2078 год: на тюремной орбите

Пролог



Солнце раскалило красную почву чуть ли не до температуры плавления, и даже камни, казалось, вот-вот превратятся в магму и растекутся по щелям и трещинам. Ни капли влаги, редкие кустарники, и еще реже – какая-то живность, приспособившаяся к местному климату; воздух был сухим, что продирал как наждачной бумагой горло. Для Устюрского плато, что располагалось в Центральной Азии, такое знойное лето являлось обычным. И где-то там, в дали от оазисов, в безжизненном пространстве, словно на островке, находилась огороженная колючей проволокой и сторожевыми вышками с электронной системой слежения и автоматическими пулеметами территория, именуемая как концентрационный лагерь «Жаслык», хотя официально ее считали исправительно-трудовым учреждением санаторного типа № 249/ф-к. Никто не мог без специального разрешения пройти «мертвую зону» - полосу отчуждения, так и выйти за ее пределы, а если кто и пытался, то через пару секунд превращался в решето от выпущенных крупнокалиберных пуль или осколков противопехотных мин, реагирующих только на человека. По периметру ходили вертухаи с оружием и злыми огромными собаками, лаявшими на всех, кто им не нравился.

А собакам не нравились те, кто в этот момент работал в прорезиновых костюмах, – это десятки тысяч заключенных, которые ломами и мотыгами крушили светящиеся валуны явно внеземного происхождения. Едва от них отламывался голубой кристаллик, как тот час подскакивали охранники в скафандрах, хватали драгоценность и прятали в специальные футляры. Сами же они близко к валунам не подходили – счетчик Гейгера опасно трещал, указывая на радиационный фон, превышающий во много раз санитарный. Вот упал от изнеможения один из работавших. Раздались приглушенные хлопки – вертухаи пристрелили человека, но не из соображения гуманности, мол, чтобы не мучился, а чтобы не мешал другим и своим мертвым видом не деморализовал обстановку. Суточная норма еще не выполнена. Группа ритуального обслуживания подскочила резво – она всегда была рядом, ибо в день таким же образом отдавали Богу душу десятки – и отволокла труп к зоопарку, что располагался в двухстах метрах от производства.

Там, в закрытом бронестеклом террариуме проживали вараны, крокодилы, слоны, анаконды и прочие тропические существа, которые всегда требовали пищи, а кормить их было чем – умершими заключенными. Иногда бросали и живых, это тех, кто провинился чем-либо перед начальством. Брошенное тело крокодилы растерзали в одно мгновение. Смотреть на это было жутко, да только сюда специально приводили прибывших только что по этапу, мол, смотрите, что вас ожидает, если начнете брыкаться. Судя по бесчисленным костям, разбросанных по клеткам, немало здесь нашло свой последний путь. Кстати, поэтому при «Жаслыке» не было кладбища и крематория, и трупы никогда не возвращали родным и близким, в свидетельстве о смерти писали всякую чушь, да только не правду.

В этот момент послышался грохот, и сквозь чистое голубое небо прошла черная молния, распугавший редких змей в пустыне и заставивший вздрогнуть заключенных и прошептать слова молитвы, так, чтобы не услышала охрана. Вообще-то это был космический корабль, который доставил около двух тысяч тонн вот этих самых валунов прямо из Нептуна. Космодром с величественным названием «Великое будущее» располагался в сорока километрах от лагеря «Жаслык». Затем доставленный груз будет транспортирован сюда, и заключенным предстоит упорный труд, чтобы добыть из многотонного камня драгоценные кристаллики, причем ценной собственной жизни. Условия были здесь экстремальными из-за природной среды, а также режима дня, по сути ничем не отличавшегося от того, что были в Бухенвальде и Аушвице.

Все это хорошо смотрелось с высоты ста метров – из окон металлической башни, являвшейся административным зданием лагеря. Здесь кроме всего прочих служебных помещений также находился кабинет директора – грузного и невысокого офицера, с красным лицом, залысинами, выпученными глазами и длинными губами, казавшиеся начинающихся от ушей, а также тремя жировиками на шее и затылке. Короткие ноги и руки придавали фигуре достаточно уродливый вид. Но Останакула Мирзаева, подполковника внутренней службы, это беспокоило – кстати, себя он считал красавцем, и ему об этом часто говорили проститутки, которых заводили ему подчиненные на усладу, - а дата, что стояла на отрывном календаре: 2038 год, 2 июля. Она была значимой, и об этом свидетельствовала фотография женщины на голографическом снимке. Этого человека знала вся страна.

- Ба-а-а, сегодня же день рождения нашей принцессы! – воскликнул он и хлопнул себя по лбу. Звонко причем, что даже в собственных ушах отдалось эхом.

В кабинете было прохладно – японские кондиционеры исправно и бесшумно работали. Кожаный диван и кресла итальянского производства, турецкие ковры на полу и стенах, полки с книгами и немецкие изумительные бра делали помещение уютным. Ощущался аромат восточных благовоний, и не поверишь сразу, что именно здесь, казалось бы в домашней обстановке, решались наиболее жесткие решения, например, кому жить какое-то время, а кого быстро и мучительно отправить на тот свет. На столе – телефоны правительственной связи.

- А вы забыли что ли, уважаемый Останакул Мирахматович? – удивился худощавый собеседник в гражданском. Невыразительная внешность ничего не говорила о нем. Впрочем, у того и была такая служба, чтобы ничем не выделяться и никому не запоминаться. Да и имя знали немногие. – Такое вам может стоить вашего кресла!

Мирзаев подошел к письменному столу, достал из ящика бутыль андижанской водки, разлил себе и собеседнику в маленькие стаканы, затем подвинул вперед тарелки с соленостями – косточки, сушенная рыба, фисташки, чипсы, вяленое мясо – обычные восточные лакомства, что идет на закусон. Отдельно стояли вазы с фруктами и тарелка с тремя свежевыпеченными лепешками.

- Не беспокойтесь, дорогой Шокасым Исматович, - усмехнулся он. – Я здесь добываю то, что приносит баснословную прибыль государству, и мне можно иногда допускать ошибки. Я здесь выполняю две миссии – укрощаю негодяев, которые посмели посягнуть на конституционный строй, и произвожу минерал, необходимый для мировой индустрии. Эти валуны доставлены с Эдема Гульнары, но только у нас возможна их переработка. «Жаслык» - это центр мироздания, хе-хе...

- Боюсь, что ваш «центр» переместился далеко отсюда, - хмыкнул собеседник и выпил водку, после чего, поморщившись, закусил мясом. – Итак, три дня назад летающая тюрьма достигла Нептуна – об этом сообщили ее пилоты в Штаб Военно-Космических Сил. Туда очередным транспортником будет переправлен ваш контингент, весь, до единого «зэка», - и он кивнул на работавших внизу заключенных. – Слишком много международных гуманитарных организаций суют свой нос сюда, даже иностранные дипломаты из государств-партнеров голос поднимают на разных встречах, это беспокоит наши власти. Кроме того, и транспортировка руды на Землю слишком затратна, что также обосновывает необходимость расположить завод в космосе. Наши умы в Министерстве решили, что лучше отправить туда людей, чтобы там, на Эдеме Гульнары, добывать минерал, как говориться, не отходя от месторождения...

Весть вызывала определенную тревогу.

- А что же будет с нами? На пенсию мне еще рановато... – вздрогнул Останакул Мирахматович. Его лицо аж посинело от плохого предчувствия. Оно его не подвело, вот что он услышал в ответ:

- А «Жаслык» расформируют, сравняют с землей, точно также, как сотни лет назал превратил в поле пшеницы город Хорезм наш великий предок Амир Темур[1], да прибудет слава вечно с ним!.. И пускай ворчат после правозащитники и гуманитаристы, хе-хе...

- А я? А мои люди? О нас не забыли? Надеюсь, нам место в Ташкенте уже приготовили?.. Мы тут так старались во имя государства и демократии...

Шокасым Исматович усмехнулся, задумчиво покрутил стаканчик в ладони, после чего произнес с некоторой издевкой в голосе:

- Вот вы, Останакул Мирахматович, забыли о Гульнаре Исламовне, ее дне рождении, а она вас помнит... Великая и мудрая женщина!.. И назначила первым директором космической тюрьмы. Так что собирайтесь, дорогой мой! Вы летите на следующей неделе с первой партией заключенных и первыми сотрудниками охраны к Нептуну! Там отслужите пять лет! – последняя фраза была сказано в жесткой и непререкаемой интонации. – А дальше будет видно, куда вас пристроить.

Мирзаев чуть не подавился косточкой, что держал под языком и высасывал соль.

- Но я же не астронавт! Это, наверное, шутка, – прохрипел он, испуганно смотря на собеседника. Тот не спеша поднял стоявший у ног портфель из крокодиловой кожи и золотыми замочками, вынул бумаги и молча бросил на стол начальнику тюрьмы, типа, смотри, я человек серьезный и балагурство – не мой удел.

Останакул Мирахматович чувствовал, как похолодело все внутри, даже сердце перестало биться, словно окаменело. Дрожащими потными руками он протянул к себе документы и совсем расстроился, увидев указ главы государства о назначении его на новую должность и на новое место, только в несколько миллиардах километрах от «Жаслыка». Новость явно шокирующего характера, легко потерять рассудок. С печатью и подписью не поспоришь, а если бы такая смелость и возникла, то Мирзаев быстро очутился среди тех, кто сейчас откалывает куски от валунов. Понимая, что лучше не возражать представителю аппарата президента, директор встал и на негнущихся ногах подошел к окну и посмотрел вниз, в сторону своего зоопарка.

- Мне можно будет взять с собой домашних питомцев? – спросил он, указывая на хищников, что в этот момент обжирали два трупа. Ему казалось, что с ними даже в космосе станет спокойнее.

- Думаю, это будет без проблем, - улыбнулся Шокасым Исматович. И сам налил себе водки в стаканчик и осушил. – На корабле будет места и для животных... Чем бы вертухай не тешился, лишь бы зэки были у него послушными и прирученными, хе-хе...

Тем временем Останакул Мирахматович подошел к десятилетнему пацану, что сидел в другом конце комнаты и читал учебник истории Узбекистана; на беседу двух взрослых не обращал внимания, нужно было подготовится к завтрашнему уроку. Его губы шевелились, когда глазами просматривал текст: «Демократическая Республика Узбекистан является правопреемником Республики Узбекистан, получившей независимость 31 августа 1991 года от Советского Союза. Первый президент Ислам Абдуганиевич Каримов повел страну к процветанию, свободе и демократии. После его смерти власть по закону перешла дочери Гульнаре Каримовой, получившей также титул принцессы. Она продолжила реформы отца, и за короткое время республика стала самой сильной и авторитетной, что ООН позволила Узбекистану образовать свои территориальные участки на Луне и Марсе, и там были созданы первые колонии, граждане воспевали Ислама Каримова, отца узбекской нации и освободителя от коммунистического ига...»

Дочитать мальчишка не успел, так как Мирзаев положил ему руку на плечо.

- Что, папа? – поднял глаза пацан.

- Феликс, я улетаю...

- Куда?

- К Нептуну, так требует мой долг!

- А надолго? – удивился мальчишка, захлопнув книгу. – Вы обещали меня сводить в Диснейлэнд...

- Потом, сынок, когда вернусь... Но я хочу, чтобы ты продолжил мое дело и когда-нибудь стал защитником нашего великого будущего, таким же, как я...

- Я буду, папа, - обещал сын. – Во славу дела Ислама Абдуганиевича и его дочери Гульнары Каримовой!

Смотревший на это Шокасым Исматович сквозь дымчатые стекла на тонкой золотой оправе, одобрительно кивнул. Ему нравилась такая династия – сын будет продолжать дело отца, а в таких верных и стойких стражниках нуждалась кровавая и жестокая диктатура. Проглотив «курагу»[2], он встал, взял в руки портфель и произнес, не скрывая издевательского тона:

- Желаю вам удачи, дорогой Останакул... Солнца вам в спину! На Нептуне не так уж и тепло, шерстяные носки возьмите с собой...

Мирзаеву почему-то захотелось выматериться, но не решился сделать это в присутствии личного посла президента. А тот кивнул и вышел из кабинета прямо в лифт. У взлетной площадки его ожидал правительственный геликоптер «Боинг-вертол», пилоты которого с презрением смотрели на окружающий мир. В такую «клоаку» им не нравилось летать. И они с облегчением завели двигатели, едва их шеф сел в салон...



Глава 1. По этапу на Нептун



Спустя сорок лет. 2078 год.

Летающая тюрьма «Ислам Каримов» считалась самой страшной во всей Солнечной системе. Здесь служили отморозки человечества – палачи, надзиратели, следователи-костоломы – короче, люди с уродливой психикой, патологической ненавистью к инакомыслящим и манией величия, верой в собственную правоту и безгрешность, то есть те, кого презирали в демократических и либеральных обществах и государствах на Земле, Марсе и Луне, однако в которых нуждались деспотичные режимы, сохранившиеся по сей день кое-где, в частности, в Демократической Республике Узбекистан[3]. Нужно заметить, что обслуживающий контингент тюрьмы формировали по специальным тестам, которые отсекали появление человеколюбия, гуманизма и сострадания, толерантности в этой среде. И не удивительно, подобными вертухаями-садистами был создан кошмарный режим для заключенных. Более того, они изобретали и внедряли в практику новые способы пыток и умерщвления, организовывали изощренные издевательства, от чего получали моральное удовлетворение и материальное поощрение. Поэтому для человека, попасть сюда, однозначно означало или быструю смерть, или медленную, но болезненную и ужасную.

Кстати, над главным шлюзовом отсеке горел транспарант: «Добро пожаловать в ад – в Великое будущее Ислама Каримова для отверженных и падальщиков[4]!», и это читал каждый, кого на транспортном корабле доставляли в летающую тюрьму. Шансы вернутся обратно были призрачными – лишь пару десятке повезло, и то в результате сильного международного давления. Однако и они, вернувшись домой, не дотягивали больше года – их организм был изношен в результате чудовищной эксплуатации и издевательств, и не мог удержать жизнь. Хотя справедливым будет сказать и то, что к Нептуну отправляли и прошрафившихся чиновников и работников репрессивных структур (но не в качестве заключенных), чтобы они могли «исправиться» и вернуться к прежней работе, и, естественно, те старались со всей злобой и яростью, на какую были способны.

«Ислам Каримов» - это гигантский корабль, построенный к столетию со дня рождения диктатора Узбекистана его дочерью Гульнарой Исламовной, взявшей тогда по наследству власть. Запущенный в январе 2038 года в космос, он за пять месяцев преодолел расстояние от Земли до Нептуна и остался на его орбите, став четырнадцатым спутником. Имея размеры в два километра в длину, пятьсот метров в ширину и сто – в высоту, массу в миллионы тонн, он вмещал в себя более ста тысяч заключенных и пять тысяч обслуживающего персонала, из которых девяносто девять процентов считались вертухаями-садистами. Все они были офицерами и сержантами Министерства по демократизации и свободе – органа, осуществлявшего насилие и репрессии, следившего за тем, чтобы ни одна крамольная мысль не засела в головах граждан Узбекистана (практически это был правопреемник ранее существовавших Министерства внутренних дел, Генеральной прокуратуры и Службы национальной безопасности). Один процент – это привлеченный технический персонал, который следил за состоянием атомного реактора, машин и оборудования, в основном это простые инженеры, механики, ремонтники. Были также врачи, не имевших отношения к следователям и надзирателям, они поддерживали какую-то санитарию, хотя изменить негативные процессы влияния космоса и условий труда на здоровье людей в полной мере не могли. Хотя следует признать, что и не старались это сделать, ибо также исполняли политику насилия, и среди них хватало садистов, проводивших медицинские эксперименты над заключенными.

Дело в том, что корабль был не только местом заключения для оппозиционеров и диссидентов – врагов политического режима, сохранившегося в Узбекистане, а также обычных уголовников, которых тоже хватало, но и заводом, где перерабатывали руду, добываемую с глубин Нептуна. Автоматические корабли-шаттлы подвозили к «Исламу Каримову» сырье, и уже на агрегатах подневольные рабочие выделяли «гулий»[5] - особо ценный минерал, который использовался в ювелирной, тяжелой промышленности, а также энергетике. По стоимости и технологическим возможностям он превосходил золото, серебро, драгоценные камни в сотни раз, и поэтому имел особый спрос на рынке. Практически, «гулий» служил валютой для взаиморасчетов не только стран, но и населенных планет. Он же был природным аккумулятором, способным хранить энергию, и поэтому иногда применялся в энергодефицитных регионах. Единственным владельцем лицензии на добычу «гулия» была Гульнара Каримова – дряхлеющая стопятилетняя женщина, одна из самых богатых и жестоких дам Солнечной системы. Известно, первоначальный капитал она сколотила в годы правления ее кровожадного отца, высасывая ресурсы из республики и переправляя в западные банки. Гульнара вложила часть средств в выгодные проекты и утроила свое состояние, а потом построила корабль. Это был рискованный с точки зрения коммерции шаг, ведь затраты могли и не окупиться, если бы переработка руды оказалась сложной. К ее счастью, инженер Шмицерман из Швейцарии изобрел технологии, позволяющие из горной массы извлекать минерал, а фирма немецкая Doc Werner разработала дешевый способ сбора руды с поверхности Нептуна и доставки на орбиту, к «Исламу Каримову». Уже через год эксплуатации космического завода, все вложения вернулись с лихвой и дальше он приносил только гигантскую прибыль, приумножая и без то огромное состояние Гульнары. Попытки других государств присосаться к добыче «гулия» сразу пресекались, так как ООН в свое время продал патент на разработку и добычу только ей, и ничто не могло изменить статус-кво, если того не желала сама Гульнара Исламовна или не были серьезные причины, например, геноцид. Китай и Россия получили предупреждения от Луны, Марса и США, что следует уважать международное право. Поэтому ни одна другая станция или корабль не посещали территорию Нептуна.

Однако не все было просто. Минерал содержался в массе, которая отличалась высокой радиоактивностью, и при работе с ней не спасал и защитный костюм. В итоге большая часть заключенных из первой сылки вымерла, а некоторая мутировала, превратившись в уродов и чудовищ. Они уже мало напоминали людей и, соответственно, у них и психика была далека от человеческой. Взамен им высылались новые арестанты, ибо численность населения Узбекистана была также не маленькой, и рабочих рук для космоса хватало. Через двадцать лет «Ислам Каримов» был кораблем-тюрьмой, где проживало сообщество странных существ, контролируемых людьми-садистами. А ежемесячно с его борта на Землю уходил груз с сотней тонн «гулия», взамен транспортники привозили новых заключенных, прошедших конвейер судилища, и продукты питания. Всех, кто не выдерживал условия и умирал то ли от суицида, то ли ему помогали уйти в мир иной сами охранники, хоронили здесь же. Хотя разве это были похороны? – мертвеца в чем был одет просто выкидывали за борт, не сказав ничего вслед, и лишь некоторые заключенные тихо шептали слова молитвы. Надзиратели только гоготали, радуясь, что одним «врагом народа» стало меньше в солнечной системе.

Журналист Алексей Воронович не тешил себя надеждами хорошей жизни на этом корабле, слухи о страшной здесь жизни доходили даже до Земли и Луны, однако попытки международного сообщества провести инспекцию на соответствие принятым нормам содержания заключенных наталкивались на сопротивление репрессивного Узбекистана и лично Гульнары Каримовой со своим внуком Абдугани[6], не желающих, чтобы все узнали о том произволе, который был создан с их благоволения на «Исламе Каримове». Арестованный за свои критические статьи во Всепланетной киберпаутине Interplanet по обвинению в государственной измене, призывах к свержению конституционного строя, а также уклонении от уплаты налогов – обычный набор уголовных статей, что клепала против оппозиции Министерство по демократизации, - Алексей был быстро осужден – у судей даже сомнений не возникло в бредовости данного дела! – и отправлен отбывать тридцатилетний срок у орбиты Нептуна. Правительство прекрасно осознавала, что шансов вернуться домой даже после этого срока у опального репортера просто нет – никто из них не протягивал десяти лет в космических далях.

- Ты – труп, и не строй иллюзий на благополучный исход, - честно и ехидно одновременно говорил ему старший инквизитор Министерства Фуркат Толипов, который фабриковал обвинение. Впрочем, особого и выдумывать ему не пришлось – он просто скопировал дело с другого работника СМИ, которого отправили в космос полгода назад, заменив только фамилию и дату рождения, а также количество статей, «представлявших угрозу безопасности страны, дестабилизирующих экономику и сеявших панику среди населения» - так часто звучали некоторые претензии власти к не подконтрольной прессе. – Не следовало тебе давать критические заметки о нашем свободном обществе и любимом президенте – Абдугани Каримове – правнуке великого «Человека, определившего эпоху»[7], именем которого назван наш летающий «санаторий». Именно туда тебя и отправят, дорогой мой журналист, чтобы ты осознал свои ошибки и исправился, если, конечно, останешься в живых. Но я не стану врать – этого не будет. Так что твое дело мы просто отправим в архив или вообще сожжем как ненужный документ. Ты исчезнешь из истории нашей родины, как пыль...

Нельзя сказать, что с этим был согласен сам Алексей. Яростно сжимая кулаки, закованные в титановые наручники, он мысленно клялся себе, что вырвется отсюда, сбежит и еще покажет госпоже Каримовой и ее внуку, стоявшему у руля власти уже двадцать лет, где раки зимуют. А сейчас он сидел в жестком кресле и через иллюминатор наблюдал, как транспортник «Генерал Рустам Иноятов»[8] - историческая личность, жившего почти сто лет назад и у которого тоже руки по локоть в крови! - причаливал к космической тюрьме. Вообще-то в Узбекистане тюрем не осталось – чтобы выглядеть демократическим государством правительство закрыло учреждения подобного типа, зато вывело в космос «Ислама Каримова», куда ссылало всех осужденных, как по чисто уголовным, так и политическим мотивам, причем последние составляли две трети всех заключенных. А за то, что делается за сотни миллионов километров от Земли, ответственности было не так уж и много перед международным сообществом. Сюда и попасть могли не только правозащитники, адвокаты, но и представители международного сообщества – расстояние и высокая стоимость полета играло часто важную роль при принятии решения посетить орбиту Нептуна. Вертухаи старались вообще никого не подпускать, не оказывать даже помощи, если в тысячах километрах терпело бедствие судно – ведь спасенные могли увидеть, что творится на «Исламе Каримове» и сообщить всему миру.

- Да-а-а, - прошептал журналист, лбом прижимаясь к иллюминатору. Над головой висел Нептун – одна из холодных планет Солнечной системы, и проклятое Всевышним место. Ее атмосфера абсолютно была не пригодна для существования человека и вообще земных организмов. В верхних слоях находились водород и гелий, а также метан, и эта смесь придавала планете ярко выраженный синий оттенок (ученые считали, как результат поглощения верхним покровом красных лучей). Тут Алексей вспомнил, что пролетая мимо Урана, был поражен его аквамариновым цветом, словно кто-то расписывал его однотонными красками. Однако на Нептуне формировались облака из сероводорода и аммиака, которые окутывали ядро, скрывая от взоров с космоса, но там, у ядра, не было ни тепла, ни зелени, ни животного мира. Только лед из различных веществ, камни и абсолютный холод. И каким-то чудом огромный кусок откололся от него и поднялся на несколько тысяч километров – так появился летающий остров, названный в честь принцессы. И на нем, где-то у горных массивов работали в автоматическом режиме гигантские автоматы, добывающие «гулий». Метеорологическая обстановка была не из самых приятных – сверхзвуковые штормы, противостоять которым не просто. Поэтому туда спускали ремонтников, если выходила из строя какая-то часть электроники или механики, хотя не все могли вернуться обратно – в таких условиях даже в скафандрах протянуть долго было сложно, не говоря о случаях, когда штормы размазывали зазевавшегося человека о камни или уносили вглубь, где просто под чудовищным давлением тело превращалось в лепешку. Почти половина ремонтников оставалась замерзшей на поверхности планеты, и их судьба никого не интересовала. Поэтому отправляли туда по большей части тех, кто был приговорен к смертной казни, или к пожизненному заключению. Вертухаи вводили в жертву специальный наркотик, который снимал сопротивление, и сажали в пилотскую кабину грузового шаттла. Тому уже ничего не оставалось, как выполнить задание, или обратного пути у него уже не было.

Тут Алексей обратил внимание на кольцо, опоясывавшее планету. Она не была такой же величественной, как у Сатурна, однако придавала Нептуну определенную прелесть. Вообще-то это вращались по круговой орбите ледяные частицы, покрытые силикатами, или основанные на углероде материалом; вполне возможно, именно данный состав определял их красноватый оттенок. Интересном было то, что колец насчитывается аж целых пять. Самое внешнее и яркое именовалось кольцом Адамса, оно располагалось на расстоянии шестидесяти трех тысяч километров от поверхности планеты, и его ширина всего около пятидесяти километров. Причем яркость этого кольца была неравномерной: на тонком «ободке» располагались три яркие дуги протяженностью от тысячи до десяти тысячи километров, называемые как «Свобода», «Равенство» и «Братство» - это звучало издевательски для тех, кого нещадно эксплуатировали и убивали на летающей тюрьме. Говорят, именно сюда злые охранники сбрасывали трупы, мол, теперь вы все свободны, равны и родственники друг другу. Далее, на расстоянии пятидесяти трех тысяч километров от центра Нептуна лежало кольцо Леверье шириной около ста километров, там кружились спутники с аппаратурой по метеосводке и дистанционному исследованию ядра, еще ближе - на расстоянии в сорок две тысячи километров - размытое кольцо Галле. Еще одно слабое кольцо по имени директора тюрьмы Закира Исаева – Исаевское - шириной около пятисот километров проходило по орбите Галатеи и состояло из вещества, выбитого из ее поверхности.

По мере приближения к Нептуну, диск планеты закрывал за собой звезды и туманности. Не скроем, журналист был очарован великолепием этой восьмой и последней, как говорили ученые, «настоящей» планеты Солнечной системы. Перед этапированием с узбекского космодрома «Жаслык – Великое будущее» на летающую тюрьму, всем заключенным раздали листки с информацией, чтобы те поняли, куда их направляют и что их там ждет. Итак, Нептун двигался по почти круговой орбите, делая один оборот за сто шестьдесят пять лет. Безусловно, с такого расстояния Солнце кажется не диском, как с Земли, а яркой звездой, и это подтверждалось стереоизображением на справке. Получалось так, что освещенность, создаваемое здесь для Нептуна, почти в девятьсот раз меньше того, что создавалось нашим небесным светилом на Земле, но в тоже время в пятьсот двадцать пять раз превышало свет, что получает Земля при полнолунии. «Нептун - планета, погруженная в вечные сумерки, и вы как кроты будете жить в этой зоне», - ехидно говорили им сопровождающие охранники из Министерства по демократизации. От этих слов многим становилось не по себе, женщины плакали и тихо молились, чтобы даже там их не покинул Всевышний и позаботился об их судьбе.

Поскольку во время полета заняться было нечем – а читать здесь книги или смотреть фильмы запрещалось, все-таки не на курорт их везли! – приходилось перечитывать справку, и Алексей практически выучил ее наизусть. Он мог дословно воспроизвести ее: «Масса Нептуна составляет 17,15 масс Земли, его диаметр почти в 4 раза превышает диаметр нашей планеты, а средняя плотность (1,64 г/куб.см) всего в полтора раза больше плотности воды. Нептун входит в группу планет-гигантов Солнечной системы, куда кроме него входят также Юпитер, Сатурн и Уран. Однако, в отличие от Юпитера и Сатурна, сложенных в основном водородом и гелием, масса водорода и гелия в составе Урана и Нептуна составляет не более 15-20% от их полной массы. Иногда эти две планеты называют малыми, или ледяными, гигантами. Подобно остальным планетам-гигантам, Нептун быстро вращается. Он делает один оборот за 16,11 часа. Этот период соответствует вращению планеты как целого, в то время как экваториальная зона вращается медленнее, а приполярные зоны - быстрее этого периода. Скорость ветров на Нептуне достигает 300 м/сек. Эффективная температура планеты составляет всего 59К (-214С), между тем отмечено еще более нижняя точка - около 45К».

И именно здесь в пятистах километрах от внешнего слоя атмсферы находилась и вращалась по удаленной орбите летающая тюрьма, принадлежащая лично Гульнаре Каримовой и исполнявшей функции исправительного учреждения по специальной лицензии узбекского правительства. Транспортный корабль уже причаливал к «Исламу Каримову», выдвинув захваты, – пилоты умело маневрировали, в чем им следовало отдать дань уважения. Хотя они больше заботились о своей безопасности, чем о жизни тех, кого везли полтора месяца с Земли. Все заключенные, скованные одной цепью, прильнули к иллюминаторам. Стоявшие рядом охранники усмехнулись, и один из них – капитан Военно-космической транспортной службы Узбекистана Ботир Усербаев, тот еще подонок! - с издевкой крикнул:

- Смотрите, смотрите, уроды, где вам предстоит помереть! Это будет уроком для других, как выражать недовольство или обманывать нашу самую демократичную и либеральную власть, предавать наше Великое будущее, которое уже достигли честные люди, но не вы, мерзавцы и гниды! С каждой секундой вы все ближе и ближе в ад, и молитесь, чтобы смерть скорее настигла вас, ибо жизнь здесь не покажется вам сладкой.

Заключенные молчали, стиснув в презрении и страхе зубы. Они понимали, что бессмысленно спорить или выражать протест – тут с такими не цацкаются: в лучшем случае сразу пристрелят, в худшем, отправят на пытки или опыты – об этом тоже доходили кое-какие сведения. А могут просто открыть люк и выкинуть человека в безвоздушное пространство. Хотя смерть будет практически мгновенная, что избавит от мук и страданий. Впрочем, такой исход для некоторых казался более гуманным и приемлемым, чем от пыточных инструментов садистов, обитавших в тюрьме. Кстати, на самом транспортнике всегда горела надпись: «Каждому – свое!»[9], как бы напоминая, что вы, зэки, получили по справедливости и нечего ныть на судьбу. И как издевательство следовало воспринимать расклеены по всему внутреннему корпусу реплики Гульнары Каримовой: «Я довольна тем, что у меня есть возможность помогать реализовываться людям талантливым, одержимым своими идеями. Многие говорят о нашем потенциале по инерции, мало веря в эти слова. А я бы хотела, чтобы любой, кто говорит об Узбекистане, говорил бы искренне, от души». Или еще унижающих заключенных фраза: «В отличие от того ощущения, которое я вызываю внешне, в личной жизни я не претенциозна. Для меня в первую очередь важно понимание. Взаимопонимание. Если это есть, к любому ритму жизни можно подстроиться. Но для того, чтобы это получилось, нужно пройти через искания, страдания, поражения и взлеты, работать над собой. Работать над ошибками». Данные слова как бы намекали: вы здесь, потому что совершили ошибки; но тюрьма вам поможет, если будете работать от души и подстроитесь под ритм современной жизни. Почти сто процентов заключенных никогда не вписывались в смысл сказанного когда-то принцессой Узбекистана.

А тем временем огромная масса летающей тюрьмы приближалась с каждой минутой, заслоняя уже сам Нептун. Дух захватывал от его размеров, и мысленно каждый удивлялся, как можно было такое построить и запустить в космос. Виднелись блоки с атомными реакторами, цеха, локаторы и двигатели, которые использовали для того, чтобы удержать корабль на орбите Нептуна, сотни пришвартованных шаттлов с рудой. Причальный шлюз пассажирского значения располагался в самом начале, и там уже находилось два транспортника, которые вот-вот должны были вернуться на Землю с добытым минералом «гулий», а также сотрудниками, отбывающими в отпуск или сменившихся с вахты. И еще сотня богатеев получат чудные игрушки стоимостью в миллионы «кварков»[10], а садисты с упоением будут рассказывать коллегам в Министерстве, какие изощренные пытки придумывали для заключенных.

- Вот она, наша тюрьма, - тихо прошептал кто-то за ухом Алексея. Он обернулся и увидел имама Андижанской мечети Бахтияра Мамурова, седоватого мужчину с подслеповатыми глазами, который чтил шариат выше, чем законы диктатора Абдугани, и за это был наказан. – Это послано нам Всевышним в виде испытания, и его мы должны стерпеть с достоинством.

Мамуров был авторитетом среди жителей махалли[11] и к нему прислушивались больше, чем к представителям властей. Естественно, за это и не взлюбили его те, кто проводил в жизнь политику правительства. Самостоятельная личность была угрозой для диктатора, желавшего видеть безвольную и безликую народную массу. Только Алексей не был согласен с тем, что ему следует терпеть это с достоинством. Рабом себя он не считал и поэтому всегда готов был дать достойный ответ насильникам.

- Нас сюда послал отморозок в «Ок-Сарае»[12], - с негодованием произнес другой заключенный по имени Шерали Абутов, который три месяца назад работал таксистом и попал на скамью подсудимых лишь за то, что не хотел делиться с трудовым заработком с сержантом воздушно-дорожной инспекции Министерства по демократизации. Ему быстро впаяли соучастие в террористической организации и тоже сослали на Нептун для осознания своего заблуждения и перевоспитания. Он был верующим, однако и он не считал, что нечто подобное ему дает Аллах, ведь за всю свою жизнь не сделал ничего грешного, жил по чести и совести. Только такие персоны были не в моде в Великом будущем, в котором прозябало восемьдесят три миллиона граждан ДРУ, и только менее миллиона получали наслаждение от беспечной и сытой жизни.

- Молчать, подонки! – прикрикнул на них Усербаев, стуча прикладом парализатора по стене, он не слышал разговора заключенных, однако понимал, что в данную минуту никто ласковым словом не вспоминает диктатора и его карающую систему. Подобные реплики следовало подавлять в зародыше. – Говорить будете в своих камерах, если позволят, а сейчас быстро от иллюминаторов – насмотрелись! Перед смертью все равно не надышитесь, а в гробу будет так вам уютно, гы-гы-гы! – Шутки капитана были всегда плоскими, как его мозг и лицо. Среди заключенных ходил слух, что этот офицер начинал карьеру то ли с морга, то ли с бюро ритуальных услуг, где нахватался таких кощунственного юмора...

Двое отодвинулись от Алексея и угрюмо уставились в потолок. Журналист им ничего не сказал, а только продолжал смотреть на место их нового проживания. На борту тюрьмы горели гигантские буквы «Ислам Каримов», и даже за тысячу километров их можно было прочитать. «Эх, судьба, судьба, какие дороги мне выбираешь?», - думал он, откидываясь на спинку далеко не мягкого кресла – тут все было сделано так, чтобы создать минимум комфорта для заключенных. Чтобы не занимать охрану проблемами обслуживания заключенных, в частности, сопровождением каждого из них в туалет, конструкторы придумали неплохой выход: сами кресла одним нажатием кнопки трансформировались в унитазы, которые высасывали все испражнения и выкидывали в космос. Практически, в этих креслах люди спали, ели и справляли нужду. Унизительно было и то, что мужчины находились рядом с женщинами, и гигиенические процедуры приходилось выделывать практически в поле зрения противоположного пола. Впрочем, к этому вскоре все привыкли, ибо даже к скотскому отношению человек способен адаптироваться, и не зацикливаться на многих вещах, что раньше казалось бы дикостью и неприемлемым. Раз в сутки всем разрешалось встать, чтобы размяться, тоже не отходя от места «прописки», и помолиться, если есть такая необходимость. Естественно, такое стерпеть мог не каждый. Уже пять трупов скинули под дюзы, и их пепел плавал где-то между Марсом и Ураном. Как ухмылялись охранники: «Вы еще им, мертвецам, позавидуете!» И было понятно, что это совсем не шутка.

Сейчас транспортник перевозил сто заключенных, среди них были старики и женщины, и даже десятилетний ребенок, отказавшийся выйти на зараженную радиацией поле для сбора мутированного хлопка. Нужно сказать, что собирать его было не просто – это растение стало хищником и кусала каждого, кто пытался снять с коробочки «вату». А поскольку укус был ядовит, то работать приходилось в жестких перчатках, но и это не всегда помогало. Ежегодно тысячи подростков оставались мертвыми на полях, чтобы потом стать удобрениями для растений. Из-за изменения климата они плодоносили три раза в год, и школьников, врачей, инженеров насильно гнали на уборку, а кто отказывался, в лучшем случае подвергался штрафу и годичному пребыванию в психиатрической клинике, которая по-сути была местом для медицинских опытов. Этот же пацан оказал вооруженное сопротивление – защищался при помощи самодельного ружья, за что получил каторгу на Нептун.

Тут раздался хрипловатый голос в динамике:

- Внимание! Мы приближаемся на суверенную территорию Демократической Республики Узбекистан! Всем встать и исполнить государственный гимн!

Для исполнения этого приказа была также предусмотрена процедура: сиденья утоплялись в пол, и наоборот, оттуда выдвигался острый стержень, который обязательно вошел бы в задний проход человека, если бы тот не встал. Алексей вскочил, вспомнив, как в первый раз трое заключенных, страдавших глухотой, не расслышали это, и потом их тела пару часов висели на металлических колах, пугая остальных – охрана преднамеренно не снимала их, желая создать атмосферу страха и бессилия, подавить в каждом желание сопротивляться. Еще страшнее было видеть многочасовые мучения бедолаг, которым никто не мог помочь.

Гимн был сочинен еще в годы правления первого диктатора – Ислама Каримова, которого в учебниках именовали не иначе как «Человек, определивший эпоху». Действительно, он определил эпоху террора и репрессий, прикрывшись демократическими лозунгами и спецификой национального развития. Его модель развития по пяти принципам стали основой для создания диктаторской республики, где бездействовали законы, зато прижились уголовные понятия. Коррупция стала нормой жизни, и дать взятку чиновнику считалось народным обычаем, и не преследовалось никем. Вставшие у власти его потомки тоже не отличались чистоплотностью – продолжали грабить страну, уничтожать оппозицию, преследовать независимую прессу. Страна была фактически концентрационным лагерем, которая распространила теперь свою часть территории в далекий космос. И как сто лет назад люди пели, приложив правую руку к сердцу и смотря на вычерченный голограммой портрет Ислама Абдуганиевича:

«Сиркуёш хур улкам, элга бахт, нажот,

Сен узинг дустларга йулдош, мехрибон!

Яшнагай то абад илму фан, ижод,

Шухратинг порласин токи бор жахон!»[13]

Охранники внимательно смотрели, чтобы все пели, выражая преданность и гордость за свою принадлежность к этой стране и чтобы правильно выговаривали фразы, не фальшивили. Впрочем, за полтора месяца полета даже те, кто и не особенно утруждал на воле псалмопением, выучил и отработал голос и теперь четко выговаривал каждое слово. Гематомы на телах пары десятков людей, которые до сих пор не расосались, свидетельствовали об усердии «учителей»[14]. Поэтому им приходилось выдавливать даже слезу, чтобы казаться находящимся в состоянии душевного порыва.

«Олтин бу водийлар — жон Узбекистон,

Аждодлар мардона рухи сенга ёр!

Улуг халк қудрати жуш урган замон,

Оламни махлиё айлаган диёр!»[15] - продолжали петь заключенные, хотя это мало было пением. Скорее всего плачь от бессилия и ненависти. Ведь гимн был полной противоположностью тому, в чем находились эти люди. Это было самоунижением и самоистязанием, своеобразная психологическая пытка. Хотя подобного и добивались те, кто профессионально занимался репрессиями, стремились растоптать честь и достоинство человека, превратить его в ничто.

Когда гимн был исполнен, голос в динамике произнес с особой радостной и помпезной интонацией:

- Вечная слава «Человеку, определившему эпоху»!

- Вечная слава! – повторили заключенные, хлопая по груди. В их тональности не было поддержки этих слов, лишь автоматическое безэмоциональное повторение.

- Желаем здравия нашей любимой принцессе Гульнаре Исламовне Каримовой! – продолжал голос, и в ответ все произнесли:

- Да здравствует она еще тысячу лет! – двойной хлопок. Вертухаи внимательно следили за движениями, держа на готове электрошокеры, чтобы «взбодрить» нерадивого исполнителя.

- Пускай дальше руководит республикой наш уважаемый президент Абдугани Исламович Каримов, правнук «Человека, определившего эпоху», и ведет нас в Великое будущее!

- Здоровья, здоровья и долгих лет жизни! – трижды хлопнули по груди заключенные. Это были уже отработанным до автоматизма движения и фразы. Подыми каждого посреди ночи, он мог выпалить песню и девиз речитативом, даже еще не проснувшись.

Замигала лампа - все, торжественные процедуры были завершены, разрешалось вернуться в сидячее положение, если есть такое желание. Кресла-унитазы всплыли из-под полы. Кто-то сел обратно, а некоторые остались стоять у иллюминаторов, чтобы дальше рассматривать громадную тюрьму, где теперь им предстояло жить много лет. «Добро пожаловать в ад!» - читали все над главным шлюзом, и от этого у многих было такое гнусное состояние, что хоть сейчас в петлю лезь. На самом деле, если сейчас такая возможность предоставилась, то не менее десяти процентов, особенно из числа женщин, совершили суицид. Однако охрана пресекала такие дела, ибо тюрьма-завод нуждался в рабочей силе – «гулий» добывать было не просто, высокая смертность и мутация снижали итак производительность труда. Более того, сама транспортировка заключенных вылетала в копеечку, так что вертухаи убивали лишь по «необходимости».

Алексей вздохнул. Ему не хотелось общаться. В космическом полете, когда все буквально прижаты друг к другу, иногда хочется быть одному. Но здесь это невозможно, и только один существует способ самоизоляции – уйти в свои думы, что Воронович и сдела. Он вспомнил поэму, что читал в Interplanet:

«В ту пору не было ни ям и не равнин,

Не плачей на дороге,

Не иссущал людской толпы ислам,

Не пел и не писал стихов своих Омар Хайям.

И Бируни был только на пороге,

Истории, и через века придет он в мир,

Усталый, но спокойный,

И принесет свой скромный алгоритм.

И алгебру для лиц.

Очисть себя, все выкинь из хурджуна,

Кровь обнови – и засветись звездой.

Тогда Лейла прильнет к утам Межднуна,

И соединит сердца Тохир с Зухрой.

Тогда вернутся все рабы из плена.

Тогда улыбка возвратиться вновь.

Тогда не нужны станут рецепты Авиценны,

Тогда богаты будут все, как царь Хосров.

Мечтать – ни кто еще в сем мире,

Не мог отнять, и бедный и богач,

В купце и воине, стражнике и эмире…»[16]

Раздался гул, корабль мелко задрожал. Все встревоженно переглядывались, мол, что это? Но Алексей был спокоен: это включались механизмы захвата, журналист знал специфику внутрисолнечных полетов, поэтому никак не прореагировал (в свое время он прослужил в армии и не на одном боевом корабле избороздил просторы Солнечной системы). Пилоты практически соприкасались с обшивкой «Ислама Каримова», а его специальные манипуляторы зацепили транспортник, после чего подтянули к шлюзовой камере. Там происходил контакт с магнитами, скобы углублялись в пазы, намертво соединяясь с огромной летающей массой. После контрольных проверок на герметичность, равнозначность атмосферного давления и безопасность от радиации и ядовитых испарений, которые теоретически могли быть в этот момент, дежурный тюрьмы дал разрешение на открытие переходных люков. Одновременно нажал на кнопку и пилот «Генерала Рустама Иноятова».

Широкие шлюзы со скрежетом и с каким-то визгом, словно были не смазаны давно, разошлись в сторону, открыв чрево другого обиталища. И в голову Алексея ударила свежая струя воздуха. Хотя трудно было признать в нем свежесть – это был несколько иной состав атмосферы летающей тюрьмы, и здесь запахи жаренного мяса, каленного железа и дезодорантов переплетались с какими-то непонятными ароматами, и именно последнее отрезвляло. Заключенным, в течение долгого полета дышавшие мерзостью (запахи фекалий, мочи и пота), не могли никак насладиться новыми ощущениями. Абутов дышал всей грудью, словно боялся, что их опять запрут в этот вонючий отсек.

- Сидеть, трпрууу! – гневно крикнул Усербаев, замахнувшись дубиной. Он увидел, как несколько человек привстали, полагая, что их сейчас начнут выводить. Но это было не так. Вначале обслуживающий персонал начал транспортировать из грузовых отсеков какие-то ящики, внутри которых находилось неизвестно что, во всяком случае на этикетках было написано «Совершенно конфиденциально». Однако Алексей был в курсе от своего бывшего одноклассника, который работал на терминале в «Жаслыке» и занимался обработкой грузов, что там хранились замороженное мясо – говядина и свинина, вина, коньяки, шоколад, торты, всякие деликатесы для охраны, а также подарки в виде одежды, парфюмерии, ювелирных украшений, игр и прочее. В праздничные или субботние дни палачи и садисты пировали до потери сознания, тогда как заключенным приходилось жрать в лучшем случае консервы, в худшем – переработанную плоть умершего товарища. В оранжереях выращивались фрукты и овощи, однако свежие подавали на стол, естественно, не для тех, кто был суда сослан по решению суда.

- Все, можете вставать! – приказал офицер транспортника. Он нажал на кнопку, и сиденья опять ушли в пол. Все заключенные были повязаны титановыми цепями друг с другом – в каждом звене по шесть человек. С журналистом в одной упряжке были две женщины, а также имам Мамуров и таксист Абутов. Их первыми вывели из транспортника.

Едва нога Алексея вступила на борт летающей тюрьмы, как тоска опять охватила его. Усилием воли он подавил в себе это чувство, вновь сосредоточившись на стремлении выжить и сопротивляться насилию, добиться свободы. Гравитацию обеспечивали специальные магнитные устройства, и она на «Исламе Каримове» была в полтора раза выше, чем на транспортнике. Все почувствовали, как отяжелели члены и тело, как застучало в мозгу от прилива крови – теперь сердце должно было работать сильнее, чтобы все органы могли нормально функционировать. Однако не просто было адаптироваться к новой среде, ведь за полтора месяца мышцы ослабли от небольшой гравитации и практического сидения. Тут журналисту стало ясно, что это делалось сознательно, ведь с первых же минут на человека обрушивалось все – оскорбления, рабский труд, атмосфера презрения и недоверия, стукачества и издевательств, а также беспомощное состояние от физической немощи. Действительно, ведь самый слабый заключенный на «Исламе Каримове» был сильнее любого из вновь прибывших.

- Давай, давай, живее, сдохли что ли! – теперь орал на них охранник тюрьмы в черном комбинезоне, махая электрохлыстом – одного удара было достаточно, чтобы вскипала кровь и судорога охватывала тело. Алексей искоса взглянул на него. Это был здоровенный бугай, мускулы величиной с футбольный мяч, короткая стрижка, на щеке – вытатуированный герб Министерства по демократизации[17]. Форма чем-то напоминала эсэсовскую, что была у карателей в фашистской Германии первой половины двадцатого столетия. За спиной – автоматический карабин, стреляющий резиновыми пулями[18], наручники, электрошокеры. Да, вид явно не приветливый. Впрочем, здесь иного и быть не может. Для них – садистов – они только кусок мяса, который может стать едой для других. Практически, тюремщики возродили тут каннибализм. Космические вертухаи здесь чувствовали полную свободу своих действий, и никакого закона над ними не существовало.

Тут Алексей заметил, как в помещение для заключенных прошли трое в белых костюмах, на их рукаве горел знак Красного креста, а в руках они держали чемоданчики. «Странно, неужели и здесь есть миссия Международного Красного Креста?» - удивился он, и сразу отбросил эту мысль, поскольку такое было просто невозможно: никакие гуманитарные организации не вправе находится здесь без разрешения правительства Узбекистана, а оно никогда никому не даст его. Скорее всего, ими были или представители санитарного карантина, или медицинской службы, которые осуществляют проверку, прежде чем заключенные вступят на борт тюрьмы.

- Может, кто-то из нас заболел в пути? Кого-то забирают для обследования? – спросил кто-то за спиной журналиста. Но никто ему не ответил, с тревогой смотря вслед за служащими с чемоданчиками. Это казалось плохой приметой. Те затерялись в толпе. Через минуту они вернулись обратно, ведя под руку десятилетнего подростка – того, что отказался собирать хлопок. У него было испуганное и растерянное лицо: он не знал, почему выбрали именно его и куда поместят. Кто-то выразил мысль, что для детей существует специальное помещение, мол, нельзя селить их вместе со взрослыми. «Сомневаюсь, - тихо произнес Алексей Абутову, который с тревогой смотрел, что будет дальше с мальчишкой. – Здесь нет детей, а значит, не существует отдельной камеры... Это очень странно».

- Я тоже боюсь, что здесь дело не все чисто, - прошептал таксист в ответ. – Я знаю его. Это Тахир Раззаков, из соседней махалли, хороший парнишка, отличником был в школе, математику любил, на олимпиадах выигрывал. Но решил, что в нашей республике можно отстаивать свои права и свободы, наивный... В итоге сразу ему пояснили, что он не так понимает идеи национальной независимости Узбекистана и модель экономического развития по пяти принципам[19]. После ареста сына мать отправили в сумасшедший дом, а отца – на принудительные работы, так как не сумел правильно воспитать «гармонично развитое поколение»[20].

- Чего встали, шагайте вперед, хайвонлар[21]! – прикрикнул Усербаев, ткнув ближайшего прикладом парализатора. Удар оказался не хилым, и бедняга согнулся от боли. Однако не произнес не слова, понимая, что дальше его могут просто забить ногами насмерть – служащие тюрьмы с любопытством разглядывали на потенциальную жертву и ждали момента, когда можно будет пустить в ход кулаки и сапоги. Заключенный опустил глаза, не дал повода для издевательств, чем немного растроил садистов в униформе.

- О-о-о, «Гробокопатель» прилетел, милости просим! Мы вас ждали! – послышались крики приветствия. Абутов тихо шепнул Алексею, что Ботира-охранника называли в вертухайской сотне как «Гробокопатель», ибо он до работы в Министерве по демократизации работал на кладбище, чтобы привыкнуть к смерти и быть равнодушным к трупам, не воспринимать плачь и крики отчаяния. Работа сделала его бессердечным, червствым и равнодушным к судьбами людей, он смотел на них свысока, понимая кратковременность существования каждого на этом свете. Более того, ему нравилось укорачивать жизненный срок заключенного путем жестоких пыток. И Усербаева уважали коллеги за такой кладбищенский профессионализм.

- Давай, давай, брателло, гони эту шваль к нам побыстрее, гы-гы-гы! - закричал бугай в эсэсовской форме, на его шевроне было написано имя: «Капитан демократии Нодир Ахмаджанов» - один из высоких чинов летающей тюрьмы. Усербаев дружески помахал ему рукой: да, конечно, этих заключенных нужно всех перевешать, и если бы не нужда в рабочей силы, то этим бы и занялись. Нужно заметить, что «Гробокопатель» сам в свободное время занимался тем, что помогал инквизиторам из Министерства пытать задержанных и вынуждать признаваться во всех преступлениях. Особенно активно применялись обвинения в измене родине, покушении на жизнь семьи Каримовых, создании подпольных организаций – весь набор стандартных статей Уголовного кодекса.

Стоявшие человек двадцать тюремной охраны – толстомордые и с обвисшими животами, словно были беременными, надзиратели-вертухаи - загоготали, нецензурно выражаясь в адрес вновь прибывших. Их не смущало, что среди них были женщины. Ахмаджанов зевнул и приказал всем топать быстрее, иначе он просто всех под пресс пустит, и в этом он нисколько не врал. Здесь он был известен как мясник, прокрутивший в своей «мясорубке» не одно человеческое тело. Самым любимым его занятием было копчение заключенного на углях, и при этом с наслаждением слушать крики бедняги до смертельного хрипа. После обугленное мясо отдавали в столовую, чтобы его использовали в качестве пищи. Не отказывался он и от древних методов истязания – сажать на кол, отрубать голову, хлестать розгами, заливать в желудок серную кислоту, кастрировать. Говорят, что где-то на корабле по его заказу соорудили пыточную наподобии средневековых, и оттуда раздавались крики несчастных, если конечно, кто-то посторонний мог их услышать. Это считалось самым страшным и проклятым местом на «Исламе Каримове». Хотя... сама вся тюрьма была такой, негде не находили люди себе покоя и уединения, невозможно было спрятаться от пыток, издевательств, оскорблений и унижений, а также смерти. Любой надзиратель олицетворял Старуху с косой...

- Тезрок, тезрок, ахмоклар[22]! – слышались недовольные крики сотрудников администрации. – Что как черепахи плететесь, плетки захотели, дерьмо ходячее?!

Колона двинулась дальше и остановилась у переходного тамбура. Это было помещение, полностью обставленное какими-то устройствами. Что это, все поняли уже через минуту, когда по одному стали пропускать внутрь. Причем требовали раздеться до трусов, всю одежду скидывать в утилизатор – таковы были требования карантинной службы. Нужно сказать, что это было совершено не в связи с заботой о заключенных, ибо на них было в принципе наплевать, а потому что вши и блохи, а также грибки, которые порой водились на человеке из-за невозможности соблюдать личную гигиену, в условиях космоса могли мутироваться в страшных созданий, а это уже угрожало и охранникам, и обслуживающему персоналу, и руководству, если эпидемия выходила за рамки камер. Первым, дрожа, двинулся таксист Абутов. Худощавый, да так, что ребра торчали наружу, с синими полосками от ударов и не зажившими ранами от прижигания сигарет, он зашел в кабинку и через минуту до всех донесся вопль. Сквозь стекло было видно, как полоскали его струи дезинфицирующей жидкости, практически проникая во все отверстия. Было, явно, неприятно и больно. Закончив с этой процедурой, таксист, тяжело дыша, перешел в другую, где его облучили рентгеном, чтобы выявить состояние скелетной структуры, мышц, наличие протезов или внутренних тефлоновых стержней, скрепляющих кости; одновременно манипулятор взял на анализ кровь, ткань кожи и сперму, причем последнее вытягивали иглой из яичников (процедура тоже не из приятных). В третьей кабине следовало просунуть голову в специальную емкость, в которой специальным раствором уничтожались волосы, когда Абутов выглянул наружу, то все чуть не прыснули – его голова сверкала как зеркальный шар. После полагалось надеть тюремную робу – специальный комбинезон, который сохранял белые полоски на синем фоне – специфическая одежда, свидетельствующая об отношении к самой низшей касте граждан Узбекистана. Далее вертухаи просматривали личные данные заключенного, определяли ему место работы и проживания, после чего загоняли в отдельную комнату – там за ним потом приходили люди из соответствующего подразделения. Шерали успел махнуть всем рукой, прежде чем скрылся за люком. До всех донесся его всхлип – кто-то нещадно пинал заключенного, прежде чем отконвоировать в камеру.

- Следующий! – прикрикнул бугай, махая хлыстом. Он с презрением рассматривал всех, кто был доставлен сюда. Поиздеваться над каждым собирался чуть позже, а сейчас требовалось быстро покончить с предварительными мероприятиями. Людей было около сотни, а на это требовалось время. Работа считалась утомительной, и это злило охранников «Ислама Каримова».



Глава 2. Разговор с директором



Вторым был Алексей. Он испытал на себе все «прелести» санитарной процедуры, не выдавив ни звука, хотя – чего тут уж скрывать! – было на самом деле не просто, надел робу и вскоре предстал перед сержантом и двумя его помощниками абсолютно лысый. Он не пытался казаться ошеломленным или униженным. Жизнь в «свободном» Узбекистане не сломила его, как бы не пытались власти это сделать. Даже во время полета на Нептун он мужественно терпел издевательства охранников, чем вызвал их изумление, переходящее в уважение. Они видели, что Воронович – сильная личность, и только смерть может покончить с его гордостью и независимостью.

- Так-так. Кто перед нами? – с ухмылкой спросил толстый сержант с плоским лицом и узкими глазами, который вместо кепи носил тюбетейку с эмблемой Министерства по демократизации (Алексей чуть не фыркнул от презрения, ибо считал кощунством использовать национальный убор для такой мерзкой профессии). Его помощник – такой же комплекции мужик, у которого на лице со шрамами читались чувства злости, неудовлетворения и какого-то унижения, может, из-за своего социального статуса (на его шевроне было написано «Акмаль Гулямов, рядовой») - сделал знак, чтобы заключенный протянул руку. Под кожу кисти был имплантирован микрочип с полным досье на носителя. Сканер просветил ладонь, и все информация высветилась на мониторе. Прочитав, сержант присвистнул:

- Оп-ля, ни хера себе! К нам пожаловал сам Алексей Воронович, независимый журналист! Вот это сюрприз! Прищучило, значит, тебя, жалаб[23], наше Министерство, поставило на место!

Видимо, его хорошо знали и здесь, в дальнем космосе, ибо охрана умолкла и все повернулись к нему. Во взгляде каждого читались чувства изумления, ненависти и какой-то радости, мол, попался, дружок, теперь мы из тебя мясной фарш скрутим. Один вертухай по-узбекски спросил другого: «Этот Воронович... еврей что ли? Жид порхатый?» Тот ответил: «Нет, по-моему, он беларус. У них фамилии заканчиваются на «-ич»... Типа, Шишкович, Машкович и этот... Воронович...» С этих слов Алексею стало ясно, что махровый антисемитизм тут в полном расцвете.

- Читал, читал твои писульки в Interplanet, и признаюсь, мастер ты литературного профиля, хорошо пишешь, - тем временем ехидно произнес сержант, ковыряясь в носу. Достав козявку, он посмотрел на нее и потом проглотил, чем вызвал тошноту у журналиста. - Только плохо, что против нашей демократической власти!

- Это фашистская власть – не демократическая! – ответил Алексей, чем вызвал бурю возмущения среди охраны. Те засвистели и закричали, что повесить подлеца следует на рее, нечего на него еду и тепло тюрьмы тратить, мол, на Земле следовало четвертовать и не тратиться на его транспортировку сюда.

Сержант аж побледнел от таких слов. Скорее всего, он никогда от заключенных не слышал такого прямого заявления. Взмахом руки он прекратил галдеж, и зловеще прошипел:

- Слушай, Воронович, это тебе не Запад, ни Марс и не Луна, это суверенная территория Демократической Республики Узбекистан! – запомни это раз и навсегда! Дружки твои из ООН, ОБСЕ, Нью-Йоркского межпланетного комитета защиты журналистов тебе ничем не помогут! Мы находимся в тридцати астрономических единицах от Солнца, и я могу сделать так, что даже его свет ты больше никогда не увидишь. Поэтому свои антиузбекские лозунги засунь в себе в одно место. Мы живем в условиях великого будущего, которое было построено благодаря политике мудрого и прозорливого президента Ислама Каримова – да будет вечная память его в сердце народа! – но тебе, паскуде, там места нет! Твое место здесь, возле Нептуна. Будешь артачиться или строить из себя черт знает кого – останешься на орбите в голом виде. Ясно?

- Ясно, - буркнул Алексей. – Чего уж тут не понять! Концлагерь есть концлагерь, неважно – в космосе он или на Земле!

Неожиданно у сержанта возникла мысль:

- Слушай, а ты случаем не член бандитского подполья, именуемого как «Свободный Узбекистан»? Уж больно вольнодумно ты себя ведешь, негодяй!

- Если бы я был членом этой организации, то судья вкатил бы мне это в приговор и сюда направил как минимум на пятьдесят лет, - хмыкнул Алексей. Может, судья и хотел бы подобное сделать, да только не увязывалось ничего у журналиста с подпольем, уж больно свободным и независимым он был, не хотел связывать себя по рукам и ногам какими-то уставными и прочими обязательствами. Он ценил личную свободу, был диссидентом, и больше никак свой статус проявлять не желал. Правда, Воронович слышал, что движение «Свободный Узбекистан» все больше становится популярным в народе, уставшем от гнета и репрессий, в его членах не только простые люди, но и ученые, инженеры, бизнесмены, врачи, учителя, музыканты и даже военные. За месяц до своего ареста, до Алексея дошли слухи, что была совершена казнь одиннадцати офицеров за участие в «Свободном Узбекистане», что свидетельствовало и о потери терпения к власти у силовых структур.

- Да раздавить этого западного наймита, - раздались крики недовольных охранников. – Что миндальничаете с ним, Борис-ака? В космос его вышвырнуть! В ядерный реактор посадить! В кислоте утопить!

Предложения так и сыпались со всех сторон. Сержант повернулся к ним и с неохотой признался:

- Да я бы с удовольствием его под пресс-машину пустил или в кнохенскоп, но нельзя... с ним шеф хочет поговорить, - и он указал на сигнал на мониторе, который свидетельствовал о приказе высшего руководства тюрьмы. Горела отметка: «Доставить к директору!»

- Сегодня тебе повезло, Воронович, - продолжил сержант, поправляя тюбетейку. – Но наш разговор еще не закончен. Возможно, мы с тобой еще встретимся и я научу тебя пониманию наших демократических и либеральных ценностей. Знаешь, скольких я перевоспитал? Не менее сотни. Из них получились человечки, пускай и примитивные, и не достойные все равно жить в Великом будущем, однако им нашлось занятие по уровню их интеллекта. А кто не поддался этому процессу, сейчас кружит на орбите Нептуна... Я тебе как-нибудь в телескоп покажу их... Их прекрасно видно даже с такой орбиты.

Алексею не впервой приходилось слышать угрозы, и он к ним даже привык. Слова сержанта пропустил мимо ушей, как мышиный писк. Конечно, он боялся смерти – это естественная реакция любого, но был готов к ней, ибо знал, что умрет за правое дело, и в памяти соотечественников останется честным человеком. Что нельзя было сказать об тех, кто зверствовал на «Исламе Каримове», а также в Узбекистане. А что сержант не врал, было итак ясно – процесс воспитания подразумевал физические и психологические пытки с применением всех научных подходов к анатомии человека. После такого мозг просто размягчался и в лучшем случае заключенный по интеллекту становился не выше питекантропа, а в худшем тем, кого именуют «цветок в горшке» - безмолвное, безэмоциональное и безвольное существо.

Сержант не стал больше ничего говорить, он кивнул одному из помощников:

- Акмаль! Этого типа – быстро к господину Исаеву... Гулямов, смотри у меня, чтобы без ненужного мордобойства!

- Хоп булади![24] – ответил тот, отдав честь в нацистском жесте – вскинув руку вперед, это была утвержденная Министерством по демократизации форма приветствия между его сотрудниками. После Гулямов достал электрошокер и жестом показал журналисту, мол, иди вперед, не оборачивайся и не задавай вопросов.

- Не вздумай бежать, Воронович, – отсюда не убежишь. Не вздумай сделать какую-либо глупость – мой помощник просто изрежет тебя на куски, - предупредил его сержант, усмехнувшись. И тут Алексей заметил, что у охранника зеленые зубы – результат чрезмерного употребления «насвая»[25]. Видимо, такой гадостью Земля снабжала своих сотрудников по полной программе. «Не удивлюсь, если здесь окажется и опиум с марихуаной», - подумал он, но вслух ничего не сказал. Чтобы снять стресс и напряжение от проживания в космосе, вдали от родины, местную службу обеспечивали психостимулирующими препаратами, в числе которых был и алкоголь, и наркотики.

Помощник, шмыгнув носом и проведя пальцем по шраму на лице, приказал журналисту пройти вперед, а сам пошел следом, держа дистанцию в два метра. Так делалось специально, чтобы у заключенного не было искушения напасть на сотрудника тюрьмы, а у того имелся шанс быстро среагировать на угрозу. Вообще-то Алексей почувствовал, что этот Акмаль не всегда был рядовым, возможно, в прошлом имел ранг офицера – уж больно по другому держался он среди надзирателей; былой социальный статус еще не стерся; сюда попал, скорее всего, за провинность – обычное дело в карательной службе. Они вдвоем вышли из тамбура и очутились в системе коридоров. Каждый отмечал через систему цветных стрелок, куда он ведет: к медицинской части, отсекам проживания обслуживающего персонала, складам с провиантом и одеждой, камерам заключенных, заводу, помещениям отдыха и развлечения, бассейну, аппаратной и реактору, двигательным установкам, центральному посту управления. Алексей стал гадать, куда же следует идти, но помощник ткнул рукой туда, где горел транспарант «Центральный пост» и желтая стрелка. Скорее всего, кабинет директора располагался рядом с мозгом корабля, откуда осуществлялось управление полетом и контроль над всем, что происходило тут.

Идя по коридору, переходя тамбуры и шлюзы, а также открытые участки, Воронович не переставал изумляться размерами тюрьмы. Действительно, это было техническое чудо, и удивительно, что спустя много лет эксплуатации корабль находился в хорошем состоянии. Сделанный из титанового сплава, он выдержал натиск времени, не говоря уже о радиации, микрометеоритах, магнитных бурях Нептуна и гравитационных тисках его тринадцати спутников. Каждая деталь, каждый поручень или люк сверкал при свете плафонов как надраенный. Впрочем, так оно и было – никому из заключенных отдыхать тут не позволялось, даже больные были привлечены к труду, например, уборке отсеков и коридоров, уборных и общественных помещений. Вот и сейчас человек семь пылесосили пол и протирали стены при помощи примитивных устройств – сложные агрегаты им не давали, считая, что облегчать труд этих людей не следует. Чем больше сложностей для них создаются, тем меньше они будут роптать и думать о сопротивлении. Хотя сами того не понимая, вертухаи создали самые «благоприятные» условия для социального протеста. Нужна была только искра – и бунт мог охватить всю тюрьму.

Следует заметить, для перемещения между этажами функционировали лифты, однако помощник не думал заводить в них своего ведомого, мол, много ему чести – кататься на этих машинах. Поэтому они поднялись на третий уровень пешком и после пошли по светлым коридорам, выйдя, наконец, к кабинету директора. У входа стояли два солдата с полным вооружением, причем, они держали в руках не простые электрошокеры или ружья с резиновыми пулями, а настоящие автоматы с бронебойными патронами. Наверное, это должно было внушить всем, что безопасность главы «Ислама Каримова» выше существования самого корабля, и это должен усвоить любой, у кого может возникнуть затаенная мысль негативного характера.

- Этого заключенного вызвал Закир-ака, - произнес Гулямов, указывая на Алексея.

Стоявший справа гаркнул:

- Протяни руку!

Воронович сразу понял, что приказ касается его и понял, какую именно руку. Считав с микрочипа идентификационные данные, солдат сказал:

- Личность подтверждена. Входи!

Он нажал на кнопку, и дверь отъехала наверх, открывая проход. Акмаль хотел было сделать шаг вперед, однако второй охранник остановил его жестом:

- Относительно тебя, рядовой Гулямов, распоряжений не было! Ожидай его здесь!

На лице того возникла гримаса недовольства, но спорить не стал, хотя самого за все время службы ни разу не вызывали сюда; скорее всего, чувство зависти охватывало душу, мол, приглашают отбросы Земли, а не верных псов режима. А может, он хотел встретиться с директором и о чем-то ему сказать? И все же он знал свое место, и поэтому сделал два шага назад и спиной уперся об стену, смотря наверх. Рядом с ним был иллюминатор, и на нем можно было увидеть два спутника Нептуна – Тритон и Нерида, которые приближались к тюрьме, или, может, наоборот, «Ислам Каримов» сближался с ними. Огромные шары катились над головой, слегка отражая свет далекого Солнца. Только вертухаю давно надоело созерцать за этими небесными телами, он закинул под язык насвай, закрыл глаза и ушел в свои грёзы. А они были примитивными до безобразия: секс и пытки, жратва и еще раз пытки. А может, он вспоминал прежнюю жизнь на Земле, где был далеко не маленьким человечком, и многие стояли по струнке, когда он проходил мимо, и желали ему здравия и успехов...

Тем временем Алексей прошел внутрь. Правда, у самого входа его обдал какой-то холодный и свежий ветерок, наэлектризовав тело. Журналист почувствовал запах озона, что обычно бывает у моря. «Ох!» - возбужденно произнес он. Сделав два шага, наконец-таки, попал в сам кабинет, который также поразил его многими деталями.

Это было большое помещение, обставленное удивительными штуками, которых раньше не видел на родине. Прежде всего, стереоскопические картины первого президента Ислама Каримова, смотрящего куда-то вдаль, словно видя горизонты великого будущего – сказки, сочиненной им для оболванивания собственного народа; его дочери Гульнары в ярком наряде, причем именно в сорокалетнем возрасте, а не в нынешнем, где только пластическая операция удерживает дряблую кожу на черепе; а также правнук Абдугани, который ныне является главой Узбекистана, занимая эту должность по установившейся традицией и конституционно закрепленной нормой. Далее были экспонаты музейного характера – электрический стул, гильотина, эшафот с выступом для отрубания головы и виселица, а также настоящие инструменты для пыток, придуманных как средневековой инквизицией, так и последующими «изобретателями», работавшими в гестапо[26] и НКВД[27]. Отточенный взгляд журналиста сразу отметил, что эти устройства выставлены не для красоты, а активно используются, во всяком случае, кровь еще не высохла на одном из пил с кривыми зубъями.

На потолке горела люстра в тысячу ламп, по стенам были установлены стеллажи с книгами. Настоящими, из бумаги, а не полиэтилена. Обладать такой библиотекой означало быть богатым человеком. Потому что целлюлоза стала дефицитом на Земле, ведь практически деревьев осталось совсем немного из-за массовой вырубки в начале двадцать первого века. И при этом на полках у директора были настоящие раритеты, включая полное собрание сочинений Ислама Каримова и его дочери Гульнары, академика. Кстати, из динамиков лилась песня в ее исполнении:

«Беса-а ме, беса-а ме-е му-учо...»

Это была старая песня, исполненная ею еще в начале двухтысячных годов. Подпевал известный певец Испании Хулио Иглесиас, донжуан и любитель денег. Но песня звучала фальшиво и грубо, ибо голос у Гульнары оказался совсем не музыкальный, складывалось негативное впечатление, что она через силу выдавливает слова из легких. Выходил какой-то хрип и кваканье, резавшие слух. Алексей подметил, что если кто-то и наступил на уши принцессе, то это сделал по крайней мере слон – слуха у нее абсолютно не было. С таким же успехом так мог петь обычный осел: иа-иа-иа!..

Но это было не все. В кабинете также находился бронзовый памятник – захватчик Амир Темур на коне, практически идентичная копия с того монумента, что по сей поры стоит в центральном сквере Ташкента. Как издевательство сверкали слова на постаменте: «Вся сила – в справедливости!» Как сотни лет назад этот человек творил справедливость путем меча и огня, так и ныне его потомки устанавливают демократический режим при помощи оружия, репрессий, оболванивания и запугивания. Кроме того, здесь висели макеты различных космических кораблей – в основном полицейских, принадлежавших ДРУ, а также здания Дворца Международных форумов в Ташкенте, построенного еще в 2009 году по личному проекту Ислама Каримова, он же и стал его склепом, ибо после смерти Дворец перестроили в мавзолей для усопшего диктатора. Алексей приметил, что на макете лежали свежие цветы – даже здесь служители его режима продолжали чтить «боженьку» и проявлять знаки уважения.

В одном из углов стоял стеклянный шкаф, внутри которого висела судейская мантия, увешанная регалиями и бляхами. Подсветка подкрашивала багровые тона этой одежды, а также колпак с офицерскими нашивками полковника юстиции. Известно, сам директор Закир Исаев в прошлом был столичной судьей, по заказу Министерства по демократизации исправно осуждал всех политических и инакомыслящих, пока сам не совершил чего-то такое нехорошее для власти, за что и был сослан сюда. Поговаривали разное, мол, «левыми» деньгами не поделился, рассорился с замминистра по конфискации, перешел дорогу сыну хокима Самаркандской области, но точно никто не знал причин. Было ясно только одно – этот человек хотел оправдаться и вернуться домой, занять прежнее место и получить свой утерянный социальный статус. Поэтому он усилил режим репрессий на « Исламе Каримове» и увеличил объем добычи «гулия», чтобы семья Каримовых осталась довольной и поощрила его своим благосклонным вниманием. Возможно, он достиг бы своего, если продолжал в том же духе и темпе. Даже первый директор Останакул Мирзаев не успел натворить столько гадостей.

Сам хозяин кабинета, как, впрочем, и всей тюрьмы, стоял спиной к вошедшему, не обернулся, хотя знал о его прибытии, скорее всего, желал поразить значимостью своей фигуры. Закир Исаев оказался невысокого роста, полноватым, с седыми висками, мясистым носом (чем-то напоминающий жабу). На нем был элегантный земной костюм и отлакированные туфли из крокодильей кожи, хотя на корабле практичнее было ходить в комбинезоне с прорезиновыми ботинками. Видимо, бывший судья не хотел отходить от своих привычек и даже здесь хотел показать, что он – аристократ, из рода «ок суяк»[28], а не просто служитель закона. В руках он держал книгу, и ее название Алексей смог прочитать тогда, когда директор повернулся к нему: «Человек, его права и свободы, интересы – высшая ценность». Этот бред журналист читал еще в школе, и уже тогда его тошнило от подобного чтива, хотя учительница Алла Бекмухамедова по предмету «Идеология национальной независимости и демократия» буквально получала оргазм, произнося каждую цитату. Получившая кличку «Баба Яга», учительница избивала указкой любого, кто проявлял непочтение к священным писаниям первого президента ДРУ или плохо заучивал тексты. Тогда от нее Алексею попадало не раз, зато он на ее похороны не пришел, не подписал некролог, этим самым проявив полное презрение к этой далеко не педагогичной и бесчеловечной персоне.

Алексей стоял и терпеливо ждал. Он мог ждать вечность, ибо никуда уже не торопился. Суд вкатил ему по полной программе – одну треть века на орбите Нептуна – и поэтому был спокоен. У него появилось ощущение, что хозяин пытался поразить своим величием и значимостью кабинета, и еле уловимые волны неудовлетворения от недостигнутого эффекта проскользнули во взгляде директора. Он негромко произнес, не отрывая взгляда от книги, и читал, скорее всего, не для себя, а для заключенного: «Сегодня размышляя о Конституции, ее содержании и основных принципах, считаю уместным еще раз обратить внимание на то, что в Основном Законе закреплена приоритетность интересов личности над государственными, что человек, его права и свободы, интересы являются наивысшими ценностями. Чрезвычайно важно не только определение этого принципиального требования в законах и правовых нормах, но и постоянная реализация его на практике. Для этого, на мой взгляд, каждый гражданин должен знать свои права и обязанности, активно заниматься над повышением своей политической культуры. Думаю, что будет правильным, если мы поставим в качестве актуальной задачи сегодняшнего дня неукоснительное соблюдение вышеназванного принципа, прежде всего в повседневной деятельности должностных лиц, сотрудников правоохранительных органов.

При этом мы в ходе государственного строительства, демократического обновления общества, либерализации экономики, духовно-просветительской работы, словом, при решении всех проблем и задач, стоящих перед нами, ни в коем случае не должны забывать принцип «Реформы - не ради реформ, а прежде всего для человека, для обеспечения его интересов»...

Слушая эту тираду, Алексей не мог понять, к чему это ему рассказывают, чего от него ждут? Однако спрашивать не стал, понимая, что ответ проявится вскоре сам собой. Закончив цитировать книгу, Исаев отложил ее на стол, после подошел к журналисту и, смотря прямо в глаза, поинтересовался:

- Что скажешь?

- А что вы хотите услышать? – вопросом на вопрос ответил журналист, нисколько не пугаясь недобрых и колючих глаз главы летающей тюрьмы. Он видел мясистое, разжиревшее на калорийной космической пище морду бывшего судьи Ташкента, его тройной подбородок, толстую шею, который был опоясан красным галстуком, больше напоминавший петлю веревки (многие из заключенных вздохнули бы при упоминании этого слова, мысленно представив, как петля затягивается и... дальше мечтать нет смысла, ибо это вряд ли произойдет). Зато были видны опухшие глаза – или от бесконечной попойки, или от болезни печени.

- Твое мнение об этой великой книге...

- Вы же знаете мое отношение к этой макулатуре... В этих словах нет ни капли реальности, все это бред диктатора, который сто лет назад захватил власть и правил Узбекистаном, удобряя почву кровью народа. Подобными писульками он хотел усмирить людей, мечтавших о свободе и справедливости. Грош цена всем литературным творениям этого человека, и не ждите от меня уважения к нему. А также к тому памятнику, что стоит позади вас – я ненавижу тех, кто осуществляет насилие и, прикрываясь справедливостью и законом, творит сущий ад. Всем этим тиранам одно место – на свалке истории.

Исаев помрачнел. Потом пальцем поковырялся в носу, уцепив довольно большую козявку и отстрелил ее в урну. Утилизатор мгновенно испепелил эту биологическую субстанцию (Алексей отметил, что это уже второй случай, когда сотрудники тюрьмы бесцеремонно и беззастенчиво копаются в своем носу). После чего с неудовлетворением сказал:

- Да-а, Воронович, о тебе я много слышал. Читал твои статеечки в Interplanet. Возмущен ими, очень причем, аж до ярости порой доводили они меня. Хотя следует отдать должное твоему умению писать, выцеживать факты и анализировать, делать далеко идущие выводы – на это способен не каждый человек... Тебе бы пойти в спецслужбы, там проявить талант... знаю, что профессия эта тебе не по душе... Но мыслишь ты все равно неправильно. А почему? Потому что не вникся в главные идеи «Человека, определившего эпоху», эпоху нашего Великого будущего, в котором живет счастливый узбекский народ. Если сравнить нашу жизнь с тысяча девятьсот девяностого года, то...

- С этого времени прошло много и много десятилетий, - мрачно прервал его Воронович, с трудом подавляя в себе желание врезать в эту морду – подобные глупости вызывали у него тоску и ненависть, и он понимал, что по отношению к нему сторонники кровавого режима испытывают адекватные чувства. Можно было сказать, что они антагонисты, и ничто не способно сгладить их вражду. – Коммунизм, к сожалению, не был доброй сказкой, однако то, что сделал со страной Ислам Абдуганиевич во много раз хуже, чем творил Сталин, это жуткое преступление перед народом, государством и будущими потомками. Так называемый демократический Узбекистан занимает самые первые места по коррупции и теневой экономике, и самые последние по уровню жизни и благополучия – мы обогнали в этом смысле африканские страны и находимся уже сорок лет на одной позиции с Сомали. Сам покойный диктатор и его семейка, продолжающая гнусные традиции, разворовали и распродали все ресурсы Узбекистана, и поэтому здесь, у орбиты Нептуна вращается эта тюрьма. Тут люди добывают благополучие для оставшихся на Земле кланов и мафии, кучки богатеев и коррупционеров. Узбекистан пуст, ничего нет в его недрах, даже воды нет, ее импортируем с Тихого океана за огромные деньги. Единственный ресурс нынешней власти – это «гулий», за счет которого и существует еще страна... Рухнет в атмосферу Нептуна «Ислам Каримов» - кранты экономической мощи паразитирующей клики. И народный гнев сметет все на своем пути – Дворцы, роскошные виллы сатрапов, милицейские кордоны... И вы об этом знаете не хуже меня.

Тут Исаев как-то испуганно заморгал глазами, стал оглядываться, словно его кто-то мог подслушать. И тут Алексей понял, что так оно и есть – даже здесь были электронные «доносчики», которые фиксировали все происходящее в отсеках, в том числе и в кабинете директора тюрьмы. Семья Каримовых никому никогда не доверяла, шпионаж и стукачество достигли наивысшего расцвета, даже в самых интимных местах были встроены датчики, фиксировавшие каждое слово или жест человека. Это потом ложилось в основу уголовного обвинения для любого гражданина. Видимо, об этом хорошо был осведомлен бывший судья, поэтому кровь отхлынула от его лица. Он схватился за бок – скорее всего, больная печень давала о себе знать.

Но директор сумел за короткое время совладать собой, он разгладил костюм на том месте, где ладонями массировал больной бок, потом поправил галстук на шее, кашлянул и хрипло сказал:

- Воронович, ты не на митинге – у меня в кабинете. Тут совсем иные порядки, учти это. Те, которые установлены были еще нашим великим человеком для отступившихся, неверующих и диссидентов – врагов нашего, народного благополучия. И у меня есть возможность исправить тебя, перевоспитать, так сказать, поставить на путь истинный... Именно сюда отправляет наше гуманное правосудие на перевоспитание. И мы возвращаем обществу полноценных граждан, патриотов и любящих идеи великого Каримова!

Тут Алексей хитро улыбнулся:

- Вас сюда тоже выслали перевоспитываться?

- Чего-чего? – опять растерялся Исаев. Видимо, он не ожидал, что заключенный окажется не просто с твердым характером, но и достаточно интеллектуальным, чтобы вести дискуссию. А именно к дискуссии ни судьи, ни иные чиновники никогда готовы не были. Они вообще не признавали никакого иного мнения, кроме своего, отталкивающегося от доктрины Ислама Каримова и его царствующих потомков.

- Ведь сюда набирают садистов и генетических убийц, а вы вроде бы аристократ, «белый воротничок», занимали достаточно высокую должность в столице, и почему вы теперь здесь? Предыдущие директора пребывали здесь не в лучшем настроении. Понятно, это не та среда, не та атмосфера... Здесь не куророт, и даже алкоголь с наркотиками не притупят тоску и страх. А вам хочется почитания, наслаждения, общения с высокородными... Но вас этого лишили... «Ислам Каримов» - это гигантская, но все же тюрьма, и вы тут как бы с нами на одном положении. И это не то, о чем мечтаете вы. И поэтому налегаете на алкоголь... заглушить боль в душе хотите...

Это был прямой и чувствительный удар. Такое мог сказать только тот, кто знал, что на самом деле творится в душе у Исаева, и кто никого не боится, даже Старухи с косой.

- Я здесь, потому что меня направила сюда родина! – жестко парировал директор, понимая, что поединок он проигрывает. Поэтому решил взять жесткостью своей позиции в этом диалоге. – Я выполняю свой долг перед государством и обществом – воспитывают отступников и предателей. И заодно загружаю работой заключенных, ибо только труд очищает от скверны и не дает человеку впитывать в себя пороки и продукцию массовой культуры.

Однако Алексея этим нельзя было купить. Он запросто сказал:

- Не врите, господин Исаев, мне можете лапшу на уши не вешать. Я прекрасно знаю, что вы не у дел, и вас самого отправили сюда в ссылку – этот способ давно был испробован Исламом Каримовым в отношении чиновников. И вам дали шанс исправиться, вернуться в расположение семьи, если вы интенсифицируете добычу «гулия». Лишь только этот минерал спасает Узбекистан от кризиса... А вас водка с текилой от гнусного пребывания здесь...

Бывший судья ошалело молчал. Тем временем Алексей подошел к шкафу и ткнул пальцем в мантию судьи за стеклом:

- Вы мечтаете вернуть эту униформу, вновь носить ее и вершить так называемое правосудие. Вы читали мне текст из книги Каримова, но сами мало верите в его лозунги. Вам нужна власть и материальный достаток. Демократия... реальная демократия – это помеха для ваших целей, ибо для общества в ином случае вы не представляете ни какой цены. Вы бесполезный рудимент... Я знаю, что наш разговор записывается и автоматически транслируется на Землю, прямо в здание Министерства по демократизации и свободе, и вы хотели показать тамошнему руководству, как здорово разделываете меня, и этим самым набрать дополнительные очки. Увы, вы просчитались, и это вам зачтется минусом в личном деле. Министр Рашиджон Кадыров такого не прощает...

- Молчать! Не сметь говорить мне такие гадости! – завизжал Исаев, потеряв терпение. Он был теперь красным от гнева. Его кулаки сжимались. Было понятно, что интеллектуальный бой им проигран, и это сердило директора. И все же... Ведь Воронович был заключенным и не у него власть в тюрьме, так что реалии совсем не в пользу заключенного, которого всегда можно «поставить на место».

Вздохнув и успокоившись, Исаев подошел к бару, открыл дверцу. Там стояли бутылки с алкоголем – директор теперь не скрывал своей склонности «залить глаза горючим». Он выбрал текилу и налил себе в стакан. Прозрачная жидкость искрилась при свете люстры. После чего повернулся к Алексею. Его глаза прищурились, в них светилось превосходство. Да, это он был вершителем судеб человеческих здесь, на орбите Нептуна, и он мог заставить любого молиться на себя. Нет никому спасения или защиты, ибо здесь он – и бог, и царь, и отец, и палач. Кстати, последним статусом следовало сейчас воспользоваться.

- У нас есть устройства, которые своими возможностями причинять боль и ущерб здоровью человека поразили бы святых инквизиторов, - делая глоток текилы, произнес Закир. – Например, кнохенскоп – это прибор, способный превратить в порошок кости, при этом не затрагивая никакие сосуды, органы, живую мягкую ткань. Представляешь, человек превращается в червяка. Лежит такая образина, извивается, а ни встать, ни пойти не может – нет скелета. Просто разумное мясо – и все! Смотри! – и с этими словами директор нажал на кнопку на столе.

Тотчас вспыхнул экран голографического монитора. О боже, это был документальный фильм. Кричащего и бьющегося в страхе человека в тюремной робе трое вертухаев в черной униформе совали под огромный стеклянный колпак. Было видно искаженное лицо бедолаги, он знал, что сейчас с ним будет. Зато гоготали охранники, ожидая очередного зрелища. И оно пришло. Женщина в белом комбинезоне со знаками Красного Креста проделал манипуляции на клавиатуре, и мощные соленоиды под днищем устройства загудели. Заискрились спирали и туманом покрылся колпак. И все же было видно, как человек внутри емкости теряет форму – это измельчались в порошек кости, сначала исчезли контуры груди и ног, потом рук и головы. Через пять минут на дне копошилась какая-то биомасса в одежде. Жуткое зрелище, аж мороз по коже!

- Это бывший поэт Арип Абдуллаев, гадина сочиняла стихи против власти даже здесь, и мне пришлось провести эту экзекуцию в назидание другим, - удовлетворением произнес Исаев, делая глоток текилы. – Теперь это транслируется каждый день по внутреннему телевидению, и каждый обязан смотреть этот момент... Знаешь, Воронович, то что я сделал – это еще не все. Не имея костей, человек испытывает жуткую боль, так как органы давят друг на друга, и жить он может только в условиях невесомости. У нас есть даже свой виварий для таких созданий, гы-гы-гы, - захохотал Закир, хлопая себя по животу от удовольствия. Он нажал на очередной штекер, и экран показал это место. Огромная стеклянная емкость, внутри которой плавали тысячи тел, уже мало напоминающих людей. Какие-то отростки, щупальца, десятки глаз... явно следствие мутации от радиации, исходящей от Нептуна и окружающих спутников.

Алексея аж передернуло от ужаса. Естественно, это не прошло мимо внимания директора тюрьмы. Впрочем, он такой реакции и ожидал. Тем больше страха вогнать в человека, тем быстрее добьешься покорности и подчинения.

- Да, это полулюди... Беспозвоночные, бесхребетные... Безмозглые, ибо уже не мыслят как люди, а как некто иные.. Это почти инопланетяне. Виварий присоединен к станции, и там нет гравитации. Но это просто музей уродов. Но потешаемся мы порой более строже и серьезнее! Есть специальная камера, именуемая как «подвал гестапо», и там много других пыточных устройств. Например, мы заменяем кровь на специальную жидкость, которая разъедает плоть медленно, вызывая мучительную боль, превращая в итоге тело в биомассу. Или пришиваем к одному телу сразу три головы – это настоящий цирк! Все мои сотрудники веселятся, наблюдая за этими уродами!.. Или сращиваем людей друг с другом, типа сиамских близнецов... Я же люблю запускать марсианских червяков в кровянные сосуды человека, и наблюдать, как те пьют жидкость, превращая тело в высохшую мумию... Это интересное зрелище, как-нибудь, Алексей, я тебе наглядно это покажу.

- Кошмар! – вырвалось у журналиста.

- Еще бы! Это изобретения моих сотрудников, а на такое горазд многие из них – не зря по тестам отбирали в команду тюрьмы. Кто придумает изощренную пытку, тот зарабатывает баллы, а чем больше баллов, тем скорее возвращение домой и получение хорошей должности и заработка, - пояснил Исаев суть мотивации такого инновационного подхода. – Но эти существа, что получаются в результате наших пыток, не только для подавления всякого желания к сопротивлению...Мои ученые проводят эксперименты с ними, медицинского характера. Но о сути говорить не стану – не для твоих ушей такая информация. То, что ты видишь, это уже мутированные создания. Хотя что говорить, здесь, в тюрьме, ты в обыденных местах – столовой, в цехах, комнате «Марифат ва манавият» - встретишь немало тех, кто уже не совсем хомо сапиенс...

- Это?..

- Нет, нет, это не результат моего наказания или опыта над заключенными. Это обычная мутация от излучения руды, которую доставляют с твердой поверхности Нептуна. Там, на уровне мантии плавает остров – отколовшийся кусок ядра, который назвали Эдемом Гульнары. В его грунте «гулия» на сотни тысяч тонн, может, и больше, а это – власть. У кого такой минерал, тот диктует условия всему человечеству. «Гулий» имеет один недостаток – он обнаруживается только в такой, радиоактивной среде, хотя сам не радиоактивный. Впрочем, мои ученые говорят о феноменальных возможностях «гулия». Это не просто минерал для украшения, но и источник энергии, причем нет равных ему нигде. Сейчас прорабатывается проект создания гигантской электростанции, которая будет снабжать энергией все отдаленные планеты. Межпланетные банки готовы финансировать его, и все ждут итогов последних технических решений. Кроме того, на «гулии» планируется создать ионный двигатель, который способен доставить человека к Альфе Центавра всего за пять лет.

- Да, я слышал. Только как этот минерал может использоваться в энергетике я не понимаю. Ведь я не физик...

- Я тоже не физик... Но ведь используется золото и серебро в электронной промышленности, а алмазы в качестве обработке сверхтвердых веществ... Так что ты должен понимать, что «гулий» - минерал, нужный всему человечеству, и находясь здесь, мы отстаиваем интересы всей цивилизации. Поэтому наша модель демократии признается ООН, всеми планетами и государствами, как самая передовая; только такая модель позволила освоить добычу руды. От «гулия» зависит их благополучие. Поэтому наша уважаемая Гульнара Исламовна и ее внук Абдугани Каримов прекрасно играют в политические шахматы. Никто не станет перечить нам, потому что у нас есть то, чего нет ни у кого... «Гулий» - наивысшая ценность узбекской демократии.

- Минерал, добытый за счет рабства и человеческих жизней, не стоит интереса мирового сообщества. И те, кто делает ставку на него, в итоге проиграют. Прогресс и диктатура несовместимы, все равно противоречия столкнуться и это вызовет социальный взрыв, народный протест. Я повторяю: узбекистанцы не будут молчать и когда-нибудь терпение закончится, тогда...

Тут директор захохотал, причем искренне, из глаз аж слезки потекли:

- Ха-ха-ха!.. Ну, насмешил меня, Алексей. Узбеки по ментальности – рабы! Они всегда признавали в качестве хозяев – хокимов, министров, президентов, как раньше беков, ханов, эмиров, кушбеги, баев. И за все эти десятилетия никто не пикнул против власти семьи Каримовых! И тут никто не устраивает бунты против администрации тюрьмы! Чем жестче кулак, тем безропотнее черви... ха-ха-ха.

- Были восстания, - пытался возразить журналист. – Андижан, Самарканд, Хива, Коканд, или марсианская Согдиана... Люди выходили и протестовали, даже оружие в руки брали, потому что иного выхода им власти не оставили...

- Были - и что? Все, кто посмел выступить против, давно мертвы! Даже на Марсе от города Согдианы остался пепел, ха-ха!.. Наше славное Министерство со всеми быстро расправилось – на то оно есть орган по защите демократии и прав человека! Ты сам знаешь, как я расправлялся на суде с теми, кто взялся за оружие или устраивал пикеты и стачки! Всех осудил на экзекуцию! В Ташкенте есть секретный музей, где высушенные головы казненных хранятся в качестве экспонатов, и туда часто заходят на экскурсию работники Министерства демократизации, те, кто сам отличился в подобных операциях. Кстати, там есть также препарированные тела так называемых подпольщиков из «Свободного Узбекистана» - ты слышал об этой мерзкой организации?

- Да, слава ваша... кровавая известна всему миру, - с этим Алексей не мог не согласится. – Я не Нострадамус, но предсказываю вам бесславный конец!

Исаев нахмурился. Он показал рукой на галерею портретов, что расположилась у одной из стен. Все в офицерских мундирах, на лицах ни капли доброты и порядочности. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – они мерзавцы, которых увековечили здесь именно за мерзости и подлости.

- Ты знаешь, кто это за люди? Это предыдущие директора этой тюрьмы! Первым был славный Останакул Мирзаев. Именно он разработал и внедрил здесь порядки, которые позволяют удерживать всех в покорности. И при нем были созданы механизмы подчинения непослушных... Правда, пропал куда-то...

- Как это пропал?

Исаев пожал плечами:

- Не знаю. В один прекрасный день он исчез, и никто не мог его найти. Может, какая-то сволочь его убила и выкинула в космос. На крайний случай новый директор казнил тысячу человек, чтобы у других не было подобного желания. А когда сюда прибыл в качестве третьего директора сын Мирзаева – Феликс, то он превратил «Ислам Каримов» в сущий ад! И его традиции продолжаются по сей день... Так что только покорность позволяет выживать тут заключенным.

После этой фразы директор подошел к настольному компьютеру, просмотрел текст, и, ухмыляясь, спросил:

- Воронович, почему тебя называют «Че Геварой»? Ты же не латиноамериканских кровей, и испанского не знаешь...

Алексей пожал плечами. Пояснять не хотелось. Просто продекламировал строчки из любимой песни Hasta siempre, Comandante:

«Aprendimos a quererte,

Desde la historica altura.

Donde el sol de tu bravura

Le puso cerco a la muerte.

Aqui se queda la clara,

La entrañable transparencia.

De tu querida presencia,

Comandante Che Guevara.

Tu mano gloriosa y fuerte,

Sobre la historia dispara.

Cuando todo Santa Clara,

Se despierta para verte.

Aqui se queda la clara,

La entrañable transparencia.

De tu querida presencia,

Comandante Che Guevara»[29].

Испанского языка Исаев не понимал, но эту песню знал. Поэтому с любопытством посмотрел в глаза журналисту и хмыкнул:

- Ошибся – языком этим ты владеешь... Я знаю твою кличку, что дали тебе друзья. Об этом в картотеке Министерства есть полное досье. Ты – революционер, человек, который, как тебе кажется, борется с несправедливостью, за счастье народа. Твое оружие – не автомат и не базука, а перо и бумага, то есть Всепланетная киберпаутина. Только ты борешься с тенью... с самим собой... Систему тебе не сломать, на ней базируется все наше государство. А государство, милый мой, – это мощная машина, никому ее не одолеть!

- Время покажет, - хмуро ответил журналист. – Государства появлялись и исчезали. Это тоже история и диалектика!

- Эпоха романтиков закончилась со смертью реального Че в конце шестидесятых годов прошлого столетия. Революция – это самообман. Если даже вы свергните одного диктатора, то на смену ему придет другой. Разве Сталин был лучше Ленина? Диктаторы – это естественный этап человеческого развития, наивысшая стадия исторического процесса. Они вели свои народы к процветанию...

- Да, точно. Гитлер привел немецкую нацию к полному краху. Пол Пот уничтожил половину страны. В Северной Корее до сих пор тоталитаризм и у власти династия Ким Чен Ира... Узбекистан недалеко ушел... Такое же мракобесие, прикрытое ширмой псевдодемократии.

Бывший судья уже не имел желания спорить. Он допил текилу и произнес:

- Я прочитал твое досье, Воронович. Ты отслужил в армии, сержант запаса, имеешь хорошую военную подготовку, потом закончил вуз, работал в аналитическом отделе Министерства иностранных дел, летал с делегациями на Луну и Марс... И вдруг сменил политические ориентиры... Почему? У тебя была прекрасная карьера? Что не устраивало тебя – ведь ты был с нами в одной лодке! Чем прельстила тебя профессии писаки, человека, сующего нос во все дырки?

Исаев подошел к иллюминатору: между Нептуном и тюрьмой проходили спутники Наяда и Таласса, этакие бильярдные шарики. Любой художник захотел бы отобразить это величественную картину на холсте, однако директора мало интересовала космическая романтика, он был сугубо приземленным человеком и любил обычные радости в виде хорошего жалования, социального статуса и карьеры. Алексей же несколько минут разглядывал пейзаж по ту сторону стекла, и после того, как планеты скрылись из виду, сказал:

- Мне трудно это объяснить. Порой человеку приходит понимание, что не все хорошо в нашем королевстве, что не те ценности защищаются им... Тогда резко меняет он цели и задачи своей жизни. Я тоже прошел эти ступени и понял, что обязан просто победить систему... И начну с летающей тюрьмы! – последнее пришло ему в голову только что и он это сказал, даже не осознав последствий.

Исаев схватился за бок, тяжело задышал. Можно было подумать, что его хватил удар от услышанного. Только причина была иной. Алексей подумал: «Точно, с печенью у него серьезные проблемы». Директор сел на кресло, оперевшись о стол, молчал, то ли собираясь мыслями, то ли ожидая, когда полегчает. А журналист и не ждал от него быстрого ответа – продолжал наблюдать за спутниками Нептуна. Тут Закир наконец-таки сказал:

- Значит так, дорогой мой революционер! Ты выброси из дырявой башки всякие идеи бунта или восстания на «Исламе Каримове». Я подавлю любой протест с жестокостью – на то мне власть и полномочия даны государством. Тут я вам и бог, и дьявол! Думай, как бы остаться в живых, заработать очки для прощения. Поэтому работай усердно, исполняй все приказы... Я бы пошел тебе навстречу, если бы ты...

- Что именно?

- Скажем так... Стал бы писать хорошие статьи о нашей жизни у орбиты Нептуна. Я бы ставил их на сайты «Гули.Уз», «Горизонт.Уз» или «Пресс-Уз.Инфо»[30], распространял по сети Interplanet... Тебя уважают во многих странах, к мнению прислушиваются. Значит, ты бы повлиял на их мировоззрение и политическую активность, настроил на более дружелюбное отношение к нашей стране, к правлению Каримовых... Уверяю тебя, я бы, в свою очередь, скосил бы тебе треть срока и дал бы самую хорошую характеристику для амнистии.

- Гм...

Но Закир не уловил иронии в этом звуке, и поэтому воспринял, как за раздумие.

- Есть другое предложение. Я нуждаюсь в информаторах. Чувствую, что зреет какой-то бунт, что кто-то что-то готовит на борту «Ислама Каримова». Но что? И когда все это произойдет?. Вот если бы ты разузнал все и мне сообщил, то я, даю честное судейское слово, постарался поскорее вызволить тебя с этого места...

Тут Алексей прервал его:

- Извините, но вы не того просите! Подобные предложения просто неприемлемы! Сто раз спросите, столько же раз отвечу: нет!

В этот момент замигал селектор внутренней связи. Позеленевший от злости Исаев подошел к столу и грубо ткнул на клавишу:

- Что надо? – в голосе звучали недовольные нотки.

По ту сторону связи уже привыкли, видимо, к хамству начальства, поэтому мягко и четко ответили (голос причем был женский):

- У нас все готово к операции... Донор на столе...

- Ах, Светлана, хорошо, сейчас прийду, - тут глаза у директора засияли от радости. Он вызвал охрану. Вошел бронированный солдат:

- Вызывали, ака?

- Кто доставил этого заключенного ко мне?

- Рядовой Гулямов из сектора приема заключенных....

Исаев хмыкнул:

- Как – Гулямов? Акмаль? Он самый?.. Гм... Рядовой?.. – аж брови взметнулись как испуганные птицы. - Он же был год назад подполковником Отдела въезда-выезда и гражданства Мирзо-Улугбекского районного отделения Министерства... Разжаловали, значит, писульку кто-то накатал, подставили... Ну, поделом ему... Только мне о его переводе не должили, хотя кто будет докладывать начальству о каком-то рядовом вертухае! Ну-ка, пускай войдет. Хочу посмотреть ему в глаза.

- Хоп булади! – солдат вышел, и через секунду в помещение влетел сопровождавший Алексея вертухай. На его изуродованном шрамами лице было расписано желание угождать высокому начальству – так поступали все, кто сами когда-то получали такие знаки раболепия от подчиненных, однако потом потеряли привилегированный статус, упали на дно, и это, если быть откровенным, унижало всю их суть, фактически превращая в злобного зверя. Гулямов не был исключением.

Исаев подошел к нему и рассматривал с насмешкой. Несколько лет назад они были почти на равном положении, часто встречались в стенах Министерства – на заседаниях, совещаниях и торжественных приемах, а теперь... Это был жалкий и ничтожный человечек, боявший поднять глаза на начальника... Не было той гордости и того самолюбия в позе Гулямова, что ощущалось ранее, когда он руководил карательным органом в одном из районов столицы. Обычный раб системы, с садистскими наклонностями и холуйскими чувствами. Бывший подполковник приложил руку к сердцу и стоял в полупоклоне, ожидая приказа. Если бы Исаев крикнул, то бухнулся бы на колени без промедления и попросил прощения за то, что не совершал, но все равно за что-то, ибо хозяин просто так не ругает. Однако бывший судья где-то в душе пожалел его, ведь и он, Закир, был наказан по доносу и клевете врагов, и тут они были как бы в одной упряжке. Только подавать виду нельзя, иначе этот человек может понять это иначе и начать действовать совсем по-другому, требовать панибратства и дружеского отношения – такова уж восточная психология! - чего допускать никак нельзя. Тюрьма есть тюрьма! И субординация – это не любовь. С другой стороны, таковы правила игры «курятник»[31], такова жизнь в Узбекистане, ибо сейчас этот Гулямов был просто пешкой на «Исламе Каримове», мелким человечком, на которого и не стоит обращать внимания. К тому же, Закир начал испытывать наслаждение, что может унизить бывшего офицера, показывать ему на место. Хотя это можно сделать позже, не сейчас, при заключенном, который может понять это иначе.

- Ладно... рядовой. Вот этого типчика, - директор указал на Алексея, который был спокоен, не смотря на увиденное и услышанное, - доставишь в сектор «Ц». Пускай поработает на добыче «гулия», немного поразмыслит над тем, что здесь следует вести себя иначе... У него статус «П», сам понимаешь, что это значит... – Исаев специально не называл бывшего коллегу по имени-отчеству – это тоже была соответствующая тактика. «Курятник» и на Нептуне таков.

- Да-да, ака, я все выполню так, как вы скажете, - подобострастно ответил Гулямов, склоняя спину еще ниже, что у директора озникло невольно желание пнуть его по заду. Но сдержался, ведь, кто знает, может и он мог очутиться на его месте, а не в кресле руководителя гигантского корабля. Может случиться и так, что завтра этот вертухай станет директором тюрьмы, а его поставят на место рядового надзирателя. Жизнь в рамках узбекской демократии полна неожиданностей и неприятностей.

Тут Закир повернулся к заключенному, продолжавшему рассматривать помещение:

- А ты, Воронович, не торжествуй, победа пока не за тобой! Не ты систему, а она тебя сломает – я тебе это обещаю, - после чего сделал жест пальцами, типа, Гулямов, выводи его из кабинета.

Алексей вышел из кабинета, но успел увидеть, как кряхтя и охая, держась за больную печень, Исаев поплелся куда-то в сторону, возможно, там был запасной выход. Только журналист насторожился, услышав что-то об операции и доноре, заодно задумался, что означает статус «П»... Что-то в приговоре суда ему никто такое не вкатывал, кроме срока заключения на «Исламе Каримове». Видимо, по дороге на Нептун кто-то дописал ему эту букву.



Глава 3. Знакомство с сокамерниками



Гулямов проводил Алексея до места нового обитания. Синяя стрелка на стене указывала направление - туда, где размещались заключенные. По дороге вертухай нецензурно выражался, и скорее всего, это было не в адрес «зэка», а касалось ситуации, что он, бывший подполковник, от которого трепетал весь район Ташкента, теперь несет службу рядовым надзирателем и помощником сержанта у черта на куличках. Более того, под началом судьи, с которым сидел на равных на различных пирушках и заседаниях, обсуждая те или иные события в аппарате власти, о смещениях кого-то и назначениях, мысленно желая себе хорошего продвижения по карьерной лестнице. И их обоих скинули к Нептуну, правда, в разных должностях. У Исаева-то была ситуация лучше, чем у Акмаля, и возможности вернутся на прежнюю службу разные. А вот у него – вилами по воде писано... Сам он пустил свою карьеру коту под хвост, когда наехал на владельца казино с требованием выплатить «налог», а тот оказался братом государственного советника по идеологии Шерали Азизходжаева, естественно, через час наручники сжимали запястья самого подполковника, который рот разинул от явившихся к нему инквизиторов из центрального аппарата Министерства с ордером на арест. На следующий день судья Садулла Аширматов быстро разжаловал его в рядовые и вкатил ему пять лет службы на летающей тюрьме. В одночасье он лишился поста, погон, друзей и родственников, которые сразу отказались от незадачливого рэкетира. Кстати, на третий день же новой службы его лицо изуродовал капитан Нодир Ахмаджанов за нежелание мыть его носки, от которых исходил тошнотворный запах. Три удара электрошокера, - и лицо оказалось в глубоких порезах. Врачи долго потом восстанавливали кожу, да только от шрамов избавить не сумели. Хотя, тут не было пластических хирургов – одни лишь мясники.

Пока надзиратель чертыхался и тихо бубнил себе что-то под нос, Алексей продолжал идти и с любопытством осматривал корабль. Они были где-то в середине, ибо нигде иллюминаторов не было, только тамбуры, переходы, отсеки и цеха, в которых копошились люди, причем они были заняты работой и по сторонам не зевали. Впрочем, недалеко стояло по два-три охранника, контролировавших процесс, и поэтому никто не отвлекался. Мерно гудели приборы и какие-то устройства – летающая тюрьма функционировала в космосе вполне исправно уже много десятилетий, и могла протянуть еще пару сотен лет, если за ней прилежно ухаживать. Именно этим и занимался обслуживающий технический персонал, тогда как заключенные работали на переработке руды и извлечения крупиц «гулия». Получалось так, что на одну тонну руды приходилось по два грамма этого ценного минерала, но эти граммы с лихвой окупали все затраты на транспортировку с поверхности Нептуна. Что касается заработной платы, то у заключенных ее и не было, они были обязаны бесплатно трудиться, чтобы получить прощение у правительства.

Проходя мимо цехов, Воронович заметил, что здесь немало и женщин, только в основном они трудились в ювелирных цехах – изготовляли украшения из золота, платины и «гулия» по дизайну, что чертила им сама Гульнара Каримова. Ведь вся продукция затем продавалась в магазинах Солнечной системы под брендом Guli. Однако не следует думать, что им было легче. Тюрьма есть тюрьма, и послабление не делалось никому, даже прекрасному полу. Более того, садисты-охранники больше всего любили измываться именно над ними, поскольку женщин было легче сломать и унизить.

Чем дальше углублялись они внутрь корабле, тем душнее становилось, грязнее и меньше роскоши. То есть, если на этажах начальства и административно-надзирательного персонала было светло, на полу выстелены ковры восточной выделки, на стенах висели подсвечиваемые бра картины или статуи великих деятелей Демократической Республики Узбекистан, то для заключенных такой обстановки никто и не думал создавать. Зато здесь было больше охраны, которая ревностно следила за работой подневольных людей, и вертухаи отрывались на них угрозами и издевательствами. Кстати, мимо пронесли семь трупов, и Алексей понял, что умерли эти люди явно не от старости или болезни. Следы побоев покрывали у каждого практически все тело.

Так шли они не менее получаса, встречая только изможденных зэков, которые на вид уже теряли человеческие очертания, например, были персоны с выпуклостями на лбу или затылке, типа гребней или рогов, свисающими как у слона ушами-парусами, длинным и когтистыми руками, больше походившими на лапы динозавров. Алексею становилось не по себе, наблюдая за такими персонами, понимая, что это от долгого проведения в космосе, а ведь через год-два и он мог мутироваться, стать черт знает кем.

- Не отвлекаться! – зло говорил Гулямов, угрожая электрошокером – когда Алексей притормаживал и начинал внимательнее рассматривать проходивших мимо. Ему хотелось поизмываться над этим журналистом, ибо в родном Ташкенте он не раз становился объектом насмешек и ехидных статей, появляющихся в сети Всепланетной киберпаутины. Кто писал это выяснить экспертам Министерства не всегда удавалось, ибо авторы использовали специальные программы, изменяющие стиль и орфографию, и никакая криминалистическая экспертиза не могла установит принадлежность перу тому или иному журналисту. Но вполне возможно, что конвоируемый журналист был именно его «критиком».

Когда они дошли до сектора «Ц», Акмаль буркнул:

- Стоять, хайвон!.. Не двигаться и не задавать вопросов!

Потом он кнопкой на стене вызвал дежурного по сектору. Менее чем через минуту к ним из люка подскочил небольшого роста человек в красной полосатой робе. Это был тоже узник, только привилегированный, из тех личностей, кто выслужился перед администрацией и получил право быть руководителем. Типа главный раб над рабами. Только он не работал, а контролировал, чтобы остальные исправно трудились, не ленились и не собирались в группы, поскольку это воспрещалось (считалось, что таким образом устраняется опасность заговора или бунта), не крали «гулий» или еще что-либо ценное на корабле. Был, естественно, и осведомителем, информирующий администрацию о политической благонадежности человека, о чем он говорит или размышляет (вот уж как это узнавал – сплошная тайна). Он также распределял еду и определял трудовой распорядок, возможность каким-либо заключенным посетить женский отсек, если заслуживал такое в порядке поощрения. Не будем скрывать, на «Исламе Каримове» существовала принудительная проституция, и услугами женщин пользовались практически все, кто обитал тут, правда, для охраны и обслуживающего персонала были отдельные дамы, как говорится, «чистые», без мутаций или инфекционных заболеваний...

- Бригадир Ешуа Коскинович Файзуллазаде по вашему приказу прибыл! – несколько вяло и сухо доложил мужик, приложив руку к сердцу. Акцент выдавал в нем кавказца, возможно из Северной Монархии Азербайджана. Алексей присмотрелся к нему. Было видно, что это очень хитрый и мерзкий человек, его выдавали глаза – такие недобрые, подозрительные и жадные. Тыквообразная голова, плешь, короткая борода в форме «испаньолка», желтые зубы и корявый нос, из ноздрей которого торчал пучок волос. При этом его грудь как бы выдвигалась вперед, словно там были какие-то шары. «Может, заболевание какое-то?» - подумал Алексей.

Представившись, Файзуллазаде косо посмотрел на журналиста. Скорее всего, тот тоже ему не понравился, почувствовал, что Алексей – человек с твердой волей и сломать его будет не просто. А таких бригадир не очень-то жалел.

- А где инфа на себя? Погоняло какое? – грозно спросил Гулямов, протягивая руку к электрошокеру. Ему хотелось наказать этого нагловатого мужика за столь непочтительное отношение к рядовому Министерства по демократизации. – Почему не доложил? Решил, что уже срок отмотал, падла? Или уже «пахан» зоны? – этому человеку хотелось, чтобы перед ним трепетали все, особенно заключенные и бригадиры. Потому что несколько лет назад, на Земле, перед ним лебезили многие, пытались получить его благосклонный взгляд, ползали на коленках. А теперь ситуация была иной, и это коробило душу вертухая.

Файзуллазаде испуганно посмотрел на него и вытянулся в струнку, что грудь прямо вспухла. После чего, смотря поверх головы Акмаля выложил на одном дыхании:

- Двести тридцать вторая статья Уголовного кодекса Демократической Республики Узбекистан, часть вторая, пятнадцать лет лишения свободы, отмотал пять лет. За особые заслуги перед государством и примерное поведение переведен в должность бригадира сектора «Ц»! Именуюсь Бакинцем по реестру администрации!

- Так-то, - пробурчал охранник, возвращая руку в прежнее положение. – Значит, так, Бакинец. Вот это заключенный Воронович, личный контроль господина Исаева, поэтому ты несешь ответственность головой за него, то есть чтобы он все знал и выполнял! Статус у него «П», поэтому и работа соответствующая! Будешь ежедневно докладывать в координационный центр, что и как о нем! Вопросы есть?

- Никак нет, господин начальник! – также бодро ответил Ешуа Коскинович, топнув левой ногой, как требовали правила и стукнув кулаком правой руки по груди. – Слава Гульнаре Каримовой! Гип-гип-ура президенту Абдугани Каримову! Почтение директору Закиру Исаеву и уважение всем работникам надзирательской службы!

- Слава, слава... Все, ступайте оба, - сказал Гулямов, ткнув Алексея в спину, мол, не стой, как истукан, проваливай в люк, да поживее.

Журналист не стал спорить и пролез через него. Вслед за ним протиснулся Файзуллазаде и закрыл за собой люк. Но сделал это не из-за вежливости.

- Таковы правила, - пояснил он. – Каждый отсек должен быть герметичен. Если метеорит пробъет обшивку или случиться пожар, то погибнет только какая-то часть, но не весь корабль. Так что первое правило: всегда закрывать за собой люки! Кто не исполняет – получает штрафные баллы.

- Ясно, - коротко произнес Алексей, озираясь. Это тоже был коридор, от которого по обе стороны отходили двери, ведущие в жилые отсеки. Сам коридор был длинным и упирался в закрытый люк, сквозь него доносился гул и лязг, наверное, там работали машины и какие-то агрегаты. Запах здесь был тошнотворный, из-за того, что вентиляция не справлялась, или фильтры давно прогнили и их никто не собирался менять – забота об арестантах не входило в первоочередную задачу администрации и технического персонала.

Однако ответ не очень понравился бригадиру, он вплотную подошел к журналисту и стал более внимательнее рассматривать его, словно в микроскоп. Взгляд был неприветливый, желчный.

- Чувствую, что ты птичка особого полета... Здесь есть правило: когда входит сотрудник Министерства, то ты должен смотреть поверх его головы и доложить, кто такой, по какой статье сослан сюда и сколько уже отсидел. Если обычный служащий корабля, то только фамилию и сектор, где ты живешь и работаешь. У тебя ныне сектор «Ц». Ясно?

- Ясно, - спокойно произнес тот, словно это не его касалось. Видимо, такое терпение и невозмутимость раздражали кавказца.

- Далее, я – самый главный среди вас всех в этом секторе. Для вас судья, бог, отец, что скажу, то и выполняйте. Станете перечить, то сообщу куда следует и будут проблемы. И это ты должен усвоить как третье правило.

- А сколько этих правил в тюрьме?

Вопрос разозлил Файзуллазаде. Он рявкнул:

- Сколько надо, столько и есть! Четвертое правило: вопросы начальству, в том числе и мне не задавать! Только я имею право спрашивать! Кем был на воле?

- Журналист, - усмехнулся Алексей. Было смешно, как этот мужик пытался продемонстрировать свою суровость, непреклонность и значимость своего особого статуса на «Исламе Каримове». Чистый подхалим и стукач, таких не любят нигде – ни в тюрьме, ни на свободе, ни в армии. Впрочем, Вороновичу, отслужившему в десантно-штурмовой бригаде, разделаться с этим пижоном не стоило какого-либо труда. Он мог с легкость побороть и пятерых матерых уголовников, что, кстати, один раз и произошло, когда вечером возвращался домой и подвергся нападению неизвестных. Хотя Алексей был уверен, что на него стравили бандитов именно сотрудники Министерства, потому что они знали, когда он придет, один ли будет и насколько серьезен для стычки. Уже тогда журналиста пытались прижать к ногтю. Видимо, недооценили его ни бандиты, ни те, кто науськивал. В подъезде дома произошла короткая, однако яркая схватка, после чего на полу остались лежать, издавая стоны и ругательства, пятеро нападавших, а Алексей, переступив через них, прошел в квартиру. Вызывать карателей для задержания и составления протокола он не стал, понимал, что те сами где-то рядом, ждут результата... сами приедут и подберут неудачников. Утром, когда вышел на работу, то в подъезде никого не было, даже пол от крови был вымыт. Лишь в углу валялся золотой зуб, который был выбит прямым ударом из челюсти самого хамовитого бандита.

- Жу-ур-на-лист? – икнул кавказец, и его глаза налились кровью. – Ага, понятно, писака хренов... ясно, почему у тебя статус «П»... Что же... не завидую тебе... Протяни руку!

Алексей уже знал, зачем. Бригадир детектором считал код под кожей и сказал:

- Да, теперь ты зарегистрирован у меня. Значит так, твоя камера вот эта, - и он ткнул в ближайшую дверь. Открыв ее при помощи кода, который был известен только ему, как бригадиру, первым вошел внутрь и включил свет. Это было небольшое помещение с восемью койками в два яруса у стены. Сбоку – письменный стол и телевизор. Ниша для унитаза и умывальника. Два плафона на потолке. Ничего лишнего, минимум удобств. Ах, да полки с книгами, и, не смотря на них, Алексей уже знал, что это за издания и кто является автором. Все тридцать пять сочинений Ислама Каримова в пластиковом издании, сорок два Гульнары Каримовой и двенадцать Абдугани Каримова – это все, чем располагала библиотека отсека. Иная литература воспрещалась, поскольку считалась вредной и не соответствующей идеологии национальной независимости[32]. Неприятный запах усилился – в отсеке вентиляци работала еще хуже, чем в кордире. «Привыкнешь, не принцесса» - зло прошипел Бакинец, увидев, как сморшилось лицо у Вороновича.

В камере были люди, и они спали, укрывшись старыми и вонючими одеялами. Никто не проснулся от яркого света и шума. Видимо, все были сильно усталыми и не реагировали на происходящее вокруг. Свободной было одно место на втором ярусе. На нее и указал грязным пальцем Ешуа:

- Это теперь твоя кровать, можешь занять. Твоя смена начинается через три часа! Ты можешь поспать! Потом завтрак в кантине, после – работа, потом душ и политинформация!

- Чего-чего? Какая еще политинформация? – удивился Воронович. – Какая тут может быть политика, да еще с информацией? Тюрьма – это собрание партактива?..

Файзуллазаде аж позеленел от негодования, голос сорвался в фальцет:

- Слушай, остряк! Ты не дома, а в тюрьме! Такие шутки здесь не проходят. Пропустишь политинформацию – пеняй на себя!

- Понял, - пожал плечами Алексей и полез на верхний ярус. Спавший под ним не пошевелился. Бригадир выключил свет, сказал что-то на своем языке, но журналист не обратил внимания. Его клонило ко сну. Впервые за эти полтора месяца полета он ощутил прелесть горизонтального положения, когда можно растянуться и расслабиться. Он не заметил, как заснул... В сладких грезах видел восточный базар, себя, идущего мимо лавок и жующего виноград с лепешкой, и улыбающегося продавцам сладостей, овощей и фруктов, а также национальных костюмов и изделий ремесла. Играла музыка, раздавался веселый девичий смех... Но в реальности такого быть не могло – в Узбекистане давно не росли плоды, и большинство продуктов импортировали из других стран.

Проснулся от того, что кто-то сильно тормошил его. Алексей испуганно вскочил, еще находясь в полусонном состоянии. Яркий свет долбанул по глазам и пришлось зажмуриться. В уши ударили сразу несколько различных звуков: громкая музыка, глухое и нестройное пение, гудение вентилятора и резкий крик под ухо:

- Эй, вставай! Ты новичок что ли? Вставай, пока не засекли! Иначе хреново будет! За неисполнение гимна – карцер на трое суток! Проклятый Зуфаров следит за всем!

Ничего не соображая, Алексей скатился вниз и открыл наконец-таки глаза. То, что предстало его взором, вызвало секундное замешательство. В помещении стояло семь человек, которые, приложив руки к груди, пели уже второй куплет гимна:

«Багри кенг узбекнинг учмас иймони,

Эркин, ёш авлодлар сенга зур канот!

Истиклол машъали, тинчлик посбони,

Хаксевар, она юрт, мангу бул обод!»[33]

Алексей не мог поверить, что это люди, хотя к этому был готов и ранее видел уже результат мутационных изменений. Но это было уже выше понимания, потому что в них было четверть человеческого. У одного голова слилась с туловищем, он был бы как квадратным, и из него торчало шесть конечностей, в которых можно было признать три когтистые руки и три ноги-копытца. Вместо носа – широкий зев, уши как лианы свисали вниз, а глаза качались на усиках. Второй был синего цвета, его голова была усеяна рыбьей чешуей, узкие глаза и тонкое тело, как бамбук, этакая длиннотелая рыба. Третий – красной кожей, с вытянутой челюстью, глазами по бокам, чем-то напоминал крокодила, низкорослый и припухлый. Четвертый тоже казался рептилией. Пятый, шестой стояли поодаль, но Воронович понял, что и эти тоже явно мутанты. «Бог ты мой, какой кошмар!» - мысленно воскликнул он, вспоминая слова директора тюрьмы, мол, здесь полным полно чудовищ. Вот к чему приводит работа на переработке руды с «гулием»! – ужаснулся он.

Седьмой – был его соседом, голова как кочан капусты – расслаивался, но глаза серьезные и добрые. В руке, которой он тряс за плечо Алексея, чувствовалась сила и в тоже время нежность. Он повторил:

- Пой! А то индивидуальный мониторинг будет плохой...

И Алексей, не желая злить новых товарищей, а точнее невидимого соглядатая, коим был какой-то Зуфаров, подхватил припев:

«...Улуг халк қудрати жуш урган замон,

Оламни махлиё айлаган диёр!»

Когда гимн закончился, раздался голос, начинавший девиз страны:

- Вечная слава «Человеку, определившему эпоху»!

И находившиеся в отсеке глухо ответили, стуча по груди кулаками:

- Вечная слава! Вечная слава!

Алексей произносил слова, не особенно утруждая себя старанием. Данная церемония осточертела ему со школьной скамьи и трудно себе даже представить, как ненавидел он эту речевку. Когда все закончилось, то вздох облегчения прошелся по отсеку.

После этого все повернулись к Алексею и молча стали его рассматривать. В их глазах не было ни злости, ни смятения и в тоже время особого любопытства. Сложно было понять, что они хотят, поскольку в их уже не человеческих глазах невозможно было что-то прочитать. Наконец человек-капуста произнес:

- Ты кто?

- Я Алексей Воронович, - представился журналист, не зная, следует ли протягивать руку. Да и боязно было пожимать конечности этих существ. Да и те не подали руки, скорее всего, такие жесты были не приняты в тюрьме.

Это имя было известно всем, и кое-кто из заключенных сделал жест, типа, отлично. Остальные заулыбались.

- Да, мы знаем тебя... заочно. Читали твои статьи в Interplanet, и не скроем – они нам нравились. Значит, и за тебя взялись...

Воронович кивнул:

- Взялись...

- Ох, и что... в Узбекистане нет больше независимых журналистов?

Вопрос был не простой. Почему-то Воронович вспомнил последний час своего суда. Его коллега по перу Наталья Девлисяпова, с которой он работал в одном информационном агентстве и которую считал как бы «своим», вдруг попросила у судьи слова, и в своем выступлении обрушилась... на Алексея. «Он поливал свою родину грязью и оскорблял узбекский народ! – кричала она, тыкая пальцем в сторону опешевшего и удивленного подсудимого, ожидавшего совсем иного с ее стороны. – Его писульки в межпланетной сети вызывали у меня недоумение и презрение. Я не понимала его и сейчас заявляю: ты, Воронович, не патриот, а предатель родины! Тебе не место среди честных граждан Узбекистана! И чем дальше ты будешь от Земли, тем спокойнее и благополучнее будет в нашей стране!» После этого Воронович понял, что ему следует провести переоценку многого в своих отношениях с коллегами и понять, что не каждый, кто «дружит» с тобой, является другом и соратником. Но были и те, кто продолжал хранить дружбу с опальным журналистом и на требование судьи высказаться или отказывались от слова, или только поддерживали защиту и требовали свободы для Алексея.

Естественно, отвечать сейчас незнакомым людям о своих связях с теми, кто еще остался дома и продолжал работать в тяжелых и опасных условиях, было неразумно, и поэтому Алексей уклончиво сказал:

- Может и есть, а может я был последним. Об этом можно будет узнать, если во Всепланетной киберпаутине появятся альтернативные статьи о нашей власти и режиме...

Человек-рыба прошептал:

- Дай бог, чтобы не дотянулись до них лапы садистов!

И тут же он получил удар в бок от соседа, мол, молчи, забыл, что нас прослушивают?

- Меня зовут Эркин Ахмедов, я когда-то был ученым, - протянул руку человек-капуста. – Может, обо мне вы слышали.

Воронович изумленно отшатнулся.

- Как Ахмедов? Эркин Баратович? Тот самый, которого десять лет назад наградили Нобелевской премией за открытие в области астрофизики? Академик?

- Он самый, - усмехнулся тот. – Но награду я не получил, ибо меня на следующий день арестовали, за три часа осудили и этапировали на Нептун. Вкатили статью «Создание незаконных религиозных организаций» и «Участие в антиправительственных выступлениях». Статьи триста сорок вторая и четыреста первая, пункт второй.

- Ага, помню! Официально было сказано, что вы попали в авиакатастрофу и умерли, не приходя в сознание через два часа... Я читал ваш некролог в газете «Халк сузи»[34], было много соболезнований со всей Солнечной системы...

- Как сказал Марк Твен, слухи о моей кончине несколько преувеличены. Все было подстроено, как я думаю, Министерством по демократизации, ибо только там работают такие умельцы подковерных и жутких операций. Нашли какого-то бедолагу, засунули в геликоптер и подняли в воздух, и над Гиссарским хребтом взорвали. Обгоревшее тело представили как мое, даже генетическую экспертизу продемонстрировали, - пояснил Ахмедов. – А премию, наверное, получил кто-то из чиновников, представившись моим близким родственником.

- Да, точно, был какой-то ваш двоюродный брат...

- У меня никогда не было двоюродного брата – только кузины.

Почесав подбородок, Алексей сказал невесело:

- М-да... Вас давно похоронили, а вы, оказывается, и не думаете отдавать богу душу...

- В ближайшее время не планирую, как бы эти гады не старались, - тихо ответил академик. И тут же рукой указал на товарищей: - А это мои коллеги по несчастью... Они тоже попали сюда по сфабрикованным обвинениям. Так уж получилось, мы все тут из интеллигентной среды.

- Геннадий Резников, - представился человек-рыба. – Кандидат технических наук. Работал когда-то в Институте физики солнца.

Человек-крокодил вышел вперед и прогундосил:

- Я Радик Ли... Доцент Технической академии, специалист по квантовой теории...

Третьим был квадратный человек:

- Разрешите представиться: Сигизмунд Арсеньев, артист Драматического театра города Коканда...

Далее предствления шли как пулеметные очереди:

- Кузиев Ахмед, инженер-атомщик, - это говорил человек-рептилия.

- Бронислав Хокайдо, кибернетик, профессор, - человек, который так назвался, был похож на дерево-баобаб. – Имею честь быть потомком японского профессора Хокайдо, который жил в Узбекистане с пятидесятых годов прошлого века.

- Серсенбай Кожехан, - этот вообще напоминал отопительный радиатор, настолько трубчато-ребристым казался на вид. – Геохимик, доктор наук, работал на лунный разработках компании «Зеромакс-Гугуша». Теперь разрабатываю здесь «гулий», хе-хе...

В этот момент Алексей почувствовал, как кто-то мягко, но настойчиво вторгается в его мозг и начинает как бы изучать его, перелистывая все в памяти. Это было трудно пояснить, поскольку не было соответствующих слов, однако все казалось так, что он, Воронович, является книгой, а его рассматривают в микроскоп, и ничего невозможно скрыть. Как не пытался он выдавить чужака из своей сущности, его энергетика продолжала обволакивать все тело и каждый орган. В данной ситуации складывалась непонятная картина, ибо сказать журналист ничего не мог, но и промолчать об этом тоже было нельзя. Но все решилось само собой – тот, кто был телепатом, видимо, удовлетворился узнанным, и исчез с астрального пространства человека.

Тем временем знакомство завершилось, Ахмедов почему-то вопросительно посмотрел на квадратного, словно тот должен был что-то ему сообщить. Конечно, Сигизмунд кивнул, тихо прошептал:

- Не беспокойтесь, он – свой.

Но этого не понял Алексей, хотя интуитивно связал проникновение в свое «я» и жест артиста Драматического театра:

- Что значит – свой?

Тут академик приложил длинный и гибкий палец к губам, мол, лишних вопросов не задавать, ответим позже. А вместо этого произнес:

- У нас десять минут чтобы одеться и умыться, потом бежать в кантину, иначе лишимся завтрака.

- Так сейчас утро?

- Здесь нет понятия утра, дня и вечера, тут все определяется по режиму работ. Каждая смена работает по двенадцать часов, потом четыре часа сна, один час отдыха, три часа политинформации и идеологической учебы, по получасу на завтрак, обед и ужин. Раз в неделю дают два часа культурной жизни – это мы встречаемся с представителями прекрасного пола, выполняющих тут, сам понимаешь, интимные услуги. Хотя это позволительно только тем, кто набрал баллы. Но мы не ходим, так как наши физиологические потребности из-за мутации изменились... да и не каждая женщина захочет общаться с такими... уродами, как мы... Впрочем, они тоже подверглись мутации, не лучше выглядят. Ладно, нам нужно приводить себя в порядок...

Что подразумевало под этим журналист не совсем понял, так как люди были уже не теми, кого родили их матери, и что следовало приводить в себя? – ответа на это не было, а спросить было как-то неудобно.

Пока другие одевали тюремные робы на свои странные тела, Алексей решил умыться. Умывальник находился в небольшой нише. Он подошел к раковине и нажал на кнопку подачи воды. Из крана потекла тоненькая струйка, и тот час в нос ударил кислый запах урина. Журналист принюхался и произнес:

- Блин... мне кажется, что вода пахнет мочой...

- Так и есть, это там есть моча... – спокойно ответил специалист по квантовой физике Ли. У него был такой голос, словно заложило нос.

- Как так?

Тот пояснил:

- Дорогой мой, здесь нет морей и артезианской скважины – все-таки мы в космосе, вся жизненная система зациклена в одну сеть: отходы и жидкость перерабатываются в удобрения для оранжереи и в питьевую воду и подаются вновь нам. Конечно, фильтры давно сгнили, заменять никто не собирается, жидкость поэтому плохо очищается. Так что мы пьем и моемся тем, что сами же освобождаем из организма. По моим расчетам, урина здесь более тридцати процентов.

Алексей чуть не стошнило. Увидевший эту реакцию профессор Хокайдо захихикал, так мелко и нервно:

- Привыкайте, молодой человек, это вам не Земля и не курорты Луны. Вода здесь дефицит, и пока вы стоите, вода течет и у вас отсчитывают баллы за нерациональное потребление корабельных ресурсов. Здесь установлен датчик, который считывает информацию о вашей персоне через имплантированный под кожу микрочип, и сообщает все Зуфарову. А он формирует ваше досье.

Журналист отключил подачу воды и с омерзением сказал:

- Нет, я не могу так мыться...

- Привыкнешь, - хлопнул его по плечу Резников, смотря на него рыбьими глазами. – Мы тоже вначале нос воротили, а потом голод и нужда заставили игнорировать такие неудобства. Теперь для нас эта мочевидная жидкость – лучше всякого шампанского или пива!

- Ох, лучше мне об этом не говорите... А у администрации... этих надзирателей и обслуживающего персонала... тоже такая вода? Такие условия?

- Что ты, что ты! – замахал всеми странными конечностями квадратный человек. – У них самая отфильтрованная вода, причем их система никак не подсоединена к нашей. Там вода обрабатывается ионами серебра, всякими химикатами, разрушается все, что может повредить организму. К примеру, в нашей воде много гормонов... Люди принимают гормональные препараты, однако они выводятся из организма с жидкостью, не разрушаются и не фильтруются, и попадают обратно к человеку. Однако на некоторых это действует ужасно: изменяется обмен веществ, появляются раковые опухоли, начинаются изменения на генетическом уровне... мутация...

«Вот, блин», - подумал Алексей, еще раз решив для себя, что с этой тюрьмы нужно бежать. Пока он не знал, как, но был уверен, что здесь надолго не задержится. Понимая глупость своего вопроса, все же поинтересовался:

- А... мыло, шампунь и зубная паста полагается?

Хохот был ему красноречивым ответом. Воронович вздохнул и отошел от раковины. Другие быстро умылись, после чего все встали строем и вышли из камеры. Там уже двигались в разные направления другие заключенные, на Алексея никто внимания не обратил – новички быстро становились «старыми». Чеканя шаг, группа Ахмедова прошла сто метров и остановилась возле большой двери, на которой кто-то грубо намалевал синей краской «Жрательня для подонков». Горела красная лампа, явно сигнализирующая, что входить пока нельзя. У двери стояли, не шелохнувшись три надзирателя с оружием. На всех они смотрели с ненавистью и презрением.

- Когда зажжется зеленая, то это означает – мы можем входить, - сказал Ахмедов журналисту.

Едва он это произнес, как погасла красная лампа и загорелась зеленая, огромные двери разошлись, открывая проход, и в голову Алексея ударил запах столовой. Точнее того, что в уголовной среде называли «рыгаловкой». Действительно, это были не ароматы изысканной кухни, а что-то пережаренное, остро-кислое, сладковатое, плюс запах нечистот и все той же мочи. Словно в туалете функционировала кухня.

- Фу-у-у, - не выдержал Воронович, чувствуя, что его сейчас стошнит. – Пахнет общественной уборной.

- Это так и есть, - хихикнул профессор Хокайдо. – Мы поглощаем свое дерьмо...

Они строем вошли в помещение. Там уже кормилось не меньше сотни человек, хотя процесс больше напоминал процедуру вталкивания чего-то в челюсть. Гнетущая атмосфера обступила их сразу, словно они находились в морге или в крематории. Мрачно и тоскливо. Казалось, что здесь подавлялось все, даже мысли, и только энергетика страха и безнадежности распространялась по всему помещению. Впрочем, что говорить, ведь тюрьма – это не курорт, и здесь, вдали от Земли, все было ужаснее на четыре световых года. На стене оказалась вывешенна одна из «гениальных» реплик Гульнары Каримовой: «Ужин – то, без чего я сама не могу. Я практически не ем мяса, большей частью это рыба, курица. Обожаю салаты, сама их придумываю. Когда мы едим не дома, я обычно заказываю салат и десерт, много-много десертов. Друзья говорят: «Ты опять будешь есть свою ботву и сладкое?!» Зато завтрак у меня очень легкий: соевый коктейль с голубикой и овощи на пару, обед – фрагментарный, на бегу, и обязательно несколько стаканов сока». Звучало как издевательство, хотя так оно и было – администрация умела использовать политику для унижения заключенных. Между столами ходил Ешуа Коскинович и внимательно смотрел, кто и как ест. Увидев новую группу, он рукой указал на свободные места, и все прошли туда. Алексей успел заметить, как недобро сверкнули глаза Файзуллазаде, когда узрел журналиста среди заключенных.

В этот момент летающая тюрьма слегка вздрогнула. Алексей вопросительно посмотрел на Ахмедова.

- Это отчалил транспортный корабль. Скорее всего, тот, который доставил тебя сюда, - пояснил тот.

- Я прилетел на «Генерале Рустам Иноятов»...

- Следующий подойдет через три месяца... или раньше, если такая необходимость возникнет, - академик не знал, как близок он к истине. Действительно, через несколько дней должен был наведаться корабль, на борту которого находились люди, получившие разрешение от правительства Узбекистана на посещение летающей тюрьмы. Но пока об этом никто не подозревал.

Они сели за металлический стол. Каждый прикоснулся ладонью к сенсорному устройству. Сигнал был распознан автоматикой, обработан и в соответствии с объемом наработанных баллов корабельным компьютером было определено количество пищи. В ту же минуту из специальной ниши одна за другим выехали тарелки с едой.

У Алексея остановилась одна, и она была наполовину заполнена какой-то бурой жидкостью. Запах был отвратительный, даже трудно передать его словами. Какая-то страшная смесь биохимических индигриентов.

- Что это – дерьмо? – потянув носом, спросил Алексей.

- Почти... Это переработанная биологическая субстанция...

- Что это означает?

- А то, что через мясорубку прокрутили все, что было у поваров из склада – мясо, хлеб, овощи, фрукты, соль, сахар, жир, они только залили водой, точнее, мочевидной жидкостью, проварили и в виде каши дают нам жрать... Только не думай, что мясо или овощи для нас держат свежими. Кстати, Алексей, тебья сейчас кормят в кредит, ибо ты еще не заработал еду. Потом вычтут из твоих баллов.

Алексей без энтузиазма поковырялся ложкой. Ему есть это явно не хотелось.

- Я не могу это есть – меня тошнит, - признался он. Да, на транспортнике за полтора месяца полета их кормили отвратительно, однако не до такой степени же! Наверное, еду там делали из отбросов, а тут вообще... слов нет.

Тут к ним подошел Файзуллазаде, который видел реакцию журналиста на подданное блюдо. Он ткнул его какой-то палкой и скомандовал:

- А ну-ка встать, мерзавец! Как зовут?

- Ты меня знаешь, Ешуа... Недавно познакомил нас рядовой Гулямов, и ты перед ним на цыпочках стоял, как пудель! А был бы хвост собачий – махал бы от счастья: гав-гав. Не помнишь?

Сидевшие за столом заулыбались – хохма Алексея им понравилась. Ешуа аж задохнулся от ярости – его прилюдно унизил недавно прибывший зэк. Такое прощать не следовало. Однако и ударить обидчика бригадир боялся, понимая, что Алексей сильнее и, судя по характеру, способен и готов постоять за себя. С такими личностями было опасно спорить. В этот момент Бакинец пожалел, что им не позволено носить электрошокеров, иначе бы этот наглый журналюга быстро понял, как следует обращаться к доверенным личностям администрации.

- Только попробуй распустить руки – быстро их выверну из плеч, - предупредил Воронович, и бригадир понял, что с ним не шутят. – Эту же палку засуну тебе в одно место – думаю, ты понял, куда именно!

Естественно, подробности не понадобились. Заскрежетав от злости, Файзуллазаде отвернулся и пошел к другому ряду, делая вид, мол, ничего не произошло. Вслед ему сыпались смешки. Было видно, что это противостояние выиграл журналист, хотя все осознавали, что такие вещи здесь не прощаются. Администрация поддерживает своих шавок, хотя и презирает и не так уж высоко оценивает их жизни.

Тем временем заключенные продолжили завтрак. Не станем скрывать, этот процесс впервые был неприятен Алексею. Дело не только в том, что еда оказалась противной на вид и вкус, а также запах, но и то, как поедали свою порцию товарищи. Из-зо рта человека-рептилии выполз длинный язык, который одним махом слизал все с тарелки. У Ахмедова наружу вытянулся хоботок, всосавший пищу. Что делали остальные журналист смотреть не стал, он закрыл глаза. Нельзя сказать, что сам был голоден, однако есть ему точно не хотелось. Во всяком случае сейчас. Тут его за плечо тронул человек-рыба:

- Ты чего не ешь?

- Не хочу...

- Тогда позволишь мне взять твою порцию?

- Да-да, конечно, берите, - и Алексей отодвинул тарелку Резникову. Тот поблагодарил и стал всовывать в ротовое отверстие ложку с противной едой, при этом чавкая и тихо ухая от удовольствия. Естественно, этот жест доброй воли был замечен Ешуа, который сидел в стороне и не сводил глаз с группы Ахмедова. Мысленно он решал, как следует наказать строптивого заключенного, и этот случай можно было раскрутить для администрации как нежелание следовать порядкам тюрьмы.

В этот момент загорелся телеэкран, встроенный в угол столовой. Видимо, даже здесь вели пропаганду идей, что была основой национальной модели государственности. Шла «популярная» новостная передача «Ахборот», которую, скорее всего, рентраслировали с Узбекистана на Луну, Марс и дальний космос. Известный журналист Гулом-бачча Мирзаев – толстый и низкорослый тип с плоским как тыква головой (кстати, который также числился в Академии наук как остепененный политолог), прозванный коллегами «Ташкентским пресс-титутом», - с упоением читал текст, при этом на его блаженном лице сияло счастье и благодать:

«Вопрос воспитания здорового, гармонично и всесторонне развитого населения в нашей стране поднят на уровень государственной политики. Реализуемая по инициативе Президента Абдугани Каримова Государственно-межпланетная программа «Десятилетие гармонично возвышенного поколения» также служит этой благородной цели. Важное значение в воспитании крепких и патриотически ориентированных детей имеет их своевременное и правильное питание. Для решения этого вопроса Кабинетом Министров Демократической Республики Узбекистан принято постановление от двадцатого августа нынешнего года, в котором предусмотрены меры по улучшению условий кормления в образовательных учреждениях...» - отмечал Мирзаев, а тем временем на экране были видны изможденные дети, с жадность поглощавших суп из плоских тарелок и закусывающих черным уже почерствевшим хлебом. Рядом стоят упитанные и самодовольные учителя и директор школы, у которых проблема голода еще долго не наступит. За их спинами – лозунги «В здоровом теле – больше любви к Родине!», «Соберем сто тонн хлопка в хирман нашей страны!»

Гулом-бачча между тем продолжал политический бред, обращаясь к сидевшему рядом собеседнику в солидном костюме:

«Слово предоставляем главному врачу Ферганского областного отделения Министерства экологии, физического и духовного здоровья обер-лейтенанту Айбеку Хасанову» - тут на весь экран возникла толстая рожа в очках, с золотыми зубами, пухлыми губками. Потом изображение отъехало и стал виден приставший с кресла человек, который, приложив руку к сердцу и постоянно кланяясь голографическому портрету первого президента Узбекистана, стал отстреливать фразы:

«В нашей стране в рамках идеологии национальной независимости, разработанной Исламом Каримовым, и под руководством нынешнего Президента Абдугани Каримова уделяется огромное внимание воспитанию здорового, никому и ни в чем не уступающего подрастающего поколения. Важное значение в этом приобретает пропаганда здорового образа жизни среди молодежи, предотвращение заболеваний, в том числе и идеологического характера. Ибо большую роль в сохранении психологического, физического и нравственного здоровья детей играет правильное питание, отвлечение от продукции массовой западной культуры. В нашей демократической республике созданы все благоприятные условия для хорошего и рационального питания, всестороннего развития. В постановлении правительства определены конкретные задачи – разработка санитарно-эпидемиологических требований по организации безопасного питания учащихся общеобразовательных, средних специальных учреждений и студентов высших учебных заведений, продажа качественной, безопасной продовольственной продукции в буфетах и столовых для учащейся молодежи...»

- Я это слушать не могу, - признался Алексей. Но тут Ахмедов, продолжавший медленно глотать пищу, приложил палец к губам: тсссс, не говори лишнего. Журналист посмотрел по сторонам, однако «жучков» не увидел. И это не удивительно, ибо трудно найти сканеры видео и звука, вмонтированных в стены. И тут он вспомнил слова собеседника о мониторинге, сказанные им во время пробуждения.

- Что за мониторинг? Здесь ведутся исследования?

Академик усмехнулся:

- Так называемые исследования... Все отсеки просматриваются и прослушиваются корабельным филиалом Центра мониторинга за безопасностью и стабильностью при Министерстве по демократизации и свободе. Все, что будет признано антиправительственным и незаконным, ляжет в специальный файл, и потом будет учитываться администрацией при еженедельнеом отчете. На «Исламе Каримове» бальная система – каждый должен заработать за семь дней сто единиц. Все складывается от прилежности труда, чинопочитания и подчинения, доносительства на коллег и самопризнания в нехороших мыслях и желаниях, проявления любви к книгам династии наших правителей, усвоения пропагандистских материалов на уроках политинформации и т.д. Исполнение гимна – обязательный атрибут, и если Эльдар Зуфаров увидит, что кто-то халтурит или отлынивает, то составит экспертное заключение. Оно может означать аннулирование все предыдущенабранных баллов. А это означает строгое наказание, вплоть до экзекуции. Ты слышал о кнохенскопе?

- Да, мне Исаев показал видео...

- Да, ты уже был у него? Хотя это вполне естественно, директор всегда вызывает к себе заключенных со статусом «П»...

Тут Алексей поинтересовался:

- «П» - значит, политический?

Услышанный ответ его озадачил:

- Нет, «П» - значит, предатель родины, а это самая низшая и бесправная каста заключенных. Мы почти смертники, и поэтому рассматриваемся как «пушное мясо» для всех операций в летающей тюрьме. То есть могут отправить чинить реактор – а там такая радиация, что никакая защита не спасает, и человек умрет от лучевой болезни, или спустят на Нептун, чтобы заменить блок на агрегате, добывающем руду с твердой поверхности планеты, а там... ад покажется раем по сравнению с этим местом... Я был там несколько раз – и всегда чудом возвращался на корабль.

- М-да... А этот Зуфаров... он кто? И где этот Центр расположен?

Человек-капуста пожал плечами:

- Никто его никогда не видел, мы не знаем, что это за типчик. Известно, что по его мониторингу составляется судьба каждого заключенного. И не один человек попал на казнь из-за его наблюдения за всем, что творится на корабле...

- А может, его не существует?

- Существует, и его заключенные заочно приговорили к смерти. Так что если кто-то доберется до него, то обязательно оставит отметку на его теле от ножевых ран. Мечта многих, кто видел смерть сокамерников от его письменного мониторинга, отправить его подальше от Нептуна... в иные миры, откуда еще никто не возвращался. Знаешь, говорят, что здесь есть зоопарк - его открыл первый директор Мирзаев, да только никто никогда не видел животных, так что это может быть какой-то тюремной легендой, а вот Зуфаров – это реальность, друг мой! Хотя мы его ни разу не видели.

- Так ты будешь есть? – спросил журналиста Резников, тем временем доев и его порцию. Вопрос был не к месту, так как на тарелке ничего не осталось.

- Нет, пока не могу...

Ахмедов покачал головой, явно не одобряя это. Он-то знал, что организм долго не протянет воздержания от пищи. И все-таки понимал, что Воронович еще не готов глотать то, в чем есть человеческие ткани и органы.

Он склонился к журналисту и тихо заявил:

- Тебе нужно попасть к нам... в нашу группу. Хотя, думаю, тебя специально и поставили к нам, чтобы ты понял ад нашей работы и самой тюрьмы... И помни, во всех отсеках идет наблюдение за персонами с литером «П»!.. На простых уголовников внимания не обращают – они почти что коллеги надзирателям и следователям. Бригадиры – это криминальные личности, вставшие на службу вертухаям. Вот они – самые подлые и гадкие.

Объяснять это Алексею не требовалось, он уже сам смекнул, что к чему.


Глава 4. Разнарядка на работу



Тут зазвенел сигнал – завтрак закончился, и кто не успел, как говориться, тот опоздал. Ешуа Коскинович заорал, чтобы все поднимали свои зады и топали к общему сбору. Естественно, все встали, построились в ряд по три человека. Как только зажглась зеленая лампа, то заключенные, чеканя шаг, словно на плацу, вышли из столовой. За спиной ведущий телепередачи Гулямов продолжал терзать жителей, как им хорошо живется в независимом и демократическом Узбекистане, и люди – кто с радостью, а кто с еле заметной иронией – заявляли, что рады такому счастью – быть патриотом и гражданином такой замечательной страны и служить верно заветам «Человека, определившего эпоху».

Они вышли в длинный коридор. На стенах горели приборы и за щитами тихо гудели механизмы – корабль функционировал и пока с ним было все нормально, люди могли чувствовать его защиту. Хотя, смерть не обязательно поджидала по ту сторону обшивки. В коридоре уже стояли в шеренгу группы их смены – человек двести, причем практически все с измененными до неузнаваемости телами. Казалось, что собрали тут какую-то кунсткамеру человеческой патологии, и каждый был особый экспонатом. Все ждали, пока появится главный надзиратель. Между заключенными мелькал бригадир Файзуллазаде, который кричал на тех или иных лиц, которые, как ему казалось, не проявляют должного к нему почтения, стоят неровно, не придерживаются одной линии, спят, шевелятся...

- Чего мы ждем? – спросил Алексей своих товарищей.

- Должен прийти наш надзиратель, ответственный за зону «Ц», который дает наряд на работу, - пояснил Ахмедов. – Ты лучше смотри и вникай. Сам все поймешь... Только запомни: наша летающая тюрьма – «красная зона», здесь вся власть у администрации. Хотя в «черной зоне» тоже не сладко – ходить под пятой уголовников. Насколько я помню, таких уже нет ни на Земле, ни на Луне, и только одна тюрьма на весь Узбекистан – это «Ислам Каримов».

- А этот... наш бригадир... Ешуа... он кто? – Алексей указал на кавказца в красной робе, который кричал на кого-то за неровно выдержанный ряд.

- Это шавка администрации... Стукач, гиена и пожиратель падали. Хе, но ты ему сегодня здорово ответил в столовой. Такое он не забудет, и при случае отомстит. Например, разгерметизирует твой скафандр или подсыпет чего-либо тебе в бурду... Такое уже делал, гад! И за это еще ответит. Заключенные приговорили его уже... осталось только исполнить, да только нет удобного случая...

Тут Сигизмунд тихо шепнул: Вообще-то он – трансвестит, я говорю тебе точно», на что Алексей только улыбнулся. Лишь в последствии поймет, что за этой фразой скрывалось многое.

- А за что сидит? Он тоже со статусом «П»?

- Не-э... У него статья за зоофилию...

Алексею показалось, что он ослышался:

- Чего-чего?

- Ты что, не слышал эту историю? Тут все обо всех знают, такова система на «Исламе Каримове», - шёпотом говорил человек-капуста. – Этот гад приехал в командировку в Узбекистан из Северной Монархии Азербайджана, бизнесом занимался, что-то с поставками и сервисом тракторов, хотя, по-моему, там полная афера с финансами и материально-техническими ресурсами. Но дело не в этом, его застукали за тем моментом, что он, выехав в отдаленный сельский район, насиловал стадо коров, принадлежащих местному хокиму[35]. Ну, тот, естественно, оторвался по полной программе, ибо от секса с Ешуа сдохли две телки, дававшие хороший надой молока...

- Оп-ля! – присвистнул Воронович. Анекдот какой-то, даже не поверишь.

- Наша пресса-то промолчала, а вот в Азербайджане был шум, мол, позор для их нации. Может, и выдворили бы наши этого насильника на родину, но обиженный хоким воспротивился, да и Министерство по демократизации высказало свое мнение, что такие иностранцы портят имидж нашей великой страны, превращают ее в зону секс-туризма для людей с нетрадиционной половой ориентацией. В итоге ему влепили пятнадцать лет, и одну третью срока он уже отбыл.

- Но он что-то не похож на того, кто подвергся мутации, - заметил журналист.- Он что, на таблетках гормональных сидит? Или иммунитет к радиации?

- Конечно, ибо по прибытию на «Ислам Каримова» он подсуетился, угодил кому надо и его назначили нашим бригадиром. Кушает, естественно, отдельно, и еда более приемлемая, чем у нас. Здешняя администрация решила, что этот человек – не наш гражданин, не политический, уважает род Каримовых, читает книги всех наших президентов, сочиняет стихи, и секс с животным – это лишь отклонение от нормы, но не страшное, поэтому пошли навстречу. К тому же, он исправно исполняет свои подленькие функции. Он нас отправляет в цеха, но сам никогда не заходит, наблюдает только через иллюминаторы люков. Вот там мы, не скрою, чувствуем себя свободными...

- Свободными? Разве можно себя чувствовать таковым на этом объекте?.. Мне казалось, свободными называют тех, кого скинули к кольцам Нептуна!..

Тут академик приложил палец к губам, требуя от Алексея молчания. Это было не просто желание закрыть рот, а предостережение быть внимательным. Строй заключенных вытянулся в струнку. Нависла напряженная тишина. Дело в том, что появился тот самый бугай-«эсэсовец», который несколько часов назад загонял вновь прибывших из транспортника «Рустам Иноятов» в летающую тюрьму. Он шагал по коридору, внимательно всматриваясь в каждого, кто стоял в первом ряду. Лицо у капитана Ахмаджанова было злое, вытатуированный герб Министерства был искривлен из-за гримасы недовольства. Было видно, что этому человеку хочется разрядить всю отрицательную энергию на ком-либо, и он искал, к чему бы придраться. Недалеко от него стояло пять вооруженных надзирателя, абсолютно отрешенно глядевших на всех.

- Садист, - процедил сквозь зубы кто-то. Это услышал Алексей, и к несчастью для сказавшего, и вертухай. И он улыбнулся, так как повод был найден – теперь можно оттянуться на полную катушку. Его кулаки сжались, Ахмаджанов аж вздрогнул от удовольствия, предвкушая приятную сцену экзекуции.

- Это кто меня так назвал – выйти вперед! – скомандовал он, зыркая глазами на строй заключенных и доставая из-за пояса резиновую дубинку с электроштекерами.

Никто не ответил. Предавать своего заключенные не собирались. Видимо, именно этого и ожидал капитан, потому что с удовлетворением сказал:

- Лучше самому выйти, иначе я начну бить любого, кого вздумается. Из-за сказавшего такие преступные слова пострадает невинный. Хотя тут невинных изначально нет... В тюрьму просто так не попадают, особенно сюда. Практически, вы все приговорены к смерти...

И не дожидаясь ответа, он размахнулся и резиновой дубинкой въехал в живот стоявшего рядом старика, который никак не ожидал этого удара. Раздался какой-то глухой звук. Тот охнул и согнулся от боли. Ахмаджанов пнул его по голове, и кровь из разбитого носа брызнула по сторонам. Затем, включив электропроводку, стал избивать несчастного, испытывая садистское наслаждение. Тот извивался и от ударов дубины, и от разрядов в триста вольт. Нужно сказать, что старик был тоже мутированным, поскольку из головы росли какие-то наросты и щупальца, одна рука была длиннее другой в два раза, и кровь была у него какая-то желтая. Стоявшие как истуканы надзиратели проявили первые признаки чувств – они заулыбались, ибо сцена перед ними была занимательной.

- Не бейте меня, не бейте, пощадите! – хрипел тот, однако вертухай не слушал его и продолжал любимое занятие. – Ради Аллаха, детей моих – не трогайте меня!

- Вас, сволочей, только так воспитывать надо! – орал в ярости бугай-«эсэсовец». – Не захотели жить в Великом будущем, падлы, так живите в страшном прошлом. Может, в коммунизм вернуться желаешь, старикан? Сталина вспомнил? Брежнева и Суслова? Ты, наверное, еще тогда жил, да? Скажи, что читал о «перестройке» Горбачева! Мы больше ста лет как независимы и развиваемся в демократическом режиме, а все-таки есть еще недоноски, которые плюют на наши национальные ценности, на устои и традиции, завещанные самим Сохибкираном[36] и великим Исламом Каримовым! Ах вы, грязные проглоты продукции массовой культуры! Носители СПИДа и прочей заразной идеологической инфекции! Я из вас пороки выбью своей дубиной!!! Смотри-ка, подлец, в бога верит! Значит, наш Ислам Каримов тебе не по вкусу? Ты не веришь в его национальную модель и идеологию национальной независимости?! Ты Коран читаешь, да, а не самую главную книгу первого президента «Мировой финансово-экономический кризис и меры по его преодолению в условия Узбекистана»[37]!

Все с ненавистью и страхом смотрели, как происходило наказание, и лишь Ешуа Коскинович улыбался и хлопал в ладоши – он считался любителем таких сцен, будучи сам садистом, испытывал удовлетворение от страданий других. Тут один из заключенных, не выдержав этого, вышел из строя и сказал:

- Не трогайте его – это я виноват.

Вертухай остановился и злобным взглядом окинул виновника. Это был абсолютно лысый и худющий человек с длинными, аж до пола руками, на спине росли шипы, а нос, как у орла, - видно сразу, что тоже мутированный.

- В чем ты виноват, жалаб? Раскалывайся...

- Это я сказал, что вы – садист! И это – правда!

Ахмаджанов улыбнулся. Он пнул со всей силы старика, что у того аж изо рта кровь пошла, после чего подошел к смельчаку и внимательно посмотрел ему в глаза.

- Да-а-а, оказывается тут герои есть, - медленно и тяжело произнес он, переводя регулятор дубинки на полную мощь. – Что же, посмотрим, как сейчас запоешь, гнида!

И он сунул дубинку прямо в глаз заключенному. Напряжение в две тысячи вольт мгновенно прожарило мозг, затем легкие и сердце. Человек был убит, однако несколько секунд еще стоял, и лишь после медленно повалился на пол. До Алексея дошел тошнотворный запах перегоревшего мяса. Охранники загоготали, финал им жутко понравился.

- Браво, браво! – похлопал в ладоши Файзуллазаде, поддерживая радость надзирателей. – Вы настоящий профессионал своего дела, уважаемый капитан демократии Надир-ака Ахмаджанов! Мы все, стоящие тут, уважаем вас за патриотизм, любовь к родине и высокие качества офицера правопорядка и законности! Такие как вы ведут страну к великому будущему! Гип-гип-ура капитану!

Никто не поддержал этот призыв. Что на самом деле думали заключенные было написано на их лицах, да только ни сам Бакинец, ни охранник не всматривались в них. Ахмаджанов провел рукой по взмокшему лбу и, показывая на лежавших на полу старика и убитого мутанта, приказал:

- Обоих – в реанимацию!

Ешуа указал на четверых стоявших в ряду:

- Слышали, что сказал господин офицер? Быстро этих двоих отправить к месту назначения! Даю вам двадцать минут! – потом живо обратно, от работы никто вас не освобождает!

Те понуро подошли, подняли тела и понесли куда-то, сопровождаемые одним из надзирателей, который ради смеха тыкал то одного, то другого электрошокером, типа, стимулируя их быстрый шаг. Все молча смотрели им вслед. Безнадежность и страх висели в воздухе, казалось, они сдавливают всех своими обручами, не давая ни вздохнуть, ни прийти в себя. Алексей, который многое ожидал на летающей тюрьме, все еще никак не мог привыкнуть к царящему здесь ужасу, он тихо и с гневом произнес:

- Никакая реанимация не поможет этому бедолаге. Он же убил его!.. этот гад...

Стоявший рядом Ахмедов прошептал:

- Ты думаешь, этот вертухай намерен их отправить в медицинский отсек? Не такой он уж человеколюбивый, брат мой...

- Так он сказал: в реанимацию! Разве это не в госпитале?

- Реанимация – это не отделение интенсивной терапии. На языке охранников, это скотобойня, - пояснил с другой стороны стоявший «радиатор» Серсенбай. – Их отправят туда, где сдерут с тел мясо, жилы, потроха и переработают в нам в пищу... Ничего зря тут не пропадает, ведь на борту сто тысяч заключенных, и их нужно кормить, а ресурсы ограничены. Администрация использует любую биологическую субстанцию нам на пропитание... Сама она, естественно, это не потребляет.

- О боже! Тут каннибализм? – ошарашенно спросил Воронович.

Ответом был кивок заключенных.

- Привыкай... Мясо – это протеины, а без них ты тут долго не протянешь. И никуда не денешься, как говорят: голод – не тетка, сожрешь все, что подадут.

В этот момент Ахмаджанов подправил униформу, засунул за ремень дубинку и вновь окинул взглядом шеренги:

- Итак, уважаемые господа... недобитые оппозиционеры, ученые, священнослужители, журналюги и энэношники[38]! Каждый день я буду расправляться с каждым, кто проявит недовольство гуманной и демократической политикой нашего президента Абдугани Каримова и его здравствующей бабушки Гульнары Каримовой. Я на то и поставлен, чтобы сделать из вас патриотов, настоящих ценителей узбекской модели демократии, самой верной и действенной. Если вы усвоите мои уроки, то скоро получите свободу и сможете жить в нашей благодатной родине!

Алексей усмехнулся, но постарался внешне это никак не проявить. Урок Ахмаджанова он действительно усвоил – такое трудно забыть. Просто так убить человека, избивать старика – на это способны полные отморозки. «А разве на «Исламе Каримове» могут быть другие?» - сам себя спросил Алексей. Он посмотрел на коридор. Горели плафоны, освещая изможденные и изуродованные как мутацией, так и повседневными избиениями тела заключенных. Некоторые еле стояли, и журналист чувствовал, что этим недолго осталось жить и, возможно, кого-то уже в ближайшие часы отправят на разделку в «реанимацию». На нескольких телеэкранах шла бесконечная реклама книг первого президента и его потомков – тупая и оболванивающая пропаганда, от которой не было спасу нигде.

Тем временем капитан, отмеривая шаги перед строем, продолжал:

- Значит так, недоноски и ублюдки! Вчера вы поработали паршиво, план не выполнен, и это плохо для вас самих. Мы должны были отправить на «Рустаме Иноятове» десять тонн «гулия», но не добрали нужного веса. Из-за этого транспортник остается еще на один день. Мы несем убытки из-за вашей лени и нерадивости, дерьмо вы собачье! Директор Исаев в гневе, и хотел было всех вас отправить на ядро Нептуна, да только я, добренький, вас пожалел и отговорил... Просил еще один шанс для вас, подонков!.. Я бы вас всех причислил к «Свободному Узбекистану» - и расстрелял! По закону военного времени! Мы здесь, у границ Нептуна, как на войне, и вы – военнопленные, шпионы и предатели! Чтобы выжить, вы обязаны много работать!

- Вот врет, сволочь недобитая, - прошептал кто-то. – Вчера мы перевыполнили план на десять процентов, шесть человек сдохло от перенапряжения, а этот еще издевается над нами. Каждый день я это слышу. Вчера я сам еле дополз до кровати...

- Сколько бы мы не работали и не перевыполняли план, все равно нас будут унижать и убивать, не забывай этого, дружок, - ответил ему кто-то стоявший рядом. Алексей, безусловно, все это слышал. – Мы же для них пушное мясо и бесплатная рабочая сила, у которой нет цены...

Ажмаджанов, продолжая гневно дергать густыми бровями, сказал:

- Сегодня даю вам установку: группе Масимова – спуститься на Нептун к Острову Гульнары и привести в действие агрегат номер шесть...

- Ох, - послышался чей-то невольный вскрик, и капитан улыбнулся аж до ушей. Все понимали, что вернуться обратно шансы невелики – не более десяти процентов. Нептун – одна из самых чудовищных и негостеприимных планет. Тамошнего давления достаточно, чтобы даже крепкий металл гнулся, а механизмы выходили из строя, и поэтому требовалось постоянно их ремонтировать или заменять части. Для этого туда всегда спускали только заключенных. Сама охрана никогда не рисковала своей жизнью. Лишь обслуживающий персонал из свободных граждан наблюдал за процессом ремонта через телевизоры и давал необходимые команды и указания, что следует сделать.

Понятное дело, что фразу вертухая группа восприняла без особого энтузиазма.

- Гы-гы-гы, сыночки, а что вы думали? Отправлю в столовую – картошку чистить и тесто месить? Не заслужили вы этого, мразь вы такая! Вам только самая грязная и опасная работа предусмотрена. Так что напрягитесь. Кто останется в живых, так и быть, может два часа лишних поспать и дам полпорции жратвы на ужин дополнительно, гы-гы-гы... Не сделаете – пеняйте на себя, сам лично расстреляю. Далее: группе Ахмедова – очистить хранилища от шлаков... Их скопилось там за три дня... Так что, академики и профессора, тоже сосредоточьтесь на плане, это ваша обязанность и долг...

- Блин, это же почти пять тысяч тонн рудной массы, - обалдел один из заключенных. – Там температура почти полторы тысячи градусов... Не успеем за смену.

Хорошо, что вертухай этого не услышал, иначе бы электрошоке прожег бы очередному заключенному мозг в назидание тем, кто не понимает слова «обязан» и, тем более, «долг».

- Если вы не уложитесь в смену, то обещаю вас встретить лично... и каждому вытатуировать на спине кабалистические знаки или Всемирную энциклопедию чудес[39]... Ясно?

- Ясно, господин капитан демократии, - невпопад ответили заключенные. Это вызвало вспышку недовольства у офицера. Он кулаком въехал в нос человеку-баобабу, и Бронислав Хокайдо отлетел в сторону. Затылком он ударился об пол, и зелено-красная кровь вытекла на железный пол. Кряхтя, заключенный приподнялся и вновь встал в строй. Все понимали: останься он лежать на полу, то Ахмаджанов сразу бы отправил его на разделку, решив, что тот притворяется или не хочет работать. «Фашизм есть фашизм, как бы его не называли – «национальная модель развития» или «идеология национальной независимости», - подумал Алексей.

- Вы что, подонки, не можете нормально выговорить мое имя? Не уважаете, значит? Тогда придется дать вам уроки вежливости! Так еще раз спрашиваю: ясно?!

- Так-точно-господин-капитан-демократии! – отчеканили заключенные на одном дыхании. Все боялись вспышки гнева этого вертухая.

- То-то, - буркнул Ахмаджанов. – Итак, техническое задание у руководителей групп. Отчет о работе примет, как всегда, Ешуа Коскинович.

- Есть некоторые, которые меня также не уважают, - злым голосом произнес подскочивший Бакинец. – Игнорируют...

- С такими я чуть позже поговорю... составь мне список этих негодяев, я их научу, как следует вести перед теми, кого мы назначили бригадирами, - ответил капитан и пошел в сторону выхода, наверное, заниматься вторым любимым занятием после пыток и издевательств - чревоугодием. Все внимали звуки его шагов, и как только Ахмеджанов скрылся за люком, как еле заметный вздох облегчения прошелся по коридору. Охранники, оставшиеся в коридоре, презрительно фыркнули, а Файзуллазаде, хлопая в ладоши, подстегивая всех к движению, закричал:

- На лево! Все строем марш! Быстрее, быстрее! Schnell[40]! Die Arbeit macht Frei[41]! – всем была известна эта фраза, поэтому многие с ненавистью взглянули на Ешуа Коскиновича. Особенно негодовал Хокайдо, размазывавший кровь по лицу. У него ныла голова от прямого удара кулака бравого капитана.

И под наблюдением оставшихся вертухаев, которые не спускали глаз с шеренги, заключенные потопали на другой уровень корабля. Начинался рабочий день. Кто-то его должен был завершить, а кто-то мог остаться мертвым в цехах от непосильного труда. Алексей шел вслед за Ахмедовым, рядом передвигались человек-рептилия и квадратный человек. Все молчали. Говорить не хотелось никому.

В течение пятнадцати минут они спускались на нижние ярусы, где располагались цеха и мастерские. Уже здесь чувствовалось повышение температуры, тухлый запах, слышался грохот и лязг работающих агрегатов. Нужно заметить, в этой части тюрьмы заключенные работали в каких-то костюмах, плотно облегавших тело. «Наверное, и мне полагается такой», - подумал Алексей, пытаясь сквозь маски разглядеть лица людей. Но это было бесполезно. В одном углу, прямо у ящика с деталями лежали четыре мертвеца. «Перетрудились», - коротко пояснил Ахмедов журналисту, впрочем, тот и так все понял. Забрать усопших никто не собирался, просто их сложили здесь, чтобы не мешали работать, а потом, возможно, бригада должна была захватить с собой и перенести в «реанимацию». Кому-то подадут их на стол в виде теплой протеиновой пасты.

- Какой ужас, - тихо проговорил Воронович. Было ясно, что охранники сделают лишь отметку о смерти в файле компьютера, отправят краткую информацию в Министерство по демократизации – и все! Ни родные, ни близкие, никто не узнает о судьбе этих людей, они будут считать, что заключенные до сих пор работают на Нептуне, и надеяться на их возвращение. Увы, на этом свете им свидется не удастся.

Охраны в этих цехах было меньше, однако за всем следили бригадиры – их красные униформы мелькали везде. Ешуа весело здоровался с коллегами и сообщал, что сегодня капитан Ахмаджанов отправил на обед еще два трупа. Это вызывало смех, и просьбы рассказать подробности. Бригадиры не входили в список надзирателей, следователей и представителей прочей административной структуры, однако были ничем не лучше их, а порой и хуже тех. Ибо они следили изнутри и создавали дополнительные невыносимые условия для заключенных. Информацией садистского характера они делились друг с другом с удовольствием.

- Расскажи, расскажи! – кричал, протирая ладошки от предвкушения услышать интересный рассказ, один седоватый и худой как жердь старик, у которого на шевроне было написано «Бахадур Мусаев, бригадир «Г». – Как наш дорогой Ахмаджанов уделал этих ублюдков?

- Да он одному глаз поджарил электрошокером, - пояснил Файзуллазаде, и это вызвало хохот у бригадиров. Мусаев аж катался на полу, хватаясь за живот и дрыгая ногами.

- Ха-ха-ха! Ну, это здорово! – говорил он, переводя дыхание. На его глазах аж слезы сверкали. – Я представляю эту картину – поджарить глаз! Весело! Прикольно! Надо было еще в пах ткнуть дубинкой – точно была бы там жаренная яичница!

- Хо-хо-хо!.. Ха-ха-ха!.. Хи-хи-хи! – слышалось со всех сторон. Не удивительно, что в такую команду набирали людей с невысоким интеллектом и извращенными желаниями, хотя... среди них встречались любопытные типчики. В этом журналист убедился через пару секунд.

Ахмедов с ненавистью взглянул на этих подонков и что-то пробормотал. Тут Алексей тронул его за локоть:

- Эркин-ака, а что такое «Г»?

- Это означает «голубые»... ну, гомосексуалисты, те, кто осужден по триста сорок второй статей – мужеловство... Этот Мусаев – был когда-то ученым, я его знаю... но подленький тип, предал всех, с кем дружил. Думаю, он был просто провокатором. Но потом сам что-то натворил, и его отправили сюда...

- Так что... этот Бахадур тоже любитель однополой любви?

- Не обязательно... Просто его назначили на освободившееся место бригадира. Раньше там главой работал Ашраф Ахмедов, экс-профессор истории, поклонник темуридов и каримовых, но с ним произошел несчастный случай и... труп отправили на мясозаготовку.

- А что за несчастный случай? – полюбопытствовал Воронович, чувствуя, что здесь было нечто особое.

Академик хитро прищурился:

- Сам понимаешь, с такими гадами только несчастные случаи и происходят. На Ашрафа упало три тонны руды... всмятку тело...

- Так он сам встал под груз?

- Скажем так... Ему помогли встать под него... Иначе он заложил бы некоторых...

Больше Алексею пояснять ничего не надо было. Да, с шакалами заключенные поступали также жестоко, как и те с ними. Это был страшный мир, мир злобы, ужаса, несчастий, отчаяния. Хотя и в обычной жизни – в Узбекистане, ситуация оказывалась почти такой же, только более завуалированной, не такой контрастной. Все напоминало далекие сталинские времена, когда репрессии касались практически всех, и никто не был уверен в своей безопасности и благополучии, в любой момент за ним могли прийти и увести в места не столь отдаленные.

- А вы чего встали? – заорал вдруг Ешуа Коскинович на свою бригаду. – Забыли, что нужно делать? Рабочее время давно началось. Я вас заставлю работать в наказание еще полчаса!

- Правильно, брателло, нужно этих ишаков припахивать по полной программе! – поддержал его Бахадур, хмурясь и окидывая взглядом на заключенных. – Мои подонки сейчас пашут так, что уже за это утро есть четыре трупа, и попробуй полениться кому-либо – оставлю работать еще на пару часов! Кстати, ты нашел свои швейцарские часы?

- Нет, кто-то стырил у меня их, - злым голосом ответил Ешуа. – Какая-то тварь уволокла подарок от... дорогого мне человека. Но если я узнаю, кто это сделал – не сдобровать ему! Лично четвертую.

Человек-рыба при этом странно передернулся, словно его шарахнуло небольшим напряжением электричества. Но на это обратил внимание только Алексей, уловив связь пропажи и реакции Резникова. Тем временем заключенные потопали в отдельную кабину, куда бригадиры не заходили. Помещение оказалось наподобии реврольверного барабана, только в ячейках были какие-то коконы.

- Нам нужно переодеться, - пояснил журналисту Эркин-ака, подводя к одному из коконов. Открыв, Воронович обнаружил внутри не костюм, что был у рабочих, которых встретил на пути, а настоящий тяжелый скафандр со свинцовой оболочкой. Весил он не менее трехсот килограммов. Огромный шлем, кислородные баллоны, встроенные инструменты, а также ракетные двигатели – это для работы вне тюрьмы.

- Ох, это же рыцарские доспехи! – изумленно произнес Алексей, разглядывая это одеяние. – Как же в них работать?

- Эти доспехи – единственная защита от излучения руды, - пояснил академик. – Конечно, на многое не рассчитывай, даже этот скафандр не спасает от радиации. Поэтому мы все мутируем. Нарушается обмен веществ, гены человека... можно сказать так... модифицируются, появляются новые органы, без которых сложно жить в космосе, другие наши части становятся рудиментами. Многие из нас уже бесплодные, но если кто-то и способен к деторождению, то у него, естественно, появляются не люди... почти что инопланетяне...

- И я мутирую?

Вопрос был бессмысленным, так как Алексей был все-таки не киборгом – обычным человеком и, безусловно, тоже был подвержен внешнему фону. Однако Ахмедов хитро прищурился:

- Ну... все зависит от времени... Может, ты избежишь этой участи...

- Как я могу избежать?

- Потом скажу... А сейчас залезай в скафандр и быстро опробуй его. Никто не даст тебе времени на его «обкатку», должен приспособиться по ходу пользования. Если будешь долго возиться, то этот проклятый Зуфаров добавит на тебя лишнюю сводку. А если не он, то Ешуа точно – он и поставлен над нами для слежки. Хотя внутрь цеха он и не ходит – боится радиации и мутации. А если честно, то все на «Исламе Каримове» в той или иной мере получают свою дозу. В отличие от нас эти бригадиры и все сотрудники администрации проходят лечение в госпитале, для них созданы иные, более благоприятные условия жизни. У того же Файзуллазаде отдельная комната над нашей камерой.

Скафандр, доставшийся журналисту, был далеко не новым. Сразу видно, что проработал он не одно десятилетие, может, с самого момента строительства тюрьмы. В некоторых местах покрылся ржавчиной, по корпусу проходило множество глубоких царапин. Приглядевшись, Алексей обнаружил несколько залатанных дыр – результат попадания микрометеоритов. Обычно, после таких ударов человек погибает в считанные секунды – выходит воздух наружу, а внутрь, наоборот, проходит космический холод. «Наверное, моим некоторым предшественникам не очень повезло», - подумал Воронович, представив, как достают мертвеца, отправляют в мясорубку, а дырку заделывают, и скафандр передают очередному заключенному – никто не выкидывает то, что можно эксплуатировать еще дальше. Что касается безопасности самого человека, то это мало интересует администрацию. Одной жизнью меньше – и что тут особенного? У Нептуна никто не плачет по погибшим.

Оглядевшись, Алексей увидел, как все влазили в скафандр: оказалось, на его спине есть дверца, через который можно войти внутрь. Он так и сделал. «Ого, как просторно», - удивился он. Его тело обхватили эластичные прокладки, которые смягчали удары и поддерживали температуру. Как только приборы почувствовали человеческое тепло, так сразу включилась внутренняя автоматика. Узкий дисплей внутри шлема выдал информацию: заряженность батарей, наличие гидразина в ранце – топлива для минидвигателей, кислорода, влажность и многое еще чего, в чем Алексей разбирался неплохо, ибо на себе пример немало индивидуальных средств защиты во время службы в армии. Впрочем, одного взгляда по базе данных было достаточно, чтобы осознать архаичность системы, ныне подобные скафандры можно было отыскать только в музеях космонавтики.

Правда, это Вороновичу было легко примерить скафандр, поскольку его конструировали все-таки для нормального человека. А как быть с мутантами? Через шлем журналист видел, с каким трудом протискивались в «доспехи» его товарищи по группе. Особенно тяжело было квадратному человеку и человеку-рептилии. Не трудно представить, насколько сложно им было затем работать в таком одеянии, ведь никто потом не переделывая скафандры под требования и физическое строение каждого человека... точнее, уже получеловека.

Когда все были облачены, Ахмедов махнул рукой и сказал:

- Двигаемся к цеху.

Алексей попробовал сделать шаг, и понял, что это не просто. Да, в скафандрах были шарниры, гидравлика и гибкие соединения, позволяющие человеку совершать движения и маневры, однако требовались усилия с его стороны. Ибо механизмы внутри давно выработали свой ресурс и функционировали на честном слове; к тому же сам скафандр был изношен. Журналист понял, что ему будет нелегко в первое время.

Несмотря на трудности, он все же не отставал и вскоре предстал перед большими воротами, такими же, как были в столовой. Только на этот раз за свинцовой обивкой был цех, внутри которого находилась уже переработанная руда. Внутри шлема замигали огоньки, сигнализируя о повышении температуры и радиации – даже защита не могла остановить излучение.

Ахмедов похлопал журналиста по плечу: бум-бум-бум! Тот повернулся к нему. Через наушники послышалось:

- Не дрейфь, парень, ничего страшного. Просто тяжелый физический труд.

- Это точно, - поддержал старшего человек-рептилия. – Вопрос привычки. Вначале тяжело, а потом входишь в ритм. Главное – не сбиться, иначе можно коньки откинуть!

Группа стояла у ворот и ждала, когда они откроются. Пока горела красная лампа. «Ох, тут будет не просто», - думал Алексей, с тоской вспоминания журналистские пирушки у друга Саида, который всегда был рад коллегам и у которого в холодильнике всегда можно было найти бутылочку пива. Лишь у него все чувствовали себя свободным, ибо в ресторанах и кафе стояли подслушивающие устройства, записывающие и передающие в Министерство по демократизации пьяные разговоры. Естественно, алкоголь расслаблял, снимал предохранители в головах, и многие в душевных беседах с коллегами выкладывали все то, что в реалии думали о режиме и главе государства. После этого офицерам оставалось только арестовать человека, а судье влепить срок на Нептун.

Алексею хотелось побыть с верными друзьями, поболтать, не опасаясь, что среди них есть «стукачки»[42]; у него ныло сердце по прежней жизни. Вспоминал он также предупреждения покойной матери: «Алексей, не болтай много, не пиши, ведь ты знаешь, в какой стране мы живем. Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. А за слово будешь отвечать головой». Мама как в воду глядела, предсказала такой исход. Пришел черед ареста и за Вороновичем. Офицеры и посбоны[43] ввалились к нему в квартиру, подняли пинками и заявили, что своими статьями он призывал к свержению строя и создавал панику среди населения, культивировал чуждые идеи, идущие в разрез с национальной моделью развития Ислама Каримова.

Плоскомордый и тощий посбон Бахадир Хусанов, бывший сосед по лестничной площадке, кричал в лицо Алексею, брызгая слюнями как верблюд:

- Доигрался, ахмок[44]! Я тебя предупреждал, а ты не послушался! Теперь тебе светит Нептун! За связь с подпольем и революционерами! Сейчас мы доставим тебя на допрос к старшему инквизитору Фуркату Толипову, а он тебе кишки наружу выпустит! – Бахадир мечтал получить часть имущества журналиста, ибо функционировал в стране закон, гласивший, что от десяти до ста процентов конфискованной личной собственности полагается тому, кто обнаружит или поможет раскрыть преступление. А в этом деле – подставить соседа – посбоновцы были самыми ярыми сторонниками и последователями. Нажиться на другом – обычная практика карателей.

Воронович с тоской смотрел, как потрошили его квартиру сотрудники Министерства, как рвали на куски книги, доставшиеся ему от прадеда, и как возмущались посбоновцы, обнаружив в библиотеке издания таких авторов, как Александр Пушкин, Пабло Неруда, Николай Носов, Садриддин Айни, Шекспир, Джон Байрон, Марк Твен, поскольку они были запрещены для чтения. Как когда-то заявила Гульнара Каримова, эта литература является подрывной и вносит смуту в сознание узбекских граждан, мол, это продукция массовой культуры. Министерством по демократизации и свободе был составлен огромный список изданий, запрещенных к чтению, и те, кто их хранил, имел шанс оказаться за решеткой. Народ обязан был читать только книги семьи Каримовых и тех подпевал, что описывали в радужных тонах жизнь в Узбекистане. Инакомыслие не допускалось.

Из раздумий Алексея вывел гудок и сигнал зеленой лампы. Ворота разошлись, и даже скозь скафандр все почувствовали жар, хлынувший в отсек. Стрелка термометра мгновенно подскочила к восьмистам градусов Цельсия. Это было пекло. Перед глазами журналиста запрыгали рыжие шарики плазмы, и ему пришлось зажмуриться.

- Включи светофильтры, - донесся до него совет рядом стоявшего Сигизмунда, - тогда не так больно будет глазам.

Послушавшись, Алексей так и сделал: и вправду, голубые фильтры сняли боль в глазах. Подталкиваемый товарищами, он прошел внутрь цеха и огляделся.

Они находились в огромном помещении высотой в сорок метров и длиной не менее ста двадцати. Здесь уже не было атмосферы, поскольку в ней никто не нуждался. Шлюзы были открыты, чтобы космических холод охлаждал ту температуру, царившей здесь от излучения «гулия». Транспортная лента выносила из другого цеха куски переработанной породы, из которой поднимались испарения и которые светились. Все это сваливалось на пол, и горы в тысячи тонн загромождали пространство, превращаясь в какое-то грандиозную конструкцию безумного архитектора. Поскольку руда была горячей, то тотчас вплавлялась в другие куски. Как табло, так и внутренние датчики в скафандрах информировали людей о значительном уровне радиации и тепла.

- Нам придется отламывать эту породу и транспортировать на шаттлы, - сказал Ахмедов, махнув рукой на все это. – Эти корабли затем спускаются на низкие орбиты и сбрасывают на поверхность Нептуна. После чего совершают посадку за очередной порцией на планету, там автоматы загружают грузовые отсеки, и корабли возвращаются на «Ислам Каримов». Другая группа разгружает добытую руду в цех, где сложные механизмы ее перерабатывают, отделяют «гулий». И мы получаем уже отходы производства.

- А почему нельзя сразу скидывать все это в космос? Зачем столько мороки? – недоумевал Алексей.

На что академик ответил:

- А так раньше и было. Однако сам представь, какая масса выкидывается в космос – это тысячи и тысячи тонн. Поскольку она имеет такое же ускорение, как и наша тюрьма, то вращается вместе с нами, представляя огромную опасность. Двадцать лет назад произошло столкновение с отработанной рудой и одна четвертая часть корабля была разрушена. Ее не удалось восстановить, и поэтому просто отрезали и скинули на планету. С тех пор всю руду перевозят обратно.

- А можно же мелкими частями выкидывать...

- Можно, но это тоже не решение проблемы – мелкие камни способны продырявить обшивку, так зачем эта потенциальная угроза? Итак тут полным полно астероидов и метеоритов, и от них у нас часто проблемы. Кстати, за три дня до твоего прибытия небольшой метеорит прошил зону «Л», и там погибло сорок человек. Не успели выбраться из камеры, поскольку бригадир не торопился туда на помощь и не открыл двери. Бедняги, умирали они в страшных муках... без кислорода... Всех потом отправили в «реанимацию». В тот же день мы их съели... Кроме того, от выстрела сама тюрьма получает кинетическую энергию и смещается с орбиты, приходилось постоянно корректировать, тратя горючее, поэтому от данного метода отказались.

Однако Алексей продолжал недоумевать:

- Хорошо, это я понимаю... И все же: ведь все работы можно же автоматизировать, не использовать нас, людей. Это же титанический труд!

- Я бы сказал – мартышкин труд! До разрушения так оно и было – большую часть выполняли механизмы. Но Гульнара Каримова не решила тратить деньги на восстановление утраченных функций корабля. На подобных вещах она страшно «экономила». Проще использовать заключенных, которых полным полно на Земле и Луне. К тому же для чего нас сюда направили? Чтобы эксплуатировать и заодно перевоспитывать. Если все будут делать роботы и механизмы, то зачем нужны заключенные? Каков смысл направлять нас сюда, как не для подавления наших желаний быть свободным и бороться за свои права? Тяжкий труд отупляет и превращает в безропотных созданий. Разве не так? Помнишь, как во Вторую Мировую войну фашисты поступали с военнопленными, евреями и гражданскими? Их направляли в концентрационные лагеря, где эксплуатировали до смерти. Никому из нацистов не пришло в голову облегчить труд заключенных через механизацию, хотя к тому времени машины и техника были на достаточно высоком уровне. Тоже самое делали и сталинисты, отправляя классовых врагов на лесоповал в Сибирь, – только топоры и пилы служили орудием их труда. Естественно, доля несчастных случаев на производстве оказывалась тоже не низкой. Да только кого это волновало, кроме самих пострадавших...

Вороновичу пришлось только вздохнуть.

- И есть еще одна причина: от переработанной руды исходит слишком сильное электромагнитное и радиационное излучение, автоматику просто клинет, заменять блоки не успевают, - подал голос Резников, рыбьими глазами уставившись на журналиста. – Теперь понимаешь, почему тут, в цеху, нет электронных шпионов, и мы чувствуем себя свободными? Здесь мы можем поговорить обо всем, что думаем.

- А толку от этого, если вы все мутируете, - сердито ответил Алексей, не согласный с тем, что такая свобода есть самое лучшее на корабле. Хотя в тюрьме, к тому же космической, какая может быть свобода? Никуда не убежишь – Земля в миллиардах километрах; на ближайших планетах тоже нет жизни, ну, к Альфе Центавра лететь бессмысленно. А на «Исламе Каримове» везде соглядатаи – как электронные, так и живые в виде Центра мониторинга, бригадиров и осведомителей среди заключенных. Они тут как в консервной банке.

- Об этом поговорим чуть позже, - сказал Ахмедов, оглядевшись. Кроме них в цеху было еще человек пятьдесят, которые отбойными молотками скалывали отработанную породу на мелкие куски. Мелкие куски – это руда весом в две-три сотни килограммов. Затем их несколько заключенных поднимали на тележку и еще двое толкали к грузовому кораблю. Там же находилось еще около десятка, которые разгружали. Сквозь наушники доносилось их дыхание. Было понятно, что работенка не из легких.

- Так, Алексей, бери с Резниковым эту тележку, подвези ее сюда, а мы начнем скидывать породу, - сказал академик и полез наверх, неся на плече отбойных молоток, больше похожий на огромную противокорабельную ракету. За ним последовало пятеро остальных. Там они пристроились на «вершине» и стали пробивать породу своими инструментами. Куски, влекомые гравитацией, стали скатываться вниз.

Тележка – это огромная металлическая емкость на восьми колесах, весит тоже не менее тонны. Алексей запрягся как лошадь и вместе с человеком-рыбой стали толкать ее поближе к кускам руды. Уже в первые секунды он понял, что значит масса. Было не просто сдвинуть тележку, потом разогнать, но и также притормозить, на это требовались значительные усилия со стороны человека. Почему-то пришла мысль, что можно было убрать здесь влияние гравитации и тогда было бы значительно легче управляться с отработанными породами. «Ерунда, кто здесь старается создать благоприятные условия для работы? Можно подумать, что директор Исаев или надзиратель Ахмаджанов мечтают осчастливить нас» - отмахнулся от этого сам же Воронович. Было итак ясно, что чем больше сложностей и опасностей создается для заключенных, тем больше довольна администрация тюрьмы. Садизм и геноцид считались базисом для внутренней политики, а также кнутом для усмирения недовольных.

- Раз-два-взяли! – произнес Геннадий, и Алексей напрягся, чтобы сдвинуть с места тележку, уже загруженную другими огромными кусками. От них исходил жар и искры, и только светофильтры защищали глаза от слепоты. Хотя все равно смотреть на свечение было иногда больно. В этот момент люди просто отворачивались, и продолжали толкать свой груз. Все действовали как автоматы, без эмоций и каких-либо мыслей. Труд не требовал какого-то интеллекта, да и сложно было о чем-то раздумывать в таких условиях.

С трудом пройдя сотню метров, Алексей остановился, чтобы отдышаться. Пот лился со лба, заливая глаза, страшно чесалось за ушами, и невозможно было прикоснуться к этим местам, ибо скафандр или гермошлем снимать нельзя. Рекуператор подавал сухой воздух, и от него также першило в горле. Резников с пониманием отнесся к этому:

- Да, с непривычки трудно. Ночью станут болеть кости и мышцы, но ничего, через три-четыре дня будешь резво бегать по цеху, как кенгуру. Ладно, постоим, передохнем минутку...

- В каждой группе по восемь человек, я так понял, - сказал Алексей, переводя дыхание. Его интересовал один вопрос: – До моего прихода вас было семеро... в камере оказалось свободным одно место, которое занял я. А где еще один? Погиб? Кто это?

Резников нахмурился. Он помолчал, а потом нехотя сказал:

- Да, погиб... Это был Дильшод Тургунбаев.

- Дильшод Тургунбаев? – изумился Воронович. – Это же вице-президент Академии наук, директор Института физики солнца! Лауреат премии имени Ислама Каримова. Как же он попал сюда?

- Так же, как и ты, - пробурчал Геннадий. – Все мы так попали – по доносам, кляузам, подставам, сфабрикованным материалам. Обычный набор обвинений Министерства по демократизации и свободе. Чему тут удивляться – забыл, в какой стране жили?

- Но ведь Тургунбаев не занимался политикой, - не унимался журналист. – Он был ответственным ученым и добрым человеком. За что же его сослали на Нептун?

- Пришелся не ко двору своими идеями... За это и наказали его... Без шума арестовали и отправили сюда месяц назад. Мне уж тебе стоит это пояснять, дружище...

- А как он погиб? Родные об этом знают?

- Он спустился на поверхность Нептуна, чтобы... починить агрегат. Там был страшный ураган, его унесло. Скафандр лопнул...

- О боже...

- Он погиб быстро... Не мучился... А родные, наверное, до сих пор думают, что он жив и вернется... Ладно, не будем останавливаться, ибо работы много. Нам еще пять часов трудится до обеденного перерыва.

И они взялись вновь за тележку. Оставшиеся часы Алексей помнил смутно. Он полностью ушел в работу, ибо она требовала концентрации физических и духовных сил. Оборудование скафандра еле справлялось с очисткой воздуха и охлаждением. Складывалось впечатление, что защитное одеяние на самом деле представляет высокочастотную печку, внутри которой тихо-тихо зажариваешься в собственном соку. Еще час такой работы – и можно прощаться с жизнью, возникала такая мысль.

И лишь когда Ахмедов крикнул: «Перерыв!» журналист разжал ладонь и устало огляделся. Он никогда не чурался физического труда, но только сейчас осознал, как он бывает тяжким, особенно учитывая тот факт, что сила тяжести на «Исламе Каримове» специально делали выше, чем на Земле. Каждое движение в многокилограммовом скафандре давался с большими усилиями. Неясным оставался вопрос: как можно было выполнить и даже перевыполнить план при таких условиях? Это была настоящая эксплуатация, о чем Воронович читал лишь в книгах про «проклятый период» - время коммунистического прошлого. Первый президент Узбекистана считал этот момент самых худшим в истории страны, хотя не все люди с ним были согласны.

Тем временем все работяги потянулись в крошечную комнату, где можно было снять гермошлем, выпить холодной воды и отдохнуть. Академик специально торопил журналиста, видимо, желая ему что-то сообщить. Воронович не стал сопротивляться и последовал за всеми.

Когда они вошли в камеру отдыха, то все устало растянулись на специальных лежаках. Нет, скафандры никто не снимал, просто все взяли по термосу с холодной водой и стали с жадностью тянуть через трубочку жидкость, мутную и дурно пахнущую от чрезмерной концентрации урина. «У нас есть полчаса», - произнес для чего-то Хокайдо, протирая шишку на затылке – результат «воспитательной работы» капитана Ахмаджанова. Она тихо ныла, хотя особого беспокойства не вызывала.

- Мы хотели бы с тобой поговорить, Алексей, - произнес Ахмедов. – Здесь нет датчиков Центра мониторинга, и ни Зуфаров, ни Исаев, ни Ахмаджанов и ни Файзуллазаде – никто не слушает нас. Поэтому мы с тобой будем предельно откровенными.

Алексей молчал, понимая, что здесь не каждому скажут такие слова.

- Почему вы мне доверяете? А вдруг я шпион? – запустил он пробный шар, желая понять, насколько доверяют ему эти люди. Сам-то он чувствовал к ним симпатию.

- Ты – известный журналист. И к тому же наш Сигизмунд, - тут академик указал на квадратного человека, - является экстрасенсом, он может читать мысли. Он дал гарантию, что ты – это ты, а не кто иной. То есть не «стукач», не доносчик...

- Я уж в себе не сомневался – это точно, - усмехнулся журналист. – А о чем хотите поговорить?

- Мы раскроем тебе одну тайну, наш проект и предложим тебе принять участие. Время толкает нас ускорить все...

- Даже так? – поднял брови Алексей.

- Даже так, дружище... Но для начала – краткий курс в астрономию...



Глава 5. Неожиданное предложение академика



Ахмедов подошел к иллюминатору и, ткнув длинным в тридцать сантиметров пальцем на Нептун, спросил:

- Алексей, ты знаешь, что Нептун – это ледяная планета? Практически, это промежуточное звено между Землей и большими газовыми гигантами, его масса в семнадцать раз превосходит нашу родину, но от Юпитера - всего лишь одну девятнадцатую. Раньше считалось, что у Нептуна нет твердой поверхности, только это не так. Она есть в виде осколков от ядра, которые под влиянием гравитаций поднимаются в верхние слои мантии – в воздушно-жидкую среду. Но под этими островами есть «гулий», а над ними – огромные смерчи от энергии... об этом я скажу позже. Самое удивительное другое: Нептун излучает в более чем в два с половиной раза больше энергии, чем получает, его внутренний источник тепла производит сто шестьдесят один процент от получаемого от Солнца. Почему?

- Почему? – машинально повторил вопрос журналист. В скафандре неудобно было находится продолжительное время, да только невозможно избавиться от него, пока находишься в цеху. И поэтому приходилось терпеть.

- А потому что энергия выделяется от «гулия». Раньше никто этого не знал и не мог объяснить природу планеты. Теперь ты понимаешь, что означает этот минерал? Это не просто ювелирный камешек или аккумулятор, это нечто большее, о котором никто на Земле не ведает. А если бы знал, что ни «Ислам Каримов», ни военный флот США или Китая, ни миротворческие силы ООН, никто бы не смог удержать пиратов, иные частные и государственные армии от вторжения на Нептун! Сюда тянулись бы армады кораблей – от сухогрузов до солнечных яхт.

- Я вижу, что интерес к «гулию» итак высок... Однако войн за этот минерал вряд ли стоит ожидать.

- Конечно, высок. Потому что добывать его непросто, опасно для жизни, и только узников принуждают к этому. Понятное дело, что в демократических странах такое маловероятно, там оппозиция, правозащитники, партии, СМИ сразу бы встали в линию обороны, но Узбекистан – это государство с особым статусом. Это феодализм с внешними признаками криминального капитализма. Мировое сообщество закрывает глаза на проделки Абдугани Каримова и его бабушки Гульнары, поскольку «гулий» - это хороший товар, чтобы не говорить о нарушениях прав человека и, тем более, об эксплуатации заключенных на рудниках Нептуна. О нас попросту «забыли». Когда разговаривают деньги, то совесть молчит. Увы, это так.

Алексей оглядел товарищей и заметил напряжение в их глазах. Однако понимал, что его собирались посвятить во что-то. Отступление на политическую тему было, может, необходимым, да только не к месту – убеждать в бесчеловечности системы, созданной первым президентом Узбекистана Исламом Каримовым, его не нужно было. Время шло, а Воронович не понимал, что же хотят сказать ему товарищи.

- Вы хотели сказать мне о чем-то, связанном с планетой, - и журналист указал на вращавшийся газовый гигант.

Человек-капуста кивнул:

- Да, конечно. Слушай, Алексей, мы специально подвели тебя к иллюминатору, чтобы ты узрел это... Видишь огромное темно-синее пятно в южном полушарии в атмосфере Нептуна? Нечто подобное было обнаружено «Вояджером-2», и тогда названа Большим тёмным пятном. Известно, что это планета самых быстрых ветров в солнечной системе. В высоких широтах ветер дует в направлении вращения планеты, еще в начале двухтысячных годов на семидесятой южной широте была измерена самая высокая скорость ветра – триста метров в секунду. В низких широтах ветер дует параллельно экватору в обратном направлении, его скорость составляет около ста метров в секунду. Сначала думали, что это пятна - циклоническая система по размерам в два раза меньше, чем Большое Красное Пятно Юпитера – то есть примерно с Землю. Располагаясь на двадцать градусов к югу от экватора, оно вращалось против часовой стрелки с периодом около шестнадцати дней. Так вот, к тысяча девятьсот девяносто четвертому году оно исчезло, но космический телескоп «Хаббла» обнаружил новое темное пятно в северном полушарии. Согласно современным представлениям, темные пятна в атмосфере Нептуна - дыры в первом слое облаков, позволяющие увидеть более глубокие облачные слои. Отдельные белые перистые облака в тропосфере Нептуна быстро изменяются, часто образуясь и исчезая всего за несколько часов.

- Гм... господин Ахмедов, мне сложно понять метеорологию, особенно инопланетную, - признался Алексей. – Я ничего не смыслю в этом... Хотя понимаю, что здесь вы открыли нечто неожиданное... Но что?

Человек-капуста досадливо мотнул головой. Потом произнес:

- Да-да, конечно, Алексей... это я извиняюсь, что слишком многое втолковываю вам из научной сферы... Ладно, начнем с другого. Я не стану вдаваться в сложные расчеты и пояснения, а лишь скажу: эти пятна – не только результат ветров на Нептуне. Это гравитационные линии, вызываемые огромным количество энергии, выделяемых «гулием». Энергия исходит из глубин планеты, с его ядра. Так, на глубине семи тысяч километров условия таковы, что метан разлагается на алмазные кристаллы, которые «падают» на ядро. Мы обнаружили целый океан «алмазной жидкости». И именно там формируется «гулий». Ядро Нептуна состоит из железа, никеля и силикатов и весит почти в полтора раза раза больше Земли, а давление в центре достигает семи мегабар, что в миллионы раз больше, чем на поверхности Земли. При такой «тяжести» «алмазная жидкость» минерализуется в «гулий». Представляете, какова концентрация энергии у такого вещества?

Алексей пожал плечами, однако академик этого не заметил и продолжал:

- Знаете, дорогой мой журналист, до ядра никому не добраться, но это и не нужно делать. Ведь все это под островом, именуемым Эдемом Гульнары. И есть еще кое-что... Кстати, у Нептуна свой астрономический знак – стилизованная версия трезубца древнеримского бога морей и океанов. Так вот, этот «трезубец» - энергия «гулия» - пробивает пространственно-временной континуум. Это и объясняет квадрупольное магнитное поле Нептуна, то есть имеющее два южных и два северных полюса. Напряженность магнитного поля на поверхности планеты меняется примерно от нуля и одного до одного Гаусса, а хвост магнитосферы распространен примерно до расстояния в сто радиусов Нептуна. Из-за этого все мы попадаем под влияние Нептуна и видоизменяемся биологически. Но такая магнитосфера показывает наличие мощных гравитационных линий, которые, как говорил, определенны «гулием». Наблюдения за Нептуном в диапазоне радиоволн показывают, что планета является источником непрерывного излучения и нерегулярных вспышек. И то и другое ученые объясняют вращающимся магнитным полем небесного объекта, но это – следсвие влияния тоже «гулия».

- И что это означает? – озадаченно переспросил Воронович, понимая, что здесь кроется самая главная часть загадки этой планеты. Словосочетание «пространственно-временной континуум» вызвал в нем какие-то смутные ассоциации. Может, что-то связано с тайной Вселенной?

- А то, что такая масса «гулия» и выделяемая им накопленная за миллионы лет энергия пробивает время – самое неизведанное явление в структуре материи Вселенной. Вот эти пятна и есть «дыры» во временное измерение. Существует гипотеза, что подобными точками являются так называемые «черные дыры». Я же пришел к другому открытию – войти во временную плоскость можно и в планетах с определенными условиями, в частности, при наличии достаточного количества «гулия». Иначе говоря, именно отсюда мы можем отправиться или в будущее, или в прошлое...

У Алексея перехватило дыхание. Он не мог поверить.

- Как? Это типа... природной машины времени?

- Вот именно... Знаете, друг мой, порой мне кажется, что Вселенная бесконечна и не знает времени, потому что через эти вот «дыры» она втягивается в прошлое из будущего и наоборот, как жидкость в сообщающихся сосудах, и все начинается сначала: Большой взрыв, расширение Вселенной до определенного состояния, потом сгущение... Замкнутая система, и конца края не видно этому процессу. Так что через каждые двадцать миллиардов лет происходит Взрыв – так функционирует наша Вселенная...

- Ой, как сложно!

- Друг мой, а где просто? Разве наша жизнь – это простая вещь? Ведь мы мечтали о демократии, развитом обществе, справедливости, но не получили ее. А почему? Потому что оказались безвольными существами. Позволили всяким паразитам властвовать над собой. В мыслях каждого была одна линия: моя хата с краю! Это меня не волнует! Не меня же трогают! А если взяли соседа или знакомого, то, значит, в чем-то они провинились. На трусости и равнодушии кроются наши социальные проблемы!

Тут Воронович прервал его:

- Уважаемый Ахмедов! Я понимаю вашу позицию, и полностью согласен с ней. Только сейчас мы ведем речь о вашем открытии, а не о ситуации в Узбекистане...

Все почему-то усмехнулись, и это не могло пройти мимо внимания Алексея. «Почему это они так среагировали?» - удивился он. Вскоре узнал причину.

Ахмедов почесал свою странную голову, а потом глухо сказал:

- Вы, дорогой мой журналист, не совсем правы. Точнее, пока не уловили суть моего открытия, а оно увязано с нашей республикой... Итак, за все время нахождения на «Исламе Каримове», я вел наблюдения за Нептуном, много раз спускался на поверхность и проводил эксперименты. Скажу вам, это было непросто. Немало моих друзей, которые сопровождали меня в этой экспедиции, погибло или покалечилось. Мы получили страшную дозу радиации и поэтому быстрее мутировали, чем остальные. Из находящихся здесь практически все по нескольку раз были там, - и Ахмедов указал на планету. – Официально занимались ремонтом оборудования, хотя на самом деле этим занимался лишь один человек. Остальные проводили расчеты и эксперименты. Для этого по моим чертежам из сподручных средств, включая действующие механизмы станций на острове Эдема Гульнары, сконструировали конвектор. Это прибор, позволяющий нам запустить любой материальный объект в любую точку. Мы поняли, что там, где происходят завихрения, там изгибаются гравитационные волны из-за энергии «гулия», там образуется брешь во времени и в пространстве. Практически, это – портал, откуда можно путешествовать, как в прошлое, так и в будущее. При помощи конвектора можно регулировать перемещение через этот портал.

- А как вы это установили?

- На мысль о пространственно-временном континууме навели внутренние спутники. Известно, все они – темные - альбедо менее десяти процентов! - глыбы неправильной формы размером сто-двести километров, вращающиеся в прямом направлении по круговым орбитам практически в плоскости экватора Нептуна. Галатея и Деспина находятся в области колец и, возможно, являются источником материала, пополняющего кольца. Каждый из внутренних спутников облетает планету всего за несколько часов, и только самый крупный из внутренних спутников, Протеус, делает один оборот более чем за сутки. Такая ситуация вызвана тем, что они были... выкинуты из будущего... то есть, это части самого Нептуна, которые разломаются через два миллиарда лет и свернутся в прошлое через портал...

- Ого! – вырвалось у журналиста.

- Кроме того, Тритон не мог образоваться вместе с Нептуном из протопланетного облака и, по мнению ученых Земли, является телом, захваченным из пояса Койпера. Они считают, под действием приливных сил он медленно приближается к планете и, в конце концов, упадет на Нептун или будет разорван приливными силами в роскошное яркое кольцо. Но я считаю, что Тритон – это планета из прошлого. Она была втянута в пространственно-временной портал три миллиарда лет из созвездия Рыбы и выкинута на орбиту Нептуна. Однако спутник будет опять втянут в портал и выкинут в другое измерение.. Все это доказывается моими расчетами.

- Но время... Это не игрушка... Это такая тонкая материя, что даже страшно подступиться к ней, - затаив дыхание произнес Воронович, смотря в глаза академику, словно хотел прочесть в них вероятность лжи сказанному. Ахмедов спокойно выдержал взгляд и, протирая свою странную кожу на запястье, сказал:

- Конечно, это не игрушка. Это сила, ценность которую мы не способны осознать. Это все равно, что дать в руки неандертальца звездолет. Но мы не можем ждать, пока «повзрослеем» и начнем правильно пользоваться этим открытием. Несомненно, я тороплю события, однако это определено текущими событиями в нашей стране. Поэтому в эти годы мы проводили теоретические и практические изыскания, прежде чем вышли на финишную прямую. В наших планах использовать портал для будущего человечества... точнее, для населения Узбекистана.

- Вы... типа, оседлали портал времени и пространства?

Это вызвало усмешку у всех. Эркин Баратович согласился:

- Да, можно сказать и так. Мы провели несколько целевых экспериментов и с каждым разом уточняли, насколько точны наши расчеты и как эффективно действует конвектор. Несколько раз отправляли в прошлое некоторые рабочие инструменты, которые были у нас на тот момент.

- Ух ты! Насколько в прошлое?

- На сотни миллионов лет... Только меняли не только хронологические отрезки, но и пространство. Теоретически мы могли попасть в любую точку Вселенной: хоть в туманность Андромеды, хоть в галактики, что на сотни миллионов световых лет от Солнца и названия которым пока нет. Только нужды в этом не было. У нас была иная цель. Все вещи катапультировали на Землю, а потом проверили, где и как они «всплыли».

Тут Алексей почесал лоб.

- Не понял. А как вы это определили, что попали в цель? Вам кто-то доложил? Вы увидели, как в телескоп, где они проявились? Или конвектор вам позволил это установить?

Ахмедов захохотал:

- Вот именно – нам доложили, только косвенным путем. Знаете, друг мой, археология – это отличная вещь, которая раскрывает тайны прошлого, и через ее находки мы смогли выяснить, что и как. Поясню... У нас есть друг, который работает в ремонтно-информационном бюро тюрьмы и имеет доступ к внешним информационным ресурсам, снабжает нас материалами с Interplanet. Кстати, поэтому мы знаем о вас, Алексей, - читаем статьи. Так вот, он через поисковую систему Google нашел нам нужные сведения. Мы запустили в прошлое обычные вещи: гвозди и болты, молотки и пилы. Не хотели отправлять сложные приборы, чтобы у наших предков не были изумленные взгляды, если бы они, к примеру, обнаружили современный компьютер где-нибудь в залежах мезозойской эры... Однако и того, что мы отправили, хватило на головоломку: мы видели телепередачи и читали статьи того времени, посвященные этим находкам. К слову, многие археологи двадцатого и начала двадцать первого веков не понимали, как мог оказаться обычный молоток в грунте, исчисляемому в сотни миллионов лет. А последний эксперимент, который проделали месяц назад, показал, что мы можем с точностью до десяти лет попасть в нужное время.

- А что именно было в том эксперименте?

Тут Ахмедов посмотрел на человека-рыбу, и тот фыркнул.

- Я утащил у нашего бригадира его швейцарские часы, - сказал Резников. – Потом мы вложили его в контейнер и прицелили в семнадцатый век Китая, после чего выстрелили конвектором в «пятно» - пространственно-временной портал. Все прошло удачно. В документах, опубликованных во Всепланетной киберпаутине, мы нашли статью, в которой рассказывалось о раскопках захоронения одной важной персоны. У нее на руках были часы Ешуа. Конечно, наш подонок не читает такие статьи, и даже если бы читал и случайно наткнулся на материал, то вряд ли бы понял, что это именно его вещь. Но по этому результату стало ясно, что мы достигли своей цели. Отклонения – несколько дней и несколько километров от цели.

Алексей провел рукой по взмокшему лбу. Не скроем, он был взволнован этим сообщением. Это было величайшим открытием и оно сулило огромные перспективы... если, конечно, попало бы в руки достойных людей. Однако распространяться об этом на «Исламе Каримове» не следовало – результатами исследования воспользовались бы нечистоплотные персоны, в числе которых директор и его кровожадная команда. Получается так, что через Нептун можно было управлять всем мирозданием, а кто откажется от такого оружия? Ведь можно растоптать многие государства.

Только что-то смущало его в этом рассказе. Алексей не понимал сути: для чего все это? Да, Большое пятно на Нептуне – это врата в разные измерения времени и пространства, только в чем суть практических исследований? Чего хотят эти мутанты?

- А для чего вам прошлое? Что это вам дает? Экспериментировали ли вы с будущем? – может, это интереснее?

- Нет, на будущее мы не обращали внимание. Будущее – это результат изменений прошлого и настоящего. Туда мы ничего не катапультировали, и времени, как ни парадоксально, на это не было. Нас интересовал другой аспект...

- Какой?

- Мы хотим изменить нашу историю...

- Историю? Как это?

Ахмедов помрачнел, вздохнул, после чего произнес:

- Почти сто лет назад у народа Узбекистана был шанс построить демократическое общество. Распад Советского Союза ознаменовал окончание тоталитаризма на огромном пространстве. Некоторые бывшие коммунистические республики пошли по новому пути и за короткое время достигли больших достижений. Это Прибалтика, Польша, Чехия и Словакия... Но другие... Практически все Центрально-азиатские и кавказские государства свернулись в авторитаризм. Вспыхнули гражданские войны, были мятежи и революции, однако это не дало в полной мере позитивных результатов. Лица, вставшие у власти, вкусили прелести единоличного правления и усилили террор по отношению к согражданам. Они стравливали армию и полицию на оппозиционеров, диссидентов, независимых журналистов, запретили политические партии, не приветствовавших диктатуру, а также негосударственные организации, стремившихся просвещать население в области их прав и свобод.

- Дорогой мой Эркин Баратович, не тратьте время на освещение политической истории нашей страны, я прекрасно это знаю со школьной скамьи, правда, не через официозные учебники и идеологию национальной независимости Ислама Каримова. А из достаточно серьезных источников, в числе которых трезвомыслящие философы, социологи, историки и экономисты. Лучше скажите, что и как вы хотели изменить?

Эта фраза вызвала удовлетворение на лице человека-капусты. И стоявшие рядом товарищи тоже одобрительно закивали, мол, и вправду, зачем рассказывать прописные истины?

- Мы хотели сделать так, чтобы в 1991 году наша республика была свободной от личности, которая к тому моменту возглавляла ее в качестве президента. А это было возможным путем...

- Путем? – насторожился Алексей, интуитивно понимая, что сейчас услышит.

- Путем физического устранения...

- Вы хотели... убить Ислама Каримова?.. Но это же террор! Как можно достичь демократических целей путем убийства? – недоумевал журналист, хотя также осознавал, что в стране найдутся десятки миллионов человек, которые, испытав на себе прелести «узбекской модели», согласятся с таким механизмом. Ведь «Человек, определивший эпоху», вверг республику в феодализм и репрессии на десятки лет, в то время когда даже соседи впоследствии избавились от оков авторитаризма и успешно развивались. Воронович не хотел спорить на эту тему, ибо, с одной стороны, кровавая система никак не устраивала его, а с другой, он не желал, чтобы мир и процветание было обеспечено за счет ликвидации пускай одиозной и страшной фигуры – счастье нельзя построить на смертях. Ведь Каримов был не один, его поддерживала клика, значит, следом пошли бы казни других персон, а там конца края не видно, началась бы «обычная» мясорубка, под раздачу попали и невинные... На этот вопрос не так-то просто ответить.

Только Ахмедов был готов к спору.

- Как вы думаете, Алексей, если бы не было Иосифа Сталина, то Советский Союз ожидали бы массовые репрессии? Был ли ГУЛАГ? Или страна все-таки была демократичной, несмотря, что коммунизм все-таки оставался жесткой идеологической и экономической системой? Если бы его, «отца народов», кто-то «вовремя» устранил, то, может, у нас была бы совершенно иная история.

- Не было бы Сталина, то к власти пришел бы Лёва Троцкий, а он был нисколько не лучше грузина Кобо, - хмуро ответил Воронович. – Увы, коммунистическое государство строилось на принуждении и насилии, насаждении одной теории и одного образа жизни – об этом свидетельствуют результаты функционирования подобного строя в Китае, Вьетнаме, Северной Корее, на Кубе, а также иных стран в Южной Азии и Латинской Америке. История не имеет сослагательного наклонения, и нам трудно судить, чтобы произошло, если бы было то, а не это... Это только гипотезы.

- Точно, это только гипотезы, - согласился молчавший до этого человек рептилия. «По-моему, его зовут Ахмед», - мелькнула мысль у Алексея.

- Но гипотезу всегда можно проверить, и наш конвектор времени, - тут Кузиев ткнул на Нептун, - позволит проверить, насколько верны мы в своих социальных расчетах. Я имею ввиду, можно ли повлиять на ход истории, если из нее выпадет какая-то значимая личность. Мы – группа ученых – уверены, что физически устранив Ислама Абдуганиевича, мы лишим его возможности проводить свои бесчеловечные реформы, прийти к власти его детям и превратить Узбекистан в огромную тюрьму.

Журналист был в замешательстве. Он многое ожидал от ученых, однако не такого подхода к жизненным ценностям. Конечно, все они были технарями, не специалистами в общественных науках, и поэтому рассуждали чисто механически: есть человек – есть проблема, нет человека – нет ее... «Блин, как у Сталина все получается!» - чертыхнулся Алексей, и это чувство смятения уловил Сигизмунд. Квадратный человек похлопал его по плечу:

- Я тебя понимаю, друг мой. Это безнравственно – убивать кого-либо. Как думаешь, если бы Адольф Гитлер попал в автокатастрофу, то пришел бы он к власти в тридцатых годах прошлого века? Появилась ли бы идеология нацизма и был ли дан старт Второй мировой войне? Трудно сказать... Может, все-таки все дело в одной личности, которая, обладая властью, настраивает общество и использует ресурсы государства для достижения какой-то цели. Неважно, хорошая или плохая, одобряют ее люди или нет, главное – личность добивается ее, даже путем жертв. Помнишь фразу: «Благими намерениями устлана дорога в ад»? Так вот, тираны и узурпаторы часто использовали благородные цели для решения своих, чисто корыстных зада.

- Боюсь, как бы эта фраза не отражала ваши цели, - покачал головой Алексей. – Вы хотите дать шанс Узбекистану через насилие... То есть все возвращается в круги своя.

- И все же мы уверены, что совершаем позитивное действие, - не согласился с выводами журналиста Ахмедов. – Уверены, что Узбекистан был совсем другим, если к власти пришел не Ислам Каримов. Кто именно – не знаем, но только не с Каримовым было бы у нас демократическое развитие. Поэтому мы приняли решение физически устранить его. Для этого мы проводили эксперименты со временем, рискуя жизнью и здоровьем. И почти достигли цели...

- Почти?

Тут Ахмедов вздохнул.

- Мы отправили в прошлое двоих. Это было месяц назад. Первым ушел в прошлое Хаким Исмоилов, молодой рабочий из Чирчика. Парень неплохой, только импульсивный и недисциплинированный. Сюда попал за то, что критиковал действия местного хокима. Мы его долго готовили, инструктировали. Снарядили оружием, которое выкрали не без проблем у одного из охранников, дали портативный конвектор времени - перфоратор, который позволяет два раза производить скачки в пространстве и во времени. А он... вместо тысяча девяносто сорок пятого года и места цели – Самарканд, отправился в тринадцатый век, чтобы дать отпор Чингизхану. Естественно, даже с таким оружием он не победил армаду кочевников и сам погиб. Хотя проявил себя храбрым воином, в числе немногих отчаянно защищавших Согдиану – об этом мы прочитали в древних летописях и сразу поняли, о ком идет речь.

- А кто был вторым?

- Вторым был... эх, наш коллега Дильшод Тургунбаев. Да-да, именно он. Мы не соврали тебе. Кто-то намеренно повредил его скафандр, словно подозревал его в этой миссии, и поэтому уже на Нептуне он погиб, так и не начав путешествие во времени. Скафандр был разорван на куски из-за разгерметизации швов... Мы видели куски скафандра – там сохранился срез ультразвукового ножа, разрушившего спайки. Давления атмосферы хватило, чтобы они разошлись. Это было нашей второй неудачей.

- Да, это точно, - согласился журналист, понимая, какие чувства могли охватить товарищей, когда узнали о гибели товарища и что все надежды опять похоронены. – Два выстрела вхолостую... Но вы не отказались от идеи, не правда ли?

- Я тебе говорил, что циклический период Большого пятна – шестнадцать дней. Это время, когда открыт портал. Потом он затухает опять на неизвестно какое время. Может, меняется гравитация по разным причинам. Портал закрывается или перемещается в иную сторону, скорее всего, в центр планеты, к ядру. Но туда нам не попасть никак – не существует техники, позволяющей пробиться туда. И поэтому для нас важно время... Время, когда открыта дверь в прошлое... Ты нас понимаешь, Алексей?

Тут до Алексея стал доходить смысл разговора.

- Вы хотите... чтобы я – о боже! - отправился в прошлое и убил Ислама Каримова? Так? Не дать ему повзрослеть и стать диктатором...

- Да! – тут несколько жестко ответили вдруг все, которые внимательно слушали этот разговор. – Ты верно уловил нашу мысль.

Воронович был в растерянности. Он никогда не думал совершать насилие, тем более стать убийцей. Да, Ислам Каримов являлся тираном, уничтожившим тысячи людей в Узбекистане, узурпировавшим власть и единолично правивший республикой в течение трех десятилетий. Его потомки, получившие по наследству бразды правления, не отличались чистоплотностью и совестью, продолжали грабить страну и насиловать народ. И ненависть к ним была преогромнейшая. Только Алексей всегда считал, что бороться нужно демократическими методами, например, через выборы или акции гражданского неповиновения. А тут... ему предлагали устранить проклинаемого всеми человека... Если в мыслях Алексей и допускал такое, то в реалии подобный акт его пугал. Потому что убив один раз, он переставал быть гуманистом. Он был бы не лучше всех сотрудников летающей тюрьмы.

- Тебя же назвали Че Геварой, - напомнил ему кличку академик. И вправду, Алексея так назвали коллеги, потому что он призывал к революционным акциям, правда, не вооруженным: не платить налоги, не прописываться, не ходить на работу, игнорировать решения правительства, не читать лживые газеты, устраивать пикеты возле госучреждений. Для Узбекистана, погрязшем в рабской атмосфере, валюнтаризме, коррупции и семейственности, подобные мысли казались мятежными и пугающими. – Так оправдай это имя! Вспомни, сколько жизней ты в итоге спасешь!

Журналист тяжело вздохнул и спросил:

- Вы хотите доверить это дело мне... А почему вы сами не возьметесь за это?

Тут все усмехнулись, а Кузиев произнес:

- Алексей, посмотри на нас. Ты видишь, что в нас осталось человеческого немного. Мы не можем вернуться даже на Землю, чтобы не стать этаким экспонатом для кунсткамеры. На нас с испугом и любопытством, а больше всего с отвращением будут смотреть нормальные люди – и это вполне естественно. Представляешь, если я или Бронислав Хокайдо, или Геннадий Резников, или Серсенбай Кожехан появятся в середине двадцатого века? В Узбекистане, в частности, в Самарканде? Какой ужас мы наведем своим видом местных жителей. Нас первый же встречный милиционер или военный... в лучшем случае арестует, а может просто пристрелить. Не добраться нам до Каримова... Нужен тот, кто не потерял облик человека, кто знает узбекский, таджикский и русский языки. Смелый, надежный и понимающий ситуацию. А именно ты подходишь по этим параметрам. И у нас сейчас нет иной кандидатуры. Только ты...

Не стоит скрывать, Алексей был в смятении и немного даже напуган предложением. Ему казалось невероятным путешествие во времени, но больше волновало то, что возлагается не совсем приятная миссия. Убийство... какой-то вид аборта, чтобы изменить будущее. «Неужели все так просто?» - вопрошал себя Воронович. Конечно, это было не просто – взять и нажать на курок оружия.

- Мы знаем, что вы служили в десантных войсках, участвовали в каких-то операциях...

- Да, это были операции по спасению чиновников из Армении, которые погрязли в коррупции и были большими друзьями нашего Абдугани Каримова. Там была революция, народ сверг военную хунту Саркисяна, и нам было приказано вывезти их в Ташкент, а оттуда – на Луну... Операция не прошла без жертв и крови, если честно. Это была настоящая мясорубка, - признался Алексей. – А потом были операции в северной части Африки – Тунисе, Алжире, Марокко... Сами не знаем, для чего нас туда направили. Говорят, что обеспечивали вывоз золота и сокровищ тамошних диктаторов.

- Вот видите, значит, психологический барьер убить вы преодолели, - тихо сказал Кожехан. – Вам будет и это задание сделать без... угрызений совести, - было видно, что казах не шутит и говорит с надеждой в голосе.

Только Воронович совершенно не был с этим согласен.

- Вы извините меня, но сейчас городите полную ерунду, - сердито произнес он. – Я был солдатом и выполнял военную операцию. Да, она была нечистоплотной по цели, ибо помогли избежать от возмездия палачам, однако это совсем иное. Я был не киллером, а солдатом. В этом разница. Не так-то и просто нажать на курок и послать свинцовую смерть в сердце другого человека. Я это делал, видя, как угрожает мне опасность. А Ислам Каримов мне ничем не угрожал, хотя мои предки пострадали немало от его политики. В частности, прадед отсидел десять лет за сфабрикованные генеральной прокуратурой дело хозяйственного порядка. Дед не собирался давать взятку за контракт, и его обвинили в нанесение ущерба интересам Узбекистана. Заодно навесили еще несколько статей Уголовного кодекса.

- Так вы отомстите за деда!

- Отомстить?.. Гм... Но вправе ли я вмешиваться в ход исторического процесса и менять его? Это же не перчатки менять, не шляпу! А вы уверены, что достигнете нужного результата после устранения от власти первого диктатора республики? Может, это было необходимо, чтобы общество поняло, к чему приводит раболепие, чванство, национализм, политическая инфантильность и безразличие? Любое общество должно пройти через определенные исторические этапы, и все модели были испытаны. Это касается и коммунизма, и фашизма, и религиозного тоталитаризма... Чтобы человечество поняло, где были ошибки и как избегать их в следующем...

- Поняло? Что оно поняло – общество? Прошло сто лет, а мы до сих пор живем в полном дерьме, дорогой Алексей! – с удивлением воскликнул Ахмедов, не понимая позиции журналиста. – Недовольство люди высказывали на кухне, иногда в листовках и Интернете или Interplanet, и все молчали. А тем временем диктатор высасывал все из страны, насиловал народ, грабил, издевался. Не понимаю, как можно было при этом еще ему ручку целовать – совершенно нет никакой гордости!

- И вы решили стать героем, акамилло[45]? – с иронией спросил журналист. – Принести свободу стране, убив ненавистного диктатора? Помните сказку Шварца «Убить дракона»? «Чтобы убить дракона нужен другой дракон»...

- Я не дракон, мне власть не нужна, - тихо сказал академик, смотря прямо в глаза журналисту. – Я хочу справедливости и свободу своей стране. Ислам Каримов ушел в иной мир, разграбив Узбекистан, создав кошмарный режим, который через свои жернова пропустил миллионы человеческих жизней. И его потомки продолжают кровавые дела своего предка.

- И я понял. Что ставку делаете на меня?

- Если честно, то да... Я говорил вам, что портал функционирует по своим законам, и его включить-отключить по своему желанию не способны. Мы можем только использовать его для своих целей, когда он есть. Сейчас идет спад энергии и вот-вот портал закроется, а остров опуститься к ядру Нептуна, куда нам не добраться из-за чудовищного давления. Когда появится другой шанс – я не знаю. Может через неделю, а может, через год, а может... через сто лет. Это физика иных измерений, друг мой...

Алексей задумался. Безусловно, в словах академика было рациональное зерно. И все же... такая мерзкая миссия... Убить диктатора – может, это действительно путь к счастью? А если нет? Если это спровоцирует иное обстоятельство, например, гражданскую войну, сепаратизм и прочее? Может, этот человек был необходим на тот момент, чтобы сцементировать государство, не дать распасться ему под действием центробежных сил? И лишь потом, вкусив прелести вседозволенности, узурпировал власть для личных, корыстных целей, чем вызвал ненависть сограждан? В этот момент всплыли из памяти кадры старой американской кинофантастики. В фильме «Терминатор» из будущего в прошлое был отправлен киборг, чтобы уничтожить женщину, которая должна родить сына – спасителя человечества от восставших машин. Таким образом эти машины планировали изменить ситуацию в свою пользу[46]. В кино все казалось все просто, но как в реалии?

- Как вы планируете отправить меня? Какова технология? – спросил Воронович.

Эркин Баратович ждал этого вопроса и поэтому дал пояснения:

- Спускаемся к Нептуну вместе на капсуле. Местной администрации заявим, что вышел из строя агрегат, и нужен ремонт. Она с удовольствием отправит именно нас, а не ремонтников, которые работают тут по контракту. Главное, нам выдержать спуск, ибо это очень и очень опасно. На планете всего лишь несколько мест с твердой поверхностью, самый большой – остров Эдем Гульнары. Остальное – полужидкое, полугазовой состояние. Но там, где твердый покров, там залежи «гулия», и там центр гравитационных сдвигов. Иначе говоря, по движению вихрей в атмосфере можно определить место положение твердыни, значит, наших станций по добыче руды и, безусловно, пространственно-временной портал. Там Большое темное пятно, и там установлен конвектор, который подсоединен к компьютеру. Мы с коллегами совместили функции, чтобы с точностью до шестой цифры после запятой отправить к месту назначения. Иначе говоря, ты попадешь именно туда, куда мы тебя отправим.

- А как... как сам процесс перемещения? Что испытывает человек при этом? – спросил Алексей.

- Не знаем... Всего два человека испытали на себе это перемещение.

- Вы сказали, что Дильшод Тургунбаев погиб, так и не совершив перемещение, - удивился журналист. – Получается, что он был третьим.

Академик недовольно тряхнул головой:

- Первая была случайностью, поэтому мы об этом не упомянули... Это был вертухай, который спустился с нами по приказу Ахмаджанова – не по доброй воле, естественно! - и стал кое-что понимать, в частности, что мы тут делаем вовсе не работу по ремонту оборудования. Арсеньев, спасая положение и нас включил конвектор. Охранника втянула воронка в Большом темном пятне и... отправила в иную галактику... а может в то время, когда Вселенная только-только зародилась. Мы ничего не знаем о нем. Но тогда зафиксировали, что перемещение возможно. Вторым был Хаким Исмоилов, бесстрашный парень. Но через него мы поняли, что он воспользовался перфоратором для перемещения.

- А это что такое?

- Дело в том, что конвектор, который на Нептуне, позволяет пробить туннель во времени и пространстве, и поддерживает его до тех пор, пока функционирует сам портал и человек не возвращается обратно.

- В эту тюрьму? Из прошлого в будущее и с Земли на Нептун?

Все посмотрели на иллюминатор, словно там был ясный и четкий ответ. Нептун продолжал «гореть» синим огнем. Это метался в атмосфере водород, а также примеси из гелия и метана. Алексей почему-то вспомнил справку, где отмечалось, что в атмосфере планеты имеются малые примеси веществ, являющихся результатом фотолиза метана: ацетилен, диацетилен, этилен и этан, кроме того, угарный газ и молекулярный азот. Основной слой облаков располагался на уровне давления около трех атмосфер и состоял из замерзшего сероводорода с небольшой примесью аммиака. Температура в этой области достигал около ста Кельвина. Выше основного слоя, в холодной прозрачной атмосфере конденсировались редкие белые облака из замерзшего метана, которые поднимались на высоту до ста пятидесяти километров и отбрасывали тени на основной облачный покров. Все это создавало завораживающую фантастическую картину, от нее невозможно было оторваться.

Но людям в отсеке было не до этого. Не до космической красоты. Их волновали иные заботы. Академик отвечал тем временем:

- Да. Если он, конечно, этого захочет. Однако мы учли одно обстоятельство. Может случится так, что наш посланник окажется в неурочный час или в неподходящем месте. Ну, представьте себе, что было бы с ним, если оказался в центре Курской дуги или под Сталинградом во время Великой Отечественной войны? Ему бы врезали и фашисты, и советские – никто бы не признал в нем «своего». Поэтому дали возможность скорректировать скачок. То есть он сам может переместиться в иное время и в другое место, чтобы вновь выполнить задание. В перфораторе находится «гулий», снабжающий энергией. Перемещение требует его много, и запасов хватит на два скачка. И второй раз возможно вернуться назад, к месту первоначального старта, для этого следует только нажать на кнопку «Домой»... Портал затянет его обратно, как водоворот, а конвектор вытянет на Нептун, как веревкой можно вытянуть человека из воды.

- Хм, - засомневался Алексей. – Но если... представим себе, что он выполнил миссию. Нет Каримова и его банды в нашу эпоху. Тогда нет летающей тюрьмы. На Эдеме Гульнары нет станции. Ваш человек окажется просто в космосе, или на орбите Нептуна, или у его ядра. Как вы намерены его спасать?

Все с уважением посмотрели на журналиста: этого варианта они не рассчитывали. И действительно, что тогда? Человеку суждено погибнуть в нескольких миллиардах километрах от Земли?

- Да, конечно, и это возможно, - согласился Эркин Баратович. – Вариаций много, и никто не знает, что будет именно. И все же... Это шанс исправить историю, повлиять, чтобы изменить события в лучшую сторону. Мы считаем, что другого нам не дано. Поэтому здесь есть риск, причем, большой. Может получится и так, что в будущем нас не будет. Мы не родимся... Время как физическое явление еще изучено. Как повлияет будущее на прошлое и, соответственно, прошлое – на будущее – ответа нет...

- И вы беретесь за опасные эксперименты...

- Да, беремся. Потому что, как мы сказали, хотим не такой жизни, в какой находимся.

- Потому что у нас нет иного выхода, - прошептал Бронислав Хокайдо. – Это наш единственный путь, поверь нам!

Алексей в задумчивости потер подбородок.

- Но в двадцатом веке люди жили в иной обстановке. Представьте себе, что я появлюсь там в рабочем комбинезоне, в скафандре – сколько я страха наведу. Даже если избавлюсь от одеяния, все равно... Как бы я не маскировался, все равно меня легко вычислить. Я своим поведением, вопросами наведу на мысль о своем «иностранном» происхождении. Ведь я из другого времени!

Однако Сигизмунд похлопал его по плечу:

- Не беспокойся... Я все-таки артист... Играл много раз сцены о прошлом веке. Знаю, как тогда одевались и о чем думали. Уверен, мои наставления тебе помогут ориентироваться в той непростой эпохе...

И тут Алексей решительно отмахнулся:

- Извините, друзья, но вы слишком многого от меня хотите! Я не могу выполнить такое задание. И не потому что боюсь. Просто миссия убийцы для меня неприемлема...

Тут нависло тягостное молчание. Все с разочарованием смотрели на журналиста. Только квадратный человек развел руками:

- Он пока не готов... пока...

- Не думаю, что буду когда-либо готов к подобной работе, - сердито произнес Алексей и надел шлем – пришло время работы. Часы показывали, что пауза закончилась и пора приступать к тяжкому труду. Не услышав какого-либо ответа, он вышел из отсека. Все молча смотрели ему вслед.

- Он был нашей последней надеждой, - с отчаянием в голосе произнес человек-рептилия. И тут актер драматического театра тихо сказал ему:

- Не грусти. Все равно он на пути созревания к этому! Нужно только время и случай, который подтолкнет его к принятию позитивного решения. Я же телепат – я чувствую, что он с нами.

- Не забывайте, что он все-таки человек гуманитарной профессии, не так-то просто принять решение убить кого-то, даже если раньше был солдатом, - проговорил Ахмедов и тоже надел шлем. – Ладно, не будем мешкать, у нас работы много, а проклятый Ахмаджанов только и ждет того, чтобы выпустить кому-то кишки... Оставим все остальное для другого времени.

Все последовали за ним. Цех встретил опять их туманом, высокой температурой и неприятными звуками отбойных молотков, которыми другая группа скалывала застывшую руду. Все работали молча до самого окончания рабочей смены.

А там, за обшивкой «Ислама Каримова» бушевал Нептун, его молнии, способные уничтожить целые города, пронзали облака и кипятили атмосферу. Радиофон излучал звуки рева и треска. .Жуть... и красота одновременно. Только вряд ли заключенные мечтали увидеть чужие планеты именно в такой ситуации... Для них тела Солнечной системы были напоминанием о несвободе и рабстве, далекой и бесконечной каторге, куда они попали за нежелание жить в более страшном обществе.



Глава 6. Просвещение по-каримовски



Едва смена закончилась, как все устремились в отсек, чтобы скинуть с себя тяжелые скафандры. Алексей чувствовал, что за это время потерял не менее десяти килограммов. Его организм был обезвожен, и даже то, что он сосал из трубки, не хватало компенсировать потерю. В итоге он буквально выполз из «рыцарских одеяний» и рухнул на пол. В глазах было мутно, тошнило, в ушах стоял звон.

Тут над ним склонился, присев на одну ногу, Бронислав. В глазах его горела усмешка.

- Ну, с первым трудовым почином!

- Чтоб пусто было тому, кто изобрел этот труд! – выругался журналист, не имея сил подняться.

- Благодари за это нашего первого президента Ислама Абдуганиевича, который вообще воплотил рабский труд в качестве ведущей силы национального прогресса. Еще в те далекие годы он гонял на хлопковые поля детей и школьников, студентов и всех, кто не имел никакого отношения к сельскому хозяйству. Рабовладельчество вкупе с феодализмом и дали тот строй, который официально именовался «Великим будущим». Ну, а дело его дочери Гульнары, ее сына и внука – продолжить эти «традиции», довести до ужасного совершенства... Теперь мы пашем на рудниках Нептуна, превращаясь в уродов...

- Надо этому положить конец, - тихо произнес Алексей.

- Конечно, надо. И один из таких путей мы тебе сказали...

- Я думаю, что есть другой путь...

- Какой? Вместе со «Свободным Узбекистаном» устроить революцию? Ты знаешь, скольких членов этого движения сгноили и казнили – десятки тысяч!.. Нет, нужен иной...

- Не знаю... но другой, не тот, что вы предлагаете мне.

- Когда придумаешь, будь добр, поделись с нами...

И Хокайдо отошел. Журналист с трудом встал и вслед за другими двинулся в столовую. Стоявший у входа Ешуа зло сверкнул глазами, когда мимо прошел журналист, – обиду бригадир не прощал и искал повода, чтобы потом как-нибудь отомстить. Однако Воронович не обратил на него никакого внимания. Сегодняшняя выработка была неплохой, и это высвечивалось на табло. Конечно, это еще ничего не означало - капитан демократии Ахмаджанов может найти другую причину, чтобы поиздеваться над человеком, а то и вовсе убить его. В этот момент Алексей вспомнил книгу Леонида Соловьева «Повесть о Ходже Насреддине», которая была запрещена в Узбекистане, и тому, кто ее имел, грозил в лучшем случае большой штраф, в худшем – десятилетний срок на Нептуне. И все же старая истрепанная книга, изданная в Душанбе в далеком 1969 году издательством «Ирфон», бережно хранилась в семье Вороновичей. Ее читали по ночам, укрывшись одеялами, и впитывали в себя истории о борьбе весельчака, бродяги и вольнодумца из Бухары за свободу и счастье народа. Читал книгу Алексей еще подростком, но выучил наизусть каждую страницу. И именно сейчас следующие строки всплыли из памяти, которые лучше всего характеризовали текущую ситуацию: «Кокандская подземная тюрьма, «зиндан», находилась у главных ворот дворцовой крепости, с наружной стороны, - обстоятельство, указывающее на глубокую мудрость ее создателей. Помести они тюрьму с внутренней стороны – и все заботы о прокормлении многочисленных преступников легли бы на ханскую казну; будучи же удаленной за пределы дворцовой крепости, тюрьма не отягащяла казны, преступники кормились сами, чем бог пошлет: имевшие семью – принесенным из дому, остальные – подаянием сердобольных горожан. Тюрьма представляла собой закрытый ров с тремя отдушинами, из которых всегда восходил теплый смрад; вниз вела крутая лестница в сорок ступеней; наверху перед входом, неизменно бодрствовал тюремщик, либо сам Абдулла Бирярымадам – Абдулла Полуторный, прозванный так за свой великанский рост, - мрачный, жилистый детина, никогда не расстававшийся с тяжелой плетью, либо его помощник, свирепый афганец, губастый и низколобый. Афганец не носил плети, зато все его пальцы на сгибах были покрыты ссадинами от зуботычин. На этих двух и были возложены все заботы о преступниках, включая их прокормление. У входа в тюрьму всегда стояли две корзины для подаяния пищи и маленький узкогорлый кувшин для денег. Собранным подаянием тюремщики распоряжались полновластно: деньги и что лучше из пищи брали себе, а преступников кормили остатками. С утра до вечера из тюремной глубины неслись к прохожим мольбы о хлебе, стоны, рыдания, сменявшиеся криками и воплями, когда Абдулла со своей плетью или его помощник со своими намозоленными кулаками спускались вниз».

Так уж получалось, что книжная история средневекового Коканда полностью проецировалась на космическую реальность конца двадцать первого века, и Алексей не мог не заметить, что по сути все осталось прежним: и тюрьма, и надзиратели, и пища. В столовой подавали всю ту же бурду, и несмотря на отвращение журналист съел свою порцию. Потому что голод – не тетка, и нужно восстановить утраченные силы. Все молчали, не разговаривали, видимо, не имелось темы для беседы. Академик продолжал о чем-то думать, видимо, проводил расчеты функционирования портала или конвектора времени, остальные тоже размышляли каждый о своем. Алексей все не мог взять в толк, почему эта группа ученых избрали такой радикальный путь? Неужели не могли найти другой, не связанный с жертвами? Или все это связано с тем, что будучи технарями они переносили принцип механики на общественное состояние, мол, убрал ржавое колёсико – и механизм исправно заработал? Скорее всего, это так. «Тогда им нужны знания в социологии, истории и философии», - подумал Воронович.

- А теперь, бараны, быстро на политинформацию, поднимать духовный уровень! – закричал, явившись в столовую Файзуллазаде. – Быстро поднимайте зады – и вперед! Кто отлынивает, тот не хочет исправляться. Не хочешь исправляться – останешься до самой смерти на летающей тюрьме. Не будет прощения и пути на родину!

Эркин Баратович, услышав это, крякнул от досады. Он терпеть не мог демагогии. Остальные тоже фыркнули с презрением, а Ахмед Кузиев, человек-рептилия, просто сплюнул на пол, за что получил заметку в личный файл от незримого, но все видящего Эльдара Зуфарова.

Тем временем всех загнали в комнату политического просвещения, которая официально называлась «Марифат ва манавият». Это было помещение размером пятьдесят на семьдесят метров, увешанное портретами и статуями «Человека, определившего эпоху», и здесь сидели тысяч шесть заключенных, смотревшие телепропаганду по огромному плазменному монитору. Само собой разумеется, сюда приходили не по доброй воле. Заключенные рассаживались перед экраном и отсутствующим взглядом смотрели на экран – все что происходило там никого не интересовало, каждый думал о своем, скорее всего, о свободе, родных и близких, оставшихся на родине работе, доме, может, бизнесе. Алексей же слушал от скуки и желания еще раз убедиться, насколько убога отечественная журналистика. Самое интересное, что как раз сегодня была тема, связанная с его профессией. Ведущий программы Гулом-бачча Мирзаев – вот мерзавец! - при встрече с которым Воронович всегда отворачивался и брезгливо кривил губы, слащавым голосом рассказывал: «Сегодня в Ташкенте состоялась международная конференция «Вопросы укрепления места и роли СМИ в системе институтов гражданского общества». Ее организаторами выступили Институт по изучению гражданского общества, Общественный фонд поддержки и развития независимых печатных средств массовой информации и информационных агентств Демократической Республики Узбекистан, Национальная ассоциация электронных средств массовой информации и Германский Фонд имени Конрада Аденауэра. Целью конференции стало обсуждение места и роли средств массовой информации в системе институтов гражданского общества, обмен опытом по вопросам развития правовой и организационной базы их деятельности, взаимодействия с государственными органами в транспарентности проведения демократических реформ, обеспечения свободы слова и выражения, плюрализма мнений, а также эффективного выполнения СМИ функции общественного контроля. Кроме того, в ходе дискуссий участники конференции обменялись опытом в использовании масс-медиа современных информационно-коммуникационных и инновационных технологий, совершенствовании подготовки творческих и технических кадров для СМИ, повышении профессионального мастерства журналистов».

- Пф-ф-ф, - презрительно произнес Алексей, прекрасно зная цену таким бодягам. Уж он-то протопал немало ковров на таких-то мероприятиях и всегда слышал одно и тоже. Недоумение вызывало то, что иностранцы словно тоже попадали под гипноз местной власти и пели песни во славу так называемых «успехов демократии» в Узбекистане, нисколько не стыдясь своего вранья. Безусловно, к таким «гастролерам» жители относились с презрением и отвращением.

Тут Мирзаев дал слово некоторым участникам. Первым высказался китаец Чанг Бин, низкорослый и худющий до ужаса: «В Узбекистане независимые СМИ вносят определенный вклад в развитие общества и государства. Появление в последнее время новых видов электронных СМИ свидетельствует о том, с какой невероятной быстротой развивается сфера информации. Обеспечение права граждан на получение достоверной информации – это святая обязанность СМИ, а также принцип каждого демократического правительства. СМИ в Узбекистане предоставляют платформу для передачи такой информации и играют важную роль в эффективном взаимодействии правительства и общественности». Лопотал китаец на своем родном языке, однако на узбекский переводил кто-то за кадром. Хотя в Китае ситуация с правами человека была ничуть не лучше, чем в Узбекистане, и Чанг Бин порол явную чушь.

- О боже, какая глупость! – процедил сквозь зубы Воронович, вертя головой. Он не знал, что в этот момент телеобъективы скрытых камер рассматривают именно его, и некий Эльдар Зуфаров готовит очередной файл на опального журналиста.

Далее на сцену выползла толстая женщина с большими грудями и плоским как сковородка лицом. Это была некая Богдана Бабич, директор украинского Института практической политики, и она тоже пыталась приукрасить действительность: «В Узбекистане динамично развивается и общество, и медийная сфера. Сегодня на медийном пространстве страны очень широко представлен негосударственный сектор. Это свидетельствует о том, что журналисты становятся все более свободными, а СМИ – независимыми и самостоятельными. Изучение печати Демократической Республики Узбекистан свидетельствует, что журналисты начали затрагивать острые темы, поднимать и помогать решению важных для общества вопросов. В стране принимаются необходимые законы для дальнейшего развития информационной сферы. Кроме того, существующая в стране реальная многопартийная система позитивно влияет на развитие партийной прессы. Узбекистан, таким образом, выходит на высокий уровень обеспечения свободы слова. Все это мне это очень импонирует». Ее несколько помпезный тон раздражал, а заплывшие неизвестно от чего глаза смотрели в одну точку, не моргая. Это вызывало шокирующее воздействие.

- Ага, конечно, отрабатываешь, сука, поездку в Узбекистан, - продолжал гневаться Воронович, с презрением слушая этот бред. – Халява не бесплатна – нужно подлизнуть одно место правительству Каримова. А так протирала бы юбку в своем Киеве...

Он не замечал, как сидевшие рядом с ним коллеги переглядываются, а чуть далее – из других групп, которые не знали, кто это такой, - встревоженно смотрели на журналиста, опасаясь за его жизнь. И было действительно из-за чего – такие политические диферамбы тут не прощались начальством. Тем временем на экране продолжался «спектакль»: теперь слово взял пакистанец Сажжад Малик, старший редактор газеты «Дэйли ньюс». Конечно, тот говорил только о хорошем: «В Узбекистане уделяется особое внимание развитию законодательства, касающегося деятельности СМИ. Примечательно, что государство поддерживает процессы демократизации и либерализации национальных СМИ. Такое благоприятное отношение официальных властей к масс-медиа наблюдается далеко не везде. Можно смело утверждать, что СМИ в Узбекистане работают эффективно, независимо и свободно, они являются мостом, который соединяет правительство и население страны, что дает положительные результаты в достижении целей проводимых в стране демократических реформ».

Алексея воротило от этого, и он уже хотел было встать, как увидел среди говоривших свою знакомую. Да, ту самую, что вдруг стала критиковать его на суде. «Наша республика создала самые благоприятные условия для развития масс-медиа, - торжественно говорила Наталья Девлисяпова, вертя голову в разные стороны, и короткая кучерявая шевелюра колыхалась как на ветру. Длинный шершавый и почти синий язык облизывал тонкие губ и даже кончик носа, видимо, от волнения женщина слюной смазывала подбородок и околоротовую часть лица. – Журналисты нашей страны благодарят президента Абдугани Исламовича и принцессу Гульнару Исламовну за ту заботу, которую они оказывают нам, работникам пера. Однако в нашей среде есть еще некоторые, которые продавшись за западные ценности и валюту, продолжают лить грязь на нашу действительность, и это не может не удручать узбекскую общественность, нашу прогрессивную молодежь. Недавно был осужден один из них, мой бывший коллега, а теперь враг Алексей Воронович. Я и мои товарищи поддержали справедливый приговор предателю родины, очернителю и ваххабиту, и выражаем надежду, что администрация летающей тюрьмы окажет необходимое воздействие, чтобы перевоспитать отступившихся и бредших в темноте неверия и хаоса. И лишь искупив свою вину тяжким трудом на Нептуне, они вправе вернуться в общество и жить в условиях Великого будущего, завещанного нам сто лет назад «Человеком, определивших эпоху»... Яшасин Каримовнинг оила! Олга, Узбекистон! Гула-яшна Узбекистон!»[47]

- Совсем девка тронулась, - также тихо заметил Ахмедов, смотря на телепередачу. В этот момент находившийся рядом Сигизмунд обратился к Алексею:

- Я почувствовал острую вашу реакцию на эту женщину... Она вас предала?

- Да, - кивнул тот. Рассказывать о многом не хотелось, но квадратному человеку многое и не надо было – он же все понимал через свои экстрасенсорные органы.

- Ну, это понятно... Есть вопрос: она не замужем?

- Нет... старая дева...

- Тогда все это поясняет. Для подавления гормонов, естественного всплеска тестостерона многие женщины принимают специальные препараты. Так они отказываются от половой жизни и всю энергию направляют на общественную деятельность, например, политику. Однако врачи обнаружили, что эти препараты отрицательно влияют на мозг человека...

- Как влияют?

- Они превращают мозг в жидкое состояние. Иначе говоря, у этой дамы в голове – жижа, и поэтому она не мыслит так, как мы можем представить. Нет в ней чувства сострадания, понимания, милосердия... Это просто машина, изрыгающая лозунги, крики и речевку! Властям такие «патриоты» и нужны! Так что через медицинские кабинеты они стимулируют женщин принимать такие таблетки, естественно, не сообщая правды о последствиях.

- У нее в голове... каша? – ошарашенно спросил Алексей

- Тебе еще многому придется удивляться, мой друг, - улыбнулся Сигизмунд и вновь уставился на экран.

В этот момент кто-то тронул за плечом Алексея. Он обернулся и увидел своего товарища – таксиста Абутова. Тот был одет в тюремную робу, только на груди был знак «С».

- О, Шерали-ака! – обрадованно воскликнул Воронович. Ему было приятно видеть человека, с которым пропутешествовал в одной упряжке с Земли до этой дальней тюремной орбите. Нужно отметить, что они за время полета сдружились и доверяли друг другу. – Как вы? Где вы?

- Ох, Алексей-ака, знали бы вы, - покачал головой Абутов. – Я сейчас работаю в столовой, видите знак «С» у меня на робе? Меня направили помощником повара, готовлю еду для заключенных из секторов «П», «Г» и «М».

- Ну, всегда считал, что кухня – самое теплое и довольно приятное место... во всяком случае, голодным не останешься, - улыбнулся Воронович, вспоминая армейское прошлое. Его некоторые друзья предпочитали бороться с картошкой и луком, чем овладевать воинской специальностью на полигонах, маршах и учениях, максимально приближенным к боевым. Действующих солдат от «столовых» отличала комплекция тела: вторые в два-три раза были тяжелее ровестников, к тому же двигались медленно. – Ошпоз[48] из тебя получиться неплохой, я уверен...

Но нельзя сказать, что данная работенка, пускай и сытная и более спокойная, ныне нравилась Абутову. Он, оглядевшись, нагнулся к ухо Алексею и прошептал:

- Ака[49], вы не представляете, что я сегодня видел...

- Что?

- Ох, трудно даже сказать... Помните того парня, несовершеннолетнего, что привезли с нами? Ну, Тахир Раззаков...

- Да, конечно. Его забрали врачи...

У таксиста задрожала губа. Лицо покрылось смертельной бледностью. Даже говорил с трудом:

- Сегодня нам доставили его труп...

- Труп? Как? – ахнул Воронович, чувствуя, как сжалось все внутри. Он схватил товарища за руку. – Но почему? Что случилось? Разве он болел?

Абутов опасливо огляделся.

- Нет, ака, он был здоров, и это стало причиной его смерти.

- Не понял... как это?

- Нам доставили его тело, и я увидел, что оно было изрезано скальпелем. У него изъяли внутренние органы. Главный повар Рустам Кадыров – кстати, отъявленный негодяй! - сказал, что вынули печень и еще что-то, и все для трансплантации. Кому-то на корабле провели операцию по замене неработающего органа. Понимаете, ака? Пацана убили! Нам же его доставили на кухню, чтобы мы разделали труп на мясо и субпродукты. Из него повара сделали фарш и приготовили еду, которую съела группа два часа назад. Кадыров предварительно отрезал сердце и селезенку для того, чтобы сделать пирожки «гумма»[50]! Он такой же каннибал, как... – Абутов не стал продолжать, понимая, что все на корабле стали невольными людоедами. Только такие как повар Рустам получали наслаждения, пожирая человеческую плоть.

Алексей сначала не мог поверить, это казалось не просто невероятным, но и ужасным до омерзения... и вдруг он вспомнил свой визит к директору. Тогда ему показалось немного странным, что Исаев хватался за бок, а ведь именно там располагалась печень. Да, потом какой-то женский голос сообщил, что некий донор готов к операции. «Боже, так вот кому трансплантировали орган бедного пацана», - вспыхнуло в мозгу у журналиста. И гнев заклокотал в его груди, готовый вырваться наружу в виде яростного крика. И энергию он разрядил только тем, что стукнул по столу кулаком. Удар был силен, и это не прошло мимо стоявшего Ахмаджанова. Его эсэсовская форма резко контрастировала с фоном уныния и беспомощности, безнадежности, что витала по всему кораблю.

Он, постукивая дубинкой по левой руке, подошел к заключенному. В его взгляде было написано удовлетворение, что сейчас он отыграется, ибо за день он не насытился рукоприкладством и оскорблениями. Перед сном требовалось кого-то исполосовать до крови хорошим внушением к покорности и раболепию, и после этого могло прийти спокойствие от хорошо прожитого дня. Но Алексей не боялся капитана демократии, он прошел фронт в Северной Африке, на других планетах и видал многое. Во всяком случае, научился смотреть в лицо врагу. Если бы не десяток других охранников, с интересом ожидавших экзекуции, то ему ничего не стоило продемонстрировать этому старшему надзирателю, что такое армейский спецназовец и как он дает отпор. Уж раздробить челюсть и сломать кости можно было в течение полуминуты. В рукопашном бою на вооруженного противника следовало уделять не больше этого времени, и даже по комплекции и физическому состоянию Нодир не был серьезным соперником. Кстати, такие же надменные и высокомерные личности и погибали в первой же схватке, ибо никогда не воспринимали окружающее как нечто такое, чего следует опасаться, считали, что смерть пройдет мимо.

Взгляд Алексея немного удивил того, капитан не мог понять, почему не трясется от страха этот заключенный, а смело смотрит в глаза, чего не следовало бы делать никому. Все находившиеся на «Исламе Каримове» всегда заискивали перед ним.

- И кто же это за птичка? – спросил Ахмаджанов, думая, куда бы ударить дубинкой – прямо по лицу или в живот. И туда, и сюда – эффект один. Боль, хруст ломаемых костей или лопающихся внутренних органов, и инвалидность. Учитывая, что врачи редко оказывают помощь пострадавшим заключенным, то этот мучился бы неделю. Академик и остальные с тревогой смотрели за разыгравшейся картиной, сожалекя, что не могут вмешаться и остановить. Они не знали, что Алексей не только хотел этого, наоборот, он желал схватки. Причем такой, чтобы почувствовать хруст ломаемых костей и рвущихся сухожилий.

- Это журналист Алексей Воронович, уважаемый капитан демократии! – сообщил, подскакивая Ешуа Коскинович. Ему казалось, что сейчас этот выскочка получит заслуженный урок и впредь не будет выступать против бригадира. – Очень самоуверенный типа. Не уважает законы, не преклоняется перед величием первого президента и не любит Абдугани Каримова и его бабушку Гульнару Исламовну! Вызывающе себя ведет, настраивает толпу на безобразие и, может, к бунту! И меня игнорирует!

Однако имя журналиста для Ахмаджанова что-то значило. Он словно споткнулся, опустив руку с дубинкой, и некая растерянность пробежала по лицу. Видимо, был какой-то указ в отношении Вороновича, и капитан знал об этом. С другой стороны, нужно было продолжать игру, чтобы никто не подумал, что капитан боится чего-то.

- Как сегодня работал этот журналюга? – спросил он, разглядывая Алексея. Тот продолжал молчать и без страха в глазах смотреть на вертухая, словно тот был пустышкой, абсолютно безавторитетная личность.

- Очень плохо, господин капитан Ахмаджанов, - отвечал Файзуллазаде. – Я постоянно делал ему замечания, потому что отлынивал от работы, сломал инструменты...

Естественно, это было полным враньем, и все это знали. Потому что Ешуа Коскинович никогда не заходил в цеха, опасаясь радиации и что там творилось не знал. Единственное, ему доставались сводки по объему выполненных работ, и по ним он мог судить об эффективности труда всей группы. Но для Ахмаджанова и не требовалось правды, он же не для этого был поставлен сюда.

Сотни заключенных, находившихся в кабинете политпросвещения, молча наблюдали за тем, что разворачивалось на их глазах. Естественно, в иг глазах горели чувство ненависти и тоски. Ибо они знал и итог этого разговора. А может, ошибались?

- Как? Он нарушает трудовую дисциплину? Вот негодяй! – вскричал бугай с деланным негодованием. – За это ему карцера мало! Не говоря о физическом внушении!

Неизвестно, дошло ли бы дело до этого, но тут вмешался Бронислав, опасавшийся за жизнь журналиста. Человек-баобаб вскочил и сказал:

- Неправда! Воронович сегодня работал как все. Он не отлынивал и выполнил дневную норму на полтора процента!

Сам того не понимая, он переключил внимание с Алексея на себя, а капитану это и надо было. Он помнил приказ Исаева – не трогать журналиста! – и поэтому плавно перевел стрелки ответственности и, как последствие, наказания на другого. Естественно, вертухай увидел синяки на теле Бронислава – результат утреннего внушения, вспомнило об этом и решил продолжить избиение, официально именуемое как «процесс перевоспитания с педагогическими методами».

- Ты хочешь сказать, что твой бригадир врет? – заорал он, наливаясь кровью. – Этот уважаемый всеми человек говорит неправду? Что он хочет обмануть администрацию? Что нет доверия ему, кому мы назначили за вами, подонками и ахмоками[51], следить?.. Как только твой поганый язык повернулся, гадина такая!

- Он меня оскорбил! – заверещал Файзуллазаде, показывая кривым пальцем на Хокайдо. – Он нанес оскорбление всему экипажу «Ислама Каримова»! По его мнению, тут не воспитываются те, кто был заслуженно осужден справедливым, беспристрастным и независимым судом Узбекистана! Он подбивал людей к бунту и неповиновению властям. Более того, он – ваххабит, каждый день читает Коран! – это было смешно, так как Хокайдо считался атеистом.

Все тут заметили, что грудная клетка у Ешуа сильно стала выпирать. Почему-то появилось мнение, что это есть последствие мутации, а это никого не удивляло.

- За это мы должны его наказать, - сделал выводы Ахмаджанов. И больше не тратил время на разговоры. Он вообще не любил много слов. Просто взял и всадил дубинку прямо в сердце Брониславу. Напряжение в три тысячи вольт прожгло дыру на левой стороне груди. Кровь не брызнула, ибо сразу же запеклась. Раздался только какой-то приглушенный звук, словно мешок с картошкой упал на пол.

Глаза у Бронислава закатились, и он тихо сполз вниз. Человек-баобаб ушел в иной, может, более справедливый мир, так и не дождавшись этой справедливости и реабилитации на этом. «Бакинец» радостно запищал и захлопал в ладоши. Капитан с удовлетворением вернул дубинку за пояс, и хищно огляделся. И он увидел, как мгновенно побледнели все вокруг. Алексея всего трясло. Он не мог поверить, как легко и без зазрения совести этот гад убил профессора, самую спокойную и рассудительную в группе персону. И сам не понимая, что делает, сделал шаг вперед, а из груди вырвался злобный шепот:

- Ах, ты гад. Ты за это поплатишься!..

Нодир с удивлением посмотрел на заключенного – никто на «Исламе Каримове» никогда не перечил представителю администрации. Это было нечто сверхвозможное. Однако сказать ничего не успел, так как Алексей нанес ему профессиональный «хук». Смачный удар в челюсть – и капитан демократии по баллистической кривой отлетел в сторону. Брызнула кровь. Ошеломленные надзиратели несколько секунд смотрели на лежащего и извивающегося от боли на полу начальника, а потом выхватили из-за поясов дубинки и кинулись унимать журналиста.

Только они не знали, что тот для них – крепкий орешек, не с такими справлялся. Вороновичу показалось, что он снова там, на Ближнем Востоке со спецзаданием и вокруг него сплошные враги. Из подсознания всплыл солдат, который взял на себя управление телом и принятие решений по самозащите. Первого вертухая, пытавшего ударить его дубинкой, ожидал хитрый прием айки-до, при помощи которого Алексей перехватил руку, скрутил и произвел бросок. Надзиратель грохнулся на пол со сломанной рукой. Тем временем второй промахнулся дубинкой, ибо журналист ловко увернулся, а затем провел подсечку. Взболтнув в воздухе ногами, тот упал прямо на первого нападавшего. Послышался крик обоих. Следовало успокоить их, и два удара по грудным клеткам уложил надолго работников административной системы.

Но схватка только разогревалась. После этого Алексей развернулся и встречал третьего и четвертого, нисколько не опасаясь контрприемов – было ясно, что соперники они слабые, плохо обученные к бою с настоящим противником. Их взмахи не приводили ни к какому результату, зато они летели в сторону со сломанными носами и челюстями, при этом отчаянно матерясь:

- Жалаб! Падарингиланат! Бок епсан![52]

Было удивительно то, что час назад у Вороновича не было сил даже передвигаться – настолько он устал от тяжкой работы. А сейчас словно налился энергией. Видимо, включились внутренние резервы, а каковы их размеры никому неведомо. Он чувствовал себя находящимся там, на линии фронта, где полным-полно врагов, готовых перерезать глотку или испепелить огнеметами. Не менее ошеломленными были и заключенные, наблюдавшие за этой схваткой. Ахмедов в отчаянии тряс головой, понимая, что такое журналисту не простят, и, скорее всего, его умертвят, тогда как на журналиста была им сделана большая ставка. Сотоварищи тоже с волнением смотрели, как Алексей умело действует кулаками и ногами, понимая, что это действительно серьезный противник для надзирателей. Тут и гадать долго не стоило, кто окажется победителем. С явным испугом, прижавшись к обшивке, наблюдал за этой сценой Ешуа Коскинович. Его губа дрожала, а пальцы нервно тарабанили дробь по стене – бригадир пытался успокоить себя. Ему казалось, что его заставят драться с этим явно ненормальным и бешеным человеком, для которого вертухаи были как плюшевые игрушки.

Пятый и шестой из охраны были уже настороже и тоже пытались применить знания рукопашного боя. Привыкшие иметь дело с заключенными, они не знали, что такое солдат, побывавший не раз в реальном бою и умеющего концентрироваться для решения поставленной задачи. В данном случае такой задачей было самооборона. Несколько секунд противники стояли, словно собирались силами, тихо рычали, как тигры, а потом пошли в атаку. Толстый и рябой надзиратель с нашивкой на груди имени «Бахтияр Матлюбов» махал огромными кулаками, словно пытался пробить железобетонную стену. Наверное, он мог бы это сделать. Да только попадал все время в пустоту. Воронович изгибался как гуттаперчевый мальчик, легко избегая попадания кулака в свое тело, а потом сам врезал ногой в голову и в грудь, от чего Матлюбов охнул и сделал пару шагов назад. Журналист перешел в атаку и, подпрыгнув, с разворота въехал ему прямо в челюсть. Надзиратель согнулся пополам и упал, потеряв сознание. Одновременно Алексей перехватил удар шестого и перебросил через себя. Встававшему третьему вертухаю он расквасил нос и уложил «отдыхать» обратно. Другие, охая, поднялись и опять ринулись усмирять заключенного, правда, без особой охоты и радости. До всех дошло, что взять его не просто, нужно очень постараться. А вот старания и не хватало, точнее, опыта. Ведь им противостоял закаленный боец, сержант десантно-штурмовой бригады.

И опять жаркая схватка. Все смотрели уже с удовлетворением, как надзиратели разлетаются в стороны, словно мячом сшибали кегли. Это была зрелищная схватка, достойная кинофильма-боевика. Тут Алексей, у которого глаза пылали ненавистью и каким-то отчаянием, выхватил у одного из рук дубинку, включил электрошокер и стал жахать всех подряд. Не прошло и десяти секунд, как шестеро надзирателей валяли безпамятства, тихо постанывая. Остальные пять, которые стояли у входа в помещение «Марифат ва манавият» не решались вступать в бой – они видели, к чему это привело у предшественников. Тут очнулся Ахмаджанов, который, кряхтя, приподнялся на левую локоть и крикнул:

- Чего стоите – утихомирьте этого журналиста! Живее, живее, мерзавцы! Нечего лупить глаза, иначе я их выколю!

Окрик подействовал. И скорее всего от отчаяния, чем от храбрости, вертухаи прыгнули на Алексея, стоявшего неподвижно в стойке ожидания. Бах! Хлоп! Хрясь! – слышались глухие звуки столкновения. Воронович парировал удары, легко уходил от захватов и сам переворачивал нападавших, бросал их на пол, бил им в уязвимые точки, от чего те кричали и извивались как змеи. Одному удалось провести контрприем, и журналист оказался сам на спине, да только ловко вывернулся, ударил по колену противнику, сломав кости. Тот, вопя, схватился за ногу и тотчас был оглушен опперкотом в скулу. Последний надзиратель выхватил ультразвуковой нож – грозное оружие, им можно разрезать бронированную обшивку, - и пытался проткнуть тело отчаянного заключенного. Только сделал это напрасно, ибо вывернутая Алексеем его рука пробила ему же самому грудь и вскрыв внутренние органы. Из огромной раны выпали кишки и легкие. Вертухай дико завопил, пытаясь руками засунуть свое «хозяйство» обратно, а потом бухнулся на колени. Тело прогнулось, лбом он ударился о пол и замер. Кровь разлила все ближайшее пространство.

Теперь нож оказался у непокорного Вороновича, и капитан оценил опасность. Он, холодея от ужаса, понял, что ему лично не одолеть его и поэтому следовало звать подкрепление. Быстро нажал на кнопку тревоги, которая находилась на приборе его костюма, и резкий сигнал прозвучал по всей тюрьме. Вауууу! Ваууу! Ваууу! – били по ушам динамики. Этот звук заставил очнуться Алексея – солдат ушел обратно, и вернулся журналист, который с некоторым недоумением рассматривал валявших охранников и себя, державшего в руке оружие. Сотня людей уже со страхом смотрела на него, ожидая экзекуции для всех.

Не прошло и минуты как в помещение ворвался вертухайский спецназ – группа наиболее подготовленных садистов, которые имели большой опыт усмирения взбунтовавшихся на Луне и Земле[53]. Все они были облачены в особые костюмы и вооружены соответствующими инструментами. Их было слишком много, однако и они проявили осторожность, увидев двенадцать неподвижных тел на полу. Сила Алексея ими была оценена правильно. Естественно, уложить столько человек – это требовалось немало умения и навыка, и они заподозрили, что журналист явно из бывших военных. Матерясь, Ахмаджанов приказал одному из спецназовцев подать пистолет, и тот выполнил это с особым удовольствием. Многие заключенные закрыли глаза, не желая видеть убийство того, кто заступился за товарища.

По лицу капитана можно было прочесть, что Алексею осталось жить недолго и он вскоре уйдет догонять Бронислава Хокайдо. Прицелившись, Нодир хотел было нажать на спуск, как снова включился экран общего монитора. На нем появилось изображение директора летающей тюрьмы. Исаев был разъярен:

- Нодир, не смей! Он мне нужен живым! Если убьешь его – выкину тебя самого к кольцам Нептуна! И вырежу всю твою семью на Земле!

Приказ директора охладило пыл главы вертухаев. Он с трудом совладел собой, потом переключил оружие с патронов разрывного действия на капсулы сильнодействующего снотворного, после чего выпустил пол обоймы в журналиста. Алексей почувствовал боль, но через секунду она исчезла – наркотик действовал настолько быстро, что вместе с болью ушло и сознание. Воронович тоже свалился на пол, причем прямо на повергнутых им же охранников. Человек-рептилия хотел было броситься к нему, но один из спецназовцев пнул его, и тот отлетел обратно в толпу.

Злясь, что шеф не позволил расправиться с этим негодяем, капитан встал, и ему помог в этом один из его подчиненных. На лицах многих, кстати, было выражение восхищения: им впервые попался достойный противник, и пока мало кто знал, что это не просто журналист, а ветеран многих войн и боевых операций.

- Быстро всех разогнать по камерам! – приказал Закир Исаев, буравя с экрана монитора присутствующих в помещении заключенных и надзирателей. – Вороновича – в его «номер». А ты, Нодир, ступай ко мне. Поживее, скотина!

Экран потух. Покрикивая на заключенных, спецназовцы стали выгонять их с помещения. Многим достались подзатыльники и пинки, однако это не могло сбить в них волну изумления и удовлетворения от увиденного. Все были поражены, как один из них легко справился с двенадцатью физически крепкими мужчинами. Тихо шепчась между собой, они последовали под наблюдением своих бригадиров и других вертухаев в свои камеры. Ахмедов с сотоварищами подняли по указу Файзуллазаде журналиста и понесли в сектор «Ц» - место своей тюремной «прописки».

Капитан, охая, поплелся в другой конец корабля. Челюсть ныла, не доставало трех зубов. Он понимал, что разговор с шефом будет не простым. Тот не простит ему этой ошибки. И действительно, Исаев горел от злости. Едва Ахмаджанов зашел в кабинет, как директор влепил ему оплеуху.

- Ишак! Ты чуть не сорвал мне дело! Я же предупреждал тебя: не трогать его! На этот счет я специально говорил тебе!

- Он оборзел, Закир-ака! Он настраивал заключенных на бунт! – пытался отвертеться капитан. – Я обязан был остановить его! Это не просто журналюга – настоящий зверь!

Исаев не поверил ему:

- На бунт? Тогда на хрен ты мне, идиот, нужен, если боишься бунта?! Ты должен радоваться бунтам, потому что они помогают поддерживать охранникам свои навыки и набирать опыт! Они должны быть убийцами и палачами, а не чревоугодниками и лентяями! Мне нужно держать в страхе всю тюрьму! А для этого иногда полезно провоцировать заключенных к неповиновению, чтобы потом отработать мастерство кровавого подавления! Блин, придется мне учить вас этому! Олухи безмозглые!

- Так я это и делаю, акамилло! Я убью всех, кто захочет поднять бунт.

Тут Исаев стал немного остывать. Слегка придерживаясь бока – места, где была проведена недавно операция по трансплантации органа, - он подошел к бару, достал виски и разлил в два стакана. Одну взял сам, другую протянул капитану, который принял это с особой благодарностью.

- Говоришь, Воронович – зверь? – уже спокойным голосом спросил он, щелкая пальцами. Капитан проглотил всю жидкость и поставил стакан на стол. После чего, трогая челюсть рукой, кивнул:

- Да, акамилло. Не скрою, я хотел бы иметь такого бойца! Он раскидал моих охранников как мячики! Драться он умеет...

- А ты, идиот, не знал, что он – сержант, из десантно-штурмовой бригады, участник африканской кампании? Награжден двумя орденами и одной медалью? Он и на Марсе навоевался! Про Согдиану слышал?.. Так он там дал отпор карательной экспедиции, ихний командир потом униженным ходил больше года. Один солдат одолел почти роту карателей!

- Не-э-эт, - поразился тот. – Я знал только, что он – писака и крючкотвор. А все писаки – слабаки и дохляки...

- Вот теперь знай, что это не всегда так. Хотя нужно было тебе раньше заглянуть в его личное дело, а не трахать Ешуа в своей комнате. Твои обязанности – поддерживать порядок в тюрьме, подавлять в зародыше всякие мысли о сопротивлении. И лишь потом удовлетворять свои извращенные похоти, собака!

Капитан покраснел. Он совсем забыл, что за всеми отсеками ведется наблюдение, и его интимная жизнь тоже известна всевидящему «оку» Эльдара Зуфарова. «Блин, наверняка у директора все видеосъемки моей сексуальной активности с бригадиром сектора «Ц», - мелькнула мысль у Нодира. Он засопел, стал пальцем ковыряться в приборном щитке, грозя проделать дырку.

- А можно узнать, зачем вам этот журналист? – спросил бугай, стараясь отвлечь шефа от мысли о своих гомосексуальных интересах. Впрочем, самому Исаеву было наплевать, как коротает свободное время подчиненный, его заботило иное. Ему нужно было обустроить мсвою жизнь, вернуть прежний статус.

- Это личное внимание самой шахзоды[54]! – поднял палец наверх бывший судья. – Понимаешь?

- Как? Сама Гульнара Исламовна заботиться о судьбе этого журика? – поразился Ахмаджанов, не веря своим ушам. – А почему? Он же – первый ее враг! Таким место в крематории или на орбите Нептуна!

Такие слова вызвали гримасу неудовлетворения у Исаева. Ему претила мысль, что могущественную и самую богатую женщину республики будет беспокоить жизнь какого-то человечишки. Это все равно что слон по пути своего следования к пище или удовольствиям заинтересуется мурашем, бегающим под ногами.

- Что ты, что ты! – замахал руками директор. – Ей наплевать на Вороновича. Все дело в том, что этим гадом интересуются многие международные организации, в том числе из «Амнести Интернешнл», «Фридом хауса», «Репортеры без границ», Межпланетного комитета защиты журналистов, а также правительств Венерианского оборонительного союза. Это уже не шутки. Это глобальная политика! На кону поставлено все!

- И что же?

- А то, что через три дня на «Ислам Каримов» прибывает международная делегация из различных структур, в том числе и Солнечного Комитета Красного Креста и Полумесяца и спецпредставителя ООН по пыткам – некая мадам Ибрагимова, стерва, как я слышал, еще та. Кроме всего прочего, их интересует и судьба Вороновича – эта сука известна всему миру по статьям в Interplanet. Разрешение на посещение выдал лично президент Абдугани Каримов, который вынужден был пойти на такие уступки; увы, увы, и у нашей службы бывают пролеты... Старший инквизитор Фуркат Толипов сработал топорно, хреново поработал над материалом обвинения, и вся фальш выплыла наружу, понимаешь? Международное сообщество возмущено до предела!..

- Оп-ля, - выдавил из себя ошарашенный капитан. Он был согласен, что сотрудники Министерства по демократизации и свободе не имеют права на ошибки. Не зря все они носят эсэсовскую форму как символ четкого и беспрекословного исполнения приказов начальства и преданности идеям высшего разума в лице потомков Ислама Каримова. Этого инквизитора он сам бы лично истязал бы за такой промах!

- Вот именно: оп-ля! – раздраженно ответил Исаев. – Как мне сказали, этого Фурката Толипова президент лично кастрировал за такую хреновую работу и яйца повесил в музее искусств. Он в ярости, но вынужден считаться с давлением извне. Поручил мне деликатное дело. Думаешь, мне есть дело до этого журика? Сам бы лично распотрошил на мясо. Но нельзя. Он сейчас – разменная монета. Наши враги в различных структурах пытаются продвинуть санкции по отношению к режиму Каримова, наложить арест на счета Гульнары Исламовны. Особенно стоит ребром вопрос добычи «гулия». Есть мнения, что добывать вправе и другие государства, и пора лицензию у Узбекистана аннулировать. Одно из причин этого – якобы нечеловеческие условия содержания заключенных, пытки, казни и убийства. Сам понимаешь, что это – наша обычная повседневная работа. Для этого и направили нас всех на Нептун: одних отсиживать сроки и работать на Каримова, других – следить за этим процессом и наказывать нерадивых.

Ахмаджанов был полностью согласен с методами работы на «Исламе Каримове», и выразил свою ненависть к предстоящему визиту одним выдохом:

- Вот гады! Хотят вмешаться во внутренние дела нашей республики?

На что Исаев кивнул:

- Да, хотят. Поэтому сейчас многое зависит от нас, особенно от тебя. Нужно сделать так, чтобы наши уроды не попали в поле зрения делегации, иначе – это полное доказательство того, что все подозрения обоснованы. Изолируй их всех, лучше спусти мутантов ближе к ядерным двигателям. Им радиация не страшна, а делегация туда не полезет.

- А виварий? – напомнил ему капитан, показывая пальцем на иллюминатор, где на фоне Нептуна светилась желтым шариком огромная стеклянная емкость, внутри которой вне гравитации плавали обезображенные тела живых людей без костей.

- Ах, да, от этого музея придется избавляться, лишняя улика, - вздохнул Исаев, подходя к столу. Он открыл крышку, под которым был пульт управления. Несколькими ударами по клавишам он послал команду на отстыковку отсека. В ту же секунду заработала гидравлика, которая оттолкнула виварий от летающей тюрьмы. Сработала автоматика: включились небольшие ракетные двигатели, которые стали разворачивать емкость на Нептун. Директор с капитаном наблюдали, как все дальше и дальше удаляется то, что приносило им немало удовольствий, пока оно не исчезло среди спутников. Лишь радар фиксировал движение, пока не загорелся сигнал, означавший, что виварий упал на Нептун. Что с ним стало, никого не интересовало. Может, мощные ветры разорвали на части, или давление расплющило все...

- Ах, жаль, такое интересное заведение было, - вздохнул Ахмаджанов. – Ведь какую мощную воспитательную силу она имела! Заключенные буквально дрожали, едва им обещали кнохенскоп! И мы тоже получали полный кайф от лицезрения этого процесса!

Директор был с ним согласен:

- Да, жаль... Хотя это не проблема. После отъезда делегации сотворим новый виварий, благо заполнить его есть кем... ха-ха-ха!

- Ха-ха-ха! – подхватил Нодир, который ужасно любил работать с кнохенскопом и превращать людей в мессиво.

Тут Исаев посерьезнел и сказал:

- Все мобильные пыточные устройства – спрятать... Лучше всего, в цеха, куда никто из этих любопытных нос не засунет... Саму камеру пыток опечатать, да так, чтобы никто не смог найти. Далее: провести среди заключенных беседу на тему того, что они – патриоты Узбекистана, проходят тут перевоспитание и любят наше правительство. Каждый из них надеется трудом доказать свою нужность обществу и прощение. Заставь выучить их какой-нибудь доклад первого президента республики, пускай цитируют только так по поводу и без повода... Особо заключенные должны настаивать на том, что на «Исламе Каримове» полностью соблюдаются их права и свободы, нет пыток, нечеловеческого обращения; питание здесь чуть ли не курортное... Ах, блин, придется сказать нашим поварам, чтобы для показухи приготовили самые лучшие блюда, мол, это ежедневное меню всех обителей летающей тюрьмы.

- Может, организовать показательные выступления? Ну, типа, что свой драмкружок или клуб художников и поэтов? – предложил Ахмаджанов. – Или секция художественной гимнастики, йоги...

Идея пришлась по вкусу бывшему судье. Он налил еще по стакану коньяка, и оба выпили, не закусив ничем, хотя на столе были шоколадные конфеты.

- Гм, неплохо... А почему бы и нет? Женщины обязаны исполнить танец независимости и свободы, мужчины спеть что-нибудь из репертуара... как там?.. ну, который гимн сочинил...

- Абдулла Арипов! – подсказал Ахмаджанов, который, кстати, ужасно любил этот гимн и всегда его исполнял, даже когда занимался сексом с Ешуа. Точнее, они оба пели во время эрекции. Это их еще сильнее возбуждало. Обязательным атрибутом был развернутый флаг Узбекистана и горящий герб – все это создавало особую патриотическую ауру. Обычный человек посчитал бы это некой формой извращения, однако никто из администрации летающей тюрьмы так не думал. Символы насилия буквально были выжжены в их тела.

Слегка стало темно в иллюминаторе – это проходил спутник неправильной формы – Протей. Чуть следом шли Наяда и Таласса, мрачноватые на вид небесные объекты. Говорят, мол, на них Гульнара Каримова мечтала открыть космические отели, однако быстро поняла, что стоимость путевки будет настолько высока, что о загрузке номерного фонда лучше и не мечтать. Затея была похоронена, хотя на спутниках осталось кое-какое оборудования от изыскательских работ. Закир мельком взглянул на эти шарики и пробурчал:

- Точно... Побольше декораций и счастливой жизни на «Исламе Каримове». Картины выхода на свободу, трудовые будни, чтение литературы и просмотр кинофильмов, спорт и сауна, здоровье и досуг... Надо замазать глаза делегации так, чтобы они улетели от нас в полной уверенности, что здесь вполне приемлемо и нисколько нет нарушений.

- Будет сделано, ака!

- Кстати, почему произошла драка? – вдруг спросил Исаев, увидев, как Ахмаджанов постоянно держится за скулу.

- Я хотел провести воспитательную работу. Укокошил одного мутанта, а Воронович вступился. Не знал, что он умеет драться. Обычная работа – убивать заключенных, и никто из нас не ожидал, что какой-то журналист начнет дубасить охрану!

Директор нахмурился. Он походил по кабинету, потрогал книги первого президента, что стояли на полках, видимо, пытаясь получить от них некую энергию или подсказку, после чего развернулся и произнес:

- Опасен Воронович, ох как опасен. Не зря его называют Че Геварой...

Этого бугай не знал и удивленно переспросил:

- У него кличка этого латиноамериканского революционера?

- Да. У него врожденное чувство неповиновения силе и несправедливости. Сам он – не скроем этого! – достойная личность. Такие управляют миром. И хорошо бы такими управлять, ибо тогда весь мир будет у тебя в руках. Или хотя бы теми, кто на борту нашей летающей тюрьмы, - заключенными.

- Но как можно управлять этим... э-э-э... террористом? – для Нодира все революционеры считались террористами и экстремистами.

- Ты сам мне только что подсказал... Он чувствует ответственность за других. Он готов пожертвовать собой ради людей. Не скрою, это все-таки хорошее качество. Но не для нашей работы. Не для нашей политики. Такие люди – наши враги. И ими нужно манипулировать, принуждать исполнить то, чего им неугодно и противно! И если ему, Алексею, заявить, что от неправильных действий пострадают его товарищи, коллеги, то это успокоит его. Ну, не знаю, насколько это хватит и успокоится ли он вообще, однако некоторое время будет не активен. А нам это и надо. Главное, чтобы при встрече с делегацией он не ляпнул такого, от чего у иностранцев появились негативные мысли и подозрения. Сам понимаешь, что за это нам будет...

Капитану не нужно было даже говорить об этом. Он знал, что не справившихся с заданием президент Абдугани Исламович Каримов лично варит в серной кислоте. А еще говорят, что Гульнара Исламовна сдирает с некоторых живьем кожу и натягивает на барабан, которым стучит тогда, когда ей весело, и в ее дворце пара сотен таких музыкальных ударных инструментов. Даже жутко представить, скольких людей она умертвила лично.

- Я бы накачал Вороновича наркотой, чтобы он не сморозил глупость. Но сам понимаешь, это сразу будет видно. Транквилизаторы могут подавить силу воли и сделать тупым, и это невозможно не заметить, особенно специалистам, а они там будут обязательно... Поэтому нельзя использовать такой метод. Лучше заставить его действовать сознательно... Конечно, мечта моя и желание принцессы Гульнары Исламовны, чтобы этот гад продолжил журналистику на борту нашей тюрьмы, отправлял статейки в Interplanet...

Капитану показалось, что он ослышался.

- К-как ж-журналистикой? Он же такое тут накатает – нас быстро отправят к ядру Нептуна, предварительно содрав шкуру и сварив в кислоте!

Исаев недовольно мотнул головой: подчиненный не уловил мысль.

- Идиот, никто не хочет, чтобы он писал правду. Нужно, чтобы он сочинял то, что угодно нам. Например, что на «Исламе Каримове» полный ажур, свобода, либерализм, права человека, понимаешь? У него мировой авторитет, и к нему прислушаются. Тогда нас и дергать не будут, и санкции не станут возводить против Узбекистана!

- А-а-а... ясно...

- Это хорошо, если ясно. Значит так... Чтобы на Вороновиче не было ни царапинки. Просто скажи, что произойдет с его товарищами, в частности, с этим... академиком Вахидовым, если с языка вырвется не то... Пускай молчит и строит довольную рожу! Проинструктируй как следует, а то я с тебя шкуру спущу... Сейчас все зависит от него, подонка... Ты его крепко усыпил?

- Полобоймы всадил снотворных ампул, - мрачно ответил капитан. – Дня три точно спать будет.

- Это и хорошо – нам спокойнее. А теперь ступай – исполняй все то, что я сказал. Я сейчас вызову других старших офицеров и всем раздам задание. «Ислам Каримов» на день должен стать самым веселым и счастливым местом в Солнечной системе!

Когда офицер ушел, Исаев сел на кресло, достал пачку восточных сухофруктов и, глотая один плод за другим, стал слушать песни в исполнении Гульнары Каримовой. Слезы умиления катились с его глаз. Как и всякий палач, он был очень сентементальным, и наивные, порой наигранные сцены всегда вызывали определенные чувства. Ему нравились мелодрамы, хотя баз всяких проблем он мог топором изрубить младенца или в микроволновой печи сжечь старика. Трудно было понять психологию таких личностей. Одно можно было сказать с уверенностью – это полные социально и нравственно деградированные люди. Таких было немало, кстати, в фашистской Германии, а также в других тоталитарных и авторитарных государствах двадцатого и двадцать первого веков.

Из динамиков лилась песня в исполнении старческого дребезжащего женского голоса, иногда прерываемой кашлем от нехватки воздуха и поддержки высокой ноты:

«Покрыта каплями земля,

И их несчитано число,

Но отвели все звуки

от меня - за стекло.

Монотонно рыщет день,

И приходит ночь,

Исчезают они тень в тень -

Точь-в-точь...»

Бывший судья целовал голографическую фотографию Гульнары Исламовны в золоченной рамке и тихо подпевал:

«Не поменять течение грез,

И боль шагов не унять.

Мысль, закрутившись, упадет

В осколки снов - опять.

Страх сделать этот в бездну шаг

Не оставляет тело цепко,

А мысли ранят душу так -

То мрака тень или тени мрак.

Ударов счет не верь, оставь,

И палантина легкий шорох - шепчет,

И средь обрывков мыслей вновь печать -

уйти, оставить - разум треплет»[55].

- Ох, наша великая принцесса, вы вечно будете жить в сердцах порядочных и честных узбекистанцев, - шептал Исаев, сморкаясь в платочек. Он молился на нее, смотря на голографический портрет, спроецированный микрочипом в рамке. – Вы – надежда всего человечества!.. Только с вами и вашим внуком мы живем в Великом будущем!

За иллюминатором холодно светился Нептун. Большое темное пятно – прямо над островом Эдема Гульнары - бороздило по его атмосфере, и мало кто знал, какая сила в нем и какие возможности оно дает, если укротить и продчинить себе. Может, директор тюрьмы предпочел бы совершить другие шаги...



Глава 7. Заметание следов бунта



Яркий свет проник даже сквозь веки, а потом лампы снизили накал. Алексея разбудил тот же самый гимн, который он ненавидел всеми фибрами души:

«Сиркуёш хур улкам, элга бахт, нажот,

Сен узинг дустларга йулдош, мехрибон!..»

Это было как удар в челюсть. Цедя сквозь зубы какие-то ругательства, он приподнялся и открыл глаза. Сразу убедился, что находится не в карцере, хотя этого и следовало ожидать после той драки, а в камере с коллегами. Все они стояли и надрывно пели, вымученно, с ненавистью и презрением в голосе:

«Олтин бу водийлар — жон Узбекистон,

Аждодлар мардона рухи сенга ёр!..»

На экране монитора было изображение развевающегося под порывами ветра (компьютерная графика) флага Демократической Республики Узбекистан и государственного герба, и заключенные обязаны были не отрывать взгляда с этих великих символов. Тот, кто увиливал от этого священного долга, попадал в списки все того же всевидящего Эльдара Зуфарова. Алексей посмотрел на товарищей, и недосчитался двух человек, и тут же вспомнил, что произошло. Из памяти всплыли как фотографии моменты убийства Бронислава Хокайдо и боя с вертухаями, и чувство злости и ненависти с новой силой вспыхнули в его груди. Однако заметивший момент пробуждения журналиста Эркин Баратович знаками показал, чтобы тот встал и начал петь.

Только встать оказалось делом не простым. Все тело ныло, мышцы болели, словно окаменели. Такое могло быть, если он находился без движения долгое время. Алексей заметил на руках и ногах гематомы, и понял, что такие же синяки есть и на спине. Преодолев слабость, он спустился с верхнего яруса на пол и закончил со всеми строчки гимна. И опять дурацкие слова пожеланий всего хорошего семейке и предков диктатора.

- Слава, слава, слава! – не особенно стараясь казать вдохновленным сказал Воронович, и после присел.

Коллеги окружили его. Все они были изможденными и усталыми.

- Как себя чувствуешь? – участливо спросил Ахмедов.

- Плохо, - признался журналист. Его голос казался глухим. – Такое ощущение, что меня долго пинали...

- Так оно и есть. Когда ты упал в глубокий сон, то некоторые из охраны с удовольствием опробовали на тебе свои «гавнодавы», - сообщил Сигизмунд. – И к тому же ты пролежал без движения трое суток. Естественно, тело оттекло...

- Ох... Трое суток?

- Ага, не меньше!..

- Поэтому придется тебе встать и сделать разминочку, иначе мышцы судорогой сведутся, - продолжал квадратный человек. – Давай я помогу, все-таки нас артистов приучили, как правильно тренировать мускулы, прежде чем начинать репетиции... Вначале небольшой массаж...

Пальцы у Арсеньева были действительно сильными, и они массировали мышцы так, что было и больно, и приятно. Зато усталость куда-то постепенно уплыла, стало легко. Через десять минут Алексей встал, еще раз огляделся и спросил:

- Про Хокайдо спрашивать не стану – понимаю, где его тело... А где наш Серсенбай Кожехан? Заболел?

Ахмедов вздохнул. Кореец, как всегда, не произнес и слова. За них ответил нахмурившийся Сигизмунд:

- Он погиб...

- Как погиб? И его убили? – вскричал в негодовании Воронович, сжимая кулаки, словно опять был готов ринуться в бой. Академик его остановил, схватив за локоть:

- Можно сказать и так... Ты пролежал три дня, и твою дневную выработку Ахмаджанов возложил на Кожехана... Тот не выдержал такой нагрузки и умер... Прямо в цеху... Чтобы он не достался на ужин, не стал мясопродуктом... мы выкинули его тело в космос, и оно теперь вращается по орбите Нептуна... Уж лучше так, чем... сам понимаешь!..

- Ах... Ох... – лицо у журналиста пошло пятнами. – Гады... Я отомщу за него...

Алексей осознавал, что эти двое погибли из-за него. Первый вступился, отвлекая внимание палача на себя, а второй просто нес его ношу, чтобы не усложнять жизнь новичка. И глубокий рубец полоснул сердце журналиста. Мысли путались, дыхание стало учащенным.

- Тихо, - испуганно произнес Эркин Баратович, пальцем показывая на потолок – там располагались «глазки» и «ушки» видеокамер. Центр мониторинга некогда не спал, и следил за всем, что происходило. Алексей прикусил язык. Ахмедов глазами дал понять, что понимает его и тоже скорбит. После произнес:

- Не будем терять время – пора завтрака. Опоздаем – не получим порции. Нам еще есть что тебе рассказать. Пока ты спал здесь тако-о-ое было!

Все стали быстро одеваться и умываться. Алексей без особого энтузиазма почистил зубы каким-то противным и тошнотворным кремом, который ему достал откудато добрый приятель Шерали, и думал о своих товарищах. Перед глазами стояли Бронислав и Серсенбай, странные на первый взгляд люди. Когда все закончили утренню гигиеническую процедуру, то люк камеры автоматически, согласно расписанию, открылся, приглашая к выходу. Никто не стал оспаривать это предложение, один за другим покинули камеру.

В коридоре уже стояли другие группы, и все тот же Ешуа Коскинович в красном комбинезоне бегал между ними и орал на заключенных как резанный:

- Равняйсь, смирна-а-а!.. Ты чего глазенки уставил, жалаб? Чего зыришься на своего бригадира? Захотел в карцер? Или на Нептун? Я тебе быстро устрою такой туристский маршрут... Или забыл, как тут огнеметами палят задницы – до сих пор в коридорах пахнет жаренным!

Заметив группу Ахмедова, он перекинул гнев на нее:

- Чего опаздываете, мать вашу! Встали как следует!.. А теперь марш в столовую! Живее, сволочи! С голоду сгноил бы вас, да начальство у нас доброе, демократическое, надеется перевоспитать! – Файзуллазаде не скрывал, что люто ненавидит всех тех, кто находился с академиком, особенно представителя независимой прессы – Алексей только усмехнулся в ответ, чем вызвал новую вспышку злобы. Конечно, сам Бакинец был бессилен против него, прекрасно помня, как тот уложил десяток надзирателей; и все.же надеялся на то, что Ахмаджанов еще разберется с ним, журналюгой.

Под крики и сплошной мат все двинулись в сторону столовой. По дороге Алексей заметил, что здесь почему-то корпус оказался обугленным, словно был страшный пожар. До сих пор сохранился запах паленной пластмассы. Некоторые приборы были вырваны с «мясом», лишь провода торчали из дыр. На лицах и руках охранников были зеленые полосы – это мазь, которая заживляет раны, ожоги и порезы.

- Что это? – в недоумении спросил журналист, показывая на разруху. – Что здесь произошло? Этого же не было в прошлый раз... И почему вертухаи в крокодильий цвет расписаны?

Кузиев, который двигался рядом, ответил тихо, чтобы бригадир не услышал его:

- Два дня назад был бунт... Женщины оказали сопротивление...

Это вызвало волну удивления у журналиста. Ему казалось, что никакие мятежи на летающей тюрьме невозможны. Так как люди здесь настолько зажаты, настолько задавлены и напуганы, что ни мысли, ни желания оказывать сопротивление и неподчинение администрации не могли возникнуть. «Видимо, ошибался», - понял Алексей.

Тем временем инженер-атомщик продолжал:

- Одна заключенная по имени Мадина, швея, хотела, чтобы имам Бахтияр Мамуров прочитал молитву по душу убитого пять лет назад ее мужа, фермера. Тот пришел и начал читать, однако одному из охранников в женской части тюрьмы не понравились слова обращения к Аллаху. Он потребовал, чтобы имам произносил имя Ислама Каримова, которого власти считают пророком. Мамуров отказался, и за это схлопотал пулю. Он умер сразу.

- Ох, - опять выдохнул энергию ненависти Алексей. Он прекрасно знал этого человека, поскольку полтора месяца летел с ним на транспортнике «Генерал Рустам Иноятов» на Нептун. Это был добрый, мудрый и весьма интеллигентный священник, знавшего не только Коран, но и другие книги Писания; паства его просто боготворила за добрые дела. И его убийство можно было считать неким святотатством. Мамуров за свою жизнь не обидел даже мухи.

- Мадина каким-то образом выхватила пистолет у охранника и выстрелила в него. Потом в другого, который стоял рядом. Сразу поднялась тревога. Женщина поняла, что ей грозит смерть и решила подороже продать жизнь, поскольку терять было уже нечего. Она открыла огонь по вертухаям, вбегавшим в женскую часть тюрьмы. Другие заключенные тоже вскочили, видимо, от отчаяния и нахлынули на сотрудников администрации. Конечно, многие были из них убиты в первые минуты, да только женщин было больше, чем надзирателей, и толпа за счет массы просто раздавила десяток вооруженных мужчин. Таким образом, часть оружия попала к бунтарям. Они прорвались в наши края, призывая к сопротивлению. Многие из наших тоже поддержали женщин, вооружившись чем кто мог... Говорят, что среди них были те, кто организовал ячейку революционного движения «Свободный Узбекистан»...

- Я этого не слышал, - с сожалением произнес Алексей, внимательно слушая рассказ. Естественно, как военный он мог организовать оборону и спланировать захват «Ислама Каримова». К тому же в душе всегда был революционером, и не зря носил кличку Че Гевары. Увы, такое событие произошло без его участия.

- Да, ты не мог это услышать, поскольку Ахмаджанов всадил хорошую порцию снотворного. Мы тебя доставили в твою каюту и положили на койку. Был приказ тебя не беспокоить, уж не знаю почему, но на тебя начальство имеет какие-то виды. Ты им нужен для какой-то игры... Когда начался мятеж, мы в это время находились в цеху, и ничего не слышали, работали. Иначе бы тоже присоединились. Все было стихийно, не организованно. Ведь никто этого и не ожидал. Но я думаю, что нет никакой подпольной группы или ячейки, и «Свободного Узбекистана» здесь тоже нет, иначе бунт был бы управляем и спланирован. Наверное, это был жест отчаяния. Мятежники захватили три яруса, пытались выдвинуть требования директору через видеомонитор. Да только тот и не собирался слушать, просто натравил на них Ахмаджанова с армией спецназовцев. Те, вооружившись огнеметами, спалили всех. Никого не щадили. Даже тех, кто не принимал участия, а просто находился рядом - в качестве устрашения остальным. Уничтожили около пяти тысяч человек!..

- О боже!

- Вот-вот, ты, наконец-то убедился, что такое терпеть нельзя?

В этот момент Ахмедов ткнул кулаком в спину говорившему.

- Ты чего, Ахмед? Забыл про Зуфарова? Или про этого стукачка? – и академик мотнул головой-капустой в сторону разорявшегося бригадира. «Бакинец» поднадоел уже всем. Он наскакивал на всех как баран, у которого чешутся рога. – Молчи!

- Быстрее, чего лапами шевелите как черепахи? – метал молнии Ешуа Коскинович. – Забыли, что тут недавно произошло? Все хотите отправиться вслед за этой сукой Мадиной и подлецом Мамуровым? Ох, их уделал наш великолепный капитан демократии Нодир-ака Ахмаджанов, скольких в пирог испек своим славным огнеметом! Такими солдатами гордится демократический и свободный Узбекистан!

Алексей еле сдержал себя, чтобы не въехать в морду Файзуллазаде. «Еще не время, но мы с тобой поговорим», - прошептал он. Было трудно не заметить, как много охранников с оружием, причем огнестрельным, стояло в коридорах и в больших помещениях. Даже обслуживающий персонал – ремонтники, электрики, сантехники, врачи и идеологические работники – был снабжен поражающими средствами – электрошокерами, тазерами, слезоточивыми пистолетами. Каждый из них внимательно наблюдал за проходившими заключенными, ожидая неожиданного нападения. Ведь с их стороны с момента того бунта оказалось около сорока трупов, которых поспешно бальзамировали и должны были отправить ближайшим транспортником на Землю, где их похоронят с честью и славою. Теперь у администрации не было чувство самоуспокоенности, она понимала, что, возможно, это не последнее выступление «зэков», и поэтому пыталась провести превентивные меры. Как тихо сообщил Ахмедов, более гордых и пользовавшихся авторитетом персон заточили в карцер под разным предлогом, и теперь у людей, как казалось Исаеву, отсутствовали потенциальные лидеры, способные повести за собой толпу.

Все зашли в столовую. Двери со скрипом открылись. Они еще были закопчены и в металле зияли пулевые отверстия. Весь потолок и стены в высохшей крови. Видимо, здесь устраивались баррикады, которые долго не простояли под натиском головорезов Ахмаджанова. А сейчас нетрудно было заметить угрюмые и злые лица заключенных, оставшихся в живых или которые не принимали участия в той «заварушке». Может, это было связано с тем, что находились в камерах или на работе в других частях корабля, а может, просто боялись, не хотели рисковать. Стихийно вспыхнувший бунт на летающей тюрьме был подавлен с особой жестокостью, и после него ни у кого не осталось даже маленькой надежды на светлый исход, на справедливость и возможность получить свободу. Воронович смотрел на них и хотел сказать: не печальтесь, друзья, пока мы живы – мы еще способны к сопротивлению Это только мертвым уже все равно, поскольку на этом свете им точно уже ничего не светит.

Еды было мало, видимо, начальство решило посадить всех на голодный паек. А может, спаленные трупы не могли служить «сырьем» для приготовления пищи, и поэтому кормить оказалось нечем. Почти нечем. Но Алексей не ел. Он не мог глотать то, что было некоторое время назад человеком. Такие же чувства испытывали и его товарищи, но от еды не отказывались. Они-то понимали, что не протянут и дня, если не наберутся сил. Их итак в группе осталось немного. Человек-рыба шевелил губами, словно пробовал воздух на вкус, его глаза были выпучены, почти что свисали на мышцах. Смотря на него, Воронович испытывал жалость и ужас одновременно. Трудно представить, до чего доводит мутация. В Институте физики солнца, где работал Резников, не получал он столько излучения, сколько у Нептуна. Естественно, от такой дозы менялись гены и обмен веществ, метаболизм происходил теперь на совершенно ином уровне и основе. Иначе говоря, человек уже не мог жить полностью в земной среде, он становился кем-то другим.

- Почему не ешь? – спросил его Радик Ли, кореец, но теперь больше походивший на крокодила. Это было первое, что услышал от него Алексей за все время знакомства, и даже удивился, насколько мягким и приятным был голос у него. Видимо, этот человек отличался немногословностью.

- Не хочу...

Тут Алексей заметил, как Ешуа Коскинович беседует с другим бригадиром. Им оказался тот самый Мусаев, который радовался рассказам о пытках Ахмаджанова. Теперь он был бледен, видимо, опасался за свою жизнь – врагов нажил немало, и каждый мечтал скинуть его за пределы летающей тюрьмы. Что-то говоря, Бакинец указывал пальцем на журналиста, а его собеседник наливался краской от гнева. Было нетрудно догадаться, что виновником всего происшедшего в администрации считают его, Вороновича. Ведь это он первым дал отпор, и вселил надежду многим, что можно постоять за себя. И та погибшая женщина Мадина тоже была уверена, что у живых есть за что бороться, и поэтому шла до конца.

- Я бы его под гильотину положил, - донеслось до Алексея фраза Бахадура, который с ненавистью разглядывал журналиста. – И головой играл в футбол, потом замуровал в стекло... Он, наверное, бандит из «Свободного Узбекистана»!

- Я бы его испепелил, - поддержал Файзуллазаде. – Но сейчас не время. Когда начальство скажет, что пришел конец его жизненного срока, тогда и казнят... Капитан демократии считает, что этот журналюга работал на подполье, возможно, на «Свободный Узбекистан»!

- Позови меня, я хочу посмотреть, как повесят или отрубят голову этому революционеру, - попросил Мусаев кавказца, и тот обещал. «Не дождетесь», - усмехнулся Алексей.

Загорелся сигнал, означавший окончание завтрака для данной группы. Под ставший уже привычный мат все встали, и вместо них сели другие, только они, пришедшие с работы, - ужинали. Ведь распорядок был неодинаковым для всех. Тут понятие дня и ночи размывалось из-за отсутствия привычного чередования солнечного света, просто ритм определялся по двадцати четырем часам в сутки, как это есть на Земле. Подобный подход позволял равномернее распределять нагрузку на производственные мощности. Поэтому цеха всегда работали, летающая тюрьма функционировала подобно швейцарским часам – безотказно, четко, несмотря ни на что.

- Быстро на выход! – орал Ешуа Коскинович, вращаясь на месте как юла. Его грудь колыхалась, словно там была какая-то резиновая подушка. – Не заставляйте ждать господина Ахмаджанова, нашего старшего офицера на «Исламе Каримове»! – при этом он размахивал электрошокером – оружием, который теперь по приказу Закира Исаева носили и бригадиры.

В коридоре уже находились люди, человек двести-двести пятьдесят. Они стояли в шеренги, смотря на тускло горящие плафоны. Такой свет больше походил для морга, ибо создавал жуткую ауру. Каждый из заключенных если не чувствовал взгляд капитана демократии, то невидимого цензора из Центра мониторинга точно, и поэтому старались придать лицу торжественное и пафосное выражение. Сам Нодир был свежей эсэсовской форме, аж хрустели манжеты и воротник, со злостью ходил между ними и думал, на ком же сегодня отыграться. Одной рукой он держал пистолет, стреляющий исключительно разрывными пулями, а другой водил ярким фонариком по лицам (или уже мордам?) стоящих. Там же было человек тридцать из вертухаев, все – в боевых доспехах, как будто должны были идти в бой. Может, они ожидали очередного бунта и хотели сразу же его подавить?

Скорее всего, нужна была какая-нибудь провокация, чтобы оружие заработало вновь, неся смерть и увечья заключенным. В этот момент вошла и встала в свое место группа Ахмедова. Ахмаджанов встретил ее злобным рычанием:

- Ах, господа явились! Все – Ваше величество, королевских кровей! Мне положено ждать, когда вы, скоты, забьете брюхо свое? Кишки прополоснете? Ждать, пока переварится дерьмо в ваших желудках, а потом вы испражните все это себе же на тарелки, чтобы повторно сожрать? Вам, уродам и мутантам, ничего и не нужно! Гнить по самые уши на Нептуне! Не хотели жить в свободном мире, в Великом будущем Ислама Каримова – подыхайте

Заключенные молчали. Алексей кисло смотрел на капитана, и тот, почувствовав это, отошел. Он не хотел при всех разговаривать с журналистом, который три дня назад легко и быстро расправился не только с ним, но и спецназовцами. Было ясно, что в прямой схватке капитану никогда не одержать победу. Это знали и заключенные, чем наносили пощечину по самолюбию Нодира, а этого он терпеть не мог. Но на следующий день, когда журналист был в отключке от снотворного, Ахмаджанов отыгрался. Нет, не на спящем Алексее, а на тех беднягах, которые оказали сопротивление. Самолично капитан сжег или исполосовал ультразвуковым ножом около пятисот человек. Тогда, смотря за действиями спецназа и охраны через экраны мониторов, директор «Ислама Каримова» с удовлетворением отметил, что его любимец действовал решительно и, как полагается профессионально. Особенно смаковал он те моменты, когда Нодир резал животы и отсекал головы бунтарям.

- Ты неплохо поработал, - сказал он после. – Я отмечу твой подвиг в послужном деле. Сотня таких как ты – и нашу демократию никогда бы не могли расшатать такие как эти ублюдки, - и Исаев кивнул на экран, где шла промотка видеозаписи, - и этот Воронович, из-за которого, наверное, все и началось.

При имени журналиста Ахмаджанов покраснел. Он люто ненавидел этого журналиста, публично опозоривший его в драке.

- Акамилло, позвольте мне потом казнить его! – попросил он. – Я его четвертую, линчую так, что смерть покажется ему наслаждением!

Закир закрыл глаза, тяжело вздохнув, потом открыл, подошел к капитану неторопливым шагом, улыбнулся, глядя в глаза ему, и... неожиданно нанес удар в челюсть. Голова Ахмаджанова мотнулась в сторону и он невольно сделал шаг. В ту же секунду он получил удар ногой в пах, и согнулся, испытывая страшную боль. Колени его задрожали.

- Жалаб! Амингиски кутак![56] – орал директор, брызгая слюной, словно был заражен бешенством. – Встань, педик! Встань, а то сикаман[57] тебя!

Тихо постанывая, капитан пытался выпрямиться, и тут снова получил кулаком в поддых. Из разбитого носа капала кровь. Форма была безнадежно испачкана. Директор продолжал мутузить подчиненного, боявшегося оказать сопротивление высокому чину на корабле. Ведь тут он для всех был богом!

- Ишак! Трижды ишак! – выкрикнул самое страшное оскорбление[58] экс-судья, и капитану поплохело. Не только произносить, но и слушать это слово жестоко каралось Уголовным Кодексом Узбекистана. Тех, кто осмеливался нарушить закон, ожидала кастрация или медицинские опыты, заканчивающиеся обычно мучительной смертью. Говорят, что сама Гульнара Исламовна страшно ненавидела ослов и приказала истребить их в республике, чтобы ни у кого не было ассоциаций этих животных с ее отцом.

- Сука, больно? – продолжал кричать Исаев, тяжело дыша от такой физической нагрузки. – А мне, думаешь, не больно? Я твои яйца могу заменить трансплантантом, получишь большие, как у слона! И пенис новый пришью! А вот мне место новое не получить из-за твоих ошибок! Ты мне чуть карьеру коту под хвост не засунул!

- Что я сделал, акамилло? – с трудом проговорил капитан, держась за бедра. – Какая вина на мне?

- Что сделал, сука? Какая вина, подлец? Ты еще спрашиваешь? Ты же знал, педик, что через три дня прибывает международная делегация, и устроил мне этот бунт? Решил развеселить меня? Или хотел устранить таким образом и самому сесть на кресло директора? Может, это было в твоих планах, в твоей безмозглой башке?

Нодир страшно испугался, что даже забыл о боли. Подобные мысли никогда не приходили в его умственно ограниченную голову. Пожрать, поспать, насладиться однополой любовью и поиздеваться над заключенными – подобные желания кипели в его черепе.

- Ох, акамилло, нет, нет, что вы! Я вас очень уважаю! Вы мне как отец, как бог!

Между тем тот не мог успокоиться и наседал на подчиненного:

- А если это всплывет? Вдруг на страницах Interplanet будет опубликовано? Ты знаешь, какой это скандал? Ты понимаешь, жалаб, что будет с нами? И, прежде всего, с тобой, ибо я первым отыграюсь на тебе, прежде чем начальство отыграется на мне!

- Но выход на Interplanet заблокирован, никто не может им воспользоваться, - пытался оправдаться капитан, стоя на коленях и прикрывая голову руками от пинков и ударов. – Я лично проверяю это!

Но в этом Исаев сомневался, ибо понимал, что среди заключенных есть умельцы-технари, которые способны на многое, в том числе и на проделки с Interplanet. И он был прав, ибо, к примеру, группа Ахмедова сумела приспособить скафандры на прием сигналов Всепланетной киберпаутины, и спустившись к Нептуну, до места, где «глушилки» тюрьмы не имели силы, она черпала информацию о происходящем. Однако люди находились не в активной части, то есть не отправляли письма, не участвовали в обсуждениях и прочем, поскольку подобное нетрудно было засечь Центру мониторинга, контролировавшему и информационные электросигналы, исходящие от «Ислама Каримова». А уж пеленгатором легко вычислить, где находится пользователь Interplanet. В любом случае, именно так «зэки» читали статьи, тихо рассказывая друг другу содержание, и знали Вороновича как независимого журналиста с сильной гражданской позицией.

Скандал продолжался. Закир был вне себя:

- Мне это нужно, чтобы следы мятежа были по всему кораблю? Чтобы трупы валялись по коридорам? Чтобы заключенные могли рассказать, как мы с ними расправились?! Ты чем думаешь, мудак, задницей своей или мозгами? Ты спишь с этим гомиком Бакинцем, вместо того чтобы поддерживать порядок и проводить агентурную работу, вылавливать смутьянов и вешать их в назидание другим!

Опять директор упомянул об интимной жизни капитана, и Ахмаджанов не смог удержаться от гримасы неудовлетворения. Однако Исаев не обращал внимания на тонкие и легкоранимые чувства головореза. Ему нужно было разрядить нервы.

- Ты сделал так, чтобы начался бунт! Мне это понятно! А может ты член секретной организации «Свободный Узбекистан»? И ты выполнял их задание?

- Нет, акамилло, не я, - поспешил оправдаться капитан. - Это один из надзирателей перестарался! Он начал это дело – и тут все это закрутилось! Меня рядом не было... Все произошло без моего ведома и контроля! И я ненавижу «Свободный Узбекистан» - это банда предателей и лазутчиков! Вы же знаете, как я люблю убивать подпольщиков!

- Знаю... А этого вертухая... Расстрелять его, подлеца!

Тут Ахмаджанов напомнил:

- Так он погиб... Сейчас его тело в анатомическом отсеке, проходит процесс бальзамирования! Официально он числится героем...

Это вызвало вулкан негодования. Слова лавой изливались в комнату.

- Ни хрена ему такие почести! – «горел» директор, демонстрируя неприличные жесты. – Выкинуть из корабля, на орбиту Нептуна, пускай с мертвыми зэками летает между спутниками и кольцами. Был бы живой – самолично пристрелил бы!

- Будет сделано, акамилло! Я скажу врачам остановить бальзамирование...

- Ты сейчас займешься другим делом – для этого я вызвал тебя к себе, - Исаев подскочил к бару, открыл дверцу и достал джин. Стал пить прямо из горла, а потом бросил пустую бутылку в декорационный камин. Стекло разлетелось на мелкие части. Тут директор схватился за бок – трансплантированная печень еще не совсем прижалась, а он опять злоупотребляет алкоголем. Опасность отторжения была высока, особенно, если нервы не в порядке. А как тут не нервничать, если все планы коту под хвост?

Сев на кресло, Закир взъерошил чуб, стукнул кулаком по столу, словно ставил точку своим неприятностям, и продолжил:

- Ладно, эмоции – в сторону! Не время пускать нюни. У нас итак лишних часов нет... Нужно срочно исправлять ситуацию... Прежде всего, быстро всех зэков на ремонт коридоров и отсеков, чтобы никаких следов бунта не осталось! Ни одной дырки от пули, ни капли крови или сажи от огнеметов. Если кто-то из иностранных экспертов что-то увидит – сам с тебя шкуру спущу...

- М-м-мы п-поста-раем-ся-я, - заикаясь, ответил капитан. – Но это же не просто, акамилло. Это же не дом покрасить. У нас гигантский космический корабль! Всего не залатать...

- Если было бы просто – поручил бы другому, тому же Гулямову!

- К-кому?

- Есть тут рядовой Акмаль Гулямов, раньше был подполковником Министерства, руководил отделом в Мирзо-Улугбекском районе, - насмешливо произнес Исаев. – Ходил всегда с высоко поднятым носом, а теперь у нас исправляет ошибки, которые допустил во время службы... Теперь он на перехвате у сержанта... того, что носит тюбетейку и вечно ковыряется в носу, как рудокоп на шахте киркой ищет металл...

- Сержант Бабаев Борис, только он сдох, получил пулю в лоб от одного бунтаря, - дополнил Ахмаджанов, продолжая держаться за место в области паха – боль постепенно отходила. – Его тюбетейка сгорела в огне... А я и не знал, что у нас служит бывший полковник... ох...

Директор усмехнулся:

- А он и не рекламирует, как пояснишь это коллегам: вчера был полковник в столице, сегодня – рядовой на Нептуне? Стыдно. Хотя уверен, что мечтает вернуться... Может, я ему в этом и подсоблю, если он будет исполнять мои приказы с большим толком и умом, чем ты, хайвон! Тебя мне не проблема спустить на его уровень, сделать рядовым, а его назначить капитаном демократии...

- Я-я... всег-да гот-тов ис-полнять к-как надо-о, акамилло, - пробормотал расстерянно Ахмаджанов, чувствуя, как погоны сейчас упорхнут с его плеч. Подобная перспектива его не прельщала. – Говорите, что еще надо сделать? Я на все готов!

Было ясно, что этот тип готов на многое. Это и нужно было Исаеву.

- Корабль вычистить там, где были бои... Если не удастся сделать, то разгерметизируйте, мол, был пожар, пришлось ломать люки, чтобы космическим холодом погасить пламя и остановить распространение дыма и огня. Покажем пару трупов, скажем, это наши сотрудники, которые погибли, спасая заключенных и корабль от гибели... Попробуем на трагедии сделать победу. На этом бунте можем неплохие очки заработать, если знать, как... Ага, я скажу Эльдару Зуфарову, чтобы он комбинированные съемки сделал, типа, как наши охранники тушат пожар и выносят из огня раненных женщин. Да, кстати, нужно заранее приготовить интервью с этими женщинами, как они благодарят администрацию за героизм и самоотверженность!

- Вы, акамилло, просто виртуоз! – с воисхищением заметил Нодир. – У меня «булки» на это не тянут. Мускулами поиграть, морду набить – тут я профессионал. Учился с учебников Гестапо и НКВД...

Это польстило директору. Он, задумчиво разглядывая в иллюминаторе кольца Нептуна, протянул:

- Хе... А ты чего думал – зря что ли я столько времени судьей города Ташкента проработал? Там если мозгами не пошевелишь, то мигом окажешься на улице. Борьба за выживание – вот что движет каждым, кто идет в судебную сферу. Подставляй, или тебя подставят – первый принцип узбекского чиновника. Этому нас учил еще премудрый Ислам Каримов. Конечно, такие учебники под грифом «Для служебного пользования», в прессе не публикуются. Но зато как они жизненны и актуальны даже спустя сто лет!

- А второй принцип?

- Второй – не гнушайся быть людоедом, если надо сожрать друга - точи зубы и вгрызайся в тело! Помни: человек человеку – волк! – стал учить подчиненного директор. – Каннибализм в политике – верное дело...

- Даже меня сожрете, акамилло? – пытался подшутить капитан, и получил поддых:

- Конечно, собака! Ты кто мне – вошь! Я тебя отправлю в мясорубку, если мне это будет выгодно! Так что не обольщайся!.. Ладно, слушай дальше. Третий принцип: всегда внушай людям, что ты прав, если даже на сто процентов не прав. Четвертый – ложь всегда полезна, но главное – не переборщить. Ложь должна быть невероятной, но в тоже время похожей на правду, и тогда безмозглая толпа, эти харыпы[59] пойдут за тобой хоть в огонь, хоть в воду, хоть в серную кислоту! И еще принцип – никакой любви к ближнему или сострадание, эти чувства только тормозят твое становление, как высшей персоны. Нужно быть безразличным к чужому горю, ибо начальник рожден не для этого. Чтобы добиться поставленной президентом или прицессой целей – иди на все, не гнушайся ничего. Помни: цель оправдывает средства. И поэтому наша Демократическая Республика Узбекистан на самом подъеме, сильнее всех других государств...

Тут Ахмаджанов наморщил лоб и произнес:

- А из уроков «Марифат ва манавият» я помню какие-то пять принципов и семь приоритетов... Там совсем другие...

- Какой же ты тупой! – рассердился Исаев и даже хлопнул по столу. – Я же сказал: настоящие принципы не для печати. А то, что учат аж с детского сада и долбят потом мозги по всем средствам массового оболванивания, так это для масс, для быдла, для тех миллионов, из которых выжимаем мы все соки...

- А-а-а-а...

- Но вернемся к баранам, - тут бывший судья опять нахмурился, опустившись на кресло, - у него едва не вырвалось запрещенное слово «ишаки». – Международная делегация – это тебе не игрушки. Мы должны провести ее так, чтобы комар носа не подточил, иначе нам не сносить головы. Наши инсценировки не должны выглядеть показухой, все искренно и от души... Надо сделать так, чтобы делегаты не могли не поверить в реальность им описываемого с нашей стороны и со стороны заключенных. Побольше натурализма!

Капитан демократии понимал слово «натурализм» несколько иначе:

- Э-э-э... групповуху устроить что ли?

Директор опять рассердился и запретное слово само соскочило с языка:

- Идиот! Ишак! Что в твоей дырявой голове? Одна извилина и то от фуражки! Я не о порнухе, а про то, что реальности побольше, чтобы жизнью дышал каждый рассказ заключенного, каждая наша сцена! В день их прилета чтобы сводили некоторых к стоматологам и показали, как мы заботимся о заключенных. Загипсуйте кого-надо, положите под капельницу некоторых... Тех, кто уже мутировал и мало похож на человека – отправить работать за борт... Чтобы не входили в корабль...

- Но ведь делегация пробудет у нас три дня... Все эти дни продержим их там? – и Ахмаджанов указал пальцем на иллюминатор. Не вопрос вызвал у него недоумение, а о том, кто же работать будет в эти дни. Ведь это экономически невыгодно, да и убытки немалые.

- Ничего страшного – не помрут. А если и помрут, то на это наплевать – всех отправим в мясорубку, на жрачку этим скотам!.. Да, конечно, это нерентабельно – давать отдых нашим «зэкам», но ничего не поделаешь. Игра стоит свеч, а нормы выработки выжмем потом из них.

- С чего мне начинать?

- С уборки территории и ремонта помещений, чтобы следа от бунта не было. Проведи снова беседы с заключенными о том, что они должны говорить делегатам. И еще: особо поговори с Вороновичем, понял? Сейчас много зависит от него, - и Закир сурово взглянул на подчиненного.

- Он проспал ведь бунт – что может рассказать? – усмехнулся Ахмаджанов. – До его сознания не долетал ни один звук, он как медведь в берлоге, акамилло!

Исаев посмотрел на него с недоумением:

- Нодир, ты дурак или прикидываешься? Неужели думаешь, что такой бунт можно скрыть от кого-нибудь на летающей тюрьме? Тут люди знают такие подробности, о которых не ведомо и нам! И главное, чтобы это не всплыло, иначе я сам лично перережу тебе горло. И еще: нужно провести внутреннее расследование. Вдруг это было организовано какой-нибудь ячейкой «Свободного Узбекистана»? У нас тут много политзаключенных, кто-то, может, является представителем революционного движения...

Капитану почудилось, что лезвие уже прикоснулось к его шее, и он судорожно отдернулся. Видения были реалистичными как никогда: бр-р-р.

- Да-да, конечно, акамилло,я все выясню и найду подпольщиков! - пробормотал он испуганно. Как не ему знать, что экс-судья слов на ветер не бросает: не менее чем три месяца назад Исаев лично отрубил головы семерым верующим, которые читали молитвы во время обеденного перерыва. «Это вам не церковь, не мечеть, тут запрещено упоминать имя бога. Я для вас Творец», - в злобе шипел он, махая ультразвуковым ножом, и головы летели на пол, окропляя его кровью. Потом эти головы еще месяц висели в помещении, как бы назидание тем, кто Всевышнего ставит выше идеологии национальной независимости.

- Так что ступай и выполняй! – прошипел Закир, и капитан стрелой вылетел из кабинета. Однако уже за дверью вдруг о чем-то вспомнил и робко постучался в дверь. Стоявшие у охраны солдаты криво усмехнулись, наблюдая, как капитан согнулся в три погибели и дрожит от страха, представляя, как скажет нечто главе корабля.

- Чего тебе, собака? – злым голосом поинтересовался директор, вновь увидев Ахмаджанова. Меньше всего в этот момент ему хотелось видеть противную морду бугая в эсэсовской форме.

- Акамилло, вы забыли об одной вещи... – залепетал тот. – Я осмелился напомнить вам об этом... Это очень важно... Ведь делегация летит...

- О чем? – недоуменно спросил Исаев.

Тут Нодир ткнул пальцем в иллюминатор. Там нетрудно узреть, как горят огромные слова на борту летающей тюрьмы «Добро пожаловать в ад – в Великое будущее Ислама Каримова для отверженных и падальщиков», мощность света была таковой, что можно разглядеть транспарант за сотни километров.

- Ах, черт, а ты ведь прав! – воскликнул бывший судья. – Фраза не к месту... компрометирующая нас... Действительно, как я объяснил бы это делегации? Нужно срочно сменить вывеску... Иногда, Нодир, ты выдаешь полезные мысли. Жаль, что редко...

Он открыл крышку стола, под которой была клавиатура и стал отстукивать новый девиз. Вскоре загорелась новая фраза: «Узбекистан – государство с великим будущим! Добро пожаловать в новую эру человечества – эру гуманизма и справедливости!»

- Теперь лучше, - улыбнулся Исаев. Потом сказал капитану: - Чего опять прилип к полу? Вали исполнять мой приказ, иначе я подстегну тебя электрошокером, - и он потянулся к дубинке. Ахмаджанов не требовалось повторять дважды и к тому же ему не хотелось на себе испытать напряжение в три тысячи вольт, поэтому придал ногам сразу третью космическую скорость. Лишь за дверью вздохнул свободно – он страшно как боялся директора. Еще немного – и можно памперсы менять, которые, кстати, он всегда носил, ибо страдал энурезом.

И сейчас он стоял перед строем заключенных, чтобы поручить им новую работу. Находившиеся позади вооруженные охранники внушали ему уверенность, да и пара пистолетов на боку придавало сил. И все-таки какой-то страх скользил где-то в подсознании. Ведь если эти люди один раз оказали сопротивление, то и второй раз могут восстать! И в каждом ему мерещился потенциальный бунтарь, что, впрочем, не было уж воображением.

А в иллюминаторе словно шарики катились по орбитам спутники Нептуна – безмолвные свидетели того кошмара, что происходило на борту «Ислама Каримова». В коридорах и отсеках, несмотря на надрывную работу воздухоочистительных машин, сохранялся запах паленной живой ткани и дыма, а даже свежая краска не глушила их. Морщась, капитан прошелся вдоль строя.

- Итак, ублюдки и мутанты! – начал он, привычно рассматривая всех недобрым взглядом. – Натворили вы дел, скажу я вам... Вы совершили тяготяйшее преступление, за что получили автоматически еще тридцать лет лишения свободы! Но теперь усвоили, что любого бунтовщика не пощадим, зажарим и выкинем в космос. Никому пощады не будет.

- Мы тоже, подлец, этого не забудем, - прошептал Ахмедов. Алексей был хмурым и исподлобья смотрел на Ахмаджанова.

А тот продолжал:

- Но наша власть очень добрая, демократическая, чтит законы, и поэтому на этот раз вас прощаем, то есть не станем сажать в карцер, хотя вы этого и не стоите – нашей доброты... Завтра прибудет международная делегация из всяких там неправительственных и гуманитарных организаций. Мы готовимся к этому торжественному и ответственному мероприятию. Это визит – свидетельство высокого международного уровня Узбекистана и уважение к внешней и внутренней политике Абдугани Исламовича Каримова, нашего великого президента, потомка мудрого «Человека, определившего эпоху». Поэтому с вас, гаденыши, мы требуем следующего...

Все застыли.

- Во-первых, вычистить отсеки и коридоры от того дерьма, что наделали бунтовщики, ваши братья и сестры. Стереть все следы вашей преступной деятельности. Ничего не должно быть на корпусе, ни пятнышка копоти или крови. Если что-то найду – задушу и четвертую. Вы меня знаете, я это сделаю без зазрени я совести, ибо убивать вас – это величайшее благо для всего человечества. Этим самым я спасу демократию в Узбекистане, укреплю национальные традиции и нашу модель развития, получившей признание во всем мире, избавлю общество от влияния чуждой культуры...

Что это он сделает ни у кого сомнения не вызывало. У многих возникли в памяти сцены насилия и казни, совершаемые этим садистом в эсэсовской форме. Отвращение вызывало только то, что свои садистские дела он увязывал с демократией и правами человека. В сознании людей это звучало кощунственно.

- Во-вторых, вы должны показывать радость пребывания на «Исламе Каримове», любовь к родине и желание исправиться, встать на путь благочестия и высокой морали! Если к вам, хайвонлар, обратятся представители делегации, то должны рассказывать, как мы, сотрудники администрации, заботимся о вас и создаем благоприятные условия для жизни. Всегда хвалите директора Закира Исаева, а также опекаемую тюрьму Гульнару Исламовну, которая не спит и думает только о вас, заблудших во тьме неверия и распутства овечках... точнее, баранах! – из уст тоже едва не сорвалось запретное словцо о другом животном.

Тут до Алексея донесся нервный смешок: «Уж кто бы о распутстве говорил, морда фашистская...» К счастью, эти слова не донеслись до уха капитана, хотя Ешуа Коскинович что-то уловил и нахмурился, его глаза беспокойно забегали, пытаясь выявить смельчака.

- В-третьих, каждый из вас должен выучить какой-нибудь стишок, благославляющий нашего президента и демократическую власть... Вот ты, урод, ты что можешь нам рассказать? – и Ахмаджанов ткнул дубинкой в лицо какого-то заключенного, которого Алексей не знал.

Тот был изможденного вида, бледный и осунувшийся, с большими как у слона ушами – тоже последствия мутации. С трудом проговорил:

- Да, я помню из школьного учебника...

- Продекламируй! – приказал капитан, топнув ногой. Удар эхом отозвался по длинному коридору.

Бедолага стал тихо говорить:

«От Нукуса до Ташкента,

Люди славят президента.

Спас узбеков от Москвы,

Мы теперь ему верны!..»

Стихотворение было напыщенным, бессмысленным и глупым по сути, но именно его читали в школах и детских садах. Между тем, Нодир скорчил кислую рожу:

- Почему тихо декламируешь эти великие стихи, прославляющие наших мудрых и великих правителей, негодяй? Громче! И вы, сволочи, - тут он обратился ко всем в строю, - тоже выучите эти строки и вместе произнесите! Я слушаю.

Пришлось заключенным хором повторять стихотворение, и это продолжалось до тех пор, пока оно не осело в памяти. Стукнув для порядка пару человек, да так, чтобы у них хоть немного крови выплеснулось, капитан приказал всем следовать в технический корпус, где каждому дадут инструменты.

- Чтобы сегодня все было закончено. Если не успеете – сам закопчу в высокочастотной печке! – пригрозил он. – Или засуну в кнохенскоп!

Все развернулись налево и начали движение, однако Нодир вдруг произнес:

- Воронович, ты останься.

Алексей понял, что с ним будет отдельный разговор. Он сумел заметить, как побледнели его друзья, предполагая самое худшее. Только успел им сделать незаметный жест, мол, не беспокойтесь, если умру, то вместе с капитаном – его уж с собой точно утяну.

Когда колоны заключенных, сопровождаемые бригадирами и охранниками, скрылись за люками коридора, Ахмаджанов подошел к журналисту. Но не близко, ибо опасался, что тот может вступить в рукопашную. И достал на всякий случай из кобуры пистолет, взведя курок. Алексей усмехнулся, заметив это. Наивный капитан, он не предполагал, что три метра – это дистанция легко преодолимая для солдата десантно-штурмовой бригады, и за доли секунды нетрудно обезоружить и уложить противника. Понятное дело, что никаких активных действий он не предпринимал, хотя его так и мутило от желания прикончить садиста на месте. Между тем, семеро вертухаев тоже внимательно следили за ним, держа наготове автоматы.

Воронович молчал, хотя по инструкции обязан был сказать, что он, мол, подошел по приказу начальника, сам такой-то, осужден по такой-то статье и на какой срок, находится в таком-то отсеке, а потом добавить «Слава нашему президенту! Здоровья и благ принцессе Гульнаре Каримовой!» Те, кто это не выполнял, подвергался жестокой экзекуции. У Нодира было такое желание, но он помнил, что физическое воздействие вызовет контратаку, и тогда уже им всем тут не поздоровится. Он взял иную тактику, о которой ему говорил директор.

- Слушай, мерзавец... Тебя обязательно вызовут в кабинет для беседы. Уж больно важная ты птичка! Для меня ты – червяк, и я бы тебя раздавил. Увы, пока это не могу сделать. Только помни, не все потеряно! Делегации приезжают и уезжают, а вы, подонки, остаетесь здесь, и мы для вас родители, святые и господа! Ваша жизнь – в наших руках...

- Короче, чего ты хочешь, Нодир! – прервал его Алексей, презрительно вывернув нижнюю губу. – Не вешай мне лапшу! Говори прямо! Не боюсь я тебя, палача и убийцу!

Это было как выстрел. Все ошалели, даже Ахмаджанов. Его глаза сузились от гнева. Пришлось брать себя в руки.

- Я знаю тебя, Воронович. И что революционер ты от мозга до костей. И кличка твоя мне известна. Только, «Че Гевара», помни, что мятежи мы подавляем с особой жестокостью. И ты об этом уже слышал...

- Слышал...

- Я думаю, что ты сожалеешь, что не принял участие. И я тоже, тогда было бы за что тебя сразу прикончить... Я бы тебе рассказал, как с удовольствием казнил тех, кто имел отношение к движению «Свободный Узбекистан»...

- Не отвлекайся, Нодирка!

Новая фраза была как очередная пощечина. Назвать вертухая не по имени-отчеству или по фамилии с приставкой «господин», как полагается, а просто по имени, словно пацана. И капитан ее стерпел. Только процедил:

- Ты не боишься смерти. Армия научила тебя этому... Но ее боятся твои друзья. Если ты скажешь что-то не то международной комиссии, то мы первым делом сожжем всю группу Ахмедова. На твоих глазах. И женщин, которых выберем по лотерее, тоже казним, но перед этим изнасиловав. Все это будет на твоей совести...

Алексей молчал. Ему было понятно, что этот прохиндей и гад нашел его уязвимое место.

- У тебя на родине остались родные и близкие. Мы сообщим туда, и их в тот же вечер всех ликвидируют. Причем самым ужасным образом. У нашего Министерства руки длинные, тебе это известно, Воронович...

Журналист поднял глаза на иллюминатор. Там вдали бледной свечой горело Солнце. Ох, как не хватало его живительного тепла, светлых надежд. Холодный Нептун навевал тоску и тяжкие мысли. Да и гудящие машины и трансформаторы, поддерживающие более-менее сносные условия жизни на «Исламе Каримове», напоминали, что он вдали от Земли, родных, между ними – огромное пространство мрачного космоса. Однако одинок ли он? Ведь рядом друзья, которые переносят все тяготы тюремного заключения. Они всегда готовы поддержать... Так что не все потеряно. Но жизнь их также зависит от того, как поведет себя Алексей. Вправе ли он рисковать ими?

Ахмаджанов нетерпеливо процедил сквозь зубы:

- Что молчишь? Надеюсь, тебе повторять не надо?

- Не надо, - ответил Алексей. – Я все понял.

- Не разочаруй меня... а теперь ступай!

Развернувшись, журналист пошел туда, куда ушли колоны заключенных. Его сопровождали три вертухая, тоже державшие дистанцию и не спускающие с него стволы.

Свою группу он нашел в секторе «М». Оказывается, именно здесь произошли самые ожесточенные столкновения бунтующих и спецназовцев. На полу – человеческие фрагменты, толстый слой копоти от напалма и огнеметов, засохшая кровь. Стены продырявлены оти пуль. Большинство приборов не работало, так как были сломаны или выдернуты из гнезда.

Всех заключенных разделили на группы. Первые специальными инструментами счищали стены, потолок и пол, находили останки тел и разные предметы, которые складировали в пакеты. Другие двигались следом, заделывая пробоины и дыры, зашпаклевывая корпус и укрепляя вентиляционные решетки. Третьи ставили на место приборы или заменяли их если не действующими, то есть декоративными, чтобы создать видимость нормального функционирования. Четвертые замыкали процесс, покрывая все краской. Файзуллазаде оживленно переговаривался с коллегой Мусаевым, которому, судя по виду, немало досталось во время бунта. Неизвестно, кто его избил до переломов костей и сильных порезов – то ли заключенные в отместку за кляузы и унижения, то ли в пылу сражения надзиратели, - только он был загипсован и перевязан бинтами. Вид явно не бравый. И все же чувства жалости не вызывал. Бакинец говорил ему о необходимости вовремя привести порядок, иначе всем бригадирам вместе с «зэками» грозит кастрация.

Уже в первые минуты Алексей нашел чьи-то оторванные пальцы, глаза, волосы... Понятное дело, все это принадлежало заключенным, убитых надзирателями. Сдерживая тошноту и испытывая страшную ненависть к палачам и садистам, он закидывал все это в черный целлофан. Файзуллазаде внимательно следил за тем, как работает группа Ахмедова, делая пометки в блокнот – готовил очередной донос. Точно также поступал и Бахадир, понимая, что нужно отличиться и не попасть в «черные списки». Тем более за всеми внимательно наблюдает через тысячи «глаз» Эльдар Зуфаров.

В этот момент Воронович нащупал какой-то металлический предмет. Он извлек его из между щелей решетки. Это было обгоревшее серебряное колечко. Внутри было написано «Моей любимой Мадине», видимо, оно принадлежало именно той героине, которая не побоялась дать отпор охранникам. «Ее убили здесь», - понял журналист и в глазах его потемнело. Не сразу он пришел в себя. Оглядевшись, он спрятал колечко в карман, чтобы передать его, по возможности, родственникам женщины. А что это произойдет, он был уверен.

- Ты чего там нашел, паршивец? – вдруг послышался женский голос над ухом. Алексей вскочил и увидел перед собой сотрудницу в белом костюме и со знаком Красного Креста. На шевроне было написано «Врач Светлана Инамова», а на ее боку висел пистолет. Лицо неприятное, несколько непропорциональное, грубое, жирная прыщавая кожа, толстые губы, подкрашенные яркой косметикой глаза, а вставленный микрочип в висок говорил о том, что часть информации она получала прямо в мозг от корабельного компьютера. Это какой-то полукиборг. Пальцы длинные, на ногтях – засохшая кровь. Отвисший живот свидетельствовал, что дама не знала ничего о гимнастике и любила чревоугодничать. От нее исходила такая негативная аура, что даже не будучи экстрасенсом как Сигизмунд все находившиеся рядом почувствовали это и невольно отшатнулись.

- Так чего ты нашел? – настойчиво спрашивала Инамова, прикладывая руку к кобуре. Ей не нравилось, когда заключенные не торопились с ответом. В свою очередь журналист отметил, что слышал где-то этот голос. Но где? На «Исламе Каримове» он редко встречал представительниц слабого пола – они располагались в другой части тюрьмы. И вдруг он вспомнил тот видеофильм, что ему демонстрировал Закир Исаев в первый день встречи. Там женщина запускала в действие кнохенскоп, чтобы превратить заключенного в мясо. Это было точно она!

- Палец, - ответил Алексей и протянул часть человеческой кисти врачу.

Та сплюнула и пошла дальше. Рядом бежавший Файзуллазаде благодарил ее за что-то, говоря, что у него все нормально и чувствует себя на седьмом небе, на что Светлана небрежно говорила, что нужно принимать побольше гормональных препаратов и тогда не будет отторжения... Этот разговор никого не привлек внимания.

- Это Инамова, главный врач корабля, - тихо произнес журналисту Арсеньев, смотря вслед ушедшим, - точнее, монстр в обличии человека. В своем медицинском отсеке проводит эксперименты над людьми. Ее страшно боятся заключенные. Она хуже фашистов. Ведь часто ее операционная превращается в пыточную... Ох, я чувствовал, какие муки она приносила людям, которых укладывали на анатомический стол... Даже толстые стены корабля не способны заглушить биоэнергетические всплески умирающего организма. Кстати, это Светлана изобрела кнохенскоп и создала виварий для уродов... И она проводит операции по трансплантации органов, слышал об этом?..

После этих слов Вороновичу понял еще одно: этот голос он слышал в кабинете Исаева, когда Светлана говорила о поступлении донора... Видимо, из-за мутаций на «Исламе Каримове» человеческие материалы импортировали с Земли.

- Работай, чего стоишь как истукан! Ох, доберусь я еще до тебя, проклятый академишка! – донеслось тут до журналиста. Он поднял взгляд и увидел, как Ешуа Коскинович наседает на академика, который неподвижно стоял у иллюминатора и с отчаянием в глазах смотрел на Нептун. Планета притягивала, как магический шар.

Алексей понял причину чувств Ахмедова: темное вихревое пятно на поверхности планеты уменьшилось в несколько раз. Это означало, что гравитационные линии слабеют и портал в пространственно-временной континиуум вот-вот закроется. А вслед за ним остров начнет опускаться вниз, в бездну. И тогда конец надежде заключенным. Или она отодвинется на неопределенный срок. «Мы еще не все возможности использовали, Эркин Баратович, - прошептал журналист. – У нас есть попытка повлиять на ситуацию через международную делегацию... Я использую этот шанс».

Только Ахмедов его не слышал, да и вряд ли поддержал такой шаг. Полная безнадежность царила в его взгляде.



Глава 8. Встреча с международной делегацией



Субсветовой транспортный корабль «Святой Эльяр Ганиев»[60], преодолев огромное расстояние за две недели, приближался к летающей тюрьме. Его двигатели производили корректировку курса, выбрасывая сноп аннигиляции и при этом осуществляя торможение до оптимальной скорости. Кроме экипажа и бортпроводников, на борту находилась международная делегация из правительственных и неправительственных организаций – всего двадцать семь человек. Сопровождали их чиновники Узбекистана, в частности, сенатор Светлана Артыкова – худющая, но при этом жилистая и сильная, злобная старушка, которая проявила свои таланты в кабинетах допроса Министерства по демократизации и свободе, где десять лет назад работала в качестве старшего инквизитора (позже этот пост занял Фуркат Толипов, тот самый, что неумело сфабриковал дело против Вороновича – и поэтому исправлять его ошибки поручили этой женщине). О ней ходили легенды, как о самой страшной истязательницы. Кстати, именно из-под ее руки вышли учебники по ведению следствия и установлению виновника преступлений, ставшие настольными для всех вертухаев «Ислама Каримова». И еще говорили, что Артыкова прославилась как мастер восточных единоборств, и в молодости сама принимала участие в карательных операциях, где набрала профессиональный опыт киллера.

Рядом с ней стоял «не просыхающий» от спиртного первый заместитель министра зарубежных связей Абдулазиз Камилов – лысый и толстый мужчина в помятом костюме; его голова напоминала перезревную тыкву, а глаза были похожи на желуди. Он жрал бутерброды, пачкая пиджак и галстук, и не обращал на это внимания, ибо опрятность не была его чертой характера. Зато советы он любил давать по поводу и без такового, за что получил кличку «лысый бес-советчик». На клички он не обижался, так как считал их знаками своей особой значимости и фактом зависти к его персоне со стороны других чиновников.

Были и другие малозначимые персоны, которые обхаживали членов Международной делегации, в частности, одетый в костюм шута златозубый академик политэкономии Рустамжон Абдуллаев из Института прикладной демократической экономики (он же основатель Клуба поддержки монархии в Узбекистане) надоедал всем идеей превращения республики в королевство и пытался всучить каждому свои печатные тома с наукообразным бредом. От него отмахивались как от мухи, потому что уже сил не было слушать одно и тоже, однако это не смущало того, и он с настойчивостью продолжал твердить о том, что итак было в действительности, хотя официально не было утверждено на властном уровне:

- ...На мой взгляд, с формой государственного правления, а именно: с заменой республиканской формы государственного правления на монархическую форму такого правления, что может обеспечить национальному лидеру пожизненное руководство страной, при котором можно реализовать любые долгосрочные экономические проекты, включая те, которые могут быть вначале непопулярными в народе. Это позволит гарантировать преемственность власти без всяких потрясений, как это имело и имеет место в таких развитых странах, как, например, Австралия, Великобритания, Дания, Норвегия, Канада, Люксембург...

Внешне Рустамжон ассоциировался с чушкой – уж больно нос походил на пятак, уши заострены, безобразные папилломы на щеках и подбородке, да и поведение свидетельствовало о «свиньячем» воспитании. Что касается одежды, то у академиков была такая униформа, хотя в театре ее носили «арлекины». Артыкова, между тем, иногда проявляла знаки внимания к демагогии Абдуллаева, поскольку полностью поддерживала это мнение. А тот продолжал уже говорить как-то автоматически, не стараясь особо привлечь внимания посторонних, словно выступал сам для себя и перед собой (наверное, так оно и было):

- Я глубоко убежден, смена формы государственного правления не вызовет серьезных разногласий в обществе. Поскольку, если многие простые люди давно уже считают лидера нации Абдугани Исламовича Каримова - монархом, то узбекский текст нашей конституции уже с 1992 года содержит термин или слово «фукоро», которое в переводе на русский язык соответствует не термину «гражданин», который является одним из основных терминов республиканской формы государственного правлении, а слову или термину «подданный». А этот термин, как известно, является одним из основных терминов монархической формы государственного правления классического типа, как на Западе, так и на Востоке. Поскольку им будет, наверное, достаточным исправить текст Конституции Узбекистана на русском языке и убрать из обоих ее текстов все слова и понятия, которые связаны с понятием республиканской формы государственного правления. И внести в статьи, где речь идет о президенте Республики Узбекистан, поправки, касающиеся как нового названия главы государства, самих полномочий монарха, его прав и обязанностей, так и по вопросам, что касается передачи короны в новой монархической династии Каримовых...

Рустамжон глагольствовал, закатив глазенки, и бубенчики на его колпаке звенели, словно подчеркивали то ли важность слов, то ли бредятину этого человека. В свою очередь, Абдулазиз Камилов чесал затылок и откровенно зевал, не скрывая скуки от слов академика. Его больше интересовало, что намерены делать члены делегации, какие планы у них существуют в отношении исследования ситуации на борту «Ислама Каримова». Ведь именно такова была его цель, и на шпионские акции он был настоящем мастером. Однако одновременно не забывал набить брюхо дефицитными и очень дорогостоящими блюдами, которые находились на столах. Что касается Артыковой, то она в основном ела блюда из сырого мяса, при этом капли слез текли по щекам непонятно по какой причине: может, от удовольствия или от омерзения, или в этот момент всегда о чем-то трагическом вспоминала, например, как собственноручно расстреляла дочь за ее критическиме мысли о принцессе Гульнаре. Никто не мог понять такого странного интереса к такому продукту и причин слез, однако опасались спрашивать. Лишь значительно позже некоторые из присутствующих поймут, в связи с чем это происходит у сенатора, для чего она поедала термически необработанное мясо.

Капитан транспортника Абу-Али Ниязматов внешне мало напоминал военного: невероятно большой живот, голова, сливающая с шеей, казалось, это был просто пень дуба с глазами и ртом, даже подбородок отсутствовал. В солидной униформе обер-маршала авиакосмического флота он стоял на командном мостике, отдавая приказы навигаторам и пилотам. Обычно полные люди считались добрыми, но если такое правило и существовало, то Ниязматов являлся исключением - это был жестокий и коварный человек, своим двуличием отправивший на тот свет немало коллег, соседей, партнеров и друзей. Слово «доброта» не входила в перечень его ценностей. О таких говорят, что они карьеру делают, шагая по головам друзей, и для них, циников, все средства хороши для достижения цели. Его боялись и ненавидели окружающие. Из-за своего невысокого роста получило кличку «Злобный леприкон», и что это означает на своей шкуре испытали второй штурман и бортмеханик, которые из-за мелочи были сварены в кипятке[61].

Вообще-то он должен был сидеть на Луне, в штаб-квартире Министерства воздушно-космического транспорта, однако Гульнара Каримова позвонила ему и лично приказала встать у штурвала «Святого Эльяра Ганиева». «Вам поручается доставить международную делегацию на Нептун, - сказала она голосом, от которого у даже смелых и отчаянных людей начинались трястись поджилки. – Это очень важно. Сделайте так, чтобы во время полета все они были очарованы восточным гостеприимством, нашим сервисом и всем сердцем прониклись к идеологии национальной независимости и узбекской модели развития. Если что-то будет не так – я лично кастрирую вас, а потом вздерну на рее!». Принцесса слов на ветер не бросала – и это знали многие высшие чиновники. Говорят, еще много лет назад она распорола живот премьер-министру Шавкату Мирзияеву, который посмел не только оскорбить ее после смерти отца, но и попытался силовым методом прибрать к себе власть. Тогда Гульнара отстояла законное право быть следующим президентом, и первым делом она наказала тех, кто предал или поддержал ее врагов. По неофициальным сведениям, не менее пяти тысяч человек были заживо похоронены на безымянном кладбище...

Чертыхаясь, Ниязматов обещал сделать все как необходимо для блага государства. Он возглавил полет, хотя его образования и навыков кабинетной борьбы было недостаточно для такого дела. В лучшем случае он мог управлять и командовать небольшой капсулой, но не таким серьезным кораблем, как субсветовой транспортник производства «Боинг»[62]. Вообще-то Абу-Али являлся тем, кого презрительно называют «штабной крысой»; ему не приходилось участвовать в боях, их видел лишь в кино. Военную карьеру сделал при помощи бумаг и знакомств. И пользы на корабле от него было небольшим, лишь только статус полета был придан особый. Благо, старшим помощником оказался смышленый и квалифицированный специалист, который практически и вел «Святой Эльяр Ганиев» к цели, а Нияматову оставалось только кричать в микрофон, баловаться с бортпроводницами в своей каюте и пить текилу с виски.

С каждым часом Нептун становился все ближе и ближе. Капитан совершал маневр, чтобы выйти на финишную прямую – к летающей тюрьме, которая уже была зафиксирована приборами слежения. На радаре она выглядела точкой. Часа через два предстояло пристыковаться, поэтому была дана команда всем на борту веселиться и отдыхать. Автоматы следили за окружающим пространством, чтобы избежать столкновения с астероидами, которых здесь в районе Нептуна было полным полно.

Все члены делегации находились в кают компании. Столы были забиты деликатесами и алкоголем, которые стоили на Земле или на Венере немалые деньги. Обслуживающий персонал корабля сбился с ног, стараясь удовлетворить любую прихоть гостей. Одна из делегатов Мишулья Север, словенка, представительница американского фонда «Сеть новых демократических систем», потребляла «горячительные» напитки без остановки, и при этом умудрялась находится в сознании. Закусывая лепешкой с дефицитной красной икрой, она говорила Артыковой, которая продолжала вилкой цеплять кусочки сырой баранины и запускать в рот:

- Ох, я всегда поражалась, каких демократических высот достигла ваша страна. Не зря ваш мудрый президент Ислам Каримов еще в конце прошлого века создал чудесную узбекскую модель, благодаря которой вся Солнечная система знает об Узбекистане. Я выучила эти пять принципов и когда хочу добится успехов, то применяю их на практике.

Улыбаясь до ушей (хотя улыбка больше походила на оскал), сенатор отвечала:

- О, да, госпожа Север. Наш первый президент был мудр и велик, и все его положительные качества передались генетически его детям. Ведь до сей поры наша прекрасная Гульнара Исламовна продолжает трудится на благо страны, вся в делах и заботах...

- Я встречалась с ней до нашего отлета с Земли, - подхватила Мишулья, вся сияя от счастья, что получила такую невероятную возможность. – Она произвела на меня прекрасное впечатление. Несмотря на почтенный возраст, выглядит как тридцатилетняя. Думаю, это не только результаты пластических операций, но и придерживание принципов здорового образа жизни, творческой активности. Она ведь руководит множеством неправительственных структур, особенно популярным фондом «Форум культуры и искусства Узбекистана»[63]. Я познакомилась с ее литературным творчеством и выучила несколько произведений.

И она стала декламировать, стараясь придать голосу некоторую музыкальность, но если честно, то получалось плохо, было похоже на кваканье:

«За каплей капля, падая в бокал,

Наполнит до краев печалью,

Статься,

Не может не горчить и сладким быть напиток Твой.

Но кто в том поспешит признаться,

Улыбкою прикроют вкус уста...»

- О-о, прелестно, прелестно! – захлопали в ладоши все находившиеся в помещении. – Как прекрасно! Наша Гульнара Каримова – великая поэтесса!

- А ее внук – Абдугани Исламович – большой герой, патриот Узбекистана! – говорили другие, кланяясь голографическим портретам президента, которые высвечивались на стенах кают-компании. – Благодаря ему народ живет счастливо и благодатно!

Рашиджон Абдуллаев, сняв колпак шута и махая им как платочком, стал пританцовывать и кричать:

- Наша демократия – в монархии! Я требую, чтобы в Узбекистане вся власть перешла семье Каримовых, как надежных гарантов будущего нашей страны! Как академик я провел сложные экономические расчеты и пришел к выводу, что Великое будущее реализовано лишь на пятьдесят шесть процентов, но если будет монархия, причем абсолютная, то мы на сто процентов окажемся в состоянии блаженства и счастья! Тогда заветы «Человека, определившего эпоху», окажутся исполненными его потомками! Это великое счастье – быть рядом с теми, кто ведет страну к могуществу и демократии!

Все в кают-компании поддержали его возгласами и аплодисментами. Лишь представительница Комитета ООН по пыткам и Союза демократических реформ профессор Марьям Вафаевна Ибрагимова нахмурилась. Она была единственной, кто не воспринимал эту чушь и настроена явно негативно на все то, что творилось на территории Узбекистана, включая и дальний космос. Ей было около сорока, весьма элегантная, высокая и гибкая, и ее невозможно было не заметить и, тем более, проигнорировать. Короткая стрижка, темные волосы, тонкие брови, красивые глаза, изящный стан – было видно, что дружит со спортом. Она не поддавалась всеобщему маразму и всегда была трезвой, смотрела на жизнь честно и открыто. Ценила в людях только порядочность, милосердие и трудолюбие. Потому что сама была носителем этих ценностей.

В это время капитан корабля произнес по линии внутренней связи:

- Внимание! Всем встать для исполнения Гимна нации! Поднять государственные флаги, дубликат личного штандарта президента Демократической Республики Узбекистан и включить голографический герб страны!

Все торопливо вскочили, отбрасывая от себя посуду с едой и напитками. Гимн нации считался выше и важнее гимна Демократической Республики Узбекистан, и исполнялся он исключительно в особо торжественных или значимых мероприятиях, а это происходило редко. Право отдавать приказ на Гимн давал ограниченный круг лиц, и обер-маршал Ниязматов входил в него, как, впрочем, и сенатор Артыкова. Петь следовало с особыми чувствами, четко и ясно произнося каждое слово. В школах сдавали экзамены не только по книгам великих людей семейства Каримовых, но и по Гимну нации. Если кто-то проваливал это, то в лучшем случае оставался на второй год, а его родители по решению суда получали штраф с размере годового дохода. Без сертификата о сдаче экзамена Гимна невозможно было мечтать о поступлении в вуз или карьере, хорошей работе, выезде за пределы страны. Он был типа паспорта. Иногда этот документ называли «путевкой в жизнь».

Заиграла мощная и величественная музыка, в уши ворвался стук ударных, потом струнных и клавишных инструментов, особо эффектно звучал синтез духовых и электронных, вызывая порывы высоких чувств. И теперь все пели с гордостью, глядя на голографические портреты всей четы Каримовых:

«Через бездну и мрак прёт наш звездолёт,

Мудрый Наш Президент озарил сей путь,

От звезды до звезды движемся вперёд -

Не вернуться назад, не с пути свернуть!»[64]

Полсекунды тишины – и грянул припев:

«Это наша судьба, жон Мустакиллик[65],

Президента врагов - засадить в зиндан[66].

Воссияй же звезда с именем «Жаслык»[67]

Для землян и чужих инопланетян!»

По щекам Артыковой текли слезы счастья, ручьем падая на белоснежный мундир. А Абдуллаев покачивался в такт музыке, держа обе руки на левой стороне груди, его глаза казались блаженными, ни искорки разума в них. Впрочем, чего можно было ожидать от человека, который любил облачаться в костюм королевского шута и так ходить на работу в институт? Удивительно, но другой делегат - востоковед Ширин Акинер из Британского института свободы и правды пела громче всех, поскольку ее мечтой было получить гражданство Демократической Республики Узбекистан и служить в «Ок-Сарае»[68] в качестве государственного советника по демократии. Вообще-то она была трансвеститом и одевалась, вела себя исключительно как мужчина, чем порой ставила в тупик обслуживающий персонал, не знавшего – обращаться к ней с именем «сэр» или «мэм»?..

«Мы коленок своих не должны сгибать,

Потому что святым принципам верны.

Президент говорит, что их ровно пять

Для тебя, для меня и для всей страны!» - продолжали выдувать из легких фразы Гимна все на корабле. Казалось, что корпус дрожал не от работы двигателей, а ритма музыки и всеобщего пения.

Опять краткая пауза, и припев:

«Это наша судьба, жон Мустакиллик, -

Президента врагов - засадить в зиндан.

Воссияй же звезда с именем «Жаслык»

Для землян и чужих инопланетян!»

Замминистра Камилову уже не хватало воздуха в легких – старый и немощный он был, не зря же лечился виагрой! – уже сгибался и чуть не падал на колени, и все же старался изо всех сил, потому что понимал – не петь нельзя, иначе - кастрация:

«Пусть же знают друзья и родной народ -

Не минуют враги наших цепких рук!

Потому-то и прёт звездолёт вперед,

Чтоб быстрей наступил Келажаги Буюк![69]

Это наша судьба, жон Мустакиллик, -

Президента врагов - засадить в зиндан.

Воссияй же звезда с именем «Жаслык»

Для землян и чужих инопланетян!»

Мишулья Север и ее подруга Машка Лонская тоже произносили строчки великого Гимна, поскольку ранее признавались, что мечтают получить орден или медаль Демократической Республики Узбекистан, и Артыкова обещала подсобить им в этом вопросе. Со стороны иностранок требовалось только содействие в оказании поддержки политики Абдугани Исламовича на мировой арене и создания благоприятного имиджа. Камилов тем временем с трудом встал с колена, прокашлялся и проглотил сразу пять каких-то таблеток, видимо, совсем выбился из сил. Тут Светлана заметила, как молчит представительница Комитета ООН и Союза демократических реформ.

- А вы, профессор, почему не поете? – со злостью и негодованием набросилась на Ибрагимову сенатор. – Вы же гражданка Узбекистана!

Та холодно ответила:

- Ошибаетесь, я давно не гражданка вашей страны. Поэтому петь не обязана. Я всего лишь стою и молчу, как требует дипломатический этикет. Больше от меня не требуйте, я не играю в этом цирке-шапито!

Это вызвало тишину. Чиновники переглядываясь, не зная, как отреагировать на столь кощунственное заявление. Выручил академик-шут, который горестно покачал головой:

- Такие как вы позорят нашу демократию. Хотя это хорошо, что вы – не наша гражданка. Без вас нам лучше на родине, семимильными шагами вступаем мы в Великое будущее! А вы тянули бы нас в прошлое... в болото коммунизма.

- Не споткнитесь, милейший, по дороге туда. Хотя вы давно в болоте увязли... по самые уши, - с ехидством и презрением ответила женщина и отошла от чиновников. Стоять рядом с такими людьми она считала бесчестным делом и оскорбительным для себя.

Как только Гимн был закончен, капитан, желая снять напряженность, пригласил всех опять к столу:

- Угощайтесь, дорогие гости. Вы – самые желанные на борту «Святого Эльяра Ганиева». Экипаж и обслуживающий персонал сделает все возможное, чтобы ваш полет на Нептун показался путешествием в рай. Помните, такое возможно лишь потому, что мы живем в Великом будущем, который был создан по узбекской модели Ислама Абдуганиевича Каримова, вечная слава ему!

- Слава «Человеку, определившему эпоху»! – выкрикнули граждане и некоторые иностранцы, хлопая по груди.

Желая продемонстрировать гостеприимство, Ниязматов подошел к столам и, подняв бокал, произнес:

- Друзья, разрешите мне прочитать рубаи великого Омара Хайяма...

Прокашлявшись, он начал декламировать:

«Боюсь, что в этот мир мы вновь не попадем,

И там своих друзей – за гробом – не найдем.

Давай же пировать в сей миг, пока мы живы.

Быть может, миг пройдет – мы все навек уйдем»

- О-о-о! Как изумительно! – восторженно произнесла Мишулья. – Меня всегда очаровывал Восток... Действительно, станем наслаждаться сегодняшней жизнью!

- Жаль, что наша коллега не оценивает гостеприимства обер-маршала, - скорчила недовольную мину в сторону Ибрагимовой англичанка Акинер, нервно теребившей галстук на шее. Ей хотелось уязвить непримеримого профессора, остававшейся стойкой и неподкупной.

Марьям усмехнулась и сказала:

- Извольте выслушать тогда и другое рубаи Хайяма, господин обер-маршал и госпожа Акинер...

И смотря прямо в глаза Ширин она прочитала наизусть:

«Если гурия страстно целует в уста,

Если твой собеседник мудрее Христа,

Если лучше небесной Зухры музыкантша –

Все не в радость, коль совесть твоя не чиста!»

Это был прямой удар, и у Акинер аж сперло дыхание. Побледнев, она отошла, при этом бормоча какие-то ругательства на английском. Только на нее теперь никто не обращал внимания. Было ясно, что профессора не так-то просто одолеть в споре, и поэтому пока не следует ее провоцировать на что-то. Ниязматов сделал вид, что не расслышал сказанное, мол, был занят разговором с другим третьеразрядным членом делегации.

Между тем, Север неторопливой и, можно сказать, ленивой походкой подошла к иллюминатору, чтобы посмотреть на мир за бортом корабля. Нептун уже казался огромным шаром. Высокие облачные ленты из замерзшего метана протянулись вдоль двадцать девятой северной широты рядом с восточным терминатором. Солнце освещало планету снизу слева, что позволяло узреть тени метановых облаков, падающих на основной атмосферный слой. На уровне, соответствующем давлению от одного до десяти миллибар, конденсировались продукты фотолиза метана, ацетилена и этана, образуя тонкую дымку. Но Мишульи было неинтересно рассматривать это в качестве астрофизикохимии или планетологии. Она всего лишь думала, что это значит данная планета для человечества, но размышляла не с научной точки зрения, а с сугубо коммерческой выгоды. Увы, она во всем искала только денежный баланс.

Плоскость экватора была наклонена к плоскости орбиты почти на тридцать градусов[70], так что на Нептуне тоже происходила смена времен года. Однако каждый из сезонов длится больше сорока земных лет. С момента открытия планеты в 1846 году он сделал всего лишь один оборот вокруг Солнца. Год здесь казался вечностью. От этого факта веяло какой-то мистической аурой, что притягивало человека и создавало некий образ особого мира. Хотя удивляться было чему: там, внизу на плавающем в мантии острове Эдем Гульнары находились сокровища, которые придавали власть и могущество тому, кто становился их обладателем. Мишулья мечтала отцепить небольшой кусочек «гулия», и поездка сюда предоставляла ей такую возможность. Такие же мысли посещали голову и Лонской, которая ожидала безбедное существование после этого полета. Ради этого она была готова подписать любую бумагу, которая от нее требовалась. Кстати, договоренность об этом была ранее достигнута. К тому же, для многих это была бесплатный, волнующий и романтический вояж к окраине Солнечной системе, а позволить себе подобное могли лишь богатые люди или... заключенные Узбекистана.

У делегации существовала только одна проблема в виде Марьям Ибрагимовой, неподкупной и строгой женщины, родители которой прошли узбекский ад и выбрались на свободу только в результате случая. С тех пор профессор была яростным противником кровавого режима, выступала с международных трибун, писала статьи и проводила лекции для студентов крупных университетов, и именно она потребовала инспекции далекой тюрьмы. Ее участие было одним из условий при рассмотрении вопроса сотрудничества с Ташкентом, и правительству Абдугани Каримова, скрипя зубами, пришлось согласиться.

Тут двигатели опять изрыгали столб пламени. Все почувствовали легкую тяжесть от поворота.

- Внимание! – послышался зычный голос Ниязматова. – До «Ислама Каримова осталось сто километров! Если хотите посмотреть, то приглашаю к внешним источникам обзора! – сказав это, он пригубил бокал виски с тоником.

Все прыгнули к иллюминаторам и экранам, передававшим изображения с чувствительных телескопов. Первое, что сразу бросилось в глаза всем, яркая надпись на фоне гигантской планеты «Все наши устремления и программы – во имя дальнейшего развития Родины и повышения благосостояния народа».

- О-о-о, как величественно! – закричал Абдуллаев, начиная танцевать «Андижанскую польку» от радости. Он до безумия, до фанатизма любил книги Ислама Каримова и мог часами цитировать их. Теперь ему хотелось выплеснуть позитивную энергию через пляску, которая в его исполнении больше напоминала соитие бабуина со слоном. У Ибрагимовой это вызвало отвращение, и она не пыталась скрыть свои отрицательные эмоции. Некоторые апплодировали в такт разошедшемуся танцору, который при резком па потерял колпак, а потом потеряли к нему интерес и стали смотреть в более привлекательные пейзажи космоса.

Замерев, люди ожидали завершения полета. С каждой минуты «Ислам Каримов» становился все больше и больше по мере приближения к нему. Уже можно было разглядеть иллюминаторы, экраны, трубопроводы, стыковочные узлы, ракеты, транспортирующие руду, какие-то отсеки, пристегнутые к основному корпусу... Это было нагромождение всего, что можно было сделать современными технологиями при фантазии конструктора-архитектора.

- Как красив этот корабль! – выдохнула Артыкова, любуясь очертаниями самого омерзительного объекта Солнечной системы. – Это произведение искусства! Его создали гениальные умы Узбекистана!

Когда транспортник пристыковался к парадно-гостевому шлюзу, то открылись люки, выпуская делегацию внутрь летающей тюрьмы. Навстречу им вышли представители администрации: в мантии судьи сами Закир Исаев, несколько обер-лейтенантов в парадных мундирах, некоторые старшие по должности надзиратели и кое-кто из обслуживающего персонала. Все они, вертухаи, излучали радушие гостеприимных хозяев. Капитана Ахмаджанова не было видно – он занимался подготовкой различных инсценировок. Огромное помещение было украшено гирляндами, цветами, ярко горели плафоны, с высот словно туман опускалась приятная мелодия из классики узбекской эстрады, в частности, песни в исполнении самой Гульнары Каримовой.

- С прилетом, дорогие друзья! – вышел вперед Исаев, сияя глазами. Он протирал ручки, как бы говоря, мол, вы не уйдете отсюда с плохим настроением, вас ждут приятные сюрпризы. Бок немного побаливал – трансплантированный орган еще не совсем сросся с тканями, так как из-за нерв и чрезмерного употребления алкоголя процесс выздоровления растянулся. Сейчас от него несло хорошей французской парфюмерией. Впрочем, приятные ароматы издавали и другие сотрудники тюрьмы, специально надушившиеся на встречу.

- Мы рады приветствовать вас на борту исправительно-трудового учреждения, названного в честь великого мыслителя человечества Ислама Каримова! - продолжал директор, извиваясь как змея – он старался слегка поклониться каждому делегату, вышедшему из транспортника.

Остальные тоже старались угодить всем телодвижениями и возгласами:

- Добро пожаловать, дорогие гости! Хуш келибсиз![71]

Когда члены делегации вышли из транспортника, следом показался обер-маршал, бренча орденами и медалями на груди – все это отметки заслуг в бумажных баталиях и кабинетной борьбе, но не за ратные подвиги. Ему отдали честь Исаев и все офицеры-надзиратели. Ниязматов пренебрежительно ответил им таким же жестом. Потом сказал как бы нехотя:

- Я буду у себя в каюте. Чуть позже присоединюсь к вам! Пока без меня начинайте...

Исаев поклонился и ответил:

- Акамилло, мы ждем вас на праздничный ужин! Без вас мероприятие не будет ярким и значительным! Вы – самый почетный гость у нас!

Капитан прибывшего корабля обещал прийти, как только освободиться от своих дел. Что это были за дела никто не знал, а посвящать кого-либо тот не намеревался. Исчезнув в проеме «Святого Эльяра Ганиева», Абу-Али двинулся к себе, чтобы послать сообщение Гульнаре Исламовне, а потом немного поспать и отдохнуть от напряжения.

Тем временем Исаев пригласил всех в свои директорские покои. По дороге к нему было сложно не заметить, как стены туннелей отформатированы в виде книжных страниц, где отпечатаны горящие синим цветом тексты с произведений Ислама Каримова. Практически все тома были изложены в коридорах тюрьмы. Кроме того, там же располагались голографические картины президента, его семьи в разные годы и в разных местах. Особо выделялся ряд, посвященный Гульнаре Каримовой – копии с гламурных отечественных и западных журналов, где она была в неглиже и в модных одеяниях. И здесь слышались песни в исполнении этой великой принцессы.

Ибрагимова обратила внимание, что все охранники вооружены, причем тяжелым оружием, что является непривычным для исправительно-трудового учреждения. Ведь ручные пулеметы, огнеметы предназначались обычно для военных акций. «Тут что-то явно произошло», - подумала она, и заметила в нескольких местах дырки, словно обшивку прошили автоматной очередью. И была копоть кое-где – видимо, это недоглядели проводившие тут ремонт. Ее коллеги на это не обращали внимания, все больше галдя о комфортабельности летающей тюрьмы. Кстати, ни одного заключенного они не встретили, хотя прошли значительное расстояние от шлюзовой узла. Вскоре они уже были в кабинете директора.

Первое, что им бросилось в глаза – это накрытые столы и стоящие официанты в белоснежных одеяниях. В кабинете горели голографические снимки Гульнары Каримовой в окружении известных личностей, таких как Аллен Делон, Хулио Иглесиас, Стинг, Билл Клинтон. Словно голос Всевышнего раздавалось усиленное квадрофонами выступление Ислама Каримова на одном из мероприятий, посвященных Дню Конституции: «...Для всех нас очевидна одна непреложная истина ― какие бы тщательно продуманные программы по развитию страны ни разрабатывались, какая бы материальная база и возможности ни создавались и какие бы средства ни инвестировались, существует только один наиважнейший фактор, который позволит осуществить все задуманное и достичь намеченных целей, это – высококвалифицированная рабочая сила, молодые специалисты, способные взять на себя ответственность за завтрашний день, за дальнейшее развитие страны...»

Фразы были сильнее гипноза, и находившиеся здесь официанты уже тупо смотрели на всех.

- Прошу, входите, - пригласил гостей Исаев, стоя у прохода. Он внимательно смотрел, как иностранцы и узбекские чиновники зашли в помещение, после чего жестами показал стоявшей у люка охране, чтобы та были на чеку и бдила. Те щелкнули каблуками и передернули затворы автоматов.

- Ой, как у вас тут красиво! – восхитилась Мишулья, оглядывая кабинет директора. Лонская тоже восторженно захлопала в ладоши и подтвердила слова подруги: - О-о-о, да! Это великолепно! Как гармонично сочетаются вещи тут...

- Стараемся создать домашний уют и рабочую обстановку одновременно, - скромно потупив глазенки, произнес экс-судья. – Всегда в заботах. Сами понимаете: находясь в миллиардах километрах от Земли, следует думать, как облегчить жизнь каждого человека на борту – и администратора, и обслуживающий персонал, и заключенных. И с намерениями перевоспитать отступившихся мы тут формирует специфические условия...

- Специфические? – не поняла Марьям Вафаевна. – Поясните, пожалуйста...

- Ну, благоприятные, значит... Беседы, размышления, чтение книг и прослушивание музыки, политинформации, кружки рукоделия и художественной самодеятельности. Лечение от хронических заболеваний, диспансеризация и санитарные мероприятия. У нас есть даже курортные отсеки, то есть горячие источники, соляные пары, грязевые ванны. Есть прогулки в оранжереи и парки...

Тут Ибрагимова его перебила:

- Скажите, а почему вся ваша охрана носит пулеметы? Вам что-то угрожает?

Исаев закашлял – такого вопроса не ожидал. Эта женщина подметила то, что упустил из виду директор. «Блин, как я это мог забыть, не обратить внимания?» - подумал он, смотря на подчиненных. Только те тоже были не далеки умом и не знали, как подсобить начальнику. Пришлось тому самому выкручиваться.

- У нас три дня назад произошел пожар, - горестно вздохнув, произнес Закир. – К счастью, что вы не прибыли раньше, иначе тоже могли стать жертвами...

- Как? – удивились гости. – Какой ужас! А что было? Как?

- Увы, даже на таком космическом корабле, надежном и мощном, происходят аварии. Во время сварочных работ случилось замыкание электропроводки, воспламенился вначале один отсек, по том другой. Системы автотушения не сумели среагировать как надо... На корабле пожар – это страшно, скажу я вам. Он бушевал на пятнадцати процентах территории тюрьмы, и разросся бы дальше, если не героизм моих сотрудников, которые спасли и заключенных, и администрацию, и сам «Ислам Каримов» от тотального разрушения. Признаюсь, и мне пришлось принять участие, - и он показал на пару ожогов на ладони.

- О господи! – жалостливым голосом проговорила Мишулья, а Ибрагимова хмуро посмотрела на нее. Она-то не верила во весь этот бред, интуитивно догадывалась, что здесь было на самом деле нечто иное – но что? Абдуллаев многозначительно покачал головой.

- У нас велось слежение по видеосистемам, так что мы можем показать вам некоторые сцены, - сказал директор, приглашая всех занять кресла. В помещение вскользнул как змея тонкий и высокий человек с желтым лицом. У него были короткая стрижка, колючий и недобрый взгляд, тонкие губы тихо бормотали что-то, словно повторяли какую-то фразу. Чувствовалось, что эта личность занималась недобрыми делами. От левого глаза вдоль щеки к уху пролегал глубокий шрам, словно кто-то пытался его порезать.

- Это наш эксперт по мониторингу Эльдар Зуфаров, - познакомил всех присутствующих со своим сотрудником Закир-ака. – Он следит, чтобы на корабле был порядок, не было злоупотреблений со стороны надзирателей или обслуживающего персонала, а заключенные не испытывали неудобств, могли сразу пожаловаться. Такие жалобы поступают сразу мне и я быстро решаю их. Это позволяет нам поддерживать демократию даже в таком исправительном заведении, как «Ислам Каримов». Поэтому нас заключенные любят и уважают...

- Да, я хотел бы попросить вас взглянуть на это, - произнес грубым голосом Зуфаров, вставляя микрокассету в видеофон. – Я взял основные картины происшедшей трагедии...

Вспыхнул голографический экран. На нем было видно, как горели отсеки, вместе с ним заключенные, попавшие в ловушку огня и дыма. Динамики передавали ужасные звуки: рев гнущегося от высокой температуры металла, треск бушующей стихии, крики и мольбы о спасении. И тут сквозь преграды к ним пробивались вертухаи, которые, жертвуя собой, спасали бедняг. Вот, к примеру, отчаянно тушит пеной из баллона благородный капитан демократии и отдает приказы подчиненным. Видно, как все они полны решимости и отваги, кричат, что готовы пожертвовать собой, однако спасти «Ислам Каримов». Ахмаджанов самолично вынес нескольких женщин, при этом получив ожоги. В огне гибнут, к сожалению, и охранники, пытающие остановить распространение аварии. Яркие и четкие картины произвели впечатление на всех... за исключением Ибрагимовой. Ее внимательный взгляд нашел много не стыковок, в частности, вспышки окутывали «спасателей», но при этом на стеклах их шлемов не отражался огонь, что казалось странным; или был дым, не оставивший на стене копоти. Углекислотная пена толстым слоем заливала пол, а пламя продолжало подниматься, словно были наложены видеокартинки друг на друга. Непонятно, как мог гореть металл, на котором не было горючих веществ? И как можно было получить ожоги, находясь в скафандре? Вопросов было много.

- Мне это кажется фикцией, - наконец произнесла Марьям Вафаевна, и тут стала объектом критики и негодования со стороны «коллег».

- Как вы могли такое сказать! – вопила Ширин Акинер, брызгая слюной, словно была больна бешенством. – Вы оскорбляете всех, кто проявил героизм и мужество, спасая людей и корабль! Мне, мужчине, это противно слушать!

- Это неслыханная наглость! – подхватила Север, топая ногами. – Мне противно такое слушать! Как ваш язык повернулся такое сказать?

- Если Ибрагимова была не женщиной, то я бы дал ей пощечину! – кричал в бешенстве Рустамжон Абдуллаев. Его колпак шута трясся, словно на голове клокотал вулкан. – Она выступает против монархии в Узбекистане! Значит, она против наших традиций и культуры, морали и истории! Позор ей, позор! Она – «обиженная», то есть та, кто снюхался с оппозицией и хочет изменить священный конституционный строй!

Исаев с улыбкой смотрел за этой сценой. Он понял, что большинство членов делегации не станут глубоко копать и полностью поддержат версию администрации тюрьмы. «Кажись, наша глубокоуважаемая принцесса Гульнара Исламовна добилась того, чтобы в эту комиссию включили людей, лояльных к режиму, - подумал он, проникаясь все большим уважением к прозорливой и мудрой дочери первого президента. – Тогда это облегчает дело... Конечно, с этой профессоршей придется попотеть, она – не дура, видно сразу, на мякине не проведешь».

- Я могу предоставить свидетельства этой аварии, - заявил директор. – Прежде всего, списки погибших, а также их тела. Все они забальзамированы и находятся в морге. Мы окажем им все почести как героям. Тела будут отправлены на «Святом Эльяре Ганиеве» на Землю, где похоронят, как полагается, на кладбище Темуридов...

Ибрагимова кивнула:

- Будьте любезными, покажите...

- Мы туда еще пройдем, если вам интересно, а пока можете взглянуть на их фотографии, снятые в процессе бальзамирования, - и нажатием на кнопку Закир запустил на экран изображения мертвых охранников. С первого взгляда было видно, что они погибли от ожогов, поскольку тела практически почернели. И тут профессор вскрикнула:

- Стоп... верните прежнюю картинку... Да, того, что был перед этим...

Удивленный Исаев исполнил просьбу. Появилось плоское лицо человека, искаженного гримасой от боли, из-под узких глаз злобно глядели стеклянные глаза. Судя по комплекции тела – толстяк. Обгоревшая тюбетейка оказалась приклеенной к голове. На углу экрана возникла надпись: «сержант Борис Бабаев, воинский номер № 5605312-ВА67». Если был в этот момент рядом с делегацией стоял Воронович, то он сразу признал в этом трупе того самого сержанта, который первым встретил его на «Исламе Каримове» и возмущался деятельностью независимого журналиста. Теперь в носу ковыряться ему не было смысла. Вертухай отошел в иной мир.

- В чем дело?

Марьям Вафаевна ткнула пальцем в лоб – там зияла дырка. Не нужно было быть судмедэкспертом, чтобы понять - это пулевое отверстие. Явная промашка со стороны организаторов спектакля.

- Это огнестрельная рана, - произнесла профессор. – Если вы тушили пожар, то почему этот человек погиб от пули? Или у вас была перестрелка? Теперь понятно, почему вся охрана с тяжелым ручным оружием...

Все растерялись и уставились на Исаева, который не знал, как ответить. Он только мрачно шевелил губами, пытаясь привести в порядок мысли, которые порхали в мозгу словно обезумевшие бабочки. К счастью, слово взял Зуфаров, принявший на себя весь удар:

- Увы, вынужден вас огорчить, Марьям-опа[72], вы ошиблись. Это наши врачи проделали в черепе отверстие, чтобы извлечь мозговую ткань на анализы. Такова процедура, утвержденная Министерством экологии, физического и духовного здоровья Узбекистана.

- Тогда почему у других нет такой дыры? Вы продырявили череп, не сумев снять прогоревшей тюбетейки?

- А другим успели залепить биораствором, только этому забыли, - врал Эльдар, при этом смотря честными глазами на собеседницу. Ибрагимовой было ясна ложь, только настаивать дальше не стала, понимая, что сотрудники будут юлить и изворачиваться, но правды она не услышит. – А пулеметы... это стандартная охранная процедура для прибывших гостей. Согласно указу Министра по демократизации, почетный караул обязан носить тяжелое вооружение! Когда вы покинете тюрьму, то наши охранники сложат оружие в арсеналы и носить будут только... э-э-э... усыпляющие газы...

А тем временем игра продолжалась. Вперед вышла Артыкова, желавшая отвлечь внимание всех от острых вопросов. Она, повернувшись к Закиру, спросила:

- У вас есть списки отличившихся?

- Да, конечно, - поспешно ответил Исаев, протягивая сенатору бланк. – Я представил некоторых к награде... За мужество, героизм, отвагу, преданность идеям демократии, национальной модели развития... Правда, среди них и есть и погибшие в пожаре сотрудники...

Та изящно взяла бумагу и пробежалась глазами:

- Ого, к высшему ордену имени Владимира Мамо[73] вы представили капитана демократии Нодира Ахмаджанова? Это прекрасно! Достойная награда для сотрудника исправительного учреждения! Можно с ним поговорить?

Исаев кивнул и нажал на кнопку в селекторе:

- Быстро ко мне Ахмаджанова.

Видимо тот был недалеко, поскольку через полминуты уже стоял в кабинете директора. На нем была свежая эсэсовская форма, накрахмаленный воротничок, шеврон «Знак милосердия» на груди и медаль «Соглом авлод учун»[74] пятой степени. Правда на щеках специальная мазь, заживляющая раны, которая, как могло показаться, уродует все лицо. Многим это показалось признаком мужественности.

- Господин директор, по вашему приказанию явился! – отчеканил капитан, стоя как струна. – Готов выполнить любой приказ по защите родины, Конституции, прав и свобод человека! – его голос дрожал от волнения. Потом повернулся к гостям: - Здравия желаю, господа члены Международной делегации!

- Вольно, капитан, - произнесла сенатор, подходя к нему. Она обошла его, любуясь гориллообразной фигурой, потом похлопала по плечу, накаченной упорными тренировками левой руке – настоящее железо! Такие мужчины ей всегда нравились – этакие здоровенные монстры, машины-убийцы, готовые разрушить все, что им укажешь. Тараном прошибут все, не остановишь.

- Молодец, Нодир, мы видели твои подвиги! – похвалила она, показывая на экран, где продолжался фильм по «спасению» корабля.

- Верно и храбро служу Демократической Республике Узбекистан! – вновь выстрелил из глотки Ахмаджанов, смотря куда-то в одну точку.

- Я имею полномочия от самого президента Абдугани Исламовича Каримова в части поощрения и награждения, - продолжала Светлана. – Поэтому награжу вас орденом имени Владимира Мамо, как и представил вас глубокоуважаемый Закир-ака Исаев! – и она щелкнула пальцами, делая сигнал кому-то.

Тотчас к ней подскочил трясущийся от нехватки алкоголя Абдулазиз Камилов, который протянул коробочку. Внутри лежал орден из золота и платины, изображающий птицу Семург[75], рвущую на части зайца и змею. В другой руке заместитель министра держал патент. Артыкова вписала туда фамилию капитана и под аплодисменты окружающих вручила обалдевшему от радости и неожиданности Ахмаджанову.

- Благодарю, Ваше превосходительство сенатор Светлана Артыкова! – крикнул он, держа в дрожжащих ладонях коробочку с орденом. Он был первым на «Исламе Каримове», которого отметили такой высокой наградой.

- Ура-а-а! – закричал академик Абдуллавев, хлопая в ладоши и прыгая как тушканчик, причем так усердно, что лопнули панталоны (сконфуженный академик быстро подтянул чулок, чтобы скрыть распоротое место). Все подхватили, что в ушах звенело от хлопков. Лишь Ибрагимова не участвовала в этом спектакле.

- А медалью «Жасорат» я награждаю рядового Акмаля Гулямова! – громко и четко продолжала Артыкова, смотря на списки. Вскоре перед ее очами предстал охранник, который раньше имел звание подполковника. Сенатор удивленно вскинула бровями – она знала этого бывшего работника Мирзо-Улугбекского отделения Министерства, и не поняла, что он делает здесь с таким явным понижением. Потом смекнула, что этот офицер был разжалован за какие-то промахи, причем, серьезные, ибо на Нептун за обычные взятки не отсылают. Досадуя, что явно поторопилась подтверждать представление Исаева о награждении и этим самым подставила себя, она все же выкрутилась из пикантного положения:

- В прошлом вы, господин Гулямов, имели взыскание. Но своим подвигом доказали, что достойны носить форму работника Министерства по демократии и свободе! Вы – настоящий герой! – и она вколола на грудь тоже покрасневшему от волнения мужику медаль.

Отдав честь, Гулямов вышел из кабинета строевым шагом. Ахмаджанов остался стоять по правую руку директора. Как второй по званию офицер на корабле, он вправе был находится на таком торжественном мероприятии. Причем, на него была возложена и миссия контроля за тем и членами делегации, которые хотели бы что-то вынюхать негативное о тюрьме. Он сразу смекнул, что профессор – это именно та, с которой могут быть проблемы, и поэтому следует быть очень внимательным, отсекать всякие попытки чего-то получить несанкционированное.

- Это наши герои, которые борятся с «обиженными», - с удовлетворением произнес Рустамжон Абдуллаев, глядя свой шутовской колпак. – Читали мои энциклопедические тома, где я рассказываю о том, как морально спрессовал всех врагов нашей славной родины? Я их «опетушил» своими словами, теперь весь мир смеется над оппозиционерами...

В этот момент Марьям Вафаевна повернулась к нему:

- Какая Академия наук вам присвоила звание академика? Демократической Республики Узбекистан? Или Российской Федерации? Или Китайской Поднебесной Империи?

Академик важно поднял палец:

- Есть такая Международная Эрзац-Академия Чудотворства, и она меня выбрала академиком за мои труды в области обоснования святости мощей Ислама Каримова. Весь мир теперь знает, что череп и кости нашего первого президента исцеляют от всех болезней, продолжают влиять на мировой порядок и помогают избежать космических катастроф! Я это доказал через экономические расчеты и религиозные издания баптистов.

- Да, я начала как-то читать сей бред, а потом выкинула в бак дезинтеграции толстенную книгу, что ваша академия рассылала по всем планетам, - сердито произнесла Ибрагимова. – Слава богу, мощи агрегата хватило для разложения на молекулы ваших дурацких мыслей.

Абдуллаев насупился, словно наступили ему на яйца. Тем временем награждения продолжались. Один за другим вертухаи получали медали и ордена за свои кровавые и бесчеловечные подвиги. Когда профессору надоело за этим наблюдать, она сказала, обратившись к директору:

- Господин Исаев, сколько заключенных на борту корабля?

Вопрос не застав врасплох экс-судью, ибо он был готов к любой ситуации.

- Семьдесят шесть тысяч пятьсот три, - выпалил он практически сразу. Неизвестно, просто выучил ли он эту цифру и готов был всегда ее воспроизвести, или каждый день просматривал сводку оставшихся в живых и запомнил, или просто взял с потолка. В любом случае оспорить эти данные было не просто. Однако Марьям Вафаевна оказалась довольно настойчивой дамой.

- По-нашим данным, за тридцать лет на борту должно находится более ста десяти тысяч человек. Это все, кто сослан сюда на десятки лет по решению судов или в качестве перевоспитывающего центра по заключению Министерства по демократизации и свободе.

- Ха, так они же не навечно сосланы сюда! – воскликнула Артыкова с деланным возмущением. – Вы забываете, что многие по амнистии, а некоторые по завершению срока возвращаются домой. Так что вычитайте из этой суммы этих граждан!

- За все время домой вернулось только сто двадцать три человека, и то многие из них по истечению пару лет скончались, не сумев восстановить здоровья, - строго ответила Марьям Вафаевна, смотря в глаза сенатору, и та, не выдержав взгляда, покраснела и отвернулась. Практически представительница гражданского движения и ООНовского комитета уличила госчиновника во лжи, или, как говорят, схватила за язык и привязала к водопроводной трубе. – Это сотые доли от числа оставшихся здесь...

- Если вы нам не верите, то можете пересчитать, - пожал плечами Исаев. – Я могу показать вам списки всех находящихся на борту...

- А можете сбросить мне это на «флэшку», - и профессор протянула ему микрочип памяти на восемьсот тысяч террабайт. Тот опасливо посмотрел на устройство, словно это была змея, после чего торопливо произнес:

- Пардон, на передать эту информацию без ведома Министерства не вправе. Это ведь данные для служебного пользования...

- А вы можете дать такое разрешение? – Ибрагимова повернулась к сенатор. Та пробурчала:

- Таких полномочий у меня нет. Я же сенатор, а не министр. Вам придется, милочка, подождать ответа из Земли.

Было видно, что администрация пытается ускользнуть от пояснения вопроса.

- Тогда мы хотели бы поговорить с некоторыми заключенными, если вы позволите. Наш мандат включает и встречу с «опекаемыми» вами людьми.

- Да, нам известен масштаб мандата, поэтому мы готовы организовать вам встречу с заключенными.

- Да, это было бы интересно! – сказала Север, и Акинер кивнула в знак согласия – ей было интересно, что же приготовила Ибрагимова, и сама готовила отпор к подобным «проискам».

Исаев кивнул капитану и тот все понял. Он открыл люк и крикнул в коридор:

- Привести заключенных.

Через пять минут вошли женщины. В чистых полосатых одеяниях, опрятные и весьма довольные. Судя по виду, они никогда не занимались тяжким трудом и жизнь на Нептуне считалась раем. Среди всех них была одна, отличавшаяся тем, что в висок был вставлен микрочип с кабелем, и она начала первой:

- Меня зовут Мадина Рашидова, я – заключенная летающей тюрьмы. Была обвинена в религиозном экстремизме и бандитизме. Действительно, я виновата, блуждала в потемках, поверила зарубежным эмиссарам, которые хотели устроить Солнечный халифат в Узбекистане, мол, все будут счастливы, равны, любить Аллаха. Я сошла с верного пути, предначертанного нам великим Исламом Каримовым, начала враждебную деятельность по свержению государственного строя, организации паники среди населения, занималась распространением порочащих лиц информации, клеветничеством, оскорбляла узбекский народ своими фотографиями и рисунками. Меня задержали во время ограбления банка «Зеромакс-Капитал», когда я убила пятерых служащих и семерых клиентов, причем троим из них запросто отрезала головы мачете. Суд проявил гуманность к моей персоне, приговорил лишь к тридцати годам лишения свободы и отбыванию срока на «Исламе Каримове».

- А что тут? – спросила ее Артыкова, улыбаясь. Ведь несколько дней назад именно она сочинила эту белиберду и направила радиограммой с борта транспортника на «Ислам Каримов», чтобы администрация достойно подготовилась к встрече делегации. Теперь сенатор смотрела, как хорошо выучили историю местные кадры.

- А здесь мои очи прозрели, я поняла, какую большую ошибку совершила, встала на путь исправления. Каждый день я читаю книги первого президента Ислама Абдуганиевича, принцессы Гульнары Исламовны, ее внука и тоже главы государства Абдугани Исламовича. Очищаю душу от скверны, от продукции массовой культуры, пороков Запада... Я клеймю гомосексуализм, садомазохизм, терроризм и прозелитизм! Мне противна теория относительности Эйнштейна и дарвинизм, и я - за пять принципов Ислама Каримова! Я знаю, что у Узбекистана было великое прошлое, великое настоящее и еще величие - будущее! Теперь я тружусь не покладая рук, чтобы исправиться, возместить нанесенный ущерб стране и обществу! Я надеюсь, что своим честным, упорным трудом докажу, что еще смогу принести пользу моему народу!

Все это слушали, широко открыв глаза. Академик-шут Абдуллаев закашлял от избытка чувств и громко высморкался в платочек, который вовремя ему преподнес Абдулазиз Камилов, сам ливший слезы от рассказа «заключенной». Мишулья Север стояла с красными глазами от переполнявших ее душевных эмоций. Лонская торопливо записывала это в блокнот, хотя могла спокойно включить видекамеру и заснять происходящее в цифровом формате. Акинер лениво перелистывала гламурный журнал. Ахмаджанов, Артыкова, Зуфаров захлопали в ладоши. Остальные иностранцы тоже выражали душевное волнение и радость за позитивный настрой заключенных.

- Браво, браво, Мадина! Мы рады за тебя! – воскликнула Светлана; ее улыбка напоминала оскал акулы. – Ты – свидетельство того, что программа перевоспитания преступников приносит плоды и ты – доказательство правильно взятого курса, который еще много десятилетий назад был указан нам великим и мудрым Исламом Абдуганиевичем!

Только Марьям Ибрагимова хмурилась. Уж ее точно было сложно провести, интуиция ей подсказывала, что все это – фальш. Не похоже, что Мадина трудится каждый день. Такая холеная, ухоженная...

- А чем вы занимаетесь? – спросила уже профессор, смотря прямо в глаза заключенной. Та не выдержала взгляда и опустила голову, как бы свидетельствуя свое смущение:

- Я помогаю в госпитале, - пролепетала она. - Очень много раненных поступило к нам после пожара. Всем оказываем первую медицинскую помощь. Я ухаживаю за ними, проделываю разные процедуры, чтобы облегчить боль и страдание беднягам. Сижу с ними, рассказываю что-нибудь занимательное... Все заключенные мне благодарны, говорят: «Катта рахмат, Мадина-хола, сиз яхши одам, бизга ёрдам бердиз»[76]. Знаете, как приятно это слышать! И все больше сожалею, что вовремя не остановилась тогда, дала втянуть себя в паутину терроризма.

- А вы чем заняты? – повернулась к другим стоявшим женщинам Марьям Вафаевна. Те загалдели, что им предоставлены самые лучшие условия труда, они ощущают каждодневную заботу администрации, а труд приносит им наслаждение и радость быть полезным для общества.

- Я работаю в цеху по обработке «гулия», - тараторила толстая с короткими ногами. Полосатая роба висела на ней как мешок, казалось, она стянула его с чужого плеча. – Мне очень нравится эта ювелирное дело. Думаю, что продолжу эту специальность на Земле, когда закончится мой срок на Нептуне, - и как бы доказывая, что она находится именно здесь, женщина протянула руку к иллюминатору. Все посмотрели туда и увидели сияющий голубым светом планету, где продолжали бушевать шторма и мелькать страшные по силе молнии. – Профессия ювелира очень почетна и уважаема в Узбекистане. Я смогу заработать деньги и осуществить свою мечту – построить храм во славу Ислама Каримова в своем кишлаке[77]. Туда будут приходить мои односельчане, чтобы склонить голову в знак уважения этому человеку, попросить прощения или поддержки в святых делах!

- Какие у вас условия работы? – спросила Лонская, беря со стола напиток. Остальные последовали за ней. Начиналась расслабуха, и ответы заключенных были как бы смазкой к очередному пиру. Камилов набросился на еду, словно испытывал чудовищный голод. Рустамжон Абдуллаев беспардонно почесал между ног и тоже двинулся к столу. На них никто внимания не обратил.

- У нас четырехчасовый рабочий день, - ответила Рашидова. – Потом лечебные процедуры, массаж, релаксация, солярий. Некоторые идут в библиотеку, некоторые – в кинотеатр, есть и те, кто предпочитает стадион или кружок художественной самодеятельности. Вы знаете, как тут все создано для перевоспитания!

- А карцер у вас есть? – тут спросила Марьям Вафаевна, которая не присоединилась к жрачке.

Женщина испуганно отшатнулась от нее.

- Что вы, что вы! Какой там карцер?! – замахала она руками. – Мы не знаем таких слов! У нас добрые надзиратели... мы их называем милыми нашими воспитателями. Они наши лучшие педагоги! Мы очень любим обслуживающий персонал и администрацию. Славный директор Исаев заботится о каждом на «Исламе Каримове». Ведь именно на это – на заботу о согражданах! – направлена политика Абдугани Исламовича и принцессы Гульнары Каримовой!

Дальше пошла тирада прославления всех членов династии Каримовых, и губы Ибрагимовой тронула презрительная усмешка.

Директор решил, что пора отвлечь всех присутствующих от острых и скользских тем, и пошел в атаку. Но не боевую, а гостеприимную.

- А это вам подарки от нашего учреждения, - улыбаясь, произнес Исаев и хлопнул в ладоши. Тот час стоявшие официанты поднесли каждому делегату блюдо, на котором находилась красная коробочка. Открыв, все ахнули: внутри горел ярким синим пламенем «гулий». Этот подарок тянул на двадцать миллионов «кварков» - огромное состояние для его обладателя. – Рядом – сертификаты с вашими именами, чтобы никто не мог сказать, что «гулий» у вас незаконно... Все по праву принадлежит вам...

Лишь Ибрагимова не прикоснулась к подарку.

- Это подкуп, но меня вы не купите! – мрачно произнесла она.

И ее чуть не съели коллеги. Опять пошли крики, типа, Марьям не уважает чужие традиции, стремиться рассорить всех, устраивает провокации, и вообще, как она попала в состав делегации?! Особенно старалась облить грязью Акинер, практически махая кулаками перед лицом профессора:

- Я еще покажу вам, когда вернемся! Я напишу в ООН, в Союз демократических реформ и другие структуры, как вы унижали всех нас!.. Подарки представили как подкуп – это неслыханное оскорбление международного масштаба! – видимо, таким образом востоковед пыталась нанести удар по престижу и авторитету Ибрагимовой, ибо иного метода подавления противоположного мнения она не признавала.

- Межпланетного! Межпланетного! – орали Лонская и Север. – Выкинуть эту стерву в космос, нечего позорить нашу миссию!

Однако Ибрагимова спокойно созерцала на этот скандал, прекрасно все понимая, и зная, кто и зачем исполняет эту гнусную роль. Но и спорить не хотела, ибо прибыла с другой целью. Требовалась только выдержка и сила воли переломать в себе ростки гнева и возмущения.

- Я бы хотела поговорить с другими заключенными, - четко и громко произнесла она. – Такое право у меня есть согласно мандату!

- С кем же? – спросил Исаев, слегка склонив голову. Его бритый затылок заблестел при свете плафонов. – Мы не отрицаем ваш мандат, ваши права, уважаемая.

- С журналистом Алексеем Вороновичем!

Наступила тишина. Имя это было всем известно. Даже академик Абдуллаев чертыхнулся, сорвал с себя колпак, бросил его на пол и стал топтать, как гадкое насекомое. Абдулазиз Камилов чуть в штаны не обделал. Однако Исаев не проявил нервозности или неудовлетворения, ибо был готов к подобной просьбе. Только он улыбнулся и кивнул:

- Конечно, конечно, нет проблем...

Экс-судья повернулся к Ахмаджанову:

- Капитан, доставьте сюда заключенного Алексея Вороновича, пожалуйста!

Нодир, отдав честь, важно и громко ответил:

- Будет исполненно, господин директор!

Вытатуированный на щеке герб заходил волнами от усердного движения лицевых мускул. Строевым шагом капитан вышел из кабинета. Ибрагимова мрачно смотрела ему вслед, недоумевая схожести формы офицера с теми, что носили в фашистской Германии полтора столетия назад. Несколько вертухаев двинулись за своим начальником.

В кабинете тихо играла музыка, приятный мужской голос напевал: «Гу-у-у-гу-у-ша-а-а... Гу-у-у-гу-у-ша-а!» - это был сингл российского певца Макса Фадеева, посвященный узбекской принцессе, когда она была еще молодой. Стоял аромат деликатесов, приятно щекотавший ноздри. Люди как ни в чем небывало пили алкогольные коктейли, закусывали, смеялись и переговаривались друг с другом. Академик Абдуллаев напялил вновь колпак и приставал к замминистра Камилову с предложением провести международную конференцию по узакониванию монархии в Узбекистане на базе его Клуба, на что тот рассеянно кивал и продолжал глотать бутерброды, думая, посетить ли ему туалет или еще одну порцию деликатесов сожрать. Марьям стояла у стеллажей и напряженно о чем-то размышляла, ей не хотелось участвовать в публичном чревоугодии и общаться с другими членами делегации. А над ними словно большой фонарь в иллюминаторе сиял Нептун. Большое темное пятно в атмосфере стало еще меньше. В другом конце тюрьмы Эркин Баратович смотрел туда, кусая губу, и все же надеялся на удачу.



Глава 9. Разоблачение



О том, что «Святой Эльяр Ганиев» прибыл на летающую тюрьму, все почувствовали во время стыковки. Масса транспортника была значительной – несколько десятков тысяч тонн, и «Ислам Каримов» слегка вздрогнул, едва два объекта над Нептуном вошли в физический контакт. Все бросились к иллюминаторам, и стали смотреть на прибывший с Земли корабль. Вообще-то, официально он числился пассажирским, однако значительное количество артиллерии и локаторов на борту, которые легко было узреть, вызывало сомнение в его мирном назначении. Хотя в данную минуту беспокоиться не следовало, это была не карательная акция и не миссия устрашения, чем обычно занимался космический флот Узбекистана. Да и бунт заключенных был подавлен собственными силами. На «Ислам Каримов» доставили международную делегацию, имевшую явно дружеские цели. Заключенные уже были оповещены, как следует себя вести при встрече с иностранцами, что говорить, и не дай бог кому-то отойти на йоту от предусмотренного – участь того ожидает самая страшная, какая может быть в тюрьме. Иначе говоря, ему никто не позавидует. И все же, не все так думали.

- Ты считаешь, это что-то изменит в нашей судьбе? – с иронией спросил Ахмедов, видя, как волнуется журналист. – Вспомни, как приезжали в Узбекистан сто лет назад, и сегодня всякие там комиссии и инспекции от гуманитарных и прочих структур – какой толк? Они не вернули мертвых и не спасли других от виселицы. Для них это – канцелярский труд, отчет который ляжет какому-то боссу, а тот отложит ее в шкаф. Всех в реальности заботят собственные интересы...

- Я хотел бы на это надеяться, - признался Алексей. – Международные делегации имеют силу влияния... Иначе их бы не организовывали...

- Не будь наивным, Алексей, - покачал головой квадратный человек. – Это всего лишь мировая игра, и мы в этой игре – просто пешки. Если серьезно, то никому нет до нас дела, «гулий» - вот что сейчас высшая ценность, а не жизни заключенных на борту «Ислама Каримова». Только мы сами сможем изменить свою судьбу – не иностранцы, не гости.

Журналист в душе был согласен с ними, однако не хотел лишать себя возможности изменить ход событий без насилия. Он воевал, и не один год, и понимал, что смертью кого-то не решить проблему. «Она-то не в одной личности сидит, а во всех нас, - думал он. - Пока молчим, не сопротивляемся, на нас ездят, убивают и насилуют. Мы равнодушны к самому себе, и поэтому история нас так наказывает. Ведь свободолюбивый народ не позволит себя охомутать, превратить в раба. Люди обязаны помогать друг другу. И если мы достучимся до мирового сообщества, то это уже что-то будет значить. Пускай мир видит, что мы – не бессловесный скот».

- А если нет? – спросил вдруг Сигизмунд, который находился рядом и читал мысли благодаря своим парапсихологическим способностям. Он был в курсе душевных смятений Алексея.

- Чего? – не понял журналист, поворачиваясь к нему.

- А если мировому сообществу на нас наплевать, тогда что? Будешь писать дальше письма? Привлекать внимание кого-то?.. Не тратишь ли ты напрасно время, «Че»?

И Сигизмунд пропел, хитро прищурившись:

«Vienes quemando la brisa,

Con soles de primavera.

Para plantar la bandera,

Con la luz de tu sonrisa.

Aqui se queda la clara,

La entrañable transparencia.

De tu querida presencia,

Comandante Che Guevara»[78].

Воронович сразу понял, что его мысли доступны для собеседника и скрывать от него не удастся ничего. Даже его революционная кличка была известна. К тому же Арсеньев неплохо говорил по-испански. Поэтому и не юлил, сказал открыто:

- Тогда – революция! Мы ее начнем! Только это тогда, когда другие доступные и возможные способы окажутся исчерпанными! Революция – последная форма протеста и сопротивления диктатуре и насилию! Вы слышали о движении «Свободный Узбекистан»?..

Ахмедов, услышав это, повернулся к нему и уже с любопытством смотрел на журналиста. Ему понравилось это, только, понимая, что говорить это вслух раньше времени опасно, тихо сказал:

- Об это не сейчас – Зуфаров все видит и слышит. Всем закрыть рты!

Все умолкли, понимая, что этими фразами они могут подписать себе приговор. Ведь администрация еще не отошла от бунта, у тут новое что-то зреет? Вертухаи растерзают в ту же секунду – и не стоит в этом сомневаться. И тогда под молох попадут даже те, кто не помышлял о революции и все надеется на амнистию или окончания тюремного срока... Ведь жить все-таки хочется всем.

Группа Ахмедова была в своей камере, и ожидала распоряжений от бригадира. А Ешуа Коскинович пока не появлялся, видимо, в числе других был допущен на церемонию встречи делегации и там выражал благодарность демократическому строю Узбекистана. Ему, как иностранцу, гражданину Северной Монархии Азербайджана, осужденному, но в тоже время политически незаинтересованному лицу, типа, стоило доверять. Работа сегодня была отменена во всех цехах. Это впервые за время существования летающей тюрьмы. Но отдыха не получилось. После подавления бунта все находились в тяжелом психологическом состоянии. Жизнь на орбите Нептуна казалась бессмысленной и утомительной. Люди находились в своих камерах и тихо занимались своими делами, например, стирали свою одежду, счищали с кожи наросты и всякие там чешуи, которые появлялись от нарушения обмена веществ. Некоторым, в рамках смены, продолжали водить в кабинеты «Марифат ва манавият» для промывания мозгов. Между тем, часть заключенных готовилась к «спектаклю» - мероприятиям, направленных на создание у международной делегации иллюзии соблюдения прав человека в исправительно-трудовом учреждении.

В этот момент люк открылся. По ту сторону стояли немного бледный Файзуллазаде и сам капитан демократии Ахмаджанов, сжимавший пистолет у пояса. Они недружелюбно разглядывали всех, словно хотели каждого проткнуть на шампур и сделать шашлык. Наконец-таки Нодир произнес:

- Волосевич – на выход! По твою душу пожаловали...

Журналист встал с кровати и сделал шаг в сторону люка. Ахмаджанов отступил и предупреждающе заявил:

- Значит так, «Че Гевара», это тебе не Куба и вообще не Латинская Америка! Попытки сопротивляться или подтолкнуть кого-то к революции оставь навсегда! Узбеки по мировоззрению рабы и по духу – трусы! Ты знаешь, как расправились с теми, кто взбунтовался тут пару дней назад! Не вздумай напасть на меня или на моих коллег, - и тут капитан жестом показал на стоявших позади него десяток спецназовцев, которые были вооружены, но при этом чувствовали себя обеспокоенно – о навыках борьбы Алексея они уже прослышали и понимали, что даже их количество и вооружение для него – не помеха. – Иначе тебе не поздоровится. Но больше всего не поздоровиться твоим друзьям, которые станут заложниками! – и тут капитан ткнул в каждого из группы по отдельности. Он не подсчитывал, хотя видно было, что у Ахмедова в группе уже не та численность, что была раньше.

- Я понял, - усмехнулся Алексей, чем вызвал волну негодования у «эсэсовца». – Только зачем повторяться? Я все-таки не идиот!

- Не иронизируй, я говорю серьезно, - выдавил тот из себя. – Сейчас мы явимся в кабинет Его превосходительства директора тюрьмы Закира Исаева. Там находится Международная делегация. Ты скажешь все то, чему я тебя учил. Отойдешь на йоту от сценария – смерть одному из твоих коллег. Я казню всех тут в камере. Потом буду на твоих глазах мучить, а потом убивать заключенных, у которых есть «счастье» иметь такие же буквы в имени и фамилии, как у тебя! Уверяю тебя, людей на «Исламе Каримове» много – праздник мы себе устроим как надо!

Все в камере с тревогой посмотрели на журналиста. Было ясно, что умирать им просто так не хочется. Геннадий Резников шевелил губами, как рыба, выброшенная на берег, словно что-то хотел сказать, но не решался в присутствии надзирателей. Эркин Баратович сузил глаза и лишь едва заметным движением пальцев показал: ступай, за нас не беспокойся, если нам суждено умереть, то умрем с честью. Все равно мы тут обречены...

Алексей вышел из камеры. Первым пошел капитан, слева от него чуть позади – Ешуа Коскинович. Потом шагал журналист, окруженный с двух сторон и сзади вооруженными охранниками. Все они волновались, тихо шептали что-то, при этом направив стволы автоматов прямо на заключенного. В их глазах так и выступали страх и ненависть. По дороге они встречали празднично одетых сотрудников тюрьмы, которые так и хотели показать атмосферу светлой жизни за миллиарды километров от Земли.

Через пятнадцать минут конвой был у кабинета директора. Воздух здесь был настолько чистым и ароматизированным, что Алексей едва не потерял сознание – за короткое время он привык вдыхать запах нечистот и отходов, и перемена было схожим удару боксера в голову. Охрана осталась в коридоре, а Воронович в сопровождении Ахмаджанова и Файзуллазаде вошел в помещение. Все было также там, как и в первый день, когда журналист встретился с грозным хозяином судеб на этой летающей тюрьме: ярко горящая люстра, голографические портреты семьи Ислама Каримова, включая его потомка Абдугани, нынешнего диктатора. Стеллажи с книгами великих мыслителей, в том числе главного, который «определил эпоху», а также копия статуи Сохибкирана. Единственное, что изменилось – это мантия судьи перекочевала из стеклянного ящика на тело Исаева. Сам же он стоял среди множества людей – гостей или, если быть точнее, членов Международной делегации. Столы были забиты яствами, и обонянием Алексей почувствовал, что это были не химические эрзац-продукты, а настоящее мясо, хлеб, красная и черная икра, баклажаны, рыба, огурцы, киви и многое другое. В хрустальных бокалах плескалась, естественно, не вода, хотя вода на «Исламе Каримове» считалась одной из главной ценностей. Судя по лицам иностранцев, они тут отмечали, скорее всего праздник, чем рабочий план визита. Еще немного – и дело дошло бы до дискотеки.

Смотря на слащавые физиономии Ширин Акинер, Мишульи Север, Машки Лонской, а также некоторых других из делегаций, Алексей ощутил, что говорить им об ужасах тюрьмы бесполезно. Они не поймут и не захотят даже понимать. Свидетельством их благосклонности к ситуации на корабле были знакомые коробочки, внутри которых находился «гулий», а также а-ля фуршет на столах. Делегацию просто подкупили, и правда ей была не нужна. Более того, он узрел команду «актеров», которые исполняли роль заключенных, стало ясно, как проводится операция по фальсификации реальности на летающей тюрьме. Обидно, что и его сделали одним из участников этого фарса.

Журналист вздохнул. Картина перед ним встала нерадостная. Его надежда информировать мировую общественность через этих лиц расплылась, как пятно краски на океанской волне. Тут к нему подошла Светлана Артыкова, играя пальцами в воздухе, словно водила ими по невидимым струнам арфы. На ее ногтях горел дорогостоящий лак от «Коко Шанель», флакончик который стоит больше двухмесячной зарплаты инженера на заводе Узбекистана. А такого косметического набора у сенатора было за сотни.

- Ну, милок, расскажи, как тебе тут живется? – нежным голосом проворковала она, словно разговаривала с любовником. Она улыбалась, хотя за этим выражением лица скрывалось напряжение, холод и ненависть. Несомненно, Артыкова боялась таких людей, для которых свобода и истина превыше всего, даже собственной жизни. Ее саму власти давно купили с потрохами, и теперь женщина отрабатывала «хлеб». Всех, кто был против власти, были против нее, и такими она боролась, точнее, запускала весь репрессивный аппарат.

Воронович, разглядывая всех в кабинете, невольно понимал, что сейчас Ахмедов прав – не те эти люди, которым следует рассказывать об ужасах тюрьмы. Наверняка Исаев и его команда вертухаев подготовились, скрыли все следы репрессий и теперь голословить – значит, навлекать беду не столько на себя, сколько на товарищей, которым влетит лишь за то, что они в его группе. Перебрав в уме десятки вариантов поведения, он остановился на том, что говорить лишнее не нужно, и решил играть по заданному сценарию. Если это позволит сохранить жизни товарищам, то стоит пойти на временную сделку с дъяволом. А там уж видно будет, что делать...

- Нормально, грех жаловаться, - буркнул журналист. Хотя его голос не содержал нотки радости, однако положительный отзыв вызвал чувство удовлетворение как у персонала тюрьмы, так и у Артыковой, Камилова и Абдуллаева. Иностранцы тоже заулыбались, ибо желали услышать подобную фразу. В реальности мало кто из них прибыл сюда с действительно желанием разобраться, для них это было больше туризмом за счет узбекских налогоплательщиков. Хотя не все так думали, и многие платили за полет самостоятельно, в частности, Марьям Вафаевна.

- Может, к тебе плохо относятся? Плохо здесь кормят? – продолжала спрашивать сенатор, кружа вокруг журналиста, как пчела у цветка, на что Алексей коротко отвечал:

- Относятся сносно. Кормят нормально.

- Вы много работаете? – поинтересовалась Машка Лонская.

- Обычный график – восемь часов.

Мишулья решила, что пора и ей подать голос:

- А опасный вид работы?

- Нет...

- Отдых вам организуют?

- Да. Театр, музыка, бассейн, солярий... Все так, как говорила великолепная Гульнара Исламовна: «Я не умею просто отдыхать. Не понимаю, как это. Для меня отдых – это когда чувствую, как что-то получается». Вот у нас тут все получается... живем ее словами!

- Какие медицинские услуги?

- Все есть – и лекарства, и внимание, и лечение...

Вопросов было много, и на все на них Воронович отвечал без особой охоты, сжато. Он словно отстреливал фразу. Любого другого это насторожило, но только не Лонскую, Север и других. Сотрудники администрации, в свою очередь, уже решили, что журналист сдался, проявил слабость перед силой, и теперь будет играть по их правилам. Однако никто из них не догадывался, что в эти минуты он обдумывал версию Ахмедова, и находил в ней рациональное зерно. «Если уничтожить самого главного гада в прошлом, то и этих тварей не будет в наше время», - мелькнула мысль у него. И сейчас ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, он вернулся в камеру и там уже с Ахмедовым быстро разработал план действий. Только все пошло дальше иначе, чем думали все.

- Вот видите, госпожа Ибрагимова, ваш журналист сообщил нам, как здесь живется заключенным. Это рай у Нептуна. Многие бы мечтали работать здесь. И тепло, и сытно, и уютно, - промурлыкала Артыкова, обращаясь к неприступному профессору.

Та все это время молчала и слушала ответы журналиста. Ее лицо было напряженно, но спокойно. После того, как тот удовлетворил «любопытство» всех членов делегации, она выступила вперед, однако не стала задавать дурацких вопросов, понимая, какой ответ услышит.

- Слушай, тебя же товарищи с гордостью называли «Че Гевара»! – вскричала вдруг Ибрагимова, обращаясь к Вороновичу. – Так покажи, что ты достоин имени этого великого революционера! Не трусь! Будь мужчиной! Расскажи правду! Я, может, одна здесь, кто хочет знать истину, однако я донесу до мира, что на самом деле творится на «Исламе Каримове». Пусть это станет твоим последним боем, как у Эрнесто в Боливии, в Ла Пасе! Но ты покажешь, что не сломить тебя и таких как ты!

Это стало как ударом электрического хлыста, которым любил воспитывать заключенных главный вертухай Ахмаджанов. Напоминание о том, что его называют по имени знаменитого человека, заставило собраться, отряхнуться от всего, как от дурного сна. Алексей сглотнул горькую слюну и посмотрел в смелые глаза профессора. И в них увидел стойкость, непоколебимость и отвагу. Женщина могла повести за собой людей и наверняка это делала там, на Земле. «Ей место именно возле Че Гевары, и может, она была бы с ним до конца, если история и жизнь дала ей такой шанс», - понял Воронович. Журналист почувствовал в ней силу духа, желание бороться за справедливость, добраться до правды. В нем опять что-то перевернулось, возникло желание сопротивляться, быть самим собой. «Уважай себя, Алексей, если хочешь остаться человеком, ведь эта женщина прибыла сюда именно ради тебя», - обратился он к самому себе. Разве себе врут?

И он сказал громко:

- Вы правы, все что было сказано мной раньше, это вранье! Мне капитан Ахмаджанов прямо заявил, что будут уничтожены мои друзья, если я скажу правду. А она ужасная. Это тюрьма, а не курорт. Людей здесь пытают и убивают, причем это делает часто сам капитан демократии. Мы едим своих же собратьев, мертвых, потому что продуктов питания не хватает. Это сейчас всем раздали для показухи жратву из неприкосновенных запасов, тех, откуда кормятся вертухаи. Но как вы покинете «Ислам Каримов», все вернется на круги своя. Мы для них – пушное мясо, рабы, тягловый скот. Но рабов и скот хоть жалеют, не насилуют, а нас – эксплуатируют нещадно. Тысячи трупов плавают по орбите над Нептуном, прямо у колец.

Мишулья Север закатила глаза, так как не ожидала такого поведения. Она бы закатила истерику, если бы рядом стоявший Ахмаджанов не сжал ей руку. Представительница фонда «Сеть новых демократических систем», пришла в себя и встала за мощную спину «эсэсовца». А тем временем Воронович продолжал:

- Работаем мы в ужасных условиях: радиация, тяжелый физический труд, никакой механики. Люди умирают от непосильного труда. Мутируют. Вы не представляете, как от радиации руды «гулия» изменяется обмен веществ. Люди превращаются в чудовищ...

- Мы не видели тут никаких чудовищ! – сердито заявил академик Абдуллаев. Золотой его зуб тускло сверкнул. Бубенчики на колпаке зазвенели, как бы подтверждая нервное состояние хозяина.

- А вы разве прогуливались по тюрьме? Заходили во все уголки? «Ислам Каримов» огромен, легко упрятать мутантов или просто выкинуть их за борт, и тогда точно никого вы не найдете!

- Но вот эти женщины утверждают, что здесь им как в раю, - сказала Ибрагимова, - они благодарны администрации тюрьмы за хорошее к ним отношение...

- Да где же вы видели таких холенных и ухоженных заключенных? – нервно засмеялся Алексей. – Они такие же заключенные, как я солист Марсианского оперного театра! Настоящие «зэки» все мутированные, вы даже не представляете, в каких уродов они превратились... Самый ваш кошмарный сон – это приятная картина по сравнению с нашей реальностью. У Нептуна нет рая, я вас уверяю...

Марьям Вафаевна усмехнулась и, повернувшись к побледневшим лже-заключенным, сказала:

- Они утверждают, что работают на участке, где обрабатывают «гулий», и в госпитале, ухаживая за больными...

- Утверждать можно все, что угодно, если особенно текст заранее заучен. Но если хотите удостовериться, кто они на самом деле, то просканируйте им левую ладонь, у заключенных имплантирован микрочип, как у меня, - и Алексей протянул вперед руку – под его кожей слегка мерцал красный огонек. - Если сигнала нет, то это вам первое доказательство лжи местной администрации. Что это - элементарная подмена!

У Исаева потемнело в глазах, что он чуть не упал в обморок от напряжения. Судорожно подергивалась его правая щека. Было понятно, что этот журналист может завалить прекрасно отрежиссированный спектакль. Заметно нервничала и сенатор Артыкова, смотря, как нахмурились некоторые члены делегации, взяв слова на карандаш, - ведь и она несла ответственность за то, как будет представлена для них обстановка на летающей тюрьме. Этот проклятый журналюга вдруг отказался играть по их правилам и мог осложнить ситуацию своим рассказом. Понимая, что все клонится к краху, Ахмаджанов сжал до посинения свой кулак и торопливо сказал, желая выправить сложное положение:

- Хочу внести пояснения. Да, действительно, есть такая практика – заключенным для идентификации под кожу имплантируется датчик, который позволяет установить личность человека, а также получить полное досье, например, по какой статье осужден, какие имеет вредные привычки, болезни, группа крови, ДНК и так далее. Это биометрический паспорт. Закон Министерства по демократизации и свободе регулирует применение подобных устройств. Но тем, кто проявил усердие, встал на путь исправления, мы идем навстречу и извлекаем эти датчики. Перед вами те женщины, которые положительно характеризовались бригадирами и самой бригадой, доказали, что не будут больше бун... заниматься криминалом! Они встали на путь исправления!

- Да неужели? – парировал его Воронович. Становилось смешно, как вертухаи выкручивались из ловушки. Только ответ капитана показался неубедительным, более того, открытой фальшивкой, и это почувствовали все. – А как же получилось, что эта женщина, - тут Алексей ткнул на ту, которая себя назвала как Мадина Рашидова, - раньше имела имя Светлана Инамова, она была главным медицинским палачом на «Исламе Каримове», ставившая эксперименты над людьми. Говорят, даже изобрела кнохенскоп...

Термин был профессору незнаком и она переспросила:

- Чего?

- Это инструмент пыток, - пояснил Воронович. – Человеку крошили кости, и он превращался в червяка... просто мясо... Так теперь госпожа Инамова – заключенная? Хе, вот уж приятная новость! Остальные присутствующие здесь – тоже из ее ведомства. Все они – палачи и садисты! У них был виварий с бесхребетными людьми, но его отстрелили на Нептун, чтобы вы не смогли увидеть свидетельства этих страшных издевательств и пыток. Я видел, как эта камера падала на планету!

Лже-заключенные растерянно переглядывались. Инамова кусала губы и даже выдернула с головы кабель, который соединял ее с портативным компьютером. Разоблачение стоило ей сильного эмоционального стресса, микрочип, не выдержав напряжения, сгорел прямо на виске – оттуда вилась сизая дымка. Такого поворота событий никто не ожидал. Заместитель министра Абдулазиз Камилов подавился бутербродом, который продолжал жевать даже в этот неприятный для многих вертухаев момент. Стоявшая рядом сенатор треснула его по затылку, намекая, мол, чего молчишь, выручай, заглуши этого мерзавца своей заумной речью! Да только этот дипломат больше любил чревоугодничать, чем шевелить «булками» в черепе. Он только мычал на плохом английском что-то несуразное и тряс рукой, размазывая бутерброд по костюму. Рустамжон Абдуллаев в страхе спрятался за спинами других членов делегации, он трясся и икал, и даже жалел, что согласился лететь на Нептун.

- Это... ложь! Это поклеп! Я самая настоящая Мадина Рашидова, заключенная! – заорала Инамова, топая ногами. – Я исправилась! Меня наградили! И микрочип изъяли.

Однако Алексей понял, что останавливаться нельзя и произнес:

- Тогда должен быть шрам от микрооперации. Покажи ладонь!

Ясно как белый свет, что никакого шрама у Инамовой быть не могло. И женщина отступила, спрятав руку за спину. Она испытывала теперь страх. Ведь из-за ее недальновидности пошел коту под хвост весь сценарий, а такое Исаев не прощал, месть его была страшной. Главный врач уже чувствовала скальпель на своем желудке – операцию могла проделать, кстати, сама Светлана Артыкова, которая также любила пытать людей и получала наслаждения от их мук.

- Этот врач также производила операции по трансплантации органов, - продолжал Алексей. – Со мной был доставлен подросток Тахир Раззаков, десять лет ему было от роду...

- Но дети до четырнадцати лет не подлежат уголовной ответственности, а кто старше – тех не этапируют на Нептун, в тюрьму для взрослых, - удивилась Ибрагимова. – Вы меня шокировали этой новостью. Что это за подросток?

- Его наказали за отказ собирать ядовитый хлопок для семейства Каримовых, и мне известно только, что его специально доставили сюда для трансплантации органов. Пацана убили, изъяв его внутренности, и пересадили ему, - тут Воронович ткнул пальцем на мгновенно покрасневшего директора. – Затем мертвое тело переработали на протеины, и мы съели...

Это был удар, причем ощутимый.

- Это... это... это ложь!!! – завопил Исаев, махая руками. Пол уходил из-под ног, и ему потребовалось немало усилий, чтобы устоять. Трансплантировавшая печень резко кольнула, и он схватился за бок, при этом согнувшись. Это движение заметили все. Слова как бы нашли подтверждение.

- Какая же это ложь, если приращенный орган болит, - хмыкнул журналист. – Покажите то место, где печень – там должны быть еще швы от операции...

- Я вам не стриптизер, чтобы раздеваться! – орал Закир, брызгая слюной. Он никак не мог разогнуться, ибо печень продолжала стрелять точечной болью. – Ничего я показывать не стану! И вообще, я тут главный! Нечего мне приказывать, что делать или нет!

- Операцию провела вот эта «заключенная», - палец Алексея переместился в сторону замершей от страха Светланы Инамовой. – Врач, которому бы позавидовали изверги из Третьего Рейха, потому что у нее было столько живого материала и такие технические возможности, и абсолютная безответственность за преступления. Новый Нюрнберг ей бы светил там, на Земле... Но не в «демократическом» Узбекистане!

В помещении зависла тяжкая тишина. Даже музыка отключилась, то ли автоматически, то ли кто-то сознательно нажал на кнопку. Лица у всех присутствующих были бледными, все старались не смотреть в глаза друг другу, словно могли прочесть там ужас и страх. Нет, не от слов Вороновича, не за происшедшее здесь, а от того, что все ожидали приятного времяпровождения у Нептуна, а вместо этого они обязаны выполнять ту работу, ради которой, вообще-то, их и направили сюда – проводить расследование и определить, насколько тут соблюдаются права человека. Копаться в грязи никому из них не хотелось, они – уж не станем лукавить, - прекрасно были осведомлены, что такое летающая тюрьма. С другой стороны, подарки, оцениваемые в десятки миллионов, могли уплыть из их рук из-за того, что допустили провала «спектакля». И все это сделали профессор Ибрагимова и журналист Воронович. Исаев жалел, что не сделал ему в день прибытия внушение на кнохенскопе, а перед Гульнарой Исламовной он бы как-нибудь выкрутился, благо врать он научился с детства и делал это профессионально.

- Мои слова могут подтвердить другие, - продолжал тем временем Алексей. - Со мной работает сам академик Ахмедов Эркин Баратович...

Ибрагимова изумилась:

- Как Ахмедов? Лауреат Нобелевской премии? Но он же погиб!

- Ерунда, он жив, его гибель была инсценирована! Он здесь, и почти уже нечеловек. Я же иговорю: мутация на «Исламе Каримове» страшная.

Профессор повернулась к директору:

- Я бы хотела встретиться лично с академиком Ахмедовым. Это возможно?

Вопрос был произнесен жестко, без принятия всяких извинений или отмазок о невозможности его осуществления. Экс-судья икнул, не зная, что и сказать. Боль в печени не отпускала, и глаза уже «плыли» как от алкоголя. Выручила Артыкова, сумевшей сконцентрироваться:

- На «Исламе Каримове» лишь один академик... Это Рустамжон Абдуллаев из Клуба поддержки монархии в Узбекистане и заместитель директора Института прикладной демократической экономики... С ним вы имели возможность познакомиться во время всего полета сюда и сможете поговорить вплоть до прилета на Землю. Других ученых нет. В том числе и Ахмедова, который трагически погиб в авиакатастрофе. Я сама лично видела его труп и участвовала в похоронной процессии.

Рустамжон вышел из-за спины других и, сняв дурацкий колпак шута, стал кланяться, типа, да, это я, любите и жалуйте меня, настоящего академика! Ему было немного страшно, однако сейчас понимал, как важно подыграть, чтобы выправить ситуацию, складывающуюся не в пользу местной власти. Его нос комично пошмыгивал, как у поросенка, уши заметно дрожали.

- Да-да, - спохватился Исаев, через силу заставив себя выпрямиться и не реагировать на боли в печени – черт с этим, в крайнем случае можно провести вторую операцию, пересадить орган с другого человека. – У нас нет никаких академиков! Это бред журналиста! Он специально провоцирует вас на принятие неправильного... извращенного решения. Наша тюрьма – эталон всех международных соглашений и договоров, здесь права и свободы человека соблюдаются строго в рамках Конвенций ООН, к которым присоединился Узбекистан. На Земле, в космосе, под водой – везде приоритет прав человека... и вы это увидите, осмотрев тюрьму!

- Но вы не увидите следов бунта, так как мы стерли все, - произнес Алексей, с ненавистью смотря на директора. – Все трупы выброшены в космос, обшивка заштукатурена, покрашена... Но из нашей памяти это не сотрешь! Когда-нибудь все вы, вертухаи и палачи, ответите за преступления перед человечеством!

Марьям выхватила электронный блокнот и стала фиксировать информацию:

- Какого бунта?

- Почти четыре дня назад здесь был бунт заключенных. Вертухаи издевались над людьми, и те вынуждены были заступиться за себя. Капитан Ахмаджанов с головорезами перебил несколько тысяч человек, применив огнеметы и пулеметы... Уничтожали женщин и стариков, никого не жалели! В некоторых местах до сих пор тлеет пластик, есть разрушенные части тюрьмы...

В этот момент Акинер, кашляя, словно подавилась чем-то, произнесла:

- Тут же был пожар! Мы видели, как сотрудники тюрьмы героически все спасали заключенных. Так что не надо нам врать, господин заключенный журналист! Я вам не верю! В Узбекистане всегда следовали букве и духу закона – уж это я знаю!

- То, что вам продемонстрировали, это блеф! Видеомонтаж! Подделка, на которую вы купились! – крикнул Воронович. – Реальные съемки той мясорубки у Зуфарова! Вот его вызовите и потребуйте данные того видеонаблюдения! Он контролирует весь корабль!

Тут вперед вышел высокий человек со шрамом на лице, который торжественно заявил:

- Меня зовут Эльдар Зуфаров, тот самый, о котором ты, негодяй, говоришь. Так вот, наши видеосистемы не зафиксировали никакого бунта – это ложь заключенного Вороновича, пытающегося оскорбить узбекский народ и государственные органы власти! – он повернулся к Международной делегации. - Возмутительно, но даже здесь он ведет ваххабитскую политику, призывает к неповиновению! У меня сотня свидетельств противозаконной и анти... моральной деятельности этого типчика на борту нашей тюрьмы!

Алексей внимательно просмотрел на главного шпиона, стараясь запомнить все в нем, вплоть до щетинки на подбородке, чтобы потом выловить в коридорах летающей тюрьмы. Это был важный свидетель всех преступлений, и носитель многой засекреченной информации. Можно сказать, что Воронович был единственным среди заключенных, кто увидел эту таинственную личность. Хотя по шраму ножа на щеке Эльдара можно было предположить, что кто-то был и до него, причем пытался добраться до этого ублюдка с целью отправить в мир иной. Только профессор имела иное мнение от слов Зуфарова:

- Почти час назад я спрашивала, от чего погиб ваш сотрудник – от пулевого ранения или ожога, и в ответ услышала ложь... Так что я верю словам Вороновича!

Тут, сам того не осознавая, Алексей продекламировал: «Ходжа Насреддин сожалел лишь о том, что ростовщик – не единственный и не последний злодей на земле; о, если бы можно было собрать в один мешок всех эмиров, сановников, мулл и ростовщиков и утопить их сразу в священном водоеме шейха Ахмеда, чтобы они своим вредоносным дыханием не сушили весенних цветов на деревьях, чтобы звоном своих денег, лживыми проповедями и лязгом мечей не заглушали они птичьего щебета, чтобы не мешали они людям наслаждаться красотой мира и достойно выполнять свое главное дело на земле – быть всегда и во всем счастливыми!»

В помещении воцарила тишина, и кто-то прошептал:

- Он цитирует запрещенного «Ходжу Насреддина»!

Наконец Ахмаджанов, которому надоела вся эта перепалка, сказал:

- Извините, господа, но разрешите вернуть мне этого мерзавца обратно в камеру! Он испортил нам всем праздник – ваше пребывание на борту такого замечательного учреждения, как летающая тюрьма «Ислам Каримов»! Хочу заметить, что среди товарищей Воронович не пользуется ни авторитетом, ни уважением, они ненавидят его за грубости и издевательства, оскорбления и цинизм! Он вечно обманывает и ставит всех в неловкое положение. Два дня назад он хотел изнасиловать одну старушку, но сокамерники вовремя его остановили...

-Да-да, это правда! – подхватил Зуфаров. – Потом я покажу вам эти кадры! Вы увидите все подробности этого мерзкого инцеста!

- Как только успеешь сфабриковать все на своих компьютерах, ведь делать видеофальшивки ты мастер! – свирепо произнес Алексей. – Дайте ему, господа, пару часов, и он снимет такую мелодраму с моим «участием», что вы будете плакать и проклинать меня, как Джека-потрошителя! «Оскар» ему обеспечен! За самый страшный сценарий и съемку!

Артыкова щелкнула пальцем, как бы намекая другим: хватит, пора останавливать этого парня!

- Увести его! – приказал Исаев, и все в помещении это восприняли с облегчением. Ведь никому не хотелось слышать то, о чем твердил этот заключенный, пускай и известный своими острыми статьями в Interplanet. Приятнее верить другим историям, от которых нервы не портятся.

- Но я еще не закончила! – стала протестовать Ибрагимова.

На это сенатор ответила:

- Нет, вы закончили, и получили много вранья! Мы не намерены поддерживать политику лжи в этом гуманитарном учреждении! Воронович был известен своими писульками с мерзкими фантазиями еще во Всепланетной киберпаутине, и поэтому ничего правдивого от него не услышим. Госпожа Ибрагимова, прошу вас не мешать нашей миссии!

- Ваша миссия – это переодеваться в разные костюмы и тусоваться среди нас, пытаясь закрыть нам глаза!

- Помните, как когда-то сказала наша великая принцесса: «Мне приходится часто носить костюмы, а я их не очень люблю, и часто сильно трансформирую — для меня важно, чтобы в одежде всегда была частичка моего «я»: это может быть чуть другая рубашка, чуть другой жакет или аксессуар — с помощью таких деталей проявляется моя индивидуальность», - наизусть продекламировала слова Гульнары Каримовой суровая сенатор. – Так вот, я тоже трансформирую себя в каждой одежде. Сейчас я в одежде судьи справедливости! Поэтому со мной не стоит спорить и тем более ругаться!

Алексей понял, что его попытка провалилась; впрочем, этого и следовало ожидать. Таков уж жестокий мир! Конечно, Ибрагимова вернется домой – если, конечно, по пути с ней ничего не случится! - и постарается донести до мирового сообщества реальные сведения, однако большинство в делегации ее не поддержат. Отчет на сто процентов будет лживым, и никаких санкций в отношении режима Каримова не будет реализовано. И заключенные на «Исламе Каримове» останутся вымирать как мухи от радиации и непосильного труда. А эта попытка теперь дорого обойдется не только Вороновичу, но и его сокамерникам. По ухмылке капитана было ясно, что кое-кого ожидает мучительная смерть.

И тут журналист прыгнул на Зуфарова и повалил на пол. Это было неожиданностью для всех. Главный шпион орал, пытаясь выкрутиться от захвата заключенного, призывал оказать помощь и спасти от психа. Женщины в помещении поддержали его криками ужаса, ибо больше всего боялись рукоприкладства (за исключением Артыковой и Инамовой). Академик Абдуллаев спрятался под стол, потеряв свой колпак. Исаев топтал ногами, словно этим самым мог остановить драку. Лишь замминистра иностранных дел Камилов не растерялся и быстро стал запихивать в карманы бутерброды, чтобы потом втихаря их сожрать. Только Алексею была нужна не жизнь Эльдара – она у него итак поганая, а персональная карточка с кодами на груди, с которой лазерное устройство любого люка автоматически считывало информацию и открывал вход; это был пропуск во все каюты, камеры, отсеки корабля. В пылу борьбы он сумел незаметно ее сорвать и спрятать в карман, прежде чем выстрел парализующего вещества лишил его возможности двигать членами. Ахмаджанов перезарядил пистолет и вновь выстрелил в ногу, желая укрепить результат. И он наступил за пару секунд.

Словно мороз прошелся по коже. Кровь словно застыла, а сердце замерло. Алексей уже не чувствовал тела, даже язык не подчинялся, он только слышал и видел. Директор, нахмурившись, приказал:

- Увести его...

- Куда вы его отведете? – вскричала профессор. – Он же рассказывал правду!

На что Ахмаджанов ответил:

- Не беспокойтесь, в медицинский отсек, где держат буйно помешанных. Он пройдет курс психолечения и вновь будет допущен к вашему лицезрению. Сможете побеседовать с ним на любые темы! Это обычная практика нашего учреждения, все в рамках правил и инструкций, утвержденных Министерством по демократизации и свободе!

- Да, да, Воронович признан нашими врачами как опасный для общества психопат! – вскричал Исаев, переводя дух. Он действительно испугался, думая, что следующей жертвой станет он сам. – Я хотел вам раньше об этом сказать, да только вы бы не поверили мне. А теперь сами убедились, какой он психически неуравновешенный тип! Таких нужно держать в смирительной одежде!

- Но я не уверена, что вы его не убьете!

- Мы перевоспитываем, а не убиваем, - хладнокровно произнес Нодир. – Вы тут будете два дня. За это время еще успеете поговорить с заключенным Вороновичем. Врачи постараются вернуть его в норму! Сами поймите – это космос, тут люди сходят иногда с ума. И Воронович один из тех, кто не выдержал тяжести справедливого наказания!

Он дал знак, и двое вертухаев схватили обездвиженного журналиста за ноги и так выволокли из помещения. Алексей понимал, что дальше ничего хорошего не будет, однако не мог высказать свою мысль относительно делегации и администрации – все мышцы лица оказались замороженными препаратом. А тем временем гости вернулись к трапезе как ни в чем не бывало. Опять заиграла музыка, полилась песня в исполнении Макса Фадеева о здравствующей поныне принцессе Гульнаре Исламовне: «Гу-у-гу-у-ша-а-а!» Бледный и помятый Зуфаров отпросился в свою каюту, чтобы привести себя в порядок. Артыкова о чем-то беседовала с Инамовой, которая продолжала волноваться за свою судьбу: она уж-то знала, что ее неудачная роль станет черной меткой в личном деле. Рустамжон Абдуллаев выполз из-под стола, нашел свой колпак и теперь опять приставал к Абдулазизу Камилову с предложением провести конференцию где-нибудь на Марсе по перспективам абсолютизации власти президентом Каримовым, а тот рассеянно кивал ему, продолжая запивать красную икру водкой. «Я считаю, что семья Президента Узбекистана Ислама Каримова, как и положено семье, человека такого уровня и масштаба, без всяких преувеличений можно сказать, что является символом, стандартом, эталоном или идеалом современной узбекской семьи, - бубнил академик. - А его дочери: Гульнара и Лола, воплощают в себе все самое передовое в мире, необходимое для современных узбекских женщин. И являются для узбекской молодежи эталоном для подражания, какого бы вопроса это не касалось: освоения иностранных языков, культуры, быта, образования, творчества и всем другими положительным качествам, которые так необходимы им, живущим не только в Ташкенте, но и во всех регионах нашей страны».

Иностранцы достали коробочки и любовались «гулием». Лишь Ибрагимова продолжала настойчиво чего-то требовать от экс-судьи, не проявлявшего явного интереса к ее словам. Он массировал бок и отвечал вяло, односложно. Его волновало то, что вскоре сюда придет обер-маршал, и что ему доложить? У того большие полномочия, может статься, что он прикажет некоторых персон из тюремной службы вздернуть на рее в назидание остальным.

Тем временем Алексея тащили по полу и сопровождавшие охранники награждали его пинками, хотя все понимали, из-за парализующего вещества журналист ничего не чувствует. Но это сейчас. А когда препарат перестанет действовать, то гематомы и ушибы напомнят о себе сильной болью. Ахмаджанов шел рядом и злобно шипел:

- Ах, гад, вот сволочь! Жалаб! Ведь предупреждал я тебя, сукина сына, чтобы не выпендривался, не лез на рожон! Думал, тебе помогут? Тебя спасут? Нужна твоя им правда? Им, идиот, нужен «гулий», и на права человека они забили! И ты сам себе устроил экзекуцию! Думаешь, ты такой сильный? Выдержишь пытки? Но ничего, не таких ломали! Я отучу тебя сопротивляться законной власти! Ты у меня петухом станешь здесь, парашу есть научишься! Это тебе не Америка, а летающая тюрьма великого Ислама Абдуганиевича! Я перевоспитаю тебя...

- Куда его – в реанимацию? – спросил один из вертухаев – из числа тех, кому влетело от Алексея во время той памятной стычки в столовой. Охранник до сих пор ощущал боль в сломанной руке, несмотря на то, что кости вскорее срастили. Но его имя Воронович запомнил – Бахтияр Матлюбов.

Эти слова означали, что из Алексея сейчас разделают на котлеты для заключенных – обычное дело для персоны, который нарушил тюремный режим. Капитан с сожалением в голосе произнес:

- Ох, нет... Приказа не было. Пока он нужен нам! Но ничего, посидит в карцере – мало ему не покажется! Быстро в отсек наказаний!

Воронович догадался, что приказ его уничтожить должен дать кто-то повыше Исаева, возможно, сам министр по демократизации или... Гульнара Каримова. Но пока такого решения не существует, то можно не опасаться за свою жизнь. Лишь только за здоровье, ибо понятно, что инвалидом его сделать могут без проблем, и отсек для наказаний на «Исламе Каримове» придуман не для релаксации или восстановления утраченных функций, там полный набор инструментов инквизиторского профиля. И туда его поволокли быстрыми шагами.

Отсек наказаний – это скрытая камера внутри летающей тюрьмы, была сконструирована по заказу палача Ахмаджанова, знавшего толк в этом ремесле. Он никак не пронумерован и даже дверь сливается со стеной, что трудно ее различить. То есть, если бы здесь прошла Международная делегация, проводящая так называемую инспекцию, то вряд ли бы она заметила люк, ведущий в одну из страшных помещений. То, что узрел Алексей, заставило его вздрогнуть. Ему, повидавшему многое на войне, стало жутко от вида всех тех наборов, через которые прокручивались тела людей, потроша внутренности. Именно за изобретения таких инструментов вертухаям выдавались премии и насчитывались баллы для карьерного роста. Смотря на все это, из памяти журналиста всплыли строки старой книги: «Низкий сводчатый подвал башни освещался четырьмя факелами, укрепленных в железных скобах по стенам. Факелы горели тускло и чадно, и в их мутно-красноватом свете Ходжа Насреддин увидел в углу дыбу, а под ней – широкую лохань, в которой мокли плети. Рядом на длинной скамье были разложены в строгом порядке тиски, шилья, иглы подноготные, рукавицы железные нагревательные, сапоги свинчивающиеся деревянные, сверла ушные, зубные и носовые, гири разного веса оттягивательные, трубки для воды бамбуковые с медными воронками, чревонаполнительные, и много других предметов, крайне необходимых при допросе всякого рода преступников... Будем правдивы – не скроем, что по спине Ходжи Насреддина пополз колючий озноб»[79].

И все совпадало с той книгой, словно происходило не в космосе, а в описываемом средневековом Коканде, и не меньший озноб охватил Вороновича. В камере пыток было полутемно, и этот фон усиливал и без того страшную атмосферу. Однако Алексея привели сюда не для испытания его организма на прочность или выведывания каких-либо тайн – они никого здесь не интересовали. Пытали здесь ради удовольствия и повышения квалификации, а провинившихся найти было не трудно. Однако, помимо инструментов, здесь находились и другие приспособления для подавления воли и разума, в частности, карцер. Вообще-то это саркофаг, в который укладывается человек. Крышка закрывается, потом включается музыка, причем оглушающая вперемежку с дикими криками, одновременно яркий свет бьет в глаза, что даже зажмурившись, испытываешь боль зрительного нерва; а после начинает меняться температура – от жуткого холода до испепеляющей жары и опять скачок в минусовую среду. Тело также испытывает электрический разряд, который не убивает, но заставляет судорожно сжиматься все мускулы. Иногда выходят иголки, прокалывая кожу, а затем запускается вонючая жижа, чтобы чувствовать себя неприятно, порой и слабоконцентрированная кислота. Короче, в саркофаге еще сотня всяких хитростей, призванных превратить личность в ничто. Может, для журналиста будет «щадящий» режим, ведь пока он нужен живым и... еще мыслящим.

Обычно здесь пытали ежедневно не менее двух десятков человек, но сейчас это удовольствие было приостановлено из-за визита делегации. Нельзя было скомпрометировать себя подобными действиями, ведь кто-то мог пронюхать о существовании тайной комнаты. Но когда все вошли сюда, то из динамика как бы издевательски слышался припев в исполнении российского солиста Макса Фадеева о принцессе Гульнарое Исламовне:

- Гу-у-гу-ша-а-а! Гу-у-гу-у-ша-а-а! – завывал он. Вообще-то песня была на английском, но никто и не собирался сейчас вникать в суть текста. Просто не трудно догадаться, что расхваливалась дочь узбекского диктатора. Самое удивительное, все садисты были людьми сентиментальными. Иногда во время пыток один из надзирателей играл на скрипке жалостливую мелодию, его коллеги плакали и продолжали ломать кости, резать плоть и выпускать кровь. Стоны и крики не мешали им наслаждаться музыкой и сетовать порой на несправедливость судьбы, например, на невысокий оклад, козни соперников, скучную работу у Нептуна.

Прежде чем уложить Вороновича, Ахмаджанов с издевкой сказал:

- Ты будешь мучиться, гад. Но еще больше мучений тебе нанесет твоя совесть. Ведь из-за тебя сейчас я казню кое-кого. Я тебя об этом предупреждал. Но ты, видимо, желал смерти своим товарищам.

Он повернулся к охраннику и приказал:

- Значит так, Хусанов. Вызови Файзуллазаде из кабинета директора, он бригадир, пускай ступает в своей сектор «Ц», отберет кого-нибудь из группы Ахмедова в качестве жертвы, приведите его сюда для экзекуции.

- Есть! – ответил вертухай и вместе с коллегой выбежал из отсека наказаний.

Алексей скрежетал от ненависти зубами, но не мог двинуть даже мускулами. Он понимал, что допустил ошибку, наивно поверив, что все-таки сможет привлечь внимание всей делегации, и теперь страдать должны были другие. Эх, если бы не парализующий препарат, сковавший его мускулы в «льдину», он бы не оставил тут никого в живых. И первым пал бы сам капитан с прокрученной на шее головой, а его орден торчал из горла. У остальных охранников тоже не было бы никакого шанса на победу. «Да, Эркин Баратович, а вы ведь правы, жаль, что я решил действовать иначе», - думал в бессилии журналист. Тем временем его самого бросили в саркофаг, но крышку не закрыли, оставив возможность наблюдать за происходящим.

Через двадцать минут в камеру привели двоих: Радика Ли, доцента и Шерали Абутова, таксиста, который сейчас работал в столовой, однако не относился к группе Ахмедова. Почему взяли его было непонятно. Вид последнего казался испуганный, он со страхом смотрел на инструменты для пыток и тихо молился. Человек-крокодил, в свою очередь, оставался спокойным, он прекрасно понимал, что сюда его привели не для светских бесед, и что сейчас он проживает последние минуты. Только смерти кореец не боялся, для него это был переход в иное, может, более высшее состояние. Он посмотрел на Алексея и едва кивнул, мол, не печалься, я все понимаю и все равно мы сильнее обстоятельств и палачей.

- Я же сказал одного! – недовольно произнес Ахмаджанов, смотря на Шерали. – Почему этого кулинара сюда приволокли?

Тут Файзуллазаде подобострастно произнес, тряся грудью:

- Акамилло, этот повар проявил хамство по отношению ко мне, - и он указал пальцем на Абутова. – Огрызался, давал дополнительную порцию заключенным...

- Ах, добряк, - хищно улыбнулся капитан. – Милосердный и сердобольный, видимо... Хочет кормить за чужой счет. Ладно, мы его накажем, но иначе... А пока подведите ко мне вот этого! Наш герой-журналист увидит, как я накажу этого мутанта лишь за то, что кое-кто трепал языком перед делегацией.

И он указал на Радика. Того прикладами автоматов подтолкнули к начальнику. Человек-крокодил смело и спокойно смотрел в глаза своему врагу. И это сильно разозлило Нодира, ожидавшего, что заключенный припадет на колени и начнет умолять о пощаде. Такие сцены он страшно любил, но при этом никогда никого не жалел – такова уж была его садистская натура. Наоборот, мольбы и крики еще больше распаляли его, провоцировали на изощренные пытки или казнь.

- Ах, сволочь, хайвон недорезанный! Ты меня не боишься? Может, ты революционер из «Свободного Узбекистана»? Тогда получай! – капитан выхватил из-за пояса электродубинку, поставил на самую мощь регулятор и стал наносить удары по телу несчастного. От первого удара сразу остановилось сердце, и Ли стал медленно заваливаться на бок. Фактически он сразу умер. Однако Ахмаджанов продолжал под громкий смех Ешуа Коскиновича прожигать сильными разрядами заключенного, и воздух насытился запахами прожаренного мяса, что даже один из вертухаев аппетитно почмокивал губами: ах, как вкусно.

- Ах, какой шашлык получился! – хохотал Бакинец. – Сюда бы вино и лепешку! И можно жрать этого получеловека, ха-ха-ха! Вы, дорогой капитан демократии, настоящий профессионал кулинарного ремесла!

- Да, это точно, - согласился Нодир, отключая дубинку. – Одним подпольщиком на свете меньше!

Затем один из вертухаев передал капитану меч, что был в арсенале пыточных инструментов, и тот одним взмахом отделил голову от тела. Но кровь не брызнула, ибо она мгновенно загустела, а твердая кожа превратилась в корку коричневого цвета. Взяв голову доцента за выдвинутую «крокодилью» челюсть, он поднял ее, потряс, как бы показывая всем, что ожидает любого, кто не верит в узбекскую модель развития и идеологию национальной независимости, после чего бросил в руки ошалевшего Абутова. У того аж глаза от страха полезли на лоб.

- Это тебе, ошпоз[80]! – гаркнул Ахмаджанов. – Сделаешь плов! Угостишь других. Чтобы все сожрали эту голову – лично пронаблюдаю.

Алексею хотелось кричать и плакать от бессилия. Больших трудов стоило сконцентрироваться и думать о мести, о том, как он расправится со всей этой бандой на корабле. Он уже стал невольным виновником смерти своих товарищей – Кожехана, Радика, Бронислава. И гнев разгорался в его груди, требовал немедленного действия.

- А теперь, ошпоз, покажи голову мертвеца журналисту! – приказал капитан. – Пускай этот недоносок лично увидит, чего он добился своей правдой – смерти сотоварища!

Абутов не решался. Он продолжал стоять на месте и смотреть на то, что держал в руке. Нерешительность бывшего таксиста разозлила Файзуллазаде.

- Акамилло, он вас игнорирует! – с возмущением крикнул бригадир, стараясь спровоцировать начальство на новую экзекуцию. Только для Ахмаджанова этого было достаточно, он всего лишь крякнул от досады и сильно пнул по Шерали.

Тот отлетел и грохнулся прямо на саркофаг. Голова убитого доцента сорвалась с его рук и упала на грудь Алексея. Журналист вздрогнул. Он увидел покрытые желтой пленкой глаза Ли, и свое отражение в тускнеющем хрусталике. «М-м-м-м», - замычал Воронович, пытаясь выразить свою ненависть палачу, однако язык его не слушался. Не реагировали на сигналы его мозга и мышцы – тело не повиновалось ему, словно было чужим. Однако его звуки отчаяния вызвали громкий смех вертухаев. Особенно сильно веселился и даже исполнил нечто похожее на лезгинку Ешуа Коскинович. Ему нравились сцены смерти. Наверное, это было единственным увлечением на борту летающей тюрьмы для таких садистов, как он.

Тем временем Абутов взглянул на Алексея. Слезы градом катились с его глаз, и их мужчина не стыдился. И все же он заметил, как лежащий в саркофаге журналист пытается показать ему что-то на своем теле.

- Что, ака? – тихо спросил Шерали. – Что хотите сказать? Я все пойму...

Тот опустил глаза, типа, у меня кое-что есть, тебе нужно это найти и забрать с собой. Нужно отдать должное таксисту, он понял, что хотел выразить знаками Алексей и где это находится. Мгновенно просунул руку в нагрудной карман Вороновича и извлек оттуда пластиковую карточку. Надпись «Эльдар Зуфаров» сказало ему о многом, и эта ценная штука сразу исчезла в рукаве Абутова. Никто из охранников этого не заметил, они продолжали веселиться и сквернословить.

- Хватит целоваться с трупом! – произнес Ахмаджанов. – Давай, забирай голову - и проваливай! Чтобы вечером был плов из трупа для группы гаденышей Ахмедова!

- Из группы практически осталось пару человек, - скорчил недовольную мину Бакинец. – Слишком много пищи для них из одного мертвеца! Обожрутся, лишний вес не нужен для «зэка». Все таки они не на курорте!

- Тогда скормить всех, кто работает в эту же смену! Это им угощение, ха-ха-ха! Для них это станет пиром во время чумы! Представляете, а какой может быть вкусный половой орган этого мутанта, ха-ха-ха?!

Смех капитана подхватили остальные вертухаи. Им нравился грубый и пошлый юмор начальника.

Пинками они выгнали из помещения Абутова, державшего в руках отрубленную голову. Тело человека-крокодила чуть позже вынесли два других заключенных. Тем временем над Алексеем склонился Нодир. Татуировка на щеке блестела от пота, а глаза горели ненавистью и злобой.

- Ну что, «Че Гевара»? Не страшно? Ну, это еще ничего, это только начало. Сюрприз припасен в этом гробу. Наслаждайся! – и он закрыл крышку. Щелкнули замки, герметично запирая пространство. В ту же секунду включилась автоматика, которая должна была начать процесс пытки. Программу разработали самые изощренные в садизме умы.

Ахмаджанов секунду постоял перед пультом, подумал и перевел деление на максимум.

- Если уж пытать, то на всю катушку, - злобно прошипел он, ласково погладил орден, которым был награжден час назад, и вышел из помещения. Вслед за ним выбежал Файзуллазаде, говоря, что награду нужно отметить – мол, такова традиция, не следует пренебрегать этим, и капитан был не против, благо для подобных случаев у него был небольшой запасец продуктов.

А теперь его ждало продолжение вечеринки в кабинете директора, где находились гости и офицеры из «Святого Эльяра Ганиева». Ведь туда, кстати, должен был прибыть сам обер-маршал Абу-Али Ниязматов, человек, приближенный к семье Каримовых. Может, ему, вертухаю, улыбнется счастье, и Ниязматов рекомендует его, скромного, но отважного капитана демократии, куда-нибудь поближе к Земле, даст более важное задание, а может – чем черт не шутит! – назначит директором этой тюрьмы. А он уж «гулий» постарается добыть и для личных карманов.

Свет в отсеке пыток потух, ибо никого там не было. А тот, кто находился в саркофаге, на девяносто процентов считался трупом. Между тем, в этом замкнутом и узком пространстве разворачивался настоящий ад, и только сейчас Алексей осознал, что есть места ужаснее, чем сама тюрьма у Нептуна – это ее карцер. Механизмы исправно выполняли программу, и им было все равно, как воспринимает человек их операции. Ведь их и было таково назначение – мучить и пытать, и чем хуже было заключенному в саркофаге, тем эффективнее считалась их работа. То, что пережил Воронович, трудно даже описать. Его часами держали в минусовой температуре, потом поджаривали как на сковородке. Музыка то убаюкивала, то отупляла своим грохотом. Вкрадчивым голосом нашептывалось ему в уши фразы о суициде и не сопротивлении, и что смерть есть лучшее средство избавления от мук. Свет прожигал зрительные нервы, казалось, кто-то через глаза резал лазером мозг. Тело постоянно испытывало электрические разряды, кожа страшно чесалась, словно в ней завелись паразиты. Ныли мышцы от неподвижности. Горло болело от криков, однако звуки не могли пробить толстый металл саркофага. Легкие прожигали смердящие запахи, которые накачивали внутрь карцера специальные устройства. Страшные видения мелькали в сознании, вызывая приступы холодящего омерзения и страха. Такое выдержать было не посильно даже самому тренированному и подготовленному к стрессам и физическим нагрузкам человеку.

Сколько раз терял сознание Алексей не помнил. Он вообще потерял счет времени, также как и ощущение пространства. Ему казалось, что он отбывает в иной мир, откуда нет возврата. И все же он цеплялся за жизнь, ибо где-то в подсознании билась мысль, что на этом свете еще не завершил свою работу, должен дойти до конца и остаться победителем. Что ни говори, журналист был сильным человеком, и вертухаи не понимали этого.



Глава 10. Побег с летающей тюрьмы



Яркий голубой свет ударил в глаза, но Алексей не отреагировал. Потому что ему не было больно – зрительные нервы восприняли это как само собой разумеющееся. Казалось, что это продолжение пыток. Однако свежий воздух, нагнетаемый насильно в легкие, заставил сердце биться сильнее, и очищенная кровь вымыла из мозга галлюцинации и бред. А их было столько, что удивительно, как мозг выдержал, и журналист не сошел с ума. Видимо, сильные духом способны противостоять любой психологической атаке. В ушах стучала кровь... Сильный соленный привкус был и во рту, словно прожевал килограмм металла.

- Который час? – автоматически спросил Воронович, стараясь задействовать мышцы и встать. Кто-то стал ему помогать. Тело слушалось мало, все болело, возможно, от неподвижного лежания образовались гематомы. А также шрамы от электрических разрядов – в саркофаге ведь автоматически включалась электропытка. Этого еще не хватало!

- Два часа дня, ака, - послышалось в ответ.

По хриплому голосу Алексей узнал бывшего таксиста.

- Шерали, это вы? Калай сиз[81]?

- Я, я, ака... Рахмат, яшхи[82]... Вставайте осторожно, ака... Не торопитесь, а то голова закружится...

Таксист был прав.

- Ох, после того, что я здесь почувствовал, моя голова как задница – мягкое место и никаких мыслей, - пожаловался тот, и потряс головой. Зрение постепенно возвращалось, и очертания пыточной стали более контрастными и четкими. – Сколько я здесь пробыл?

Абутов, оглядевшись, словно боялся, что кто-то их подслушивает, негромко произнес:

- Почти два дня, ака.

- Уф, а мне показалось – вечность! – признался Воронович. – Если этот саркофаг – дверь в загробный мир, то ужаснее места не найти... Шерали, а что вы здесь делаете?

- За вами пришел, Алексей-ака...

Это звучало несколько необычно. Просто так по тюрьме заключенные не ходят и, тем более, в пыточную камеру по доброй воле не заглядывают.

- За мной? И Ахмаджанов со своими вертухаями вас впустили сюда? – удивился журналист, заметив, что кроме Абутова в пыточной никого нет. И тут он вспомнил все: и встречу с членами делегации и откровение, не имевшее никакого смысла, и угрозы капитана, которые исполнились, и казнь бедного доцента Ли, его голову с поблекшими от смерти глазами... Все как пламя вспыхнуло в его груди. Ненависть вернулась в его душу. Он понимал, что несет полную ответственность за смерть Ли. Если бы не его идиотская попытка раскрыть глаза Международной делегации, все было иначе...

- Нет, ака. Я сам пробрался к вам. Сегодня последний день для Международной делегации, они улетают через пять часов... В их багаже много «гулия», а также положительных впечатлений от демократического режима на «Исламе Каримове». Ака, вы не знаете, какие тут сцены перед ними разыгрывались, как все прекрасно представили – не тюрьма, а настоящий курорт! Эдем для заключенных! Была постановка, якобы, лагерного драматического театра имени книги Ислама Каримова «Высокая духовность – непобедимая сила», даже какой-то балет – ака, среди заключенных нашли двух солистов балета! – потом выставка картин... Короче, полная показуха. Продемонстрировали даже стоматологические кабинеты, где лечили зубы своим же надзирателям, переодетым в робу заключенных. Ох, а наши за десятки лет ни разу не были у дантиста, как мне рассказали «долгожители»...

- Ах, вот оно что, - протянул Алексей, морщась. Он с трудом встал, ноги дрожали, голова кружилась, тошнота так и подступала к горлу, но желудок был пустым и выбросить наружу было нечего... – Блин, плохо мне... Но сидеть не собираюсь тут... Мы еще дадим им, гадам, бой! Нужно успеть до отлета делегации. Тогда станет ясно, что и как!.. Ох, - и тут он чуть не блеванул. Но нечего было блевать – в желудке сплошная пустота, как вакуум.

Абутов это заметил, он поддерживал товарища за плечо:

- Алексей-ака, вы голодны, я вижу. Я принес вам немного еды... – и он протянул фляжку с водой. Да, она была не столь чистой, как для администрации и гостей, однако для журналиста показалась божественной, он пил ее, пока вода не полилась из носа. Откашлявшись, Алексей быстро высосал из другой фляжки жидкую пищу – дерьмо дерьмом, но сейчас хотелось и это есть.

Когда червячок голода был удовлетворен, Алексей вытер рукавом рот и почувствовал, как отвратительно пахнет на нем одежда – и это не удивительно, ведь двое суток его «ополаскивали» как в стиральной машине разными тошнотворными растворами, чтобы он осознал себя некой тварью, не имеющей права на иную жизнь, не иначе как ковыряться в гнилой земле, в фекалиях и отбросах. Таксист это знал, поэтому протянул ему красную полосатую робу. Журналист с некоторым удивлением взял ее в руки.

- Это же униформа бригадира, - сказал он, и вывернул шеврон, там было написано: «Бахадыр Мусаев». – Оп-ля, так этого человека я знаю... Он был ответственным за сектор «Г» и, кажется, хотел лично засвидетельствовать мою смерть. Как же вы умудрились у него одежду стырить?

- Да, это так, его одежда... Но с нею вам легче будет передвигаться по кораблю, - быстро зашептал Абутов. – Хозяина сегодня утром... грохнули. Допрыгался, старый социолог, хотел настучать на Ахмедова – заподозрил, что мы хотим спасти вас, но Сигизмунд прочитал его мысли, сообщил нам, и ребята под предлогом посмотреть, что там приготовили на кухне, завели в служебное помещение и быстро его оглушили, обработали... Я сам лично разделал старика-предателя на фарш... Ака, не представляете, с каким удовольствием я это делал, хотя работа эта сама по себе мерзкая... Да, потроха отдал извергу-повару Кадырову на его пирожки – пускай обожрется.

Не споря, Алексей скинул с себя грязную робу, засунул ее в саркофаг, а затем надел чужую одежду, при этом испытывая чувство брезгливости – надевать то, что принадлежало подлецу, было противно. Она была ему маловата, особенно в плечах, мышцы так и выпирали из ткани, рукава и штанина оказались к тому же короткими. «Блин, вертухаи сразу заподозрят, что это не мое, - покачал головой журналист. – Да и Зуфаров, этот гад, сразу заприметит меня – он же контролирует весь корабль через свои видеосистемы»

- Уже нет, Алексей-ака, - улыбнулся Шерали, хлопнув себя по тощей груди. – Благодаря тому, что у нас оказалась персональная электронная карточка Зуфарова, мы смогли час назад найти его Центр мониторинга и проникнуть в его отсек. Этот подлый эксперт не ожидал нас увидеть в своем помещении, остолбенел от страха, а мой коллега Рахман-ака быстро размножил ему голову топором. Ваш друг – Ахмед Кузиев, который был третьим в группе, оказался хорошим техническим специалистом...

- Так он же инженер-атомщик, - вспомнил Алексей. – Конечно, должен хорошо разбираться в оборудовании... И что?

- Правильно, он и разобрался во всей компьютерной системе и отключил часть видеомониторов. А также стер записи, где мы разобрались с бригадиром Мусаевым – никому это из администрации не нужно знать. Сейчас он там, остался, чтобы обеспечить прикрытие для нас. Им подавлены все аварийные сигналы. Поэтому в некоторых местах нет контроля, особенно там, где функционируют шаттлы-корабли. Мы должны направиться туда... Эркин Баратович спрашивает: готовы ли вы, ака, реализовать его план? Готовы лететь на Нептун? Ведь все это мы затеяли именно для того, чтобы изменить прошлое и создать новое будущее... Пока Кузиев в Центре, нам не грозит опасность быть разоблаченными.

- Готов! – словно выстрелил журналист. Теперь он не хотел ни в чем сомневаться и отступать от возможности спасти свою страну. Особенно он чувствовал ответственность за смерть Радика, и может, была возможность возродить его, если исправить прошлое. – Я уничтожу Ислама Каримова! Мы переделаем историю! Кровавой диктатуры не будет в Узбекистане!

- Ох, ака, не зря вас называют «Че Гевара»! – с удовольствием и с восхищением глядя на журналиста произнес Шерали. – Ах, да, хочу сказать, что Ахмед-ака скачал всю информацию о бунте на специальный файл, а также о всех пытках, и все... отправил в Interplanet... Это сотни террабайт информации. Всепланетная киберпаутина, наверное, сейчас гудит от такого обилия компромата на режим Каримовых.

- Ух ты! – поразился Алексей, не веря своим ушам. – Ты говоришь правду?

- Да-да, Алексей-ака, прямо с Центра мониторинга нашей тюрьмы он разослал во все средства массовой информации Солнечной системы, причем, с вирусом саморазмножения. Файл увеличивается по геометрической прогрессии, и практически каждый житель получит информацию! – так мне пояснил Ахмед-ака. Министерство по демократизации не в силах будет уничтожить информацию, каких бы хакеров не привлекло бы... Это начало нашей революции, ака!

Воронович был ошарашен:

- Это же бомба! Гульнаре Каримовой и ее внуку Абдугани Исламовичу придется не просто отвечать перед мировым сообществом за все, что произошло у Нептуна! Бог ты мой, у меня нет слов, как здорово вы все сделали! Никакая теперь не нужна Международная делегация! Выводы будут делать все человечество! И всякие там Лонские с Севером, Абдуллаевы с Артыковыми не смогут оправдаться за те преступления, которые тут творились! Вы молодцы!

- Ха-ха, про их подкуп «гулием» мы тоже отправили в пакете со всей видеоинформацией, пускай мировое сообщество видит, какая коррупция среди членов делегации! – засмеялся Абутов. – Знаете, ака, что вы все равно сделали неплохое дело, честно сказав всем, что происходит на «Исламе Каримове» - это оценят люди, потому что уважают честных и принципиальных личностей, а вы человек известный, журналист. Вам все поверят.

Алексей слабо махнул рукой:

- Ладно, ладно. А что там еще было?

- Мы просмотрели последующие записи Зуфарова после того, как вас, Алексей-ака, уложили в саркофаг, - сказал Абутов. – Через час прибыл на вечеринку обер-маршал Ниязматов, он провел минут двадцать со всеми, а когда гостей сопроводили в их апартаменты на «Исламе Каримове» для отдыха, то выслушал рапорт Исаева о происшедшем. Конечно, он разъярился, ибо чуть не провалилась вся операция по запудриванию мозгов делегации. Вы же их поставили всех в тупик своими честными ответами. Первым делом он наказал Инамову, за ее провал роли. Мы видели, какой новый способ он изобрел, этот обер-маршал. Вы же знаете, у врачихи в виске микрочип, соединенный с мозгом. Так вот, по приказу Ниязматова в мозг впихнули информацию – всякую дребедень – на пятьсот миллионов террабайт. Оба полушария Светланы просто высохли от такого объема данных, и женщина-садистка умерла в страшных муках. Из ушей текла какая-то жижа. Ахмаджанов отделил ее башку, и передал Ниязматову, говорят, тот любит держать в своем кабинете засушливые головы врагов и тех, кто плохо служит режиму... А заместителя министра иностранных дел Абдулазиза Камилова он кастрировал за обжорство и плохую работу с Ибрагимовой, мол, не сумел склонить ее на сторону правительства... Сейчас этот евнух в медицинском отсеке, проходит реабилитацию... ха-ха, мечтает, наверное, о протезе... Артыкова и Абдуллаев получили хорошее устное внушение, и этот шут-академик обделался в штаны прямо в кабинете директора – Ниязматов его не тронул, лишь заставил сожрать колпак и сплясать «Андижанскую польку». И все это Ахмед-ака тоже отправил в Interplanet. Что касается иносранцев, то им стали впрягать интенсивную программу внушения, и те охотно верили, особенно, Ширин Акинер, которая повторяла: «Все правильно! Вы идете по правильному, демократическому пути в рамках национальной модели развития! Я вас полностью поддерживаю!»

Журналисту осталось только покачать головой. Да, не повезло вертухаям. Хотя так им, подлецам, и надо. В помещении было жутко – инструменты пыток как бы напоминали, что они ждут свою жертву. Тихо жужжали какие-то приборы, щелкали датчики, словно играли какую-то мрачную композицию. Тут Абутов спохватился:

- Ох, Алексей-ака, нам нужно двигаться. Нельзя долго тут оставаться. Потому что мы не знаем, когда поступит реакция с Земли на видеозаписи. Ведь наверняка Исаев разъярится, поднимет всех на уши, и нам не успеть к шлюзовым камерам! Там сейчас нас ждут Геннадий-ака, Сигизмунд-ака и Эркин Баратович, мы все вчетвером летим на Нептун, к острову Эдему Гульнары. Ахмедов надеется, что портал времени еще не закрылся.

Да, действительно, следовало уже двигаться. Только...

- А как же Кузиев? Если в Центр мониторинга ворвутся вертухаи, они жестокой поиздеваются над ним.

- Он знал, на что идет, Алексей-ака, и готов погибнуть, если надо, он хочет поддержать нас оттуда... Рахман-ака вместе с ним там. Он будет защищать, как может, Кузиева, чтобы тот успел передать всю информацию о летающей тюрьме на Землю. Вы же знаете, как много скопилось всего за годы на орбите Нептуна!

С этим Алексей был согласен: действительно, событий здесь было много, причем самых ужасных и мерзостных. Это должно быть известным всему человечеству, ибо оно тоже несет ответственность за допущенные преступления на «Исламе Каримове». Но сейчас у журналиста были и другие вопросы.

- Как вы пробрались в эту часть тюрьмы, ведь сюда нельзя заключенным без сопровождения охраны? – удивился Алексей. – И как выйду я?

- Мы были прикреплены со столовой для обслуживания делегации, поэтому для нас был более мягкий пропускной режим, могли передвигаться даже по служебным коридорам, где обычно находятся чиновники, офицеры и ремонтники, - пояснил Абутов. – У меня вот есть карточка. А у вас нет, однако будем надеяться, что мы проскочим мимо надзирателей. Вы в форме бригадира, а они, как известно, все-таки часть администрации, к ним отношение со стороны вертухаев благодушное.

Бывший таксист подошел к люку и отворил ее, потом быстро выглянул.

- Чисто, - сказал он, оборачиваясь. – Выходим в коридор, но там, у люка, есть охрана. Алексей-ака, постарайтесь сыграть роль бригадира, идите уверенно, иначе могут заподозрить неладное.

Это было понятно. Собравшись силами, Алексей двинулся вперед. Его продолжало тошнить и голова кружилась – все-таки он двое суток пролежал без движения в страшных мучениях, и стоило немалых сил сконцентрироваться на одном – идти вперед, не качаясь, уверенно припечатывая шаг. Вначале было сложно, тело плохо слушалось, но уже через сто метров стало легче, и Воронович чувствовал себя увереннее. Они спокойно прошли мимо вооруженных охранников, которые разговаривали между собой и не обратили внимание на бригадира и сотрудника столовой.

Правда, у входа в мастерские и цеха их остановил первый патруль. Один из них мрачно осмотрел Алексея, видимо, в его внешнем виде было нечто такое, вызывающее подозрение. Абутов аж замер от страха, но виду не показывал. Сам же журналист был невозмутим. Он быстро оценил обстановку – шестеро вооруженных вертухаев... гм, не проблема. Да, мышцы еще не совсем пришли в норму, и все же ему удастся раскидать всех.

До этого не дошло. Надзиратель злобно прошипел:

- Совсем охренел, бригадир. Ты что, не можешь перешить себе робу? Как клоун шатаешься по тюрьме! Здесь делегация ходит, как ты перед ними предстанешь, если тебя они остановят и начнут дурацкие вопросы задавать? Да и морда какая синюшняя – ты чего, перепил водки?

Следовало что-то ответить, и тут Алексей выпалил:

- Так точно, господин сержант демократии! Извините, но таково было распоряжение капитана Ахмаджанова! Я специально так переоделся, чтобы вызвать добрую улыбку у членов Международной делегации... И лицо загримировали так... Поэтому мне позволено здесь ходить и делать вид, что помогаю поварам. Заодно слежу, что, где и как... А то этот, - тут Алексей указал на Абутова, - иногда все путает, без нас, бригадиров, нет порядка в столовой и в сервисе...

- Ага-га-га! – захохотали тут вертухаи. Им понравилась эта идея. – Так он цирк им устраивает! Хо-хо-хо! Эта делегация итак решила, что мы тут воспитанием заключенных занимаемся и их культурным досугом, ха-ха-ха!.. А тут еще тюремный клоун-бригадир, ха-ха-ха!.. Да, Ахмаджанов здорово придумал – голова варит у нашего шефа!

- Вам следует обратиться к начальнику, и он все пояснит, если есть какие-то вопросы, - продолжал врать журналист. Однако никому из тех не хотелось из-за ерунды вызывать шефа, отвлекая от работы, и спрашивать о причинах внешнего вида какого-то бригадира и чего он шатается там, где находится делегация, – много чести. Да и речь у Вороновича была похожа на правду.

Сержант почесал лоб и пробурчал:

- Ладно, проходи, - и пропустил на заводскую территорию. Алексей и Шерали быстро прошмыгнули мимо них. Дальше были знакомые места, ибо здесь проживали заключенные и недалеко находились цеха. Вскоре они были в коридоре, перед люком в отсек, где хранились рабочие скафандры. Там же их поджидали Эркин Баратович, Геннадий и Сигизмунд. Академик был встревоженным. Он пожал руку Алексею и спросил:

- С вами все в порядке?

- Да, - коротко ответил Воронович. Потом виновато произнес: - Это я виноват в смерти Ли... Если бы не моя дурацкая...

- Полноте, друг мой, - перебил его Ахмедов. – Мы все знаем, что жизни нам тут не принадлежат. Так что не вините себя... И Радик знал, что долго не протянуть в этой тюрьме. Только он надеялся, что вы все-таки примите наше решение... Итак, вы готовы?

- Готов! Расскажите, что я должен делать?

Тут академик сказал:

- Я расскажу вам во время спуска на Нептун. Все оборудование для прыжка через портал находится там. Эта и просто, и сложно. Без нашей технической поддержки вас не отправить в прошлое... Но у нас произошла непредусмотренная заминка! – и тут Ахмедов развел руками, совсем расстроенный.

- Какая?

Ответил Геннадий, человек-рыба, который в это время крутился у дверного замка и что-то пытался сделать:

- Сменили все шифры на корабле, в том числе и выходных люков. Не знаем, почему это сделали, однако мы не можем попасть не только туда, где наши рабочие скафандры, но и в ракетный отсек, где находятся грузовые шаттлы. И к тому же шлюзовые камеры охраняются... такого раньше не было. Словно кто-то предусмотрел такую возможность со стороны заключенных – незаметно покинуть «Ислама Каримова», и организовал превентивные меры...

Журналист предположил:

- Может, из-за делегации? Решили усилить бдительность, чтобы не допустить всякого рода провокаций и помешать им сыграть тот спектакль, который был заготовлен для Международной делегации? Вдруг «зэки» вылезут в космос и начнут там буянить, привлекая ненужное внимание? Или через открытый космос захватить «Святой Эльяр Ганиев», и угнать корабль? Подстраховались...

Никто не оспаривал эту мысль, лишь Эркин Баратович проворчал:

- Наверное... Но нам что-то надо делать, ибо точка невозврата пройдена – мы замутили эту кашу, разделавшись с Зуфаровым и запустив видеофайлы в Interplanet. Вскоре об этом узнает все руководство тюрьмы – ведь на Земле сейчас там-тарарам, - и начнутся поиски того, кто это сделал. Да и обнаружат к тому же, что вас нет в саркофаге. Так что репрессии и казни неизбежны. И они будут страшнее, чем после бунта. Нужно будет заметать все следы, значит, уничтожить более девяносто процентов заключенных. Нам нужно спасти людей. А для этого один выход – пространственно-временной портал на Нептуне!

Алексей задумался. Время шло и требовалось какое-то решение.

- Как можно проникнуть к ракетному ангару? У кого ключ?

- Ключ есть у Ахмаджанова... Только он меняет все шифры и разрешает вылет с тюрьмы на Нептун... Для этого нужно обоснованная причина, например, вышли из строя какие-то механизмы, которые регулируют загрузку руды в грузовые отсеки шаттлов. Такое раньше у нас бывало. Другое дело, что смельчаков было мало – ведь на Эдеме Гульнары очень страшно. Это своеобразный ад...

Тут Абутов спросил, протягивая элек тронный пластик Зуфарова – именно им он открыл пыточную, саркофаг и освободил Вороновича. Эксперт Центра мониторинга имел доступ к многим секторам тюрьмы, и благодаря такому ключу.

- Может, Эркин-ака, можно этим открыть?

- Ох, надо попробовать! – обрадовался академик, схватив карточку. – Дай бог, чтобы и здесь сработало все, как мы хотим!

Он подскочил к люку и провел пластиком по дешифратору. Тот ответил коротким писком и сигналом красной лампы: код всевидящего человека не принимался в этой части корабля. Раздосадованный Ахмедов провел еще раз – тот же результат. Люк не собирался открывать вход для заключенных.

- Ох, не прошел трюк, - печально произнес Эркин Баратович. – Все-таки без карты-доступа от капитана нам не проникнуть к скафандрам и к шаттлам...

Вздохнув, Воронович предложил:

- Тогда нужно идти к нему...

Группа с удивлением посмотрела на него.

- К нему? Он же поднимет тревогу, если увидит тебя! Официально ты под арестом и проходишь курс «терапии»...

- Не успеет, - хмыкнул Алексей, протирая левой ладонью правый кулак. – Я уж постараюсь сделать так, чтобы не было никакой тревоги! Где его отсек?

- В секторе «А» - где начальство проживает... Это придется идти опять в ту же сторону, откуда ты пришел... Но где там именно, мы не знаем – ни разу нас туда не водили...

Было ясно, что возвращаться опасно, но еще опаснее ждать у моря погоды, ничего не предпринимая. Да, местонахождения кровожадного капитана неизвестно, да только это не проблема, можно выяснить, если схитрить. Да, вертухаи – народ подозрительный, мало кому верит, а заключенным тем более. И все же... удалось же их один раз провести вокруг пальца, может, повтор будет таким же удачным? И тут у журналиста возникла идея, которую он тут же изложил:

- Слушайте, а зачем нам тыкаться в потемках? Ведь у нас есть карточка Зуфарова, который вскрывает все каналы связи... Нужно через это переговорное устройство, - и тут Алексей ткнул на видеофон у люка – стандартный пункт связи для служебного пользования, - соединиться с Центром мониторинга... Наверняка там есть камера наблюдения за жильем Ахмаджанова, и Кузиев, который там сидит, скажет координаты, как добраться... Ведь он контролирует все... или почти все.

- Это хорошая мысль, - согласился Сигизмунд. – Только есть шероховатости у идеи. А если капитан не дома? Если он сопровождает делегацию или сидит в кабинете у директора? Тогда что?

- Тогда не знаю, - признался Алексей. – Придется в таком случае взрывать проходы и добираться до скафандров и шаттлов, подняв переполох и там-тарарам. Но это обдумаем потом, а сейчас испробуем мой вариант.

Он сделал шаг к видеофону, провел карточкой по дешифратору. Система мгновенно считала персональные данные, и возникла надпись: «Добрый день Эльдар Зуфаров! Система мониторинга к вашим услугам». Воронович отбил на клавишах: «Связь с Центром». Тот час пошел сигнал. Журналист знал, что Ахмедов, оставшийся в этом отсеке и наблюдающий за всеми секторами тюрьмы, принял входной звонок и сразу переориентировался на него. Через видеофон он узнал, кто звонит, и соединился без всяких проблем:

- Салом алейкум, Алексей-ака, - послышался уверенный голос физика-атомщика. – Как вы? Саркофаг не сильно сказался на вашем духовном и физическом здоровье?

- Спасибо, сносно, Ахмед-ака, - ответил Ворнович. – Еще не совсем отошел после так их пыток... Есть просьба, можете сказать, где сейчас Ахмаджанов?

- Минутку... Ага, вот, вижу... он сейчас у себя, отдыхает. Сектор «А», отсек номер триста сорок два. Вижу его, как он ходит по помещению в домашнем халате... Видимо, время службы истекло... Да, у него кто-то есть еще в комнате, купается в душе. Вам нужно идти прямо, через двести метров синий люк, и подъем по лифту на третий уровень. Далее пройдете до служебных помещений. Красная стрелка выведет вас.

- Сколько постов на пути?

- Так... сейчас подсчитаю... Семь стационарных, по шесть человек, с автоматами, три группы патрулируют коридоры. Но я постараюсь сделать так, что при вашем подходе посты и патрули будут пересмениваться и тогда вы не встретите их на своем пути. Тогда вы быстрее доберетесь до Ахмаджанова. Сумеете войти? Ах, да, у вас же карточка Зуфарова, с нею откроются люки служебных помещений.

- Отлично, что окажете поддержку, Ахмед-ака, - обрадовался Алексей. И тут же спохватился:- Да, еще... А где директор Исаев и делегация?

- Исаев в своем помещении, беседует с Артыковой и Север, как понял, обсуждают, что делать с Ибрагимовой, которая не поддалась на уловки и готовит свой отчет. Она настаивала на встрече с вами, но Ниязматов заявил, что вы, ака, находитесь на принудительном лечении, так как у вас началось обострение реактивного психоза, хо-хо. Да, остальные из делегации в своих апартаментах, тоже отдыхают. У них полуторачасовой перерыв, потом, как я вижу по расписанию, прием в дипломатическом формате, ужин и прощание. «Святой Эльяр Ганиев» отчалит через четыре часа. Обер-маршал на своем корабле... На «Исламе Каримове» усиленная вахта, особенно в зонах, где находятся заключенные. Исаев боится, чтобы не вспыхнул бунт и тогда все пойдет насмарку. От этого события отнекиваться не смогут даже подкупленные иностранцы...

Алексей представил, как жмурится от удовольствия человек-рыба. Ведь Кузиев чувствовал себя почти что богом, ибо видел все, что творится и кто чем занят. И все это транслировал на Землю. Практически, нужда в отчете Международной делегации отпала, чтобы там не написали члены, ведь реальность тюрьмы узрел теперь каждый человек на всех обитаемых планетах, станциях и кораблях Солнечной системы. Стоявшие рядом товарищи тронули за плечо журналиста:

- Торопись, Алексей...

- Шерали-ака, вы пойдете со мной? – спросил бывшего таксиста Алексей. – Мне нужна подстраховка.

- Я всегда готов, Алексей-ака, - ответил тот и встал по стойке «смирно», чем вызвал слабую улыбку у всех.

- Тогда пошли, - кивнул журналист, и Абутов двинулся за ним. Ахмедов крикнул им:

- Удачи вам... и будьте осторожны! Мы ждем вас!

Уходившие ничего не сказали им. Они и сами знали, что нужно торопиться. Алексей двигался так быстро, что бывший таксист еле успевал за ним. Абутов удивлялся, как человек, два дня проведший в саркофаге, еще сохранил силу и энергию для такой ходьбы. Впрочем, гадать здесь не стоило: ведь от их действий зависело, как реализуется план Ахмедова, и какое будущее будет у жителей Узбекистана. И поэтому нельзя было раскисать или расслабляться.

Нужно подчеркнуть, что Кузиев сдержал слово. Он перестроил синтезатор звуковой речи на голос Зуфарова и стал отдавать команды через видеофоны вертухаям, стоявшим на охране:

- Пост тридцать один – осмотреть люки три и пять!.. Там что-то мелькнуло... Группы семь – вернутся и осмотреть отсек сорок три, там что-то барахлит монитор... По исполнении – доложить!

Голос был сердитый и даже свирепый, что никто не стал игнорировать (Кузиев уж постарался создать себе звуковой образ злого человека; впрочем, главный эксперт не являлся добреньким дядюшкой, и все на «Исламе Каримове» это знали). Пока вертухаи исполняли приказ, не подозревая, что ими командует совсем не Зуфаров, в течение тридцати-сорока секунд переходы, тамбуры и коридоры оставались без охраны, свободными, и Алексей с Шерали успевали проскочить их, следуя по красной стрелке. И за пятнадцать минут они добрался до сектора «А», и уже стоял у двери с номером триста сорок два. Оглядевшись, журналист быстро извлек пластиковую карточку Зуфарова и провел по дешифратору замка. Тот принял сигнал, и замок тихо щелкнул, отворив запоры. «Оказывается, этот Эльдар бы всемогущ, если даже имел право беспрепятственно входить в любое помещение», - подумал Воронович. Наверняка такие полномочия ему дал не Исаев, который сам находился под оком Центра мониторинга, а сама Гульнара Каримова – она уж точно хотела все знать, в том числе, что и делается у орбиты Нептуна. Ведь «гулий» считался ее собственностью, и она подозревала, что кто-то мог умыкнуть часть добытого с поверхности планеты. Шпионаж за всеми был единственной гарантией сохранности капитала.

Не дожидаясь появления кого-либо в коридоре и желая застать врасплох капитана, Алексей быстро отворил люк и влетел в помещение; он сразу встал в стойку, намереваясь атаковать главного садиста тюрьмы. Вслед за ним вбежал Абутов, держа кулаки впереди, словно хотел с кем-то боксировать. Однако никого они не застали.

Квартира Ахмаджанова не была уютной, хотя все условия у него были для этого. Видимо, будучи солдафоном от головы до пяток, вертухаем по натуре, он любил командно-плацевой образ жизни и предпочитал казарменный стиль всякой роскоши. Комната оказалась обставленной картинами военного характера: и везде - поверженные и растерзанные в клочья враги, и сам Нодир, держащий в одной руке флаг Узбекистана, а в другой поднимающий или меч, или автомат, или отрубленную голову, - вот уж явственно кровожадная суть проявлялась в этом человеке. В платяном стеклянном шкафу висели эсэсовские формы, все утюженные и сверкали золотыми пуговицами. Подсвечивалась в отдельном стеллаже коробочка с орденом Владимира Мамо – высшая для надзирателя награда за убийства и пытки заключенных. Из динамика стереомагнитофона лилась милитаристская музыка. На небольшом стеллаже – книги «Узбекистан – государство с великим будущим» Ислама Каримова и «Майн кампф» Адольфа Гитлера, оба издания были практически одного формата. Отдельно на полках стояли книги по пыткам от святой инквизиции, видимо, многое что «полезного» черпал оттуда капитан и его подчиненные. Два металлических стола, на одном из котором стояла бронзовая фигурка военачальника Амира Темура, убивающая индуса кривым ножом; не заправленная кровать, три кресла, диван, ковер восточного покроя. Плафоны горели в полуночном режиме, то есть слабо, создавая какой-то мрачный и потусторонний мир. Ощущался запах пота и парфюмерии. Алексей потянул носом: это были женские духи... Значит, здесь есть еще женщина? Ахмаджанов привел к себе любовницу?

Но где они? Комната, на первый взгляд, была пустой. Абутов в недоумении ткнул локтем журналиста, который мгновенно оценил обстановку и сделал выводы.

- Алексей-ака, а где же Ахмаджанов? Может, Ахмед-ака напутал, капитан вышел?

Однако у Вороновича было иное мнение. Он ткнул пальцем на ковер:

- Смотри, валяется одежда... Капитан здесь...

Действительно, на полу лежала эсэсовская форма бугая, там же были его ботинки. Скорее всего, именно его носил некоторое время назад Нодир, и он скинул их, чтобы надеть банный халат. В каких-то карманах наверняка находилась карточка с шифром, позволяющая открыть люки к отсеку со скафандрами и к шлюзовой камере. Стоит только подползти туда и поворошить одежду. Но для начала нужно понять, куда делся хозяин?

Долго гадать не пришлось. Открылась дверь ванной, и оттуда послышались... мужcкие голоса. Алексей и Шерали прыгнули в разные стороны, спрятавшись от выходивших из другого помещения людей. Однако замерли они не от желания не выдать своего местонахождения, а потому что узнали по голосам Ахмаджанова и... Файзуллазаде. Но разговор... бог ты мой, это был диалог двух любовников, а не капитана с бригадиром, как это могло быть на летающей тюрьме:

- Ох, милый, я так по тебе соскучился, - ворковал Ешуа Коскинович. – Почему ты на меня так редко смотришь и иногда грубо разговариваешь? Я ревную... Мне приходится иметь дело с мужланами, паразитами, этими мерзкими мутантами, некоторые смотрят на меня так, словно хотят там же, на рабочем месте изнасиловать...

- Милая, я не мог иначе, ведь вокруг столько шпионов, - оправдывался Нодир, растирая тело банным полотенцем. – Мне Исаев итак сделал неприятный намек на мою любовь к тебе, и поэтому приходится быть осмотрительнее. Но ничего, осталось немного... Через полгода заканчивается мой контракт на «Исламе Каримове» и мы сможем вернуться на Землю...

- Ох, а ты за меня похлопотал, милый?

- Конечно, глупышка! Я скосил тебе весь срок, так что вернемся вдвоем... Жаль, что в Узбекистане нам не жениться... законы не допускают брачные узы между мужчинами...

Тут Бакинец его перебил:

- Милый, о чем ты? Поедем ко мне в Северную Монархию Азербайджана, там разрешены однополые браки. Ты станешь моим законным мужем... У меня большой дом, три летающие авто «Вольво», «Тойота-спейс» и «Меседес», они станут твоими.

- О-о-о! – восхищенно произнес Ахмаджанов. Послышались звуки глубокого поцелуя и стоны кавказца, видимо, испытывающий на себе ласки партнера.

Алексей посмотрел на спрятавшегося у дивана Абутова – у того глаза полезли на лоб. Видимо, такие нетрадиционные связи смущали бывшего таксиста, привыкшего к строгим исламским ценностям. Его тошнило, и больших трудов ему стоило сдержаться. Воронович знаками показывал ему: терпи, не подавай раньше времени признаков своего нахождения в помещении. Потом осторожно выглянул из-за кресла. У кровати он увидел их, совершенно обнаженных, не стесняющих друг друга. Так обычно ведут себя супруги.

Тело Ахмаджанова было мощным, накаченным, однако, если уж быть откровенным, это не атлетическая фигура, отработанная ежечасными тренировками, и больше гориллоподобная, то есть уродливая, полугорбатая. Мышцы наполнены энергией не от занятий спортом, а даны природой от рождения. Впрочем, Файзуллазаде фигура партнера нравилась, ибо символизировала силу и власть, что считалось важным в такой тюрьме, где совесть и честь считаются самыми непригодными человеческими качествами. Особенно ошарашивали расписанные по всему телу татуировки с различными темами. В основном, это картины военачальника Амира Темура и первого великого президента Ислама Каримова в разных сюжетах. Чтобы расписать такое на коже требовалось специальное разрешение Министерства по демократизации, и получить его было не просто – лики святых и героев нельзя носить каждому, кто этого хочет. Только Нодир своими делами заслужил такое право, об этом свидетельствовал документ, подписанный самим президентом Абдугани Исламовичем. Поэтому татуировщики благоговели перед капитаном, нанося цветные линии на могучее тело. И сюжеты тоже были проверены цензорами на политическую совместимость.

И все же, не это привлекло внимание незваных гостей. Нодир одной рукой гладил левую ягодицу Ешуа Коскиновича, а другой играл... его женскими грудями. Их было целых четыре штуки – и теперь журналист понял, почему грудь у бригадира была всегда выпуклой и тряслась. Большие красные соски казались горящими лампочками – они были покрыты фосфоресцирующим составом. «Искусственные груди, силикон», - почему-то подумал Воронович, трясясь от смеха. Такого извращения от Файзуллазаде не ожидал. Однако он ошибся. До него донеслось:

- У тебя красивые груди, моя милая... Хорошо прижились они?

- Да, неплохо, как свои, родные... правда иногда побаливают, когда в них много молока. Мне приходится использовать гормональные препараты, чтобы трансплантировавшие органы хорошо вжились в мое тело... Я чувствую себя стопроцентной женщиной... еще такой экзотичной с четырьмя аппетитными грудями...

- Ты не представляешь, сколько женщин мне пришлось здесь пересмотреть, прежде чем я выбрал здоровых, с красивыми грудями...

- Я ревную! Ты трогал этих... мерзких женщин? Этих проституток? Ты замарал свои прекрасные руки, прикоснувшись к коже этих нечистых тварей? Фу, как ты мог! Ты просто лесбиянка! – возмущаться начал Бакинец, да только капитан поцелуями и тесными объятиями его успокоил:

- Стоп, стоп, все нормально. Я их не трогал. Ты же знаешь, что я терпеть не могу лиц женского пола. У меня даже эрекции на них нет... Просто указал врачихе Инамовой, что эти груди мне нравятся. Она вырезала их у женщин, и без проблем трансплантировали тебе. А чтобы ты не ревновала совсем, скажу: тех женщин я умертвил после операции...

Тут Алексею подурнело: груди для кавказца-извращенца были вырезаны у живых женщин. Такое могло быть только на «Исламе Каримове»...

- Ох, милый, ты так заботишься обо мне, - ворковал успокоившись бригадир. – Я буду всегда тебе верной женой... – и он стал вертеть грудями и животом, словно исполнял соблазнительный арабский танец. Вообще-то это выглядело отвратительно. Но не для капитана, который смотрел с влюбленными глазами.

- О, да, милая, - произнес Ахмаджанов, привлекая его к себе со всей силой. Абутов, не видел это, но он был близок к кровати и слышал все звуки гомосексуальной любви. Ему было совсем плохо, и он держал рот, чтобы не блевануть на пол, чем мог привлечь к себе внимание. Тем временем любовники продолжали играть в постельную игру. Только тема была несколько иной.

- У меня пропали швейцарские часы, что ты мне, милый, подарил, - ныл Ешуа Коскинович, осыпая поцелуями капитана. – Даже не знаю, какая сволочь это сделала. Я так дорожил ими...

- Ничего, найду этого ворюгу, - успокаивал его тот. – Я куплю тебе новые часы, с «гулием»... У меня три килограмма «гулия», этого нам хватит на роскошную жизнь на Земле или на Марсе...

- Я подумал, что это сделал Дильшод Тургунбаев из моей бригады – уж больно мерзкая личность была, на меня всегда плотоядно смотрела, чмокала губами, делала неприличные жесты. Я специально повредил его скафандр, - продолжал слезливо говорить Файзуллазаде. – Его раздавило на Нептуне, когда он спускался с группой Ахмедова для починки какого-то агрегата. Но часы так и не нашел...

- Так ему и надо! Этого Тургунбаева я сам хотел удавить в петле.

- Но меня оскорблял приказами рядовой Гулямов и – что страшнее! - своими взглядами и этот журналюга! Почему ты его не казнил? Может, он мечтал меня изнасиловать в каком-нибудь темном углу? Ты позволишь ему прикоснуться к моему мягкому и нежному телу своими грязными пальцами?

Алексей чуть не закашлял, услышав, что тема разговора перешла к его персоне. Этот хитрый кавказец умел управлять эмоциями своего партнера, ловко стравливал на своих врагов. Но самое интересное, как переключил внимание якобы к домогательству со стороны заключенных. Вот как он поднимал свой паршивый авторитет! Алексей никогда и не рассматривал мерзкого бригадира как полового партнера, он вообще не был сторонником нетрадиционной сексуальной ориентации. А тут такое услышать – фу!

- Я хочу его отправить на тот свет, но до сих пор нет разрешения от Гульнары Исламовны, - оправдывался Ахмаджанов. – Исаев тоже не терпит его, но что делать? Этот подонок чуть не завалил нам весь спектакль для Международной делегации! Может, после отбытия иностранцев, я устрою этому подлецу несчастный случай... Кстати, ты мне подал хорошую идею... Отправлю его на Нептун, повредив скафандр...

- Ох, милый, быстрее бы... А то я боюсь его... Он ведь и тебя обидел...

Сам того не понимая Ешуа Коскинович задел самолюбие капитана. Уж Ахмаджанов помнил, как Алексей отбил ему печенку, заодно повредив другие части тела. Тогда схватка оказалась жесткой и неожиданной для вертухаев, такой прыти никто не ожидал. Техника боя у журналиста была отточенной и эффективной – трудно ему противостоять. Естественно, такое простить Нодир не мог заключенному, и все же еще обиднее было слышать это от возлюбленного.

- Он меня не обидел, просто я в тот день был не готов к драке! – вскипятился Нодир, вскочив с кровати, чем напугал кавказца. Его глаза пылали ненавистью, изо рта капала пена, словно он был заражен вирусом бешенства. – Запомни навсегда, я его не боюсь, этого журналюгу! И я с ним разделаюсь в поединке. Я ему глаза выколю и вырву из груди паршивое сердце! Я ему вырежу селезенку и заставлю сожрать на моих глазах!

Он ударил по клавишам стереомагнитофона, отключая музыку. В помещении стало тише, во всяком случае милитаристская музыка не нервировала. Журналист все это видел и качал презрительно головой: разврат был естественным образом жизни не только вертухаев, но и всех высших чинов Узбекистана. Говорят, в ночных клубах такие оргии устраивались, что даже в Древнем Риме не снились, причем все это позволялось секретными циркулярами правительства. Так что эти два «воробышка» были не исключением. Они были так увлечены друг другом, что не замечали присутствия еще двух незваных гостей.

- Да, да, конечно, милый, - между тем лепетал в страхе Файзуллазаде, сложив ладони лодочкой, словно просил прощения. – Успокойся, не нервничай из-за этого подонка. Лучше вспомни, что я, твоя супруга, тут, рядом, жду твоих ласк... Повторим то, что было, когда ты получил орден Владимира Мамо – незабываемую ночь... Ты заслужил эту награду своим честным и ратным трудом! Я горжусь тобой, мой милый...

Видимо, капитан и сам не желал тратить время и энергию на старые неприятные воспоминания, поэтому переключился на более приятное. Вначале он включил телевизор и запустил порнофильм с явно гомосексуальной темой, после чего мягко и нежно (спрятавшие были изумлены, что зверь-садист способен воспроизвести слова с такими чувствами) произнес:

- Ладно, у нас есть полчаса, а потом нужно идти на прием, провожать делегацию... Займемся сексом, чтобы не терять время, милая и любимая моя жена... Где мазь для анального...

В этот момент Абутов не удержался, и его вывернуло наизнанку. Получилось очень громко, словно выстрелила пушка. Вся пища выплеснулась на пол, обрызгав стену, кровать, диван и долетев даже до потолка. Истошный запах поднялся к потолку, втягиваемый вентиляторами. Испуганные любовники вскочили с кровати. Бакинец завизжал как женщина, накинул на себя одеяло, желая скрыть свои интимные органы. Ахмаджанов прикрыл его своим телом, выставив руки вперед.

- Кто здесь? – громогласно вопрошал он. В душе он побаивался, что это какой-то киллер от Исаева или Артыковой, которые посчитали, что вина на провале встречи делегации лежит на нем, и от незадачливого вертухая решили избавиться. – А ну, выходи, покажись...

Абутов не мог отвечать, ибо его рвало дальше. Тут капитан осознал, что дело совсем в ином, не в желании кого-то отправить его на тот свет раньше положенного срока. Он подпрыгнул к дивану, опрокинул его мощным рывком и обалдел, узрев сотрудника столовой.

- Ты что тут делаешь, мерзавец! – заорал изумленный сверх меры «эсэсовец». Вот уж появление в помещении Шерали он никак не ожидал. – Ты как проник в мой отсек?

- Это измена! Это бунт! – визжал Ешуа Коскинович, пытаясь натянуть на себя четырехкуполовый кружевной бюстгальтер. – К нам проник диверсант! Он хочет меня изнасиловать, лишить порядочности! Спаси меня, милый мой!

- Успокойся, милая, это всего лишь паршивый повар, которого я сейчас зарежу, а не какой-нибудь бандит из «Свободного Узбекистана», - прорычал Ахмаджанов, схватив за шкирку худого заключенного и подтянув к себе как котенка. Тот сопротивлялся, дрыгая ногами, пыхтел, пот лился по его лицу. Естественно, силы были неравны, и совсем худо пришлось бы экс-таксисту, если бы Алексей не встрял в передрягу. Выпрыгнув из-за кресла как леопард, он в два приема преодолел пространство между собой и злобным вертухаем и застыл перед ним.

Тот опешил, увидев своего противника.

- Отпусти его, Нодир, давай поговорим, как мужчина с... мужчиной... – последние слова дались ему с некоторым трудом.

Хотя предложение не касалось Файзуллазаде – его уже нельзя было считать представителем сильной части человечества, - только тот обезумел от страха и икал, смотря на журналиста большими глазами. Его груди колыхались как паруса на ветру, когда он отступал назад, пытаясь найти укромное местечко. Чувствовал себя, мягко говоря, неуютно, уж видно, не прельщала его публичная слава любовницы капитана-садиста и транссексуала; после этого вообще отношение к нему со стороны заключенных станет не просто нетерпимой, но и издевательской. И к тому же встревать ему никак не хотелось в битву двух непримиримых врагов.

Глаза у Ахмаджанова сделались узкими, как у китайца. Он помнил, какой урок преподнес ему этот журналист и осознавал, что в честной и прямой схватке не просто одолеть врага. Трепыхающийся в его руках Абутов был хорошим подспорьем, можно было тихо сдавливая ему шею потребовать от Вороновича уступок или вообще сдаться. И все же... Если они оба сюда пришли, то теоретически были готовы к смерти, а значит, жизнь одного ничего не значила для другого. Иначе говоря, журналист мог пожертвовать поваром и начать смертельный бой. Ахмаджанов решил, что с ним решили поквитаться за убийства и пытки товарищей. Число казненных им перевалило за тысячи, так что в списке мщения он был в первой пятерке, и это не было секретом для вертухая.

- Я удушу этого подлеца, если ты сделаешь шаг, - прорычал Нодир, продолжая держать в вытянутой левой руке Шерали, а правой судорожно ища что-то на полке, где было много каких бутылочек, наверное, парфюмерии и алкогольных напитков.

- Алексей-ака, не слушайте его, - прохрипел Абутов, пытаясь расслабить хватку вертухая. – Не думайте обо мне, спасайте всех!

Что под этим подразумевал он понимал только Воронович. Однако Ахмаджанов засмеялся:

- Спасти всех? Как вы можете спасти всех, если заочно и неофициально вас всех приговорили к смерти! А ты что, Алексей, не знал, что существует принятый еще тридцать лет назад Олий Мажлисом[83] закон, в котором любого, этапированного на Нептун, приговаривают к смерти? То есть вы все – смертники. То есть мы вправе вас убить, и это будет в рамках действующего права, ха-ха-ха. Мы просто исполнили смертный приговор, а то, что вам зачитали на суде, всего лишь прикрытие, отписка к вашей никчемной жизни. Если нужно, то откроем люки и всех вас выпустим на орбиту Нептуна! А рабочих в цеха наберем еще столько же, благо в нашей республике еще масса людей, которых можно сослать на летающую тюрьму!

- Убьешь его – тогда ты умрешь самой мучительной смертью, - процедил сквозь зубы Алексей, не понимая, а чего же ищет на полке этот «эсэсовец». – Так что лучше отпусти Абутова – и мы поговорим честно...

- Честно? На «Исламе Каримове» честность ты никогда не найдешь, тут нет такого понятия, - отвечал капитан, продолжая сжимать горло Абутова и шарить среди стеклянных емкостей. Казалось, он старается оттянуть время. Наконец-таки ему удалось найти нечто необходимое. Это был шприц, впрыскивающий лекарство прямо в мышцы. «Зачем он ему?» - не понял Алексей, однако что за препарат понял спустя пять секунд по распространившемуся в помещении запаху – пи-траквилонзон, анаболик, который увеличивает половую потенцию в сто двадцать раз, превращая в этакого суперсексуального партнера, и одновременно придает мощь мышцам в сорок раз, снимает болевую чувствительность. Иначе говоря, сейчас Ахмаджанов на три минуты был в сорок раз сильнее, и это означало, что журналисту противостоял настоящий монстр-робот. Ситуация сложилась явно не в пользу заключенных.

Растерянность мелькнула в глазах Алексея, и это узрел капитан. Но это и спасло жизнь Абутову. Решив, что с поваром он разделается чуть позже и более изощренно, чем просто сломать шею, Нодир отбросил его в сторону – тот аж своим ударом прогнул пластиковую обшивку – и злорадно произнес, в предвкушении разделаться с тем, кто несколько дней назад унизил своей победой:

- Ну что, герой? Теперь тебе крышка!

- Давай, милый, уделай этого ублюдка! – закричал Файзуллазаде, нацепив наконец-таки бюстгальтер на свои груди. Теперь он спешно натягивал такие же кружевные трусики, скрывая срам. Его всего колотило от страха.

- Это нечестно, - прохрипел Абутов, который тоже все понял. Он тяжело дышал и не мог встать. – Ты силу накачал искусственно. Это не спортивно! Ифлос одам сан![84]

Ахмаджанов на него даже не взглянул. Он поиграл вздувшимися до необразимых размеров мускулами. От этого его гориллообразная фигура стала еще уродливей. Тату на щеке заблестела, стала как бы выпуклой.

- Какая тут честность, ха-ха-ха! И где ты, свинья, нашел тут спорт? Все решает сила! Помнишь, как у нашего предка Амира Темура: «Вся сила – в справедливости»! Так вот, наша сила – в несправедливости! Точнее, справедливость в несправедливости, ха-ха-ха! – и с этими словами философского смысла он кинулся в атаку. Видимо, не собирался растягивать удовольствие. – Держись, паршивый интернет-писака!

Алексей изогнулся и совершил сальто, чтобы уйти от удара – за диван. В прежние моменты этот прием часто спасал его, но не сейчас. Потому что реакция противника была быстрее, чем можно было на нее отреагировать. Подпрыгнув, прямо в воздухе Нодир нанес удар ногой, и журналист по искривленной дуге отлетел к противоположной стене и сильно ушибся. Через доли секунды капитан переместился и уже стоял над ним, молотя кулаками, как отрабатывают «грушу» профессиональные боксеры-тяжеловесы. Его руки работали подобно поршню – туда-сюда, вверх-вниз, и отбиться или защитить себя было сложно. Каждый удар давался болезненно. Огромный детородный орган, свисавший между ног, качался в такт, больше напоминая хобот разъяренного слона.

Тут Вороновичу удалось перехватить руку вертухая, он вывернул ее и произвел бросок. Это был его излюбленный и всегда безотказный прием айки-до. Капитан упал на пол, и тут же мячиком отскочил и встал в стойку. На его лице сияла улыбка. Попытки сбить его с ног оказались безуспешными. Обнаженный и татуированный бугай легко парировал любую контратаку, даже удар в пах не согнул его в три погибели от боли. Может потом он почувствует, что там у него все всмятку, а сейчас он был разъярен и хотел растерзать журналиста.

- Очень плохо, очень, и какой же ты «Че Гевара»?! – злобно смеялся он, стуча себя в бочкообразную грудь. – Никудышный революционер! И как мужик слабоват! Дерешься как баба! За тобой не пойдут люди, даже такая шваль как «зэки»!

- Точно, милый, он настоящая шлюха! – заорал Ешуа Коскинович, пытаясь вытащить из-под кровати полосатую робу бригадира. – Устрой ему ночь «длинных ножей»! Хватит с ним цацкаться! Он хотел поиметь меня, заступись за свою невесту!

- Я его руками удуши, зачем мне нож! – отвечал «эсэсовец», согнув руку для удара. На локте тотчас вспухла мышца величиной в два футбольных мяча. Тут Алексей сам не ожидая от себя такого решения прыгнул ему под ноги, схватил ладонями за качавшийся пенис - и рванул на себя. Сделал это изо всех сил. Со чмоканьем половой орган оторвался от тела. Брызнула кровь из дыры между ногами. Файзуллазаде, увидев это, истошно завопил, заколотил себя по голове, словно это его лишили детородного органа.

Журналист с омерзением отбросил от себя извивавшийся член – он действительно был похож на хобот. Ахмаджанов с недоумением посмотрел себе вниз, потом поднял взгляд на противника. Боли он не чувствовал из-за действия пи-траквилонзона, и все же он понял, что только что потерял важнейшую часть тела... Хотя в конце двадцать первого века медицина делала чудеса и могла без проблем трансплантировать любую конечность или орган, даже значительно лучший, чем собственный. К примеру, его любовник получил женские груди, а директор Исаев – новую печень. Такая мысль, скорее всего, в тот момент успокоила капитана.

Но только на секунду. Ибо он снова разъярился, ибо оскорбление есть оскорбление, и решил больше не церемониться. Схватив Алексея за шкирку, он нанес мощный удар в челюсть. Этого хватило, чтобы тот отрубился на несколько секунд. Только два других удара привели его в сознание, ибо были болезненными.

- Ты умрешь, сука! – прохрипел Ахмаджанов, не смотря на то, как из рваной раны хлещет кровь. Он уже готов был пробить грудь Вороновичу, чтобы вырвать сердце...

Тут раздался выстрел. Голова капитана разорвалась на части как арбуз, брошенный с большой высоты. Из шеи ударил второй фонтан крови, окрашивая потолок в красный цвет. Тело постояло несколько секунд, потом рухнуло на пол. Руки и ноги задергались в конвульсии, и изображения Ислама Каримова и Амира Темура на мускулах как бы затанцевали друг с другом. Может, со стороны это могло показаться комичным. Но не сейчас и не в такой ситуации.

Алексей успел откатиться в сторону, а потом вскочить. У него все болело, особенно те места, куда были нанесены удары, однако он был готов к борьбе. Оглядевшись, Воронович понял, кто стрелял. Держа пистолет на вытянутых руках, Абутов перевел прицел на новый объект и нажал снова на спуск. Вторая пуля ударила в Ешуа Коскиновича, который пятился назад. Прямо в центре груди образовалась огромная дыра, через которую можно было увидеть экран телевизора, в частности, демонстрируемую гей-сцену. Бакинец засунул руку в эту дыру, как бы не веря, что душа уже упорхнула оттуда, он двигал пальцами, как бы пытаясь ее нащупать и оставить на месте. Потом глаза его закатились, и он рухнул на свою же окровавленную одежду. Одна оторванная грудь закатилась за кровать. Изо рта хлестала пена...

- Мана санга, жалаб![85] – произнес с ненавистью Шерали, опуская пистолет.

- Вы где нашли пистолет, ака? – с удивлением произнес журналист, подходя к нему и осторожно забирая с его рук грозное оружие.

- В кобуре, - ответил тот, указывая на лежащий на тумбочке пластиковую емкость для ношения оружия. К счастью, это был не программируемый пистолет, то есть без системы распознания «хозяин», иначе бы посторонний не смог бы им воспользоваться. Алексей поставил оружие на предохранитель и присмотрелся к нему. Это был полицейский, а не армейский пистолет, то есть для стрельбы на короткие дистанции и с набором патронов для экзекуции. В бой с таким вряд ли бы решился пойти солдат. Но для вертухаев иного и не требовалось.

Воронович поднял глаза на бледного Абутова. Тот смотрел на убитых им людей, потом на свои руки, и не верил, что это сделал он только что. Журналист понимал, что творилось сейчас в душе этого человека.

- Успокойтесь, ака, - положил он руку на плечо бывшего таксиста. – Вы поступили правильно. Вы спасли мне жизнь. И себе тоже. И очистили Вселенную от двух мерзостей.

- Да, конечно, - пробормотал Шерали, вздыхая.

- Откуда вы умеете стрелять?

В помещении ощущался запах рвоты и пота, а также крови. Вентиляция медленно всасывала все это внутрь воздухопроводов.

- В детстве играл в тире, стрелял из электронного пистолета, - пояснил товарищ. – Но никогда в руках не держал настоящего оружия. Я ведь не служил. Из-за плохого здоровья не взяли в армию.

- Видимо, придется научится им владеть, - покачал головой Воронович. – Если придется делать революцию, то без оружия нам не обойтись. Диктатор и его приспешники просто так не отдадут власть.

Сказав это, он подошел к валявшейся на полу одежде капитана и стал ее обыскивать. Комбинезон пах потом и еще-чем-то неприятным. Электронный ключ нашелся в одном из многочисленных карманов. Взяв его, Алексей порылся в шкафу, чтобы найти нечто такое, куда можно спрятать пистолет – для реализации задания в прошлом оружие может понадобиться. Ведь неизвестно, что в прошлом может ожидать. Да и вдруг попадет во времена динозавров, то руками вряд ли отобъешься от кровожадного хищника, каких в мезозойскую эру водилось превеликое множество. Нашелся среди всякого барахла маленький рюкзачок с личными инициалами Ахмаджанова, и внутри него и уместился огромный ствол.

- Все выходим, - произнес Алексей, оглядевшись. – Сенсоры-шпионы внутри жилья этого вертухая наверняка зафиксировали выстрел и сообщили все в Центр мониторинга. И если Кузиеву удалось подавить сигнал, то администрация, может, и не знает о смерти одного из сотрудников и бригадира.

- Точно, Алексей-ака, нам лучше торопиться, - согласился Абутов, переступая через мертвое тело капитана.

Вдвоем они выскочили из помещения и побежали обратно, в цеха и шлюзовой камере. Кузиев продолжал отслеживать их путь, обеспечивая режим «беспрепятственное перемещение». Он умудрялся загружать работой охранников, что те по всякому поводу покидали посты, и поэтому Алексей с Шерали быстро добрались до отсека, где их ожидали друзья. Правда, они чуть было не попались.

Уже покидая сектор «А», увидели приближающихся двух человек. Алексей напрягся, чтобы в случае чего нанести опережающий удар и свалить противника прежде чем тот достанет оружие. Но это был не патруль. Из-за поворота показался вначале охранник, который вел под руку... заместителя министра иностранных дел Камилова. Тому, судя по выражению лица и сгорбленной фигуре, было очень плохо. Он держался за пах. Тут Воронович вспомнил рассказ Абутова, что несколько часов назад обер-маршал сделал внушение нерадивым сотрудникам, в том числе и сопровождающему Международную делегацию. Абдулазиз лишился естества – врач отрезал то, что с гордостью носит любой мужчина, но не выкинул в утилизатор, а отправил на переработку в столовую. Кому-то из заключенных половой орган достался бы в виде мясного фарша. Но долго находится в госпитале незадачливому дипломату не дали, приказали явится на торжественные проводы и попробовать реализовать план одурачивания профессора в полной демократичности летающей тюрьмы до возвращения на Землю.

Камилов тихо стонал – наркоз постепенно отходил, и тупая боль охватывала не только прооперированную часть, но и все тело. Казалось, все внутри прожгло напалмом. В таком состоянии сложно было выполнить наказ Ниязматова, однако замминистра прекрасно понимал, что с ним будет дальше, если не появится в помещении директора Исаева и не предпримет все свои ухищрения, чтобы склонить Ибрагимову на сторону правительства Узбекистана. И все же, ему было так плохо, что он не обратил внимание на двух людей, прижавшихся к стене по недовольному крику сопровождавшего его охранника:

- К стене!

Где-то в памяти дипломата вспыхнуло, что лицо одного из них – огромного и стройного мужчины в запятнатом кровью робе бригадира - он где-то видел, причем совсем недавно, однако острая боль отбросила раздумия на сей счет в сторону. В мозгу пульсировало лишь одно – приказ должен быть исполнен. Что касается вертухая, то ему были по барабану двое заключенных. Так Алексей с Шерали молча проводили взглядом уходивших в сторону дирекции, мысленно скланяя их имена по падежам и родам. Поскольку угроза разоблачения рассеялась, то беглецы продолжили свой путь.

Нужно заметить, что действительно Кузиев сумел отключить сигнал тревоги после выстрелов в жилище капитана, и до сих пор никто из администрации не знал о случившимся. Ровно так же, что на Земле правительство Узбекистана уже посылала яростные запросы о появившейся в СМИ и Intraplanet видеоинформации событий на «Исламе Каримове», которые стали достоянием общественности и внимания правительства и международных структур. Лично Гульнара Исламовна вызывала на связь Эльдара Зуфарова – своего шпиона, чтобы потребовать ясности в происшедшем. Поднимался скандал в ООН на Земле и на других планетах. Сюжеты восстания заключенных и жестокое его подавление вертухаями, а также каждодневные пытки и издевательства на летающей тюрьме транслировали все телевизионные станции солнечной системы, комментаторы передач акцентировали внимание на нарушение всех международных документов и конвенций. Подрывался и без того зыбкий имидж принцессы Каримовой и ее внука - президента Абдугани Исламовича. Газеты и таблоиды задавали вопросы о том, что же делается у орбиты Нептуна и какой ценой достается «гулий»? Неужели в двадцать первом веке фашизм возродился в рамках одной далекой от Земли тюрьме?

Гуманитарные и правозащитные организации ставили вопросы перед правительствами о введении политико-экономических санкций и, может, проведения военных операций по резолюции Совета Безопасности ООН против диктаторского режима в Узбекистане, проведении новых расследований с участием мирового сообщества. О подкупе Международной делегации знали все, и в тоже время восхищались мужеством единственной женщины – Марьям Ибрагимовой; репортеры ее называли «Гражданином Вселенной», как твердой защитницы прав и свобод человека. Узбекские дипломаты вызывались на встречу с министрами иностранных дел различных государств для предоставления объяснений, ибо увиденное уже не являлось частным делом республики. Манифестанты заполняли площади и улицы перед посольствами, а на Луне торговая фирма «Гули» была даже заблокирована. Парламенты Патрикии и Лилатурнии на Венере в рамках своих территорий приняли решение об аресте всех расчетных счетов узбекских государственных учреждений, которые зарегистрированы в местных банках. Практически все страны на Марсе объявили мораторий на дипломатические и экономические отношения с Ташкентом, пока не будет проведено тщательное расследование.

Иначе говоря, каша заварилась у периметра Земли огромная. А на «Исламе Каримове» пока было все спокойно, ибо никто не ведал о там-тарараме – Кузиев успешно блокировал все связи, включая и Всепланетную киберпаутину. В кабинете Исаева шли последние приготовления к прощальному ужину, после чего Международная делегация должна была отправиться домой, везя самые светлые впечатления о тюремной системе Нептуна. Столы накрывались яствами, оркестр репетировал музыку, директор готовился к заключительной речи. Артыкова и Север обсуждали, как им лучше заткнуть рот непримиримой оппозиционерке, коим считали профессора. Акинер писала статью о принципах гуманизма в исправительно-трудовом учреждении у Нептуна, надеясь опубликовать в журнале The Economist. Вот-вот должен был показаться из каюты американский эксперт по узбекской демократии Фредерик Старс, который весь полет беспробудно пьянствовал с путанами и лишь теперь хотел засвидетельствовать свое участие в Международной делегации. Что касается заключенных, то их держали в помещении «Марифат ва манавият», заставляя слушать информационную «бурду», что гнали по телеканалам журналисты Гулом-бачча Мирзаев и Наталья Девлисяпова – последняя вообще извращалась в освещении событий за пределами Узбекистана, в частности, о загнивании Запада продуктами массовой культуры и превращения молодежи в зомби. Мирзаев, негласно прозванный «коллегами» Ташкентским пресс-титутом, энергично пугал опасностью трудовой миграции на Луну и царящейся там политики разнуданности и развязанности, призывал чтить заветы Ислама Каримова и следовать в фарвартере идеологии национальной независимости.

Алексей с товарищем уже стояли у отсека, за люком которого находились их рабочие скафандры. Прибор-дешифратов мигал огоньками, приглашая к действию. Академик немного трясущимися от волнения руками ввел электронный ключ в замок, боясь, что и на этот раз не сработает. К счастью, его опасения не оправдались. Замок щелкнул, и люк отворился. Вспыхнул свет в барабанном отсеке. Скафандры висели в ячейках; со стороны казалось, что это повешены трупы в больших одеяниях – уж такие образы возникали у заключенных в этом страшном учреждении.

- Быстро надеваем, - произнес Ахмедов, оглядываясь, словно опасался чего-то. Ему было тяжело влезть в доспехи, и лишь при помощи Геннадия и Абутова ему это удалось. Щелкнули пазы в гермошлеме и внутренний компьютер включился. Пошла проверка состояния всех систем скафандра: энергия, кислород, топливо для маленьких ракетных двигателей, герметичность, вывод отработанных веществ, наличие питьевой воды и многое другое. Конечно, не все показывало норму, ибо снаряжение безнадежно устарело. Но другого здесь и не было, и никто не собирался модернизировать их. Лишь у охранников были хорошие боевые скафандры. На таком Алексею приходилось один раз воевать на Луне с группой террористов (хотя сейчас он думал, а были ли те люди действительно таковыми? Ведь это Министерство по демократизации назвало их экстремистами, не приведя никаких существенных доказательств), и тогда он убедился, как удобно не только проводить войсковые операции, но и просто работать в жестких космических условиях. Там был полный силовой привод, позволявший поднимать вещи весом в пять тонн, а также груз, включающтий в себя безоткатные орудия на плечах и боекомплект снарядов к ним.

Между тем, Сигизмунд и Алексей тоже быстро натягивали доспехи. Пистолет был вложен в один из емкостей скафандра. Эркин Баратович, увидев оружие, одобрительно крякнул:

- Хорошо, что ты летишь не с голыми руками. Ведь попадешь в тысяча девятьсот сорок четвертый год... В Самарканд... Это не простое время...

- Да, читал, - согласился журналист. – Великая Отечественная война, эвакуация, голод, переполненные поселки, нехватка еды, бдительность и всемогущий НКВД... Не хотелось бы, если честно применять оружие...

- Это нужно! Без этого никак нельзя! Негуманно? – да! И все же... нам следует исправить прошлое, даже путем убийства пацана, - жестко произнес Ахмедов. Жизнь на «Исламе Каримове» ожесточило его сердце, хотя до этого он считался добряком и стеснительным человеком. Однако никто не осуждал его за эти мысли. Девяносто девять и девять процентов заключенных на летающей тюрьме поддержали бы его. – Первый президент Узбекистана, тиран и палач, должен быть убитым еще в детском возрасте! До того, как он пойдет по карьере вверх и достигнет самых значительных политических высот. Из истории мы должны его убрать. Ничто не должно свидетельствовать о существовании того, кто превратит нашу республику в большой концентрационный лагерь!

Алексей кивнул. Да, не известно, сможет ли он пристрелить ребенка, но сделать что-нибудь против Ислама Каримова он постарается. В этот момент квадратный человек ему тихо сказал: «Не беспокойтесь, я постараюсь гипнозом снять все барьеры в вашем мозгу... Ну, не все, естественно. Заодно во время спуска дам полную информацию, как подготовится с жителями середины двадцатого века. Чтобы вы не совсем отличались от них, иначе вам придется только обороняться, а не выполнять свою задачу...»

Через пять минут все были уже одеты. Все пять человек. Абутову подошел скафандр убитого Радика Ли, только он впервые был в подобном одеянии, и чувствовал себя неловко. Конечно, вслух ничего не говорил, лишь пытался разобраться в показаниях приборов. Многие индикаторы для него ничего не значили – он их просто не понимал для чего они предназначены. Впрочем, это было не столь важно.

Теперь оставалось только войти в цех, пройти его и проникнуть в ракетный отсек, где стояли шаттлы. Во время визита Международной делегации все работы были прекращены, в том числе и доставка руды с поверхности Нептуна. Поэтому никого по ту сторону люка они не ожидали. Академик вставил ключ, и ставни разошлись, открывая вход в цех, где они всегда работали. Сразу запищали датчики в скафандрах.

- Что это? – испуганно спросил бывший таксист. Он смотрел на индикаторы, не понимая, о чем они ему говорят. – Тревога?

- Относительная тревога, ука[86], - ответил Эркин Баратович. – Это показатели возросшей радиоактивности. В цеху все излучает, не только сама руда... Стены пропитались тяжелыми изотопами и трансурановыми элементами... Не беспокойтесь, Шералиджон[87], скафандры способны выдержать это излучение...

Это немного разрядило нервы Абутова. Он разглядывал тележки, ручные инструменты, качая головой: чисто мартышкин труд, никакой автоматики... Жуткая эксплуатация. Рабовладельчество, возведенное в космическую степень. Оставшаяся руда еще дымила, искажая видимое пространство, как это делает горячий воздух в пустыне.

- Правда, это все равно не полностью нас спасает, радиация не полезна, мы ведь мутируем, - хмуро добавил Геннадий, сам похожий телом и головой на рыбу. Квадратный и капустный люди были тому также подтверждение. Шерали тихо прочитал молитву, надеясь, что Аллах поддержит его в трудную минуту и не даст оступиться.

Но когда открылась следующая дверь, ведущая в ангары шаттлов, то сердце его ёкнуло. Там они увидели тех, кого никак не ожидали встретить на пути.



Глава 11. Погоня до Эдема Гульнары



Едва двери отъехали, обнажая мрачную площадку с грузовыми шаттлами, как они увидели шестерых охранников в тяжелых боевых скафандрах. Те разом повернулись к вошедшим, видимо, удивленные внезапным визитом, и одного из них Алексей сразу узнал. Это был Гулямов. Тот самый рядовой вертухай, что сопровождал его недавно в кабинет директора Исаева. Видимо, им был дан приказ охранять все отсек и, откуда возможен был побег или нечто неприятное для Международной делегации. Вообще-то экс-судья опасался, что после бунта найдутся еще смельчаки, которые угонят грузовую ракету и поведут ее на таран или на саму летающую тюрьму, или на «Святой Эльяр Ганиев». А ведь ему следовало опасаться совсем иного. Заключенные нанесли ему удар совсем с другого места. Мало кто знал, что два боевых корабля Португалии под флагами ООН Земли направлялись к Нептуну, чтобы арестовать всю администрацию «Ислама Каримова» и предать Гаагскому Трибуналу за преступления перед человечеством. Видеосвидетельств в Intreplanet было достаточно, чтобы прокуроры выписали ордера на задержание узбекских костоломов.

Рядовой Гулямов был злой как собака. Он все никак не мог успокоиться, что из-за какой-то ерунды вся карьера пошла под хвост. Он помнил презрительную усмешку Исаева, холодную ухмылку Светланы Артыковой: ведь для них он уже был персоной, провяленной в помоях. Да, медаль много чего значила, это был шанс вырваться обратно, к той прежней работе. И все же силы «блестяшки» не доставало... А еще был один шанс сделать такое, чтобы о нем заговорили, как о герое, и тогда-то Министерство по демократизации выписало бы ордер на снятие с него обвинений и предоставлении престижной должности. Может, вернули бы в кресло начальника Мирзо-Улугбекского районного отделения...

Ахмедов и его спутники опешили, ибо не ожидали встретить здесь охрану. Обычно ее здесь не было. Вертухаи не очень-то любили сюда захаживать, ибо здесь была высокая радиация, которую излучали и стены, и шаттлы, да и между тюрьмой и открытым космосом была тонкая переборка. И все же лишь приказ начальства вынудил Ахмаджанова распределить основные силы в тех или иных секторах «Ислама Каримова». А Акмаля он специально приставил сюда, в наказание, ибо он непочтительно разговаривал с его возлюбленным Файзуллазаде (бригадир успел нажаловаться капитану). И от этого тот хлестал энергией ненависти, злобы, и рычал на всех, в том числе и на коллег. И тут ему под руку попались заключенные, которые каким-то образом прошли в ракетный ангар. На них стоило хорошо отыграться...

Здесь находилось без движения двадцать шаттлов – все грузовые. Поскольку был дан приказ о приостановке работы, то все транспортники вернулись к месту базирования. Автоматика на них была отключена. Основной корпус предназначался для перемещения руды, небольшая часть приходилась на двигатели с топливом и кабину управления, где могло разместиться три человека. Вообще-то все корабли передвигались с Нептуна на тюрьму и обратно в автоматическом режиме, однако для разных нужд был отсек для людей. И на этих корабля часто приходилось спускаться заключенным, чтобы заменить пришедшее в негодность оборудование – на Нептуне были самые суровые условия, часто летела из строя электроника или механика. Не скроем, туда спускаться никто не любил, ибо шансы вернутся были незначительны. И все же Ахмедов с друзьями не раз совершал визит на твердую поверхность, которая дрейфовала в море жидкости, создавая гравитационные искажения. Сейчас энергия «гулия» шла на убыль, и вот-вот пространственно-временной портал мог закрыться, а сам остров вернуться к ядру планеты. Поэтому Эркин Баратович спешил. И тут такая незадача!

Гулямов поднял руку, приказывая всем остановится. Потом щелкнул затвором автомата и сам медленно подошел к Ахмедову. Через стекло гермошлема он узнал его.

- Ахмедов? Чего надо? Сегодня сюда всем вход закрыт! Вали обратно!

- У нас срочное задание от капитана Ахмаджанова! – вдруг полез вперед Алексей. Ему показалось, что он знает, как выкрутиться из положения.

Вертухай, видимо, был в курсе, что журналист должен находится в пыточной, и неслыханно удивился его появлением. Естественно, подозрение и недоверие вспыхнуло в нем, и Акмаль, наставив оружие на заключенного, спросил:

- А ты что тут делаешь, писака? Разве ты не наказан?

- Он освобожден, признав свои ошибки, - ответил за Вороновича академик. – Лично обер-маршал Абу-Али Ниязматов помиловал его, и отпустил работать. Вот личная карточка Ахмаджанова!

Конечно, имя маршала много что означало, но таков был характер у каждого вертухая – никому не доверять, даже соратникам и коллегам. Не менее минуты Гулямов переваривал информацию в своем куцем мозгу, размышляя, что ему предпринять. И вроде бы не хотелось беспокоить директора или маршала звонком, прося подтвердить слова Эркина Баратовича, - ведь такое позволяется в экстренных ситуациях, а с другой, может, так оно и есть и эти люди высланы специально с заданием? Тут Акмаль вспомнил, что вправе спросить Ахмаджанова.

- Хорошо, но я вначале сделаю запрос капитану, - произнес он.

Алексей кивнул, не обратив внимание на побледневшее лицо академика. Шерали тихо ткнул в бок Резникова, мол, в случае чего придется драться, однако тот сделал успокаивающий жест. Сигизмунд оставался хладнокровным, он был уверен, что все пойдет как надо, ибо читал мысли охранников.

Тем временем Гулямов набрал код Ахмаджанова и стал его вызывать. Само собой разумеется, ответа не последовало. Нодир лежал мертвым на теле своего возлюбленного трансвестита-транссексуала Файзуллазаде. Вся комната была в крови. Прошло три минуты тишины, и это взволновало Акмаля, ибо он не знал, что теперь делать.

Тут Алексей его успокоил:

- Капитан выключил связь, так как беседует с членами Международной делегации. Но можете сделать запрос Зуфарова – он подтвердит данное решение.

Упоминание «всевидящего око» навело рядового на принятие очередного решения.

- А ведь точно, все приказы дублируются в Центре мониторинга, - пробормотал он и стал набирать код связи с Эльдаром. Естественно, ему ответил Кузиев:

- Рядовой Гулямов, приказ Ахмаджанова о направлении группы Ахмедова к Нептуну подтверждаю. Заключенный Воронович получил прощение и обязан подтвердить свою любовь к политике Гульнары и Абдугани Каримовых своим участием в опасном спуске на планету. Необходим срочный ремонт трех агрегатов!

- Есть, - пробурчал Акмаль, пропуская дорогу к шаттлам.

В этот момент Кузиев связался с Алексеем:

- Торопитесь. На Земле полный переполох из-за видеоинформации о нашей тюрьме, как я понял из перехвата сигналов, к «Исламу Каримову» летят военные корабли. Правительство Каримовых пыталось связаться с директором Исаевым, с центром управления кораблем, только я пока блокирую все линии. Однако это долго продолжаться не может...

- Мы поняли...

- Торопитесь...

Тут произошло то, чего потенциально боялись все.

- Ох, блин! – вскричал Ахмед, вскакивая с кресла. Его взгляд был устремлен на видеомониторы, а что там узрел, не внушало оптимизма: к дверям кабинета, где он находился, рвались охранники и солдаты со «Святого Эльяра Ганиева», все вооруженные до зубов, некоторые из них держали автогены для резки металла – в чем их было предназначение долго гадать не пришлось. Они ругались и в ярости били по обшивке: «Люкни оч, ит!»[88]. Встречавшихся по пути заключенных, которые производили уборку коридоров и помещений, расстреливали без всякой жалости. Заодно и обслуживающий персонал – электриков, сантехников, мотористов, потому что они просто мешались под ногами. Только в шлюзовой камере об этом пока не знали – о поднявшейся тревоге.

- Что там? – встревожился Эркин Баратович, услышав угрожающие звуки.

– Кажется, меня разоблачили, в Центр мониторинга люмятся военные! Режут автогенами люк... Как они узнали, что тут посторонний? Впрочем, это уже неважно! Бегите, быстро! Я чем могу, тем помогу вам!

Сквозь наушники группа Ахмедова услышала удары о переборку, хриплое дыхание коллеги, щелканье аппаратуры. Кузиев не знал, что после безуспешных попыток вызвать на разговор Исаева или Зуфарова, дряхлеющая принцесса Гульнара Исламовна решила, что на «Исламе Каримове» очередной бунт, все вертухаи схвачены и приказала связаться с боевым кораблем «Святой Элья Ганиев», который был пристыкован к тюрьме. Естественно, уж эту линию Кузиев никак блокировать не мог, и поэтому ошарашенный Ниязматов, который уже собирался на прощальный ужин, получил последние сведения о событиях в Солнечной системе. «Абу-Али, повесь за яйца этого истукана-идиота Исаева! Четвертуй всех муда...в! Они все – изменники!» - орала в бешенстве женщина. Ведь из-за тупости администрации был поставлен на кон существование ее семьи и всего политического режима. Где-то в глубинах космоса, за миллиарды километров решалась судьба президента на Земле, и это в большей степени бесило дочь «Человека, определившего эпоху».

Принцесса решила, что в тюрьме заговор, и возможно, к нему причастен сам Закир Исаев и его команда, пожелавших захватить власть путем слива информации в Intreplanet. А может, ниточки ведут в Ташкент, где тоже есть недовольные среди чиновников и военных, и кто знает, вдруг это часть большого плана, разработанного в недрах революционного движения «Свободный Узбекистан». Тогда следует произвести чистку. По ее приказу главный палач – министр по демократизации и свободе Рашиджан Кадыров запустил механизм всеобщего террора. То, что было на Земле и Луне, не станем рассказывать, лишь заметим, что многим пришлось несладко. В считанные часы произошли повальные аресты всех тех, кого подозревали в нелояльности действующему правительству – независимых журналистов, диссидентов, оппозиционеров из незарегистрированных движений и партий, некоторых бизнесменов, а также религиозных деятелей, причем тех, кто выражал громко возмущение, расстреливали на месте. Заодно валили и их семью, никого не жалели. Согласно предписанию Министерства, все сопротивляющиеся автоматически приравнивались к террористам, к которым не применяются законные методы задержания.

В свою очередь обер-маршал начал такие же действия в космосе – искать следы заговора. Его следовало пресечь жестко, сурово и без промедления. Поэтому дал приказ своим штурмовикам начать атаку. Сто десантников-головорезов, находившихся на борту и сопровождавших Международную делегацию, обрадовались возможности немного размяться – долгие месяцы полетов им наскучили, а им хотелось адреналина, действий, желательно с применением силы. Опыт убивать необходимо было поддерживать очередной практикой, и приказ Абу-Али Ниязматова все восприняли с восторгом. Особенно, когда было указано, не жалеть даже вертухаев, если те окажут сопротивления. Что-что, а военные недолюбливали охранников, и поэтому даже в обычные дни искали повода для кулачной стычки, чаще всего это происходило в кафе и ресторанах – в нейтральных зонах, например, на Луне или Венере.

Вначале обер-маршал хотел найти того, кто запустил компрометирующие видеоматериалы во Всепланетную киберпаутину, а после короткого расследования – уничтожить всю тюрьму. Для этого у «Святого Эльяра Ганиева» была ядерная торпеда, и ее мощности хватило бы превратить массу в миллион тонн в молекулы. Именно этого и требовала Гульнара Исламовна, которой не хотелось, чтобы ее личный корабль-тюрьма достался ООН, и все скрытое там стало явным для мирового сообщества. Понятное дело, тогда подтвердится геноцид, который творился тут десятилетиями. Уж лучше пожертвовать «Исламом Каримовым», который, кстати, давно окупился, чем потерять все, что нажито почти за сотню лет большой семьей первого диктатора. Что касается жизни заключенных, обслуживающего персонала и команды охранников, то это никак не волновало старую принцессу. На человеческие жизни ей было давно наплевать, особенно тех, кто считался врагом политического режима. В случае чего можно было списать гибель «Ислама Каримова» на столкновение со спутником, например, Тритоном или Нереидой – это же космос, всякое тут бывает. И тогда военным ничего бы не досталось, доказательств нет, и обвинений против главы государства и его семьи невозможно было бы выдвинуть. А что касается видео на Intreplanet, так это всегда легко спихнуть на монтаж врагов узбекской модели развития.

Штурмовики стали захватывать основные центры тюрьмы. Сопротивления со стороны вертухаев не встретили, те сразу сдавались, подняв руки и сложив оружие. Да только это не спасло нескольких, которых все равно пристрелили – ради того, чтобы не хранить бестолку патроны в обоймах. Поводом было: не так посмотрел, не так повернулся, сделал подозрительное движение. Привыкшие убивать заключенных, надзиратели не могли противостоять военным. Даже спецназ тюрьмы не рискнул вступить в схватку, не смотря на то, что все-таки был подготовлен к подобному.

Сам обер-маршал в ярости влетел в кабинет Исаева. Тут все было готово к вечернему приему: столы накрыты, тихо повторял некоторые сюиты камерный оркестр, официанты стояли в шеренгу с напряженными лицами. По помещению распространялись дразнящие ноздри ароматы восточных, марсианских и латиноамериканских блюд. Не хватало только гостей – до их прихода осталось десять минут. Скорее всего, все они прихорашивались, ибо имели превосходное настроение за счет тех подарков, которыми расщедрился Узбекистан. Лишь у стола директора стояли собственной персоной экс-судья и сенатор Артыкова. Та уже была в вечернем платье и большим декольте. На ее пальцах сверкали платиновые кольца с бриллиантами и сапфирами, на груди висел «гулий», излучая свет небывалой красоты. Да, такой камешек действительно тянул на десяток миллионов «кварков». Подкрашенные глаза и губы придавали Светлане хищнический вид, такой, какой бывает у голодного крокодила. Впрочем, по характеру она действительно мало чем отличалась от той рептилии.

- Всем стоять! – заорал Абу-Али, выхватывая из-за пояса пистолет. Стрелять в воздух не стал, понимая, что пуля легко продырявит корпус, а сейчас создавать опасные условия, прежде всего, для себя он не собирался. – Предатели и изменники! Всех повешу и расстреляю, мерзавцы! Вот что вы тут задумали! Свергнуть Абдугани Исламовича и его священную бабушку принцессу Гульнару?

Крики произвели эффект разорвавшейся бомбы. Официанты попадали на пол, а оркестр побросал инструменты и поднял руки. Артыкова была в полном недоумении и случайно, может, в порыве страха выплеснула на платье красное вино. Исаев же стал икать, когда ствол уткнулся ему в прооперированную область.

- Тебя, гад, снабдили печенью вместо той, что ты угробил алкоголем! – вопил Ниязматов, крутя пистолетом, как бормашиной, словно хотел проткнуть насквозь человека. – Но ты отблагодарил страну, предав ее! Так я тебе эту печень наружу выну!

У директора лицо стало белее мела. Губы задрожали. Штаны стали мокрыми, и между ботинок показалась желтая лужа, в нос ударил острый запах мочи. Стоявшие позади начальника штурмовики загоготали, им нравилось, какого страху навел тут Ниязматов.

- Я... йа... не... не... п-понимаю, - с трудом произнес он, чувствуя, что сознание вот-вот покинет его тело. – Я... люблю... Гульнару Каримову... она мой кумир и хозяй... ка!..

- Ага, и для этого ты распространил по Intreplanet все, что произошло на борту за последние десятилетия?! Ты так отблагодарил нашу принцессу, нашу святую, дочь самого святого человека на Земле? – продолжал выплескивать негативную энергию обер-маршал. – Да за это я тебя четвертую. О чем ты сейчас шептался с этой стервой? – и он указал пистолетом в сторону сенатора. – Обговаривали детали заговора? Так? Говори, мерзавец, а то распылю на молекулы! Ты, скорее всего, подпольщик из бандитского «Свободного Узбекистана», не так ли?

- М-мы... говор-ри-ли... как об-разуми-ть... профес-сора Ибра-гимо-ву... – заикаясь, произнес Закир. Он ничего не понимал, но чувствовал, что заварилась какая- то каша на борту корабля. Просто так обер-маршал угрожать не станет, особенно, когда здесь находится Международная делегация.

Однако тот не думал брать на веру все и орал:

- Врешь, скотина! Ты с этой шалавой, этой жалаб обговаривал план захвата моего боевого корабля при помощи заключенных! Ты организовал тут заговор!

- Я требую прекратить этот спектакль! – очнувшись от шока, твердым голосом произнесла Артыкова. – Я сейчас свяжусь лично с Гульнарой Исламовной и она поставит тебя, мужлан, на место! Не забывай, кто я такая!

Сенатор в государственной иерархии была равной обер-маршалу. И по характеру и ментальности они друг друга стоили. Только у того оказался большой аргумент – пистолет, чем Ниязматов и воспользовался. Он не стал спорить, а просто выстрелил в женщину, даже не повернув в ее сторону голову, лишь протянул влево руку с оружием. Пуля раскроила череп, но на удивление всех вместо крови оттуда брызнула синяя жидкость – охладитель, который применялся для поддержания определенной температуры некоторых имплантированных в человека биологических структур, взятых из представителей животного мира. Когда Артыкова грохнулась на пол, то все увидели раздробленный мозг, одна третья которого состояла из мозга крокодила. Это было модно – вживлять в себя чужеродные органы, от этого человек становился иным, например, или сильным, или жестоким. Для Светланы важно было то, что хищническая порода древней рептилии позволяла ей быть жестокой, хладнокровной, беспощадной и равнодушной к чужой жизни. Она жаждала только крови и жертвы. Поэтому быстро была отмечена властью и сделала стремительный взлет в своей карьере. Впрочем, такая практика имплантации являлась повсеместной, к примеру, сам министр по демократии Рашиджан Кадыров практически на девяносто процентов заменил мозг на акулий, и поэтому в жестокости превзошел многих фашистских отморозков Второй мировой войны. И чем больше погрязали они в крови, тем сильнее любили президента и его семью, тоже обагренных по локоть. Ибо только Каримовы могли гарантировать им благодатную жизнь, часть из которой была охота на людей под прикрытием законов и инструкций. С другой стороны, стало ясно, почему Артыкова всегда налегала на сырое мясо – это был инстинкт крокодила. Кстати, сам министр часто убивал недовольных, а потом поедал их печень, сердце и половые органы.

Увидев мертвого сенатора, Исаев понял, что его жизнь висит на волоске и убить его Ниязматову запросто, причем, наверное, даже хочется. Спасая себя, экс-судья бухнулся на колени, пополз к обер-маршалу, вцепился в штанины, умоляя помиловать:

- Господин Ниязматов, пощадите меня! Я нив чем не виноват! Я старался сделать все, чтобы выполнить приказ Гульнары Каримовой!

- Но почему ты плохо выполнил? Как видео попало в Intreplanet?

Это был вопрос, на который ответить оказалось сложно. Исаев долго шевелил извилинами, прежде чем выдавил из себя:

- Все видео подконтрольно Центру мониторинга, там вообще весь корабль под контролем, практически это дублер-Центр управления полетом. Там работает Эльдар Зуфаров... Но он – человек Каримовой, все докладывает ей...

- Значит, он – предатель или шпион США или России! – прорычал обер-маршал и, обернувшись к штурмовикам, приказал: - Быстро в Центр мониторинга и доставить сюда этого негодяя Зуфарова! Будет сопротивляться – расстрелять!

Майор, командовавший головорезами, кивнул пятерым, стоявшим позади него. Те бросились исполнять приказ. Центр находился рядом, поэтому тратить время на дорогу не пришлось. Пока военные ломились в помещение, где находился Ахмед Кузиев, в кабинете директора продолжалась беседа между Ниязматовым и Исаевым. Что касается остальных, то официанты продолжали лежать, упершись лицом в пол, а музыканты стоять с поднятыми руками; дирижер пошевелился, так как устал в такой позиции находится - и тот час получил пулю в люб от штурмовика, который охранял начальника – ему показалось подозрительным движение этого человека. Вообще стрелять по неподвижной и передвигающейся целям для них было сплошным наслаждением. Остальные окаменели, боясь даже дышать.

- Я даю двадцать минут, чтобы все выяснить, потом перевешаю всю администрацию и уничтожу тюрьму! Лишь те, кто проявит содействие следствию и правосудию, получит возможность отбыть на Землю на моем корабле, - заявил обер-маршал, думая, кого бы подстрелить. – Говорю сразу: у меня приказ разнести в пух и прах тюрьму, чтобы сюда не смогли добраться вояки из космолетов ООН, летящие к Нептуну!

Исаев схватился за эту надежду, как утопающий за соломинку:

- Я... я всячески буду помогать следствию! Ведь в прошлом я судья и знаю, как нужно бороться с преступниками!

Эти слова не произвели впечатления на Ниязматова. Он пнул его ногой, типа, пошел вон. Тогда Закир стал целовать его ботинки, при этом говоря:

- Я исправлюсь! Позвольте мне, дорогой обер-маршал... хазрат оилари[89], доказать свою честность... свою преданность и любовь к правительству, нашему министру и вам лично... Я не виноват ни в чем. Меня подставили!

- Кто?!!

- Н-не-знаю... За безопасность на «Исламе Каримове» отвечает капитан Ахмаджанов... Он следит, чтобы не было бунтов и заговоров, для этого получил все полномочия!.. Таковы инструкции Министерства по демократии.

- Где эта тварь? Разжалую в рядовые этого педофила! – кипятился обер-маршал, подбегая к мертвому телу сенатора и в ярости пиная его, словно вся вина была на Артыковой. Он понимал, что за все происшедшее здесь косвенно ответственен сам, ибо Гульнара Каримова приказала сделать все, чтобы не было проблем. А они, как назло, появились именно в момент его нахождения на борту этого паршивого космического судна. – Небось, арок ичияпти, жалаб![90] Или трахает проститутку!

- Н-наверное он у себя, - промямлил Исаев, смотря, как расправляется с трупом командир «Святого Эльяра Ганиева». – Сейчас короткий перерыв... отдых...

Последовал новый приказ:

- Быстро в отсек Ахмаджанова! Доставить сюда, я его за яйца повешу, мерзавца! Отдыхает, гаденыш, а тут такие дела творятся!

Майор махнул рукой еще троим. Штурмовики не стали испытывать терпение начальника и быстро побежали в сектор «А», где проживал Нодир. Топот их тяжелых ботинок был слышен даже в кабинете директора.

- Так что ты думаешь? – грозно вопрошал Ниязматов, подходя к Исаеву. Тот опять упал на колени и стал целовать его ноги. Естественно, тому это нравилось. Он вообще любил, когда люди унижаются, прося оставить им жизнь. Только это не спасало тех от смерти. Все равно их убивали, причем с особой жестокостью. Ниязматов обычно резал им горло, а потом уши – в качестве сувениров. У него дома была большая коллекция ушей тех, кого он лично наказал.

И тут в голове Исаева что-то вспыхнуло. Почему-то он взял верное направление:

- Я подозреваю одного человека в этом. Только он мог сделать такую подлость!

- Кто?!! Кто посмел?!

- Господин Ниязматов, вы знаете его... «Че Гевара»!

- Кто-кто?

Экс-судья пояснил:

- Это журналист Алексей Воронович. Только этот человек способен поднять людей на бунт, на неподчинение... И только он мог придумать отправить компромат в Intreplanet.

- Так это он в прошлый раз совершил бунт?

Исаев соврал, не моргнув глазом:

- Так точно, господин обер-маршал! Он! Я подозревал о его связях с подпольем, в частности, с боевым крылом этой мерзкой организации «Свободный Узбекистан»!

- Так почему не сожгли его в крематории? Живым не прополоскали в серной кислоте? Почему он жив до сих пор?

И тут ушлый Исаев отвертелся:

- Приказ Гульнары Исламовны, акамилло, не трогать его... Я не смел перечить ей...

Упоминание принцессы немного остудило Ниязматова: идти против Гульнары Исламовны ему тоже не хотелось. Раз уж она приказала сохранить жизнь этому журналисту, то на то были какие-то причины.

- Где он сейчас?

- «Че Гевара»? В пыточной. Ахмаджанов уложил его в саркофаг!

Ниязматов не стал спрашивать, как находящийся в замкнутом пространстве, в неподвижности человек может организовать мятеж на борту, ибо его это мало волновало. Он никогда не искал правду или первопричину – не его масштаб деятельности. Для него важным было найти «козла отпущения» - и плевать, что им может стать журналюга, или эти – Исаев, Артыкова, Ахмаджанов и прочие. Главное, показать, что выше него здесь никого нет, и только он является судьбоносным человеком. К тому же, свалив вину на любого, он мог получить знаки внимания и благодарности от главы государства. И второго бунта обер-маршал не желал допускать. Поэтому приказал в третий раз:

- А теперь за этим Вороновичем! Быстро его сюда доставить... Живым... или – хрен с ним! – мертвым!..

Майор тут решил, что следует самому отправиться за этим негодяем. О журналисте он знал многое, ибо когда-то вместе с ним участвовал в боевых вылазках. На что способен Алексей видел сам – это вам не беззащитные старики и женщины. Это - спецназовец, с которым справиться может только более сильный и ловкий противник, к коим относил майор и себя. А вообще ему хотелось померится силой с человеком, ставшим популярным после операции на Луне, хотя сам майор уже сталкивался с Вороновичем раньше, еще на Марсе. Никто не знал, почему командир штурмовиков считал Алексея личным врагом, однако о причине тот умалчивал. С одной стороны, это была черная зависть к его боевой славе, а с другой – проигрыш одного боя, имевшего место в Согдиане, марсианском городе!

Охранять обер-маршала остались семь штурмовиков. Один из них пристрелил скрипачку, которая имела несчастье чихнуть. Чихать при начальстве – это демонстративное проявление неуважения, а значит, преступление, за что следует карать. Официанты еще сильнее вжались к полу, мысленно читая молитвы. Исаев замер в поклоне, не смея ничего сказать.

В этот момент в помещение вошли некоторые члены Международной делегации. Они в недоумении рассматривали, что здесь происходит. Увидев мертвую Артыкову, Абдулазиз Камилов, который итак чувствовал себя плохо, потерял сознание и грохнулся у порога. Ниязматов только улыбнулся, удовлетворенный такой реакцией замминистра. Вообще у него возникла даже мысль имплантировать оленьи или бараньи рога этому дипломату, чтобы тот ходил как настоящий дурак. Естественно, тот не посмел бы заикнуться против, как и не сопротивлялся, когда кастрировали. Академик Абдуллаев задрожал, и бубенчики на колпаке зазвенели. По дороге сюда он всем пытался рассказать, как боролся с так называемыми «обиженными» - теми, кто выступал против режима Каримовых. От увиденного проглотил язык и не мог никак остановить звон со своей головы.

Звуки раздражали Ниязматова и он, даже не прицеливаясь, выстрелил второй раз. Пуля разорвала в клочья грудь любителя монархического строя. Брызнувшая кровь оросила рядом стоявших Лонскую и Север. Те взвизгнули, и резкая, бьющая по барабанным перепонкам, очередь из автомата штурмовика уложила и их. Обер-маршал кивнул: уже было неважно, что скажут эти женщины мировому сообществу, все равно от них пользы, как мертвому припарка. Уж пусть погибнут вместе с тюрьмой. Все можно будет списать на катастрофу. Американский эксперт Фредерик Старс, который до этого отлеживался на фрегате по причине алкогольной интоксикации, впервые появился здесь и был вне курсе последних событий. И его на крайний случай тоже уложили выстрелами в голову и грудь – сейчас он ничем не мог помочь в сфере демократии.

Марьям Ибрагимову спасло то, что она услышала выстрелы и топот штурмовиков, и поняла, что лучше не выходить из отсека. Ширин Акинер в это время плескалась в ванной и распевала пошлые песни; ее тело было исписано тату, только не рисунками, а стихами о великом Исламе Каримове. Это на виду других вела себя степенно и аристократично, а в действительности была человеком с самыми низменными инстинктами. Поэтому судьба к ним оказалась благосклонной. Остальные же члены делегации – еще пятеро, малозначимые лица, стояли как вкопанные, понимая, что сейчас они вообще никто тут, рыпаться и качать права не следует.

Тем временем пришли первые сообщения от групп штурмовиков:

- Господин обер-маршал, нашли мертвого Ахмаджанова с каким-то транссексуалом, тоже мертвым. Убиты из штатного оружия, - говоривший в это время лихорадочно прятал в карман украденный со стеллажа орден «Владимира Мамо», чтобы потом повесить на свою грудь. Любой убийца мечтал носить такой знак отличия.

- Господин обер-маршал, мы в пыточной. Здесь никого нет. Саркофаг вскрыт, заключенный Воронович отсутствует! – по голосу майора чувствовалось, что он сильно обозлен, ибо не получил возможности поиздеваться над противником.

- А-а-а, вот кто все это натворил! – заорал Ниязматов. Теперь ему стало все ясно. И Исаев был прав, указав на виновника. – Что там с Центром мониторинга? Там, может, находится этот журналюга! Чего там копошитесь, бестолочи?!

- Мы почти открыли люк! – ответил третий штурмовик по линии внутренней связи.

В этот момент Кузиев, увидев, что остались секунды до того, как в отсек ворвутся штурмовики, крикнул в микрофон, посылая сообщение товарищам:

- Друзья, торопитесь! Ниязматов решил торпедировать тюрьму. Жизнь ста тысяч заключенных в опасности! Прощайте, мне осталось жить несколько секунд.

Эти слова услышали только Воронович и рядом стоявшие с ним коллеги – сигнал был персональный. Гулямов и прочие из охраны пока ничего не подозревали. Они смотрели, как заключенные входят в шаттл и запускают бортовую систему. Ответить Алексей не мог, так как тогда это услышали бы вертухаи. Зато они услышали, как с грохотом упал разрезанный люк, в Центр вторглись штурмовики, затем крик человека-рептилии:

- Получай, гад!

Это Кузиев размахнулся топором и ударил по первому военному. Тот был облачен в бронедоспехи и шанс поразить таким примитивным оружием, вообще-то, незначительный. Однако штурмовик оказался без перчатки и держал пистолет на вытянутой руке. Именно по кисти и прошелся тяжелым лезвием бывший инженер-атомщик. Этого хватило, чтобы ее снести. Головорез истошно завопил, стараясь прикрыть культю. А тем временем второй пристрелил Ахмеда. Потом стал осматриваться, подбежал к пультам, отключил видео-телетрансляцию на Землю и другие планеты. Третий обнаружил под креслом мертвого Зуфарова.

- Господин обер-маршал, эксперт Зуфаров мертв. Его убили эти бунтари! А в Intreplanet скинул информацию заключенный-мутант, которого уложил я! Его личный номер двести соро...

- Плевать мне на его номер! Убили его – и то хорошо! Лучше скажите, где этот гад – Воронович! Найдите мне его! Срочно! Иначе со всех вас шкуру спущу!

Штурмовик стал лихорадочно смотреть на сотни телеэкранов, расположенных в помещении. Везде были движения, тысячи человек, и среди них найти журналиста было делом непростым. К тому же он никогда не видел его и не знал, как выглядит. Только Эльдар обладал феноменальной памятью и знал пофамильно и в лицо всех находящихся на борту «Ислама Каримова». Однако этот вездесущий и всевидящий эксперт уже ничем не мог помочь.

- Я не могу найти его, - со страхом проговорил штурмовик, чувствуя, как пот заливает затылок. – Тут их десятки тысяч, как мне разглядеть журналиста?

Ниязматов вскипел, но тут Исаев услужливо подсказал, целуя смачно ботинок обер-маршала:

- Акамилло, разрешите сказать...

- Говори!

- Можно просканировать тюрьму. Ведь у каждого заключенного имплантирован микрочип, и сканер обнаружит человека, где бы он не находился...

- Верно, а у тебя, ахмок[91], голова иногда работает, - хмыкнул обер-маршал. – Ты слушал? – вопрос уже адресовался штурмовику, находившемуся в Центре мониторинга. Тот пробормотал:

- Хоп булади! Сейчас начну сканировать, - и он поиграл немного на клавиатуре. Электронная система начала поиск: включались в видеокамерах специальные устройства, которые посылали сигнал вокруг и получали отражение с информацией со всех датчиков, которые были в руках заключенных. Прошло больше минуты, и только потом появилась надпись: «Заключенный Алексей Воронович не обнаружен». Об этом было сообщено высокому начальству.

- Как не обнаружен! – заорал разъяренный Абу-Али. – Куда он делся?

- Н-не... знаю, - трясясь от страха говорил штурмовик. – Но нет его сигнала. Значит, нет на борту корабля.

- Как это может быть? – тут повернулся к Исаеву обер-маршал. – У тебя есть закрытые от слежки места?

Директор тюрьмы испуганно помотал головой. И вдруг он понял:

- Сигнал не отражается, если человек в скафандре!

- Так он в скафандре? – подкралось подозрение у Ниязматова. – Зачем? Он хочет выйти в космос? Сбежать? Или чтобы подорвать мой крейсер?.. Где обычно хранятся скафандры?

- В рабочих отсеках, это для тех, кто работает с утилизацией рудных отходов... Там высокая радиация и без скафандра люди не протянут и минуты. И для спуска на остров Эдем Гульнары, если необходимо произвести ремонт оборудования на поверхности планеты.

- Покажите мне это место! – приказал обер-маршал. Исаев подбежал к столу, выдвинул пульт и отбил команду. В середине комнаты вспыхнуло голографическое изображение цеха. Оно было пустым. Только рабочие инструменты и застывшая руда. Никакого движения, ни одного человека. Даже лампы не мигали.

Обер-маршал взвизгнул в гневе:

- Его здесь нет!.. Что дальше за цехом?

- Шлюзовые ангары с шаттлами. Это корабли для автоматической транспортировки руды с Нептуна и вывоза отходов...

- Так он, значит, там находится! Быстро покажите мне этот ангар!

Исаев переключил следующее помещение. И сразу все увидели шестерых охранников в скафандрах, которые смотрели, как пятеро лезут в трехместный шаттл. В рабочих скафандрах это сделать было не просто, ибо места в отсеке пилотирования оказалось мало. Если и поместились бы, то штабелями, как дрова. Впрочем, ракету вел робот, поэтому особой нужды в человеческом управлении не имелось.

- Я же запретил кому-либо покидать тюрьму, пока Международная комиссия здесь! – сердито произнес обер-маршал. – Кто эти люди?

- Это охрана... Среди них рядовой Гулямов, который недавно был награжден... А кто другие – не знаю...

- Рядовой Гулямов! – заорал, склонившись, в микрофон Ниязматов.

Услышав по радио крик обер-маршала Акмаль вздрогнул и встал в струнку. Его коллеги тоже замерли. Не отреагировать – это значить поставить на себе крест.

- Так точно, господин обер-маршал!

- Почему идет погрузка на грузовой шаттл? Кто дал разрешение? Кто это за люди?

- Это группа академика Ахмедова. У них персональная карточка Ахмаджанова. Капитан разрешил им спуститься на Нептун...

- Капитан мертв, идиот! Карточка его похищена! Эти люди – мятежники! Есть среди них Воронович?

- Есть... – растерялся тот.

- Немедленно арестовать их! – приказал Ниязматов.

На подобные приказы вертухаи реагировали всегда молниеносно – это выработано до автоматизма. Но и Алексей, который собирался входить последним в пилотскую кабину, тоже оказался готовым к подобной ситуации. Правда, сражаться на кулаках в тяжелых скафандрах очень и очень не просто. И противостояли ему охранники в боевых снаряжениях, где много всякой гидравлики и электромускульных устройств, благодаря которым не ощущалась масса скафандра и можно осуществлять быстрые движения. И все же... Опыта у журналиста не занимать.

Воронович подпрыгнул и ногами ударил на поднимавшего автомат Акмаля. Тот не удержал равновесие, свалился на стоявших позади него двух надзирателей, при этом издав хриплый выкрик: «Вай, жалаб!». Образовалась куча-мала барахтавшихся тел, пока те пытались разобраться, где что, и встать, отчаянно матерясь, заключенные получили время для бегства. Однако не следует забывать, вертухаев в ангаре находилось больше - трое других сразу приняли позицию к атаке, и шансы против них у группы Ахмедова равнялись нулю. Уж с хорошо вооруженными людьми воевать трудно. Алексей понимал, что нужно было выкручиваться из этой ситуации, действовать на опережение. Поэтому выхватил пистолет, который взял у Ахмаджанова, быстро перевел его в режим выстрелов патронами кумулятивного действия. Конечно, пробить боевой скафандр невозможно, но ведь и у скафандра есть уязвимые места. В частности, эти олухи не спустили на стекло гермошлема броневые щитки, и именно в их лица журналист произвел выстрелы.

Бах! Бах! Бах! – пули продырявили стекла и разнесли внутри шлемов на куски головы. Охранники повалились на пол, придавив поднимавшихся. Опять их недовольные возгласы и кряхтения.

- Бежим! – крикнул журналист. Ясное дело, бежать можно было только на шаттле. Но как всем разместиться? Тут Ахмедов принял решение:

- В пилотской кабине останутся я, Алексей и Сигизмунд, остальные – в грузовой отсек ракеты, закрепитесь там как-нибудь! Быстро!

Резников и Абутов открыли другой люк и влетели внутрь. Там, конечно, не было ничего для удобства, ибо здесь перевозили руду, и все же они придумали один способ как здесь остаться - включили магниты в своих скафандрах, сцепившись с обшивкой. В случае турбулентности в атмосфере Нептуна или резких движений шаттла, люди удерживались бы от ушибов. Алексей, в свою очередь, прыгнул на место пилота, Эркин Баратович и Арсеньев сели рядом. Личной карточкой Ахмаджанова была запущена бортовая система. Требовалось до пяти минут для готовности к старту, но этих минут у заключенных не было. Не давая прогреться системе, журналист двумя щелчками штекеров переключил автоматику на ручное управление и сразу дал по газам.

Из дюз ударило пламя. Оно было настолько сильным, что раскидало оставшихся вертухаев по всему ангару, как ветер носит по воздуху осенние листья. Сам же корабль пока стоял на месте, удерживаясь кронштейнами. Отлетая в противоположную сторону, Гулямов открыл огонь: очередь продырявила ряд шаттлов, и задела стартующий. Электроника сразу отреагировала отчаянными сигналами на индикаторах и лампочках. Еще немного, и шаттл превратиться в решето, на котором невозможно летать. Но это было еще не все.

- Впереди закрытый шлюз! – сказал побледневший Ахмедов, указывая на преграждающий им путь огромный люк ангара. Обычно он был открыт, поскольку корабли прибывали с рудой и убывали с отработанными материалами. Но сейчас его закрыли по приказу начальства. – Что делать? Открыть можно только с центрального поста тюрьмы или с Центра мониторинга...

На принятие решения у Вороновича ушло меньше секунды:

- Протараним! Здесь корпус тонкий, шаттл пробьет металл!

- Но...

- У нас нет иного выхода!.. Ребята, держитесь! – крикнул Алексей и ударил по рычагам. Слегка прогретые ракетные двигатели взревели на полную мощь, кронштейны втянулись внутрь, и прямо с места шаттл взял взлет. Охранники закружились по ангару как снежинки поднятые ветром.

Заключенные схватились за поручни, потому что шаттл врезался в люк. Ба-а-ам! – ракета содрогнулась. «Ислам Каримов», не смотря на свою огромную массу, все же вздрогнул. Алексей был прав, броня была не столь толстой, и все равно она всего лишь согнулась. Зато был получен другой результат: от удара люк слетел с петель, вместе с ним разреженный воздух. И затем – сам шаттл, начинающий новый разгон.

Естественно, в результате столкновения нос корабля был смещен в гармошку, но пилотскую кабину задело мало. Часть приборов, в том числе рули, вышли из строя. Автоматика не могла управлять в таких обстоятельствах, и пилотирование взял на себя журналист. Скажем сразу, он не считал себя хорошим пилотом, ибо немного часов налетал на космических кораблях, ведь в армии служил в спецназе, а там совсем другие задачи и средства передвижения и вооружения. И все же управлять поврежденным судном вряд ли кто отважился даже из профессионалов. Ему же выбирать не приходилось. «Главное, посади на нас на поверхность, а обратно уж не столь важно!» - крикнул в ухо Эркин Баратович. Если изменится история, то, может, не будет и их здесь...

Шаттл летел к Нептуну. Воронович ориентировался уже по Большому темному пятну, который действительно становился меньше. Это волновало академика, считающего, что с уменьшением энергии портал закрывается, и тогда путешествие во времени откладывается на неопределенное время.

Тем временем Гулямов, рыча как раненный тигр, влез в другой шаттл. Вместе с ним двое вертухаев. Однако этот шаттл был поврежден в результате прямого попадания автоматной очереди. Приборы не включались, индикатор сообщал, что с такими пробоинами и раскуроченными силовыми установками судно не сможет взлететь. От злости один из охранников выстрелил в пульт управления. Осколки разлетелись во все стороны.

- В третью! – приказал рядовой, выскакивая наружу. К их счастью, ангар был полон другими шаттлами. На этот раз они сели в неповрежденную машину. Акмаль в прошлом неплохо водил милицейские ракетопланы, особенно, когда нужно было бомбить поселки с митингующим населением, и даже этот грузовой корабль в его руках мог стать грозным оружием. Он тоже не прогрел двигатели, и дал старт, вылетая из «Ислама Каримова» как пробка под давлением газов из бутылки. То, что шаттл потом можно списать в утиль, его уже не волновало – сейчас было важнее исполнить долг, а цель всегда оправдывает средства.

Все это было видно тем, кто находился в кабинете директора. Чувства ярости и гнева переполняли душу Ниязматова, который видел полный непрофессионализм вертухаев, стоивший некоторым из них жизни. Он разрядил накопившуюся энергию тем, что расстрелял оставшуюся часть оркестра; особенно долго целился в юркую саксафонистку, которая пыталась спрятаться среди других, однако все же не избежала трех пуль в живот и голову. Заодно присоединил к сообществу мертвых и замминистра Камилова, что очнулся, бессмысленно вертел головой и начал громко завывать, словно превратился в волка – видимо совсем тронулся умом. Пуля разорвала ему живот, и кишки разлетелись по помещению. Исаев тоже кричал от страха, понимая, что следующим станет он. Но его обер-маршал пощадил, и не потому что хотел проявить милосердие, а лишь из-за того, что сейчас этот экс-судья был нужен. Ведь расследование не завершено, необходимо все запротоколировать и передать документы Гульнаре Исламовне. Ну а после можно и его отправить к праотцам - таких персон не жалко!

- Быстро всех в ангар грузовых шаттлов! – орал Абу-Али, топая ногами и брызгая слюной. – Всем штурмовикам!.. Стоп, нет, отставить!.. Майор, где ты, сволочь?

- Я здесь, ваше превосходительство! – появился в помещении командир штурмовиков. Он был бледен, ибо понимал, что в яростные минуты обер-маршал никого не щадит, и может попасться каждому, кто рядом – такое уже бывало во время полета к Нептуну.

Последовал жесткий приказ:

- Быстро ступай в отсек «Святого Эльяра Ганиева», где боевые ракетопланы. Догони беглецов и верни обратно. А можешь уничтожить, на хрен они нам нужны! Как говорил великий Сталин: нет человека – нет проблемы! Не жалей снарядов на этих сволочей!

Ниязматов с детства отличался жестокостью. Еще будучи подростком он мучил домашних животных, например, вешал собак и кошек на деревьях и смеялся, смотря на их предсмертные агонии; но больше всего любил устраивать «му-му-хлопушки» - это когда к брюху коровы привязывал динамит и взрывал, после чего ошарашенным хозяевам дарил копыта и рога. В школе же до крови избивал одноклассников, причем не делал разницы между девочками и мальчиками. В армии, где он пробыл всего один месяц, он пристрелил солдата, который посмел высказать свое мнение о власти, за что получил благодарность от командира. Это был его первый труп. Потом участие в карательных акциях, правда, он всего лишь давал приказы, находясь за тысячу километров от событий; потом атомная бомбардировка Самарканда и Лоластана на Луне, командование концлагерем «Жаслык»... Его карьера поднималась с количеством убитых, умерщвленных как лично, так и другими, но по приказу Ниязматова. Вообще-то он жалел, что не родился в шестнадцатом-пятнадцатом веках, когда можно было проявить себя кровожадным пиратом, или в двадцатом – в штурмовых отрядах Германии, громящих еврейские дома.

- Есть! – ответил майор, отдал честь и стремительно выбежал из кабинета. Вместе с ним ушли и шестеро штурмовиков, пожелавших принять участие в заварушке на Нептуне.

Тем временем шаттл, в котором находились заключенные, мчался к Нептуну. Он быстро прошел пять колец планеты, преодолел тяготение двух спутников – Нериды и Протея, и под острым углом вошел в атмосферу гигантской планеты. Известно, что погода на Нептуне характеризуется чрезвычайно динамической системой штормов, с ветрами, достигающими порой сверхзвуковых скоростей. Естественно, шаттл затрясло, но если раньше автоматика считывала информацию о том, что происходило за бортом через датчики и гироскопы, и могла стабилизировать полет за счет оптимальной работы двигателей, то человеческий мозг не мог фиксировать изменения с такой быстротой, и управление в руках Алексея было не столь эффективным. Судно все равно болтало, как скорлупу в шторм, и лишь только чудо удерживало их от стремительного штопора в глубины, не поддающихся восприятию. Журналист помнил из той справки, что читал перед прилетом на «Ислам Каримов», что большинство ветров на Нептуне дуют в направлении, обратном вращению планеты вокруг своей оси, поэтому тоже вошел в атмосферу в общей струе. Это как-то помогло избежать катастрофы.

Удивительно, сквозь болтанку академик как ни в чем не бывало рассказывал, словно находился в студенческой аудитории: «Атмосфера Нептуна подразделяется на две основные области: более низкая тропосфера, где температура снижается вместе с высотой, и стратосфера, где температура с высотой, наоборот, увеличивается. Граница между ними является тропопаузой. Стратосфера сменяется термосферой, а та постепенно переходит в экзосферу. Облака верхнего уровня находятся в зоне давления ниже одного бара, где температура способствует конденсации метана... Что касается мантии, то ее масса превышает земную в пятнадцать раз, и богата водой, аммиаком, метаном и прочими соединениями...»

Тут журналист, которого данная болтовня отвлекала, неприлично и даже грубо прервал его:

- Спасибо, Эркин Баратович, но заткнитесь - сейчас данная инфа не к спеху! Где наша цель?

- Иди по этому сигналу, - тут Ахмедов, нисколько не обидевшийся, ткнул пальцем на индикатор, который улавливал направленный луч оборудования на острове Эдем Гульнары. Именно по нему ориентировались все шаттлы, летящие в автоматическом режиме. Иногда с экипажами, если требовался ремонт. Только не просто было человеку находится на Нептуне, ведь там колоссальные по силе ветры и штормы, порой кого-то уносило в глубины, где давление разрывало скафандр...

Долгое время считалось, что планета не имеет твердой поверхности. В классическом понимании Нептун – промежуточная планета между земными типами и газовыми телами, такие объекты еще называют ледяным гигантом из-за меньшего размера и большей концентрации летучих веществ. Атмосфера – это смесь водорода и гелия, и ее объем достигает до двадцати процентов от общей массы планеты. Далее идет жидкая мантия, состоящая из воды, аммиака, метана, где температура превышает четырех тысяч кельвинов, а давление здесь около десяти гигапаскаль. Еще глубже расположено ядро из льда и горных пород (силикатов, никеля, железа), причем в центре давление составляет семь мегабар, что в миллионы раз больше, чем на поверхности Земли, температура, в свою очередь, пяти с половиной тысяч кельвинов. И именно в узком слое атмосферы и мантии была обнаружена дрейфующая поверхность, по величине сопоставимой с Казахстаном. Это практически маленький остров, под которым заложены огромные запасы «гулия» в скальных породах. Ни один ученый не дал пояснения этому явлению; однако была гипотеза, что это оторвавшийся от ядра кусок. Но зато было установлено, что именно эта поверхность является эпицентром Большого темного пятна. По мнению Ахмедова, здесь энергия «гулия» формировала гравитационные сдвиги, влияющие на пространственно-временной континиуум, и это же вещество оторвало и подняло часть пород с ядра планеты, как это делает гелий с воздушным шариком. И именно здесь ему, ученому, путем титанических трудов, включая гибель товарищей, удалось построить портал, через который можно было направиться в любое время – в будущее или прошлое.

Корабль трясло, обшивка пищала под огромным давлением внешней среды. Алексей был напряжен и вел корабль вниз, следуя строго по радиолучу, и только приборы могли давать четкую картину реальности. Машина не смотря на повреждения, все же оказалась управляемой. Через иллюминатор мало что можно было разглядеть – сплошные синевато-желтые облака, через которые пробивались гигантские по размеру и силе молнии. Лишь они освещали этот жуткий мир клубящейся материи, до которого не добирался солнечный луч. Естественно, никакой жизни здесь быть не могло... Вдруг Арсеньев издал хриплый вскрик, потом схватился за голову и стал стучать ногой об пол, как будто его шандарахнуло электричеством. Это встревожило Алексея, продолжавшего держать рычаги пилотирования:

- Что с вами, Сигизмунд? Вам плохо?

- Я чувствую... я чувствую... – прошептал тот, закатывая глаза, словно впадал в эпилепсию. – Ох, не может быть!.. Но я это чувствую... Это... это...

- Что чувствуешь, дружище? – схватил за плечо друга Эркин Баратович. – Успокойся, все в порядке! Как тебе помочь... Ах! – это сильно тряхнуло шаттл, но пилот выровнял полет.

Сигизмунд несколько раз ударил рукой по гермошлему, этим самым стараясь привести самого себя в разум, после чего успокоился. На его лице появилась улыбка. Немного странная... такая блаженная, безмятежная. Сидевшие рядом наоборот испугались: может товарищ сошел с ума? Но тот поспешил разрядить обстановку:

- Не беспокойтесь, все хорошо... Вы не поверите, что я сейчас уловил... Это фантастика! Это то, что изменит все наши представления о жизни и адаптации...

Тут почему-то всем стало ясно о чем идет речь: квадратный человек ведь был телепатом. Значит, он зафиксировал где-то мозговую деятельность или какой-то биологический объект. Но где – на Нептуне? Разве такое возможно? Сорок лет люди опускаются на эту планету и ни разу ничего такого не обнаружили...

- Что именно, дружище? – с некоторым испугом спросил Ахмедов, держа друга за руку.

- Мы не одни здесь... на Нептуне. Наши друзья... заключенные... Они живут здесь, на этой планете!..

Алексей с недоумением уставился на Арсеньева. Ему было непонятно.

- То есть? Какие заключенные? О чем вы?

- Исаев думал, что, отцепив виварий и его запустив на Нептун, он этим самым убил всех находящихся в нем людей. Тех, кого он лишил костей и твердых частей тела. Только он ошибся. Эти люди не погибли, они оказались приспособленными для жизни в этом мире. Им не страшны ни холод, ни жара, ни чудовищное давление. Они могут добывать кислород из этой атмосферы, питаться водой и энергией, что дает «гулий»... Это новая форма жизни, генетически связанная с нами. О боже! Я чувствую, как они общаются! Я поймал их мысли!

В это было трудно поверить. Алексей издал звук, как бы говоря, что смущен этим заявлением. Академик также покачал головой, выражая сомнение сказанному. Но только Сигизмунд схватил его руку и стал трясти:

- Нет, нет, друзья, я в своем рассудке! Я говорю правду. Они говорят о том, что видят нас и обсуждают, стоит ли к нам приблизиться. Не хотят нас пугать, и в тоже время желают засвидетельствовать, что живы. За время нахождения в виварии они адаптировались к космической среде, эта атмосфера подошла для их жизни! Теперь это их стихия, их планета!

Видя смущенные лица товарищей, Арсеньев хлопнул по своей ноге и сказал:

- Ладно, сейчас сами их увидите.

- Как увидим? – не понял человек-капуста.

- Они могут перемещаться между слоями атмосферы, как птицы на Земле, - пояснил товарищ. – Я вступил с ними в телепатический контакт, и они меня услышали. Летят к нам...

Корабль стремительно шел вниз, и кроме густых облаков люди ничего не видели. И вдруг что-то промелькнуло снаружи, как стрела. Алексей инстинктивно отдернулся. Только Сигизмунд успокоительно хлопнул его по плечу:

- Все нормально, это наши друзья!

И тут в иллюминаторе появились существа. В них трудно было распознать человека, по тому что это были уже бесформенные и невообразимые для понимания создания. Множество конечностей, плоские, без одежды... Они парили в воздухе, как это делают птицы или дельтапланеристы. И заключенным показались гибкими, как резина, ибо могли менять очертания и удлиняться. И единственно, что еще было от людей – глаза на крупном отростке, что было, наверное, когда-то головой. Они смотрели на беглецов с добротой и пониманием. Губ не существовало и говорить не могли – хотя даже как услышать их через бушующую атмосферу и слой обшивки? Такой способ общения бесполезен в этом месте. Лишь телепатия служила мостом между теми, кто находился в шаттле, и теми, кто теперь тут обитал. Впрочем, единственным, кто контактировал с ними, был Арсеньев. Однако в первые секунды академик и журналист смотрели на них с удивлением и некоторым испугом.

Существа облепили корабль, они вместе падали вниз, не страшась ничего, а квадратный человек продолжал сообщать:

- Они просят не боятся их. Ведь это наши друзья, тоже в прошлом заключенные! Они нам помогут. Только говорят, что не отдадут «гулий» никому! Потому что Нептун – это их теперь планета! Сюда людям вход запрещен! Только нам... на какое-то время. Они поняли, что мы хотим изменить прошлое, одобряют это, ибо продолжают хранить ненависть к режиму Ислама Каримова, и поэтому разрешают нам воспользоваться временным порталом. Но после просят нас покинуть планету.

- Передай им, что мы благодарим за понимание, - попросил Алексей, продолжая вести корабль. – Только я не могу понять, как могла сохраниться их жизнь в условиях высокой радиации, космического холода и атмосферы, где нет кислорода. Я уже не говорю о давлении...

Сигизмунд улыбнулся:

- Они желают нам удачи... Только знайте, жизнь – это мощная сила, способна адаптироваться даже к невозможным для понимания условиям. Вот и они говорят, что здесь сносно себя чувствуют... И – ох! - предупреждают... – тут он побледнел. – За нами следует другой корабль... Это погоня...

Одновременно запищал прибор, фиксирующий появление твердого объекта за кормой. Это был шаттл, управляемый рядовым Гулямовым. Вертухай мечтал разделаться с заключенными, чтобы получить окончательное прощение и возможность вернуться домой, на прежнюю должность. Его корабль не имел повреждений, поэтому пилотировать его оказалось проще. Если предусматривалась схватка, то шансы были на стороне охранников. «Жалаб, хозирча сан чунасан, ким билан уйновасан![92]» - рычал он, крутя штурвалом. Сидевшие рядом соратники ревели от злости и азарта.

- Ах черт! – прорычал Воронович. Впрочем, этого стоило ожидать. Ну, в самом деле, не оставят же их в покое надзиратели – это же хищники, которые обязаны преследовать жертву. Только ведь и жертвы могут стать охотниками, если проявят смекалку и смелость. Понятное дело, что заключенные не намеревались сдаваться и хотели реализовать задуманное. Их преследование было помехой, однако вполне устранимой.

- Что будем делать? – спросил Ахмедов, тревожно смотря, как радар на диплее показывает перемещение второго шаттла. Он все ближе и ближе подходил к ним, оставались минуты до того, как Гулямов нагонит их.

- Мы летим на грузовых кораблях, значит, им нечем нас атаковать, - раздумывал вслух Алексей, бросая взгляды на приборы. – На таран они вряд ли решаться – при ударе сами могут повредить свой шаттл и тогда не вернуться на «Ислам Каримов». Значит, основной бой произойдет на поверхности.

Только он ошибся. Акмаль не желал ждать, он хотел прямо-таки сейчас разделаться с беглецами. Он приказал двоим, сидевшим по обе стороны от него: «Эй вы, шайтанлар[93], открывайте люки и начинайте стрелять!» Нельзя сказать, что охранникам эта идея понравилась. Лететь с открытыми люками было опасно. Не о разгерметизации кабины думали они, а о том, что при такой болтанке их легко могло вышвырнуть из корабля, и тогда бы они, влекомые силой гравитации, устремились вниз, в бездну, где давление раздавило в лепешку тела. Однако спорить с Гулямовым, бывшим офицером и награжденным медалью самим сенатором, вертухаи не хотели, поэтому, мысленно чертыхаясь, потянули на себя рычаги. Не смотря на отчаянный писк сигнала, люки открылись, и атмосфера планеты проникла внутрь. Температура мгновенно упала до минус двухсот тридцати градусов по Цельсия. Для облаченных в скафандр это было не смертельно, тотчас включилась система внутреннего обогрева.

- Жалаб, как я попаду? – ворчал один из надзирателей, поднимая автомат. Он перевел на стрельбу ракетными патронами и открыл огонь. И не попал, так как несмотря на старания Акмаля шаттл бросало по сторонам, и прицелиться в такой же прыгающий в атмосфере корабль заключенных, и к тому же постоянно скрывающийся в пелене облаков оказалось делом не простым. Огненные трассы очерчивали пространство и исчезали в синеве. Блицы молний угрожали мощным ударом, словно здешний бог Зевс разгневался не на шутку на потревоживших его людей. Однако вертухаю показалось, что он видит какие-то странные бесформенные, но в тоже время явственные фигуры вокруг преследуемых. «Блин, может, «белая горячка» у меня? – испугался он. – Прекращаю злоупотреблять алкоголем, а то черт знает что мерещится!» И поэтому перестал нажимать на гашетку, а стал озираться, надеясь, что это всего лишь игра света, гравитации и радиоизлучения в атмосфере Нептуна.

- Ты чего, косой что ли?! – орал в негодовании Гулямов, испытывая желания выпихнуть незадачливого стрелка из кабины. – Чего боеприпасы в холостую изводишь, куток[94]! Амингиски жалаб[95], не играй!

- Трудно при такой встряске, ака! – жалобно произнес тот, и тот час получил пинка. Конечно, он его не ощутил из-за брони скафандра, но было неприятно и в тоже время понятно: еще один такой промах – окажешься в атмосфере Нептуна в полном одиночестве!

И тогда он постарался. Долго прицеливался, рассчитал турбулентность и траекторию движения шаттла беглецов, скорректировал по отношению к своему, после чего нажал на гашетку. Автомат выплюнул огненную смерть. На этот раз он попал. Два ракетных патрона въехали в фюзеляж, разнеся на части под двигателями, и повредил что-то там, ибо из дыр повалил черно-желтый дым. «Ха-ха, подстрелил!» - заорал он радостно.

Второй стрелок тоже открыл огонь с другого борта, и его пули достигли цели. Левое крыло было похоже на перфорированное днище котелка.

- Ах, черт! – прорычал Алексей, увидев, как пищат датчики о повреждениях важных узлов. В таком состоянии катастрофа неизбежна, если, конечно, не катапультироваться. Но как, ведь здесь нет таких устройств, и в скафандре не предусмотрены парашюты, которые, кстати, бесполезны для атмосферы Нептуна. Более того, два их товарища находятся в грузовом отсеке, им не выбраться оттуда, так что бросать корабль никак нельзя. Так что посадить корабль просто жизненно необходимо.

- Плохо дело? – спросил Ахмедов. Вопрос был задан просто так, ибо он и сам понимал, что радоваться нечему.

- Почти, - ответил Алексей, налегая на рычаги, чтобы избежать штопора. Шаттл слушался плохо, он заваливался на левое крыло. – Еще несколько попаданий, и мы окажемся в ином мире раньше, чем вы, дорогой Эркин Баратович, запустите свой портал и конвектор времени.

Тут Сигизмунд встрепенулся:

- Нам помогут...

- Кто?

- Вот они, - и он указал на летевших рядом уже не человеческих существ.

Воронович изумленно переспросил:

- Они?

- Да!

- Но как?

Арсеньев ничего не ответил, он общался с мутантами. Видимо, успешно, ибо несколько из них оторвались от корпуса и устремились навстречу второму кораблю. Среди облаков они перемещались легко и плавно, чувствовалось – это их жизненная стихия. Стрелки-вертухаи ничего не поняли, так как произошло все быстро и неожиданно для них. Что-то обхватило их и вытянуло из кабины, и вышвырнуло в сторону.

- Вай, жалаб! – заорали они, падая вниз. Они поняли, что через минуту-две погибнут и от отчаяния нажимали на гашетки автоматов, дырявя свой же шаттл. И не могли осознать, какая сила вытащила их наружу. Впрочем, их предсмертные крики никто не слышал даже через радио, ибо атмосферные грозы заглушали сигнал.

- Что такое? – изумился Акмаль, увидев, что сидит в кабине один. Он не мог взять в толк, как вдруг провалились два его напарника. Зато вместо них появились какие-то жуткие создания – нечто бесформенное, большое и со множеством щупалец.

Те не церемонились с ним, быстро заполонили свободное пространство, облепили человека и стали тоже выталкивать шаттла. Только рядовой не струхнул, вцепился в штурвал, что его оторвать было невозможно. Он даже включил электромускулатуру, чтобы укрепиться. Потом правой рукой выхватил пистолет и стал стрелять в этих тварей. Пули не причиняли вреда. Да, они проделывали дыры, которые зарастали. Но дыры, которые получались в корпусе корабля, не имели способности к регенерации, поэтому оттуда тоже пошел черный дым. Более того, эти существа настолько обнаглели, что налезли на шлем, полностью скрыв обзор. Пилотировать в таком положении оказалось невозможным.

Гулямов матерился, орал, пытаясь соскрести со шлема что-то розово-синее, только то оказалось тягучим, липким. Существа оказались настырными, не хотели отставать от человека. Может, это так они проявляли ненависть к одному из тех, для кого слово «чужая жизнь» ничего не значила. В итоге корабль потерял управление, упал на левое крыло и пошел камнем вниз... «А-а-а, падарингилянат[96]!» - визжал вертухай, пытаясь выправить положение. Даже для человеческих изделий есть предел сопротивляемости, и на уровне мантии ничто не способно выдержать чудовищное давление.

Алексей видел, как камнем падал шаттл преследователей в бездну Нептуна. Однако его это не совсем обрадовало, ибо такое могло вот-вот произойти и с его судном. Ахмедов молчал, но было заметно, как он волнуется. Нет, не за свою жизнь, а за то, что может провалиться их затея. И снова пришел на помощь квадратный человек.

- Я попрошу помощи их, - сказал он, рукой указав на других существ, сопровождавших ракету. Алексей кивнул. Сейчас ему требовалась любая помощь.

Существа поняли призыв Сигизмунда и не отказали. Они облепили шаттл и выправили его. Удивительно, что они могли удержать такую махину из металла и пластика, поддерживая планирование. Впрочем, было трудно осознать, что в такой среде, не пригодной для человеческой жизни, могли существовать те, кого совсем недавно называли людьми. Между тем, падение замедлилось, полет стабилизировался, и управлять судном стало легче. Воронович с облегчением вздохнул. Вслед за ним такую же реакцию проявили напарники.

Прибор уже пищал, что поверхность близка, но ее трудно было увидеть сквозь пелену облаков. И только когда осталось менее ста метров яркие вспышки молний осветили равнину. Это была та самая легендарная равнина, называемая Эдемом Гульнары. Энергия «гулия» была настолько значительной, что почва слегка светилась, и на ней Алексей увидел огромные конструкции, и это уже было человеческих рук творение. Да, немало денег было вбухано в эти сложные устройства и здания. Здесь располагался карьер, и тут работали автоматы, собирающие руду и грузящие на транспортные шаттлы. В данную секунду они не функционировали, так как были отключены. Предполагалось, что после отъезда делегации их снова запустят и «гулий» вновь потечет в карман самой богатой женщины солнечной системы. От основного рудника расположили две большие башни, в одной из которых находился центр управления все рудодобывающей механики Нептуна. Именно туда стремились заключенные.

Прошло меньше секунды и уже шаттл завис над коричневым грунтом. Шасси не работали, так как поврежденными оказались гидравлические системы. Однако это уже не волновало никого. Алексей посадил корабль прямо на «брюхо». Металл гневно заскрежетал, кое-где обшивка лопнула от пронзенных острых шпилей. Ведь они находились не на взлетно-посадочной полосе у карьеров, а возле башни, где не предусматривалась площадка для шаттлов. Двигатели заглохли, лишь несколько индикаторов светились на приборной доске. Один за другим заключенные выскочили из кабины, оглядываясь по сторонам. Воронович подошел к грузовому отсеку и шандарахнул железякой по корпусу. Люк через некоторое время открылся, и вскоре появились обалдевшие от встряски Геннадий и Шерали. Бывшего таксиста трясло – не от страха, а от силы гравитации, которая была в три раза больше, чем на Земле. Естественно, нести свое собственное отяжелевшее тело оказалось делом трудным. Сердце учащенно билось, в глазах стояли круги. Одновременно индикаторы внутри шлемов стали выдавать информацию о состоянии окружающей среды: «Компоненты атмосферы: водород (67%), гелий (31%), и метан (2%), ацетилен C2H2, диацетилен C4H2, этилен C2H4, этан C2H6, угарный газ CO и молекулярный азот N2, сероводород H2S, аммиак NH3... Напряженность магнитного поля 0,5 Гаусса... Температура 720 Кельвина...»

«Вот он, Эдем Гульнары», - подумал журналист, оглядывая мрачный мир. Сверкали молнии, облака скручивались в страшные по виду спирали. Ветер мог сбить любого с места, однако скафандр прочно удерживал Вороновича у поверхности благодаря специальным «кошкам» на ногах. Еще год назад он не мог предположить, что будет здесь, куда направляются только ученые... и ссыльные. Прилететь сюда мог не каждый. Но правительство Узбекистана обеспечивала надежную путевку для тех, кого считала преступником. Ведь затраты потом с лихвой окупались каторжными работами.

Тем временем странные существа висели над людьми, шевеля своими аморфными частями, со стороны казалось, что это тоже какие-то облака над людьми. Ветер им был не почем, они могли часами находится в одной точке, ибо управляли собой, как это делали птицы, используя воздушные потоки. Понятное дело, что в таких условиях переговариваться путем простых звуковых волн было бессмысленно – через такую атмосферу ничего не пробьется, только телепатия связывала их. Арсеньев им что-то сказал, мысленно, естественно, и они поднялись в вышину, и исчезли.

- Я их поблагодарил за помощь, - пояснил он друзьям, которые вопросительно взглянули на него. Жаль, конечно, что кроме квадратного человека никто другой с ними вступить в общение не мог, иначе бы остальные тоже выразили свою благодарность. Впрочем, те уже не нуждались в ней, они просто выполнили свой последний человеческий долг, прежде чем оформились в инопланетную форму жизни. В дальнейшем судьба иных миров совсем не волновала их. Мышление все дальше и дальше сворачивалось в недосягаемую для людей образы и знаки. Может, только ненависть к вертухаем еще где-то горела в их подсознании.

Все проводили их последним взглядом. Над поверхностью подобно смерчу вращалось Большое темное пятно. Глядя на нее, Алексей с ужасом подумал, как они преодолели ее, ведь это шторм огромной силы. Звезд и даже спутников не было видно. Солнце тоже не пробивало лучами плотный слой облаков. Казалось, они в каком-то замкнутом мире, освещаемом лишь вспышками бесконечных молний. Тем временем Ахмедов толкнул его, приводя в реальность:

- Идем, времени осталось мало. Мне еще нужно рассказать, что тебе надо делать, как пользоваться конвектором времени.

- А мне – пояснить твое поведение в середине двадцатого века, чтобы тебя сразу не разоблачили, - усмехнулся Сигизмунд. Двое других не могли ничего сказать, ибо еще не пришли в себя от спуска на этот остров.

И все впятером устремились к башне. Молнии продолжали бить вокруг, и никто пока не знал, что сюда приближается боевой ракетоплан, готовый сжечь все своими термобомбами. И руководит операцией майор, имевшего кличку Бетонное Сердце, поскольку оно не имело жалости ни к кому, даже к собственным детям, которых офицер собственноручно повесил в день аттестации, чтобы показать свою преданность режиму Каримовых...



Глава 12. Сквозь время и пространство



Уже ступая по поверхности острова, Алексей понял, почему это одно из гиблых мест Солнечной системы. Потому что ветры были настолько ужасными, что удержаться здесь было не просто, казалось, что какие-то дьявольские силы пытаются схватить тебя и вовлечь в безумный водоворот, и все же люди делали усилия, чтобы преодолеть притяжение и сопротивление. Абутова, потерявшего равновесие, подхватил ветер и покатил по камням, однако Ахмедов вовремя всех присоединил в одну цепь, и поэтому товарищ был спасен. Ведь его могло размазать об скалы или технические строения. «Рахмат, акажон, катта рахмат»[97], - благодарил бывший таксист, оглядываясь в суеверном страхе. Ему было непонятно, как огромный остров мог висеть над мантией, что удерживало такую массу? Однако вопросы не задавал, осознавая бесполезность разъяснения ему геофизики, геоастрономии, химии и прочего. Он только молился и просил Всевышнего сохранить ему жизнь, чтобы выполнить миссию до конца. Окружающий мир действительно вызывал чувство ужаса и трепета.

Шаг за шагом, преодолевая штормовые порывы, они добрались до башни. Это были конструкции, способные выдержать и не такие силы. Практически в нем не было иллюминаторов, только люки о шлюзовыми системами. Даже локаторы наводки и посадки находились в защитных оболочках. С другой стороны здания располагались карьеры, где находились механизмы по добыче руды. Все здесь было автоматизировано, и присутствие человека не требовалось. До какой-то поры. Почему-то вспомнилась старая песня: «И на Марсе будут яблони цвести». На красной планете они действительно растут, в специальной почве, в оранжереях, под искусственным светом. Здесь же ни одно земное деревце не приживется... хотя, кто его знает, вон, люди, превратившись в мутантов, приспособились же... Может, нечто мутированное из кустарников или грибков тоже способно существовать в таких жутких условиях.

Заключенные вошли в здание. Оно было массивным, ибо должно было противостоять штормам Нептуна. Едва люки закрылись за ними, как в шлюзовой камере стал вытравливаться местный воздух, и заменятся кислородом. Однако люди сейчас не намеревались снимать скафандры. «Значит, так... Нам нужно в центр управления, там я перенастроил приборы для работы с порталом», - сказал Эркин Баратович, указывая рукой налево – там была лестница, ведущая наверх.

- Значит, так, - повторил он. – Тебе нужно знать кое-что, прежде чем мы запустим портал времени. Я перечислю этапы твоего передвижения через континуум. Если энергии сейчас достаточно, то портал открыт – об этом мы узнаем по данным приборов! - и воронка Большого темного пятна в гиперпространство еще втянута. То есть можно перемещаться. Я с этой башни запускаю механизмы, которые сконцентрируют энергию «гулия» для преодоления времени и пространства до той точки, которая нам нужна. Ты должен находится в центре площадки, куда я перераспределю поток энергии, и вместе с ней уйти в прошлое и за три миллиарда километров от Нептуна. Я рассчитаю тысяча девятьсот сорок четвертый, осень, постараюсь на месяц сентябрь, место – город Самарканд. Могу гарантировать точность до трех километров и срок до полутора месяцев плюс-минус. Ты должен сам найти дом, где живет маленький Ислам. Впрочем, место расположения нам всем известно со школьной скамьи. Сейчас там огромный архитектурный ансамбль, закрытый куполом, а тогда – узкие и кривые улочки, глинобитные дома... Но если не сможешь выполнить задание по каким-то причинам, то вот тебе перфоратор времени, - и тут Ахмедов протянул ему коробочку с индикаторами, что вынул из сейфа прямо в шлюзовой камере (обычно здесь находились запасные баллоны с кислородом), - перенастроишься для нового прыжка при его помощи, и очутишься там, куда захочешь. Третий прыжок – это сюда, к Нептуну, в наше время. Воронка будет еще связана часов десять, потом портал закроется, и если ты опоздаешь, то перфоратор отправит тебя в ближайший портал... а он может быть в другой галактике или черт знает где... Поэтому постарайся уложиться. Энергии «гулия» в перфораторе всего лишь на два прыжка, не перемещайся без цели, просто так, не экспериментируй.

Ярко вспыхнули лампы. Индикатор показывал заполняемость конденсаторов-энергоразрядников. Обычно они аккумулировали энергию для рабочих машин и агрегатов, но сейчас были перепрограммированы для иной цели.

- Твоя задача, друг мой, убить Ислама Каримова, пока он еще маленький гаденыш, - твердым голосом сказал Геннадий. – Из него не вырастет шакал. Тогда цепочка событий прервется. Не будет его, то не будет его диктатуры с кровавой и дурацкой моделью развития и идиотскими принципами реформ. Исчезнут репрессии, внесудебные казни, произвол милиции и чекистов. Никто не будет вывозить наше национальное достояние за рубежь. Не станет принцессы Гульнары и всей этой паршивой семейки... У Узбекистана будет другой путь развития.

- Да-да, это я давно понял, - пробурчал Алексей. – Не стоит отвлекать меня на последствия, ибо оно нам тоже неизвестно.

- Да, - согласился Сигизмунд. – Мы всего лишь предполагаем, каким будет будущее без диктатора, и надеемся на лучшее. Ты освободишь мир от скверны...

Они вошли в зал управления. Здесь было аппаратуры не меньше, чем на «Исламе Каримове» или любом другом космическом корабле. Правда, специфика была иной – управлять всеми автоматами и механизмами по добыче руды. Резников и Ахмедов подскочили к пульту и стали производить какие-то манипуляции. Академик издал довольный возглас – энергии оказалось достаточным, чтобы портал был открыт. Большое темное пятно уменьшилось, но не свернулось до конца, так что возможность броска через пространственно-временный континуум сохранилась. Ожили стрелки приборов, замигали индикаторы, через видеокамеры все узрели, как развернулись какие-то устройства на площадках, причем все нацеливались на середину. Поток энергии пошел в какую-то одну точку. Там начинала расти огненное кольцо, через которое пробивались молнии. Это было грандиозное зрелище. Пространство облаков начинало искажаться, и даже окружающие агрегаты и машины словно меняли свою конфигурацию, становились аморфными, как ими-то неестественными. Само собой, это пугало тех, кто не имел представление, что и как происходит это явление, в частности, бывшего таксиста.

- Худо сохласин[98], - ошарашенно пробормотал Абутов. Омерзительный холодок подкрадывался к его затылку. Тут Резников хлопнул его по спине:

- Не дрейфь, братишка, это всего лишь физическое явление! Ничего сверхъестественного...

- Хоп, чундим[99], - ответил тот, все же непроизвольно делая шаг назад.

Сигизмунд произнес, обращаясь к стоявшему рядом Вороновичу:

- Пока идет подготовка к переходу, я мысленно тебя проинструктирую, как себя нужно вести, - и он закрыл глаза, сосредоточившись. И в ту же секунду Алексей почувствовал, как ясная и сильная энергия проникла в его мозг, загружая информацией, как это происходит с компьютером. Видимо, несколько секунд было достаточно для хорошего внушения, потому что квадратный человек улыбнулся:

- Вот и все... теперь ты в курсе...

Нельзя сказать, что Воронович был уверен в достигнутом результате, ибо не почувствовал, что получил необходимые сведения. Вроде бы легкий ветер прошелся внутри черепа – и все! Однако ничего говорить не стал, решил, что сам разберется по месту прибытия. К этому моменту Эркин Баратович, который вместе с Резниковым, производил расчеты и регулировал энергопоток, сказал:

- Итак, у нас есть пять минут, а потом начнется переход через портал.

- Что должен я сделать? – поинтересовался Алексей.

Получил ответ:

- Спустись туда, к этой площадке, что у башни, и встань у кольца. Мне нужно взять физические параметры твоего тела, сколько ты весишь в этом скафандре, иначе могут быть ошибки, и тебя забросит в другую эпоху...

- Это где сконцентрированы все энергетические потоки? - Алексей указал на линии голубого цвета - этакие почти застывшие молнии. Он и все мерцали у начертанного кольца, служившего местом подъезда грузового робота.

Вдруг до группы донеслась по радиосвязи песня, исполняемая только одним человеком:

«Пусть же знают друзья и родной народ -

Не минуют враги наших цепких рук!

Потому-то и прёт звездолёт вперед,

Чтоб быстрей наступил Келажаги Буюк!»

Все замерли. Национальный гимн, именуемый еще «Песней космических вертухаев», свидетельствовал лишь о том, что к острову приближается какое-то судно. Удивительно, как сигнал пробился сквозь шторм. Но было ясно, что кто-то хочет информировать заключенных о настигающей их каре и возмездии. Ахмедов схватился за пульт управления и стал лихорадочно настраивать на прыжок сквозь пространственно-временной континуум. Он хотел успеть, прежде чем группа штурмовиков ворвется сюда и разнесет все к чертовой матери.

- Кто это может быть? – растерянно спросил Абутов, стоя рядом с академиком. – Вроде бы преследовавший нас Гулямов разбился...

- Я думаю, это второй шаттл, может, даже боевой ракетоплан со «Святого Эльяра Ганиева», - мрачно процедил Алексей. – Только ракетолет Военно-Космического флота может уверенно идти через такой шторм... Эй, кто же прется на Нептун? Отзовись!

Его услышали, ибо майор откликнулся. Видимо, хотел подзадорить журналиста и поэтому спросил:

- Эй, «Че Гевара», ты помнишь меня?

Сквозь шум атмосферы трудно было распознать голос. Хотя кое-какие знакомые нотки прозвучали.

- Н-нет, - сердито произнес тот. – Кто это? Уж представься, раз в гости пожаловал...

- Ха-хаха!.. Тогда напомню... Согдиана... Шестой квартал...

Согдиана – это новый город на Марсе, принадлежащий Демократической Республике Узбекистан. Население, уставшее от так называемой «национальной модели развития», двадцать лет назад объявило независимость от режима Абдугани Каримова, и тогда разъяренная принцесса Гульнара приказала направить карательную экспедицию, официально именовавшую как «миссия по поддержанию мира». Отряд, в котором находился Алексей, должен был обеспечить прикрытие для зондеркоманды некого старшего лейтенанта Закира Алматова, прозванного Бетонным Сердцем за нечувствительность к состраданию и милосердию. Этот офицер отдал приказ по аресту, пыткам и последующем уничтожению горожан, проявивших нелояльность центральной власти. Увидев эти зверства, командир отряда решил действовать, исходя из международных законов, и взял под защиту гражданское население, чем вызвал ярость «коллеги». Два боевых подразделения в воздухе и на поверхности вступили в схватку между собой. Карателей было в десять раз больше, и все же им не удалось победить спецназовцев, умевших воевать в отличие от тех, кто привык казнить мирных жителей. В итоге Алматов, потерявший более трети своего личного состава, связался с тогда еще полковником Абу-Али Ниязматовым, руководившим с Луны операцией, и информировал о стычке со своими. Тот разъярился, приказал сбросить термобомбу на Согдиану, посчитав, что город является базой для подполья «Свободный Узбекистан», а спецназовцам вернуться на базу. От пяти миллионов жителей осталось всего три тысячи. Официальные власти объявили, что это террористы украли ядерное оружие и применили против города. Старшего лейтенанта сразу повысили в звании обер-капитана, а командира спецназовцев расстреляли как предателя и диверсанта. Всю группу не стали наказывать, посчитав, что спецназовцы просто выполняли приказ мятежного командира, однако рассовали в самые гиблые и дальние гарнизоны в качестве рядовых пограничников.

Но тогда, в шестом квартале Согдианы Алексей и подразделение карателей столкнулись в уличном бою. Чтобы принудить сдаться спецназовцев, Алматов вывел три сотни гражданских на площадь и приказал нацелить на них огнеметы «Плазма» - одного заряда хватило бы превратить всех в горящие головешки. Естественно, освободить такое количество заложников считалось делом маловыполнимым, и все же...

- Эй, вы, придурки... Кто там у вас командир? – весело кричал старший лейтенант, подняв пистолет на толпу. Его ребята тоже держали под прицелом жителей Согдианы. – Выходите с поднятыми руками, или я сожгу этих марсиан! И в этом будете виноваты вы, ублюдки!

Воронович, выглядывая из разбитого окна одного из домов, перезарядил автомат, после чего крикнул:

- Только попробуй – и ты труп!

- Сержант Воронович, ха-ха-ха! – отвечал Алматов, который узнал говорившего. – Ага, вот кто здесь? А где же твой начальник? Небось в штаны наложил? – вообще-то тут лейтенант кривил душой, ибо больше всего каратели боялись спецназовцев - именно они, душегубы и палачи, и только они понесли большие потери в боестолкновениях с настоящими вояками. Так что в словах кроме бахвальства ничего не было.

- Уж не твое дело, фашист! – отвечал сержант, прицеливаясь в Закира. Только попасть в него было непросто – хитрый офицер прятался за заложниками. Такова уж была их, карателей, подлая суть – прикрываться чужими телами. – Лучше свои штаны побереги – подгузников не хватит!

Алматов, раскинув руки в неком театральном жесте, захохотал:

- Теперь уже моя забота о вас думать! Через час от города останется пепел – и больше никто и никогда не станет бастовать против демократической власти нашего президента! А вас, изменников, повесят...

- Не успеют, - пробурчал Воронович, думая, как поступить. Ситуация накручивалась непростой – или смерть от зондеркоманды, или бомбой шандарахнут, или все же пробиться через преграды, спасти часть жителей Согдианы. Но командир зондеркоманды не давал много времени на разработку плана действий, словно понимал, что от спецназовцев можно ожидать многое.

- Слушай, Алексей, выходи с поднятыми руками! И своему отряду прикажи сдаться! Даю тридцать секунд, после чего расстреляю всех!

Закир приставил пистолет к худому мужчине, судя по одежде, пекарю; тот был бледен и руки его заметно тряслись, пот стекал с висков. То, что его убью, сомнений не вызывало, и это понимал сам заложник. Стало ясно, что медлить теперь нельзя. Воронович, решив, что лучше всего действовать по импровизации, ориентируясь по текущей ситуации, вышел из здания с поднятыми руками. Тотчас десятки стволов уставились на него. Атмосфера стояла гнусная, ненависть, исходившая от карателей, волнами накатывалась на него.

- Бросай оружие! – в злобе крикнул кто-то из них. Они продолжали боятся одного человека, ибо понимали, что он стоит двух десятка бойцов.

Тот не стал спорить и бросил под ноги кричавшему свой автомат.

- Пистолет тоже!

Вслед полетела кобура с многозарядным пистолетом.

- А нож?

Алексей ничего не ответил, только отвязал от пояса ультразвуковой нож и, размахнувшись, воткнул его в бетонную стену дома. Холодное оружие не отдают – такова древняя традиция. Если хочешь его получить, то должен вступить в схватку, а этого больше всего боялись те, кто держал заложников под прицелом. Это правило было известно и карателю, поэтому он захлебнулся в гневном кашле – спецназовец прилюдно унизил его. Вызова он принять не мог – духа не хватило, но и показывать себя трусом считал не с руки. И все же ничего не сказал, ибо понимал, что даже без оружия Воронович представляет для него, обвешанного всеми средствами уничтожения, угрозу. Лучше подождать, пока его прикончит кто-нибудь другой, возможно, их лейтенант, а ему самому останется только попинать мертвое тело, зная, что трупы не огрызаются.

Алматов с любопытством разглядывал сержанта. Нельзя сказать, что он его ненавидел, или имел личную неприязнь на тот момент, ведь Воронович был хорошо обученный и прошедший школу сражений боец – ценный кадр для любого командира. Жаль, что служил не в войсках Министерства по демократизации и свободе, а в спецчастях армии. «Такой был бы незаменимым помощником в наших делах», - мелькнула мысль у офицера. И он предпринял попытку уговорить:

- Слушай, Алексей, прекрати сопротивляться! Тебе не спасти этих людишек, этих бунтарей! Ты знаешь, что среди них много сторонников движения «Свободный Узбекистан»? Только за симпатии этому подполью мы обязаны всех распылить на атомы!

- Это наши сограждане, которых мы обязаны защищать! Так гласит наш военный устав! – ответил Воронович, подходя ближе к командиру зондеркоманды. Кстати, Алматов действительно был в униформе, напоминавшей эсэсовскую. И носил ее с гордостью, считая себя хирургом, проводящим радикальные операции на больном организме человечества. К числу подонков себя не причислял.

- Не бери в голову то, что написано в книгах и канцелярских документах, пускай и военного образца! Подобные правила и законы – для дураков, а ты же не дурак...

- Не дурак, - кивнул Алексей.

- Тогда тебе лучше быть с нами, чем против. Не скрою, ты – отличный боец, и для нашего Министерства – находка. С тобой мы прокрутим большие дела! Так что подумай, где тебе лучше – с нами, или с ними, - и Бетонное Сердце кивнул на лежащие трупы мужчин и женщин, казненных с особой жестокостью.

Гнусное предложение, естественно, не могло быть принято. Только сейчас Воронович понимал, что сразу давать отказ не следует – нужно тянуть время и подойти поближе к врагу. А там уже будет видно, что следует предпринять. Обычно такая уловка срабатывала. Да только ему противостоял не тупой противник, а хитрый и жестокий палач.

- О каких делах ты говоришь, Закир? – играл в «поддавки» Воронович.

Тот решил, что заинтересовал сержанта, и поэтому немного расслабился. Ему было наплевать, что стоявшие рядом заложники с ненавистью и презрением слушают этот разговор. Понимали, что сейчас они – разменная монета в сделке двух персон.

- Министерство ценит преданных людей, которые готовы пойти на все, чтобы исполнить любой приказ наших руководителей. Принцесса Гульнара даст тебе все, что ты захочешь...

Красное зарево поднималось над городом. Пылали дома и машины, дым клубился по улицам, обволакивая трупы, словно скрывал их от взора еще живых. Было жутко.

- Так какие дела? – спрашивал Алексей, медленно двигаясь к толпе. Офицер честно сказал:

- Казни непокорных. Тонкие операции с некоторыми политиками, диссидентами... Они мешают демократии. Ты сам понимаешь, что такое узбекская демократия. Нам, ее защитникам, не по пути с теми, кто хочет сломить народ, сделать зависимым и хуже...

- Да-да, это я уже слышал, могу сам тебе перечислить все цитаты «великого» Ислама Каримова, так что не напоминай мне давно знакомое... Ближе к делу!

Алматов принял слова за чистую монету. Между тем толпа заложников расступилась, освобождая путь к офицеру. Дети с испачканными лицами тихо плакали, а взрослые – в крови и лохмотьях - пытались их успокоить. Позади Вороновича шли каратели, держа наготове оружие – им-то нельзя было спускать с него глаз, расслабляться. Само собой разумеется, командир зондеркоманды чувствовал, что доверять этому человеку пока рановато и поэтому приказал:

- Стой... Дальше тебе лучше не идти.

Между ними было семь метров. Мешала толпа. Закир был за спиной двух заложников. Да и зондеркоманда держала его под прицелом. «Не успею дотянуться до гада», - понимал Алексей. И все же продолжал игру:

- Так что ты сейчас намерен делать?

- Так ты с нами?

Воронович кивнул. На лице Алматова заиграла хищная улыбка. Ничего хорошего она не предвещала.

- Хорошо...

- Я могу опустить руки? – спросил Алексей, внимательно рассматривая окружающее пространство.

- Можешь, - милостиво согласился Закир. Но при этом улыбка не сползала с лица. Глаза заблестели, скорее всего, он придумал нечто дьявольско хитрое. Когда сержант опустил руки, тот сказал: - Я хочу проверить, насколько тебе можно доверять.

Алексей напрягся.

- Как?

Офицер кивнул своему помощнику, и рослый каратель отцепил со своего пояса и бросил под ноги Вороновича электродубинку. Это оружие для ближнего боя, и оно не могло идти в сравнение с тем, что держали в руках солдаты.

- Подними, - приказал Алматов, продолжая стоять позади заложника и приставив пистолет к его боку. Когда Алексей выполнил приказ, он продолжил: - А теперь переведи рычаг на три тысячи вольт...

- Сделал...

Доказательством был вспыхнувший синий огонек на конце дубинки.

- Перед тобой – скоты, поэтому убей их...

- Что?

Тут Алматов толкнул своего заложника в сторону сержанта. И если бы Алексей не успел его удержать, тот бы врезался головой в его бронежилет. Мужчину трясло, что ноги практически не держали его. В глазах было отчаяние и мольба. Толпа тоже замерла, ожидая худшего.

- Убей этого ублюдка! – выкрикнул Бетонное Сердце. – Этот мерзавец участвовал в бунте против демократии, против законной власти!

И при этом он наставил пистолет на Алексея, давая понять: или ты его, или мы тебя уложим здесь на площади. Секунды словно стали резиновыми, время остановилось. Зависла тишина. Воронович быстрее любого компьютера просчитал варианты, и понял, что шансов самому спастись и спасти этого человека практически не существует. Однако убивать невинных он не мог. Не мог играть по правилам этого негодяя, что стоял в десяти метрах от него и требовал совершить расправу.

- Ну, давай! Чего медлишь, «Че Гевара»?! Убей! Ударь его электричеством! – орал в бешенстве Алматов. Слюни слетали с его толстых губ, а глаза стали узкими как бритва. Казалось, командир зондеркомандовцев впал в истерику. – Не жалей этих тварюг, этих скотов! Ур уни, бу жалабни[100]!.. Убей его во слову Гульнары Исламовны, нашей королевы!

Каратели тоже дрожали от нетерпения, им хотелось увидеть, как боец спецназа становится соучастником преступления, одним из них, входящих в элитное подразделение палачей. Воронович медлил. «Уж лучше смерть, чем быть убийцей», - тихо произнес он, опуская руку с дубинкой. Он понимал, что город обречен, независимо от его решения.

Выражение разочарования и злости промелькнуло во взгляде офицера. Будучи мерзавцем от души, он считал, что в любом человеке есть худшая сторона, которая может доминировать над телом и сознанием под давлением обстоятельств. Иначе говоря, гуманиста от палача отделяет всего лишь один шаг.

- Вам никогда не доверить такие «грязные» дела. Вы же – чистоплюи, - произнес он и нажал на курок. Пуля разнесла череп бедного пекаря, и его мозги испачкали униформу спецназовца. Алексей отшатнулся.

- Ты не прошел испытание, поэтому умрешь!..

Дальше терять было нечего, и, подпрыгнув, Воронович ударил стоявшего справа карателя. Дубинка попала в незащищенную часть – в лицо, и за доли секунды превратила ее в испеченное мясо. Еще труп не успел упасть на асфальт, как его автомат очутился в руках у сержанта.

- Убить его! Стреляйте! – истошно завопил Алматов. – Всех убить тут! Валите всех на хрен! Никого не жалеть!

Началась стрельба. Толпа заголосила от боли, ненависти и отчаяния. Большинство было сражено пулями карателей, которые стреляли, не целясь. При такой плотности огня было невозможно никому уцелеть. Видимо, ангел-хранитель следовал за Алексеем, и уберегал его от смерти – пули расшибались о бронежилет. Кинетическая сила была достаточной, чтобы на теле остались синяки, но в ту секунду спецназовец не чувствовал боли. В свою очередь он точным огнем укладывал врагов. Вся площадь покрылась дымом, через которую прорывались вспышки автоматного огня и взрывов. Слышались только смертельные крики, свист пуль, визг разлетающихся осколков. Дышать практически было невозможно в такой ядовитой атмосфере.

Алматов пытался поймать его на прицел, только тот умело укрывался за карателями, и разъярившись, офицер стал стрелять и в своих, лишь бы достать ускользающего сержанта. А тот уходил в сторону еще уцелевших корпусов – там находился завод по переработке воды. Оттуда во все стороны уходили бесчисленные трубопроводы, по которым можно было ускользнуть от врага.

- Сжечь тут все!

Заработали огнеметы «Плазма»: несколько зарядов практически испепели все, что находилось на площади. Три сотни женщин, детей, стариков нашли мученическую смерть от рук зондеркоманды. Их последний стон как бы завис в воздухе.

- Ловите его! Не дайте ему уйти! – орал Бетонное Сердце, понимая, что такого свидетеля нельзя отпускать живым. Вместе с отрядом он устремился за Вороновичем. Тот в этот момент прыгнул в канализационный люк. Но перед этим успел выстрелить в негодяя. Пуля раздробила правую руку Алматова, и он дико закричал, повалившись на руины дома. Кто-то из его помощников быстро достал аптечку и вколол слоновую дозу обезболивающего.

- Алексей, я тебя сожгу! – орал Закир, левой рукой поднимая оторванную кисть правой. – Попомни мое слово! Я тебя еще найду и отомщу!

Тогда Алексею удалось уйти. Он спрятался в канализации, глубоко под землей, а термобомба не достала его. Город превратился в радиоактивную пустыню. Каратели улетели, и только тогда Алексей вышел наружу и сумел добраться до капсулы, которая была запрятана в горах; оттуда подал сигнал своим, находившимся на стационарном спутнике Юпитера. Через пять дней за ним прибыл фронтовой бомбардировщик, взявший его на борт и доставивший на Землю. Далее было следствие военной прокуратуры, но поскольку Алексей ни в чем не признался, а официальных обвинений ему никто не предъявлял, то был отправлен дослуживать в часть. Позже – демобилизация и учеба в университете...

И сейчас события прошлых лет молнией проскочили в памяти Алексея (хотя те жуткие часы никогда и не забывал). Он включил дальнюю связь:

- Бетонное Сердце? Старший лейтенант?.. Не может быть...

И услышал насмешливый голос:

- Он самый, Алексей. Вижу, вижу, не забыл меня, ха-ха... Только я уже давно майор!

Воронович выдохнул:

- Ах, ты, мерзавец, и как же ты очутился здесь?

- За тобой последовал... Помнишь мое обещание?

- Как же я могу его забыть? Кстати, как твоя рука? Тогда я ее немного повредил...

- Да, повредил... Но я трансплантировал новую, не хуже прежней... Вообще-то я хотел с тобой встретиться на «Исламе Каримове», но ты оттуда сбежал, к сожалению... Теперь я здесь... Хочу вернуть должок... Только одной твоей руки мне мало.

Тем временем Эркин Баратович сводил энергетические потоки и показывал жестами, что ему нужны минуты, мол, протяни время, пока я сконцентрирую лини на приближающемся объекте.

- Ты опоздал, ублюдок! – произнес Воронович, стремительно идя к площадке. – Тебе я не достанусь!

Послышался хохот:

- Почему же? Не знаю, для чего вы сюда стремились, но от моей термобомбы вам не уйти. Так что получай посылку. Такую же, что я отправил Согдиане.

У всех похолодело внутри. Ракетоплан не собирался осуществлять посадку на Эдем Гульнары. Бетонное Сердце хотел лишь разнести все тут к чертовой матери, а управляемая роботом термобомба – самое разрушительное средство, созданное человеком, - могла это сделать без всяких помех. И как бы в подтверждение сказанному все услышали сигнал автоматики с борта боевого корабля: «Термобомба выпущена. Цель определена. Поражение через сорок секунд».

Лицо у Ахмедова вытянулось. Он понимал, что не успеет отправить Алексея в прошлое, ибо ему требовалось больше времени. Но и предотвратить удар не сможет, ибо тут нет никакого серьезного оружия. Ну, разве пистолетом собьешь летящие объекты?.. И вдруг Геннадий вдруг спокойно произнес:

- Эркин-ака, у нас есть шанс...

- Какой? – повернулся к человеку-рыбе академик.

- Попробуйте подцепить энергетическим кольцом ракетоплан с термобомбой... а дальше сами знаете, что делать...

Тот все сразу понял. Накопленной уже в конденсаторах энергии схватило, чтобы втянуть ракетоплан с экипажем и летящую торпеду в кольцо и отправить через портал времени. Но куда? Неважно, главное – подальше отсюда. Тогда можно снова произвести зарядку и уже целенаправленно переместить человека. Хотя Ахмедов понимал, какая опасность может быть, когда из будущего в прошлое отправляется массивное тело и окутанная им энергия гулия. Если это произойдет где-то близко, то может привести к катастрофе... «Дай бог, чтобы это было в поясе Койпера[101], тогда планетам Солнечной системы это ничем не грозит», - подумал Эркин Баратович и стал переводить регуляторы на другой объект.

Абутов с тревогой смотрел на секундомер, отсчитывая время до долета до них термобомбы. Ядерный взрыв в сотни тысяч мегатонн оставит от них пепел, но и может вызвать цепную реакцию в недрах Эдема Гульнары. Остров просто развалится, и тут может образоваться нечто «черной дыры», а к каким это приведет последствиям – одному Творцу известно. Понятно, что дестабилизация всей планетной системы неизбежна. Земля может сместиться или к Меркурию, или вообще уйти в глубокий космос. Даже Юпитер рискует стать звездой, вспыхнув от близости такого смертельного объекта как «черная дыра». Так что погибнет не только сам ракетоплан, но и «Ислам Каримов», втянутый в преисподнюю вместе со спутниками Нептуна. Только Закир Алматов этого не понимал – мозгов не хватало для оценки такой угрозы, и сейчас, обуреваемый чувством мести, был готов на все, лишь бы стереть с истории человека, который не побоялся вступить с ним в бой. Он бил трансплантированной кистью по пульту, ожидая, когда оружие возмездия настигнет заклятого врага и злобно смеялся.

- Сейчас, сейчас, - между тем торопливо говорил Ахмедов, меняя цель на фокусе энергоразрядников. Компьютер пытался произвести перерасчет данных, но сейчас это не столь было важно. Главное – устранить новую угрозу в лице Алматова и его термобомбы. Академик нервничал, и от этого ему казалось, что делает все неправильно, допускает ошибки.

- Осталось двадцать секунд, - произнес Сигизмунд. От него исходили флюиды доброжелательности и спокойствия, и его голос подействовал на Ахмедова. Он тоже успокоился, глубоко вздохнул и за пару секунд определил две цели. Осталось только нажать на кнопку. Алексей тем временем продолжал путь к площадке – торопился, думая, что сейчас отправят именно его через портал времени и пространства. О задумке товарищей был не в курсе.

- Осталось деся...

- Все готово, - ответил Эркин Баратович и длинным пальцем утопил кнопку.

В ту же секунду мощный низкий гул – скорее всего инфразвук - проник сквозь скафандры. Задребезжали стекла на циферблатах, мелко запрыгал алюминиевый столик посреди помещения. Звуковые волны словно разрушали мозги на части. Люди, чувствуя боль, попадали на пол. Энергетический вихрь вырвался из конденсаторов и хлестнул в атмосферу. Он был сильнее, чем вспышки природных молний. И по цвету отличался – малиновый, яркий как само солнце. Этот вихрь подхватил ракетоплан и термобомбу словно пушинку и швырнул в зев Большого темного пятна, которое поглотило их. Ни «всплеска», ни «брызг» - ничего. Алматов с командой и его «подарок» исчезли в пучине времени и пространства. Портал функционировал, и стоявший у площадки Воронович лично убедился, что через это природное явление можно пройти. Во всяком случае корабль Алматова ушел туда без проблем. А что произошло дальше – даже невозможно предположить...

Прошло несколько секунд. Гул исчез. В машинном зале продолжали функционировать все системы. В атмосфере мощный и стремительный ураган рвал и метал облака, словно одежду на лоскутки. Первым поднялся Ахмедов, который бросился к приборам, чтобы убедится в положительном результате.

- Есть! – закричал он радостно. – Объекты ушли в прошлое... Вот диаграмма их входа в Большое темное пятно. Правда, неясно, куда... и где они сейчас... Но я попробую это выяснить, да-да, это в моих силах...

Тут поднялись остальные. Абутов мелко дрожал, ему казалось, что они перешли черту дозволенного Аллахом. В свою очередь, Арсеньев чувствовал головную боль и поэтому не мог сосредоточиться, чем-то помочь или посоветовать даже; как экстрасенс он реагировал на любые энергетические и звуковые колебания. Услышав возглас академика, Резников прервал его:

- Это нас не интересует, дорогой Эркин Баратович! Черт с этим ракетопланом. Этот убийца получил свое. Наша цель – Алексей. Нужно быстрее переправить его, пока со «Святого Эльяра Ганиева» не выслали очередную карательную группу.

- Все верно, все верно, - поспешно согласился тот и начал возвращать фокус к площадке. Там уже на начертанном кольце стоял Воронович, и вокруг него опять плавно искрились голубые молнии. Он видел, что произошло с его врагом, на душе стало спокойно. «Прощай, Бетонное Сердце. Надеюсь, ты в аду», - подумал он, еще не зная, какие сюрпризы преподносит жизнь.

- Алексей, ты готов? – спросил со станции квадратный человек. Головная боль еще не отошла, однако он улавливал мысли и чувства журналиста, чувствовал его нетерпение и настороженность. – Не бойся. Не ты первый, и, надеюсь, не последний...

- Да, готов... И я не боюсь... просто волнуюсь...

- Сейчас мы тебя отправим... Приготовься. Осталось две минуты до окончательной зарядки конденсаторов!

Большое темное пятно выглядело страшно, и требовалось немало усилий побороть страх. Во всяком случае Абутов не решился бы туда нырнуть. Но, видимо, беда не приходит одна, уж за ней следуют другие неприятности. Не успел Воронович высказать свою мысль, как его кто-то сзади схватил за руку и наступил на левую ногу.

- Ты от меня не уйдешь! – послышалось рычание. Еще не обернувшись на незнакомца, журналист знал, кто перед ним, и это его не обрадовало. Рядовой Гулямов, собственной персоной. Он был в деформированном скафандре, однако сам невредимый, без синяков и царапин. Механизмы в его доспехах продолжали функционировать, поэтому хватка его ладони с электромускульным механизмом была крепкой – не оторвать. «Блин, как он остался в живых?» - удивился Воронович, невольно делая шаг назад. Ведь шаттл вертухаев разбился десять минут назад, и они должны были превратиться в месиво мяса и металла, или вообще утонуть в глубине Нептуна (ниже давление такое страшное, что ничего не способно выдержать, даже прочный металл корабля). Но Акмаль пережил катастрофу – вот же скотина! – наперекор всей логике событий. Более того, находился рядом и пытался остановить заключенного, движимый то ли личной ненавистью, то ли усердием исполнить вертухайский долг.

- Вай, кем бу?[102] – вскричал бывший таксист, услышав посторонний голос. Ему показалось, что это дьяволы из недр Нептуна всплыли к острову, чтобы забрать в преисподнюю. По своей природной сути планета была не далека от «геенны огненной».

Сигизмунд через свои экстрасенсорные способности сразу понял, кто теперь противостоит им.

- Это Гулямов, который преследовал нас с «Ислама Каримова». Удивительно, как он не разбился!

- Борцы за демократию не разбиваются, - злым голосом прорычал тот, усиливая электрогидравлических захват – теперь Алексей не мог от него оторваться, не повредив собственный скафандр. – Я тебя доставлю или живым, хотя по мне лучше мертвым. За тебя Ниязматов отвалит кучу бабла... – надзиратель даже не скрывал своего удовлетворения от возможности наживиться за счет чужих жизней.

Журналист выхватил пистолет, однако вторым захватом вертухая он был выбит из рук. И наоборот ему в грудь уперся ствол автомата. «Шевельнешься – разнесу в клочья», - прошипел Акмаль, с трудом подавляя желание нажать на гашетку. Ведь за живого, что ни говори, больше шанса получить хорошую награду, к примеру, восстановление по службе и возвращение в родное районное управление Министерства. В голове уже летали разные образы будущей жизни, и поэтому он не заметил, как участились вспышки молнии на начертанном круге. Однако Воронович все понял и поэтому спросил:

- Я не убегу от тебя... Только вопрос: ты на что надеешься?

- На справедливость!

- У нас разные понимания справедливости...

Гулямова, не смотря на ситуацию, это развеселило:

- Тугри гаприяпасан, жалаб[103]! Мы люди разных понятий и целей. Каждому свое!

Тут раздался голос Ахмедова:

- Три, четыре, два, один, ноль!.. Удачного перемещения, мой друг!

- Алексей-ака, худо сохласин сизни[104]! – крикнул Шерали.

Акмаль поднял голову на башню, ничего не понимая. Ему было невдомек, так для чего же эти люди стремились на этот остров, в Эдем Гульнары, рискуя жизнью? - да и не старался он задать себе такой вопрос. Его интеллект рассматривал жизнь в иной плоскости и точки отсчета. Заключенные для него стоили не больше таракана. И все же зло поинтересовался:

- Что это значит? Играете что ли со мной, хайвонлар?

- То, что нам с тобой не по пути, - ответил Алексей. – Играть будешь в другом месте... далеко отсюда со звероподобными тебе существами...

И низкочастотный гул пробил атмосферу. Молнии вспыхнули миллиардами солнц, и все закрутилось перед глазами Алексея в огненном вихре. Он успел увидеть обезумевшие от страха глаза Гулямова, а потом мощная сила разъединила их. К счастью, скафандр журналиста выдержал, несмотря на то, что захват процарапал металл на руке, и это спасло ему жизнь. Что было дальше он не помнил, да и не мог помнить – таковы были физические и психологические нагрузки.

Энергетические линии выхватили две фигурки с площадки и выстрелили их в сторону Большого темного пятна. Оно также беззвучно и без сопротивления проглотило тела, как минутами раньше в тысячи раз массивнее боевой ракетоплан с Алматовым и термобомбу. Там, в чреве пространственно-временного континуума не действовали законы земной физики, а что было – неизвестно даже академику, который и рассчитал возможность перемещения в разных измерениях.

Если честно, то разум не смог бы осознать и проанализировать увиденное, ибо все происходило выше человеческого восприятия, реакции органов чувств, и поэтому Алексей, если бы его спросили: «Так что там – за границей нашего мира?», не дал никакого ответа. Просто миллиарды километров и месяцев спрессовались в какие-то метры и секунды. И поскольку Гулямов оказался на расстояние руки впереди Алексея, то и погрузился в неведомое раньше. Когда же туда отправился журналист, то их разделяли величины, трудно поддающиеся подсчетам.

Вселенная поместилась в размеры, которые можно было охватить взглядом. Что было за ней – это даже не стоит обсуждать. Портал практически соединялся со всем, что имело материальную основу. Даже время в реалии имело физическую величину. И через все это прошел Алексей за доли секунды.

Ахмедов был так увлечен, что разговор Алексея с Гулямовым до его сознания не доходил. Обрывки фраз вертелись в голове, и лишь когда палец во второй раз нажал на кнопку, академика словно пронзило током: о боже, ведь на площадке двое! Другая масса, и, соответственно, совершенно иные параметры для входа в пространственно-временной портал. Но остановить процесс уже было невозможно. У Эркина Баратовича отвисла челюсть и округлились глаза – ему было ясно, что допущена страшная ошибка, и что сейчас журналист может оказаться в совершенно другом месте, а может, и во времена Большого взрыва...

- Ох, ужас! – прошептал он, смотря, как мощные молнии окутывают двух человек и выстреливают в Большое темное пятно, которое также их проглатывает, как чуть раньше приняло ракетоплан с термобомбой... Тела исчезли в пучине атмосферного явления.

- Что случилось? – встревожились все, но Сигизмунд, который читал мысли, ответил за Ахмедова:

- Не было расчета на двух человек... Сместились параметры... Алексей может оказаться не там, где нужно... Теперь от нас ничего не зависит, он должен сам сориентироваться и запустить ручной перфоратор времени. Пока Большое темное пятно не закрылось, есть шанс вернуться в наш мир...

Куда на самом деле попал он мог ответить только сам Воронович. Естественно, не в тот момент, когда был телепортирован в пространственно-временной портал. Вначале его затрясло, а потом ударило о что-то, словно налетел на каменную стену – боль была сильной, и это, как ни странно, не лишило сознания, наоборот, привело в чувство. Тело слушалось команд, можно было двигать пальцами и руками, вертеть головой, только зрение отключилось, словно ослеп. Хотя это была не слепота, а просто заморозились нервные волокна и они не передавали сигналы, которые поступали на глазной хрусталик. Лишь спустя некоторое время журналист узрел окружающий мир.

Вначале он было узким, таким, когда смотришь из щели бронетранспортера, - какой-то кусок, и ничего понятного. Фрагмент картины. Обрезано снизу и сверху. Еще прошло какой-то промежуток, и мир стал расширяться до обычного формата. Было утро. На небе – редкие облака, солнце у горизонта. Скорее всего, еще прохладно, однако не холодно – лучи начинали согревать почву. Вокруг растилась холмы с редкими деревьями, камни, песок, глина, высохший ручей в сорока метрах от человека, кустарники репея и саксаула - удивительно знакомый и неповторимый пейзаж. Именно такой была Средняя Азия. Судя по выгоревшей траве, стояла осень, хотя и не поздняя. Скорее всего, октябрь. Из норы выползла какая-то маслянистая веревка, и Алексей признал в ней ядовитую змею. Несмотря на то, что находился под защитой скафандра, он невольно шагнул назад. Нет, не из-за страха, просто на Земле змей осталось мало – из-за охоты на их кожу и глобального изменения климата они вымерли, и где-то в лабораториях некоторые виды еще существовали. И сейчас не хотелось губить то, чего лишилась Земля много лет назад. Вообще-то рептилий сейчас можно было увидеть только в кино или музеях зоологии в виде чучел.

- Я жив, я жив, я... – произнес Алексей несколько запоздало, испытывая желание скинуть с себя доспехи. Итак, эксперимент Ахмедова прошел удачно – его забросили на Землю. Возможно, в прошлое. И тут вспыхнула молнией мысль: «Но я ведь был не один! Где Акмаль? Где эта сволочь каримовская?»

Вертухая рядом не было. И тут Алексей вспомнил, что во время телепортации хватка того ослабла, и охранника швырнуло раньше в пространственно-временной континуум. Возможно, находится в другой эпохе и в другом месте. «Не хочется мне встречаться с этим гадом», - сказал Воронович, и начал осматривать себя. Скафандр не был поврежден – это самое главное. Журналист проверил его работоспособность и убедился, что все функционирует, даже аккумуляторы не сели. Ведь он ему нужен будет для возвращения на Нептун, ведь не протянешь и секунды в атмосфере этой планеты. Хотя не было специальных приспособлений, и все же ему удалось вылезти из него. «Так, куда бы его запрятать, чтобы никому не попался на глаза?» - подумал он. Местность была практически открытой, такое массивное тело не просто скрыть. Да и не унести триста килограммов металла...

- Ладно, оставлю это здесь, все равно никто не сможет сдвинуть его с места, - решил Алексей. Перфоратор перемещения во времени и пространстве тоже остался здесь – носить относительно большой прибор было нецелесообразно, вызовет это ненужное внимание. Здесь хватает диверсантов и шпионов из Туркестанского легиона или групп абвера, так что перфоратор могут принять за радиопередатчик. Кстати, само оружие было утерено в стычке с Гулямовым еще на Нептуне, да бог с ним, это уж не проблема - ведь убить можно и руками.

Он взбежал на самый высокий холм. И сразу увидел город. По голубым куполам, древним зданиям легко было признать в нем Самарканд. Люди копошились там, словно муравьи. У журналиста полегчало в душе – он попал к месту назначения. Оставалось только выяснить – какой нынче год? Если средневековье, то придется запускать перфоратор.

Однако определить это не оказалось сложным. У дороги стоял большой плакат с изображением женщины в красном одеянии, в призыве поднимающей руку, а позади нее штыки. «Родина-мать зовет!» - такова была надпись. Итак, сейчас время Великой Отечественной войны, которую потом Ислам Каримов, первый президент-диктатор назовет временем советской оккупации Узбекистана.

Теперь оставалось найти его самого и совершить с ним правосудие...

Алексей был уверен, что это сделает. Ненависть клокотала в его душе.



Глава 13. Встреча в прошлом



Местность, где находился Алексей, когда-то была городом Афросиаб, но после того, как Чингизхан разрушил его, то жители заново отстроили его рядом и назвали уже Самаркандом. Сами же руины давно занесло глиной, песком, там росли кустарники, и иногда пасли скот. Сейчас же внимание Вороновича привлекли на археологические интересы, до которых ученые еще не добрались из-за войны, а грузовик «Студобекер», неторопливо двигавшийся по грунтовой дороге в сторону города. «Может, подбросят?» - подумал он и ринулся вниз, махая рукой. Из под ног скатывались камни и куски высохшей глины.

Водитель его приметил, притормозил, и когда журналист к нему приблизился, то обратил внимание на его недоуменный взгляд. Это был мужчина лет пятидесяти, азиатской внешности – скорее всего, таджик, в телогрейке и тюбетейке, на правой руке не хватало трех пальцев, видимо, из-за этого его не призвали на военную службу.

- Ассалому алейкум[105], - поздоровался Воронович, по-восточному приложив руку к груди. Традиции следовало соблюдать, чтобы не создать атмосферу недоверия и психологического отторжения, – это было личное убеждение Алексея и вложенные в голову телепатические рекомендации Сигизмунда.

- Вуаллейкум ассалом[106], - ответил тот, продолжая разглядывать Алексея. И только сейчас стало ясно, что же привлекло внимание шофера – странная одежда и обувь. Ведь на заключенном космической тюрьмы была красная полосатая роба с карманами и разными прибамбасами, сшить которую по технологиям второй половины двадцатого века невозможно, а также специальные туфли, и это вызывало какое-то подозрение. Более того, было видно, что она маловата для атлетической фигуры, но разве объяснишь каждому, что одежда снята с убитого бригадира из Кавказа лишь из-за крайней необходимости. Конечно, мародерствовать ранее Вороновичу никогда не приходилось.

Между тем, шофер спросил по-русски, понимая, что перед ним все-таки славянин:

- Кто вы?

- Я из геологоразведочной экспедиции, - соврал журналист, осознавая, что даже в это тревожное время в Средней Азии работали изыскательские партии в поисках необходимых для фронта и промышленности ресурсов. – Ребята остались там, - и он махнул рукой назад, - а меня отправили в город, нужно в Ташкент позвонить.

Объяснение успокоило мужчину: ну, наверное, у геологов это обычная рабочая форма. Сам же Алексей подумал, что необходимо от нее избавиться, чтобы не привлекать ненужного внимания.

- Садитесь, ака, - кивнул шофер, приглашая в кабину. Журналист открыл дверцу, и быстро влез на сиденье.

Шофер отжал сцепление, переключил рычаг и надавил на акселератор. Мотор заурчал, и грузовик двинулся дальше. Американская машина, поставлявшаяся в рамках ленд-лиза в СССР, оказалась неплохим транспортным средством, и сидевшие в ней оценивали ее технические возможности, в частности, легко преодолевались подъемы и спуски, не были барьером ямы и колдобины на дороге – не зря советские механики восторженно отзывались об этом грузовике. Алексей смотрел по сторонам – его разбирало любопытство. Ведь перед ним расстилался мир, который исчез почти полтора столетия назад. Самарканд конца двадцать первого века проецировался перед глазами совсем другим, чем нынешний, в военное время. В будущем это был мегаполис с двадцатью миллионами жителями, пятиярусный. То есть дома стояли на домах, а те – на других, устремившись в высь на полкилометра. Те, кто жил внизу, на земле, оказались практически обречены на нищету, болезни, страдания, ибо нижний мир из-за архитектурных и градостроительных норм, придуманных еще Исламом Каримовым, лишили солнечного света, свежего воздуха и продуктов питания, которых, кстати, выращивали не на полях - в теплицах третьих и четвертых ярусов. В общем, произошла поляризация населения на касты и кланы; чернь – «кора суяк»[107] - представляла собой маргинализированные и пауперизированные группы, в которых зрело недовольство; аристократия – «ок суяк»[108] - наживалась на эксплуатации большинства населения и использовала силу, чтобы подавить бунты и восстания. Между ярусами передвигались различного рода посудины, перевозившие грузы, и за всеми велся контроль дорожной полицией, располагавшей боевой техникой. Естественно, расцветала коррупция, сотрудники карательных органов не гнушались звонкой монетой, взимая дань как с контрабандистов, так и с простых сельчан.

Самарканд был знаменит своими историческими памятниками, сохранившимися до сегодняшнего дня. Еще с высоты кургана Алексей увидел порталы медресе Улугбека, Шер-Дор и Тилля-Кари, возведенных в разные периоды на территории Регистана. Это были восхитительные архитектурные сооружения с роскошной отделкой, включая и сусальное золото. В конце двадцать первого века они были укрыты гигантским стеклянным куполом, сохранявшим здания от разрушения и эрозии при помощи вакуума, вход туда разрешался только исследователям в соответствующих костюмах. В юго-западной части города располагался мавзолей «Гур-Эмир» - фамильная гробница Амира Темура, средневекового владыки Самарканда и созданного им Империи, простиравшейся от Индии до Сирии. Возведенная еще в 1404 году, она постепенно разрушалась, пока советская власть не решилась в пятидесятых годах двадцатого века начать реставрационные работы. Кстати, с именем Темура ходила легенда, в частности, пересказывалась история о трех стариках, которые подошли к археологической группе Герасимова и предсказали ужас, если могила захватчика будет вскрыта. Археологи не поверили, извлекли останки Сохибкирана, изучили и вернули на место, однако через несколько дней началась Великая Отечественная война. В мистику Алексей не верил, только первый президент-диктатор Ислам Каримов считал, что дух этого завоевателя дает ему особую силу, и поэтому стремился не только восстановить имя владыки, но и сделать символом узбекской государственности. Не зря на каждом боевом звездолете стоял оттиск фигуры Тамерлана. При Гульнаре были проведены новые строительные работы, и мавзолей превратился в неприступную крепость – кроме самого Темура и его наследников, туда возложили прах младшей сестры принцессы – Лолы Каримовой-Тилляевой, ее детей, а также супруги Ислама Абдуганиевича – Татьяны Акбаровны. Теперь это была усыпальница и семьи Каримовых, считавшихся как бы потомками той средневековой личности. Как известно, самого «Человека, определившего эпоху», уложили в гробницу «Дворец Международных форумов», циклопическое и уродливое здание, соотверенным по замыслу Каримова для самого себя же.

Это будет в будущем, а сейчас «Гур-Эмир» был полуразрушенным сооружением. Мозаика из светло- и темно-голубой глазури расписывали стены и барабан, и этот геометрический орнамент сверкал на солнце яркими огнями. Могильная плита из мрамора и оникса скрывала прах Амира Темура, а вот в верхней части находилась вторая надгробная плита из большого куска нефрита. Именно сюда часто спускался Ислам Каримов, чтобы получить духовную (или астральную) поддержку от того, кто покоился здесь много столетий. Что касается Алексея, то мавзолей был известен ему по видеопрограммам и стереофотографиям, в его же время доступ сюда был запрещен и находился под охраной Министерства по демократизации. И где-то здесь обычно игрался маленьким Ислам, впитывая ауру кровавого захватчика, покоившегося в этом мавзолее.

Алексей неплохо знал историю своей родины. Самарканд считался Эдемом Востока, и поэтому притягивал сюда как поэтов и мудрецов, ремесленников и богословов, так и захватчиков и разбойников. Много тысячелетий назад здесь шли сражения, и сюда двигал свою армию царь из династии Ахеменидов – Кир, потом появился и Александр Великий, который разрушил город, восставший вместе с отважным Спитаменом против македонцев. Сюда тянулись империи с разных концов Евразии, и поэтому Самарканд входил в государства Селевкидов, Греко-Бактрии, затем Кушанского царства, Эфталитов и Тюркского кагангата, арабского халифата и многих других, а позже и России. Почему-то из памяти всплыли стихи одного из неизвестных поэтов конца двадцатого столетия, которые Алексей вычитал из Интернета:

«Эй, поруганный соплеменниками,

Опозоренный вконец,

Где источник «Хаешь смерти!»

Где дорога, наконец?!

Долго ль жариться мы будем,

Умирать среди песков?

Иль испробовать ты хочешь,

Меч у Дария каков?

Проводник – все тело раны,

Кровь темнеет на песке,

Молвил дерзко «Согдиана»

Рядом здесь – в недалике».

Вот четыре перехода,

Тяжких,

Смертных,

Не видать конца походу,

Согдианы не видать.

Позади в песках горячих,

Трупы доблестных лежат,

Тех, кто обрывает плачи,

Саблей острой наотмашь»[109].

Это была поэма о Самарканде, о древних временах, когда люди самоотверженно защищали свою родину от чужеземных орд. И ныне самаркандцы проявляли отвагу на фронтах Великой Отечественной войны. И там, в Белоруссии, оккупированной фашистами, с белорусами, узбеками, таджиками, грузинами, евреями, русскими, эстонцами сражался прадед Алексея, не ведая, что его потомок сейчас находится в одном из городов Узбекистана.

- Вы коммунист? – вдруг спросил шофер, на секунду оторвавшись от дороги. У него были усталые глаза, видимо, не спал долгое время.

- Конечно, пять лет как член ВКП-бэ, - опять соврал Алексей. Не стал он пояснять, что коммунистическая партия более ста лет как запрещена в Узбекистане, хотя сам Ислам Каримов начинал свою карьеру как глава республиканского отделения КПСС. Впоследствии он и поставил крест на идеях Маркса и Ленина, и при этом не отказался от сталинских методов управления экономикой и обществом. Воспитанный в самых худших традициях коммунизма, он создал квазидемократическое государство, в котором партии, парламент, конституция и прочее были просто ширмами, скрывавшими репрессии и коррупцию.

Шофер кивнул и больше не спрашивал ни о чем. Зачем ему была эта информация журналист так и не понял. Грузовик въезжал в город; дорога здесь была получше, асфальтирована. На обочинах – военный транспорт, а также несколько автобусов. Людей было много, но в большинстве своем это старики и женщины, а также дети. Понятное дело – мужчины были на войне, и лишь некоторые из них служили в милиции или частях, что стояли в Самарканде. Везде висели плакаты с коммунистическими лозунгами и символикой. Да и одежда у многих была полувоенной, хотя женщины в больше части носили национальные платья, а старики предпочитали чапаны[110]. Дома, где проживали самаркандцы, в основном возводились из глины, однако древние комплексы – мечети и медресе - из узкого жженного кирпича; кроме того, в городе еще в период русской царской колонизации было отстроено много кирпичных строений, которые ныне служили для административных целей, чаще всего, в них размещались органы управления, порядка, торговли, производства. Тут Алексей обратил внимание на газету, что была свернута в трубочку и находилась у ручки сцепления.

- Можно почитать? – спросил о у шофера. Тот махнул рукой – бери!

Воронович развернул ее. Перед ним оказалась «Правда Востока», центральная газета Узбекистана. Самыми главными в ней были не тексты – они меньше всего интересовали, ибо история той поры в той или иной степени известна всем, и статьи не несли ничего нового, а дата: 2 октября 1944 года. Газету можно считать свежей, значит, сегодня начало октября. «Ислам Абдуганиевич родился 30 января 1938 года, получается, что ему сейчас почти семь лет», - призадумался журналист. Тогда он или в школе, или дома, или где-то шатается по улицам. В любом случае, можно ненавязчиво поинтересоваться на базаре «Сиаб», уж там старушки не могли не приметить пацана, который, по свидетельству некоторых оппозиционных автобиографов, прославился воровством дынь и арбузов.

- Брат, где тебя высадить? – спросил шофер, когда «Студобекер» стал петлять по узким улочкам. – Я еду в заготконтору...

- А прям здесь и притормози, я пойду в горисполком, - сказал Алексей. Где располагалось данное учреждение он не знал, однако спросить можно было у любого человека на пути. Вообще-то туда он намеревался зайти, чтобы узнать адрес проживания семьи Каримовых, но это только в том случае, если не сумеет отыскать маленького Ислама на улице.

Грузовик остановился, и журналист вышел из кабины. К его счастью, в этот момент никого не было на улице, ведь любопытного взгляда на его одежду не миновать, в это суровое время от любого прохожего требовалась бдительность. Естественно, возникнут вопросы, которые люди заходят разрешить в ближайшем отделении милиции – а встречаться с работниками НКВД в планы журналиста не входило. Машина зафырчала и двинулась с места. И тут Алексей заметил, что с борта свешиваются какие-то тряпки, и он, подпрыгнув, подхватил их. Это были грязные брюки и куртка, видимо, какого-то автомеханика, оставившего в кузове, но эта спецовка сейчас больше всего соответствовала духу времени. Оглядевшись, и увидев, что до сих пор никого нет рядом, Воронович подбежал к одиноко стоявшему дереву рядом с каким-то глиняным домом и дувалом[111] и стал быстро переодеваться. Самое удивительное было то, что скинуть тюремную робу оказалось легче, чем надеть штаны и куртку прям на голое тело. И выворачивая одежду с «Ислама Каримова», неожиданно увидел бренд Guli. «Ого, оказывается шмотки для зэков шили фабрики, принадлежащие Гульнаре Исламовне, вот уж никогда бы не поверил», - хмыкнул журналист. И тут он вспомнил, что был указ президента, что всех усопших тоже необходимо одевать в специальные изделия исключительно марки Guli, кто игнорировал в дальнейшем жалел об этом, могло случиться и так, что после беседы с инквизиторами из Министерства по демократизации самого одевали в похоронную одежку и клали в гроб. После этого принцессу Каримову прозвали в народе «похоронных дел дизайнер». Нужно сказать, что ее одежда для мертвых имела не траурную окраску, а расписана в разных цветных стилях, модными ободками и с комбинациями узорной золотошвейной вышивки, словно, мертвец радовался своему уходу в иной мир. Она и своего усопшего отца приодела в такие наряды. Естественно, это вызывало глухой протест, но открыто высказаться люди боялись.

Приходилось торопиться, потому что даже факт уличного переодевания мог вызвать подозрение у любого, кто вдруг появился бы рядом, и Алексей не знал, что с ближайшего окошка на него смотрят внимательные и настороженные глаза. Когда все закончилось, то встала очередная проблема – что делать в робой? Носить с собой? Или оставить на месте? И тут пришла идея: бросить на дерево, благо осень еще не успела оголить крону, и среди желто-красных листьев можно припрятать одежду почти идентичного цвета. И размахнувшись, журналист бросил ее наверх. Роба затерялась среди веток. Что касается туфлей, то им замены не было, хотя тоже не сложно было их заметить и понять – это изделие явно не из СССР. Пришлось быстро нагнуться и замазать обувь глиной, благо рядом была лужа от вчерашнего дождя - теперь никто внимания не обратил бы на странную конфигурацию стопы.

- Уф, - облегченно вздохнул Алексей, вскочил. И широким шагом двинулся в сторону базара, где можно было поинтересоваться у продавцов или покупателей, где проживает семья Каримовых. Из истории он знал немного, ибо реальная жизнь будущего тирана скрывалась от публики, а автобиография фактически оказалась фальсифицированной. Например, никто не мог ответить на вопрос, кто был отцом Ислама – иранец Абдугани Каримов, который в момент рождения сына уже несколько лет находился в исправительном учреждении за хищение государственной собственности, или некий Мирзокандов, самаркандский еврей, – руководитель заготконторы сельхозпродуктов, куда, кстати, и ехал тот шофер, - который в тяжелые минуты поддержал оставшуюся одну с детьми таджичку Санобар, видимо, не безкорыстно. Ведь иначе как объяснить, что при живых родителях маленький Ислам провел несколько лет в детском доме, озверев на весь мир. «Может, корни его психологии лежат там, и все наклонности к жестокости, лжи, насилии сформированны одиночеством и чувством изгоя?» - подумал в этот момент Алексей. Но как бы там ни было, однако спустя многие десятилетия этот пацан станет кровавым палачом узбекского народа, а его потомки будут не один год высасывать ресурсы из страны и насиловать граждан.

Алексей прошел мимо кафедральной мечети Биби Ханым, считавшимся жемчужиной архитектуры тимуридов. Она находилась недалеко от главных городских ворот Аханин в северной части Самарканда. Из истории Воронович вспомнил, что Биби Ханым была любимой супругой Сохибкирана, и в ее честь тот возвел эту громадную и уникальную мечеть - в 1399 году, когда Амир Темур начал военную компанию в Индию. Время и природа сделали свое дело – мечеть разрушалась, а у советской власти не было на этот момент ни сил, ни средств, ни политического желания для поддержания здания на должном уровне. И не смотря на это она функционировала, хотя людей было в ней мало – в основном старики.

Город жил, хотя не так бурно и весело – все-таки страна воюет. Было много людей в военной форме, которые с серьезными лицами двигались куда-то или несли что-то. Только детвора еще не осознавала тяготы времени и предавалась играм и развлечениям. Алексей проходил улочки и пытался найти среди подростков того, ради которого он и прибыл из будущего. Мимо него шли женщины в гражданских, полувоенных костюмах, а также старушки в парандже. Везде слышалась таджикская, узбекская и еще реже – русская речи. На журналиста внимания не обращали, и это было наруку – чем меньше проблем, тем легче выполнить задание.

Рынок «Сиаб» был когда-то большим, и чем здесь только не торговали – все-таки Восток есть Восток, но сейчас оказался он не столь многолюдным, да и товару было немного. Ибо мужская часть ушла на фронт, и лишь комиссованные по состоянию здоровья стояли у прилавка и продавали фрукты и овощи для местных жителей, а также эвакуированных граждан и раненных, проходивших лечение в госпиталях города. Были также и женщины с различными изделиями домашнего производства – «сюзьма»[112], лепешки, «нишолда»[113], самса, и к ним направился Алексей. Нужно сказать, что более чем через сто лет все это исчезнет с прилавков и с дастархана[114] жителей, обычное яблоко станет страшным дефицитом. А сейчас журналист вдыхал ароматы плодов и овощей, с трудом подавляя в себе желание вцепиться в вяленную дыню и рвать ее на куски, ощущая в зубах и на языке реальную плоть. У продававшей леденцы «новот»[115] - худой и высокой тридцатилетней женщины в платке - он спросил по-таджикски:

- Я ищу мальчика по имени Ислам Каримов... Ему около семи лет... Вы знаете такого? Где он может быть?

- Это сын Санобар? – с ухмылкой переспросила та. – Той самой, муж которой Абдугани сидел?

- Да...

- Знаю, знаю... паршивец еще тот!.. Хулиган, воришка! Отец был вор[116], и сын тоже!

Алексей хмыкнул: она еще не знала, какими оборотами из государственной казны в будущем будет крутит повзрослевший самаркандский дынный воришка. Тут в разговор влезла другая женщина – с плоским лицом и укутанная в теплые накидки, более старшая по возрасту, которая возмущенно воскликнула:

- Матлюбахон, о чем ты говоришь! Какой Абдугани отец Исламу! Ты забыла, что отцом стал Исхак Мирзокандов... Он-то, джугут[117], ее соблазнил, пока муж был в тюрьме, и она ему приплод принесла. Взамен он давал ей продукты, чтобы не померла и других детей содержала...

- Вай, Феруза-опа, вы так говорите, словно сами хотите полезть в постель к Исхаку! Стыда у Санобар не было... Как можно было изменить мужу?.. Ведь когда Абдугани вернулся в 1941 году, то увидел кроме законных детей еще и незаконного, и как он скандалил с Санобар – мы слышали за двадцать домов! И по требованию мужа Санобар отправила сына Ислама в детский дом, не хотел Абдугани признавать его своим сыном! И правильно сделал! Опозорила Санобар всю семью, осрамила мужа!..

Старшая женщина набычилась и злобно прошипела:

- Молчи, дура! В 1937 году был голод, и куда ей было деваться? Нужно было детей кормить, и поэтому пошла на измену. А Исхак – богатый мужчина, из знатного рода самаркандских купцов, он-то помог семьей не помереть с голоду. Так что пожалеть следует Санобар. Она очень хорошая женщина...

- Зато имя-то у Ислама другое – Исхак, мы-то знаем, что его отец – самаркандский джугут, и он, значит, тоже еврей... И что лишь жалость к ребенку, которого отправили в детдом, заставила Абдугани вернуть его спустя год... Только этот мальчишка – сын шайтана, издевается над сверстниками, бьет девочек, мучает животных... И ворует дыни! Три дня назад его поймали, когда дыню утащил у колхозника Ибрагима-седого, и уши ему открутили, Абдугани пожаловались. А тот что может сделать – не его же приплод! Зато потом милиционер Гулямов расстрелял Ибрагима-седого, якобы, тот готовил заговор против секретаря райкома...

Слушая это, Алексей понимал, что реальная биография Ислама Каримова отличается от опубликованной. Хотя в некоторых документах ему удалось прочитать, что в детстве будущий диктатор и палач считался парнем с плохим воспитанием и характером, отличался жестокостью и вспыльчивостью, бросался на учителей с ножом за то, что те ставили ему низкие оценки, и никакой золотой медали ему не вручили – недостоин ее был Ислам Абдуганиевич. А потом он и отца – не биологического! - избил, потому что тюремное заключение того в 1930-х годах за мелкое хищение социалистического имущества мешало Каримову вступить в Коммунистическую партию и начать карьеру чиновника; ведь родственные связи отслеживались различными структурами на всех уровнях, и такой огрех родственника сулил немало проблем. Именно тогда разорвались отношения сводных сестер Ибод и Кундуз с Исламом, когда на их глазах Исламом был изувечен отец-старик...

Краем глаза Алексей приметил, как к разговору прислушивается какая-то старушка, делавшая вид, что продает лепешки. Взгляд ее был недобрым и каким-то зловещим. Однако время терять ни на разговоры, ни на эту подозревающую нечто старушку не стоило. Нужно было найти мальчишку, и Воронович, прервав спор о происхождении мальчишки, спросил:

- Исломро дар кучо ёбам? Бисёртар дар кучо мегардад?[118]

Молодая махнула в сторону комплекса «Шахи Зинда»:

- Он утром ушел туда, в руках были мешки. Наверное, зверствует на святом месте. А обычно его можно найти у «Гур-Эмира», играется сам собой...

Поблагодарив женщин, Воронович поспешил к указанному месту. Вообще-то это был мемориальный комплекс, считавшийся одним из самых великолепных на Востоке. Только в нынешнем состоянии великолепия осталось мало. Известно, что еще в последние годы правления Ислама Каримова здесь велись реставрационные работы, которые практически изменили суть и значение некрополя. Но уже тогда оппозиционеры говорили о не только фальсификации работами исторического значения памятника, но и хищениях средств, выделяемых из госбюджета и иностранных источников. Следует отметить, что еще позднее Гульнара Каримова продолжит дело отца и полностью скроет «Шахи Зинда» от людского взора огромным куплом.

Алексей шел, оглядываясь по сторонам. Пацана нигде не было видно. «Наверное, он внутри комплекса», - решил журналист и стал подниматься по жженным кирпичам наверх. Вообще некрополь находился на возвышенности, прям недалеко от того места, где когда-то располагался город Афросиаб. Это была постройка 12-16 веков, место захоронения царственных особ и знати. Ансамбль начинался с места погребения легендарного Хусейна, двоюродного брата пророка Мухаммеда, чье прозвище было «Шахи Зинда» (Живой царь). Сейчас сохранились лишь постройки 14 века, но и они создавали своеобразную ауру какой-то магии и величия. Деревья скрывали своими кронами надгробия. Сейчас людей здесь не было, лишь какой-то старик по вечерам обхаживал эти места и приводил в порядок, подметал и полевал дорожку.

Алексей стал оглядываться, и тут до него донесся дикий кошачий визг. Он поспешил на звук, и через двадцать метров увидел кошмарную картину.

Худой мальчишка семи лет, в грязной и бедной одежде, в галошах на босу ногу с ожесточением душил кошку, держа ее на весу правой рукой. Рядом с ним уже лежало три трупа животных, которым проломили черепа камнем. Очередную жертву Ислам – а это был именно он, Алексей сразу признал в нем будущего президента! – лишал жизни при помощи веревки. Кошка дергалась на петле, пыталась вырваться, однако пацан левой рукой бил ее палкой и злобно хохотал. Процесс умерщвления вызывал в нем бурю положительных чувств, он наслаждался моментом. Может, таким образом маленький Ислам сливал свою ненависть, которая копилась эти годы по отношению к сверстникам, соседям, родителям, а также товарищам по детскому дому. Концы палки оставляли глубокие раны у животного, кровь разлеталась во все стороны, и ее запах еще больше возбуждал маленького палача.

Алексей не выдержал этой сцены, подскочил, вырвал кошку из петли и положил на могильную плиту. Однако было поздно – бедное животное издохло, лишь пена стекала с пасти. Подняв глаза, Воронович столкнулся с горящим взглядом, полным ненависти и презрения. Мальчишку колотило от того, что кто-то вторгся в его интересы, остановил такое наслаждение. Он прохрипел:

- Чй кор дорй? Маро нагузоштй, ки гурбаро бикушам...[119]

Тут журналист заметил три мешка, в двух которых что-то копошилось, видимо, там были другие домашние животные. Ничего не сказав, он присел на колено, взял в руки мешки, отвязал узел на них, и из оттуда выскочили ошалевшие кошки, которые, мяукая, прыжками преодолели застройки и исчезли среди деревьев и могил.

- Дурак, ты зачем их отпустил? Ты помешал мне убить их! – орал в негодовании Ислам Каримов, топая ногами и брызгая слюной. Пацан исходился в ненависти к неожиданно возникшему человеку, который не позволил ему довести интересную экзекуцию животных. Бог ты мой, ведь это начало – позже будут тысячи замученных и убитых по его приказу в тюрьмах и колониях, а некоторых из числа оппозиционеров и предавших чиновников он самолично расчленит.

Алексей привстал, ничего не ответил, а стал рассматривать того, кого он сейчас должен убить – ведь именно для этого была провернута вся операция на Нептуне. Теперь он понимал, откуда идет все зло. Когда-то Ислам стал объектом нелюбви, презрения, издевательств, потому что считался незаконнорожденным, но после он уже отвечал всему народу террором и репрессиями за пережитые годы унижения. Так что вина лежала на всех, кто имел какое-то отношение к семье Каримовых, к воспитанию Ислама. Все негативное, мерзкое, гнусное накладывалось слоями на душу этого пацана, ожесточало и превращало в нелюдя. И то, что он сейчас творил на кладбище «Шахи Зинда», было подтверждением его психической неуравновешенности и кровожадности. Жаль, что живущие ныне не знали, какое чудовище растет в Самарканде.

Его лицо было изрыто глубокими кратерами, усыпано красными пятнаями – создавалось очень неприятное впечатление, и наверное не зря в будущем мастера компьютерной графики будут обрабатывать фотографии, чтобы скрыть следы кожаной болезни. Только «облагораживание» лица не привело к чистке души.

- Чаро ба ман нигох мекунй? Ман аз ту наметарсам![120] – рычал Ислам. В его глазах горел огонек, от которого становилось не по себе – это был настоящий сын дьявола. И не зря небесная тюрьма носила его имя, ибо тоже было порождением чего-то мерзкого и зловещего.

- Ман медонам...Ман медонам, ки ту кй хастй ва кй хохй буд! Ва ман медонам, ки чаро ту чунинй[121], - ответил по-таджикски Алексей, переминаясь с ноги на ногу. В душе его росла растерянность. Он боялся сам себе признаться, что растягивал время, ибо никак не мог решиться на убийство. Да, перед ним палач... но ведь таким он станет в будущем. А сейчас просто пацан, психику и мировоззрение которого сформировали окружающие люди и обстоятельства. Может, если был бы пистолет, то Воронович просто бы закрыл глаза и выстрелил... Но оружие было утеряно в схватке с Гулямовым, а просто руками удавить мальца не хватало решимости. Ведь до этого он воевал, то есть был солдатом, убивал, но те были реальные враги, взрослые, а сейчас должен был стать просто палачом, причем ребенка... Пускай, позже народ будет презирать Каримова и мечтать о его смерти, и в этом будет справедливое отношение к диктатору, но реального суда над ним не было, и убивать до того, как все это сбудется – тоже как-то неправильно. Алексей искал оправдания, чтобы не сделать того, для чего и был отправлен в прошлое аж с Нептуна. Даже гипноз Арсеньева, снимавший психологические барьеры, не помог.

«Ох, как трудно... Не могу это сделать», - думал он.

Никогда Алексей не был в таком мучительной нерешительности. Стоял и просто смотрел на мальчишку, который сердито пнул по мертвым кошкам, взял мешки и буркнул мужчине, как бы между прочим:

- Ман боз гурба меёбам ва хамаашро мекушам. Ва баъд, чун бузург шудам, туро хам меёбам ва мекушам![122]

- И правильно сделаете, Ислам Абдуганиевич, - раздался вдруг чей-то знакомый голос за спиной Алексея, причем на чистом русском языке. Тот резко обернулся и обомлел.

Перед ним стояли шестеро мужиков. Все в форме милиционеров. Пятеро из них нацелили на Алексея автоматы ППШ[123], а один – в форме лейтенанта, мужчина достаточно зрелого, почти пожилого возраста, с изуродованным шрамом лицом - направил на грудь пистолет ТТ[124]. Долго сомневаться не пришлось, журналист признал в нем того самого Гулямова, который был надзирателем на космической тюрьме, и который всего пару часов назад пытался задержать его на Нептуне. Только нынешний Гулямов сильно постарел, ему было лет шестьдесят с хвостиком. Лысина, морщинистое лицо, седые усы... И те же хитрые и недобрые глаза.

- Узнал меня, хайвон? – спросил Акмаль, щелкая пальцами, мол, не двигайся.

- Ну и живучий ты, вертухай! – процедил сквозь зубы Алексей. Почему-то он не удивился появлению этого человека, хотя не мог понять, как все произошло? Ведь того должно было откинуть в совершенно иное время и миры. Какое невероятное «везение».

- Живучий, живучий, назло тебе! – ехидно ответил тот, не убирая пистолета от цели. – Не особенно-то сопротивляйся! Знаю, Алексей, ты мужик крепкий, шустрый. У меня в руках пускай архаичное, но все-таки оружие, а от пули тебе даже при всей ловкости не уйти!

Вороновичу было что ответить:

- Меня не страшит моя смерть. Но пацана я успею удавить до того, чем пуля настигнет меня!

Гулямов отдал приказ, и милиционеры сделали шаг навстречу к журналисту. Тот напрягся, однако понимал, что лишить жизни маленького гаденыша не сможет. Все-таки есть разница – убить взрослого, жестокого палача, и пацана, который только начал кровавый путь... и которого, может быть, еще можно перевоспитать, сделать человеком. Но выиграть время нужно было, чтобы что-то предпринять. В голове роились разные идеи, но ни одна из них не подходила.

На кладбище было тихо. Лишь воробьи скакали по ссохшейся траве, ловя кузнечиков. Ветер шевелил кроны деревьев, которые издавали музыку осени. Ничего не предвещало страшного в этом скорбном месте.

- Не торопись, Воронович, ведь мне есть тебе что сказать... – ухмыльнулся надзиратель. У него был припасен сюрприз для заключенного из будущего.

- И что же именно?

Ислам Каримов смотрел на разговор взрослых, ничего не понимая. Он всего лишь стучал палкой по трупу, словно хотел оживить кошку и снова умертвить, хотя последнее ему нравилось больше, нежели первое. Милиционеры никак не реагировали на слова Алексея, они нацелили на него автоматы и ждали команды. А тем временем вертухай продолжал:

- Знаешь, я ведь нашел предков бригадира Ешуа Файзуллазаде... Они жили в Баку...

Интонация, с которой была произнесена эта фраза, насторожила:

- Почему жили?

- Потому что их уже нет. Я попросился в командировку на Кавказ, собственноручно расстрелял их за антисоветскую деятельность, хотя ничем подобным они не занимались. Просто быстро сфабриковал дело и в тот же день отправил к праотцам. Так что в будущем не будет Ешуа Коскиновича, так как прервалась цепочка поколения! И Нодиру Ахмаджанову не с кем будет кроить время в гомосексуальных утехах... шарманда[125]! И мне полное удовольствие разделаться с этим транссексуалом-гомодрилом!

- И к чему ты клонишь? – нахмурился Алексей, ощущая какой-то подвох.

- А к тому, что некая Мария Александровна Воронович сейчас находится в детском доме Самарканда...

Тут журналист напрягся. Мария была его прапрапрабабушкой, эвакуированной из Минска в Узбекистан еще в 1941 году. Ее отец в это время сражался на фронте в составе Белорусского фронта. Об этом Алексей знал из семейной летописи, видел фотографии тех времен, читал воспоминания родных и близких... Теперь становился ясным намек милиционера.

- Ты понимаешь, что я могу повторить это и с ней. Нет ее – не станет и тебя... Время – это такая хитрая вещь... Как легко повлиять на события... Ведь ты с этой целью прибыл сюда, не правда ли? Я ведь помню крики Ахмедова и Абутова. Спустя много лет, я догадался, что вы делали на Нептуне... Ах, какой же был хитрый этот академик! Но историю переиграю я, а не вы, бунтовщики и охламоны!

Ворнович понял, что проиграл этот бой. Сейчас ситуация была не на его стороне, и поднял руки. Но сдаваться не значило отказ от задуманного.

- Чего ты хочешь? – поинтересовался он.

- Отойди от хазрата Каримова! – прохрипел Акмаль строгим голосом, давая понять, что не шутит. – Не играй со мной... Я не позволю тебе повторить твои штучки, что делал на «Исламе Каримове» или на Нептуне! Я убью каждого, кто посмеет поднять руку на нашего будущего вождя! Ислам Абдуганиевич находится под моей защитой!

Алексей сделал два шага в сторону. Один из милиционеров передал другому свой автомат, сам подбежал к журналисту, приказал ему протянуть руки, и когда тот выполнил команду, то быстро нацепил наручники. Щелк замка означал, что миссия провалена. После милиционер обыскал задержанного, но ничего не нашел.

- Я бы тебя расстрелял прям здесь, но с тобой хотят поговорить, - с неудовлетворением в голосе произнес Гулямов. – Поэтому свое удовольствие отложу на некоторое время...

- Кто?

- Увидишь, узнаешь... не торопись. Тебе-то спешить уже некуда...

Потом он подошел к Исламу, присел на левое колено и, приложив руку к сердцу, сказал с почтением в голосе:

- Хазрат Каримов! Не беспокойтесь! Вас мы будем охранять всю жизнь! У вас великая миссия в будущем! Пока мы здесь – вам не о чем беспокоиться!

- Я хочу кошек!

- Сегодня же вам найдем еще три мешка кошек и собак, мои люди вам доставят. Не уходите отсюда, играйте сколько душе влезет. Если хотите, то дадим пистолет, можете стрелять в них. Или керосин – сожжете заживо! То, что вы делаете, хазрат Каримов, вам пригодится в будущем. Люди – это вошь.

Произнеся это, Гулямов не врал, он действительно готов был заступиться за будущего главы узбекского государства. Тут Алексей вспомнил оброненную фразу на базаре, что некий милиционер убил какого-то продавца дынь за то, что тот поймал и наказал малолетнего воришку... Значит, этот вертухай осуществлял миссию защиты, не жалел никого ради Каримова. Но как он догадался, что прибудет Алексей? И что именно здесь следует искать их – Ворновича и Ислама? И вообще, как он попал сюда? Чуть позднее Акмаль ответил на эти вопросы, и картина происшедшего стала более ясной и понятной.

Привстав, милиционер поправил фуражку и сказал:

- Так, Воронович, давай вниз... И без фокусов, пожалуйста. Сам знаешь, что произойдет с тобой, если твоя прабабка умрет, не успев оставить следующее поколение!

С этим не стоило спорить, и Алексей только кивнул. Потом в окружении милиционеров, которые не спускали с него глаз и буквально тыкали в тела стволами ППШ. Редкие прохожие, которые шли в сторону города, смотрели на арестованного с нескрываемым презрением и враждебностью – они подозревали, что это немецкий шпион или враг народа – иначе как объяснить такое количество сотрудников НКВД? Но на них Воронович не реагировал, он обдумывал положение.

Внизу ожидал их «воронок» с водителем. Гулямов приказал перебираться Алексею на заднее сиденье, сам сел спереди. С двух сторон к журналисту подсели двое милиционеров. Оставшиеся трое вскочили на лошадей, крича что-то друг другу.

Машина двинулась, но ехала она медленно, ибо дорога не располагала к быстрой езде. Всадники двигались следом. Было ясно, что они едут в горотдел, и пока было время, Алексей решил поинтересоваться:

- У меня есть вопрос...

Гулямов, видимо, это ожидал, поэтому кивнул:

- Давай... Что интересует? Как я попал сюда?

- Ты угадал, Акмаль.

Милиционер хмыкнул:

- Честно говоря, я не знал, что вы творили там, на Нептуне. Затянуло меня в эту странную воронку раньше тебя и вышвырнуло в прошлое дальше настоящего времени. Свет померк в моих глазах, а когда очнулся, то увидел себя лежащим в казахстанских степях. Вначале не понял, на какой планете я и что это за место. Скафандр не снимал, ибо не знал, какая опасность меня поджидает, а прямо в нем прошагал около ста километров, пока не увидел юрту, где жили люди, и пасущихся рядом лошадей. Это были степняки. Я вошел внутрь и перепугал все семейство. Взрослые и дети подняли крик, двое нацелили на меня ружья, и мне пришлось их всех пристрелить. Правда, одного молодого я оставил в живых, чтобы допросить. Он мне и поведал, что сейчас 1923 год, страна в руинах и хаосе от Гражданской войны, власть переходит коммунистам. Отряды басмачей сражаются с Красной Армией. И я понял, что нахожусь на Земле, только в далеком прошлом...

Машина продолжала движение, охранники не спускали глаз с Алексея, но не вникали в рассказ командира, а тот не боялся при них сообщить нечто странное. Вполне возможно, что это была форма допроса иностранного шпиона, о чем им, рядовым, знать не положено. Гулямов продолжал:

- Было ясно, что пути назад у меня нет. На Нептун не вернуться, да и не зачем, ведь еще не скоро корабль «Ислам Каримов» будет вращаться у этой планеты. Надо было выживать в новых исторических условиях, найти место, путь... И тогда я решил примкнуть к коммунистам, ибо я знал, что в течение семидесяти лет власть будет принадлежать им. И мне легче будет выжить. К тому же я все-таки сотрудник Министерства по демократизации, которое стало правопреемником милиции. Поэтому закопал свой скафандр, натянул на себя одежду, что нашел в юрте. Потом зарезал казаха, чтобы тот меня не заложил, и тронулся в путь. Я добрался до Ташкента, вступил в ряды Красной Армии, сочинив байку о своем крестьянском происхождении, мол, батрачил на баев – и эта сказка прокатила. Знаешь, мои навыки и опыт пришлись ко времени. И мне понравилось жить здесь. Ведь работа осталась прежней: вешать, казнить, пытать недовольных коллективизацией, процессом разрушения церквей и мечетей, конфискации имущества, отказом от национальных традиций и культуры. Я работал на прогресс...

- Да-да, не сомневаюсь, - усмехнулся Алексей. – Этот прогресс запомнился на столетия! Россию и ее окраины отбросили в прошлое...

- Не иронизируй. Все-таки коммунисты дали многое Узбекистану. Хотя речь идет не об этом... В сталинское время мои дела пошли еще круче, особенно когда я встретил... Ладно, говорить не стану, кто он, сам увидишь. Он мне предложил охранять нашего будущего президента. И мы направились в Самарканд, чтобы работать в местной милиции. Мы не вмешивались в историю, но наказывали тех, кто проявлял неуважение к Исламу Абдуганиевичу. Я знал, что если помогу ему не только выжить, но и стать руководителем страны, то он ответит мне добром, и меня... да-да, там, в будущем, может, назначит министром...

- Когда ты родишься, твой диктатор будет мертв!

- Зато будет жива его дочь, принцесса Гульнара! Уж она-то исполнит наставления отца! Так что я возглавлю Министерство, а не кто-нибудь иной! И тех, кто подставил меня, я накажу в первую очередь!.. Но самое главное – тебе это тоже будет интересно! – я собственноручно зарезал еще молодую прабабушку Нодира Ахмаджанова, выпустил кишки и заставил сожрать их ее родителям, которых потом пристрелил. Вначале порезал девчушке ножом все лицо – точно также, как это сделал мне капитан, - и тут Акмаль показал на шрамы на лице. – А потом и вспорол живот. Все сделано в традициях Министерства по демократизации.

Нельзя сказать, что данное сообщение вызвало у журналиста чувство радости. Безусловно, он ненавидел Нодира, но ведь не прабабушка виновата, что ее потомок стал таким негодяем...

- Ты хочешь исправить прошлое, чтобы лучшим было будущее?

- А разве ты, сука такая, прибыл не с этой целью сюда? – прищурил глаза Гулямов. – Не беспокойся, там, в будущем, не будет ни академика Ахмедова, ни его группы сотоварищей, ибо я изведу их корни в наше время...

Алексей ничего не ответил, а только посмотрел на окно. Они проезжали мимо архитектурного памятника – гробницы Ходжи Ахрара, возведенного еще в 16 веке; надгробная плита из белого мрамора с множеством эпитафий на арабском языке привлекала множество паломников. Ведь это был великий мыслитель, один из основателей накшбандия – религиозного течения ислама в Средней Азии. Сейчас там располагалась кладбище с мечетью, минаретом, колонным айваном, построенных значительно позже.

Акмаль заметил взгляд Алексея.

- Любуешься памятником? Да, в наше время доступ к нему закрыт, и лишь инквизиторы Министерства вправе посещать могилу Ходжи Ахрара! А сейчас любой может прийти сюда...

Он продолжал рассказывать что-то, однако Воронович его не слушал. Почему-то вспомнил другую часть той поэмы, которую прочитал в Interplanet:

«Согдиана, Согдиана,

Край неведомый, большой,

Мне бы пиалу айрана,

Мне б воды бы ключевой!

Согдиана, Согдиана!

Самарканд и Бухара!

Не видать друзьям зиндана,

Ни жемчугов и серебра!

Край родной огнем объятый,

Стон как меч, сердца разит,

И иранец полосатый,

Взять свободу норовит.

А хотя, где та свобода,

Что вещают все цари,

Может быть у ада входа,

Иль у райской той двери?

Перс идет войной нещадной,

Что им жизнь-то – звук пустой.

Смерть не в платье ведь нарядной,

Ходит с острою косой.

Не заплакали дехкане,

Положив соху во двор,

И как просто согдияне,

Возвели вокруг забор.

Тот забор, что ограждает

От зубов гиен, горилл.

Все поступки оправдает,

И упрячет от могил»[126].

Вдруг Гулямов странно покосил глазами и спросил:

- Да, Воронович, вот что я хотел спросить... Ты все-таки имеешь отношение к движению «Свободный Узбекистан»?

- Если бы и имел, то проку тебе сейчас в этом какой? – хмыкнул журналист.

- Просто хотел взглянуть на такого «героя», который решился бороться с ним, - и тут Акмаль мотнул головой назад, подразумевая «Шахи Зинда», где остался добивать своих животных маленький палач.

Тем временем автомобиль остановился у двухэтажного дома. Это было Самаркандское городское управление НКВД. Часовые отдали честь вышедшему из салона лейтенанту. Следом вывели в наручниках Алексея. Гулямов махнул рукой, показывая, куда нужно идти. Раньше здание было отделением русско-туземного банка, потом его национализировали и теперь здесь располагалось городское управление НКВД. Оно было крепким, даже полы не скрипели. На стенах – плакаты, призывающие граждан встать на защиту родины, а также проявлять бдительность – шпионы и лазутчики врага шныряли по всему Союзу. На Алексея встречные милиционеры и гражданские сотрудники смотрели гневно и с презрением. Из одного кабинета раздавались глухие удары и крики какого-то юноши:

- Урман мени, хаммасини этаман![127]Ой! Ув! А-а-а-а!

- Этасан, жалаб, албатта этасан! Мана сенга, мана!..[128] – слышался грозный голос другого. Воронович покачал головой: спустя столетия методы допроса остались такими же, как с эпохи Святой инквизиции, лишь изменились названия ведомств, ведущих следствие. Видимо, на любой век хватало садистов, а открытый космос стал сосредоточием таких мерзавцев. Услышав такие звуки, лейтенант заулыбался – они казались ему милее райской музыки.

В сопровождении охраны Воронович поднялся на второй этаж. Они остановились в приемной. Секретарша – симпатичная блондинка в кожанке и с револьвером на боку, вопросительно посмотрела на Гулямова, а тот доложил:

- Товарищ замначальника нас ждет! Этот человек арестован по его приказу!

Тогда та сухо и безразлично ответила:

- Проходите! – и вновь стала стучать на печатной машике «Ундервудъ». Все что происходило в этих стенах было ей малоинтересно, хотя понимала о жути здесь творившегося. Люди привыкают ко всему, даже к плохому. А пытки, издевательства в этих стенах стали обыденным делом для сотрудников.

Лейтенант, повернувшись к рядовым, сказал:

- Вы остаетесь здесь! – потом он постучал в дверь и нажал на ручку.

Алексей знал, что ему следует идти вслед за ним. И когда он вошел в кабинет, то не слыханно был удивлен словам:

- «Че Гевара»! Мы опять встретились!

- Бетонное Сердце? Ты жив? Как ты сюда, подонок, попал? – не поверил своим глазам Ворнович. Если бы не наручники, то его пальцы вцепились в горло этого негодяя. – Я думал, что тебя зашвырнуло как минимум на миллионов сто в прошлое!

Впрочем, негодяй неплохо выглядел, несмотря на разницу в возрасте. Оплывшее от жира лицо, животик, выпирающий из формы, пару орденов на груди, золотое колечко на пальце, причем правой руки, которая была трансплантирована (Алексей усмехнулся, вспомнив, как на Марсе разворотил ему кисть). Погоны майора свидетельствовали о значительном положении в иерархии НКВД. Теоретически ему было за восемьдесят, только внешне это никак не проявлялось. «Наверное, применяет нейростимуляторы, которые омолаживают организм», - подумал Алексей. Он смотрел в глаза врага, и видел в ответ такой же взгляд, полный презрения. Только сейчас Закир был спокоен, ибо понимал свои преимущества:

- Удивлен?

- Еще бы! – ответил Воронович. – Ты был майор вертухайско-карательного отряда, а теперь майор карательно-репрессивной организации! Всегда следуешь своей традиции... Но не скажу, что рад тебя видеть!

- Вообще-то я ожидал, что встреча с тобой произойдет, только не знал, когда. Но о месте такой встречи догадывался... Проходи, проходи... Я уж нашей встрече рад, очень даже!

Кабинет был небольшим, но вмещал в себя письменный стол буквой «Т», два кресла, четыре стула, сейф, шкаф с книгами, столик с чайником и пиалами, тарелкой, на которой была лепешка и гроздь винограда. На окне темные занавеси, портреты Сталина и Дзержинского на стенах. Стол был завален бумагами, однако хватало место для лампы и телефона. В общем, помещение казалось несколько мрачноватым, словно его хозяин специально подбирал такие темные тона - тона жути, холода и какого-то отрешения и безнадежности. Каждый, кто заходил сюда, должен был осознать, что отсюда начинается путь в другой мир. Видимо, в кабинете не только принимали решения по каждой криминальной ситуации в городе, но и кого-то пытали, мучили и убивали. Обычная и рутинная работа для садиста. Из репродуктора слышалась лихая песня:

«Три танкиста, три веселых друга -

Экипаж машины боевой...»

Журналист повернулся к Гулямову, который не скрывал своего удовольствия – еще бы! Он задержал того, на кого точил зуб. Алексей спросил, указывая на сидевшего в кресле офицера:

- Так это ты встретился с ним, Бетонным Сердцем, и он предложил тебе перебраться в Самарканд? Надо же, блин! Один стоит другого!

Тот молча кивнул, а Алматов захохотал, смотря на кислое лицо журналиста:

- Да, ты угадал!.. Удивительно, как двое из прошлого смогли найти друг друга! Ведь даже там, на Нептуне мы не знали о обоюдном существовании. А здесь... Советский Союз большой, сотни миллионов граждан... вероятность небольшая, да только она проявилась!.. Да ты присаживайся, разговор будет интересным, - и он широким жестом предложил Алексею занять рядом стоявший стул.

Тот не стал возражать и присел. Гулямов остался стоять, держа в руке пистолет. Воронович не скрывал своего любопытства:

- И как же вы узнали, что каждый из вас не из этого времени?

- На одном из совещаний в республиканском НКВД наши места оказались рядом, и я сразу понял, что он другой... Знаешь, все-таки мы привыкли употреблять слова и термины, которые еще не родились, и которые не понятны никому здесь. Потом... у всех сотрудников Министерства по демократизации – светящиеся татуировки, и по ним я сразу опознал в нем своего соотечественника. Еще было одно...

- Что?

- Вот это! – Закир встал со стола, подошел к сейфу, открыл его и вынул пистолет, только не тот, что пользовались ныне в армии и милиции. Это было штатное оружие надзирателя двадцать первого века. Многозарядная и мощная механика со встроенной электроникой. – Сам понимаешь, местная наука до такого еще не додумалась!

- Так он тебе его отдал?

- Да, ведь мой давно разрядился, а этот еще функционирует! Мощная штучка для этого времени! А своим я славно поработал на Гражданской войне, косил и белых, и красных, и зеленых...

- Кого?

- Ну, махновцев...

- Ты мог бы им воспользоваться там, - Алексей махнул на север. – Где идут сражения. Одним выстрелом можно подорвать немецкий «тигр», сбить бомбардировщик, уничтожить дзот! Меньше было бы потерь у советских войск. Каждый выстрел по врагу – это сохраненные десятки жизней наших солдат!

Нельзя сказать, что предложение воодушевило майора. Он равнодушно сказал:

- Там разберутся и без нас. Война Гитлером будет проиграна, так что о чем мне беспокоиться? Оружие пригодится мне здесь, для защиты нашего хазрата!.. Кстати, знаешь, как мы поняли, что ты попал сюда?

Это было интересно Вороновичу, и он спросил:

- Как?

Тут Алматов вынул из-под стола красно-полосатую робу. Алексей сразу признал в ней одежду, от которой недавно совсем избавился.

- Ты же знаешь, в какое время попал... Тут каждый стучит на соседа, одноклассника, коллегу. Тебя приметили еще в махалле, где ты переодевался, и позвонили нам. Прибывший к месту сообщения милиционер снял с дерева эту одежду, но он не понял, что это за ткань. Решил, что спецкостюм немецкого парашютиста, сброшенного в Самарканд, принес мне, а я уж-то признал в нем робу, что носили бригадиры на «Исламе Каримове»... Сам понимаешь, на какие мысли это навело...

- А я прочитал нашивку «Ешуа Файзуллазаде», и понял, что это ты был одет в бригадирскую робу, чтобы сбежать с тюрьмы, - подал голос Акмаль. – Мы узнали от жителя махалли, что некий странный мужчина вышел из «Студобекера», а уж его водителя найти не составило сложности. Шофер признался, что встретил тебя у руин Афросиаба. Туда были направлены оперативники, которые нашли скафандр и какой-то прибор, назначение которого мне неизвестно... Скафандр оказался рабочим, то есть тем, что надевают заключенные для работы с рудой «гулия». Значит, прибыл кто-то с Нептуна. Точно также, как и мы!

Лейтенант замолчал, поглаживая левой ладонью ТТ. Закир достал пачку сигарет американского производства – явно из груза по «ленд-лизу», закурил и произнес, ощущая удовольствие от каждого слова:

- Хм. Я догадывался, что это мог быть ты... Наша осведомительница на базаре сообщила, что некий мужчина странной внешности, не азиат, расспрашивает об Исламе Каримове. А мы заранее предупредили многих своих агентов, чтобы следили за пацаном, охраняли его. Так вот, мы знали, куда ты направился, и следом отправился Гулямов с группой захвата... Да, был бы сканер, то вживленный в тебя микрочип сразу информировал, где ты, и найти не стоило особого труда – сам же знаешь возможности тюремной технологии двадцать первого века...

Дым сворачивался в кольца и поднимался наверх. Алексей наблюдал, как кольца растворяются, не долетев до форточки.

- У меня встречный вопрос: чем занимался Ахмедов с бригадой? – вдруг спросил Бетонное Сердце. Сигарета в его пальцах очертила замысловатый круг. Трансплантированная рука, как видно, прижилась хорошо, и майор действовал им как родной.

Алексей пожал плечами:

- Да так... ерундой...

- Можешь мне не врать. Я позже понял, что академик Ахмедов работал над проектом, связанным с перемещением во времени и в пространстве – иначе бы ни я, ни Гулямов, ни ты сюда не попали. И никто по своей воле не спускался на поверхность Нептуна, в этот адово место. А вы рисковали, причем не раз... Да, наши начальнички даже не догадывались, чем заняты заключенные... И теперь ясно, что там, на острове Эдем Гульнары, вы собирались уйти в прошлое, да я вам помешал...

- Ну, не только ты. Был еще и Гулямов, который охотился за нами в атмосфере Нептуна...

- Ага, точно... Я скажу тебе, что вы запланировали, а ты ответишь, насколько верны мои мысли... Вы хотели убить Ислама Каримова, пока он еще маленький. Решили, что так измените историю, создадите другой политический режим в Узбекистане! Я позже раздумывал, какое мощное оружие имел Ахмедов, и жаль, что никто об этом из тех идиотов, что руководили тюрьмой и были призваны знать все о заключенных, не догадывались. Управление временем и пространством – это то, что может изменить мир, поставить все страны и народы на колени! Это власть, которая никому никогда не снилась! И все это прошло мимо глаз и ушей дурака Исаева! Мать его! Я найду его предков и самолично повешу, чтобы такой идиот не родился в будущем, и «Исламом Каримовым» управлял более способный директор!

- Все вертухаи одинаковы, вряд ли у другого мозгов будет больше, - сиронизировал Воронович. – Им бы только бабло сорвать и над заключенными поиздеваться! На больше извилин не хватает! Вы – рабы системы!.. Ладно, ладно, не гримасничай... Но куда ушла термобомба, что затянуло в Большое темное пятно? На Эдем Гульнары она не упала.

- Хм, Большое темное пятно... Это был...

Воронович закончил фразу:

- Это был пространственно-временной континуум, созданные энергией «гулия». Только условия Нептуна сформировали портал для перемещения из одной эпохи в другую, из одной точки Вселенной в другую... Это и есть открытие Ахмедова.

Аламатов кивнул и, в свою очередь, не стал скрывать информацию, которая была интересна врагу.

- Моя термобомба попала, скорее всего, в Марс два миллиарда лет назад, и энергии было достаточно, чтобы планета потеряла не только жизнь, но и и атмосферу, воду, превратилась в мертвый объект, - продолжал Бетонное сердце, ухмыляясь. – Я не уверен, но предполагаю, что это так. Так что твой Ахмедов является виновником гибели этой некогда цветущей планеты... Хотя все равно земляне ее привели в божеский вид благодаря «гулию», ведь энергии минерала достаточно, чтобы оживить любую мертвую планету...

Алексей нахмурился:

- Странно, ты запустил термобомбу, а виноват Эркин Баратович. Понимаю, ты хотел уничтожить нас, находящихся на Эдеме Гульнары а разнес Марс... Так что вина твоя, Закир... Кстати, ведь и ты потом уничтожил город Согдиану, который создавали сотни тысяч людей. Так что марсианская эпопея лежит на твоей совести, хотя ее у тебя и нет. Да, вопрос: ты как остался жив после того, как Ахмедов вышвырнул тебя во временной портал?

- Ты что-нибудь слышал о Тунгусском метеорите?

- Конечно!

- Так вот, это был не метеорит, не комета, не плазма, а самый настоящий корабль. Только не инопланетный, как твердили некоторые уфологи, а мой, изделие человеческого разума. Из портала я очутился у орбиты Земли. Я успел катапультироваться, прежде чем ракетоплан разрушился в земной атмосфере и рухнул в сибирскую тайгу. Видимо, портал времени – сложная штука. Меня и термобомбу, как видишь, разделили расстоянние в миллиарды километров и в миллиарды лет, однако тебя и меня – всего лишь сорок лет, а вот расстояние... можно сказать, пару шагов... И теперь мы здесь, в Самарканде...

Но Алексея интересовало все:

- И как ты выжил?

- Имея в голове знания последующего столетия, то в прошлом легко закрепиться. Я очутился в 1907 году на территории России. Моя спасательная капсула упала недалеко от дома, где жили староверцы. Я позаимствовал у них одежку, и добрался до ближайшего города. Устроился инженером на одну фабрику в Омске. Так продержался десять лет, в политику не лез, ибо знал, чем все закончится. Потом, когда начались события 1917 года, быстро примкнул к большевикам, служил в частях особого назначения – это те, что занимались карательными экспедициями и расстрелами, в начале двадцатых занял пост в ВЧК, потом меня перевели в милицию. Работа была классная, сам понимаешь, по моему профилю. Теперь я здесь, в должности заместителя начальника городского управления НКВД. Как-то подумывал переметнуться к нацистам, в их частях СС, например, Мусульманском легионе послужить, да только конец их довольно печальный. А так мне нацистские дела очень нравились, и Гитлер – мужик что надо...

- Но ты нашел себя в НКВД, среди «ежовых», «берия», «абакумовых»... И, как всегда, пытаешь, расстреливаешь?..

- Это моя работа, моя профессия. Этим я занимался и в будущем, как ты сам знаешь...

Алексей согласился:

- Это точно... Уж Согдиану я никогда не забуду... Но вот что я подумал... Ведь Ислама Каримова сделали таким, каким он есть и будет, именно вы. У вас есть шанс перевоспитать его, вырастить нормальным человеком... А вы подбиваете к жестокостям, чтобы он с кошек живьем шкуру сдирал, дыни воровал...

Милиционеры аж удивились:

- А зачем? Он итак устраивает нас таким, каким будет президентом! Ведь при нем мы получим то, что нам надо. Знаешь, Алексей, этот мир жесток, и слабым в нем не место. Ислам Абдуганиевич хорошо адаптировался, он прекрасно узнал человеческую натуру, и играл на ее струнах. Человек – это дерьмо. Знаешь закон курятника?

- Знаю...

Бетонное Сердце хмыкнул:

- Так вот, курятник – это еще рай. А человека не изменить, лучше быть выше, чтобы дерьмо падало мимо тебя. У нас нет желания исправлять мир. Не Каримов, так кто-то другой будет у власти, и уверяю тебя, он будет не лучше. Знаешь почему? Потому что народ – это плебс. Рабы, которым нужен хозяин. Народ слушается только кнута. Неважно, кто у власти – фашисты, коммунисты, ислам-каримовцы – главное, они умело управляют толпой. Так что узбеки заслуживали такого правителя, каким был... то есть будет Ислам Каримов! «Человек, определивший эпоху»! – такое сможет написать только раб в отношении своего владельца. Так что не возмущайся, «Че Гевара»! Ты можешь изменить какого-то конкретного человека, если он, естественно, этого хочет, но не весь народ!

- Вы знали, что он незаконнорожденный?

Вопрос не удивил милиционеров.

- Конечно... Мы сами арестовали Абдугани Каримова в 1936 году за мелкое хищение социалистической собственности, чтобы позже его супруга согрешила с джугутом из заготконторы... А потом пацана приучали жестокости – брали с собой на расстрелы, и он видел, как один за другим падали враги народа от наших пуль. Воспринимал это с удовольствием. Так закаляли мы его душу, делали нервы стальными... И знаешь почему, при Каримове были плохие отношения с таджиками? Потому что мы внушили ему, что все беды – от них. Колхозники ловили его за кражей дыни и били, с тех пор он люто ненавидит тех, кто говорит по-таджикски или по-персидски!

- Вы изуродовали психику пацана, превратили его в монстра. И корабль с его именем – это сущий ад, его металлическая небесная копия! – сердито произнес Алексей, сжимая кулаки.

Закир докурил сигарету и притушил ее о пепельницу. Потом сказал:

- Ладно, давай перейдем к делу...

- К какому? – не понял Алексей.

Алматов встал и, заложив руки за спину, стал отмеривать шаги и в итак небольшом кабинете. Со стен Сталин и Дзержинский смотрели на всех недобрым, колючим взглядом. Плакат с надписью «Все для фронта – все для победы» никак не увязывался с этими историческими личностями. А Воронович почему-то вспомнил двустишье:

«Из одного металла льют,

Медаль за бой, медаль за труд!»

В тысячах километрах от фронтовой полосы тоже шла борьба – с дизертирами, шпионами, бандитами, а также люди выполняли трудовой подвиг – вкладывали все силы для производства продукции для нужд армии и флота. Воистину это был народный вклад в общее дело, которое позже первый президент Узбекистана Ислам Каримов подвергнет обструкции и ревизии. Наверное, это будет самой яркой стороной его позорной деятельности, и Воронович, прежде всего, будет презирать его именно за это – оскорбление чести и достоинства узбекского народа, лишенного права на победу над фашизмом.

Тут Алматов прогудел:

- Я думаю, что Ахмедов продумал вариант твоего возвращения на Нептун...

На это журналист возразил:

- А зачем? Ведь нас на «Исламе Каримове» ожидает смерть! Ты сам лично отправился нас уничтожить, так что нет смысла возвращаться. Мы знали, что путь на Эдем Гульнары – это билет в один конец.

Гулямов хмыкнул. Он-то не верил никому. Ложь почувствовал и Бетонное Сердце, поэтому, зевнув, сказал:

- Уж не ври, «Че Гевара», не ври. Тот прибор, что в скафандре мы нашли, явно для других функций. Не знаю, как он действует, но ты мне расскажешь...

- Почему ты думаешь, что я знаю?

- Алексей, не отпирайся. Не забывай, что расследование – это часть моей работы. А пытки и казни – это заключительная ее часть. Так что не вынуждай меня переходить сразу к печальному итогу. Не сейчас, но все-таки нам тоже хочется вернуться в свою эпоху. То, что мы расскажем Гульнаре Каримовой, будет шагом к нашей власти. Мы дадим ей мощное оружие! Если и у тебя все-таки мозги в черепе, а не каша, то примкнешь к нам! А ссоры можем и забыть – чего только между военными не бывает, а ведь ты – спецназовец!

Воронович задумался. В голове зрел план. Если он не смог исполнить задание сейчас, в 1944 году, то был шанс его реализовать за несколько в ином отсюда времени, в недалеком будущем. Перфоратор был дан ему именно для этого. Лишь бы вертухаи не поняли, что он хочет сделать. «Придется подыграть им, а для этого рассказать правду... не всю, конечно», - прокрутилась в голове мысль.

- Хорошо, - произнес он глухо. – Тогда снимите наручники.

Акмаль вопросительно посмотрел на начальника, и Алматов согласился:

- Сними! Ведь не станет он убивать свою прапра... короче, бабку свою Марию!

Милиционер подошел к Алексею и ключом открыл наручники. Тот протер покрасневшие запястья.

- Где скафандр?

- Не в этом здании, - признался Бетонное Сердце. – Такой предмет, как скафандр, вызовет ненужное любопытство других, тем более вышестоящего начальства. Поэтому мои люди поместили его в зернохранилище, что недалеко от Афросиаба. Сейчас поедем туда...

Тут Алматов подошел к сейфу и извлек второй раз пистолет из будущего, завернул его в тряпки.

- Он нам пригодится, - сказал он, не поясняя, для каких все-таки целей он его берет. После чего пригласил всех выйти из кабинета. Воронович двинулся за ним, а Гулямов, все еще держа ТТ в руке, замыкал тройку. Секретарша хмуро посмотрела в спину журналисту, чувствуя в нем, видимо, классового врага или иностранного шпиона...



Глава 14. Миссия не выполнима



Жилые дома в Самарканде в больше части были из глины, соломы, деревянных стоек, с низко расположенными оконами. Были также из жженного кирпича или камня, видимо, более зажиточных граждан (хотя таких уже давно раскулачили, и в этих строениях проживали в большей части чиновники совпартаппарата или эвакуированные из северных частей Союза). Вообще-то кварталы состояли из пристроенных друг к другу домов, иногда разделенных дувалами[129] или палисадниками. У каждого дома был небольшой участок, где хозяева разводили фруктовый сад, виноград или небольшой хлев. Эта сторона была всегда закрытой от публичного взора, но сейчас ничто не могло служить запретом для сотрудников НКВД, которые в любое время суток входили и производили обыск или арест. Поэтому любого человека в форме милиционера люди боялись и старались продемонстрировать ему уважение и почтение. Даже старики кланялись.

Вот и сейчас, когда Алексей в сопровождении Гулямова и Бетонного Сердца, а также трех автоматчиков вышел из служебного двора горуправления НКВД на улицу, то редкие прохожие испуганно заулыбались всем и поспешили подальше от этого места.

Был день. Работали все промышленные предприятия в городе, производившие продукцию для фронта. Из динамика раздалось:

- От Советского Информбюро. Сегодня, 5 октября 1944 года части Второго Украинского фронта нанесли сокрушительный удар...

- Каждый день слушаю это, но меня это мало беспокоит, - признался Алматов, махая рукой на столб с рупором. – Война эта касается жителей данной эпохи, а мне все по боку. Ведь я все-таки из другого мира.

Воронович фыркнул:

- Ну, не загибай, Закир, мы все из Узбекистана, а Великая Отечественная – часть нашей истории, как бы маленький подлец, который сейчас вешает кошек и сжигает собак, не старался позже переписать страницы, и внушить нам совершенно иные идеи. Память о войне, о погибших, о совершивших подвиги не угаснет, как бы ревизионисты не пытались это сделать. Не забудут и предателей, и отщепенцев...

Гулямов, шедший слева от журналиста, поперхнулся. Разговор ему мало нравился. Он не любил, когда оскорбляли его кумира, идола – Ислама Каримова. Но Закир бровью показал, чтобы тот не выступал и свои эмоции сохранил в себе. Шедшие сзади автоматчики никак не реагировали на разговор начальников и арестованного в странных ботинках. Видимо, майор не хотел лишнего внимания и приказал всем сесть опять в «воронок», стоявший в конце улицы. Шофера он оставил здесь, а сам сел за руль. После чего завел двигатель, и автомобиль покатил по узким улочкам.

До цели было недалеко, и Алексей хотел воспользоваться моментом, чтобы выяснить настроение вертухаев.

- Так как тебе сегодняшнее время, Закир?

Вопрос был не совсем приятным, потому что он скорчил недовольную гримасу:

- Это не мое время... Я не могу жить без того, что было у меня в будущем. А тут все... примитивно, нет никакой электроники, физическая работа, фу! А медицина – ужас один, если бы не гормональные препараты, что были в моем скафандре, я давно бы состарился и помер!

- А тебе как жизнь тут, Акмаль?

Лейтенант был прямолинеен, но говорил, правда, изподлобья, нехотя:

- Я рад, что здесь, ибо соприкоснулся с легендой. Человеком, который изменит мир! И ради него я готов на многое! И тебе, Воронович, этого не понять.

Машина петляла по улочкам, пока не выехала на прямую дорогу. Памятники архитектуры и истории виднелись из окна, и это было удивительно, поскольку в конце двадцать первого века все они были наглухо загерметизированы, и там происходили странные ритуалы с участием аристократии – «ок суяк» - и чиновников. Обычные граждане лишь любовались их фотоголографической проекцией.

И тут Алматов ни с того, ни с сего, возможно, по привычке, затянул песню, от которой Алексея чуть не вырвало:

«Мы коленок своих не должны сгибать,

Потому что святым принципам верны.

Президент говорит, что их ровно пять

Для тебя, для меня и для всей страны!»

Гулямов с радостью подхватил, видимо, он давно не исполнял свой профессиональный гимн и он воодушевил его на ратные дела:

«Это наша судьба, жон Мустакиллик, -

Президента врагов - засадить в зиндан.

Воссияй же звезда с именем «Жаслык»

Для землян и чужих инопланетян!»

Воронович отвернулся, чтобы никто не видел, как зло горят его глаза. Остальным милиционерам не было дела до песни, они внимательно смотрели на арестованного, как и было им приказано. Вскорее они были на месте. «Воронок» остановился у старого жилого дома из жженного кирпича, скорее всего, приспособленного под склад, ибо здесь находились какие-то коробки, мешки, ящики. Их содержание никого не интересовало, все встали у чего-то, скрытого тряпками. Впрочем, Алексею и гадать не надо было – он признал сразу по контуру свой скафандр. Закир кивнул, и Гулямов стал разбрасывать тряпки, чтобы все увидели вещь, которая будет создана спустя сто лет. Из всех шестерых находившихся в складе лишь трое проявили изумления, ибо ничего подобное ранее не видели. И все же они не стали задавать вопросы, и держали под контролем Алексея, как и было им приказано Гулямовым.

Скафандр не повредили во время транспортировки, просто он был пыльным. Внутри продолжали функционировать приборы и компьютер, и их назначение было известно вертухаям. Но вот перфоратор, что был прикреплен к скафандру, вызывал у них неподдельный интерес, они понимали, что это – самая важная часть.

- Так что это? – спросил Алматов, указывая па перфоратор.

- Устройство для возвращения домой или в иное время, - ответил Воронович. Потом посмотрел на Бетонное Сердце: - Хочешь увидеть, как функционирует?

- Покажи! Только, «Че Гевара», без фокусов!

Под внимательными взглядами Алексей присел на колени, щелкнул крышкой, обнажив светящийся дисплей. Показывая пальцем на индикаторы, он давал пояснения:

- Перфоратор работает от «гулия»... Сейчас зарядка – сто процентов!

- Я так и знал, - хмыкнул Алматов. – Только этот минерал способен выделять такое количество энергии, чтобы пробить время.

- Но пробивает время и пространство именно Большое темное пятно на Нептуне, а этот перфоратор всего лишь определяет перемещение на Земле и возвращение на Эдем Гульнары... Вот, этот индикатор определяет географическое перемещение, то есть координаты на Земле... К примеру, возьмем Кашкадарьинскую область, и аппарат настроится на эту точку, - и Алексей отбил информацию для перфоратора, который принял команду и загрузил его в устройство перемещения. – Теперь посмотрите на этот дисплей – это для определенния дискретного времени... Мы пишем: 1986 год, октябрь, 12 число... – и эта команда была загружена в перфоратор. Загоревшийся глазок свидетельствовал о настройке на указанный год. Милиционеры наблюдали за всем этим, еще не осмысливая значение сделанного.

- А это что? – Акмаль указал на третий индикатор.

- Это навигация по космическому движению... Если хотите вернуться на Нептун или отправится в любую другую точку Вселенной, то набираете координаты. В памяти перфоратора движение звезд и галактик в разные периоды времени, и перфоратор определяет, где и в какое время будет находится, к примеру, Нептун... или Марс... И только тогда вас направит в нужную точку. В ином случае, вы можете оказаться внутри звезды или какой-нибудь планеты... или вообще черт знает где!

Рядовые милиционеры это слушали без особого интереса, поскольку ничего не понимали в этих пояснениях, однако были уверены, что Алексей – американский или немецкий шпион. Поскольку все происходило под контролем начальства, то не вбивали себе голову, для чего и зачем все здесь происходит, видимо, на то есть причины. А вот у Гулямова и Алматова глаза загорелись.

- Ага... все ясно... умно придуманно, – прокряхтел Бетонное Сердце, о чем-то размышляя. О чем именно догадывались и Гулямов, и Воронович. Всем им троим хотелось вернутся домой, чтобы затем использовать открытие в свою пользу. И журналист начал тихонько поджигать противоречия космических вертухаев:

- Пока Большое темное пятно функционирует – есть шанс попасть на Нептун. Перфоратор связывает человека со временем и пространством... Но портал скоро закроется, так мне сказал академик Ахмедов... Большое темное пятно не вечно...

- Мы это поняли...

Воронович ухмыльнулся:

- Нет, не поняли... Вас двое, а скафандр один! На Нептун нельзя прибыть без него – сами знаете, что и секунды не проживете в его атмосфере... Так что может отправится только один человек... Кто им будет?

За короткое мгновение атмосфера на складе стала напряженной. Все замерли. Алматов стал смотреть на своих коллег, нахмурился, после чего произнес:

- Конечно я!

Он произнес твердо, чтобы ни у кого не возникло сомнений. С этим не был согласен Акмаль, который быстро извлек из кобуры ТТ и направил на майора:

- Почему именно ты? Я тоже из будущего!

- Я старший по званию!

- В моем времени я был подполковником, а ты всего лишь майором!

Бетонное Сердце также ст ремительно достал оружие 21 века и наставил на Гулямова, в его глазах сверкала усмешка:

- Ты на «Исламе Каримове» был рядовым! А я – майором боевого фрегата «Святой Эльяр Ганиев»! О своем офицерском прошлом можешь не вспоминать! На Нептун отправлюсь я!

Акмаль усмехнулся, но так зло, хищно. Его изуродованное шрамом лицо перекосилось от ненависти к тому, с кем они большую часть времени прожили во имя одной миссии:

- Я верну себе звание и стану тем, кем должен быть. А в сегодняшнем времени останешься ты, Закир! Тебе здесь жить и исполнять долг перед нашим хозяином!

Напряжение нарастало. Алматов крикнул стоявшим как истуканы троим милиционерам, которые никак не отреагировали на внезапную перемену ситуации:

- Эй, вы, арестовать его! Быстро!

Акмаль, в свою очередь, сказал по-таджикски автоматчикам:

- Арестовать майора! Он – предатель! Он – агент абвера[130]!

И его, к изумлению Алматова, послушались милиционеры, подняли ППШ теперь на замначальника горотдела НКВД. Стоило им пальцам шевельнуть, и три кинжальных огня располосовали бы офицера на части. Угроза была реальной. И сила сейчас была явно не на стороне Алматова.

- Вы чего? – заорал Закир, ничего не понимая. – Я ваш командир! Я – коммунист! Как вы смеете мне угрожать?! За измену вы все ответите!

Он не стрелял, понимая, что не успеет уложить всех даже из суперсовременного оружия. А автоматы и пистолет, что в руках у противников, убивают не хуже. Гулямов произнес, и все почувствовали издевку в голосе:

- Я забыл тебе сказать, Закир... Уж прости... Я работаю на «Смерш»[131], и эти люди – мои, из военной разведки, они работают под прикрытием в милиции. Так что здесь теперь все подчиняются мне! Ослушаешься – никогда не попадешь домой... А звание подполковника, если уже не полковника или генерала, я себе верну! Гульнара Исламовна отметит мои заслуги перед ее отцом и теми перспективами, что откроются перед ней с порталом времени и пространства на Нептуне!

Весть ошарашила майора, и он попытался найти контрдовод:

- Но я – человек Ниязматова, а он уж тебе не простит мою смерть! Тебе нельзя возвращаться – ты упустил этого гада! – и он кивнул на Алексея. – И это веская причина тебя казнить по суду военного трибунала!

- Уверяю тебя, Абу-Али, этому дураку в мундире обер-маршала, наплевать на тебя, а твои кости вряд ли кто-то будет искать в прошлом... Так что опусти пистолет! Тебе не остаться в живых, если начнешь сопротивляться! А с журналистом мы разберемся...

Алматов не собирался сдаваться:

- Нет уж, опусти ты, иначе первая моя пуля расплавит тебя...

Пока бывшие коллег и переговаривались, Алексей быстро набрал программу запуска. К сожалению, при этом прибор издавал звуки, и это привлекло внимание всех, остановив ссору.

- Ты чего? – сердито спросил Акмаль, делая шаг в сторону Вороновича и перецеливая оружие. Но прежде чем ствол ТТ уперся ему в лоб, Алексей прям снизу пнул милиционера по коленной чашечке. Боль была такая острая и сильная, что Гулямов захрипел и упал прямо на журналиста, который еще добавил кулаком под ребра пару раз.

В этот момент голубые молнии стали биться вокруг скафандра. Алексей схватился за него и прижался плотнее, словно хотел слиться – влезить в него уже не было времени и возможности. Автоматчики в страхе отскочили, но открывать огонь не решились. Но Алматов понял, что сейчас произойдет и поэтому прыгнул вперед. Он успел ухватить Акмаля – своего нового врага - за сапог, прежде чем огненный вихрь подхватил скафандр и три тела и вышвырнул в какую-то энергетическую воронку...

Все это заняло секунды, и все сразу же исчезло. Лишь солома падала на землю, поднятая в воздух вихрем, и горел какой-то ящик, видимо, не выдержав температуры. Милиционеры с криками от ужаса выбегализ из склада. Они не могли позже объяснить начальству, что же узрели и как пропали два офицера и задержанный, а также странная вещь, ради которой они прибыли сюда. Дело было закрыто и под грифом «Совершенно секретно» сдано в архив.

Между тем, полет во времени был также стремительным. Ощущения в этом пространстве трудно пояснить, поскольку человеческие органы чувств не способны были дать адекватную информацию мозгу. Но полет происходил в виде цепочки: Акмаль держался за Алексея, и сам пинал Алматова, который не хотел отказываться от компании. Только сапог, за который держался майор, слетел с ноги вертухая, и воронка засосала незадачливого Бетонное Сердце куда-то в иное место. «Жалаб!» - успел выкрикнуть он, и исчез с поля зрения.

- Но ты-то от меня не уйдешь, собака! - прошипел Гулямов, не выпуская из рук тело Алексея, который, в свою очередь, крепко держался за скафандр. Перемещение вот-вот должно было завершиться, но попадать в будущее с надзирателем ему не хотелось. Собравшись силами, Воронович отцепил захват и оттолкнул от себя вертухая. Матерясь и стреляя в неизвестность из пистолета, Акмаль скрылся в воронке, куда секундой раньше ушел другой милиционер. «Все-таки я от тебя сбежал, скотина ты такая!» - выкрикнул Воронович, и тут все закончилось.

Яркая вспышка едва не лишила зрения журналиста. Бах! – это был сильный удар упавших с трехметровой высоты скафандра и человеческого тела о землю. Поднялась пыль, взлетели в воздух встревоженные птицы. Где-то залаяла собака.

Алексей вскочил, ничего не соображая и пока ничего не видя. До его слуха дошел отдаленный рокот двигателя. Зрение стало потихоньку возвращаться, и тогда стало ясно, что журналист находился на хлопковом поле, рядом с лотком, по которому бежала поливная вода. Среди кустов, покрытых «снегом», плыли голубые корабли – хлопкоуборочные комбайны. Шла уборочная страда, ибо по дороге, поднимая пыль, промчались три автобуса «ПАЗ», внутри которых сидели студенты в рабочей одежде. На борту машин висели транспаранты «Решения Пленума ЦК КПСС – в жизнь!», «Соберем все до последней коробочки!», «Сдадим в хирман республики «белое золото». Видимо, их направляли на другие поля, где только-только завершилась дефоляция, и кусты сбрасывали листья, делая возможным ручную и машинную уборки урожая.

Несмотря на осень, солнце продолжало согревать землю и воздух казался теплым. Утренний туман давно рассеялся, ветер трепал тонкие нити паутины, которые облепили кое-где деревья и кустарники, а спрятавшиеся в коконах пауки терпеливо поджидали жертв, которых не мало летало, ползало, прыгало вокруг. Алексей подумал, что весь Узбекистан опутается такой паутиной коррупции, репрессий и произвола, а пауки в лице чиновников без остановки будут сосать соки из народа. Однако...

- Где я? – спросил сам себя Воронович. Он посмотрел на перфоратор. Там сияла надпись: «Перемещение завершено. Остаток энергии – 50%». Итак, он попал туда, куда хотел – в Кашкадарьинскую область, в 1986 год. Почему именно туда? Потому что в это время Ислам Каримов руководил областной партийной организацией, и его, взрослого, можно было теперь убить. Это не ребенок, а созревшая тварь, которая рвалась к вершине власти, пользуясь моментом. Момент – это когда союзная генеральная прокуратура проводила чистку в Узбекистане и сажала подряд всех высших и региональных совпартруководителей за коррупцию. Именно сейчас кланы боялись что-либо сказать в протест, и безродный, незаконорожденный Ислам Абдуганиевич легко преодолевал все барьеры, идя к цели, ничто не могло остановить его... До полной личной независимости от Москвы осталось пять лет. С распадом СССР он становился практически монархом и диктатором в республике.

«Нет, ты не получишь того, чего хочешь», - с ненавистью произнес Алексей, отряхиваясь. Жаль, оружия нет, но это не страшно. Ему, бывшему спецназовцу, было нетрудно уложить любого человека голыми руками. И тут журналист застыл, увидев то, чего не ожидал никак.

Из открытого гермошлема торчала... рукоятка пистолета. Это было оружие вертухаев. «Господи, ведь его в руках держал Алматов, как он попал сюда?» - недоумевал Алексей. Потом, поразмыслив, решил, что когда майор прыгнул, то случайно отбросил вперед оружие, и оно угодило прямо в скафандр. Теперь задание выполнить не сложно. В перфораторе осталось энергии только на возвращение, и поэтому сейчас нужно приложить усилие, чтобы все получилось так, как хотел Ахмедов и соратники. Да и мешать теперь никто не мог – Алматов и Гулямов черт знает где, во всяком случае, не здесь...

Как и в прошлый раз, Алексей решил не прятать скафандр. До вечера комбайны не дойдут до этого места, а к этому времени журналист успеет вернуться. Главное, теперь найти Каримова. Естественно, сейчас он на хлопковых полях, разъезжает от колхозов до совхозов, дает ценные указания, состоявшие на 90 процентов из сквернословия, зуботычин и угроз. Так он делал, чтобы поднять свой авторитет перед союзным ЦК, республиканским руководством, ибо нес ответственность за результаты уборки по области. Как он добивается этого, естественно, не сложно понять, помня, как он с удовольствием умертвлял животных, так что и к человеческой жизни относится с пренебрежением.

Только этот мир был совсем иным, живым, радостным и открытым. Нужно признаться, окружающее пространство слегка вызвало шок у Вороновича, ибо он впервые видел чистый, не загаженный радиоактивными и химическими отходами поле, где произростал обычный хлопок – не тот, что превратился в хищника и убивал любого, кто не имел специальных защитных перчаток. Едкие клубы испарений, вампиры-москиты, пищащие на телах жертв, почва-болото, засасывающее все, что вступало на нее, гигантские змеи-щитомордники, поедающие любую органику, – таким был кошмарным двадцать первый век. В будущем Узбекистана практически все площади были непригодны для сельхозкультур, и их выращивали на высотах – сооружениях, поднимавшиеся к небесам на двести-триста метров. И граждане стремились жить тоже там – чем выше, тем лучше, ведь внизу властвовали хищники-паразиты, ядовитые растения, а также пауперизированный люд, для которого отсутствовали элементарные условия жизни. Это считалось реальным «дном» в буквальном и переносном смысле, и желающих спуститься для интереса или экстремального туризма не было, даже полиция без надобности там не появлялась.

А пока это следовало воспринимать как самое прекрасное место. Тут Алексей заметил стоявший на краю поля барак – там обычно хранили минеральные удобрения и рядом находились трактора с приспособлениями различного значения, чаще всего, куракоуборочные[132] прицепы. Туда он и направился. На нем была та же самая одежда, что взял с грузовика в 1944 году, и она мало отличалась от спецовки техника, так что стоявшие там люди могли принять за своего. Так оно и получилось. У барака был небольшой топчан[133], на котором сидели пятеро комбайнеров – жители местного кишлака - и пили чай. Увидев Алексея, они поприветствовали его:

- Ассалому алейкум! Вы из Ташкента?

- Вуалейкум ассалом, - ответил Воронович, приложив руку к сердцу – принятый жест уважения и почтения на Востоке. – Из Ташкента. Вез рабочих с завода к вам на подмогу, на страду, да грузовик сломался... Деталь в моторе полетела... Сколько раз говорил мастеру, что подведет она, а он мне, мол, все нормально, наша техника выдерживает многое, это тебе не «Студобекер»!..

- О-о-о, с запчастями у нас туговато, - покачал головой старший, сорокалетний мужчина с усами и в танкистском шлеме. – Если, конечно, с районной станции не привезти, но там без «пора»[134] ничего не получить... А насчет «Студобекера» ваш шеф напрасно так... хорошая машина, у нас в колхозе до сих пор ездит один такой грузовик. Вот на него точно не найдешь запчастей...

Журналист махнул рукой:

- Не беспокойтесь, мне привезут запчасти, машина уже уехала в Ташкент...

- Тогда присаживайтесь к нам, ака, чаем угощайтесь, не скоро еще вам доставят деталь вашу, - пригласил старший, и другие подвинулись, освобождая пространство на курпаче[135]. Алексей снял ботинки и легко вспрыгнул на топчан. От чая, который ему протянули, шел такой замечательный аромат, что Воронович гулко сглотнул слюну. Другой комбайнер подал лепешку и гроздь винограда «дамские пальчики». О, боже, никогда в жизни ему не приходилось есть натуральные продукты – только консерванты, генетически модифицированную пищу, состоявшую на 90% из искусственных белков. Простые яблоки, груши, мясо, хлеб, творог былы доступны только для богатых, которых в Узбекистане в будущем едва насчитывалось один процент; остальные питались лишь синтетикой, а она вносила свое негативное влияние на наследственность. Из-за этого многие жители имели болезни, передавававшиеся из поколение в поколение. Генофонд был загублен уже в период властвования Ислама Каримова, официально провозгласившего правительственный курс на здоровую генерацию и поддержку здорового образа жизни, однако фактически подорвавшего жизнеспособность нации.

Алексей поедал то лепешку, то самсу, то яблоки, то курагу[136], и смотревшие на него колхозники тихо посмеивались, не понимая причины такой прожорливости. Старший хлопал по плечу журналиста, рукой показывая на дастархан[137], мол, ешь, никто тебя не ограничивает. Таковы уж были традиции восточного гостеприимства.

- Скоро обед, можете с нами покушать, - произнес третий, показывая в угол барака, где над котлом склонился какой-то старик в чапане. Оттуда неслись аппетитные запахи жаренной говядины и лука. – Наш Акмаль-ака готовит плов... Отличный мастер, кстати.

- Да-да, - подхватил старший. – Мы ожидаем приезда большого начальника, вот и готовим еду...

Алексея разбирало любопытство:

- Какой начальник – ваш раис[138]?

Колхозники загоготали:

- Не-е, наш раис – отличный мужик. Ждем секретаря обкома...

Тут горло у Вороновича пересохло, и ему пришлось отпить горячего зеленого чаю, чтобы скрыть волнение.

- Самого Ислама Абдуганиевича?

- Его самого, чтобы ему пусто... – тут старший поперхнулся и не стал продолжать. Остальные тоже насупились. Как понял журналист, лидера областной парторганизации здесь недолюбливали, но сказать в открытую незнакомому человеку, да еще из Ташкента, не решались – а вдруг это какой-то шпион? Потом жди беды!..

- Он зачем приедет сюда?

- Инспектирует, как идет уборка, - пояснил третий комбайнер, молодой парень лет двадцати двух, в телогрейке и спортивной шапочке. – Сам он-то мало смыслит в сельском хозястве, а вот нам указания дает такие, что хоть весь урожай закапывай...

- Овозини учер[139]! – прервал его старший. – Нечего распускать язык! – и он метнул злой взгляд на комбайнера, мол, не создавай всем проблемы. Воронович все понял, - ему большего было и не надо, чтобы понять, кем является для всех Ислам Каримов, и чтобы сгладить ситуацию, рассказал анекдот, который когда-то вычитал в Interplanet. Несмотря на то, что ситуация описывалась в будущем, однако обстоятельства были близки и к сегодняшнему дню, и анекдот пришелся всем по душе.

В этот момент старик, что готовил плов, оторвался от дела и пошел в сторону дороги, где лежали дрова. Проходил он мимо топчана, бросил взгляд на разговарившую компанию, заметил нового человека, но внимания ему не придал – мало ли кто шастает по полям. И лишь когда его взгляд упал на валявшие ботинки Алексея, он вздрогнул. Покрытое шрамом лицо передернулось. В глазах зажглись огоньки ненависти. Рука полезла за чапан, где висел «пичак»[140] в кожаном футляре.

Тут все сидящие на топчане рассмеялись, и старик не решился совершить то, что внезапно возникло в его душе. Это он отложил на потом, поэтому не спеша последовал дальше. А Воронович пил чай, смотрел на белоснежные поля, желтые деревья по краям дорог, на ирригационные сети, столбы электропередач и тихо – так чтобы никто не услышал - декламировал стих:

«Осень дыхнула на ветви граната,

Подняла к небу зонты.

Ищу в багряных глазах листопада,

Милой ушедшей следы.

Нет, не грущу, совсем мне не больно,

Большего просто не жди.

Только верни мне что положено,

То, что слизали дожди»[141].

Вдруг вдали послышались сигналы, от главной дороги по проселочной, к бараку двигалась вереница автомобилей. Все сидевшие на топчане всполошились, вскочили и нервно стали одевать сапоги. «Прячь «арак»[142] и еду!» - крикнул старший, и второй комбайнер достал из-под курпачи бутылку водки и засунул ее между кусками глины. На лепешки и виноград накинул скатерть. Остальные бросились наводить порядок вокруг барака. Лишь старик не высказывал чувств обеспокоенности, он с ехидной улыбкой смотрел на происходящее, а потом быстро и резво прыгнул через лоток к дереву, под корнями которого припрятал что-то. Им оказался пистолет ТТ, завернутый в тряпку и целофановый пакет. Достав оружие, он заткнул его за пояс и прикрыл чапаном, и потом вернулся на место. Взгляда с Вороновича не отводил.

- Что случилось? – спросил Алексей, сходя с топчана.

- Каримов едет! – пояснил третий комбайнер. – Хозирча жанжал булади[143]!

- Нима учун[144]? – удивился Воронович.

Ему никто не ответил. Алексей стал всматриваться в приближающие машины. Первым двигалась полосатая желто-синяя «Жигули» с милицейскими знаками, видимо, охрана; после – серого цвета «Волга-Газ-24», в котором сидел, скорее всего, сам Ислам Абдуганиевич. Замыкали движение еще пять «разношерстных» машин, где находились другие милиционеры, директора совхозов и председатели колхозов, какие-то районые чиновники. Машины петляли между полями и дистанция с бараком так быстро сокращалась, что вскоре можно было различить лица сидящих в салонах. Кроме самого Каримова, повзрослевшего с момента встречи в 1944 году, Алексею показалось знакомым лицо водителя, старика с усами, но где он видел этого человека, вспоминать не было времени. Требовалось уже поставить точку в этой истории, открыть новую дорогу для будущего.

«Оп-ля, а ведь это удачная идея – подстрелить машину с Каримовым. Одним зарядом можно уничтожить автомобиль, и тогда трындец будущему диктатору», - подумал журналист и стал тихо отходить в сторону. В его руке был пакет с продуктами, взятыми с дастархана. Впрочем, на него никто внимания не обращал – все были заняты приготовлением встречи начальства.

Воронович помчался сквозь грядки, сбивая хлопчатник, прямо к тому месту, где находился скафандр. Он не заметил, как его бесшумно преследует старик в чапане. Когда вереница подъехала к бараку, Алексей был уже на месте. Он вынул из гермошлема пистолет, и тут услышал за спиной:

- Ты опять опоздал, хайвон! И я тебя нашел без всякого сканера! Ты выдаешь себя сразу, сам не понимая, как отличаешься от этого мира... Слишком честный...

Этот голос был как гром среди ясного неба. Алексей вздрогул и обернулся. В него целились из ТТ. Рука, державшая его, была крепкой, несмотря на то, что человек оказался почтенного возраста.

- Ты липучий как репей, Акмаль, - поморщился журналист, сразу узнавший врага. – Неужели от тебя никогда не избавлюсь? Как ты попал сюда?

- Ха-ха, так ты забыл, что сбросил меня в момент перемещения в пространственно-временном континууме?! – захохотал вертухай, не обращая внимания, как Алексей снимает с предохранителя оружие. – Попал я в 1965 год, в Сурхандарьинскую область, сам понимаешь, в старой милицейской форме, с оружием, с удостоверением, которое уже не имело никакой силы. Ни паспорта, ни чего другого... Пришлось устраиваться чайханщиком в колхоз, местный раис пожалел меня и сам оформил документы. Потом я попросился сюда, и знаешь почему?.. Я ведь-то помнил, что ты набирал на перфораторе: Кашкадарьинская область, 12 октября 1986 года... Поэтому и был здесь, поджидая тебя...

- Ты внимателен, - согласился Алексей. – Для надзирателя уж очень умный... Ах, да, ведь ты был подполковником... а у некоторых офицеров, как я понял, извилины есть, тут уж бывают исключения из правил...

- И не я один такой умный... к сожалению, - усмехнулся Гулямов, а потом левой рукой махнул в сторону барака. – А ты знаешь, кто там сидит рядом с Исламом Абдуганиевичем? В качестве шофера?

И тут догадка вспыхнула в мозгу Вороновича:

- Подожди-ка!.. Неужели Бетонное Сердце?

- Он, он, точно... Я его приметил месяц назад, когда приехал сюда. Постарался ему на глаза не показываться. Он-то помнил нашу последнюю стычку, могло все плохо кончится... Видимо, прибыл раньше меня, где-то в середине пятидесятых годов, однако устроился неплохо, у самого босса... И знаешь, почему ни у него тогда, и тем более у тебя сейчас нет шанса?

- Почему? – не понял Воронович.

- Оружие, что ты держишь в руках, без патронов. Этот олух даже не удосужился проверить обойму, когда взял у меня пистолет, и там, на самаркандском складе, он ничего не мог бы сделать против меня. И в будущее отправился бы только я... Что сейчас и сделаю.

Алексей не хотелось верить просто на слово – мало ли что может сказать этот негодяй! - и он проверил. Увы, действительно, обойма оказалось пустой, и под злобный хохот Акмаля он выбросил оружие под ему ноги. Тот не стал поднимать, ибо нужда в нем отпала, лишь пнул подальше. Зато позже зловеще сказал:

- Знаешь, я подумал, что какие мы были дураки там, в 1944 году. Зачем нам возвращаться на Нептун, если мы можем отправиться в 2078 год, в Ташкент, где скафандр абсолютно не нужен, и начать все заново?.. Ты тогда сбил нас толку, стравил друг против друга, и поэтому прощайся сейчас с жизнью, Алексей. Ты уж мне крови немало попортил. Из-за тебя мои годы ушли в древность... Там, в будущем, о тебе никто не вспомнит. К сожалению, в шестидесятых-восьмидесятых нынешнего века действовали другие законы, и мне не удалось добраться до твоих предков, чтобы их убить. Видимо, это не удалось и Алматову, раз твоя прабабка удачно вышла замуж, нарожала детей, и ты появился на свет... Но я исправлю эту проблему уже с тобой, тут, на поле...

Алексей закрыл глаза, и услышал щелчок. И до него донеслись чертыхания и ругательства:

- Ах, жалаб! Заклинило! Всегда так, блин!..

Это было какое-то чудо. А может, не чудо, а просто стечение обстоятельств. Ведь ТТ тоже требовал тщательного ухода, как любое другое оружие, а старик этим редко занимался. Вот и заклинило пистолет. Понимая, что другого шанса не будет, Алексей подпрыгнул и нанес удар по голове Акмаля.

Гулямов отлетел назад, обронив оружие в кустах хлопчатника. Но тут же резво вскочил, словно в нем была пружина, и выхватил «пичак». Сталь засверкала на солнце, лучи стекались по гравированному лезвию. Все эти годы Акмаль тренировался, понимая, что не просто ему будет одолеть бывшего армейского спецназовца. И теперь был готов к последней схватке.

Враги встали в позиции, внимательно глядя друг на друга. В полукилометре от них Ислам Каримов распекал колхозников за неудовлетворительную уборку, а те пытались объяснить, что коробочки еще не раскрылись, и вращающиеся шпинделя комбайнов не способны зацепить волокна, дефоляция еще не оказала нужного воздействия. Поездка по грядкам – это пустая трата времени и горючего, нужно еще три дня подождать, пока хлопок созреет до кондиции. «Я вам покажу, как ждать три дня, ишаки!» - бесновался Ислам Абдуганиевич, избивая старшего комбайнера. Тот упал на землю, и секретарь обкома с явным наслаждением пинал его импортными остроносыми туфлями, стараясь попасть под ребра. Кровью разбрызгало дорогу. Стоявшие милиционеры удерживали других колхозников от желания остановить экзекуцию. Вышедший из салона «Волги» Бетонное Сердце хохотал и поддерживал начальника криками: «Правильно, Ислам-ака! Бейте его, мерзавца! А лучше сожгите, как тех кошек в «Шахи-Зинда»!

Все, что было в стороне от них, прошло мимо их внимания. А там сошлись в смертельной схватке два врага.

- Йа-а! – вскрикнул Гулямов и замахнулся ножом. Лезвие прошло в трех сантиметрах от лица Алексея, который успел отклониться от смертельного удара. Однако он перехватил руку, вывернул ее и сам, уперевшись левым коленом о землю, бросил грузное тело через плечо. Галоши, в которые был обут Акмаль, промелькнули в воздухе, слетели со стопы и исчезли в десяти метрах в кустах нераскрывшегося хлопчатника. Классический прием дзю-до был исполнен бывшим спецназовцем блестяще, и где-нибудь на ринге спортзала ему бы присудили балл.

Однако вертухай не сплоховал, он, не поднимаясь, ногой пнул по коленной чашечке – тот же прием, что применил против него в 1944 году Алексей. От боли в глазах у журналиста потемнело и он отпрыгнул назад. Гулямов вскочил, зарычал и опять замахал ножом как пропеллером – специальный трюк, чему учили в «Смерше» диверсантов, чтобы противнику отбить было сложно. И на этот раз он достал – лезвие пронзило левую руку. Острая боль заставила Вороновича схватиться за раненное место и присесть на попа. Краем глаза видел, как Акмаль целиться прямо ему в сердце, и такого удара избежать практически невозможно.

Секунды зависли в воздухе. Словно время замедлило бег. Пропали далекие крики комбайнеров и злобные ругательства Каримова, сиплое дыхание надзирателя в чапане, остановилось щебетание птиц и шелест крон деревьев, лишь кровь стучала в висках: бум, бум, бум. Собравшись силами и преодолев боль, журналист каким-то чудом отбил нож ладонью правой руки, а затем пальцами вцепился в горло Гулямова и вырвал кусок мяса. «Хрблтхххххх», - сумел произнести только тот, ошалевшими глазами смотря на ладонь противника, сжимавшей часть его плоти. Шрам на лице побелел... Ничего больше сказать не сумел.

Ноги Гулямова надломились и он упал лицом вперед, обливая кровью хлопчатник. Ноги слегка поддергались в агонии, а потом затихли. И здесь, в середине 1980-х годов умер тот, кому предстоит еще родится спустя много десятилетий и наделать немало преступлений под ширмой не менее преступного законодательства. Естественно, Воронович не испытывал к нему никакой жалости. «Подох как собака – и не вспомнит никто», - в сердцах ругнул он.

Затем вскочил, правда, не столь резво, как хотелось. Кровь текла с локтя. Отбросив чувство брезгливости, Алексей ножом срезал подол чапана убитого вертухая и им перевязал рану. Голова гудела, однако силы сохранились. Шатаясь, журналист встал и огляделся. Нет, сейчас он не боец против всех тех, кто охраняет Ислама Абдуганиевича. «Пристрелю из пистолета, а там видно будет», - решил он, поднимая с грядки ТТ. Но быстрый осмотр показал, что пистолет заклинило от того, что некоторые части просто проржавели, смазка высохла, и в данную минуту оружие было просто бесполезно. Возможно, и патроны уже были того... небоеспособны.

- Блин! – выругался Воронович. Нужно было принимать какое-то решение, ибо закончив «воспитательную» работу, Ислам Каримов мог направиться в другую сторону, и тогда придется играть в «догонялки» по всей области - а надо ли ему это? И опять вспыхнуло в мозгу идея. Алексею показалось, что все это ему заранее вложили в череп, может, Сигизмунд-телепат дал разные установки, как действовать в различных ситуациях, и теперь следовало только выбирать оптимальный вариант.

Нужно было надеть скафандр. Это было не просто, учитывая, что нет приспособлений, и кровь продолжала течь. К счастью, у скафандра был небольшой электромускульный привод, и поэтому можно было не только передвигаться по пересеченной местности, но и поднимать груз, а это было важно для реализации задуманного. В конце концов, Алексей облачился в «доспехи», вскочил на ноги и резво двинулся в сторону барака. Индикаторы в гермошлеме давали подробную характеристику окружающей местности – температуру, влажность, состав почвы, уровень радиации, наличие белковых организмов и многое другое, но эти показатели были совсем бесполезными для действий, ибо ему требовалось совсем иное. Например, информацию о мощности двигателя «Волги» или толщины корпуса милицейского «Жигули».

Тем временем партийный лидер разошелся не на шутку. Он палкой бил уже председателя колхоза, который даже не сопротивлялся, а только пищал и обещал выполнить план по сдаче хлопка-сырца. Своему шефу помогал Алматов, который усердно пинал мужчину в пах и по голове, как это он обычно делал, когда служил в карательном отряде.

- Сизга партия нима – уйинчок ми?[145] – орал, брызгая слюной, Каримов. Его глаза налились кровью, оспины и морщины на лице стали еще сильнее выделяться на коже.

- Режаларини бажарамиз, таксыр![146] – харкая кровью, клялся глава хозяйства. Почему-то Алексей вспомнил кабинет Самаркандского управления НКВД, откуда тоже раздавались гласы несчастных, которых избивали в целях получения признания в несовершенных преступлениях. Здесь же требовали то, что выполнить на засоленных и бедных гумусом полях было затруднительно, – план. Без приписок не обойтись, и может, партийный секретарь и принуждал колхозников совершить экономические преступления ради своего карьерного роста. И все стало клокотать в нем от негодования – вот он, реальный облик будущего диктатора, который злоупотреблял должностью.

Уже сейчас Каримов примерял на себе личину властителя, хозяина региона сельскохозяйственного значения, а потом и большой республики и распоряжался людьми как с рабами, собственными вещами. Ведь все начиналось с кражи дынь на Сиабском рынке и умерщвлении кошек на кладбище. Время прибавляло не только морщины на лбу и седину в волосах, но и коварство, жестокость, хамство и лицемерие.

- Держите его, эту скотину! – приказал он, указывая на третьего комбайнера. Стоявшие рядом милиционеры повалили мужчину, который слабо сопротивлялся и в ужасе закрыл глаза, ожидая более мучительной экзекуции, чем с председателем колхоза. Но Ислам Абдуганиевич не стал обливать жертву соляркой и поджигать, как бы ему этого не хотелось; он просто растегнул ширинку оросил бедолагу длиной струей мочи. Комбайнер лишь ошарашенно мычал и не шевелился, желтая едкая жидкость стекала с головы на грудь, рабочая спецовка промокла наскозь. Неприятный запах распространился на несколько метров. Зато на лице секретаря обкома возникло чувство блаженства и полного удовлетворения – ему нравилось унижать людей. Кстати, позже говорили, что дочка Гульнара пошла в отца, всегда носила плеть, которой хлестала непокорных или слуг, а также дермодератор – прибор для снятия кожи, использовавшийся довольно часто. Из кожи потом по ее дизайну изготавливались модные украшения и безделушки под лэйблом Guli.

Тем временем Воронович приближался. Естественно, трехсоткилограммовый скафандр издавал неприятные на слух звуки при движении и земля слегка сотрясалась, так что все находившиеся у барака, не смотря на занятость, невольно обернулись. Увиденное вызвало шок. Комбайнеры упали на колени и стали молиться. Чиновники, не смотря на атеистическое воспитание, бросились в рассыпную, думая, что это ангел смерти Азраил пришел по их грешные души. Но не у всех был страх. Бетонное Сердце, само собой разумеется, все понял и стал истошно кричать:

- Это – наемный убийца! Стреляйте в него, стреляйте! Или он убьет нашего благодетеля, товарища Каримова! Это американский шпион Воронович – я его узнал!

Глаза у Ислама Абдуганиевича округлились, челюсть отвисла. Он расстерянно смотрел на приближающуюся фигуру, не понимая, кто или что это. Почему-то возникло мнение, что это какой-то робот или... инопланетянин. Впрочем, секретарь обкома не верил не только в идеи КПСС и в книги Маркса, но и в потусторонний мир и инопланетные формы жизни. Будучи циником и мерзавцем, он считал, что миром правят только сильные и безжалостные личности, и никакие сказки о рае или гуманоидах не выпрямят извилины его мозга в другое направление. Однако решил подстраховаться – мало ли кем это может быть! - и стал кричать милиционерам:

- Эй, идиоты, чего застыли? Стреляйте! Стреляйте в это чудовище!

Милиционеры наконец-то очнулись и, достав ПМ[147] из кобуры, открыли огонь. Только пистолетные пули не способны были нанести вреда скафандру, они рекошетом отлетали в сторону, пробивая крышу барака или застревая в стволе деревьев.

- Пах! Пах! Пах! – эхом разносились выстрелы по полю. Со стороны казалось, что это вредничает двигатель трактора, не желающий запускаться.

Тут секретарь обкома понял, что пули не берут незнакомца и решил спастись, дав стрекача. Бегал резво, несмотря на лишний жирок, что скопился на животе и ногах, и одежде, явно не приспособленном для перемещения по глине и кустам. Скорее всего, его подгонял страх, ибо как и все мерзавцы, он боялся за свою жизнь. Алексей бросился его догонять, и ему пришлось обегать барак, потом прыгать через лотки с водой, отталкивать пустые тележки для транспортировки хлопка, какие-то агрегаты. Милиционеры поменяли магазины и вновь открыли стрельбу.

Ислам Каримов матерился и кричал от ужаса:

- Ах, твою мать! Что это за дерьмо такое? Кем сан? Нима сенга керак?[148]

На влажной земле оставались огромные отпечатки подошв скафандра. Чиновники были уже далеко и продолжали бежать к главной дороге, вопя во все горло. Колхозники молились, закрыв глаза, и ждали смерти. Но не они нужны были Вороновичу, он пытался ухватить будущего диктатора за костюм, только тому удавалось увернуться от захватов. И все же ему почти удалось загнать Каримова в угол, где можно было одним ударом железного кулака раздробить череп, как сильный толчок повалил его на землю. Бах!

И только сейчас Алексей услышал рокот мотора – это его сбил с ног хлопкоуборочный комбайн, за рулем которого сидел Алматов. Колеса машины наехали на него, придавив к земле. «Ислам Абдуганиевич, бегите к «Волге», вам нужно спасаться! – орал ему Закир. – Я вам все расскажу про этого человека!» - и он, указав на лежащего Вороновича, спрыгнул с комбайна и бросился к автомобилю.

Милиционеры перестали стрелять, опустили «макаровы», однако не решались подойти к странному созданию, каким для них был Алексей в скафандре. Тем временем Каримов, тяжело дыша и смахивая пот со лба, прыгнул в заднее сиденье служебной «Волги». Бетонное Сердце сел за руль. Видя, что цель уходит, журналист застонал от боли и отчаяния, собрал вновь силы и, ухватившись за колесо, сдвинул с себя тяжелую сельхозтехнику. Комбайн заскрежетал и опрокинулся на бок. Милиционеры бросились врасыпную, как воробьи, которых напугала змея. Защищать партийного босса никто не хотел ценой своей жизни, уж такие вот были герои в советской милиции.

Алматов повернул ключ зажигания, стартер стал раскручиваться, но мотор, как назло, не заводился. Лоб Каримова покрылся испариной. Потому что теперь он узрел лицо Алексея в гермошлеме, и сразу вспомнил его, не смотря на то, что прошло сорок два года с момента той встречи в «Шахи-Зинда». «Ведь он меня еще тогда хотел убить!» - закричал Ислам Абдуганиевич, и его штаны стали мокрыми, в салоне запахло мочой.

И тут мотор завелся.

- Проклятый «Че Гевара»! Тебе нас не догнать! – заорал Бетонное Сердце, быстро переключил рычаг и нажал на педаль акселератора. Автомобиль дал задний ход. И... бах! – ударился в стоявшие «жигули» и УАЗики. – Блин, затор! Мы в ловушке! Кранты нам!

Паника охватила сидевших в «Волге». Секретарь обкома ничего не понимал, в то время как Закир осознавал, что сейчас произойдет нечто ужасное. И он был прав. Алексей нагнал автомобиль и схватился за бампер, причем крепко, чтобы не утерять в момент перемещения в пространственно-временном континууме. Одновременно он нажал на кнопку возврата в перфораторе...

Через час к бараку прикатило не менее пяти десятка машин из прокуратуры, милиции, райисполкома и обкома партии, чиновники и следователи бегали по полю, пытаясь разобраться, что здесь произошло и куда делся секретарь Каримов с шофером. Комбайнеров и председателя колхоза допрашивали строго, но те ничего внятного не могли пояснить. С их слов происходило, что нечто железное и сильное пришло к ним со стороны поля, схватило «Волгу» как игрушку и уволокло в какую-то воронку, которая возникла прямо в воздухе. «Оттуда били молнии и что-то сверкало как солнце!» - говорил старший комбайнер и стучал себя в грудь, словно тоже хотел выбить молнию.

- Это ад, это точно ад! – твердил свое его коллега, дико озираясь. – Ислама Абдуганиевича и его шофера забрал к себе шайтон[149], и нет им возврата на землю! По заслугам им воздалось, по заслугам!

Это привело в ярость партийных функционеров и они стали орать, что сейчас накажут всех подозреваемых за пропаганду религии и создание панических настроений. В это время следователи нашли на поле труп старика в чапане, нож, пистолет ТТ и какое-то устройство, которое внешне тоже напоминало оружие. Это вызвало ажиотаж. Позже к месту событий прибыли представители КГБ и Главного разведывательного управления Туркестанского военного округа. Что они делали – осталось для всех тайной, но вещественные материалы отправили в Москву. Упоминать эту историю было запрещено.

А Алексей летел сквозь время и пространство в будущее и на Нептун. Находившийся в салоне Алматов скрежетал зубами, ибо однажды он пережил это и ему было ясно, куда сейчас попадет. Его всего трясло от ярости и ненависти. А вот Каримов, которого придворные летописцы назовут «Человеком, определившим эпоху», совсем не выглядел самоотверженным и мужественным, не прекращал хриплого визга и брыкания на сиденье, бился головой о крышу и зубами рвал свой галстук, поскольку совсем потерял рассудок от страха. Видевший эту сцену Алексей только презрительно усмехался: да, людям бы это узреть, чтобы понять реальную суть диктатора.

Впрочем, это продолжалось недолго. Их выбросило из Большого темного пятна прямо на поверхность острова Эдем Гульнары, причем так, как бутылка «Шампанского» выстреливает пробку. Минусовая температура атмосферы мгновенно заморозила всех находившихся в «Волге», а давление расплющило крышу автомобиля, выбило стекла. Кожаная обшивка сидений треснула. С высоты в двадцать метров Алексей и автомобиль упали вниз. Удар был сильным, что во все стороны полетели камни. Молнии перестали биться, зато мощные ветра стали стаскивать их с площадки...

- Ох, Алексей, ты вернулся! – раздался в наушниках знакомый голос. Это кричал академик. Он был рад, что Алексей вернулся и что эксперимент завершился удачно. Остальные, находившиеся рядом с ним, не скрывали пложительных чувств.

- Да, Эркин Баратович, это я, - с трудом произнес Воронович. Подняться он не мог и об этом сообщил товарищам. Силы покидали его.

- Мы сейчас к вам придем, Алексей-ака! Сейчас, потерпите! – закричал Абутов и вместе с товарищами бросился к месту, где находился Воронович. Они покинули башню, не отключив системы, и уже через три минуты стояли перед ним. Атмосфера Нептуна гудела, ветры продолжали гнать ужасную воздушную смесь словно гигантские турбины жидкость по трубам. Сквозь нее со здания едва пробивался луч прожекторов. Бывший таксист и Резников помогли журналисту встать на ноги и удерживали, чтобы его не отбросило на камни. А тем временем Ахмедов и Арсеньев рассматривали находившихся в салоне автомобиля, выкручивая мгновенно проржавевший тонкий корпус – металл не был расчитан на экстремальные условия и поддался коррозии.

Трупы покрылись изморозью. Лицо Алматова застыло в оскале, пальцы сжимали баранку, а тело согнулось над приборной доской, тогда как лежавший на сиденье Ислам Каримов воздел руки над головой и прижал ноги к животу. На кончиках туфель сверкали при свете лампы капли крови – чужой крови. В остекленевших глазах светился страх и недоумение. Галстук был наполовину разорван зубами, и нити торчали изо рта диктатора. Элегантный костюм французской покройки больше походил на саван.

- Все, я выполнил ваше задание, - хрипло произнес Алексей.

Ахмедов поднял на него глаза. Даже сквозь стекло гермошлема можно было заметить его несколько недоумленный взгляд.

- Кто это за люди? – спросил он, указывая на мертвецов.

Этот вопрос, в свою очередь, удивил Вороновича. Да, конечно, внешний вид у будущего президента независимого Узбекистана не ахти какой бравый, но узнать его не сложно. Уж его-то лицо знает каждый житель республики.

- Как кто? Ислам Каримов!

Тем временем Абутов прикоснулся к мертвецу. Вообще-то он только ткнул его пальцем, однако тело рассыпалось на куски, как это бывает с фарфоровым чайником, упавшим на каменный пол. И тот, кто был ужасом для Узбекистана в течение многих десятилетий, перестал существовать, став прахом на далекой планете Солнечной системы.

Человек-рыба положил Вороновичу на плечо руку и тоже поинтересовался:

- А кто он такой - этот Ислам Каримов?

Теперь пришел черед изумляться журналисту. Он расстерянно посмотрел сначала на Резникова, а потом на остальных товарищей, вначале решив, что над ним подшучивают. Только никто и не думал шутить – лица у всех были серьезные и сосредоточенные. Сигизмунд качал квадратной головой. «Бог ты мой, я изменил время или память людей?» - вспыхнула мысль в сознании Алексея. Возможно, где-то была допущена ошибка, и все пошло не так, как надо...

Большое темное пятно уменьшалось в размере. Портал закрывался на неизвестно какое время, и теперь любое перемещение становилось невозможным. Через некоторое время остров должен был опуститься к ядру планеты, откуда он и всплыл несколько десятков лет назад. А там, в нескольких тысячах километрах над планетой вращалась космическая тюрьма, где жизнь заключенных могла прекратиться в любую минуту.



Глава 15. Революция начинается



- Итак, рассказывай, друг, - произнес Ахмедов, когда все вернулись в здание и расселись вокруг стола. Скафандры не сняли, лишь только шлемы. – Видимо, у нас не все получилось, как мы планировали... Ислам Каримов... бог ты мой...

В зале мигали лампы, гудели системы воздухоочистки. На экране монитора еле просматривалась поверхность острова. Работы по добыче «гулия» были приостановлены. Вроде бы все было так, как в момент отправки в прошлое. И все же было нечто иное, пока неуловимое и неосознанное, но что именно журналист пока не понимал...

Алексей не стал скрывать и выложил все, что с ним произошло с момента прыжка в Большое темное пятно, вплоть до возвращения на Нептун. По мере того, как история близилась к концу, на лицах товарищей все больше выступали чувства изумления и растерянности, они переглядывались, словно хотели найти друг у друга подтверждение услышанному. Наконец квадратный человек сказал, обращаясь к академику:

- Эркин Баратович, вы мне позволите использовать свои методы?

- Я не против, если Алексей позволит вам это сделать, - устало произнес тот, рукой указывая на журналиста. Воронович понял, что ему не верят, и лишь экстрасенсные способности Арсеньева могут подтвердить или опровергнуть сказанное им.

- Я не против, - глухо сказал он.

Сигизмунд кивнул и сосредоточился. Его телепатическое вмешательство в мозг Алексей почувствовал сразу, но не сопротивлялся, а позволил ему читать все, что было записано в человеческой памяти. Ведь подделать то, что пережил Воронович, абсолютно невозможно. Поэтому сведения будут правдивыми, реальными и объективными, станут основанием для принятия какого-то решения.

Через пять минут все было закончено. Арсеньев откинулся назад, с его лба стекал пот.

- Ну? – не выдержал Резников. – Каково твое мнение?

- Алексей говорит правду, - дрогнувшим голосом сообщил квадратный человек. – Он устранил президента Ислама Каримова... И эти трупы – трупы наших врагов...

- Ничего не понимаю! Ведь нашим президентом был не какой-то там Каримов, а Шавкат Мирзияев! – воскликнул человек-рыба. – Причем тут Каримов? Кто он такой?

Сказанное ошеломило Алексея, мысли спутались:

- Подождите, подождите... О каком Мирзияеве вы говорите? Такого президента не было у нас!

- Шавкат Миромонович Мирзияев, первый президент Узбекистана, диктатор-палач, ликвидировать которого мы отправили тебя в прошлое, - сердитым голосом заявил Геннадий. – Но ты устранил неизвестного человека...

Тут его перебил академик, который упорно о чем-то размышлял:

- Нет, Алексей говорит правду, и телепат Арсеньев это подтвердил. Видимо, исторические события протекали совсем иначе, чем мы могли себе представлять. Мы, как я понял, живем в исправленной реальности, а предыдущая была иной, мы о ней ничего не знаем. Там, в первой, после распада СССР президентом Узбекистана стал Ислам Каримов, который, судя по всему, оказался не лучше Мирзияева, и поэтому мы отправили Алексея его устранить. Он это выполнил, как сказал нам, в 1986 году. С этого момента история нашей родины пошла по иному сценарию. В 1991 году к власти прорвался Мирзияев, который создал свою династию и кровавый деспотичный режим, и его потомки сейчас правят республикой.

Эти слова ошарашили Вороновича.

- Как? Опять диктатор? Неужели Узбекистан обречен жить под диктатурой? Неужели я не дал стране возможность для свободного развития?

Эркин Баратович поднял палец наверх:

- Над нами вращается космическая тюрьма «Шавкат Мирзияев» с пристыкованным боевым кораблем «Бесстрашный Кабул Бердыев». Через несколько часов по приказу обер-маршала Абу-Али Ниязматова тюрьма будет разрушена, и все заключенные погибнут – это почти сто тысяч человек. Земля не узнает правды... Мы хотели изменить прошлое, чтобы этого не допустить, и отправили тебя через пространственно-временной портал на Землю. Но наше настоящее – это уже тобой исправленное прошлое. То есть, в твоем сценарии будущего республикой правил Ислам Каримов...

- Да... то есть нет... Он давно умер, у власти – его дочь принцесса Гульнара и правнук Абдугани Исламович, которые продолжают традиции отца и прадеда, - подчеркнул Алексей. – Наверное, в вашем случае страной руководят родственники Мирзияева... Кстати, вспоминаю, в двухтысячных годах у Каримова был премьером Мирзияев Шавкат... но только премьером – и все! Картонная, хотя тоже жестокая фигура...

Академик обратился к Резникову:

- Нужно выйти на Interplanet и скачать всю информацию о Каримове – что это за птица... Может, что-то выясним.

Потом он сказал Вороновичу:

- Не знаю, есть ли у вас Interplanet...

- Я печатался в этой сети, - насупился тот. – Не забывайте, что я – журналист!

- Ах, да, извини, просто в твоей реальности могло быть иначе... Так вот, Interplanet распространяется по всей Солнечной системе, и лишь на «Шавкате Мирзияеве» стоят «глушилки». Здесь же, на Нептуне, нет замков и барьеров на всепланетную киберсистему, и только здесь, на Эдеме Мархабо...

- А это кто?

- Это внучка Мирзияева, королева Узбекистана... Только здесь мы читаем все, что запрещено в тюрьме и поэтому знали тебя и твои статьи против коррумпированного и реакционного правительства...

Тем временем Геннадий запустил компьютерную систему на связь с Interplanet. По его запросу поисковик Google выдал следующие данные: «Ислам Абдуганиевич Каримов родился 30 января 1938 года в г.Самарканде в семье служащего, по национальности узбек (по другим данным – еврей, таджик, перс). Образование высшее, окончил Среднеазиатский политехнический институт и Ташкентский институт народного хозяйства, получив специальности инженера-механика сельского хозяйства и экономиста. Кандидат экономических наук. Имел кличку «Живодер», «Антитаджик» и «Дынный воришка», отличался крайней жестокостью и злопамятством. Известно достоверно, что избивал одноклассниц и однокурсников (по некоторым данным, одного даже чуть живьем не похоронил). В 1952 году поджег дом соседа, который часто укорял мальчишку в хулиганстве. Милиция подозревала, что в 1956 году он отравил рысинным ядом продавца Сиабского рынка колхозника Ибрагима Маматова, прозванного «Седой бобош», но доказательств собрать не удалось.

Трудовую деятельность И.Каримов начал в 1960 году на заводе «Ташсельмаш» (по неофициальным данным, ранее начал на предприятии «Герметик»), где не особо проявил интерес к пролетарскому труду. В 1961-1966 годах работал инженером, ведущим инженером-конструктором в Ташкентском авиационном производственном объединении им. В.П. Чкалова. В 1966 году перешел на работу в Госплан Узбекской ССР, где прошел путь от главного специалиста до первого заместителя председателя Госплана республики. Отличился рукоприкладством и сквернословием, однако из КПСС не исключили, поскольку Ислам Каримов публично раскаялся. В 1983 году И.Каримов был назначен министром финансов Узбекской ССР, развалив финансовую систему, в 1986 — заместителем председателя Совета министров Узбекской ССР, председателем Госплана республики, сделав фонды и лимиты механизмом коррупционных сделок. В 1986 году работал первым секретарем Кашкадарьинского обкома партии, и среди населения имел скверную репутацию.

Исчез при таинственных обстоятельствах 12 октября 1986 года во время осуществления проверки хлопкоуборочной страды. Со слов очевидцев, он вместе с шофером служебного транспорта был похищен иностранными спецслужбами. На месте преступления был обнаружен труп неизвестного старика, пистолет ТТ и какой-то прибор, который был передан для изучение в КГБ СССР. По некоторым версиям, рассматривался в качестве потенциального кандидата на пост Первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана.

Семья:

- бывшая супруга (первый брак) Наталья Петровна Кучмий, биолог, ученый секретарь Института растений, кандидат биологических наук, умерла в забвении в Ташкенте в 2008 году;

- сын от первого брака Петр Исламович Каримов, экономист, кандидат экономических наук, банкир, проживал в Москве (судьба неизвестна);

- супруга (второй брак) Татьяна Акбаровна Азизова (Каримова), по образованию экономист, кандидат экономических наук, работала старшим научным сотрудником в Институте экономики Академии наук Узбекистана, умерла в нищете в 2014 году;

- дочь от второго брака Гульнара Исламовна Максуди (Каримова), 1973 года рождения (тут Резников нажал на курсор, и появились фотографии страшной и уродливой женщины, которая была вся в пирсинге и тату), после окончания школы работала в качестве портнихи в кооперативе по пошиву модной одежды, в 1996 году организовала притон, занималась поставкой проституток в Объединенные Арабские Эмираты. Была осуждена по нескольким статьям Уголовного кодекса, в том числе за каннибализм и наркоторговлю. В 2018 году переехали жить в Турцию, вышла замуж за афганского террориста Мансура Максуди, умерла в доме для престарелых в 2056 году. Остались двое детей (судьба их неизвестна);

- дочь от второго брака Лола Исламовна Тилляева (Каримова), закончила Ташкентский педагогический институт, однако по специальности не работала. Была продавщицей хлебо-булочных изделий магазина на Алайском рынке г.Ташкента. Мать пятерых детей (судьба их неизвестна). Умерла в 2063 году. Кремирована».

Поисковик выдал и несколько фотографий, по котором все признали человека, что разрушился от соприкосновения Абутова. «Значит, миссия этого Каримова прервана, но диктатором стал другой человек, - хмуро процедил Ахмедов. – Складывается впечатление, что наши надежды есть всего лишь мыльные пузыри...»

- А кто второй человек в автомобиле? – спросил Резников у журналиста, вспомнив, что в кабине «Волги» был еще один труп. – Тоже «шишка»? Или простой шофер?

- Это Закир Алматов, прозванный Бетонным Сердцем за безжалостность к людям, он был командиром карательной миссии в Согдиану, - пояснил Алексей. – Алматов, преследуя нас с космической тюрьмы, хотел сбросить термобомбу, но вы, наоборот, забросили его ракетоплан через Большое темное пятно в прошлое, и там, в 1944 и 1986 годах мы вновь встретились. Он охранял Каримова, чтобы тот реализовался в будущем как политик и диктатор.

- Удивительно, - только сумел произнести Геннадий. – Нас действительно преследовал ракетоплан, но его командиром был Шокасым Шоисламов, которого ты признал как палача лунного города Сартатаун.

История двух реальностей отличалась, но, между тем, Алексея интересовало совсем иное:

- А как Шавкат Мирзияев стал президентом? Что послужило стартом политической его карьеры?

Резникову не хотелось много говорить, лишь набрал запрос, и Interplanet высветил автобиографические данные: «Шавкат Миромонович Мирзияев, родился 24 июля 1957, Зааминский район, Джизакская область. Окончил Ташкентский институт ирригации и механизации сельского хозяйства. Работал секретарем комсомольской организации, затем парторгом и проректором в этом же институте. Депутат Верховного Совета УзССР, в 1991 году был избран президентом на переходный период. В 1992 году выиграл прямые президентские выборы, набрав 84% голосов. В 1996 году через референдум продлил свои полномочия еще на 10 лет, однако в феврале 1999 года волевым решением самоназначил себя постоянным и несменяемым главой государства, и сохранил за собой пост до самой смерти в 2034 году. За выдающийся вклад в дело образования суверенного и независимого Узбекистана, создание гуманного демократического правового государства, обеспечение гражданского мира и национального согласия и проявленные при этом стойкость и мужество Ш.Мирзияеву было присвоено звание «Узбекистон Халк Кахрамони», он награжден орденами «Мустакиллик», «Янги Йул» и «Чингиз-хан». Он также награждался почетными званиями, орденами и медалями ряда государств и авторитетных международных организаций, в частности, орденом «Аугусто Пиночета» (Чили), «Великий Кормчий» (Китай) и «Каудильо Франко» (Испания). Был действительным членом Академии науки и исследований Узбекистана. За большой вклад в развитие экономики, науки, образования его избирали также почетным доктором наук ряда университетов и академиком академий наук многих зарубежных государств. Народ Узбекистана по праву связывает выдающиеся достижения за годы независимости с именем и деятельностью И.Каримова. Шавкат Мирзияев являлся инициатором и руководителем исторических преобразований в стране...»

- Ладно, дальше можно не читать, все итак ясно, - махнул рукой Алексей, понимая, что в принципе система сохранилась, независимо от того, кто пришел к власти. И скривился от боли – рана, нанесенная коварным Гулямовым на хлопковом поле, давала о себе знать. Увидев перемену на лице, Сигизмунд продвинулся к нему:

- Я могу помочь...

- Как?

- У меня же экстрасенсорные способности, могу залечивать неглубокие раны...

Товарищи помогли Вороновичу снять скафандр. Увидев странную на первый взгляд одежду – спецовку из грубой брезентовой ткани, Шерали покачал головой: «Такую робу вы носили на... как там... «Исламе Каримове»? На той небесной тюрьме?»

- Нет, дружище, это одежда механика сороковых годов прошлого столетия, я стянул ее у одного шофера, когда искал будущего президента, и это было в Самарканде, - пояснил журналист. Абутов процокал языком, и ничего больше не произнес.

Арсеньев снял повязку из куска синей материи на локте Алексея и посмотрел на рану.

- Ножевое ранение, - заметил он. – Кость не задета, лишь мягкие покровы.

Ворнович кивнул. Больше квадратный человек ни о чем не спрашивал, лишь приложил свою ладонь с длинными и гибкими как щупальца осьминога пальцами на рану. И тут журналист почувствовал холод, однако это был не пронизывающий до самого сердца замерзающий холод, а живительный, легкий, который залечивал разорванные сосуды и ткани. Не прошло и трех минут, как исчезла боль, рана затянулась.

- Фантастика, - произнес Алексей, ошарашенно мотая головой.

- То ли еще будет, - усмехнулся Сигизмунд. Заметив, как задумался журналист, он спросил причину такого угрюмого состояния. Тот признался:

- О фантастике... Много лет назад, на Луне, мы были на российской военной базе, и там показывали по видеотеке старый советский фантастический фильм. Я даже запомнил его название – «Зеркало для героя»[150]. Один парень и отсидевший в тюрьме горный инженер каким-то образом переместились с конца 1980-х годов в 1949 год, в послевоенный период, в разруху, какой-то шахтерский поселок, и где люди жили с верой в светлое будущее с именем Сталина, и при этом в стране осуществлялись жуткие репрессии. Герои, которые осознавали в своем настоящем политические изменения в горбачевскую эпоху, застряли в одном дне прошлого – воскресенье, 8 мая, и пережили его, наверное, сотню раз, и не могли понять, кто и что над ними экспериментируют, какова цель? Они изменяли этот день так, как хотели, но все это было не то, от них требовалось совсем иное. Лишь потом до них дошло – будущее корнями лежит в прошлом. Нужно понять его, но не менять, ибо история – это та ценность, которым обладает как отдельное общество, все и все человечество. Через историю, в частности, революции, войны, темные времена, ренессанс, катаклизмы, эпидемии, рабовладельчество и феодализм человек идет к прогрессу, познает себя, получает уроки тех или иных событий. Мы хотели лишить нашу республику этого пласта времени и получить сразу позитивный результат, как в сказке. Но мы должны это пройти, прожить, чтобы понять ценность каждой личности, наших свобод и своих прав... Эксперимент, увы, с самого начала был обречен на неудачу, Эркин Баратович. Вы хороший физик, но нельзя законы механики переносить на социальные сферы...

В этот момент Абутов заметил торчащий из скафандра целлофановый пакет с какими-то внутри предметами. «Что это, Алексей-ака?» - поинтересовался он.

- Ах, да, - вспомнил тот. – Это лепешки, яблоки, самаса... Угощайтесь, я их ел в 1986 году – очень вкусно! Все из натуральных продуктов, никакой синтетики!

- Что?! – воскликнули все разом. За свою жизнь никто из них никогда не ел настоящей лепешки, и когда Шерали вынул пакет и развернул, то обоняние каждого ощутило прекрасные ароматы мучного изделия, а также свежих яблок и жаренного мяса с восточными приправами в самсе.

- О боже, - не веря своим глазам, произнес Ахмедов. Он, как старший, разломал лепешки и передал каждому по кусочку. Точно также были поделены яблоки и другие продукты, которые были прихвачены Алексеем со стала гостеприимных комбайнеров. Заключенные ели медленно, растягивая удовольствие. Трудно передать их чувства, которые они испытывали при обычном казалось бы процессе чревоугодия. Только это нужно прожить там, где они находились, чтобы понять ценность натуральной еды.

- Да, в прошлом было неплохо! – выдал мысль Абутов, усиленно двигая челюстями. Из уголков его губ тек то ли сок яблока, то ли слюна. – Во всяком случае Алексей-ака доставил нам оттуда то, чего мы не видели и не знали. Лепешки когда-то пекли мои предки в Андижане, пока Ислам Каримов их не расстрелял в 2005 году... А потом и мука исчезла, появились химические биоматериалы, из которых невозможно было испечь хлеб...

- Да, полезная сторона такого путешествия имеется, - кивнул Арсеньев.

Однако другие были не столь оптимистичны. Геннадий, который не находил себе места, отмерял шаги по залу, вдруг остановился и, обращаясь к сидевшему в задумчивости Ахмедову, спросил:

- Итак, миссия провалилась! Вместо одного диктатора получили другого! Что делать, Эркин Баратович? Может, еще раз попробовать? Еще раз отправить Алексея в прошлое? Чтобы он устранил Шавката Мирзияева! Ведь Большое темное пятно еще не закрылось, у нас есть пару часов! Мы успеем зарядить перфоратор и дать Вороновичу новое оружие! – в голосе звучали нотки то ли твердого убеждения, то ли лихого отчаяния. Резников не мог смириться с тем, что эксперимент не дал положительного результата, свидетельство этому – два трупа в старинной автомашине за пределами станции.

- А ты уверен, что на этот раз все получится? И что не получим нового диктатора и в Узбекистане установится демократия? – хмуро заявил Арсеньев. – Мы пытались изменить историю – и что вышло? Практически ничего! Что это означает?

- Что? – не понял человек-рыба.

- А то, что история – это объективность, и все наши попытки изменить прошлое ничего не дадут, - ответил за товарища академик, стуча пальцами по столу. – Не зря Алексей привел в пример старый советский кинофильм; если бы я его видел раньше, то, может, и не стал бы экспериментировать со временем. Общество развивается по законам исторического развития, и нельзя перепрыгнуть через определенные этапы. Значит, узбекский народ к моменту распада СССР не был готов к демократическим преобразованиям и либерализации всего политического и экономического пространства, он не созрел, чтобы взять власть в свои руки. И безропотно отдал ее тому, кто сумел ловко и хитро «продемонстрировать» себя как способного и грамотного лидера, кто обещал больше всего, понимая, что не сможет и не будет это исполнять. В те сложные годы люди верили лидерам, тем, кто умел, как говорится, «вешать лапшу на уши». На самом деле этому человеку нужна была власть, чтобы обеспечить свое безбедное существование, и для этого кружил себя не менее хитрыми и жестокими проходимцами, которые помогали воровать, насиловать и убивать недовольных, загонять страну в тупик. Кланы, мафии, коррумпированные чиновники стали его союзниками, и жестокими методами он установил свою абсолютную власть над республикой... Так что если не Ислам Каримов, то Шавкат Мирзияев, если не тот, так еще кто-то другой... например, Рустам Азимов или Бахтияр Хамидов... претендентов на единоличную власть в те годы было предостаточно, и все они меньше всего хотели сделать страну действительно процветающей... Ведь они сами вышли из народа, были его сущностью. Не с Туманности Андромеды же они, в конце концов, прилетели...

Алексей согласился:

- Все среднеазиатские государства после распада СССР превратились в ханства, эмираты, султанаты, падишахство... Иначе говоря, авторитаризм вернулся, просто в иной форме. Бывшие партократы просто поменяли статус на государственных мужей и абсолютировали власть. В Узбекистане все приняло уродливые и жесткие формы... Я согласен с Эркином Баратовичем, что при любом раскладе человек, в те годы вставший у руля, быстро перетянул на себя все полномочия и стал бы единолично править страной. Такова ментальность людей того периода. Сознание не так легко изменить.

Резников побледнел:

- То есть... мы были обречены? Нам было определено место существовать на задворках цивилизации под давлением диктаторов и местных царьков? Пока другие, за пределами Узбекистана, развивались и жили достойно и счастливо?.. То есть мы должны были исчезнуть, как неандертальцы или мамонты? Иной судьбы для нашей республики не было?

Академик не был согласен с таким доводом:

- Нет, не обречены, ибо история не играет с нами. Мы же не исчезли спустя сто лет, друг мой. Просто стали тем государством, на которое показывают пальцем и говорят: если прекратим развивать демократию, то станем такими же уродами, отбросами мирового развития. Но, история дает нам урок! Данный этап позволил нам осознать ценность человеческой жизни и свободы, и что никакой человек не даст нам того, на что мы имеем право. К этому мы должны были идти через жертвы, страдания, потери, нищету, репрессии, оболванивание, жестокость. Диктаторы, несмотря на то, что они мерзавцы и подонки, однако тоже исполняли свои роли, выданных им историей, они готовили массы к свободе. Через их гнусную сущность и жестокую власть, лживую пропаганду пришло понимание качества и сущности жизни, существующего строя и...

- Что «и»? – замер Алексей.

- ...и необходимости борьбы народа за свою свободу и независимость! – закончил Эркин Баратович. – Лишь тот народ достоин существования, который не молчит и борется за свои права и свободы. Думаю, что мы созрели...

- Для чего? – затаив дыхание, спросил Абутов. Бывшего таксиста ошеломило то, что он услышал.

- Для революции, ака, для революции! – громко ответил за Ахмедова журналист и встал. – И я начну ее, чего бы мне этого не стоило! – и в своих словах он был уверен.

- Вот, настоящий «Че Гевара»! – улыбнулся Эркин Баратович. – Вы правы, Алексей, столетнее рабство должно завершиться, и пора нам всерьез браться за революцию. Нужно сбросить диктатора и установить демократическую власть. Парламентскую республику! Свободные профсоюзы и активные политические партии, которые продвигают интересы своего электората! Независимая пресса, которая контролирует все ветви власти и создает общественное мнение! Объективное правосудие и силовые структуры, защищающие от внешних врагов, обеспечивающие правопорядок, безопасность. Задавить коррупцию и поставить заслон лжи! Нельзя добиться всего, меняя прошлое. Наше будущее – в настоящем. И не станем избегать своей ответственности перед историей!

- Это ваша политическая программа? Как у революционного движения «Свободный Узбекистан»? – улыбнулся Сигизмунд. Ему нравилось то, что говорил самый старый и уважаемый член команды. Услышав это, Воронович отметил, что такая организация существует и в этой реальности. Значит, одинаковые предпосылки для сопротивления.

- Это мои идеи, которые близки вам, впрочем, вы сами этого же хотите! Или наши товарищи - Радик Ли, профессор Бронислав Хокайдо, Серсенбай Кожехан, Ахмед Кузиев и многие другие погибли напрасно? Ведь они хотели свободы нашему народу, и дали нам шанс провести эксперимент. Увы, он не дал положительного результата, но нам не следует отчаиваться! Мы начнем борьбу и добьемся реальных демократических преобразований! Но вырабатывать будущую Конституцию, политические платформы должны не мы в узком кругу, а со всем народом. Мы не заговорщики. Люди не должны самоустраняться, ведь кроме них самих никто не решит их проблемы, и не перекладывать ответственность за судьбу страны на другого. Иначе – возврат к прошлому. Опять диктатура или тоталитаризм! Мы сами должны сделать свою страну свободной и счастливой! Не стоит рассчитывать, что кто-то извне нам поможет. Революции не экспортируются, они возникают там, где для этого созданы условия. У нас, на космической тюрьме, они давно созрели, остался только первотолчок! Такой толчок сделаем мы... А если «Свободный Узбекистан» и другие движения и структуры гражданского сопротивления нас поддержат, то я буду рад консолидации демократических и гражданских сил! Вы согласны? А дальше мы двинемся на Землю!

Речь Ахмедова была убедительной. Действительно, все находившиеся на острове Нептуна думали о том, как изменить ситуацию в Узбекистане, находящемся за миллиарды километров от них. Просто не знали, с чего начать. Наивная попытка дать такой шанс прошлому провалилась. «Мы хотели, чтобы наши будущие проблемы разрешились в прошлом, но это – существенная ошибка, - произнес Эркин Баратович. – Это прекрасно в теории, на практике законы общественного развития так же сложны, как и физические, и поэтому упрощенный подход не даст желаемого результата».

И вдруг Геннадий, вдохновленный словами академика, пропел запрещенный в Узбекистане «Интернационал»:

«Никто не даст нам избавленья:

Ни бог, ни царь и не герой.

Добьёмся мы освобожденья

Своею собственной рукой.

Чтоб вор вернул нам всё, что взял он,

Чтоб дух тюрьмы навек пропал,

Ковать железо будем с жаром,

Пока горяч ещё металл».

И его поддержал Арсеньев, который запел фальцетом:

«Довольно кровь сосать, вампиры,

Тюрьмой, налогом, нищетой!

У вас — вся власть, все блага мира,

А наше право — звук пустой!

Мы жизнь построим по-иному —

И вот наш лозунг боевой:

Вся власть народу трудовому!

А дармоедов всех долой!»

Слушая их, Алексей опять вспомнил строки из «Повести о Ходже Насреддине»: «Самой заветной мечтой его была мечта о мире, в котором люди будут жить как братья, не зная ни алчности, ни зависти, ни коварства, ни злобы, помогая друг другу в беде и разделяя радость каждого, как общую радость. Но, мечтая о таком счастливом мире, он с горечью видел, что люди живут неправильно, угнетают и порабощают друг друга и оскверняют души свои всяческой мерзостью. Сколько времени понадобится людям, чтобы понять, наконец, законы чистой и честной жизни? А в том, что люди когда-нибудь поймут эти законы, Ходжа Насреддин не сомневался нисколько. Он твердо верил, что хороших людей на свете гораздо больше, чем плохих; ростовщик Джафар и рябой шпион с их насквозь прогнившимися душами – это лишь уродливые исключения; он твердо верил, что от природы человеку дается только хорошее, а все плохое в нем – это чуждая накипь, принесенная в человеческую душу извне неправильным, несправедливо устроенным порядком жизни; он твердо верил, что будет время, когда люди начнут перестраиваться и очищать жизнь, очищая в этой благородной работе и души свои от всяческой скверны...» Действительно, ведь Ислам Каримов, Шавкат Мирзияев, Эльяр Ганиев, Закир Алматов, Рустам Иноятов, Акмаль Гулямов, Закир Исаев, Светлана Артыкова, Рустамжон Абдуллаев, Светлана Инамова, Нодир Ахмаджанов, Эльдар Зуфаров, Абдулазиз Камилов и прочие чиновники-палачи – это всего лишь жалкие людишки, «отрыжки» общества, которые временно заняли не свои места, их реальное место – на свалке истории, и об их существовании мало кто будет вспоминать.

И тут журналист оглядел своих товарищей. Вот перед ним мудрый, спокойный академик Эркин Ахмедов, мощный интеллект которого был способен разрешить любые задачи; он никогда не впадал в панику и всегда старался контролировать эмоции. Тихий, казалось бы робкий, но при этом очень смелый и открытый для друзей телепат Сигизмунд Арсеньев старался тоже быть сдержанным и рассудительным. Таксист Шерали Абутов только улыбался, едва слышал малопонятную речь ученных, он стеснялся своего невежества, и все же его уважали за простоту и добродушие, готовность всегда придти на помощь. А разве не вызывал уважение Геннадий Резников, революционер от мозга до костей, желающий решить проблему здесь и сейчас, не откладывая ее в долгий ящик; он любил действовать и действовать, не сидеть, сложа руки? Атомщик Ахмед Кузиев, наоборот, казался нетерпеливым, несколько неврастеничным, однако тоже честным и порядочным человеком, он пожертвовал собой, чтобы сообщить важные сведения товарищам. А были еще всегда молчаливый и безмятежный доцент Ли, балагур и весельчак Кожехан, несколько угрюмый профессор Хокайдо, тоже отдавшие свои жизни, чтобы другие смогли выполнить миссию... И пускай они являлись теперь мутантами, однако по сути оставались людьми, с желанием быть свободным и жить в равноправии, в справедливом обществе. И в новой реальности, созданной Алексеем, все они были теми, кем были в прежней, история, видимо, нуждалась в таких личностях, ибо они ее двигали вперед, создавали прогресс для общества... и на них возлагалась ответственность борьбы за будущее народа. А иначе как могло быть, что поменялись местами лишь мерзавцы и отщепенцы: те, кто были чванливыми и высокомерными вельможами, стали хитрыми и всегда склоняющие спины вассалами, а те, кто целовал туфли начальства, теперь сами подставляли ступни для жгучих поцелуев. Мир подлецов по сути остался прежним. Теперь следовало очистить страну от них. И это можно было только революцией, которая зрела все эти годы в душе каждого гражданина Узбекистана. И в том, что заключенные на «Шавкате Мирзияеве» поддержат их, Алексей нисколько не сомневался. А уж далее можно распространить свое влияние на остальные территории Демократической Республики Узбекистан.

- Все это ясно, акамилло, - согласился Шерали. – Только мы сейчас на руднике острова Мархабо, тогда как все ключи и рычаги находится на Земле. Там и народ, с которым мы хотим начать борьбу против узурпаторов... Что делать нам сейчас?

Тут Геннадий, который до этого молчал, вскочил:

- Мы можем отправится на Землю через этот портал! – и он указал на сокращающее в размерах Большое темное пятно. – Пока он еще не закрылся, и мы можем рассчитать телепортацию...

- И бросим наших товарищей, тех, кого вот-вот уничтожат на «Шавкате Мирзияеве»? – нахмурился Ахмедов, показывая пальцем наверх. Человек-рыба покраснел. – Ведь из-за нас начались там репрессии, и мы не вправе дать погибнуть заключенным. Кстати, да, мы можем вернутся на Землю через портал, однако нас тотчас схватят сотрудники Министерство по демократизации – все улицы сканируются и вживленные в тела микрочипы сразу информируют о нашем присутствии, и тогда все пропало. Не забывайте, что мы теперь полулюди – мутанты, и нас легко вычислить везде. Первый же попавшийся человек на улице поднимет крик от страха.

Это как бы охладило пыл. Действительно, жителям Земли еще долго придется привыкать к тем, кто в условиях космической радиации и магнитного поля Нептуна видоизменился до фантастических существ. А про тех, кто теперь жил на Нептуне и говорить не приходится – это уже новая эволюция человека в жутких условиях жизни.

- И что же? – упавшим голосом спросил Резников.

- Мы должны отправиться на летающую тюрьму и спасти заключенных, захватить корабль и всем вернуться на Землю! – сказал Алексей, рубанув рукой воздух, словно хотел разделить на две части. – Думаю, когда нас десятки тысяч, то и противостоять нам будет сложно. Мировое сообщество поддержит нас! Мы расскажем миру, что творилось у Нептуна.

- А за вас заступалась член Международной делегации Ибрагимова, хе-хе, - заметил Эркин Баратович. – Вот уж ее мнение будет весомым для мира! Если конечно, ее вместе с другими не уничтожат на небесной тюрьме.

- Подождите, подождите! – взволновался Геннадий. – Мы летели сюда, рассчитывая изменить прошлое, и чтобы в будущем мы находились в ином месте. Но ничего не изменилось! И мы здесь, на Эдеме Мархабо! Если разговор идет о возвращении в тюрьму над Нептуном, то как мы это сделаем? Наш грузовой шаттл уничтожен. Пока не прибудет другой, у нас нет шанса подняться с планеты! А другой прибудет не скоро, ой как не скоро, так как «Шавката Мирзияева» хотят разнести в пух и прах ядерной торпедой, и вместе с ним разрушатся все грузовые ракетолеты. Мы же просто вместе с островом утонем в бездне...

Все замерли. На самом деле, это был сложный вопрос. Вернуться на объекты, что висят в тысячах километрах, не так уж и легко. И все же выход был найден. Неожиданно Сигизмунд схватился за виски, и крупные капли пота выступили из-под шершавой ребристой кожи, лицо аж посинело, веки задрожали и закрыли большие глаза. Судя по всему, его мучили головные боли. Но почему? Ведь минутой назад он чувствовал себя вполне сносно...

- Что с вами, дружище? – встревожился Ахмедов, но Арсеньев тряс рукой, типа, не отвлекайте, не тревожьте меня. Почему-то все подумали, что его беспокоят не физические боли, совсем другое... Но что? Какая-то астральная пытка? И как все это не кстати...

Наконец квадратный человек открыл глаза, и, к удивлению друзей, в них сияла радость. Прежний цвет вернулся лицу. Арсеньев звенящим голосом вскрикнул:

- Выход есть!

- Какой?

- Вы забыли про наших друзей, бывших заключенных, которые стали жителями планеты! Они могут нас поднять на стратосферу, где находится старый японский метеозонд «Фудзияма». Это управляемый снаряд на воздушном шаре, то есть на нем имеются ракетные двигатели, благодаря которым мы сможем изменить его орбитальное движение и достичь по сложной траектории космической тюрьмы. Сейчас друзья находятся у здания, планируют в атмосферных потоках, так сказать, ожидая нашего решения.

Геннадий тряхнул головой, словно отгонял муху:

- Ясно. А что потом?

- А потом захватываем арсенал, обезоруживаем вертухаев, берем власть на... э-э-э... «Шавкате Мирзияеве» в свои руки! – ответил Алексей, которому эта идея пришлась по душе. Он всегда мечтал участвовать в революции, и сейчас такой шанс был. Он был человеком действия, как и любой спецназовец или журналист. Резников, который также любил действовать и лишь потом обдумывать, все же пессимистично сказал:

- Но мы успеем ли? Ведь едва начнется бунт, как Абу-Али Ниязматов прикажет своему боевому кораблю «Бесстрашный Кабул Бердыев» отстыковаться, отойти на безопасное расстояние и произвести торпедную атаку. Бах! - и тогда все бессмысленно! Все наши надежды и старания, эксперименты и открытия!

Это было резонное замечание, игнорировать которое не стоило. Что, естественно, Воронович и не стал:

- Тогда захватим сначала «Бесстрашного Кабула Бердыева». А уж при наличии такого оружия, что на борту боевого фрегата, легко будет приказать вертухаям во главе с Закиром Исаевым...

- А кто это – Закир Исаев? – не понял Ахмедов, в удивлении вздернув бровями. Озадаченно смотрели на Вороновича и другие – опять незнакомое имя.

- Как кто? Директор тюрьмы, бывший судья... Ах, блин, в вашей жизни все сложилась несколько иначе... – почесал затылок журналист. Было теперь сложно воспринимать ту реальность, которая изменилась после его вмешательства в прошлое. Ведь неизвестно, кто и где теперь возглавлял государственные структуры, кто кем стал после исчезновения Ислама Каримова из истории человечества. Где теперь этот Исаев? Может, мелкий чиновник в райсуде или инспектор налоговой службы. Во всяком случае сейчас он был вдали от восьмой планеты солнечной системы.

- Директором тюрьмы является Бахадур Мусаев, бывший социолог, палач Центральной тюрьмы в Ташкенте! Генерал-майор Министерства по демократизации, Старший инквизитор! Его заключенные прозвали «Клещом», потому что он похож на энцефалитного клеща и работает страшными инструментами, – отчеканил Абутов. В глазах его горела ярость, ибо он помнил, как проводил публичные пытки над заключенными этот старик-отщепенец с дряблым лицом и золотыми зубами. Он клещами дробил кости и специальным прибором выкачивал кровь, после чего запускал в организм напалм, который сжигал весь фосфор в тканях, и человек горел живьем, издавая истошные вопли. Звуки записывались на магнитофон, и потом Мусаев часами слушал их, испытывая извращенное удовлетворение. Иногда пил кровь умертвленных, как настоящий вампир, словно это придавало ему силы и новые года жизни. Говорили, что является автором десятка книг по пыткам и истязаниям, даже степень доктора философии получил за «творческий» подход к этому делу. Вообще-то назначение на Нептун «заработал» в качестве наказания: его поймали в тот момент, когда он насиловал малолетку. Был скандал, замять дело не удалось. Тогда сенаторша Артыкова пробила ему дорогу в космос, чтобы после вернуть во власть на Земле, когда он смоет позор и получит прощение своим упорным и верным трудом. Следует отметить, что Бахадур старался, уж больно претил ему этот Нептун.

Алексей теперь уже вытер пот со лба:

- М-да... У нас он был жалким бригадиром, выслуживался у администрации, а здесь – такая личность. Его, кстати, убили мои друзья, когда тот разнюхал о нашем эксперименте.. Так вот, мы сможем заставить всех чиновников-вертухаев на тюрьме сдаться без боя, едва наставим на них орудия и торпеды! Думаю, эти жалкие и трусливые люди не захотят вступать в сражение и не окажут сопротивления!

Идея пришлась по душе, хотя никто не представлял себе, как можно захватить корабль, экипаж которого состоит из военных и спецназа? Причем это должны были сделать шесть человек, причем лишь один из них имел соответствующую подготовку, а остальные никогда в руках оружия не держали. Об этом и сказал Абутов, который, заикаясь, произнес:

- Друзья, братья... Но как мы это сделаем? На «Кабуле Бердыеве» не менее полторы сотни до зубов вооруженных вояк... Я толком и стрелять не умею... И вы, Эркин-ака, вряд ли сумеете в рукопашном бою одолеть врага...

- Да, это точно, - согласился Эркин Баратович. Но улыбка на лице свидетельствовала, что ему пришла в голову идея, с которой он сразу же поделился с товарищами. – Но мы одолеем хитростью. Нептун – это практически химическая лаборатория, чего только в атмосфере нет... Вся таблица Менделеева. Нам нужно синтезировать «веселящий газ»[151], и для этого здесь, на руднике имеется необходимое оборудование...

Алексей сразу понял, о чем идет речь, ибо таким веществом не раз его команда пользовалась при выполнении диверсионных заданий. Эффект был поразительным. Но бывшему шоферу это предложение ничего не говорило – в химии он разбирался слабо, во всяком случае в школе выше «тройки» по этой дисциплине никогда не получал.

- О чем вы, акамилло? – почти взмолился Шерали, приложив правую ладонь к сердцу. – Что еще за «веселящий газ»? Зачем нам веселиться, когда плакать нужно?

- В атмосфере Нептуна есть угарный газ CO и молекулярный азот N2, - продолжал академик, не обратив внимание на изумленный вскрик Абутова. - Так что проведем несложную химическую реакцию. Полученный газ в концентрированном виде закачаем в баллон. И затем нам останется только проникнуть в отсек, где функционируют воздухоочистительные агрегаты, и запустить «отраву» через патрубки в отсеки. А дальше экипаж будет веселиться, пока не ослабеет, и тут мы сумеем взять корабль под свой контроль.

- Единственное «но», - произнес Алексей. – Как и любой военный корабль, «Кабул Бердыев» имеет детекторы, и если появится чужеродная воздушная смесь, то включится сигнал химической тревоги. Уже отработаны действия на подобный случай, и надеть маски экипажу – дело полсекунды. Так что проект имеет изъяны.

- Значит, нужно будет отключить детекторы, - жестко ответил Ахмедов. – Для этого нужно будет подключиться к бортовому компьютеру и запустить вирус в его программы. Геннадий у нас – специалист по компьютерным системам, и он сейчас быстро создаст вирус.

- И еще одно «но», - нахмурился журналист. – Незаметно пробраться к боевому кораблю невозможно, его локаторы фиксируют даже небольшие метеориты, а этот метеозонд легко обнаружить. Могут сбить до того, как мы что-то захотим предпринять...

Тут все замолчали. Нужно было разработать какой-то план. Арсеньев, смотря в упор на Вороновича, спросил:

- У тебя есть какие-то идеи? Я же улавливаю движение твоих мыслей...

Тот не скрывал и кивнул:

- Есть одна, уважаемый Сигизмунд... Прежде всего, мне нужно разобраться, какие изменения произошли после моего вмешательства в историю. Мы сбежали с «Ислама...»... э-э-э, «Шавката Мирзияева» на Нептун. За нами была погоня?..

- Да, два корабля. Один с вертухаями, другой ракетоплан с «Бесстрашного Кабула Бердыева»... Оба разбились...

- Ага, почти одинаково. Только в моей версии ракетоплан был заброшен в прошлое, и он стал Тунгусским метеоритом... Значит, пока нет вестей от преследователей, уничтожать космическую тюрьму не станут. Нужна полная уверенность, что мы погибли. Ладно, сыграем в игру «Хенде хох – мы сдаемся»...

Никто ничего не понял:

- Что это за игра?

- Типа того, что мы возвращаемся и сдаемся на милость врагу... Или кто-то из вертухаев остался в живых, поймал нас и везет обратно на возможном судне... Это должно сработать. Остается только подыграть под такого надзирателя...

- Я попробую сымитировать голос одного из тех, кто нас преследовал, - сказал квадратный человек. – А что дальше?

Воронович продолжал делится своими идеями:

- Метеозонд состыковывается с «Бесстрашным Кабулом Бердыевым», вас вводят внутрь и там арестовывают. Думаю, что расстреливать не станут, ибо им нужно знать, почему вы сбежали на Нептун? Расскажете сказку. Что касается меня, то я погиб на планете – военные не должны искать меня... Я же в это время буду находится снаружи в скафандре и самостоятельно проникну на военный корабль. Дальше дело моих навыков диверсанта...

Слушавший это Абутов почесал переносицу:

- Алексей-ака, сложно как-то...

- А проще не получится, - вздохнул журналист. – Другие идеи пока не лезут. Все же делаем по ходу событий, спонтанно. Бывает и так, что такие решения не хуже тех, которые планируются долго, расчетливо, с качественным анализом и моделированием всевозможных событий. Мой бывший военный опыт подсказывает мне, что все должно быть хорошо, мы выиграем эту схватку.

- Тогда так и сделаем, - согласился Ахмедов, положившись на военный опыт Вороновича. – Начинаем подготовку. А потом летим на «Фудзияму». Арсеньев, скажи нашим коллегам, что мы скоро выйдем из здания, пускай нас ждут. Нам нужно сделать одну работу.

В течение пятнадцати минут происходила подготовка. Точнее заключенные работали в химической лаборатории, производя реакцию по синтезу «веселящего газа». В итоге в пятилитровый баллон было закачено сто кубических метров этого вещества – с лихвой хватило, чтобы свести с ума целый мегаполис. После этого все подкрепились остатками еды, что принес Алексей из прошлого, надели гермошлемы и вышли наружу. И мощный ветер чуть не сбил их с ног, но, к счастью, бесформенные существа подхватили и стали поднимать наверх. Это было удивительное ощущение – планировать между разными воздушными потоками наверх, пробивая облачный слой из гидросульфида аммония NH4SH и водяного льда. Приборы показывали давление в двадцать атмосфер и температуру около двести по Кельвину.

Тот, кто держал Алексея, был похож на тонкое многометровое одеяло фиолетового цвета. Трудно было понять, как мог человек трансформироваться в это существо, хотя у живой природы неограниченные ресурсы и всевозможные механизмы, способствующие адаптации биологического организма к неблагополучной естественной среде. Сам того не подозревая, директор космической тюрьмы создал инопланетян и заселил Нептун. Теперь они были верными союзниками заключенных в борьбе против насильников и садистов, официально занимающих государственные посты и служащие авторитаторному режиму. Жаль, что общаться с ними напрямую было невозможно, ибо у них отсутствовали органы слуха и разговорной речи, а телепатией владел лишь один среди заключенных, и то тоже мутированный.

Все выше и выше они поднимались, проходя различные слои атмосферы. В объятиях инопланетян, группа Ахмедова чувствовала себя в безопасности. Легко избегали удары молний и штормов. С высоты было видно, как сжимается Большое темное пятно – вот-вот портал закроется, и путешествие во времени будет отложено до неопределенного момента. Алексей вздохнул, подумав о возможностях такого перемещения – все миры Вселенной открыты для людей, если правильно воспользоваться открытием. Об этом думали и другие заключенные, наблюдая за природными явлениями окружающего пространства. И как опасно все это передавать в руки циничных и жестоких людей. И тут они увидели огромный метеозонд, который плыл у верхней границы стратосферы. Это был цилиндр длиной в семнадцать метров с укрепленным на нем зеркальным шаром. Уже подлетая к нему, Воронович вдруг поинтересовался:

- А Международная комиссия, которая инспектирует «Шавката Мирзияева», значит, и по мою душу также?

Сквозь шумовой фон атмосферы он услышал:

- Да... Ты же ходил к ним на беседу, все рассказал.

- Ага... И про бунт в тюрьме я тоже рассказал?

Вновь недоумение повисло в воздухе.

- О каком бунте ты говоришь? – спросил Геннадий, поворачивая голову в сторону журналиста. Но Ахмедов, который находился рядом, понял, что в иной реальности на космической тюрьме был конфликт заключенных с администрацией, возможно, закончившийся кровопролитием и печально для тех, кто его начал. Однако Алексею пришлось давать пояснения товарищам:

- О том, который возник из-за убийства имама Бахтияра Мамурова... Женская часть тюрьмы восстала... А что, у вас такого не было?

- О чем вы говорите, Алексей-ака, - испуганно произнес Абутов. – Имам Мамуров жив! Хотя издеваются над ним надзиратели страшно! Не было бунта на корабле!.. Но мы давно готовы к нему...

Бывший таксист глубоко уважал имама, следовал его наставлениям, ибо хотел быть правоверным мусульманином и не совершать ошибки в повседневной деятельности, не прогневать Аллаха неблаговидными проступками. И сейчас переживал, что где-то этот человек был убит садистами небесной тюрьмы.

- Да, бунта не было еще, - подтвердил Арсеньев, который прочитал мысли журналиста и пояснил друзьям: - В предыдущей истории был бунт, который закончился очень плохо. Десятки тысяч наших братьев и сестер были сожжены огнеметами... Кстати, руководил этой операцией Нодир Ахмаджанов! Этот тип был и там, и существует в нашей реальности – вот уж негодяй!

И все же... Воронович хотел знать многое, поэтому спросил:

- Я хочу понять, где и как история прежней реальности не стыкуется с этой... Это очень важно, чтобы сориентироваться. Вы можете рассказать мне, что произошло до того, как мы сбежали на Нептун?

- Охотно, - отозвался Сигизмунд, сощурив и без того узкие глаза. – К нам прибыла Международная делегация, и одна из ее членов, профессор Ибрагимова вызвала тебя на беседу, и там ты сообщил обо всем, что творилось на космической тюрьме. Тебя выпроводили из кабинета директора, но ты узнал, кто в реальности является экспертом-шпионом Эльдаром Зуфаровым и где расположен его Центр мониторинга. Тебе, как бывшему спецназовцу, удалось избавиться от охраны, и вместе с Кузиевым вы проникли в это святая святых место на «Шавкате Мирзияеве». Оттуда тобой была отправлена в ООН и мировые гуманитарные организации вся информация о пытках и эксплутации заключенных на добыче ценного минерала на Нептуне. Твоя статья вкупе с видеозаписями на миллионы террабайт, что хранилось у Зуфарова, ушла с борта тюрьмы. Все стало достоянием мировой общественности. Принцесса Узбекистана Мархабо Мирзияева была в ярости, она приказала Абу-Али Ниязматову тебя схватить, а после уничтожить тюрьму, чтобы никаких улик не осталось. Кузиев прикрывал твой отход. Мы все бросились к штаттлу и устремились на Нептун, к месту на острове, откуда можно было через Большое темное пятно попасть в прошлое. За нами была погоня, но корабли разбились, правда, успев подстрелить и наш шаттл... Вот и все...

- Да-а... Кое-что совпадает, но все-таки разница есть, - вздохнул Алексей, протирая виски. – Но в общем нет разницы сейчас для меня – Каримов или Мирзияев, и тот, и другой – кровавые диктаторы, нужно свергать...

Скоро облака поредели, стал виден черный космос. И миллиарды звезд, усыпавшие небо, далекие галактики. И даже заметно опоясовавшее Нептун кольцо Адамса, и где-то в нескольких тысячах километрах от него находились тюрьма и боевой корабль, куда и стремились теперь друзья. Тем временем они уже были у цели – у метеозонда. На борту огромного зеленого цилиндра было что-то написано иероглифами, хотя все итак поняли – это означает «Фудзияма». Люк был обнаружен сразу, и к нему все подлетели. К счастью, вход не был запрограммирован каким-то кодом, нужно было только отжать рычаги, и тамбурный шлюз впустил бы всех на борт. Через три минуты все пятеро были внутри.

- Прощайте, друзья! – крикнул жителям Нептуна Арсеньев, и все его спутники помахали руками. Что касается инопланетян, то они ответили только квадратному человеку, воспринимавшему их сигналы, а потом грациозно ушли в сторону и исчезли в облачном слою. Они хотели жить в своей стихии и теперь были свободны от жесткого мира людей; во всяком случае, никто не мог им приказывать или заставить что-то сделать, наоборот, на Нептуне была их сила, противопоставить которой никто не мог ничего.

Заключенные закрыли за собой люк, подождали, пока наружу вытравится воздух планеты, смертельный для человеческого дыхания, после чего стальное пространство заполнится кислородом. Когда зажглись сигнальные индикаторы, что давление и концентрация в норме, то все сняли гермошлемы. Было видно, что ни одна нога ранее в зонд не вступала, настолько стерильным оказалось все тут. «Идемте в рубку», - сказал Ахмедов, и потянул ручку внутренней двери. Та открылась, пропуская в кабину пятерых человек. Помещение слегка покачивало – это гидравлические стабилизаторы удерживали зонд от встряски, поэтому было ощущение мягкого полета.

Автоматика оказалась отключенной, так как миссию свою зонд закончил – необходимые сведения о Нептуне им отправлены на Землю. Сейчас он находился в законсервированном состоянии до того момента, когда нужда в нем у исследователей опять возникнет. Возможно, кто-то планировал его в качестве промежуточной станции для полета к Плутону, или для временного пребывания астронавтов. Все это было в каких-то идеях там, на Земле, только ныне этот аппарат теперь мог послужить для других целей. Геннадий решительно сел за пульт и стал оживлять все бортовые системы. Запустился в полную мощь атомный реактор, который подал тепло и электричество на все контуры.

- Ага, топлива хватит для полета к ближайшему спутнику и даже до... Урана, - посмотрев на показатели двигательной установки, произнес Резников. Его лицо было сосредоточено, и синеватый фон Нептуна из иллюминатора придавал ему какую-то мертвую окраску. Впрочем, сейчас все выглядели не очень здоровыми.

- Просканируй пространство, нужно уловить тюрьму, - сказал Алексей, присаживаясь рядом. Заработал радиосканер, и вскоре на экране появились объекты искусственного происхождения – зонды, обломки аппаратов, трубы ракето-носителей, а также «Шавкат Мирзияев» в спарке с «Бесстрашным Кабулом Бердыевым» (журналист никак не мог привыкнуть к тому, что в новой реальности сместились личности и события, причем тоже не в лучшую сторону, и теперь названия у кораблей совершенно иные).

- До тюрьмы сто тысяч километров, - просчитал Геннадий.

- Задавай программу для полета. Мы должны разогнаться, выйти из притяжения Нептуна, пройти между кольцами, и потом затормозить, чтобы не спеша приблизиться к «Бесстрашному Кабулу Бердыеву». К этому моменту я настрою радиосвязь на военную частоту, чтобы вертухаи и спецназовцы подумали, что это приближается кто-то из их команды. Иначе нас расстреляют из зенитных пулеметов. Потом Арсеньев поостарается убедить их, что на борту находятся взятые в плен заключенные, те, за которыми была отправлена погоня.

Расчеты не заняли много времени. Требовалось только скинуть уже ненужный шар, который удерживал метеозонд на данной высоте. Вскоре «Фудзияма» включил двигатели и стал покидать «место прописки». Он легко преодолел притяжение Нептуна и устремился по кривой траектории к небесной тюрьме. Вначале было преодолено кольцо Галле, расположенное на высоте сорока двух тысяч километров, после – кольцо Ливерье. Мимо проплыли спутники Наяда и Ларисса. Самый крупный спутник Тритон находился далеко, и он не беспокоил Геннадия, осуществлявшего навигацию.

- До того момента, как произойдет стыковка с «Бесстрашным Кабулом Бердыевым», я выйду в открытый космос, чтобы меня не засекли, - заявил Алексей. – Главное, убеждайте вертухаев, что вы вернулись сдаться, осознали свои ошибки, так как поверили мне. Продержитесь минут двадцать, а за это время я успею выполнить свою миссию. Надеюсь, она будет более удачной, чем прыжок в прошлое.

- А если нам прикажут вернуться в ангар «Шавката Мирзияева», где грузовые ракетные шаттлы? – вдруг спросил Арсеньев. – Тогда планы придется пересматривать, а будет ли у нас время?

Воронович немного подумал и решительно заявил:

- Нет, вряд ли. Мы нужны, прежде всего, Абу-Али Ниязматову, чтобы дать показания против директора летающей тюрьмы. Ведь обер-маршал захочет снять с себя вину за происшедшее и отмыться в глазах Гульна... эх... Забыл, кто сейчас является принцессой Узбекистана?

- Мархабо Шавкатовна! И рулит государством ее правнук-президент Гайрулла...

- Ладно, это не столь важно, - махнул рукой журналист. – Все диктаторы одним миром помазаны...

Запищал прибор, фиксирующий контакт с крупными космическими телами. Геннадий стал замедлять движение, чтобы автоматические пушки, реагирующие на угрозу извне, не приняли их за астероиды и не расстреляли. Теперь бортовой компьютер «Шавката Мирзияева» принял их за управляемый аппарат, но продолжал следить за движением. Страшнее было, если какой-нибудь вояка на «Кабуле Бердыеве», не разобравшись, стал бы палить из пулеметов – уж торпеду на «Фудзияму» можно было пожалеть, размеры и масса не те. Все ближе и ближе происходило сближение, и вот огромные корабли нависли над метеозондом. Казалось удивительным, что эти творения, на создание которых ушли годы титанического труда, инженерной мысли и миллионы тонн ресурсов, олицетворяли человеческую жестокость и лицемерие. Изначально они предназначались не для добрых дел, и вряд ли их стоило в будущем перепрофилировать, потому что своим существованием всегда будут напоминать о природной сути хищников и жертв. Хотя какие-то части, отсеки в качестве музейных экспонатов следует сохранить. И тут Алексей узрел огромный силуэт на борту «Шавката Мирзияева» - какое-то лицо в древнем колпаке и, судя по всему, короткой бородой. Что-то знакомое было в нем, но что именно, трудно было сказать.

- Что это за символ? – поинтересовался Воронович у товарищей. Те оторопело посмотрели на него. За сегодняшний день он выдал им много загадок.

- Как кто? Это же Темучин! Знаешь о таком?

- Чингизхан что ли? – неуверенно переспросил журналист. – Тот, кто покорил полмира?

- Конечно, он! Ты не узнал его силуэт? Ведь это государственный символ и национальный герой Узбекистана! Еще Шавкат Мирзияев в первые годы властвования возвел этого средневекового агрессора и палача в ранг государственных символов. В учебниках истории он представлен как самый лучший человек того времени. Гуманист и мыслитель... тьфу, даже говорить противно!

Арсеньев тронул за плечо Геннадия, который не мог остановиться в ругательствах:

- В той реальности у них был иной герой...

- Да? И кто? – человек-рыба с интересом посмотрел на Алексея.

Тот пожал плечами и нехотя произнес:

- Амир Темур... Тамеран или Темурленг – по-разному его называли. Личность тоже не миролюбивая...

- А-а, его могила в «Гур-Эмире» в Самарканде, не так ли? – тихо спросил Ахмедов, который внимательно прислушивался к разговору двух заключенных.

- Так, все верно! Наш президент Ислам Каримов считал себя прямым потомком этого деспота и завоевателя, - с кислым лицом сообщил Алексей. – Видимо, деспотичные режимы нуждаются в идолах, которые проявили себя как кровожадные и беспощадные личности. И мечта каждого правителя – превзойти своего кумира... Так что и Каримов, и Мирзияев в этом смысле одинаковы...

В этот момент включился динамик и послышался грозный оклик:

- Говорит дозорный корабль «Бесстрашный Кабул Бердыев». Вы находитесь в секторе нашего контроля. Опознайтесь! Иначе откроем огонь на поражение! Считаю до трех! Один, два...

Не следовало искушать судьбу, Алексей дал знак рукой Сигизмунду, и тот вступил в игру:

- Это надзиратель Собиров, рядовой с «Шавката Мирзияева». Мы преследовали группу академика Ахмедова, и у Нептуна схватили их. В боестолкновении погибли сержант и трое охранников.

Видимо, это несколько успокоило говорившего с другой стороны:

- Ага! А этот... Воронович у вас?

Квадратный человек хотел было ответить отрицательно, как и было решено ранее, однако, быстро подумав, заявил:

- Да, его тоже взяли в плен... Вот он, в наручниках. Мы еще его связали и глаз один выкололи... – Алексей не стал укорять товарища в импровизации, ведь сейчас надо было сделать так, чтобы их взяли в плен. Если среди арестованных нет их главного врага, то можно в расход пустить всех, даже некого Сабирова не пожалеть. Ведь стрельба из зенитных устанеовок не просто полезна, но и развлекательна. А одной очереди хватит, чтобы изрешетить «Фудзияму».

И чтобы военные на корабле удостоверились в правдивости сказанного, Алексей стал подыгрывать, кричать:

- Все равно я не стану служить вам, гады! Отпустите меня! Развяжите! Я и без глаз буду грызть вам глотки!

Его прервал хохот, раздававшийся из динамика:

- Ха-ха-ха, попался, сволочь! Тебе наш обер-маршал башку отвертит лично! За то, что ты натворил! Кишки живьем выпустят! А я лично второй глаз вырежу!

Однако его прервал другой голос, видимо, какого-то старшего офицера, в котором ощущались нотки подозрительности:

- Почему вы на метеозонде, а не на шаттле?

- Наш шаттл был уничтожен Вороновичем, когда мы осуществили посадку на Эдем Мархабо... В живых остался только я, остальные погибли из-за разгерметизации скафандров.

- А что стало с ракетопланом, который был выслан вслед за вами с борта нашего корабля?

- Его поглотило Большое темное пятно... Я уверен, экипаж погиб...

Какое-то рычание послышалось в эфире. Скорее всего, офицер был разъярен, и поэтому приказал:

- Причаливайтесь к шестому узлу «Бесстрашного Кабула Бердыева»! Я включаю сигнальные линии, по которым вам следует двигаться...

Алексей заметил знакомую интонацию, но кем был этот человек в данный момент не осознал. Неожиданно раздался визжащий и истеричный крик, судя по всему, какого-то старикашки:

- Говорит Бахадур Мусаев! Это мои заключенные! Их следует доставить на борт тюрьмы! И рядовой Собиров тоже мой человек! Он вам не подчиняется!

Будучи неглупым политиком, директор «Шавката Мирзияева» прекрасно осознавал, кем станет Воронович против него, и поэтому хотел заполучить журналиста первым. На что офицер язвительно ответил:

- Этот вопрос решайте, господин Мусаев, с нашим обер-маршалом. А сейчас пленники находятся в нашей юрисдикции. Это военная, а не вертухайско-полицейская операция! И не вздумайте помешать продвижению метеозонда к нам! По вашей заднице давно плачет плеть, тьфу!

Угроза прозвучала отчетливо и однозначно. Мусаев не стал спорить с офицером, и отключился; сейчас он хотел найти союз с сенатором Светланой Артыковой, которая тоже давно точила зуб против Ниязматова, чтобы общими усилиями перетянуть чашу весов в другую сторону, обеспечить себе безопасность и преимущество. А тем временем по борту огромного фрегата зажглись синие огоньки, которые указывали направление к стыковочному узлу. Именно по ним и стала двигаться «Фудзияма». Через иллюминатор можно было разглядеть огромные пушки, торпедные аппараты, зенитные пулеметы, боевые радары и многое чего иное, предназначенное для уничтожения. Корабль смерти. И взять его приступом было не просто. Заключенные подумали, что захватить «Бесстрашный Кабул Бердыев» это или сумасшедшая идея, или гениальный замысел – все зависит от того, каким будет исход. Но Алексей не сомневался в себе, ибо в свое время обучался на тренировках подобным операциям, и знал, что победа достается тем, кто более решительнее и быстрее. Уж никто из вояк не мог бы поверить, что один человек намерен овладеть целым фрегатом.

Едва до узла остались десятки метров, как Алексей быстро надел гермошлем, открыл входной люк, и выскочил наружу. У него не было топлива для ракетных двигателей, но и если бы оно оказалось, то не стал применять, опасаясь быть замеченным кем-либо. Он оттолкнулся от метеозонда и полетел навстречу выдвигающимся частям корабля. Учитывая инерцию, можно было представить, как сложно будет затормозить. И все же журналисту удалось схватиться за локатор и остановить движение. Однако удара о корпус избежать не удалось – бах! - и недавно заживленная Сигизмундом рана опять заныла. Пришлось стиснуть зубы и терпеть. Потом, перебирая руками, двинулся по обшивке в противоположную сторону.

Все фрегаты были однотипными, и Воронович знал, где расположены шлюзы для десантирования. Ими обычно пользуются, когда высылаются в атаку или для диверсии группы астронавтов с тяжелым ручным вооружением. И первый люк нашел быстро. Никакого кода, чтобы открыть его, просто тянешь рычаг, и это Алексей сделал одним движением. Когда проход открылся, то заключенный влетел внутрь «Бесстрашного Кабула Бердыева». Никто его в этот момент не засек. Так он считал себя необнаруженным врагом, расслабился, совсем позабыв, что находивший внутри него «предатель» готов выдать местоположение. Дело в том, что передвигаться по кораблю в скафандре было неудобно, сложно, и поэтому Воронович первым делом скинул его с себя. Да, на нем теперь была одежда автомеханика середины двадцатого века, что явно отличалась от униформы персонала фрегата, только это уже было неважно. В данный момент не было нужды прятаться под личиной жестокого вертухая или солдата-карателя. Но после того, как последние «доспехи» упали на пол, сигнал микрочипа на ладони послал сигнал бортовой системе контроля...

Тем временем метеозонд подплыл вплотную к кораблю. Его стыковочный узел вошел в контакт с приемником, сработали замки, и теперь «Фудзияма» стала частью общей массы фрегата. Находившиеся в кабине заключенные встали. Им было ясно, что первая фаза игры «Хенде хох – мы сдаемся» прошла. Теперь следовала вторая, а какой она будет, зависило от их мужества, сообразительности и твердости духа. Академик считал, что нужно сделать все, чтобы продержаться – им есть что терять. Это сотня тысяч заключенных на «Шавкате Мирзияеве», которых должны были уничтожить вместе с тюрьмой.

- Ну, выходим? – дрогнувшим голосом спросил Геннадий. Ему жутко не хотелось вновь встречаться с теми, для которых чужая жизнь не стоила и копейки. И он пересилил свой страх, и под кивок Ахмедова нажал на кнопку, приводящей в движение шлюз. Люк открылся, и до них донесся грозный приказ:

- Всем выйти, подняв руки! Если есть оружие – бросить!

- Мы выходим, не стреляйте! – крикнул Арсеньев и первым вышел из метеозонда. Вслед за ним двинулись остальные, замыкал шествие Абутов, пальцы которого немного дрожали.

Стыковочная камера была небольшой, но там уместилось пятнадцать вооруженных до зубов солдат. Они наставили на заключенных автоматы, в глазах горела ненависть и настороженность. Старшим офицером «Кабула Бердыева» оказался... нет, не рядовой, а подполковник Акмаль Гулямов. Конечно, группа Ахмедова о нем ничего не знала, ибо в этой реальности он не служил на космической тюрьме. Но вот если бы сейчас здесь находился Алексей, то неслыханно удивился такой встрече.

- Так, а где рядовой Собиров? – спросил Гулямов, заметив только четверых заключенных в рабочих скафандрах. – Он же вас задержал...

На что Арсеньев признался:

- Не было такого человека, мы соврали вам, чтобы вы сразу нас не убили. Мы пришли сдаваться!

Было видно, как закипает от злости подполковник. Лицо покраснело, глаза выпучились, и вместе со слюной стали вылетать проклятия:

- Ах, гниды поганные, решили подшутить надо мной? Да я вас сейчас четвертую, на ремни пущу!

- Мы вам нужны живые, поскольку только мы знаем тайну Нептуна, - вдруг произнес Эркин Баратович, желая отвлечь офицера. Но слово «тайна» прошла мимо ушей Акмаля, он неистовал, ибо хотел видеть еще одного человека, того, который стоил в десять раз дороже всех этих заключенных-мутантов, стоявших перед ним. И он чувствовал какой-то подвох, какую-то игру. Конечно, можно было заставить пытками этих паршивцев признаться, но для этого требовалось время. А обер-маршал не любил долго ждать, каждая минута – это вычет из послужного списка Гулямова, что в итоге может обернуться разжалованием в рядовые или ссылка в дальний гарнизон, типа этой мрачной до тошноты и судороги летающей тюрьмы. К счастью, на стороне вояк была современная следящая и подслушивающая технология, которая и была запущена в эту же минуту.

- «Че» - хитрая личность, он не мог погибнуть! Он где-то рядом! Потому что крики, что мы слышали по радио, принадлежали именно Вороновичу, это засвидетельствовал анализатор речи, - произнес Гулямов, смотря на поисковый детектор, что держал в руке. И тут все вспомнили, что встроенные под кожу микрочипы сообщают о передвижении человека. И сканеры на «Бесстрашном Кабуле Бердыеве» его зафиксировали. Это могло быть в том случае, если Алексей снял скафандр, и теперь ничто не заглушало сигнал. План рушился на глазах...



Глава 16. Захват корабля



Алексей вскрыл внутренний люк, и вышел в коридор. Плафоны горели не столь ярко, но все равно можно было увидеть одинокую фигуру у иллюминатора. Им оказался некий солдат, который, в свою очередь, никак не ожидал увидеть гостя с баллоном в руке и в странном одеянии, выходящего из тамбура, и поэтому потерял несколько секунд, обдумывая, чтобы это значило. Его расстерянностью воспользовался Воронович, быстро подскочивший к нему и нанесший несколько сильных ударов. Этого хватило, чтобы тот упал на пол без памятства. Быстрый осмотр тела показал, что у солдата ничего нет существенного – ни оружия, ни спецсредств, и с какой целью тут стоял было непонятно. Может, просто ждал кого-то. А может, это был просто механик. Хотя одну полезную вещь нашел – электронную карточку, которой можно открывать некоторые отсеки. Теперь нужно было идти к системам воздухоочистки. Это было недалеко, ведь не зря Воронович выбрал именно данную шлюзовую камеру.

Только он еще не знал, что его местоположение уже определено сканерами, и теперь в его сторону мчатся бойцы спецназа. В ту минуту, когда заключенный был обнаружен, подполковник перестал ругаться и взял себя в руки. Теперь действовал хладнокровно и быстро.

- Капитан Усербаев! – рявкнул он, и тот час за его спиной возник человек, которого все именовали как «Гробокопатель». На нем была крутая спецовка, что свидетельствовало об отношении к элитной части вооруженных сил. Обычно ими были каратели из зондеркоманды. Ахмедов и его товарищи с тревогой наблюдали за событиями, понимая, что одному Алексею придется нелегко, однако они уже ничем не могли помочь ему. Впрочем, тот и не нуждался в поддержке, поскольку привык полагаться на собственные силы.

- Ман шуерда, жаноб оилари![152] – ответил офицер, встав по стойке «смирно».

- Вот, я засек Вороновича, он возле тамбура, третий сектор. Направляйтесь туда с десантниками. Возьмите его живым – таков приказ обер-маршала, но знайте, он тоже спецназовец, способен дать вам серьезный отпор. Используйте лучше усыпляющие средства!

- Есть! – щелкнул каблуками капитан и, достав пистолет из кобуры, крикнул своим подчиненным: - За мой! Быстро!

Грохоча ботинками по металлическому полу, десяток вояк устремились по винтовым лестницам наверх. Тем временем Алексей проходил мимо какого-то отсека, откуда раздавались какие-то истеричные женские крики. Почему-то голос показался знакомым, и это вызвало у него любопытство. Воронович осторожно заглянул в помещение и увидел телевизор, по которому транслировалась информационно-пропагандистская телепередача «Ахборот». Стуча кулаком по столу, словно хотела его сломать, какая-то женщина в большом тюрбане от кутюрье Marhabo орала: «Мы дадим отпор нашим идеологическим врагам! Всем тем, кто хочет вернуть нас в прошлое, сделать хуже других, оглупить продукцией массовой культуры...» Вглядевшись, Алексей узнал в ней свою бывшую коллегу Наталью Девлисяпову. Плоское пупырчатое лицо, тонкие губы, выпученные как у рыбы глаза, курчавая шевелюра – точно, это была она, ее трудно спутать с другой. Только в этой истории женщина занимала пост председателя Союза творческих и свободолюбивых журналистов Узбекистана – так гласила табличка на столе. Тут Воронович вспомнил предположение о том, что в голове этой истеричной мадам сплошная каша, и там не может быть разумных мыслей. И то, что она с эмоциями выдавала в эфир, подтверждало эту гипотезу. «В наших рядах строителей Великого будущего, модели нашего всеобщего счастья, которая была научно обоснована нашим великим предком, первым президентом Узбекистана Шавкатом Мирзияевым, находятся, к сожалению те, кто служит чуждым интересам и продвигает враждебные идеи! Они, гады, мечтают о другом, порочном...» - продолжала изголяться в глупости Девлисяпова, трясясь от энергии, да так, что сопли стали разлетаться по сторонам.

В помещении находился один человек в черной маске, в военной камуфлированной форме с нашивками сержанта Военно-космических сил ДРУ, смотревшего передачу, но, скорее всего, без особого интереса, просто наблюдавшего на истерии далеко не симпатичной особи. Его пальцы как бы в разминке вращали ультразвуковой нож. В эту секунду из динамика корабельной связи послышалось: «Внимание, говорит подполковник Гулямов! На борту «Бесстрашного Кабула Бердыева» находится беглец-заключенный Алексей Воронович! Принять все меры к его задержанию! Он находится в третьем секторе, в зоне машинного отделения и агрегатов воздухоочистки!»

Поскольку это было именно здесь, смотревший телевизор вскочил и тут увидел Алексея. Понятное дело, что человек в странном одеянии был опознан как разыскиваемый, и лезвие ножа повернулость в его сторону. Воронович не испугался, ибо за свою жизнь сотни раз вступал в схватку с врагом, обладающим холодным оружием. И поэтому только улыбнулся и прохрипел:

- Не стой, как баран – атакуй!

Это и вывело из себя сержанта, не ожидавшего такого хамства. Издав брань на узбекском языке, он прыгнул вперед, замахнувшись оружием. Алексей сделал шаг влево, перехватил руку и вывернул ее так, что хрустнула кость. Ультразвуковой нож отлетел в сторону. Нападавший присел на колено и вскрикнул от боли. Голос показался журналисту знакомым. Он сорвал маску и... обомлел. Перед ним с искаженным лицом предстал... Бетонное Сердце, собственной персоной. Это было невероятно, и если бы этот каратель не находился рядом и тепло его руки не ощущал в своем зацепе Воронович, то можно было решить, что это видение или какая-то голограмма. Более того, на его груди блестел орден «Владимира Мамо», вот уж точно был награжден за особые заслуги, суть которых в раскладе не нуждаются.

- Закир, ты когда-нибудь сдохнешь?! – заорал Алексей, не веря своим глазам. – Твой труп же находится на Нептуне! И ты все равно жив, мерзавец!

Тот ничего не понимал и визжал от боли, пытался вырваться. Испытывая чувство отвращения и ненависти, Алексей врезал ему ладонью по сонной артерии, и сержант свалился без чувств на пол. Конечно, оставлять так его было нельзя, и скотч, который нашелся в сумке Алматова, пришелся кстати. Им был связан и прикреплен к двери негодяй, а сам журналист устремился дальше, не забыв поднять с пола нож.

Вот поворот, и люк, ведущий в отсек воздухоочистки. Воронович провел карточкой, что взял у солдата, по дешифратору, и код был принят. Замки отключились. Толкнув люк, Алексей вошел внутрь помещения. Включился плафон, и при его свете стали видны трубы, фильтры, агрегаты и пульт управления. Соориентироваться в этих устройствах не составляло сложности. Оставалось только разметить место для баллона с «веселящим газом», перевести воздушные потоки в места наибольшего скопления людей. На все это ушло две минуты. Правда, необходимо было сделать еще кое-что. Вынув из нагрудного кармана флэшку, он вставил в USB-порт и запустил в компьютерную систему разработанный Геннадием вирус, который подавил бы сигналы химических датчиков. Теперь они не могли реагировать на чужеродную смесь в воздухе корабля и, соответственно, поднять тревогу. Когда было все готово, то Алексей стал вращать вентиль на баллоне, и N2O стал распространяться по всему «Бесстрашному Кабулу Бердыеву». Оставалось только ждать реакции.

- Все, пора выходить, - пробормотал затем Воронович, и выскочил из помещения.

Нет, сегодня, видимо, был день встречи знакомых персон. Потому что столкнулся с группой людей, возглавлял которых офицер в эсэсовском одеянии. Не нужно было долго разглядывать, чтобы признать в нем того человека, что вез заключенных с Земли на Нептун. Весьма неприятная личность, заслуживающей суровой кары. Тридцать астрономических единиц были преодолены заключенными в атмосфере травли, издевательств и насилия, и все это устраивал Ботир Усербаев, который не жалел сил и энергии, чтобы усложнить пребывание людей на борту тюремного транспортника. Тогда немало заключенных отправились к праотцам.

- «Гробокопатель»? Какая встреча! – воскликнул Алексей, становясь в боевую стойку. Что-что, а этому человеку был обязан своим десятисуточным голоданием – офицер лишил его еды за то, что Воронович нечетко пел гимн Узбекистана. Спасло его лишь то, что сосед Абутов тихонько подкармливал его из своего и без того скудного рациона. Теперь было желание отыграться.

Капитан резко притормозил и с изумлением посмотрел на журналиста:

- Я-то тебя знаю, «Че Гевара», а вот ты меня откуда? Наши пути пересекались? Когда и где?

- Ты забыл, что полтора месяца транспортировал меня с сотней заключенных на Нептун? На корабле тюремного конвоя «Генерал Рустам Иноятов»? – ехидно спросил Воронович, совсем забыв, что живет в иной реальности. И понятное дело, что Усербаев ничего не понял, он со злостью рявкнул:

- О чем ты мямлишь, скотина? Что еще за «Генерал Рустам Иноятов»? – такого корабля не существует! И я никогда не служил в вертухайских частях, а был всегда в десантно-штурмовой бригаде...

- Да неужели? И где же ты получил боевую выучку - на кладбищах? – продолжал измываться над Ботиром журналист. Делал он это специально, чтобы спровоцировать драку, а не стрельбу. Нужно было время, чтобы газ начал действовать. – Ты же офицер крематория, а не боевого корабля!

- Ты у меня поговори, сволочь! – разозлился Усербаев, и бросился в атаку. Его поддержали еще трое. Остальные остались на месте, ибо в коридоре было не развернуться всем, и ждали окончания схватки. Все помнили приказ подполковника: взять живым этого человека.

Что-что, но Вороновичу не раз приходилось отрабатывать навыки боя в узком пространстве, и поэтому он чувствовал себя уверено и спокойно, чего нельзя сказать о его противниках. Усербаев, рыча как вепрь, нанес удар рукой, целясь в лицо. Блокировка, и кулак прошел мимо, зато журналист присел и, схватив капитана за воротник, бросил его через бедро. Одновременно он врезал ногой второму нападающему прямо в живот, и тот, охнув, согнулся пополам. «Хук» справа – и солдат отлетел назад, прямо под ноги третьему. Тот упал и образовалась куча-мала. Пока вояки барахтались, пытаясь подняться, Алексей развернулся к Усербаеву, который уже успел вскочить на ноги и вновь атаковал. Его лицо было злым, глаза бешенно горели, казалось, что поднеси факел – мгновенно вспыхнул бы огнем.

Они оба двигались по коридору, нанося удары руками и ногами, и блокируя ответные. Со стороны казалось, что они танцуют, хотя танец был болезненным для «танцующих» и резким в исполнении. Хлопки, хрипы раздавались в узком коридоре, капли крови и пота разлетались по сторонам. Алексей вынужден был признать, что все-таки физическая подготовка у капитана неплохая, и знание рукопашного боя позволяет ему держать такой ритм и темп. И такой противник стоил уважения. Однако уважать палача и садиста журналист не желал, и поэтому удвоил силу атаки, чтобы побыстрее закончить и начать разбираться с другими. И результат был достигнут.

Хрясь! – кулак попал в нос Усербаеву, и Воронович понял, что сломал его. Возможно, было и сотрясение мозга. Еще несколько ударов ногой в голову и в печень, и теперь противник не мог оказать серьезного сопротивления.

А тот и не пытался. На его лице возникла идиотская улыбка, и Ботир, упав, дико захохотал, словно сошел с ума:

- Ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха!.. Хо-хо-хо!..

Он задрал ноги и стал комично ими дергать, словно крутил педали велосипеда. Изо рта стала вылетать пена. И вдруг поддались его веселью остальные вояки. Они указывали пальцем на валявшего и вертевшегося как юла на полу капитана и смеялись:

- Смотри, умора, Усербаев заснул! Хо-хо-хо... Нет, он танцует на спине «брэк-данс», ха-ха-ха... Ему звание капитана дали за то, что он лежебока, хе-хе-хе!.. А может, он напился «виски» и теперь прикидывается больным!.. Ха-ха, хе-хе, хи-хи!.. – они говорили так, будто не было угрозы серьезного наказания за такое отношение к высшему военному чину. Скорее всего, эмоции переполняли их сознание и поэтому высказывали всякую чушь.

Солдаты побросали оружие, присели на колени или на свои зады и, раскачиваясь, смеялись до слез и хрипа. «Ага, газ уже действует», - понял Алексей, мимо которого прошло «веселье», ибо в его ноздрях были микрореспираторы, блокировавшие проникновение в легкие N2O. Высокая концентрация газа доводила людей до бессилия, и те через некоторое время должны были отключиться.

Не дожидаясь конечного результата, Воронович отобрал у троих спецназовцев автоматическое оружие – те даже и не сопротивлялись, - и побежал в сторону шестого узла, где находились его товарищи. Впрочем, его помощь не требовалась. Ахмедов и остальные собирали на полу автоматы и пистолеты и одновременно связывали солдат, которые смеялись до потери сознания. Ничто им не угрожало. Сами заключенные не нуждались в респираторах, ибо их мутированные организмы не реагировали на «веселящий газ».

Увидев валявшего на солдате Гулямова, словно они оба заснули после интимного контакта, журналист присвистнул:

- Оп-ля! Ну и ну! Сам Акмаль... Не ожидал встретить... Хотя, чему тут удивляться? При любом репрессивном режиме эти люди найдут себе работу, ибо ничего, кроме пыток и издевательств, они делать не умеют и не хотят.

И он быстро связал своего давнего врага, качая головой – ведь в другом мире он убил его ножом на хлопковом поле. Тот никак не отреагировал, ибо был в полной отключке, и лишь шрам алел на коже – правда, непонятно, от кого получил такое «украшение». Детектор лежал рядом, и на нем горел яркий сигнал – розыскиваемый объект находится в нескольких десятках сантиметрах. «Объект» ударил ногой по монитору, и прибор прекратил функционировать. О-о, как Воронович ненавидел эти следящие за людьми системы – кто бы это знал!

Однако нельзя останавливаться, ведь операция еще не закончена, «Бесстрашный Кабул Бердыев» пока не полностью захвачен ими.

- Сколько будет действовать газ? – спросил Алексей у академика. Необходимо было распланировать время для эффективных действий и подавить всякое сопротивление, если оно вдруг возникнет.

- Не менее часа, - ответил Эркин Баратович.

- Нам нужно быстро всех обезоружить и захватить центральный пост. Потом отстыковаться, отойти на небольшое расстояние и предложить директору Мусаеву и его чиновникам сдаться, угрожая торпедировать тюремный корабль! – сказал Воронович.

- Алексей-ака, мы с вами! – воскликнул Абутов, сжимая автомат. Как и андижанский предок в далеком 2005 году, он готов был встать на защиту прав и свобод граждан Узбекистана и бороться до конца с бесчеловечной системой и теми, кто поддерживает репрессивный режим.

Не оборачиваясь, Воронович крикнул:

- Тогда - за мой!

И они вдвоем бросились наверх, где располагался Центральный пост. Только там их ожидал сюрприз. У входа в шеренгу рассредоточились человек семь с автоматами, и на них были кислородные маски. Впереди всех стоял сам Ниязматов, направив на заключенных пистолет. Было видно, что не боится он никого.

- Ой, какие гости! – с деланным радушием произнес обер-маршал, и стоявшие позади него солдаты засмеялись. – Заждались мы вас! Удивлены нашим состоянием? Что не лежим на полу от бессилия и не смеемся?

- Да, я ожидал этого, - признался Алексей, тоже держа Абу-Али на прицеле своего автомата. – И не понимаю, где дал прокол.

- Я не знаю, как вы сумели подавить сигнал детекторов химической безопасности, - продолжал Ниязматов, - может, вирус запустили или как-то по другому обошли защиту, но вам было не в домек, что основная лаборатория у меня здесь, - и он ткнул пальцем в нос. – Я учуял угрозу.

Всем стало понятно: обер-маршал имплантировал по нанотехнологии в ноздри капсулы, которые реагировали на химическое изменение воздушного пространства, и появление «веселящего газа» было ими обнаружено. Командир фрегата успел натянуть маску и отдать приказ это сделать своим верным помощникам. Остальные попадали на пол от бессилия и отключились от реального мира. Не требовалось пояснения, почему это произошло, будучи военными, это было оценено как диверсия. Ниязматов осознавал, что следующим шагом неизвестных станет атака на Центральный пост. И поэтому успел приготовиться.

Сейчас их было немногим больше, чем заключенных, но вооружены практически одинаково, и шансы выжить у всех в прямом боестолкновении, если оценить обстановку, ни у кого не было. Это осознавали все, стоя друг против друга и держа пальцы на спусковом крючке. Только никто не собирался уступать, ибо понимали реалии: заключенные, что им терять нечего, ибо они итак уже смертники, а военные, что их миссия – уничтожить врага, пускай даже ценной собственной жизни. И все же Абу-Али предпринял попытку:

- Вам лучше сдаться...

На лице было видна его неискренность. Воронович ответил:

- Вам тоже...

Обер-маршал усмехнулся:

- Я гарантирую вам жизнь, если сдадитесь!

- Не надо лгать! Такое вы никогда и никому не гарантируете! А вот мы можем вам гарантировать жизнь до суда, а дальше будет только он решать вашу судьбу!

Алексей лихорадочно обдумывал ситуацию, которая выглядела как в шахматной игре патовой.

- О каком суде вы говорите! – с притворным изумлением спросил Ниязматов. – Суда из паршивых заключенных? Или международного, типа Гаагского трибунала? Или речь идет о суде Всевышнего? Уточните, пожалуйста, Воронович!

И тут Аресеньев улыбнулся. Это было необычно и непонятно, ведь не как ему не понимать, что живым из данной передряги не выйти, а сдаваться заключенные не намеревавлись. Скорее всего, своими телепатическими способностями он зафиксировал то, что должно стать сюрпризом для всех. И точно: неожиданно в спину обер-маршалла уткнулся ствол автомата, и стоявший сзади лейтенант сухо произнес:

- Народном суде, который будет сформирован после свержения власти ублюдков Мирзияевых! Не шевелись, мерзавец, иначе продырявлю твое тело!

Это оказалось неожиданным для всех: и для заключенных, и для самого командира «Бесстрашного Кабула Бердыева». Обер-маршал медленно обернулся и увидел, что шесть стволов уставлены именно на него. В глазах промелькнул испуг. Ведь только что солдаты смеялись над мятежниками, а теперь они были решительно настроены против командования. А он считал их самыми верными ему людьми. Как ошибался! И теперь это ошибка будет дорого ему стоить!

- Это измена? Мятеж на корабле? – выдавил Ниязматов из себя. Его рука слегка дрожала. Было ясно, что он не успеет и выстрелить в сторону кого-либо, так как будет разорван кинжальным огнем со всех сторон. – Вы знаете, чем это грозит вам? Очень суровое наказание! Одумайтесь, пока не поздно!

- Это революция! Мы – участники подпольного революционного движения «Свободный Узбекистан»! – ответил лейтенант, грозно глядя на своего бывшего шефа. – Сейчас мы готовы поддержать тех, кто намерен освободить фрегат от палачей и космическую тюрьму - от политических заключенных. Хватит! Нам надоело терпеть то, что в течение почти столетия творила семья Мирзияевых с народом и страной Нам нужна свобода и справедливость! Время убийц и воров закончилась!

Академик Ахмедов слушал это и кивал, осознавая, что даже в среде военных уже нет терпения всему тому, что имелось в течение десятилетий. Сигизмунд знаками показал друзьям, что словам этого офицера можно верить, ибо он улавливал его мысли. «Значит, у нас есть соратники, которые помогут нам», - подумал Алексей и вышел вперед.

- Капитан, вам лучше сдаться, - вновь предложил он. – Не рискуйте!

- Точно, - твердым голосом сказал Абутов, поднимая автомат. – Иного шанса у вас не будет.

Абу-Али презрительно оглядел всех и произнес:

- Моя жизнь принадлежит принцессе Мархабо и я давал присягу верно служить внуку Шавката Мирзияева! Я от своих принципов не отступаю!

И в этот момент из динамика полилась знакомая Алексею песня. Только вместо имени «Гугуша» Макс Фадеев произносил дрругое:

- Марха-а-бо-о-о-ша-а! Марха-а-бо-о-о-ша-а!..

В другое время журналист рассмеялся бы, но сейчас нельзя было расслабляться. Все держали на прицеле самоуверенногообер-маршала.

- Мы тоже, ибо ценим не меньше свою свободу! – хмуро сказал Геннадий. – Вы служили палачам и сами были одним из них... Принимайте решение – или сдаетесь, или мы вас уничтожим!

- Генералы не сдаются! - сердито выкрикнул Ниязматов, быстро поднял пистолет и... выстрелил себе в лоб. Пуля разорвала голову на части, и кровь и органические ткани разлетели по сторонам, окропив всех стоявших возле обер-маршала. Из черепа посыпались провода и микрочипы – оказалось, мозг также содержал значительную часть трансплантированной электроники. Обеглавленное тело упало на пол, руки и ноги в конвульсии задергались – остаточная реакция нервных волокон. Со стороны на это было страшно смотреть, но заключенным не привыкать к смерти, им через такое пришлось пройти, что данная сцена нисколько не смущала.

- Умер как свинья! – сплюнул на труп Шерали. – Понял, что за все преступления ответить не сможет... Одам мас бу хайвон[153]!

- Но он нам облегчил дело, прикончив себя, теперь командование переходит ко мне, - резонно заметило лейтенант и протянул руку Алексею. – Меня зовут Фазлиддин Хамидов, я руководитель революционной ячейки на этом корабле. А это, - и он кивнул на других военных, - мои товарищи! Мы поможем вам!

- Спасибо, друзья! – поблагодарил их Ворновович.

Эркин Баратович не мог скрыть слез. Резников только поинтересовался:

- Вас много? Или только вы шестеро революционеров на этом корабле?

- Нас много, не беспокойтесь, - улыбнулся Хамидов. – Мы сами планировали остановить преступную деятельность Ниязматова и тюремной администрации, но вы нас опередили. И теперь нужно приводить в сознание тех солдат из нашего движения, кого вы усыпили... А что вы со всеми сделали?

- «Веселящий газ», - коротко пояснил журналист. – Но это не смертельно...

Квадратный человек улыбнулся:

- Я помогу привести в чувство тех, кто поможет нам спасти заключенных! Планета станет нашей отправной точкой к свободе!

Все подняли головы на огромный иллюминатор в Центральном посту. Нептун клубился в феолетовых облаках, вспышки молнии озаряли его атмосферные слои, но Большого темного пятна уже не было видно. Портал пространственно-временного континуума теперь захлопнулся. Пути назад не было. Пришла иная эпоха, следовало идти к свободе только с оружием и новыми товарищими, а Алексей и группа Ахмедова были полны решимости закончить дело...

Тем временем в помещении для форумов «Шавката Мирзияева» происходила публичная экзекуция, причем в присутствии Международной делегации. Госпожи Север и Лонская со страхом наблюдали за происходящим; в то время как востоковед Ширин Акинер откровенно зевала. Замминистра Камилов солидно покашливал в кулак, одобряя действие сенатора, а рядом прыгал от возбуждения академик Абдуллаев, и его колпак тихо звенел бубенчиками. Лишь профессор Ибрагимова смотрела на это с нескрываемым презрением. Посреди зала находился кнохенскоп, возле него стоял дрожащий мутированный заключенный в наручниках. Его охраняли три вертухая – один из них сержант в тюбетейке - и с пистолетом наготове стоял капитан Ахмаджанов, ожидая приказа высшего начальства. Директор тюрьмы в этот момент здесь не было, он в своем кабинете пытался выяснить ситуацию с погоней на Нептун у офицера на «Бесстрашном Кабуле Бердыеве». То, что должно было свершиться с заключенным, его не интересовало – подобное проделывалось им ежедневно, и публичную экзекуцию передал на исполнение сенатору.

- Посмотрим, какое обвинение выдвинул Центр мониторинга против этого заключенного, - с голосом, сулящего ничего доброго, произнесла Артыкова, которая в этот момент исполняла роль судьи. Стоявший рядом эксперт Зуфаров поклонился ей и нажал на кнопку на пульте. Засветился экран, и на нем появилось изображение человека в тюремной робе, который приблизился к песьюару, справил малую нужду и при этом тихо пропел:

«Я верю в книги Президента,

И узбмодель что лучше всех!

И рост продукта в сто процентов,

Что ждут реформы сверхуспех!

И верю я речам хазрата,

Что вижу в полосах больших.

В угрозу западного разврата,

И в счастье старых, молодых...»

Заключенный огляделся – никого рядом не было. Видимо, не догадывался, что шпионы-датчики фиксируют все даже в туалете. И, улыбаясь, продолжил как лить струю, так и петь:

«Я знаю – Рогун[154] нам страшен,

И в Interplanet не надо лезть!

У форума Дворцовых башен,

Всегда охрана, танки есть!

И верю я – наступит счастье,

Оно уж близко, рукой подать!

Мархабошка там – в алмазах платье,

И кто еще? Зачем гадать?»

Лицо сенатора окаменело от гнева. Капитан Ахмаджанов сжимал в ярости кулаки. Эксперт Зуфаров хмуро двигал бровями. Сержант в тюбетейке махал дубинкой, желая, видимо, огреть ею спину заключенного. Члены делегации недоумевали, кивая друг другу, мол, как на это реагировать? Хотя Ширин Акинер хитро усмехалась – она тоже ненавидела тех, кто является противником режима Мирзияевых. А с экрана лилось ироническое:

«И верю я лишь в час заката,

Когда мне спать давно пора,

Что у контрактов нет отката,

В бюджете отсутствует дыра!

Так верю я в узбекбашизм,

И принципы его навек.

Что заменил он коммунизм,

Как верит в справедливость зэк!»

- Хватит! Этот человек – революционер из «Свободного Узбекистана» и за это должен быть наказан! – выкрикнула Светлана и ударила дубинкой по лицу заключенного. Тот схватился за окровавленное лицо и тихо запищал от боли. Но кровожадной женщине хотелось большего, и она стала прилюдно избивать несчастного. Вертухаи хохотали, не скрывая своего удовольствия лицезреть порку; сержант Бабаев даже тюбетейку снял и ею скрывал свой огромный рот. Члены Международной делегации окаменели и не знали, что делать, и все же лишь один человек предпринял попытку остановить распоясовшегося сенатора. Марьям Вафаевна подскочила к ней и схватила за руку.

- Перестаньте! Вы показали нам итак, кто вы есть на самом деле, и что творится на «Шавкате Мирзияеве»! Прекратите это убийство! – выдавила из себя профессор, с гневом глядя в глаза противнице. Та усмехнулась и опустила руку с дубинкой.

- Это вы называете убийство, а мы – наказанием за отказ верить в идеи великого Шавката Мирзияева! Ваше осознание всего происходящего на летающей тюрьме вряд ли дойдет до мирового сообщества! А то, что я сейчас сделаю, будет в назидание вам всем! – и тут она повернулась к надзирателям. Ахмаджанов вытянулся в струнку, ожидая приказа. Жуть как он любил такие моменты – моменты казни!

- Поместить этого негодяя в кнохенскоп! – приказала Артыкова.

Вертухаи, дрожа от возбуждения, схватили уже не сопротивляющегося мутанта и стали совать в агрегат. Но тут на самом интересном месте появился Бахадур Мусаев, который влетел в помещение. Он был бледним и растерянным. Глаза выпучились и, казалось, лопнут от напряжения. Из уголка губ текла слюна. Униформа была подпачкана кофе, видимо, он пролил на себя чашку в момент волнения или шока. Даже ордена и медали были чем-то измазаны.

- Ваше Превосходительство! – воскликнул директор, махая руками, словно хотел заменить вентилятор и создать здесь смерчь. – Ваше Превосходительство! Мы... Мы... Ой, ой!.. Мы...

- Что «мы» и что «ой»?! – недовольно выкрикнула Светлана, оборачиваясь в его сторону. – Хватит мямлить, вы – директор этого самого важного учреждения Узбекистана, говорите четко и ясно! Или я сама вас засуну сюда, - и она указала на кнохенскоп, - чтобы разжижить окаменевшие мозги!

Тот испуганно отпрыгнул, но при этом все равно не мог сосредоточиться. Лишь оплеуха сенатора привела в какое-то чувство. Мусаев, дрожа, выдавил из себя:

- На «Бесстрашном Кабуле Бердыневе» - мятеж!

Артыкована не поняла:

- Чего? Чего-чего?

- Фрегат захвачен журналистом Вороновичем и его сообщниками! Обер-маршал убит, все офицеры и солдаты взяты в плен революционным движением «Свободный Узбекистан»! Нам приказывают сдаться и выпустить всех заключенных из камер. Иначе...

- Что иначе? – побледнела Артыкова. Но не от страха. А от того, что низложен ее коллега Абу-Али Ниязматов.

- Летающую тюрьму расстреляют торпедами! И мы погибнем! А я не хочу умирать! – истошно завопил Бахадур, прыгая вокруг женщины, словно исполнял какой-то сложноватый ритуальный танец древнеегипетских времен. – Нам нужно сдаться на милость врага! Не станем сопротивляться! Вы же мудрый человек, поймете, что медлить не следует! А потом мы вернем себе власть! Путем переговоров и дипломатии! У нас же здесь на борту сам Абдулазиз Камилов, известный дипломат!

Члены Международной делегации испуганно переглядывались. Такого исхода никто не ожидал. Камилов трясся, ибо меньше всего хотел участвовать в переговорах с мятежниками, которые могли пристрелить и его, помятуя, что он несет равную ответственность за политический режим в стране. Эксперт Зуфаров тихо попятился назад, и никем незамеченный выбежал из помещения. Однако Артыкова была невозмутимой, она вообще была во всем хладнокровной и беспощадной, смерти не боялась ни своей, ни чужой.

- Эту тюрьму мы все равно планировали уничтожить, если операция с поимкой беглой группы академика Ахмедова и журналиста закончатся безрезультатно, - процедила она. – Со всеми находящимся на борту! Никто в мире не должен знать, что здесь происходило! «Шавкат Мирзияев» был обречен на уничтожение, даже если бы заключенных поймали. После того, как вся информация попала во Всепланетную киберпаутину, у правительства Демократической Республики Узбекистан не было другого пути, как взорвать все к чертовой матери со всеми находящимся на борту! Ни у кого не должно быть вещественных доказательств! И все рудники на острове Эдем Мархабо тоже мы обязаны взорвать!

Она говорила, ничего не боясь. Ведь теперь не имело смысла играть спектакль для Международной делегации, и поэтому все слышали реальные слова.

- Но ведь здесь и мы – я, директор, а также сотрудники администрации и эта делегация! Нас-то нельзя уничтожать! Мы – важные ресурсы международного сообщества и государственной власти Узбекистана! – и Мусаев истерично мотнул головой в сторону замерших от страха иностранцев. Замминистра Камилов блевал в урну, а академик Абдуллаев плакал навздрыв, стоял на колени и просил пощадить его жизнь, ибо без него, как он заявлял, Академия великих стереоидей и магического астрала развалиться, и некому будет продвигать великие теории космоздания. Лишь Ибрагимова держалась стойко и не показывала каких-то чувст страха; она вообще была бесстрашным человеком. Казалось, что она и Артыкова – из одного теста, но это не так. Это разные люди, и бесстрашие получили совершенно разными способами. В частности, сенатор - за счет гнусного воспитания и операции над участками своего мозга. А Марьям Вафаевна брала вверх над страхом за счет любви к людям и высоких моральных ценностей.

Бахадур, бряцая медальками на груди, вопил:

- Нас же не планировали уничтожить со всем дерьмом, что находится в тюрьме! Мы-то – верные люди режима, подданные принцессы Мархабо и ее внука...

Артыкова ударила его опять по лицу. На щеке Мусаева остался след ее ладони. Он сделал шаг назад, схватился на шею, словно собирался сам себя удушить. В глазах была полная расстерянность и испуг. Было ясно, что сейчас главным среди всех чиновников является именно сенатор, и следует ей подчиняться.

- Планы меняются, исходя из обстановки! Хотите остаться в живых – бейтесь до конца, верните контроль над фрегатом! И на нем мы вернемся домой! Но мятежа на «Шавкате Мирзияеве» я не допущу! Никакой революции возле Нептуна! Корабль-тюрьма будет уничтожен! Зараза революций не должна добраться до Земли, до нашей великой страны!

Капитан Ахмаджанов закивал в знак согласия, он-то воевать любил. Только не всем эта идея пришлась по душе.

- Но мы не солдаты, воевать не можем, - испуганно залепетал Абдулазиз Камилов, прикрывая рот салфеткой. Его продолжало тошнить, и вся проглоченная пища продолжала покидать желудок через пищевод наружу. От урны несло приторно-кисловатым запахом. Находившиеся рядом Ширин Акинер, Мишулья Север и Машка Лонская отошли в стороны, ибо у них тоже начинались идентичные спазмы. Остальные вертухаи, званием пониже, старались держаться с достоинством, хотя под ложечкой сосало и у них, - они боялись этой женщины больше, чем саму смерть. На фоне этого страха совершенно иначе выглядел заключенный-мутант: он улыбался – происходящее ему нравилось, и ему уже было не страшно умирать, зная, что заканчиваются дни и у его истязателей.

- Так станьте им, Абдулазиз! – рявкнула Светлана, поворачиваясь к дипломату. – Если какие-то мутанты сумели захватить боевой корабль, то чего стоят спецназ и солдаты на «Бесстрашном Кабуле Бердыеве»? Докажите, что вы – мужчины, готовые бороться до конца с именем Мархабо на устах! Мы – победим, ибо в наших сердцах горит имя Шавката Мирзияева!

- Но я не собираюсь умирать, у меня большие планы на будущее... – продолжал бормотать замминистра. – Я еще раз жениться хочу...

Конечно, подобная трусость вызвала гнев Артыковой, которой надоело слушать плаксивое завывание, она сказала капитану Ахмаджанову:

- Нодир, засуньте-ка этого засранца в кнохенскоп!

Вертухаев не надо было просить дважды. Они схватили трясущегося Камилова и, подавив его слабое сопротивление, затолкали в чрево агрегата, захлопнули крышку. Сенаторша сама запустила процесс крошения твердых частей в теле человека. Загудели соленоиды, процесс пошел, но изнутри криков замминистра не было слышно – металлический корпус изолировал все звуки. Но что там творилось – даже представить себе присутствующие не хотели. Академик Рустамжон Абдуллаев почувствовал, как промокли его штаны. Моча текла по ногам прямо на пол, но никто в этот момент не пристыдил его – всем самим было страшно. Потом Светлана повернулась к директору, у которого глаза выползли из орбит при виде этого:

- Мусаев, знаешь... ты допустил три непростительные ошибки! Три – это роковые числа для чиновника! Две еще можно простить, но не три! Шавкат Мирзияев разрешал лишь две, а после третьего... Знаешь, что он делал с такими чновниками?.. Знаешь, знаешь, по глазам вижу... А ты знаешь, какие они у тебя?

- К-ка-кие? – прошептал тот, глядя с ужасом на разъяренную женщину. Он осторожно щупал себя, надеясь, что где-то в карманах униформы обнаружит какое-либо оружие. Увы, там ничего не было. Его пистолет находился в сейфе в кабинете. Защиты практически от сенатора не было, а она умела драться, не зря считалась мастером спорта по джиу-джитсу. Поэтому отправить на тот свет могла любого человека голыми руками.

Та грозно говорила:

- Во-первых, ты позволил разоблачающей информации покинуть борт тюрьмы и попасть к международной общественности! Во-вторых, ты позволил журналисту и Ахмедову сбежать с корабля! За это ты достоин уже серьезного наказания...

- Но я... я... ведь... тут не причем... Это заговор... это они сами... я... не виноват... честное слово... тут какая-то ошибка...

Мусаев не мог сосредоточиться, его всего трясло. Было понятно, что наказания ему теперь не избежать. Тем временем Артыкова продолжала наступать, хватив мужчину за галстук и притягивая к себе, чтобы смотреть прямо в глаза:

- Третья ошибка – ты сдался, не начав боя!.. В Японии за подобную трусость или допущенные ошибки самураи делали себе харакири. Если ты человек с честью, то сделай сейчас себе харакири! И тогда я сообщу принцессе Мархабо, как ты умер как настоящий мужчина! И посмертно тебя наградят – я лично буду ходатайствовать перед президентом! Даже расскажу сказку, как ты боролся с матежниками, убил лично сорок революционеров из «Свободного Узбекистана» и погиб геройской смертью!

Однако в мыслях у директора ничего подобного не было. Он пытался освободиться от хватки Артыковой, аж лицо покраснело от напряжения. Но куда там – женщина была сильной, и Бахадур чувствовал, что физически не способен дать ей отпор.

- Я... не хочу... умирать!.. И я не самурай... – еле произнес он.

- Это я и вижу... жаль... очень жаль, ты просто баба, трусливая и истеричная, - тяжело вздохнув, Артыкова оттолкнула его от себя, как бы выражая свое презрение. Затем медленно подошла к Ахмаджанову, стоявшему по стойке «смирно», вдруг выхватила из его ножен ультразвуковой нож и, подпрыгнув обратно к Мусаеву, вонзила лезвие ему в брюхо.

- Ухрлпрл! – сумел издать Бахадур, смотря, как Артыкова двигает рукой вверх, распарывая ему живот и грудь. Униформа не была помехой, и она быстро окрасилась в цвет спелой вишни. Потроха вывались на ружу вместе с кровью, и стоявшие женщины истошно завопили. Машка Лонская билась в истерике, а Север встала на колени и молилась, прося пощады. Академик замер подобно камню, и боялся пошевелиться, полагая, что так на него не обратят внимания. Госпожа Акинер смотрела на все происходящее с нескрываемым любопытством: она испытывала извращенное наслаждение, когда кого-то пытали или убивали. Ибрагимова отвернулась, не желая наблюдать за таким кошмаром.

Мусаев же отупленно глядел на часть своих органов, разбросанных у его ног, и ничего не понимал; нервные ткани были расплавлены ультразвуком, и поэтому сигналы боли не доходили до мозга, а тем временем Артыкова продолжала его умерщвлять. Для такого ножа не было преград, он спокойно разрезал металл, а уж человечья плоть была вообще как масло для раскаленного прута. Поэтому грудная клетка быстро лопнула, лезвие прошло через шею и череп, разделив их на две части. После этого ноги у мертвеца подкосились, и он рухнул на пол. Все увидели, какой маленький мозг находился в голове этого человека, и было непонятно, как он мог быть социологом-ученым.

- Увы, ты умер как трус, - брезгливо произнесла Артыкова, пнув по телу Баходура. – Ты умел только сожительствовать с малолетками, и мы сделали большую ошибку, отправив тебя директором этой тюрьмы. Тебе здесь было место в качестве заключенного, а я решила, что ты исправишься и сумеешь реабилитироваться... Червяк!.. тьфу! – и плевок попал прямо в левый глаз мертвецу. Потом она ногой раздавила остатки мозга до кашеообразного состояния. В иное время Светлана сожрала бы это, как обычно делала с политическими противниками (подобный опыт был скопирован ею с императора Центрально-Африканской Республики капитана Бокассы, каннибала), но сейчас было не до трапезы.

В помещении зависло молчание. Лишь тихо гудели системы в кнохенскопе – там дробились на молекулы кости Камилова. Наблюдать за этим можно было, если подойти к прозрачному фонарю, однако сейчас никому до этого не было дело – все с тревогой смотрели на Артыкову, которая чувствовала себя здесь полновластной хозяйкой. Зато Акинер подошла к кнохенскопу и смотрела, как Абдулазиз Хафизович превращается в бесформенное тело; на ее лице сияла хищная улыбка, она даже пальцами помахала, как бы прощаясь с дипломатом.

- Ахмаджанов! – крикнула сенатор. Нужно было что-то предпринимать, ибо мятежники могли зайти далеко в своих действиях.

Капитан резво, даже очень, подскочил к ней.

- Я присваиваю тебе звание полковника! Ты – глава тюрьмы и капитан «Бесстрашного Кабула Бердыева»!

- А как же обер-маршал Абу-Али Нияматов? Может, он еще жив, и мятежники нас обманывают?

Его прервал злой выкрик:

- Он низложен врагом, и поэтому не имеет никаких прав на фрегат! Здесь я самая старшая в иерархии государственной власти! Поэтому наделяю тебя соответствующими полномочиями!

- Есть, Ваше Превосходительство! – подтянулся Нодир, и его глаза загорелись. Вертухаи, стоявшие позади него, воодушевились, загоготали, предвкушая хорошую кровавую заварушку в космосе. Они мечтали подавить какой-нибудь бунт и выслужиться участием в массовой резне заключенных – ведь это шаг к материальному благополучию, наградам, почестям и званиям.

Сделав назначение, Артыкова подошла к кнохенскопу, отключила его и потом пинком открыла фонарь. Из аппарата стекла какая-то биомасса, в которой можно было разглядеть человечий облик; сама одежда осталась в агрегате. Бывший замминистр теперь выглядел еще хуже, чем до этого, во всяком случае никто сожаления по его судьбе не произнес (да и не жалко было никому этого проходимца из дипломатии). Криво усмехнувшись, сенатор встала на тело Камилова и стала рвать его каблуками туфелек. Кровь потекла по полу, мясо разлеталась по помещению. То, что стало от Камилова, и не пыталось сопротивляться (впрочем, и не могло).

- Всем попрыгать по нему! – приказала сенатор, указывая на биомассу. – Сделать из него удобрение! Не хрен ему тут медузой растекаться!

Желания ослушаться было не у всех. Первым сплясали какой-то замысловатый танец Нодир и его надзиратели, при этом пыхтя и весело ругаясь. Сержант Бабаев снял тюбетейку и махал ею как платочком, и при этом старательно размазывал по полу куцые моги замминистра. Потом исполнил украинский «гопак» Абдуллаев, который не смотрел под ноги, но зато хорошо истоптал тело дипломата; делал он это так же из чувства мести, ибо Камилов не одобрил его теоретические выкладки о единстве узбекской нации с африканским племенем «масаи». С чувством гадливости повторили движения Мишулья Север и Маша Лонская, и делали они также, ощущая страх, и только Ширин Акинер не имела ничего против от такой процедуры. Что касается профессора Ибрагимовой, то она даже не сделала шага, оставалась на месте и смотрела в иллюминатор. Участвовать в подобных издевательствах не могла. Хотя Светлана от нее ничего особого и не ждала, просто проигнорировала.

Когда от Камилова осталась кровавое мессиво, Артыкова крикнула:

- Нодир, объявляй тревогу, поднимай всех надзирателей, охранников, вооружай ремонтников и прочий обслуживающий персонал! Мы должны отбить «Бесстрашный Кабул Бердыев»! Смерть мятежникам!

- А что с заключенными? – спросила Марьям Вафаевна. – Они не виноваты ни в чем! Сохраните им жизнь!

- А их мы уничтожим ядерными торпедами! Ибо нам не нужны свидетели нашей «исправительно-воспитательной» политики у Нептуна! – махнула рукой сенатор. Естественно, никого в живых она не собиралась оставлять, о чем заявлялось ею и обер-маршалом не раз. Конечно, жаль тюрьму, в которую вбухано несколько миллиардов «кварков», да только деньги у принцессы Мархабо есть и на новый корабль; что касается заключенных, то набрать их нет проблем – вся страна кипит недовольными гражданами.

- Позвольте мне встать на защиту демократии и сражаться до последнего за правительство принцессы Мархабо! – попросила Ширин Акинер, чем вызвала одобрительный вгляд сенатора и презрительную усмешку у Ибрагимовой.

- Мне очень приятно это слышать, - ответила Артыкова и добавила, обращаясь к Нодиру: - Выдайте этой славной женщине автомат! Она достойна стать гражданином нашей славной страны!

Нодир подошел к Акенер и передал ей свое оружие. После он селектору внутренней связи сообщил для всей администрации, что берет командование тюрьмой на себя в связи со смертью из-за несчастного случая директора Мусаева. И сообщил, что фрегат захвачен мятежниками, и поэтому всем надзирателям, охранникам, обслуживающему персоналу вооружиться и сосредоточится у стыковочного узла – будет проведена операция захвата. Пока «Бесстрашный Кабул Бердыев» не отстыковался, можно проникнуть на его борт. И делать это нужно немедленно, - так считал теперь уже полковник Ахмаджанов. «Всех заключенных заведите в камеры – пускай бригадиры проследят за этим, а если те начнут бутузить – спалите огнеметами», - приказал он, и вместе с вертухаями покинул Зал форумов, оставив сенатора и гостей одних. Все были так сосредоточены и заняты предстоящим боем, что даже о мутанте забыли, который сумел спрятаться за памятником Чингизхану, и теперь оттуда внимательно наблюдал за происходящим.

Впрочем, гости и не тосковали. Ширин сняла магазин, посмотрела количество патронов, после чего вставила его на место и передернула затвор. Лонская и Север были бледными и молчали. Академик Абдуллаев чесал живот и смотрел на окровавленную массу у кнохенскопа, мысленно продолжая как бы разговор с замминистра о генетических корнях тюркских народов с высшими расами Земли в доледниковый период. Ибрагимова повернулась в сторону сенатора, ожидая ее действий.

Та продолжала:

- Таковы законы чрезвычайного положения! За сопротивление – смерть!.. И у вас есть шанс остаться в живых, если возьмете на себя обязательство защищать узбекскую демократию и власть семьи Мирзияевых!

- Что вы имеете в виду? – не поняла Ибрагимова.

Та усмехнулась:

- Последовать примеру госпожи Акинер и взять в руки оружие!

- То есть замарать себя убиствами невинных? Стать такой, каким являетесь вы – мерзавцами и подонками?

Подобные слова вызвали ярость у Артыковой:

- В этой тюрьме нет невинных! На Нептун ссылаются только уголовники, совершившие государственные преступления! А эпитетами «мерзавец» и «подонок» вы меня нисколько не смутили!

Подобных слов не выдержал заключенный, который выскочил из-за памятника и закричал:

- На «Шавкате Мирзияеве» уголовниками являются только сотрудники Министерства по демократизации! И вы, пособники режима и палачи народа!

- Убейте его! – и сенатор указала на мутанта. Естественно, приказ адресовался англичанке, ибо только у нее в руках было оружие.

Ширин вскинула автомат, но выстрелить не успела. Ибо стоявшая рядом Ибрагимова вдруг ударила ее по локтю, и оружие вылетело с рук англичанки, покатилось по полу. Одновременно профессор толкнула англичанку назад. Потеряв равновесие, Акинер упала на спину, нелепо задрав тощие ноги в зеленых чулках. Конечно, драться она не умела, в отличие от Артыковой, которая, увидев все это, решила принять участие в заварушке и бросилась в атаку. Звание мастера джиу-джитсу она получила за реальные спортивные достижения, а приемы оттачивала на наказуемых, калеча и уродуя их во время тренировок – все равно это были лишь «куски мяса». Именно куски, ибо потом вырезала из тел печень или сердце и с апетитом поедала.

И тут выяснилось другое – Марьям Вафаевна дала серьезный отпор, поскольку была посвящена в тайны борьбы дзю-до. Еще в школьные годы ей стало понятно, что себя и свои идеи необходимо защищать, и для этого следует познать технику восточных единоборств. В итоге она посещала клуб бывших миротворцев и там обучилась японскому искусству самообороны. И теперь встретила атаку Светланы своими контрприемами, чего та вначале никак не ожидала.

Она легко ушла от ударов и скользнула вниз, откуда перехватила руки, и ногой поддала по телу противника, перекинув через себя. Артыкова отлетела прямо на академика, свалив его на пол. Абдуллаев перетрусил еще сильнее, и обложил штаны. Запах из штанов вызвал рвотные рефлексы у Север и Лонской, и те стали блевать прямо на столы с едой и напитками. Но сейчас Светлане было не до пищи и формальностей с гостеприимством. Она легко вскочила и вновь совершила атаку, но уже более осторожнее и внимательнее, поняв, что Ибрагимова лишь кажется простой женщиной. «Эта профессор – засланный агент Запада, причем физически хорошо подготовленный», - подумала сенатор, и загорелась мыслью убить во чтобы-то не стало ее. Это станет ее высшей славой и планкой самооценки как человека, способного победить любого врага и отстоять интересы страны.

Нужно отметить, что схватка была достойной соперников. Удары, подсечки, броски, удушающие и болевые приемы и многое другое, чем могли восхищаться специалисты по восточным боевым искусствам. В течение трех минут женщины дрались как тигры, не снижая темпа и на секунду не останавливаясь. Рушилась мебель, разбивалась посуда. Истерзанное их ногами тело Камилова вообще превратилось в нечто непонятное на полу. Члены Международной делегации пищали от страха, а Акинер со злостью наблюдала за профессором, замечая, как той удается отразить удары и самой наносить довольно эффективные по врагу. И ей было непонятно, отчего улыбается Артыкова. Хотя догадаться было не трудно – сенатор встретила сильного врага – это не хлюпик Мусаев и не слизняк Камилов, и подобное обстоятельство вызывало у нее чувство удовлетворения. Обе стороны понимали, что бой идет на смерть, но никакой оракул не взялся бы предсказать, кому достанется победа.

И неизвестно, сколько бы это продолжалась, если бы Ширин не схватила с пола автомат и не выстрелила в профессора. Только она не учла одного обстоятельства – здесь, в помещении у Ибрагимовой был союзник. Заключенный-мутант бросился ей под ноги и потянул на себя ее ступни. Англичанка опять шмякнулась спиной, однако прицел был сбит. Пуля попала в другого человека: она размножила грудь сенатора, разорвав на части сердце. Конечно, было удивительно, как без него Артыкова продолжала биться еще полминуты, прежде чем рухнула на пол. Видимо, микропроцессоры в ее мозгу прродолжали посылать сигналы мускулатуре, подавляя болевые и прочие ощущения, и поэтому Светлана даже и не поняла, что практически мертва. Лишь когда сознание покинуло навсегда тело, она перестала двигать конечностями. А мутант схватил автомат и пристрелил Ширин, выкрикнувшей, что ненавидит всех тут, особенно революционеров. Струсивший до конца академик тихо вскрикнул и в безсознательном состоянии сполз в дерьмо, которое ранее наложил прямо у стола с едой. Так было для него безопаснее, чем наблюдать, как люди разделываются друг с другом.

- Мы не собираемся воевать, мы – нейтральная сторона! – закричали в испуге Лонская и Север, падая на колени и моля о пощаде. Впрочем, заключенный и не собирался их трогать. Он лишь помог профессору встать на ноги.

- Спасибо вам, - произнес мутант, склонив голову.

- Это вам спасибо, - ответила Ибрагимова и тут вспохватилась: – Впрочем, сейчас нам не до взаимных благодарностей – нужно спасать заключенных!

У заключенного было такое же мнение. Профессор продолжала:

- Мы можем пробраться в кабинет директора и оттуда отключить все замки в дверях камер. Тогда люди смогут свободно перемещаться по кораблю. И заодно поднимем заключенных на решительные действия. Если уж получать свободу, то только сумев ее отбить у врага!

- Вы за мятеж? – спросил ее, улыбаясь, мутант.

- Я – за революцию! – поправила его Ибрагимова. Остальные члены Международной делегации крестились и просили у Всевышнего пощады – им хотелось выйти из этого страшного положения живыми и невредимыми. Даже академик Рустамжон Абдуллаев, раздевшись до гола, молился, смотря в иллюминатор, за которым плыл в космосе Нептун.

Затем Марьям Вфаевна и мутант выскочили из Зала форумов и побежали в сектор, где располагался кабинет Мусаева. В коридоре никого не было. Лишь два ремонтника встретились на пути, однако, увидев у заключенного оружие, они испуганно закричали и исчезли за люками. Впрочем, не до них сейчас было, да и не представлял обслуживающий персонал какой-либо опасности. По сути, это были такие же подневольные работники космической тюрьмы. Шаги бежавших глухо отдавались в коридоре, и лишь приборы своими щелчками и зуммом как бы подыгрывали этой мелодии.

Пробегая мимо какой-то открытой двери – на ней не было никаких обозначений, - мутант вдруг остановился. Потому что услышал знакомый голос. Кто-то истерично кричал, скорее всего, в микрофон:

- ...ния всех! Ваше Величество, высылайте боевые корабли, потому что на «Шавкате Мирзияеве» мятеж, фрегат захвачен революционерами из «Свободного Узбекистана»!

- Как вы могли это допустить? – этот голос невозможно было не узнать. Говорила принцесса Мархабо Мирзияева, столетняя дочка первого президента Узбекистана. – Где обер-маршал?

- Абу-Али Ниязматов покончил жизнь самоубийством. И я это зафиксировал через камеры наблюдения! – уже после этого стало ясно, что донос о ситуации у Нептуна делал эксперт Эльдар Зуфаров, а данное помещение было ни что иным как Центром мониторинга. – На фрегате всем заправляет журналист Воронович и старший лейтенант Хамидов - предатель! На «Шавкате Мирзияеве» убиты сенатор Артыкова и директор Мусаев! Полковник Ахмаджанов готовится к отражению атак революционеров! Пока ему надзиратели верны...

Известие было явно не по вкусу Мархабо Мирзияевой. Она прорычала:

- Зуфаров, ты – мой преданный пес!

- Да-да, я ваш верный раб, Ваше Величество, - залепетал эксперт, и липкий страх струился по всему его телу. – Скажите мне, что нужно сделать, и я исполню это!

- Я тебе дам шифр, который запускает систему самоуничтожения «Шавката Мирзияева»! Ты должен включить механизм, исполнить мою волю – уничтожить корабль-тюрьму и фрегат вместе с ним! Никто не должен знать, что произошло у Нептуна, и чтобы никакая международная инспекция не могла найти вещественных улик! И теперь неважно, сумеет ли подавить мятеж Ахмаджанов или нет! Они – и мятежники, и надзиратели, и Международная делегация! - все будут уничтожены, поскольку я не могу позволить, чтобы меня могли обвинять в происшедшем на борту космической тюрьмы!

- Но... но... моя королева, а что же будет со мной? – испуганно спросил Зуфаров. – Я ведь тоже погибну... Ах, я понял, вы вышлите за мной спасательный корабль, меня подберут в космосе, ибо я воспользуюсь спасательной капсулой. Тем, что находится в кабинете директора! Ох, моя королева, теперь мне ясен ваш план!.. Спасибо! Спасибо!..

Его ожидал неприятный ответ.

- Тебя спасать никто не станет. Но ты погибнешь как герой, и я озолочу твою семью, сделаю их приближенными ко мне! – пообещала Мархабо Шавкатовна. – Однако, если ты откажешься, то я сама лично вырежу всех твоих родных и близких, даже дальних родственников, о существовании которых ты, может быть, и не подозреваешь! И ты знаешь, что слов я на ветер не бросаю!

Что оставалось эксперту? Естественно согласится.

- Я... я... я исполню все, - обреченным голосом произнес он. – Давайте мне шифр. Я проберусь в кабинет Мусаева и запущу механизм.

Заключенный-мутант решил, что нужно покончить с этим. Поэтому он ворвался в помещение и сказал:

- Принцесса, ваш приказ Зуфаров не сможет исполнить, - и выпустил очередь в посеревшего от страха Зуфарова. Пули изрешетили тело видео-шпиона. Тот свалился на пол, и очки, слетевшие с носа, разбились о стену. Потом заключенный повернулся к экрану, откуда на них смотрела с ненавистью старая, дряблая и жирная женщина, и крикнул: – И жди нас в гости. Революция начинается! Мы свергнем тебя и твоего внука-президента! Долой узурпаторов и тиранов!

- Этого никогда не будет! – выкрикнула та, злобно стуча кулаком по столу. В глазах ее отражалась ненависть и презрение. Ей было понятно. что сейчас руки коротки и невозможно придушить наглецов. Все-таки более четырех астрономических единиц разделяло Землю от «Шавката Мирзияева».

- Будет, будет! – подтвердила слова заключенного Марьям Вафаевна, входя вслед за ним в помещение. Теперь она видела, откуда велся контроль за всем гигантским кораблем. Действительно, ничего не могло ускользнуть от всевидящего ока и всеслышащего уха Зуфарова. Здесь огромный архив информации о всей преступной деятельности режима Мирзияевых, и дочке первого диктатора было чего опасаться. Это мощный компрамат, который должен лечь в основу уголовного обвинения.

- Власть ваша закончилась! Мы берем ситуацию на «Шавкате Мирзияеве» в свои руки! – добавила Ибрагимова.

- Я спущу на вас всех собак! Два линкора скоро прибудут на Нептун! Вы все сдохните ужасной смертью! – пригрозила Мархабо, и отключила связь.

- Ждем-с, - усмехнулась профессор, и стала наблюдать через телекамеры всеобщего обозрения, что делалось на космической тюрьме.

А там творилось много интересного. Возле шлюзов уже шел бой – отряды революционеров из числа военных «Бесстрашного Кабула Бердыева» успели пресечь попытку Ахмаджанова заблокировать проходы к тюрьме. Никто не расчитывал остаться в живых, поэтому дрались отчаянно. Кинжальным огнем вспарывали они друг друга, и все же перевес был на стороне Вороновича и Хамидова, поскольку у них опыта в таких делах оказалось больше, чем у вертухаев, и умения атаковать также не занимать. В итоге они через минут десять стали теснить врага назад, а минут еще через пять, оставляя трупы и оружие, сотрудники администрации бежали, не слушая приказов Нодира, который сам прекрасно осознавал беславный конец сражения. И все же он пытался с несколькими наиболее верными ему охранниками дать отпор.

- Мы не сдадимся! – орал полковник, огрызаясь из автоматического оружия.

- Я это понял, Нодир! – крикнул в ответ Алексей, и выпустил струю из огнемета. Пламя поджарило укрывшихся в нишах коридора надзирателей, и те, вопя, выскочили прямо под перекрестный огонь, изрешетивших их в друшлаг. В числе убитых оказался и сержант Бабаев – его тюбетейка сгорела вместе с владельцем.

Горя, Ахмаджанов продолжал стрелять, пока не схлопотал пулю от Хамидова. Упав, он прошептал, что умирает настоящим полковником за любимую принцессу Мархабо. Да только его никто не слушал, революционеры двигались дальше, все быстрее захватывая сектора «Шавката Мирзияева» и подавляя небольшие очаги сопротивления. Встречавшиеся на пути заключенные сразу переходили на сторону военных и вместе с ними вели бой с охранниками. В других частях тюрьмы продолжали томиться «зэки», которые не подозревали о событиях, и которым угрожала опасность – несколько вертухаев намеревались разгерметизировать секции и превратить всех в мертвые ледышки.

Следовало им помочь, и Марьям Вафаевна включила селектор внутренней связи, и ее голос был слышен теперь везде.

- Говорит Марьям Ибрагимова, сопредседатель революционного движения «Свободный Узбекистан»! – сказала в микрофон профессор, чем несказанно удивила мутанта. Он и не мог подозревать, что в числе членов Международной делегации мог быть представитель самой законсперированной организации, в поисках которой все спецслужбы республики истоптали на многих планетах немало ботинок. Но именно эта организация сумела протолкнуть своего представителя в состав миссии на Нептун, и никто не знал, что у Ибрагимовой совместно с Фазлиддином Хамидовым был разработан план спасения заключенных. Другое дело, что его пришлось корректировать из-за действий группы академика Ахмедова и журналиста Вороновича.

- Друзья! Революция на «Шавкате Мирзияеве» началась! Часть военных на стороне народа и они ведут бой! Свергнуты Артыкова, Мусаев, Ниязматов! Ахмаджанов убит! И вместе с ними многие надзиратели! Но опасность еще угрожает многим заключенным! Постарайтесь на месте обезвредить тех, кто пытается уничтожить корабль! Я обращаюсь к обслуживающему персоналу, ремонтникам и инженерам – встаньте на защиту заключенных, обесточьте секции, где находятся вертухаи! Отберите у них оружие!

Ее услышали. И те, кто хотел свободы, не раздумывая, вступили в схватку. Марьям Вафаевна видела, как несколько ремонтников выбили оружие из рук охранников, пытавшихся расстрелять заключенных в камерах. В других местах сами заключенные окружили своих мучителей и растерзали на части. В двух отсеках охрана – наиболее фанатичные садисты - успела разгерметизировать корпуса и их тела вместе с телами заключенных вылетели из тюрьмы, мгновенно превратившись в ледышки. Однако в большинстве своем представители тюремной службы проиграла схватку, и лишь в немногие из них продолжали оказывать сопротивление. Бой вспыхивал то там, то сям, быстро заканчиваясь. Ведь против них выступали спецназовцы во главе с Хамидовым и Вороновичем. Остальные вертухаи, мысля лишь уголовными стандартами, решили, что арест не смерть, а всего лишь срок, и бросали оружие на пол. О том, что их будут судить за преступления, совершенные против человечестности, пока не раздумывали. Сейчас они просто не хотели умирать, и поэтому сдавались. Конечно, они не принимали идей свободы и демократии, ибо от головы до пяток были садистами и моральными уродами, и дай им возможность – продолжили бы свою работу истязателей и палачей. Ведь именно таких отморозков специально набирали на «Шавкат Мирзияев». Просто время их вышло...

Лишь те, кто предпочел продолжать бой – а в их числе была врач-садист Светлана Инамова, захотели вести их партизанскими методами, укрывшись в тоннелях и резервуарах огромного корабля. Не учли лишь одного – везде были «глаза» и «уши» Центра мониторинга, и теперь уже мутант, глядя на приборы, ориентировал революционеров, где скрылись надзиратели. К двенадцати часам дня все закончилось, оба корабля оказались в руках восставших, последние очаги сопротивления подавлены. Инамова повесилась на воздушном фильтре, не захотев нести ответственность за свои медицинские эксперименты и пытки. Пятеро врачей выпили яду. Нескольких надзирателей и бригадиров, отличившихся наибольшим зверством, разъяренные заключенные засунули в кнохенскоп, и потом бесформенные тела выкинули в космос. Никто им виварий не собирался строить...

В числе жертв кнохенскопа чуть не оказался академик Абдуллаев, совсем голый молившийся у иллюминатора. Точнее, он попал в этот агрегат, ибо восставшие вначале не поняли, кто это такой и решили, что из числа тюремной администрации, просто разделся, чтобы скрыть улики. На его визги и хрюканья никто не обращал внимание и без особых усилий затолкали внутрь, включили механизмы. Правда, подоспела Ибрагимова с революционерами, которые остановили экзекуцию и вытащили бедолагу. Только все же Рустамжон лишился костей от пяток до таза и теперь от живота висели аморфные конечности, а половина черепа не могла скрывать мозги, и теперь голова больше походила на кастрюлю со свинным рылом... Внешне Абдуллаев выглядел полным уродом, даже страшнее мутантов. Ему предстояла большая операция по восстановлению твердых тканей, правда, не здесь, а на Земле... Что касается других членов Международной делегации, то их успели защитить от разъяренной толпы и отправили в безопасное место под охраной нескольких вооруженных ремонтников.

Как ни странно, но самый яростный отпор дали бригадиры – те, кто был сам осужден, однако от имени администрации управлял заключенными. Наверное, они понимали, что к ним люди проявляют особую ненависть, так как бригадиры, желая получить скорейшее прощение или благосклонность, подвергали пыткам, унижениям и даже смерти своих подопечных. Причем, если обратиться к статистике, то надзиратели в меньшей степени издевались над заключенными, чем бригадиры, и то чаще всего по доносам последних. Особенно изощрялись бригадиры над женщинами и стариками, зная, что те не способны дать достойный ответ.

И бригадиры осознавали, что пощады к ним не будет, поэтому они защищались до последнего, предпочитая смерть. Конечно, вояки они были некудышные, ибо привыкли иметь дело с безоруженными и беззащитными, а воевать требовало знаний стратегии и тактики, управления боя, расстановки сил и планирования ресурсов, чего у них, естественно, не было. Разгромить их удалось быстро, хотя Алексей вначале предлрожил им сдаться, обещая честное и беспристрастное, справедливое правосудие. Для бригадиров слова «честное» и «справедливое» - пустой звук, и они ответили сквернословием. Пришлось воспитывать к культуре общения при помощи оружия. В течение двадцати минут были подавлены все точки сопротивления, а оставшихся в живых – менее десяти процентов от их числа – сковали наручниками и отвели в камеры, где сами раньше сидели заключенные. Правда, среди революционеров было немало желающих отправить бригадиров в камеру пыток и там с ними разделаться, на что Воронович возразил:

- Нельзя этого делать! Иначе мы будем не лучше их!

На этом все завершилось, и порядок вскоре на «Шавкате Мирзияеве» был наведен. Еще через час у Ибрагимовой была статистика: две тысячи надзирателей убито в боях, остальные сдались. Жертв среди заключенных – три тысячи – это, в основном, те, кто оказался в разгерметизированных отсеках; среди ремонтиников – сорок три человека. Раненных – около полутора тысяч. Погибших из числа военных-революционеров – десять человек, легко ранен лейтенант Хамидов.

Что касается технического состояния тюрьмы, то информация еще поступала. Первые же данные свидетельствовали, что серьезных повреждений нет. Основные бои происходили во внутренних ярусах корабля, поэтому снаряды и пули застревали в стенах и потолках, не доходя до внешней обшивки. Конечно, было повреждено много важных агрегатов, да только, как заверил Марьям Вафаевну главный механик Андрей Рвач, вставший также за революционеров, починить их не представляет сложности. Просто необходимо время и материалы.

Порядок во всяком случае был наведен. Всех вертухаев заперли в камеры, в которых ранее проживали заключенные. Туда же поместили и очнувшихся от «веселящего газа» вояк с «Бесстрашного Кабула Бердыева». Воронович обещал закинуть к ним гранаты, если те начнут бузить и что-то требовать, и после этого ни у кого из бывших садистов не появилось желание оказать снова сопротивление. Покончив с этим, революционеры перешли к политическим мероприятиям, поскольку требовалось распределить властные полномочия и определить дальнейшие шаги.

Еще через час те, кого избрали заключенные депутатами от своих групп, находились в Зале форумов. Всего было около двухсот человек. Там же были Ибрагимова, Хамидов с перевязанной рукой, имам Бахтияр Мамуров, Воронович, Ахмедов и другие. Стоял вопрос: что делать? Именно тот, что мучил два столетия назад писателя Чернышевского, только к нынешней ситуации и в глубоком космосе.

Пока они обсуждали, «Шавкат Мирзияев» продолжал вращаться по орбите у Нептуна, и планета полыхала молниями. Большого темного пятна как и не бывало (хотя она не исчезла совсем, просто стала небольшой – около полукилометра в диаметре, а с высоты такое разглядеть невозможно), как, впрочем, и острова Эдем Мархабо, который ушел глубже под влиянием гравитационных сил, и почти у ядра чудовищное давление превратило в ничто все машины, агрегаты и сооружения, связанных с добычей минерала. Теперь еще не скоро можно было ожидать подъема этого острова, а значит, дальнейшего принудительного труда, и космические рудокопы вздохнули с облегчением.


Глава 17. Путь домой



Проблема высветилась сразу: заключенные хотя в большей части и оказались здесь по политическим причинам, однако были разные по убеждениям, ментальности и образу жизни, и порой имели смутное представление, что же необходимо делать им дальше, в том числе и для родины. Конечно, ведь под репрессивную машину попали просто случайные люди: кто-то получил срок на Нептун за рассказанные где-то в узком кругу анекдоты и последующий донос, кто-то – за частое посещение мечети или церкви, что вызывало наказание за то, что человек любит больше Всевышнего, чем главу государства; третьи были сосланы за отказ читать идиотские книги первого президента и сдавать по ним экзамены, четвертые – за несогласие выбирать тех в органы власти, которые им не нравились, но на которые указывали министры и хокимы. Были также за люди, которые просто не читали газет и не смотрели телевидение, не пели гимн и не вставали при поднятии стяга, или всего лишь пикетировали своих работодателей, если те невовремя выплачивали заработную плату. Все это вызывало озлобу и ненависть диктатора, поскольку считалось, мол, такими действиями они подрывают конституционный строй. Настоящих противников политического режима, участвующих в разных подпольных движениях, или общественных организациях, открыто выражавших простест, диссидентов оказалось немного – не более семи процентов от общего числа находившихся на борту летающей тюрьмы. Да, они больше всего и испытывали на себе гнет и репрессии тюремной администрации, и вызывали уважение у «зэков» своей стойкостью и мужеством – ибо они знали, на что идут. Но именно они составили «костяк», сплачивающий всех, и в тоже время даже среди них не было общего мнения. Оппозиция оказалась разобщенной, разноликой. Еще следовало учесть то, что на корабле было немало и настоящих уголовных элементов – убийц, насильников, воров, фальшивомонетчиков, кидал, мошенников, и они тоже формировали «погоду»; некоторые были отказниками, а попадались среди них и гады – сотрудничающие с администрацией, некоторые становились бригадирами. Конечно, от этой среды тоже было пара представителей, только они в большей степени поддерживали тех, кто больше рвал глотку и жестикулировал, при этом не вникая в смысл ими сказанного. Действовали просто стереотипы – много говорит, значит, есть серьезные идеи.

Поэтому начался дележ «шкуры неубитого медведя» - обсуждения вопроса о политическом устройстве страны, что для Ибрагимовой, Вороновича, Ахмедова и всех их единомышленников, было преждевременным, ибо пока страна не свободна и власть у действующего режима. Звучали предложения вернуться к «золотому веку» - эпохе господства исламских ценностей и создания теократического государства, типа халифата или эмирата; на что бурно возразили сторонники коммунистических воззрений и анархисты, социалисты. Были также речи о необходимости формирования технократического общества, где власть принадлежала бы ученым и менеджерам; или развития суперкапитализма, в котором господствовали в экономике и политике корпорации, синдикаты, холдинги, тресты, крупные фирмы во имя всех сограждан. И именно этого разногласия опасалась Марьям Вафаевна, понимая, что если сейчас дать пламени раздора и противоречий разгореться, то революция просто захлебнется, так толком и не состоявшись. Ведь даже в движении «Свободный Узбекистан» не было полного единства, это практически была коалиция подпольных и неформальных организаций, правда, со значительным числом участников – даже Министерство по демократизации не смогло выявить ячейки и группы, хотя засылало своих шпионов и осведомителей. На слабостях революционеров могут сыграть спецслужбы Узбекистана, превратив их во враждующих друг с другом группировки. Как говориться, потом «ловить рыбку в мутной воде».

Профессору пришлось остановить ненужную дискуссию:

- Друзья, сейчас не время для таких проблем. Каким будет наша страна решать не только нам, находящимся на борту «Шавката Мирзияева», но и гражданам Узбекистана на Земле, Луне и Венере. Не станем навязывать свои мнения, все определит референдум и парламент. У нас сейчас задача иного характера! Нужно в сжатые сроки определиться с управлением на кораблях, а потом решать, что и как делать дальше! Не забывайте, к нам движутся корабли КВС, цель которых – уничтожить нас! Не отвлекайтесь на аспекты, не являющиеся темой первостепенной важности!

Все согласились. И все же годы, проведенные в глубоком космосе, сказались на психологии заключенных, им не просто было сосредоточиться и влиться в нужное русло. Первые часы трудным оказалось не только выбрать руководящий состав, но и выработать повестку дня. Конечно, все без проблем избрали во временные должности активных участников революционного движения – Вороновича, Хамидова, Ибрагимову, Ахмедова и других, оценивая их заслуги в освобождении всех, просто проявились сложности по другим кандидатурам, но это в конце концов удалось уладить. Особо следовало оценить действия имама Бахтияра Мамурова, который своим авторитетом влиял на наиболее горячих и эмоциональных делегатов, успокаивал и настраивал на рабочий лад. «Уртоклар, сиз бозорда эмас[155]! Проявите уважение к другим, ведите конструктивный диалог и предлагайте реальные дела», - говорил он, и к нему прислушивались. И все же только через три часа прений и серьезных разногласий консенсус был достигнут. В итоге то, что называется правительством, на «Шавкате Мирзияеве» было сформировано, портфели были розданы. Конечно, все в рамках двух космических кораблей. Председателем правительства и съезда была назначена Марьям Вафаевна, и она сообщила:

- Не думайте, что революционеры на Земле и Луне забыли о вас. Мы, в первую очередь, расчитывали на вас. Некоторые недемократические страны сумели протащить через ООН конвенции, в которых не только запрещалось признавать, но и помогать странам, где произошли революции, если они не имеют народной поддержки и сам режим не проявил открыто свою преступную сущность. Это считалось бы антиконституционными действиями. В течение почти столетия семья Мирзияевых умела обводить вокруг пальца международное сообщество. Все наши законы и порядки внешне имели демократическую окраску – тут ни к чему не придерешься, но даже самый последний идиот в Узбекистане понимал, что в реалии играют роль неформальные установки и связи. И вы все здесь потому, что настоящие законы не работали, и вас осудили по сфабрикованным и негласным нормам. Таким образом, у ООН не было возможности поддержать нас, если бы мы начали революцию прямо на Земле, наоборот, они должны были направить войска, чтобы вернуть статус-кво...

- То есть стать жандармом космического масштаба? – с ненавистью произнес кто-то.

- Увы, это так. Повторяю: внешне наша республика выглядит как демократической, а наши революционеры выставляются режимом как террористы и экстремисты. Поэтому надежда была на вас...

- На нас? Почему? – раздались недоуменные вопросы. Делегаты взволнованно загудели, обсуждая между собой это заявление профессора. – Мы же тут как смертники, добывает минерал для Мархабо...

- Потому что вы были бы ярким свидетельством преступной сущности режима принцессы Мархабо и ее внука-президента! И тогда у ООН были бы все основания помогать революционерам, а не поддерживать нынешнее правительство Демократической Республики Узбекистан. То, что творилось здесь десятилетиями, стало бы основой для Гаагского трибунала. Поэтому Мархабо дала указание Абу-Али Ниязматову уничтожить тюрьму, а когда это не удалось, то приказала взорвать корабль бывшему эксперту Центра мониторинга Эльдару Зуфарову... Но он тоже убит.

Вздох облегчения прошелся по помещению, только Ибрагимова нахмурилась, подняла руку, требуя молчания.

- Но это не означает, что Мархабо успокоилась! Она пригрозила разделаться с нами! И я уверена, что выслала карательную экспедицию! Режим в агонии. То, что было опубликовано в Interplanet, является, несомненно, фактом преступной власти в Узбекистане, однако этого еще не достаточно, чтобы начать процедуры уголовного преследования семейки Мирзияевых. Наша тюрьма – это есть главное доказательство, а вы - свидетели! Поэтому не ждите пощады от Ташкента!

- Какая может быть пощада на «Шавкате Мирзияеве»? – послышался насмешливый голос кого-то. – Нас сослали сюда на смерть, и мы прекрасно осознаем, что иного выхода нет, как бороться за свою жизнь и свободу!

- Но что может сделать «Шавкат Мирзияев»? – спростил еще кто-то. – Это же обычная тюрьма, здесь и вооружения-то нет. Может, пара пушек, чтобы сбивать астероиды – и все! Но этим не остановишь серьезного противника!

Тут слово взял Хамидов:

- Фрегат «Бесстрашный Кабул Бердыев» может стать прикрытием для тюрьмы, защищать. Но все равно вы – крупная цель, и не попасть в «Шавката Мирзияева» просто невозможно. Шквальный огонь продырявит корабль как решето. Мы можем бороться с одним-двумя кораблями на большей дистанции от тюрьмы. Но если противника будет больше? Тогда защитить вас невозможно!

Послышались крики:

- Мы дадим им открытый бой!

- Соорудим из ракетных шаттлов, на которых доставляли с Нептуна руду, в истребители! И атакуем врагов!

- Надо соорудить гигантскую лазерную пушку!

Делегаты опять стали бурно обсуждать эту проблему. Хамидов и Воронович слушали это и морщились. Они-то видели, что дискуссия бессмысленна, ибо ведется людьми, не имеющих ни военных знаний, ни соответствующим опытом космического боя. Ну, какой из грузового ракетолета истребитель – что за чушь! Чем его вооружить, если в тюрьме только ручное оружие, которое бесполезно против брони любого крупного военного корабля! Дать открытый бой – это самоубийство! Из чего делать лазерную пушку, если здесь нет ничего для этого – ни агрегатов, ни техники, ни материалов, тем более специалистов? Хотя, следует признать, были вполне разумные идеи, например, уйти в глубокий космос, вплоть до пояса Койпера и затеряться там. Даже черт сломит ногу искать их в этом громадном пространстве, напичканном небесными телами. Только долго они не протянут, ведь ресурсы тюрьмы на исходе. С другой стороны, может, есть блуждающая планета, на которой можно пристроиться... Да только сколько времени пройдет, прежде чем ее обнаружат!

Были предложения двинуться к Юпитеру и попросить политического убежища у какой-нибудь страны, имеющей территорию на Каллисто или Ио. Согласно международным договорам, тогда власти обязаны взять под защиту заявителей и провести расследование. Если Мархабо и ее внук не дураки, то не станут развязывать войну, понимая, что в этом случае превращаются в агрессора, и тогда наказание будет суровым со стороны мирового сообщества. Скорее всего, принцесса подключит сильных адвокатов и юристов и начнет продолжительную судебную тяжбу по защите своего строя. Им выгоднее тянуть волынку, чем быстро лезть под петлю.

- Я предлагаю обратиться к ООН и ближайшим кораблям, естественно, не узбекской принадлежности, взять нас под защиту! – сказала Ибрагимова. – Нам не могут отказать! Кроме того, лейтенант Хамидов – уже командор «Бесстрашного Кабула Бердыева» - послал сигнал другим революционерам, и я уверена, что на шести короаблях ВКС Узбекистана начался мятеж. Если все пройдет успешно, по плану, то у нас появятся реальные защитники! И тогда эти крейсера и фрегаты направятся сюда, чтобы взять нас под защиту!

Это предложение было поддержано. По поручению профессора, несколько человек устремились к Центру мониторинга, чтобы оттуда подготовить все к трансляции во все планеты, станции и спутники Солнечной системы. Одновременно Хамидов дал поручение своим офицерам провести расчеты полета к Земле по наиболее короткому и оптимальному маршруту. Пока они это делали, в Зале форумов продолжалось собрание, делегаты обсуждали план мероприятий на «Шавкате Мирзияеве». Естественно, было много прений, несогласий и спора.

В этот момент один из офицеров – весь взволнованный и бледный - подошел к Ибрагимовой и тихо шепнул ей что-то. Та изменилась в лице, нахмурилась и сердито ему приказала:

- Направьте туда охрану! Но не допускайте стрельбы! – это уже в крайнем случае! А этих, мародеров, арестуйте!

Офицер отдал честь и вышел из помещения, что-то говоря в систему внутренней связи. Видя недоумленные взгляды делегатов, которые прекратили дискуссию, Ибрагимова пояснила:

- Друзья, неизвестно сколько продолжится наш полет, но в любом случае нам нужно экономить и рационально использовать пищевые продукты. Не для этого мы тут устроили революцию, чтобы некоторые заключенные сколотили банды и начали нападать на продуктовые отделы! Не забывайте, что эти ресурсы предназначены для всех, кто находится на борту «Шавката Мирзияева», а не для отдельных персон! Мы будем вести точный учет распределения, и никто в накладе не останется! Но если кто-то вздумает начать грабежи, то я поступлю с ним по закону революционного времени!

- Расстреляете? – подсказал один из делегатов.

- Нет, просто оставлю на Нептуне! Никакого криминала, мародерства, грабежей, убийств я не допущу! Военные будут нести охрану и отвечать за общественный порядок! Предупреждаю, что им будет отдан приказ в случае неповиновения применять оружие! – а там уж ответственность ляжет на мародеров! Центр мониторинга будет следить за особо важными объектами! Это не шпионаж, мы не собираемся использовать технические системы слежения и контроля против обитателей тюрьмы! Просто мы обязаны охранять такие объекты, потому что без них не выживем в условиях космоса! У нас много дел! Во-первых, необходим медицинский осмотр всех людей, оказание помощи особо нуждающимся! Нужна социальная реабилитация тех, кто уже здесь десятилетия! Во-вторых, нам нужно отремонтировать пробоины и поврежденные агрегаты! В-третьих, необходимо наладить какой-то график дежурств, работы, чтобы люди от безделья не начали бузить! Руду никто с Нептуна доставать не станет, поэтому следует найти другую работу. Если мы намерены вернуться к Земле, то учтите: полет займет не менее пяти месяцев. В-четвертых, нужно формировать обвинительный материал против режима Мирзияевых, а для этого необходимо поднять и изучить тысячи и тысячи заархивированных здесь томов, видео уголовных дел... Алексей, вы что-то хотите сказать? – тут Марьям Вафаевна обратила внимание на ерзающего в кресле журналиста.

- Мы – свободные люди, и первым делом должны извлечь из себя эти микрочипы, - и Алексей указал на ладонь, под кожей которого находился «сторож». – Мне не очень по нутру, что за мной продолжает шпионить эта аппаратура, - и палец его уперся в потолок, словно именно там находилась следящие устройства. Но все поняли, что имел в виду он.

- Да-да, конечно, - загудели все, смотря на свои ладони. – Нам нужно избавляться от электронных шпионов!

Прозвучало еще несколько предложений, которые были приняты в план действий. Тем временем Алексей хотел пояснить экономическую сторону борьбы с диктатурой и поэтому начал рассуждать:

- Итак, добыча «гулия» теперь невозможна, а значит, у диктатора нет...

- Чего невозможно добывать? – не поняли делегаты. Слово показалось им незнакомым.

- Как чего? – и тут Алексей осекся. Блин, он-то и не знал, как теперь назывался минерал, в новой реальности. – Ну... а чего мы тут извлекали из руды, доставали из Нептуна?

Заключенные расстерянно посмотрели на него. Им-то было невдомек, что нынешний Воронович – это все-таки другой человек, тогда как Эркин Баратович, Геннадий Резников, Сигизмунд Арсеньев и Шерали Абутов знали об этом; академик даже насмешливо смотрел на журналиста, мол, как же ты выкрутишься?

Только пришла со стороны подсказка:

- Добывали «мархабоний» - минерал, названный в честь Мархабо Мирзияевой...

- Вот-вот, и я об этом, - улыбнулся Алексей и продолжил: - Без «мархабония» власть принцессы пошатнется, и когда мы вернемся...

К его удивлению, один делегатов – безобразно мутированный человек, видимо, прожил у Нептуна не менее двадцати лет, - вскочил прервал речь Вороновича своим резким возгласом:

- Только как мы вернемся? Мы так страшно внешне изменились, стали уродами по человеческим меркам, что нас не узнают родные и близкие! Нас станут бояться. Люди будут шарахаться в сторону при нашем виде! Я даже не знаю, стоит ли мне возвращаться или лучше остаться здесь, на Нептуне!

Видимо, эта мысль гложила многих, и гул прошелся по помещению. Делегаты стали обсуждать эту проблему. Ибрагимова напряженно смотрела на всех, осознавая, что сейчас решается судьба тюрьмы.

- Я не знаю ответа, - признался Алексей. – И не уверен, что реакция людей будет спокойна! Однако общество тоже в ответе за то, что произошло с вами! И поэтому обязано создать все условия, чтобы вы не испытывали психологического и физического дискомфорта. Естественно, это произойдет не сразу, не быстро и не везде... Поймите, люди разные, реагируют на окружающий мир тоже все по-разному... Только в одном я уверен – никакой изоляции и самоизоляции, вы должны быть среди всего народа! Вы – граждане Узбекистана, пережившие кошмар у Нептуна!

Дискуссии и обсуждения продолжались с перерывами еще день. Тем временем поступали данные из Центра мониторинга, в частности, принцесса Мархабо выполнила свою угрозу – к Нептуну направились боевые корабли с целью уничтожения летающей тюрьмы. Однако Марьям Ибрагимова успела в видеоэфире обратиться к мировому сообществу с просьбой защитить их, она же сообщила обо всем, что произошло на борту «Шавката Мирзияева» и как добывался минерал, эксплуатировались заключенные, как издевался персонал над людьми и вообще в кого они здесь превратились. Ее выступление вызвал переполох на планетах, демократические структуры, неправительственные организации, гуманитарные миссии, сообщества, религиозные деятели, политики и спортсмены, бизнесмены и ученые требовали разобраться и использовать международные нормы и военную силу для поддержки революционеров из «Свободного Узбекистана». Все банковские счета частных лиц, имеющих отношение к семье Мирзияевых, а также высших чинов были заморожены, приостановлены международные финансовые операции и государственных органов Узбекистана, арестованы внешние активы до вяснения обстоятельств.

В тоже время митинги и стихийные выступления произошли и в самой республике, несмотря на информационную блокаду со стороны правительства, возглавляемого правнуком Мирзияева. Жители Ташкента, Бухары, Карши, Ферганы, Термеза выходили на улицу и требовали перемен. Если в первый день таких насчитывалось около ста тысяч, и их разгоняли с дубинками и слезоточивым газом карательные части Министерства демократизации, то во второй – почти миллион, и уже против них полиция была бессильна. Подобное было и на подконтрольной Демократической Республики Узбекистан территории Луны и Марса. С каждым часом число протестующих увеличивалось, и уже к концу недели не менее десяти миллионов ходило с транспартами у официальных учреждений и призывали власть прекратить репрессии, остановить произвол. Военные части и полиция уже не могла реагировать так, как это хотелось Мархабо и ее клике, они боялись, что ООН начнет применять силы против правительственных войск. Поэтому сами сдавались, или бросали оружие и убегали в другие страны. Всем стало ясно, что ситуация теперь не подконтрольна репрессивному режиму. Такое произошло впервые после событий на Согдиане...

Между тем, узбекская карательная эскадра летела в сторону Нептуна, надеясь успеть до прибытия международных сил. Навстречу им со стороны Сатурна были направлены два боевых корабля под флагами ООН – боливийский крейсер «Симон Боливар» и кенийский линкор «Найроби». У Юпитера, в миллионах километрах от спутника Европа, произошел небольшой их бой с пятью фрегатами ДРУ, который быстро закончился, ибо командоры, представлявшие власть Ташкента, осознали плачевность своего положения и трагичность ситуации для семьи Мирзияевых. Было понятно, что весь мир все уже знает, и теперь международная флотилия – а это около сорока судов разных типов - движется сюда, и мало никому не покажется, если командование ВКС Узбекистана примет план начать войну. Противопоставить себя всем – это самоубийство, и Гаагский трибунал светит многим тем, кто сейчас стоит у руля власти и грабит страну. В итоге командоры узбекских кораблей поднимали белые флаги, открывали люки для приема десанта миротворческих подразделений и не сопротивлялись больше никому.

И об этом сообщалось всем заключенным, которые всегда ждали чего-то хорошего из мониторов. Люди плакали и не верили, что их жизнь круто меняется и что счастье еще ожидает их. Ситуация на «Шавкате Мирзияеве» кардинально менялась в лучшую сторону. Даже уголовники старались жить по закону, а не по понятиям, были миролюбивыми. Правда, пришлось ввести строжайший режим экономии пищевых ресурсов, ведь теперь никто не потреблял полуфабрикаты из человечены и дерьма, а продуктов из оранжерей и складов, что раньше предназначались для тюремной администрации, на семьдесят тысяч оставшихся в живых людей не хватало. Пришлось расширять «посевные площади», и теперь у многих в камерах росли деревья с плодами, что, кстати, принесло и вторую пользу – за счет фотосинтеза происходило очищение воздуха и выработка кислорода. Вначале возникла проблема с врачами, ибо от функционировавшей санитарно-медицинской службы с явно изуверскими целями пришлось отказаться. Однако позже выяснилось, что среди заключенных не мало людей с медицинским и фармакологическим образованием, и им дел нашлось много на корабле. Ведь все невольники болели и страдали от мутации. Большую надежду возлагали на помощь Земли, всего мирового сообщества, а для этого следовало вернуться.

Нельзя сказать, что уж все проходило на борту спокойно. Главный повар Рустам Кадыров, отстраненный от должности, совсем обезумел от отсутствия в своей рационе человеческого мяса. Он сколотил банду из пяти человек, таких же как он каннибалов из числа экс-поваров и санитаров, они проникли на кухню, вооружились ножами и топорами и укокошили троих заключенных, имевших несчастье проходить мимо. Увидевший все это через видеодетекторы дежуривший в Центре мониторинга мутант срочно сообщил об этом Хамидову, и тот выслал группу вояк. Они прибыли в тот момент, когда людоеды разделывали трупы и кусочки мяса нанизывали на шумпура – намеривались приготовить шашлык. Схватка была, на удивление военных, не простой и не быстрой, как ожидалось. Повара владели кухонным оружием как холодным боевым, лично Кадыров был мастером по кэмпо, и вместо бамбукового меча он умело рубился мачете, и с ними драться пришлось всерьез. И все же через минут десять их уложили лицом к полу, правда, Рустама пришлось застрелить, так как отбивался он словно бешенный и сдаваться не намеревался. Арестованных увели в отсеке – их должны были судить по всем правилам позже, хотя среди заключенных был ропот скорейшего самосуда.

Между тем, ремонт повреждений почти завершался, и вот-вот должны были заработать маршевые двигатели, чтобы корабль-тюрьма начал новый путь. Никто по утрам не пел дурацкий гимн и не слушал пропагандистские материалы. Камеру пыток хотели разрушить, однако Ибрагимова настояла на том, чтобы сохранить вещественное доказательство преступлений вертухаев, а потом, может, сделать здесь музей, где бы каждый видел, как зверствовали нелюди, облаченные властью. Туда же и занесли кнохенскоп. Академика Рустамжона Ахмедова уложили в госпиталь, где он в дурацком колпаке коротал время за написанием статей о том, как боролся с режимом, и мечтал о своих конечностях. Врачи обещали все исправить, но в реалии никто ему не мог помочь – не существовало пока технологий и оборудования восстановления костей. Членов Международной делегации никто не беспокоил, они не выходили из своих отсеков, испытывая стыд за то, что продались принцессе Мархабо. Машка Лонская призналась, что после возвращения на Землю она оставит политику и уйдет в монастырь, чтобы служить Всевышнему. Мишулья Север никаких заявлений не делала, он хмуро сжимала губы и отказывалась помогать чем-либо революционерам.

Между тем, удалось подсчитать, что в хранилищах находилось около ста тонн «мархабония» (Алексей по-старому продолжал именовать его «гулий»), однако это было не все. На замаскированном складе группа экспертов обнаружила три тонны драгоценного минерала, видимо, директор Мусаев хотел скрыть этот «излишек» от государственного контроля и вывезти на Землю для собственного пользования. Так что воровала у страны принцесса Мархабо, но и у к ней в запазуху не стыдились лезть ушлые чиновники. Все это было оформлено как груз для революции, и Марьям Ибрагимова обещала депутатам отчитаться за каждый грамм.

Впрочем, удалось обнаружить еще кое-что. Оказалось, под резервуарами воды находился автономный отсек, о существовании которого никто не знал. Ремонтники, зашедшие внутрь, сообщили о проживающих внутри животных. На Земле они были когда-то варанами, слонами и аллигаторами, однако позже переродились в страшных монстров. Для чего этот зоопарк на борту тюрьмы было непонятно. Лишь при помощи оружия удалось отбиться от их атаки и выбраться обратно. С собой они принесли найденную окровавленную ткань. Это был кусок старого мундира, а на шевроне сохранилась надпись: «Полковник Останакул Мирзаев».

- А-а-а! – воскликнул Алексей, вспомнив разговор с директором Исаевым. – Так это же первый глава «Исла...», то есть «Шавката Мирзияева»! Он пропал без вести, всполошив всю тюремную администрацию. Видимо, спустился к своим питомцам, а те сожрали его!

- Так ему и надо, - проворчала Ибрагимова и вышвырнула ткань в мусорный бак. Автомат мгновенно испепелил его на молекулы. – Отсек отстыкуйте, нечего монстров везти на Землю!

Ее приказ был исполнен. Сварочными аппаратами ремонтники отрезали это помещение, присоединили к одному из ракетных шаттлов и отправили дрейфовать в открытый космос вместе со всем животным миром. Никто и не наблюдал за его полетом.

Тем временем группа Ахмедова находилась... в своей привычной камере. Менять место жительства никто не собирался – все хотели быть наравне с другими, не выделяться и не пользоваться особым каким-то привиллегированнвым статусом, хотя все признавали то, что сделали эти люди. В один прекрасный вечер Эркин Баратович и Арсеньев подошли к Вороновичу, сидевшему за подготовкой статьи о последних событиях для Interplanet. Академик взял его за плечо.

- Алексей, мне интересно знать... Каким же была первоначальная версия нашей истории? Что было до того, как ты изменил все?

Почему-то журналист почувствовал смущение:

- В принципе, все было тоже самое... Нет свободы, диктатура. Конечно, другие лица у власти, другие события, но в целом все происходило в общей стезе – есть тиран, потом его дети руководят страной и грабят ее...

- Нет, просто мне хотелось бы сравнить параллели, понимаешь?

- Понимаю, - кивнул Воронович. – Я расскажу вам обо всем. Но вы правы, исторические этапы нельзя перепрыгивать, нам нужно пройти свой путь, чтобы не возвращаться в прошлое – в прямом и переносном смысле...

Тут Ахмедов почесал свою голову-луковицу:

- Ты прав... Тайна Нептуна пока пускай остается неведомой для человечества. Не готовы мы к ней. Ведь всегда найдется тот, кто захочет изменить историю более радикальным образом – отправить через портал атомную бомбу в прошлое... Так что никому об этом не рассказывай, друг мой.

- Не беспокойтесь, я буду молчать об этом... К тому же и Большого темного пятна уже нет...

И они подняли головы к иллюминатору. «Шавкат Мирзияев» осталось около получаса, когда он изменит орбиту, чтобы направиться к Земле, туда, где их ждали родные и близкие, друзья и соратники. А также те, с кем еще предстояло сражаться, чтобы больше никогда диктатура не властвовала над Узбекистаном.

- Но у меня тоже есть проблемы, - признался вдруг Алксей.

- Что именно беспокоит тебя?

- Так я прибыл в измененное время, и не знаю, что здесь было. Ведь эта реальность – не моя. Кем я был, что делал, с кем дружил. Как сейчас мои родные и близкие? Ведь события наверняка развивались иначе.

Тут квадратный человек расхохотался:

- Насчет этого не беспокойся, дорогой друг. В Центре мониторинга лежит твое уголовное дело, а там вся информация о тебе. Прочитаешь – узнаешь, кто ты есть... Знаешь, иногда такое полезное прочитать, сам себя заново открываешь, а в твоем случае – это правильное будет определение!

- Кстати, а почему тебя прозвали «Че Гевара»? – спросил Эркин Баратович. – Ты являешься разве родственником этому латиноамериканскому революционеру?

Воронович тяжко вздохнул:

- Это долгая история, и мне кажется, она будет отличатся от той, что вписано в мое уголовное дело. Но когда-нибудь я расскажу вам об этом... Знаете, Эркин Баратович, я в детстве смотрел фильм-трилогию «Назад в будущее»[156]. Это история тэнейджера и сумасбродного доктора-изобретателя, которые путешествовали во времени – в прошлом и будущем и меняли там события, и в итоге оказывались в измененном настоящем мире. Вот я чувствую себя в подобной ситуации. Я изменил прошлое и увидел для себя новое настоящее...

В этот момент академик нахмурился, о чем-то призадумавшись. Эту реакцию заметил Алексей:

- Я сказал что-то не то?

- Нет, ты навел меня на одну мысль... Ну-ка, оголи левую руку.

Удивленный просьбой, Воронович закатал рукав до плеча. Видимо то, что там должно было быть, отсутствовало, потому что Ахмедов сказал:

- Да-а, ты – это не тот ты, кого мы отправляли на Нептуне в прошлое. У того Алексея выше локтя был глубокий шрам... Интересно, а где тот наш Воронович? Может, человек перемещается по параллельным мирам, а не только во времени?..

Ответить на это Алексей не мог, он расстерянно закатал рукав обратно. Но косвенно на это могли ответить дежурившие в Центральном посте «Шавката Мирзияева» три офицера с «Бесстрашного Кабула Бердыева». Они проводили расчеты по корректировке полета на Землю и готовили системы к старту. В этот момент один из них, который должен был просканировать радиоэфир для поиска волны с военных кораблей, отшатнулся от пульта и сбросил с головы наушники.

- Ты чего? – оторопел рядом стоявший товарищ.

- Мне показалось, что какие-то крики на Нептуне! Радар уловил сигнал с планеты... слабый, правда...

- Чего-чего?

- Ну... кто-то кричал, что его обманули, что попал в этот ад... А второй говорил о любви к нему... А потом матерщина пошла...

Товарищи покачали головами:

- М-да... Тебе показалось, дружище. На Нептуне никого нет. Остров Эдем Мархабо утонул. И людей не было на нем... Наверное, это сигнал с какой-то орбитальной станции на Юпитере. Знаешь, за Сатурном уже начинаются такие аномалии, что многие ученые и не хотят заниматься ими – можно умом тронуться...

- Наверное, - согласился офицер, опять надел наушники и стал перестраивать локатор для связи с Землей. Через минуту он забыл об этом происшествии.

А ведь все могло быть иначе. Там, на Нептуне, глубине в сотни километров из закрывающегося портала Большого темного пятна прямо в кипящую и бурлящую атмосферу вылетели две человеческие фигурки. На груди скафандра одного из них было написано «Судья Закир Исаев». Находившийся в нем толстяк с опухшим от алкоголя и дурмана лицом ошарашенно смотрел на окружающий мир и орал, выплевывая слюни:

- Мляяяя, нас обманули! Этот журналюга отправил нас не на остров Эдема Лолиты Тилляевой, где до хрена минерала «лолития», а черт знает куда! Яйца оторвать надо было этому Вороновичу, и дополнить шрамами еще правую руку! Это жуткий ад!

Его напарник в розовом скафандре больше напоминал женщину из-за обильной косметики на лице и манере держаться, закатил глазки и верещал тоненьким голосом:

- Ах, милый, ты такой доверчивый! – и из-за этого мы пострадали! Но куда же мы попали? Что нам делать? – в его голосе была истерика. – Я не хочу умирать! Я тебя люблю! Я хочу в свою Северную Монархию Азербайджана! Я мечтала тебе родить сына!

- А я хочу что ли подыхать тут? Моя супруга Ешуа, не унывай, мы вернемся обратно! – пытался найти выход из положения ташкентский судья, хотя ему было итак ясно, что никакого выхода не существует – они словно камни падали вглубь планеты, к ядру, а там такое давление, что скафандры лопнут. Перфоратор для перемещения у него отсутствовал, поскольку Воронович его убедил, что в точке прибытия его ждут с нетерпением люди и нет нужды возвращаться на Землю.

Файзуллазаде – а это был именно он, Бакинец, – заматерился, и вслед за ним стал изрыгать скверные словечки Исаев, проклинавший себя за «доверчивость» и жадность. Страх и ужас захлестывали их органы чувств, и поэтому они не видели бесформенные тела, которые летали вокруг них. Будучи телепатами, жители планеты поняли, кто это за люди, какое их нравственное нутро, какие ужасные вещи они творили на родине, и поэтому не собирались им помогать. Они всего лишь молча следовали за ними до того момента, когда атмосфера раздавила скафандры в смятку и выползшая из трещин человеская плоть мгновенно замерзла...

Только этого никто из обычных людей не видел. Да и дела бы никому до этих моральных уродов не было. С такими никто не желал строить счастливое общество. Может, их жизни имели значение в ином мире, но не в этом.

Вначале отстыковался «Бесстрашный Кабул Бердыев». Фрегат отошел на две тясячи километров, и сразу настроил системы на поиск противника, все бортовое оружие было готово дать отпор, если кто-то совершит нападение. Пока ничего обнаружили; и все же успокаиваться астронавты не считали возможным; экипаж планировал сопровождать летающую тюрьму до Земли. Потом сопла «Шавката Мирзияева» извергли столб пламени, и гигантский корабль, вибрируя, начал медленный разбег, с каждой секундой удлиняя свою орбиту у Нептуна и проходя сквозь кольца и обходя спутники, у которых не было возможности покинуть свое «место постоянной прописки». Через три дня тюрьма должна была выйти в самостоятельный полет по новой траектории. Людям на ней предостояло долгое возвращение на родину. Почему долгое? Потому что это был не скоростной крейсер, а громадная посудина с заводом и ракетными шаттлами, камерами для десятков тысяч человек, и она не могла двигаться быстрее. Алексей с товарищами стоял у иллюминатора и размышлял, чем он займется, когда революция завершится. Почему-то внутри была какая-то пустота, что-то волновало, однако пояснения этому не было.

В этот момент кто-то положил руку ему на плечо. Воронович обернулся. Перед ним стояла Марьям, с распущенными волосами, печальной улыбкой. И только сейчас он обратил внимание, какая она милая и симпатичная, воистину восточная красавица. И также заметил, что они – одногодки, хотя в строгом костюме казалась старше. «Ух ты!» - мысленно воскликнул он, чувствуя, как защемило в сердце.

«Как нужна для жемчужины полная тьма,

Так страданья нужны для души и ума.

Ты лишился всего, и душа опустела?

Эта чаша наполнится снова сама!» - продекламировала она стихи великого Омара Хайяма. Вообще Ибрагимова считалась крупным специалистом по древневосточной философии, истории, культуре и литературе, прекрасно общалась на тюркском, персидском, английском, французском и русском языках, и спорить с ней по тематике Востока взялся бы не каждый ученый. Видимо, сейчас она чувствовала, что творится в душе журналиста, поэтому пришла поддержать его и поблагодарить за то, как он ей помогал в первые часы работы Собрания и установления порядка на корабле.

- Прекрасные стихи, - согласился Воронович. – Я тоже люблю Омар Хайяма. Читаю его в сложные минуты.

- Сейчас сложные минуты?

- Ну-у... не совсем. Просто обдумываю, чем я должен заняться в этом мире... – Алексею не хотелось говорить о том, что он летит на Землю, совершенно не зная свое «я» там. Все-таки отличия реальностей следовало учитывать и в личной, и общественной жизни.

- Займитесь тем, что больше всего получается, - улыбнулась Марьям Вафаевна.

Алексей прищурился:

- Воевать? Устраивать революции?

- Летать в прошлое, - подсказал Ахмедов, который стоял рядом и с улыбкой наблюдал за ними. Сигизмунд и Геннадий переглянулись, понимая смысл сказанного.

- Летать в прошлое? – в недоумении спросила профессорша. – Что это значит?

- Ничего, наш академик шутит, - быстро закрыл тему Воронович. Ему не хотелось распространяться о своих визитах в двадцатый век и то, что он изменил историю республики и, скорее всего, собственную судьбу. – Он имеет ввиду, что я люблю предаваться воспоминаниями...

- А-а-а, - протянула Ибрагимова. – Понятно. Но я считаю, что лучше всего получается писать статьи. Именно через твои публикации в Interplanet люди узнавали о жизни в Узбекистане, о диктатуре и преступлениях власти. И так я познакомилась с тобой... заочно, естественно. Твои публикации вдохновили меня, дали сил и желание бороться. Я поняла, что не одинока, есть немало тех, кто хочет перемен. И даже узнала, за что тебя назвали «Че». Мне об этом сказал человек, который был тогда с тобой...

И опять продекламировала рубаи персидского поэта:

«Коль умен ты, не станешь у корысти слугой - никогда,

Не склоняйся пред жадностью мудрой главой - никогда.

Будь бушующим пламенем, медленной влагой,

Но не прахом, что ветер развеет любой, - никогда».

- Да, уж стараюсь быть таким, - скромно потупив глаза, ответил Алексей. Но тут сам поинтересовался: - А можно узнать, откуда вы... можно я перейду на «ты»?

Марьям Ибрагимовна кивнула:

- Конечно, можно. Давно пора на «ты»!

- Так вот, откуда ты знаешь восточные единоборства? Мне рассказали о твоем поединке с Артыковой. Это женщина – настоящий дьявол, мастер-убийца...

Ибрагимова провела пальцами по волосам и тихо ответила:

- В этой жизни женщине иногда нужно уметь постоять за себя. Особенно, когда есть враги... Но зато теперь есть защитник...

Алексей смущенно прокашлялся. В этот момент академик хотел о чем-то спросить Вороновича, но Сигизмунд опередил – он взял за локоть Ахмедова и тихо произнес (так, чтобы никто больше не услышал):

- Не суетитесь, Эркин Баратович, Алексей не женат. И Марьям Вафаевна тоже не замужем. Но я, как телепат, вижу их полную психичическую и душевную совместимость. Они – прекрасная пара. Нужно их только подтолкнуть к этому...

- Я понял, дружище, - пробормотал тот. Потом повернулся к журналисту и профессорше и сказал:

- А теперь я вспомню великого Хайяма...

«Кто чар ее не избежал, отныне знает счастье,

Кто пылью лег у милых ног, душой впивает счастье.

Измучит, станет обижать, но ты не будь в обиде:

Все, что подобная луне нам посылает, - счастье!»

- Вы к чему клоните, уважаемый академик? – подозрительно спросила Ибрагимова. Впрочем, интонация еще не свидетельствовала о ее не понимании смысла сказанного. Будучи умной женщиной, намек был ею воспринят правильно, и это уловил телепат Сигизмунд.

- Это то, что вы поняли, милая Марьям, - ответил за Ахмедова квадратный человек. – Революция не должна мешать человеческому счастью, а вы с Алексеем – романтики, так похожи друг на друга... Не теряйте мгновения! Жизнь все-таки коротка!

И Воронович, и Ибрагимова покраснели.

На это никто не обратил внимания. Все повернулись к иллюминатору и наблюдали, как скрывается по левому борту Нептун, и кольца над ним сияют подобно бриллиантам. На Земле их ждут великие дела, нужно быть готовым ко всему.


Эпилог



Встроенный в стену плазменный телевизор транслировал все, что снималось с видеокамер, расположенных в различных городах Узбекистана как на Земле, так на Луне и Марсе, и везде была одна по сути картинка: разъяренные люди с плакатами, митингующие у правительственных зданий; в некоторых местах произошли кровавые стычки с полицией и армейскими частями, причем в пользу народа. Камеры также фиксировали, как сбегали с поля брани военнослужащие, а некоторые просто переходили на сторону бунтовщиков, принимая идеи революции. Везде раздавались крики: «Долой диктатуру! Вон со власти семейку Мирзияевых! Да здравствует «Свободный Узбекистан»! Мы требуем соблюдения прав человека!» Горели бронемашины от «коктейля «Молотова», на улицах валялись трупы в «эсэсовских» мундирах, революционеры разъезжали на гражданских автомобилях с установленными пулеметами на борту. Они же устанавливали порядок, чтобы не происходили самосуды в отношении чиновников местных органов власти, не было мародерства и погромов. Распоясовшихся было криминальных элементов быстро поставили на место, и с этого момента даже самый жалкий воришка не решался высунуть носа на улицу.

Все это видела с высотного дворца «Ок Сарай» дряхлая принцесса Узбекистана Мархабо Шавкатовна Мирзияева, вся увешенная ювелирными изделиями из минерала «мархабоний» - все это тянуло на сотни миллионов «кварков». Один только браслет на левой руке стоил свыше двухсот миллионов, и такое не могли себе позволить даже отпрыски Дюпонов и Ротшильдов. Она кусала губы и стучала кулаком по столу, стараясь успокоиться, хотя понимала, что теперь спокойствия уже не будет. Вся страна в состоянии гражданской войны, на Луне революционеры контролируют крупные города и два космопорта, на Марсе у них более четверти узбекской территории. Но это еще не все. Часть чиновников бросилась в бега, едва началась эта заваруха. До них дошло, что крайними сделают их, а отвечать за семейку президента им не хотелось. Многие из них укрылись в других странах или арендовали небольшие частные космические корабли и исчезли в неизвестном направлении. Армия тоже колебалась, по сообщению командиров, более трети состава дезертировало, оставшиеся не хотели применять оружие против сограждан. Лишь верными оставались части спецназа и карателей Министерства по демократизации и свободе – там все вояки все были по локоть в крови и им терять было нечего, готовы биться до конца. И они бились до упора, однако отступая шаг за шагом перед натиском революционеров.

В это время раздался звонок. Мархабо Шавкатовна включила видеофон. Это звонил ее внук Гайрулла – действующий глава государства, который находился на околоземной орбите на борту крейсера «Мустакиллик». По лицу было видно, что он вне себя от ярости, но при этом его трясет... от страха. Не трудно догадаться, что при таком раскладе событий вероятность быть вздернутом верх ногами, как это было с итальянским фашистом Бенито Муссолини, весьма высока. Вполне возможно, что поступят с ними и как с румынским диктатором Николае Чаушеску – расстреляют вместе с супругой у стены, или им придется повторить «опыт» Адольфа Гитлера – покончить жизнь самоубийством. Ибо никто не протянет руку помощи семейке узурпаторов из других стран. То, что было распространено в сотни террабайтов в Interplanet, стало фактически приговором, и перед принцессой закрылись все двери в других странах и планетах. Хотя есть шанс улететь за пределы Солнечнеой системы, но куда дальше? Что их ждет в глубинах космоса?

- Бувижон[157], я... ик-ик... поднял верные мне войска, они охраняют все подступы к Ташкенту, ик-ик! – доложил внук, заикаясь от негативных эмоций. – Нас не так просто взять, ик-ик. Мы востановим порядок, вернем... ик-ик... себе власть на Луне и Марсе. В Самарканде и Термезе танками подавлены выступления бунтарей... ик-ик...

- Подожди-ка, - нетерпеливо перебила его принцесса. – Ты забыл, что против нас весь мир. Скоро собирается Совет Безопасности ООН, другие структуры, на котором будут ставится вопросы о нас с тобой! Венерианский оборонительный союз уже сейчас рассматривают санкции в отношении правительства Узбекистана! Нас вынудят сдаться! История с «Шавкатом Мирзияевым» вышла за пределы секретности, теперь всем известно, чем мы занимались у Нептуна! Никакими минералами не выкупить нам свободу!

Но Гайруллу не так было просто остановить. Его лицо налилось кровью, он сжал кулаки и глухо процедил:

- Бувижон, мы не сдадимся, ик-ик! У нас есть атомные бомбы! Нужно применить их! Против всех – против внешнего врага, ик-ик, и против бунтарей! Не жалеть никого, ик-ик! Снесем все в ядерном огне! На борту «Мустакиллика» более сотни ракет! На всех гадов хватит! И не страшны нам никакие международные санкции! Я отдал приказ, ик-ик, пяти кораблям ВКС уничтожить летающую тюрьму! Они сейчас у орбиты Юпитера, ик-ик!

Мархабо Шавкатовна согласно кивнула:

- Правильно, внук мой! Так и делай! Если нам суждено умереть, то утянем за собой всю страну! Все сгорим, но свободы баранам не дадим!

Видеофон отключился. Принцесса вернулась к телевизорам. На первом продолжалась демонстрация реальных событий в Узбекистане, и они никак не радовали Мирзияеву. На другом шла кинокомедия, что демонстрировали верные режиму средства массовой информации. В этот тревожный час национальное телевидение забивало эфир всякой дрянью, но не репортажами с мест событий. Этим самым хотели создать видимость полного благополучия и контроля над ситуацией. Население хотели загипнотизировать подобными методами. Хотя люди давно перестали верить пропаганде, и их «талелки» ловили сигналы «вражеских» голосов, которые сообщали обо всем происходившем в республике и на других планетах. И это находило отражение на третьем телевизоре, куда время от времени бросала свой взгляд старуха в богатом одеянии, - там шли репортажи, выступали аналитики, говорили официальные лица, даже шла прямая трансляция с космических спутников-шпионов о боях в Коканде и Фергане.

Старуха была одна в кабинете, референты и советники находились на своих местах. Мархабо Шавкатовна чувствовала, что они все дрожат и ищут возможность побыстрее смыться с этого опасного места. Нужно было быть дураком, чтобы не осознавать угрозу, а также тот факт, что часы диктаторской власти сочтены. Даже охрана тихо-тихо растворялась, и лишь пару десятков человек сейчас патрулировали периметр, да шесть вертолетов осуществляли пролет над местностью, стредляя по всему, что кажется подозрительным. И нужно отметить, что трупов там валялось немало.

Раздался новый звонок. Из селектора послышался жалкий лепет референта:

- Мархабо Шавкатовна, к вам господин Муртазаев... По срочному делу!

Муртазаевыл был профессор в области исторической социологии и социальной философии, специалист, который практически формировал политические программы и доктрины для правительства; к его мнению прислушивались всегда, ибо говорил он всегда открыто и по существу. Нужно отметить, прогнозы и оценки профессора всегда сбывались на сто процентов, ибо они базировались на реальности, а не на пропаганде и псевдонаучных исследованиях. И поэтому Рината Муртазаева очень ценила семья Мирзияевых. О его существовании знало несколько человек из числа особо доверенных. И его визит был весьма кстати.

- Пускай войдет, - приказала принцесса, стукнув указательным пальцем по столу, и огромный «мархабоний» засверкал всеми гранями при свете плафонов.

Профессор вошел стремительно в кабинет, словно торопился сообщить нечто важное, хотя итак было ясно, что в нынешнее время нет второстепенных вопросов. Это был высокий и жилистый мужчина лет семидесяти пяти, с седыми волосами, большим носом. На нем сидел утюженный костюм, на ногах - коричневые ботинки из крокодиловой кожи. Но больше всего поражали древние очки на роговой оправе - такие носили более ста лет назад, а этот человек любил все антикварное. Иногда казалось, что он сам раритет, историческая рухлядь.

Только его встретили не совсем приветливо.

- Ринат, почему ты не предвидел этого! – в ярости крикнула Мархабо Шавкатовна, тыча на экран, где мтингующие устраивали баррикады в Ургенче. – Ты всегда нам говорил, что нужно сделать, и мы следовали твоим инструкциям! Ты должен был предостеречь нас от этого безумства! Какой же ты специалист, если не мог увидеть этого! Ты просто бездарь и недоучка! Болван и скотина! Ты подставил нас! Предал наши интересы! Или тебя купили враги из «Свободного Узбекистана»? О, значит, ты изменил мне и Конституции!

Муртазаев спокойно выслушал эти обвинения, после чего без приглашения сел напротив принцессы, открыл портфель и достал бумаги. Поправив очки, начал говорить:

- Ваше Величество, не стоит на меня все валить, все-таки я не Всевышний, и не все подвластно даже моей науке. Только отмечу, мои прогнозы всегда сбывались, и в этом вы убеждались не раз... Мои советы позволяли вам держать в узде и общество, и укреплять государство...

- Это ты называешь прогнозом? – выдохнула в злобе Мирзияева. – Нас готовы линчевать, государство на грани распада, вот-вот начнется гражданская война, а ты вчухиваешь мне сказки!

Тут профессор поднял руку, как бы приказывая замолчать. Женщина остановилась, пораженная такой наглостью. Пристрелить бы Рината, да нельзя – уж в нем есть большая нужда.

- Мархабо Шавкатовна, позвольте мне кое-что вам пояснить. В своих прогнозах я основываюсь на математических расчетах, логике и интуиции. И они меня никогда не подводили. Я всегда видел линию развития нашей страны, предсказывал проблемы и давал рекомендации к устранению. Социологическая история позволяла мне видеть полную картину нашей цивилизации. Но произошло то, что было выше моего понимания...

Принцесса удивилась:

- То есть?

- Я видел настоящее и прогнозировал будущее. Поэтому у меня не было ошибок. Но.. я говорю серьезно! - кто-то изменил историю. Кто-то влез в нашу реальность и сместил кое-какие события, и в итоге мы получили иную реальность. И это то, что сейчас на вашем телевизоре. Если бы не это обстоятельство, вы правили бы республикой по крайней мере без проблем еще три десятилетия.

Мархабо Шавкатовна ничего не понимала, и поэтому попросила пояснения. Мужчина усмехнулся и бросил ей на стол бумаги.

- Это мои расчеты! Сложные математические расчеты исторической жизни. Я не стану докучать вас формулами и цифрами, просто скажу: нашу реальность грубо исказили. Мне хорошо известна история человечества, цивилизаций, я подобно медику могу дать диагноз любому общественному явлению, вскрыть «опухоль». На этот раз в своих анализах я пошел из настоящего в прошлое и обнаружил, что кто-то изменил кое-какие события много десятилетий назад, а это, в свою очередь, сместило линию развития... Точнее, некто убрал одну личность, которая жила в прошлом веке, и с этого момента в Узбекистане пошло не так...

- Кого?

Муртазаев бросил на стол фотографию. Женщина взяла его и посмотрела. На бумаге было исперещенное кратерами и оспинами лицо с квадратной челюстью, большим носом, злыми глазками и толстыми губами.

- Это первый секретарь Кашкадарьинского обкома партии Узбекистана Ислам Каримов, который беследно исчез в 1986 году. Никто не знает, куда и каким образом, но я уверен, что его вычеркнули из истории. Не понятно только... Чтобы ваш отец стал президентом и вы получили от него всю власть в стране, или все произошло без того на это желания.

- То есть? – насторожилась принцесса.

- Этот человек, что на фотографии, должен был стать главой независимого Узбекистана после распада Советского Союза – таковы мои расчеты, но его стерли из истории. Его дочери, в особенности Гульнара Каримова, могли возглавить страну, - тут профессор бросил еще пару фотографий каких-то гнусных на внешний вид женщин, - точно ак же, как власть досталась вам после отца; а там бразды правления плавно перетекли другим потомкам. Она вполне вероятно построила бы тоже гигантский корабль-тюрьму и отправила на Нептун за минералом, предполагаю, его бы могли назвать... «гулий». Но этого не произошло... Точнее это было, но в иной жизни... И в образовавшуюся нишу вместо семьи Каримовых «вместился» Шавкат Мирзияев. Такому социально и политически неразвитому обществу, как наше, на тот момент требовался диктатор, и Каримова заменил ваш папенька, который раскрыл все «прелести» своего правления. С точки зрения истории, ни Мирзияев был не... хуже Каримова; они оба шли по одному пути и сформировали авторитарно-репрессивную систему. Но тот, кто изменил реальность, дал вам шанс управлять страной почти сто лет, и при этом отнял такой шанс у Каримова и его детей. И все же... этот неизвестный подвел вас к катастрофе, к кризису власти. Иначе говоря, вы своей диктатурой позволили людям «созреть» до осознания необходимости свободы, реальной демократии. И чтобы добиться этого, ваши подданные решились на революцию... Движение «Свободный Узбекистан» появилось благодаря вашей репрессии, и оно имеет большой авторитет среди населения...

Ошарашенно рассматривая фотографию и расчеты, принцесса раздумывала. Все это было так неожиданно и невероятно. Но Муртазаев никогда не ошибался, и его слова не следовало игнорировать.

- Так что вы предлагаете, Ринат? Это революционеры изменили прошлое?

- Не уверен... Но хочу понять, откуда и как кто-то повлиял на прошлое...

- У вас есть какие-нибудь предположения?

Профессор помедлил с ответом. Он посмотрел на телевизор, откуда слащавым голосом репортер Гулом-бача Мирзаев говорил: «В высших учебных заведениях Республики Каракалпакстан проходят мероприятия, посвященные изучению книги первого Президента нашей страны Шавката Мирзияева «Узбекистан на звездной трассе независимости». На мероприятии, прошедшем в Каракалпакском государственном университете имени Мархабо Мирзияевой, говорилось о сути и значении, научно-теоретической значимости данного произведения главы нашего государства, его роли в воспитании молодого поколения. Отмечалось, что в книге на основе конкретных исторических документов и жизненных примеров раскрывается мудрость и дальновидность политики Шавката Мирзияева по достижению национальной независимости, построению демократического государства, говорится о преодоленных на этом пути трудностях этапа противостояния и обострения политических взглядов, о том, что когда люди потеряли веру в завтрашний день, руководитель Узбекистана проявил личное мужество и стойкость и сумел отстоять интересы нашего народа».

Естественно, Муртазаев не слушал эту дребедень, и сказал:

- Все началось с рассылки с «Шавката Мирзияева» информации в Interplanet о событиях на летающей тюрьме. Это стало детонатором всеобщего протеста... Мне известно, что на Нетуне работает группа ученых во главе с академиком Ахмедовым...

- Да-да, Эркин Баратович, я сама дала приказ отправить его туда! – хрипло произнесла Мирзияева, комкая в руках фотографию – она терпеть не могла «конкурентов», а эта личность была ведь конкурентом ее отцу в прошлом. – Это его дело рук?

- Возможно. Он – специалист по физике, и, возможно, сумел найти ключ к дверце, именуемой пространство и время. Нептун – загадочная планета, один только остров, названный в вашу честь, вызывает умопотрясение в научном мире, никто не может понять, как он может существовать и что такое Большое темное пятно... Только я уверен, что там возможно все... даже путешествие во времени.

Последняя фраза была самой сильной в реплике профессора. Будучи неглупой женщиной, Мархабо Шавкатовна сразу уяснила, что управление временем и пространством открывает шанс мирового господства. И нужно было этим открытием воспользоваться. Принцесса отключила звук в телевизорах, чтобы сосредроточиться на этой мысли. Тем временем Муртазаев, хитро прищуриваясь, продолжал:

- И еще... В некоторых архивах я обнаружил кое-что... Среди вещественных доказательств нераскрытых преступлений, хранящихся до сих пор в базе данных бывшего министерства внутренних дел – это нож-пичак, были зафиксированы отпечатки пальцев человека, которые, как выяснилось сейчас через систему дактилоскопии, принадлежат... журналисту Алексею Вороновичу. Да-да, тому самому, которого вы тоже отправили «загорать» на Нептун! Хочу заметить, что нож был зафиксирован как орудие убийства в 1986 году, а Воронович родился через много десятилетий позже... Кстати, убийство произошло в Кашкадарьинской области, где руководителем парторганизации был тот самый Каримов... В базе данных бывшего КГБ СССР были свидетельства очевидцев о нападении то ли робота, то ли человека в скафандре на Ислама Абдуганиевича, о воронке в воздухе, которое всосало в себя незнакомца с автомобилем... Уверен, это не фантастика... И еще... Мне также попались данные одного расследования. Ученые из советской секретной лаборатории изучали некое оружие, которое никак не могло быть создано при уровне технологий того периода. Я просмотрел его и убедился, что это... современный автоматический пистолет, причем охранников с «Шавката Мирзияева». Более того, на нем был номер, который в национальном регистре зафиксирован за рядовым Акмалем Гулямовым. А этот тип служит на летающей тюрьме вертухаем. Тоже вопрос, как его табельное оружие попало в 1986 год?

- Ого!...

- Но Гулямов из числа сотрудников правоохранительных органов был не один в прошлом... Мои электронные поисковики прошарились по государственным архивам и нашли сведения об этих лицах, - и тут профессор передал две фотографии, на которых были изображены мужчины в милицейской форме начала сороковых годов прошлого века. – Так вот, это лейтенант Акмаль Гулямов, о котором я уже говорил, и майор Закир Алматов, оба сотрудники НКВД Узбекской ССР. Современные методы распознания лиц позволили установить, что они и работники Министерства по демократизации. Более того, Закир Алматов в середине восьмидесятых годов под чужой фамилией работал шофером в хозяйственном управлении Кашкадарьинского обкома партии, возил на служебной «Волге» Ислама Каримова... Понимаете? Наши современники были в прошлом веке! Путешествия во времени, значит, возможны!

Тут принцесса поняла. Она взяла в руки фотографию женщины с квадратным лицом и хищно изогнутым носом, выпяченой нижней губой. Под ним было написано «Гульнара Каримова, Стамбул, 2022 год». «Эта чувырла должна была быть у власти вместо меня?» - с презрением подумала Мирзияева и швырнула фото в урну. После чего повернулась к собеседнику:

- Вопрос, на который мы должны ответить, как этот журналюга попал в прошлое?

- Вот именно! Отсюда я делаю выводы, что ему известен механизм перемещения во времени и в пространстве, - улыбнулся Муртазаев. – А директор тюрьмы Мусаев сообщал, что поместил журналиста в камеру с академиком Ахмедовым...

Тишина повисла в комнате. Но вместе с ней натянулась струна напряженности в разговоре. Мирзияева понимала, что есть возможность все изменить, а для этого нужно действовать и не сидеть в «Ок Сарае» до скончания века... точнее, ее власти.

- Сделаем так! – четким голосом произнесла она. – Мой внук будет отражать атаки внутренних и внешних врагов, а мы с вами летим на Нептун!

Старик вздрогнул – такого шага он не ожидал. Расстерянность мелькнула в его глазах. Запинаясь, пробормотал:

- Как на Нептун? Я же не астронавт! Мне здоровье не позволит преодолеть космическое пространство... Я боюсь замкнутого пространства, у меня клаустрофобия...

- Думаете, мне позволит мое здоровье? – рявкнула принцесса. – Но иного решения не существует! Мы должны вернуть мне власть, а ради этого я пойду на все! – и в том, что это так, мужчина не сомневался. Тысячи репрессированных и казненных были свидетельством этого! И даже ему шутить с Мирзияевой не следовало.

- Но может получиться так, что вы востановите статус-кво, и у власти будет Каримов и его семья! – возразил Муртазаев, заметно волнуясь. – Разве вы этого хотите?

- Этого я не допущу – у меня другие планы! – категорическим голосом ответила Мархабо Шавкатовна. Затем она нажала на кнопку селекторной видеосвязи. На том конце возникло изображение полковника ВКС.

- Хазрат оилари[158], к вашим услугам! - подтянулся он. И получил приказ:

- Подготовьте мой корабль, мы летим на Нептун! Через час я буду на космодроме!

Старуха подошла к окну и подняла голову к ночному небу. Там плыл в миллиардах километрах Нептун, планета, которая должна была решить судьбу принцессы. Она была готова идти до конца, и полет через холодное пространство не страшил. И где-то в душе чаяла надежду встретить непокорного журналиста, чтобы вытрясти из него всю правду. И чтобы использовать правду только для себя... Ведь мир гнется только под сильными личностями.



СОДЕРЖАНИЕ:

Глава 1. По этапу на Нептун

Глава 2. Разговор с директором

Глава 3. Знакомство с сокамерниками

Глава 4. Разнарядка на работу

Глава 5. Неожиданное предложение академика

Глава 6. Просвещение по-каримовски

Глава 7. Заметание следов бунта

Глава 8. Встреча с международной делегацией

Глава 9. Разоблачение

Глава 10. Побег с летающей тюрьмы

Глава 11. Погоня до Эдема Гульнары

Глава 12. Сквозь время и пространство

Глава 13. Встреча в прошлом

Глава 14. Миссия не выполнима

Глава 15. Революция начинается

Глава 16. Захват корабля

Глава 17. Путь домой

Эпилог


Аннотация

Футуристическая повесть, в которой современная жизнь Узбекистана перенесена в 2078 год. Над Нептуном вращается тюрьма-завод, где производится ценный минерал «гулий», и в котором властвуют садисты-надзиратели. Группа политических заключенных делает открытие, что через Большое темное пятно на планете можно путешествовать во времени и пространстве, и она направляет в прошлое человека, чтобы тот изменил будущее. Эксперимент заканчивается неудачей. Вместо одного диктатора к власти приходит другой. Заключенные понимают, что будущее делается настоящим, а не влиянием на события в прошлом. В итоге в космосе начинается революция заключенных за свои права и свободы.

[1] В некоторых источниках его именуют Тамерлан, Темурленг, Темур-аксак. Владыка Самарканда и создатель Империи в средние века на территории Центральной Азии. Отличился кровавыми походами и строительством помпезных сооружений в Самарканде. Являлся символом государственности при Исламе Каримове и его потомках, олицетворением жестокости, коварства и подлости.

[2] Курага – сушенный персик.

[3] Слово «демократическая» для узбекистанцев звучало как издевательство, ибо народ не имел никакой возможности управлять государством, а государство не соблюдала права и свободы граждан.

[4] Так именовали сотрудники Министерства по демократизации и свободе тех, кто был осужден по политическим статьям.

[5] Минерал назван в 2045 году его открывателем – академиком Рашиджоном Абдуллаевым в честь Гульнары Каримовой.

[6] Абдугани Исламович Каримов – сын внука Ислама Каримова – Ислама Мансуровича, тоже диктатора Узбекистана, воспитавшегося в Швейцарии.

[7] Таков титул, который был дан Исламу Каримову авторами одноименной книги Фахри Рахимов и Мурад Шарифхождаев, апологеты культа личности узбекского диктатора.

[8] Руководитель карательной службы – СНБ – при диктаторе Исламе Каримове.

[9] Jedem das Seine (нем.) – каждому свое. Данное изречение было на воротах концентрационного лагеря смерти Бухенвальд.

[10] Межпланетная валюта, принятая в 2056 году большинством стран Земли, а также Луны, Марса, Венеры.

[11] Махалля – местное сообщество; квартальное разделение жителей; орган самоуправления граждан в Демократической Республике Узбекистан.

[12] «Ок-Сарой» (узб.) – «Белый Дворец», официальное здание главы узбекского государства.

[13] «Вставай, моя свободная страна, счастье народу, удача,

Ты сама — друг средь друзей, о любимая моя!

Расцветай, о источник знания, науки,

Пусть слава твоя сияет вечно!» (Слова Абдуллы Арипова, музыка Мутала Бурханова).

[14] Еще в 2011 году парламентарии приняли закон, согласно которому гражданин и иностранец, находящийся на территории ДРУ, обязаны были выполнить процедуры при исполнении государственного гимна. Следить за правильностью поручили органам внутренних дел, позже эта функция была возложена на Министерство по демократизации. Нарушители подвергались наказанию.

[15] «Золотые эти долины — дорогой Узбекистан,

Славный дух твоих предков с тобой!

Сила великого народа в тяжкие времена

Создала тебя на радость всему миру!»

[16] Отрывок из поэмы Арслана Таксанова.

[17] На гербе министерства изображена птица Семург, держащая в лапах меч и щит, на котором написано: «Мы ни перед кем не сломим колени! Мы не хуже других!» - слова, когда-то сказанные Исламом Каримовым, первым президентом авторитарного Узбекистана.

[18] В условиях космоса стрелять металлическими пулями запрещено, так как возможна разгерметизация корабля.

[19] Основные постулаты Ислама Каримова, которые пропагандируются им как базиса функционирования политико-хозяйственной системы авторитарного Узбекистана. Фактически, это утопическая схема, пораждающая в реалии репрессии и монополизм власти.

[20] Концепция Ислама Каримова, связанная с формированием у молодежи средневековых устоев и патриархального образа жизни, всепослушания и покорности.

[21] Хайвонлар (узб.) – животные; хайвон – животное, зверь.

[22] Тезрок, тезрок, ахмоклар! (узб.) – Быстрее, быстрее, сволочи!

[23] Жалаб (узб.) – сука.

[24] Хоп булади (узб.) – будет сделано.

[25] Насвай – зернышки, состоящие из извести, табака, птичьего кала и прочих ферментов. Используется в Средней Азии некоторыми жителями в качестве ненаркотического стимулятора. Потребляется путем подкладывания под язык. Вызывает рак полости рта.

[26] Гестапо – тайная полиция фашистской Германии, существовала с 1930-х годов до 1945 года. Попавший в застенки этой структуры был обречен на пытки и мучительную смерть.

[27] Народный комиссариат внутренних дел – карательный орган СССР, отличившийся жестокостью и бесчеловечностью по отношению к людям при правлении Иосифа Сталина.

[28] Ок суяк (узб.) – белая кость, принадлежность к высокородному клану, семейству.

[29] Автор Карлос Пуэбло. Дословный перевод:

«Мы научились любить тебя,

С высоты истории.

Где солнце твоего мужества,

Оградило тебя от смерти.

Здесь остается твоя ясность,

Cердечная искренность.

Твоего любимого облика,

Команданте Че Гевара.

Твоя прославленная и сильная рука

Выстрелила по истории.

Когда вся Санта-Клара

Пробудилась чтобы видеть тебя.

Здесь остается твоя ясность,

Твоя сердечная искренность.

Твоего любимого облика,

Команданте Че Гевара».

[30] Сайт, управляемый Министерством по демократизации и свободе Узбекистана. Пропагандистско-агитационный ресурс, к тому же распространяющий пошлости и грязные, фальсифицированные истории про оппозиционеров, диссидентов, врагов режима семьи Каримовых.

[31] «Курятник» - правила домашней птицы: взлететь выше всех и занять самое удобное место, растолкать кто по побоку, излить дерьмом того, кто внизу. Этот принцип был реализован Исламом Каримовым в годы правления.

[32] Идеология национальной независимости – свод догм Ислама Каримова на культурную, экономическую и политическую жизнь страны и каждого гражданина, основанный на средневековых ценностях и рабской морали для масс.

[33] «Не угаснет вера великодушного узбека,

Свободные молодые поколения — твоё сильное крыло!

Оплот независимости, хранитель мира,

Правдолюбивая, о родина, вечно цвети!»

[34] «Халк Сузи» («Народное слово») – печатное издание парламента Демократической Республики Узбекистан, рупор официальной пропаганды.

[35] Хоким – глава местной администрации (аналог: мэр, префект, губернатор, бургомистр).

[36] Сохибкиран – второе имя Амира Темура, средневекового захватчика.

[37] Псевдоэкономический труд Ислама Каримова о преодолении в Узбекистане последствий мирового финансово-экономического кризиса 2008-2011 годов за счет мудрых и правильных решений правительства в рамках национальной модели развития. Данная книга не отражала реальностей и была всего лишь набором бессмысленных постулатов.

[38] ННО – негосударственные некоммерческие организации.

[39] В узбекском варианте данной книги от 2020 года первым чудом названы книги Ислама Каримова, а вторым – возведенным по его указанию Дворец Международных форумов в 2009 году, ставший впоследствии его мавзолеем.

[40] Schnell (нем.) - живее, быстрее!

[41] Известная поговорка фашистов, означающая «Работа освобождает». Обычно ее говорили заключенным концлагерей.

[42] Стукачи – термин, обозначающий тайных осведомителей, информаторов, засылаемых карательно-репрессивными органами в общество или организацию с целью получения информации о каждой персоне.

[43] Посбон (узб.) – страж махалли, агент, работающий на карательно-репрессивные органы, но не являющийся их кадровым сотрудником.

[44] Ахмок (узб.) – сволочь.

[45] Акамилло (узб.) – обращение к старшему в уважительной форме.

[46] «Терминатор» - художественный фильм, поставленный режиссером Джеймсом Каммероном в 1994 году. В главных ролях Майкл Бин, Арнольд Шварценеггер, Линда Хамильтон.

[47] Яшасин Каримовнинг оила! Олга, Узбекистон! Гула-яшна Узбекистон! (узб.) – Да здравствует семья Каримовых! Вперед, Узбекистан! Живи-расцветай Узбекистан!

[48] Ошпоз (узб.) – повар, кулинар.

[49] Ака (узб.) – старший брат. В Узбекистане принято обращаться к старшим или уважаемым людям с приставкой к имени «-ака», например, Гафур-ака, Ильхом-ака, Сергей-ака и т.д.

[50] Пирожки «гумма» обжариваются на масле, внутри теста – потроха.

[51] Ахмок (узб) – сволочь, негодяй.

[52] Перевод с узбекского: Сука! Твоего отца! Съешь дерьмо!

[53] Имеются в виду территории на планетах, которые согласно международным договорам, являются собственностью Демократической Республики Узбекистан.

[54] Шахзода (перс.) – принцесса.

[55] Стихи взяты с сайта «Ферганга.Ру». См.: http://www.fergananews.com/article.php?id=5194.

[56] Амингиски кутак (узб) - Оттраханная задница.

[57] Сикаман (узб.) – оттрахаю.

[58] Инциалы Ислама Абдуганиевича Каримова – ИАК. В некоторых статьях журналисты играли со словом, добавляя букву «ш», и получалось «ИшАК». Оскорбительно, но метко. С тех пор узбекским правосудием слово «ишак» было запрещено, можно было употреблять синоним «осел».

[59] Харып (слэнг узб.) – деревещина, сельчанин, необразованный человек, консервативный и ограниченный.

[60] Частное космическое судно массой в десять тысяч тонн. По классификации относится к легким крейсерам. Построено в 2045 году потомками министра внешних экономических связей Эльяра Ганиева, участвовавшего в конце 20 - начале 21 веков в расхищении национальных богатств Узбекистана и содействовавшего вывозу капитала за рубеж. Был мультимиллионером, латифундистом, дипломатом и доверенным лицом Ислама Каримова в теневых операциях.

[61] Варить провинившихся в кипятке – традиция с времен Ислама Каримова, придумавшего этот способ наказания для своих политических противников.

[62] К 2045 году американско-китайская компания «Боинг» являлась главным производителем транспортных кораблей для внутрисолнечного сообщения. Узбекистан закупал по два-три корабля в год по коррупционным схемам.

[63] Фонд культуры и искусства – неправительственная организация, основанная и патронируемая Гульнарой Каримовой. По мнению экспертов, это легальные схемы отмыва государственных денег и популяризации имени дочери президента за счет республиканского бюджета.

[64] Текст Гимна нации по просьбе автора повести написал Ядгар Норбутаев.

[65] Мустакиллик (узб.) – независимость!

[66] Зиндан (узб.) – тюрьма.

[67] «Жаслык» – самая страшная тюрьма для политзаключенных на территории Каракалпакстана. Настоящий концентрационный лагерь фашистского типа.

[68] Место резиденции главы государства в Ташкенте. Второе место – Луна и третье – Марс, там, где распространяется территориальность Узбекистана.

[69] Келажаги Буюк (узб.) – Великое будущее. Составная часть идеологии Ислама Каримова, основанной на утверждении, что узбекистанцам уготована райская жизнь, если они будут следовавать заветам президента.

[70] Примечание: для Земли эта величина составляет 23,45 градуса.

[71] Хуш келибсиз! (узб.) – Добро пожаловать!

[72] Опа (узб.) – сестра; обычно добавляется к имени при обращение к старшей по возрасту женщине.

[73] Владимир Адольфович Мамо – генерал-майор, командир Корпуса быстрого реагирования внутренних войск МВД РУ (войсковая часть 7320), жестоко и безжалостно истребившего повстанцев в Андижане в 2005 году. Орден его имени был учрежден Гульнарой Каримовой в 2045 году.

[74] Соглом авлод учун (узб.) – За здоровое поколение.

[75] Сказочная птица Востока.

[76] «Катта рахмат, Мадина-хола, сиз яхши одам, бизга ёрдам бердиз» (узб.) - «Большое спасибо, тетя Мадина. Вы – хороший человек, нам оказали помощь!»

[77] Кишлак (узб.) – деревня.

[78] Дословный перевод: «Ты идешь, опаляемый ветром,

С солнцами весны.

Чтобы поднять флаг,

Со светом твоей улыбки.

Здесь остается твоя ясность,

Cердечная искренность.

Твоего любимого облика,

Команданте Че Гевара».

[79] Соловьев Леонид. Повесть о Ходже Насреддине. Душанбе, Ирфон, 1969, с. 269-270.

[80] Ошпоз (узб.) – повар.

[81] Калай сиз (узб.) – Как вы?

[82] Рахмат, яхши (узб.) – Спасибо, хорошо.

[83] Олий Мажлис (узб.) – Верховный совет, двухпалатный парламент Демократической Республики Узбекистан. Согласно закону от 2053 года, 70% всех депутатов Верхней палаты должны быть близкими или дальними родственниками семьи Каримовых.

[84] Ифлос одам сан! (узб.) – Ты грязный человек!

[85] Мана санга, жалаб! (узб.) - Вот тебе, сука!

[86] Ука (узб) – младший брат, братишка: иногда приставка к имени, так часто говорят старшие, обращаясь к младшим.

[87] Приставка «-джон» к имени подразумевает произношение в уменьшительно-ласкательном значении.

[88] Открой люк, собака! (узб).

[89] Хазрат оилари (узб.) – ваше величество.

[90] Арок ичияпти, жалаб! (узб.) – водку пьет, сука!

[91] Ахмок (узб.) – идиот, сволочь.

[92] Жалаб, хозирча сан чунасан, ким билан уйновасан! (узб) - Сука, сейчас ты поймешь, с кем играешь!

[93] Шайтанлар (узб.) – черти.

[94] Куток (узб.) – задница в наиболее грубой форме.

[95] Амингиски жалаб (узб.) – оттраханная сука!

[96] Падарангилянат (узб.) – оскорбление в адрес отца (как в русском звучит «мать твою!»)

[97] Рахмат, акажон, катта рахмсат! (узб.) - Спасибо, брат, большое спасибо!

[98] Худо хохласин! (узб) – Боже сохрани!

[99] Хоп, чундим (узб.) – Ладно, понял.

[100] Ур уни, бу жалабни! (узб.) – Ударь его, эту суку!

[101] Пояс Койпера - кольцо из маленьких ледяных мирков, подобное поясу астероидов между Марсом и Юпитером, но намного протяжённее. По расчетам ученых, он располагается в пределах 30-55 астрономических единиц от Солнца. Существует гипотеза, что планета Плутон является объектом из пояса Койпера.

[102] Вай, кем бу? (узб.) – Ой, кто это?

[103] Тугри гаприяпса, жалаб! (узб.) – Правильно говоришь, сука!

[104] Худо сохласин сизни! (узб.) – Сохрани вас бог!

[105] Ассалом алейкум (араб.) – Мир вам. Общепринятое приветствие в Средней Азии.

[106] Вуаллейкум ассалом (араб.) – И вам мир. Общепринятый ответ на приветствие.

[107] Кора суяк (узб.) – черная кость.

[108] Ок суяк (узб.) – белая кость.

[109] Отрывок из поэмы Арслана Таксанова.

[110] Чапан – стеганный халат.

[111] Дувал – глиняная стена.

[112] Паста из соленного творога.

[113] Взбитые яйца с сахаром.

[114] Дастархан – так называют на востоке скатерть, на которую кладут пищу и угощения.

[115] Кристаллизированный сахар, который обычно ломают на кусочки и кладут в чай, молоко.

[116] По некоторым данным, отец будущего президента – Абдугани Каримов в 1936 году получил тюремный срок за мелкое хищение социалистической собственности.

[117] Джугут (узб.) – еврей.

[118] Исломро дар кучо ёбам? Бисёртар дар кучо мегардад? (тадж.) - А где мне найти Ислама? Где чаще всего он бывает?

[119] Чй кор дорй? Маро нагузоштй, ки гурбаро бикушам... (тадж.) - Чего тебе? Ты помешал мне убить кошку...

[120] Чаро ба ман нигох мекунй? Ман аз ту наметарсам! (тадж.) - Ты чего на меня смотришь? Я тебя не боюсь!

[121] Ман медонам...Ман медонам, ки ту кй ҳастй ва кй хоҳй буд! Ва ман медонам, ки чаро ту чунинй. (тадж.) - Я знаю... Я знаю, кто ты и кем станешь! И мне понятно, почему ты такой.

[122] Ман боз гурба меёбам ва ҳамаашро мекушам. Ва баъд, чун бузург шудам, туро ҳам меёбам ва мекушам! (тадж.) - Я еще найду кошек и всех их убью. А потом, когда вырасту, найду тебя и убью тоже!

[123] ППШ – пистолет-пулемет Шпагина.

[124] Пистолет ТТ – пистолет Тульский, конструктора Токарева, образца 1933 года.

[125] Шарманда (узб.) – бестыжество!

[126] Отрывок из поэмы Арслана Таксанова.

[127] Урман мени, хаммасини этаман! (узб.) – Не бейте меня, все расскажу!

[128] Этасан, жалаб, албатта этасан! Мана сенга, мана!.. (узб.) - Расскажешь, сука, обязательно расскажешь! Вот тебе, вот!..

[129] Дувал – забор из глины.

[130] Абвер – военная разведка фашистской Германии, подчинялась немецкому адмиралу Канарису.

[131] «Смерш» - «Смерть шпионам», военно-полевая разведка, подчинявшаяся советскому министру Абакумову.

[132] Курак – отходы хлопкового куста.

[133] Топчан – помост из железного корпуса и деревянных перекрытий, на котором люди спят, сидят, обедают, ведут беседы, читают. Традиционное место времяпровождения жителей Средней Азии.

[134] Пора (узб.) – взятка.

[135] Курпача – стеганный матрас.

[136] Курага – сушенные персики.

[137] Дастрахан – скатерть.

[138] Раис (узб.) – председатель.

[139] Овозини учер (узб.) – Заткни рот!

[140] Пичак (узб.) – нож.

[141] Стихотворение Арслана Таксанова

[142] Арак (узб.) – водка.

[143] Хозирча жанжал булади! (узб.) – Сейчас будет скандал!

[144] Нима учун? (узб.) – Почему?

[145] Сизга партия нима – уйинчок ми? (узб.) – Вам партия что – игрушка что ли?

[146] Режаларини бажарамиз, таксыр! (узб.) – План выполним, хозяин!

[147] ПМ – Пистолет Макарова.

[148] Кем сан? Нима сенга керак? (узб.) – Кто ты? Чего тебе нужно?

[149] Шайтон (узб.) – дьявол.

[150] «Зеркало для героя», фильм снят на Свердловской киностудии в 1987 году по одноименной повести-притче Святослава Рыбаса. В главных ролях: Сергей Колтаков, Иван Бортник, Борис Галкин, Наталья Акимова, Виктор Смирнов, Александр Песков и др. Автор сценария Надежда Кожушаная.

[151] Веселящий газ – это вещество N2O, которое вызывает у вдохнувшего его человека чувство эйфории и желание смеяться. Эффект от веселящего газа непродолжительный. После вдыхания уже через три минуты человек возвращается в абсолютно нормальное состояние и может спокойно заниматься своей повседневной деятельностью. Единственный эффект, который остается, – это слегка приподнятое настроение.

[152] Ман шу ерда, жаноб оилари! (узб.) – Я здесь, Ваше превосходительство!

[153] Одам мас бу хайвон (узб.) – Этот нечеловек – зверь!

[154] Рогунская плотина – объект, из-за которого возник политический конфликт между Таджикистаном и Узбекистаном.

[155] Уртоклар, сиз бозорда эмас! (узб.) – Товарищи, вы не на рынке!

[156] Культовый фантастический фильм в трёх частях о путешествиях во времени, описывающий альтернативные реальности маленького американского городка Хилл-Вэлли и нескольких проживающих там семей, поставленный режиссёром Робертом Земекисом и спродюсированный Стивеном Спилбергом, Фрэнком Маршаллом и Кэтлин Кеннеди. Фильм снят в 1985, 1989 и 1990 годах.

[157] Бувижон (узб.) – бабушка.

[158] Хазрат оилари (узб.) – Ваше величество.