-- : --
Зарегистрировано — 123 241Зрителей: 66 345
Авторов: 56 896
On-line — 21 193Зрителей: 4206
Авторов: 16987
Загружено работ — 2 120 491
«Неизвестный Гений»
Догма
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
04 ноября ’2011 11:00
Просмотров: 24090
Догма
Где-то в глубинах космоса в плотности межзвездной пыли, находясь посередине между двумя солнцами, уравновешивающими власть друг друга, медленно крутилась большая планета, населяемая разумными живыми существами. Планета под названием Дилемма – равномерно нагреваясь с обеих сторон, представляла собой два теплых полюса, разделяемых широкой полосой вечной мерзлоты, покрывающей огромную территорию экватора. Эта корка льда и снега как бы окольцовывала планету. И образовывалось два разных мира, которые отличались между собой и географическим положением, и условиями жизни, и мировоззрением живущих на Дилемме существ.
Один из полюсов вследствие природных катаклизмов и многочисленных атак метеоритов был больше не пригоден для жизни. На другом полюсе жизнь кипела в прямом смысле этого слова. В этой части планеты всегда было жарко и светло. Не было ни времен года, ни дня и ночи. Жители научились строить дома под землей. А позже при возведении высотных зданий – проектировать систему окон и жалюзи с полной защитой от солнечных лучей. Так, здесь каждый сам решал, когда ему отходить ко сну.
На огромной же территории экватора была вечная мерзлота, и снег никогда не сходил с гор. Но и здесь научились жить. Тела существ покрывались густой шерстью, защищающей от холода. Зрачки глаз были узкими, и хорошо натренированными, избирательно пропуская яркий, отраженный от кристально чистого снега свет. И никто никогда не страдал от недостатка тепла. Здесь давным-давно организм приспособился к суровым условиям, и эти суровые условия стали уже неотъемлемой частью существования.
Но между этими двумя мирами была война.
Две культуры, две великих цивилизации, две расы, живущие каждая по своим законам, не понимающие друг друга и видящие друг в друге только лишь угрозу своему собственному развитию. Одни любили тепло и называли себя Жарос. Другие научились жить в холоде и видели в нем свое спасение – Колдохоняне. Ни те, ни другие ничего не хотели слышать о мире и желали лишь одного – захвата чужой территории и изменения условий обитания на ней. Война шла уже много веков, унося тысячи жизней, и постепенно уничтожая обе великие расы. И все более становилось очевидным, что необходимо найти какое-то кардинальное решение проблемы.
– …На протяжении многих сотен песочных лет мы терпим на нашей планете присутствие этих существ. Мы не можем жить с ними в мире. Это абсолютно исключено, и каждый из вас знает это. Мы ведем войну, терпим поражения, тратим свои ресурсы, и, что самое ужасное, наши жизни. За последние пятьдесят песочных лет в результате различных столкновений и боевых действий, и, я подчеркиваю – нападений на наши территории – погибли тысячи наших солдат. Нас истребляют, нас изживают с Дилеммы… – разносился по всему Капитолию твердый уверенный голос. Отражаясь от стен, и возвращаясь эхом, он делал своего оратора еще более грозным и уверенным в себе. Военный председатель в парадном белом мундире стоял на трибуне, словно возвышаясь своим мощным мраморным телом над кафедрой, и произносил речь, все больше убеждая всех присутствующих в правильности своих слов. Он практически не шевелился. Лишь изредка поворачивал голову, чтобы окинуть взором собравшуюся аудиторию, оказывая давление на членов Сената только лишь одним своим грозным голосом. Это придавало оратору еще больше важности и величия. Казалось, что он способен сворачивать горы, корёжить листы метала и повелевать целой армией одним только взглядом. Его волевое, но холодное, словно камень, лицо покрывалось потом, и, не выражая практически никаких эмоций, кроме уверенности в своей власти, внушало страх и заставляло трепетать.
– …Сейчас настал тот самый момент, когда мы можем раз и навсегда покончить с этой страшной угрозой – угрозой под названием раса Колдохонян. Если мы не сделаем этого сейчас с ними, они сделают это с нами – они уничтожат нашу цивилизацию и навсегда изгладят наше имя из летописи времен. Мы просто обязаны защитить себя. Мы имеем полное право на существование, и должны сделать все возможное, чтобы это право отстоять. Сейчас у нас еще есть шанс.
Военный председатель немного опустил свою гордую голову и бросил взгляд на кафедру, на которой лежали его записи. После небольшой паузы он поднял глаза на аудиторию и произнес:
– Мы разработали проект, который положит конец этой ужасной и многовековой войне. Его суть заключается в следующем: мы проведем под землей до экватора несколько туннелей, и в этих туннелях запустим управляемую ядерную реакцию. С помощью специальных средств мы сконцентрируем и направим выработавшееся тепло прямо на поверхность. Огромное количество этого тепла согреет землю в районе экватора и растопит многовековые льды. Одновременно с этим мы начнем массовое наступление на территорию врага. Демобилизованная и изжаренная армия, не привыкшая к теплу, будет в миг сокрушена одним мощным ударом. Мы навсегда сотрем следы расы Колдохонян с этой планеты и получим их территории. Мы сможем заселиться на новой местности – на той части Дилеммы, которая сейчас непригодна для жизни, но потом станет нашим домом.
Ужасаясь услышанному, восседая среди членов Сената на последних рядах, молодой государственный служащий резко вскочил на ноги. Это был Герос – юрист, потомственный парламентарий. Его отец, дед и прадеды служили своей цивилизации. И главное, чему они всегда учили его – цивилизация сильна только тогда, когда сохраняет в себе мир. Жестокость – это путь к разрушению. Разрушение, вырвавшись на свободу, уничтожит все вокруг себя, а потом, насытившись, поглотит и свою родину. Разрушение уничтожит все, и даже ту цивилизацию, из которой выйдет. Герос всегда мыслил в соответствии с этими принципами. Поэтому просто не мог мириться с тем бредом, который сейчас слышал. Дрожащим голосом он произнес:
– Уважаемый военный председатель… я… поражаюсь тому… ужасу, который сейчас прозвучал в этом собрании… – Герос запнулся. Он тут же почувствовал на себе тяжелый взгляд своего оппонента. Нелегко было противостоять власти военного генерала – он был страшен и силен, и не любил, когда с ним спорили. Молодой сенатор почувствовал, как по его телу пробежала дрожь и выступил пот, и в прохладной аудитории, как будто стало жарко. Робея, но преодолевая свою робость, Герос продолжил:
– Нельзя так просто взять и уничтожить целую расу. Они тоже имеют право на жизнь. Кроме того, неизвестно, к чему приведет этот страшный технический эксперимент.
– Я согласен, – поддержал его один из зрелых сенаторов, тоже поднявшись со своего места. – Это варварство. И, кроме того, слишком большой риск.
Герос повернул голову, на мгновение встретившись взглядом со своим, как ему тогда показалось, спасителем. И, слегка улыбнувшись и почувствовав в себе большую уверенность, возвысил голос:
– Именно! Мы не имеем право уничтожать целую цивилизацию! Это аморально! Не мы давали жизнь расе Колдохонян, и не нам так просто ее отнимать. Мы должны искать компромисс. Я уверен, если мы постараемся, то сможем сосуществовать вместе. Никто не хочет этой войны. Нужно найти другой способ, чтобы прекратить ее. А то, что предлагаете вы – путь к разрушению. Ваш проект, военный председатель, утопия. История знала немало случаев, когда природа одерживала верх над техническим прогрессом. Если что-то пойдет не так в вашем проекте – вы уничтожите целую планету. Ядерная реакция может выйти из-под контроля и тогда не только раса Колдохонян, но и раса Жаросов будет истреблена.
Молодой служащий остановился и выдохнул, и тут же почувствовал, как его сердце заколотилось еще сильнее. Кровь прилила к голове. Он продолжал смотреть на военного председателя. Тот безо всяких эмоций на лице начал медленно говорить.
– Прежде, чем критиковать технический аспект дела, следовало бы ознакомиться с ним поподробнее, юноша. Здесь, – председатель поднял в руке папку с бумагами, – Расчеты специалистов. Все ситуации просчитаны не на один раз. Риски сведены к минимуму. Даже если что-то пойдет не так – ядерная реакция, проходящая под землей и удаленная от нашего расселения, не приведет ни к каким серьезным последствиям. Что же касается моральной стороны этого дела…
Генерал оглядел всю собравшуюся аудиторию и возвысил голос:
– Посудите сами: проблема нашего сосуществования заключается в том, что оно невозможно. Нам необходимо то, что является смертью для цивилизации Колдохонян. Равно как и им для нормального существования необходимо то, что нас уничтожит. Мы живем в совершенно разных мирах. То, что для одних – среда обитания, для других – смерть. Мы настолько разные, что не сможем жить вместе. Вы прекрасно знаете: нам необходимо тепло, а в нем они жить не могут, в то время как холод, который для них привычен – смертельно губителен для нас. Рано или поздно кто-то из нас начнет расселяться. У нас уже начинаются проблемы с нехваткой территории. Столкновения не избежать. Либо мы уничтожим их, либо они нас – другого выхода нет! Наше сосуществование невозможно! И мы тоже имеем право на жизнь! – громко произнес генерал.
В этот момент произошло то, чего больше всего боялся Герос. Волна аплодисментов и ликований начала прокатываться по залу. Сначала один, потом двое, трое, несколько, и вот уже половина Сената встало на ноги и яростными криками начало поддерживать военного председателя.
“Да!”, “Да, он прав!”, “Это действительно так!” – послышалось со всех сторон.
Молодой сенатор не мог поверить своим глазам. Как будто все разом сошли с ума. В аудитории стало душно. Закружилась голова. Молодой государственный служащий скривился и в ужасе выбежал из зала на улицу.
В огромном кабинете, увешенном дорогими коврами и заставленном обшитой кожей и шерстью изысканной деревянной мебелью, собрались министры во главе с председателем правительства. Расположившись полукругом на больших удобных стульях недалеко от камина, они слушали своего правителя, чей спокойный размеренный приятной говор под треск горящего дерева, казалось, усыплял лучше любой колыбельной.
– …Мы не можем жить в мире с расой Жарос. Вы все это прекрасно знаете. Мы слишком разные. Мы настолько разные, что условия нашего обитания взаимоопасны друг для друга. Принципы нашей жизни противоречат друг другу. То, что хорошо для нас – для них смерть. И наоборот – то, что им необходимо для нормального существования, уничтожит нас. Как это ни печально признавать, но проблема нашего сосуществования заключается в том, что оно невозможно. Рано или поздно кто-то из нас начнет расселяться. У нас уже начинаются проблемы с нехваткой территории. Столкновения не избежать. Либо мы уничтожим их, либо они нас – другого выхода нет.
Правитель оглядел всех собравшихся. Его спокойное, покрытое небольшой шерстью, лицо не выразило никаких эмоций. Но, видя, что его министры уже начинают ожесточенно бороться со сном, он решил перейти к самой сути дела. Хотя его и забавляло то, что его служащие уже готовы были на любые способы стимулирования организма, лишь бы только не заснуть у него на приеме и не показать этим самым свое неуважение к верховной власти.
– Мы разработали проект, – начал он, – Который позволит нам… – правитель на мгновение остановился, – …Уничтожить расу Жаросов и сделать их территорию более пригодной для нашего обитания. Мощная метеорологическая установка создаст сильнейший циклон на полюсе, где проживают Жарос. Она закроет небо над их территорией густыми облаками. Солнечный свет будет доходить до земли в очень небольших количествах. В результате температура понизится, и на полюсе сформируются приблизительно такие же условия, как на экваторе. Раса Жаросов замерзнет. Мы добьем их мощным ударом и захватим их территории, – с какой-то печалью и болью заключил правитель и сам ужаснулся от собственных слов.
– Прошу прощения, но мне кажется – это безумие, – негромко, но очень четко проговорил один из министров. – Мы не можем враз уничтожить целую расу… так нельзя.
Правитель медленно повернул голову в сторону того, кто осмелился критиковать его замысел, и посмотрел на него так, как будто бы искал спасения в его словах.
– К сожалению, другого выхода у нас нет, – произнес правитель.
– Нет, – ответил министр. – Выход всегда есть. Всегда можно найти компромисс. Я уверен, мы сможем существовать вместе и положить конец этой бессмысленной войне. Мы приспособимся. Нужно постараться.
– Господин министр, Вы знаете, что наши расы слишком разные и по своим потребностям несовместимые для существования друг с другом. Даже во время военных действий, Жаросам приходится надевать специальные тепловые скафандры, а нам идти в атаку, пробивая дорогу холодовыми пушками.
– Господин правитель, я уверен, мы сможем найти другой, более цивилизованный, путь. Среди солдат отмечались случаи приспосабливаемости организма к экстремальным условиям. При расселении новые жители смогут постепенно акклиматизироваться на чужой территории…
– Это невозможно! – тут же возразил один из военных министров, сидящий недалеко от камина.
Правитель резко обернулся в его сторону, и быстро вернулся взглядом к тому, кто предлагал сейчас альтернативный путь – альтернативный насилию.
– Нет. Возможно, – произнес тот. – Я уверен, мы сможем приспособиться друг к другу, мы сможем сосуществовать вместе. Уничтожать целую цивилизацию – это безумие, господин правитель. Не делайте этого.
Правитель посмотрел в глаза своему министру, а затем опустил голову. Он колебался. Он не хотел насилия. Он искал хоть какую-нибудь тонкую нить, чтобы зацепиться за нее, и чтобы эта нить привела его к другому пути. И он нашел эту нить.
– Хорошо, – произнес он, выпрямившись. – Если появятся доказательства того, что Жарос может приспособиться к холоду, а Колдохонянин к теплу – мы будем искать другой способ разрешения этой ситуации. Если кто-то перейдет территорию врага, и при этом останется жив и сможет существовать в новых условиях – это будет доказательством правильности ваших слов… и началом новой эры.
…Молодой сенатор Герос стоял на улице возле здания Капитолия под палящими лучами Солнца. Обдуваемый прохладным ветерком, он все еще находился под ужасом впечатлений от осознания надвигающейся и неизбежной катастрофы.
И вдруг как будто что-то ударило его. Что-то ворвалось в его разум с такой силой, словно летело тысячи километров и, разогнавшись, не смогло затормозить по инерции. Осознание чего-то пришло… Вызов… Ему брошен вызов… Правитель расы Колдохонян… Конец войны… Начало новой эры… Это пари. И ставка – сотни тысяч жизней… Да, это был вызов… И он принимал его.
Герос по ступенькам вбежал в Капитолий и ворвался в аудиторию, в которой еще шли оживленные обсуждения операции военного министра.
– Послушайте меня! – прокричал он. Десятки сенаторов на своих местах замолкли и повернулись в его сторону. – Я докажу, что мы можем существовать вместе. Я докажу, что мы можем приспособиться друг к другу. Я докажу, что организм способен перестраиваться в новых условиях. Я перейду экватор.
Наступила пауза.
– Это безумие, – наконец произнес военный председатель, слегка ухмыльнувшись. – Нашим солдатам приходится надевать специальные тепловые скафандры, когда мы подходим к территории Колдохонян. И они очень неудобны, и непригодны для жизни, а только – для кратковременного ведения боя.
– Нет, – возразил молодой горячий сенатор. – Безумие – ваш проект. Вы собираетесь уничтожить целую цивилизацию, и ставите под угрозу свою собственную. Не думайте, что все пройдет гладко. Колдохоняне будут сопротивляться. Начнется только новый виток войны… которая закончится взаимным истреблением друг друга. Погибнут обе цивилизации. – Герос гордо выпрямился и произнес: – Я перейду экватор без всякого скафандра.
– Ты погибнешь, – спокойно произнес генерал.
– Нет, – ответил молодой сенатор. – Я докажу всем, что вы ошибаетесь. Это только лишь ваше убеждение, которое вы пытаетесь навязать остальным. Ваша догма. И я разрушу ее.
И, обратившись к залу, он возвысил голос:
– Если кто-то хочет послужить своей цивилизации, если кто-то хочет остановить эту страшную войну и предотвратить гибель двух великих культур, если кто-то так же сильно любит свое отечество – я почту за честь разделить с ним тягости этой экспедиции. И наш совместный поход войдет в историю, изменив ее раз и навсегда.
В зале наступила гробовая тишина.
Герос, одетый в несколько видов нательного белья, поверх которого также были напялены рубашки, штаны и шерстяные кофты, укутанный в теплый шарф, и в толстом непродуваемом тулупе с капюшоном, тяжело и медленно, но уверенно шел по слегка заснеженной равнине. Он волочил за собой сани с провиантом и различными приспособлениями для походной жизни, предназначение которых он с трудом сейчас понимал.
– Ничтожества. Гнусные ничтожества. Все гнусные ничтожества. Разожравшиеся, разжиревшие, обленившиеся и отупевшие сенаторы, – ворчал он все сильнее с каждым новым шагом. – Думают, что могут так легко повелевать сотнями жизней. А сами не способны даже пальцем пошевелить. Сидят там в своих дворцах и ни о чем не думают. Хоть бы раз что-нибудь значимое сделали бы в своей судьбе.
Он еще не дошел даже и до границы с вражеской цивилизацией. Он еще только подходил к ней. Светило Солнце, дул легкий ветерок, разнося небольшие редкие снежинки. Герос знал, что по меркам экватора, это еще очень тепло. Но ему уже сейчас становилось холодно и постоянно бросало в дрожь. Он еще и не представлял, что его ждет впереди. И каждый шаг, который он совершал, поднимал в душе новую волну сомнений. Каждое движение он делал так, как будто, разрывая оковы собственного страха и желания вернуться назад. “Здравый смысл” как будто склеивал все тело, не давая идти дальше и заставляя невольно задумываться над целесообразностью и успешностью этого похода.
Наконец он подошел к границе. Множество высоких столбов по правую и по левую руку от него удалялись своими рядами в противоположные стороны. Молодой, и теперь уже, судя по всему, бывший сенатор посмотрел на камеру, находящуюся наверху одного из этих вертикальных сканеров. Он знал – его видят. О нем предупредили, и сигнализация должна быть отключена.
Герос сделал несколько шагов, пройдя между столбами, и остановился. Он посмотрел вперед. Безжизненная холодная абсолютно белая заснеженная пустыня уходила в бесконечную даль. И, словно неприступная стена, ставила собой величественное непостижимое препятствие, говоря: “Ты не пройдешь здесь”.
И только сейчас сенатор осознал весь ужас ситуации – он может не дойти до мегаполисов Колдохонян, а навсегда остаться в той бескрайней пустыне.
Он захотел обернуться назад, но понял, что это заставит его вернуться домой. И, тем не менее, ему нужно было запечатлеть в памяти этот момент. Возможно, это последнее, что он видел в своей жизни. Он развернулся и посмотрел на то, что оставил позади себя. Размытая, еле различимая граница между коричневой землей и тонким налетом снега уходила вдаль. А там, вдали, на зеленеющей поверхности множество городов, близко расположенных друг к другу, сливались в один большой горизонт жизни биологического и технического движения… ЦИВИЛИЗАЦИЯ.
Герос закрыл глаза и повернулся обратно к своей снежной пустыне, перед которой стоял и частью которой уже ощущал себя. Безжизненная, абсолютно монотонная, но все-таки, на удивление, такая красивая.
Он пошел вперед, волоча за собой сани, и чувствуя, как этот великолепно-белый горизонт уже начинает засасывать его в свои бескрайние просторы.
Он пробирался сквозь снежную метель, разрывая своим телом плотные потоки агрессивного ветра. Множество огромных хлопьев снега ударялись ему в лицо, и, казалось, рассекали нежную кожу своими мельчайшими иголками. Холод. Невероятный холод. Никогда в жизни он еще не ощущал такой сильный холод. Он сковывал все тело. Невозможно было идти. Невозможно было двигаться. Хотелось упасть, закопаться в снег, и остаться в нем навсегда. Каждый новый шаг давался с огромным трудом. Тело трясло. Тряслись губы. Дрожала челюсть. Казалось еще чуть-чуть и зубы начнут стучать друг о друга, и это невозможно будет остановить. Лицо болело. Такая необычная неизведанная доселе боль.
Герос сделал еще несколько шагов и повалился в сугроб. Он устал. Он больше не мог идти дальше. Он просто сидел в снегу, заносимый метелью и думал, что ему делать дальше. Он понял, что если просидит так еще немного, то его покроет толстый слой этих белых хрупких холодных хлопьев, и он навсегда останется в их объятьях.
Молодой сенатор сжал немного снега в перчатке, и тут у него промелькнула мысль.
– Снег, – тихо произнес он. – Этот снег…
Он сгреб некоторое количество этого снега в одну кучу, и начал делать небольшую насыпь. Потом он уплотнил эту насыпь, и начал делать ее выше. Вырывая под собой яму, он использовал снег, чтобы возвести из него высокую толстую стену. Закончив, он зарылся в яму и тут же почувствовал, насколько ему стало легче. Ветер больше не дул в лицо. Он мог без боязни открыть глаза. Все стало так спокойно. Как будто какая-то война закончилась. Он выглядывал из своей ямы, словно из норы, наблюдая за тем, как вдаль уносились снежные хлопья, огибая его толстую высокую насыпь. Там – за пределами этой норы ветер сносил все на своем пути, а здесь было так тихо, тепло и уютно. Кровь прилила к лицу. Герос начинал немного согреваться.
Итак, первое, чему он уже научился – защита от снежной метели. Теперь он понимал – с этой стихией можно бороться. Ее можно обхитрить.
И вдруг он почувствовал, как его пальцы на руках начали болеть. Сперва на руках, потом на ногах. Боль становилась все сильнее и сильнее. Она нарастала. Она была невыносимой. Отогреваясь, после холода, конечности начинали невероятно сильно ныть.
И тогда он понял, что эта борьба со стихией еще не закончилась. Ему еще очень многое предстоит узнать о ней.
Отсидевшись в снежной норе, согревшись, перекусив, и в какой-то момент времени, почувствовав, что от холода начинает невыносимо сильно тянуть в смертельно-забвенный сон, Герос вылез на поверхность. Он побрел дальше по бескрайней белой пустыне, каждым своим новым шагом делая вызов бездушной, но могущественной стихии. Вскоре он почувствовал, что кожа на его обветренном лице стала жесткой и начала шелушиться. Обмороженные пальцы конечностей постоянно ныли, хотя уже и не так сильно.
Пройдя некоторое расстояние, он вдруг вспомнил, что среди различных непонятных пока для него вещей, которые он тащит за собой на санях, есть какие-то плоские палки. Он не помнил, как они назывались, но помнил, что были предназначены для облегчения ходьбы по снегу. Утопая в сугробах, наметаемых пургой, он решил попробовать использовать это средство передвижения. И был невероятно счастлив от удивления, насколько же удобнее оказалось пересекать снежные барханы с помощью этих странных приспособлений.
Он постепенно учился выживать в непривычных и экстремальных для него условиях, и начинал понимать многие вещи. Так, например, он обнаружил, что снег, как материал, является неплохим теплоизолятором, и из него вполне можно строить временное жилище для отдыха.
Герос шел еще очень долго, и уже не помнил, сколько таких жилищ он оставил позади себя. Ему казалось, что эта враждебная ледяная пустыня не имеет конца. И он удивлялся, куда же подевались все многочисленные вражеские полки. Неужели на таком огромном расстоянии нет ни одного города, ни одной деревни, ни одного боевого лагеря? Раса Колдохонян – такое чувство, что ее даже и не существовало вовсе. О ней все так много говорили, но на своем пути молодой сенатор не встретил еще ни одного живого существа. Как будто на экваторе вообще не существовало никакой жизни, а враг – был всего лишь вымышленной угрозой, выдумкой верховенства расы Жарос. Он уже было подумал, что нет на самом деле никакой войны, и никакого противостояния – просто кому-то нужна была эта политическая игра. Как печально, что он узнал об этом только сейчас, и не сможет уже никому об этом рассказать. А, может, цивилизация Колдохонян и существует – просто она находится под землей? Это тоже очень интересный момент. Геросу казалось, что он просто потерялся в холодных бескрайних просторах этой снежной пустыни. Он сверял свое местоположение с навигационными приборами, и убеждался, что идет в правильном направлении. Вот только не знал, куда ведет это направление – в бездну бесконечности забвения или к новым открытиям.
Через некоторое время закончились съестные припасы. Молодой сенатор оставил позади все ненужные, как ему показалось, вещи, чтобы облегчить груз саней, взяв с собой только небольшой портативный обогреватель. Его кожа на руках и лице уже начала трескаться, а маленькие ранки кровоточили. Ресницы слипались, и такое чувство, будто замерзали, при каждом моргании, склеиваясь между собой. Герос не помнил, когда последний раз он останавливался, сооружая небольшое жилище из снега, чтобы передохнуть. Но знал, что следующая его остановка станет для него последней. Его силы были на исходе. И если он зароется сейчас в уютную снежную нору, просто чтобы отогреться, то уснет там, и больше никогда не проснется. Теперь он мог только идти вперед. И либо он дойдет уже, наконец, хоть до чего-нибудь, либо – рано или поздно упадет в бессилии и замерзнет посреди холодного экватора. Сенатор шаг за шагом на лыжах, с трудом передвигая ноги, тяжело опираясь на тонкие палки, качаясь из стороны в сторону, медленно плыл по заснеженной равнине. Он уже всерьез пожалел о своей затее, и осознание невероятной бессмысленности такой его весьма странной смерти приводило его в ужас. Он старался об этом не думать. Но постоянная боль то в мышцах, то в пальцах, то на поверхности потрескавшейся кожи лица, то во всех местах на теле одновременно – заставляла его все сильнее злиться на самого же себя. Он уже начал проклинать свое последнее выступление в Сенате и поспешное принятие глупого необдуманного решения.
Но с каждым шагом, пытаясь догнать, приблизиться, дойти до края бесконечности горизонта, Герос все отчетливее начинал наблюдать размытые, слегка различимые, очертания чего-то неопределенного. Чего-то неуловимого, неохотно выглядывающего из-под очередного далекого заснеженного холма. Смахнув с ресниц иней и лед, сенатор ускорил шаг, насколько только это было возможно. И, тупо смотря вперед, не отрываясь, часто моргая, с надеждой полетел к своей единственной возможности обнаружить хотя бы признаки присутствия разумной жизни. Он забрался на холм и остановился. Его сердце заколотилось сильнее, разгоняя кровь и согревая организм.
– Ци-ви-лиза-а-ация, – тихо проговорил он, шевеля потрескавшимися губами.
Правитель расы Колдохонян сидел в своем теплом уютном кабинете возле камина, в котором тихо размеренно потрескивал горящий хворост. К нему зашел слуга и объявил о срочном визите главного министра.
– Что ему нужно? Впрочем, впусти его, – спокойно произнес правитель.
Главный министр вошел в кабинет.
– Мы нашли одного Жароса… – сказал он и задумался, не зная как докончить предложение.
Вскоре в дверях в сопровождении охраны появился уставший, измотанный, кое-как стоящий на ногах, с обмороженным лицом, трясущийся, совершенно ужасно выглядевший молодой сенатор Герос. Он сразу же тяжело повалился на одно колено, не в силах больше удержаться на ногах.
– Что с Вами? Окажите ему помощь, – возмущенно приказал слугам правитель.
– У меня дело к тебе, – хрипло произнес Герос, предупредив любые действия слуг.
– Зачем ты пришел?
– Ты знаешь, зачем, – ответил сенатор, криво ухмыльнувшись. Он хотел продолжить фразой: “Ты бросил мне вызов”. Но правитель и так уже прочитал это в его глазах. Он прочитал все: и выступление в Сенате, и спор с военным председателем, и переход по экватору, и страх, и боль, и чувство холода, и слезы, и отчаяние, и ощущение победы, и волнение от результата встречи с ним – с правителем расы Колдохонян. Он прочитал это все в уставших, но сверкающих гордых глазах молодого сенатора Героса. И слышал главную его мысль – “Ты бросил мне вызов. Я принял вызов”. Правитель отчетливо читал в разуме представителя враждебной ему расы: “Смотри! Мы можем жить в мире. Мы можем найти компромисс совместного существования в разных условиях. Мы можем акклиматизироваться. На моем теле даже начали расти волосы. Мой организм ПРИСПОСАБЛИВАЕТСЯ”.
Правитель с недоумением, но чувством неподдельной радости и облегчения, сверху вниз взирал на того, кто как никто другой сейчас являлся его союзником.
– Отправьте расе Жарос предложение о перемирии, – произнес он.
…Недалеко от границы двух цивилизаций – на той ее стороне, где еще местами лежал снег, покрывая собой желтую траву, сидя на возвышенности, молодой Колдохонянин сверкающими глазами смотрел в долину, где раса Жарос построила свои города. Используя специальную пену и нож, юноша соскребал со своего тела шерсть, начисто выбривая белую гладкую кожу. Когда он закончил, то поднялся на ноги, и накинул на себя просторный светлый балахон. В сырую слегка подмерзшую землю, пролетев вдоль ноги и блеснув искривленным металлическим лезвием, с четким звуком воткнулся нож. Колдохонянин взвалил на плечи тяжелый рюкзак, до краев наполненный бутылками с водой, и одну бутылку взял в правую руку.
Много воды. Ему потребуется очень много воды. Как можно больше. Чтобы обливаться ей под палящими лучами Солнца.
Колдохонянин улыбнулся и медленно стал спускаться в долину расы Жарос.
Перфильев Максим Николаевич ©
Где-то в глубинах космоса в плотности межзвездной пыли, находясь посередине между двумя солнцами, уравновешивающими власть друг друга, медленно крутилась большая планета, населяемая разумными живыми существами. Планета под названием Дилемма – равномерно нагреваясь с обеих сторон, представляла собой два теплых полюса, разделяемых широкой полосой вечной мерзлоты, покрывающей огромную территорию экватора. Эта корка льда и снега как бы окольцовывала планету. И образовывалось два разных мира, которые отличались между собой и географическим положением, и условиями жизни, и мировоззрением живущих на Дилемме существ.
Один из полюсов вследствие природных катаклизмов и многочисленных атак метеоритов был больше не пригоден для жизни. На другом полюсе жизнь кипела в прямом смысле этого слова. В этой части планеты всегда было жарко и светло. Не было ни времен года, ни дня и ночи. Жители научились строить дома под землей. А позже при возведении высотных зданий – проектировать систему окон и жалюзи с полной защитой от солнечных лучей. Так, здесь каждый сам решал, когда ему отходить ко сну.
На огромной же территории экватора была вечная мерзлота, и снег никогда не сходил с гор. Но и здесь научились жить. Тела существ покрывались густой шерстью, защищающей от холода. Зрачки глаз были узкими, и хорошо натренированными, избирательно пропуская яркий, отраженный от кристально чистого снега свет. И никто никогда не страдал от недостатка тепла. Здесь давным-давно организм приспособился к суровым условиям, и эти суровые условия стали уже неотъемлемой частью существования.
Но между этими двумя мирами была война.
Две культуры, две великих цивилизации, две расы, живущие каждая по своим законам, не понимающие друг друга и видящие друг в друге только лишь угрозу своему собственному развитию. Одни любили тепло и называли себя Жарос. Другие научились жить в холоде и видели в нем свое спасение – Колдохоняне. Ни те, ни другие ничего не хотели слышать о мире и желали лишь одного – захвата чужой территории и изменения условий обитания на ней. Война шла уже много веков, унося тысячи жизней, и постепенно уничтожая обе великие расы. И все более становилось очевидным, что необходимо найти какое-то кардинальное решение проблемы.
– …На протяжении многих сотен песочных лет мы терпим на нашей планете присутствие этих существ. Мы не можем жить с ними в мире. Это абсолютно исключено, и каждый из вас знает это. Мы ведем войну, терпим поражения, тратим свои ресурсы, и, что самое ужасное, наши жизни. За последние пятьдесят песочных лет в результате различных столкновений и боевых действий, и, я подчеркиваю – нападений на наши территории – погибли тысячи наших солдат. Нас истребляют, нас изживают с Дилеммы… – разносился по всему Капитолию твердый уверенный голос. Отражаясь от стен, и возвращаясь эхом, он делал своего оратора еще более грозным и уверенным в себе. Военный председатель в парадном белом мундире стоял на трибуне, словно возвышаясь своим мощным мраморным телом над кафедрой, и произносил речь, все больше убеждая всех присутствующих в правильности своих слов. Он практически не шевелился. Лишь изредка поворачивал голову, чтобы окинуть взором собравшуюся аудиторию, оказывая давление на членов Сената только лишь одним своим грозным голосом. Это придавало оратору еще больше важности и величия. Казалось, что он способен сворачивать горы, корёжить листы метала и повелевать целой армией одним только взглядом. Его волевое, но холодное, словно камень, лицо покрывалось потом, и, не выражая практически никаких эмоций, кроме уверенности в своей власти, внушало страх и заставляло трепетать.
– …Сейчас настал тот самый момент, когда мы можем раз и навсегда покончить с этой страшной угрозой – угрозой под названием раса Колдохонян. Если мы не сделаем этого сейчас с ними, они сделают это с нами – они уничтожат нашу цивилизацию и навсегда изгладят наше имя из летописи времен. Мы просто обязаны защитить себя. Мы имеем полное право на существование, и должны сделать все возможное, чтобы это право отстоять. Сейчас у нас еще есть шанс.
Военный председатель немного опустил свою гордую голову и бросил взгляд на кафедру, на которой лежали его записи. После небольшой паузы он поднял глаза на аудиторию и произнес:
– Мы разработали проект, который положит конец этой ужасной и многовековой войне. Его суть заключается в следующем: мы проведем под землей до экватора несколько туннелей, и в этих туннелях запустим управляемую ядерную реакцию. С помощью специальных средств мы сконцентрируем и направим выработавшееся тепло прямо на поверхность. Огромное количество этого тепла согреет землю в районе экватора и растопит многовековые льды. Одновременно с этим мы начнем массовое наступление на территорию врага. Демобилизованная и изжаренная армия, не привыкшая к теплу, будет в миг сокрушена одним мощным ударом. Мы навсегда сотрем следы расы Колдохонян с этой планеты и получим их территории. Мы сможем заселиться на новой местности – на той части Дилеммы, которая сейчас непригодна для жизни, но потом станет нашим домом.
Ужасаясь услышанному, восседая среди членов Сената на последних рядах, молодой государственный служащий резко вскочил на ноги. Это был Герос – юрист, потомственный парламентарий. Его отец, дед и прадеды служили своей цивилизации. И главное, чему они всегда учили его – цивилизация сильна только тогда, когда сохраняет в себе мир. Жестокость – это путь к разрушению. Разрушение, вырвавшись на свободу, уничтожит все вокруг себя, а потом, насытившись, поглотит и свою родину. Разрушение уничтожит все, и даже ту цивилизацию, из которой выйдет. Герос всегда мыслил в соответствии с этими принципами. Поэтому просто не мог мириться с тем бредом, который сейчас слышал. Дрожащим голосом он произнес:
– Уважаемый военный председатель… я… поражаюсь тому… ужасу, который сейчас прозвучал в этом собрании… – Герос запнулся. Он тут же почувствовал на себе тяжелый взгляд своего оппонента. Нелегко было противостоять власти военного генерала – он был страшен и силен, и не любил, когда с ним спорили. Молодой сенатор почувствовал, как по его телу пробежала дрожь и выступил пот, и в прохладной аудитории, как будто стало жарко. Робея, но преодолевая свою робость, Герос продолжил:
– Нельзя так просто взять и уничтожить целую расу. Они тоже имеют право на жизнь. Кроме того, неизвестно, к чему приведет этот страшный технический эксперимент.
– Я согласен, – поддержал его один из зрелых сенаторов, тоже поднявшись со своего места. – Это варварство. И, кроме того, слишком большой риск.
Герос повернул голову, на мгновение встретившись взглядом со своим, как ему тогда показалось, спасителем. И, слегка улыбнувшись и почувствовав в себе большую уверенность, возвысил голос:
– Именно! Мы не имеем право уничтожать целую цивилизацию! Это аморально! Не мы давали жизнь расе Колдохонян, и не нам так просто ее отнимать. Мы должны искать компромисс. Я уверен, если мы постараемся, то сможем сосуществовать вместе. Никто не хочет этой войны. Нужно найти другой способ, чтобы прекратить ее. А то, что предлагаете вы – путь к разрушению. Ваш проект, военный председатель, утопия. История знала немало случаев, когда природа одерживала верх над техническим прогрессом. Если что-то пойдет не так в вашем проекте – вы уничтожите целую планету. Ядерная реакция может выйти из-под контроля и тогда не только раса Колдохонян, но и раса Жаросов будет истреблена.
Молодой служащий остановился и выдохнул, и тут же почувствовал, как его сердце заколотилось еще сильнее. Кровь прилила к голове. Он продолжал смотреть на военного председателя. Тот безо всяких эмоций на лице начал медленно говорить.
– Прежде, чем критиковать технический аспект дела, следовало бы ознакомиться с ним поподробнее, юноша. Здесь, – председатель поднял в руке папку с бумагами, – Расчеты специалистов. Все ситуации просчитаны не на один раз. Риски сведены к минимуму. Даже если что-то пойдет не так – ядерная реакция, проходящая под землей и удаленная от нашего расселения, не приведет ни к каким серьезным последствиям. Что же касается моральной стороны этого дела…
Генерал оглядел всю собравшуюся аудиторию и возвысил голос:
– Посудите сами: проблема нашего сосуществования заключается в том, что оно невозможно. Нам необходимо то, что является смертью для цивилизации Колдохонян. Равно как и им для нормального существования необходимо то, что нас уничтожит. Мы живем в совершенно разных мирах. То, что для одних – среда обитания, для других – смерть. Мы настолько разные, что не сможем жить вместе. Вы прекрасно знаете: нам необходимо тепло, а в нем они жить не могут, в то время как холод, который для них привычен – смертельно губителен для нас. Рано или поздно кто-то из нас начнет расселяться. У нас уже начинаются проблемы с нехваткой территории. Столкновения не избежать. Либо мы уничтожим их, либо они нас – другого выхода нет! Наше сосуществование невозможно! И мы тоже имеем право на жизнь! – громко произнес генерал.
В этот момент произошло то, чего больше всего боялся Герос. Волна аплодисментов и ликований начала прокатываться по залу. Сначала один, потом двое, трое, несколько, и вот уже половина Сената встало на ноги и яростными криками начало поддерживать военного председателя.
“Да!”, “Да, он прав!”, “Это действительно так!” – послышалось со всех сторон.
Молодой сенатор не мог поверить своим глазам. Как будто все разом сошли с ума. В аудитории стало душно. Закружилась голова. Молодой государственный служащий скривился и в ужасе выбежал из зала на улицу.
В огромном кабинете, увешенном дорогими коврами и заставленном обшитой кожей и шерстью изысканной деревянной мебелью, собрались министры во главе с председателем правительства. Расположившись полукругом на больших удобных стульях недалеко от камина, они слушали своего правителя, чей спокойный размеренный приятной говор под треск горящего дерева, казалось, усыплял лучше любой колыбельной.
– …Мы не можем жить в мире с расой Жарос. Вы все это прекрасно знаете. Мы слишком разные. Мы настолько разные, что условия нашего обитания взаимоопасны друг для друга. Принципы нашей жизни противоречат друг другу. То, что хорошо для нас – для них смерть. И наоборот – то, что им необходимо для нормального существования, уничтожит нас. Как это ни печально признавать, но проблема нашего сосуществования заключается в том, что оно невозможно. Рано или поздно кто-то из нас начнет расселяться. У нас уже начинаются проблемы с нехваткой территории. Столкновения не избежать. Либо мы уничтожим их, либо они нас – другого выхода нет.
Правитель оглядел всех собравшихся. Его спокойное, покрытое небольшой шерстью, лицо не выразило никаких эмоций. Но, видя, что его министры уже начинают ожесточенно бороться со сном, он решил перейти к самой сути дела. Хотя его и забавляло то, что его служащие уже готовы были на любые способы стимулирования организма, лишь бы только не заснуть у него на приеме и не показать этим самым свое неуважение к верховной власти.
– Мы разработали проект, – начал он, – Который позволит нам… – правитель на мгновение остановился, – …Уничтожить расу Жаросов и сделать их территорию более пригодной для нашего обитания. Мощная метеорологическая установка создаст сильнейший циклон на полюсе, где проживают Жарос. Она закроет небо над их территорией густыми облаками. Солнечный свет будет доходить до земли в очень небольших количествах. В результате температура понизится, и на полюсе сформируются приблизительно такие же условия, как на экваторе. Раса Жаросов замерзнет. Мы добьем их мощным ударом и захватим их территории, – с какой-то печалью и болью заключил правитель и сам ужаснулся от собственных слов.
– Прошу прощения, но мне кажется – это безумие, – негромко, но очень четко проговорил один из министров. – Мы не можем враз уничтожить целую расу… так нельзя.
Правитель медленно повернул голову в сторону того, кто осмелился критиковать его замысел, и посмотрел на него так, как будто бы искал спасения в его словах.
– К сожалению, другого выхода у нас нет, – произнес правитель.
– Нет, – ответил министр. – Выход всегда есть. Всегда можно найти компромисс. Я уверен, мы сможем существовать вместе и положить конец этой бессмысленной войне. Мы приспособимся. Нужно постараться.
– Господин министр, Вы знаете, что наши расы слишком разные и по своим потребностям несовместимые для существования друг с другом. Даже во время военных действий, Жаросам приходится надевать специальные тепловые скафандры, а нам идти в атаку, пробивая дорогу холодовыми пушками.
– Господин правитель, я уверен, мы сможем найти другой, более цивилизованный, путь. Среди солдат отмечались случаи приспосабливаемости организма к экстремальным условиям. При расселении новые жители смогут постепенно акклиматизироваться на чужой территории…
– Это невозможно! – тут же возразил один из военных министров, сидящий недалеко от камина.
Правитель резко обернулся в его сторону, и быстро вернулся взглядом к тому, кто предлагал сейчас альтернативный путь – альтернативный насилию.
– Нет. Возможно, – произнес тот. – Я уверен, мы сможем приспособиться друг к другу, мы сможем сосуществовать вместе. Уничтожать целую цивилизацию – это безумие, господин правитель. Не делайте этого.
Правитель посмотрел в глаза своему министру, а затем опустил голову. Он колебался. Он не хотел насилия. Он искал хоть какую-нибудь тонкую нить, чтобы зацепиться за нее, и чтобы эта нить привела его к другому пути. И он нашел эту нить.
– Хорошо, – произнес он, выпрямившись. – Если появятся доказательства того, что Жарос может приспособиться к холоду, а Колдохонянин к теплу – мы будем искать другой способ разрешения этой ситуации. Если кто-то перейдет территорию врага, и при этом останется жив и сможет существовать в новых условиях – это будет доказательством правильности ваших слов… и началом новой эры.
…Молодой сенатор Герос стоял на улице возле здания Капитолия под палящими лучами Солнца. Обдуваемый прохладным ветерком, он все еще находился под ужасом впечатлений от осознания надвигающейся и неизбежной катастрофы.
И вдруг как будто что-то ударило его. Что-то ворвалось в его разум с такой силой, словно летело тысячи километров и, разогнавшись, не смогло затормозить по инерции. Осознание чего-то пришло… Вызов… Ему брошен вызов… Правитель расы Колдохонян… Конец войны… Начало новой эры… Это пари. И ставка – сотни тысяч жизней… Да, это был вызов… И он принимал его.
Герос по ступенькам вбежал в Капитолий и ворвался в аудиторию, в которой еще шли оживленные обсуждения операции военного министра.
– Послушайте меня! – прокричал он. Десятки сенаторов на своих местах замолкли и повернулись в его сторону. – Я докажу, что мы можем существовать вместе. Я докажу, что мы можем приспособиться друг к другу. Я докажу, что организм способен перестраиваться в новых условиях. Я перейду экватор.
Наступила пауза.
– Это безумие, – наконец произнес военный председатель, слегка ухмыльнувшись. – Нашим солдатам приходится надевать специальные тепловые скафандры, когда мы подходим к территории Колдохонян. И они очень неудобны, и непригодны для жизни, а только – для кратковременного ведения боя.
– Нет, – возразил молодой горячий сенатор. – Безумие – ваш проект. Вы собираетесь уничтожить целую цивилизацию, и ставите под угрозу свою собственную. Не думайте, что все пройдет гладко. Колдохоняне будут сопротивляться. Начнется только новый виток войны… которая закончится взаимным истреблением друг друга. Погибнут обе цивилизации. – Герос гордо выпрямился и произнес: – Я перейду экватор без всякого скафандра.
– Ты погибнешь, – спокойно произнес генерал.
– Нет, – ответил молодой сенатор. – Я докажу всем, что вы ошибаетесь. Это только лишь ваше убеждение, которое вы пытаетесь навязать остальным. Ваша догма. И я разрушу ее.
И, обратившись к залу, он возвысил голос:
– Если кто-то хочет послужить своей цивилизации, если кто-то хочет остановить эту страшную войну и предотвратить гибель двух великих культур, если кто-то так же сильно любит свое отечество – я почту за честь разделить с ним тягости этой экспедиции. И наш совместный поход войдет в историю, изменив ее раз и навсегда.
В зале наступила гробовая тишина.
Герос, одетый в несколько видов нательного белья, поверх которого также были напялены рубашки, штаны и шерстяные кофты, укутанный в теплый шарф, и в толстом непродуваемом тулупе с капюшоном, тяжело и медленно, но уверенно шел по слегка заснеженной равнине. Он волочил за собой сани с провиантом и различными приспособлениями для походной жизни, предназначение которых он с трудом сейчас понимал.
– Ничтожества. Гнусные ничтожества. Все гнусные ничтожества. Разожравшиеся, разжиревшие, обленившиеся и отупевшие сенаторы, – ворчал он все сильнее с каждым новым шагом. – Думают, что могут так легко повелевать сотнями жизней. А сами не способны даже пальцем пошевелить. Сидят там в своих дворцах и ни о чем не думают. Хоть бы раз что-нибудь значимое сделали бы в своей судьбе.
Он еще не дошел даже и до границы с вражеской цивилизацией. Он еще только подходил к ней. Светило Солнце, дул легкий ветерок, разнося небольшие редкие снежинки. Герос знал, что по меркам экватора, это еще очень тепло. Но ему уже сейчас становилось холодно и постоянно бросало в дрожь. Он еще и не представлял, что его ждет впереди. И каждый шаг, который он совершал, поднимал в душе новую волну сомнений. Каждое движение он делал так, как будто, разрывая оковы собственного страха и желания вернуться назад. “Здравый смысл” как будто склеивал все тело, не давая идти дальше и заставляя невольно задумываться над целесообразностью и успешностью этого похода.
Наконец он подошел к границе. Множество высоких столбов по правую и по левую руку от него удалялись своими рядами в противоположные стороны. Молодой, и теперь уже, судя по всему, бывший сенатор посмотрел на камеру, находящуюся наверху одного из этих вертикальных сканеров. Он знал – его видят. О нем предупредили, и сигнализация должна быть отключена.
Герос сделал несколько шагов, пройдя между столбами, и остановился. Он посмотрел вперед. Безжизненная холодная абсолютно белая заснеженная пустыня уходила в бесконечную даль. И, словно неприступная стена, ставила собой величественное непостижимое препятствие, говоря: “Ты не пройдешь здесь”.
И только сейчас сенатор осознал весь ужас ситуации – он может не дойти до мегаполисов Колдохонян, а навсегда остаться в той бескрайней пустыне.
Он захотел обернуться назад, но понял, что это заставит его вернуться домой. И, тем не менее, ему нужно было запечатлеть в памяти этот момент. Возможно, это последнее, что он видел в своей жизни. Он развернулся и посмотрел на то, что оставил позади себя. Размытая, еле различимая граница между коричневой землей и тонким налетом снега уходила вдаль. А там, вдали, на зеленеющей поверхности множество городов, близко расположенных друг к другу, сливались в один большой горизонт жизни биологического и технического движения… ЦИВИЛИЗАЦИЯ.
Герос закрыл глаза и повернулся обратно к своей снежной пустыне, перед которой стоял и частью которой уже ощущал себя. Безжизненная, абсолютно монотонная, но все-таки, на удивление, такая красивая.
Он пошел вперед, волоча за собой сани, и чувствуя, как этот великолепно-белый горизонт уже начинает засасывать его в свои бескрайние просторы.
Он пробирался сквозь снежную метель, разрывая своим телом плотные потоки агрессивного ветра. Множество огромных хлопьев снега ударялись ему в лицо, и, казалось, рассекали нежную кожу своими мельчайшими иголками. Холод. Невероятный холод. Никогда в жизни он еще не ощущал такой сильный холод. Он сковывал все тело. Невозможно было идти. Невозможно было двигаться. Хотелось упасть, закопаться в снег, и остаться в нем навсегда. Каждый новый шаг давался с огромным трудом. Тело трясло. Тряслись губы. Дрожала челюсть. Казалось еще чуть-чуть и зубы начнут стучать друг о друга, и это невозможно будет остановить. Лицо болело. Такая необычная неизведанная доселе боль.
Герос сделал еще несколько шагов и повалился в сугроб. Он устал. Он больше не мог идти дальше. Он просто сидел в снегу, заносимый метелью и думал, что ему делать дальше. Он понял, что если просидит так еще немного, то его покроет толстый слой этих белых хрупких холодных хлопьев, и он навсегда останется в их объятьях.
Молодой сенатор сжал немного снега в перчатке, и тут у него промелькнула мысль.
– Снег, – тихо произнес он. – Этот снег…
Он сгреб некоторое количество этого снега в одну кучу, и начал делать небольшую насыпь. Потом он уплотнил эту насыпь, и начал делать ее выше. Вырывая под собой яму, он использовал снег, чтобы возвести из него высокую толстую стену. Закончив, он зарылся в яму и тут же почувствовал, насколько ему стало легче. Ветер больше не дул в лицо. Он мог без боязни открыть глаза. Все стало так спокойно. Как будто какая-то война закончилась. Он выглядывал из своей ямы, словно из норы, наблюдая за тем, как вдаль уносились снежные хлопья, огибая его толстую высокую насыпь. Там – за пределами этой норы ветер сносил все на своем пути, а здесь было так тихо, тепло и уютно. Кровь прилила к лицу. Герос начинал немного согреваться.
Итак, первое, чему он уже научился – защита от снежной метели. Теперь он понимал – с этой стихией можно бороться. Ее можно обхитрить.
И вдруг он почувствовал, как его пальцы на руках начали болеть. Сперва на руках, потом на ногах. Боль становилась все сильнее и сильнее. Она нарастала. Она была невыносимой. Отогреваясь, после холода, конечности начинали невероятно сильно ныть.
И тогда он понял, что эта борьба со стихией еще не закончилась. Ему еще очень многое предстоит узнать о ней.
Отсидевшись в снежной норе, согревшись, перекусив, и в какой-то момент времени, почувствовав, что от холода начинает невыносимо сильно тянуть в смертельно-забвенный сон, Герос вылез на поверхность. Он побрел дальше по бескрайней белой пустыне, каждым своим новым шагом делая вызов бездушной, но могущественной стихии. Вскоре он почувствовал, что кожа на его обветренном лице стала жесткой и начала шелушиться. Обмороженные пальцы конечностей постоянно ныли, хотя уже и не так сильно.
Пройдя некоторое расстояние, он вдруг вспомнил, что среди различных непонятных пока для него вещей, которые он тащит за собой на санях, есть какие-то плоские палки. Он не помнил, как они назывались, но помнил, что были предназначены для облегчения ходьбы по снегу. Утопая в сугробах, наметаемых пургой, он решил попробовать использовать это средство передвижения. И был невероятно счастлив от удивления, насколько же удобнее оказалось пересекать снежные барханы с помощью этих странных приспособлений.
Он постепенно учился выживать в непривычных и экстремальных для него условиях, и начинал понимать многие вещи. Так, например, он обнаружил, что снег, как материал, является неплохим теплоизолятором, и из него вполне можно строить временное жилище для отдыха.
Герос шел еще очень долго, и уже не помнил, сколько таких жилищ он оставил позади себя. Ему казалось, что эта враждебная ледяная пустыня не имеет конца. И он удивлялся, куда же подевались все многочисленные вражеские полки. Неужели на таком огромном расстоянии нет ни одного города, ни одной деревни, ни одного боевого лагеря? Раса Колдохонян – такое чувство, что ее даже и не существовало вовсе. О ней все так много говорили, но на своем пути молодой сенатор не встретил еще ни одного живого существа. Как будто на экваторе вообще не существовало никакой жизни, а враг – был всего лишь вымышленной угрозой, выдумкой верховенства расы Жарос. Он уже было подумал, что нет на самом деле никакой войны, и никакого противостояния – просто кому-то нужна была эта политическая игра. Как печально, что он узнал об этом только сейчас, и не сможет уже никому об этом рассказать. А, может, цивилизация Колдохонян и существует – просто она находится под землей? Это тоже очень интересный момент. Геросу казалось, что он просто потерялся в холодных бескрайних просторах этой снежной пустыни. Он сверял свое местоположение с навигационными приборами, и убеждался, что идет в правильном направлении. Вот только не знал, куда ведет это направление – в бездну бесконечности забвения или к новым открытиям.
Через некоторое время закончились съестные припасы. Молодой сенатор оставил позади все ненужные, как ему показалось, вещи, чтобы облегчить груз саней, взяв с собой только небольшой портативный обогреватель. Его кожа на руках и лице уже начала трескаться, а маленькие ранки кровоточили. Ресницы слипались, и такое чувство, будто замерзали, при каждом моргании, склеиваясь между собой. Герос не помнил, когда последний раз он останавливался, сооружая небольшое жилище из снега, чтобы передохнуть. Но знал, что следующая его остановка станет для него последней. Его силы были на исходе. И если он зароется сейчас в уютную снежную нору, просто чтобы отогреться, то уснет там, и больше никогда не проснется. Теперь он мог только идти вперед. И либо он дойдет уже, наконец, хоть до чего-нибудь, либо – рано или поздно упадет в бессилии и замерзнет посреди холодного экватора. Сенатор шаг за шагом на лыжах, с трудом передвигая ноги, тяжело опираясь на тонкие палки, качаясь из стороны в сторону, медленно плыл по заснеженной равнине. Он уже всерьез пожалел о своей затее, и осознание невероятной бессмысленности такой его весьма странной смерти приводило его в ужас. Он старался об этом не думать. Но постоянная боль то в мышцах, то в пальцах, то на поверхности потрескавшейся кожи лица, то во всех местах на теле одновременно – заставляла его все сильнее злиться на самого же себя. Он уже начал проклинать свое последнее выступление в Сенате и поспешное принятие глупого необдуманного решения.
Но с каждым шагом, пытаясь догнать, приблизиться, дойти до края бесконечности горизонта, Герос все отчетливее начинал наблюдать размытые, слегка различимые, очертания чего-то неопределенного. Чего-то неуловимого, неохотно выглядывающего из-под очередного далекого заснеженного холма. Смахнув с ресниц иней и лед, сенатор ускорил шаг, насколько только это было возможно. И, тупо смотря вперед, не отрываясь, часто моргая, с надеждой полетел к своей единственной возможности обнаружить хотя бы признаки присутствия разумной жизни. Он забрался на холм и остановился. Его сердце заколотилось сильнее, разгоняя кровь и согревая организм.
– Ци-ви-лиза-а-ация, – тихо проговорил он, шевеля потрескавшимися губами.
Правитель расы Колдохонян сидел в своем теплом уютном кабинете возле камина, в котором тихо размеренно потрескивал горящий хворост. К нему зашел слуга и объявил о срочном визите главного министра.
– Что ему нужно? Впрочем, впусти его, – спокойно произнес правитель.
Главный министр вошел в кабинет.
– Мы нашли одного Жароса… – сказал он и задумался, не зная как докончить предложение.
Вскоре в дверях в сопровождении охраны появился уставший, измотанный, кое-как стоящий на ногах, с обмороженным лицом, трясущийся, совершенно ужасно выглядевший молодой сенатор Герос. Он сразу же тяжело повалился на одно колено, не в силах больше удержаться на ногах.
– Что с Вами? Окажите ему помощь, – возмущенно приказал слугам правитель.
– У меня дело к тебе, – хрипло произнес Герос, предупредив любые действия слуг.
– Зачем ты пришел?
– Ты знаешь, зачем, – ответил сенатор, криво ухмыльнувшись. Он хотел продолжить фразой: “Ты бросил мне вызов”. Но правитель и так уже прочитал это в его глазах. Он прочитал все: и выступление в Сенате, и спор с военным председателем, и переход по экватору, и страх, и боль, и чувство холода, и слезы, и отчаяние, и ощущение победы, и волнение от результата встречи с ним – с правителем расы Колдохонян. Он прочитал это все в уставших, но сверкающих гордых глазах молодого сенатора Героса. И слышал главную его мысль – “Ты бросил мне вызов. Я принял вызов”. Правитель отчетливо читал в разуме представителя враждебной ему расы: “Смотри! Мы можем жить в мире. Мы можем найти компромисс совместного существования в разных условиях. Мы можем акклиматизироваться. На моем теле даже начали расти волосы. Мой организм ПРИСПОСАБЛИВАЕТСЯ”.
Правитель с недоумением, но чувством неподдельной радости и облегчения, сверху вниз взирал на того, кто как никто другой сейчас являлся его союзником.
– Отправьте расе Жарос предложение о перемирии, – произнес он.
…Недалеко от границы двух цивилизаций – на той ее стороне, где еще местами лежал снег, покрывая собой желтую траву, сидя на возвышенности, молодой Колдохонянин сверкающими глазами смотрел в долину, где раса Жарос построила свои города. Используя специальную пену и нож, юноша соскребал со своего тела шерсть, начисто выбривая белую гладкую кожу. Когда он закончил, то поднялся на ноги, и накинул на себя просторный светлый балахон. В сырую слегка подмерзшую землю, пролетев вдоль ноги и блеснув искривленным металлическим лезвием, с четким звуком воткнулся нож. Колдохонянин взвалил на плечи тяжелый рюкзак, до краев наполненный бутылками с водой, и одну бутылку взял в правую руку.
Много воды. Ему потребуется очень много воды. Как можно больше. Чтобы обливаться ей под палящими лучами Солнца.
Колдохонянин улыбнулся и медленно стал спускаться в долину расы Жарос.
Перфильев Максим Николаевич ©
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор