ТРОН ЗНАНИЯ. Книга 1. Часть 7

***
В спальне витал вязкий аромат травяных настоек и мазей. К ядрёным запахам клевера, полыни, багульника и мяты примешивалось сладковато-тягучее благовоние мёда и акации. Воздух одновременно дурманил и бодрил. Как будто сидишь у звонкого горного ручья, свежесть прохладной воды наполняет тело бодростью, а от душистого дыхания ветерка, прилетевшего с цветущих лугов, клонит в сон.
Воображение так чётко нарисовало картину уединения на лоне природы, что Малика на миг растерялась и не сразу заметила стол, сплошь заставленный баночками и бутылочками, и плед, почему-то постеленный на полу.
Адэр облокотился на изголовье широкой кровати. Смуглый старик в серой холстяной одежде отвесил низкий поклон. Две служанки засеменили к выходу. Проходя мимо Малики, хмыкнули.
Она всю дорогу представляла встречу с маркизом, продумывала фразы, которые смогут объяснить ему, что рассчитывать на её доступность бессмысленно. Теперь смотрела в запавшие глаза и понимала: Вилар ждал её так, как никого в своей жизни не ждал. Этот мужчина влюблён. Он будет слушать только своё сердце.
Малика подняла с пола плед:
— Почему вы в постели?
— Так получилось, — улыбнулся Вилар.
Малика бросила плед на кресло, спрятала за спину руки и сцепила пальцы:
— Вы не похожи на больного.
Это неправда. Даже несведущему в медицине человеку было понятно, как плохо себя чувствует маркиз. От былой упитанности и следа не осталось: из-под одеяла выглядывали худые плечи, щёки втянулись, глаза провалились.
Вилар похлопал по постели рукой, обтянутой бледной кожей:
— Присядь.
Заметив, как Адэр скривил губы, Малика выпалила:
— После долгой дороги не помешало бы пообедать. И вещи за меня никто не разложит.
Адэр хмыкнул и, сбросив плед на пол, развалился в кресле.
— Ты придёшь ко мне? — спросил Вилар. — Позже, когда разложишь вещи.
Малика кивнула. А куда я денусь? Теперь я ваша сиделка.

***
Мун совершал обход своих владений. За неделю ничего не изменилось. Слуги, занятые работой, окликали его и поздравляли с возвращением. Он махал рукой в ответ и продолжал путь. Спустившись в сад, заметил Адэра с каким-то человеком. Не желая лишний раз попадаться правителю на глаза, пошёл обратно. Сделав несколько шагов, медленно обернулся. Все звуки исчезли. Хотелось кричать, но голос пропал.
Мун брёл по газонам и клумбам, сминая цветы и ломая побеги кустов. Схватив Йола за рукав, выдавил:
— Брат…
Держа Йола за руку, словно страшась, что тот исчезнет, открыл двери флигеля. Злился, что слишком длинный коридор, и боялся, как бы от неожиданного счастья не остановилось сердце. Войдя с братом в комнату, разрыдался.
Йола принялся вытирать слёзы на его щеках:
— Мун научился плакать.
— Жизнь научила.
Хотелось прижать Йола к себе и не отпускать. Испугавшись, что от переживаний подкосятся ноги, Мун усадил брата на краешек узкой кровати. Примостился рядом.
— Сколько мы с тобой не виделись, Йола?
— Двадцать четыре года.
— Двадцать четыре, — еле слышно повторил Мун.
Годы пролетели как сон. Вся жизнь пролетела как сон — тяжёлый, мучительный. Порой желание проснуться было настолько сильным, что Мун рвал на себе одежды, раздирал ногтями тело в кровь, призывая ангела смерти. И всякий раз вместо ангела появлялся кто-то, ради кого Мун продолжал жить.
— Йола думал, что брат обитает за долиной Печали.
— Как видишь — нет, — проговорил Мун, разглядывая вздувшиеся вены на своих руках. — Я пробыл у морун всего три года.
— Йола думал, что с земель морун не возвращаются.
— Они насильно никого не держат.
— Йола думал иначе... Йола знал, что найдёт в замке брата.
Мун недоверчиво покосился:
— Откуда?
— Вилар два дня бредил и звал Малику. Редкое имя. Йола знал одну женщину с таким именем. Потом Йола узнал, что в замке жил Мун. Но Йола не знает, куда ушёл Яр.
Мун опёрся локтями о колени, уронил голову на грудь:
— Яра убили.
Йола в голос выдохнул:
— Горе-то какое.
— И жену его… Малику… тоже убили.
Йола обнял Муна за плечи:
— За твоей спиной одни могилы… Чем ты провинился перед Богом?
Мун посмотрел в выцветшие глаза:
— Чем мы провинились? Три брата — Йола, Мун и Ахе. У нас нет ни жён, ни детей. Когда мы так сильно нагрешили?
Йола тяжело поднялся. Немного потоптался, разминая ноги. Подошёл к окну:
— Почему не вернулся к морскому народу?
Мун горестно хохотнул:
— Потому что морской народ меня выгнал.
— Это было давно. После смерти Яра обиды уже не имеют значения.
Мун потёр ладонями лоб. Перед внутренним взором пролетели события давно минувших дней.
Морун — представительниц древнейшего народа — боялись и ненавидели. Их считали и до сих пор считают ведьмами, которые превращают мужчин в рабов. Когда Яр — воспитанник Муна — полюбил моруну и решил на ней жениться, ориенты сначала попытались снять с него колдовские чары. Однако обряды и молитвы не помогли: Яр не находил себе места и рвался к любимой. Тогда его посадили в клетку, и он начал сходить с ума: выл день и ночь, грыз железные прутья, рыдал как младенец. Мун сжалился над Яром и помог ему сбежать, за что ориенты назвали его предателем и изгнали из племени.
— Йола виноват перед Муном, — проговорил брат, отведя взгляд от вида за окном. — Йола не понимал Муна.
Мун покачал головой. Все силы ушли, чтобы вопрос прозвучал спокойно:
— Сейчас понимаешь?
— У Йола было время подумать. Йола надеялся встретить здесь Яра и попросить прощения. Теперь понесу вину до самой смерти. — Отодвинув стул от стола, брат сел. — О какой Малике говорил Вилар?
— У Яра и Малики родилась дочь Эйра. После смерти матери она взяла её имя.
— Правитель знает, что Эйра моруна?
— Нет.
— Почему она здесь, а не за долиной Печали?
— Долгая история. Не хочу рассказывать.
Брат потёр ладонями острые колени:
— Мун пойдёт с Йола к морскому народу?
— Если морской народ примет Эйру, пойду.
Йола хмыкнул:
— Шутишь?
— Нет. — Мун расправил плечи. — Но даже если бы ориенты её приняли, я бы никогда её к вам не привел. Потому что чистому и светлому человеку не место среди трусов и лжецов.
Брат вскинул руку:
— Мун… не надо… Йола хочет искупить свою вину.
— Воскресишь погибших?
Порывшись в кармане штанов, Йола положил на стол холщовый мешочек.
Мун нахмурился:
— Спрячь.
— В мире Муна нужны деньги. Морской народ хочет помочь.
— Спрячь!
— Морской народ говорил на Совете и принял решение отдать тебе долю Яра.
— Спрячь, иначе я вышвырну тебя из комнаты и забуду, что у меня был брат.
Вздохнув, Йола затолкал мешочек в карман.

***
Малика тихонько постучала и заглянула в комнату:
— Мун… — Увидев на сером фоне окна два тёмных силуэта, пробормотала: — Я потом…
— Иди к нам, дочка, — сказал старик.
Малика в растерянности перешагнула порог. Она надеялась застать Муна одного и расспросить его о брате. Сейчас корила себя за нетерпеливость. Наверняка старики вспоминали нечто приятное и сокровенное, не предназначенное для чужих ушей.
— Что это вы в темноте? — спросила Малика, лихорадочно придумывая повод уйти.
— Да так. Заговорились.
Мун чиркнул спичкой, зажёг стоящую на столе свечу. Пляшущий огонёк осветил седые пряди, морщинистые лица, усталые глаза, опущенные плечи.
Мун положил ладонь поверх руки брата:
— Это мой брат Йола.
— Я знаю, — улыбнулась Малика. — Весь замок об этом гудит. — Пристально посмотрела на стариков. — Вы так похожи!
— Как Вилар? — спросил Йола.
— Спит.
— Посиди с нами, — сказал Мун.
Малика чувствовала себя лишней.
— Вы целый день ничего не ели. Я что-нибудь принесу.
— Йола знал Яра, — еле слышно проговорил ориент.
— Помолчи, — прошипел Мун.
— Вы знали моего отца? — несмело переспросила Малика, решив, что ослышалась.
— Йола шёл сюда встретиться с Яром. Не встретился.
Маленькая комнатка заходила ходуном. Свеча расплодилась сотней подрагивающих огоньков. Малика на ватных ногах приблизилась к столу, опустилась на стул.
Йола полез в карман широкой штанины. Достал холщовый мешочек, протянул Малике.
— Яр… — Старик обвёл комнату взглядом, будто искал слова в тенях, пляшущих на стенах. — Яр забыл у морского народа.
Малика непослушными пальцами развязала шнурок. На ладонь из мешочка выкатились разноцветные жемчужины.
— Что это?
— Ориенталь. Морской жемчуг. Он твой.
— Я не возьму.
— Это не подарок. Это Яра. Йола возвращает. — Старик сжал её подрагивающие пальцы. — Неужели Йола зря нёс?
Обнял Малику, осторожно, ласково, и прошептал на ухо без малейшего акцента:
— Прости меня, дочка. Прости за всё.

***
Отъезд ориентов никак не сказался на жизни замка. Коридоры продолжали хранить тишину, изредка нарушаемую звуками шагов прислуги. В саду примятая пледами трава, освободившись от гнёта, вскинулась и зазвенела соком. Пыль, поднятая колёсами автомобилей, унесших ориентов к морю, успела осесть и исписаться следами ящериц и птиц. Солнце, равнодушно взирая на серые стены и безжизненные окна, палило жёлтую пустошь так же нещадно, как в предыдущие дни. А в кабинете за плотно закрытой дверью метался Адэр.
С раннего утра он взялся за отчёты, поступившие из различных контор и ведомств. Вагоны, которые в своё время подталкивали наместники, по инерции бежали по рельсам, и за несколько дней, проведённых в поисках Вилара, собралась целая стопа машинописных листов. Скоро к их штудированию приступят советники, и на стол в кабинете лягут сжатые, с чёткой информацией таблицы, какие Адэр видел на столе отца. Но пока…
Месяц назад, когда он впервые взял в руки деловые бумаги, им двигал интерес — чем же его одарил Великий? Если бы Адэр смог оценить по достоинству и принять с благодарностью подарок, то, возможно, простил бы отца. Не смог… Затем появилось желание найти хоть что-то обнадёживающее, светлое, что поможет расправить плечи и двигаться вперёд. Не нашёл… И в конечном счёте занимался рутинной работой по единственной причине: он хотел знать всё, или почти всё, чтобы ни советники, ни кто-либо другой, не сумели обвести его вокруг пальца, как это сделал отец.
Некоторые документы Адэр изучал скрупулёзно, подчёркивал строки, выписывал в блокнот цифры. Некоторые просматривал и откладывал в сторону. Большинство листов без лишних раздумий сминал в кулаке и бросал в корзину для мусора — незачем собирать макулатуру.
Открыто хлебных лавок — три. Закрыто — восемь. Цена на мясо выросла на мор. Почему у порубежских денег такое мерзкое название? Умерших сто сорок, новорождённых сто шестьдесят. Хлеб исчезает, а бедняки плодятся.
Так… Теперь налоги, пошлины и штрафы. Мизер. В прошлой жизни таких сумм Адэру хватало разве что на подарки племянницам. Но поднимать налоги нельзя. Нельзя начинать правление с непопулярных шагов, реформ и законов.
Рекордно высокая за последние двадцать лет температура воздуха. Метеосводки поступали дважды в неделю, и каждый раз сообщали о рекордах. Ошибка? Возможно. Только зачем ему это?
Плюс двести безработных… Пожар на мебельной фабрике, три жертвы. Чья фабрика? Гражданина Партикурама. Тогда не важно; налоги всё равно идут мимо казны. Слишком много свободы Великий дал иностранным дельцам, но пересматривать законы ещё рано.
Заведено сорок три уголовных дела. Двадцать семь преступников отправлены в искупительные поселения. Это неинтересно… это не надо… и это ерунда… а здесь загнуть уголок, чтобы не забыть перечитать.
Ближе к вечеру Адэр добрался до низа стопки. Взял фирменный глянцевый бланк с оттиском печати отделения тезарского банка, пробежал взглядом по тексту и, бросив лист на стол, заметался по кабинету.
Он без пяти минут нищий — так гласила финансовая выписка. Почти всё, что было в казне, съели расходы на приём. Оставшихся денег едва хватит на содержание замка и жалование многочисленным конторским служащим. Да, он лично подписывал счета. По меркам Тезара суммы были настолько смешными, что даже в голову не пришло сложить их и вычесть из имеющихся средств.
В дверь постучали.
— Что надо? — крикнул Адэр, еле сдерживаясь, чтобы не выскочить в приёмную и не надавать оплеух постучавшему.
На пороге возник Гюст:
— Вы просили родословные дворян…
Но взглянув на Адэра, секретарь тотчас скрылся.
Адэр подлетел к окну, упёрся руками в подоконник. Ему уже не нужны родословные. Его поднимут на смех, если он предложит советникам работать в долг. Как же недальновиден был отец, отправив его в эту глушь. Недруги Великого только и ждут, когда престолонаследник Тезара покинет Порубежье с позором. И этот позор несмываемым пятном ляжет на честь династии Карро. Отец непомерно много поставил на карту. Зачем?
От удара кулаками по подоконнику зазвенели в рамах стёкла. Должен быть выход! Здесь и сейчас! Он обязательно есть! Надо только успокоиться и подумать.
Адэр бродил по пустым коридорам, кружил по комнате собраний, мерил шагами Мраморный зал. Когда лунную дорогу на огромной картине затянули полупрозрачные сумерки, Адэр перешёл в холл. Долго сидел в кресле и, поглощённый мыслями, не заметил, как его окутал полумрак.
Послышались тихие шаги. Из-под центральной лестницы выплыла тень. Немного помедлив, взлетела по ступеням.
— Стоять! — крикнул Адэр. — Включить свет!
Раздался щелчок. Яркий свет люстр залил холл.
Наверху лестницы замер охранитель:
— Простите, я не хотел вас разбудить.
Адэр направился под лестницу. Влево убегал коридор, перед лицом темнела дверь. Адэр открыл её ногой. Нащупал на стене выключатель. Тускло загорелась лампа. Взгляд скользнул по комнатушке, остановился на телефоне.
— Мой господин, — прозвучал за спиной срывающийся баритон.
Адэр подошёл к столу, снял трубку.
— Приёмная старшего советника Троя Дадье, — пропело в ухо. — Представьтесь.
— Я объясню, — словно с того света донеслись слова охранителя.
— Охранитель Адэра Карро, — сказал Адэр телефонистке. Никакой она секретарь. И сидит не в приёмной, а в секретном отделе.
После скрипа и писка послышался недовольный голос Троя:
— Что-то ещё?
Адэр опустил трубку на рычаг, повернулся к посеревшему, как стена, человеку.

***
Малика украдкой посматривала на тёмные окна и сдерживала вздохи. Вилар увлёкся рассказом о дорогах в Тезаре и забыл о времени. Когда из гостиной донёсся звук шагов, Малика радостно заёрзала — вот и Адэр, её спаситель. Вскочила со стула. Вилар умолк на полуслове.
Адэр прямиком от порога двинулся к Малике, впиваясь в лицо колючим взглядом:
— Кем тебе приходится Мун?
Малика сделала шаг назад:
— Он заменил мне родителей.
— Значит, ты сирота.
Малика коротко кивнула.
— Сколько лет вы в замке?
— Осенью будет двадцать.
— Почему наместники меняли слуг, а вас не трогали?
— Наверное, они доверяли нам.
Адэр сверкнул глазами:
— Я не доверяю! Я никому не доверяю!
— Тогда почему мы здесь?
Адэр заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок:
— Мун ориент. Он нарушил закон Великого о резервации.
— Он покинул свои земли задолго до закона. Потом у него появилась я. Морской народ чужаков не принимает.
— Это правда, — откликнулся Вилар. — Я не видел среди ориентов людей другой национальности.
Адэр посмотрел через плечо, вновь направил взгляд на Малику:
— За что закрыли ориентов?
— Я не знаю.
— А климов?
— Не знаю.
— А ветонов?
— Не знаю, — с надрывом произнесла Малика и, вмиг лишившись сил от волнения, шёпотом добавила: — В законе Великого не говорится о причинах.
Адэр вздохнул с таким видом, словно приготовился разразиться гневной тирадой. И… промолчал.
Малика вытерла о платье вспотевшие ладони. Он не спросил о морунах. Да, закон о резервациях касается трёх древних народов: ориентов, климов и ветонов, но есть ещё один древний народ, который самовольно закрыл себя, своих мужей и детей за долиной Печали. Он ничего не знает о морунах…
— Можно мне уйти? — еле слышно спросила Малика.
Адэр развалился в кресле и жестом приказал сесть. Малика опустилась на краешек стула, подложив под себя дрожащие ладони.
Казалось, что находящиеся в комнате люди затеяли какую-то игру. Каждый смотрел куда угодно, лишь бы не встречаться взглядами, и упорно не издавал ни звука.
Первым не выдержал Вилар:
— Мы говорили о дорогах. Если бы здесь были такие же дороги, как в Тезаре, я бы не лежал сейчас в постели.
— Ты лежишь, потому что послушный больной, — сказал Адэр.
— Пока вы сформируете Совет, я бы мог заняться…
— У меня нет денег на строительство дорог.
— А как же прииски?
Адэр скривил губы:
— Ты знаешь, как делится прибыль?
Вилар отрицательно покачал головой:
— Не знаю.
— Малика! А ты знаешь?
Она кивнула.
Адэр хохотнул:
— Вся прислуга знает, а мой будущий советник — нет.
— Не вся, — возразила Малика. — Только я. В архиве хранятся протоколы собраний. Некоторые документы стали похожи на промокашку. Мне приказали их перепечатать.
Адэр похлопал ладонями по подлокотникам кресла:
— Ну, раз ты такая умная, просвети маркиза.
— Двадцать пять процентов идут на расходы прииска. Двадцать пять — в вашу казну. Пятьдесят — в казну Великого.
Адэр усмехнулся:
— Вот и вся арифметика. Справедливо?
— Вы можете что-то изменить? — спросил Вилар.
— Долю Тезара трогать нельзя. Можно пересмотреть долю приисков.
— Вы не знаете… — начала Малика.
— Молчи, если тебя не спрашивают, — перебил Вилар.
— Пусть говорит, — откликнулся Адэр.
Она вздохнула. Поздно держать рот на замке.
— Я хотела сказать: никто толком не знает, куда на самом деле уходит доля приисков.
— Отчёты помощников наместника рисуют чёткую картину. Прииски купаются в деньгах: начальники строят здания, покупают новое оборудование, нанимают толпы рабочих.
— Помощники ни разу там не были.
Адэр покачал головой:
— Ох уж эти взгляды прислуги.
Малика вздёрнула подбородок. Какие бы ни были её взгляды, она хоть смотрит прямо, а не щурится презрительно, как он.
— А что ты скажешь об отчётах начальников? — проговорил Адэр наигранно-добродушным тоном. — У меня в кабинете их целый ящик.
Малика улыбнулась:
— Вы же никому не доверяете.
— Начальник не станет писать, что у него всё отлично, когда на самом деле плохо.
— Станет.
— Где логика?
— Он напишет всё, что угодно, лишь бы к нему не совались с проверками и не учили его работать.
Адэр откинулся на спинку кресла, забарабанил пальцами по подлокотникам:
— Нелепое утверждение.
— Я не утверждаю, а предполагаю. При мне проводили всего одну проверку, когда на каком-то прииске произошла авария, и два месяца в казну не поступали деньги.
— Сколько лет ты была секретарём?
— Какая разница? В архиве я пересмотрела каждую бумажку. Первое время — да, были проверки. Даже планировали кое-где провести реконструкцию. А потом посчитали — невыгодно — и решили, что и так всё хорошо.
— Сколько в Порубежье приисков? — спросил Вилар.
— Шесть, — ответил Адэр.
— Шесть действующих и два закрытых, в аварийном состоянии, — уточнила Малика.
Адэр вздёрнул брови:
— В документах про них ни слова… А это значит, что вся прибыль с неизвестных Тезару приисков моя.
— А это законно? — засомневался Вилар.
— В договоре с Тезаром значится шесть приисков. Шесть! А не восемь.
— Понятно… На их ремонт нужны деньги.
— Не больше, чем на строительство дорог. — Адэр вскочил, сделал круг по комнате. — Я сам поеду и сам всё проверю.
— Ну нет! — воскликнул Вилар. — Прииски того не стоят.
Адэр кивком указал на Малику:
— Посмотри на неё и посмотри на себя. Это стоило того или нет?
Если начались оскорбления, пора уходить. Она поднялась:
— Можно мне уйти?
— Ты едешь со мной.
— Я? Я… не могу…
— Разве я спросил?
Малика с мольбой посмотрела на Вилара.
— Надо отправить посыльного с сообщением о вашем приезде, — сказал он.
Малика приоткрыла рот. Она надеялась, что маркиз будет стоять на своём и отговорит правителя от поездки или вызовется поехать с ним, когда полностью выздоровеет. Похоже, он совершенно не умеет отстаивать свою точку зрения.
— Если вы за две недели перевернули замок, представляю, как там подготовятся к встрече. Едем завтра, — произнёс Адэр и обратился к Малике: — Хватит пялиться на маркиза. Лучше принеси из моего кабинета карту.
Она выскочила из комнаты. Пока бежала в кабинет и обратно, шептала: «Только не с ним. Только не с ним». Вернувшись в спальню, вручила Адэру старую, протёртую карту.
Он разложил её поверх одеяла. Скользя по расчерченному полю пальцем, объяснял маркизу:
— Прииски обозначены крестиками. Видишь? Шесть. Не так далеко от замка. — Глянул на Малику: — Где ещё два?
— Не помню.
— Но они точно есть?
— Точно! Помощники наместника обсуждали смету ремонта, потом отложили вопрос до весны, а потом наместник умер.
— Давно это было?
— Давно. Пять или семь лет назад. Если надо, я поищу в архиве протоколы собраний.
Адэр свёл брови, прикидывая в уме, сколько бумаг скопилось за эти годы.
— Начальников расспросим. — И склонился над картой.
Адэр и Вилар рассчитывали расстояние и время, спорили о необходимости проверки всех приисков, а Малика уныло думала о предстоящем разговоре с Муном.
Они редко покидали стены замка: если старик сильно болел или когда новый наместник решал их дальнейшую судьбу. Они приходили в свой дом, Мун запрещал ей показываться на людях, и Малика смотрела на жизнь из окна. Затем Мун на день-два возвращался в замок, чтобы узнать решение ставленника Великого, а она, сначала опасливо, затем всё смелее, бродила по улицам, наслаждаясь свободой. И никому не было дела до её глаз, никто не расспрашивал о морунах. Занятые своими делами люди, казалось, начисто забыли о таинственном народе, исчезнувшем сто лет назад.
Но бывало, что какая-нибудь старуха на базаре, указывая на неё, говорила капризному внуку: «Не будешь слушаться, моруна утащит». И Малика поняла: не стоит бояться разоблачения там, где про морун ходят детские сказки, где вживую никто их не видел. Но Муну это не докажешь.
Завтра она вместе с Адэром отправится в Бездольный Узел — так называется район, где расположены прииски. Долина Печали, за которой живут моруны, находится в другой стороне. Значит, опасаться нечего. Но Мун…
— Уснула? — из раздумий вывел резкий голос. — Иди, собирайся. На рассвете выезжаем.
Когда за Маликой закрылась дверь, Адэр принялся мерить комнату шагами:
— Мы поедем как простые инспекторы.
— Зачем тебе Малика? — спросил Вилар, складывая карту.
— Инспекторы в одиночку не ездят.
— С тобой будут охранители.
— Не будут. Они служат Тезару, а не мне.
— Твой отец не одобрит.
— Меня меньше всего волнует чьё-то одобрение.
— Возьми кого-нибудь другого, — настаивал Вилар.
— Взять больше некого. — Адэр посмотрел на подрагивающие руки друга. — Что с тобой?
— Ничего. Обычная слабость.
— Я привёз тебе лекарство от всех болезней, а ты до сих пор себя неважно чувствуешь? Может, надо пересмотреть дозировку?
— Адэр…
— Она не так хороша, как ты думал?
— Адэр! Пожалуйста!
— Или ты копишь силы?
— Адэр! Прекрати!
Адэр нахмурился:
— Ты случайно не влюбился?
— В кого? — измученно спросил Вилар.
— Вот я и думаю: в кого?
— Да, она мне нравится. Нравится, как умный и интересный человек.
— Надеюсь на твое благоразумие. — Адэр облокотился на спинку кровати. — Кажется, я понял, почему в Порубежье такая нищета.
— Почему?
— Казна мельчала от наместника к наместнику. То, что можно было вложить в страну, они складывали в карман. Но меня мучает другой вопрос: почему страна, в которой всегда добывали драгоценные камни, стояла на коленях задолго до грабительской доли моего отца? — Адэр вновь прошёлся по комнате, задержался возле окна. Глядя в звёздное небо, вздохнул. — Пойду, озадачу костюмера.