона, продолжением его истории.
Маг лежал в траве, раскинув руки, и смотрел в темное небо. Пока тянулся обряд, на старице наступила ночь. То ли братья-оборотни умирали слишком долго, то ли высвобожденная сила их жизней позволила уснувшему времени течь быстрее. Но сейчас оборотни были мертвы, и луне, пересекавшей зенит, грозило застыть там навеки.


11. К вопросу о вечной жизни



Ветреная ночь на Совином острове сменилась хмурым пасмурным утром — такое ничем не порадует, если только это не последнее утро в твоей жизни. Заметно похолодало. Низкие тучи ползли над опустевшим становищем, задевая верхушки шатров — лишь над одним из них курился дым.
Ургос почувствовала возвращение Мортина Жнеца в тот самый момент, когда он вышел из портала. Это означало, что близнецы мертвы. Жаль. Ургос любила этих двоих, она доверяла им более всех прочих… хотя сейчас глупо думать о сравнениях — все прочие тоже мертвы. Живых здесь было только двое — Ургос и Мортин.
Заклинательница вышла из шатра и следила за его приближением, скрестив руки на груди.
— Явился… — процедила она сквозь зубы. — Ничем тебя не угомонить…
Его присутствие трудно было не почувствовать. Он шел, пошатываясь, но это была не усталость — тяжесть собственного могущества давила ему на плечи. Мортин Жнец преодолел границы человеческого естества. Ургос видела тень его силы — огромную, непроницаемо черную. За десятки шагов от него время и пространство искажались, таяли и плыли, словно полуденные миражи. "Вот его магия, — подумала Ургос. — Его настоящая магия: каждая смерть, которой он избежал, делает его сильнее. А мы только и знали, что пытались его убить…" Заклинательница передернула плечами. В руке Мортин нес свою ужасную косу — ремешок и ножны от ее лезвия где-то сгинули. Пронзительный ветер трепал волосы некроманта, но если тот и чувствовал холод, по нему этого не было заметно. Правая кисть Мортина вся была в крови, с пальцев капало. Боль разматывалась за ним, словно пряжа. Ургос ясно видела этот след, призрачно тлеющий над степными травами.
Вокруг стало чуть темнее, когда он подошел. Некромант остановился перед ней, поднял голову, словно для приветствия, но ничего не сказал. Все и так было ясно. Его глаза, яркие, желтые, с темно-серым ободком по краю радужки теперь сияли, как зимнее солнце — ослепительно, безжалостно, и лишь спустя какое-то время приходило понимание, что они все еще дарят тепло.
— Привет, красавчик, — усмехнулась Ургос. — Ты хоть знаешь, что сотворил с собой?
Заклинательница показала ему прядь его волос, грязную, свалявшуюся, но даже так было видно проступившую соль седины.
Мортин небрежно пожал плечом.
— Я пришел убить тебя, — произнес он своим жутким сорванным полушепотом.
— Как же нам быть теперь, Мортин Жнец? — в ее золотисто-зеленых глазах, прищуренных, как у кошки, и таких же лукавых, тлела ирония. Они стояли очень близко, Мортин ощущал тепло ее тела. — Если убьешь заклинательницу, будет дождь. Зарядит на сорок дней и сорок ночей. Все погибнет, Мортин. Небо смешается с землей. Жизнь и смерть не существуют друг без друга.
Мортин не ответил. Подавшись вперед, он обнял ее одной рукой, той, в которой держал Занну. Ургос невольно вздрогнула, ощутив спиной прикосновение черной рукояти. От него несло предсмертными муками, отчаянием и болью. Одежда была в бурых потеках. Ощущение исходящей от него силы оглушало.
Ургос прильнула к груди мага и отчетливо услышала, как бьется его сердце.
На мгновение они забылись в нежности, ничего общего не имевшей с любовью или ненавистью.
— Давай не будем торопиться, — проговорила Ургос чуть двусмысленно. Голос ее стал хрипловатым. — Убьешь меня чуть позже, что за беда?!.. Пойдем внутрь. Посмотрю твою руку. Только держи от меня подальше свою жуткую косу. Не хочу, чтобы она выткнула мне глаз из ревности, — прибавила заклинательница с долей ехидства.
Некромант вошел следом за ней в полутемное жилище, освещенное пламенем открытого очага. Заклинательница усадила его у огня, принесла чистого полотна и склянки с зельями.
— Пальцы работают все? — деловито спросила Ургос, разматывая мокрую от крови тряпку на его запястье.
Мортин отрицательно качнул головой.
Ургос принялась нашептывать заговор, унимающий кровь. Ей пришлось читать трижды, посыпая рану какими-то порошками, прежде чем кровь перестала течь.
— Останется шрам… — заметила Ургос, накладывая новую повязку.
— Знаю.
Мортин смотрел в огонь. Притягательность тепла была непреодолима — все его промерзшее нутро жаждало этой простой, маленькой радости. Лепестки пламени, танцующие в очаге, заслонили весь мир. "Как давно это было… — подумал Мортин. — Как давно я был человеком… В Дорне последний раз?.. Целая вечность…"
— Как моя Стая? — прошептал он, не выходя из транса.
— Разбежалась, — ответила Ургос откуда-то сбоку. — Часть из них я прикончила, остальные смылись. Даже не знаю теперь, кто они. Ни мертвые ни живые… совсем как ты, Мортин Жнец! Местные тебе точно "спасибо" не скажут — обеспечил их нечистью на много лет вперед…
Рыжие пятна света трепетали на лице мага, делая его мягче. Веки то и дело тяжело опускались.
Ургос двигалась в полутьме шатра, шелестела одежда, брякала посуда, в воздухе висел запах заваренных трав. Она продолжала что-то рассказывать магу, голос ее звучал приглушенно, обыденно, словно и речи не было о чьей-то смерти.
И его разум погружался в миражи повседневного человеческого бытия, в сон наяву, смутно знакомый и накрепко позабытый за годы, долгие, как тысячелетия. Ему снилось томительное чувство затерянности в собственном теле, слепая тяга к безопасности, восторг подчинения собственным желаниям, ему снилась бесконечность и беспрерывность жизни, монотонная колыбельная инстинкта продолжения рода, иррациональная вера в возможность воплотить свою сокровенную суть, свою бесконечно ценимую неповторимость когда-нибудь после — в потомках, в других жизнях, на Небесах или где-нибудь еще — вера, толкавшая вперед колесо смертей и рождений, ни на чем не основанная, существующая как данность бытия, НАДЕЖДА, которой вовек не суждено сбыться. Хрупкая защита от простого и страшного знания: нет никакого бессмертия, и умирая — умираешь. Но этот обман был милосерден. Он дарил короткую передышку в непрерывном потоке боли бытия. И Мортин, погружаясь в сон, растворяясь в нем, отрешенно жалел, что так недолго был человеком в своей жизни.
— Ты тоже… пытаешься меня убить? — чуть слышно прошептал он.
— Убивать — твоя работа, Мортин Жнец! — отозвалась Ургос. — Кроме того, нет ничего дурного в том, чтобы побыть немножко людьми. Пойдем, ляжешь. Тебе нужно поспать, иначе от тебя вообще ничего не останется.
Он уснул раньше, чем Ургос успела набросить на него одеяло.
Заклинательница смотрела на лицо спящего, едва различимое в красноватой полутьме. Прежде Ургос не доводилось видеть ни одного из смертных, заступивших за эту черту. Дракон — не в счет.
Призраки его видений заполняли жилище, теснились меж полотняных стен. Ургос видела чудовищ из снов Мортина — реальных, плотных, способных оставить след на коже. Видения были полны смерти, тлена и разрушения, пронизаны экстазом распада, населены тускло светящимися существами-паразитами, обитающими по ту сторону жизни. Но было в его снах и другое — сквозь наслоения кошмарных видений пробивались ростки мягко мерцающей нежности, алые травы любви поднимались на пепелищах прошлого. Его страсть продолжала жить, вгрызаясь корнями в ледяные камни вечности, — с непостижимым упрямством, — и Ургос поразилась тому, сколько огня таилось в холодном сердце некроманта.
Ургос сидела у погасшего очага и смотрела туда, где в колыбели снов готовился пробудиться к жизни сын Дракона. "Все маги такие, — думала она. — Рано или поздно приходит время сбросить человеческую кожу, и ничего с этим не сделать. Должно быть, ядовитое семя Дракона вызрело в нас, раз мы с тобой встретились, Мортин Жнец… Нас связывает не вражда и не любовь. Это чувство людям неведомо. Нас с тобой тяготит драконий инстинкт — убивать себе подобных, чтобы становиться сильнее. Убивать, пока не останется только один дракон. Последний. Но странно, как ты вообще дожил до встречи?! Как ты вынес всю эту боль, не зная счастья?.. Все маги такие. Постоянно забывают что-нибудь важное…"
Ургос покачала головой. Мортин притягивал ее неодолимо. Он был ей братом и сыном, любовником и палачом. Она поднялась, сняла одежду и побросала в изголовье, где таилась Занна.
— Вечно вы забываете что-нибудь важное, — повторила Ургос шепотом, забираясь к Мортину под одеяло.
Ночь была долгой. Ургос научила Мортина счастью, и ему открылся таящийся за пределами счастья покой.

Как и следовало ожидать, утром заклинательница исчезла. Отчасти Мортин был ей за это благодарен. Их противостояние и так затянулось, а что касается любви… к прошедшей ночи просто нечего было прибавить.
Мортин остался один в разоренном драконьем гнезде на Совином острове. Что касается разного хлама, здесь было все, чего только можно пожелать — деньги, оружие, пища. По-прежнему на месте был Источник, хотя после всего пережитого Мортин не мог думать о нем без дрожи. Некромант мог бы остаться здесь на зиму и прекрасно провести ее в уединении. Или же отправиться в любой уголок империи, не опасаясь быть узнанным — все равно снобы из Ордена никогда не поверят, что Печать смерти можно снять. Великий магистр некромантии Мортин Жнец прекратил свое телесное существование и начал существование мифическое. Теперь о нем будут плести небылицы — о мертвых чудовищах всегда много говорят.
Мортин думал о будущем, пока укладывал мешок, пока готовил себе еду — после этой дикой ночи есть хотелось почти беспрерывно. Его преследовала раздвоенность чувств. Он был полон всем происшедшим и в то же время пуст, он преодолел границы человеческого в себе, но жизнь ничуть не утратила для него прозаичности. Засыпая, он был уверен, что не сможет проснуться, что не существует мира, способного вместить открывшиеся ему страсти, но был новый рассвет, Мортин проснулся и осознал, что это — только начало. И что так будет всегда.
А пока нужно наведаться в Дорн и все-таки забрать оставленные вещи. Большей частью этого барахла Мортин никак не дорожил, но в заброшенном особняке остался нож Дракона и снаряжение для эксгумаций — удобное, привычное и не дешевое, кроме того, в этих вещах Мортин оставил слишком много себя, чтобы бросить их на произвол судьбы. После этого задерживаться в Дорне не обязательно, разве что выяснить, где носится Шорох. А потом самым логичным представлялось долгое путешествие на юг. К Затерянным городам.
Некромант покинул Совиный остров после полудня, ненадолго задержался у внешней границы рунного поля, чтобы набросить скрывающее заклинание на выжженную для Стаи дорогу. Незачем кому попало бродить по его земле. К тому же, существовала ничтожная вероятность, что он еще захочет сюда вернуться — когда-нибудь потом.
В траве лежала серая ледяная крупа — еще не снег, лишь его предвестие. Мортин возвращался знакомой дорогой и видел, как наяву, мысли и чувства, принадлежавшие ему прежде — тому, кто приходил к границе рунного поля человеком, и тому, кто пришел туда Стаей. Дорожные знаки жизни… Он мог бы открыть портал и оказаться у ворот города за одно мгновение, но впервые в жизни Мортину по-настоящему некуда было спешить.
Земля засыпала. И даже небо, отраженное в болотных окнах, плыло медленно, чуть заметно. Сухой камыш поскрипывал на ветру. Мортин переночевал на каменистом островке с оградой из белых валунов. На следующий день из очарованного молчания степи родился снег.
Мир терял краски, и все остальное утрачивало значение. Мортин не боялся заблудиться, не беспокоился о том, что может соступить с тропы, пока шел через топи. Белизна заполняла его глаза, тишина заполняла его душу, прошлое теряло над ним власть, и в этой тишине, в этой белизне начиналась другая жизнь.
На краю леса кто-то жег костер. Точно на том месте, где останавливался Мортин во время поиска Источника. Некроманту даже показалось, что, приблизившись, он различит человека в друидском балахоне с косой, уложенной поперек колен, а поблизости будет возиться гуль. Мортин усмехнулся, но улыбка продержалась недолго. Это, конечно, не он сам, но персона из его истории — кто-то, кому тоже приспичило попасть на Совиный, и он застрял точно так же, как Мортин, не сумев найти дорогу через топи.
Как-то некстати вспомнилось, что в Дорне, возможно, еще хотят его видеть, чтобы спросить за убийство наместника и разоренное кладбище…
Но человек у костра был один. До невозможности один. Вся его фигура источала одиночество. Мортин неторопливо шагал через топь, не скрывая своего присутствия. Он вдруг узнал сидящего. "Да это Хидем, святоша!.." — про себя удивился Мортин.
Священник тоже заметил некроманта. Он продолжал сидеть с какой-то странной безучастностью и ждать, пока маг подойдет. Мортин отсалютовал ему косой и улыбнулся хищной торжествующей улыбкой. На отца Хидема приятно было посмотреть — зрелище он собой являл довольно жалкое. От прежнего жизнерадостного пастыря мало что осталось — взгляд был тусклым, лицо поблекло, одежда выглядела потрепанно, будто он провел на краю топей несколько дней. Ему явно был необходим горячий ужин и возможность выспаться от души… у него ведь есть душа, не так ли?.. Тогда какого черта он здесь дожидается? Впрочем, ответ казался очевидным…
— Как вы здесь оказались, святой отец?! — усмехнулся Мортин, выбираясь на твердую землю. — Решили пойти по моим стопам?
Священник не стал ничего отвечать. Все так же медленно и безучастно он поднял что-то из травы справа от себя, и некромант увидел нацеленный на него охотничий самострел. Тетива издала отрывистый звук. Священник не прицеливался, но с такого расстояния промахнуться было невозможно.
Мортина швырнуло назад, он упал. Стрела засела в животе, чуть слева — на всю длину.
Священник неторопливо поднялся, взвел спусковой механизм и вложил вторую стрелу.
— Я не считаю грехом убивать таких тварей, как ты, Мортин Жнец, — проговорил отец Хидем, подойдя к магу и остановившись над ним. Голос его звучал безжизненно, тускло, словно ему было все равно, жив он или мертв. — Но я делаю это не во Имя Господне. Моя вера… оказалась недостаточно крепка, мне не хватило смирения принять… смерть Иттар. Должно быть, я любил ее сильнее Господа, и потому больше не достоин служить Ему. Я с радостью приму вечные муки, если ты будешь дожидаться меня в аду, некромант! Иттар покончила с собой, но я знаю, это твоя ядовитая похоть отравила ей разум! Святые Небеса, за что она отдала тебе свою любовь, за что?!! У тебя же нет сердца!!! — казалось, священник обезумел, по щекам его непрерывно скатывались слезы.
"Как все, оказывается, непросто в далеком северном городке, — пронеслось в голове у Мортина. — Вот почему она называла его по имени… Колдунья и священник… Дивная история!.."
— Она отвергла Небеса, она обрекла себя на муки, которых никто не достоин так, как ты, дьявольское отродье!
— Выходит… мы… там… будем втроем, падре? — прохрипел Мортин и засмеялся, не смотря на боль.
Вторая стрела с отвратительным хрустом воткнулась в грудину немного выше первой, пригвоздив мага к схваченной холодом земле.
Священник взвел тетиву еще раз — с какой-то жуткой, неторопливой основательностью. Третья стрела вонзилась в середину живота некроманта. После этого священник отшвырнул самострел в траву и пошел прочь.
Мортин смотрел в небо. Собственная кровь казалась ему горячей, как расплавленный свинец.
"Свершилось, — рассмеялся в голове призрачный голос Дракона. — Пришло время твоей последней битвы, мятежник Морт! Битвы с самим собой."
Он умирал долго. Достаточно долго, чтобы осознать свою смерть от начала до конца.
Смерть не была к нему милосердна.
Он был свидетелем того, как боль разрывает оковы телесной оболочки и дает освобождение от бытия. Как человеческое естество вымаливает пощады у беспощадных небес, как небеса открываются взору во всей своей бесконечной пустоте. Он видел, как страсти и страхи обращаются в белый огонь, становятся светом, чтобы рассеяться в подступающей тьме. Он слышал, как замедляется биение сердца. Он был свидетелем того, как холод и легкость приходят на смену боли.
Он был один. Все, что он когда-то любил, было принесено в жертву. Все, чем он когда-либо был, сгорело в белом огне. Время перестало существовать с последним ударом сердца. Смерть свершалась, и единственной силой во вселенной была теперь неизбежность. Но Мортин все еще жил. Та темная сила, что связывала вместе жизнь и смерть, та, что была сутью его магии, теперь держала его над пропастью небытия. Он медлил, не позволяя смерти взять себя — из чистого упрямства. И на одно короткое мгновение он победил неизбежность. Это была свобода, которой он хотел. Ослепительный миг, когда даже смерть была над ним не властна. Голос Последнего Дракона с ликованием хохотал в его голове…
Мгновение иссякло. Бледные пальцы, стиснутые на черной рукояти, разжались.

Отец Хидем сидел за столом, спрятав лицо в ладонях. Перед ним на столешнице горела одна единственная свеча, но это больше не казалось ему символом надежды. Для него надежда перестала существовать навеки. И убийство некроманта не принесло ему даже тени облегчения. Священнику казалось, что ночная тьма сдавливает ему плечи холодным каменным прикосновением. Может быть, это подступало безумие. Может быть, оно уже пришло.
После того, как он нашел колдунью в верхней комнате ее дома, он словно бы ослеп — не было и не могло существовать никакого света в мире, где возможна такая страшная, такая горькая несправедливость! И если Бог позволил Иттар умереть, то он совсем не тот, кому Хидем молился всю свою жизнь. И еще та жуткая записка: "Ты обещал мне жизнь вечную…" — оставленная не для него.
Снаружи была глубокая ночь. В опустевшем городе царствовала гнетущая тишина, жили только странные, неведомо чем порожденные звуки, которые всегда появляются там, где угасает обычная человеческая жизнь. После той страшной ночи исхода мертвых, властям едва удалось справиться с паникой. Но многие все равно уехали. И продолжали уезжать по сей день. Судьба свершилась, как предсказывал Хидем, и на Дорн пало проклятие. Святой отец корил себя лишь за одно — что ему не достало духа пристрелить проклятого некроманта в самом начале.
Но что же теперь?..
Хидем больше не знал ответа. Он не мог служить Господу и не верил в него, храм Дорна подвергся осквернению, а сам город медленно умирал. Уехать? Куда и зачем, если он не видел в собственной жизни ни капли смысла?.. Наверное, стоило бы последовать за Иттар — пузырек с ядом, найденный на столике у ее кровати, Хидем хранил до сих пор, как страшный памятный подарок. Иттар… Иттар… Неужели его праведности не хватило, чтобы искупить этот единственный грех?..
Впрочем, не было особого смысла прерывать свое ущербное существование, оно и так жизнью не являлось, и как только мысли отца Хидема обрывались, в голове воцарялась беспросветная пустота. Он продолжал сидеть, закрыв лицо ладонями, и так теперь тянулась каждая его ночь.
Слух обострился нестерпимо. Тьму наполняли звуки, и Хидем вслушивался в них, понимая, что это — занятие безумцев. Какое-то царапанье, шуршание… кажется, шаги. Через некоторое время священнику стало казаться, что снаружи дома и впрямь кто-то есть. Его посетило тусклое любопытство, хотя он почти не сомневался, что эта уверенность — лишь порождение его больного разума. Все же он через силу заставил себя подняться и выглянул в окно.
Сперва Хидем ничего не увидел. Ночь была темной, луну скрывали облака. Но вскоре он заметил, что сухие стебли растений в его палисаднике странно колышутся. Священник стал вглядываться внимательнее. Должно быть, какое-то животное копалось там… Но какое? После той кошмарной ночи в городе не осталось собак, бедные твари разбежались…
Из зарослей вынырнула лохматая голова. Не собачья, человеческая скорее, но не совсем. Круглые глаза бледно фосфорически светились. Хидем едва мог разглядеть черты лица странного пришельца, но то, что увидел, заставило его содрогнуться. Нечисть! Безносый зубастый ублюдок в лохмотьях одежды… Наглость какая — роется у дома священника!..
Существо в палисаднике снова скрылось, и заросли заколыхались сильнее.
Хидем, нахмурившись, отошел от окна. Надо как-то отпугнуть эту гадость. Он там один… Но даже если и не один, что с того?.. Чего ему опасаться, на что хранить свою жизнь?!..
Хидем зажег фонарь, взял с каминной решетки кочергу. Прежде, чем отворить дверь, выглянул в окно еще раз. В палисаднике все было тихо, улица тянулась во тьму, совершенно безлюдная. Все равно надо посмотреть. Вдруг ублюдок еще там…
Безносый оказался не один. Второй поджидал отца Хидема прямо на крыльце, и священник столкнулся с ним вплотную, едва выйдя наружу. Хидем отшатнулся, навалился спиной на дверь, и она захлопнулась под его весом.
Пришелец на крыльце улыбался тонкой, ядовитой усмешкой. Он нисколько не изменился, если можно так сказать о мертвом.
В животе святого отца словно лопнул шар холода и теперь неспешно обволакивал его противным липким оцепенением.
— Не может… быть. Я же…
Хидем перевел взгляд с лица пришельца на темные пятна и дыры в балахоне, а с них — на черную косу в его руке.
— Первое условие бессмертия — смерть, — произнес тот сорванным голосом и подмигнул отцу Хидему желтым светящимся глазом.