истроия одного семейства

Слишком рано обрушился на него непосильный груз тяжелого наследства. Слишком рано. Слишком мал был еще Даня. Слишком рано он остался один. Слишком тяжел для мальчишеской шеи массивный золотой медальон.
Убит веселый дядюшка Бела, угасла от тоски его жена – разбитная тетушка Люси. Мальчик видел, как на глазах стареет и умирает от невосполнимого горя женщина, которую даже хорошенькая девочка, подаренная любимым, не в силах удержать на этом свете.
Но тогда был дом. Было то, что давало силы жить, выносить все невзгоды и душевную боль. Да и времени на слезы и долгие причитания не было: надо было заботиться о маленькой сестренке, которая осталась без отца и без матери, помогать мачехе с маленьким братом, поддерживать, хотя бы морально, женщину, которую любит отец, утешить и развлечь старика Дашевского. Помочь деду в меру своих сил. Даня удивлял окружающих своей взрослой рассудительностью – он довольно спокойно брался за не свойственные такому юному существу обязанности. И достаточно успешно с ними справлялся. Мальчик был умен не по годам. Но все равно – он еще ребенок.
Страшная гибель того, кто раньше и чаще других брал его на руки, того, кто вырастил и воспитал его, кто был маленькому эльфу за отца и за мать – буквально подкосила мальчика. У него словно выбили опору из под ног. Словно жестоким ураганом разрушило надежную крепость, которая защищала его и от секущих осенних дождей, и от зимних вьюг, и от палящего солнца.
Он остался совсем один, на семи ветрах. Мир маленького Дани перевернулся. Хотя так же, как и вчера, светило солнце. Но это было уже другое солнце. То вчерашнее солнце было добрым, как улыбка мамы, как объятия отца, как любовь сестры. Это, сегодняшнее, нещадно палило с небес, как сама жестокая и безжалостная судьба на этой планете. А вечером выспятся блестящими жемчужинами холодные равнодушные звезды, чтобы позлорадствовать над его горем. И также отчаянно дрались за вкусного червяка или удачной ветки птицы в саду. Но Дане казалось, что это не вчерашние птахи, чье пение он беззаботно слушал, когда его защищал любимый дедушка. Да и что он знал о жизни еще вчера, когда был жив старый эльф, кого боялись и уважали, но который любил маленького мальчика.
В это время взрослые спорили, как уберечь ребенка от возможных покушений, как устроить его на то время, пока не удастся вызволить его отца Мирчу. Дискуссия шла много часов. И так они ряди и эдак. И так не хорошо, и так не пойдет. Высокий слог высокородного собрания периодически нарушался крепкими выражениями старого капитана замкового гарнизона, который был и еще крестным отцом ребенка – господином Раду Миррою, который считал себя обязанным заботиться о мальчике и настаивал на том, что ребенка спрятать лучше под видом его дальнего родственника.
Но вдруг эти споры были прерваны криком настоятельницы приюта Мадам Пони. Женщина, успела выкрикнуть « Даня похищен!», и упала, залив натоптанный пол своей кровью. Это были ее последние слова. Но видимо, несчастная вдова слишком долго бежала – след похитителей не смогли взять даже верные волки.
Какие-то люди схватили Даню, и грубо затолкали в карету мало что соображающего ребенка, кое-как завернув в одеяло. И унеслись в неизвестном направлении.
А мальчик плакал и мучительно думал, почему он должен ехать туда, куда ему совсем не хочется, с теми, кому не доверяет, хотя руки у него не связаны, и ноги вроде бы свободны. И не было сил возмутиться крикнуть, сбежать, наконец. Да любая семья с радостью приютила бы юного князя, оставшегося сиротой.
Похитителям не было дела до здоровья ребенка. Они даже не дали возможности одеться. Они каждый раз посильнее затыкали ему рот, чтобы случайные попутчики не почуяли неладное, когда мальчишка выл от нестерпимой боли. Даня знал, что стоит ему добежать до ближайшей деревни – и он спасен. А вот участь его обидчиков была бы крайне незавидной – их бы разорвала толпа.
Князя, хоть и жесток он был, все-таки уважали за мудрость и справедливость. И за то, что он никогда не обижал и не унижал простых людей, в отличие от бояр и шляхтичей. Последним такое не снилось, даже в кошмарных снах. Казалось, что страшный атаман опришков Олекса Довбуш воскрес из мертвых. Причем воскрес не разбойником, но полноправным властителем родного края. И может теперь потребовать ответа за безобразия уже не по понятиям, а по закону. Говорят, что костяк спецслужб князя составился (как-то уж так получилось) из недобитых австрияками тех самых опришков. Чем ужасное сходство усиливалось. И если раньше они были просто разбойниками, которых преследует закон. То теперь – это уважаемые граждане на службе у князя (с неплохой оплатой), попробуй пугать такого судом да виселицей. Как бы самого не привлекли.
Те господа, которые так сладко грезили о «старых добрых временах» (когда они над простолюдинами измывались как Бог на душу положит) и мечтали об их возвращении, из страха перед суровой карой мирились с такой, на их взгляд, вопиющей несправедливостью, ограничиваясь бессильным и злобным шипением.. Те, кто мог бежать – давно сбежали. Кому бежать было некуда, те вынуждены были прижать хвосты и выжидать момент (известно, хоть и долго живут лесные всадники, но ничего нет вечного на этой планете – когда-нибудь и князь-опришек окочурится), чтобы поквитаться с проклятой чернью за все.
Но в этот момент сбежать Даня не мог. Глаза его от боли почти не видели. Ноги были как чужие – ничего не чувствовали и не слушались. И не было сил даже громко закричать. Смотанный наспех из какой-то тряпицы кляп больно раздирал рот. Мальчик не мог понять многое, но чувствовал, что пока он нужен своим похитителям живым. Потому что, если бы похитители хотели – они расправились бы с ним, так же, как с Мадам Пони. Он несколько раз пытался бежать, но непослушное тело не позволяло спастись.
Юный эльф хотел сначала убить себя. Он нашел грубую металлическую скобу под мягкой обивкой. Стукнуться об нее головой посильнее – и конец мукам. Правда, сначала будет невыносимая боль, но потом – он отделиться от тела и мирно уйдет в сады Мандоса. Но в последний момент подумал об отце – ему будет очень больно потерять одновременно и отца, которого он любил, и своего сына, к которому уже прикипело сердце.
Даня знал, что ради его спасения отец сделает все возможное. И даже будет пытаться совершить невозможное. Мирчу легче отдаст свою жизнь, чем пожертвует своим сыном. Он сойдет с ума, узнав, что его милого мальчика больше нет на свете. Сможет ли жить отец?
Ребенок подумал о всех своих друзьях, о Дэвиде Селки и его отце добром и по-детски наивном Роберте и его жене Анне, искренне заботившихся о товарище своего сына, который остался совсем один в чужой стране. Даже когда над ним смеялись, когда его имя и фамилию втаптывали в грязь.
Мальчик подумал о дедушке – он знал, что тот пожертвовал собой, только чтобы остался жить любимый внук. Вспомнил о строгой, но очень доброй начальнице детского приюта мадам Пони. Если он сам убьет себя – то их жертвы будут напрасны. А врагам его смерть – только на радость. Они с радостью выбросят его бездыханное тело в ближайшую придорожную канаву, как труп бездомной собаки. Не дадут себе труд даже похоронить его
(продолжение следует)