Дорогами Предтеч.

Дорогами Предтеч.

Вечное равновесие, Вечный баланс сил, который невозможно нарушить: устранение одной силы приведет к гибели и другой. Заклятые друзья, - дружащие враги: можно давать сотни тысяч определений, которые никогда не передадут истинного положения, - обозначения существующему порядку. Война без мира, мир без войны, война миров и мирная война: нелепые словосочетания лишь только запутывают сложнейшую игру мировоздания, передать словами которую невозможно. Ибо любая изреченная мысль становится ложью. И тем не менее попытки не прекращаются ни на секунду; человек не может не пытаться сделать невозможное: придать своим смутным догадкам материальное воплощение, но слова, слова, - да нет таких слов, чтобы обрисовать истинное положение дел.


Часть первая.
Прихоти Богов.
1

В таверне "Последний приют" сегодня и так не протолкнуться было, а входная дверь снова и снова жалобно стонала каждый раз, когда ее бесцеремонно распахивали новые посетители. К сожалению хозяйки такое происходило только раз в год, в конце весны, и она всегда бурчала, - то по поводу отсутствия клиентов, то о чрезмерном нашествии таковых. Но уж лучше густо, чем пусто: паломники скоро отправятся к Обители Богов и вернутся только затем, чтобы промочить горло перед дальней дорогой. Потом они разойдутся по своим городам и поселкам, и их город снова будет казаться вымершим, даже на главной площади, где расположен центральный собор и дворцы королей. И тогда, только неугомонные жрецы будут торопливо сновать по обочине священной дороги по своим делам, но в ее таверну им запрещено заходить. У них свои палаты и трапезничают они только там. Так что скоро у Тельды снова будет пусто...
- Гром и молния! Ты видно собралась уморить нас голодом!
Толстый стражник ударил по столу кулаком.
- Неси еще мяса и вина, и поживее!
Тельда изумленно уставилась на толстяка.
- Так это ты с голоду так распух, что штаны в поясе уже еле сходятся? Клянусь Богами, однажды ты лопнешь прямо за столом, и боюсь, что это произойдет в моей таверне. Даже не знаю, печалиться мне или радоваться: может хоть тогда скажут, что здесь кормят просто на убой! Эни, ты слышала? Неси скорее...
- Вот чертова баба! А сама сходить не можешь? Пока твоя дочь доковыляет, я с голода помру!
Это он зря сказал.
- Эни, можешь не спешить, этот стражник все равно помрет: с голода, с жиру, или от крысиного яда, которым я сама лично приправлю его блюдо, если он посмеет еще хоть раз тебя оскорбить...
Эни любяще взглянула на мать: она была хромой от рождения.
- Но, но, ведьма, потише, я ведь могу и доложить куда следует!
- Заодно и расскажешь, отчего так растолстел...
Страж похлопал себя по животу.
- Не слушайте ее ребята, я в отличной форме! Разве это жир? Да я гора мышц! Вот, пощупайте!
Он напряг руку, но сидевшие за столом стражники только рассмеялись.
- Виги утверждает, что он гора! Гора, но только чего?
- Виги, так это у тебя пресс такой? А я-то думал, что это сало!
- Если ты Кларенс будешь есть как Виги, то и у тебя будут такие же мышцы: морда во, и пузо такое же...
Но развить эту благодатную тему им не дали. Дверь взвизгнула на этот раз особенно жалобно, и в зал ворвался их капитан.
- Какого вы здесь сидите?! Вы что, тревогу не слышали? Избранные разбежались! Бегом! Все за мной!
Стражники суетливо вскочили со своих мест, опрокинув лавку, и глиняный кувшин покатился по грубо сбитым доскам стола, выплескивая свое содержимое. И не успел последний стражник выбежать за дверь, как он глухо разбился на полу, расплескав остатки вина, а все сидящие в зале зашумели, обсуждая еще одно невероятное событие! Мало того, что недавно левое крыло Обители Богов вспыхнуло вдруг разноцветными огнями, а затем всю ночь полыхало настоящим огнем, так еще и избранные сбежали! Воистину, пришло время бед!
Большая часть посетителей ринулась вслед за стражниками, образовав затор у двери. Когда толпа рассеялась, выяснилось, что дверь теперь висит на одной петле, а многие из ушедших к тому же не заплатили. Тельда всплеснула руками и рот открыла, чтобы высказать все, что думает по этому поводу, но сердце вдруг кольнуло болезненным предчувствием и она молча стала убирать черепки. Оставшиеся посетители загалдели, перебивая друг друга, споря и уверяя, в первую очередь себя, что это розыгрыш. Но никто не возвращался назад, и они начали сомневаться, и недоуменно переглядываться. Затем дружно устремились к двери и таверна вмиг опустела. Теперь только Эни нетерпеливо перебегала то к одному, то к другому окну, от волнения почти не хромая, и Тельда присоединилась к ней. Но смотреть было не на что - улица была пуста и дороги тоже.

Таверна вполне соответствовала своему названию: сразу за покосившимся амбаром начиналась желтая-красная каменистая пустыня и три дороги уводили к подножию священной горы, к Обители Богов. Раз в год паломники шли по этим дорогам к храму богоподобных: королевские семьи и знать по одной, а весь прочий люд по другой, ибо так было установлено богами. Третья, средняя и главная дорога предназначалась самим богам, по которой однажды они придут к людям. Но боги не спешили спускаться к смертным - по ней только каждый год уводили два десятка избранных; десять юношей и десять девушек.
И что только об этом не болтали досужие до сплетен миряне! Что избранные на самом деле служат пищей, а бог - всего лишь зверь, бродящий одиноко по пещерам горы в ожидании, когда жрецы сбросят ему новую трапезу. Причем некоторых девушек он иногда жалеет и не съедает сразу, но они все равно погибают. От его любви. Еще говорили, что их делают прислугой, а работа эта столь тяжела и невыносима, поэтому избранных хватает ненадолго, и каждый год требуются новые слуги. И наконец: избранные становятся богами и уходят в далекие края, дабы править людьми. Последняя версия была официальной и старательно поддерживалась жрецами, а для наиболее сомневающихся и кнутами стражников. Говорили, что сам верховный жрец Халино был таким избранным и прошел обучение в Обители. Впрочем, хозяйку таверны мало интересовали дороги; главное, чтобы по ней шли ее посетители, и было их как можно больше.
Когда-то давным-давно, когда делами заправлял еще ее отец, таверна находилась в городе. Не на главной улице конечно, не на соборной площади, но и не на самом краю, как сейчас. Вот только после смерти жены он стал так часто прикладываться ко всем кувшинам, дегустируя их содержимое, что очень скоро, и главное, - неожиданно для самого себя, разорился. И тогда юная Тельда взяла дело в свои руки и, продав все, купила дом на самом краю города. Вначале посетителей было много, но каких? Иногда Тельде казалось, что все отрепье собиралось в новой таверне и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы таверна не превратилась в притон для нищих, воров и мошенников. Помочь ей в этом взялся сержант Гило, да так рьяно, что скоро у них родилась дочь, - Эни. Тельда была счастлива, ровно до тех пор, пока сержант не исчез из их жизни, сочтя свой долг выполненным, и к тому же прихватил все ее сбережения, вероятно на долгую память о семье. Вот такова вкратце вся ее история и не удивительно, что она не ожидала от этой жизни ничего хорошего и стоя сейчас у окна, и обнимая дочь, запечалилась неизвестно чему.


Тревожная новость быстро облетела весь город, и толпы людей устремились на главную площадь, где величественный собор, точную копию Обители Богов, со всех сторон обрамляли пышные дворцы пяти королей. Но парадные врата собора были закрыты и только две мраморные статуи Богов по обе стороны врат взирали на гомонящую толпу холодно и равнодушно.
Страх и недоумение нависли над площадью безмерным грузом и даже царственные семьи вышли на балконы в ожидании известий, но трибуна верховного жреца, изображавшая скользящий дом Богов, была пуста. Лишь изредка мелькали бледные помощники Халино, и тут же молча исчезали. Все ожидали распоряжений из храма богоподобных, где находилась резиденция верховного жреца, но их не было, а время шло. Толпа гудела в недоумении. И какие только слухи не расползались по площади, обрастая по пути еще более невероятными подробностями и отразившись на улицах, возвращались назад уже совершенно нелепыми! Все говорили о черном знаке в небесах: о пожаре в Обители, о том, как свет в чертогах богов померк и стал таким тусклым, что был еле виден! Что Глаза Божьи перестали летать над городами и теперь некому больше следить за порядком! А какие только не пророчили беды…
Кто-то мрачно пошутил, что левую башню собора теперь тоже надо поджечь, дабы собор полностью соответствовал оригиналу, а толпа вдруг начала кричать, что собор горит, началась паника! И неизвестно, сколько было бы сегодня пострадавших на этой площади, но собор был у всех на виду и здравый смысл возобладал все-таки над человеческими страхами и глупостью.
А стражники тем временем обыскивали весь город, все дома, один за другим, от чердаков и до подвалов. Часть избранных нашлась сразу, но остальные как сквозь землю провалились и все теперь томились в тягучем ожидании. Наконец пришло распоряжение от самого Халино: все избранные должны быть доставлены в Обитель, как и положено, как это было, всегда. Пока жрецы смущено чесали затылки, указ верховного непонятным образом просочился сквозь стены собора, и толпа вновь загудела: а где же их теперь искать? А вдруг беглецы ушли к мерзгли, хотя представить такое даже немыслимо! Впрочем, немыслимо и представить, что избранные побегут от предначертанного им пути в Обитель Богов; а коль случилось одно, почему не случиться и другому? Но уйти к мерзгли?…

Их ущелье находилось в стороне от города, отделенное не только расстоянием, но и стеной презрения и брезгливости. Это были не люди, это был даже не скот, это были мерзгли, и этим сказано все! И обитали они под землей, словно кроты, роя породу и добывая руду, дабы обменивать ее на всякие погремушки, еду и одежду. Только два раза в год выползали они из своих нор на ярмарку, где и происходил обмен.
К счастью, заботливые Боги сотворили их так, чтобы мерзгли заметно отличались от людей, чтобы их было видно издалека по удлиненным черепам, густо поросшим мерзкой шерстью, по длинным носам, по гнусной походке, в конце концов! Вот так Боги позаботились о людях: чтобы никто из них не смог замараться, чтобы даже случайно не приближался к ним! Вот так Боги наказали строптивое племя за давно забытое всеми преступление! И хотя люди считали их стадом животных, у мерзгли были свои законы, свои вожди и даже свой путь к Обители Богов и свой алтарь, на котором они приносили в жертву своих избранных, дабы обрести прощение и милость.
И вот туда-то и предстояло теперь спуститься стражникам. В зловонную обитель, в преддверие ада! Кто-то однажды пошутил, что врата в ад и рай расположены рядом - ведь город назывался Божьей Милостью и считался земным раем. Он принадлежал только церкви и был священной землей, на которой никогда не бряцало оружие, не лилась ничья кровь. И горе тем, кто осмеливался нарушить этот закон - Божья кара была незамедлительной и страшной! Много королей, жаждущих безграничной власти, заплатили за неуемные амбиции головами, ибо сами Боги следили за порядком. Они запретили рабство среди людей, провозгласили законы и сделали всех счастливыми. Даже мерзгли было дозволено безнаказанно жить на святой земле, - только в стороне, в ущелье изгоев. И никто прежде кроме жрецов не ходил туда, ибо это было самым большим преступлением для людей. Вот и на ярмарку, а она была лишь пунктом обмена товаров, допускались даже не все жрецы, не говоря уже о прочих. Но теперь, увы, настали смутные времена.
По приказу тензора Ривди был собран отряд из стражников города, потому что посылать на поиски стражу из личной гвардии Халино сочли ненужным и унизительным для них. И поскольку уже вечерело, поиски переложили на утро. Вечером отряд прошел в соборе обряд очищения и предварительного прощения грехов, а рано утром, оставив из своего участка сержанта и двух солдат, капитан Ролли во главе отряда выехал за ворота.

Ржавая пустыня не радовала взоры. Ни дерева, ни даже чахлого кустика, - один песок да камни вокруг, и только белоснежные вершины по правую руку нарушали мрачный пейзаж, но вот саму Обитель Богов в знойном мареве разглядеть было трудно.
- Воистину, дорога в преисподнюю… - обронил один из всадников, зябко поежившись.
- Эй, Виги, ты еще свои мышцы не растряс там? Смотри, они скоро тебе пригодятся! – похохмил другой, но капитан приказал всем заткнуться, и они продолжили путь молча. Вот отряд поднялся на гребень холма, и всадники увидели широкую тропу, уходящую за другой хребет. Судя по тому, как она была утоптана, ею очевидно пользовались очень часто.
- Я и не знал, что здесь есть дорога, - сказал Бики, - неужели к мерзгли кто-то осмеливается ездить?
Капитан снисходительно усмехнулся: все старательно делали вид, что не знают, откуда в городе берутся разные товары, а тем паче никура, вызывающая сладкие грезы наяву.
- А что, если это мерзгли шастают в город? – «предположил» Зроги, - здесь одни камни, а жрать то надо, так может они по нашим помойкам лазят? Представь, Виги, жена заставит тебя ночью вынести мусор, а там куча голодных мерзгли! Вот они-то обрадуются такой горе мышц!
- А че сразу я? Че ты мне ко мне вечно пристаешь?! Это тебя они сожрут, - запальчиво возразил толстяк, разом покраснев, - это небось тебя жена первым делом просит вынести мусор, едва ты переступаешь порог своего дома!
Стражники дружно заржали: неделю назад жену Зроги уличили в прелюбодеянии. Зроги побагровел от злости, но ответить не успел, капитан зло прикрикнул на них обоих, узрев на горизонте два черных пятнышка.
Когда они сблизились, выяснилось, что это два жреца, спешащих на запаленных лошадях в город. Ролли повелительно поднял руку. Один жрец остановился, и капюшон откинул, а второй, объехав стражников, пришпорил коня.
- Не останавливайте, у него горькая весть верховному, - сказал жрец спешиваясь. Ролли узнал его, это был Ханко из ордена Молчаливых Стражей, берегущих покой самого Халино. Орден был известен своей строжайшей дисциплиной и когда-то Ролли подавал прошение о принятии его в это братство, - вот только ответ он ждал и по сию пору.
- Вы ищете пропавших избранных? Уже поздно. Впрочем, я могу вас проводить: пусть и запоздавшее, - но возмездие будет очень кстати. Только надо поторопиться, иначе они разбегутся как крысы.
- Избранники мертвы?
- Принесены в жертву этим идиотом Рохи…
И хотя эти слова были произнесены тихо, их услышали все.
- Что случилось? Как мертвы? – загалдели стражники, но Ролли посмотрел на них так зло, что те сразу заткнулись.
- Мой отряд в твоем распоряжении, - учтиво сказал Ролли, - веди нас…

2
Еще один день пролетел в тревожном ожидании. Люди, как и вчера, собрались на площади в ожидании вестей и развлекали себя всяческими небылицами о конце света. Более всего обсуждали тему, что Боги погибли при пожаре и в качестве доказательства ссылались на отсутствие Глаз Божьих, которые прежде летали по всем городам, следя за порядком. А раз нет Глаз, значит, нет и Богов. Ну и вообще… Шепотом поговаривали, что Халино, не получив указаний из Обители, в этом году распустит избранных по домам. Но только тихо! Никому! Шептали также и такое, за что можно было сразу угодить на каторгу, и надолго. К обеду некоторая часть граждан разошлась, видимо сообразив, что ожидать вестей необязательно именно на площади; можно провести это время и более разумно. Например, за рюмкой доброго вина. Но большая часть, в основном простолюдины, продолжали толкаться, создавая определенные проблемы как и для жрецов, так и для королевских семей.
- Да расходитесь же вы по домам! С самого утра здесь толчетесь, а сейчас ужинать пора! Расходитесь, граждане!
Сержант Дронго был готов разгонять тупую публику уже пинками. А как еще с ними разговаривать, если они ведут себя как стадо баранов? Но благоразумие советовало воздержаться от опрометчивых поступков, ведь в жизни всякое бывает. И неизвестно, на кого нарвешься: кому отвесишь сегодня пинок ты, и какой пинок отвесят завтра тебе. У сержанта был уже горький опыт, давно бы был лейтенантом, но.… Так что приходилось убеждать людей только словами. Впрочем, Ланти, еще совсем зеленый страж, всего лишь месяц состоявший на службе, особо не церемонился. Сержант видел, как он уговаривал одного, особенно хамливого подвыпившего человека, и ведь «уговорил»! Пожилой и солидный мужчина побежал очень резво, грозя на ходу всяческими бедами, обещая жаловаться по всем инстанциям. Может и правду пойдет. А если и в самом деле имеет связи наверху, то новичку не поздоровится. И поделом! На ошибках учатся лучше всего, особенно если они свои собственные и непростительные…
- Расходитесь по домам! Проходите!
- Офицер, офицер, пропал мой бедный Альби, ах помогите, скорее, скорее же!
Пожилая дама, вся в слезах, теребила сержанта за рукав.
- Ну что же вы стоите, сделайте хоть что-нибудь!
- Спокойно фойли, спокойно! Кем он вам приходиться: мужем, сыном? Опишите его внешность.
- Ах, стала бы я так переживать за этого старого пьянчугу! Он поди сейчас сидит где-нибудь в баре и не знает, что наша крошка пропала!
- Так стало быть это ваш внук? Сколько ему лет?
- Ах, ну что вы такое говорите, у меня два внука и достаточно взрослых, чтобы позаботиться о себе, а вот дочке не повезло, надо же было выйти замуж за этого подлеца! Промотал все состояние…, бедная моя Лирда…, как она страдает, если бы вы только знали, офицер, как она страдает!!! Ну что же вы стоите как истукан, вы будете его искать, или нет?!
- Так кого же мне искать, почтенная фойли, объясните толком!
- Так я же вам сразу сказала, Альби, мой мальчик, мой песик, мне его подарила племянница…
- Фойли, Обитель горела, избранные сбежали, а вы носитесь тут со своим дурацким псом?!! Проходите сейчас же, не мешайте работать!
- Негодяй! Как вы смеете? Я буду жаловаться!
( Еще одна! Иди, жалуйся! Как будто мне делать больше нечего, как твоего пса по всем помойкам искать! )
- Проходите, проходите!
Скоро и царственным особам надоел весь этот шум, а сейчас здесь находилось все пять семейств и они послали своих гвардейцев для наведения порядка. Все вместе они дружно стали вытеснять толпу с площади.

Поужинав у Тельды, стражники вышли на обычное патрулирование, только обычным оно не было сегодня.
- Что- то долго их нет, а ведь капитан обещал к вечеру вернуться. Придется нам сегодня отдуваться за всех! Значит так, каждый берет себе по улице: смотреть внимательно, возможно ночью избранные попытаются скрыться из города. Через полчаса встречаемся возле памятника. Всем понятно?
- А если попадется избранный?
Сержант криво усмехнулся.
- Значит хватай и тащи его в участок, Ланти. Но я надеюсь, что не попадется…
Ланти в душе был не согласен с сержантом. Он был молод и жаждал приключений, славы, подвигов, быстрого продвижения по службе. Потому и заглядывал во все щели, во все подозрительные места, где могли бы спрятаться беглецы. Что его заставило сунуть руку под ступеньку лестницы, он и сам не мог потом объяснить. Но чем-то оно привлекло, это место в переулке, освещенным так скудно, что будь он беглецом, сам бы затаился в тупичке между домом и высоченным забором, за деревянной лестницей, о существовании которой хозяева видимо давно забыли. И когда нащупал материю, сердце екнуло в предчувствии, а когда извлек, - ухнуло тревожно и застучало как барабан. Это была женская туника, из тонкой и дорогой материи с богатой вышивкой, - в таких нарядах избранницы идут на встречу с Богами! Да, вот она, удача! Видимо она ждала здесь до темноты и имела другое платье, не голиком же пошла дальше? Достав факел, Ланти осветил ступеньки. Слой пыли свидетельствовал, что черным входом не пользовались уже несколько лет. Надежда быстро найти беглянку и раскрыть ее сообщников несколько померкла. Ну что ж. Будем рассуждать дальше. Подменную одежду скорее всего стащила, значит сообщников у нее нет, и это хорошо. Понимая, что он должен первым делом доложить обо всем сержанту и тем самым отдать все лавры ему, Ланти конечно этого делать не стал. Доложить всегда успеется.
Ланти теперь внимательно осматривал весь проулок, шаг за шагом, но других следов беглянка не оставила. Вдруг в конце проулка мелькнула женская фигура, укутанная в черную шаль, и он рванул за ней, нисколько не сомневаясь, что это и есть избранница. Его избранница, его шанс!
Услышав топот, девушка побежала, подтвердив тем самым
его подозрения.
- Куда же вы, богиня?! Нехорошо получается, - целый год пользовались всеобщим уважением, - зло сказал Ланти, догнав беглянку и хватая ее за руку, - а теперь бегать надумали! Идемте, вас ждут в Обители!
- Оставь меня, дурак!
Девушка пыталась безуспешно вырваться, пронзая из-под черной вуали ненавидящим взглядом ретивого стража.
- Мне больно, отпусти руку!
- Может еще и проводить до выхода из города?
Девушка откинула вуаль, открывая лицо.
- Посмотри, осел, разве я похожа на избранницу? Я жена барона Ди Гольви и ты меня сейчас проводишь до дверей гостиницы! А потом будешь извиняться, но вряд ли барон простит такую грубость!
- А почему не жена одного из королей, или самого Халино? Идем, расскажешь это сержанту, он обожает всякие истории…
Голые, обшарпанные стены участка навевали нехорошие мысли; создавалось впечатление, что арестантами являются все, кто здесь находится. Поэтому толстые прутья решеток помимо своего прямого назначения как бы подводили окончательную черту, раз и навсегда лишая всех прав тех, кто оказался за ними. Сдав беглянку дежурившему сегодня Ронги, он проследил, чтобы тот посадил ее в камеру.
- А что, в отдельную нельзя? Как-никак избранница все-таки!
Он с подозрением посмотрел на грязную бродяжку, сидящую здесь уже два дня. Оборванка тут же принялась что-то выпрашивать у девушки, но та брезгливо отошла в угол и отвернулась.
- Да с чего ты взял, что она избранница? Мало ли, что она тебе наговорила! Ты им меньше верь, я тут уже такого наслушался, что уши распухли… Хотя одета прилично, как будто из знатной семьи.
- Так я тебе и говорю, утверждает, что он жена какого-то барона.
- Ди Гольви, тупица! И клянусь, это имя ты запомнишь на всю свою жизнь! Эй, ты, второй, ты, - лопоухий, немедленно отправь кого-нибудь в гостиницу «Три луны» известить моего мужа! И поскорее!
Ронги смущенно почесал в затылке. - А может она и впрямь баронесса? Ох, и не оберешься ты проблем! И тогда даже твой дядя не поможет тебе. Фойли, мне некого послать в отель, да я и не имею такого права, согласно инструкции. Я лучше пошлю за сержантом, пусть он разбирается, хорошо? Что стал, слышал, что я сказал? Дуй за сержантом!
- Только не вздумай ее отпустить! Капитан с тебя потом три шкуры спустит! И не слушай ее, а то она скажет, что невеста Халино и ты на колени упадешь и ноги целовать будешь.
- Иди уже, герой! Потом узнаем, кто из нас ноги целовать будет.
- Она моя, помни!
Ланти выскочил из участка, зло хлопнув дверью. Вот так всегда: готовы обделаться от страха, но как только почуют, что можно не рискуя своими шкурами отличиться, тут как тут! Еще и норовят отпихнуть!
Но все же черное зернышко сомнения было посеяно. А вдруг и вправду…? Да нет, не может такого быть!
Ланти зло тряхнул головой, отгоняя дурные мысли и поспешил за сержантом.

- Избранница, говоришь?
Сержант сощурил глаза, оглядев молодого стража с головы до ног.
- А вот нам не попадаются избранницы, верно, Голет? Одним прямо сказочно везет; то они чьи то родственники и у них не служба, а мед! То они по улице идут, а девки сами к ним пристают: ах возьмите меня, я избранница! Ты случаем не проверил, она точно девственница? Нет? Пойдем Голет, проверим девку? Ты как?
- Я то с удовольствием! А то он небось еще и не знает, что это такое, верно, сержант?!
- Зачем ты так говоришь? А вдруг Ланти неправильно понял слова старшего и более опытного товарища? Вдруг он сочтет это за оскорбление и пожалуется дяде? Ты же ведь не хотел его оскорбить, а Голет?
- Нет, конечно! Ланти у нас молодец, просто молод и неопытен.
- Вот и я говорю, парнишка может по неопытности натворить глупостей. А вдруг она и впрямь окажется баронессой? Тогда Ланти не поздоровится, так ведь? И его покровителю тоже…
Из прищуренных глаз сержанта вдруг полыхнуло такой ненавистью, что Ланти даже попятился. Но это выражение мгновенно сменилось озабоченностью и сочувствием.
- Пойдем, посмотрим, кто же она такая, твоя невеста богов…
Сержант ворвался в участок, хлопнув дверью, и велел Ронги привести девушку. Ланти взирал на его действия все с большей тревогой, предчувствуя нехорошее. А сержант усадил девушку в кресло капитана и обратился к ней столь учтиво, что Ланти чуть зубы себе не сломал от злости!
- Фоли не будет сердиться на нас, не так ли? Мы ведь только выполняем свою работу. Может воды? К сожалению, ничего другого предложить не могу, это участок…
- Фойли, офицер. Я рада, что среди этих грубиянов нашелся хоть один воспитанный человек. Вы уже послали известить моего мужа?
- Да, конечно! Ланти, хотя нет, отставить! Голет, бегом в гостиницу…
- Три луны, офицер…
- Прекрасная гостиница, фойли. Так вот, бегом в гостиницу, найдешь барона…
- Маруаса Бароса фола Ди Гольви, - надменно вставила опять женщина.
- Слышал? Выполняй! А я пока, с вашего разрешения фойли, побеседую с этим… чересчур ретивым юношей! Надеюсь, он не причинил вам…, ничего…, баронесса?
- Я не привыкла к такому грубому обращению, и прощать его не намерена! К тому же он чуть руку мне сломал, у меня теперь синяки! Боюсь, что барон будет очень, очень недоволен!
- Ну-ка ты, идем со мной!
Сержант цепко схватил Ланти за руку, совсем как тот недавно держал девушку, и потащил в коридор.
- Ты что, идиот?! Не способен отличить почтенную женщину от девки?! Ты!!!
Он постучал себя пальцами по голове, крича так, что его и на улице было слышно:
- Или ты думаешь, что тебе все дозволено, раз капитан твой дядя? А если барон не соизволит простить такую наглость и не посмотрит, что он капитан?! А?
- Но я ведь… она же… я думал…
- Думал?! У тебя есть чем думать? А ты не подумал, что надо было сходить с ней в гостиницу и проверить ее слова?! Вместо этого ты запихнул ее в камеру, вместе с бродягами! Да даже если она была бы избранной, ты должен был сразу идти и проверять это, идти в собор; но ты ведь «подумал»! Может, ты уже и в тензоры метишь, а? Видал я таких молодых и прытких, которые из дерьма норовят сразу в карету вскочить! Ну и что теперь? Будешь «думать», как тебе это сойдет с рук? Думаешь, фойли тебя простит? А если не захочет?!
Ланти зло вырвал руку из цепких тисков сержанта.
- Еще неизвестно, действительно ли она баронесса!
- А вот это мы сейчас и узнаем!
Вскоре возле участка остановилась карета.

3
Оставив двоих стражников охранять лошадей, отряд спустился в ущелье. И хотя спуск был не столь тяжел, многие дышали так тяжело, словно бежали сюда из самого города.
Ролли заметил презрительную усмешку жреца, и ему стало стыдно за своих увальней.
- Завтра же займусь вами! Совсем ожирели от безделья! И клянусь Богами, через неделю вы будете стройными, как, как…
Капитан от негодования долго не мог подобрать сравнение.
- Как горные барсы? – угодливо подсказал Зроги.
- Как горные идиоты! И если кто-либо из вас откроет пасть без разрешения, завтра уже будет охранять каторжан в Риги!
Дальше они шли в полной тишине. Виги пытался даже не сопеть, и оттого пыхтел еще сильнее.
Они находились на дне широкого каньона, который вопреки их ожиданиям был совершенно пуст. Один конец его уводил вглубь пустыни, в знойное марево, а второй упирался в подножие горы. Мелкая галька и облизанные валуны под ногами свидетельствовали, что раньше здесь была река, но от нее остался лишь тонкий ручей.
- Нам туда, - указал в сторону гор жрец.
Они дошли до поворота, и их взорам открылась поразившая их картина: каньон перегораживала высокая плотина, выложенная из огромных плит. С обеих сторон вдоль стен на нее вели широкие ступени. Но не это привлекло их внимание: посреди плотины, лицом к ним возвышалась статуя, вероятно целиком выдолбленная из скалы. Это был воин, но не человек, и даже не мерзгли! Это был куири с характерными для них чертами лица, и что он здесь делал, было непонятно. Взор его, суровый и печальный, был устремлен вдаль. Рука лежала на рукояти меча, словно он, заметив врага, приготовился к бою. И хотя выбита она была весьма грубо, все же казалось, что статуя сейчас оживет и сметет горстку людей, осмелившихся вторгнуться на его землю.
- Ого!
- Да не может быть!
- Неужели эти животные способны создавать такое?
- Я слышал от одного, но думал, что обычное вранье!
- Да нет, это не они…
- А кто тогда? Твой дедушка что ли, пришел и поставил здесь памятник? Причем куири?
Стражники загомонили как на базаре, перебивая друг друга, и некому было их оборвать, капитан и сам был настолько ошарашен увиденным, что забыл про дисциплину. Их достопримечательность, статуя славного жреца Праная Отважного, хотя и была тщательно выполнена во всех деталях, все равно не могла состязаться в величии с этим памятником, даже и превосходя его в размерах. И становилось понятно, что именно вдохновило скульпторов на создание людской статуи.
- Капитан, - зло процедил жрец, - угомоните своих людей, мы сюда пришли не любоваться видами!
Но видя его растерянность, жрец ловко запрыгнул на валун.
- Слушайте меня! Все, что здесь вы увидите, является тайной и не подлежит разглашению, особенно вашим языкастым женушкам! Учтите, это я говорю от имени верховного жреца и наказание будет гораздо страшней, чем охрана душегубов в Риги, ясно? Я спрашиваю, - всем все понятно? Потом лепетать что-то в свое оправдание будет поздно! Капитан, доведите это до особо непонятливых и помните, что вы первый ответите за своих подчиненных!
Ролли посмотрел на них так, что стражникам стало ясно: он их замордует еще и до указа Халино.
Взяв жреца под локоть, капитан отвел его в сторону.
- Поскольку мы здесь, я имею право узнать, что происходит? Чего нам ожидать?
- Вы, помнится, подавали прошение о принятии вас в наше братство? Считайте это проверкой. Сумеете ее пройти и заткнуть языки наиболее болтливым, я сам подыму ваш запрос на очередном заседании. Все в ваших руках!
- Это замечательно! Я приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие! Но чего нам ожидать сейчас?
- Вот этого я сказать не могу, и сам не знаю. Но нужно быть готовым к нападению…
- Понятно. Всем внимание, достать оружие! Разделиться на две группы! Одна идет здесь, другая там. Брило, твое отделение остается прикрывать нас. Кларенс, Бики, вы идете первыми на разведку. Всем ждать их сигнала, лучникам приготовить луки к стрельбе! Выполняйте!
Разведчики начали осторожно подниматься по зализанным временем и водой ступеням к верху дамбы, каждый по своей стороне, и одновременно махнули руками, зовя остальных.
- Чисто! – крикнул Кларенс и звонкое эхо пошло гулять по каньону.
- Идиот! – процедил Ролли, зашипев от злости.
Широкие тротуары плавно огибали рукотворное озеро, вода в котором была так прозрачна, что были видны все камни на дне. Два больших черных отверстия по обе стороны дамбы говорили, куда уходит вода. Обрывы каньона каким-то образом превратились в стены; тщательно выровненные и отшлифованные, они были испещрены фресками, суть которых понять было невозможно, но это были куири. Одни куири. И мерзгли, не говоря уже о людях, здесь не было…
Отряд продвигался по тротуарам, внимательно вглядываясь в черные провалы окон-бойниц на такой высоте, что вскарабкаться к ним без веревок было невозможно. Было тихо и пустынно, и только невнятный шум падающей воды доносился из-за поворота. А за поворотом им открылась еще более удивительная картина, поразившая их строгостью четко выверенных линий и углов. Никаких изваяний здесь не было, да они бы только и нарушили удивительную гармонию пропорций. Прямой как стрела каньон вел к отвесной стене, с которой низвергался небольшой водопад. По бокам от водопада на стене были обозначены две женские фигуры, тянущие к струям воды узкогорлые кувшины. И было в этой простоте прямых линий нечто такое величественное и строгое, что люди замерли, озираясь вокруг безмолвно и восхищенно.
- Попрятались, сволочи, - презрительно сказал жрец, - их теперь оттуда ничем не достанешь.
При звуке его голоса многие вздрогнули и… приободрились.
- Да ничего особенного тут и нет, подумаешь, - хрипло сказал Зроги и сплюнул на тротуар, - и построили все это не мерзгли! Этот скот ни на что не способен!
- Вот именно! – капитан строго оглядел подчиненных, - нечего рты разевать, лучникам быть наготове и следить за окнами, а то перебьют нас как куропаток…

Они шли к водопаду, настороженно вглядываясь в темные прорези бойниц, нацеливаясь в них луками, но все было тихо и безмятежно, и только тень одинокого ястреба пронесшегося над головами, нарушила вдруг это спокойствие.
- А что, здесь Глаза Божьего нет? – спросил Ролли у жреца.
- Раньше было даже несколько, - тихо ответил тот, - но после пожара я не видел ни одного…
Помолчав, он еще тише добавил: - Впрочем, как и в городе…
- А почему нет дверей? Как они туда забираются?
- По лестничным веревкам. И я уверен, что они сейчас за нами наблюдают и могут напасть в любую минуту, так что меньше задавай вопросов и больше смотри...
Когда они подошли вплотную к стене водопада, поняли, что та вовсе не цельная, как виделось это издалека. Фигуры двух женщин, конечно же куири, безуспешно пытавшихся набрать воду выбитыми на камне кувшинами, были только обозначены на выступающих вперед камнях, обрубленных по их контуру. А за ними темнели проемы, из которых на людей тревожно дохнуло чем-то тяжелым и нехорошим. Ролли поначалу не понял, забыл уже этот запах, но потом до него дошло: да ведь это запах крови, причем обильной крови! Жрец достал шарф и замотал им лицо.
- Советую сделать тоже самое, капитан. Дальше мы идем одни. И скажи своим олухам, чтобы они не расслаблялись, теперь от мерзгли можно ожидать чего угодно…
Капитан за неимением шарфа уткнул в нос платок и шагнул вслед за жрецом в непроглядную темень. На самом деле в пещере было вовсе не темно, как показалось вначале. Из многочисленных отверстий в обоих углах сырого потолка били тугие лучи света, довольно ясно вырисовывая жуткую картину. Десять каменных тронов располагались в один ряд вдоль противоположной входу стены. Все они были заняты. Ролли вначале увидел на ближних к нему креслах мерзгли и даже испугано попятился, вообразив, что здесь вершится какой-то мерзкий суд! Причем над ними, над людьми! Но потом понял, что те мертвы, оттого здесь такой тяжелый дух. А потом… А потом рой спугнутых ими гнусных жирных мух разлетелся во все стороны и он увидел, что шестеро из сидящих - люди, юноши и девушки. Понять это было тяжело, так как они были обезглавлены и головы свои держали в руках на коленях. Да, это были их избранные, которым суждено было бы стать богами, но вместо этого их оскверненные тела теперь глумливо усажены в эти чудовищные кресла! Какая нелепость! Какая подлость!
- Твари, гнусные твари, – глухо сказал он в платок дрожащим от ненависти голосом, - так своим вы головы не рубаете, да?!! Значит так, да? Давно своей кровью не захлебывались, войны вам захотелось? Так вы ее получите! Клянусь Оком, отныне я буду убивать, где бы вас ни встретил, и кто бы мне это не запрещал!
Капитан в ярости пнул ближайшее кресло, и тело мерзгли сперва завалилось набок, а потом упало к его ногам.
- Вот так вы будете валяться, твари, в ногах у людей и молить о пощаде, но теперь уже не дождетесь ее, никогда!
Он сам того не сознавая кричал, пнув ногой распростертое перед ним тело.
- Довольно, капитан, - сочувственно сказал жрец, положив ему руку на плечо, и Ролли вздрогнул, встряхнул головой, отгоняя от себя минутную слабость.
- Да что это я, трупов что ли не видал?
- Вот именно. Нам нужно найти здесь потайной вход в их крысиные норы. Он должен быть здесь, я это точно знаю! Иди вдоль этой стены и ощупывай все, вдруг попадется под руку какой-нибудь рычаг, открывающий двери.

Они начали наощупь продвигаться вдоль стен пещеры, внимательно вглядываясь в ее неровности. Безрезультатно. Ролли достал саблю и эфесом начал обстукивать стены, но из-за гула мух не мог ничего расслышать.
- Это бесполезно, - сказал он Ханко, когда они вновь сошлись.
- Вдвоем и без факелов мы ничего не найдем, а скоро уже стемнеет. Надо…
Договорить ему не дал чей-то возглас, и они одновременно оглянулись. На фоне проема мелькнула фигура стражника и тут же отступила назад. Ролли кинулся вслед за ним. Щурясь от яркого света, он несколько мгновений замешкался на входе, прикрывая глаза рукой, а потом набросился на подчиненных.
- Кто нарушил мой приказ?! Ты? Ты? А может ты? Я что вам сказал? Следить за окнами и в пещеру не входить! Кто, кто из вас?!!
Он в бешенстве поворачивался от одного стражника к другому, впиваясь взглядом в их побледневшие лица, и те в ужасе пятились назад.
- Кто?!! Зроги, отвечай!
Стражник трясущимся пальцем указал на Кларенса.
- Что, сопляк, ты еще не понял, что такое служба? Что такое дисциплина? Так я сейчас объясню!
Схватив молодого стража за грудки, Ролли принялся бить его спиной и затылком об скалу в такт своим словам.
- Ты у меня на всю свою поганую жизнь запомнишь, как нарушать мои приказы! Клянусь, в Риги ты будешь самым дисциплинированным каторжником! И отправишься туда завтра, нет, сегодня уже!
Он бил Кларенса, не обращая внимания, что тот уже обмяк.
- Довольно капитан, - зло сказал жрец, отрывая его от юноши: - мы сюда пришли не для того, чтобы убивать друг друга! Довольно я сказал!
Опомнившийся капитан отбросил Кларенса на руки подхвативших его стражей.
- О дисциплине мы поговорим в участке! Я долго терпел вашу лень, вашу жадность, вашу трусость, но теперь довольно!
Ролли повернулся к жрецу:
- Пусть и они посмотрят, что эти ублюдки сотворили с избранными! Пусть посмотрят, - может хоть сейчас до них дойдет, что это не мошенников на базаре ловить, чтобы тут же за взятки отпускать!
Жрец, чуть подумав, кивнул головой.
- Вы трое останьтесь здесь и следите за окнами, остальные в пещеру, и вас тоже это касается, - крикнул он второму отряду, стоящему на другой стороне: - идите и посмотрите, что эти твари сделали!
Из-за шума водопада те вряд ли его расслышали, но по жесту поняли, и по одному начали входить в пещеру.

Даже совместными усилиями они не сумели найти тайный вход в подземелье и выбрались, наконец, на свежий воздух. Солнце уже ушло за край каньона, освещая только верхнюю часть одной стены, а все остальное утопало в сиреневых оттенках сумерек и возникало ощущение, что они находятся на дне глубокой реки. Капитан брезгливо осмотрел подошву сапога, он неосторожно наступил в блевотину какого-то слишком впечатлительного стража. Подойдя к бурному потоку, Ролли опустил сапог в воду, и замер, осененный пришедшей идеей.
- Уже темнеет, а у нас нет ни факелов, ни веревок, не так ли? Что мы можем сделать? Пока пошлем за ними в город, все мерзгли разбегутся, если только они уже не разбежались. Эта вода единственный их источник, надеюсь. Если мы сумеем отравить его, твари будут вынуждены выйти из убежищ, и мы сможем их отстреливать. Оттуда, - сверху…
Он кивнул на края каньона.
- Верно! А отравить воду можно и трупным ядом. Идем!
Они еще раз вернулись в пещеру и вытащив трупы, спихнупи их в воду. Бурное течение подхватило и понесло тела вниз по течению.
- Эх, маловато будет, сюда бы сотню мертвецов, - ополаскивая руки, сказал жрец таким тоном, что Ролли рассмеялся.
- Надеюсь, ты не предложишь перебить еще и половину моих стражников? Хотя порой мне и самому это хочется сделать….
- Нет, конечно. Думаю, мы сумеем отравить их воду ихними же трупами! Или они нашими…
- Кто, эти твари? Да они обделались от страха и сами себя выкурят из нор, как только вонь станет невыносимой! Удивительно, как они только посмели поднять руку на избранных!
Ханко внимательно посмотрел на капитана и чуть заметно кивнул головой, скорее в знак подтверждения своим мыслям, чем словам Ролли.
- На самом деле меня беспокоят две вещи: почему они не нападают на нас, ведь мы для них и сейчас отличная мишень, и почему не идет подкрепление из города…
Ролли изумлено уставился на жреца.
- Ты серьезно? Кто вот эти? Нападут?!!
Но поняв, что жрец не шутит, перестал улыбаться.
- Может хватит ходить вокруг да около, и ты мне расскажешь что здесь происходит на самом деле?
Жрец долго размышлял, затем махнул рукой в сторону плотины.
- Идем, объясню по дороге. Все, уходим! – крикнул он группе на противоположной стороне так громко, что капитан вздрогнул. А потом Ролли понял, зачем жрец это сделал, и сам гаркнул так, что эхо покатилось по ущелью.

Когда они спустились с плотины, жрец придержал рукой Ролли. Пропустив стражников и дождавшись, когда они отойдут на приличное расстояние, Ханко заговорил.
- Я давно уже предупреждал тензора, что мерзгли что-то затевают. Но он не захотел доложить верховному и мне не позволил. Не стоит беспокоить по пустякам! Вот тебе и пустяк! И это ведь только начало! Что тебе известно о мерзгли?
- Ну, что это скоты…
- То есть ничего! Когда-то я тоже так думал, пока меня не послали… впрочем, это неважно! А что тебе известно о нашей истории, о том, как мы сюда попали?
- Что раньше мы жили в другом месте? Наверно тоже ничего, по сравнению с твоей мудростью. Знаю, что однажды Боги, видя, как плохо живут наши далекие предки, перенесли их сюда. Что они воевали с мерзгли и Боги помогли людям в этом.
- Все это так, но легенды весьма расплывчаты и ничего толком не объясняют. Они говорят о действии, но побудительные мотивы прошедших событий выглядят до того примитивными, что кажутся нелепыми. Я много времени провел в соборном хранилище и узнал такое, что изменило мое отношение, например к мерзгли. Но не знаю, стоит ли говорить об этом, хотя, конечно стоит, а возможно, уже и поздно! Вовсе они не скоты, как этого нам хочется видеть!
Тема разговора насторожила капитана, и Ролли подозрительно взглянул на священника. Ханко грустно усмехнулся.
- Нет, я не еретик, как ты сейчас подумал! И там плавает доказательство моим словам…
Он кивнул головой назад.
- Война, после такого долгого затишья, возобновляется опять, и это только первая кровь. Тебе не приходилось слышать: «Маховуджи, Исориджи и другие боги после долгих раздумий решили спасти людей и открыли в горах Хелинги проход. И бежали люди, прихватив с собою малую часть того что имели, а многие ушли босые и голые, не успев взять ничего из того что имели. А те, кто усомнился, и кто воспротивился их воле, погибли, ибо боги гневались на них и не пустили их, оставив на растерзание титанам! И возрадовались спасенные люди и возблагодарили богов за милость, увидав благодатную землю пред собой. Но обитали на той земле существа уродливые, числом несметные, и воспротивились они приходу людей и напустили тучу темную, стрелами разящую. Разгневались тогда боги и поразили ворога огнем небесным и рассеяли его по всей земле. И молвил Маховуджи: вот земля, плодами богатая! Живите отныне…»
- Что такое припоминаю…
- Это из летописей Матрия. Мерзгли вовсе не были скотами, когда наши предки пришли сюда. У них были племена, с задатками государств, и объединившись, они бы смели людей, если бы боги не уничтожили их всех, почти.
- Вот именно, почти! А надо было уничтожить поголовно! Всех до единого!
- Именно так! Это упущение со стороны Богов, хотя пути их неисповедимы. И тогда бы ничего этого не было, а что теперь будет!
- А что будет?
- А ты еще не понял? Мерзгли все эти века готовились к войне и дожидались удобного случая! Смотри: пожар в Обители, - раз, отсутствие Глаз Божьих – два, и они уже напали на людей! Ты думаешь Хори настолько глуп, чтобы убивать избранных, пришедших к нему просить укрытия? В лучшем случае он бы их просто прогнал. Нет, это война, и если с богами что-то случилось, то нам придется туго. Но Ривди слишком стар, чтобы понять это! И он не дает мне напрямую обратиться к Халино….
- Но почему тогда мерзгли не нападают сейчас на нас, если уже начали войну?
- Вот это и тревожит меня больше всего! Чего они ждут, что еще замышляют? На эти вопросы мне нужен ответ, и ответ немедленный! Я должен прийти к Халино не с пустыми руками!
Они вышли на тропу и начали подъем. Под самым верхом, там, где тропа круто изгибалась в сторону, была небольшая площадка, покрытая остатками плит. Возможно, когда-то здесь была сторожевая башенка или беседка. Они вышли на нее, заметно запыхавшись, и остановились отдышаться. Стражники, героически сдерживая тяжелое дыхание, пошли дальше, оставив их одних. Ханко подошел к краю и посмотрел вниз.
- Мне нужен мерзгли, причем живой мерзгли! Чтобы он мог ответить на эти вопросы. Я должен доказать свою правоту, не словами, не смутными предположениями, а конкретным делом! И тогда Халино оценит и поймет, что ему сейчас нужны молодые тензоры, способные поддержать его в трудную минуту! А вот мне будет нужен офицер, способный и отважный, и мне кажется, я нашел такого; как ты думаешь, капитан?
Ролли подошел и стал рядом. Что ожидало его? Ну в лучшем случае должность полковника, да и то, вряд ли! Скорее всего, его отпихнет в сторону какой-нибудь более прыткий, имеющий связи, или знатное происхождение юнец. Да и не ладится у него здесь служба, оттого он так отрывается на подчиненных и они его ненавидят в ответ. Потому что он не карьерист, и никогда не лебезил перед старшими по званию и по происхождению. И выйдет в отставку все тем же капитаном, с такой ничтожно малой пенсией, что ее не будет хватать даже на еду.
- Я не подведу тебя. Но чтобы взять пленника, нужно устроить засаду внизу, под плотиной. Придется разделять отряд, а нас слишком мало. А чтобы вызвать подкрепление, мне нужно будет самому ехать в город и обращаться к полковнику Дорни, но боюсь что он так же не поверит мне, как тебе не верит твой тензор. А твоя стража, придет она на помощь?
- Брат Суори уже должен был вернуться сюда с подкреплением. Кажется, он наткнулся на ту же стену непонимания, что и я. Так что первый ход нам придется делать самим.
На горизонте взошла первая луна, скупо окрасив края ущелья багровыми тонами, словно уже утопила весь мир в крови. И они оба узрели в этом знамение грядущего.


- Капитан! Фол капитан, дозорных нет, и лошадей тоже!
Стражник кричал сверху, прямо над ними, стоя на краю обрыва и вдруг… шагнул вниз! Доли секунды, показавшиеся Ролли годами, он падал и падал, и рухнул наконец прямо к их ногам, при этом сабля звонко ударилась об камни, перекрыв глухой удар тела.
- Он что, идиот? Такой впечатлительный?
Ханко изумленно уставился на Ролли, затем склонился над телом и перевернул его. Стражник был мертв.
- Здесь не так уж и высоко, чтобы сразу насмерть!
Жрец опять перевернул его лицом вниз и провел по спине рукой.
Стрела была такой короткой, к тому же вошла почти полностью в тело, поэтому они ее не заметили. Сидя на корточках, они взглянули друг на друга и разом поняли: началось!
И тут же сверху раздались невнятные крики, шум и чей-то звериный утробный крик, перешедший в стон.
- Засада!
Не сговариваясь, они рванули изо всех сил наверх, а сзади на тропу упало еще одно тело, но оглядываться не было уже времени. При зыбком свете лун было трудно понять, что происходит и поначалу им показалось, что все уже мертвы.
- Не стойте на виду, ложитесь!
В подтверждение словам несколько стрел свистнули возле них, и они упали на камни. Ролли пополз на голос.
- Что происходит, Бики?
- Они там, за теми валунами! Не дают подняться! Фол капитан, я не могу понять, из чего они стреляют, вот посмотрите…
Бики протянул ему стрелу, сделанную полностью из стали, непривычно толстую. Но главное, она была так коротка, что выпустить ее из лука было просто невозможно.
- Разберемся! Есть кто живой?
- Я, фол капитан!
- Мы здесь…
- Что нам делать, фол капитан?
- Спокойно! Бики, возьми еще двоих и ползи к самому обрыву: смотри, что сзади на нас не напали. Остальные ползком к тем валунам. Всем приготовиться! Брило, по моей команде будь готов пускать стрелы. Давай!
Брило встал на колено, чтобы натянуть тетиву и завалился набок, схватившись за грудь.
- Дьявол-мерзгли! Вперед, ползком!
Они поползли, вжимаясь в еще теплые камни, а непонятные стрелы звонко цокали вокруг них, осыпая выдолбленной крошкой. Собравшись под грудой камней, они приготовились к атаке. Ролли заметил, что жрец держится за плечо, а между пальцев сочится кровь.
- Ранен? Виги, перевяжи священника, да потуже! Ты посиди здесь и не высовывайся, это наша работа. Вперед, за мной!
Ролли перепрыгнул через камень и бросился к большим валунам, с которых стреляли взбунтовавшиеся твари. Но на камнях уже никого не было. Вглядываясь в багровую темень, он заметил несколько черных пятен и кинулся туда. Видно здесь была их потайная нора, в которой они исчезали один за другим. Последний мерзгли, понимая, что не успевает спрятаться, с ревом кинулся на него, размахивая чем-то непонятным. Он показался капитану огромным зверем. Ролли увернулся и машинально вонзил клинок ему в брюхо. Монстр утробно воя с размаху ударил своим оружием об камень, сломав его, и сам свалился, пытаясь удержать вываливающиеся кишки. Так же машинально Ролли вонзил острие ему в горло, прервав гнусный стон и оглянулся по сторонам. Все, вокруг тихо. Подбежавший Ханко пнул ногой труп, переворачивая его на спину:
- Надо было живьем его брать, я же говорил!
- Извини, так получилось. Сейчас еще кого-нибудь поймаем. Ты лучше посмотри, чем они стреляют! Вроде как лук, только странный какой-то!
Ролли поднял обломки причудливого оружия и протянул их жрецу.
- Держи.
- Да он поломан!
- Не переживай ты, сейчас еще добудем! Вот их нора. Есть добровольцы туда спуститься?
Но стражники попятились назад, прячась за спины друг друга и вокруг капитана моментально образовалась пустота.
- Не будь дураком, в пещерах они нас всех как кротов перебьют! - сказал Ханко, осторожно заглянув внутрь лаза.
- Без факелов нам там делать нечего! Надо уходить.
И стражники дружно закивали головами: такой вариант их явно устраивал больше. Вдруг Виги, странно взвизгнув, схватился руками за живот и упал на колени, а затем боком на землю.
- Боги, Боги, - стонал он, - как больно, боги! Помогите мне!
- Ложись!
Они попадали на камни, озираясь по сторонам.
- Откуда стреляют?
- Не знаю! Надо уходить, пока не поздно! Мы же не будем их как сусликов караулить возле всех их норок!
Ролли принял решение.
- Собираемся возле тех камней. Соберите все оружие, не будем им оставлять ничего! Тащите туда Виги!
- А как же убитые?
- А кому их нести, если придется отбиваться? Берите раненных, потом, когда вернемся выбивать этих тварей, заберем и мертвых.

4
Мягкий рассвет румяно прикоснулся к черепичным крышам, когда на дороге появились шатающиеся от усталости люди. Они медленно приближались к городу, который еще сладко спал, ничего не подозревая. И чем ближе они подходили, тем сильнее наваливалась на них свинцовая усталость. Но Ролли понимал, что времени расслабиться у него не будет, так же, как понимал это и Ханко. Жрец с горечью подумал, что его битва только впереди, и сражаться придется не на мечах и луках, а на словах - изысканными и учтивыми речами. И не известно еще, что тяжелее!
Виги совсем обмяк, его волокли на себе покрасневшие от натуги стражники, вероятно в душе проклиная эту «гору мышц». Бики тоже еле шел и Кларенс придерживал его за ремень, закинув его руку себе на шею. Свободных не было, все кого-то придерживали, либо тащили.
Сторожевой пост конечно же спал, и это вызвало бурю гнева у всех, кому удалось пережить ночное побоище.
- Хватит дрыхнуть!
Поразительно, что все стражники рявкнули это в один голос, но правда разными словами, а Зроги для пущей убедительности еще и пнул ногой лавку, на которой сопел дозорный. Пока тот жалко барахтался, пытаясь удержать равновесие, измученные люди обступили чан с водой. Вода была несвежей, но никто этого и не заметил.
- Вы где пропали? Кто это вас так отделал? Мы уже хотели людей отправить на поиски, - накинулся на них пришедший в себя дозорный, но, заметив капитана, принялся одергивать примятую форму.
- Фол капитан, за время дежурства происшествий не было, город никто не покидал! А что случилось, кто это вас так?
- Так почему же не отправили?
- Кого?
- Людей…
- Куда?
- Ты что, баран? На поиски!
- А, на поиски, так это, фол полковник сказал, что город некому будет охранять…
- Ну-ну…
Ролли повернулся к жрецу.
- Что будешь делать?
Ханко морщась, поправил окровавленную тряпку.
- Доложу тензору. Хотя вряд ли его подымут в такую рань. Да, я заберу этот трофей, может хотя бы с ним моим словам поверят.
- Сходи сначала в приют, пусть рану промоют. И я пойду подымать свое начальство, а ему это тоже очень не понравится. Потом буду у себя в участке, если понадоблюсь, присылай туда. Всех раненых отвести в приют, потом отдыхать, на сон четыре часа! Нам еще тела предстоит ехать забирать.
Ролли отыскал взглядом часового.
- А ты, - следи за дорогой, и смотри мне, не проспи появление мерзгли!
Часовой суетливо преподнес ему полную кружку.
- Вот, попейте! А избранных нашли? Неужели это они вас так?
- Что значит «так»? Почему здесь такая грязь, почему спите на посту?!! Хотите, чтобы вам сонным горло перерезали, а потом весь город втихую перебили? Смотреть в оба, и если заметите кого-нибудь, сразу бейте в набат!
- Так это, а если люди будут?
- Что люди?
- Ну, люди, это, идти будут…
- Да что за тупиц понабирали! Здесь что, проходной двор? Никого не выпускать! Все, пошли!
Дождавшись, когда капитан выйдет, непонятливый часовой переспросил:
- Так мне это, когда в набат бить?
- Да бей хоть сейчас, только головой, и посильнее!
Зроги отпихнул стражника в сторону и вышел из будки. Страж недоуменно уставился на своего напарника:
- А зачем головой то?

В участке капитана ждал еще один неприятный сюрприз. Понурый Ланти начал невнятно рассказывать ему свою историю, но Ролли не дослушав до конца, махнул рукой. Какие еще баронессы, не до них сейчас!
- Беги домой к полковнику, передай, что на отряд было нападение, четверо убито, много раненых. Мерзгли взбунтовались и возможно нападение на город! Я буду здесь. Давай, быстро!
Сразу после его ухода пришли жена с дочерью. Капитан жадно накинулся на еду, пытаясь с полным ртом успокоить женщин, но какое тут спокойствие! Еле-еле уговорив идти их домой и принести чистую форму, он ожидал появления полковника. Вскоре тот ворвался на участок взъерошенный и злой.
- Мерзгли, напали, капитан?! Что ты несешь? Ты случайно не объелся никуры, что за бред?!! И что за вид у тебя?
Ролли поправил на себе форму, сильно пострадавшую от ночного ползания.
- Докладываю. Прибыв в ущелье, мы обнаружили, что избранные обезглавлены на алтаре мерзгли. Четыре юноши и две девушки принесены в жертву их главарем Рохи. Сами мерзгли при нашем появлении попрятались в норах, в которые без наличия веревок забраться невозможно. Затем мы попали в засаду…
- Да не может такого быть! Ну-ка давай садись и рассказывай все по порядку…


В обед прибыл верховный жрец и вызвал их к себе в собор.
Площадь опять была запружена народом и если бы не сопровождение, их бы смяли вместе с лошадьми.
- Это он! Тот самый, кого посылали за избранными!
- Фол, эй, фол капитан, это правда, что мерзгли взбунтовались и вырезали всех в Нарлии? Говорят, что в поселке не осталось ни одного человека!
Какая-то женщина вдруг дико взвыла:
- О Боги! У меня же там дочь маленькая осталась!
Ее крики разнеслись по площади и толпа загудела.
- Что случилось?
- Вон женщина, только что пришла из Нарлии, говорит, что мерзгли убили всю ее семью!
- Их надо всех уничтожить!
- Да, да! Убить, убить их всех! Чего они ждут, когда эти твари нас всех прикончат? Я всегда говорил, что наша доброта нам боком выйдет!
- Говорят, они живьем пожирают младенцев!
Ролли с изумлением смотрел на людей: он только сейчас начал понимать, насколько легкомысленна и наивна толпа; она не только не способна трезво судить, она не хочет этого делать! Это было как стихия, как ураган, который зарождался прямо на его глазах: с каждой минутой он набирал обороты, чтобы выплеснуться наконец, неистовым безумством! И эту стихию невозможно остановить, все что можно сделать, - направить ее в нужное русло, иначе страх и гнев прольется не только на мерзгли, но и на своих соплеменников, а этого допустить было никак нельзя! О Боги, где же ваши Глаза, неужели вы не видите, что любимый вами народ уже накрыло черным крылом грядущих несчастий?
С трудом они пробились в собор, тесня публику лошадьми. Иногда казалось, что толпа разорвет их самих, настолько жадно бросалась она на военных в требовании хоть какой-либо информации.
Халино ждал их в большой библиотеке, нервно прохаживаясь вдоль стеллажей. Ролли не доводилось здесь еще бывать, но сейчас ему было не до старинных свитков, все его внимание было приковано к верховному жрецу. Он был не так уж и стар, как считали люди, и было в его облике такая грозная величавость, что все присутствующие заметно робели. Они подошли поближе, и полковник приветствовал Халино низким и витиеватым поклоном, как это принято делать при дворах. Ролли лишь отдал честь: возможно даже суше, чем требовалось, считая, что сейчас не до дворцовых расшаркиваний. Кроме самого Халино здесь были все тензоры, их помощники и представители королей. Несколько в стороне стоял Ханко; встретившись взглядом, он чуть заметно кивнул головой.
Тензор Ривди выступил вперед, выставив вперед палец, словно рапиру: - Капитан Ролли! Беретесь ли вы подтвердить слова моего чересчур ретивого помощника о якобы существенной угрозе со стороны мерзгли?
- Да, ваше преосвященство! И четверо, нет, уже пять убитых, не считая раненых, не считая казненных избранных, самое верное тому доказательство!
- А возможно ли, что это было… скажем недоразумение, что мерзгли поступили так из растерянности, или из страха?
- Они могли по недоразумению убить избранных, но когда напали на нас из засады, полностью подтвердили свои враждебные намерения!
- А может вы капитан неправильно понимаете ситуацию? Например, находитесь под влиянием моего помощника Ханко. Допустим, он убедил вас в чем-то и вы теперь разделяете его точку зрения. А потому и сами находитесь в заблуждении, не осознавая этого, и невольно вводите нас? Подумайте…
Ривди спросил это так мягко, сочувствующе, глядя в глаза Ролли с такой заботой, что капитан в первую секунду был даже готов пойти навстречу этому по отечески доброму отношению и согласиться. Но тут же вспомнил об убитых товарищах и разом стряхнул с себя наваждение.
- Ваше Богоподобие, я считаю это не только пограничным конфликтом, но и началом войны между людьми и мерзгли!
Ролли обратился уже напрямую к Халино, нарушая весь этикет и кивнул головой на захваченное оружие мерзгли, лежащее на столе.
- Вот доказательство моим словам! Они создали оружие, значит, готовились к войне и мы должны быть готовы к нападению в любую минуту!
Присутствующие глухо зашумели.
- Это еще ничего не значит! – крикнул другой тензор, выходя вперед: - вы беретесь судить о том, чего не знаете! И еще неизвестно, было ли это так, как вы утверждаете сейчас, на пару с этим… Ханко! А может вы наглотались никуры и свой бред выдаете за желаемое?
- И пять своих людей мы тоже сами убили, чтобы нам только поверили?!
- А кто вас знает? Может и так!
Ролли отшатнулся назад, пораженный такой нелепостью.
- Что за чушь! Если вы мне не доверяете, зачем посылали?
- Как смеешь ты разговаривать со мной таким тоном, наглец?
И сразу зашумели остальные тензоры: одни осуждая, другие поддерживая капитана и не замечая, что Халино поднял руку, требуя тишины. И только когда он хлопнул ладонью по столу, опомнились и неохотно отступили на свои места.
- Тяжкое испытание посылают на нас Боги! Хотят проверить нашу веру! И вы своими вечными раздорами только ухудшаете положение! Неужели и вы верите, что с Всемогущими, Бессмертными Богами может что-то случиться?!! Они проверяют нас и мы не должны поддаваться панике! Завтра последний срок передачи им наших избранников. И в доказательство своей преданности и веры, готовности им служить, мы отправим не двадцать, а сорок отроков! Святые отцы, позаботьтесь об этом, немедленно! А вы передайте своим королям, чтобы усилили наблюдение и оружием подавляли любые попытки возмутить народ. Любое подстрекательство должно пресекаться на месте! А в случае стычек с мерзгли уничтожать их беспощадно. Все, ступайте!
Присутствующие потянулись на выход. Ролли ждал, когда выйдут тензоры и вполуха слушал злой шепот полковника, обвинявшего его в глупости и неспособности правильно исполнять свои обязанности, когда его мягко тронули за рукав. Это был секретарь Халино.
- Останьтесь, - тихо сказал он, и, видя, как замешкался полковник, добавил: - а вы можете идти. Следите за порядком.

Халино долго смотрел капитану в глаза и тот весь подобрался, понимая, что сейчас решается его судьба.
- Как оно действует?
Жрец указал на оружие.
- К сожалению, оно сломано и я не могу показать его действие. Сюда кладется стрела, вот этот рычаг натягивает тетиву. Видите какая она тугая, за счет этого увеличивается дальность и мощность стрельбы. К несчастью, мы уже убедились в этом.
- Ересь повсюду находит лазейки! Не у нас, так у этих животных! Вот в чем наша беда: среди своих мы еще можем искоренить это блудомыслие, но там! И что, оно лучше наших обычных луков?
- Сила оружия зависит от того, в чьих она руках находится. Если человеком не движет вера, любое, даже самое страшное оружие будет бесполезно, - ответил за него Ханко.
- И все же оно может причинить большие неприятности, как вы считаете, капитан?
- Так точно, Ваше Богоподобие. О всех его возможностях трудно судить, но одно уже известно: с ним проще вести стрельбу в тесном пространстве, из укрытий.
Халино задумчиво ходил возле стола.
- Вы можете исправить его? Или сделать точно такое же?
- Так точно. Для этого мне нужен хороший кузнец и плотник.
Верховный жрец кивнул секретарю и тот почтительно поклонившись, вышел на минуту из комнаты.
- Теперь поговорим о самих мерзгли. Что вы думаете об этом, старший помощник?
- Ваше Богоподобие, я уже некоторое время пристально наблюдал за их поведением и могу с полной уверенностью сказать, что данное нападение не результат случайных эмоций, а тщательно готовившийся факт.
- Объясните.
- При личном общении с их жрецом Рохи, выполняя миссию, возложенную на меня тензоратом, я обратил внимание на странность поведения: в его ответах проскальзывала нотка недовольства не только существующим положением, но и явное противоречие, видимо возникшее между самими мерзгли. Он делал какие-то невразумительные намеки на непонятное единство и тут же упрекал; одним словом нес полную чушь. Это насторожило и заставило меня более внимательно отнестись к его высказываниям. Да и наблюдая за поведением простых мерзгли, я все сильнее ощущал их напряженность и ненависть.
- Они всегда нас ненавидели.
- Это так, Ваше Богоподобие, но в них появилось еще и внутреннее осознание своего превосходства, которое они старались не выдавать, и тем не менее оно проскальзывало все чаще.
- Как бы то ни было, это всего лишь ощущения и предположения…
- Согласен. Но их тоже необходимо проверять, иначе в один прекрасный момент можно потерять контроль над мерзгли, а это в свою очередь может обернуться и мелким бунтом и даже полным восстанием! Насколько вам известно, поставка руды существенно сократилась, и причина тому раздоры в их племени. Рохи намекал, что скоро может многое измениться. К сожалению, я так и не смог добиться от него ничего конкретного, но у меня сложилось мнение, что Рохи теряет популярность среди своего народа. У них появился новый лидер, но кто он, пока неизвестно. И я убежден, что все произошедшее, - это дело его рук и вскоре что-то последует. Нельзя было давать им свободу действий с самого начала, свободомыслие никогда не приносит положительных результатов.
- Так повелели Боги! Вы смеете сомневаться в их мудрости, священник? И потом, почему не доложили мне сразу?
- Я пытался, но тензор Ривди посчитал мои слова «бредом», как он сегодня сказал, и не только не обратил внимания на мои предостережения, но и запретил обращаться к вам!
- Это очень плохо, что я узнаю все последним! И решать: бред это, или нет, буду только я, и никто иной! Если вы видели, что дела обстоят не подобающим образом, вы должны были обратиться ко мне лично, даже если задание вы получили от тензората! Почему вы не настояли на встрече со мной?
- Я пытался несколько раз, но у меня не было твердых доказательств, поэтому тензор всякий раз отсылал меня и не вынес даже на рассмотрение тензората мои доклады…
- Хорошо, это мы выясним. Ваши предположения: что может предпринять Рохи, или их новый лидер, чего нам следует ожидать?
Ханко на мгновение задумался.
- С полной уверенностью ответить трудно, но можно предположить несколько вариантов. Первый, - если это на самом деле недоразумение, скорее всего они просто сбегут, оставив свои пещеры и возможно навсегда. Но добыча руды сократится еще больше, либо прекратится вообще и нам самим придется заняться этим.
Второй вариант. Это нападение было пробой сил и теперь они выжидают: покарают ли их Боги, как это было всегда. Этот вариант кажется мне наиболее вероятным. Третий не выдерживает критики, но смею сказать, что логика мерзгли сильно отличается от нашей и отбрасывать его не стоит, так же, как и забывать об их вековой ненависти к нам. Вполне возможно, что они готовят нападение на город, хотя тут возникает масса вопросов. Если это так, почему они не уничтожили наш отряд? Они просто обязаны были это сделать, чтобы никто в городе не подозревал о нападении. К тому же я не заметил прибытия подкреплений. Но это ничего не значит: третий вариант вполне закономерно может возникнуть из второго, если не будет соответствующего ответного удара. Тогда мерзгли не только нападут на город, но и развяжут войну в будущем.
Халино подошел к столу и взял в руки чужое оружие.
- Так значит в силу Богов вы уже не верите?
- Вы говорили, что Боги шлют нам испытание. Если это нападение часть испытания, мы не имеем права сидеть сложа руки и должны ударить по ним со всей беспощадностью. Считаю, что мы обязаны это сделать!
Халино бросил острый взгляд на помощника и Ханко увидел в этом пронзительном взгляде подозрение и что-то отталкивающее, неприятно царапнувшее его по сердцу.
- Какова вероятность нападения мерзгли на избранных еще раз? Что, если они таким образом попытаются помешать нам исполнить свой долг пред Богами, дабы те отвернулись от нас? Такой вариант вы не предполагаете?
- Тогда можно будет с полной уверенностью сказать, что мерзгли восстали против Богов! И они могут напасть на город прямо сейчас, в надежде убить избранных прежде, чем их уведут в глубь пустыни.
- А вы согласны с такой точкой зрения? Что основной целью мерзгли являются наши избранные?
Ханко на долю секунды замешкался: Халино вывернул проблему, выпятив часть ее и стушевав остальное, а в целом исказив ее, но кто будет вслух говорить об этом?
- Согласен!
Верховному жрецу не понравилась эта краткая пауза Пожевав губами, он отошел от Ханко и повернулся к Ролли.
- А что думаете вы?
Ролли напрягся: он уловил возникшее разногласие, но разницу между нападением на город и на избранных не понял.
- Нужно ударить по ним как можно быстрее! Позвольте мне собрать отряд и выступить немедленно! Мы сможем предотвратить их нападение, ударив первыми, да так, чтобы навсегда отбить у них всякие помыслы о войне!
- Это хорошо, что вы полны решимости! Но для этого удара нужен мощный кулак, нужна вся наша сила. А что, если вы отправитесь к ущелью, а мерзгли нанесут удар по городу из другого места? Где гарантия, что они сейчас не подбираются к городу с другой стороны?
Халино помолчал, давая время капитану возразить, и приняв его молчание за согласие, продолжил:
- Мы усилим охрану и города и избранных, а после свершения ритуала сделаем рейд. Распорядитесь, чтобы выслали дозоры на все дороги, но главное внимание уделите Дороге Богов. Необходимость добычи руды и связанные с этим вопросы я поручу другим. Все, больше вас не задерживаю…
Секретарь тут же вынырнул из тени.
- Идемте, фолы, ваши задачи я объясню по дороге.
Они вышли из зала и секретарь протянул добытый в бою трофей Ролли:
- Капитан, в наших мастерских вас уже ждут люди, о которых вы говорили. Страж проводит вас туда, но не забывайте, что на вас лежит ответственность за охрану и порядок в городе. Не задерживайтесь там сильно долго. Затем найдете фола помощника, которому поручено сформировать отряд по охране избранных, и поступите в его распоряжение. Желаю удачи…
Ханко обратился к секретарю.
- Если вы не будете возражать, я сам провожу капитана и по дороге мы обсудим наши действия.
Секретарь вежливо поклонился:
- Как вам будет угодно…

Они шли по галерее, ведущей многочисленными переходами и лестничками во внутренние дворы. Ханко был мрачен и шел сутулясь, думая о чем-то своем. Ролли тоже шагал молча, размышляя о приказе верховного жреца. Заметив промелькнувшую на лице Ханко гримасу, он истолковал ее по своему.
- Рана беспокоит?
- Беспокоит меня, - Ханко взглянул на Ролли, не решаясь на откровенный разговор, несмотря на ночной бой, который ощутимо сблизил их: - да, рана…
- Или то, что Халино тоже не услышал тебя?
- Беспокоит меня наша неготовность вести боевые действия, неспособность видеть картину в целом! Меня мучает мысль, что мы сейчас совершаем ошибку и последствия будут самые страшные! Почему они не добили нас на дороге, ведь могли это сделать! Что еще задумали? Надо молить Богов, чтобы мерзгли действительно напали на город, на избранных, и их действия стали бы понятны нам. Но мы, вместо того, чтобы сразу самым жесточайшим образом пресечь все подобные попытки, сами даем мерзгли возможность развязать эту войну! Распылим свои силы на охрану дороги, а когда наконец таки возьмемся карать этих тварей, будет уже поздно!
Говорить о своих ощущениях, о возникшем недоверии к нему Халино, что тревожило его на самом деле больше всего, старший помощник не стал. Это было личное.
Договорившись о времени встречи, они разошлись по своим делам. Ролли нашел мастера в кузне и показал ему новое оружие.
- Да, да, мне уже говорили.
Кузнец взял оружие нежно, и долго рассматривал его на вытянутых руках.
Потом взглянул на капитана с какой-то детской обидой:
- Но это же…! Вот, я же это и предлагал! Только здесь спуск гораздо лучше, то, чего я никак не мог решить! А меня чуть ли не на каторгу! Ересь!
Мастер чуть не плача опять начал крутить оружие в руках.
- Как просто, как все просто! А вы не знаете, кто это сделал?
Ролли замешкался: он сочувствовал мастеру, но показать сочувствия не мог, не имел права. И не сколько из страха перед ересью, а боясь и самому задаться вопросом о несправедливости, о которой он знал лучше других, будучи охранником на каторге. Ежедневно видя муки людей, пытавшихся дать нечто большее, чем установки тензоров, запрещавших любые мысли кроме их собственных, за что людей и заковывали в кандалы.
- Мое дело принести вам, а вам делать. Вот и давайте заниматься каждый своим делом.
- Да, да, конечно, простите меня фол капитан! Минутная слабость. Сделаем в лучшем виде, не извольте сомневаться!

5
Город затрепетал от страха, когда жрецы в сопровождении стражи пошли по домам, отбирая юношей и девушек, отнимая детей! Это было неслыханно, чтобы избранных забирали вот так ,сразу, без положенного оказания почета как будущим богам! Это было оскорблением, нарушением всех правил, установленных самой же церковью! Люди в гневе требовали от жрецов хотя бы справедливости… и тут же сникали. Что можно возразить вооруженной страже, которая силой утаскивает твоего сына или дочь как преступника, абсолютно не церемонясь? Какое им дело до криков и слез родителей, если они готовы оружием пресекать любые попытки удержать своих детей? Даже спрятать их не было времени, жрецы врывались в дома, уже заранее зная, куда им идти, кого именно забирать. И если у девушек был еще шанс вернуться домой, когда в приюте выяснялось, что они уже не девственницы, то у юношей такого шанса не было. К полуночи выяснилось, что девушек не хватает. Времени перебирать не было: забирали всех. Так в число избранных попала и Эни и ее хромота никого уже не смущала. Горе обрушилось на таверну «Последний Приют», добив окончательно ее хозяйку. Кучка серебра, откупные, так и осталась лежать нетронутой на столе, когда хозяйка побежала вслед за стражей, уводящей навсегда ее дочь. Даже известный вор Хрози не притронулся к деньгам, и посетители тихо расходились, обходя этот стол стороной.
Пришло утро. Площадь пред собором была полна. Люди стояли молча и предстоящее шествие абсолютно не напоминало предыдущие года, словно они все собрались сюда на похороны. Халино вышел на трибуну и долго молчал, подбирая в уме слова, но так и не смог убедить сегодня своих сограждан, что путь избранных это великая радость и счастье. Поэтому приказал отправлять их через задние врата, а специально нанимаемые каждый год люди с недоумением вертели в руках охапки цветов, не зная, куда их теперь бросать. Процессия вышла на главную дорогу, вдоль которой через каждые десять метров стояла стража. Халино поставил бы их и в сплошной ряд, если бы людей было больше. Ханко во главе конного отряда ехал по одну сторону процессии, Ролли по другую. Оба они в душе презирали такую предосторожность; страх Халино казался им абсолютно смехотворным. Но верховный жрец настолько боялся нападения, что поставил конницу не за всеми дорогами, охраняя таким образом всех своих подданных, а вдоль одной: дороги Богов. И было в этом что-то такое жалкое и унизительное, что вся стража смущенно отводила друг от друга глаза.

Нападения не было. Они благополучно добрались до храма Богоподобных и по выложенной мраморными плитами площади подошли к лестнице, ведущей ко второй площадке, куда опускается скользящий дом Богов. Королевские ложи по обе стороны были уже заняты, это была прерогатива королей, - прийти раньше процессии.
Халино, подымаясь по ступеням, трепетал в душе, боясь, что Боги откажутся от дара людей и тогда хаос падет на их земли! Ведь невнимание, или действительно гибель Богов разрушит все, что было создано их предками, сметет власть церкви и отбросит его самого как ненужного! Но внешне он был суров и спокоен как всегда. На малой площадке места всем не хватило, избранных пришлось согнать в кучу. Халино протиснулся вперед и поднял руки, взывая к Богам, но в душе уже репетировал речь, объясняющую отказ Богов от избранных.
Но вот оно, чудо! Стон пронесся над толпою, когда дом медленно стал опускаться и никто не услышал его облегченного вздоха. А где-то в толпе несчастная женщина уже не в силах плакать заламывала руки и беззвучно шептала:
- Эни, девочка моя…
Теперь-то Халино приготовился провести обряд как положено! Как только блестящие двери разъедутся чудесным образом внутрь стен, хор должен запеть приветствие, а все присутствующие пасть на колени. И не взирая на тесноту и хор не подвел, и люди опустились, но когда двери открылись, пред ними во всем своем величии предстал сам БОГ! Как всегда в сияющих белых одеждах с черной пластиной, закрывающей лицо, чтобы не поранить людей своим прожигающим взглядом! Величественный и непостижимый, каким был он всегда, не смотря на долговековое отсутствие! Вздох изумления прокатился по рядам, с верхней площадки на нижнюю площадь, и в едином порыве люди выдохнули разом: «БОЖЕ!!!»
И хор, лишь чуть помедлив, грянул «Славься, Бог!», наполнив сердце верховного жреца гордостью и радостью. День его триумфа настал! Теперь то он войдет в число праведных, с кем говорили Боги! В число тех, чье имя написано в зале Славы золотыми буквами!
Халино дождался, когда хор допоет и гостеприимно развел руки, приподнявшись на одно колено. Теперь, согласно ритуалу, Бог должен был сделать два шага вперед и поднять правую руку, приветствуя своих детей. Но Бог сделал шаг в сторону, открыв их взорам скорченную фигуру человека, лежавшего на полу.
- Жрец.
Глас Бога, как и говорили предания, был глух и лишен всяких интонаций.
- Забери этого преступника и отправь на каторгу. Он должен страдать каждый день, каждый час, но не должен умереть. За его жизнь отвечаешь ты. Забирай и помни, мы вернемся за ним.
Халино сделал знак, и младшие жрецы низко кланяясь, подхватили человека под руки. Пятясь задом, они вытащили преступника на площадку и Бог отступил назад, в свой дом, оставив Халино в полном недоумении. Тысячи вопросов вскипели в его голове, но крикнуть в закрывающийся проем он успел только один:
- А избранные?!
Бог сделал однозначный жест рукой и отвернулся. Сверкающий дом с тихим шорохом вознесся в небо, обратно в свою Обитель, а Халино напряженно размышлял. Теперь ему надлежало объяснить причину отказа Богов от дара людей, чтобы не уронить свое достоинство и не потерять лицо. Халино подошел к краю лестницы и поднял руки.
- Слушайте, люди! Горе нам! Обитель Богов пострадала в огне! Она переполнена! Им не хватает места и поэтому Боги отказались сегодня от приема Избранных! Горе нам, ибо дети наши не пойдут Дорогами Богов, не понесут радость в дома простых смертных! Но вы не должны терять надежду! Я верю, что Боги не отказались от наших детей навсегда! Я верю, что они отстроят Обитель и в следующем году вновь гостеприимно распахнут врата для самых достойных среди нас! Я верю, верю в это, так верьте и вы! Верьте!
- Ступайте к своим семьям, - добавил он тихо, не глядя на Избранников. Все его внимание теперь было приковано к лежащему без сознания человеку. На первый взгляд это был обычный человек, лет двадцати пяти, одетый в какое-то рубище, но ухоженный, и как показалось жрецу, даже лощенный. Да, нелегкую задачу предстояло решать, никогда ранее Боги не обременяли людей подобными заданиями! В голове промелькнула мысль, что имя его теперь будет стоять во главе всех списков, но он тут же отмел ее: сейчас ему надлежало правильно выполнить Их волю, дабы Боги возрадовались и отметили его исполнительность. А тогда…
Избранные с трудом пробивались в толпе, спеша к своим родным, но люди только сильнее придвинулись к лестнице, желая получше разглядеть изгнанного из рая. Изумленный гул нарастал, задние ряды напирали все сильнее и люди в первом ряду были вынуждены ступить на лестницу и подниматься все выше. Уже были слышны стоны и крики раздавленных. Ханко отдал приказ, и стража стала теснить людей древками копий, с трудом удерживая все нарастающий напор.
- Надо его уводить, - сказал Халино - расчищайте дорогу!
- Дорогу, дорогу, дорогу!
Но первые ряды не могли отступить назад, им было просто некуда.
Халино повернулся к Ханко.
- Делай, что хочешь, но освободи мне дорогу!
Ханко на мгновение задумался.
- Если вы мне разрешите...
Он обратился к толпе, высоко подняв руки и крича так, чтобы его услышали задние ряды.
- Слушайте все! Вы, в задних рядах! Так вы не сможете его разглядеть, но если вы расступитесь и дадите пронести его мимо вас, то увидите своими глазами, кого изгнали Боги! Может, вы узнаете его! Отходите назад, дайте дорогу!
Толпа, глухо зашумев, начала расступаться, создавая неровный коридор. Стража устремились в него, оттесняя наиболее упрямых назад.
- Можно идти, - сказал Ханко. - Надеюсь, вы мне простите такую вольность? Я подумал, что будет неплохо, если его кто-нибудь опознает.
- Зачем?! Чтобы потом начались разговоры, всякие сплетни и вопли? Я сказал, чтобы расчистили дорогу, не более того!
Верховный жрец зло смотрел ему в глаза и Ханко растерялся.
- Но иначе бы они раздавили всех, и вас том числе, в диком желании увидеть своими глазами отвергнутого Богами. А потом бы осаждали ваш храм, желая убедиться, что это не их сын или родственник...
Халино молча отвернулся и подал знак младшим жрецам. Те подхватили незнакомца и потащили его в образовавшийся проход.
Халино пошел вслед, оставив Ханко в недоумении.
- Но все же они расступились, - тихо сказал он самому себе.


6
Задули злые ветра и пески побежали неведомо куда, душа все живое. Кромбо запахнул плотнее одежду, но песок набивался в глаза, в толстые ноздри, выдирая из груди натужный кашель.
Стая черных катуртов третий день шелестела мохнатыми лапами за ним по пятам, визжа от злости на упрямую добычу, уходящую с их территории. Ночью они окружили его. Кромбо изогнул струю песка, окружив кокон силового поля вокруг себя, и разогнав по оси, с силой отшвырнул его во все стороны. Впрочем, сил оказалось маловато, потратился на защиту, поэтому песчинки лишь щелкнули по толстым панцирям, отбросив хищников за дюны. Но хватило и этого. Визжа от злости, катурты поползли прочь, позволив Кромбо провалиться в краткий сон. Но и во сне он видел третий Знак, мерцающий холодным пламенем в недосягаемой дали. Проснулся всполошено, спохватившись, и долго не мог понять, - то ли приснилось, то ли наяву мелькнула темная тень Загаура? Но Загауру появляться было еще рано.
Поющие скалы он услышал задолго до того, как увидел. Протяжный свист, переходящий в рев, заунывный вой; он то стихал, то вновь нарастал, вызывая тоску. Место было выбрано идеально, - для слабонервных оно показалось бы ужасным, но Кромбо к таким не относился. Коротко рассмеявшись, он взобрался по осыпающемуся бархану на самый верх, и увидел внизу пестробокие камни, наполовину занесенные песком, расставленные кругом вокруг алтаря. Он начал спускаться, но чувство тревоги подсказало ему остановиться. Он опространствовил все вокруг себя, заглянул под слой песка и нашел причину. Огромный магуа притаился в засаде впереди, выставив лишь часть головы с усиками антенн. К счастью для Кромбо, змей почувствовал его слишком поздно и хотя сейчас и отражал все прощупывания, сливаясь с песком, но Кромбо уже знал о присутствии змея. Кромбо теперь и сам слился с барханом, но понимал, что стоит ему только начать активно сканировать хищника, либо продолжить движение, как тот сразу нападет. Выбора не было. Он начал продвигать поле, выдвинув его в виде штыка, и вонзил в песок, подводя под змея. Магуа не ожидал нападения и не успел отреагировать. Силовое поле, вращающееся вокруг своей оси подобно бураву, разрыхлило почву под змеем, создавая огромную зыбучую нишу, и магуа начал сползать в нее. Если бы змей был разумен, то использовал бы свой размер, вытянувшись во всю длину. Но разумным он не был и потому скрылся в яме, придавленный толстым слоем песка. Завихрения на поверхности прекратились, и только яростное содрогание почвы под ногами выдавало присутствие обезвреженного на время хищника. Вскоре он выберется, но и Кромбо будет уже далеко. Сканируя поверхность поочередно во всех параметрах, Кромбо продвигался вперед. Цель была близка.
Но спешить было нельзя. Кромбо вынул флягу и сделал глоток. Вода была теплой и не наполнила его, лишь слегка смягчив саднение в горле. К тому же ее осталось совсем мало. Ничего, он доберется! Убыстряя шаг, Кромбо повысил внимание до предела, входя в стадию парения. Его ноги едва соприкасались с почвой, но этого было недостаточно, и он побежал, отталкиваясь от встречного потока воздуха. Так и есть, впереди он почувствовал слабые контуры ловушки. Она еле-еле прощупывалась, и если бы не магуа, он бы не смог ее вовремя опознать. Своим присутствием змей его предупредил и подготовил к опасности. Воспарив над песком, Кромбо стремительно приближался к вертикально торчащим валунам, перелетев через западню. Хотел опуститься прямо перед ними, но передумал и из последних сил взмыл вверх, приземлившись на острую вершину камня. И снова подивился примитивности ловушек. Во всех проходах между камнями Загаур поставил врата перехода: труд был немалый, но теперь явно бесполезный. Кромбо еще раз мысленно поблагодарил магуа. В середине круга лежал круглый плоский валун и на нем тихонько звенел в тончайшей тональности третий Знак. Вот он, совсем рядом! Иди и бери. Кромбо прощупывал поверхность, прощупывал валун, - ничего. Неужели все так просто? Не может такого быть! Он менял диапазоны, опространствливая валун со всех сторон, - снова ничего. Знак создавал слабый фон, но не настолько, чтобы скрывать признаки ловушки. Кромбо недоверчиво проверил еще раз. Даже мысленно взмыл вверх, оттуда прослеживая нити тончайшей паутины, но ее не было! Видимо Загаур понадеялся на переходы-ловушки среди камней. Кромбо аккуратно опустился на песок и, замирая на каждом шагу, двинулся к валуну. Шаг, второй… Он подошел к Знаку и снова замер, сканируя изо всех сил. Пусто. А Знак тихо зудел, словно просился сам в руки. Сделав резкий выдох, Кромбо протянул руку и помедлив секунду, схватил его, ощущая тяжесть Знака. Ничего не происходило. Все, он взял его! Ликуя в душе, Кромбо поднял руку, поражаясь тяжести предмета. Но что это? Нет, это не вес Знака! Хитроумный Загаур укрепил отдаленную ловушку нанонитями, и они натянулись, захлопывая капкан, - понял Кромбо, чувствуя, как его начинает втягивать в пространственный туннель. Все-таки Загаур его перехитрил!




7
Боги не могут давать простых заданий, на то они и Боги. Халино ходил из угла в угол, рассеяно вертя в руках древний свиток. Он искал хоть какое-то упоминание о подобных случаях у своих предшественников, и не находил. Правда, нашел нечто другое: упоминание летописца Конла об исходе в чертоги Богов; нашел там, где и не думал найти, в книге безумных. Иногда летописцы вдруг начинали нести полную чушь, да еще и записывали ее на бычьих шкурах, но уничтожать свитки не осмеливался уже никто. И тогда из них и составили эту книгу. Особого интереса для жрецов она не представляла, кто захочет вникать, а тем более стараться осмыслить и тем самым разделить бремя безумства? А от вникания до ереси всего один шаг! И Халино не обратил бы внимания на этот непонятный исход, если бы не странная, но ставшая понятной только сейчас фраза: «когда Боги отвернулись от нас». Но вникать в истории, написанные к тому же безумцами на данный момент у него не было времени. Он отложил книгу и медленно прошелся по комнате, мучаясь неразрешимым вопросом: как можно превратить жизнь преступника в пытку, если его нельзя не только казнить, но и необходимо всячески заботиться о нем? Это невозможно! А если к тому же преступник находится в невменяемом состоянии? Но выполнять волю Богов необходимо: если сказано на каторгу, - значит так оно и должно быть, хотя Халино больше всего хотелось оставить изгнанника здесь и ждать, когда он придет в себя. Ждать, когда можно будет задать вопросы, а вопросов возникло очень и очень много! Какая небывалая возможность, - узнать, наконец, что происходит в Обители, приоткрыть тайну бытия Богов, заглянуть в неведомое! Узнать что случилось, чего теперь ожидать людям, но в первую очередь ему лично! Но и ослушаться он не смел. Так что же делать? Не ехать же самому в Риги! Халино подошел к двери и позвал секретаря. У него есть такой человек. Смышлен, расторопен. Слишком расторопен и этим раздражает его. Вот он и будет приглядывать за павшим богом. Справится, - хорошо. Не справится, - еще лучше.
- Вызовите Ханко…
Теперь необходимо было решить вопрос о руде. Мерзгли не пришли на место обмена. Необходимо будет организовать работу в каменоломнях и рудниках самим, но рабочие, люди, добровольно спускаться под землю не станут даже за хорошее вознаграждение, к тому же это вызовет поднятие цен, а отпускать на это деньги из казны было бы глупо. Сомнение в мудрости Богов, которое Ханко позволил в его присутствии и чем вызвал не гнев еще, но неудовольствие, теперь закрадывалось и в его душу. Равноправие не возможно даже среди людей, благо, что эти законы истлевают потихоньку, но мерзгли самой судьбой уготовано быть рабами! Почему же Боги так настойчиво запрещают использовать мерзгли в качестве бесплатной рабочей силы? Неужели они не видят? Халино тряхнул головой, отгоняя опасные мысли. Придется в рудниках использовать каторжан, а для этого надо ужесточать законы, чтобы не было недостатка в рабочей силе. Впрочем, это будет нетрудно и даже необходимо в наступающем хаосе сомнений, которые все больше закрадываются в души людей, видящих бездействие Богов. Нужно будет создавать новое отделение в системе надзора, переорганизовать ее заново, придавая большие полномочия. У него есть человек, который справится с этим. Халино еще раз окликнул секретаря.
- Вызовите сюда тензора Брона.

Нападения не последовало. Ни на избранных, ни на город. Непонятно по каким причинам, Ролли не позволили возглавить карательную операцию, и ему пришлось ждать, когда они вернутся. И когда ему доложили, что мерзгли покинули свой пещерный город, он был разочарован. Неужели Ханко ошибся? Тела своих товарищей не нашли, а в катакомбах не обнаружили ничего стоящего. Ролли и сам теперь не знал, что думать. Да и времени на размышления у него не было, на него начали валиться одна неприятность за другой. Тензоры требовали расследования и затаскали его стражников на допросы, полковник Дорни намекал на служебное несоответствие и обвинял его в напрасной смерти людей. К тому же история с баронессой вдруг выплыла наружу и Ланти тоже ожидали большие неприятности, если только он немедленно не уладит свои разногласия с капризной женой барона. С этим и послал он своего племянника в гостиницу «Три луны».
Ланти томился в фойе, не зная, как ему справиться со своими эмоциями. И когда слуга передал, что барон сейчас находится на приеме у королевы и будет только вечером, юноша вздохнул с облегчением. Казнь отсрочили. Пусть и ненадолго, но у него появилось время потренироваться в изображении подобострастных улыбок и полного раскаяния.
Вечером он вновь явился в гостиницу и его незамедлительно препроводили в апартаменты барона. Смущенно оглядываясь по сторонам, он топтался в прихожей, не решаясь идти дальше.
- Что, у нашего бравого стражника пропала всякая решительность?
Она предстала перед ним в легком домашнем одеянии, стройная и красивая своей изысканной холеностью. Как он мог спутать ее с избранницей, - уму непостижимо!
- Ну, и что же вы теперь скажите? Надеюсь, сейчас не станете меня хватать?
- Что вы, фойли! Я… я бы никогда не посмел, если бы знал… вы так красивы… простите, я хотел сказать так молодо выглядите, что я… подумал, что вы избранная, я… извините, так глупо получилось!
Ланти был готов провалиться под землю и вертел в руках букет цветов с такой силой, что лепестки сыпались на блестящий паркет.
- Ах, да положите вы этот несчастный букет, пока не порвали!
Ланти спохватился и протянул его баронессе.
- Это вам!
- Надо же, а я думала это моему мужу!
- Нет, фойли, вам и только вам!
- Вот как? Еще совсем недавно вы говорили мне совсем другое!
- Это была ошибка, глупая ошибка! Я так сожалею, фойли!
- Наверно потому, что вам грозят большие неприятности и только?
Но Ланти увидел влажный блеск ее глаз, почувствовал ее настроение, ее желание, и поняв, что ему открывается единственный шанс для прощения, шагнул к ней. И возликовал в душе, когда она не только не отпрянула в сторону, но и чуть поддалась ему навстречу.
- Нет, потому что когда я впервые увидел вас, когда вы выходили из кареты, я влюбился с первого взгляда! И мое поведение и моя грубость была всего лишь маской, под которой я пытался скрыть свои чувства. Это и было ошибкой: спрятать их так глубоко, что вы не увидели истину в моих глазах, иначе бы вы сразу все поняли! Об этом я сожалею и прошу прощения только за это! Надеюсь, вы не будете так безжалостны со мной, когда узнали наконец истинную причину моего поведения?
- А вы наглец, - томно прошептала она, и Ланти не сомневаясь более, прильнул губами к ее манящим губам.
- Прекратите, что вы делаете, - жарко шептала она, задыхаясь, - вдруг явится мой муж, хотя он еще не скоро, он сейчас на приеме, прекратите…
Но сама не отпускала его и он, забыв обо всем, жарко целовал эти сочные и дразнящие губы, прижимая ее к себе все сильнее.
И не понял, когда вдруг она стала дико вырываться из его объятий, и только потом услышал голос за спиной:
- Что?!!! Как смеете?! Немедленно отпустите!
Женщина с силой оттолкнула его и он узрел барона Ди Гольви.
Внутри все похолодело, и сердце остановилось, падая вниз.


Ролли искал Ханко по всему городу и чудом застал его в соборе, когда жрец собрался уже уходить. Увидев в его руках сумку с вещами, Ролли понял все. Просьба, с которой капитан хотел обратиться к помощнику тензора, теперь становилась ненужной и невыполнимой.
- Что, неужели все?
Ханко горько усмехнулся.
- Как видишь. Но может оказаться началом другой истории. Меня посылают сопровождать павшего бога. Ты извини, что все так получилось… Хори выставил меня на посмешище.
- И не только тебя…
- Я знаю. И не забуду твою помощь.
- Ладно, я не за этим тебя искал. Хотя теперь вряд ли что можно изменить…
Они вышли на площадь, и отошли в сторону, не желая лезть в толчею.
- Расскажи, может смогу чем помочь?
- Моего племянника обвиняют в нападении на баронессу Ди Гольви. Ну сам понимаешь…
- А он не виновен?
- В том то и дело! Сначала баронесса шастала среди ночи, неизвестно зачем и куда, одна. Он принял ее за избранную и потащил в участок. Молод, глуп, горяч, сам понимаешь. Потом я послал его извиняться и вот тут, … барон застукал его в обнимку с его женой. Та сразу в крик, помогите, насилуют, хотя по его словам сама вешалась на шею. Ну и теперь он сидит в темнице, обвинение серьезное.
- Не повезло парню. За такое ссылают на каторгу. Ты пробовал поговорить с бароном?
- Какое там! Даже говорить не соизволил.
Ханко задумался.
- Вытащить парня я не смогу, сам видишь, что теперь творится. Но есть у меня одна мысль. Что, если он воспримет это как задание?
- Какое задание? – оторопел Ролли.
- Мое задание. Скоро я поеду сопровождать бога на каторгу, но находиться неотлучно рядом с ним не смогу. И мне нужен свой человек, который будет прикован к нему одной цепью и будет оберегать его, когда меня не будет рядом. Понимаешь? Это все же лучше, чем быть простым каторжанином. А потом, когда бог придет в себя и начнет говорить, мне будет проще вытащить твоего племянника вместе с богом. Если у тебя нет конечно высокого покровителя, способного помочь ему сразу.
Ролли обдумал предложение жреца, и оно показалось ему разумным.
- Ты поговори с ним, пусть не падает духом. А потом я поговорю и дам инструкцию, как себя вести, что делать. Хорошо?
Ролли кивнул головой.
- Идет!
- Ну а ты-то сам как?
Теперь пришла очередь Ролли горько усмехнуться.
- Бывало и хуже. Так что если меня опять сошлют охранять каторжан, буду к твоим услугам.
- Было бы неплохо, но несправедливо. Надеюсь, обойдется. И приглядывай за мерзгли, чует мое сердце, что все еще впереди.
- Обязательно.
Они пожали руки и попрощались, не зная, когда доведется встретиться вновь.

8
- Вы признаете себя виновным?
- Да, ваша честь!
Ланти весь подобрался, глядя в стальные глаза судьи.
- Мне очень жаль, что так получилось, но правда всегда выплывает наружу, рано или поздно, и барон все равно бы все узнал…
Юноша повернулся к залу, с удовлетворением заметив, как злобно сощурила глаза и заметалась взглядом жена барона.
Ланти обратился к ее мужу.
- Мне стыдно фол барон за то, что я вас так долго обманывал и любое наказание приму с благодарностью. Я заслужил это!
Барон Ди Гольви, побагровев, вскочил на ноги.
- Как ты смеешь, щенок, что это значит?!!
- Это, ложь! Неслыханно! - завопила его жена под нарастающий шум зала, - неужели ты поверил этому… насильнику?
- Я оказал тебе такую честь! Женился на простой…, как ты посмела?!! Дрянь!
Ролли и Ханко обеспокоено переглянулись, боясь, что парень
перегнет палку и вызовет симпатии у публики и судей. Но главный судья оказался на высоте и не позволил устроить в зале перепалку.
- Я не верю в искренность вашего раскаяния и приговариваю к десяти годам каторги!
Он ударил молотком по столу.
- Все, суд окончен! Уведите его!
Ланти успел еще напоследок мило улыбнуться своей обвинительнице, с удовольствием представляя, какой скандал ожидает ее. Вот так, дорогая!


Ролли оказался провидцем: его не только послали сопровождать каторжников, он отбывал на старое место службы, правда, с повышением в должности. Откуда пришел, туда и вернулся. Впрочем это не сильно угнетало его, хотя жена, сидящая в коляске с дочерью, тайком утирала набухшие и покрасневшие глаза. Но в душе капитан был и сам рад покинуть душный город, в котором ему среди дворцовых интриг было не место.
И вот теперь он ехал во главе колонны, пристально вглядываясь в парящую даль. Верховный жрец так опасался нападения, что послал всю стражу сопровождать низвергнутого бога. Да Ролли и сам разделял его опасения. Но поскольку королевские семьи возвращались в свои земли, а с ними и все паломники, то глядя со стороны можно было подумать, что весь город покинул родные стены и бредет по пыльной дороге неведомо зачем, неведомо куда. И напасть на них мог только очень большой отряд, хотя кто знает, чего можно ожидать от этих проклятых мерзгли?
Безжизненность каменистой пустыни при спуске в долину сменилась ласкающей взор зеленью трав и раскидистых деревьев вдалеке. Риск попасть в засаду здесь возрастал. Ролли оглянулся назад: королевские семьи ехали следом, а за ними, на каретах и всевозможных колясках до самого горизонта тянулась знать. Они слишком растянулись, подумал капитан, повозки с богом не видно, и это плохо. Но там Ханко с Молчащими, а за них можно не беспокоиться.
Ханко скакал рядом с крытой повозкой, в которой они везли изгнанника, и был озабочен другим, - как отогнать от нее излишне любопытных. Слишком много было желающих взглянуть на изгнанного бога, несмотря на то, что он так и не пришел в себя. Какие грезы он видит? Понимает ли, что происходит?
- Как он? Не приходил в себя?
- Да все так же. Лежит и дергается. Мне кажется он чокнутый, поэтому Боги и избавились от него. Он опять обмочился!
- Если ты считаешь, что там идти лучше, - Ханко кивнул назад, где скованные одной цепью тащились остальные арестанты, - только скажи…
- Да я что, не понимаю что ли?
Ланти сидел рядом с богом и был вполне доволен жизнью, даже не взирая на оковы и необычного, но неприятного попутчика. Иногда он приподымал руки и слегка потряхивал ими, удивленно прислушиваясь к тихому звону железа. Сразу за повозкой следовала коляска с теткой и сестрой и он развлекался еще и тем, что строил ей рожицы, пока Ханко не приструнил его, напомнив в качестве кого он здесь, и куда они едут. Ланти принял слова жреца и стал изображать из себя страдающего узника, что тоже смешило его сестру. Дело в том, что она поверила его словам на суде и теперь искренне восхищалась его благородством! Именно это восхищение и придуманный ею образ романтического героя и забавляли его. А что еще делать? Рассматривать безумного бога ему уже надоело.

Солнце нанизалось на остроконечный пик Салхайской горы, когда они достигли Нарлии. Поселок стоял на высоком берегу полноводного в это время года ручья, и в лучах заката выглядел очень живописно. Особенно выделялась среди других домов своим изяществом королевская гостиница, к ней и направились семьи. Знать тоже имела здесь свои дома, именно для этого случая; другие просто снимали, но большинство паломников разбивали палатки и шатры в Гелезовой роще. Переночевав, они завтра утром повернут налево и по дороге вдоль ручья скоро достигнут благодатной равнины, а вот страже предстояло двигаться дальше, на обширное плато в кольце гор, где и находилась Риги, гостеприимный приют для всех, кто не хочет жить по законам.
Ролли поднялся на вершину невысокого холма и огляделся по сторонам. Взгляд его переместился вперед, отыскивая то место, где они догнали тогда взбунтовавшихся каторжников. То был славный бой! Он вспомнил, как освобождал перепуганного полковника Дорни и усмехнулся в душе такой короткой благодарности. Вспомнил рослого Хиби, убийцу и насильника, оставившего ему на память шрам на плече; вспомнил и горько усмехнулся - теперь все возвращалось назад. Правда и он возвращался уже начальником каторги, став наконец членом Братства, ведь недаром сам верховный жрец долго инструктировал капитана как себя вести, как охранять и сохранить отвергнутого бога; но тем не менее он возвращался назад. Да наверно и к лучшему! Ролли ласково потрепал уставшего коня по гриве и начал спускаться вниз. Нужно будет еще обсудить с Ханко их дальнейшие действия.
Паломники сворачивали на привычные места своих ночевок и запрудили всю дорогу. Замерцали огни разгорающихся костров, предвещая скорый ужин для путников и желудок сразу напомнил о себе. В другой раз он бы и сам остановился на отдых, но только не сегодня. Придется потерпеть.
Ханко был возле повозки и встретившись с ним взглядом, капитан понял, что жрец думает о том же.
- А двигаться ночью не опасней будет? Здесь мы под прикрытием паломников. Вряд ли они решатся напасть на такую армию.
- Скажешь тоже, «армию». Скорее толпу. Но чем дольше мы здесь задержимся, тем вероятнее их нападение.
- А почему мы так уверены, что мерзгли обязательно нападут на нас сегодня? Откуда они знают об изгнанном? Их побег после той засады уже о многом говорит. Кто-то слишком опасается этого нападения, тебе не кажется?
Ролли улыбнулся.
- Ты прав, хотя выражаешься слишком мягко. Я не могу еще прийти в себя от того позора, когда мы сопровождали избранных к храму. Представляешь картину: обе стороны наложили в штаны от страха, до такой степени боясь нападения, что напасть ни у кого не хватило духу! Но ты знаешь приказ, а приказы надо выполнять, какими бы дурацкими они не были.
К ним подошел начальник Молчащей Стражи Парри, и они замолчали.
- Что будем делать, братья? У меня приказ не останавливаться!
- Ненадолго остановиться все же придется и лучше сделать это здесь, чем в самом поселке. Чем меньше каторжники будут общаться с поселянами, тем лучше. Вы даже не представляете, как они умудряются быстро договориться! В основном развозчики мрамора пытаются передать или протащить в каменоломни никуру, хотя при спуске в карьер всех тщательно обыскивают. Нет, нам лучше здесь остановиться.
Парри кивнул головой Ролли и отдал приказ своим людям.
Ханко продолжил разговор: - Я и сам голоден как песчаная крыса, хотя твоя жена угостила меня лепешкой. Вот только что с этим делать, ничего не ест ведь! Мне что теперь, разжевывать и запихивать ему в рот? Так не дай Боги, вдруг подавится?
- До утра не помрет?
- Надеюсь.
- Если мы будем ехать всю ночь, то к утру будем в Риги. А там уже придумаем, как его накормить.

Более всего таким решением была недовольна городская стража. Сержанта Дронго уже произвели в лейтенанты, но формально еще командиром оставался капитан. Тем не менее, новоиспеченный лейтенант явился, чтобы высказать свое собственное мнение, под одобрительный гул прибывших с ним друзей. Но и Ролли знал, кто раздул дело Ланти; знал, кто давно уже подсиживал его, люто ненавидя в душе.
- Если «фолу лейтенанту» будет угодно нарушить приказ верховного жреца, то он может остаться со своим отрядом здесь!
Внимательно слушавший этот разговор Ханко высказался более резко: - В любом случае о таком недопустимом отношении к приказу будет доложено верховному жрецу! Вы не соответствуете новой должности, если идете на поводу у своих обленившихся товарищей, и это будет исправлено, не так ли, брат Парри?
Тот согласно кивнул головой и ухмыльнулся: по степени презрения к городской страже, Молчащие превосходили даже всеобщее презрение людей к мерзгли. Новоявленный лейтенант побледнел:
- Но я ведь не знал о таком приказе, я же ведь только хотел сказать, что люди устали!
- Мы все устали, лейтенант, не вы одни! Но кроме вас никто не жалуется! И если вы не знаете о приказе, который вам же велено исполнять, то какой вы командир? Я вижу, что и звание сержанта вам дали по ошибке! Капитан Парри, вы ведь проследите, чтобы эту ошибку исправили, не так ли? Ступайте назад, лейтенант и передайте своим людям, что скоро мы продолжим путь!

Ночной марш был утомителен, но обошелся без всяких происшествий. Еще затемно они подошли к глубокому ущелью, ведущему в отгороженный со всех сторон неприступными скалами огромный карьер. Это и была Риги. Точнее ее начало, перегороженное высокой стеной и массивными воротами. Вход в рай, который люди зачем-то превратили в ад. Если бы Боги спросили мнение у людей, а затем еще и прислушались к нему, они бы именно здесь основали свою Обитель. В вечнозеленом краю, возле величественного водопада, но нет же, Боги возжелали жить в горах, отделенных знойной пустыней, чтобы людям было так непросто добираться до них! Воистину, дела и помыслы их непостижимы!
Было решено ожидать рассвета здесь, и каторжники в изнеможении уселись прямо на дороге, радуясь долгожданному отдыху. Стража расположилась на обочинах, а офицеры пошли будить охранников. Но разбудить их оказалось не так-то просто, пришлось стучать эфесами сабель и даже кричать. Наконец из-за ворот заспанным голосом у них осведомились: какого мерзгли, кто там ломится среди ночи, кому так не терпится попасть на каторгу? Ответ был не менее грубым и быстрому открыванию ворот не способствовал. Лишь после долгих препирательств охранники все-таки отворили, но без разрешения начальника запускать новую партию отказались. Пока бегали за полковником, пока он пришел, уже и рассвело. Наконец все формальности приема были улажены и конвой, миновав ущелье, оказался в самой долине.
Тремя широкими уступами она опускалась на дно карьера. На верхней части, там, где они сейчас стояли, находились казарма и офис. Второй уступ был самым живописным: на него с высокой скалы падал радужными струями шумный ручей, среди буйной зелени виднелись крыши жилых домов женатиков, как здесь говорили. Ручей, оббежав рукотворными каналами все огороды, снова низвергался уже меньшими каскадами в третью и более обширную долину. Зелени здесь было меньше, а камня, из которого добывали мрамор, гораздо больше; достаточно, чтобы было чем занять арестантов на протяжении уже многих веков. Вдоль ручья стояли бараки и мастерские, в которых камень резали и шлифовали. Миновав их, ручей извилисто петлял среди глыб к противоположной стене и разливался в глубокое озеро, образовавшееся на месте старого карьера. Из него вода, закручиваясь водоворотами, уходила под скалы. Некогда ручей исчезал в глубокой расщелине, но она была перегорожена древним завалом, вода нашла проход под землей, а завал продолжали укреплять тоннами выброшенной породы, и сейчас это была неприступная стена, полностью отрезавшая карьер. Слева от бараков в открытой разработке уже копошились каторжане. Большей частью это были не воры, убийцы и прочее отрепье, а еретики. Люди, возжелавшие странного, усомнившиеся в величии Богов, люди, - пытающиеся нарушить спокойствие и ход истории всякими ненужными размышлениями и изобретениями, несущими вред церкви. И самой любимой их темой были разговоры о подземном проходе, о пещерных лабиринтах, которые выводили иногда смельчаков на свободу, но таких было немного, опять-таки, согласно этим легендам. А сверху, с обрывов, сторожевые посты следили за тем, чтобы легенды так и оставались легендами. Противоположная спуску стена была гораздо выше и такой отвесной, что караулов на ней не было, да они там были и не нужны, взобраться на нее было просто невозможно. Вот так и выглядела знаменитая Риги.
Ролли окинул взглядом каменоломни, втянул ноздрями влажный воздух и сказал своей жене:
- Вот мы и дома!
Жена не ответила, и достав сырой уже платочек, стала опять вытирать покрасневшие глаза.
- Ну не надо, не плачь, прошу тебя… Смотри как красиво, особенно после душного города! Вспомни, как мы были здесь счастливы.
-Это было так давно… - ответила она сквозь всхлипывания.
- Наоборот, это было совсем недавно! Вон, смотри, видишь, старое дерево еще не высохло! Помнишь, как мы сидели под ним вечерами? Как мечтали…
- Извините, что прерываю ваш разговор, - вмешался Ханко, - но давайте уже спустимся, я желаю разглядеть эти красоты вблизи. И позавтракать не помешало бы!


Приказ о назначении его начальником каторжного поселения Ролли сразу передал своему старому знакомому, с кем служил здесь еще до своего перевода в город, полковнику Тарно, вместе с приказом о переводе того на новую должность при тензоре Броне.
Полковник был безмерно этому рад и повел показывать свои владения, подробно рассказывая о последних событиях, точнее об отсутствии таковых. Вновь прибывших каторжан отвели вниз, стражу разместили на отдых. Сразу возник вопрос, где содержать низвергнутого бога? Об общем бараке не могло быть и речи, такое указание дал сам Халино. Решено было оставить его вместе с Ланти здесь, наверху, а вниз водить только на работы.
На следующее утро Молчащая Стража и городские стражники собирались покинуть Риги, а вместе с ними и семья полковника. Но в полдень… в полдень явились вестники нового поворота судьбы: а что ждало их за этим поворотом, какие отмели и водовороты, в какие стремнины швырнет их абсолютно равнодушная к людям госпожа Судьба, - всем им только предстояло узнать…

Часть вторая.
Когда Боги отворачиваются.

1
В обед на взмыленных лошадях прискакали трое. Один из них был слегка ранен и все трое были напуганы до смерти.
- Там, скорее, там мерзгли напали!
- Они убили мою Вальду, - кричал второй, всхлипывая, - Они… они всех убили! Они повсюду, их там целая тьма! Они напали ночью и всех, всех перебили! Я даже не успел ничего понять, смотрю, моя Вальда вдруг упала, я подумал что споткнулась…
- Спокойно, - рявкнул на него Ханко, - расскажите толком, что случилось?
Паломники снова загалдели разом, и их пришлось успокаивать, отпаивать водой и только потом воины услышали более внятный ответ. Ночью, вернее, под утро, на стоянку паломников в роще напали мерзгли. Сколько их было, неизвестно, - но по словам паломников очень, очень много. Королевские стражники поселок не покинули, охрана семей для них была важнее, чем спасение их поданных. Пользуясь этим, мерзгли убивали разбегающихся паломников беспощадно и безнаказанно.
Ханко взглянул на Ролли.
- Ну вот и началось! Хотел бы я знать, искали они бога, или просто напали, начав войну? Что будем делать?
Ролли по привычке посмотрел на полковника, но тот протестующе поднял руку:
- Нет, нет, командуйте, считайте, что меня здесь уже нет.
Ролли кивнул головой и обратился к Парри.
- Я не имею права вам приказывать, но этого требует ситуация. Оставьте половину вашей стражи здесь, а с собой возьмите этих орлов!
Он кивнул головой в сторону лейтенанта.
- Если их действительно много и они готовятся напасть на Риги, пошлите несколько надежных братьев известить верховного жреца, а сами возвращайтесь сюда. Нам понадобится каждый человек, чтобы защитить отверженного бога. Если там уже никого нет, действуйте по обстановке, но тогда известите нас, хорошо?
Парри обдумал план и согласно кивнул. Потом взглянул на Ханко.
Тот подошел к капитану и добавил:
- Передай ему, что мы будем защищать Бога до последнего. Если возникнет необходимость, вернемся в город. Если по какой-то причине не получится вернуть изгнанного в храм, будем пробиваться на равнину, там, под прикрытием королевской охраны будет проще сохранить ему жизнь. Удачи тебе и братьям.
Парри снова кивнул головой и протяжно свистнул, созывая Молчащих. Ролли усмехнулся:
- Теперь я понимаю, почему их называют Молчащими. А ты что стал? Все слышал? Поступаешь в его распоряжение!
Лейтенант буркнул что-то себе под нос и отошел.

Ролли внимательно осматривал склон горы.
- Если на вон тот уступ удастся забраться десятку лучников, они устроят неплохую бойню. Ты как думаешь?
- Не знаю, ты теперь начальник, тебе виднее…
- А ты кто?
- Жрец, а теперь еще и надзиратель. Кроме того входа, сюда больше нет дорог, или троп по горам?
- Если бы были, мы бы уже знали. Нет, пробраться и сюда и отсюда другим путем невозможно.
- Это хорошо и плохо. Хорошая ловушка получается. Что мы будем делать с отверженным, если мерзгли ворвутся в долину?
- Пробиться сюда им будет очень нелегко!
- Я не паникую, я перебираю все варианты, чтобы не метаться в последнюю минуту!
Ролли задумался.
- Можно поместить его среди каторжан, в бараке. А если еще и пообещать им свободу за его жизнь, они будут сражаться как проклятые!
- Знать бы еще, как к этому отнесется Халино? Он и так недоволен мною.
- Пусть это будет только моим решением! Куда меня еще дальше сослать? Разве что понизить в должности? Да ему и не до этого будет, а если мы сохраним жизнь бога, он что, начнет возражать?
Полковник Тарно, внимательно слушавший их разговор, неожиданно предложил:
- А если отвести его в пещеру?
- В какую пещеру?
- Был тут один… копатель. Рыл нору, а там пещера. Думал сбежать, неделю блукал по лабиринтам, еле-еле назад дорогу нашел! Мы конечно вход завалили, но можно и снова открыть. Вода там есть, если взять провизии побольше, то можно и год просидеть.
Ханко задумался.
- Вариант неплохой, если не будет другого выхода, так и сделаем. Хотел бы я знать, брали ли они пленных?
- А какая разница?
- Тогда мерзгли будут точно знать, что у нас бог, и где он сейчас находится!

2
Отряд Парри ехал по пустынным улочкам Нарлии, поражаясь полной тишине. Поселок как будто вымер. Всадники в недоумении крутили головами по сторонам.
- Неужели мерзгли всех перебили? Почему никого нет?
- Еще не так поздно, чтобы спать, наверно они прячутся по домам… А может мерзгли угнали всех?
- Здесь бы такой погром тогда был, кровь, мертвые…
Они выехали на площадь перед гостиницей и тут из разных укрытий стали появляться люди, разглядев наконец, кто пришел. Все устремились к воинам с радостными криками и женщины с плачем стали рассказывать о своих страхах. Стражники даже не сразу поняли, что мерзгли на поселок не нападали, что перед ними сейчас паломники, которым удалось избежать ночного побоища. Но разговор не принес никакой ясности, - ни количества нападавших, ни что произошло на самом деле; абсолютно ничего, - но зато все требовали от воинов немедленных ответных действий. Супруга Корника Пятого громко и страстно высказалась о долге Стражи перед обществом; чересчур бурно, чересчур громко; но на вопрос, почему они не послали свою охрану на помощь избиваемым людям, ответить не пожелала. Парри вежливо отсалютовал всем семействам и поспешил удалиться подальше, понимая, что на помощь гвардейцев рассчитывать не придется. Ну что ж, его тридцать воинов плюс двадцать городских стражников сила немалая. Пока не стемнело, нужно ехать на место и осмотреться. Полковник Тарно решил остаться здесь и Парри его понимал: семья.

На вытоптанном лугу царил полный хаос перевернутых карет, телег, непонятно какого хлама, в который превращаются брошенные и раскиданные вещи. Все это настолько перемешалось, что лошади противились ступить на истерзанное копытами поле. А потом всадники поняли, что груды тряпья - это тела… Тела паломников, павших там, где их настигала смерть. И вглядываясь в это месиво, стражники испытали не гнев, не ненависть к убийцам и даже не страх, а какой-то мистический ужас от содеянного. С такой лютой ненавистью к людям, с такой абсолютной, бессмысленной беспощадностью они еще не сталкивались, и теперь ошеломленно оглядывались вокруг, не понимая, как можно убивать ради убийства, не щадя ни кого, хотя бы даже малых детей?! Этот презренный скот, оказывается, копил в своих смрадных норах затаенную злобу и выплеснул ее на людей, дождавшись, когда боги отвернулись от них! Так неужели все правила и понятия, все законы, по которым они жили до сих пор, теперь будут отвергнуты? Неужели наступает новая жизнь, без законов? Но это же немыслимо! Этого не должно быть! Но это есть! И вот теперь, здесь, на этом поле, люди поняли, что их представления сокрушены и выброшены на свалку; что теперь пришло новое время… Время, в котором человеку самому нужно будет становиться беспощадным зверем, только чтобы выжить! Боги, Боги, почему же вы оставили, в чем мы провинились, за что вы так караете нас?!
Как и в деревне, из каких-то щелей начали появляться паломники. Но эти не набрасывались с упреками: одни были настолько потеряны, что не могли ничего сказать, а если и говорили, то шепотом, словно боялись возвращения мерзгли. Другие молчали, но их глаза говорили больше чем все оскорбления, ненависть, презрение, вместе взятые, и вынести эти взгляды не мог никто из стражи. Хотя в чем они виноваты? Что не защитили паломников? Что оказались в другом месте? Но они ведь выполняли приказ; хотя, кому что сейчас объяснишь?
Поэтому всадники без всякой команды спешились, и стали помогать уцелевшим осматривать убитых, лишь бы только выйти из этого отчуждения, всеобщего осуждения, нависшего над ними как камень. Кто-то ворочал телеги; хотя к чему они, мерзгли увели всех лошадей, другие искали раненых, третьи относили мертвых в сторону, где предстояло теперь рыть могилы. А паломники не обращали и на эту попытку помощи никакого внимания, и это было унизительно: быть виноватыми в том, в чем не было их вины!
Зроги увидел в низине знакомую фигуру и толкнул плечом своего помощника.
- Смотри, это же Тельда! Она то как здесь оказалась?
- Ты что не знаешь? Так она же продала таверну Ботри, лавочнику. Выкупил ее за бесценок, гад, даже не торгуясь! Помнишь хромоножку Эни? Ее забрали в избранные, ну и как только Боги отказались от дара, Тельда сразу продала все, думала увезти свою дочь подальше, а тут видишь, как получилось…
- Видно, судьба...
И Тельда, сидя на коленях возле своей дочери, тоже думала о том же, и обращалась к этой проклятой судьбе, к безразличным богам: за что мне выпали такие муки? Почему одним дается все, а у других отбирается и единственная радость? За что, за что вы обошлись так со мною, в чем я провинилась, о Боги? Почему же вы так несправедливы?! Почему молчите? Вам что, и дела нет?!! Да ответьте же вы, или будьте прокляты!
Но боги молчали.
Что теперь делать она не знала, даже и не хотела думать об этом, поэтому, когда стражники хотели отнести тело к остальным, воспротивилась и закричала глухо, потеряно:
- Не троньте, не смейте, она не станет больше невестой Богов! Я не пущу ее! Уходите прочь!
Стражники переглянулись меж собой и все поняв, отступились. А Тельда сидела, раскачиваясь, и бормотала что-то нараспев себе под нос. Стражники прислушались и оторопели. Как когда-то давно, когда Эни была маленькой и когда они еще были счастливы, она снова читала ей любимую сказку - ведь сказки всегда со счастливым концом, поэтому так хочется верить в них!
Зроги подошел к женщине, что-то ищущей на земле:
- Видите вон ту женщину? Ее дочь убили, ей плохо, может вы сумеете ее отвлечь, ну не знаю, как-то успокоить?

Откуда налетели мерзгли, сколько их было, никто ответить толком не мог. А многие паломники отвечать и не хотели, махали рукой, указывая направление, и только. Парри было уже невыносимо оставаться здесь, он отдал приказ преследовать и отомстить тварям, лишь бы не видеть больше этих взглядов. Впрочем, путь мерзгли был виден даже в сумерках по брошенным вещам, по мертвым телам. Видно их гнали в плен, по дороге убивая раненных и старых. Ярость вскипала в голове от сознания, что теперь люди становятся изгоями, и мало того, - рабами! Рабами мерзгли?!! Как такое может быть?
Не в силах справиться с душившей его яростью, Парри зло стеганул коня, направляя его в ущелье, даже не подумав о засаде, на которую они могли здесь наткнуться. Ему надо было догнать их, не только ради освобождения пленников, а чтобы выплеснуть свою ненависть! Молчащие братья его поняли, и только городская стража трусливо замешкалась, да и плевать на нее!


Ущелье было пусто. Следы вели к отвесной скале и здесь терялись на каменной осыпи, словно мерзгли вознеслись на небо. Все, дальше пути не было! Куда могли они деться, да еще и с пленными, с награбленным добром, куда?!! Где их нора?! Но даже при свете факелов разглядеть следы было невозможно, и Парри яростно возопил к небесам, потрясая саблей, - это был безумный рев раненного и разочарованного зверя, ищущего схватки, и жестоко обманутого! Благоразумней было бы убраться отсюда, но капитан не мог этого сделать, горевшее в нем пламя искало выхода, и когда один из стражи позвал его, обнаружив хитрый вход в подземелье, замаскированный вьющимися растениями, он не задумываясь отдал приказ преследовать противника дальше. Оставив десяток городских стражников во главе с лейтенантом охранять вход и лошадей, они вошли в мрачное логово зверя. Мерцающее пламя факелов выхватывало из мрака сглаженные, становящиеся все причудливее красно-черные стены, но свет лишь выдавал их присутствие и не мог осветить того, что таилось там, впереди; он только сгущал и без того черные тени в непонятных нишах и провалах пугая людей затаившимися в них призраками. Зловещие камни приобретали какие-то мистические очертания, словно древние духи оживали сейчас, возмущенные наглостью чужаков и люди старались ступать как можно тише, озираясь вокруг беспомощно и боязливо. Порыв ярости прошел, но Парри упрямо шел вперед; только теперь настороженно, готовый в любую минуту броситься в сторону. У них был десяток новых орудий, перенятых у мерзгли. Люди еще только осваивали новое вооружение и хотя оно казалось странным и неудобным, Парри понял сейчас его выгоду. Здесь, в узких проходах, взводить такие луки оказалось намного проще, стрелять можно было даже из-за угла, что было намного безопасней. Правда при этом терялось ощущение честного поединка. Это оружие, как и сами мерзгли, было подло по своей сути.
Они долго спускались, ход начал петлять, к счастью не разделяясь, а потом пещера стала расширяться, превращаясь в огромный зал, из которого дохнуло знакомым лошадиным запахом. Угнанные лошади, увидев свет, всполошено заржали и сразу же засвистели стрелы, лязгая об камни, - их появление заметили. Парри швырнул свой факел в середину пещеры и отпрыгнул в сторону. Стража последовала его примеру. Лошади, испуганные брошенными факелами, вставали на дыбы, дико ржали и рвались с привязи; возник полный хаос всполошенных бликов, мятущихся теней, непонятных криков и лязга, умноженный эхом. Никто сейчас не мог разобраться, что здесь происходит. Парри наощупь пробирался вдоль стены, выставив вперед руку и наткнулся на чью-то гриву; подумал сперва лошадиную, и вдруг сразу понял, что это мерзгли! И тот тоже! Они вцепились, забыв про оружие - мерзгли за одежду, а Парри за сальные волосы, пригибая противника к земле. И хотя мерзгли был выше и сильнее его, капитан чувствовал, как тот, воя от боли, уступает его хватке, и сам рыча от ярости дожимал противника все сильнее, ощущая как мерзкая шерсть трещит под его пальцами! Потом был какой-то провал в памяти, - он бил эту тварь об камни, тряс и душил и даже кажется грыз! Потом сидел обессиленный на поверженном мерзгли, прислушиваясь к невнятным звукам боя и вдруг почувствовал, как тот опять начал шевелиться. Испугался даже сперва, ведь думал, что убил! Искал наощупь камень, чтобы добить – арбалет он бросил сам, а саблю мерзгли сорвал вместе с перевязью, и ничего не мог нащупать и бил кулаками; но все это происходило как в кошмарном сне, из которого никак не удавалось вырваться. И только громкий шепот искавшего его стража заставил прийти в себя:
- Парри, брат Парри, ты здесь? Это ты?
- Все в порядке, - ответил капитан, тяжело дыша, - я здесь…
- Надо уходить отсюда.
- Хорошо, давайте выбираться, только помоги мне вытащить эту тварь. А где все? Где мерзгли?
- Они отступили, по крайней мере, никто не стреляет. Но лезть дальше глупо, мы здесь все погибнем, надо уходить!
- Уходим.
Лошади, которым удалось сорваться с привязи, сами нашли выход из пещеры. Оставшиеся храпели испуганно, били копытами, словно звали людей на помощь, а у тех не было ни сил, ни желания искать их в темноте. Зажгли два факела и отыскав выход, первыми понесли двух своих убитых и пленного. Парри шел последним, неся отыскавшуюся саблю в руках, и всей спиной ощущая свою беззащитность. Шел, каменея душой, и каждое мгновение ожидал удара, и все же ни разу не повернулся, и только когда вышел на свежий воздух вздохнул облегченно. Но напряжение все равно не отпускало и это мерзкое ощущение между пальцев, словно прикоснулся к чему-то тошнотворному и кожа теперь зудит и чешется невыносимо! Первым делом он потребовал полить себе на руки, но вода смыла неприятное ощущение лишь ненадолго.

А на поверхности было так тихо! Две луны ослепительно сверкали на небосводе, заливая угрюмые скалы потоками света: казалось, что свет струится по ломаным вершинам подобно воде, медленно оседая на дно ущелья и здесь без следа впитывается в землю. Да, по настоящему увидеть величие света можно только спустившись в бездонный мрак самого ада. Братья были все на месте, считая и убитых, но в городской страже не хватало двоих, Зроги и Кларенса. Будь это Молчащие, Парри бы приказал вернуться, как не страшно было бы идти назад в этот мрак. Он вернулся бы, даже зная, что идет на верную смерть! Но городская стража настолько явно трусила, что сама себя тут- же убедила в смерти своих товарищей. И действительно, какой дурак останется в пещере по своей воле? Только мертвый, хотя когда отступали, осмотрелись, чтобы не оставлять никого, ни раненых, ни убитых. На всякий случай покричали в черное жерло пещеры и городская стража с чистой совестью, а Молчащая с еще большим презрением к ним, отправились в обратный путь. Но даже и здесь все ожидали нападения и только когда выбрались из ущелья в долину, многие уже не таясь, вздохнули с облегчением.
Парри думал, куда ему везти пленника. Привезти тварь в храм, показать Халино, обозначив таким образом свою отвагу, было весьма выгодно для карьеры. До этого побоища на лугу капитан так бы и сделал, но теперь многое изменилось, - не только в этом мире, но и в нем самом. Единственный, кто сносно знал язык мерзгли, был Ханко, сведения, выбитые из пленника, были важнее ему в первую очередь и поэтому Парри отправил всех в город, а сам с пятеркой братьев и пленным поехал назад в Риги. Они объехали поселок стороной, чтобы избежать всяких расспросов и жажды мести со стороны паломников, и к утру были возле врат.

3
Как только стрелы защелкали об стены, Зроги подался назад, жалея, что вообще полез в эту проклятую пещеру. Но шедшие сзади стражники отпихнули его вперед и в сторону, и он потерял направление, а потом еще в этой сумятице завертелся по сторонам и когда начал осторожно пятиться, считая, что идет к выходу, видимо тогда и забрел в какое-то другое ответвление пещеры. Другого объяснения, почему он оказался в полном мраке, неизвестно где, у Зроги не было. Он шепотом ругал себя дурака, сунувшегося в эту пещеру; поносил струсивших соратников, бросивших и предавших его, этого тупого капитана, заставившего идти сюда, и вояку Ролли, вытащенного полковником из каторжной дыры, и самого полковника, и Халино, и мерзгли, и богов: он проклинал всех! Потом испугался, что его услышат, и стал ругать про себя, в уме; всех по порядку, но сбивался, и приходилось начинать сначала. Вспомнил и жену, ее измены, бьющие в самое сердце; никак не мог решить в какой последовательности ее ругать, куда и за кем поставить в этой очереди. Расхохотался зло, и тут же заткнул себе рот кулаком. Тихо! Мерзгли крадутся! Теперь то она узнает, каково это, жить без жалования, размеры которого она так презирала! У, сучка, поделом тебе, вот меня не будет! Как меня не будет?!! Не хочу!!! Я хочу жить!
Зроги споткнулся и упал, больно зашибив коленку. И замер, прислушиваясь: никто не услышал, как он выругался? Надо быть осторожнее. Издалека доносился гулкий и непонятный шум. Там люди! Надо бежать туда! Он побежал, но тут- же остановился. А что, если это мерзгли? Он прислушивался снова и снова, но в ушах гулко стучала кровь и ему все слышались крадущиеся шаги: сзади, спереди, со всех сторон! Дикий ужас толкал его бежать, но еще больший страх удерживал на месте, - в абсолютном мраке таились чудовищные твари, готовые разорвать его на клочки и только ждали, когда он топотом выдаст себя! Тот же страх не давал ему подать голос, щенячий скулеж срывался с губ и он зажимал рот рукой, лишь бы, не выдать им свое местоположение. Забившись в угол, Зроги долго прислушивался к далекому ржанию и топоту: гулкое эхо доносило с двух сторон. Куда же идти? Идти было страшно. Оставаться еще страшнее! Трут и огниво были в сумке, но разжечь факел было невозможно все по той же самой причине, и он пошел на звуки наощупь. Долго Зроги брел и брел, а шум постепенно стихал, так и оставаясь недосягаемым. Не в силах справиться со страхом одиночества, он крикнул во тьму, поначалу хрипло и тихо. Прислушался, - ответа не было. Тогда Зроги начал кричать не таясь, лишь бы кто-нибудь отозвался, пусть даже мерзгли, но отзывалось глумливое эхо, и только. Осмелев, он зажег факел и осмотрелся по сторонам. Стены, потолок пещеры были странно исковерканы, словно выгрызенные мышами ходы внутри сыра. Они переливались загадочными искрами и переплетались в замысловатые узоры, непостижимым образом как бы стекая сверху, и застывали столбами на полу. Такое невозможно в природе! Сотворить такую мерзость, нет, красоту, было под силу только мерзгли, властителям этого мрака! И он сразу понял и принял всем своим сердцем: это их мир! Теперь, когда боги оставили людей, из мрака, из этой пещеры выйдут прежние властители этого мира и сопротивляться им глупо и бесполезно! Выжить теперь можно только доказав Мерзгли, новым Богам, что он, Зроги, все осознал, что он готов признать их и нести всем людям новую истину! Только так! Да, да!
И эти мысли придали силы и уверенности: распевая гимн Богам, он пошел навстречу судьбе, расправив плечи, гордо подняв голову, неся факел как знамя! Я иду, я пришел, дабы склонить от лица всех людей колени!
Он шел и шел, гордо печатая шаг, пока факел, выгорев до конца, не затух. И снова жуткая тьма окутала его, затерянного навсегда в лабиринтах, где подземные боги играют с ним в прятки. Ах, в прятки? Вы не верите мне? Я докажу! Выходите, не прячьтесь, не бойтесь меня, я не сделаю вам ничего плохого! Я слышу ваши шаги!
Он действительно слышал эти тихие, крадущиеся шаги уже давно! Вот остановился, и они тоже. Сделал шаг, и там шагнули тоже. Мерзгли крадутся за ним, они присматриваются к нему! Я здесь! Придите, о Боги!
Зроги обратился к прячущимся во тьме истинным богам с пламенной речью, он убеждал их не прятать свои прекрасные лики от людей, выйти, не таиться больше, ибо это больше не нужно! Но подземные боги не отзывались, видимо не веря ему. Всматриваясь во мрак, он призывал их и призывал: то убеждал, то проклинал, а потом вдруг различил во мраке такую жуткую харю, что на миг остолбенел! И вопя от ужаса, побежал, даже не выставив вперед руки, и тут же ударившись с размаху лбом об камень, потерял сознание.

Кларенс понял, что не хочет больше воевать, ни с кем, ни за что! Зачем они здесь, кому это нужно?! Почему он должен погибать таким молодым, не оставив после себя даже своего преемника, продолжателя рода? Нет, он не хочет, он не будет, и пусть сам Халино лезет сюда и сражается, если ему так это нужно, а он идет назад! Все, довольно с него! Жаль только, что факела нет, сам же зашвырнул! Ничего, он выберется, вернется в город, уйдет из стражи и женится наконец на Зири! Они уедут подальше от всех, в поселок на краю земель и построят там свой дом. Дом, в котором они будут счастливы, и топот множества детских ножек будет радовать его слух. Довольно с него! С этой мыслью Кларенс и пошел вслед за конем, цокавшем где-то впереди его. Тот должен был вывести его на поверхность, ведь животные знают дорогу. Цокот копыт затерялся вдали, но ничего, направление он указал и Кларенс следовал за ним, держась одной рукой за стену, а другую, выставив перед собой. Эх, если бы стены были гладкими! Непонятные впадины, всякие углубления и наросты сильно замедляли продвижение, а ему так хотелось побыстрее вернуться к Зири! Вдруг непонятная капель дробно застучала где-то впереди. Но они не проходили здесь! Или проходили и не заметили? Кларенс ощупывал влажные стены, кляня себя, что не смотрел внимательно, не запоминал дорогу! Наступил ногой в лужу и вот тут-то запаниковал, поняв, что заблудился. Спокойно, спокойно! Нужно вернуться назад, вот и все! Он повернулся и побрел, теперь другой рукой касаясь стены. Он не может заблудиться, он не должен бояться! Разве это не он, гостя у тети Мирии, однажды спрятался в подвале, в полном мраке, посмеиваясь над друзьями, ищущими его по всему двору? Никто бы из них не рискнул спуститься в обширный подвал, ведь там обитали мерзгли! А какие только истории не рассказывали дети друг другу по вечерам, содрогаясь от сладкого ужаса! Как мерзгли выбираются по ночам, если на двери забывают повесить огромный замок, и шастают по двору, в поисках пищи. И горе тому, кто выйдет среди ночи по нужде, вмиг его обглодают ненасытные твари! Вон у всех соседей говорят, пропадали: то гости, то родственники! А он не испугался! Спустился во мрак и ждал, когда дети пробегут мимо подвала, а потом выскочил с диким ревом! Вот крику то было! Так почему он должен здесь чего-то бояться? Сейчас он выйдет к страже, вернется со всеми в город, а потом подаст в отставку. И все!
Шум боя доносился откуда-то издалека, а потом и вообще затих. Кларенс долго стоял, вслушиваясь в неясные шорохи, какие-то вздохи далеко впереди, и страх вкрадывался в его сердце. Неужели он заблудился? Такого не может быть! Только не с ним! Главное, не паниковать. Надо идти, только так он сможет найти выход. И Кларенс шел, спотыкаясь о непонятные препятствия, пока не понял, что идет вниз, а должен подниматься! А тяжкие камни над головой давили на рассудок, подавляя волю, подавляя мысли: хотелось завопить от ужаса, побежать куда угодно, только не оставаться здесь! Вдруг далеко впереди, на мрачных стенах мелькнули блики огня! Ура, там люди! Он пошел быстро, насколько это возможно, боясь потерять из виду слабое мерцание. Но каменные препятствия отвлекали его внимание, и он все чаще спотыкался, терял этот спасительный отблеск и долго стоял, отыскивая его взглядом. Затем вдруг услышал бормотание: кто-то звал мерзгли, и это было страшно! Гулкое эхо доносило невнятные слова, искаженные расстоянием, и он пошел на голос, лишь бы не оставаться в темноте одному. За поворотом, за причудливой глыбой мелькнул слабый огонек и пропал. Кларенс пошел на голос, призывающий его не прятаться. Говоривший был уже совсем рядом, хотя факел больше не зажигал. Кларенс открыл рот, собираясь окликнуть его, как тот, издав вопль, шарахнулся в сторону. Кларенс, напуганный не меньше, побежал от в другую и с размаху налетел на огромную глыбу, ударившись грудью обо что-то металлическое. Сильная рука ухватила его за шиворот; ничего не понимая, страж ухватился за нее и почувствовал под пальцами густую шерсть и сразу же в ноздри ударил густой смрад мерзгли. Клацнуло кресало, и в разгорающемся свете факела Кларенс разглядел, кто его окружает и отчего-то зажмурил глаза.

4
- Мы убьем тебя, если ты будешь молчать!
Ханко свирепел все больше. Упрямый мерзгли словно в рот воды набрал, только люто сверкал глазищами и сопел паскудно сломанным носом, сплевывая кровавые сопли на пол. Это и выводило жреца из себя более всего. Вид твари был кошмарен: на голове сверкали кровавые проплешины выдернутых с корнем волос, избитая рожа посинела и распухла. А ему все равно: молчит и сопит!
- Почему ты молчишь?! Ты должен отвечать! Ты что, глухой? Отвечай!
- Дай-ка я с ним поговорю!
Парри ударил ногой в грудь, не желая больше прикасаться к твари руками, и тот, всхлипнув, отлетел в один угол, а табуретка загрохотала в другой. Парри схватил ее за ножку, замахнулся и разбил бы ее об голову мерзгли, но Ханко перехватил табуретку и заставил ее опустить.
- Потише, мы ведь не звери…
- Зато они звери! Ты ведь не видел, что они…! Я сам, я своими руками нес к могилам маленькую девочку, у нее была пробита голова, понимаешь?! Маленькая, совсем дите, а ее по голове, может вот этот!
Капитан обернулся к пленному.
- Это ты, ты убил ее!
Ролли положил ему руку на плечо, оттаскивая от мерзгли.
- Выйди на свежий воздух, отдышись. Нам нужны его признания, а не труп.
Парри яростно сверкнул глазами и стремительно вышел из комнаты, сильно ударив дверью. Спустившись к ручью, он долго тер песком ладони, желая избавиться от зуда, прожигающего пальцы; опускал руки в воду и снова тер их песком до красноты; и это на какое-то время приносило облегчение. Но пламя, выжигающее душу, затушить было нечем.
А в казарме продолжался допрос.
- Ну, что, будешь молчать? Я сейчас позову того человека и он будет говорить с тобой, пока не забьет до смерти, а я не буду больше вмешиваться. Ну что, звать?
И мерзгли заговорил, с усилием выталкивая слова из разбитого рта.
- Пришло наше время, круглолобые… Ваши боги сгинули, как и предсказывала великая Наревва! И теперь мы вернем свои земли, откуда были изгнаны, выйдем, наконец, из пещер, где прятались от глаз ваших богов, ибо они слепы и не видят больше! Мы смоем вашей кровью все унижения, через которые прошли наши деды и прадеды, мы восстановим справедливость! Вернем свое имя, которое вы украли у нас! Это мы - люди, и были ими до прихода ваших богов, присвоивших у нас все, даже имя! Мерзгли – это вы, это ваше настоящее имя, но мы придумали вам сотни и других прозвищ, чтобы не путаться! Лысые, ха-ха-ха, яйцелобые, членоголовые, ха, у вас гениталии вместо голов, да и те без единого волоска!
Кровавая пена полезла из его рта, он задергался на полу в припадке, царапая когтями мраморные плиты, выворачивая связанные сзади руки, и смотреть на него в этот момент было жутко. Казалось, что из него сейчас выберется истинный дух, - древний и кошмарный дух мерзгли и с диким воем начнет крушить толстые стены казармы, погребая всех под обломками!
Ролли посмотрел на жреца с недоумением и оторопью, брезгливо покосившись на мерзгли, когда тот взвыл особенно противно.
- Ну и что он там бормочет?
- Не знаю… Но ведь и Рохи говорил что-то в этом духе, я только ничего не понял, подумал бред! Мы - мерзгли, они люди? Что за чушь? Ну ладно, я понимаю, ведь мы для них враги и ожидать от них любви было бы глупо. Но причем здесь названия, какие-то прозвища?
Ханко потер голову.
- Да, у нас нет шерсти на голове, на лице; да, у нас головы круглые, а не вытянутые, как у этих животных! Ну и что? Какая разница, в конце концов? Ненавидеть нас есть тысячи других причин, причем здесь внешность?
- Знаешь, ты сейчас говоришь странно, как…
Ролли замялся и Ханко посмотрел на капитана с какой-то внутренней болью.
- Как еретик, хочешь сказать? Да причем здесь это?!! Неужели ты не понимаешь, что настали другие времена? Нам теперь придется сражаться без богов и неизвестно, как мы сумеем выстоять! Сколько их, и сколько нас, кто знает? Если мерзгли все такие… сумасшедшие,- как мы можем им противостоять? А ведь Халино чувствовал это! Понимаешь, он уже тогда искал пути примирения! Хотел найти общий язык и меня выбрал только потому, что я интересовался их историей, изучал язык мерзгли! Да меня бы должны были сослать сюда, в Риги, и не в качестве почетного гостя…
- Не знаю что он там тебе наговорил, но, по-моему, нам всем нужно отдохнуть, этот мерзгли заражает своим безумием! Пойдем-ка на свежий воздух.
Ролли вытащил жреца из казармы, опасаясь, что Ханко сейчас начнет нести всякую чушь, да еще и в присутствии солдат. Они спустились к ручью и Ролли сполоснул холодной водой разгоряченное лицо.
- Давай и ты тоже. А то ведь и сам начинаешь нести полный бред, да и другие слышат. Ладно, я-то могу тебя понять, а вот если Халино доложат о твоих словах, то мне придется отправить тебя вниз и будешь ты дробить камни, пока не сдохнешь. Сколько их, таких здесь! Недовольных!
Но Ролли тут же оборвал себя:
- И я тогда точно рехнусь, - тут твари начали войну, наглеют день ото дня все сильнее, нападают на людей, а я вынужден возиться с отвергнутым богом, да еще и с тобой! Кстати, забыл спросить, как он там?
- Начинает приходить в себя.


Мерзгли поднял меч и Кларенс, трепеща в душе, опустил голову. Вот и все. Прощай Зири. Не успели мы ничего; и не будет теперь ни дома, ни детей, ни счастья, ни радости. Волна глухой ненависти заклокотала в груди: - Ну, что ты тянешь, тварь?!
Кларенс вскинул глаза и увидел, что мерзгли смотрят в другую сторону. И если бы его не держали за шиворот он бы рванулся сейчас в сторону, но хватка стала еще сильнее, как только он пошевелился. А потом он увидел Зроги, стоящего на коленях. В первый миг Кларенс подумал, что его заставили, и даже хотел крикнуть что-то ободряющее, но насторожила его поза и странные, полные шальной радости глаза. А затем он услышал такое, что его передернуло от отвращения!
- Вы явились, о блистательные! Вы услышали меня! Вы пришли за мной, не оставляйте меня больше одного! Я все понял! Я готов нести истину!
Мерзгли перебросились парой фраз и загоготали. Затем один из них схватил Зроги за шиворот и поднял его с коленей. Блаженно улыбаясь, Зроги послушно встал, угодливо вглядываясь в заросшие лица, а те, продолжая хохотать, повели их в темноту, подталкивая саблями в спины. Кларенс косился на сослуживца, пытаясь понять, что тот затеял, а Зроги продолжал бормотать все ту же восторженную чушь, и слушать ее Кларенсу было невыносимо тошно и стыдно.
- Заткнись, ты, заткнись!
Его ударили в спину, и дыхание перехватило от боли, а Зроги бормотал не умолкая, выкрикивая иногда восторженно и даже взвизгивая, словно радовался своим словам!
Он сошел с ума, он рехнулся! И Кларенс вдруг горько и трезво подумал: и я тоже сойду! Мы все сойдем с ума: и боги, и мерзгли, и люди, - мы все станем безумными!
Их вели и вели, - то по большим залам, то узкими лазами, один раз даже пришлось спускаться по лестничной веревке в какой-то колодец и брести по колено в ледяной воде, и этому путешествию не было конца. А потом, после долгого подъема впереди замаячил дневной свет и их вывели в такое место, что у Кларенса перехватило дыхание. Сверху из узких проемов тонкие лучи рассвета отвесно падали вниз на массивные стены каменного здания, возвышавшегося перед ними подавляющей громадой. Но главный источник света находился сбоку: в своде зияло такое огромное отверстие, что Кларенс сперва подумал, что они вышли наконец на поверхность. После долгого мрака сразу начало резать глаза и он долго не мог разглядеть толком, где они находятся. А потом ощутил громадность пещеры, в которой построили целый город! Кларенс с изумлением понял, что он уходит куда-то вниз и вдаль, и неизвестно, насколько еще тянется, потому что целый склон горы обрушился на эти величественные здания, своими кровлями подпиравшие своды пещеры. И видимо произошло это недавно: целые орды мерзгли и людей копошились теперь у завала. Так вот зачем их сюда вели, догадался Кларенс. Людям Боги запрещают рабство, но мерзгли использовали труд рабов нисколько не смущаясь запретами! Вот что уготовано ему: до конца жизни копошиться теперь в этом мраке! И вся его сущность взбунтовалась против такого произвола судьбы!
Они стояли на краю ничем не огороженной площадки, с которой крутые ступени без перил уводили вниз, несколько раз изгибаясь под разными углами; а глубоко внизу, прямо под ними, торчали как штыри головы каких-то непонятных изваяний. Примолкнувший было Зроги издал восторженный вопль и стал радостно тормошить Кларенса за плечо.
- Смотри, смотри, только могучие Боги могли создать такое! Я-то сразу это понял, как только увидал ту статую! Ты видишь, смотри!! И кайся, ибо я был прав!
Кларенса буквально подстегнула волна ярости: обезумевший страж требовал от него подтверждения; хотел, чтобы он разделил с ним его безумие! Не в силах больше терпеть такое, Кларенс скинул руку и нанес удар в челюсть, вложив в него всю свою злость. Зроги отлетел за край верхней площадки и визжа как заяц, полетел вниз.
- Сам кайся, урод!!
И мысленно добавил: это тебе и за то, что подбил тогда зайти в пещеру и сам же первый показал пальцем на меня, гнида!
Мерзгли схватили его за руки и закрутили, и плевок, предназначавшийся вслед Зроги попал ему же на брюки, но Кларенсу уже было не до этого: тяжелые удары рушились на него со всех сторон. В голове вспыхивали молнии, он упал на колени и сжался, перенося побои. А потом вожак мерзгли поднял его за ухо как провинившегося мальчишку и стал что-то яростно кричать прямо в лицо, брызгая слюной. И тогда Кларенс сделал то единственное, что мог сделать, - обхватив вожака непослушными от боли руками, он всем своим весом толкнул его с карниза. Мерзгли дернулся в сторону и уперся в грудь, стараясь освободиться от человека и спихнуть его самого. И ему это удалось, теперь уже Кларенс висел над провалом, но продолжал тащить вожака за собой, упираясь ногами в край площадки. Так вместе они и полетели прямо на головы безумных подземных богов, и только тогда пришел страх, но длился он уже совсем недолго …

5
Ханко не знал, что ему делать с пленником. Мало ему отверженного бога, теперь еще добавился и этот.
- Да прикончи ты его, да и все! Возиться еще с гадом. У тебя что, других проблем нет?
Ролли был прав и Ханко понимал это, но что-то в душе не позволяло отдать такой приказ. Он был готов и сам, собственноручно прикончить мерзгли, дело не в этом: смутная, не сформировавшаяся еще мысль, не давала ему покоя.
- Прикончить никогда не поздно. Он мне нужен живым, но почему, пока не знаю…
- Дело твое, но где ты его будешь держать?
- Да пусть в карцере и сидит, кому он здесь мешает?
Ролли хмыкнул и ничего не сказал.
Вечером Ханко сидел в своем домике на веранде и смотрел на звездное небо. Было удивительно тихо и даже шум водопада вписывался в эту тишину не нарушая, а скорее подчеркивая ее, и жрец уже привыкал к этому гулу, как и к водной пыли, густой пленкой оседавшей на стенах. Конечно, дом стоял слишком близко к водопаду, но других свободных не было, а жить в казарме Ханко не хотелось.
Лази, дочь Ролли принесла ужин и долго копошилась, расставляя его на столе, а сама косилась на жреца с немым вопросом в глазах.
- Спрашивай, не бойся…
- Ой, вы и правду всевидящий!
Ханко хмыкнул, а потом расхохотался.
- Это кто тебе такое сказал?
Лази засмущалась и потупила глаза.
- Да все говорят… А это правда, что вы с мерзгли хотите договориться, чтобы не было войны?
Ханко остолбенел и повторил вопрос уже настороженно:
- Да кто тебе такое сказал?
- Ну все, все, жены говорят… Так это правда? Вот бы здорово было! И что воевать, всех убьют, и жениха потом не найдешь!
Ханко замешкался. Его неосознанное предчувствие оказывается, уже истолковали и вынесли свое мнение! Да и чего другого ожидать в тесных гарнизонах, где от скуки малейшее движение принимается за грандиознейшее событие? Ханко задумался. Подтверждать глупо, а отрицать, - только подтвердить чье-то мнение.
- А разве ты не знаешь еще? Вот завтра я отправлю посла к их вождю. И знаешь кого я думаю послать? Тебя! А что, - ты девочка умная, глупым сплетням не веришь, к тому же красавица, он в тебя сразу влюбится и никакой войны уже точно не будет!
Лази вспыхнула и начала теребить воротник платья, как дитя.
- Да ну вас! Я серьезно!
- И я серьезно. Вы же хотите, чтобы никто не погибал? Соберем всех женщин и отправим на переговоры. Поболтаете с женами мерзгли, у них тоже наверно языки чешутся!
- Я думала вы и правду серьезный, а вы… вы…
Не найдя слов, девушка выскочила за дверь и улыбка тихо сползла с лица жреца. Заключить мир с мерзгли? Чушь!
Он поковырялся в тарелке, но аппетита уже не было. Надо было что-то делать с пленным. Казнить теперь нельзя, подумают, что испугался разговоров, отпускать тем более. Парри был еще здесь, но собирается скоро ехать, вот с ним и надо будет отправить пленного. Пусть Халино сам с ним поговорит, может и дойдет до верховного жреца, насколько серьезна угроза, да и брату Парри полагается за отвагу. Так что, пусть везет.
Ханко вышел на веранду и вновь остолбенел. Перед ним стоял Хори! Жрец мерзгли собственной персоной, да еще и здесь, на тщательно охраняемой каторге! Ханко тряхнул головой, не веря своим глазам, а сам уже смотрел по сторонам, выглядывая других мерзгли.
- Я один, - сказал Рохи, - Я пришел говорить с тобой.
- Понимаю, шел мимо, заглянул на огонек. Ну, давай, проходи…
- Мы будем говорить не здесь.
- А, мы сейчас пойдем в твою пещеру? Может мне самому себе руки связать, или сразу горло перерезать? Или вы только рубаете их?
- Стал бы я идти сюда к тебе сам, чтобы убить! Хотел бы, давно уже убили. Идем к водопаду.
Понятно, почему он мокрый! Он пришел по воде!
Рохи спускаясь по ступеням, сказал:
- Клянусь, я пришел говорить, тебе нечего бояться.
Ханко растерянно огляделся по сторонам и понимая, что Рохи говорит правду, пошел за ним. Они подошли к самой воде, так что брызги окатили их с ног до головы, затем попали в какой-то закуток, огороженный с одной стороны скалой, с другой потоком воды.
Рохи гостеприимно указал на камень, сам сел рядом.
- Говорить будем здесь. Никто не помешает.
Говорить можно было и в доме, там по крайней мере не пришлось бы перекрикивать рев воды, но видно ход Рохи был где-то рядом и таким образом жрец подстраховывался. Или задумал что-то…
- Скоро начнется война!
- Да знаю я. Ради того, чтобы вернуть себе настоящее имя, а также и земли, которые мы у вас отобрали! Так ведь вам Наревва напророчила?
- Он заговорил? Что еще сказал?
- Кто он?
- Не хитри, мне известно, что вы взяли в плен нашего человека. А ты знаешь, что это племянник Гонира?
- Не знаю я никакого Гонира и мне наплевать, кто он! Зачем ты меня сюда звал?
Хори поерзал на валуне.
- Без богов вам не победить!
- Ну и что ты предлагаешь?
- Я пришел предложить мир.
Да, сегодня был день сплошных сюрпризов! Ханко уже начал уставать поражаться.
- Зачем вам мир, если вы победите?
- А ты согласен с этим?
- Ну это неизвестно еще! Хоть вас и больше, но наше оружие лучше, и когда Боги проснуться, вас и из под земли достанут.
- Не проснуться, не надейся!
- Это что, тоже предсказательница сказала?
- Это я говорю.
- Тогда зачем тебе нужен мир?
Хори надолго задумался, насупил густые брови, отчего облик его стал еще страшнее.
- Мы живем вместе уже много веков. Хоть нас и загнали в пещеры и ваши Боги выслеживали нас, но мы готовы простить это, если вы признаете нас равными себе. Мы можем торговать свободно, не прячась как раньше. Мы можем вместе работать на земле, и под землей и это будет выгодно всем.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь!
- Хорошо, я объясню. Когда-то давным-давно, когда вас еще не было и истинные боги жили еще на горе Узулай и оттуда следили за порядком, пошли титаны на них войной. То была страшная битва! Горы содрогались и рушились под их ударами, земли уходили под воду в одно мгновение! Наш род погибал и вынужден был бежать из земель предков. Так мы оказались здесь и отбив Куринскую долину осели в ней навсегда. Но племена куиров не хотели смириться, началась война, длившаяся столетиями. Женщины не успевали рожать воинов, наш род слабел и был бы уничтожен, если бы не пришли ваши боги, не привели бы вас. Небесным огнем поразили они всех и куири бежали, а мы ушли под землю. Долгие века жили мы между вами и куирами, учась у вас по новому ковать мечи из железа, делать орудия и оружие, подражая вам строить свои подземные города. Ваши боги запрещали нам сражаться и наш род потихоньку окреп. Но все что мы имеем, мы взяли у вас.
- А как же это новое оружие?
- Арбалет? Это тоже сделали вы. Точнее один из вас. Он у нас… в кузне делает… Нет, не подумай, он имеет жену, из ваших конечно, свободу в пещерах, уважение. Только на поверхность не выходит. Да он и сам рад, что оказался у нас, иначе бы долбил бы камень, пока не сдох бы здесь! Я считаю, что ему повезло, раз удалось сбежать с каторги и найти вход в подземелье. Вы же так их ненавидите за ересь, неправда ли?
Теперь Ханко долго молчал, размышляя. И было над чем!
- Ну если вы так окрепли, что готовы идти войной, зачем тебе договариваться с нами? Вы же этого хотите, взять нас в плен, загнать в пещеры и держать в цепях, как и того умельца, как его там?
- Он не в цепях, повторяю, он такой же как и мы! Это вы здесь в цепях! Что вы делаете, - сажаете за любую мысль, отклоняющуюся от вердикта церкви? Удивительно, что ты сам еще здесь, а не внизу, среди других каторжан!
- Законы церкви можно поправить, Рохи, но это наше дело! Если ты пришел говорить, так говори откровенно и по существу! Что ты хочешь предложить?
- Куиры тоже копят силы! И собираются напасть на всех: на нас, на вас! У нас общий враг и победить его мы сможем только вместе! К сожалению не все это понимают! Гонир вообразил, что перебив вас, сможет править всем миром! Глупец! Мы давно уже спорим с ним, ведь я хотел отпустить тогда ваших избранных, но он пошел против меня! Вообразил, что племя сможет обойтись без жреца! Древние боги покарали уже племя, наши дома под завалом, но он не понимает этого и хочет идти воевать с вами! Говорит, что народ, находящийся в рабстве у своей верхушки, вообще не имеет права на свободу и жить на поверхности для него непозволительная роскошь! Он жаждет поменяться с вами местами и уже обратился к куирам за помощью, а я не могу позволить такую глупость! Они конечно будут рады помочь ему перебить вас, а потом ведь придет и наша очередь! Безмозглый идиот, он уже отправил гонцов в соседние племена, хорошо, что мне удалось перехватить их. Но скоро он догадается, что они не дошли, и догадается, кто это сделал. И тогда у нас не будет шанса!
- У тебя…
-Да, у меня, но и у тебя тоже: у нас у всех не будет шанса! Сейчас мы еще можем помочь друг другу! И кстати, Гонир скоро придет сюда за вашим «богом», он хочет казнить его прилюдно, чтобы племя больше не боялось ваших «богов».
- Хорошо, допустим, я поверю тебе. Ну и как ты представляешь это объединение?
Рохи говорил долго, обрисовывая детали, и постепенно план жреца уже не казался Ханко таким безумным, как поначалу. Но осуществить его, даже если он согласится, будет очень и очень непросто.
- У тебя есть день, чтобы думать. Завтра ночью я приду за ответом.
Рохи встал и отряхнул воду с одежды.
- Другого шанса выжить у нас нет!
Он протянул руку, и Ханко, после короткой заминки пожал ее, понимая, что собеседник прав, хотя преследует свои цели и для него не допустить союза с куири гораздо важнее, чем предотвратить саму войну людей и мерзгли. Но людям этой войны в любом случае не избежать. Но что будет тогда? Если не удастся победить мерзгли, то им действительно будет суждено поменяться местами и навеки уйти в мрак подземелий! Как предотвратить это? Идти к Халино? Для чего, чтобы снова вернуться сюда уже в качестве еретика, пожизненного ссыльного?

Вернувшись в дом, Ханко сел за стол и машинально стал есть, не видя что ест, не чувствуя вкуса, не замечая, что Ролли стоит в дверях, с изумлением наблюдая за ним. Предложение Хори странным образом переплеталось с намеками девчонки, с его собственными мыслями. Вероятно, поэтому он и принял его глубоко в душе, хотя и не дал еще устного согласия.
Ролли повернулся, чтобы уйти и только тогда Ханко заметил его.
- Вы что сегодня, сговорились появляться как привидения?
- А кто еще появлялся?
Ханко задумался, не зная, стоит ли говорить капитану о предложении Рохи. Сказать надо, надо убедить Ролли в разумности объединения племен, но как сделать это так, чтобы Ролли принял его слова, не сомневаясь в их крайней необходимости?
- Скажу, не поверишь! Присаживайся, разговор будет долгим...
Выслушав жреца, Ролли мрачно размышлял, машинально вертя в руках глиняную кружку и всматриваясь в ее узоры, словно никогда раньше их не видел.
- Говоришь, нападут и ходы сюда есть? И много?
- Один за водопадом, но где именно, я не знаю. Но не это главное. Что ты скажешь о предложении Рохи?
- Неужели нет другого выхода, кроме как объединяться с этими… скотами? А что, если это хитрый способ выгнать нас наружу? И что об этом думает Халино?
- Он еще ничего не знает. А узнает, - способен ли будет оценить ситуацию? Помнишь, как он действовал тогда? Если мы хотим спасти людей, должны сами что-то предпринимать, не оглядываясь на него…

Утром Ханко вошел в карцер и долго молчал, разглядывая мерзгли, сидящего на корточках под стеной. То, что он задумал, было не совсем приятно, но на войне все средства хороши. Как ни странно, пленный первым нарушил молчание.
- Ну че уставился? Ничего не скажу!
- А что ты можешь сказать? Ты кто, вождь, жрец? Тебе что-то известно? Скоро мы поймаем Рохи и казним его за все преступления!
- Рохи?!
Мерзгли не смог удержаться от смеха.
- Почему ты смеешься? Разве это не он нападает на наших людей?
- Он, конечно!
Пленный заходился в смехе, больше похожим на истерику и Ханко терпеливо ждал, старательно изображая из себя идиота.
- Но первым мы казним тебя!
Пленник перестал смеяться и настороженно, как дикий зверь, посмотрел на жреца.
- Ну, че уставился? Точно нечего сказать? А ты ведь недолюбливаешь Рохи, разве не так?
- Что ты хочешь?
- Помоги нам поймать его и я отпущу тебя.
Мерзгли думал, хитро поглядывая на Ханко, и жрец знал, о чем тот размышляет.
- А что я получу за это?
- Свободы и жизни тебе уже мало? И что же ты хочешь? Золота?
Мерзгли жадно кивнул головой. Его прельщала мысль обвести врагов вокруг пальца, да еще и разжиться за их счет. Вот то-то они с дядей посмеются!
- Может мы и дадим тебе золота, но ты должен сказать, когда и где Рохи собирается напасть на нас.
- Я не знаю, я ведь здесь сижу. Если бы я был там…
- Можно и отпустить тебя, но сначала ты покажешь все ваши ходы. Сюда ведь ведут ходы от вас?
И мерзгли настолько уверовал в свою победу, что повел показывать. Их было несколько. Один был в скале на большой высоте, впрочем, люди знали о нем, но он был неприступен снизу. За казармой, среди осыпи, прятался еще один, прикрытый плоским камнем. В вертикальной трещине-промоине таился узкий лаз, через который пришел Рохи. Мерзгли клялся, что больше он ничего не знает, но Ханко ему не верил. А капитан Ролли все больше мрачнел. Неприступная крепость на самом деле как сыр, изгрызенный мышами, была вся опутана цепью ходов, через которые в любой момент должны были нагрянуть гости. Отверженного бога нужно было отправлять в долину и немедленно. Мерзгли отвели вниз и утопили в озере.

6
- Ну и долго ты будешь жмуриться?
Ланти смотрел на бога насмешливо, дергая за цепь, и тот открыл глаза.
- Мне, конечно, все равно, можешь притворяться и дальше, но давай договоримся, что мочиться ты будешь ходить вон туда! Надоело уже!
- Где я?
- Ага, все-таки заговорил! На каторге, ваше… ваше…,
Не зная как обратиться к «богу», Ланти смущенно кашлянул:
- Ваше величество, на каторге. И теперь нас погонят дробить камни, что никак не соответствует вашему сану. И моему желанию тоже! Так что ты и дальше корчи из себя идиота, а я тебе подыграю.
- А кто ты такой?
- Сам что ли не видишь?
Ланти потряс цепью и дернул ее опять на себя, давая понять, что они скованы вместе, но сказать ничего не успел, щеколда во втором помещении лязгнула и кто-то вошел. Ланти зашипел и знаками показал, чтобы бог снова закрыл глаза. Дверь в их темницу противно заскрипела, пропуская Ханко. На несколько мгновений жрец застыл, не видя ничего после яркого света.
- Эй, вы где?
- А кто нужен?
- Хватит валять дурака! Что отвергнутый, так и не пришел в себя?
- Нет, лежит как бревно.
Ханко еле разглядел, что юноша подает ему знак пальцами и скашивает глазами в сторону бога.
- Ну, пусть валяется. А ты пойдешь со мной, уберешь казарму и если я потом хоть одну пылинку найду, пеняй на себя! Охранник! Освободи его и смотри, чтобы не побежал, а то он прыткий.
Они вышли на свежий воздух и Ланти восторженно потянулся.
- Ух как здорово! Надоело уже сидеть!
- Что с этим? – прервал его восторг Ханко.
- Пришел в себя, малость даже поговорили, да вы помешали!
- Ну извини, в следующий раз буду спрашивать разрешения! Что он сказал?
- Ничего толком. Спросил где он, да кто я такой. Я сказал ему притворяться и дальше. Постараюсь стать ему другом, ну а потом посмотрим. Время покажет.
- Боюсь, что времени как раз и не будет. Мерзгли собираются убить его.
Ланти присвистнул.
- И что теперь?
- Не знаю. Но тебе надо разговорить его и как можно быстрее. Нам нужно узнать, что произошло в Обители, и ожидать ли помощи от них?
- Постараюсь, но наверно он догадается, кто я, и специально приставлен…
- Да и мерзгли с ним! Теперь это уже не важно.

Ланти снова вернулся в камеру. Несколько мгновений он разглядывал изгнанного, открывшего глаза, потом подсел к нему.
- Дело худо: жить тебе осталось недолго; за тобой скоро придут палачи…
- Это Гантруджи! Он мне…
Изгнанный спохватился и замолчал, снова зажмурившись.
- Стой, давай все по порядку. Как тебя зовут? Да хватит тебе жмуриться, я же знаю!
- Что ты знаешь?
- Ну, что ты пришел в себя, что ты не идиот и можешь говорить. Вот и давай разговаривать, пока не поздно.
- О чем?
- О тебе! Что произошло в Обители?
- Не помню… сверкнуло, потом меня ударило божественной силой, я… не помню…
- Какой силой? Ты что, своей силы не знаешь, ты же сам Бог!

Изгнанный замялся, и вдруг заговорил, торопливо, обрывая себя и перескакивая с одного на другое.
- Бог?! Мы боги? Ха-ха, - мы боги! Ну да, для вас мы боги! Она была, понимаешь, Обитель была! Когда первые люди проникли туда, богов уже там не было! И они стали, то есть мы стали для вас богами! Вот так и жили: мы в Обители, а вы внизу. Там столько всего, всяких хитростей настоящих Богов, всяких штук! Мы пытались разобраться: веками изучали, для чего они, и кое-что поняли, но это мелочи по сравнению с тем, что и до сих пор остается тайной истинных богов!
Ланти схватился руками за голову:
- Стой, ничего не понимаю! Вы не боги?
- Да нет же! Однажды наши предки пришли посмотреть, почему Боги перестали общаться с ними. Там была пробоина, в коридоре, вот так они проникли в Обитель. Там было полно всего, но самих Богов уже не было. Они остались, теперь понимаешь?
- И притворились богами?
- Ну да! Мы живем там…
- А зачем вам избранные?
- Понимаешь, юноши нужны нам… Меня зовут Куронджи. У нас у всех божественные имена, тех кто рождается в Обители и по праву считается верхним.
- А мы значит нижние?
- Ну, так получается.
- Так избранные вам зачем?
- Они… словом некоторые девушки принимаются в наше число, самые красивые конечно, а остальные познают силу богов. Оживляют вещи древних, трогают все щелкалки и если им удается оживить вещи богов, иногда их тоже принимают в наше племя…
- А если нет?
Куронджи замялся.
- Вещи богов страшные, иногда они убивают силой… Но это необходимо! Понимаешь, мы должны научиться овладеть их силой, это нужно всем, - нам, вам, чтобы вы могли спокойно жить внизу.
- А как же… Глаза?
- Это мы научились давно, там есть такое зеркало, в нем все видно, мы научились управлять ими…
- Но что произошло, что горело, почему Глаза больше не летают?

Куронджи вдруг померк, что-то вспоминая, и видимо эти воспоминания причиняли ему страшную боль, настолько искривилось его лицо и казалось, что он сейчас заплачет.

…Он вошел в апартаменты и застыл как столб: на пышном ковру ЕГО единственная и ненаглядная Илзи занималась любовью с братьями Ченджи. Впрочем, слово любовь мало соответствовало той мерзости, что происходила сейчас на его глазах, и глядя на это, он только и смог завопить:
- Как?!!
Потолок обрушился на него всей своей тяжестью, ибо сверху налегала вселенная: хаотичная, беспощадная и безжалостная...
- Как ты можешь, Илзи?
Все трое с ненавистью глянули на Куронджи, причем Ском продолжал движения и останавливаться явно не собирался, но Куронджи видел сейчас только ее глаза и видел, как в них отражается все ее чувства: последовательно, одно а другим. Полыхнувшая ненависть сменилась страхом, затем были раздражение, вызов и снова ненависть.
- Присоединяйся...
Перт смотрел на него с кривой ухмылкой и Куронджи вдруг понял, что они все трое ждут именно этого. Ведь он один из них и если присоединится, то поступит правильно по их логике, и тем самым не нарушит общие традиции: традиции богов…
- Как ты можешь, Илзи!..
- Ты все время где-то там, все что-то рассматриваешь, а мне скучно одной, понимаешь, скучно!! Я не хочу сидеть затворницей, ожидая, когда ты придешь, и начнешь опять говорить о вещах богов, словно больше ничего другого нет! Словно меня здесь нет! Да будь я сама такой вещью, вот тогда бы ты уделял мне все свое время! А я живая, я хочу любви!!! Но тебе это не понять!
- И поэтому ты…, но это же гнусно! Я же ради тебя все!

Куронджи очнулся.
- Горело? Да, горело! Я был самым лучшим! Я научился, как управлять многими вещами! Сам Гантруджи говорил, что я займу его место, когда он состарится! А потом, потом Илзи, она предала меня, она вонзила нож в самое сердце! И я пошел, переставил местами некоторые вставлятели, одним словом запутал все, специально, и щелкнул вещь Богов. Сила взорвалась, все сверкнуло и потом… ничего не помню.
Ланти изумленно вскочил на ноги.
- Так это ты? Это из-за тебя там горело?!
- Наверно.
- Наверно?! Ты уничтожил Обитель, ты уничтожил всех нас из-за какой-то там Илзи?
- Это моя жена!!!
- Да хоть мать родная! Мерзгли нападают на нас, убивают, забирают в рабство, а ты… ты! Можешь вернуть все назад? Чтобы Глаза хотя бы летали?
Куронджи трусливо вжал голову в плечи, боясь гнева Ланти, и юноша понял, как им управлять.
- Да, наверно могу…
- Наверно, или можешь?
- Могу!
Ланти вскочил на ноги и принялся барабанить в дверь.

7
Тензор Брон брезгливо скривился.
- Мило, очень мило. И это называется каторгой? Я признаться ожидал совсем другого, а это прямо рай какой-то! Особенно после пыльного города, не правда ли, жрец?
Ханко почтительно усмехнулся.
- Хотя это место и кажется благодатным, как верно вы заметили, но на самом деле здесь совсем не рай.
Тензор и его свита стояли на верхнем ярусе, разглядывая каторгу.
- Ну да ладно, мы это исправим. Для этого и прислал меня сюда верховный жрец. Надеюсь, здесь найдется местечко и для меня, в вашем раю? Клянусь я места много не займу. А теперь ведите меня, я хочу освежиться.
- Ваше преосвященство может не сомневаться, самый лучший дом будет освобожден сейчас же, - сказал Ролли, гостеприимно поведя рукой в сторону второй террасы.
Ханко отстал немного от тензора и глазами показал капитану на казарму, в которой находился отверженный. Приезд тензора, его назначение на новую должность означали для Ханко только одно: он стал ненужным. И безумный план вдруг созрел до конца: зная, что рассказал Куронджи, теперь можно будет действовать наверняка.
Быстрым шагом он проследовал в арестантскую.
- Собирайтесь, живо!
И кинул ключ Ланти.
- Освобождайтесь от оков и тихо уходим.
- Что случилось? – спросил Ланти, снимая цепи с себя и с Куронджи.
- Приехал новый начальник каторги. И теперь тебя ждут большие неприятности, когда загонят вниз, в каменоломни, а тебя Куронджи, - казнят. Так что быстрее приходи в себя. Скажи, ты действительно можешь восстановить все, как было раньше? Глаза, наказание Божье, чтобы испепелять непокорных? Только говори правду, какой бы она ни была!
Куронджи вскинул голову:
- Казнят? За что?
- Это приказ Халино, а сам он не мог придумать, значит, приказ пришел от ваших «богов». Поэтому отвечай, не лукавя: да, или нет?
- Да!
- Это хорошо. У меня есть план, как спасти тебя и возможно весь наш народ. Согласны ли вы помочь мне?
- А что нужно делать?
- Мы уходим отсюда. Рохи выведет нас к Обители, мы проникаем в нее и Куронджи исправляет свою ошибку. Всем все понятно? Ты Ланти решай сам, пойдешь с нами, или останешься здесь. Но тогда тебя казнят вместо него! Ну так что решили?
- Идем!

Они вышли из казармы. Ханко повел их в накинутых цепях якобы на допрос к новому начальству и у стражников вопросов не возникло. Труднее было внизу: всполошенные обитатели суетливо таскали вещи из самого большого дома. Ролли оказался без жилья, и стоял теперь нахмурясь в стороне. Ханко отозвал его в сторону водопада и рассказал о своем плане. Душевная мука отразилась на лице капитана.
- Ты понимаешь, что ты делаешь? Я должен арестовать тебя, как изменника!
- Если считаешь нужным, так и поступай! Я ничего не прошу, но пойми, появилась возможность спасти нас всех, восстановить все как было, не обращаясь за помощью к мерзгли! Халино не смог понять тогда, не сможет и сейчас! Этот человек, наш единственный шанс на спасение! Решай, отпустить нас, или выдать: наша судьба, судьба всего народа сейчас в твоих руках! Однажды ты поверил мне, и ведь я оказался прав, разве не так? Если бы Халино поверил нам тогда, все бы было по-другому! Теперь пришло время исправлять ошибку верховного, чтобы не пролилось еще больше невинной крови. Решай!
Ролли с почерневшим лицом отошел в сторону, освобождая путь.
- Ступай!
- А как же ты теперь?
- Что нибудь придумаю. Где наша не пропадала!
- Может и ты с нами?
- А жена, дочь? Я не могу их бросить.
- Как только этот восстановит Око, я сразу же пошлю его к тебе, и это будет знак, что у меня все получилось. Жди его…
Они вошли в струи водопада, оставив Ролли одного в тяжких раздумьях.


- А где же ваш, вернее наш бог? Я хочу взглянуть на него! Мне сказали, что он начал приходить в себя.
Тензор удобно расположился в любимом кресле Ролли и снисходительно смотрел на капитана.
Ролли изобразил изумление.
- Разве жрец Ханко не привел его к вам? Он сказал, что ведет его на допрос. Наверно где-то здесь стоит, не решается войти.
- Ну, пусть заводит.
Кинулись искать Ханко, отвергнутого бога, их конечно нигде не было. Начался переполох, усиленный гневом тензора до состояния полной суматохи. К вечеру вся каторга находилась в состоянии паники: ни жреца, ни двух арестантов не нашли. Брон собрал все местное начальство и охранников и кричал так, что порой заглушал гул водопада. А трое беглецов уходили все дальше по узкому лазу, ведущему вглубь горного массива. Отойдя на порядочное расстояние и забравшись в глубокую нишу, чтобы вздумавшие искать их стражники не смогли уже найти, так же как и мерзгли, они решили дожидаться здесь Рохи. Без поводыря найти дорогу к обители было невозможно. И он пришел, но не один, с ним было четверо молодых мерзгли. Ханко и жрец отошли в сторону.
- Значит с вами ваш «бог» и вы ищите дорогу в Обитель? Я правильно понял?
- Да, теперь все гораздо проще. Сумеют ли наши народы преодолеть вековую неприязнь и ненависть друг к другу? Вряд ли. Но если так распорядится сам бог? Если он выведет ваш народ из подземелий, сделает всех нас равными, повелит вам поселиться на землях вместе с нами, кто посмеет возразить? А тех, кто все-таки посмеет, испепелит огнем? По-моему Рохи, это самый лучший вариант. Тем более, что у тебя тоже припрятано что-то за пазухой, я же вижу. Какая-то неприятность. Не томи, выкладывай.
- Я изгнан из племени. Гонир требовал казни, когда узнал, что гонцов… что они не дошли, но племя воспротивилось. Одним словом я изгнан. Это мои единственные последователи, да и то, потому что это мои сыновья. Твой план спасения пришел вовремя, хвала истинным богам, пославшим нам твоего поддельного бога! Теперь надо дойти до Обители. Я знаю такую тропку, которую не знает никто. Но сначала нужно обсудить условия перемирия и скрепить договор между нами.
Они обговорили основные условия: Ханко станет верховным жрецом, Рохи вернет себе власть над племенем; все остальное придет само, и решения они будут принимать вместе. Жрецы скрепили клятву на крови, по древнему обычаю мерзгли, хотя само это слово становилось теперь запретным, и ввосьмером продолжили путь.
По лабиринтам гулких пещер и узких ходов, по крысиным лазам, на утлой лодке по ледяной воде через подземное озеро, в глубине которого холодными изумрудами светилось что-то непонятное; мимо постов и снующих… людей?, Рохи вел их к выходу на поверхность, где они уже продолжат путь под звездами. Ханко радовался в душе: без такого провожатого они сами никогда бы не нашли дорогу, и сердце наполняла уверенность, что задуманное сбудется.

8
Стремительная пространстворонка закружила его, и вышвырнула… куда? Мрачные горы окружали его со всех сторон и сам он находился на узком выступе скалы, окруженном высокой стеной, а внизу простиралась пропасть. Это была ловушка высшего класса. Мало того, что он находился неизвестно где, но и спуска не существовало. И словно издевательство, на сером валуне был нарисован знак вопроса с явной издевкой, в его случае означавший только одно: ну что, сдаешься? Кромбо достал таймер экстренной связи. Стоит снять предохранитель и нажать кнопку, - помощь придет незамедлительно. Загаур явится со своей неизменной ухмылкой: куда вам соплякам тягаться со мной! Потом соберет таких же неудачников, как и он, Кромбо, и устроит им казнь, в виде публичного разбора их действий. А это значит, что экзамен он не выдержал, свободным поисковиком ему уже не быть, даже если Кромбо в следующем году пройдет переэкзаменовку. Все, прощай мечта! И поддавшись неясному зову, Кромбо в ярости зашвырнул таймер в холодное пространство. И сам оторопел от своего поступка, - он подписал себе смертный приговор! Летать он не мог, а для парения не было плавного спуска. Подняться вверх? Стена пропасти была отвесной и слишком гладкой. Волна паники ударила в голову. Что он наделал? Как теперь выберется? Потом, успокоившись, Кромбо начал опространствливать стену, нащупывая трещины, за которые можно было бы уцепиться. Спускаться вниз смысла не было, там было еще одно плато, угрюмо нависавшее над такой пропастью, что голова начинала кружиться от одного взгляда вниз, и где то на самом дне билась река. Значит вверх. Если дотянуться до вон той узкой промоины, то можно будет подняться до маленького уступа, на котором удастся передохнуть. Так он и сделал. Раздирая пальцы в кровь, добрался до уступа и замер удивленный: в углублении лежала коробка с тросом-паутиной. Ай да Загаур! Вот это мастер! Все предусмотрел!
Кромбо вертел коробку в руках, борясь с желанием и ее забросить в пропасть. Нет, такими дарами не разбрасываются. Тем более, что дальше пути не было. Сколько он не прощупывал стену, уцепиться было не за что. Значит, остается спуск. Укрепив край нити на выступе, Кромбо повис над уступом. Нажимая большим пальцем кнопку спуска, он тихо разматывал трос и скоро оказался на прежнем месте. Скинув предохранитель, нажал другую кнопку, отсоединив липучку от выступа. Триста метров, значилось на коробке. До плато, Кромбо просканировал расстояние, было 70 метров. Спустится, а дальше будет видно. Кромбо радовало, что коробка изготовлена с рукоятями и удобно приспособлена для держания, никаких острых краев, которые резали бы пальцы. И даже спутать и случайно нажать кнопку сброса было невозможно: она надежно фиксировалась предохранителем. Ко всему был и ремешок для подстраховки, обхватывающий кисть, чтобы случайно не сорваться. Одним словом настоящий инструмент поисковика.
Закрепив липучку на уступе, Кромбо начал спуск. Поначалу он спускался медленно, часто останавливаясь, но пронизывающий ветер начал раскачивать его, и амплитуды колебаний становились все больше и стремительнее. Кромбо испугался, что нить не выдержит ерзания по скале и перетрется, хотя такого быть не могло, скорее нить разрежет скалу, и нажал кнопку до упора. Голое, заснеженное местами плато, а по сути, еще один большой уступ стремительно приближался, но поток воздуха сносил его за край. Остановив движение в нескольких метрах от скалы, Кромбо ждал, когда ветер утихнет и отнесет его подальше от обрыва. Дождавшись момента, он нажал спуск и плюхнулся на камни, не удержавшись на ногах. Сбросил предохранитель и нить начала со свистом втягиваться в коробку. И только потом он перевел дух и понял, что промерз до костей.
Кромбо огляделся. Пустота плато вселяла тоскливое чувство, и вдруг среди камней он заметил свечение переходника. Так и есть, всевидящий Загаур и здесь оставил ему последний шанс вернуться домой. Не с позором, но с поражением! И это вызвало у Кромбо новую волну ярости: неужели учитель предвидит все его шаги? Что он выбросит датчик вызова, полезет на выступ и там найдет трос, спуститься на плато, откуда уже нет выхода, и вот тут то, и воспользуется переходником?! Нет, не дождется! Он будет искать другой путь, даже если свернет себе шею на этих скалах! Кромбо еще докажет и учителю и всем однокурсникам на что он способен!
Он выбрал плоский камень и нацарапал древнее знак-ругательство. Вот так вот! Пусть знает! Энергии в переходнике оставалось совсем немного, на один перенос. Стиснув зубы, Кромбо уже хотел отправлять свое послание, но благоразумие посоветовало ему вначале осмотреться. Обрывистые стены плато опускались до осыпи как раз на триста метров, так что спуститься вниз будет вполне реально. Хотя что там внизу, он не знал. Не знал, что эта за планета, но почему-то был уверен, что это Нарида и он сейчас находиться где-то в горах Лунгуре. И дорогу до ближайшего поселка, либо высокогорного курорта найти сумеет.
В другой ситуации он бы никогда не посмел икать среди обрывов место для спуска, но уязвленное самолюбие и полное приключений будущее поисковика толкали его на опрометчивый шаг. И он, отправив свое послание учителю, начал новый спуск.
Спуск был утомительным, обессиленное тело отказывалось повиноваться, и только ремень спасал его от падения. Но осыпь камней, казавшаяся сверху такой спасительной, на самом деле была ловушкой. Камни начали сползать под его весом, а времени смотать трос, у него уже не было. И когда нить размоталась до конца, он просто бросил коробку, поскольку прикреплять липучку здесь было не к чему, с трудом освободившись от подстраховочного ремня. Камни вместе с ним ползли вниз, все убыстряя движение, и тогда Кромбо начал прыгать вниз и наискосок, ускоряясь для парения. Там тоже был обрыв, в котором шумная река бросала на камни белую пену, но это было лучше, - в другой стороне был выступ скалы, об который его размазало бы потоком осыпи. Неизвестно откуда взявшиеся силы помогли ему перелетать через глыбы, а затем он сам не понял, как перелетел через реку на другой берег. И здесь, вымотанный до конца рухнул на холодные камни, а осыпь долго еще шуршала и грохотала по ту сторону, и даже рев воды не мог заглушить гул камнепада.
Он смог, он выбрался! Сбитые руки и бока саднели, тело сразу отяжелело, но Кромбо блажено улыбался.

Следуя вниз по течению реки, что оказалось не так-то просто, Кромбо вышел к озеру. Пустынные и дикие берега его навевали нехорошее предчувствие, Кромбо начинал подозревать, что Загаур закинул его в самую, самую глушь. Набрав дров, он остановился на ночевку, усмехаясь тому, что несколько часов назад проклинал зной пустыни, а теперь мерзнет среди гор. Да, профессия поисковика не проста. Видимо поэтому Загаур гоняет их так безжалостно, отсевая за малейший промах. Зато воды было теперь вдоволь, только пить уже не хотелось. Энергетических таблеток осталось три штуки. Если принимать по одной в день, то за три дня он выйдет к цивилизации. Но ночью, когда взошли луны, Кромбо понял, что это не Нарида.
Восемь планет, пригодных для жизни, знали они. И три из них были объявлены заповедниками, доступ в которые был категорически запрещен. Там развивалась своя разумная жизнь и любое вмешательство, даже случайное соприкосновение неспециалистов считалось тягчайшим преступлением и каралось безжалостно. Так вот что устроил ему Загаур! Вот что он должен был понять сразу: что это одна из запретных планет и сразу воспользоваться переходником! Загаур не оставил ему выбора. Кромбо стали понятны высокомерие учителя, его презрительное отношение: Загаур с самого начала ненавидел его. Поэтому и устроил ловушку, и теперь Кромбо становился преступником; ведь вернуться назад на плато, при всем своем желании, уже не мог. Оставаться здесь, на берегу озера, в ожидании, когда учитель с командой спасателей примется его искать? Но когда это произойдет? Три дня он сможет продержаться, а потом голод сгонит его вниз. Ругательство! Загаур должен догадаться, должен поспешить забрать Кромбо отсюда, иначе доля вины ляжет и на него! Кромбо испугано огляделся по сторонам: не оставил ли он следов, но кроме костра не было ничего. Таймер! Он выкинул его, но кто найдет среди камней такую мелочь? К тому же его можно потерять и в другом месте, например среди песков. Что еще? Трос. Он остался висеть на скале. Добраться снизу по осыпи до него невозможно. И все равно это провал. Теперь ему не только не быть поисковиком, но и отбывать наказание на Трипси, атмосфера которой постепенно выедает легкие. Это конец! Так какой смысл сидеть и ждать себе приговора? Дожидаться милости от Загаура, умолять о пощаде? Нет уж, лучше пойти, куда глаза глядят….
Утром Кромбо раскидал костер. Головешки отнес к дальней стороне, где вода, перевалив через пороги, падала глубоким водопадом в белесую пелену, и пустил их по течению. Затер следы копоти, обожженные камни забросил в озеро. Вот и все. Прощай, моя прежняя жизнь, я становлюсь изгоем.

9
Брон обвинил во всем капитана, сместил его с должности и посадил в карцер. Ролли расхаживал по камере в тягучем недоумении. Возможно, Ханко был прав, зовя его с собой, но семья? Что стало бы тогда с нею? Один раз он поверил жрецу, но результат получился странным. Поверил во второй раз и что теперь? Ханко хоть и прав, но играет в свои игры, явно метя на должность главного жреца, а Ролли воин, и все эти интриги ему всегда были омерзительны. Лязгнула щеколда и в камеру заглянул охранник.
- Фол капитан, то есть арестованный, то есть я хотел сказать подозреваемый, фол, в общем, вас вызывает к себе тензор.
- Вызывает? Ну так веди.
Брон к его удивлению был холоден и спокоен, видимо сумел взять себя в руки. Расхаживая по комнате, тензор делал вид, что не замечает его. Подойдя к столу, он долго рассматривал какой-то свиток и только потом, резко повернувшись, спросил тихо и зло:
- Почему ты мне сразу не сообщил о готовящемся нападении? И откуда это тебе стало известно?
- Так сказал мне жрец Ханко, добившись признания от пленного мерзгли.
- Ханко?! Твой Ханко еретик и предатель, его ждет самое суровое наказание! И тебя, как сообщника, тоже! Где он сейчас? Где отверженный бог? Отвечай!
- Этого я не знаю.
- Советую подумать, хорошо подумать! О семье, например: в каменоломне, среди оголодавших до баб каторжан они долго не протянут. А ты, ты будешь наблюдать за этим, привязанный к столбу, бессильный изменить что-либо и умолять о пощаде!
- Вы не имеете права, они здесь не причем!
Ролли, побледнев, рванулся к тензору, но охранники схватили его за руки.
- Имею, еще и не на такое имею право, и оно дано мне самим верховным жрецом Халино! Твоя судьба, судьба твоих близких сейчас в твоих руках! Отвечай, - где они?
- Я не знаю!
- О чем вы говорили с жрецом в последний раз?
- Он хочет спросить у вас, что ему делать с отверженным. Он опасался нападения.
- Не лги мне! Вы о чем-то сговаривались! О чем, наверно напасть на меня? Или отравить? А может он предлагал тебе сбежать вместе? В чем он тебя убеждал?
- Он… он переживал, что вы его сместите с должности, хотел отдать вам бога и ехать к верховному жрецу, чтобы узнать, что ему делать дальше. Я его уговаривал не спешить, но он не захотел меня слушать.
- Пожаловаться Халино на меня? Идиот! Глупец! Неужели он и вправду поехал к верховному жрецу, да еще и бога с собой потащил? Ну и как же он проскользнул мимо охраны?
- Это все, что я знаю! Пленный показал тайные ходы, которыми мерзгли хотят воспользоваться для нападения, но я не верю, что он сам, добровольно пошел туда и потащил с собой бога! Поговорив с ним, я пошел к вам, нет, сперва зашел в новый дом, чтобы показать, куда поставить вещи, а потом вы собрали всех на совещание. Больше я его не видел. Может мерзгли его схватили в этой суматохе, и никто этого не заметил?
- Ты меня спрашиваешь? Меня?! Это я здесь задаю вопросы, а ты будешь на них отвечать! Даю тебе время до утра: подумать, или придумать еще что-нибудь, но если ты не скажешь где они, завтра уже твои женщины будут внизу! Уведите его!

Ролли метался по камере в отчаянии, но потом взял себя в руки, хотя внутри у него все кричало от боли. Самое страшное, что признание теперь ничего не изменит: по глазам тензора он понял, что тот отдаст его родных на растерзание в любом случае. Даже если найдется пропавший бог. Просто Брон сделает так ради своей прихоти и удовольствия. Ролли слышал о странностях тензора, но вплотную с ним никогда еще не сталкивался. Что делать? Как спасти женщин? Выход был только один: добиться от Брона прилюдного обещания не трогать его жену и дочь в обмен на правду. Что будет с ним самим, уже не столь важно. Приняв такое решение, Ролли в ожидании рассвета уселся в углу, обхватив колени руками. И это была самая долгая и мучительная ночь в его жизни.
Лязг металла, крики. Он прислушивался с все большим изумлением, не понимая, что происходит. Да ведь это мерзгли! Ролли бросился к двери, и только занес кулак, как она распахнулась сама.
- Фол капитан, напали, твари напали, что нам делать?!
- Оружие мне! Где Брон, где все?
Охранник суетливо пытался открыть трясущимися руками дверь в чулан, но никак не мог попасть ключом в скважину. Ролли отобрал ключ, открыл дверь и взяв в руки саблю, сразу почувствовав себя увереннее. Охранник что-то причитая, бежал следом.
В предрассветном тумане невозможно было ничего разглядеть. Крики доносились со второй террасы, и он бросился туда, на ходу крича охраннику, чтобы тот бежал вниз и выпустил каторжан из бараков.
- Пусть вооружаются чем хотят; скажи, что Брон дарует свободу всем, кто будет сражаться!
Приободренный охранник исчез в пелене, а Ролли устремился к своему дому. Увести женщин нужно было в первую очередь. Из тумана на него быстро надвигалось темное пятно. Разглядев противника, Ролли присел на ходу, подставив плечо. Мерзгли запнулся и перелетев через капитана грохнулся на землю. Ролли вонзил клинок ему в спину, а сам уже смотрел по сторонам. В тумане он сбился с пути и пока отыскал свой дом, встретил еще пару мерзгли, налетая на них с беспощадной яростью. И вынужден был сам спрятаться за изгородью, выжидая, когда толпа тварей пробежит мимо. Дом был пуст, вещи раскиданы, видно мерзгли уже пошарили здесь. Где жена, где дочь?! Ролли крикнул в пелену, но беспорядочные крики доносились со всех сторон. Он бросился к дому тензора, еле отбившись от трех тварей, благо, что помогли стражники. Никто ничего не знал и не понимал, расспрашивать было бесполезно. Снизу раздался яростный рев толпы: каторжане спешили им на помощь. Молчащие стояли возле входа во главе с Парри, ожидая нового нападения. Первую атаку они уже отбили: с десяток трупов валялось на потемневшей земле.
- Где Брон?
- Там, внутри.
Ролли по ступеням взбежал на крыльцо, распахнул двери, и нос к носу столкнулся с тензором.
- Как, и ты здесь? Кто посмел?!
- Сейчас не до этого, ваше преосвященство! Надо отбить нападение! – ответил Ролли, закрывая двери. Брон был один, и это удивило капитана.
- А что это за рев?
- Каторжане, я велел отпустить их, чтобы они сражались!
- Ты с ума сошел?!! Это же бунт! Ты…, ты ответишь и за это!
Окно с лязгом вылетело из рамы, и в комнату впрыгнул молодой мерзгли. Ловко кувыркнувшись на полу, он вскочил на ноги и сделал выпад мечом. Ролли отбил удар и рубанул по руке, державшей меч, и сразу же по горлу. Хрипя и булькая кровью, мерзгли осел на пол. Снаружи доносились яростные крики, Ролли хотел кинуться наружу, но его осенила внезапно пришедшая мысль: надо оградить свою семью от извращенной мести тензора, если судьба дарует ему такой шанс! Подхватив меч врага, он шагнул к тензору и тот, поняв и разом побледнев, поднял свое оружие, а сам метался взглядом по сторонам, отступая к двери, но крикнуть уже не успел. Ролли вонзил меч ему в грудь, вдавливая в тело все сильнее, пока острие не показалось из спины. И испытал радость, которая тут же сменилась жгучей болью в спине. Не понимая, он обернулся к окну и увидел злорадно ухмылявшегося мерзгли. Достав новую стрелу, тот не спеша вставил ее в арбалет и так же неспешно прицелился. И последней мыслью капитана была мысль о жене и дочери. Он сумел спасти их от тензора, но кто спасет их от мерзгли?

Те исчезли так же внезапно, как и появились. Но толпа каторжан со звериным ревом бросилась на верхний ярус и перебив стражу возле ворот вырвалась наружу. В полдень они были в поселке и разгромили его не хуже мерзгли, отбирая в первую очередь припасы и одежду. Скинув с себя арестантские робы, они переоделись и начали разбегаться уже каждый сам по себе, или мелкими группами, устремляясь вниз, в долину.
Парри оказался в Риги старшим. Они все вместе: и охранники и часть заключенных, не побежавших со всеми, оттащили трупы врагов в сторону, обложили их поленьями и подожгли. Потом собрали своих убитых и похоронили в общей могиле. И только тензора похоронили в стороне, на кладбище, как и положено, но сожаления о нем не было. Многих они не досчитались, особенно женщин и детей и Парри не сомневался, что их сейчас гонят по пещерам неведомо куда, но устраивать погоню он не хотел, не имел права, ему нужно было отыскать пропавшего бога. Вот только где?
К Парри подошел худой, изнеможенный человек из еретиков.
- Скажите, что теперь будет? Неужели тензорат и до сих пор считает мою теорию развития жизни вредной и ненужной? Это же абсурд! Я же докладывал о таком ходе событий в своих трудах! Неужели они и до сих пор не хотят понять, что данный процесс разложения империи неизбежен?!
- У вас есть конкретные предложения?
- Видите ли, необходимо трезво взглянуть на происходящие события, чтобы найти правильное решение вопроса…
- Вы меня в свою ересь не втягивайте! Всем марш в бараки!

10
Рохи вел их странными тропами. После утомительного перехода в три погибели по извилистым лазам, они наскоро перекусили и отдохнули пару часов в красивом гроте с множеством миниатюрных водопадов. Потом жрец вывел их на узкую тропку в непонятной расщелине и теперь люди шли, цепко держась друг за друга над пропастью. Судя по стуку камней, иногда осыпавшихся под ногами, казалось, что она бездонная. Ханко не понимал, как такое может быть: где-то на горном перевале, ладно, но под землей?!
- Это провал, там внизу обитает злой дух Кгорби и когда он гневается, то начинает сотрясать землю, - пояснил Рохи, - и мы приносим ему жертвы…
И словно заметив в темноте недоуменный и встревоженный взгляд Ханко, пояснил:
- Преступников, осужденных на казнь.
Ханко не стал выяснять, кого еще приносят в жертву, понимая, что лишние расспросы сейчас ни к чему. Достаточно того, что они бредут в кромешной тьме неведомо куда вдоль шершавой стены, а под ногами простирается бездна.
- Надеюсь, сегодня он не проснется…
Дух не проснулся, но вот «бог» оказался нытиком и трусом. Чтобы заставить его идти, сначала убеждали по-доброму, словами, затем терпение начало иссякать, особенно когда Куронджи начал скулить, как маленький щенок. На него цыкали, шипели, не осмеливаясь выругаться в полный голос только из-за близости других мерзгли. Так и шли, мечтая гнать его уже пинками.
Переход по подземельям был долгим и утомительным, поскольку они шли в обход, выбирая самые нехоженые пути. Два раза они «ночевали», один раз чуть не напоролись на спешащих куда-то подземников, называя их так, чтобы не говорить больше «мерзгли». И наконец, пришли к выходу, о котором говорил Рохи.
Ослепительное небо резало глаза и им не сразу удалось рассмотреть, где же они находятся. Склон горы плавно уходил вниз, растворяясь в зелени диговой рощи, за нею воздушными силуэтами возвышались синие громады гор, которые уходили вдаль, постепенно сливаясь с облаками. Этот мир был так прекрасен и чист, что хотелось уйти туда, где нет войн, нет нужды проливать кровь во имя сиюминутных выгод!
- Это земля куири. И мы для них враги… - «спустил» его с облаков на землю Рохи, - попадемся им в руки, убьют всех, не глядя, кто из нас кто. Пещеры мы прошли, самая трудная часть позади, теперь осталось уже недалеко. Мы сейчас с другой стороны Обители и если не попадемся никому, ни куири, ни нашим, то скоро будем на месте.
Ханко, напряженно думая о чем-то, спросил:
- Неужели все горы пронизаны пещерами? Или вы их сами вырыли?
Рохи изумился.
- О чем ты говоришь, такое под силу только богам! Зная, что любимое ими племя будет изгнано, будет уничтожаться беспощадно, они приготовили для нас это убежище. И обещали, что однажды вернут нас на свет окрепшими и сильными. Что мы вернемся в долину и будем жить как и прежде на своей земле.
- Но разве она не принадлежала раньше куирам?
Рохи снисходительно усмехнулся.
- Разве они люди? Это животные…
Ханко стало не по себе. Тоже самое они думали о мерзгли! А теперь ищут друг у друга помощи и поддержки и начинают понимать, что нужно видеть в друг друге равных. Но как?
- Скажи, Рохи, только без обиды: как наши племена преодолеют вековую ненависть? Смогут ли найти общий язык? Вы жаждете выйти на поверхность, вернуться на свои земли, то есть, по сути, в наши города. Как мы будем жить все вместе?
- Мы можем построить свои дома, свои города.
- Куринская долина не столь огромна, хоть и обширна, прокормит ли она нас всех?
- Эта долина не единственная. Кто не захочет жить рядом с вами, тот может идти жить на другие земли. И вы тоже. Например, сюда. Разве эта долина не прекрасна? Земли хватит всем.
- Но для этого надо изгнать куиров?
- А разве есть другое решение? Выбор только в том, кого изгонять: нас, вас, или куиров. По мне, так лучше куиров, хотя мое племя жаждет другого и для этого готово объединиться с теми, кто люто ненавидит и нас, и вас. Я уже говорил это.
Ханко вдруг вспомнил детскую загадку про кочан, козу и волка: как перевезти их в одной лодке, чтобы никто никого не съел? Как могут ужиться три племени, если лодка, то есть равнина одна, и никто не хочет ее уступать? Да и нужно ли это ему, им, людям? Земли действительно много, так почему бы мерзгли не поискать себе другую долину? После того, как он станет верховным жрецом, об этом стоит подумать. Но сейчас надо добраться до Обители.

По узкой тропке они наискось поднимались по склону. Куронджи требовал привала, жалуясь на сбитые ноги, но сидеть на продуваемом всеми ветрами склоне недалеко от входа, из которого в любое время могли показаться подземники было неразумно. Рохи старался объяснить это, но Куронджи уперся, требуя к себе уважительного отношения. Ланти, не выдержав, рявкнул:
- Заткнись, ты, чудище! Говорят тебе, - иди, вот и иди!
Как не странно, такой тон подействовал лучше, чем все уговоры. Ханко был поражен: такой изнеженности, таких капризов он не ожидал. Неужели эти «боги» превратились в детей, считающихся только со своими желаниями? Не осознающих ничего, кроме своих прихотей, которые они возводят в принцип закона? Как же тогда «богов» не разодрали амбиции, за счет чего они живут и ладят между собой? Ну да, вот зачем им нужны наши избранные! Чтобы было кем помыкать! Заставляя юношей прислуживать себе, «боги» только таким образом и чувствовали себя «богами». А потом убивали Силой, овладеть которой не удавалось им самим. Не зря, выходит, всякие слухи расползались среди народа. И насколько они близки к правде! Этому надо положить конец. Вот только как, Ханко еще не знал. Сидеть самому в Обители и управлять оттуда народом? Или стать верховным жрецом, но тогда кого оставить в Обители? Не этого же урода! Вернее нужен еще и тот, кто будет контролировать Куронджи, чтобы изнеженный нытик не вздумал что-то накрутить. Ланти? Слишком молод, горяч и глуп. А как быть с остальными «богами»? Слишком много вопросов, на которые у него нет ответа. Сейчас. Нужно добраться до Обители, а там будет видно. Да и наверно не это самое главное! Что делать с законами? Освободить еретиков, дать им свободу? Дать всему народу свободу, о которой он и не помышляет, ибо отучен это делать? Но сумеют ли люди воспользоваться ею, не начнется ли хаос всеразличных мнений, которые сведутся к междоусобной бойне? Нет, этого нельзя допустить! Чуть ослабить законы, смягчить наказания за вольнодумство, но не более того! А если понадобится, то применять и более жесткие меры, вплоть до смертной казни! Свобода народу не нужна, он привык покорно выполнять все предписания, это уже проверено временем, так стоит ли это менять?
Они дошли до гребня и начали спуск на голое плато, усеянное низкими порослями кустов.
- Там, за тем перевалом есть тропа, по ней мы выйдем почти к самой Обители.
Рохи остановился, озирая окрестности.
- Надеюсь, Гонир не послал никого сюда. Он знает об этой тропе и скорее всего и сам захочет проникнуть в Обитель. Надо быть осторожнее, особенно внизу, возле реки, там мы можем наткнуться на засаду.
- Нужно дать передышку этому… хлюпику, иначе придется тащить его на себе.
- Ничего. Мои парни крепкие, понесут. Если внизу никого не будет, там и передохнем.


11
Кромбо проглотил последнюю таблетку. До вечера хватит, а завтра уже придется добывать себе пищу. Он достал из походной сумки все свои инструменты. Самым ценным среди них оказался нож. Знания и умения его рода позволяли не опасаться каждую секунду за свою жизнь. Он умел генерировать силовое поле, создавая защитный кокон вокруг себя, правда, это сильно истощало организм. Добыча пропитания тоже не являлось особым умением, как в первобытные времена, Кромбо мог обездвиживать добычу на некотором расстоянии, но это расстояние опять таки, зависело от его внутренней энергии. Получался замкнутый круг: собрать энергию он мог, только хорошо питаясь, а добыча пропитания требовала расхода этой энергии. Так что нельзя откладывать на завтра то, что нужно сделать сегодня. И самое неприятное, что убить непосредственно уже обездвиженное животное он мог только своими руками, вот почему нож ему был так необходим. Кромбо с новым чувством попробовал острие ножа и подточил его о камень. В нем вдруг заиграла кровь: может это пробудился голос далеких предков, зовущих выйти на охоту? С замирающим сердцем он рассматривал местность с новой для себя точки зрения, оценивая, где можно найти добычу. Вдалеке, на склоне, паслось какое-то стадо. Но подобраться к нему на близкое расстояние было невозможно, все было как на ладони. Зато внизу простиралась густая чаща зелени. Она словно манила его, и Кромбо начал спускаться по оврагу, густо поросшему буйной травой. И сразу же, из под самых ног, в небо с шумом рванулась стайка крупных темных птиц, изрядно напугав его. Проводив их взглядом, Кромбо поразился, что не смог просканировать их присутствие и запоздало начал собирать энергию. Нет, так дело не пойдет. Это не его мир, в котором животные выдают себя сканированием пространства прежде, чем ты их увидишь. Здесь все гораздо примитивнее, но и сложнее для него. Нести заряд наготове в себе было бесполезно: так только можно истощить себя раньше времени, а в нужный момент остаться без силы. Теперь он понял, почему древние ксутры повествуют о необходимости познания внутренней сущности самих себя, как о неисчерпаемом источнике энергии. Но если бы все было так просто: изучил, и взял необходимое! Чтобы научиться вырабатывать бесконечную энергию, нужно входить в стадию погружения и отречения; это было то, что в его современном мире развитых технологий становилось не то чтобы ненужным, но обременительным. Посвятить всю свою жизнь изучению ксутр, самопознанию, когда жизнь полна таких благ и удовольствий, и главное, - так стремительно проноситься мимо? И потом; что это даст? Древняя легенда гласила, что однажды слабый воин захотел стать непобедимым и стал изучать искусство постижения. Он преодолел все свои сомнения, отрешился от своего эго, словом выполнил все условия и вот однажды понял, что теперь он непобедим, ибо мог черпать энергию из всего: из окружающего мира, из своих противников, из космоса. Но он так же и понял, что больше не может использовать ее во вред всем живым существам, то есть сражения стали для него детской забавой. Он перерос их, и теперь, когда он знал о законах распределения энергии и к чему может привести нарушение баланса, воин просто не мог нарушить законы космоса. Он перестал быть воином. Жаль только, что легенда не повествовала, что было дальше, но Кромбо всегда представлял, как этот воин мучился от сознания, что, став всесильным, он так и остался бессильным. Впрочем, были и те, кто использовал чужую энергию не терзаясь муками совести и таких тоже было немало. Но все это было дома, на его родной планете, а здесь… Здесь был чужой мир, хотя и примитивный, а он стал изгнанником и времени для постижения у него не было.
Кромбо вошел в заросли. Пташки, какие-то мелкие животные суетились вокруг него, но все это было не то. Ему была нужна настоящая добыча. Стараясь ступать как можно тише, он вышел на полянку и чуть ли не нос к носу столкнулся с огромным бурым зверем, который мощными лапами ломал трухлявый ствол дерева, слизывал порой что то и урчал от удовольствия. Учуяв чужака, он оскалил желтые клыки и угрожающе рявкнул. Кромбо, вместо того, чтобы применить силу к животному и парализовать его, как собирался, выставил защитный экран и осторожно попятился назад. Такая добыча ему не нужна. Но зверь так не думал: встав на задние лапы, он пошел на него, угрожающе рыча, и Кромбо собрал поле в кулак и ударил изо всей силы. Зверь отлетел назад, оглушенный и напуганный теперь не меньше, чем Кромбо секунду назад. И бросился наутек, а Кромбо обессиленный опустился на землю. Ноги противно дрожали. И главное, он растратил почти всю свою энергию. Теперь нужно время, чтобы восстановить ее. Нет, это не его мир! Там все хищники перед нападением собирали энергию, и это было видно и их намерения были понятны; здесь же он не знал, чего ожидать. Этот мир жил по совершенно другим законам.
Большая птица высоко на дереве, травоядное, убежавшее прежде, чем он смог сосредоточиться; вся дичь ускользала от него раньше, чем он мог применить свои способности и он ничего не мог с этим поделать. Выйдя к мелкому ручью, Кромбо в широкой заводи увидел крупных рыб. Отчаявшийся поймать сегодня что либо вообще, он возликовал. Уж рыбу то он сумеет поймать! Для этого достаточно иналлизировать, сгустить воду до состояния желе. Правда, так это было там, в его мире, а как получится в этом? Получилось! Вода застыла даже быстрее, чем он ожидал и Кромбо, сдвинув сумку на живот, с трудом продираясь сквозь густой кисель, собрал всех рыбин. Он устроился на плоском камне и отрезал без всяких сожалений трепещущей рыбе голову. Выпотрошил ее и нанизал на палку. Развести костер не составило труда: зажигалка, входящая в комплект поисковика практически была вечной и не боялась воды. Но вот поджарить… У Тимбла, героя его любимого фильма это получалось так просто! В реальности же сверху рыба прогорала, оставаясь внутри сырой, и только третью он смог поджарить так, что можно было взять ее в рот. И все равно, без соли она была отвратительной. Благо, что начинающие краснеть ягоды не пытались «убежать» и он оборвал весь куст, только чтобы перебить отвратительный привкус во рту. А к вечеру у него прихватил живот и к утру Кромбо понял, что умирает. Поднялась температура, его лихорадило, и все время хотелось пить, а медикаменты помогали слабо. Шатаясь, Кромбо вышел к месту своей рыбалки и поразился разливу воды, затопившей склоны и то место, где он жарил проклятую рыбу. И поразился еще более, увидев, что сгущенная вода все еще не вернулось в свое нормальное состояние, поэтому прибывающая сверху вода искала пути обхода. Объяснить причину такой длительной иналлизации он не мог, да ему было и не до этого. Он напился из ручья и его тут же снова вырвало. В полубреду Кромбо добрел до густых колючих зарослей на склоне и заполз в самую гущу. И там впал в беспамятство.

- Смотри, как надо это делать!
Тимбл ловко выпотрошил скола и порезав на куски выложил рыбу на сковородку.
- Так не честно, у тебя не было тогда сковородки! Я этот фильм пересмотрел сто тысяч раз! И почему скол? Ты же попал на совершенно чужую планету, как и я сейчас! Там были эти, как их?
- Катурты?
Загаур подсел к костру и протянул руки, грея их так, словно озяб. Кромбо сразу почувствовав озноб, и сам подвинулся поближе к огню, но пронизывающий ветер дул в спину и холод заснеженного плато сковывал тело.
- Так значит, ты выбрал профессию поисковика только потому, что тебе понравился фильм? Помнишь, как ты мечтал, как и Тимбл, оказаться на незнакомой планете, сражаться с ужасными тварями, а потом найти город Предтеч, и встретиться с ними самими? Вот твоя мечта и сбылась. Что же ты лежишь? Вставай.
- Как… ты здесь? Как ты меня нашел?
Загаур усмехнулся и во рту его Кромбо увидел желтые клыки.
- Тимбл, скажи ему правду. Ведь ты же мертв?
- Зачем ты пугаешь мальчика?
- А что мне еще делать? Они насмотрелись фильмов и пошли в поисковики, думая, что их ждут приключения. Романтика! Скажи, Тимбл, сколько поисковиков доживают до зрелого возраста?
- Из десяти - один, максимум два. Так что Загаур прав, я уже мертв.
- Почему мертв, ты же живой!
- Это тебе так кажется. На самом деле и ты уже мертв. Еще пару лет и легкие сгорят. Вставай, пора идти в каменоломню. Скоро прилетит транспортник, а мы еще и тонны не нарубали.
В подтверждение его словам широкое днище транспорта нависло на секунду над ними с вибрирующим ревом, который раздирал перепонки, и резко ушло в сторону. Кромбо почувствовал, что задыхается.
- А тебя за что сослали?
- За рыбу. То есть за браконьерство. И тебя тоже. Ты сколько рыб поймал?
- Пять, - оторопевший Кромбо смотрел на актера, не веря своим ушам, - как за рыбу?
- Ну я тогда помнишь, поймал одну, вот и получил год рудников. А ты пять…
- Это несправедливо!
- А где ты видел справедливость?


- Что это такое, лед что ли?
Сын Рохи дротиком потыкал в сгусток чего-то непонятного, застрявшего на камнях.
- Идем. Некогда разглядывать. Может нас сейчас тоже кто-то разглядывает.
Они перешли ручей и начали подниматься по склону. Из зарослей раздергая до них донеслась жуткая вонь.
- Что там так смердит, кто-то сдох, что ли?
- Нет, скорее … Наверно рыкун тухлятины обожрался.
- А может это ты воздух испортил, а Кори?
Рохи сердито прикрикнул на сыновей, и они умолкли, но продолжали на ходу корчить рожицы своему младшему брату. Ханко заметил снисходительную и гордую усмешку жреца и позавидовал ему. Им вера запрещала жениться и иметь семьи и глядя сейчас на Рохи он понял, что многое потерял. Но теперь можно будет все исправить…
- Я устал.
Куронджи капризно надул губы и уселся на валун, демонстративно вытянув ноги. Ханко зло выругался.
- Ну давай хоть отойдем подальше, ветер в нашу сторону. Самому не противно сидеть здесь?
Ланти внимательно вглядываясь в заросли, задумчиво произнес:
- Странный какой запах.
- А ты сходи, посмотри…
Ланти передернул плечами.
- Не хочется. Давайте и правду отойдем подальше, сидеть невозможно. Вставай, ты, чудище!
- У меня ноги болят! Мы идем уже столько времени без перерыва. Я не привык! И к таким прозвищам, такому обращению тоже! Немедленно извинись, иначе я отказываюсь идти дальше и вообще, выполнять свои обязательства!
Ланти аж подскочил на месте.
- Ты! Ты… Смотрите на него! Сам заварил кашу, а теперь еще и требует к себе уважения! Да я тебя…!
Куронджи вскочил с валуна и визгливо закричал на юношу:
- Что, - ты?! Ты сможешь все исправить, да? Иди, а я посмотрю! Да знаешь ли ты, что такое Сила Богов?! Мы столько веков изучаем, а он оскорбляет! Да я Бог для вас! Если бы вы знали, что я могу!
И внезапно успокоившись, он снова уселся на валун, чему-то улыбаясь.
- Никуда я не пойду, пока не отдохну и не поем!
Ханко схватил Ланти за плечо и заставил его сесть.
- Довольно, хватит! А Вас, Ваше Небожительство, устраивает эта вонь? Может, Вы в Обители привыкли к таким запахам? Я не возражаю, но кушать вы будете в одиночестве, никто из нас в таком смраде есть не станет.
- Пока он не извинится, никуда не пойду.
Рохи с удивлением посмотрел на «бога» и хмыкнул.
- Надо же…. Но все равно нам нужно уйти отсюда, мы сейчас у всех на виду.
Ланти побагровев от возмущения, открыл рот, чтобы высказать все что думает, но Ханко снова с силой сдавил плечо юноши, не давая ему встать.
- Позвольте мне, Ваше Превосходительство принести за юношу и за всех нас глубочайшие извинения. Я обещаю, что впредь подобного не повторится. Ланти совсем молод, и потому не знает как вести себя с особами высокого ранга. Если Вы так устали, то мы можем понести Вас, - нам нельзя оставаться здесь. Но обещаю, как только мы найдем подходящее место для отдыха, сразу же сделаем привал. Разве не так?- обратился он к Рохи.
- Верно говоришь.
Куронджи соизволил встать и они пошли дальше. Ханко придержал Ланти и поговорил с ним, после чего юноша вел себя так тихо, словно воды в рот набрал.
Кромбо еле дождался, когда туземцы уйдут. В животе бурчало, к своему стыду он понял, что штаны мокрые и липнут к телу. И запах… Он дождался, когда дикари уйдут за гребень и шатаясь, побрел к ручью. Вода была ледяной, но он улегся прямо в одежде. Потом, насколько хватило сил, простирнул ее и снова надел. Просушить одежду не было времени, туземцы могли вернуться, а вступление в контакт не входило в его намерения. Нужно было уходить, но куда? Кромбо с тоской осматривал чужой и опостылевший ему мир. Он хотел домой, какое бы наказание не ждало его там. Загаур, где же ты?


Часть третья.
Без богов.

1
Тельда добралась до города Слава, (весьма характерное название для рода Корников) уже в сумерках. К счастью ворота еще не закрыли. По мощенным тесным улочкам пробиралась она сквозь толпы горожан и прибывающих крестьян, поражаясь такой толчее. Вот где надо было бы ей открыть свою таверну, промелькнула мысль, а следующая была об Эни… Двоюродная сестра жила на окраине и пока Тельда дошла туда, вся вымоталась. Сбивали с толку эти толпы, устремляющиеся на площадь перед дворцом. Тельда даже хотела пойти туда узнать причину такого многолюдья, но усталость взяла свое. Ни сестры, ни ее мужа не было дома, а племянницы подросли настолько, что она не узнала их, а они ее. Так и дожидались в неловком молчании, когда родители вернутся с площади.
Сестра заахала, увидев Тельду, а узнав о смерти Эни, запричитала. За этими переживаниями и воспоминаниями Тельда так и не поняла толком, что случилось в городе, кто собирается идти на них войной. Поняла только, что Корник вооружает всех своих подданных, и муж сестры завтра уходит. Полночи они все вместе собирали его, проливая слезы сразу обо всем и обо всех.
Во дворце короля тоже никто не ложился. Пылали факелы, ярко освещая огромный зал и длинные ряды столов. Уставшие слуги сновали со всевозможными яствами на огромных блюдах, несли кувшины с вином. Пир затянулся далеко за полночь, и многие рыцари заснули прямо за столом, уронив головы в блюда. Тензор Норий взирал на пьянку со снисходительной и брезгливой усмешкой, пряча ее низко склоненной головой, словно он читал молитву. Пьянка его интересовала мало, а вот то, что задумал Корник, - тревожило. Он, как тензор, как представитель церкви, как доверенное лицо Халино должен был пресечь в корне любую попытку короля начать вооруженные действия. Это так бы и было, если бы не одно но… Боги пропали. Пожар, ссылка провинившегося бога, растерянность Халино говорили о том, что Те утратили свою силу. Глаз не видно, мерзгли уже подняли мятеж, а теперь и Корник собирается отбить земли у Сталая. Так может пришло время и ему действовать? Сколько можно сидеть в тензорах? Халино слишком надеется на силу Богов, он ослеп в своем беспрекословном подчинении; он вообще слеп и не соответствует должности, а тензорат в силу своей трусости во всем ему потакает. Упускать такой момент нельзя! Но и промашка будет стоить ему жизни. Норий послал доверенных людей захватить низвергнутого бога еще два дня назад и сейчас мучился неопределенностью. Они должны уже быть здесь и тогда ему будет ясно, как действовать дальше. Поэтому Корник такой злой сегодня: он так и не добился внятного ответа, - поддержит ли его тензор в мятеже против законов церкви. И Норий понимал, что больше не может тянуть.
Сзади неслышно подошел помощник Гомино, и склонившись к уху прошептал:
- Ваше преосвященство, они пришли.
- Он… здесь?
- Нет.
Тензор нахмурился.
- Ваша светлость, мне необходимо отлучиться ненадолго.
Корник пьяно рвавший мясо птицы, чтобы бросать его собакам, зло процедил:
- Надеюсь, преосвященство не покинет в спешке мое королевство, чтобы доложить обо всем Халино? А то мне придется поджарить кое-кого на вертеле, как этого кабана и скормить своим псам…
Он пьяно захохотал. Норий тоже усмехнулся.
- Вашей светлости не стоит так опасаться предательства с моей стороны. Я скоро вернусь и тогда уже точно смогу дать определенный ответ.
- Ну, ну, я буду ждать… Но чтобы мне было спокойней за вашу жизнь, я пошлю с вами охрану. Мало ли у нас врагов?
- Как пожелаете.
Норий проследовал к выходу, перешагивая через обожравшихся псов и пьяных людей, устроившихся спать прямо на полу, сопровождаемый охраной короля.
Доклад командира его отряда «невидимых» сильно озадачил. Бог исчез вместе с Ханко, на каторгу было совершенно нападение, Брон убит, каторжане разбежались. Так значит, Ханко затеял свою игру? Глупец, что он может сделать один, с невменяемым богом, без реальной силы и поддержки? Значит пора, пришло время и ему делать свой ход.

Утром на площади собралось все население. Большинство из них имело странный вид: вооруженные и одетые в доспехи как попало, они представляли собой не войско, а случайный сброд, собравшийся неведомо куда. Они и сами подтрунивали над своим видом, надеясь не сколько сразить, как испугать противника. Или рассмешить до смерти. Причем никто толком не знал, против кого они идут воевать. Многие считали, что идут сражаться с мерзгли, и были воодушевлены предстоящей победой над подземными тварями. Более осведомленные говорили о Пилудских землях, подло отданных предшественником Халино королю Сталаю. Сталаю Непобедимому, как называл он сам себя, или Сталаю Одноглазому, как называли его в народе за затянутый бельмом левый глаз. Были также и другие, настолько нелепые версии, что их не принимали всерьез даже самые большие «знатоки» и любители всевозможных сплетен. Народ начал волноваться: стоять в доспехах становилось жарко, а Корник все не появлялся. К полудню, когда самые нетерпеливые и благоразумные расценили такое поведение короля как отказ от военных действий и начали расходиться по домам, Корник Пятый предстал пред своим народом помятый, и явно еще не протрезвевший. Он очень воодушевленно завел речь о возвращении исконно-исторических земель своим настоящим владельцам, то есть себе; но даже заботливо поставленный рядом бочонок с водой не смог помочь ему преодолеть горечную сухость во рту, - речь была невнятной и сбивчивой. Норий стоял рядом и томился, награждая в уме своего компаньона нелестными эпитетами. Дождавшись момента, он шагнул вперед и заговорил сам. Его речь, в отличии от предыдущего оратора была действительно пламенной и ошеломляющей.
Одно дело, когда о наболевшем просто шепчутся, даже зная, что за это ждет наказание; но когда об этом вслух говорит один из главных… Говорит не таясь!
Что верховный жрец оказался не только неправым, но и преступником! Что он забирал детей, не взирая на слезы и мольбы родителей, ссылаясь на волю Богов, которым избранные оказались на самом деле и не нужны! И что случилось с другими избранными, которых угнали раньше, - теперь неизвестно! Быть может, их убивали по приказу Халино, лишь бы только не открылся его главный обман. И теперь, когда Боги показали свое «истинное лицо и любовь» к своему народу, пришло время сказать всю правду, какой бы горькой она не была! О том, что он, тензор Норий раньше не мог сказать под страхом смерти. Что вся власть Халино основывалась на страхе. Что наказание за ересь, самое страшное преступление с точки зрения верховного жреца, не давало всему народу жить по достоинству, как положено жить великой нации! Не давало развиваться! Что всему народу уже была уготована участь каторжан за малейшие сомнения по поводу новых законов, изданных верховным жрецом, по которым любой человек, не угодивший нынешней власти, сразу становился преступником! Преступником, обреченным больше никогда не увидеть своих родных, друзей, свой дом и даже лучи солнца! И самое главное, что Халино трусливо бездействует, делая вид, что не замечает, как распоясавшиеся мерзгли нападают на людей, убивают, угоняют их в плен. Он, тензор Норий, берет на себя бремя ответственности, дабы восстановить порядок. Больше не будет отбирания детей в избранные, не будет этих напрасных жертв неизвестно зачем и кому! Взбунтовавшиеся мерзгли будут уничтожены и загнаны в свои норы, а люди будут жить свободно, не боясь больше диких обвинений! И если народ изберет его верховным жрецом, он клянется, что законы будут впредь не такими жестокими и бездушными.
Это была очень страстная речь, горожане слушали ее затаив дыхание. Правда они так и не поняли, против кого они идут воевать: против Сталая, против мерзгли, либо против Халино? Тензор пояснил. Вернув себе Пилудские земли и отразив все необоснованные притязания Сталая Одноглазого, они разгромят мерзгли, а потом восстановят справедливость. Потом было много криков: за короля, за тензора, ура, да здравствует и т.д. В этой суматохе слова блаженного Лоди о конце света, о их гибели никто не услышал и когда тот упал в корчах на землю, его брезгливо обходили стороной. Да что с него возьмешь, - он же блажной!
С тем и пошли. До самого вечера переправлялись через Кури: река хоть и была здесь не широка, но своенравна и бурлива. На ночь остановились здесь же, на лугу, а утром выдвинулись к Пилудам, где их встречало войско Сталая.

Это была еще та «битва»! Не смотря на подбадривающие и направляющие крики с обеих сторон, ратники сошлись как то вяловато. Кое-где начали махать мечами, но большинство только выкрикивали в адрес друг друга всякие оскорбления, причем смешившие обе стороны. Вдруг кто-то в рядах противника узрел родственника. Начались взаимные расспросы за жизнь, за семьи. На вопрос: «а что вы здесь?», никто толком ответить не мог, к тому же самим пилудчанам было глубоко безразлично, кто будет властвовать над ними. Корник серчал, Сталай тоже. Для вида снова начали махать мечами, но тут кто-то крикнул: Глаз летит! Воины смущенно попрятали оружие и начали заботливо поправлять друг на друге одежду, всем своим видом показывая что ничего и не было. Что они собрались здесь, дабы обсудить сельскохозяйственные работы. При более пристальном рассмотрении выяснилось, что это птица, но сражаться дальше как-то уже не получалось.
- Лучше бы повели нас против мерзгли! - крикнул кто-то в толпе и обе стороны согласно загудели и закивали головами. Эх, попадись бы сейчас эти твари!
Видя, что от простолюдинов толку нет, Корник отдал приказ лучникам. Небо потемнело от стрел и обе стороны присели, прячась под щитами. Тут и Сталай тоже приказал стрелять своим лучникам, и находящиеся на лугу люди попали под обоюдный обстрел, словно оба короля вывели свои народы только для того, чтобы расстрелять их в упор! И пока они оба это не поняли, треть людей с обеих сторон была убита, еще больше выведено из строя, а те, кто мог двигаться, бежали сломя голову кто куда.
Да, это была еще та «битва», оставшаяся в памяти как Пилудское побоище!
Пошла кавалерия. Содрогая землю, закованные в броню всадники встретились в лобовой атаке, и началось…
Длинные копья трещали и ломались о доспехи, либо пронзали людей и лошадей насквозь; звенела сталь, встречаясь в ударах и парированиях, летели искры. Крики, ржание, стоны и звон слились воедино. Войско Корника начало теснить противника и сам Корник воинственно кричал, радуясь победе. А Норий, стоявший рядом, все более мрачнел. Он понимал, что эту битву он уже проиграл. Он потерял доверие народа.

2
Никогда раньше верховный жрец так не кричал! Он обвинял тензорат в бездействии, в трусости, в заговоре против него, против Богов! Потом осекся, и уставший, разом постаревший, опустился в кресло.
- Кто хочет сказать?
Спросил вяло, безучастно. Тензоры переглядывались меж собой, и молчали…
- Хорошо, ступайте.
Халино был подавлен. Такого поворота событий он не ожидал, даже предположить не мог! И самое главное, он не знал, что теперь предпринять. Как он мог доверить этому выскочке самое важное? Где этот Ханко? Где Бог?
Каждый день по его приказу на малой площадке совершались молебны с утра и до вечера, и ночью жгли костры, пытаясь привлечь внимание Богов, но те молчали. Что случилось? Ответа не было. А теперь и новая напасть: Корник затеял склоку. Впрочем, от этого мужлана ничего другого и нельзя было ожидать. Но Норий? Предатель! Гнусный, подлый предатель! И это предательство нельзя оставлять безнаказанным!
Он поискал глазами секретаря.
- Приведите Парри.
Капитан дожидался суда в темнице и Халино еще не решил, какого наказания тот заслуживает за все свои промахи. Смертные казни давно уже не применялись, верховный жрец хотел возобновить их, но еще раздумывал. Убивать преданных ему людей было бы самым глупым решением, особенно сейчас, когда ему не на кого было положиться.
Парри осунулся, почернел лицом и тер сведенные за спиной руки; пальцы невыносимо зудели, словно до сих пор ощущали сальные волосы той твари.
- Вы допустили не просто ошибку и даже не служебный промах. Это должностное преступление! Вы согласны со мной?
Парри, опустив голову, молчал.
- Вы упустили Бога, вы не смогли распознать в Ханко врага, замышляющего коварную подлость по отношению ко всему народу! По вашей вине в стране теперь возникла смута, народы воюют меж собой, а мерзгли нападают исподтишка, с каждым часом распоясываясь все больше и больше! И за это вы ответите со всей строгостью, - смертной казнью! Хотите что-либо сказать в свое оправдание?
Парри встрепенулся, желая сказать, что верховный жрец и сам доверился Ханко, поручив ему опеку над низвергнутым богом, - и смолчал. Что толку говорить, если виновный уже найден? Просить, умолять о пощаде? Если верховный жрец ждет именно этого, то не дождется.
- Если виноват, отвечу…
Парри вскинул голову, и они встретились взглядами. Халино жадно впился взором, желая разглядеть нечто очень важное для себя. Парри смотрел решительно и прямо, готовый ответить за свои ошибки, но не склонный юлить и вымаливать прощения. Что будет, то и будет!
- В отличии от этих… тензоров, в вас есть достоинство и внутренняя сила, хотя на вашу судьбу это уже никак не повлияет. Мне бы хотелось знать напоследок ваше мнение, искреннее и честное: о Ханко, о Боге,… и обо мне.
Парри хотел было сказать всю правду, но понял, что верховный жрец на самом деле ждет себе оправдания, пусть и в порицании.
- Все мы не разглядели истинную сущность помощника тензора: ни я, ни вы, и никто другой. Возможно, тензор Ривди догадывался, но у него были другие мотивы, он боялся, что Ханко оттеснит его с должности. А бог, - он представляет собой такое жалкое зрелище, что после этого я бы не стал полагаться на богов.
- Именно так! – вскричал Халино, вскакивая с места, но тут же взял себя в руки и продолжал уже тихо, как всегда.
- Я человек, а не всевидящий бог, как полагает народ. Я должен предвидеть, чтобы соответствовать этой должности, но и я могу ошибиться. Да, я ошибся в Ханко и вдобавок сделал неверные выводы, исходя из его весьма сложной сущности. Я должен был совершить рейд сразу, как он мне и говорил. Но интуитивно чувствуя недоверие к нему, я не поверил и его предупреждению. Это было моей первой и главной ошибкой. Потом я доверил ему бога. Но я, - всего лишь человек. И хотя я не разобрался в помощнике Ривди, зато я разобрался в другом человеке. Он заслуживает наказания, но казнить это слишком просто, а вот исправить свою ошибку… Я и сам совершил ошибку, и готов ее исправлять! А готов ли ты?!
О человеке могут ходить разные байки, сплетни и домыслы его словам, его поступкам, но они никогда не откроют истинных, внутренних мотивов его поведения, его характера. И только когда он сам, через силу, (ибо это всегда невыносимо тяжело делать и такое получается лишь у немногих), говорит о своих ошибках, когда он выплескивает свою сущность, открываясь до конца, - становится ясно, что это за человек. Достоин ли он доверия, достоин ли уважения. И Парри не просто произнес слова, которые на его месте произнес бы любой дурак, - он сказал чисто и искренне, как человеку, который действительно достоин доверия, любви и уважения; как сын ответил бы отцу:
- Готов…
Халино подошел к нему и положил руку на плечо.
- Я верю тебе…
И Парри в душевном порыве опустился на одно колено и как в старину произнес:
- Приказывайте, мой господин!
- Встань. Отныне я не могу тебе приказывать, а только советовать, ибо вижу пред собой не только храброго воина, но и своего будущего преемника. Нам нужно очень много сделать… Подавить мятеж Нория, а его живым или мертвым доставить сюда. Но желательно живым, чтобы проследить нити заговора, которые ведут в тензорат! Прекратить распри меж кланами Корников и Сталаев. Истребить мерзгли, наказав их за все преступления. Найти Ханко и покарать его. Вернуть Бога!! Отправить людей в обход гор, дабы найти проход к Обители, если таковой имеется. Выяснить, что стало с ними и что нужно сделать, чтобы оградить наш народ от смут и потрясений! Как видишь, работы много. Что ты считаешь наиважнейшим?
- Чтобы уничтожить мерзгли, нужно объединить тех, кто сейчас воюет между собой. Чтобы не ждать удара в спину, нужно выявить заговорщиков; то есть мне нужно отправляться в долину. Но и оставлять Ханко нельзя, я предполагаю, что он может уже искать этот путь в Обитель. Увы, я не могу быть сразу в двух местах.
- У меня есть надежный человек, начальник Невидимой стражи. Я знаю, ты с ним не дружишь, но поверь мне на слово, он заслуживает доверия. Он пойдет искать обходной путь, а ты пойдешь в долину. И прошу тебя, - Халино придержал Парри за плечо, - впредь будь осторожен. Ты нужен не только мне, но и всему нашему народу.
- Это уж как получится: прятаться за чужие спины я не умею.
Халино по отечески потрепал его по плечу и легонько подтолкнул:
- Ступайте, полковник.
Когда Парри вышел, верховный жрец тяжело выдохнул и устало опустился в кресло. Парри не знал, а узнав, никогда бы не поверил, что подобный разговор состоялся у верховного жреца не только с ним, но и с начальником Невидимой стражи. Тот тоже был зачислен в преемники. Причем Халино делал это не из желания столкнуть их лбами впоследствии, не в силу своей внутренней подлости и не ради сиюминутной поддержки; он подстраховывался, искренне полагая, что дальнейшие действия покажут, кто из них двоих достоин этой должности. Парри был более храбр, честен, но и прямодушен, а Зуони был более умен и скрытен. И жизнь сама решит и покажет, кому из них быть его преемником. И быть ли вообще. Непрошеная мысль вдруг вкралась в голову: неужели начало сбываться предсказание Нимло? Но он тут же изгнал эти крамольные мысли.



3
Кромбо осваивался, местная пища не вызывала в нем уже такой бурной реакции. Он научился отличать чистое мясо травоядных от горького мяса хищников. Он научился добывать его. Но и пришло горькое осознание своего одиночества и бессмысленности существования. Ему все больше хотелось домой. Кромбо вновь забрался на скалы, к озеру, дошел до подножия осыпи и ждал там неизвестно чего. Вон там где-то висит трос, эх, добраться бы до него, и он был бы на плато! Но как взобраться по осыпи? Она каждый раз начинает ехать под ногами. Он ждал, пока не кончились припасы, и голод вновь не прогнал его в долину.
Кромбо начал задумываться о Творцах, о их судьбе и о своем предначертании. Иногда он даже усмехался в душе: от одиночества у него начал «протекать чердак». Будь он там, в своей среде, такие мысли никогда бы не пришли ему в голову, но здесь… Здесь вдруг до него начали доходить слова Загаура, о том, что поиск Творцов это в первую очередь поиск внутри себя, духовный поиск самого себя. На лекциях эти слова казались студентам лишенными смысла, какими-то обязательными красочными фразами, которые произносят все, как бы соблюдая ритуал, и только. Они-то полагали, что жизнь поисковика - это сплошная романтика, полная приключений и опасностей, внешних обстоятельств и преград, преодолев которые, человек получает награду. И только здесь Кромбо начал понимать, что затасканные, избитые слова, тем не менее, не утратили свой подлинный смысл. Что они по прежнему остаются путеводной нитью, ведущей к искомому. К Предтечам, которые сотворили их. Стопами Творцов шагали они теперь вслед за ними по планетам, ища их самих. Тех, кого дилораги в древности считали богами и свято верили в их непостижимость и могущество; во имя которых сражались и умирали во все века. Потом был взлет технической мысли: богов отвергли, либо уже не придавали им того значения, как прежде. И в итоге пришли к хаосу саморазрушения своей цивилизации. Создавая вещи, средства связи и передвижения и все остальное, они полагали, что в этом и есть смысл их существования: в создании все более развитых технологий. Им казалось, что это движение выведет их за пределы Вселенной, сделает их, - дилогаров, равными Предтечам. И зашли в тупик. Технологии обогнали их духовное и нравственное начало. Вещи стали их хозяевами, толкая людей на тупое владение ими, и только. Молодое поколение утратило интерес к знаниям и тяга к неведомому подменилась на самодовольное обладание вещами, которые начали обожествляться. А те, кто все таки стремился к знаниям, стремились к ним ради престижа и карьеры, заучивая предметы от сих, и до сих. Не больше. Но творчески мыслить они уже не могли. И когда дилораги начали понимать, что прогресс во имя прогресса путь бесперспективный, разразился кризис, который неизвестно к чему бы привел, если бы не произошло открытие, которое вернуло их к духовному пониманию самих себя, своего существования. Они нашли закодированное послание Предтеч и расшифровав, продолжили поиски уже на новом уровне, ища теперь старших братьев! Но опять натыкались только на следы их пребывания, но не на них самих. Говорили, что Предтечи покинули эту вселенную, но куда они ушли? Неведомо и непонятно.
И самое главное: зачем они шагали по планетам, что думали, зарождая жизнь, зачем это делали, - тоже никто не знал.
Кромбо вдруг понял, что ответить на все вопросы можно только ответив на самый главный: зачем?
Но с таким же успехом он задавал и другой вопрос из этой области, - зачем живет он сам, - и не находил ответа.
Так шел он, размышляя, не глядя, куда идет, и забрел в рощу. Интуиция, внутреннее чутье заставило его обернуться и напрячься, выставляя защитный кокон. И вовремя: грубое копье наткнулось на силовое поле и отлетело в сторону. Стрелы бились о кокон и с треском падали на землю. Кромбо застыл во внутреннем спокойствии: время прятаться и скрывать свои возможности вышло; он просто защищался, не питая к нападавшим никакой вражды, но готовый и убить их, если это станет жизненной необходимостью. И дикари тоже это поняли, особенно после того, когда один бросился на него с топором. Кромбо нанес удар, такой же, как и тогда бурому зверю и после этого дикари попадали ниц, а Кромбо взирал на них с холодным отчуждением. И пошел было дальше, но дикари бросились к нему, припадая к ногам. Кромбо был вынужден держать поле, чувствуя, как убывают его силы. И он пошел с ними, в их селение, а дикари прыгали вокруг него в первобытном восторге.
Плетенные хижины, крытые хворостом, примитивные орудия, - какое жалкое существование, промелькнула первая мысль, но Кромбо тут же упрекнул самого себя. Разве он не вел сейчас более примитивный образ жизни, чем они? У дикарей были хоть такие, но дома: у него же, не было ничего. Так чем он лучше?
Вождь с поклоном преподнес ему непонятный бивень, видимо самое дорогое, что у них было; Кромбо в ответ порылся в сумке и отдал вождю бинокль, поднеся его к глазам для примера. После долгого объяснения жестами, вождь понял значение дара и издал восторженный вопль. Ну вот и все, теперь Кромбо точно нарушил закон и как только попадет в руки правосудия, понесет самое суровое наказание. Ну и пусть. В уставе поисковика не указано, что он должен покончить с собой при первой встрече с примитивным разумом. К тому же вещи все равно остаются, при нем живом, либо на трупе.
Теперь он более внимательно рассматривал дикарей. Темнокожие, более узкие в кости; нос вытянут и ноздри спрятаны, не как у него. Темные глаза, рот более узок, ушные раковины не так вытянуты, как у него. В целом есть схожесть, только у них нет усиков на голове. У этих дикарей просто нет органов сканирования пространства. В этом мире этого органа чувств нет ни у кого. Вернее есть, у насекомых, но они ими пользуются странно, не так как в его мире.
Ему подали пищу. Вождь взял кусок мяса из блюда и принялся есть, показывая как это вкусно. Вероятно таковы традиции. Кромбо взял кусок и попробовал. Это было мясо, приготовленное с овощами, и это было очень вкусно. Особенно после той пищи, которую ему приходилось готовить самому. И что его поразило: сначала дети, а потом и взрослые воткнули в свои волосы прутики. Да они ведь подражают ему, его облику! Кромбо было и смешно, и грустно.
Племя выделило ему дом. Внутри было убого, но это было лучше, чем ночевать под открытым небом, особенно теперь, когда вдруг зачастили ливни. Да и спать на траве, покрытой сверху шкурой, было приятней, чем на голой земле. Но были и свои минусы. Он ни на секунду не оставался один: во все щели его дома на него глазели как и дети, так и взрослые; куда бы он не пошел, его повсюду сопровождали воины. Иногда он для потехи и поддержания своего авторитета показывал чудо: отбивал коконом случайные и намеренные попытки прикоснуться к себе, пеленал наиболее неугомонных полем, парализуя их на время, что вызывало дикий восторг у туземцев. Однажды даже иналлизировал небольшое озеро, богатое рыбой, но сам к ней не притронулся, не смог преодолеть брезгливость, Одним словом он развлекался как мог и развлекал туземцев. Но чувствовал, что ему здесь не место, что он должен продолжить поиск, исследовать местность, если не на присутствие, то хотя бы на отсутствие следов пребывания Творцов. Ну и что, что он не сдал экзамен и стал преступником? Разве это повод бездействовать?

4
Они нарвались на засаду, когда совсем не ждали, когда уже вышли к горе, на которой находилась Обитель. К счастью старший сын Рохи разглядел людей раньше, чем они спустились в ложбину; иначе бы столкнулись с отрядом Гонира лоб в лоб. Начали отступать верх по склону и тут же арбалетные стрелы засвистели над головами; им не давали отойти. Но и первый же, кто сунулся к ним, получил стрелу в грудь. Так и сидели: те в расщелине, а они на склоне, за камнями, не имея возможности уйти и не желая вступать в бой. Но долго так не могло продолжаться.
- Хори! Жрец! Отзовись!
- Чего тебе?
- Мы не хотим смерти: ни твоей, ни твоих сыновей! Отдай нам яйцелобых, их бога, и Гонир простит тебя! Зачем тебе погибать, во имя кого? Ради врагов? Одумайся, жрец!
- Кто это говорит?
- Это я, Нуровим, сын Гонира. Клянусь подземными богами, никто не причинит тебе вреда!
Ханко слушал эти крики все с большим беспокойством. Если Рохи прислушается, их ждет долгая и мучительная смерть.
- Зачем тебе они, зачем тебе «бог»?
- Отец приказал доставить их живыми. Все люди должны знать, что боги не бессмертны! Знать, кто они на самом деле!
- Он все еще хочет войны с яйцелобыми? И готов объединиться с куири?
- Их племена скоро прибудут. Войны не избежать!
Рохи повернулся к Ханко.
- Заманчивое предложение, не правда ли?
- Я бы не стал верить, - ты ему не нужен, чтобы он сейчас не сказал! Но клянусь, я убью бога раньше, чем они приблизятся, раньше, чем ты примешь решение!
В подтверждение своим словам Ханко схватил Куронджи и приставил нож к его горлу.
- И тогда ты им точно будешь не нужен! Нас казнят вместе: тебя, меня, твоих сыновей и Ланти, если им повезет взять нас живыми! Но бога они не получат!
- Я знал, что ты не трус, но и я не предатель. Опусти нож, а то этот герой обделается от страха. Смотри, он уже позеленел!
- Так что же ты решил?
- Маленькую хитрость. Если столкнуть эти камни, они придавят всех, кто внизу. И мы сможем уйти.
Они уперлись изо всех сил, стараясь сдвинуть самый большой валун. С раскачки, после долгих попыток им это удалось, и глыба покатилась вниз, сбивая другие. Стук камней заглушил вопли внизу, но они и не ждали: сразу же начали отходить.
Пока подземники не пришли в себя, им удалось уйти со склона расщелины и подняться вверх до следующей гряды.
Здесь они и залегли, наметив скопление глыб, которые могут опять столкнуть на своих преследователей.
- Ты хотел убить меня! – дрожащим от ярости голосом начал кричать Куронджи, - я знал, я подозревал, что все это специально, чтобы отделаться от меня!
- Когда ты поджег Обитель, ты что думал, ваш главный тебя по головке погладит? Когда тебя сослали на каторгу, ты думал, там тебя пряниками будут кормить?
Начав говорит тихо, Ханко все больше повышал голос.
- Когда ваши боги отдали приказ убить тебя, ты что, думал, с тобой шутят?! Теперь, когда ме…, подземники охотятся за тобой, ты думаешь, для того, чтобы пожалеть тебя?!! Твоя жизнь сейчас в моих руках, и если ты не будешь выполнять мои приказы, я сам лично перережу тебе глотку! Только за то, что ты поджег Обитель! Так что заткнись, и радуйся, что ты еще жив! Мы все рискуем ради тебя, способен ли ты понять такое?!!
Куронджи притих, и засопел как обиженное дитя. Вот же послала судьба такого придурка! И от него зависит судьба двух народов?!
Вслух этого Ханко конечно не сказал.
- Их двенадцать, нет, пятнадцать человек, и они идут! – сказал Кори, младший сын.
- Подпустим поближе и снова скинем на них камни, а вы стреляйте!
Рохи уперся ногами в груду камней.
- Давайте все!
Они приготовились и по сигналу сына дружно столкнули камни вниз. Подземники были готовы к такому, к тому же были рассеяны по всему склону, так что никого не удалось сбить. Стрелы сыновей нанесли гораздо больший урон. Занимая выгодную позицию, они отстреливали своих сородичей и те откатились назад, скрывшись за изгибом местности.
- До вечера мы здесь протянем, а ночью они подкрадутся незаметно, - сказал Ханко, неизвестно чему улыбаясь.
- И это тебе кажется забавным?
- Нет, я понял, что ты неплохой парень. Жаль только, что я не знал этого раньше.
- Раньше ты был мне врагом.
- А сейчас?
- Союзник.
- Да, мы союзники, - подтвердил Ханко, поскучнев, - и что будем делать?
- Уходить выше в горы. Мы должны быть всегда вверху и будем искать другую тропу в Обитель. Только теперь она не будет так легка… Нуровим! Эй, Нуровим!
Хори крикнул громко и зычное эхо пошло гулять между скал.
Из-за склона донесся ответный крик.
- Чего тебе?
- Тебе нас не взять! Но я не хочу смерти своих соплеменников! Уходите, и мы вас не тронем!
- Это тебе не уйти, предатель!
- Глупец! Я хочу мира и у меня есть план спасения всех нас! А куири помогут вам только чтобы потом уничтожить всех нас! Уходи и передай это: скоро боги прикажут яй…, людям вывести нас из пещер! Мы будем равны и будем жить там, где захотим!
- Это бред!
- Это правда! И ты не сможешь мне помешать! Уходи, пока не поздно!
- Я подумаю!
Эхо разносило их слова и отражаясь от склонов, возвращалось назад, словно они еще продолжали разговор.
…аю! ...аю!…аю!
Рохи откинулся на камень и скосил глаза в сторону Ханко.
- Он будет тянуть время.
И тут они услыхали далекий гул, который не слышали прежде из-за криков.. Он шел сверху и вдруг они разом поняли, что это камнепад и они сами скоро окажутся погребенными!
- Бегом к той скале!
Все дружно вскочили на ноги и бросились к выступу, под которым можно было укрыться, а мимо них уже начали лететь первые булыжники.
Рев и скрежет становились невыносимыми, мелкие камушки и громадные глыбы проносились над ними в облаке пыли, сбивая почву и всю траву, и люди все плотнее втискивались в скалу, побледнев от ужаса перед стихией. Они задыхались, а камнепад только нарастал. И вдруг Ланти разом исчез, словно не стоял рядом, не успев даже крикнуть! А может и крикнул, только в этом гуле его никто не услышал. Ханко закрывал собой Куронджи, вжимая его в скалу, и чувствовал, как тот трясется. Он и сам трясся от страха, это было сильнее его. Мелкие камушки били иногда его по спине, и он все сильнее сжимался, стараясь занимать как можно меньше места. Это был ад, и они были в самом его центре.
Сколько это длилось, неизвестно, им показалось вечность. Гул над головой прекратился, он стихал и внизу, и пыль оседала только для того, чтобы открыть безрадостную картину обвала. Склон был искурочен, вывернут и обнажен: лавина прошла по нему и засыпала ложбину, в которой скрывались подземники.
- Боги на нашей стороне, - тихо сказал Рохи, и только сейчас заметив, что не хватает и его сына, помимо Ланти, еще тише добавил:
- Но они потребовали себе жертв и среди нас…
Грязные, оглушенные, откашливающиеся от пыли, они искали среди осыпи тела своих спутников, но их не было. Скользя и падая, они спустились вниз: ложбины тоже не было. Среди камней виднелось чье-то тело, это был один из подземников, и это было все, что осталось от врагов.
Рохи опустился на камень и застыл как изваяние, и одинокая слеза вдруг заблестела на грязной щеке, промывая себе дорожку в слое пыли.
- Как же безжалостны наши боги, - повторял он в оцепенении.
Ханко стоял рядом, отвернувшись и понимая, что сейчас никакие слова не способны утешить отца.


5
Победы не было. Сперва всадники Корника теснили воинов Сталая, потом те стали оттеснять назад, и к вечеру все оказались на старых позициях. Корник, отбушевав, нашел утешение в вине и Норий выпил тоже; но если король пил за победу, то тензор пил не то, чтобы смыть вкус поражения, но что-то в этом роде. Самое грустное, что простые горожане, те, кто мог идти, уходили в город, проклиная и короля, и его, и всю дурость и бессмысленность всех войн. Остались только ратники, а их было немного. К счастью в рядах противника наблюдалась та же самая картина. Они проиграли все, но он, - Норий, в первую очередь. Мечта о свободе так и осталась недоступной, как и в молодости, хотя как именно должна выглядеть эта свобода он не знал. Ни тогда, ни сейчас. Просто в глубине души он жаждал справедливости, но как воплотить ее не знал. Может потому всегда и молчал, видя какие наказания назначает тензорат за совершенно безобидные мысли, взять того же Гори, предположившего, что их земля круглая и вращается вокруг Солнца. Старца упрятали в подвалы храма до конца его дней. А он, молодой тензор, не только молчал, но и сам поддержал такое решение, но в душе осталась заноза, которую он мог бы вытащить сейчас, но не получилось из-за этого дурака, который еще не понял, что произошло.
- Ты что грустный? Завтра мы дадим им…. Пилуды будут нашими!
- Да кому они нужны сейчас? – прорвало вдруг тензора, - что это даст тебе лично, если ты положил половину своих подданных?! Кто теперь пойдет за тобой?
- Что?!! Да я…! Да я их прижму так, что пискнуть не посмеют!
- Кого, весь свой народ? А если завтра на нас нападут мерзгли, с кем ты будешь воевать? Кто пойдет за тобой?
Корник вспыхнул от бешенства, но пересилил себя, сдержался.
- Ваше преосвященство не верит в мою победу?
- Не тех надо побеждать, ваша светлость! Не тех! Не с этого надо было начинать, а с мерзгли! Я же говорил вам: разделавшись с кротами, мы должны были скинуть ярмо Халино и тогда весь народ пошел бы за вами! И битвы уже бы этой не было: на правах победителя забрали бы себе эти Пилуды, и все, что пожелаете! Главное, народ бы в вас поверил и поддержал бы! Эй, вина мне еще! Я предлагаю тост: за вашу невыдержанность, которая сделает нас, мягко говоря, непопулярными!
- Пей сам, священник! Но этих слов я не забуду, и не прощу!
- А кто простит и мне и вам эти напрасные жертвы? Впрочем, мы разгорячились: это вино обладает не только отменным букетом, но и изрядной крепостью. Извините меня ваша светлость за резкие слова, они вызваны слишком обильной кровью, пролитой сегодня.
Корник удовлетворенно хмыкнул.
- Ничего, скоро привыкните. И крови будет немало, она еще польется рекой! Я покажу всему миру, кто здесь достоин власти! Я пройдусь по нему мечом и огнем! Что мне эти животные? Так, мелюзга! Без трусливых богов и с вашей поддержкой я буду править всем миром!
И добавил мысленно: или без тебя! Зачем мне убогие жрецы, когда я и сам могу стать и императором, и жрецом, и даже богом?
И Норий тоже думал про себя, улыбаясь в ответ: кретин, в первом же серьезном сражении ты будешь разбит наголову! Но куда же я глядел, почему доверился этому тупому «вояке», не знающему даже элементарные азы боя? Что теперь делать?
- Мы сегодня устали все, надо отдохнуть. Ваша светлость завтра продолжит сражение, и надеюсь, победа будет за нами.
- Вот речь, достойная мужа! Вина нам! И отдыхать, всем отдыхать!

Но и следующий день не принес ясности. Протоптались весь день на одном месте, неся неоправданные потери. Стоили ли этого Пилуды: полу город, - полу деревня вместе с той территорией, которая входила в ее надел? Что в этой провинции было такого, чтобы отдавать за нее жизни?
Причем об этом шептались в обоих станах, и шепот становился все громче, превращаясь в ропот. Корник хмурился и мрачнел все больше, начиная понимать, насколько прав был тензор. Только тот внезапно исчез вместе со своими слугами и охраной. Ну что ж, теперь хоть будет на кого свалить всю вину! А на третий день зарядил мелкий противный дождь. Приказа наступать не было. Стояли под дождем, матерясь уже во весь голос, вроде как на погоду. Оба короля ждали парламентеров, но высылать их самим было неприятно, словно это было уже признанием поражения. Поэтому и ждали напрасно. И неизвестно, сколько бы стояли здесь, и чем бы это побоище закончилось, но тут подошло третье войско. Вел его Парри. И мало того, что оно было хорошо обучено и снаряжено, оно было увеличено за счет воинов Градура, третьего из королей, и смогло бы отбить атаку, даже если бы враги объединились. Но такое и не пришло им в голову, каждый был сам за себя. Парри же имел все полномочия, но главное, имел такую силу, о которой те могли только мечтать. Поэтому он разбил свой шатер посреди поля, на месте схватки и вызвал к себе обоих, пригрозив в случае неповиновения уничтожать всех, кто будет сопротивляться, не взирая на ранги. Такой приказ дал ему сам верховный жрец! И короли пошли, как провинившиеся ученики, видя и чувствуя, что их войска не одобряют их самих, но радуются такому исходу.
Сталай во всем обвинил Корника, он и правду был обороняющейся стороной, а Корник свалил все на тензора, якобы подбившего его на необдуманный поступок. Парри было наплевать, кто виноват: ему нужен был Норий, но тот улизнул: дело осложнялось. Искать беглого мятежника по всем королевствам у него не было времени: разведчики докладывали, что наблюдается активность мерзгли, к которым по непроверенным данным присоединяются и куири. Это уже предвещало не стычки и не подлые нападения в спину, а настоящую войну. Парри отправил обоих королей под домашний арест и под присмотр тензоров: Сталая под присмотр его собственного, который и предупредил о готовящейся схватке; а Корника под присмотр вновь назначенного из числа помощников. Кажется, Халино понял и эту свою ошибку, назначая тензорами теперь более молодых жрецов и готовых служить ему за это верой и правдой. Потом Парри обратился непосредственно к воинам обоих королевств: он призывал их стать под его знамена и идти сражаться с мерзгли, что и было встречено с большим одобрением. И многие пошли, чтобы смыть с себя позор Пилудского «побоища», а оно само было предано забвению, как несостоявшийся пограничный конфликт. Но в народе долго еще вспоминали, как короли «охотились» за своими подданными…

Муж сестры был ранен в самое неподходящее место, в ягодицы. Рана была не опасна, но болезненна; он лежал на животе и все время стонал, словно находился при смерти. Между стонами он проклинал Корника и этот расстрел на лугу. Впрочем, Корника проклинало сейчас все королевство, так что доносов доброжелательных соседей можно было не опасаться: многие из них и сами оплакивали своих мужей. Но комнатушка была тесной и Тельда чувствовала себя лишней. Поэтому она пришла в приют милосердия и предложила свою помощь. Раненых было много, и работы по уходу тоже. Тельду поселили в келью, которую она разделила вместе с такой же сиделкой, но виделись они только по ночам, когда приходили спать. И здесь, в приюте, ее личное горе стало отступать. Среди стонов, ругани, боли и смерти оно вытеснялось необходимостью ухода за раненными, которые нуждались сейчас в ее помощи и заботе больше всего. Тельде было некогда вспоминать о своей дочери, и это было хорошо и нужно для нее. Так и пролетали дни.

Парри вел свое войско назад, к подножию горы, к храму богоподобных. Первого нападения он ожидал именно там и спешил защитить Божью Милость, город и его жителей, он спешил защитить Халино. Верховный жрец понял его намерение, и лишь по отцовски пожурил за оставленные без присмотра королевства. Но он уже распорядился о всеобщей мобилизации, организации отрядов милиции и других добровольных дружин. И Халино жаждал мести. Выяснилось, что чаще всего у Нория бывал тензор Докри и самое главное, что он был у мятежника совсем недавно, буквально накануне мятежа. Этого было достаточно! Заговорщика обвинили в сговоре, и сколько тот не уверял в своей невиновности, сколько не умолял о пощаде, его казнили на большой площади, вместе с Лорием, тензором, на которого указал под пытками заговорщик. Древний ритуал был вспомнен, орудия пыток и казни обновлены свежей кровью. В душе Халино не был уверен в виновности тензоров, даже наоборот, но казнь была самым лучшим средством для устрашения всех, кто усомнился в его власти. И тензоры поняли это.
От Зуони не было вестей, где он, и жив ли еще, можно было только гадать. Тем временем Парри с войском спустился в ущелье мерзгли и обследовал их убежища. Там было пусто, видимо с тех самых пор, когда они напали на избранных. При тщательном обыске обнаружились завалы, скорее всего перекрывшие ходы в их пещеры, но откапывать их было занятием бессмысленным. Парри томился бездельем, а его душа горела жаждой боя, и пальцы зудели как никогда. Смыть этот зуд, как и потушить пламя в груди можно было только кровью мерзгли. Но те прятались, а идти искать их в убежищах, в их крысиных норах, Халино не позволил. Все что мог сделать Парри - разжечь костер у входа памятной ему пещеры. Сырые листья гелезы давали смрадный дым, втягивающийся в недра горы, и костер жгли дни и ночи, ободрав всю рощу, но был ли от этого толк, не знал никто. Так и пролетали дни.

6
Первыми сбежали слуги. Потом пропал помощник, и только стража еще держалась рядом, но вскоре бывший тензор Норий был вынужден и сам убежать от них. Невидимые уже несколько дней шептались меж собой, и Норий понял, что они хотят сдать его властям, ведь за него назначили награду и цена росла.
В толчее города, на рынке, он сумел отстать от своих спутников и в закутке быстро сменить одежду, которую приготовил заранее. В юности Норий мечтал стать Невидимым, и с пылом отдавался искусству перевоплощения. Он разыгрывал дома целые спектакли с переодеваниями, но единственный зритель, кто восхищался и гордился им, была его мама. Впрочем, она восхищалась своим сыном всегда, чтобы он не делал, так что это было не в счет. А отец все больше хмурился и однажды категорично заявил, что сын станет тензором, что он уже все устроил, и если хватит ума, то сын может когда-нибудь занять кресло верховного жреца. Юный Норий противиться воле отца не посмел, и пошел в жрецы. Но питал к невидимой страже тайную страсть и окружил себя лучшими из них, как он считал. И вот навыки перевоплощения пригодились и ему самому: из закутка вышел хромой, грязный попрошайка и уселся прямо в пыль неподалеку от закутка, поскольку приличную одежду он оставлять без присмотра не хотел. Бросив тряпку перед собой, он сидел, раскачиваясь, и заунывно подвывал. И только теперь понял, какие же тупицы окружали его на самом деле! Стражи обеспокоено шныряли по всему рынку, один остановился прямо перед ним, оглядываясь по сторонам и в упор не замечая нищего. Норий из озорства протянул руку и подергал его за подол кафтана:
- Подай мил человек…
И при этом громко испортил воздух.
- Да пошел ты! Дерьмо!
Страж зло пнул тряпицу и отошел в сторону, чтобы не дышать рядом с поганцем. Норию было и смешно и обидно: столько лет он кормил, одевал и содержал этих, как выясняется, полных бездарей!
Досидев до конца и даже заработав несколько грошей, Норий спрятал чистую одежду за пазуху и похромал к выходу. Стражи до сих пор искали его и стояли теперь возле ворот, внимательно рассматривая всех, кто выходил. Сидеть дальше становилось опасно, стражи могли обратить внимание на калеку, упорно сидящего на пустом рынке. Норий с замиранием сердца приблизился к ним, и…, спокойно вышел за ворота. Его в упор не замечали! Весьма довольный собой тензор искал место, где он может умыться и переодеться, но в городе этого нельзя было сделать незаметно, и он, продолжая хромать, пошел к заставе у ворот. Да и вообще, Градет, столицу Градура нужно было теперь покидать немедленно. У него была цель, - посетить своего давнего приятеля Дорго, жреца храма в пятом королевстве. На время тот должен был укрыть его, а потом будет видно. Норий оглянулся, но никого, кроме крестьянина с серым и тусклым лицом не заметил. Отвернулся, но память подсказала ему, что он где-то видел этого человека. Ну да, при входе в город! И потом вроде как на рынке. Норий на всякий случай свернул в проулок и, видя, что тот идет следом, нагнулся и стал ворошить корзину с мусором, отвратительно вонявшую помоями.
- Разве тензору пристало рыться в помоях? Даже если он уже бывший?
Норий стремительно выпрямился. Лицо мужичка показалось ему знакомым, но сколько он не вглядывался, признать не мог. Норий решил действовать проверенным способом:
- И чего ты мил господин говоришь? Где, какой тензор?
И поднатужившись, снова издал громкий звук.
- У меня вишь, в животе от голода бурчит, подал бы что-нибудь, а?
- Браво, ваше преосвященство! И вы скрывали такие таланты?
Человек похлопал в ладоши и Норий по жестам понял, догадался наконец, кто стоит перед ним! Его помощник, сбежавший три дня назад, к тому же прихвативший всю его переписку! Но такого перевоплощения он никак не ожидал от внешне туповатого и всегда послушного подчиненного! И этот оказывается водил его за нос?
- Гомино, - ты?!
- Ну вот наконец и признали! Я, ваше бывшее преосвященство, я. Уже третий день иду за вами, все ноги стоптал. Дело в том, что вы забыли выплатить мне жалование за два месяца.
- Подлец, вор, так вот что ты замыслил!
Гомино подошел вплотную и выхватив кинжал, приставил его к животу тензора.
- Тише, вашество, тише, вдруг кто-то услышит и узнает беглого преступника, которого сейчас ищут по всем королевствам? Вдруг сдадут властям? А вы ведь еще не рассчитались со мной! Вместе с процентами, это получается круглая сумма! Деньги, живо! Иначе зову стражу!
Тензор, холодея душой, полез за пазуху, достал чистую одежду, потом снова полез за пазуху, доставая кошелек.
Гомино выхватил и одежду и кошелек.
- Это все?
Норий достал гроши, заработанные на рынке. Гомино улыбнулся:
- Это можете оставить себе!
И взвесив кошелек в руке, добавил:
- Теперь мы в расчете. Одежду я тоже забираю, она вам ни к чему. У вас неплохо получается попрошайничать, так что я за вас спокоен, с голоду не помрете. Прощайте, тензор!
И пошел прочь, оставив Нория стоять с открытым ртом. Внутри все кипело. Гомино сейчас ограбил его на сумму, втрое превышающую обещанную награду за его голову! Хорошо хоть не догадался обыскать, кошелек с золотом был в другом месте. Но и та сумма! И наглость! Как, его, тензора? И кто, это ничтожество?! Яростно пнув корзину, тензор бросился было следом, но тут же остановился: а что он мог сделать? Звать стражу? Привлечь чье-то внимание? Задыхаясь от негодования, Норий ругался, как никогда в жизни! Сверху из окна донесся чей-то возмущенный голос:
- Пошел прочь, оборванец!
- Да пошел ты сам!
Норий вскинул голову и поток грязной воды обрушился на голову, прямо в глаза. Наверху захохотали. Норий схватил камень, но встретившись взглядом с человеком в окне, уже натянувшим тетиву, разом понял, что тот сейчас выстрелит.
- Пошел отсюда!
И Норий понурившись и отплевываясь, побрел в другую сторону, сопровождаемый свистом, гнусным хохотом и улюлюканьем.
Как он ненавидел их всех!

Пробираться в пятое королевство под видом нищего оказалось гораздо проще. Его не существовало: его не видели, его не замечали, его обходили стороной; и только когда он сам преграждал дорогу, ему кидали грош, как откуп на право не видеть его и дальше. Это в лучшем случае. В худшем, его гнали прочь, но и это не было самым худшим. В одном селе на него натравили псов, и если бы не вмешалась сердобольная женщина, те порвали бы его в клочья. Теперь Норий хромал, уже не притворяясь. И он все больше ненавидел людей, собак, лошадей, он ненавидел грязь, жалкие лохмотья, ненавидел себя и понимал, что больше эту роль играть не хочет! Хватит! Уж лучше попасться, чем быть униженным, и более того, каждодневно смиряться с этим унижением! Он устал от грязи, от презрения и убожества! От несправедливости самой жизни, в конце концов! Где же ты, Истина, о которой толковал на допросе один безумец? Ради чего все это?!! Еретики, ссылаемые на каторгу за малейшее инакомыслие, церковь, оберегающая свое право власти, и только; толпы покорного в своей сытости народа, идущие теперь во имя тупых богов на смерть, - ради чего все это? К кому обратиться со своею болью? Кому поведать о ней, кто посочувствует? Люди? Нет, они не способны. Они так довольны своей сытой жизнью, что благословляют церковь, дающую им беззаботное существование и думать не хотят и боятся! Но что делать ему, если душа кричит от чинимых обид? К кому взывает она? Норий стал задумываться о многом, что раньше и не приходило в голову, не могло прийти. Несправедливость и раньше рождала в его душе нечто невнятное, чему он не мог найти определения, но теперь, столкнувшись с ней наяву, изведав ее на своей шкуре, он остро и мучительно искал что-то, что могло бы изменить не только его, но и всю их жизнь . И вдруг во сне пришло понимание, что Бог есть, что Он существует, но к тем «богам», как и к церкви не имеет никакого отношения. Только где искать его?
Норий решил купить одежду ремесленника, либо крестьянина. И выяснил, что не может этого сделать: у нищего нет и никогда не может быть золотых. Следующей ступенькой вниз стала кража вывешенной на просушку одежды, но навыка к этому не было и пришлось бежать от хозяйки, получив пару раз по спине жердью. Одежду он все-таки купил: старый камзол и потертые брюки, отдав за них золотой, что называется без сдачи. В таком виде и предстал пред своим давним другом и компаньоном в сомнительных делах, которые они когда-то давно, еще в прошлой жизни проворачивали вместе. То были ловкие операции: вспоминать их и по сию пору Норий не мог без улыбки.
- Не найдется ли у господина ломтик хлеба из того провианта, что поставлялся в монастыри пять лет назад?
Эта фраза была понятна только им двоим: послушники в том году ели весьма отвратительный хлеб из муки с неизвестно какой примесью, причем примеси было гораздо больше, чем самой муки.
Дорго побледнел.
- Ты?!
И начал испугано озираться по сторонам.
- Как ты меня напугал! Но как…? Тебя ведь…
- Вот именно! Поэтому давай уйдем отсюда в более укромное место. Нужно поговорить.
Говорить Дорго явно не хотелось.
- Ну же, мне что, упрашивать тебя? Или предаться воспоминаниям? Например, Горти будет очень интересно послушать, как из двух мешков получается четыре и куда пошли деньги…
- Ты не пойдешь к нему, тебя сразу схватят!
- Вот именно! Так что в твоих интересах, чтобы я не попался.
- Что тебе надо?
- Деньги и безопасное жилье, в котором я смогу отсидеться.
- Денег я могу тебе дать, только немного, понимаешь, я сейчас и сам в долгах, но жилье… Это не так то просто. А вдруг тебя поймают, и выяснится, что жилье тебе дал я? И потом, как долго ты собираешься сидеть здесь? Ты знаешь, что цена за твою поимку растет с каждым днем?
- И однажды тебе придет в голову не платить, а самому получить награду, так ведь?
- Да ты что, да мы же друзья! Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу такие оскорбления, и от кого? От старого друга! Или от человека, которого считал своим лучшим другом! Да, как меняется этот мир!
Дорго даже прослезился и достав платок, принялся вытирать глаза. Но Норий достаточно хорошо знал этого человека.
- Хватит сопли разводить! Я что, не смогу по твоему спрятаться в «диком» королевстве?
Диким его прозвали за отдаленность и за то, что дальше начинались дикие территории, отгороженные от их равнины полукилометровым обрывом, с которого Кури падала водопадом в такие болотистые и непроходимые места, что пути туда не было.
- Ну не знаю… Рано или поздно все равно попадешься и тогда полетит не только твоя, но и моя голова. Ты слышал, что Халино казнил двух тензоров? Только за то, что они общались с тобой?
- Знаю. Ну так что ты посоветуешь?
- Тебе надо уходить к Нимло.
- К кому?!!
Нимло, - это имя было проклято и забыто! Тензор, восставший против Богов, против церкви! Безумный Нимло, изгнанный навеки! Человек, опустившийся ниже мерзгли, даже ниже куири!
- Что ты несешь, какой Нимло? Он мертв уже давно!
- Ничего подобного! Он там, внизу. Создал свое собственное королевство, в котором он и король и жрец! И знаешь, сколько людей бежит к нему каждый год? Сотни, тысячи! Говорят, - Дорго придвинулся поближе и жарко зашептал на ухо, - поговаривают, что у него все гораздо проще, там люди живут и не мешают жить другим… Что они живут лучше, чем мы!
- Не представляю, чтобы беглые каторжники могли жить лучше! Неужели тебе так хочется спровадить меня, что ты начинаешь сочинять басни?
- Дурак, я же о тебе беспокоюсь!
Дорго опять полез за платочком.
- Я же как другу! А ты один?
- И не надейся! Меня ждут, и если меня не будет к вечеру, если я вдруг «случайно» умру, завтра утром на стол тензора ляжет записка о твоих похождениях!
- О наших!
- А мне все равно, за мной дела покрупнее, чем воровство из казны. А вот тебе нет! И к тому же я заявлю, что ты мой сообщник в заговоре, это на тот случай, если тебе вздумается сдать меня Халино за прощение прошлых грешков!
Последовал взрыв новых упреков, обид, скупых мужских слез; Норий слушал все это с усмешкой.
Договорились о деньгах. Жилье Норий решил искать сам, понимая, что доверять такому «другу» не следует. Но через месяц он понял, что такая жизнь ему не подходит. Слушая намеки, обрывки сплетен, он все больше убеждался в реальности существования мифического королевства Нимло. И где-то в глубине души чувствовал взаимосвязь своих размышлений о боге с этим человеком. Отчего-то возникло ощущение, что Нимло сможет дать ответы на его вопросы. И Норий однажды понял, что оставаться здесь больше нельзя. Пора снова отправляться в путь.

7
Отряд Зуони не дошел даже до подножия горы. В долине, когда они вышли на открытое пространство, на них напали со всех сторон не только мерзгли, но и куири, причем люди вышли в расположение начинающей формироваться армии. У них не было никакого шанса, отряд смели за считанные минуты. Куири сняли с мертвых все, что посчитали нужным, а тела сбросили в реку. Там и достались они стервятникам: на перекатах, на камнях; и долго еще падальщики пировали, отгоняя друг друга от лакомой пищи.

Халино молился, пытаясь пересилить сумятицу мыслей, чувств, но чувствовал себя не только опустошенным, но и окончательно потерянным. Раньше они жили, не мешая друг другу, - Боги и люди. Вот законы, за невыполнение которых грозила кара, вот избранные; все ясно и понятно. Вы там, мы здесь. Мы, жрецы, выполняем ваши законы, люди выполняют наши, - все устроено, все налажено; ритуал молитв соблюдаются неукоснительно, и именно, как ритуал, дальше которого идти нет никакой необходимости. А теперь: как обращаться, какими словами молиться, чтобы боги услышали, вняли его мольбам? Многовековая схема рушилась, а общаться на уровне интуиции Халино не мог, как и не мог прозреть. И он вдруг вспомнил Нимло. Тот мог! Его сотоварищ, с кем они начинали карьеру, мог сказать такое, что мурашки пробегали по телу! Он предрек Халино самую высшую должность, когда они были еще только младшими помощниками жрецов и были юны, беззаботны и любили подшутить над жрецами. И Халино сразу поверил ему, как верил потом всегда и другим предсказаниям своего одаренного Богами соседа по келье, и лучшего друга, как он искренне полагал. Но когда Нимло однажды сказал, что Халино предаст и прогонит его, Халино был смертельно оскорблен. Нимло сам положил конец их дружбе этим высказыванием, после чего они начали отдаляться. Да и у других жрецов к Нимло всегда было настороженное отношение: предрекая события, он тут же высказывал и такое неприятное, что было только еще в душах и никак не проявлялось; такое, о чем не хотелось, и слышать и даже подумать, - а самое обидное, что оно так и было! Не будь Нимло так категоричен, будь он поумнее и прояви большую гибкость, - быть бы ему верховным жрецом. Но Нимло усомнился не только в Богах, - он усомнился в необходимости самой церкви! Их самих! Это было уже преступлением. А Халино вдруг увидел перед собой цепочку благоприятных обстоятельств, которые помогут ему сделать карьеру, так ясно, что нисколько не сомневался: это ему подсказывали Боги! Он тоже мог предвидеть! И он выполнил волю Богов. Нимло судили, но и там упрямец не только не покаялся, но и начал предвещать страшные вещи! Что именно, Халино не знал, на закрытое совещание тензората младшим жрецам доступа не было. Знал только, что тензоры долго колебались, не зная что им делать с провидцем. Некоторые хотели казнить, но страх закрадывался им в души, словно Боги шептали, запрещая трогать этого человека. Его изгнали: из храма, со святой земли, но он продолжал пророчествовать. Его несколько раз пытались убить, но он предвидел и это. И тогда его прогнали за пределы всех королевств, а имя его было вычеркнуто, проклято и забыто. Такой приказ отдал уже сам Халино, став тензором по надзору. И вычеркнуто оно было в первую очередь из памяти самого Халино. Он не хотел слышать об этом человеке. И когда пошли слухи, что тот не только выжил в болотах, но и строит свой город и к нему бегут отщепенцы и прочий сброд, уже верховный жрец Халино объявил, что любой, кто посмеет произнести это имя вслух будет предан анафеме. Нимло нет, и никогда не было. А теперь вот сам вспомнил…

Мерзгли напали на Нимарат, что стоял на перепутье дорог, на равнине. Город был небольшим, но он был ключами ко всем королевствам. Нападение было внезапным и страшным, за ночь твари уничтожили почти всех жителей, сам город сожгли. Это было уже не просто вылазка, а первое сражение, в котором людям нанесли серьезное поражение. Добровольные дружины и отряды оказались бессильны. Корник поклялся, что отомстит и начал собирать войско. Только доверия к нему как к полководцу уже не было. Его поданные предпочитали идти к кому угодно, но только не под его начало. Парри, как только узнал о нападении, во главе конного отряда бросился к городу, но мерзгли вновь отступили в свои пещеры, и сколько он потом не метался, все было бестолку. Парри был бессилен перед такой подлой тактикой тварей, и самое обидное, он не знал, где ожидать следующего удара. Но понимал: для того, чтобы отбить очередное нападение, требуется переорганизовывать структуру их войск. Нужно будет объединять гвардейцев королей, мобилизованных граждан под одно командование, но тут он столкнулся с нежеланием самих королей подчиняться приказам. Корник наивно полагал, что он справится на своей территории сам, а что будет происходить в других королевствах, ему было наплевать. Да и другие тоже, и только Градур поддерживал полковника: его королевство примыкало к Салхайским отрогам, они были первыми, на кого будут нападать мерзгли.
Парри был подавлен, за века спокойной и размеренной жизни они не только разучились воевать; они забыли стратегию, а может и не знали ее вообще. А жрецы не хотели понимать и этого. Их мир рушился: запрет на любую мысль, идущую вопреки мнению церкви начал приносить свои кровавые плоды, но понять это жрецам и сейчас было невозможно. Или невыносимо. Они предпочитали и дальше прятать головы, вопя о ереси еще с большей горячностью. Там, где их власть была сильна, устраивали казни и смерть на плахе стала делом обыденным. Но еретиков, людей, сомневающихся в мудрости и справедливости церкви становилось все больше и больше с каждым днем. Когда в Зураде потянули на расправу мирного и чудаковатого человека, изобретавшего непонятные законы о цифрах; безобидного человека, никому не принесшего вреда, обвиняя и его в ереси, - жители города встали на его защиту с оружием в руках. И церковь, Халино, вынужден был отступиться. Пари был рад, что его войско не послали на подавление мятежа, у него были более серьезные проблемы, и проблемы эти крылись в самой церкви, а не в бунтующих людях. Стоя у примитивной карты долины, он осознавал, что нужна более точная и полностью соответствующая реальности карта, а не эта, рисованная век назад, на которой была нанесена долина, река, столицы королевств, и только. Но главным было не это. Они не готовы к войне! Надо менять все свои представления, уделять внимание тому, что еще вчера было лишним, с точки зрения церкви, но вот этого церковь и не хотела делать. Он пошел к Халино, но тот был растерян и не понимал его предложений. И не хотел понять. Для Халино война была всего лишь бунтом, в слово «война» он вкладывал свой смысл и был уверен, что после хорошей взбучки мерзгли уползут обратно в пещеры и не посмеют больше высунуть оттуда носа. Его беспокоило молчание богов гораздо больше, чем льющаяся кровь; а мятеж против церкви беспокоил более всего на свете, так что мерзгли были для него досадным недоразумением и Парри все сильнее ощущал свое бессилие; не только перед мерзгли, но в первую очередь перед церковью, которая никак не могла понять простую истину, - настали страшные времена и боги больше не могут защитить их. Вместо того, чтобы отменив жестокие законы, призвать всех людей стать на защиту своей страны, объединить войска под общим командованием, выставит главные гарнизоны в местах наиболее вероятного нападения, - жрецы молились день и ночь, ничего не предпринимая, понапрасну теряя драгоценное время! И более того; те меры, которые предлагал принять Парри, отвергались с такими нелепыми доводами, что полковник был готов биться головой об стену от отчаяния и своего бессилия!
Глядя на карту, Парри старался понять следующие ходы противника. Он ставил себя на их место, но, не зная, где находятся выходы из пещер, мог только гадать. По его логике мерзгли должны были напасть на Божью милость, на храм, чтобы обескровить, лишить их головы. И удаленность города жрецов от королевств позволяла им это сделать практически безнаказанно. Нужно было эвакуировать жителей города и всех жрецов, самого Халино, но тот и слушать его не хотел. Он все еще верил в силу богов.
И Парри понял, что верховный жрец не способен реально оценить обстановку и живет своими иллюзиями. Возникшее в нем сыновье чувство тихо таяло.
Хорошо хоть жрец согласился с необходимостью собрать на совещание королей и градоначальников, но местом такого сбора назначил главный собор города. Это было неразумно, это было опасно, и сколько Парри не просил назначить местом сбора любой город в долине, Халино был непреклонен. Он глава государства, ему не пристало идти к кому бы то ни было. Они должны идти к нему. Так было, - так и будет всегда! Пока гонцы добирались до королевств, пока короли соизволили дать согласие, пока они собирались в дорогу, прихватив для охраны собственных персон все свои гвардии, пока добирались, мерзгли нанесли два удара, пользуясь полной оголенностью поселков. Королевство Градура заполыхало.
Но на совещании, слушая эти бесконечные перепалки королей между собой, какие-то глупые и дикие обвинения и подозрения в посягательстве на их власть; слушая невнятный лепет тензоров и главное, - видя неспособность самого Халино призвать королей к разуму, Парри взорвался. Он кричал, призывал, уговаривал и даже умолял! Но никто его не слышал. Полковника обвинили в жажде захвата власти, в желании подчинить себе все королевства и отстранили от должности. Плюнув, он покинул совещание, а те потом словно в насмешку над ним выбрали все-таки главнокомандующего, тензора Хорви, но с массой всяких оговорок и условий, которые связывали тензора крепче всяких цепей.
Братья вознегодовали, узнав об его отстранении от должности, и вся Молчащая Стража принесла клятву верности ему, поклявшись следовать за своим командиром. Это был еще один, очередной удар по церкви. Более того, когда Халино в негодовании отдал приказ взять бывшего полковника под стражу, выяснилось, что это делать некому, слуг встретила Стража с оружием в руках. Храм лишился своего воинства, а короли, одни деликатно, другие прямо высказались против своего вмешательства во внутренние дела церкви. Халино пошел на попятную, начал взывать к совести, по отечески журя его, но Парри был неумолим. Градур позвал его стать во главе своего войска, и он уже дал согласие.

8
- Осталось уже немного. Обитель за этой горой.
Рохи остановился, вытирая пот со лба.
- Но вон там будет сложно.
Он указал на серые скалы, отвесной стеной возвышавшиеся над ними. Ханко изумлено посмотрел на верх плато.
- Разве мы птицы? Мы можем перелететь?
Скалы были совершенно отвесны. Рохи загадочно хмыкнул.
- Не переживай, к ночи мы будем на вершине. Есть один ход…
Хватаясь за низкорослые кусты и холодные с утра камни, они взобрались к подножию и запрокинув головы смотрели вверх.
- Это невозможно!
Рохи улыбаясь, повел их вдоль подошвы. Идти приходилось по такой узкой тропе, что они прижимались всем телом к скале, продвигаясь боком. И уткнулись в обрыв, вертикальную трещину, разрезавшую скалу сверху и донизу. На другой стороне из расщелины выбивалось искривленное дерево, чудом выросшее здесь. Старший сын передал Рохи веревку с крюком и тот, раскрутив ее, закинул на ствол. Убедившись в надежности, Рохи перемахнул через обрыв и ловко вскарабкался по веревке на ветки.
- Лови!
Он кинул конец веревки обратно на эту сторону и Ханко со второй попытки поймал ее. С замирающим сердцем он посмотрел вниз: если сорвется, то это будет мучительная смерть, - кувыркаться внизу предстояло долго. Сильно оттолкнувшись, он перелетел через трещину и Рохи помог ему вскарабкаться на плиту.
Рохи снова кинул веревку, но следующий, Куронджи, и не пытался поймать ее, он стоял, вцепившись руками в выемки скалы и даже зажмурил глаза.
- Надо было его перед собой пускать!
Ханко сплюнул от досады.
Уговоры не помогали, и сколько они не ругались, ничтожный бог не хотел идти дальше. Положение становилось дурацким. Ханко уже собирался прыгать назад, но тут старший сын каким-то чудом перебрался через Куронджи и стоя на одной ноге махнул рукой. Рохи привязал камень к концу веревки и пустил ее. После долгих попыток Кхало поймал ее и обвязав вокруг пояса Куронджи, спихнул его с тропы. Тот перелетел через трещину, ударившись всем телом о скалу и вопя от ужаса, а Кхало, махая руками, вдруг начал падать навзничь. Пролетев короткое расстояние, он упал на камни и покатился вниз. Крики Куронджи перекрыл их горестный дружный вопль. Тело старшего сына долго кувыркалось, подминая заросли трага, и потом застряло меж камней. Он не шевелился. А бог все продолжал вопить, пока его не вытащили, и заткнулся только когда Рохи схватил его за шиворот и начал трясти как куклу.
- Надеюсь, ты стоишь жизни моих двух сыновей, иначе я буду резать тебя на кусочки своими собственными руками!
Ханко с трудом оттащил Рохи от низвергнутого, а тот сидел, обхватив голову руками и громко всхлипывал. Оставшиеся сыновья быстро перебрались на эту сторону. Все отворачивались друг от друга, стесняясь своих слез и только Рохи не их скрывал.
- Кхало, Срохи, дети мои, - шептал жрец, - как же это, почему вы, а не я? Где же справедливость? Даже похоронить я вас не могу, ваши тела достанутся зверью и они растащат ваши косточки…

Долго он горевал. А потом пошли дальше. Вскарабкались по высоким плитам, как по гигантским ступеням еще до одной трещины, и протиснувшись в нее, оказались в подземной промоине, трубой уходящей вверх. Это и был тот ход, о котором говорил Рохи. Стены промоины были гладкими, цепляться было незачто. Рохи подсадил сына и тот вскарабкался на изгиб трубы. Оттуда он скинул веревку, и они по очереди начали взбираться наверх. Но стоять, даже двоим, здесь было негде, Шонри начал карабкаться дальше и Рохи подталкивал его снизу. Подъем был труден, как никогда: за столетия вода настолько сгладила камень, что стены стали скользкими и много раз он сползал вниз, на плечи отца, не в силах удержаться. А Ханко пихал Куронджи, поскольку тот потерял всякое желание подниматься самостоятельно. Так лезли они, выбиваясь из последних сил, пока не достигли полого участка и здесь упали обессиленные.
- Скажи Куронджи, - хриплым, севшим голосом спросил вдруг Рохи, отдышавшись - а настоящие боги, они как выглядели?
- Не знаю, мы их не видели. – после долгого молчания ответил тот. - Но когда первые наши пришли в обитель, они наткнулись на скелет.
- Скелет?! Чей?
- Наверно бога…
- Почему бога? Откуда вы знаете, что это был бог?
- Он был с рогами.
На секунду зависла тишина.
- Как с рогами?
- Почему с рогами?
Оба жреца подскочили, с недоумением глядя на Куронджи.
- Не знаю, какой был.
- Может это животное, какой-нибудь баран?
- Да нет, человек, только с рогами. Небольшими такими. И страшный… Череп сейчас у Гантруджи, он стоит на подставке и переходит от одного вождя к другому по наследству. Говорят, что будто бы череп может говорить и предсказывает будущее. Только мне не очень верится, я столько раз спрашивал, а он молчит.
- А точно у вас нет оружия богов? – снова спросил Рохи. Этот вопрос беспокоил его больше всего и Куронджи опять уверил его, что в Обители нет никакого оружия. Они, по крайней мере, не нашли. У них даже не своего, кинжалов и сабель. Старшая Мать, после кровавой стычки за право стать вождем выкинула все оружие в пропасть. И это было так давно, что они забыли, что такое оружие, и как им пользоваться. Тем более оружием Богов. Иначе бы давно спустились вниз, чтобы править людьми наяву, а не сидя в Обители.
- Я вас яйцелобые не пойму, - вдруг резко бросил Рохи, приподнявшись на локте. - Зачем вы прячетесь? Ну и спустились бы!
- Они бы нас убили! – запальчиво крикнул Куронджи, указав рукой на Ханко.
- Наши прадеды ушли от мести жрецов, хотевших уничтожить наш род! И поэтому остались, требуя себе даров, пока не поняли, что одна штука дает пищу, причем, намного вкуснее, чем вы ели когда-нибудь! Это было так здорово, управлять глазами, видеть, как вы падаете на колени!
- Мы сами стали богами…- добавил он после короткого молчания, - но вам это не понять. Если бы жрецы узнали, кому они подчиняются, то нас бы точно убили. Они бы и сами захотели быть в Обители, править остальными. Какая разница, кто бы стал сидеть в Обители, мы, или они? Поэтому спускаться вниз нельзя, это запрет, наложенный нашими прадедами…
Наступила тишина. Оба жреца размышляли над словами Куронджи.
- И все равно не представляю, как можно сидеть взаперти, как в тюрьме? Неужели ни разу не хотелось выйти наружу, походить по земле? Я не понимаю!
- У нас есть все, у нас есть такое, что вам и не снилось! После этого все ваши жалкие развлечения, это детские забавы! Например, есть кхоль, такой шар, его кидаешь, а он… нет, этого вам не понять! А зеркало! В нем можно увидеть все, что пожелаешь, только направляй глаз в нужную сторону, и все! Если бы можно было бы спуститься незаметно, мы бы наверно гуляли среди вас, а вы бы и не знали этого…
- Зато вы уничтожали нас! Наверно ради забавы? – спросил Рохи зло и Куронджи сжался.
- Это не так! Глаза сами жгут, без нашего участия! Мы пытались понять, как они это делают, но так и не смогли. Управлять ими мы можем, куда повернуть, куда полететь, но в остальном они исполняют волю прежних богов. И жгут только когда кто-то начинает воевать!
- Наверно наше счастье, что вы не смогли это делать сами, иначе бы выжгли нас и в наших пещерах!
Куронджи молчал, да и Рохи не настаивал на ответе. Он был очевиден.
А Ханко все больше убеждался в никчемности этого «бога». И подумал, что если он не сможет, или не захочет исправить свои ошибки, то придется обратиться к их старшему и умолять их вернуть Глаза, вернуть все как было раньше. Но тогда он, Ханко не получит то, что хотел, что заслуживает, и вниз вернется ни с чем.
- Как ты думаешь, Куронджи, почему ваши…, ваше племя не исправило и не восстановило Глаза, и что ты там еще натворил?
- Я был лучшим! Без меня им ничего не сделать!
- Ладно, там разберемся, кто лучше и что там у вас! Подъем!

9
Ладья тихо скользила вниз по течению. Кури была грязной после прошедших недавно дождей и прибрежные деревья стояли воде. Норий отмахивался от назойливых насекомых, но те упорно лезли в глаза, в ноздри.
- Это еще ничего, - «утешил» его лодочник, - внизу начнут нападать призви, вот это будет настоящий ад! Господин уже запасся мазью? Только она вам не поможет!
- Почему это?
- А где вы ее брали? В лавке у Проки? Ну конечно! Он ее делает из дегтя и сажи. Это еще ничего, раньше он добавлял мед, так проклятые насекомые налетали на запах, как на самое любимое лакомство! Уж я-то знаю, столько поперевозил людей!
- А чем мажетесь вы?
- У меня свой рецепт. Только он и спасает! Правда запах такой, что лошадь с ног сбивает! Да вон в горшочке, возьмите, всего два голля.
Норий открыл горшочек и отпрянул: запах действительно сбивал с ног. Причем основным компонентом, судя по вони, был навоз.
- Какая дрянь!
Лодочник довольно хохотнул.
- Ничего, скоро сами попросите!
Норий отодвинул горшочек как можно дальше от себя и тоскливо уставился вдаль.
Жизнь подобна реке, пришло вдруг ему в голову, а он, - вот этой веточке, что плывет рядом с лодкой. Когда-то он был частью дерева и питался его соками. А Корник, это жук древоточец! Да, это по его вине теперь Норий плывет неведомо куда, подобно этой сухой ветке! И куда его теперь вынесет течение? Все-таки жаль, что богов больше нет! К кому теперь обратиться, кому пожаловаться, кого упрекнуть в несправедливости судьбы? Тот, кто однажды явился ему на краткий миг во сне снова исчез, спрятался внутри его и молчал. Что делать, как узнать, кто виноват в его судьбе?
Норий так и не хотел признаваться даже самому себе, что никогда он не был по характеру лидером. Он всегда подчинялся: другим людям, обстоятельствам, сводя это в понятие «судьба». И винил в своих бедах других, - людей, обстоятельства, судьбу. Потому Корник и сумел подчинить его себе и в глубине души Норий знал об этом, но только не хотел признавать. Ему всегда было проще обвинять кого-то другого, чем самого себя. Да разве он один такой?
Впереди показались пороги. Норий уцепился в борта, со страхом взирая на стремнину, на камни, на которые влекло лодку: ему казалось, что это конец. Но лодочник знал свое дело: ловко орудуя веслом, он умело направлял лодку между камней, высматривая одному ему известные вехи. Впереди уже слышался рев водопада; судя по реву, это была бездна, в которой им предстоит сгинуть без следа. Норий был так напуган, что слова застряли в горле. Только он хотел крикнуть, как лодочник сильными толчками вывел лодку в узкую протоку. Она уходила в чащу и листва так низко нависала над водой, что пришлось лечь на дно лодки. Потом они продрались сквозь заросли, и Норий увидел деревянные сваи, к которым они и пристали. На берегу их ждал человек. Он подхватил веревку и привязал ее к столбу.
- Все, приплыли, - так же весело крикнул лодочник и Норий удивленно попытался за листвой разглядеть дома, город беглецов, которым заправлял Нимло.
- Дальше он вас поведет, - пояснил лодочник, заметив его недоумение. - Так вы берете мазь?
Норий расплатился за перевоз, а потом, махнув рукой, купил и мазь. Новый проводник скалил в улыбке гнилые зубы и нетерпеливо махал рукой, приглашая следовать за собой.
- А как же вы назад поплывете против течения?
Лодочник усмехнулся.
- А веревка зачем? Сюда лодка везет меня, а назад я тащу ее. Счастливого пути!
Из чащи показались два человека, несших на себе мешки. Они положили их в лодку и заботливо накрыли сверху широкими листьями толо. Норий изумленно смотрел на них: оказывается, здесь было движение в обе стороны, а не в одну, как он считал. Ему было любопытно, что находится в мешках, но заметив лихой и грозный взгляд незнакомца, поспешно отвернулся. Это его не касалось.
Проводник уже махал рукой рассерженно и Норий поспешил за ним.

Спуск был кошмарен! Узкая тропа петляла по склону невообразимыми зигзагами, а внизу, прямо под ногами, была пропасть. Как он не свалился, Норий и сам не понял, но он ободрал спину, так старательно прижимался к скале. На полпути он вдруг заметил канат, на котором поднимали вверх мешок. Да, тащить их на себе по таким тропам было просто немыслимо. И когда он сполз наконец с тропы, ноги не просто дрожали, они отказывались слушаться. Норий рухнул на землю в изнеможении, но поблаженствовать ему не дали крупные муравьи, вгрызавшиеся в тело, прожигая его, как раскаленными иголками. Проводник опять махал рукой, зовя дальше. Да ведь он немой, догадался Норий. И как бы тяжело не было вставать, поднялся, чуть ли не воя от боли в ногах. К счастью проводник привел его в хижину, посреди которого висело непонятное сооружение из переплетенных веревок. Проводнику пришлось показать несколько раз, как именно нужно ложиться в него, чтобы не падать, и в конце концов Норию удалось устроиться в гамаке. Он сразу заснул.

Разбудили голоса и жжение во всем теле. Проклятая мошкара! Пока он спал, его основательно покусали. Норий старательно намазался первой мазью, но призви действительно слетались на запах все в большем количестве, как и говорил лодочник. Тогда он достал следующую мазь, и не дыша, начал втирать ее в тело.
- О, я вижу, Броло опять впихнул свое дерьмо!
На пороге стоял новый поводырь.
- Она вам не поможет! Броло делает мазь из помета, причем из своего. Шучу, - сказал проводник, заметив, как передернулся пассажир, - к сожалению призви обожают этот запах.
- Где-то я это уже слышал, - пробурчал Норий. – И у вас конечно есть своя мазь, и только она может уберечь от этих проклятых мошек и стоит два голля? И изготовлена из такого дерьма, что свалит с ног уже не одну, а целый табун лошадей?
Проводник улыбнулся.
- Почти так. Только стоит она пять голлей и так не воняет.
- Благодарю, у меня уже есть два горшочка. Мне этого достаточно.
- Как хотите, но через час вы купите и третий.
Они вышли к реке, вернее к одной из проток, а совсем рядом бесновался водопад. Лодка скакала на волне как взбесившаяся лошадь. Норий влез в нее и сразу опустился на дно. Новый лодочник оттолкнулся от берега и путешествие продолжилось. Как только они отплыли от водопада, и водная пыль прекратила оседать на них, Норий понял, что пришло время покупать новую мазь. Самое удивительное, что она хоть и жгла кожу, но действительно отпугивала мошкару. Первые два горшочка полетели в воду.
Лодочник улыбался.
- Скоро из воды появится новый остров, и он будет сложен из таких вот горшков!
Норий промолчал. А что можно было сказать?
А потом они попали в совершенно неведомый ему мир. Деревья здесь словно росли из воды, устремляясь в невообразимую вышину, и там смыкались пологом листвы так тесно, что лучи солнца не могли пробиться вниз. Странные и жуткие корни немыслимо переплетались, обвивались вокруг стволов, а с них свисали гниющие лохмы лишайников. Высоко вверху буйствовала жизнь; слышалось пение птиц, непонятные звуки и крики, а здесь, внизу царили сумрак и тишина, нарушаемая иногда всплесками. Норий думал, что это огромные рыбы, но потом узрел чудище, провожавшее их хищным взглядом.
- Это трогли, - пояснил лодочник, - на лодку они не нападут, но купаться я вам не советую, съедят мигом. И не только они одни. Там, - он указал на воду, - хватает всего. Так же не советую мочиться в воде, есть одна мелкая гадость, так она проникает внутрь, и выедает…, вы меня понимаете?
Нория передернуло от отвращения.
- Купаться здесь меня не заставят и под страхом смерти.
- Не зарекайтесь, никто не знает, что может произойти. И возьмите эти листья, жуйте их постоянно. Они горькие, но без них вы подхватите лихорадку.
Листья действительно были отвратительные, но лодочник заставлял жевать и глотать слюну. Норий подчинился не споря.
Они плыли и плыли и до Нория начинало доходить, насколько огромен этот мир и насколько он чужд всему, что он раньше знал о нем. Однажды они спугнули огромного змея. Глядя как толстое, с хорошее бревно пятнистое тело скользит и скользит в воду, никак не кончаясь, Норий все больше приходил в ужас. Как человек может выжить в этом мире? Это невозможно!
Потом однажды их окружили лодки куири. Норий думал это конец, но лодочник что-то крикнул на их языке и голые дикари кинули им пару больших рыбин в обмен на что-то в мешке. И потом они снова исчезли, растворились в тени среди стволов. Но после этого Норий распластался на дне лодки, зажмурив глаза: он не хотел больше видеть эти кошмары. И как никогда раньше, он жалел, что попал сюда, что связался с Корником, что вообще пошел в жрецы. Ему хотелось домой, а кошмар все не прекращался.
Они ночевали два раза: лодочник на берегу, а он в лодке. Он вообще не хотел покидать ее, и только нужда заставляла его выходить на скользкое месиво, которое здесь именовалось землей. Потом лодочник позвал его проверить ловушки, но Норий категорически отказался выходить из лодки, а уж тем более возиться с этими жуткими зверьми. Они еще раз причалили к берегу, и лодочник пропал, а вернулся только под утро, да еще и навеселе. Что это были за ловушки, кого ловил он, с какими зверями и что именно пил, - Норий и знать уже не хотел, настолько он намаялся за ночь в ожидании проводника. А потом они выплыли в другую реку, более узкую, с сильным течением и с более светлой водой. Лодочник подогнал лодку к берегу.
- Дальше пойдете пешком.
Норий удивленно озирался по сторонам. Куда идти, кто поведет его?
- Не волнуйтесь, они скоро будут.
Он залихватски свистнул и действительно, скоро на берег вышли четыре человека и два куири.
- Далеко еще до города?
- Два дня пути. Удачи.
Один из встречающих сказал:
- Вы опоздали. Нимло предрек, что вы должны были прибыть еще вчера. С прибытием вас, тензор! Нимло ждет вас.
Норий от изумления потерял дар речи. Никто не знал его здесь! Ну ладно, допустим, увидели, узнали, передали. Но кто мог предвидеть, что он появится здесь, да еще вчера? И ведь получается, они задержались из-за дурацких каких-то там ловушек, это так! Но кто мог знать это?!
- Не удивляйтесь, Нимло предвидит все! Боги говорят с ним! Ну что, идем?

10
Идиотизм все возрастал. Только Парри мобилизовал всех мужчин, способных держать в руках оружие, только он создал нечто, хоть отдаленно напоминающее дисциплину, как пришел приказ от Хорви выделить основную часть войска и отправить их к храму богоподобных. Хорви сделал вид, что никакого ухода Молчащих не было, что Парри по прежнему подчиняется храму! Переборов в себе желание послать вестника куда подальше, он ответил, что Градурское королевство подвергается риску нападения больше всего, что оно будет первым в очереди на захват, и целесообразней было бы не ослаблять, а наоборот укрепить его войско. Он не против передачи хоть всех воинов, но предложил сосредоточить основную силу здесь, чтобы не дать мерзгли прорваться в долину. Порученец тензора отбыл обратно, а в душе Парри было настолько мерзко, что он снова не находил себе места. Это был удар в спину, причем от своих. Отдать, значит преподнести мерзгли королевство на блюдечке. Не дать, - поставить не только себя в положение отщепенца, но и пойти против своих же слов, сказанных тогда на совещании. И чтобы он ни сделал, все будет обернуто против него. Да и пусть! Парри знал, какая реакция последует, но ему было уже плевать на решения жрецов. Он выдвинул свое войско к самым отрогам, поставив на основных направлениях гарнизоны и организовав отряды быстрого реагирования из числа гвардейцев. И как вовремя! Мерзгли как всегда ночью пошли по силурской дороге, и наткнулись на гарнизон в поселке Скодзи. Шанса отразить атаку у них не было, но люди стояли до последнего, веря, что конница скоро придет на помощь. Так и получилось. Отряд из Клондора с ходу ударил в левый фланг и куири побежали первыми, а всадники рубали их беспощадно, никого не беря в плен. Так они гнали врага до дороги, и здесь контратака завязла, напоровшись на длинные копья основного ядра вражеского войска. И неизвестно чем бы все закончилось, но тут с правого фланга ударили гвардейцы во главе с Парри. Оказывается, гонцы из гарнизона пошли сразу в два места сбора: одни в Клондор, другие в Силур. Совместными действиями отряды выбили мерзгли сначала с дороги, а потом оттеснили их в поле и окружили. И началась такая рубка! Озверевшие люди уничтожали тварей без всякой пощады, мстя за выжженные города и поселки, за всех своих убитых и угнанных в плен. И мерзгли, зная, что пощады не будет, отбивались не с меньшей яростью. До самого вечера налетали они друг на друга, охрипшие, шатающиеся от усталости и измотанные до такой степени, что руки уже не держали оружие, и били, били, бились! К вечеру все было кончено. Части мерзгли удалось прорваться сквозь окружение и уйти в леса, остальные остались лежать грудами тел на этом поле, которое еще вчера только было зеленым и цветущим. Но весь урожай пшеницы стоил этой победы!
Парри вошел в поселок под приветственные крики воинов, ведя раненного коня под уздцы и поредевшая Стража следовала следом, спешившись, как и он. Они возвращались с победой!
В городе его встречали уже с цветами, и весть о победе мгновенно разлетелась по всем королевствам. К Парри начали стекаться люди не только из Градурского, но и со всех других королевств, в первую очередь из Корниковского. И это радовало. Теперь было чем ответить мерзгли, с кем против них воевать. А потом Парри понял, что одержал победу не только над мерзгли, но и над церковью, когда Халино прислал приглашение, зазывая его обратно, обещая должность командующего, неограниченную власть и свою полную поддержку. Но стоило ли возвращаться?
Парри даже представить не мог, какую реакцию в храме он вызвал своим отказом. Халино потерял остатки уважения, тензоры рвались сместить и занять его место. И только одно спасало Халино от отстранения от должности: тензоры никак пока не могли выяснить, кому из них занять кресло верховного жреца. В храме богоподобных разгорались нешуточные баталии, не хуже, чем на полях, и чем закончится их битва, было также неясно, как и исход всего сражения с мерзгли.
Но тут случилось чудо! Боги услышали молитвы и скользящий дом начал опускаться! Радостные жрецы, забыв о распрях, выбежали встречать богов. Халино плакал от счастья. Сверкая на солнце, дом остановился на площадке и двери открылись. Бог, как всегда величественный и грозный предстал пред ними, и они попадали ниц.
- Боже! Боже! – пролетело над площадью: - ты услышал нас, ты снизошел до рабов твоих!
Хор грянул гимн, но бог прервал их.
- Где тот, которого мы отдали вам?
Трясясь от страха, Халино припал к земле.
- О, пощади, милосердный! Прости меня, раба слабого, немощного, не сумевшего уберечь отвергнутого тобой!
- Что?!
И хотя голос Бога был как всегда глух, в нем слышалась ярость.
- Ты не уберег его?! Что с ним?
- Он… он умер, так и не придя в себя…
- Жрец, гневу моему нет предела! Ты будешь наказан!
Бог вернулся на место и дом пополз вверх. Халино остался лежать на земле, дергаясь в корчах. Все, кто слышал слова Бога, понимали, что это конец…
И когда Халино поднялся, по взглядам тензоров понял, что он больше не верховный жрец.
Тензор Ривди крикнул:
- Охрана, уведите этого преступника!
Никто не стал возражать, когда сгорбленного старика повели вниз по ступеням, и только в камере Халино вдруг вспомнил: а ведь и это предсказал ему Нимло! Только он выкинул из головы страшные слова своего бывшего товарища…

Во дворце Градура уже второй день шел праздник. Осоловевший Парри устал от тостов и лишь пьяно махал рукой, когда гости подымали очередные бокалы в его честь.
- Мы рано… ик! Рано радуемся… Еще не все…
Но никто не хотел его слушать. Парри поднял серебряную чашу, которую заботливый слуга опять наполнил вином.
- В-ваше величество, фолы, я предлагаю выпить за доблесть нашего войска…
Парри пригубил чашу, но вино уже не лезло в горло, и он отставил кубок. Есть тоже не хотелось, и скоро его начало тошнить. Он не успел даже выбежать из зала, в дверях его вырвало, и Парри упал без сознания.
- Что это с ним?
- Перебрал, кажется.
- Мог бы и уйти куда подальше, весь аппетит перебил…
- Вот что значит простолюдин, никаких манер!
Парри подняли и понесли в его спальню. Брат Суори пошел проводить командира и когда укладывал его на постель вдруг начал принюхиваться: в кислом запахе изо рта Парри кроме вина пахнуло чем-то знакомым и тревожным. Он приоткрыл веко, взял командира за холодную руку.
- Яд! Это яд воули! Воды сюда, живо!
- Живо ну! – заорал он на слуг, видя, как те замешкались.
Тревожная весть мигом облетела дворец. Градур и все окружение устремились в палату к Парри, а тот лежал бледный и восковый, словно уже умер, и только слабый пульс прощупывался еще еле-еле. Начался допрос слуг, но тот, кто прислуживал сегодня командиру, исчез.
Градур сидел на троне мрачнее тучи. Собрание глухо шумело, обсуждая событие, слуги убирали со столов. Кому нужна была смерть Парри? Мерзгли? Но допустить, что твари подкупили или каким-то образом заставили человека сделать такое, было невозможно! Но кто тогда? Градур не сомневался, что следы ведут в храм к жрецам. Неужели это Халино? Или кто-то из тензоров? А может один из королей, обозленных удачей командира? Тогда это мог быть Корник, он ненавидел Парри за оскорбление под Пилудами, а тут еще подданные не пошли за ним, предпочитая идти под знамена соседнего королевства. Так кто же это? Яд был только в одном кувшине, значит, хотели отравить именно Парри, а не его, не всех их. Ответить на эти вопросы мог только слуга, но поднятая на ноги стража нигде не могла его найти. И только через несколько дней, рыбак, проверявший сети, вытащил тело. На нем было несколько ножевых ранений.

11
Кромбо не мог понять их языка. Это были звуки, которые он принимал скорее за птичьи трели, чем за речь. Щелкающие, горловые звуки с придыханием, повторить такое даже при всем желании он не мог. У нас по-разному устроены гортани, - подумал Кромбо и прекратил занятия. Вождь был явно огорчен. Жестами он звал его куда-то и Кромбо пошел, думая, что вождь хочет показать что-то, что поможет ему научиться говорить. Идти пришлось далеко, они забрались в горы, сопровождаемые чуть ли не всем племенем, и пришли в пещеры. Сначала Кромбо был поражен многочисленным и широким ходам, а потом ему показали на стены, которые были испещрены рисунками. Фигурки людей и животных, конечно, это было интересно, но Кромбо скоро устал бродить по залам, глядя на сцены охоты, непонятные черточки, какие-то абстрактные линии. Вождь, взяв его за руку, потащил за собой. Подсвечивая факелом, показал на рисунок. Существо было толще, чем фигуры людей, к тому же у него были рожки. Неужели это кто-то из его рода? Да нет, такого быть не может! Узнать бы, когда был нанесен этот рисунок! Но он не понимал, что лепечет вождь и его самого никто не понимал. Да нет, скорее всего, это их божок. Что в этом рисунке такого особенного, чтобы идти так далеко, Кромбо так и не понял. И видно не оправдал надежды вождя; назад тот шел молча, задумавшись о чем-то и даже запечалился. Потом вдруг оживился, начал лопотать, показывая рукой за гору, и снова Кромбо ничего не понял, с опаской глядя в том направлении. Неужели придется идти еще и туда, чтобы взглянуть на очередное первобытное творчество? К счастью они вернулись в селение, которое тем временем наполнялось все новыми и новыми дикарями.
А что тут удивительного, думал Кромбо, я стал достопримечательностью племени. И это только начало. Скоро стану идолом, которому будут приходить кланяться со всех уголков света, а я буду сидеть на троне, откормленный до такой степени, что даже пошевельнуться не смогу, и буду только величаво сопеть и надменно кивать головой, как и подобает богу. Вот жизнь то будет! Загаур, где же ты? Я готов к любому сроку, только приди, вытащи меня!
Он все чаще посматривал в ту сторону, откуда пришел. Не пора ли вернуться на плато, пока у дикарей не начались бойни за обладание им, либо его головой, что было даже реальней? Если забраться на осыпь, можно будет отыскать трос и взобраться на плато. А там переходник, возможно в нем осталась энергия и можно будет выслать сигнал бедствия. Можно было так же и поискать свой передатчик, вдруг он цел, а если и разбился, то аккумулятор должен уцелеть! Нет, зря он испугался тогда, как нашкодивший мальчишка, честное слово!

В селение прибывали целыми племенами: дикари подносили дары, низко кланяясь, а сами норовили прикоснуться, пощупать его, и энергетический кокон был активизирован постоянно, благо что энергии хватало. А потом однажды прибыли другие! Это были не кху-и-иги, если он правильно выговаривает самоназвание племени, а именно другие! Не племя, а вероятно раса с более светлой кожей, но присмотревшись внимательней Кромбо начал подозревать, что это представители другой цивилизации. Строение черепа было иным и они настолько же отличались от племени, в котором он жил, как и он сам. Да что же это такое? Здесь что, перекресток, на котором сталкиваются всевозможные расы? Как такое может быть, если главный принцип Предтеч не вмешиваться напрямую в развитие других цивилизаций и уж тем более не сводить их вместе? Вглядываясь в лица вновь прибывших, Кромбо все сильнее убеждался, что они другие. Даже речь, построение фраз было другим, хотя в этом он не специалист. Эх, сделать бы анализ крови, ДНК! Но оборудования нет, и приходилось только наблюдать за ними. Оружие, одежда, манеры поведения выдавали в них представителей более развитого строя, скорее раннего феодализма. Они именовали себя людьми, и пришли с чем-то нехорошим. Кромбо, даже не понимая языка, почувствовал это сразу. И судя по тому как оживленно они говорят с вождем, то и дело показывая на него, в это что-то хотят втянуть и его. И это не нравилось Кромбо. И не понравилось еще больше, когда их вождь вдруг ткнул копьем, видимо проверяя, правда ли он так неуязвим, как говорят об этом куири. Кромбо в свою очередь нанес удар, со злости вложив всю силу, да так, что поле заискрило от его негодования, став видимым на доли секунды. Это было шоком для вновь прибывших. Их вождь отлетел назад, упав на спину, и скреб руками землю, пытаясь подняться. Из носа шла кровь. Другие среагировали весьма храбро, но неразумно: достав мечи, они кинулись на Кромбо с яростными криками, и юноша начал бить их в ответ жестоко, и не менее яростно. Скоро люди валялись на земле, и кричали от страха. А Кромбо с достоинством удалился в свою хижину, вроде как в негодовании, а на самом деле опасаясь нового нападения, ибо у него не осталось сил.
Чем закончилась эта история, он не знал. Когда позднее он вышел из дома, людей не было, а все племя взирало на него со страхом. Вождь стал смущенно лепетать что-то на своем птичьем языке, махая рукой в сторону низовьев. Что именно он говорил, было неясно, но Кромбо понял, что ему пора уходить.
Закинув сумку поисковика, он помахал рукой и пошел в сторону плато. Племя гудело, так выражая свои эмоции, но остановить его никто не посмел. Он взобрался на пригорок и на опушке тенистых деревьев оглянулся назад. Все племя тихо шло за ним и тоже остановилось, выжидающе глядя на своего «бога». Кромбо хотел крикнуть, прогнать их назад, но потом решил на прощание показать еще один фокус. Изменив направление он побежал в сторону реки, глухо шумевшей глубоко на дне ущелья. Войдя в стадию парения, он легко спланировал на другую сторону, оставив кхуиги на том берегу. И слыша их изумленные крики, улыбнулся. Им перебраться здесь было невозможно, так что почетный караул отменяется. А ему пора возвращаться к плато и подумать, как на него взобраться.

12
Сердце Ханко учащенно билось. Вот он, этот долгожданный момент: белые стены Обители сверкали на солнце прямо перед ними! До этого он видел Обитель только снизу, ну и взмывающий дом конечно. Но так, чтобы можно было пощупать своими руками…. Да что это с ним! Мальчишеские грезы не только воплощаются, он и сам теперь как бог войдет в Обитель! И все равно, сердце стучало так часто, что казалось, сейчас выпорхнет из груди.
Они выбрались из промоины, когда солнце стояло высоко вверху, и были так ослеплены отражением, что закрывали глаза, приближаясь к сверкающей стене. И поняли, что она прозрачная! Это было чудо: внутри они увидели коридоры, белые как молоко. И даже в этих стенах было столько непонятного, столько загадочного, что они остановились оторопевшие.
- Словно вода, - зачаровано прошептал Шонри.
- Застывшая вода…
Теперь, разглядывая Обитель вблизи, они поняли, насколько она величественна и совершенно непонятно как построена. Посредине возвышался огромный купол такой же прозрачный, а от него вели коридоры-ходы в разные стороны, упиравшиеся в невероятные сооружения, кажется дома.
Рохи провел ладонью по стене и тут же отдернул руку.
- Я думал, она будет горячей, как солнце… - смущенно пояснил он, - а она холодная.
Куронджи снисходительно улыбаясь, оживал на их глазах.
- Это ерунда, по сравнению с тем, что внутри… Нам сюда. Когда мои предки пришли сюда, то не нашли ни одной двери, зато нашли место, где стена была разрушена, нет, словно разрезана ножом.
- Она стоит вечность… - зачаровано прошептал Ханко.
Он посмотрел на Рохи.
- Мы дошли. Это дом Богов, Рохи! Мы пришли!!
- Ну так вы идете?
Куронджи? Это Куронджи их теперь подгоняет!
- Если ты что-то задумал, знай, я убью тебя раньше, чем ты успеешь рот открыть, - сказал Рохи доставая нож и подходя к низверженному богу, - не вздумай никого звать на помощь, помни, я у тебя за спиной….
Куронджи заметно сник, и это их развеселило.
- А теперь веди!
Вход действительно был словно вырезан, но там внутри было столько всего, что двери их мало заинтересовали.
- А где твои?
Ханко спросил шепотом, боясь не людей, боясь потревожить тишину Обители.
- Наверно в саду. А может в колдовской комнате.
- Это там где ты поджег?
- Это в той стороне. Мы пойдем в обход, там редко кто ходит…

Они шли по гладким и словно шершавым полам, на которых обувь не скользила, хотя было такое ощущение, что они сделаны из льда. Коридор был пуст, но и того, что они видели, хватало, чтобы они останавливались на каждом шагу.
- Так не пойдет, - сказал шепотом Рохи, - мы успеем еще все рассмотреть, а сейчас нужно поспешить.
Они никого еще не встретили: похоже, Куронджи их не обманывал. Но только Ханко успел это подумать, как в боковом коридоре мелькнуло чье-то лицо и раздался удивленный возглас. Невероятно толстая женщина вдруг торопливо пошла за ними, крича на ходу:
- Куронджи, это ты? Как, как ты посмел явиться сюда, предатель, ты…! Люди, люди!! Вы только посмотрите на этого, он посмел прийти назад, да еще и привести с собой всякое отрепье!
Шонри не понимал языка людей, но видимо испугавшись ее криков, ее интонации, вскинул арбалет и выстрелил. Крик оборвался, женщина непонимающе, не веря, что такое может случиться, посмотрела на свой объемный живот, в котором стрела исчезла полностью, а затем медленно сползла на пол.
- Это Ниньо, подруга старшей Матери, - сказал Куронджи с каким-то странным чувством. – Кажется, я рад, что она умерла. Это к тому же моя теща… Она больше всех вопила. Требовала моей смерти!
- Надо же, и здесь тещ не любят! – изумился Ханко, но Рохи не дал ему договорить:
- Шонри, не стоит сразу стрелять, нам они еще могут понадобиться! А ты быстрей веди нас, пока не набежали остальные!
И действительно, за углом послышался чей-то встревоженный голос. Выбежавший мужчина, не менее толстый, не успел даже рот раскрыть, как Шонри опять выстрелил и тот, хрипя, отлетел к стене, схватившись за грудь.
- Шонри, достаточно, я сказал!
Но мальчишка был так напуган обстановкой, что смотрел на отца непонимающе.
-Дай сюда арбалет!
Рохи забрал оружие и они побежали, а сзади слышался изумленный гул голосов. Но когда им навстречу метнулся еще один человек, Рохи и сам выстрелил в упор.

Они все испортят, подумал Ханко. Если Куронджи не сможет исправить Глаза, то обращаться будет не к кому! Впрочем, если они все такие, как этот, то заставить их будет нетрудно.
Они свернули направо и бежали вдоль прозрачной стены, а глубоко внизу виднелись черепичные крыши.
- Да это ведь храм!
Ханко остановился, изумленный открывшимся видом.
- А вон там Божья Милость! Так вот как они выглядят отсюда! Смотри Рохи! Смотри, храм такой маленький!
- Потом, все потом!
То что здесь полыхал пожар, было видно сразу по закопченному потолку. Но прикоснувшись рукой к стене, на которой виднелось пятно, Ханко стер клочок копоти, словно ее и не было. Ай да материал! Он действительно простоит вечность! Но удивляться не было времени: они пришли.
То, что открылось их взорам, описать было невозможно! Единственное, что было понятно в этой огромной комнате: большие ящики, утыканные чем-то, что светилось разноцветными огоньками; понятно из-за формы, поскольку все остальное так странно закруглялось, словно вещи перетекали из одной формы в другие. Вот вроде бы как стол, но он так странно вывернут, что глаза начинают болеть. Как застывшая волна. На стене что-то темное и гладкое, словно зеркало. Ну да, это наверно то зеркало, о котором говорил Куронджи! Это вещи Богов! Настоящих богов! Все это настолько ошеломило их, что люди не сразу заметили присутствие мужчины, который повернулся к чужакам с величавой важностью. Одет он был непонятно: словно обмотан длинным куском ткани, причем конец перекинут через руку. В комнате были еще и два молодых парня, одетых гораздо скромнее и судя по их виду, это были рабы. Это их избранные! Ханко даже вспомнил одного, глядящего на них с изумлением, со страхом, с радостью и надеждой. Но вождь сразу утратил вальяжность, увидав Куронджи, и визгливо крикнул:
- Как? Это ты…?
- Да, я!
В голосе Куронджи слышалось торжество.
- Я вернулся, Гантруджи! А ты думал, я мертв, да? Думал, я сгнил на каторге?
- Не надо было тебя отправлять, я же говорил этой дуре! Курица безмозглая, она так хотела, чтобы ты страдал каждую минуту! Я же говорил, что нельзя тебя отпускать!
Но он тут же взял себя в руки и продолжил другим тоном:
- Что ты хочешь? Зачем ты привел с собой дикаря, да еще и этих волосатых?
Ханко вышел вперед, и ответил вместо Куронджи, поспешив опередить Рохи, который уже вспыхнул от возмущения.
- Он пришел, чтобы все исправить! Вы настолько
заигрались в свои игры «богов», что не замечаете, как страдает ваш народ, как льется кровь!
- Ну и что? Нам то какое дело до ваших страданий? А вот исправить, это правильно! Я приказал жрецу вернуть тебя, но он обманул меня, сказал, что ты мертв! А ты воскрес и сам пришел! Это хорошо.
Из-за двери послышались голоса: толпа бежала по коридору. Рохи метнулся к вождю и обхватив его сзади, приставил нож к горлу:
- Скажи им, чтобы убирались!
Вождь презрительно рассмеялся.
- Ты не посмеешь тронуть меня! Я твой Бог! На колени и проси пощады!
Рохи не стал тратить слов: он сделал надрез на горле, и кровь выступила на гладкой коже.
- Еще одно неправильное слово, и я надрежу чуть сильнее. И так буду резать долго и мучительно. Ты не умрешь быстро!
Толстяк побелел, глаза его наполнились ужасом, и тут в комнату ворвались другие боги, застыв на пороге. Оружия у них и вправду не было, вооружены они были палками и непонятными предметами. Впереди стоял молодой парень, ровесник Куронджи с темным шаром в руке, который он выставил перед собой как саблю.
- Кто вы? Что вам надо? Почему вы режете нашего старейшину? Отпусти, иначе я кину это! Знаешь, что тогда будет? Вы сгорите заживо!
Куронджи вышел вперед.
- Ты что Перт, решил в кхоль поиграть? Думаешь испугать огоньками?
- Ты!!!
И этот произнес это слово, как самое страшное ругательство!
- Ты безумец! Я всегда знал, что тебе нельзя доверять! Предатель, зачем ты пришел, зачем притащил эту свору? Тебе мало, что ты натворил? Что еще ты хочешь?!
Шонри и Кори выставили арбалеты и когда Перт сделал шаг вперед, выстрелили одновременно.
- Больно… - прохрипел Перт изумленно, и упал. Шар покатился по полу, переливаясь холодным огнем, и в нем засверкали странные сполохи, словно молнии.
Стоявшие сзади женщины взвизгнули и отпрянули назад.
- Вон отсюда! – крикнул Ханко, выставив саблю, - все вон, и если еще кто-то войдет, убью!
Боги побежали, столкнувшись в дверях и смотреть, как они все сразу протискиваются в дверной проем, было противно. Словно стадо жирных свиней!
- Кто войдет, будет убит без предупреждения! А ты, - приступай! И помни, если не исправишь, я сброшу тебя со скалы! Хотя нет, это будет слишком просто! Я привяжу тебя за ноги, перед тем как сбросить и ты будешь висеть, пока не сдохнешь! Давай!
Куронджи выпрямился, воинственно надув щеки.
- Пока не приведут мою жену, ничего делать не буду!
- Она тебе на кой-то сейчас? Исправь, а потом будешь….
- Я сказал, не буду! И хватит на меня орать! Теперь все вы зависите от меня, так что ведите!
Первым желанием Ханко было ударить, но он сдержался.
- Эй ты, сходи, приведи его жену, - обратился он к парню. - И если она не пойдет, скажи, что тогда мы придем за ней сами!
- Вы пришли за нами? Вы заберете нас отсюда?
Парень чуть ли не плакал от счастья.
- Заберем! Всех заберем!
- А больше уже никого и не осталось… Они убивают нас силой!
Парень потряс кулаком перед лицом вождя.
- Все, кончилась ваша власть, толстозадые! Сам теперь будешь, и здесь ковыряться, и бабулю вашу «обслуживать»!
- Иди, потом скажешь!

Судя по тому, как жена влетела в комнату, ее впихнули силой. Она была молода и свежа, полнота только подчеркивала формы, делая ее весьма аппетитной.
Ханко удивленно присвистнул:
- Кажется, я начинаю тебя понимать…
Женщина, с ужасом глядя на тело Перта, умоляюще сложила руки.
- Куронджи, любимый, я… я не хотела, это он…, они виноваты, клянусь грудями Матери! Я всего один раз, это они соблазнили меня! Не убивай, прошу тебя!
- Вот ты как запела!
Куронджи оторвался от стола и подошел к жене.
- Я любил тебя…
Жена быстро кивала головой, и крупные слезы текли по щекам.
- Я тоже люблю тебя! Я всегда любила только одного тебя!
- И от этой любви легла… стала с этими?! Как ты тогда сказала? Скучно тебе одной, да? Любви тебе хочется?
Ханко, как и всем остальным, было неприятно это слушать.
- Вот что, свои супружеские отношения будете выяснять потом, а сейчас приступай к делу!
- Да, да, конечно!
Куронджи снова отошел к столу, ощетинившемуся короткими палочками, и что-то стал щелкать. Потом полез в ящик, в котором клубок тонких разноцветных змей спелся в нечто невообразимое. Что-то выдергивал, вставлял, а все взирали на его действия с благоговением. И так продолжалось долго.
- А теперь мне надо пойти еще в одно место, там тоже нужно кое-что поправить.
- А ты точно исправляешь? Где Глаза? – спросил подозрительно Ханко.
- А вот смотри!
Куронджи склонился над столом, что-то щелкнул и вдруг зеркало начало светиться, разгораясь все ярче. Вздох изумления прокатился по комнате. Рохи давно уже не держал толстяка и тот вдруг кинулся к Куронджи с воплем:
- Ты с ума сошел, что ты делаешь?
Сыновья среагировали мгновенно, и вождь полетел на пол с двумя стрелами в спине. Он что-то прохрипел, скребя рукою сапог Куронджи и дернувшись в последний раз, застыл.
- Идиоты, зачем, да сколько можно?! – рявкнул Рохи и сыновья потупились.
- Это плохое место, надо уходить отсюда, - пробормотал Шонри, - я чувствую беду.
Место и впрямь было плохим, словно настоящие боги оставили здесь свое колдовство, и оно присматривалось сейчас, выбирая себе следующую жертву.
- Правильно сделали, - сказал Куронджи, - от него никакой пользы! А теперь идем вниз.
Они пошли все, подгоняя впереди себя жену Куронджи, и никто не осмелился их остановить. А внизу, в каком-то вроде как в подвале, только таком огромном, что можно было построить дом, было нечто, гудевшее словно потревоженный улей.
- Это самое главное место, - пояснил Куронджи, снова ковыряясь со змеями, - отсюда сила уходит во все дома.
Он что-то выдергивал, вставлял, потом осмотрел и произнес:
- Вот теперь все! Я сделал это! Так ты говоришь любишь, да? А ты обещал подвесить вниз ногами, так?
Он повернулся к Рохи.
- А ты горло обещал перерезать, да? Вы все издевались на до мной всю дорогу, а ты преда…
Ханко, холодея от ужаса, крикнул Шонри:
- Убей его!
И это было последнее, что он успел сказать. Куронджи что-то сделал, и на лице его появилась дьявольская улыбка. Улыбка безумца! Визг жены, их яростный вопль, истеричный смех Куронджи заглушил все нарастающий вой, и Ханко в лицо ударило пламя…

13
Озеро было все таким же холодным и неуютным, и только солнце ослепительно сверкало бликами на его поверхности. Вот то место, где он ночевал, здесь можно будет остановиться опять на ночевку и уже не прятать больше свои следы. Кромбо сходил к зарослям за дровами, как вдруг до него донесся далекий взрыв. Он замер, прислушиваясь. Вот еще! Раздалась целая серия хлопков, приглушенных расстоянием. За изгибом перевала начал подниматься черный столб дыма, хорошо различимый в ярком небе. Что это может быть? Он оглянулся на плато, но там было тихо. Начал сканировать пространство и ощутил слабое, еле-еле уловимое возмущение воздушной массы. Это не было природным явлением с характерным для извержения вулкана сотрясением почвы. Но что тогда? И замер пораженный: а вдруг это Загаур облетал территорию в его поисках на клиттере, и что-то случилось?! Вдруг это взрыв двигателя? Отшвырнув сухие ветки, он высматривал, каким путем можно будет пройти туда. Спуститься назад, к подножию водопада? Но там неприступные отроги и чтобы обойти их, придется идти в долину кхуиги. Он прошел вдоль озера, осматривая склон горы. Да, вот здесь можно подняться, а за перевалом будет уже видно, куда именно идти дальше. Кромбо подхватил сумку и поспешно стал карабкаться по звериной тропке, жалея как никогда, что не может летать. Тонкая пленка от рук к бедрам при желании распрямлялась, становясь перепонками и давая возможность планировать, но полетом это не назовешь. И ему приходилось только карабкался, выбиваясь из сил. На перевале он остановился, тяжело дыша. Перед ним возвышались два плато. Одно было выше другого, и на меньшем были видны какие-то блики и дым валил оттуда клубами, но что именно горело, было невидно, скрыто за краем.
Надо идти на эту большую возвышенность, а с ней уже будет видно, что взорвалось! И взобраться туда будет гораздо проще, потому что меньшее плато даже отсюда выглядело неприступным. Он побежал. Гора возвышалась совсем рядом, но в горах расстояния обманчивы: к закату он был только на середине пути, но шел, не останавливаясь, благо что мог сканировать дорогу и в полной темноте. А взрывы все продолжались! В одном месте пришлось прыгать через расщелину, поскольку другого пути не было. Спланировал не совсем удачно, ушиб ногу, но Кромбо упрямо продолжал идти, и все равно, только на рассвете он поднялся на вершину. А потом долго шел к краю плато, сгорая от нетерпения, и увидел...
Нет, это был не клиттер. Перед ним был маленький город, жемчужной каплей застывший на вершине горного массива! То, что удавалось разглядеть в пелене дыма, поражало воображение! Центральный купол целиком накрывал большую впадину. В стеклах отражалась заря, не давая толком разглядеть, что находится под самим куполом. От центра тянулись нити коридоров к строениям меньшим по размерам. И они соединялись еще и между собой длинными галереями настолько оригинально, что оставалось только поражаться умению строителей живописно использовать любые складки местности! Внешне город напоминал колесо с ободьями и спицами коридоров, но самое главное, он стоял здесь века и вот только сейчас взрыв уничтожил часть этого великолепия, перед самым его приходом! Но почему о нем не знали, почему Загаур не нашел его? Одни вопросы, а ответы там, - внутри! И для этого надо только войти…
Неужели это Предтечи? Сердце Кромбо колотилось как барабан кхуиги! Неужели это то, что их цивилизация ищет уже несколько тысячелетий?! А нашел он, - Кромбо, даже еще не поисковик, а только студент! К тому же бывший! Хотя нет,- кто теперь посмеет упрятать его в тюрьму, отправить на Трипси?!
Кромбо от восторга начал прыгать на месте, махая руками. Он восторженно кричал в голубое небо:
- Я нашел, я нашел вас!!!
А вдруг это не Предтечи? Да что гадать? И он сделал то, на что раньше никогда бы не решился: проверив потоки воздуха и отойдя назад, юноша разогнался и прыгнул с обрыва. Расстояние было велико даже для него, но он знал, чувствовал, что перелетит! Расправив перепонки, он парил над пропастью, разделяющей два плато. Край стремительно приближался и Кромбо высматривал уже место для посадки, как вдруг встречный поток воздуха кинул его вниз. Не хватило несколько метров! Он приземлился на скалу, и распластался на ней подобно летучей мыши, отчаянно хватаясь руками за все, что могло удержать его на вертикальной поверхности. И сполз на целый метр вниз, прежде чем удалось уцепиться за выступ, такой крохотный, что держался только кончиками пальцев. Найдя опору для ноги, он сместил центр тяжести, нашарил рукой выбоину. Так карабкался он целую вечность, два раза чуть не сорвавшись, и выполз на плато обессиленный, ободранный до крови. И рухнул почти без сознания. Долго лежал так Кромбо, пытаясь отдышаться, что в дыму сделать было очень тяжело, и вдруг подскочил, как ужаленный: там же Предтечи!

Он осторожно подошел к стене коридора, и прикрыв глаза от отражения, заглянул внутрь. Коридор был пуст, и белоснежные полы матово отсвечивали, подчеркивая эту пустоту. Пелена дыма ползла поверху, скрывая прозрачные арки коридора, но дым был не густой и до изгибов коридоры просматривались хорошо. Никого. Кромбо провел рукой по стене: это было не стекло, как подумал вначале, не пластик, а нечто непонятное. И нигде нет ни швов, ни стыков. Присев на корточки, он разглядел сквозь прозрачные стены центральный купол, в котором в пелене дыма виднелась пышная зелень. Неужели это оранжерея? И где же вход? Где Они сами? Он пошел вдоль коридора, вглядываясь внутрь, но там было пусто. И вышел на площадку перед меньшим зданием на внешнем круге. Оно ,в отличии от коридора, было не прозрачным, а белело матово как и полы. И ни одного окна, ни одной двери. Вернее контуры двери были, но их залили все тем же прозрачным материалом, надежно замуровав. От кого они прятались, кого опасались? Обойти это здание вокруг было невозможно, оно выходило на самую пропасть, и он пошел назад. Там, за изгибом коридора, виднелась полоска вытоптанной почвы и слабые завихрения дыма указывали на дверь. Это был вход, но весьма странный, словно кто-то вырезал часть стены, а остальное выломал, грубо и неряшливо. И видимо это произошло давно, изломанные края потускнели и сгладились. Из коридора на него пахнуло едким дымом и чем-то странным. Заходить внутрь было страшно не только из-за удушающих паров, но и потому, что там были Они! А может, им нужна помощь? И Кромбо вошел. Закрыв лицо, и низко пригнувшись, он начал прощупывать в обе стороны, но стены глушили сканирование. Это было что-то новое. Из чего же они сделаны, эти стены? Кромбо наобум пошел вправо. Если кто и жив, то найти их он должен на месте взрыва. Но чем ближе подходил, тем труднее становилось дышать, химический запах вызывал тошноту и головокружение. Он все же дошел до места пожара, благодаря порыву свежего воздуха и изумленный остановился. Горели стены. Нет, не горели, а словно тлели, таяли без следа, мутнея и осыпаясь серым пеплом, который сразу же сдувал ветер, унося прочь. Коридора дальше не было, материал, из которого он был сделан, распадался на глазах. Кромбо выбрался на край утеса. Вот здесь было очевидно здание, может даже лаборатория, поскольку виднелись искореженные остатки оборудования, разметенные взрывом. Но понять, что именно это такое, было уже невозможно. И скоро здесь ничего не останется! Вот почему они не могли найти их: Предтечи уничтожали все следы своего пребывания! И надо было спасти хоть что-то, если это возможно! Кромбо снова нырнул в коридор и пошел в другую сторону. Свернул на первой развилке в сторону купола и наткнулся на мертвого. Уже ни сколько не удивляясь, что это представитель еще одной расы, подошел и внимательно его рассмотрел. Так вот вы как выглядели! Строение тела было такое же, как и у всех, и только чрезмерная полнота бросалась в глаза. И еще у него была удивительно круглая голова, без всяких признаков растительности, чем и привлекала внимание. Кромбо ожидал почему-то, что у Предтеч будут усики, либо рожки как на том рисунке, но их не было. Присмотревшись, увидел, что из груди трупа торчит конец стрелы и поразился. Так вот почему они загерметизировали все двери: они боялись нападения! Но кого, неужели дикарей? Что-то глупо звучит: их ли это Предтечи, ушедшие в своих технологиях так далеко? Шагающие по всей Вселенной, создающие новые формы жизни, - великие Предтечи?! И они боялись каких-то дикарей с луками?!
Новый порыв ветра принес такой клуб дыма, что Кромбо припал к полу, кашля чуть ли не до рвоты. Идти вперед было невозможно, но он пошел, вернее пополз. Дно купола было изъедено тлением; растительность в клумбах по периметру говорила, что здесь был сад. А внизу, под остатками перекрытия висел черной пеленой все тот же горький дым, и разглядеть, что там, внизу, было невозможно. Кромбо ползком двинулся обратно. Отдышался и обойдя по кругу, пришел в другое здание, к счастью еще целое. Оно было разбито на отсеки и видимо использовалось как жилое помещение. Но валявшаяся на полу кукла никак опять не вязалась с его представлением о Предтечах, как и сама обстановка. Скорее здесь жил какой то табор, к тому же весьма примитивный. Шкуры на полу, служившие постелями, горшки, бедная утварь: все это было настолько дико! А может Предтечи тихо деградировали, оказавшись взаперти, и сами опустились до уровня дикарей? Нет, это невозможно! Об этом обидно даже подумать!
Но сколько Кромбо не бродил из комнаты в комнату, везде были только предметы обихода дикарей и никакого намека на технологии. Зданий, не считая сгоревшего, было шесть. И во всех шести одно и то же!
Это было как наваждение! Столько веков искать, - а наткнуться совершенно случайно! Увидеть их дома, которые, оказывается, запрограммированы на полное саморазрушение, увидеть остатки оборудования, из которых ничего уже нельзя извлечь! Стоять и смотреть, как все исчезает прямо на глазах, - это что, издевательство Предтеч над теми, кто будет искать их? Поманить, показать на мгновение, и снова спрятать?! Да кто же они такие, в конце концов?!!
Кромбо метался по помещениям, ища хоть одну вещь, но не было ничего! И только в одном зале увидел нормальную обстановку: стол и просторное кресло, над столом стеллажи, но совершенно пустые, а за витриной из этого же проклятого материала виднелась стопка исписанных листов! Кромбо взобрался коленями на стол, пытаясь разглядеть, что там написано. Это были те же знаки, что и на дешифрованном послании! Это были Предтечи! Он нашел-таки их!
На семинарах изучение послания было самым главным предметом, и Кромбо был старательным учеником. Он мог бы прочитать, что там написано, но верхний лист отблескивал металлическим, скрадывая буквы. Теперь весь вопрос заключался в том, как достать это послание раньше, чем до него доберется разрушение!



Часть четвертая.
Боги возвращаются.

1
Ривди стоял на балконе и задрав голову, вглядывался в Обитель Богов. Только что глухой хлопок и сотрясение, вынесшие все витражи в зале, оторвали его от обеда. Он сразу понял: что, и где это произошло. Обитель снова горела. Среди языков пламени мелькали разноцветные искры, вдруг вылетая целыми фонтанами, и осыпались вниз, затухая на лету. Это зрелище можно было назвать даже красивым, но Ривди был в ужасе. Он понял, что пришел конец! Во дворе и в окнах виднелись слуги, помощники, еще какие-то люди, которых он не знал, и знать не хотел: все наблюдали за пожаром в полном смятении и все поворачивали головы к нему с немым вопросом. Но он не знал что сказать, и потому молчал, скрипя зубами, хотя хотелось заорать на них, прогнать вон от окон, из двора, но он перетерпел свое негодование и только наблюдал. Это действительно был конец: горело не крыло как в прошлый раз, - горела вся Обитель. Шло время и сумерки уже опустились над горами, а они все продолжали наблюдать в томительном ожидании. К вечеру пожар вроде стих, но дым продолжал валить густыми клубами. И вдруг взлетающий дом на прямом как струна постаменте дрогнул и пополз вниз. Двигался на сей раз он медленно и несколько раз останавливался, мучительно зависая в неопределенности, словно Боги не знали, стоит ли им спускаться дальше.
Они идут! Страх ударил в голову тензора: вдруг они потребуют виновника их бед и спускаются, только чтобы покарать его? Как же он не вовремя стал верховным жрецом! Ривди заметался по комнате, скрипя каблуками по крошеву стекла. Что делать? Как перевести гнев Богов на того, кто действительно виноват в их бедах? Что, если Боги не станут разбираться и покарают первого, кто попадется им под руку? Именно его, как главного жреца? Это было невыносимо! Ривди побежал по многочисленным комнатам и лестницам храма вниз, на ходу крича тензорам, слугам, всем, чтобы выходили встречать Богов, а сам спустился в подвал. Он приказал освободить Халино и бежал следом, подталкивая заключенного и радуясь, что не успел еще убить его. О Боги, если вы хотите покарать, то вот он, виноватый во всем! А он, Ривди, только новый верховный жрец! Он готов служить Богам верой и правдой!
Площадь была усеяна камнями, и они продолжали падать вперемешку со всяким мусором. Обходя по краю площади, они приблизились к малой площадке, но подниматься туда было опасно. Ривди остановил Халино.
- Ты упустил отверженного, ты и будешь отвечать!
Халино смотрел на Ривди с презрительной усмешкой, которую новому верховному жрецу хотелось стереть вместе с самим жрецом.
- Да, да, я расплачиваться за твои ошибки не намерен! Ну что ты смеешься, иди, встречай!
- И не подумаю.
- А вы что смотрите, тащите его!
Слуги неуверенно взяли Халино под руки, но он вырвался.
- Ты решил стать верховным? Но кроме власти это и обязанность, это ответственность перед другими! Это ярмо на самом деле; так вот: если взял, сам и тащи!
Ривди несколько мгновений хватал ртом воздух, не зная что сказать, затем зло шагнул вперед.
- И пойду!
Он поднимался по ступеням, опасливо поглядывая вверх, в темноту и в зарево. На несколько мгновений замешкался, видя как сыпятся камни, и вдруг кусок скалы прямо упал перед ним, разлетевшись на части. Жреца смело со ступеней и когда тензоры и слуги бросились к нему, увидели кровавую пену изо рта и осколок, застрявший в груди. Ривди хрипел, пытаясь что-то сказать, а потом умер.
- Боги отвергли его, - зашептались тензоры, - Боги наказали его!
И все как один повернулись к Халино, а он наблюдал, как мучительно долго опускается дом, не обращая на них никакого внимания. И тензоры, а за ним и все, кто стоял на площади, опустились перед Халино на колени.
- Слава верховному жрецу Халино!
Халино чуть заметно усмехнулся и пошел на верхнюю площадку. Неведомо откуда возникший секретарь заботливо посмел схватить его за руку, вдруг так забеспокоившись за его жизнь, но Халино выдернул рукав и пошел навстречу Богам. И снова чудо, - камни перестали сыпаться.
Задрав голову, он наблюдал за спуском дома, а тот еле-еле двигался, пока не завис в метре от земли и тут прогремел страшный взрыв. Сверху посыпались уже не клочья, а крупные обломки, раскалывая мраморные плиты площади с ужасающим грохотом. Секретарь все-таки схватил его за рукав, и потащил назад, под стены храма, и Халино позволил увести себя, но сам не отрывал взгляда от дома. И увидел, как двери долго не могли открыться, но вот нехотя поползли внутрь и замерли. В приоткрывшемся проеме показалась фигура человека. Он огляделся по сторонам и грузно спрыгнул вниз. Халино зло стряхнул руку секретаря и глядя вверх и уварачиваясь от обломков, бросился бежать к дому, из которого показалось уже несколько Богов. Нет, не богов, - людей, ибо на них не было блестящих одеяний! А кто же это тогда? И сколько же вас там?
Это было еще одним чудом: площадка была переполнена Богами, а они все продолжали выпрыгивать из дома, снимать грузных женщин и детей. Дом хоть и был просторен, но как они все поместились в нем? Пригибаясь и закрывая головы руками, они побежали прямо на него, и Халино приготовился к встрече. Он опустился на колени, и все люди поспешно последовали его примеру. Но боги, словно не замечая их, проследовали мимо, торопясь укрыться под стенами храма. Халино вглядывался в лица и поражался: это были люди, не взирая на странную полноту! На их лицах был страх, ужас, многие плакали, - но это были обыкновенные люди! Жрец последовал за ними в тягучем недоумении: так кто же это, - Боги или нет?
Сбившись под стеной храма они смотрели на него выжидающе и испугано, причем боялись не только пожара, но и их, жрецов! Халино не знал теперь, стоит ли опускаться перед ними на колени? И когда вперед вышел человек, так странно обмотанный тканью, словно другой одежды у него не было, верховный жрец лишь склонил голову в знак приветствия.
- Почему вы не встречаете нас как положено?
Но голос его выдавал страх, растерянность, и как не пытался говоривший выглядеть грозно, его достоинство не соответствовало тому ужасу, который виднелся в глазах, проскальзывал в жестах.
- Кто вы?
- Мы ваши Боги! Падите ниц!
Халино был растерян не меньше; начав было опускаться, он снова выпрямился.
- Наши Боги носят другие одежды, выглядят не так и говорят по-другому!
- Разве ты не видишь? Мы не успели одеться, нам пришлось бежать!
Толстая старуха из толпы крикнула:
- Покажите ему кхоль!
Человеку передали черный шар. Он стукнул его об землю, и шар вдруг прыгнул обратно в руку, разгораясь невиданным светом. Так и стоял незваный бог, стуча шаром, в котором что-то полыхало при каждом ударе. Халино неуверенно опустился на колени.
- Мы приветствуем вас, о Боги!
- А теперь веди нас внутрь!

Так гнусно на душе, ему еще не было ни разу! Даже в камере, ожидая, когда его тихо задушат или отравят, (Ривди не решился бы на открытую казнь) Халино никогда так не маялся, как сейчас. Это было невыносимо! Глядя, как его храм превращается в притон, в ярмарку, во что угодно, но только не в храм, верховный жрец все сильнее стискивал зубы. И молчал. Дети бегали по всем помещениям, кричали, баловались, и даже пытались в зале Славы отковырнуть золотую краску! На замечания жрецов они не обращали никакого внимания, и только окрик кого нибудь из их взрослых действовал на них усмиряющее. Но ненадолго. А сами Боги вели себя так высокомерно, словно обращались не к жрецам, а к скоту, присутствие которого терпели в СВОЕМ доме! Да, храм перестал быть Божьим местом!
Халино считал главным у них того, кто стучал шаром, но потом понял, что Лакурджи, как его звали, беспрекословно подчиняется старухе, которую все они называли Старшая Мать. Она была сварлива, капризна, но самым худшее, - она не хотела видеть его, не хотела разговаривать, обращаясь к жрецу только через третьих лиц. Она презирала его столь явно, что Халино с трудом уже удерживал себя в руках. Жрецы и тензоры глухо роптали. Так неужели это и есть их боги? Неужели именно этим они поклонялись и свято выполняли все их указания, все их законы? Кому? Ожиревшим от безделья наглым свиньям, ведущим себя так, словно они находятся в хлеву?
Из обрывков разговоров он понял, что виной пожара стал тот низвергнутый, сосланный на каторгу. Он заявился в Обитель в компании не только людей, но и зверей, и устроил второй пожар, окончательно погубивший Обитель! Мать долго пытала жреца через Лакурджи, как могло получиться, что якобы умерший изменник нашел дорогу и уничтожил все окончательно, убивая теперь и их, - Богов?!
Халино отвечал почтительно, но твердо. Он не знает, почему ему доложили о смерти низвергнутого. И уж тем более не отвечает за его действия! Он говорил о беде, пришедшей на их земли, но эти боги его не слушали! Им было безразлично, что мерзгли взбунтовались, что они нападают на их города и намереваются уничтожить всех людей. Такого равнодушия он не ожидал! Да разве это боги?!
Тем временем Обитель сгорела дотла, и только ядовитый дым порой налетал с порывами ветра до его окон. Даже постамент с взлетающим домом истлел, рассеялся в прах, не взирая на бочки воды, вылитые на него. Глядя вверх, Халино и сам теперь недоумевал: неужели вон там была Обитель, были боги, были законы? Где теперь это все? Может это сон, и вся жизнь его только сон? Но откуда взялась эти, почему они захватили его храм, превращая жизнь жрецов в унизительное прислуживание? Какое они имеют право называть себя именами богов, если даже их верные служители, жрецы храма никогда не смели так себя называть?! А те и не собирались никуда уходить; самозванцы считали, что теперь так и будет: они будут жить в храме, а жрецы будут им прислуживать, исполняя любую прихоть!
Из долины приходили все более горькие известия: несмотря на поражение, мерзгли продолжают нападать, а Парри лежит при смерти. Халино не сомневался, что это сделал кто-то из тензоров, завидуя славе полковника, скорее всего Ривди, а может и Хорви, но ему было уже все равно. Ему было наплевать на судьбы всех людей, теперь, когда выяснилось, кому он служил на самом деле!
Прошло десять дней. Ничего не происходило, ничего не менялось. Терпеть хамство лжебогов он больше не мог. Халино вызвал к себе тензора Хорви и отдал приказ уничтожить их всех до единого, вместе с детьми! И не удивился, что такое распоряжение не вызвало возмущения ни у Стражи, ни у жрецов.
- Давно пора!
И это было их общим мнением.
«Богов» перебили ночью, в постелях, и никто из них не пытался защититься. Они умоляли о пощаде, но люди ее не ведали. Халино хотел сначала присутствовать сам, увидеть, как она будет подыхать, но потом ему стало мерзко. Через час доложили, что все мертвы, даже и грудные младенцы, и передали в знак подтверждения их шар. Стоя на балконе, Халино вертел его в руке, пытаясь разглядеть, что будет теперь с людьми, с его храмом, и главное: зачем теперь он сам, и кому будет нужен, если богов больше нет?!! Но шар ничего не говорил, и не показывал. Зато заговорила его память. Нимло, проклятый Нимло! И это он предсказал! И верховный жрец сильно зашвырнул шар прочь и сам вслед за ним перешагнул через перила.

2
Хаос шествовал по Куринской равнине. Люди срывались с насиженных мест и перебирались кто куда, но это ничего не значило. Спокойствия не было нигде. На дорогах грабили и уже убивали. Люди озлоблялись, незначительные проступки вызывали неоправданные приступы ярости: так на рынке в Нагурате забили мальчишку до полусмерти за украденную лепешку. По улицам городов бродили нищие; попрошайничество и воровство становилось обыденным явлением. Весть об убитых богах пролетела по всем королевствам, и богов теперь обвиняли в людоедстве; открыто заговорили в том, что после исхода, а прошло уже столько времени! - детей рожалось очень мало и многие пары так и оставались бездетными! И в этом теперь обвиняли богов, а заодно и всех жрецов. «Ересь»! Если бы жрецы не давили мысль, не наказывали за ересь, все бы было по другому, и твари не посмели бы нападать на людей! В Силуре возмущенные родители пришли в собор и потребовали объяснений. В итоге несколько младших жрецов было убито, собор подожжен и выгорел изнутри. В других городах жрецов избивали на улицах, в их собственных домах. И соборы начали гореть не только в Градурском, но и в других королевствах, и были закрыты, а люди проходя мимо, плевали в их сторону. Многовековая вера рухнула в одночасье и появись сейчас в небе Глаза божьи, в них бы просто начали стрелять.
Город Божья Милость опустел. Горожане перебирались в долину, и только жрецы еще держались в храме богоподобных, и то, только потому, что ненависть к ним разгоралась в народе все сильнее. Хорви по старой привычке даже пытался командовать и послал королям указания, но его, кто откровенно, кто более дипломатично, - но все послали куда подальше. Это была агония. И хотя простые люди понимали, что только объединившись, могут одолеть мерзгли, короли, ставшие реальной властью, не хотели этого понять. Корник и Сталай увязли в дурацкой войне, обескровливая друг друга, хотя сами Пилуды давно уже опустели, а поля зарастали сорняком и окроплялись теперь только кровью. Солгино и Нугори не справлялись с потоком беженцев из всех трех королевств. Они обвиняли других правителей в неспособности защитить своих подданных, в нарушении границ, но ничего не делали, чтобы остановить междоусобицу, прийти на помощь Градуру. На многочисленных совещаниях короли никак не могли избрать главу всего государства. Это был тот хаос, при котором все что-то требовали, советовали, кричали, - и никто ничего не делал...
И мерзгли, чувствуя, что время таиться кончилось, пошли от Салхайских отрогов сплошным фронтом, и количество их было несметно! Вместе с куири они уничтожали на своем пути все; они очищали эту землю от людей! Их даже не брали теперь в плен, рабы мерзгли были больше не нужны. И как бы яростно люди не сопротивлялись, их давили той массой, которой у людей никогда и не было.

Рана была серьезная, Коло умирал. Стрела пронзила ему грудь, и он задыхался. Тельде было его жалко, и она сидела над раненым день и ночь. Вытирала кровь, накладывала на рану повязки; она не отходила от него. И робко молилась в душе: нет, не тем равнодушным богам, - она обращалась неведомо к кому, умоляя пощадить этого человека, ведь она чувствовала его боль! А еще и потому, что у этого человека не было семьи: его жену и дочь убили на том же проклятом поле, у Гелезовой рощи, и они были сейчас объединены общим горем. И этот неведомый, кому Тельда молилась в душе, словно услышал ее, Коло пошел на поправку.

Парри тоже поправлялся. И первым, кого он увидел, когда открыл глаза, была незнакомая женщина.
- Кто ты?
- Суини, дочь Менево.
Женщина, нет девушка, вдруг смутилась и поспешно вышла. Потом в палаты заглянул брат Суори.
- Ну и напугали же вы нас, командор!
- Что со мной?
- Вас пытались отравить. Воули страшный яд: того что был в кувшине с вином хватило бы, чтобы отравить весь дворец! К счастью вы выпили совсем немного, поэтому еще живы.
- А кто… кто это?
- Неведомо. Я думаю Халино…
- Нет, я не об этом. Кто эта девушка?
- Суини? Дочь барона Менево. Она сидит с вами постоянно. Думаю, что вы ей приглянулись!
Суори лукаво подмигнул.
- Теперь, когда мы уже не служим храму, можно и личной жизнью заняться! Я уже женился, да и не только я один! Многие из наших женились, а остальные приглядываются… Халино теперь нет, как и Обители, так что некому больше запрещать.
- Как Халино нет? Что с ним, что с Обителью?!
Суори рассказал, и многое еще что порывался поведать, но пришла Суини и выгнала брата. Парри обессиленный откинулся на подушку, украдкой наблюдая за девушкой.
Через несколько дней он уже начал вставать и проведать его шли все новые посетители, но самым первым был Градур. Новости, что он принес, были неутешительны, хотя ничего нового к тому что уже поведал Суори, не добавилось. Мерзгли наступали и остановить их было некому, это и было самое главное, что хотел сказать король. Поэтому он ждал быстрейшей поправки полковника, вернее уже генерала.
А Парри настойчиво предлагал вести переговоры об объединении всех королевств и создании единой армии и Градур был не против, но… И это «но» с уст всех королей только и слышалось! Прошел слух, что Солгино и Нугори договорились о поддержке и совместных действиях, но правда ли это, никто не знал. А Градурское королевство обречено было сражаться в одиночку, ведь эти два дурака набирают себе войска, воюя не с мерзгли, а друг с другом! Корник уже даже объявил себя императором! Грозился не только отвоевать Пилуды, но и все королевство Сталая, и оно лишь первое в его списке.
- Неужели он настолько глуп? – только и мог спросить пораженный Парри, но ответить Градуру не дала Суини. Вежливо, но непреклонно она выпроводила короля из палат.
- Вот на что способны женщины! – посетовал, выходя Градур, - даже распоряжаться своим королем в его же дворце! Я могу быть спокойным за вас, - если она не допускает друзей, то не пропустит и врагов!
Парри присматривался к девушке. Она была стройна и хороша собой. И в ее глазах он увидел нечто большее, чем просто заботу.
Не сказать, что он не знал женщин. У него их было много: в городе существовало место, где братья могли отдаваться утехам. Однажды он даже думал, что полюбил всерьез, хотел оставить службу, жениться и зажить, как и все миряне. Хотел даже во имя своей возлюбленной перевестись в городскую стражу, что покрыло бы его имя нескрываемым позором! К счастью командир очень внятно и доходчиво объяснил молодому лейтенанту, что можно делать, а чего не стоит, и Парри последовал совету опытного в этих делах товарища. Та любовь тихо зачахла сама собой. Криди, так звали девушку, скоро вышла замуж, и Парри был рад, что не за него. И глядя сейчас на эту девушку, он спрашивал себя, а стоит ли ему опять проходить все, что уже прошел однажды? В этой неразберихе, когда жизнь неизвестно куда зашвырнет его завтра; неизвестно где, когда, в каком бою он сложит голову, - зачем это нужно, стоит ли вообще думать о любви? Но голос разума не мог заглушить шепот сердца.
И Парри, едва поправился, сделал Суини предложение. Они сыграли свадьбу; не такую скромную, как хотелось бы этого полковнику, и не такую пышную, как того требовал тесть. Венчал их король, в своем дворце, и тензор Шолли кисло улыбался, присутствуя на свадьбе в качестве почетного, но никому не нужного гостя. А потом Парри вновь отправился в войска, и воины радостно приветствовали его, нисколько не сомневаясь, что теперь-то они покажут тварям их подлинное место! Стало известно, что ведет их Гонир, но это имя ничего не говорило, его никто не знал.
Но даже и его присутствие не изменило обстановку. Мерзгли теснили их войско все сильнее, и король не упрекал уже Парри, он требовал остановить тварей, но остановить их было нечем! И некому! Никто из королей не пришел на помощь! Вернее они прислали мобилизованных крестьян, которые никогда не держали в руках оружия, но это была капля в море! К тому же крестьяне бились неохотно, ведь это были не их дома, не их земли. А почувствовав на себе всю беспощадность войны, многие дезертировали, не желая сражаться за чужое, и наивно полагая, что уж там, дома, они покажут тварям! Уж там они постоят! Парри метался между городами, пытаясь быть и там, и здесь, и от этого только проигрывал, теряя воинов в схватках. И отступал шаг за шагом, отдавая города и села, пока не оказался под самим Градетом. Необходимо было готовиться к осаде, а у них даже не было крепостных стен. Когда их предки строили города под присмотром богов, разве могли они предвидеть, что события повернутся таким образом? А если и были провидцы, если и писали они об этом в книге безумцев, то где она сейчас, эта книга? Проклятая церковь, за все эти века выжигавшая любые попытки инакомыслия, выжгла в народе самое понятие быть свободными, за что и приходится теперь платить всем им. Парри собрал всех, кого мог, кого удалось поймать в городе, вооружил и выставил воинов на силурской дороге, но все понимали безнадежность и свою обреченность. Все, что они могли сделать, это стоять насмерть и погибнуть под городом, зная, что мерзгли все равно обойдут их со всех сторон.
И только одно утешало Парри: тесть не стал дожидаться и отправил семью в четвертое королевство. Парри с трудом уговорил молодую жену уехать с ними, и это сняло груз с его души. Впрочем, сейчас из города бежали все, кто мог: сам Градур перебрался в летнюю резиденцию на берегу озера, соединенного с Кури каналом, но все это было временно. Они проигрывали войну. Они сдали город даже раньше, чем к нему приблизились враги, и это угнетало больше всего.
Так оно и получилось. Парри растянул оборону вокруг города, и мерзгли легко прорвали ее и ворвались в столицу. Те из горожан, кто еще оставался, бежали через два моста, подгоняемые стрелами и торжествующими криками дикарей. Теперь сам Парри оказался в окружении и к нему пробивались группами те из воинов, кто был рядом. Но пробились немногие. По Илки поплыли трупы, словно специально проплывая под мостами, чтобы люди могли увидеть в последний раз своих мужей, братьев, сыновей и отцов, и дикий плач стоял над рекой.
К нему тоже прибивались женщины и дети, и он не мог уже ворваться в город, как хотел, и выбить их оттуда. Нужно было отступать. Они отдали город, и королевство в скором времени тоже падет. Это было видно по лицам не только беженцев, но и по глазам воинов. Парри с остатками войска ночью пробился к реке и переправился на другой берег. Но и сейчас он не собирался сдаваться: разделив воинов, они заняли оборону на обоих мостах, но мерзгли не спешили идти дальше. Им было чем заняться в городе, там заполыхали пожары. Но скоро одинокие беженцы, все еще перебирающиеся через реку, начали говорить, что мерзгли тушат пожары и грабя дома, ничего не разрушают. Всем было ясно, что твари оставляют этот город для себя, но сил возмущаться и гневаться уже не было.
За выпавшее им время затишья, Парри отправился в ближайшие селения и кого уговорами, а кого и силой заставил брать оружие и идти защищать свою страну. Он отправил гонца к Градуру с просьбой прислать всех, кого можно призвать, в его распоряжение. Правый берег был высок и обрывист, мерзгли идти здесь на приступ будет не просто, а мосты они уже начали разбирать. Здесь можно было бы остановить тварей, хотя бы задержать, а там может и короли договорятся меж собой!
Но гонец прибыл с известием, что Парри освобождается от должности и должен привести остатки войск в Экорди, где и передать королю, который теперь будет сам командовать войсками. Не сказать, что это сильно опечалило опять уже полковника, он устал отвечать за глупость королей жизнями своих воинов. Но они упускали шанс хорошенько потрепать мерзгли, и даже надолго преградить им дорогу в другие королевства! Прибыв в Экорди, Парри отказался от чести командовать ротой и, выслушав все упреки, сухо попрощался. Теперь он хотел отыскать Суини, а на все остальное ему было уже наплевать! И изумился, когда все братья, а число их сократилось до тридцати человек, а за ними и большая часть гвардейцев и мобилизованных горожан выказали желание следовать за своим командиром. Причем это не был сиюминутный порыв; по их глазам Парри видел, что люди верят ему и пойдут за ним хоть куда. Он так хотел хоть на день забыть о войне, о крови, о стонах и умирающих на руках друзьях, - но ему не давали, ставя в неловкое положение не только его, но и короля. И его уговоры не помогли, так же, как и угрозы Градура. Тот был вынужден изменить решение, а Парри потребовал возвращения к реке, на свои оборонительные позиции. Но это уже ничего не меняло: мерзгли переправились на эту сторону, и хотя войско людей налетело на них с яростью, они не смогли скинуть врага с правого берега. Этот шанс они тоже упустили.

3
Нимло был уже стар и по лицу его было видно, что жизнь не щадила этого человека, но все таки так и не смогла выбить из него добродушия. Он пригласил его в дом, радостно улыбаясь и заражая этой радостью всех, кто находился рядом.
Так вот он какой, этот Нимло! Мифический человек, которого, согласно вердикту церкви, не существует в природе! Вот почему его так любят люди, - подумал Норий, усаживаясь в предложенное кресло. Пока он шли, проводники говорили о своем вожде с таким нескрываемым восхищением, что тензор стал даже ревновать, не увидев еще этого человека.
А увидев, сразу попал под его обаяние и сам вдруг улыбнулся в ответ.
- Как добрались?
Норий был не в восторге от путешествия. А то, что пришлось пережить под стенами этого города, вообще не поддавалось описанию! Из зарослей на них бросились три таких чудовища, о которых он не знал, и знать не хотел, да вот пришлось!
Ростом ниже человека, но бегающие на двух лапах, кожа как у лягушек, а пасти усеяны тройным рядом клыков, что он очень хорошо успел рассмотреть, когда один юзди, как их называли проводники, накинулся на него, сбив с ног. Слова страх, ужас, не могут описать того состояния, которое он пережил, глядя как широко открывается эта кошмарная пасть, обдавая зловонием! Хищник уже собирался вцепиться ему в лицо, как вдруг дернулся, мотая головой, и только потом Норий увидел, что шея твари пробита насквозь стрелой. Другие звери отступили и скрылись в чаще, противно визжа, а на груди тензора остались раны от когтей. Один проводник погиб. И глядя на деревянные стены, Норий понял, почему город Нимло окружен таким высоким частоколом, но проводник «порадовал» его известием, что тварям иногда удается перепрыгнуть и через него.
- Ничего…
- Какая поразительная скромность! Мне признаться и до сих пор жутко смотреть на этих монстров. Сейчас еще ничего, а вот скоро они опять соберутся в стаи, и вот тогда, выйти из города будет опасно.
- Но как же вы живете здесь?
- Так и живем…
- И это нападение вы тоже… предвидели?
Нимло улыбнулся.
- Мои способности сильно преувеличивают! Но признаться, иногда вдруг приходят странные видения, и я ничего не могу с этим поделать. Но об этом поговорим потом, а сейчас вас проводят в дом, в котором вы будете жить. Отдохнете, придете в себя, а завтра мы продолжим нашу беседу. И обязательно помажьте раны той мазью, которую вам даст Нильи. Она хоть и скверно пахнет, но все же лучше, чем мазь Броло, которую вы выкинули в реку.
- Вы и это предвидели?!
- Так все делают, и никакого дара тут не требуется. Ну все, вы устали, ступайте. Нильи!
И снова Норий был ошарашен: Нильи оказалась из рода мерзгли! С куири он уже смирился, но чтобы здесь были и мерзгли?! И это в то время, когда наверху идет война? Как они могут жить все вместе? Он с недоумением взглянул на Нимло, пожал плечами, и молча пошел за провожатой.

Городом эти деревянные постройки можно было назвать с большим трудом. А когда за центральной улицей он увидел обычные хижины, вообще перестал поражаться. Да и почему он ожидал увидеть здесь подобие их городов? Нильи говорила с легким акцентом, а вот муж ее так коверкал слова, что понять его было невозможно. Но они отнеслись к чужаку весьма радушно; как подозревал Норий, только потому, что так распорядился Нимло. И бывший тензор только гадал, зачем он понадобился провидцу? Норий сейчас не представляет никакого интереса, за что же так его привечают? Наверно потому, что пошел против Халино. Как говорится враг моего врага…
На следующий день он снова пошел в дом Нимло и тот уже ждал его. Они поговорили об общих знакомых; разговор был беспредметным: вроде обо всем, и ни о чем конкретно. Чем заняться в дальнейшем, Норий не знал, планов никаких не строил. И не вытерпев, задал вопрос в лоб:
- Почему такое внимание к моей персоне? Я уже не тензор, более того, - преступник, и Халино назначил награду за мою голову! Здесь, надеюсь, нет никого, кто хотел бы получить награду за меня?
Нимло внимательно взглянул ему в глаза, и от этого взгляда Норию стало не по себе.
- Здесь много таких, за чьи головы назначены награды. Так что можете жить спокойно. А Халино ваша голова и жизнь уже не интересует. Он и своей не захотел беречь.
Норий не понял последних слов, и посмотрел на него недоумевающе.
- Халино не захотел жить, узнав, кому на самом деле он поклонялся. Если бы он поверил мне тогда! Впрочем, это ничего бы не изменило! И вот я после стольких долгих лет снова повторяю то, что однажды сказал ему: «лжебоги будут вынуждены спуститься с небес, но их убьет жрец, разочаровавшись в пустой вере; разочаруется он и в себе, держа в руках черный шар. Обитель в огне, а по ней ходит кто-то, кто мог бы быть богом, но таковым не является».
И вот то пророчество сбылось. Больше нет «богов», нет Обители, нет и жреца.
Норий долго осмысливал сказанное.
- Боги мертвы, убиты? И их убил…?
- Халино.
- А что за шар?
- Вот этого я не знаю. Видел только, как он кинул его, потом сбросился с балкона….
- А кто бродит по Обители?
- Тоже не знаю. Но это не человек. И не бог.
Норий все равно не понимал. Он верил Нимло, но он не понимал его загадок.
- Так вы видите это?
- Иногда вижу, иногда слышу. Объяснить трудно. Просто знаю, что будет.
- И что же будет теперь? Я могу вернуться назад?
Нимло тяжело вздохнул.
- Нет смысла. Люди начали войну против людей. Пещеры покинуты, - города от одних переходят к другим, скоро живущие на равнине сами придут сюда, и поплывут дальше. На берегу, где бушуют волны, они построят новый город. Город, в котором будут жить по-другому, презрев старые законы, и создавая новые. И будет человек, который понесет им слово истины…
И снова сплошные загадки!
- Погодите, почему вы мерзгли называете людьми? Разве они люди?
- Они люди, мы люди, куири тоже люди. Даже боги были людьми.
Норий вскочил и прошелся по комнате.
- Я вас не понимаю!!! Они мерзгли, и были всегда мерзгли!
- На самом деле когда-то давно они называли себя меризгарлули. Но наши предки не могли выговорить и сократили до мерзгли, причем вложили в это слово все свое презрение. И потому мер-люди стали себя называть людьми, а наш род - мерзгли, в знак еще большего презрения к нам.
- Но здесь, если они живут с нами, то есть с вами, и как то должны себя называть? Постойте. Вы сказали мер-люди?
- Я предложил просто слово «меры» и они согласились. С условием, что мы будем «ико». Так теперь и говорим: мер-человек, ико-человек. А куири так и остались куири. Но помните главное наше правило: каждый из нас человек!
- Это вы придумали такое «правило»?
- Это мне сказал Бог.
- Опять вместо яиц скорлупа! Если боги убиты, кто тогда «говорит» с вами?!
- Если в Обители нет богов, то это не значит, что их нет вообще. Но открыть Истину за один раз я не могу, и вы сочтете меня сумасшедшим. Ну ка вспомните, когда юзди уже примерялся откусить вам пол-лица, к кому вы обратились в душе, к кому взывали?
- Но откуда? Как…?
- Догадаться не сложно. Вот вам первый вопрос: думайте, а завтра дадите ответ. К кому вы обратились в самый страшный момент своей жизни?
- Я могу сразу ответить: к богам!
- К тем что в Обители? Вы представили себе именно Обитель, и бога в блестящем одеянии?
- А разве молитва требует представление образа? Я просто обратился, вернее молился. Нет, наверно просто кричал в душе: Боже, помоги!
- Так все-таки не боги, а Боже? Почему? Это второй вопрос. Идите, размышляйте.

Норий вышел от Нимло со странным чувством. С одной стороны он действительно считал его несколько помешанным, но с другой… А ведь старик и вправду заставил его задуматься! Почему он твердо зная, что богов двое и больше, обратился только к одному? И где-то в глубине души чувствовал, что взывает вовсе не к тем, что сидят в Обители, потому что те следили за людьми с помощью Глаз, а этот, которого он звал, был всегда там, в глубине души. Оттуда он пришел во сне, туда и удалился. И именно в тот момент, когда тварь наклонилась уже к самому лицу, словно какая-то преграда вдруг исчезла внутри его, и он почувствовал не то, чтобы отклик на свой вопль, но непонятную связь!
Норий теперь приглядывался к мерз…, нет к мерам, с новым для себя интересом. То, - что еще вчера ему казалось недостойным для себя, как человека, что было достойно лишь презрения, сегодня у него вызывало искренний интерес. Кто они, эти меры, чем живут, чего хотят? И он разговаривал, в основном с хозяйкой, поскольку хозяина еще не было, а когда тот пришел, Норий мало что понял из его ответов. Нильи рассказала, как они с мужем оказались здесь, почему и другие меры пренебрегли своим племенем и пришли сюда. Оказывается, жизнь в пещерах тяжела не только из-за вечного мрака. Там были и свои неурядицы и вражда и ссоры и драки и даже войны! Ее мужа хотели наказать, обвинив в краже никуры, грибов, вызывающих видения. И они бежали. Целый месяц пробирались, прячась от ико, благо, что те спят по ночам.
- Но откуда вы узнали, что нужно идти именно сюда?
- У нас тоже есть провидцы. Наревва самая великая, но она предсказывала вождям. А мы обращаемся к таким же простым мерам, как и мы сами. Когда глотаешь никуру, иногда вдруг начинаешь видеть будущее, но это происходит очень редко, чаще люди становятся безумными. Но многие из нас знают, куда можно уйти, чтобы жить спокойно.
И разговаривая с ней, Норий вдруг понял, - если говорить друг с другом без неприязни, относится к собеседнику как к равному, то можно жить и без вражды. Главное, стремиться понять собеседника и он тогда тоже увидит в тебе не врага, а друга.

4
- Когда приходит беда, у человека нет выбора. Хотите вы или нет; можете или бессильны, но вы должны идти защищать свои земли, свои семьи!
Так сказал офицер, забирая выздоравливающих из приюта. Коло задыхался от ходьбы, не говоря уже о беге, но на это уже не обращали внимания. И сколько Тельда не просила за своего больного, ее не слушали.
- Фойли, если раненые не встанут на защиту города, то они скоро станут мертвыми, как и все вы!
И он был прав. Мерзгли уже почти окружили Славу, выбора действительно не было. И тогда Тельда пошла за ним. Раненные, местные жители, дети и женщины стали перегораживать улицы. Они переворачивали телеги, вытаскивали мебель, все, что попадется под руку. Двери и ставни забивались. И они спешили: крики врагов уже доносились с окраин. Возведя одну преграду, они неподалеку ставили следующую, буквально через каждый дом строя баррикады. И на соседних улицах было то же самое. Все жители выходили из домов, выволакивали свою мебель, а если и жалели о вещах, копившихся годами, то понимали, что эти вещи все равно достанутся врагу. Коло все сильнее задыхался, у него опять началось кровотечение. И тогда Тельда вдруг разом поняла, что их здесь ждет! Она нашла коня, усадила на него мужчину и повела коня под уздцы прочь от этой окраины, прочь из города. Два раза ее останавливали патрули, но она говорила, что везет раненого мужа в госпиталь. Коло и вправду все чаще впадал в беспамятство, и кровь текла из уголка рта. Ей верили и пропускали. Они выбрались из города в итуринском направлении: горожане шепотом говорили, что эта дорога еще не занята. Это было самое кошмарное ее путешествие, не считая нападения в Гелезовой роще. Был момент, когда мерзгли проходили совсем рядом, по дороге, а она навалилась всем телом на Коло, закрывая ему рот, поскольку он опять начал хрипеть, и молила, молилась Богу, чтобы те не заметили их, и чтобы она не задушила случайно своего Коло. Так и пробрались они в королевство Сталая, но не стали задерживаться, пошли дальше. Они шли в пятое королевство, желая уйти как можно дальше от этой войны. На большее не загадывали, и что будет дальше, тоже не знали…

Славу вскоре взяли в плотное кольцо и вероятно Тельда и Коло были последними, кому удалось покинуть город.
Баррикады мерзгли преодолели весьма быстро: они их просто сожгли. Мебель, стоявшая веками, была сухой и легко воспламенялась. Окраины были в огне и люди отступали к центру, к дворцу Корника. И сколь яростно не бились они, понимая что их жизни уже ничего не стоят и желая только одно: отдать их подороже, это уже ничего не меняло. Это была та бойня, о которой чудом уцелевшие никогда не хотели больше вспоминать. Дворец короля окружали стены из трупов, а через два дня пал и несостоявшийся император со своим окружением. Градурского, а теперь и Корниковского королевств больше не существовало.
Парри отступал к королевству Солгино. От его войска остались жалкие крохи, которые уже и ротой не назовешь. Они отходили, потупив взоры. Ничего сделать воины не могли и брели по Даргулской дороге среди других беженцев, ничем от них не отличаясь.


5
Кромбо не смог вскрыть этот проклятый материал! Он бился над ним до тех пор, пока не начал терять сознание от удушья и тогда только оставил здание. Ушел в сторону, на самый край, со слезами бессилия наблюдая, как истлевают жилища Предтеч, истлевают его мечты… В груди горело от ядовитых окислов, а душа горела от тоски. Ну почему всегда так, - стоит только нащупать удачу, как она снова ускользает, и словно издеваясь, машет на прощание дымным крылом?
Когда здание рассыпалось в прах, и ветер унес гарь, он пошел без всякой надежды, просто потому, что больше делать было нечего. И самое обидное, что не было даже пепелища, ничего не было, словно здесь никогда и не стоял жемчужный город- лаборатория! Он бродил по голым камням, только контурами своими выдающими, что здесь вот был коридор, здесь вот здание. Вот этот ровный квадрат глубокой выемки был подвалом. На его дне тоже виднелись искореженные остатки оборудования. Кромбо собрал их в одном месте, но эта была груда осколков, способных подтвердить его слова, и только. Понять их предназначение уже было невозможно.
Нет, постой, сказал он сам себе: если проанализировать, из каких материалов Предтечи создавали свое оборудование, то и это уже будет немало! У него есть с чем вернуться домой! И дело не в оправдании самого себя. Вот то, - что мы ищем. Поняв, из чего строили Предтечи, - мы продвинемся в их поисках еще на один шаг! Разве это мало на данный момент? Кромбо смотрел, как теперь тлели коридоры, подбираясь к последнему из зданий. Завтра здесь останутся только контуры зелени и голые камни на месте бывших строений. Потом и там начнет прорастать трава, а яма начнет обрушиваться, теряя форму четкого квадрата, и уже через год ничего не останется. Вдруг на земле что-то заблестело, металлом отражая лучи солнца. Кромбо бросился туда и увидел, что это листы! Те самые, которые он не мог извлечь! Он подобрал их дрожащими руками, впился глазами: да это были записи Предтеч! Издав радостный вопль, Кромбо отплясывал танец не хуже, чем кхуиги!
Уселся прямо здесь, пытаясь прочитать, но видя знакомые знаки и складывая их в слова, понять, что написано, не мог. Эти записи требовали тщательного анализа. Кромбо огляделся по сторонам. Он уже третий день находился здесь. Остатки вяленого мяса он дожевал вчера. Пора спускаться вниз, и, обеспечив себя едой, заняться чтением основательно.
Самое поразительное, что Кромбо так и не подошел к тому краю, где внизу находился храм. Он так и не заметил города вдалеке: все его внимание было приковано к тлеющим зданиям. Наверно и к лучшему: неизвестно, как обернулось бы дальнейшее развитие событий, если бы он спустился к предтечам или их одичавшим потомкам, как он считал на данный момент. Что произошло бы и с ним самим, и с теми, кто внизу? Как повлиял бы он на судьбы жрецов, «богов», и всех людей? Но клубы дыма скрыли от него пустынную равнину. Кромбо пошел назад, к тому месту, откуда пришел. Перелететь обратно он конечно не мог. Спланировать вниз мог, но побоялся. Не сколько за себя, сколько за листы. Просканировал пространство и нашел ту трубу промоину, по которой взбирались четыре дня назад жрецы с безумным «богом». О них, конечно, он ничего не знал и не догадывался; просто выяснил, что промоина имеет выход внизу, и спустился по ней. А вот отсюда, от кривого дерева он рискнул уже прыгнуть и спланировал на откос и дальше, пока не остановился на ровной площадке, за которой начинался спуск в долину. И когда летел, спугнул стаю стервятников, рвущих куски гниющего мяса с белыми вкраплениями оголенных костей.
Когда Кромбо спустился в долину, первое, что поразило его, - зрелище опустевшего селения. Кхуиги покинули свои хижины, и видимо навсегда, поскольку забрали с собой все, что можно. Да наверно и к лучшему, теперь он мог целиком посвятить себя изучению листов.

6
Я пишу эти строки, потому что мне не к кому обратиться. Я вынужден излагать свои мысли древним примитивным способом, а это очень тяжело, - не имея возможности передать мысль единым импульсом в образах, я пишу это на листах ментидара, надеясь, что они сумеют сохраниться достаточно долго. Что они не разрушатся, и попадут в руки тех, кто сумеет это не только прочитать, но и осмыслить. К сожалению, излагать мысли в письменном виде практически невозможно, теряется не только объем, но и ясность изложения. Последовательность записывания мыслей уводит в сторону, поэтому я постоянно возвращаюсь к одной теме, пытаясь передать мысль во всех ее оттенках. Поэтому записи выглядят отрывочными и хаотичными. Но я ничего не могу с этим поделать…

Все века мы искали. Мы искали Предтеч, создавших нас, мы искали их, чтобы задать свой главный вопрос: для чего вы нас создали? Но при долгом размышлении мне удалось отделить наши представления о Предтечах от представлений о Боге, которого я именую Творцом.
Были и Предтечи, заложившие в нас программу развития, но и они только выполняли программу, заложенную в них Творцом. Именно так я понимаю это!
Мне кажется, что мы в своей гордыни начинаем отходить не только от поисков Предтечей, но и от миссии, возложенной на нас на самом деле Творцом. Теперь, когда мы и сами создаем цивилизации и сами для них являемся теми «богами», которым и мы когда-то поклонялись в «детстве» - мы перестали задаваться этим вопросом: зачем мы? Имея много времени на размышления, я начинаю догадываться о схеме возникновения разума, и почти полностью уверен, что перед нашими Предтечами были другие, Предтечи для Предтеч и эта цепочка уводит вглубь миллионнолетий, миллиардолетий, но и она не является самоцелью, либо капризом случайного возникновения жизни. В этом видна четко продуманная схема того, кого я именую Творцом, либо Богом, хотя само слово Бог уже не способно вместить в себя все новые грани, которые открываются нам. По сути, слово «Бог» является лишь символом представлений наших далеких предков. Он представлялся им грозным и всепрощающим, всевидящим и всемогущим, непредсказуемым и непостижимым. Но он всегда представлялся им в образе кхонти; так же, как и всем нашим саженцам он представляется по их образу и подобию.
И мне кажется, в этом постижении нет никого, кто бы посмел заявить: вот, я познал Бога! Я теперь знаю о нем все! Я лично предполагаю, что Он - поток энергии, создающей предпосылки к возникновению живого, разумного и вечный импульс к движению и постижению законов Вселенной, к постижению таким образом Его. И все науки, даже если они отвергают Его, на самом деле, лишь отрасли постижения его граней. По мере разрастания знаний все науки, как то: физика, химия, инженерия, биология, космография, история, алгебра и т.д.; которые сейчас изучаются отдельно друг от друга, начинают все более соприкасаться и требуют взаимосвязи, сливаясь в единую науку.
Они взаимодействуют, освещая по своему грани того единого, которым является Творец. И в итоге придут к полному слиянию всех отраслей наук в единую науку, науку о ТВОРЦЕ.
Мы спутали понятия, принимая своих Предтечей за Творца и пришли к ошибочному мнению, что постигнув науки и суть предтечей, можем и сами стать истинными Творцами; стать ИМ. Это ошибка! Наверно по этой причине я все более отхожу от псевдонаучного подхода, принятого в наших академиях. В-первых, - это заблуждение будет означать конец нашего развития. Во-вторых, - принимая за итог наши заблуждения, мы уходим в сторону от правильного понимания и тем самым подписываем себе приговор. Нам неизвестно, по какой причине наши Предтечи покинули Вселенную. Но что, - если они пришли к тем же неверным выводам и просто деградировали, теряя не только свои достижения в науках, но и теряя смысл своего существования? А не покинули ее, как мы сейчас предполагаем? А ведь такое грозит и нам! Но разве меня кто слышит?

… …… …Они заперли меня, они замуровали меня! Если бы могли уничтожить, уничтожили бы! Но я буду продолжать!

……Закон сохранения Вселенной, или, если угодно: инстинкт самосохранения Творца.
Ни одно из разумных существ не является и не должно считать себя абсолютным разумом, на какой бы стадии технического развития оно бы не находилось. Такое самомнение ведет не только к полной деградации, - как и отдельной личности, так и цивилизаций в целом; это ведет к хаосу уничтожения Вселенной. Насколько бы не были технически развиты цивилизации, они являются лишь частью, и не могут судить о Вселенной в полной мере, а все их рассуждения не могут быть полностью достоверными, ибо они видят только грани того Творца, дать полное определение которому не может никто!
И даже, если они будут способны увидеть все эти грани, то все равно не смогут связать их в единое, видя противоположное в них, и разделяя свои представления на составные части. Вся суть разумных существ в постижении; в этом заложен самый универсальный и вечный принцип Творца, - движение бесконечно! И развитие разумного существа тоже. Нравственные критерии, которые мы принимаем как постулаты, либо заветы Творца, являются не только механизмом, предохраняющим разумные существа от несознательных действий, ведущих к гибели. Они и есть та нить, которая связует несовместимые и противоречивые на наш взгляд, грани Творца. Разумное существо должно, обязано апеллировать к Творцу, как к Высшему Разуму: ибо это является гарантией, что оно не возомнит само себя Высшим Разумом и не начнет в угоду своим вкусам и своему мнению пытаться изменить законы Вселенной. Это закон самосохранения: и для Вселенной, и для разумных существ.
И кроме того: взывая к Творцу, разумное существо входит в гармонию с Ним, находясь как бы на одной волне и это предохраняет существо от трагических ошибок, даже если путь становится длиннее. В бесконечности расстояния не имеют никакого значения: главным является движение, - энергии, материи, как и в нашем организме движение крови. Иначе наступает гибель.

…Меня посчитали преступником, потому что я отошел от стандартной схемы саженцев: одна планета, - одна цивилизация. Но такая схема не работает в 99 случаях из ста. У них нет шанса, иммунитета выстоять, ибо это тепличные существа. Да, я бросил вызов всему нашему обществу, слепо следующему древним традициям, и чтобы доказать верность своих идей, вывел на арену сразу три линии начинающих развитие существ. Это смешение с течением времени и во взаимодействии покажет самые удивительные результаты! Я убежден в этом! Результаты, а не бесплодные попытки, которые мы принимаем с постоянным упорством, даже предвидя конечный результат. И я всего лишь выполняю ту же самую миссию, возложенную на нас Творцом!
………Если бы научная элита не закостенела в своих взглядах, она бы поняла, насколько перспективен мой подход к взращиванию новых цивилизаций. Мне очень жаль, что ты не поняла и не приняла моих идей; что посчитала меня безумцем, как и все остальные. Мне остается только ждать и уповать, что мои саженцы, пройдя все стадии войн меж собой, сумеют не только выжить и выстоять, но и продвинуться в эволюции до тех вершин, которых достигли мы. Ах, как бы мне хотелось, чтобы ты была рядом! Пишу это послание, чтобы не сойти с ума от тоски.… Как бы мне хотелось увидеть тебя!..

….. Меня лишили возможности увидеть результат моих экспериментов! У меня отобрано все оборудование, я вынужден прожить биологическую жизнь, не имея возможности идти по времени и пропускать длительные отрезки в становлении моих саженцев! Это невыносимо, это подло! Но я твердо убежден, в том, что именно мои подопечные и сумеют выйти на тот путь, которым прошли до нас наши Предтечи! И которым идем мы, и которым пойдут другие, после нас.
Какая жалость, что я не могу подстегнуть время!


…ность и я понял. …………… кто же……

Поток положительно и отрицательно заряженных частиц, вот кто мы такие! Каждая частица, - это душа. И биологическая жизнь, - это подзарядка, после которой движение возобновляется, а потому она вечна в движении и вечна как жизнь. Биологическая жизнь, это разновидность разумной жизни в другом измерении, это параллельный поток основного движения……..

….. Там, где возникают подходящие условия, всходят саженцы разума, но они не могут взойти сами по себе, нужен тот, кто будет проращивать их. Мы - садоводы. До нас такими садоводами были наши Предтечи. До них были другие предтечи, и мы продолжаем общее дело, возложенное на нас Творцом. Как женщины продолжают род, как ученики продолжают дело учителей. Все движется и наше существование и движение имеет свой глубокий смысл и высшую цель, но мы о ней порой не догадываемся. Или не хотим думать об этом, а многие именно себя считают венцом творения. Но мы ищем. Мы создаем, и уходим, пытаясь понять, - что такое ТВОРЕЦ? И все наши представления о Добром Боге и Злом Дьяволе, - всего лишь смутная память о плюсе и минусе в цепи главного потока. Мы боимся и отвергаем минус, не понимая, что одно не может существовать без другого, вернее цепь не может существовать без наличия обеих полюсов. Вот такая простая и давно известная нам схема и есть закон, принцип существования Творца, его модель и макросхема, которые по аналогу с электрическим полем являются душевным полем, либо полем душ….

… Вот взойдут саженцы, и мы покинем эту планету, а они будут развиваться, пока и сами не зададутся вопросом: кто они, для чего, откуда и зачем? Станет непригодной эта планета, в другой части вселенной найдется другая, на которой может мы, а может уже они, вновь создадут место для мысли и души, и не важно, как будут выглядеть ее носители. Главное, что они все, вне зависимости от облика будут общими носителями единого знания…
Пройдя так много, шагая от планеты к планете и научившись пользоваться наукой для передвижения и познания Вселенной, мы, тем не менее, продолжаем искать своих Предтеч во всех ее уголках. Вначале мы были озабочены одним вопросом: зачем они создали нас? Потом доросли до вопроса: а кто создал вас? Но даже если удастся проследить всю цепочку Предтеч, получим ли мы ответ на самый главный вопрос: а кто создал самых первых? И так рано или поздно, но все придут к вопросу о Творце. Потому что на самом деле мы ищем Творца; а находим лишь свое представление о Нем, а ведь Он всегда с нами, в нас, Он пред нами. Мы ищем сложное, а Он в простом. Пишу это не с разочарованием, а с осознанием своего места, своей принадлежности Ему, отринув все чувства, ибо чувствую время полного слияния с Творцом, вхождение во всеобщий поток и неважно уже, что подумают об этом другие Кхонти, другие люди. Ведь человек, - это единица измерения БОГА, ТВОРЦА!
И как бы мы далеко не продвинулись в техническом прогрессе, не мы первые, и не мы последние…

…….Мне удалось прорезать стену …. я могу выходить на свежий воздух, но я не могу уйти…..

….мы открывали миры и основывали в них жизнь, зарождали разум, дабы понять, кто мы, для чего и зачем?......
........ И мы становились богами для своих подопечных и вынуждены были покидать эти планеты, чтобы дать им развиваться и дальше: не в слепом преклонении пред нами, а выбирая свой путь. Подобно огородникам терпеливо сеяли мы семена разума в подходящей почве, поливали и удобряли, пока саженцы не начинали всходить. И тогда мы переходили на другое поле, чтобы у саженцев не возник комплекс неполноценности. ……
……….Но на эти вопросы, которые мучают нас самих, ответ я получил только на один: зачем? И за это меня объявили сумасшедшим и заперли здесь, отобрав все средства связи, лишив возможности покинуть свою тюрьму. Но познав свою суть, я не ропщу: жду своего часа, жду, когда сольюсь со всеми…
Хон Лохинорси. Человек.



Кромбо дрожащей рукой расправил листы и снова впился в них глазами. Но осмыслить то, что он держал сейчас в своих руках, за раз было невозможно! Это требовало не сколько изучения, сколько осознания. Даже если это бред безумца, перед мысленным взором юноши предстали не загадочные и непостижимые в своих помыслах Предтечи, Творцы, Боги, - а вполне реальные разумные существа! Мыслящие, творящие, ищущие! Они не были единым, как почему то представляется всегда; они спорили, отвергали и принимали идеи друг друга. И враждовали меж собой. Это были такие же существа, как и они сами. Они себя именовали кхонтами, цивилизация Кромбо именует себя дилогарами; но всегда и во всех уголках Вселенной все самоназвания переводятся на общий универсальный язык как - ЧЕЛОВЕК.
Как расшифровывается это слово: чело век; век челом? Век, - означает вечность, бить челом, - кланяться: то есть тот, кто припадает всегда к стопам ТВОРЦА, понимая, что только в Нем он найдет путь к движению в бесконечности, к гармонии и постижению. И что любой другой путь ошибочен и другое трактование может увести в сторону.. Если соразмерять этот перевод как отношение одного человека к другому, более могущественному, то это и будет как раз дорога в никуда. В котором один не развивается в силу своей униженности, другой в силу своих амбиций и самомнения. И только перед ТВОРЦОМ человек может склониться как перед силой, которая не унижает его, а подымает до своего уровня. Он должен, он обязан это делать! Не выпрашивать милости, как подачки, не мечтать о вечности, как о награде за благодеяния: она и так дарована ему и для него только вопрос, как он войдет в нее, под каким знаком: плюс или минус. Нет рая и ада, - есть только вечное движение частиц! И постижение. Во всех областях: в науке, в технике, в быту и работе, в математике и философии. И только одно запрещается: застыть на месте. Дело даже не в наказании сверху, от Творца. Остановка, - это болезнь, это закупорка Его вен. И она лечится, она устраняется.

Кромбо замер в изумлении: его ли это мысли? Как он мог подумать такое, если всегда считал творцами кхонтов, и никогда не задумывался о всеобщем Творце? Его сознание, его рассудок трещали сейчас по швам, впуская в себя нечто большее, чем могло туда вместиться. Неужели это безумие? Неужели Хон Лохинорси заразил и его своим безумием? Только безумен ли этот человек? Что искали дилогары: технические знания кхонтов, и только? Нет! Они хотели познать себя через своих творцов в первую очередь, как и кхонты хотели познать своих предтеч, чтобы познать свое предназначение. Все искали, ищут и будут искать познание самих себя, - в первую очередь! Даже если только десятая часть цивилизации занята этим, у нее всегда есть шанс продвижения в бесконечности. И сколько бы предтеч не было, все дороги ведут к Творцу. Все дороги сходятся в Нем.
Кромбо вдруг вспомнил свой детский вопрос, задаваемый матери. Почему Бог (мать так называла предтеч, не желая впутываться в долгие объяснения в вопросах, которые и сама не понимала) не остановил ту последнюю войну, почему позволил Хилергу устроить самую страшную бойню в их истории? Но если жизнь, это нескончаемый поток, и смерть это только переход в другое состояние, то зло, каким оно видится нам, перестает быть Вселенским Злом. И ведь древние дилогары это понимали и прямо говорили в ксутрах. Только их потомки разучились понимать, либо ища во всем подтексты, согласно своей точке зрения;, либо вовсе отвергая. Зло, конечно, остается злом и с ним надо бороться! Иначе в цепи будет один минус и цепь прервется. Как и наоборот. Вечное равновесие, вечный баланс между плюсом и минусом и есть космическая гармония. Отдельная душа, - это уменьшенная копия Вселенной, Творца. Вот почему говорят по образу и подобию, но подразумевая вовсе не внешнее сходство. И в душе тоже нет однополярности: в ней есть и то, и другое. И нужен только баланс, равная доля и плюса и минуса. Причем минус, либо зло, приходит само, а плюс, - добро, нужно восстанавливать пониманием и осознанием самого себя. Нет и не может быть однополярности: ни в отдельном человеке, ни в обществах, ни в цивилизациях.
Кромбо потер виски: то что вспыхивало в его мозгу, вызывало боль, но он не мог оторваться и снова вчитывался, задавал вопросы, и в голове возникали ответы…

7
Они встречались каждый день и говорили, говорили. Норий чувствовал, что Нимло ведет его к своей цели, но к какой именно? Они говорили, они ковырялись в душе Нория, разбирали поступки, действия, желания, причем сам Норий рассматривал себя как бы со стороны. И столь многое открывал в самом себе, что это поражало, но не вызывало возмущения. Его делишки, махинации, которыми Норий еще вчера гордился, теперь вызывали смущение, стыд, но Нимло делал это не для того, чтобы ткнуть носом. Они искали причины. И он поверил Нимло, сразу безоговорочно! Поверил, зная, что Нимло делает это для его же блага и видит в этом высокую цель, которую невозможно объяснить сразу. К ней можно только вести. И Нимло вел. Он выводил его на дорогу, идти по которой Норию предстояло дальше уже самому. Бог, который в душе, не вызывал в нем больше недоумения. Норий принял это как главный принцип своей сущности, сущности человека, поскольку он и сам столкнулся с этим.
- Бог это совесть? Но почему у одних она есть, а у других ее нет?
Нимло задумался.
- Сказать что совесть, было бы неправильно. Совесть, это лишь голос Бога. Его можно не услышать, не послушаться, можно даже сказать, что она не нужна, и утопить ее в вине, как маленького слепого куити в бочке с водой. И ведь другие никогда не узнают, что тебе сказала она, о чем говорил с тобой Бог. Но это для людей, а не для Бога. И вот тут начинается самое интересное, Он всегда дает сделать свой выбор. Вот развилка - куда ты пойдешь дальше, в Навь, или в Правь, налево или направо? Решай сам. Выбор за тобой.
Идя в одном направлении, ты будешь блукать в миражах. Поначалу они красивы, приятны, туда хочется идти, но это всего лишь туман, мираж. А в другом ты будешь понимать, что должен делать то, чего не хочется твоему эго. Там обязанности, и они горьки. Но выбор всегда за тобой.
- И ничего другого нет? Только вечный выбор между
одним и другим?
- Человек всегда выбирает, в жизни, в душе. Нет никого, кто не стоял бы перед выбором. Возможно, и сам Бог всегда стоит перед ним. Но что за выбор у него, нам неведомо.
Норий вскричал:
- А если я не хочу выбирать?
- Тогда жизнь сделает его за тебя! А ты будешь плыть по течению, как та щепка, и однажды тебя выкинет туда, где тебе не хочется быть. Разве не так?
Норий обомлел! И ушел, не попрощавшись, хлопнув дверью.
Но на следующий день пришел опять. Его манило к этому человеку, в котором он как в зеркале видел себя. И он учился понимать себя.
А приток беженцев увеличивался с каждым днем. Люди приходили истерзанные, непонимающие и не понимали еще больше, видя, как здесь люди живут с мерзгли и куири в мире. Они подозревали, и эти подозрения раскалывали их поселение, вызывая смуту и еще прикрытую вражду. Нимло ходил в печали. Однажды он собрал всех на площади перед неказистым своим храмом.
- Пусть те, кто враждебно настроен к мерам, покинут нас! Мы живем в мире и согласии, и не позволим здесь устроить резню! Там ниже по течению есть земли, плывите туда, стройте свои города, места хватит всем! Но помните, что придя сюда, вы отныне будете жить среди людей, как бы они не называли себя, как бы вы ни называли их! Выжить можно только всем вместе! Кто ненавидит, тот исчезнет, ибо никто из соседей не придет ему на помощь в беде! Это говорит мне Бог, а я говорю вам!
На площади начался ропот.
- Нет больше богов!
Нимло поднял вверх обе руки, призывая к вниманию, и ропот на площади стал стихать.
- Вы знаете, как наверху почитали богов! Где они теперь?! Вы знаете, за что меня изгнали! За то, что я усомнился в этих самых «богах»! Но я отверг их не потому, что мне так этого захотелось! Нет! Я познаю Истину! Я знаю настоящего Бога, я говорю с ним! Разве это не так?
И те, кто жил здесь давно, дружно выдохнули:
- ТАК!
- Боги в обители,- это жалкие боги! Не они создали мир, не они создали нас, разве не так?
- ТАК!
- Истина не является из за этих лжебогов, которые нужны тензорам лишь для обмана. Я презрел лжецов, и они изгнали меня, боясь разоблачения! Они хотели убить меня, но настоящий Бог отвел от меня беду! И вот я здесь, основал город, в котором любой, кто хочет знать Истину, может жить спокойно!
- Да, это так! – кричали старожилы.
- У нас нет вражды, мы живем в мире с куири! Мы живем в мире с мерами, разве не так?
- ТАК!!
- Мы все здесь равны, мы все одинаковы, мы все здесь - люди!!!
- ДА!
- И вот я говорю вам, я стар, и становлюсь слаб!
- У-у-у!
- Да, да, дети мои! Это так! Я не могу убедить тех, кто только что пришел! Они больны, они полны ненависти, ибо их изгнали из их домов, разве не так?
И теперь другая половина выдохнула:
- ТАК!
- Но здесь, внизу другие законы! Здесь столько опасностей, одни юзди чего стоят! Они сейчас опять собираются в стаи, и скоро будут атаковать нас. И если мы не будем дружно отбиваться, не считаясь, кто из нас куири, кто меры, кто ико, то погибнем все! У меня нет времени убеждать вас, но скоро вы и сами это поймете. Я не имею возможности остановить эту вражду, поэтому говорю: кто не умеет и не хочет смирить свои чувства, уходите!
Нимло спустился с трибуны и тихо сказал Норию.
- Они уйдут. Но они будут ненавидеть и однажды они убьют куири, которые придут к ним с товарами для обмена, и это будет конец для них самих. Они не выживут здесь…
И действительно, многие ушли. А те, кто остался, учились жить все вместе, хотя это было не просто.

8
- Дело не в том, что нас меньше; мы слабее их, потому что мы изнежены нашими законами! Мы так привыкли к заботе о нас, привыкли к послушанию и подчинению, привыкли не думать, считая это ересью, беспощадно наказуемой! А в итоге: отучились защищаться сами!
- Где эти боги, где их законы?!
- Значит, мы сами теперь должны писать новые законы, и сами соблюдать их! Учиться думать и развиваться без запретов церкви!
- Здесь закон только один, - я!
Солгино ударил кулаком по столу.
- Ты кто? Бывший страж бывшей церкви, бывшего жреца? Бывший генерал, не смогший защитить Градура?! И теперь ты пришел ко мне давать советы, что мне делать?!
- Я не телохранитель, я защищал людей! Но нас было так мало! Если бы вы пришли на помощь, когда я просил вас, мы бы остановили их!
Парри горько усмехнулся.
- Да, я не полководец. Я только пытался честно защитить нашу землю! Вы правы, ваше величество: я бывший, - во всем теперь бывший, даже бывший воин! Надеюсь, вы сумеете их остановить! Желаю здравствовать!
Он отдал честь и вышел из комнаты. Градур бросил ему вслед:
- Беги, страж, это единственное, что ты можешь!
Эти слова хлестнули больнее плети! Парри вздрогнул…, и понурившись пошел дальше.
На улице десять братьев ожидали его. Суори отдал ему поводья.
- Что теперь, командор?
- Все братья! Наша служба окончена! Кто имеет жен, пусть ступает к ним. Больше нет братства, мы теперь, как и все, каждый сам по себе… Я иду искать свою жену. А что будет потом, не знаю.
Молчун Хуки вдруг пришпорил коня и перегородил путь.
- Я не могу красиво говорить, ну, вы это, сами знаете…
Но я хочу сейчас сказать: мы это…, столько вместе были, а сейчас что, разбежимся как песчаные крысы? Нам нужно и дальше быть вместе, а то мало ли что.… Столько всякой мрази на дорогах!
Братья загомонили все разом.
- Будем держаться все вместе, с женами, с семьями!
- Что будет завтра, неизвестно! Так хоть сумеем постоять за себя!
- Приказывайте, командор!
Парри печально посмотрел на друзей.
- Я больше не ваш командир.
- Ну пересидим мы в диком королевстве, а потом и туда придут твари, и что? Будем умирать поодиночке? Я предлагаю идти вниз, к Нимло!
Зоули высказал мысль, которую они видимо давно обсуждали между собой, поскольку все остальные согласно закивали головами и выжидающе теперь смотрели на командира.
- Я защищал эти земли, не для того, чтобы убежать в самую тяжелую минуту! Мое место здесь, чтобы меня не ожидало! Вы можете идти куда хотите, я вас не буду осуждать.
Парри пришпорил коня, не желая больше слушать своих бывших братьев. Миновав площадь, он оглянулся. Суори и еще четыре человека следовали за ним.

Барон Менево был снисходительно презрителен. Видимо узнал об отставке и теперь не знал, что сказать зятю, которого не хотел больше видеть зятем. Парри тоже не желал задерживаться: хотел только забрать жену и ехать дальше, в пятое королевство. Может у Нугори он сумеет найти службу, пусть и в качестве городского стражника. И как бы не хотелось Менево отпускать дочь, та его не стала слушать. Собрала вещи и покинула дом, провожаемая криками отца и слезами матери. Родители не знали, что она беременна, а Парри, узнав, на радостях купил на последние деньги коляску. Ехать в седле, как настаивала Суини, он ей запретил категорично. Так целым караваном из колясок и телег, поскольку жены братьев были с родственниками, они пылили по дорогам в дикое королевство.
Неподалеку от границы на них набросилась толпа крестьян, вооруженных как попало. Против такого количества им бы вряд ли удалось отбиться, но Парри узнали и пропустили, и даже снабдили провизией на дорогу.
- А что теперь делать, - ответил их вожак, здоровенный мужик в кафтане графа, - законов нет, ничего нет, а жить то надо. Вот и приходится грабить. И Парри не стал его осуждать.
Повсюду было одно и то же. Люди, привыкшие к порядку, привыкшие к подчинению, не знали, что им теперь делать. И они послушно шли за любым, кто не утратил еще храбрость бросить вызов обществу, законам, которых то и не было теперь. Смельчаки объявляли свои законы, но это были законы джунглей и стаи людей воевали между собой, воевали со всем миром. Без всякой надежды, и понимая это, озлоблялись все больше и больше.
На улицах Дабина царил все тот же хаос. Никому не было ни до кого дела, вроде все кипело, как всегда, но за всеми действиями людей виднелся страх и равнодушие к другим. Все спешили: куда-то, зачем-то, что-то говорили, но в отличии от прошлых лет не было того единства, даже в толпе каждый был сам по себе и в других видел только врагов.
Они сняли полностью большой дом, не желая расходиться и теряться в городской суете. Парри пошел к Дири, начальнику городской стражи, но тот вел себя странно: встретил его радостно, вроде даже сам был готов предложить ему место своего заместителя, но тут же сник. Предложил сходить на прием к королю. Порывался что-то сказать, и смолчал, говоря о всяких пустяках. Парри не питал надежд и идти к Нугори не хотел. Но пошел.
Как ни странно, король встретил его радостно и сразу предложил ему набирать и готовить роты и Парри принял предложение с удовольствием. Тем более, что готовые сержанты у него уже были. Они обговорили детали, и Парри отбыл в учебный центр, который располагался на окраине города. Вскоре они набрали первую роту и приступили к занятиям. И душа его вернулась на место, но пальцы зудели и чесались, покрываясь волдырями. Мази не помогали, и Парри пришлось носить тонкие перчатки. Вслед за ним и все сержанты стали ходить в перчатках. Это был высший шик, и мода на них становилась популярной не только у военных. Парри усмехался в душе.

9
Надо взобраться на плато! Но как?! Он должен передать эти сведения, но как это сделать, если нет никакой связи, и переходников? Неужели он обречен остаться на этой планете, вечным узником, как и Хон?
И все что остается, только надеяться, что Загаур вернется за ним. Ведь он был здесь, оставил трос, оставил переходник: он знает, что Кромбо здесь! Пусть это планета не входит в число найденных и изучаемых, Загаур должен искать его! Он должен вернуться, если только специально не загнал сюда, чтобы избавиться от ученика. Но зачем?
Если Загаур вернется, то вернется на плато. Если его не будет там, то учитель должен найти указание, где искать Кромбо. Он должен подняться на плато и оставить такое указание. Только как это сделать? Думать, думать!
Загаур будет осматривать окрестности, будет осматривать в бинокль. Значит, это послание должно броситься в глаза, даже если оно будет внизу. Точно! Он, Кромбо, должен создать нечто огромное: такое, чтобы бросалось в глаза, и указало его местоположение. Но что, если Загаур уже был здесь и не найдя его ушел, и больше не вернется? Нет, так нельзя думать! Нужно верить, и делать то, что задумал! Надо идти до конца!
Кромбо поднялся к озеру, дошел до осыпи. Много раз пытался подняться, но камни начинали сползать вниз, увлекая его за собой, и он только чудом избежал гибели.
Что же делать? Может на скале написать крупными буквами свое имя? Но чем? Кромбо для пробы головешкой начертал букву, но на серых камнях она не бросалась в глаза, а когда он выплеснул чашку воды, буква почти смылась. Пару дождей, и от надписи ничего не останется. Выложить надпись из камней!
Он выбрал склон, на котором черные камни будут заметно выделяться, и стал собирать булыжники, валуны; все что мог поднять. Это был нелегкий труд. Камни приходилось тащить от самого озера вверх по склону. Из всего имени он решил уже сделать одну букву, но огромную. И в основании буквы сделать тайник, в котором он будет хранить драгоценные листы, на всякий случай, мало ли что может с ним случиться!
Так трудился он, и вдруг услышал резкий хлопок. Оглянулся, не понимая, откуда донесся звук и только потом догадался взглянуть на плато! Вначале заметил отблеск стекла, потом различил фигуры! Загаур вернулся. И сам поразился своему равнодушию, своей усталости. А ведь думал, что будет прыгать от радости….
Кромбо натянул рубашку, собрал и сложил листы в сумку. Ну, вот и все! Прощай тюрьма Хона, прощай испытательный полигон. Хотя почему прощай? До свидания, и надеюсь скорого.
Его подняли наверх на спасателе, верткий мономик легко вспорхнул над осыпью, поднявшись к вершине плато, и первым, кого увидел Кромбо, был Загаур.

10
Там, где в Кури впадает светлая Нуиви, на том самом месте, где Норий высадился в первый раз, пришлось спешно строить форт. Вновь прибывающие люди, не зная о существовании хищников, легко становились их добычей. Это было необходимо сделать уже давно, но тогда прятались от тензоров, от церкви, поэтому и забрались так далеко в джунгли. Нимло сетовал на себя: он должен был предвидеть это, но упустил в суете, теперь возводить стены приходилось под потоками воды. Начался сезон дождей, и они размывали почву, превращая ее в скользкое месиво. Работа превращалась в пытку, но строить было надо. Твари буквально выныривали из стены дождя, утаскивая людей, и снова пропадали в ней, и только мерзкие вопли, по которым им и дали имя, подсказывали, что хищники бродят вокруг лагеря. Спасала их трусость: получая отпор, юзди тут же отступали.
Норий давно потерял счет дням и трудился наравне с другими. Они вырубали толо, благо, что деревьев здесь хватало. Толо были словно самой природой предназначены для строительства: без сучьев и достаточно твердые, способные выдержать вес хищников. Твари умудрялись перепрыгивать через стены, и поэтому внутри периметра в несколько рядов вкопали заостренные колья, на которых скоро бились в агонии столько туш, что перепуганные беженцы были готовы вернуться назад, предпочитая хищникам войну с мерзгли. Идти в город Нимло они уже не хотели, и может это было и к лучшему. Город не мог уже вместить такого количества, поэтому всех отправляли вниз по течению, предоставляя им возможность самим выбирать место для поселений.
Потом Норий вернулся по просьбе Нимло в город, тот слег с лихорадкой.
- Всегда так, - жаловался старик, пытаясь подняться, - стоит только пойти дождям, как я не могу встать с постели.
- И не вставайте, прошу вас!
- Но я не для этого тебя позвал. Мы говорили о многом, но главного еще не обсудили. Пришло время поговорить о тебе, о твоем предназначении. Первые дни ты ломал голову, зачем ты здесь, зачем ты мне, разве не так?
Норий усмехнулся.
- С тех пор многое изменилось.
- Несомненно. Но теперь пришло время открыть главную цель и твоего и моего предназначения. Я научил тебя понимать себя, прислушиваться к голосу Бога. Скоро здесь будет человек, который построит город на берегу океана. Ему надо помочь! И это и будет теперь твоей обязанностью: заложить новую Веру в сердцах, вместе с ним закладывая новый город.
- Так я снова возведен в сан тензора?
- Нет, не тензора! Любая религия с течением времени становится лишь средством для пропитания жрецов. Они не только искажают Истину, - они сознательно превращают ее в подобие кнута, подстегивая и понукая народы бояться Бога! Заставляя почитать таким образом их самих!
Норий никогда еще не видел Нимло в таком возбужденном состоянии.
- Вместо того, чтобы любить Бога, как дети любят отца, Его начинают страшиться, ибо жрецы пугают Им, как малых детей пугают лякой. От этого надо избавляться. Поэтому слово»тензор» больше неуместно!
- Но как теперь именовать служителей?
- Чем проще, тем лучше. Например, - отец! Если Бог нам всем является отцом, то и те, кто несет слово о Нем, тоже должны именоваться отцами. Отец Норий. А что, неплохо звучит!
- Неужели люди будут изгнаны из долины? Где же справедливость? Почему Бог равнодушно взирает на муки людей?
- А справедливы ли были люди, загоняя меров в подземелье?
- Но тогда считали, что так повелели те боги!
- И что они избрали ико-людей для лучшей жизни, не так ли? И люди настолько уверовали в свою избранность, что теперь вопят о несправедливости, не так ли?
- Да, наверно так.
- А на твой взгляд, где здесь справедливость? Кто прав, ико, или меры?
- Еще недавно я бы сказал люди. То есть ико. Сейчас, - не знаю. Есть какая то высшая логика, но я не могу уловить ее. Слишком велико воздаяние: ико позволили жить мерам, пусть и в пещерах, а те убивают в ответ.
- Справедливость как баланс весов, качается из стороны в сторону. Поверь мне, если бы у ико-людей была полная уверенность в своей правоте, они бы так просто не отдавали сейчас свои земли. Если быть справедливыми, то и меры не могут претендовать на Куринскую долину, - она принадлежала куири. Пройдет сколько-то времени и куири начнут войну с мерами и вытеснят их из долины. И это тоже будет справедливостью. Так причем здесь Бог? Он не судья, как воображают люди. Он источник нечто большего, а не летописец битвы за долину, не арбитр, следящий за правилами боя. Он источник Силы, которую человек в себе ощущает как внутреннюю силу и уверенность в правоте.
Теперь уже можно будет с полной очевидностью утверждать, что дело не в Боге, а в духовном настрое самого человека. Сила Веры, сила убеждения, - это и есть та внутренняя пружина, которая не позволяет ему сломаться. Если человек уверен в своей правоте, то даже высшие силы вынуждены будут ему подчиниться и обстоятельства начнут складываться в его пользу. Вера и убеждение в своей правоте воздействуют на разум, на сознание и подсознание, позволяя совершать чудеса, и примеров тому не счесть. Дело не в примитивном ожидании: я вот хорошее сделал, - и ты мне конфетку, только сразу, Боже! Поэтому и не сбываются такие надежды, и такие ожидания будут бесплодными. Вера позволяет разомкнуться, стать выше, дает возможность устремляться к большему, к бесконечности. Цинизм, - во что превращается безверие, - замыкает человека. Дело не в том, хороший он, или плохой, - он будет праведником, но не сможет шагнуть дальше, не сможет развиваться. Добившись успехов, он возгордится, а гордыня всегда уводит с пути. И опять-таки, может пройти не одно тысячелетие, прежде чем это становится очевидным.
Вера и убеждение, это и есть внутренняя взаимосвязь человека с Богом. Это ключ к победе, ключ к движению в вечность.
Сейчас люди наверху проходят самое страшное испытание. Безверие в Бога порождает безверие и в себя, оттого их оттесняют все больше, и смерть становится для них неименуемой. Оттого творящие зло всегда стремятся обрести силу: зная, либо чувствуя свою неправоту, они стоят одной ногой в бездне и это порождает ненависть еще большую. Это становится замкнутым кругом, из которого у них нет выхода, сколь бы не были они сильны.
- Так выходит на стороне мерзгли сейчас сам Бог?
- Повторяю, Он ни на чьей стороне. Он родник, из которого может напиться только правый. Он источник Силы, воспользоваться которой может только уверенный в правоте. Хотя сила убеждения слепа, и человек может творить страшное, искренне веря в свою правоту. Это будет создавать нелепые ситуации, кровавые в своих последствиях, но Истина всегда возвращается, пусть на наш взгляд порой и слишком поздно.
Меры на данный момент правы: они освобождаются от многовекового ига. Они уверены в своей правоте, именно это и дает им силы. Но запомни, ничто так не страшно в Вере, как убеждение в своей избранности! Пройдет еще сколько то веков, и уже меры, возомнившие себя избранными, начнут творить зло, которое заставит каури и ико-людей распрямиться как пружины. Ведь тогда они уже будут правы; а чтобы они знали к кому им взывать, к кому обращаться, нужен ты! Нужны отцы, которые донесут людям правду о Боге, о человеке и их внутренней взаимосвязи. Даже если впоследствии служители начнут искажать Истину, у нее остается шанс вернуться к людям, если о существовании ее как таковой, еще помнят.
Теперь тебе известно твое предназначение. Ты будешь основателем истинной церкви и пройдут века, прежде чем эта церковь превратится в свой антипод. Но тогда придет новый вестник, откроющий глаза людям, и он вернет их к Истине. Так что в самом страшном зле открывается путь к благу, а во благе, - таиться зло.
- Но как я могу стать основателем, если ничего нет: ни письмен, ни молитв, ни ритуалов, вообще ничего, кроме слова, к тому же без тайн, без мистерии таинств, без всего того, к чему привыкли люди?
- Ритуалы, таинство, нужны жрецам, только ради поднятия своего престижа. Это игра: вот Бог недосягаем и непостижим, и только мы знаем, как к нему обращаться. Либо это древняя вера в заклинания: произнес молитву, как заклинание, и обязал Бога выполнить свое желание. Молитва нужна для настройки разума, это знак, что ты готов услышать Бога, не более.
- Но как быть с бывшими жрецами? Я видел среди беженцев одного, он все говорил о возрождении правильной церкви!
- Участь их незавидна. Они понесут идею своей избранности и дальше, но эти земли не примут их. Поэтому ты должен встретить того человека и проводить его к океану. Место для будущего города тебе подскажет Бог.
Нимло улыбнулся:
- Ну и я подскажу! Будете плыть до самых устьев. Потом пойдете вдоль берега по левую руку, пока не начнутся горы. А там поймешь сам, где поселиться. И помни, нельзя останавливаться раньше, какими бы красивыми не казались те места. Они не пригодны!
- Так выходит, что сейчас мы людей отправляем на заведомую гибель?
- В благе таится зло. Я не могу отдать первому, кто придет, самое лучшее, что у меня есть. Для чего, чтобы они и дальше проповедовали свою избранность? Нет! Они не готовы понять и принять сейчас Истину, их сердца полны ненависти. Это и будет им испытанием: если прислушаются к себе, если услышат глас Бога, то найдут и безопасное место. У них есть выбор, и есть шанс. В зле таится благо. Тебе кажется это жестоким? Но представь, что люди, исповедующие свою исключительность, выживут, обретут силу и начнут мечами нести ее всем. Начнут снова подчинять себе других, загоняя в рабство слабых, как в подземелье! Что тогда будет? Что угодно, но Истины не будет, это я могу сказать точно; она им будет не нужна! Она им будет вредна, и они будут уничтожать любого, кто посмеет сказать о ней. Несправедливо? Может быть. Самому на сердце от этого тяжко. Но ты не спросил самого главного, имени того человека…
- И…?
- Парри.
-?
- Да, тот самый, который должен был арестовать тебя. Но запомни, он, и все остальные не должны знать об этом разговоре. Место для поселения ты должен найти «случайно». Чтобы никто из них, ни их потомки не вообразили себя избранниками Божьими.
Как потом Норий жалел, что не записал эти слова сразу! А когда понял, что надо писать и начал это делать, не смог. Запутался в фразах: в отрыве от всех обстоятельств, слова Нимло выглядели высокопарными и непонятными. Приходилось писать историю Куринской долины, причины изгнания меров в пещеры, потом причины изгнания ико. Но он писал, чтобы в памяти людей не потерялась истина.

11
А на равнине творилось страшное. Люди отступали все дальше и дальше. Солгино отдал треть своей территории, прежде чем до него дошли слова Парри о необходимости объединения, в котором неважно кому будут отдана корона общего правления, главное сделать это. Но отдать хоть долю своей власти? Не будет ли это хуже самой смерти? Так думали они все: и Солгино, и Нугори, и даже Градур, король без королевства. Корник пал в битве, Сталай пропал без вести. Говорили, что он отправился вниз, основывать новое королевство, но так ли это, никто не знал. Надо сказать, что по поручению всех королей туда тайно пошли люди: закладывать внизу основу будущих столиц для их королевств. А здесь, здесь лилась кровь рекою и люди все чаще и чаще вопили к небесам, проклиная и богов, и королей, и самих себя. Отчаяние толкало их и на подвиги, и на самые страшные преступления.
Парри снова был в строю. Солгино и Нугори все-таки объединились и даже остановили наступление мерзгли под Киголой, от которого до столицы Солгино был день пути. Но глядя, как противник накапливает силы, готовились к отступлению. Теперь люди, отступая, сами уничтожали свои города, отравляли колодцы, уничтожали скот и пашни. Это и остановило на какое-то время продвижение тварей, но конец все равно был неизбежен.
Парри смотрел, как дома в поселке обкладывают сеном и дровами. Скот уже весь вырезали, армия сейчас питалась как никогда щедро; смотрел, и сердце его обливалось кровью.
Рано утром мерзгли пошли в атаку. Земля содрогалась от топота копыт и скоро тяжелая кавалерия врезалась в их позиции. Первые ряды своими телами сокрушали выставленные копья и колья, а следующие перепрыгивали через трупы и рвались дальше. Парри дрался с отчаянной решимостью, но чувствовал приближение смерти. Выбора у него не было. Он отбил нападение одного, а потом мерзгли, закованный в броню, ударил его по голове ядром на цепи, и это было последнее, что он увидел. Вспыхнуло солнце, и наступила тьма.
Очнулся от движения. В смутной пелене различил Суини и удивился, хотел закричать, прогнать с поля боя, но сил даже прошептать не было, и он снова упал в темноту.
И снова и снова приходил в себя, но на краткий миг, и не понимал, чувствуя, что они куда-то плывут. Что-то стало с глазами, видел все как в пелене, которая смазывала лица, предметы. Однажды пришел в себя и задал давно мучавший его вопрос, - куда они плывут, но ответ не понял, скорее догадался. Куда еще можно было плыть?
Спуск дался им тяжело. Нести на носилках командира местами было невозможно, и братья вели его под руки, рискуя сорваться вместе с ним. Но как бы то ни было, они спустились. И здесь только Парри начал приходить в себя.
- Зачем вы потащили меня сюда? – накинулся он на Суори, - вы сделали меня предателем!
- Командор, да очнитесь же вы! Это не вы, это вас предавали, все: Халино, Градур, другие короли! Вы защищали землю, вы защищали людей, но кого защищали они? Только свои интересы! Поэтому мы обречены на поражение! Никто из них не удосужился хоть раз прислушаться к вашим словам! Вас оставляли биться с горсткой людей против полчищ, но они ваши победы приписывали себе, а свои поражения вам! Так стоят ли короли и их королевства того? Ну погибнете и вы, и все мы, во имя их власти, и что с того? Что это изменит? Они все равно проиграли! Так уж лучше уйти; здесь у нас появится надежда не только выжить, но и зажить по нормальным законам, которые мы напишем сами!
Парри махнул рукой, понимая, что с одной стороны брат прав. Быть честным по отношению к бесчестным, которые тебя же понукают твоей честью, дело малоприятное и глупое.
Они плыли на плотах, которые все время норовили застрять то на отмелях, то не непонятных корнях и корягах, и это сильно затрудняло их путь. А на одном из этих плотов плыла Тельда с о своим мужем, который уже встал на ноги. Коло был весел и уверен в себе. Предстоящие трудности его не пугали. Самое худшее уже позади, так говорил он, прижимая к себе жену. И Тельда проникалась этой уверенностью.
А потом слегла его жена. У нее был жар и Парри сидел подле нее неотлучно. В тумане они чуть не миновали форт, и только голоса и лай собак вывели их к пристани. Парри был поражен: несколько лачуг, это и есть город Нимло? И неприятно поразился еще больше, когда встречать их вышел тензор Норий. А потом сказал сам себе: все что было, - было там наверху, так пусть все разногласия там и останутся. Норий удивил его еще больше, сказав, что ждет их несколько дней. Они снова поехали, и Парри шел рядом с телегой, на которой почти без сознания лежала жена, и умолял пощадить ее и ребенка, сам не зная кого. Обратился к Норию, не в силах больше мучиться и тот пообещал помолиться за нее. И объяснил, к кому надо обращаться, а в городе, встретивший их Нимло поведал об Истине, о Боге и вера эта не вызвала в его душе сопротивления. Он был готов принять ее и принял, видя, как жена пошла на поправку. Присутствие мерзгли или меров, как их здесь называли, его хоть и шокировало, но ненавидеть их он не смог. Это были такие же беженцы, как и он сам и он привыкал к их присутствию, как и равноправию, понимая, что по-другому нельзя.
Они оставались в городе, пока жена не родила сына и не окрепла для нового путешествия. Вот только Нимло был плох, и уже еле вставал, но однажды с трудом взобрался на трибуну. Он обратился к людям с последней речью.
Город, в котором они живут сейчас, мало подходит для жилья. Здесь плохой климат, хотя земля и дает хороший урожай, но необходимость отбиваться от юзди никогда не даст им возможности развиваться дальше. Теперь они могут покинуть этот город и перебраться на новые места, где будут чистая вода и поля, где они построят новый город. Это была его последняя воля. Нимло потребовал, чтобы они избрали себе нового правителя, и люди единогласно выбрали Парри, хотя он этого и не хотел. А Норий стал отцом новой церкви.
Они похоронили Нимло во дворе храма, а потом отправились в путь. Это был трудный переход, но они шли, веря словам Нимло, веря в себя, и эта вера давала им силы. И дошли. Отец Норий вдруг однажды показал рукой под ноги:
- Здесь! Бог сказал мне, это здесь!
И радостно засмеялся. Потом он признался Парри, что боялся не услышать голос Бога. Но он услышал…

12
Миори забирался в поисках грибов никуры в такие места, что самому порой становилось жутко. Но охота пуще неволи. Дело не цене, а в азарте. Так вот однажды он и нашел подземное озеро, а на берегу его высохший труп. Кто именно это был, он не узнал, да и вглядываться было жутко. Под рукой мумии лежал сверток шкуры. Миори развернул, это было письмо, но читать он не мог, а потому отнес его новому жрецу. Тот долго вчитывался.

Начать все заново. Что это, самая изощренная пытка, или милосердие? Ты не помнишь, но в глубине души смутные подозрения, отголосок памяти о делах, о поступках и преступлениях, приведших в конце концов туда, где быть не хочется. Но вынужден. Ибо это наказание. Кара Его. Но даже кара милосердна, - Он всегда дает шанс вернуться. И только теперь приходит понимание, насколько он последователен в делах своих, и логика Его дел простирается так глубоко в темноту будущих тысячелетий, что кроме него понять это не может никто. Увидеть всю цепочку последствий нам не дано; поэтому, то, что происходит на данном этапе и кажется таким нелогичным, нелепым и чудовищным. Я, бывший ангел, бывший демон могу утверждать это с полным основанием. Ибо я имел глупость и дерзость вмешаться в Его дела.
Когда ты выполняешь свою работу, - лишь малую часть в общем деле, начинает казаться, что ты можешь сделать ее всю. От начала и до конца. Хочется стать не работником, а уже законодателем, либо хозяином. Ведь когда знаешь и выполняешь малую часть, кажется, что и другая, большая, тебе тоже по плечу. Вот так я однажды и вообразил! Но это только сотая часть моего подспудного намерения, на самом деле меня больше в то время угнетало негодование на Его творения. На людей. Жалкие, хрупкие и беспомощные, нуждающиеся в постоянном присмотре. И приходилось тащить их сквозь столетия, не давая им зачахнуть, не давая стихиям стереть их с лица земли. И первым было недоумение, - зачем они вообще? Что проку в этих животных, боящихся всего? Вот тогда я и усомнился первый раз в Его мудрости. Я делал, что было мне обязано делать, но я недоумевал. Да и не я один. Все наше общество начало раскалываться на части: никто не понимал, зачем ему люди? Что в них такого, зачем Он взялся их взращивать? Мы недоумевали, мы негодовали, мы ревновали. Поэтому их слабые потуги осознать Его, самих себя, вызывали у ангелов, у многих из нас, лишь презрение. Эти убожества вопили, что сотворены по образу и подобию Его, но сами как были сырцом, протоплазмой, так ею и оставались! Но мы выполняли Его Волю. А люди… люди оставались людьми. Там, где можно было решить мирно, они предпочитали убивать. Убийство было их любимым занятием. Всегда. Но при этом они лицемерно опускали головы и вздыхали, мол, у них нет выбора. Их вынуждают.
Так все и тянулось, и это вызывало уже не только недоумение, но и боль! Они могли бы быть людьми, но они предпочитали оставаться животными! И я возроптал! Вот цепочка: если дать этому человеку взрасти, он не только морально деградирует сам, но и потянет за собой тысячи и миллионы других! Господи, ведь можно исправить все, можно предотвратить муки невинных людей! Почему Ты позволяешь это? И эта мысль все сильнее терзала меня. Глядя, как молятся люди, обреченные на жуткие муки во имя прихоти тиранов; как страдают они, обворованные и оболганные, обреченные на вечное прозябание рабов,- я не вытерпел! Я не смог больше терпеть! Моя душа требовала справедливости! Пусть даже в малом! Вот скот в человеческом обличии; он сейчас обворовывает приют для сирот и те живут впроголодь. Разве можно равнодушно взирать на это, и почему наказание его станет проступком? И я наказал, и это доставило мне удовольствие! Этот жирный хорек заслуживал кары незамедлительной. Признаться, насылая на него чуму, я ожидал Его реакции с трепетом, но ее не последовало. Так значит, и я могу быть в чем-то прав?! А вокруг было столько зла! И с ним можно было бороться, с ним нужно было бороться! И я начал это делать.
Да, я не видел последствий. Я не мог проследить цепочку судеб этих сирот; что один из них, познав несправедливость в детстве, будет бороться против нее всю свою жизнь. И его казнят молодым, но память о нем останется в поколениях. Не то, чтобы он кардинально изменил жизнь, но он станет легендой, а другой человек впоследствии примет эту легенду всем своим сердцем, и сможет изменить жизнь к лучшему. Так было бы, но я вмешался в ход событий. Сирота вырос обыкновенным человеком. Он прожил долго, и может быть даже счастливо. Но не стал тем, кем ему положено было стать. Это я узнал потом…
Когда тебе открывают замысел, пусть даже малую часть его, все становится очевидным и простым. Но это потом! Теперь, пройдя все стадии недоумения, негодования, отрицания и порицания Его, я понял, почему Он не вмешался в мои дела сразу, почему не остановил. Он дал мне это сделать, чтобы я смог до конца понять, что именно я натворил! А тогда… Тогда я вообразил себя Творцом. Смелея век от века, я начал лепить общество зулотов по своему уразумению. А Он молчал. Я наказывал за зло, я убирал негодные ростки сразу, не давая им взойти, я карал беспощадно! И сам не заметил, что мне начинает это нравиться все больше и больше, что я вхожу в роль судьи и палача, вхожу во вкус. А когда заметил, что мое общество потеряло смелость, потеряло смысл и стало похоже на забитых детей, все время ожидающих окрика и боящихся даже пошевелиться, - было уже поздно! Я погубил эти саженцы. Они не взошли. Теперь я понимаю это всей душой. Дело не в наказании: я заслужил его. И это теперь я понял. Но когда Он мне показал всю мою глупость, я закусил удила! И стал павшим, стал демоном! Я пошел наперекор, я строптиво вмешивался в его дела, я мстил Ему, отыгрываясь на его творениях! Я стал врагом, но так и не стал равным Ему. Теперь, отбывая свой срок под землей, и это я понял. Что я всего лишь учтенная часть плана. Но во имя моей гордыни погибли клавины, норолги, да разве всех перечислишь? И вот я в облике меризгарлули, (что за мерзкое имя!) вынужден прятаться глубоко под землей не только от Него, но и от своих «сородичей»! Я устал от них! Дело не в том, что они хуже других; нет, они такие же, как и все. Только я другой. Я не помню всю свою цепочку перерождений, но я знаю, что она есть. И этим я отбываю наказание. Я ушел от людей, не желая от них ни зла, ни добра, и того же не желая им: ни зла, ни добра. Я вообще не хочу вмешиваться в их судьбы, даже на уровне простого человека. Во мне сильны еще амбиции, по старой памяти хочется полыхнуть огнем, стереть тех, кто творит большое и малое зло! И дело не в том, что у меня нет тех сил, что были прежде: я давлю в себе гнев, я не могу позволить ему вырваться наружу, - я не хочу повторения…
Сумел ли я осознать до конца свою вину? Не знаю. Может, когда я сумею полюбить эти существа, которые сейчас выходят на поверхность, убивают других и наслаждаются убийством, может тогда я и буду до конца прощен? Не знаю. Знаю только, что сейчас я их не люблю. Поэтому и прячусь от них. Чтобы не причинить им зла одним своим присутствием. Я понял, что одно благо не дает взойти саженцам, но и зло должно быть дозированным, а главное: я не могу судить о том, чего не вижу до конца, чего не понимаю. Насколько сложна Его схема! Помимо садоводов-любителей, есть и мы. Взращенные садоводы сеют тела, оболочки для душ, а вот души сеем мы! Многомерная система: если мне не дано увидеть в одном измерении, то как я могу понять ее во всей полноте? И уж тем более вмешиваться. Один раз уже попробовал, с меня хватит! Пусть меня считают кем хотят, мне на это наплевать. Не это главное, для меня важнее, что я смог понять, что я восстанавливаю связь с Ним. После стольких веков забвения и тишины я начинаю слышать Его, но я борюсь со своей гордыней, со своим низменным началом, оттого голос Его слаб и не част во мне. И только одно я знаю точно: я хочу быть с Ним, и в Нем. И кажется, сейчас только понял и еще одно: я обращаюсь не к Нему, а к третьему лицу, значит, я не до конца еще все понял. А может я пишу это самому себе, - будущему, чтобы не совершить новых глупостей, чтобы не карабкаться опять с самого начала? Может быть. Опять перерожусь, и возможно в облике мерзгли. И может найду свои записи. Благо, что жрец научил меня писать. Все-таки недаром я столько лет был помощником Рохи. Его теперь изгнали, а себя я изгнал сам. Не хочу проливать ничьей крови, лучше умереть здесь, в глубине лабиринтов. Потому что для меня нет большего счастья, чем услышать голос Бога…

- Теперь понятно, куда он делся…
- Кто?
- Полри, помощник предателя Рохи! Бедолага и раньше был дурным, а теперь совсем сошел с ума. Будешь там еще, посмотри внимательно, может и Рохи где-то рядом валяется!
- А с этим что делать?
- А вот что!
И жрец выкинул шкуру в огонь.



Эпилог.

Кроме Загаура были еще три человека, среди которых он знал только одного: начальника Академии. Кромбо смущенно поклонился, и они посмотрели друг другу в глаза: учитель и ученик.
- Что же так долго? Я думал, меня здесь оставили навсегда.
Загаур на секунду смутился.
- Если ты считаешь меня человеком, который никогда не ошибается, то ты не прав. Я в спешке перепутал координаты. В 99 случаях из ста переходное устройство не сработает, попав в никуда. Но это был именно тот случай, когда ткнули пальцем в небо и попали в точку. Но мы отыскали тебя…
Кромбо усмехнулся.
- Вы отыскали меня, а я Предтеч.
Все четверо подались вперед.
- Что?!! Как? Где, здесь? Ты их видел?
- Увы, опять следы. Но есть записи, которые открывают их с совершенно другой стороны. Из безымянных предтеч, непостижимых и приравненных к богам они становятся людьми. Они называли себя кхонтами. Они жили: любили и страдали, постигали и спорили. Эта планета уникальна: кхонт по имени Хон Лохинорси поставил эксперимент, за который был заключен на этой планете на пожизненный домашний арест. Он свел вместе три начинающие развитие расы.
- Но это же недопустимо!
- Вот именно. С их, и с нашей точки зрения. Но общепринятая точка зрения не является законом, так он считал. Хотим мы этого или нет, но мы будем свидетелями и участниками нового процесса. В котором люди знают не только о тех, кто их создал, они знают, что во вселенной не одни, и главное, что кроме предтеч существует истинный Творец, созидающий все. И знаете, кхонты ведь тоже искали своих предтеч!
- О чем ты говоришь?
- О Боге. Все просто: у кхонтов были свои предтечи, а у тех свои. И так бесконечно. Мы никогда не узнаем, как выглядели самые первые, но это не столь важно. Цивилизации стареют и уходят, а сам разум остается; он идет от одной цивилизации к другой. Я вспоминаю ваш вопрос на лекции: возникновение разума, что это, - случайность, или закономерность? Кажется, теперь я могу ответить. Это не каприз природы, не случайность; у нас у всех один разум, несмотря на внешние отличия цивилизаций и расстояния, разделяющие их. И этот разум принадлежит Творцу, так его называл Лохинорси. Еще его называют Бог, Всевышний, Создатель; у него миллиард имен.
Загаур потер подбородок.
- На первый взгляд это безумие. Это требует осмысления. Где записи, они с тобой?
Кромбо протянул листы:
- Вот.
И в этом слове было все: и знание о кхонтах и о других предтечах, и о Творце. Но самое главное: это знание было только началом, и познание будет вечным, даруя эту вечность и им, и тем, кто будет после них…
---------------------------------------------------------------------------------

Парри стоял на краю утеса и сильно щурясь, смотрел вдаль. Под ногами пенились волны, разбивая седые гривы об скалу. Что там, в этой дали? Когда нибудь их потомки построят корабли и поплывут узнать, что же лежит там, за горизонтом. А им пока надо построить город, освоиться на новом месте. Парри оглянулся: люди размечали участки домов, дороги; отец Норий сердился, о чем-то споря со строителями, видно никак не могли решить, каких размеров будет храм. Да, пусть больше нет тех «богов»; но Бог, который в душе, нужен всегда человеку. Парри теперь это знал точно. Он взглянул на жену: Суини что-то говорила сыну, счастливо улыбаясь, и Парри помахал им рукой.
Пусть они вытеснены из того мира, и мерзгли или меры обустраиваются в их городах, все равно, там они не были по настоящему счастливы. А здесь, - здесь все зависит от них самих: что создадут, то и будет. Конечно, как они будут в дальнейшем жить с мерами, ему было непонятно, но для него и всех, кто был с ним, сейчас наступила передышка.
Войны еще будут, и жестокие, беспощадные, это неизбежно. И может, на краю всеобщей гибели наконец все они поймут, осознают необходимость искать общий язык. И может быть, уже его сын не будет питать к мерам той неприязни, которую испытывает он сам, и когда вырастет, сможет общаться с ними, зная, что это меры, а это ико, но все они люди. Может отец Норий научит их этому…
Но это в будущем, а сейчас наступила передышка, и Парри был рад ей. Его пальцы перестали зудеть, сыпь и краснота прошли, а душа начала исцеляться. И Парри еще раз улыбнулся: лучам солнца, соленым брызгам, крикам птиц. Мир разен: прекрасен и уродлив, но каким бы он ни был, жизнь продолжается.
--------------------------------------------------------------------------------------

Тельда обрела наконец свое счастье. И пусть уже старость прикоснулась к лицу и морщины разбежались вокруг глаз: в душе у нее, робко поначалу, начала пробуждаться весна. Всю жизнь не принимая мужчин всерьез, она считала себя главной осью, на которую они должны нанизываться, как бублики на веревку. По этой причине и сбегали от нее мужчины, не в силах терпеть помыкание собой. И вот теперь она вдруг приняла мужчину и покорилась ему. Нет, это было не смирение в страхе за одинокую и неприкаянную старость, - она увидела и поняла, что этот мужчина сильнее и умнее ее, что он способен принимать обдуманные и взвешенные решения, вовсе не кичась при этом своим превосходством, а просто выполняя свой долг. Пробиваясь по жизни и выбиваясь из сил, она презирала мужчин в душе, но упорство и упрямство, помогавшие ей выжить и стать на ноги и были причиной ее несчастливой семейной жизни. И вот теперь она увидела и поняла причину своего одиночества: что счастье оказывается всегда стояло под ее дверьми, но она сама гнала его как нищую попрошайку!
И в награду за это истинная любовь пришла к ней и зажгла свой фонарь, наполнив их дом на берегу океана лучистым счастьем. Пусть в этом мире бушуют страсти и амбиции людей разрывают его на части: свет в их окошке не меркнет никогда и ненависть, словно обжигаясь здесь, отступает от их дома.
А все дело в том, что счастье разное, у каждого оно свое и всем нам дано право искать и обретать его. Просто надо знать, каким ты его видишь, и понимать, что из всего разнообразия тебе нужно выбрать именно то, которое больше всего и подходит тебе. И если самому не отпихивать его, то оно однажды войдет в твой дом…

P.S. Мыслеформа № 241: ….Внимание, на «перекрестке» началось активное движение. Кроме естественного хода событий в притирке трех цивилизаций, появилась и более развитая, занятая активными поисками своих создателей. Возможен незапланированный отход от сценария с совершенно непредсказуемыми последствиями. Поскольку закон о недопустимости вмешательства в развитие цивилизаций, вписываемый нами на уровне подсознания уже неоднократно нарушался тем же Лохинорси, не сумевшим провести чисто свой эксперимент, из-за которого развитие ико-людей затормозилось на тысячелетие, что в итоге привело к гибели их церкви и самого образа их жизни, возможно и другое активное вмешательство в дальнейшее развитие меров, ико и куири. Поэтому я вынужден уничтожить его мастерскую, создав такое настроение у одного из подопечных.
Ответ. Мыслеформа №242: …. О нечистоте эксперимента Лохинорси доводилось до вашего сведения и раньше: само сведение трех цивилизаций вещь интересная, но вы оставили его мастерскую, как предмет слепого поклонения, причем он активно навязывал им и свои законы, применяя наказание свыше, что является недопустимым. Вам было предложено вмешаться еще тогда, но вы были так заинтересованы ходом эксперимента, что не вмешивались ни на одном из этапов, а посему комиссия сошлась во мнении: не вмешиваться и впредь, если только эксперимент не примет общепланетарную угрозу для всей жизни на данной планете. О событиях докладывать регулярно…..
Ответ на мыслеформу № 242: ……Смею возразить, что благодаря этой мастерской дилогары получили в свое руки интересное послание, которое в свою очередь подтолкнет и их к дальнейшим поискам и я только приложу все усилия, чтобы прямого вмешательства на эту планету с их стороны не было. Закон будет соблюден….
Мыслеформа № 243: …..Вся ответственность лежит на вас, прошу об этом не забывать. Послание к дилогарам от имени кхонтов было авантюрой…
Ответ на мыслеформу № 243: …..Нам удалось остановить деградацию цивилизации дилогаров тогда, что лично я считаю своим несомненным успехом. Потому считаю и дальнейшее касательное соприкасание разумным…
Мыслеформа № 244: …..Прошу не забывать об ответственности…..
Ответ на мыслеформу № 244: ….Принято к сведению….



Ю. Туйчиев. 2008-2009гг.