Царица полей

Царица полей.

«Нас было много на челне…» А.С. Пушкин «Орион»
«Кукуруза – это масло, молоко, мясо и хлеб» Н. С. Хрущёв

Под утро Ивану приснился странный сон. Снилось, будто приходит он в бухгалтерию родного госхоза, робко как-то стучится в дверь, и видит, что вне пределов сна добрейшая душой кассирша Наталья Николавна вдруг смотрит на него зло и спрашивает: «А чё это ты Демьянов в контору заявился? Чего нужно»?
Даже во сне грубость такая конторских к трудящему человеку была для Ивана в диковинку. Он опешил, как встал, так и стоял, не зная, чего сказать, и сам себе не радый, брякнул: «Зарплату бы»… Бухгалтерша меж тем разъярилась ещё пуще: «Зарплату?! Какую тебе зарплату, аванс двух месяцев не прошло, как получали! Работать надо – тогда и деньги будут»! «Так не деньгами же давали», - робко вякнул Иван: «Сами же уговаривали: бери стиральным порошком и яблоками, деньги скоро будут! Денег же нужно – за школу, за садик дитям платить, за свет за газ, налог на бедность, на многодетность, за воздух опять же не плочено»,- говорил, а сам свою виноватость перед бухгалтерией чувствовал, и на слова свои жёсткую отповедь получил: «Ты и жадный, Демьянов! Деньгами тебе подавай! А ты не знаешь, что у нашей страны за пять лет МВфу долг? Ты не патриот! Неужели не слыхал, президент сказал, нужно потерпеть, а там будет лучше»! «А когда лучше»? – опечалился Иван и проснулся.
«Приснится же такое»!- засмеялся он: «2061 год на дворе, Союз двадцать лет как восстановили, МВФ ещё раньше крякнулся, и не президент у нас, а председатель Совета, кто же посмеет так с рабочим человеком разговаривать»?
Под кроватью, царапая пакет, бестолково торкался робот-уборщик в поисках ему одному ведомого мусора. Иван давно хотел сдать японца в утиль и купить нормальный, Липецкого завода, да всё руки не доходили.
Жена возилась возле печки. Русскую печь в избе, ещё дедовской кладки, Иван берёг пуще глаза. И, хотя уже шестой год, как запретили использовать для истопки дрова, не порушил её как некоторые не слишком умные соседи, а оснастил конвекционным нагревателем. Котлы же и ухваты были старинные, их всё для музея в район клянчили, но Иван не дал, и не потому, что жадный был, а считал, что на таких мелочах быт стоит.
«Нет, я не понимаю, ты дрыхнуть-то сколько будешь»?!- супруга вошла в комнату и потянула с его ног одеяло, обычное ватное, сатином крытое, не чета этим новомодным бимолекулярным покрывалам. «Ты хоть помнишь, что сегодня за день»?- гневалась дражайшая половина: «Сегодня посевная! Олигарх приезжает, готовность проверять».
Сегодня, и верно, начиналась посевная. Жена знала, что сеять предстояло кукурузу нового сорта, и всё. Подробностей же не знал никто - охрана олигарха живой души не допускала на опытные поля ни жарким летом, ни холодную зимой, ни днём ясным, ни тёмною ноченькой, а подписка о секретности кончалась у Демьянова значительно позже тех лет, до которых он и в самых смелых снах дожить надеялся.
«Да помню я, помню»!- сел на койке Иван, глаза протёр и наваждение сонное наконец с себя сбросил. «Чего приготовить то»?- сменила жена тон на более деловой, благо Иван мигом оделся и, задвинув койку в стену, проследовал на кухню: «Он же зайдет, поди, после, надо его чем ни то накормить» «Зайдёт, и, Слава Богу, гостям рады»!- отвечал ей Иван: «А разносолов не нужно - картошки свари с грибами, огурчиков достань, сала - им городским такая еда интереснее, биотехнологий им и дома в Москве хватает»…
«Вань, а Вань»,- не отставала супруга: «Я тебе не говорила, вчера посылка была от дяди Коли из Ташкентской губернии. Дыни и письмо». Дядя Коля, знал Иван, страдал непреодолимой тягой к немодному теперь эпистолярному жанру: письма писал длинные, а иногда и в стихах. «Вот дыню на стол и поставишь»!- обрадовался нежданному гостинцу Иван, а сам спросил: «И чего пишет, всё как метро в Чимкенте роют»? «Не, их опять с той работы сняли, на Гиндукушском тоннеле авария, пишет, роют, уже сами не знают где, того и гляди, в Индию пророются». «Носят его черти по свету»,- без большой насмешки, но и неласково помянул дядьку Демьянов, а сам в зеркало на своё небритое отражение уставился, и добавил: «Говорил ему дед, держись за землю, а он сорвался и носит его по свету как осенний листок, скоро, видать, в космос выкинет».
«Побрейся хоть, не позорься, там же люди будут из самой Москвы»,- критически оценила его морду лица супруга. «Ладно»!- Демьянов достал из глянцевой коробки с клеймом Краснознамённого электрозавода лазерную бритву, двумя взмахами руки зарядил пьезоэлемент, и принялся приводить личность в порядок.
«Ваня, гляди»!- окликнула его жена и позвала к раскинувшемуся поперёк кухни воздушному экрану коммуникатора, заменившего теперь все средства связи чохом: «Сказали, будет важное правительственное сообщение. Уж, не про вас ли»? «Ага, сейчас»!- отвечал ей Иван: «Наш всё засекретил, мама не горюй. Пока, говорит, сам результата не увижу, ни слова прессе»!
На экране меж тем, солидный дядечка диктор с традиционной для этой должности фамилией Кириллов сообщал всему советскому народу о том, что, наконец, окончен Всесоюзный конкурс «Марсу – новые города!»: « За выдающиеся заслуги и успехи в социалистическом соревновании решено первым под марсианский купол отправить город Зубцов с десятью прилегающими деревнями». Далее показали доклад о готовности принять город на борт. Командир экипажа транспортного корабля СПВС-1 (светлый путь великой страны) минут пять докладывал председателю Государственной комиссии. Следующую пару минут бубнил академик с труднопроизносимой фамилией о «несомненной важности перенесения на Марс исторически сложившихся человеческих поселений», а потом пришёл черёд новостей пожиже. Так было принято: в начале о трудовых успехах Советского народа, потом про культуру, про зарубежье, и иногда, для разнообразия про то, как милиция покой бережёт, с хулиганством борется - так и никак иначе. На экране шли картинки грязных улиц, и диктор сообщал: «Забастовка мусорщиков в Париже совпала по времени с выходом Франции из зоны окончательно обесценившегося евро. Все улицы завалены никому не нужными купюрами»… Демонстрацию белых американских патриотов, опрокинувших ёлку на углу Уолл-стрит, под лозунгом «Догоним и перегоним Кению!» и прогноз погоды. Иван смотреть уже не стал.
На работу было пора. Олигарх был пунктуален, сам на поле появлялся минута в минуту, и опозданий не терпел.
У олигарха Прошина до сих пор были в собственности скот, техника, десятки и сотни тысяч гектар пахотных земель, пастбищ и сенокосов на порядок больше. Государство вело политику мирного врастания собственника в социализм. Большинство уже вросло, но Прошин держался. Ему даже охрану позволили оставить, хоть и заставили сменить боевое оружие на пневматику. На полях его работало множество людей, и всем этим богатством олигарх руководил из своего кресла в московском кабинете, край из кабины личного вертолёта, но арендованный у госхоза Застрельщик опытный участок в Замошье был его прижившейся как старая болячка любимой заботой.
Олигарх Ивану нравился. Всё-таки последний в стране, пообщаться занятно, да и держался он с Иваном запросто, в свои девяносто с лишком лет отбросив как ненужный хлам всю прежнюю заносчивость. Был, несмотря на свои годы, бодр, активен и здоров, что не удивительно, ведь первую половину жизни он мог оплатить услуги любых врачей, а во второй - закон о бесплатном народном здравоохранении избавил его от лишних трат.
Потомственный горожанин, увлёкшись сельским хозяйством, он за два года в этом своём увлечении стал чем-то похож на долговязого деревенского старика: сноровисто прыгал в коротеньких сапожках по пашне, зерно в ладошке катал- разглядывал, смотрел, как комочек земли рассыпается, готова ли земля к посеву. Прост был Прошин, мог с Иваном и малую стопочку пропустись из утаенной от бдительности личного врача серебряной фляжки с монограммой.
Захмелев, а много ли старику нужно было, он обычно заводил разговор. Начинал одинаково, долго смотрел Ивану в глаза, пускал нежданную слезу и задавал один и тот же не требующий ответа вопрос: « Зачем же я тогда это сказал»?
Дело было вот в чём, на внеочередных выборах 2017го года в прежней России была, несмотря на свистопляску предвыборных технологий, избрана левая Дума. Деятели правых взглядов решили её бойкотировать, но олигарх Прошин не поскупился, купил себе думское кресло, а на первом же заседании в жестокой дискуссии с коммунистами о неправедно нажитой собственности взял, да и сказал: «Всё, что я зарабатывал и заработал - это для блага Родины»! Пошли дебаты, и, неожиданно для самой себя, Дума приняла закон о запрещении наследования крупных состояний. Скопил богатства в трудах для блага Родины – молодец! Предпринимателю – пожизненное распоряжение накопленным и орден, жене и детям - солидная пенсия, не ниже чем у академика, а собственность – тем, для блага кого трудился - народу.
В этот день Прошин поседел, не успев выйти из зала заседаний. Другие олигархи смеялись над его страхами, мол, и не такие законы обходили, но тут был принят закон о народном контроле, и пошло… К 61му году в России, ставшей опять Союзом, остался один олигарх - Прошин
К кукурузе, этой своей, по-старинному говоря, бизнес-идее, олигарх Прошин и верно лишних не подпускал. На выполнение задачи работали тысячи людей по всему Союзу, но каждый знал лишь свой маленький кусочек дела. Всё же дело, во всём его объёме представляли только трое: сам олигарх, Иван и агроном госхоза Сидорчук, которого по совести в курс дела вводить и не стоило, да уж больно пронырлив был – всё вызнал.
Когда заходил разговор про Сидорчука, то первым словом было - да какой он агроном! Сидорчук, и верно, несмотря на диплом, агрономом был никаким, но зато мог достать, что хошь, и решить любые вопросы. Предпринимателем он был, опоздавшим родиться лет этак на тридцать - таким и был олигарху нужен. А больше такому куда? Разве что во внешторг., но внешторг. за полным крахом западной экономики и умиранием контактов с нею стремительно превращался в благотворительную контору по помощи голодной Африке.
Идеей олигарх гордился, хотя идея, конечно, была не его. Он на неё в архиве наткнулся ещё в юности, когда начинающим олигархом был. Там дело было такое, нужно было не мытьём так катаньем убрать упрямого председателя колхоза, на землях которого нежданно открылись богатые залежи сырья для алюминиевой промышленности, присосавшись к которой олигарх и приобрёл свои первые миллионы. Служба безопасности корпорации в поисках компромата рылась в районном архиве, когда под ноги, заглянувшего туда узнать, как идут у подчинённых дела, Прошина и упала с верхней полки пыльная папка, пролежавшая там с тридцатых годов двадцатого века. Он, любопытства ради, заглянул в неё и не жалел об том никогда.
Из надписи на папке он узнал, что жил тогда на свете Саватеев Кондрат Захарович 1903 года рождения, беспартийный из крестьян, агроном колхоза «Красный пахарь» и был репрессирован в 1935м давнем году за связь с затаившимися кулаками и растрату семенного материала. Обвинение стандартное, стандартная и судьба. Самого повязали, бумаги, какие нашли, изъяли, всё троцкизм припрятанный искали, а то и чаяновщину. Папка же с агрономическими изысканиями Кондрата попала на полку архива.
Прост был Кондрат Захарович, не хитрил на допросах и спорил со следователями, за что и был отправлен навсегда в край вечной мерзлоты, оленей и тюленей, да не просты был его идеи. Да какие идеи – практически готовые технологии! Это надо такое подумать: кукуруза в Нечерноземье вызревает за два дня! Если бы Хрущёв Никита узнал на том свете об этой папке! Как бы плакал он в царстве теней, как бы бился плешью о стены могилы на Новодевичьем!
Саватеев придумал ускоритель роста, простой как формула поваренной соли и присадку при добавлении к обычной почве, способную в любую засуху удерживать немало необходимой растениям влаги, а из наводопевшей дождевой влагой почвы забирать её обратно. Вдобавок, вывел втихаря на своём огородике морозостойкую кукурузу. Хоть и пропали после ареста её семена, указания, как вывести сорт по новой были вполне внятны. Агротехнический цикл включал в себя месяц подготовки почвы к посеву, но шесть – семь гарантированных урожаев кукурузы в год на русском севере – это и в середине 21го века казалось чудом. Причём кукурузы настоящей, а не надоевших всем продуктов биотехнологий, от которых ещё не знаешь, чего ждать хорошего или худого. Африка, подсаженная американскими гуманистами на продукты биотехнологий, тихо вымирала.
Папку олигарх берёг в самом секретном сейфе полста лет, словно туз в рукаве, и, теперь, когда не выдержал честной конкуренции государства в металлургии и растерял все банки, по мере возврата собственности народу становящиеся ненужными, пустыми игрушками, он выложил этот козырь под нос обалдевшему от такого чуда правительству.
Продовольствие нужно всегда. Продовольствие нужно настоящее. Можно забить магазины соевой колбасой и казеиновым сыром, похваляясь полнотой прилавков, но расплата приходит скоро: скачок онкологии, призывники с язвою все как один, и новорождённые уроды в каждую смену роддома.
Говорят, что у начальства в России голова большая как у лошади, и оно думает за нас грешных, думает долго, упорно, но иногда додумывается и с важным видом изрекает: так жить нельзя!
Под такой момент и подвернулся со своей папочкой Прошин. Обняли его в Кремле и сказали, работай, дорогой- ты хороший олигарх. До дверей с ласкою провожали. Прошин, садясь в свой электромобиль, озорно подмигнул и показал из-под полы вновь входящего в моду кашемирового пальто фигу своим вымирающим как мамонты собратьям олигархам, уныло и виновато топчущимся у дверей Народного контроля, а сам занялся растениеводством.
А тут и освоение Марса подвалило: продовольственные запасы для новых поселений нужны были срочно.
С освоением Марса тянули долго, рыночной экономике это было не по силам и не по совести. Первая русская экспедиция на Марс 2015го года, проект олигарха Изовского, с земли и не взлетала, а путешествовала по цифровым пространствам принадлежащего олигарху сегмента Интернета, поглощая немалые средства госбюджета. Экспедиция генерала госбезопасности Кобылянского, посланная ей вслед, разоблачила обман, но вскоре оказалось, что и она не покидала пределов сервера. Был скандал, хотел застрелиться, но вовремя попал под машину Кобылянский, Изовский выгнал прочь из дворца не в меру болтливую любовницу, а полёты на Марс стали предметом шуток юмористов.
. Китайцы давно были там и приветливо махали красными флажками русским исследовательским зондам. Америка дёрнулась было, заполонив небо тучами транспортов, но за вновь навалившимися расовыми проблемами и войной с техасскими сепаратистами, о Марсе позабыла, бросив переполненные голодными латиносами колонии на произвол судьбы. Европейцы из последних сил содержали свой единственный ржавый купол, когда, наконец, в России что-то треснуло, крякнуло, общество стало другим, русский мужик запряг свою космическую повозку и вспомнил, что он и взаправду любит быструю езду. Марс задрожал от поступи ног желающих, чтобы яблони цвели именно на этой планете. Теперь в 61 году пришёл черёд не только промышленного освоения, но и заселения нашего сектора Марса.

Ну и Бог с ним с Марсом, там говорят и земля-то красная, а у нас земелька серенькая, небогатая, но прокормиться с неё крестьянину нужно, нужно, как хошь, и сотню горожан прокормить.
А для этого техника нужна. Техника на памяти Ивана изменилась разительно. Из глубокого детства всплывали в памяти картины зарастающих брединой полей, разрушенного гаража, единственного на пять деревень трактора с прикрученной проволокой выхлопною трубой, утонувших в бурьяне сеялок без колёс.
Какие теперь сеялки! То, чему предстояло сегодня сеять кукурузу, по сравнению с ними казалось гостем из другого мира, но такова теперь была вся сельхозтехника. Привезённая позавчера суперсовременная посадочная машина производства Ростсельмаша, плод бессонных ночей заводских технологов, сияла никелем и стеклом как детская игрушка, хотя тоже была без колёс: движитель в форме щётки не давил лишнего на почву и одновременно слегка рыхлил верхний слой, удерживая влагу.
На совет к заводским технологам Прошин посылал Сидорчука, но тот, чуждаясь таких бесед, раз за разом уговаривал съездить Ивана. Демьянов соглашался и нёс- тащил свою сермяжную правду, а с ней и домашнее сало, творог и яички учёным людям. Вначале они на него дулись, но сало понравилось, и скоро нашли с Иваном общий язык, а, договорившись на языке гаек и шестерён, смогли из серийной машины сотворить механическое чудо.
А как машина была в управлении легка! На рубеже веков деревня растеряла кадры механизаторов, и, когда пришла новая техника, оказалось, что ей и не кому управлять. Поэтому, управление делали очень просто- с помощью джойстика, чтобы мог управлять любой: и слабая женщина, и даже инвалид. Плуг, борона, сеялка, культиватор, и всё в одном корпусе. Идея безотвальной вспашки восторжествовала и развилась: блоки сверхпрочных игл пронизывали землю, рыхлили и одновременно вносили в почву удобрения и семена Умная машина построенная умными людьми- мелькнула в голове у Ивана нежданная мысль.
Мысли такие ненужные, непричёсанные доставали Ивана частенько. Вот и теперь, оглянувшись на засеянное с утра поле и прислушавшись к весёлому стрёкоту своей машины, он подумал, как похож этот звук на стрёкот швейной машинки. Или не швейной, а вышивальной, да всё зелёными нитками. Поле покрывалось вышивкой, и это было уже третье поле с утра. Он, хоть и привычный, не уставал удивляться. На первом поле кукуруза была по пояс. Вы понимаете, по пояс! На втором она мощными ростками высотою в ладонь шла в безудержный рост, и, лишь за спиной его, на третьем, край леса земля топорщилась щетиной недельной небритости.
Разогнав свиту и охрану, олигарх рвался сам помочь загружать из мешков посевное зерно, было такое узкое немеханизированное место в технологическом процессе, но Иван остановил его: «Погоди, дядя Миша - обед»! «Обед, говоришь»?- заволновался Прошин: «Обед- это законно, ты знаешь, Ваня, я сам Трудовой кодекс писал. Ну, чего, моих халдеев позовём, пусть на стол накрывают»? «Ты извини меня»,- отказался Иван: «Не могу я с прислугами кушать, всё кажется, в рот глядят, поехали лучше ко мне, а то давай в четвертую бригаду за речку проскочим, там сейчас артисты приедут». «Ну, заводи свою таратайку, до сих пор не могу понять, как она ездит».
Таратайка, и верно, была собрана изо всего, что за последние лет пятьдесят бдительные глаза совхозных инженеров не доглядели в металлолом сдать. Она ездила, а скорее летала вопреки законам физики, но ездила быстро, реку промелькнула, только чуток речная вода в стороны брызнула, лес пролетела – только листочки весенние клейкие о капот зашуршали, и не успел олигарх ахнуть от раскинувшейся впереди красоты распахнутых к небу полей, как остановились они на полевом стане четвёртой бригады.
Что такое полевой стан? Это позабытое слово к середине века вновь знал каждый школьник. За проекты комплексов полевых станов в те года государственные премии давали. А всё отчего, а оттого, что число сельских жителей за время реформ и мучений поредело изрядно, а им конца с двадцатых годов пришлось вновь отнимать у болот и лесов прежнюю пашню и растить урожаи. Для этого, чтобы не разбежались последние, государству пришлось вкладывать немалые деньги в улучшение жизни на селе. Вот и полевые станы выстроили, с общежитиями на время полевых работ, с пищеблоком, прачечной и даже концертной эстрадой.
. Олигарх и механизатор прошли в столовую, где их, и, не вникая, кто такие, «с какого такого госхозу или вообще не наши», обслужили - уже двадцать лет как в Конституции закрепилось право каждого человека на еду.
Обслуживание было почти как в сказке об Аленьком цветочке: какие там официанты – меню само в воздухе виртуальной кисеёй зависло. Иван ткнул пальцем в изображение котлеты по-киевски, олигарх в утку по пекински, оба два - в борщ и компот. Хлебушка и так давали, не жались. Миг, и, будто сама собой, скатерть-самобранка покрылась угощением в тарелках с надписью Общепит.
«Дядя Миша, а ты сам на Марсе был»?- для ради разговора спросил Иван: «Поди страшно лететь то? А то моей жене предлагали туда профсоюзную путёвку, а она ни в какую, ты, говорит, без меня с коровой не справишься. А сама, вижу, просто боится лететь». «Бывал, планета как планета, типа братской Туркмении»,- отвечал тот: «Давно был, ещё в 2012м». «Это когда конец света обещали и обманули»?- рассмеялся Демьянов: «Слышал сам, и бабка говорила, тогда ещё соль и спички народ скупал». «Народ спички скупал, было», - предался воспоминаниям олигарх: «А мы, богатые, как тогда называлось, элита, накануне того дня все собрались и на одной ракете улетели на Марс, катаклизму переживать». «Ну и как»? «А никак. Прилетели и там только подумали: вот мы все крутые руководители, бизнесмены, а кто ж тогда на нас работать будет? Простого мужика-работяги мы с собой ни одного не взяли, ракетой-то и то Рома Чукотский управлял. Пришлось назад лететь – не с голоду же там подыхать»…
Народу в столовке было много, ведь на эстраде, и верно, выступали артисты. Фокусник похожий на английского лорда закончил свою программу, и теперь пела молодая женщина. «Я к теперешним певицам сорок лет привыкнуть не могу»,- пожаловался Ивану Прошин: «Последние нормальные были Виагра, двадцать третий состав, но жаль состарились совсем». Иван поднапрягшись, вспомнил этих смешных старушек в мини-юбках, а олигарх продолжал: « Ну, какая это певица? Песня хорошая, но как она выглядит, смотреть тошно, вот в мою юность выйдет, так есть чего посмотреть»! «Чего посмотреть-то»?- заинтересовался Иван. «А всё»!- разгорячился олигарх: « Тут –во!, и тут –во! А из одежды -- вообще ничего. А ещё был стриптиз! Вот я тебе расскажу, что мы вытворяли с француженками в Альпах! И на лыжах, и на рояле»!
Чуя, что Прошина понесло, и на них уже люди оглядываться начали, того и гляди, в хулиганстве обвинят и милицию вызовут, Иван и песню хорошую не дослушал, компот допил – и к выходу. Терпеть он не мог лишнего шума и скандала. Олигарх, не сообразив, чего это он с места сорвался, за ним.
Певица окончила грустную песню, завела весёлую, а позади неё прыгала подтанцовка, и старался оркестр, однако теперь даже в самых медвежьих углах знали - и оркестр и подтанцовка у приезжих артистов виртуальная. Это радовало крестьян, артистов они любили, но обилие эстрадных прихлебателей всегда раздражало, удостаиваясь лишь комментариев, сколько картошки могла бы эта банда бездельников убрать вручную.
Вернулись на поле - разговор пошёл другой. Умел Прошин тон менять, мигом в суть дела вникать, оттого и назывался – деловой человек.
«Я тут прикинул, что мы делаем лишние проезды по полю тут, тут и тут, ширина захвата позволит, и мы сделаем вот такой финт»…- толковал Иван. Прошин, как заправский сельхозник вникал, и соглашался с ним далеко не всегда и не во всём, потому что и сам не лыком шит был. Сидорчуку же, который вынырнул неизвестно откуда и попытался умничать, он сказал просто: « Ну, чего ты лезешь, как Прибалтика в Советский Союз? Ты, сынок, иди куда-нибудь, не маши здесь руками. Видишь, разговариваем». Тот и пошёл.
Ушёл, правда, недалеко, а как раз до машины. Хотел зерна в бункер засыпать, да больно тяжелы мешки были, поленился. Хотел высевающий аппарат подрегулировать, он, Сидорчук-то накануне весь вечер инструкцию читал, чтобы перед олигархом с утра блеснуть, да побрезговал ручки пачкать. И решил он в кабину залезть, кружок по полю дать, чтобы корреспонденты, охраной олигарха недогляденые, что у кустов в бочажинке прятались, засняли его в момент трудовых свершений. Чего-чего, а это Сидорчук хорошо понимал: не простой был сегодня день, а день трудового подвига – русские теперь весь мир прокормят и ближайшие окрестности. Это только Ивану недотёпе невдомёк, в старой спецовке на работу вышел, а остальным всё ясно: пора на пиджаках дырки под ордена вертеть.
Так вот, забрался Сидорчук в кабину, джойстиком туда сюда водит, в сторону кустов улыбается, машина тоже туда сюда по полю движется, не как для дела полезно, а так, чтобы Сидорчук смотрелся импозантнее. Машина новая необкатанная - к ней же с лаской, сбережением надо, а он её сердешную мучил. И ездил то пять минут, пока олигарх с Иваном спором увлеклись, чуть не за грудки схватились. Так и доездился: на кочке пробочку пластиковую из картера гидравлической коробки вышибло, резьбу сорвало, масло всё и повытекло. Сколько Иван с технологами за эту пробочку спорил, говорил, там металлическая пробка нужна, а они рогом в землю упёрлись: пластиковая легче и экономичнее, и не в какую. Масло повытекло и стала машина неуправляема. Испугался Сидорчук: он за джойстик - джойстик как хвост у худой собаки висит, он за реверс, был на аварийный случай рычаг такой – тот кругом проворачивается. Взял Сидорчука страх, и, не помня себя, выскочил Сидорчук из кабины и на меже притаился.
Машина же прямым ходом на Ивана и олигарха шла, они же за спором ничего вокруг себя не видели. Налетела она на них, Ивана прочь отшвырнула, и пронзила Прошина Михаила тысячами своих острых игл, пробила ему руки и ноги, пронесло сквозь них в землю посевные зёрнышки и удобрения минеральные, и, назад острия свои вырвав, машина прочь унеслась.
Иван на ноги подскочил и за нею погнался, забежал с боку, хотел в кабину попасть, но лишь уцепился за колпак переднего фонаря, глупо таращащего свой зрак на окрестности. Почуял, что ноги того и гляди затянет под высевающий аппарат, и, чая спасения, рванулся, подтянулся и распластался на крышке загрузочного люка. Он и в лучшие времена спортсменом не был, и рывок этот дался ему весьма нелегко. В голове зашумело, перед глазами заиграли разноцветные радуги, но постепенно дыхание пришло в норму, и он увидел, что прежде безлюдное поле ожило.
Охрана Прошина работала профессионально: долгие годы они ждали нападения на хозяина с земли, с воздуха и даже вылазки боевых пловцов из мелких вод пересекающего поля ручья Шишковец. К отражению атак они и изготовились, но, хотя атаки и не было, их шеф лежал посреди поля и умирал. Не спасли бы его ни они, ни вертолёт, ощетинившись пулемётами откормленным буревестником реющий над полем, ни личный врач с дипломом Сорбонны и целой бригадой длинноногих медсестёр. Лишь на краю поля незримый ангел спорил с чёртом за душу умирающего.
Иван, наконец, отдышавшись, уцепился за бестолково болтавшуюся дверку и нырнул в кабину. Что было в современной электрической технике хорошо, так это простота устройства привода. Погасил электродвигатель - и всё, машина встанет колом, этого только Сидорчук не сообразит. Неладно, конечно, что потом всю механику придётся налаживать по-новой, но до этого ли в такой ситуации! Машина встала. Иван выбрался из кабины и пошёл туда, где посредине поля образовывалась уже немалая толпа: охрана, медики, корреспонденты, пожилой дядька из Министерства сельского хозяйства, привезший никому теперь ненужную награду, Сидорчук с расквашенным охранниками носом…
А посреди всего этого шумного табора лежал на земле Михаил Прошин. Лежал и ждал конца, не в силах и шевельнуться. Вешняя земля холодила стремительно теряющее кровь тело, стебли кукурузы пронизали его и росли, росли, вытягиваясь к ласковому солнышку, к полному резвящихся жаворонков небушку, крепли на глазах, причиняя несчастному лишь слегка приглушённую, но едва терпимую боль. Вокруг бестолково вертелся личный врач олигарха. Он сделал обезболивающий укол и ничем более помочь не мог. Суровые бодигарды едва сдерживали слёзы, больше такой работы им было не найти - путь им предстоял в участковые.
Каким то чудом Прошин ещё был жив, лежал, прикрыв веки, стоически ожидая конца, но вдруг совладал со своим бессильным телом, и тихо сказал Ивану: «Ваня, ты бы знал, как мы отжигали тогда в Куршавеле»,- помолчал и вдруг молодо рассмеялся: «А ведь и, правда, послужили народу! Какая она – царица полей»!
Смех его оборвался на неожиданной ноте и затих - Иван закрыл ему глаза и перекрестился: «Упокой его душу, Господи!», а кукуруза кругом вставала как лес, до небес и выше.