Анморгус: Мистическая Сказка. Пролог

Там, где шумят, пенясь и изливаясь в быстрые реки, сверкающие водопады, там, где воздух так сладок, что пьянит при первом же вдохе как хорошее вино, там, где ночи светлы от света звёзд и серебряной луны – в этом благословенном мире, имя которому Магония, случилось страшное несчастье. Слёг на смертном одре Король; при одном лишь взгляде на его пожелтевшее лицо, черты которого были до неузнаваемости изуродованы болезнью, становилось ясно, что ему не дожить до утра.
И Магония заранее погрузилась в глубокий траур: были приспущены дотоле развевавшиеся на тёплом летнем ветру флаги с гербом королевской семьи, запрещены пляски и игры на широких, украшенных цветами улицах, а подданные облачились в чёрные одежды скорби и печали.
Все надежды были возложены на принцессу Астрею – единственную дочь умирающего Короля и нежно любимую не только собственным могущественным отцом, но и всем народом Магонии. И было отчего её любить: тонкая, изящная и грациозная, с длинными белокурыми волосами и большими сверкающими глазами цвета бирюзы, она была не только прекрасна собой, но великодушна и добра как, должно быть, добры сами боги. Она в ответ на признание людей Магонии так же пылко любила свой народ, как они её, и чудо этой взаимной любви принцессы и подданных украшало этот и без того совершенный мир. Любовь была разлита в воздухе бескрайних цветущих долин Магонии, любовью дышали старинные и величественные города, ею светились светлокожие лица жителей, любовь читалась в их синих глазах и с этим чистым и искренним чувством они растили своих золотоволосых детей.
В их счастливом мире был только один человек, на которого не распространялась всеобщая нежность, которой упивались все в Магонии. Человек этот был весьма молод, горд и от нехватки доброты к своей персоне несчастлив и уязвлён. Все в его мире полагали, что сердце его темно и черство и не умеет любить, но ошибались, ох как глубоко ошибались…
Человек этот умел любить и, пожалуй, даже глубже, чище и сильнее, чем его собратья, но душа его была омрачена смертной тоской – та, к кому он питал столь возвышенные чувства, с презрением отворачивала своё красивое лицо от него, считавшегося в Магонии изгоем. Ещё с отроческих своих лет он, затаив дыхание, ловил глазами каждую её капризную полуулыбку, каждый взмах шёлковых светлых ресниц, каждый её ласковый взгляд, но, увы, эти голубые глаза не смотрели на него. И человек совсем отчаялся, а отчаяние, как известно, порождает страшные мысли и поступки.
Никто не мог понять, что же на самом деле сделал несчастный влюблённый, да только в один из долгих солнечных дней девушка сама пришла к нему и принесла в раскрытом, доверчивом сердце свою первую любовь. И небо показалось юноше в тот час более голубым, трава – более зелёной и мягкой, а пробивающие сквозь камни городской мостовой смелые цветы – ещё более яркими и благоуханными.
Но у девушки был отец, уведомлённый о тёмный чарах, коими владел молодой человек, привороживший его дочь и, зная об этом, отец не нашёл ничего более разумного, чем навсегда разлучить своё дитя и полюбившего её злодея.
Он решился отдать девушку за другого, глубоко в душе своей зная, что это разобьёт ей сердце и заранее сожалея об этом – он, как и все на свете отцы, желал счастья для своей ненаглядной дочери, и ничего, кроме счастья. Отец надеялся, что совместная жизнь с более достойным, мудрым и добрым мужем снимет с девушки заклятие приворота, и она очнётся от вскруживших ей голову злых чар, забудет про коварного соблазнителя, каким в его глазах представал околдовавший девушку маг.
Надо сказать, что магия и волшебство в Магонии – явления повсеместные, и в этом похожем на ожившую сказку мире никого не удивишь превращениями, левитацией или целительством. Колдуют там все, начиная с пятилетних детей и кончая глубокими старцами – волшебство давно стало в Магонии обыденной частью жизни вроде Интернета в нашем мире XXI века – частью повседневности, без которой немыслима жизнь, а если и возможна, то безнадёжно скучна.
Итак, узнавший о планах отца девушки влюблённый тёмный маг, - единственный злой волшебник во всей Магонии, - был сокрушён, раздавлен, огорошен. Только-только узнал он, каково это – ощущать каждой клеточкой своего тела тёплое, ласковое счастье, и вот теперь та, которую он любил больше жизни, должна была покинуть его и достаться другому. А околдованная девушка плакала, заламывая перед своим возлюбленным руки и слёзно умоляя тёмного мага придумать хоть что-нибудь, что помешало бы их скорой разлуке. И глядящий на её слёзы изгой с горьким сердцем понимал, что чувства девушки – не более, чем вызванная его магией иллюзия, которую можно развеять, если совершить нужный ритуал, произнести определённое заклинание… Всего несколько замысловатых слов на древнем языке – и рассудок вернётся к несчастной, и насильно вызванная любовь к тому, кого никто и никогда не сможет полюбить, оставит её, и она вновь возненавидит презренного изгоя, заживо сгорающего в пламени своей запретной тёмной страсти…
Горе и злоба изгоя были так велики, что вылились в смертоносных чарах, поразивших, потрясших и, может быть, навсегда изменивших некогда счастливую Магонию: эта злая магия, вырвавшись из глубин души тёмного мага, превратилась в неизлечимую болезнь, унёсшую жизни многих юношей волшебного мира и на несколько долгих лет погрузившая его в бездну боли и отчаяния. Жестокий и эгоистичный молодой колдун добился своего – в Магонии более не осталось юношей, за кого старый отец мог бы отдать вожделенную девушку, но всё же тёмный маг просчитался… Он был разлучён со своей возлюбленной, и с великой досадой гораздо позже понял, что зря погубил огромное количество ни в чём не повинных молодых людей…
Это случилось пять лет назад до дня смерти Короля, который, собственно, заболел именно тогда, когда насланная колдуном эпидемия неизвестной болезни начала косить юношей во всех городах и деревнях Магонии, не щадя никого с пятнадцати до двадцати пяти лет. Не в силах вынести страданий своих подданных, видеть слёзы матерей, сыновей которых безвременно утащила в сырые могилы смерть, Король, такой же добрый, такой же справедливый от природы, как и его дочь, навестил один из больших городов Магонии, и этот поступок стал для него роковым…
«Король мёртв. Да здравствует Королева Астрея!»
В час ночи зазвонили во всех городах колокола, полилась по Магонии невыразимо печальная музыка скорби и утраты, разрывающая сердца жителям волшебного мира от мала до велика… Король – их солнце, их оживший бог, которому поклонялись, которого боготворили, - оставил Магонию навсегда…
Ворвавшаяся в покои почившего супруга овдовевшая Королева-Мать, глухо вскрикнув, бросилась на колени рядом с постелью Короля и отчаянно зарыдала. Она билась, изливая в слезах своё горе, кричала как сумасшедшая, рвала свои седеющие волосы, отбиваясь от придворных целителей, которые пытались её увести от кровати покойного мужа.
Королева Астрея, - эта тихая, слишком рассудительная для своих лет шестнадцатилетняя девочка, - пугающе спокойно смотрела своими красивыми глазами странного цвета за тем, как уносят тело её отца и как плачет её мать. И бесстрастие новой юной правительницы пугало придворных куда больше, чем истерика Королевы-Матери – они догадывались, что за этим напускным равнодушием кроется горе гораздо большее, чем можно выразить самим горьким плачем.
- А знаете, это ведь моя вина, - это были первые слова, произнесённые осиротевшей Астреей за весь этот страшный, растянувшийся на века час в ответ на высказанные подозрения придворных о том, делом чьих рук была эта злосчастная эпидемия, - Если бы я окружила любовью и заботой всех жителей нашего мира…Всех, до единого… То ни у кого не возникло бы и мысли совершить такое зло… Но сие поправимо. Когда я взойду на престол, в Магонии больше не останется ни одного несчастного или обездоленного. Я обещаю вам. Я не смогла вылечить своего отца, но клянусь, что искуплю это! Отныне в моём мире не будет ни болезней, ни боли, ни страданий!
Слушавшие Королеву Астрею придворные не могли скрыть радостного волнения, постыдного в день смерти любимого всеми Короля… Но как не могли они не радоваться, не быть счастливыми, слыша столь пламенные и искренние обещания? Они понимали, что это вовсе не пустые слова, так как все в Магонии знали о великом и светлом Даре, каким обладала великодушная принцесса, Даре, каким она владела в совершенстве, и который делал её по-настоящему особенной.
Одно лишь её присутствие в помещении, где находились больные либо раненые, мгновенно исцеляло их не только от боли, но и от самых недугов. Такова была сила любви принцессы-целительницы к своим подданным.
Между тем, Королева Астрея незаслуженно и слишком строго казнила себя за смерть отца, ведь от неё ровным счётом ничего не зависело, и она никак не могла избавить Короля от страшной болезни – придворные лекари не пустили дочь к отцу, боясь, что единственная наследница заразится от болящего.

Спустя три дня траура по почившему Королю, в вечернее время, когда отшумела коронация новоявленной правительницы, Астрея осталась после утомившего всех праздника в тронном зале, мягко попросив стражу покинуть свой пост. Юная Королева изъявила желание побыть в обществе своего самого преданного министра и немногочисленной свиты, заменявших ей друзей и готовых идти за обожаемой повелительницей на самый край света, стоит только приказать. Но Астрея редко приказывала и совершенно не злоупотребляла свалившейся на её плечи высшей властью, и именно за её кроткую улыбку, за тихий и ласковый голос особенно любили её преданные министр и слуги.
- Ваше Величество, я хотел что-то Вам показать, - нарушил общее молчание министр с самым загадочным видом, интригующе переглянувшись со свитой Королевы, - Все мы знаем, что Вам подвластен весь наш немаленький мир, но что Вам известно об остальных измерениях, окружающих нас? Да ничего! Я же со своей стороны обязан доложить моей юной Королеве, что миров – бесчисленное множество, и что каждый из них уникален и прекрасен по-своему. Взять хотя бы измерение, которое у нас в просторечии называют Землёй. Конечно, это не имя его, а всего-навсего название нашей планеты, на которой мы все живём. На ней одной параллельных миров около трёхсот тысяч, но в каждом из них планету называют по-разному, измерение же, что я назвал «Землёй» мы зовём таким образом по той причине, что так его жители величают нашу планету. Не желает ли моя юная Королева взглянуть на это любопытное место? В нашем распоряжении вся его история, начиная от далёкого прошлого и кончая запредельным будущим. Назовите мне любое число, от одного до двадцать одного, Ваше Величество.
- Пятнадцать. Да, пятнадцать!
Министр украдкой посматривал на свою госпожу, с удовольствием подмечая, какое удовольствие он ей доставил этой захватывающей игрой, как зарумянились нежные щёки Астреи, как задумчивая и нежная улыбка тронула её губы. Но радоваться ему пришлось недолго: при первом же изображении, вызванном магией министра на большом сверкающем зеркале, Королева издала тихий не то вскрик, не то всхлип, порывисто прижав руки ко рту, точно устыдившись минутной слабости.
- Что это? Костёр? А на нём горит девушка?! Друг мой, что же такое? Что там происходит?!
- Это Швейцария, моя госпожа. XV век, как Вы и загадывали. А что грядет в этом тёмном времени, я Вам скажу, хоть мне тяжело даже думать об этом. Это Инквизиция.
- Что такое Инквизиция? – вскричала юная Королева с лихорадочно сверкающими глазами и лицом, исказившимся от сострадания и сделавшимся белым, как снег.
- Охота на ведьм и колдунов, Ваше Величество. На таких же, как мы. На тех, кому не посчастливилось родиться особенным. На Земле в Средневековье таких людей подвергали ужасным пыткам, чтобы потом жестоко казнить.
- Нет, нет, не может быть! – Астрея в непритворном ужасе отшатнулась от зеркала, словно увидел в нём свой самый жуткий ночной кошмар, воплотившийся на гладкой поверхности, в призрачном мире зазеркалья, - Я не могу это просто так оставить! Сейчас же… Сию минуту отправляемся на Землю, чтобы расправиться с тварями в человеческом обличии, по вине которых случится такой ужас! Чем виноваты эти несчастные маги, за что им не повезло родиться не в моей Магонии? Мой министр, мои верные, преданные друзья, - голос Королевы дрожал и прерывался, но вместе с тем звучал звонко, как может звучать только голос девушки-подростка, разгневанной и отчаявшейся до слёз, - Я, ваша Королева, здесь и сейчас даю священную клятву: пока я жива, ни одна капля крови не прольётся из ран магов, ни одна слеза скорби не скатится по щекам волшебниц. И неважно, в каком мире!