Ночной Ловец. Начало (Глава 1)

Глава 1.
-1-

Каждой среды, ко мне в гости приходил один молодой человек. Не сказал бы, что внешности он был интеллигентной, да какие-то положительные черты в нем имелись. Но как только он начинал говорить, о чертах этих, можно было смело забывать. На его портрет, со скудным, худощавым телом, было бы глупо тратить время, и уж точно красивые слова восторга да упоения, но не сказать ни слова о его ушах - было бы коварно! Они приковывали к себе все, без остатка, внимание, и не давали мне покоя вот уже которую среду подряд. Право, спросить о такой аномалии мне не позволяла собственная интеллигентность, - я слыл воспитанным юношей. А вот не спросить - не позволял собственный интерес, что прямо таки сжигал меня изнутри, скотина! И что они так мне глаз резали-то, эти дурацкие ослиные уши?
- Ты знаешь, Фёдор - прервал я этот горячий мысленный поток - ты, конечно, не смей меня неправильно понимать. Вот скажи мне на милость, что у тебя с твоими ушами?
- В каком смысле? - совсем спокойно переспросил он.
- Почему они у тебя такие странные-то? - уже совсем я надерзил - я имею ввиду форму. Конечно, всякое в жизни бывает, это мне понятно. Например у меня по этому поводу есть свой изъян - мой потеющий на морозе нос. У кого-то нечто другое, это понятно. Но вот твои уши, они, хм, как-бы тебе правильно сказать...
- Ослиные? - прервал Фёдор.
- Ну... Не то что-бы так вот и сразу... но, допустим сходство колоссальное, я тебе скажу. Ты меня извини за прямоту, конечно!
- Ты не должен извинятся за то, чего ты не делал - он встал со своего кресла, и подошел ближе. Словно так он хотел, чтобы я получше разглядел его уши. Создавалось такое впечатление, что он ими хвастался, а не стеснялся их! - Видишь, какие они?
- Какие - совсем тихо спросил я, словно что-то мне мешало говорить.
- Специальные! Они у меня специальные! Таких ушей больше нет нигде. И поначалу, когда они у меня появились, я матерился как сапожник, но теперь, ха, теперь я без них никуда из дома не выхожу, не-ет - не заставите! - он вскипел. С каждым своим словом он становился все яростнее и буйнее, а я - тише, и растеряннее.
- Что ты хочешь этим сказать, Фёдор? Ты не родился с этими ослиными ушами? А что, проснулся?
- Нет, ну... Ну зачем ты меня обижаешь? Ты думаешь, что если я не твоего поля ягода, и образование у меня только школьное, и работаю я сторожем, то я значит совсем тупой?
- Фёдор, я ни в коем...
- А вот и нет, понятно вам всем - Фёдор умный и... Да и какая кому разница? Я может быть умнее вас всех вместе взятых, и знаю больше вашего! И не смейте так со мной разговаривать! - он резко, как-то по-собачьи, отпрыгнул назад, к своему стулу, и так же странно плюхнулся в него. Меня поразил его необычайно холодный, даже какой-то ночной, взгляд. Что-то нехорошее и уж больно обманчивое в нем отражалось, ух мне немного стало жутковато, и в горле, словно в большом стакане с песком - выл ветер. Наконец-то я собрался, и выдавил из себя на одном дыхании:
- Твои слова, Фёдор, мне кажутся странными. Более того, они для меня дикие! Ты хочешь сказать, что эти твои...уши, появились сами по себе?
- Ну да.
- И как такое возможно?
- Сам не знаю! Они просто появились и все! Но сон мой здесь совсем не причем. Я в тот момент не спал.
- А что ты делал?
- ...
- Если ты не хочешь мне рассказывать об этом - твое право! Да и мне уже спать пора...
- Нет, нет, Виктор Степанович, нет! Только не уходи, прошу тебя. Мне с тобой легко и как-то даже...приятно. Я не в том смысле, что приятно как...ну, ты меня понимаешь. Если хочешь знать откуда они у меня появились, и что они мне дали, тогда садись поудобнее, а я тебе расскажу! И он начал. Да начал не с того, откуда бы следовало начинать, как его уши отвалились и на их месте тотчас появились ослиные, нет - начал он рассказ со своего несчастливого детства. С того, что послужило предысторией этих ушей. И с каждым новым его словом, я погружался в страх и панику, с каждым его новым предложением - я немел, и мои глаза наливались кровью: кощунство, проклятая тетя не могла так поступать с маленьким племянником. Ужас и страх сковывали мой мозг, а глаза и собственные уши кричали: "Ещё, говори ещё, Фёдор. Рассказывай, как ещё твоя тётя издевалась над тобой, каким ещё извращением она поглощала твою хрупкую детскую психику. Давай Фёдор, говори".
И он говорил. О том, как тётка за каждое его детское "преступление" отрезала по кусочку уха, и засовывала ему в рот, чтобы он его грыз. Говорил о том, как любимая тетушка поджигала кончик его правого уха, только за то, что он вовремя не принес ей самогона от соседки, или что вместо этого крайне важного занятия, он пошел в школу, или в библиотеку! Говорил, что, всей своей детской душою ненавидел тетю, и всегда молился о ее смерти, всегда, выпрашивал у Господа Бога единого подарка - смерти изверга и сатрапа, что вместо его покойных родителей взялась за воспитание ребенка!
С каждым новым словом я сходил с ума! Я не знал, куда мне спрятаться от стыда, что поглощал все больше и больше, с каждым новым словом этого бедного человека. Только теперь я стал понимать, что он воистину мудрый и сильный, и что никакого морального права я не имел думать о нем плохо! Какой же я подлец! А ведь он, он - этот страдалец, бедняга, судьба которого соблаговолила кануть в воду, так сильно ко мне привязался за все это время. И шагу уже не может без меня сделать. Он же меня за отца принял! Подлец я эдакий, ничтожество. Чем я лучше этой тетки, что по своему сумасшествию издевалась над ребенком? Что, ночами в лютый мороз, заставляла голым стоять всю ночь под её окном, а сама в это время глазела на его мучения!
Стыд и гнев охватывал меня одновременно. Но слова Федора, словно тяжелый молот, разбивали все вдребезги, и мне оставалось только слушать, слушать и слушать. Его слова поглощали все мое, без преувеличения, внимание! Такого со мной ещё никогда не было. В один момент, этот, на первый взгляд, не интеллигентный юноша, сумел стать в моем взоре литературным гением! Гением слова, который мог позволить себе все, и стать кем он захочет! Я восхищался им. Остротой его ума и логичностью речей! В какой-то момент я даже позавидовал ему! Да, да - именно позавидовал. Скажите-ка мне на милость - а почему это такой простой, на первый взгляд, молодой человек, так просто и непринужденно, сумел захватить мое внимание, поглотить меня целиком? Да и говорит же он кошмарные вещи, просто ужасные, если разобраться. И чем больше он излагал, тем больше и сильнее я вникал и исчезал. Меня действительно словно переставало быть. Парадоксальное чувство я стал испытывать: физически я ещё ощущал свое присутствие в этой комнате, сейчас, но вот морально и психологически, увы - меня уже давно тут не было! Эдакое простое открытие повергло меня в панику. Как такое могло случится. И чем больше я слушал юношу - тем быстрее меня стирали!
- Что, боишься, Виктор Степанович - как-то уж совсем жутко прошипел он - не стоит, поверь. Все что от тебя требуется сейчас, это не напрягать свои крошечные мозги! А то, знаешь-ли, они тогда не будут так аппетитно выглядеть! Ты, к счастью, уже подготовлен к употреблению, и спешу я заметить, долго с тобой пришлось повозиться, крепкий, значит, попался. Да уж, это факт! Но, радости то сколько принес мне. Даже отцом моим себя возомнил, хе! Такого я от тебя не ожидал. А поначалу, поначалу-то, помнишь? "Не сказал бы, что внешности он был интеллигентной, да какие-то положительные черты в нем имелись" - тоже мне, интеллигент нашелся. - он резко встал с кресла и наклонился над моим парализованным телом - внешность обманчива, правда? - его длинный, черный язык прошелся по моей гладкошёрстой щеке, от чего тело пробила мелкая дрожь. Глаза его, словно два мелких камушка, выделялись четко, жутко так - но четко. Красные, четкие точечки - ну точно камушки, а не глаза.
- Теперь тебе, сердобольному, наконец-то все стало ясно, да?
- Что ты такое? - смог только подумать я, так как говорить мне уже было не под силу.
- Хе, сам не знаю. Но благодарен своей судьбе, что она мне подарила "это". Если бы не случай - был бы обычным Фёдором,: без особых примет, без особых особенностей. Единственный изъян - приходится раз в месяц искать новую пищу. Но ты, хо-хо, тебя мне хватит на полгода! Ты моя находка, спешу я заметить. Да. Твоего мозга мне хватит надолго, и наконец-то теперь я смогу насытиться вдоволь!
- Я умру?
- Ну, не то чтобы физически. Твое тело станет пустым - да, но что-то в тебе все равно останется от прежнего тебя. Ты мне нравишься, поэтому я позволю тебе побыть собой как можно дольше. А сейчас я уйду, я уже поел на сегодня. - он так же резко, и как-то по-собачьи, отпрыгнул назад, и ни сказав больше ни слова покинул мое жилье. Меня же, охватило необъятное чувство страха. Самой большой проблемой в этом было то, что я не мог пошевелится. В голове, что сейчас стала тяжелой и даже пустой, стоял один вопрос, как спастись? Как выжить и не умереть от рук этого существа? Сколько еще жертв на его счету было до меня? Сколько будет после меня? Меня подводили только мои глаза в этот момент, что с неумолимой скоростью и упрямством норовили закрыться. Что и случилось через некоторое время моих панических раздумий: меня одолел сон...


-2-

Тысячей церковных звонов, словно выдергивая меня из некой пустоты, комнатой разлился дверной звонок. Настойчиво и нисколько не стесняясь того, что он может нарушить чей-то покой, звонок звенел. С каждой секундой этого непрерывно-мерзкого звяканья, моя голова становилась тяжелей. Единой мыслью, что словно врезалась в мои извилины в тот момент, была мысль о самоубийстве. Ибо мерзкий звонок, как-то уж совсем бесцеремонно и так же неожиданно, сменился на гул двери от мощных стуков чьим-то кулаком. Этот стук можно было сравнить разве со средневековым тараном Меня словно выдергивали из некоего невидимого, я бы даже сказал — эфирного мира. Но это было неприятно. Настолько неприятно, насколько это может быть для человека, не спавшего неделю, или может даже месяц, и буквально на секунду улетевшего в царство Морфея, буквально таки в самые пограничные его районы.
- Что Вам тут надо, сволочи — наконец выдавил я из себя хриплое возмущение — ступайте прочь. Стояло ли надеяться, что эти мерзкие звуки, издаваемые моей дверью прекратятся? Или же, что каким-то чудным образом, мои нежданные гости как появились так же и исчезнут? Меня начало одолевать безграничное смятение и беспокойство — только сейчас я начал понимать, что и не говорил ничего этим непонятным гостям. Просто не мог я этого сделать. Казалось бы, простое физическое действие — открываешь рот, а из него извергаются звуки, которые превращаются в слова, предложения. Мой бедный мозг пытался обмануть не так меня, как себя самого сейчас. С каждой моей потугой осознать, крикнул я все таки только что, или же это была иллюзия моего мозга, мне становилось все более и более неприятно. Словно не дикие звуки звонка, и уж тем более не громкое, надменно гулкое стучание в дверь моей квартиры мне сейчас не давало покоя, а страх и беспомощность — отсутствие речи.
Тело предательски окатило холодным потом. В одночасье с этим, словно замерли и неприятные звуки за дверью, и в самой комнате. Я стал прислушиваться дышу ли еще.
- Хватайте его руки, вот он — откуда-то слышались голоса — осторожно. Мы его три недели выслеживали. Снимайте его с потолка — уже где-то совсем рядом выделялся над шумом и чьи-ми то дикими писклявыми воплями командный голос.
Он пытается прийти в себя, док — куда уж более отчетливо я почувствовал как другой, более женственный голос прокричал над моим ухом
Оставь его пока, Анджела — послышалось от двери. Кое-как я начал ощущать габариты своей квартиры — собери пока его вещи, на базе будем разбираться.
Кончайте возиться с вислоухим — все тот же командный голос опять разлился по квартире. - третий — прошипела его рация — мы выходим. С нами гражданский.


-3-

Кто мы? - тренировочным плацем прокатилось громкое, командное эхо.
Мы — никто — отбилось это эхо сотнями разных голосов, столь же громких и властных,- мы везде и повсюду, и нас нету нигде.
Мы везде и повсюду — все с той же силой и громкостью повторил командный голос — и нас нету нигде. На какой-то момент, любой праздно-шатающийся гость, который
попал на этот плац, скажем, по воли случая, был бы крайне удивлен. Понятно, что случайностей быть не могло, скажем будто этот гость вышел за хлебом, да не в ту дверь войдя, попал сюда. Плац был тщательно скрыт от посторонних глаз. Во-первых, что есть самым главным в столь важном деле как хорошая военная маскировка, его местоположение было известно всем, но никто бы и никогда не смог даже и представить что именно тут, среди спальных районов большого и шумного города, оброс парковой зоной именно тренировочный плац а не очередной городской пустырь. Во — вторых, на поверхности этого «пустыря» естественно был пустырь, что и удивило бы нашего праздно-шатающегося гостя, коль его нога все же ступила бы сюда. Но стоит ли говорить и о банальной человеческой невнимательности, которая присуща каждому из нас? Серьезно, вот как можно не заметить что ежедневно, среди парковой зоны спального района большого города, то появляются то пропадают огромные, порою даже громадные автомобили да разная другая военная техника? Ведь порою, эта таки техника могла поразить не только громадностью да габаритами, а и диковинным внешним видом, что уже не могло не привлекать внимание. Однако, по каким-то странным и непонятным причинам, находясь в самом сердце шумного города, имея действительно активный трафик, этот, переполненный военными атрибутами плац был до сих пор незамеченным и невидимым для «гражданских». Стоит ли говорить, что один, маленький и незаметный человек, один из многих, живущих в этом городе, смог бы кануть в этом месте, словно и не было досель такого человека, словно никто и никогда не замечал этого человека. Словно, этот человек не исчез внезапно, не перестал выходить на работу, не перестал платить за вечно отсутствующую горячую воду, или газ в своей квартире. Словно он, как и этот плац — где-то есть, где-то больше был, где-то встречался. Много ли таких историй? Много ли таких плацев по всей стране? Что вообще и зачем на этих плацах происходит?
Думал ли я об этом когда-то раньше, скажем еще месяц назад, спокойно идя с работы, стараясь вспомнить что мне надо купить: йогурт или кефир? Думает ли о таком кто другой? Но эхо, которое разлилось сейчас на плаце, застыло у меня в голове гораздо больше чем любая другая мысль. Я просто сидел что называется в окне и наблюдал странную картину, со странными людьми в странном месте. Почему я тут? Как я вообще тут оказался? Почему комната, в которой я сейчас нахожусь возле окна и смотрю на какой-то плац, один в один похожа на моя комнату в моей квартире. Единственное отличие лишь наверное в том, что с окна моего девятого этажа уныло просматривается угол очередной многоэтажки города, а с окна этой комнаты виден плац, на котором странные люди выкрикивают странные слова.
Единственное, что хоть как-то меня могло бы не заставить подумать что я сплю, это невыносимая июльская жара, которая прямо таки залезала под самую кожу. Для пущей уверенности я все же себя ущипнул. Ущипнул еще раз и еще — все по прежнему оставалось таким-же как и было до этого, разве что на внутренней стороне моей правой руки, выше локтя, стал отчетливо проявляться большой синяк.
Это не поможет — мой мозг был настолько сильно увлечен процессом анализа всего происходящего вокруг, что предательски не смог заметить как уже минуты с две в комнате, за моей спиной стояла девушка. От неожиданности я встрепенулся. Девушка слегка улыбнулась, словно именно такой моей реакции она и ожидала.
Виктор Степанович — продолжала она с такой же легкостью и невозмутимым видом — Вы можете все тело свое синяками уставить, но это ничего не изменит.
Мы с Вами знакомы — понимая всю нелепость своего вопроса, спросил я, - хотя, как же. Девушка опять улыбнулась, приглашая меня жестом сесть в кресло. Только усевшись в него, я начал вспоминать, что именно в этом кресле, вернее в том кресле что было один в один с этим, только стояло в моей настоящей квартире, я сидел в последний раз именно тогда, когда ко мне в гости пришел Фёдор.
Да, - словно прочитала она в моей голове — это уже правильные мысли, Виктор Степанович. Думайте о кресле. Вспоминайте, Виктор Степанович.
Послушайте... - я не знал как к ней обращаться. Хоть и на вид она была средних лет, примерно такого же возраста как и я, но я не знал ни ее имени, ни уж тем более ее фамилии или отчества. Единственное, что я знал в тот момент об этой девушке, это то что она была военной. Скорее всего военной — в любом случае облачена она была именно в военный камуфляжный жилет, туго стягивающий ее талию. На ногах естественно военные ботинки поверх таких-же военных штанов. Но ни рода войск, ни звания, ни даже группы крови или опознавательной нашивки страны на ее камуфляже не было.
Зовите меня Анджелой — поспешила ответить она — все остальное вообще не важно.
Послушайте, Анджела — это какой-то розыгрыш верно?
Нет — все так же спокойно и невозмутимо продолжала она — то что Вы сейчас не понимаете, вскоре станет для Вас обычным и обыденным. Нужно время, ну и понятное дело осознание того, что все это на самом деле, и именно с Вами.
Еще неделю назад, Анджела, я искал пару к своему второму носку — словно затосковав по этому, выдавил я — и это было самой большой моей проблемой. А сейчас...
А сейчас, самая большая Ваша проблема находится на тридцать этажей под нами — уже не так легко и непринужденно ответила она. Словно чего-то опасаясь.
Вы о чем?
Я о том, что Ваша главная задача на сегодняшний день — суметь выжить. Поверьте, в Вашем случае это будет очень сложно сделать.
Меня, словно маленького и напуганного ребенка, охватила безграничная грусть. У детей, понятное дело, эта таки грусть не так велика, верно и то что они сами того не понимая, грустят — то совсем уж не долго. И стоит кому-либо захватить их внимание чем-либо иным, более веселым, более новым, как их грусть рукой снимает. В моем же случае все было действительно безгранично грустно да печально. Ведь каждое слово, каждый взгляд Анджелы, и мое понимание того что я уже вообще ничего не понимаю только усиливало эту безграничность и безнадегу. Словно тьма вместе с пустотой, эдакий симбиоз из столетних неудач и тоски, окатили меня с ног до головы. «Лучше бы это был холодный душ — пронеслось у меня в голове — лучше бы меня каток раскатал на крайний случай. Господи, когда я оступился — то?». Я, просто как маленькая, жалеющая оторванную руку у своей любимой куклы, девочка — скрутился калачиком в своем кресле и заплакал. Заплакал так громко и неистово, как только это можно представить. Слезы лились. И лились не просто ручейками, а целыми реками, которые где-то у моего вспотевшего носа, соединялись одним большим устьем, в некоторой степени даже образовывая водопады, преодолевая будто пороги из моей щетины, бежали прочь по шее. Чувствовал ли я стыд, оттого что мои слезы видела женщина, или чувствовал смятение от этого — мне трудно сказать. Единственное, что я отчетливо помню, из моих тогдашних ощущений, так это еще более неистовую истерику, когда она меня попыталась успокоить. Мое дыхание сбивалось, соль от слез по губам попадала в рот, слегка раздражая мои порезы после бритья.
- Это нормально — успокаивала меня Анджела, по-дружески постукивая ладонью по спине — нормально. Могу ли я сказать о том, что ей удалось меня успокоить — скорее наоборот. Огромным, шумным роем, назойливо и беспощадно, в моей голове возникали картинки. И так же беспощадно и бессмысленно они исчезали, оставляя место мыслям, вопросам. Фёдор, кем бы он, или скорее было бы правильным сказать — оно ни было, действительно что-то во мне изменил, что-то забрал у меня, вырвал навсегда. Я никогда до этого не мог себе позволить столь бездумно тратить время на какие-то слезы — уж больно высокопарно и надменно относился к разного рода проявлениям этих самых, человеческих эмоций.
Среди этой бездонной, безразмерной глыбы моих мыслей, я и не заметил, как моя комната, слезы, Анджела, даже марширование и крики с плаца — все исчезло. Меня начало тошнить. Правда, одним простым словом «тошнить» нельзя описать состояние, когда твои кишки просто таки выворачивает через ротовое отверстие. Свет — яркий, пронзающий свет и ощущение того, что именно сейчас ты попробуешь на вкус свою собственную печень. Все как ты любишь — с кровью, почти сырую. Моих слез, которые до этого так предательски и поспешно покидали усталые глаза, словно и не было. Я словно вытягивался в нереально длинную, замысловатую своею формой геометрическую фигуру, которая то и дело ежесекундно изменялась, преображалась. Меня словно наполнял этот яркий и внезапный свет. Поначалу я было подумал что просто отключился из-за жары. Но все мои надежды были тщетными — ни тебе жгучего ощущения от руки Анджелы на моей щеке, ни противного озноба от окатившей меня холодной воды. Меня продолжало выворачивать буквально наизнанку, утаскивая куда-то с нереальной скоростью. Все это время мои глаза были закрыты. Признаться честно — я их просто боялся открыть. Все чего хотел именно в тот момент — это не ответа на кучу своих вопросов, или чтобы вся эта чушь что так внезапно ворвалась в мою размеренную жизнь исчезла или на крайний случай, оказалась ужасным ночным кошмаром. Искренне хотел чтобы мои внутренние органы остались на месте. Чтобы все, что так внезапно начало сейчас со мной происходить — просто прекратилось.
Не знаю как долго длился весь этот геометрический вальс моего тела, но именно так же внезапно как он появился — он и исчез. Словно по инерции, из-за резкого и столь неожиданного торможения меня вырвало. Я почувствовал, как вся эта гадость упала мне на правую руку — от этого меня вырвало еще раз. Я открыл глаза.
- Здесь не очень-то уютно, да Витя — неужели я сейчас услышал этот голос взаправду? - да не стой ты как истукан. Времени то совсем у нас мало...
- Что происходит? — занервничал я, рассматриваясь вокруг. Это не могло быть реальным местом. Я не мог в это поверить, хоть и все указывало именно на это. Моя голова гудела, меня все еще сильно тошнило, но я отчетливо видел и слышал Фёдора — да, да, того самого Фёдора, который имел ослиные уши. Того самого Фёдора, из-за которого моя жизнь перевернулась с ног на голову, из-за которого, я скорее всего, просто сошел с ума. Может я вообще сейчас сижу в какой нибудь гадкой и тусклой психиатрической палате, и просто пялюсь без особого интереса в окно, словно овощ.
- О, Боже — завопил он, прерывая полет моей буйной фантазии — ты как всегда предсказуем своим бесконечным анализом. Ты оглядись вокруг, Виктор Степанович, оглядись — он нервно встал со своего кресла, и провел рукой — это разве палата в дурдоме?
- Это моя комната — я испытывал неприятное напряжение и дискомфорт от того, что это существо сейчас встало. Хотя скорее, меня наверное больше волновало то, что он знал о чем я думаю.
- Именно, комната — его указательный палец демонстративно выпятился вверх, будто пытаясь пронзить что-то. Это выглядело смешно. Вместе с этим жестом, его губы сложились в дудочку, а уши будто качнулись, повинуясь легкому дуновению ветерка. Я улыбнулся. Это позволило немного снять напряжение, в котором до этого находился.
- Может, тебе стоит пощупать свою мебель? Бордовые обои на стене, или это зеленое кресло, на котором я сижу — Фёдор опустил свой палец, и уселся обратно — для пущей-то уверенности что оно все реально так же как и мы с тобой. Ты ведь считаешь себя реальным?
- …
- Верно — его тон сменился на более серьезный — у нас и вправду нет на это все времени. Ты знаешь какой сегодня день, число, или может месяц? А ведь он прав — до сих пор, я даже ни разу не задумался о таком простом и обычном явлении как календарь. Это просто вылетело с моей головы — время будто остановилось. Я это странным образом чувствовал, но не мог объяснить. Мои извилины постоянно игнорировали это, пытаясь найти логику в чем-то ином, намного больше не понятнее банального явления - дня недели. Я подошел к своему окну. За грузными, темными шторами, прикрывающими окно, не было ничего — просто много белого света. Ни пейзажа, ни угла противоположной высотки — просто окно, а в нем яркий белый свет, словно моя комната парила где-то в пространстве. Этот свет, словно звенел, вибрировал мелкой, едва заметной дрожью, откликаясь в моем теле приятным зудом и теплом в животе.
- Время будто остановилось, Фёдор — повернулся я к нему, - это очень необычно.
- Так и есть — он встал со своего кресла, и подошел ближе. Отчетливо просматривалась улыбка на его лица. Она будто отпечаталась там типографским образом. - Время просто остановилось.
- Все таки это необычно.
- Обычно, необычно — какая разница? - сухо отрезал Фёдор — это всего лишь факт. И от-того будешь ли ты говорить что это обычно, или же наоборот — факт таким и останется. Неизменно строгим. - Неожиданно, где-то за дверью, послышались голоса. Тело Фёдора словно натянулось.
- Так или иначе — но даже в этой комнате время не бесконечно — продолжил он, указывая мне на дверь — и прямо сейчас тебе придется сделать выбор.
- Выбор?
- Вопросы ведь только еще большим количеством заполоняют твою голову, Виктор Степанович. Все это — широко раскинув руки, продолжал вислоухий — часть разобранной картинки, которые ты так сильно любил складывать в детстве. А выбор прост. Настолько сильно прост, что тебе не придется долго думать. - На какое-то мгновение он замолчал, давая тем самым мне возможность вникнуть в каждое его слово. Странное ощущение в животе от вибраций яркого белого света усилилось. Вместе с этим, голоса и шум за дверью стали так же более отчетливыми. Только сейчас я понял, что эти звуки я уже где-то слышал.
- Ты, или откроешь сейчас дверь — сухо прекратил он свое молчание — и это, заметь плохой вариант.
- Что-то может быть еще хуже чем есть сейчас? - истерично улыбнулся я.
- Плохой это вариант — продолжал Фёдор — но безболезненный. Тебя не вырвет, и ты не будешь себя ощущать будто наизнанку. Хорошего там мало все таки — ибо открыв эту дверь, ты всего лишь попадешь обратно. В ту самую комнату, с окон которой видно плац.
- Я умру?
- Всего — то? - его дикий смех разлился комнатой — Ты думаешь что смерть, это самое главная проблема сейчас? Ты застынешь там. Будто кусок травы Юрского периода, застывшей в магме.
- А второй вариант — признаться честно, я вообще ничего не понимал, кроме как что необходимо. Услышать второй вариант — это необходимо.
- Ты закроешь глаза и тебя снова вывернет наизнанку — словно отрезал он — этот вибрирующий свет, ты ведь его ощущаешь? - неожиданно для самого себя, я ощутил как его рука надавила мне на живот. Вибрации, доносящиеся от яркого белого света усилились. От неожиданности я отскочил назад. - Это все закончится очень быстро, Виктор Степанович. Стоит просто закрыть глаза. - Он продолжал мне что-то объяснять - но я уже этого не слышал. Страх, который так сильно и крепко связал меня по рукам и ногам, непонятные вибрации и тепло в животе, а еще больше — его рука — все это заставило меня бежать. Словно загнанный свирепым хищником, я кинулся, что есть мочи, к двери. Не видел и не слышал я ничего в тот момент — единственной моей целью стало добежать до двери и открыть ее. Словно мантру, заученную вместе с многими миллионами поклонников Кришны, я вторил себе простое: «Только не закрывай глаза». Я слышал, как что-то за моей спиной, на том месте где стоял Федор, будто сломалось, захрустело так дико, словно чьи-то кости под могучим, многотонным прессом. Слышал, как страшный, нечеловеческий, и даже не зверский стон и хрип, залил всю комнату после этого. Скорее всего это был тот Фёдор — то существо которым он был на самом деле. Мне было плевать — я бежал. Бежал, чтобы сделать то, что сделал — открыть эту чертову дверь. За дверью стояла Анджела.