Королева сегодня опять грустна, пьёт терпкий кофе, запах которого заполнил уже весь дворец, и неестественно ровно держит спину. Фальшиво улыбается служанкам и старается не обращать внимания на шёпот за спиной, защищённая от сплетен одним лишь тонким атласов пышных платьев. А белила, толстым слоев нанесённые на лицо чтобы скрыть болезненную бледность и синеву под глазами, осыпаются на лиф снегом.
Королева снова по вечерам запирается в кабинете и невидящим взглядом глядит на покрытые мелким почерком листы, письма, документы, указы. А служанки делают вид, что не слышат приглушённых всхлипов.
Третий вечер моя королева грустна и дворец замирает вместе с ней, не в силах, впрочем, заглушить мерзкий шёпот по углам.
А наш весёлый принц-консорт третий день как уехал на охоту. Знают все его "лань", которая живёт в замке в нескольких милях отсюда, которая махнет мускусом и вином. И не моложе она, не красивее королевы, не умнее, но она, к сожаленью, чужая жена, а чужую жену медом вымазал черт. Уж мне ли не знать.
Моя королева ночами не спит, не может заснуть на огромной кровати с шёлковыми простынями и покрывалами. До рассвета жжёт свечи и листает книги, не в силах прочитать ни строки. А по утрам долго стоит перед зеркалом, бездумно трогая тонкими пальцами лицо и нанося слой за слоем пудру, чтобы не были видны следы бессонных ночей.
Каждый раз я прихожу к королеве через окно и сажусь в ногах или на полу у изголовья. Королева верна своему консорту, увы. И каждую ночь я задыхаюсь от запаха кофе, уже пропитавшего стены, обивку кресел и ткань гардин.
А иногда моя королева слабо улыбается, неуверенно, одними уголками губ, но ради такого я готов терпеть даже кофе и толстые,скучные законодательные книги, которые королева изредка просит читать ей вслух.
Моя королева чахнет у меня на глазах, не в силах вынести обиды и разочарования, а былая подруга, чужая жена, вместе с принцем-консортом ложится в кровать.
Третий вечер моя королева отравлена ядом предательства, а я могу лишь мурлыкать ей песни, что помню с детства, читать скучные книги, пропахшие пылью, только толку-то в том. Только толку-то в том...