Камлат

Камлат
(декабрь 1973 г.)

Варвара

Закат горел в полнеба. Темные облака, разорванные ветром в клочья, горели снизу красным светом, и только в вышине чистое темно-синее небо оставалось просторным и глубоким, как сама бесконечность.
Павел шел по раскисшей тропинке, где мокрый снег, перемешавшись с песком, превратился в чавкающую кашу. Не по-зимнему теплый ветер теребил волосы и одежду, скрипел деревьями, заунывно гудел в проводах. Лес черной стеной возвышался с двух сторон, и только стволы ближних деревьев различались на фоне осевшего снега.
Сумерки быстро сгущались, и совсем скоро короткий декабрьский день догорал уже широкой багровой полосой у горизонта.
Он шел от Варвары. То, что она сказала, потрясло и оглушило. Не только местные врачи, но и столичные профессора не оставили никаких надежд – прогрессирующее заболевание позвоночника переходило в скоротечную, завершающую стадию. Она старательно скрывала от всех свою болезнь, но можно - же было догадаться. Освобождение от уроков физкультуры просто так не дают. Иногда мгновенная гримаса боли искажала ее лицо, глаза темнели от расширившихся зрачков, но кто - же мог подумать, что все так серьезно. Дальше либо смерть, либо в лучшем случае, полная неподвижность. Здесь как раз тот случай, когда третьего не дано.
А как же все хорошо начиналось. В тот прекрасный день первого сентября, когда Павел вошел в новый для себя десятый класс сельской школы. Мария Семеновна, классный руководитель, коротко представив его одноклассникам, указала на свободное место за первой партой возле красивой девушки с синими глазами и толстой косой цвета спелой соломы, заплетенной сзади замысловатым узлом. По аудитории прошелестел шепоток и негромкие возгласы удивления, причина которых, стала понятна позже.
Учеников его комплекции и роста обычно усаживают где-то на галерке, чтобы их спины не закрывали остальным классную доску. Природа и так не обидела Павла физическими данными, да еще регулярные занятия спортом добавили ширину плечам. Опасливо присел, боясь задеть ногой хлипкий на вид стол и случайно не сдвинуть его. С одной стороны крайне не хотелось находиться на таком невыгодном месте по понятиям школьной тактики, но с другой, надо заметить, он не мог в тот миг ни возразить, ни соображать нормально, приветливая улыбка девушки напрочь оглушила.
Растерялся совершенно, попав в новый для себя мир, незнакомый и прекрасный и назывался этот мир – Варвара. Странно, общался со многими односельчанами и будущими одноклассниками, но соседку по парте не довелось до этого увидеть, ни разу. Вмиг настроение изменилось, скучные занятия перестали тяготить и уже другие нешкольные дела отошли на второй план. Даже вездесущий запах свежей краски привносил какую-то торжественность и праздничность.
Оглядываясь в тот, теперь уже такой далекий день становится понятным, что он не просто влюбился с первого взгляда, – произошел перелом в мировосприятии. Изменилось не просто место жительства, круг интересов и общения, – изменился образ мышления. Подсознательно вел себя так, как будто бы она всегда находилась рядом, будь то на улице или дома. Каждый уходящий день провожался с легкой грустинкой, а последующий встречался с восхищением. Возможно, это и есть счастье.
Несколько дней позже Иван Ищук, одноклассник, живший в самом конце улицы, предварительно поболтав о том, о сем, как бы, между прочим, заметил, что Мария Семеновна помимо других достоинств обладает талантом особого рода. Своих учеников она рассаживает по строго установленным местам с первого класса, и если за одной партой оказываются девочка и мальчик, то это означало, что в будущем они непременно станут мужем и женой. Сколько трений и даже скандалов было в ее долгой работе преподавателем, но в конечном итоге она всегда оказывалась права.
Вот так новость, хотя и сам Павел отныне ни секунды не сомневался, что его избранницей может быть только Варвара и никакая другая девушка. Городские девчонки, были всякие, но такой не встречал никогда, это словно удар молнии в макушку. Иного сравнения и не подберешь, достаточно было взглянуть на выражение его лица.
…И вот такая убийственная новость, сознание отказывалось ее принимать. Четыре неполных месяца, чуть более ста дней, отвело провидение их любви. Не может же все, в самом деле, вот так взять и рухнуть. В одну секунду действительность стала вдруг зыбкой, как мираж, и страшной, как тяжелый сон. Возникающие в памяти сами по себе, воспоминания о встречах и свиданиях болью пронзали сердце, неужели все кончено и судьба уготовила для них такой скорый и жестокий финал. Для них – это не просто оговорка, будущее без Варвары просто не могло существовать.

Николай

Весь следующий день Павел просидел дома, уставившись взглядом в одну точку. Родители не трогали его, они все знали. Мать пару раз заглянула в комнату, осторожно приоткрывая дверь, пока отец не цыкнул* на нее. Любые слова в такой ситуации неуместны и воспринимаются в новом мрачном смысле, поэтому лучше молчать.
Утренние сумерки незаметно перешли в пасмурный день. И вот и он закончился, помахав напоследок корявой веткой яблони за окном. Безысходность давила и уничтожала. Когда отчаяние подошло, наверное, к крайней точке, Павел заставил себя успокоиться – самоуничтожением не поможешь. Глубоко вздохнув, он вскочил из кресла и стал ходить по комнате, пускай бесполезный, но все-таки поиск спасения возвращал смысл существования. Нельзя просто так, не сопротивляясь покоряться. Так или иначе, надо, что-то делать, иначе можно и свихнуться.
Стал перебирать в памяти известные ему случаи, когда люди спасались из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Например, вспомнился «Человек рассмешивший смерть», который купил множество книг со смешными повествованиями и читал их, пока не отступила неизлечимая доселе болезнь. Кто-то рвал руками парашютные стропы, запутавшись в них во время прыжка из самолета. После страшного землетрясения мать подняла кусок бетонной плиты, чтобы вызволить детей из завала, а потом несколько мужчин не могли эту плиту сдвинуть с места. Да много есть примеров невероятных возможностей людей в экстремальных условиях.
Кстати, о самолетах. Один летчик во время скучных семинаров и политзанятий научился входить в так называемое «состояние созерцания». Суть его заключается в умении ни о чем не думать, изгоняя на какое-то время любые мысли и тогда возникают зримые образы недалекого и далекого будущего, а также прошлого происходившего не с этим человеком или с ним самим. Павел неоднократно пробовал этот метод и довольно таки успешно. Несколько раз, на отлично отвечал на уроках, совершенно не выучив задание. Недавно назвал множество дат историку, удивив его к тому же такими подробностями неких событий, что поверг в легкое замешательство, благодаря чему заработал пятерку за четверть. Постепенно научился находиться одновременно и в реальности, и сохранять это состояние, получая при этом массу информации, необходимой именно в этот момент. Часто подсказывал Варваре в сложных ситуациях
При воспоминании о ней снова сжалось сердце, но усилием воли заставил себя продолжить. Упал в кресло, расслабился и с упорством обреченного стал настраиваться на необходимую волну, ведь он вполне осознает, что действительно обречен без любимой.
Наконец после одной из попыток перед глазами разверзлась пустота, время ушло, знакомые ощущения завибрировали в сознании. Из мрака стали выплывать цветовые пятна, эфемерные формы, обретая постепенно смысловые контуры, огненно оранжевый овал с темным пятном в центре, словно глаз посмотрел напоследок. Очень реалистично наплыл и растаял куст или небольшое дерево с ярко-зелеными листьями, влажными от дождя. На одной из ветвей развевалась неширокая алая лента.
Непонятный и неприятный шум пришел издалека, противный, как скрежет металла об металл. Не сразу стало понятным, что это пропел в хлеву петух. Вот снова… Разочарованно мотнув головой, Павел вернулся в действительность, встал, включил в комнате свет. Круглый синий будильник, бодро тикая, показывал пять часов утра. Хотелось умыться или хотя бы освежить лицо холодной водой.
За спиной кто-то сказал: «Николай».
Голос прозвучал громко и сочно, как у драматического актера на сцене. Павел оглянулся – в комнате никого не было. Нет, он не испугался, просто это было так неожиданно и так реально. Попробуй, пойми сейчас, кто назвал имя, возможно, голос прозвучал «оттуда» или это подача воображения.
Николай? Однозначно это имя прозвучало не зря. Значит, есть хоть какой-то лучик надежды, мысли лихорадочно заработали.
Кто из великого множества Николаев может помочь. Просчитать все варианты разумом почти невозможно, вспоминая их одного за другим, но иного выхода нет. Ответ, однозначно где-то совсем рядом, главное не суетиться, просто сосредоточиться и не торопясь поразмышлять, кто способен спасти Варвару. Если бы нашелся такой человек, не пожалел бы ничего, даже собственной жизни, за нее душу отдал бы не задумываясь.
Стоп...! Неужели нашел?! Воистину говорят: ищите и найдете.
В один из солнечных дней бабьего лета они с Варварой решили после занятий пройтись из школы по тропинке вдоль реки. Когда подошли к кладке – неширокому мостику через Гнилопять, встретили худощавого, болезненного вида парня, одетого в старомодное, мышиного цвета пальто, на голове поношенная солдатская шапка. Павел тут же и забыл бы о нем, если бы не странная реакция Варвары, она остановилась и испуганно прижалась к Павлу.
– Что случилось?
– А ну его. Говорят, он колдун. Плохо, что мы с ним встретились.
– Прямо так уж и колдун, что-то не похож, скорее обычный замухрышка.
– Ну да, в твоем представлении это должен быть дед с длинной седой бородой и посохом в руке. Кстати, раньше, он учился в нашем классе, был отличником. Потом пошел по стопам своей бабки-ведьмы и забросил школу, стал часто болеть, пропускать занятия. Учителя на него уже махнули рукой, даже родители отказались, и живет он теперь сам в тетином доме неподалеку от вас. Как рассердится на кого, так и жди беды.
– Перестань, ты же комсомолка, староста класса, а говоришь как старая бабка, простые суеверия.
– Суеверия, говоришь. Тогда послушай, что я тебе расскажу. Еще когда мы учились в восьмом классе, в спортзале проходила новогодняя елка. Объявили белый танец и Катя из девятого класса, пригласила Вову Пискуна, а тот весь такой из себя посмеялся над ней да еще наговорил колкостей, нарочно громко, чтобы все слышали. Катя растерялась, заплакала, многие засмеялись. Откуда ни возьмись, появляется этот Николай, шепнул ей, что-то на ухо, она выбежала на улицу, а сам стоит посреди зала и так нехорошо смотрит на всех.
Включили музыку, несколько пар уже вышли танцевать, за ними потянулись остальные, а колдун как топнет ногой, тут же испортился магнитофон, погасли почти все лампочки и гирлянда на елке. На этом вечер и окончился.
– Почему бы не допустить, что произошло простое совпадение.
– Может и совпадение, но как объяснить другой случай? Летом приехали на машине из соседнего села ребята на разборки. Наши тоже собрались, и тут снова подходит Николай и говорит, чтобы все расходились в разные стороны и не вздумали начинать мордобой.
Один из приезжих, самый наглый или пьяный подходит к нему, и только замахнулся, как тут же отлетел в сторону с разбитым лицом. Никто ничего не понял и другой парень кинулся на колдуна, хотел, видимо, ударить ногой, а тот легонько так взмахнул рукой, словно отгоняя комара – нападавшего так грохнуло, что он отлетел на несколько метров. Кровь, крики, тут колдун подошел к машине, рукой хрясть – и вырвал кусок жести. Потом затрясся весь, погрозил пальцем и ушел, как деревянный.
– Действительно, странно, по его внешнему виду никак не скажешь, что он похож на силача.
– Можешь не поверить мне, но свидетелями было много людей, спроси кого угодно, хотя некоторые могут и уйти от такого разговора, из боязни затрагивать эту тему. Раньше Николай был красивым, добрым мальчиком, а как прочитал Черную книгу, так и покрутило его. Моя бабушка говорит, это его покарал Всевышний.
– Что за Черная книга?
– Да я толком не знаю, вроде-бы она называется «Коррактор», и если человек сможет прочитать ее, не свихнувшись или не погибнув, то становится колдуном. А книгу ему дала его бабушка-ведьма, она жила в соседнем селе.
***
Вовсю распевали петухи, предвещая погожий день, загавкали потревоженные собаки. Село просыпалось, украсившись множеством огней, даже негромкие звуки разлетались далеко в тихом морозном воздухе. Еще не вполне представляя свои действия, Павел оделся и вышел к воротам, постоял немного и открыл калитку.
Из соседних дворов доносились запахи дыма растопленных печей, свежезамешанных цэбров*. В хлевах мычала и хрюкала проголодавшаяся живность, звенели колодезные цепи. В черном небе меж невидимых облаков сияли яркие звезды, холод приятно освежил лицо, под ногами похрустывал лед вымерзших луж.
До места, где живет Николай, минут десять ходьбы, но чем ближе он подходил к его дому, тем более одолевали сомнения. Подумалось: скорее всего, этот визит к так называемому колдуну просто глупая затея, и каким идиотом он будет выглядеть, если тот окажется не тем, за кого его принимают. Что ж, появится лишний повод повеселиться, но другого выхода нет, да и о чем это он, его Варечке угрожает опасность, а он беспокоится о собственной репутации.
Одно из окон в доме светилось, на стук никто не отозвался и не вышел. Дверь оказалась незапертой и от легкого усилия отворилась, пропуская в темные сени. Пришлось пошарить по шершавой стене, прежде, чем щелкнул включатель и под потолком зажглась лампочка. За широкой массивной дверью – кухня, теплый даже скорее, горячий воздух пахнул в лицо. Неяркий свет, проникавший в кухню через выцветшие от давности шторы, позволил рассмотреть большую печь, широкую лавку с мытыми кастрюлями и тарелками. В следующей комнате на столе в невысоком подсвечнике горела толстая свеча, ее пламя колыхнулось в такт закрываемой двери.
У стены, за печью, кровать с массивными дубовыми спинками, украшенными простенькой резьбой. На ней спал под ватным одеялом сам хозяин дома. Весь интерьер отличался скромностью и старомодностью, по всей видимости, здесь много лет ничто не менялось. Пожелтевшие фотографии в рамках, вышитые рушники и салфетки, ковер с оленями и лебедями на пруду. На полу домотканые дорожки и коврики. Исключением были приемник «ВЭФ», да газеты, расположившиеся на цветастой скатерти, застилавшей, круглый стол. Здесь же аккуратно разложены листы бумаги, исписанные мелким почерком, на некоторых рисунки, мастерски выполненные пером и тушью. На многоярусной этажерке – книги и журналы.
Решив не будить пока Николая в столь ранний час, Павел присел на стул и стал просматривать рисунки и непонятные схемы. Он специально оттягивал начало такого трудного, по его разумению, разговора. Можно называть это шестым чувством, можно как угодно иначе, но в сознании царила полная уверенность, что этот дом именно, то место, куда необходимо было прийти. Так бывает, когда приезжаешь в совершенно новое для себя место, а чувствуешь себя, словно уже бывал здесь когда-то, и все-то здесь привычно и знакомо.
Пламя свечи дернулось и замигало, издавая громкий треск, в часах-ходиках на стене сдвинулись гири со скрипом и стуком. Павел оглянулся и вздрогнул – колдун сидел на кровати, свесив из-под одеяла ноги в шерстяных носках, и внимательно смотрел на незваного гостя. Сказать, что взгляд его излучал дружелюбие, было бы неправдой, но и пугаться тоже вроде нечего. Просто при таком освещении его лицо казалось еще более некрасивым.
– Зачем пришел? – голосок оказался под стать лицу.
– Говорят, ты… занимаешься… оккультными науками…
– Вступления не обязательны.
– Варвара… Вылечи ее, спаси, если можешь. Я жизнь готов отдать за нее. Это же несправедливо…
Кровь горячей волной ударила в голову, сердце забухало в груди, голос сорвался на противный фальцет. Переживания прошедшей ночи нахлынули с новой силой, мешая дышать. Он не знал, что говорить еще, поэтому замолчал, стараясь справиться с волнением.
Взгляд Николая пронизал гостя насквозь и ушел куда-то вдаль. Пауза затянулась, сонно тикали часы, и только пламя свечи продолжало испуганно трепетать.
– Будет твоя Варвара здоровой, – произнес, наконец колдун, – только теперь ты мой должник.
– Да-да, конечно, – закивал головой Павел, вскакивая со стула, – я понимаю, душа и все такое.
– Твоя душа мне ни к чему, а вот жизнью, возможно, придется рискнуть. А теперь иди и прикрой, пожалуйста, за собой двери. Не говори никому, что приходил ко мне.

Вернувшись домой, Павел почувствовал, насколько вымотался и, не раздеваясь, упал на диван, но желанный сон не приходил.
Явно, этот Николай владеет некими знаниями, но под силу ли ему выполнить свое обещание.
Как круто изменяется жизнь, а вместе с ней и ее приоритеты: первостепенное вчера не имеет никакого значения сегодня, и то, о чем не задумывался до сих пор, становится главным, самым важным, как воздух, о котором вспоминаешь только, когда его начинает не хватать.


Павел

Прошло еще три дня. Варвара в школе не появлялась, и никто почему-то не интересовался, где она – ни одноклассники, ни учителя. Ее родители спокойно, даже как-то равнодушно, сказали, что она уехала в Житомир к старшей сестре и скоро вернется. На вопрос, как она себя чувствует, ничего вразумительного не отвечали. Творилось нечто непонятное, прямо театр абсурда какой-то. Разлука и неведение раздражали, заставляли нервничать. По настоянию отца Павел посещал занятия в школе, не представляя даже, зачем это делает, наверное, чтобы хоть что-то делать. Слушал преподавателей, читал, заучивал наизусть, готовил домашние задания – все это неосознанно, как бы в полусне. Как же одиноко было сидеть одному за партой, впервые в жизни пришлось ощутить настоящую тоску. Постепенно начинала сказываться и моральная, и физическая усталость, нервы расшатались, опасаясь срыва, приходилось буквально прятаться от людей.
И вот однажды Павел чуть не опоздал к первому уроку – неожиданно крепкий глубокий сон охватил его и отпустил только тогда, когда мать потрясла за плечо. Глотнув кофе, схватил тощий портфель и выскочил на улицу.
В класс вошел, как всегда, со звонком и замер от удивления: на своем обычном месте сидела Варвара и весело болтала с обступившими ее подружками. На негнущихся ногах подошел и, небрежно растолкав девчонок, сел рядом. Немигающим взглядом уставился на Варвару, словно на чудо. Не переставая говорить, она незаметно коснулась тонкими пальцами его руки. Это означало: все хорошо, я рядом.
С большим трудом удавалось побороть желание схватить любимую на руки и нести куда-то далеко, где бы никто не мешал целовать ее, говорить с ней, да просто смотреть в эти глаза.
На первой же перемене вышли из школы под большие сосны возле клуба. Варвара не спешила начинать разговор, она явно наслаждалась солнечным днем. К ногам падали невесомые сухие иголочки, воздух пах хвоей и опавшей листвой.
– Не так давно я побывала в столице, и знаешь, мне очень там понравилось, – наконец заговорила она. – Разумеется, я очень люблю наше село, но оставаться здесь после школы не хочу. Даже если не поступлю никуда, пойду работать, но только в Киеве.
Павла слегка озадачили эти слова, между тем он терпеливо молчал и ждал, словно боясь спугнуть появившуюся надежду. Варвара же принялась рассказывать о своих впечатлениях, их оказалось много. Перед самым звонком все-таки не удержался:
– Ты наведывалась в Киев по делам или так…просто в гости?
– Разве я не говорила, что была на обследовании?
– Ну и…
– Там доктора намудрили с диагнозом, а когд вернулась домой как-то сразу стало лучше и родители настояли, чтобы я ехала в Житомир. Повторное обследование показало: самый что ни на есть обыкновенный остеохондроз.
Левая бровь Павла поднялась и выгнувшись дугой, попыталась изобразить вопросительный знак. Значит, колдун сдержал обещание. Тут же мелькнула мыслишка: а может, действительно, кто-то что-то там напутал. Но как ему удалось сгладить все переживания, волнения. Создается впечатление, что у всех разом случилась частичная потеря памяти, хотя нет, не у всех, сам Павел ничего не забыл и, наверное, никогда не забудет. Вот тебе и замухрышка, на него ведь без слез посмотреть нельзя, а обещание сдержал. Непременно надо зайти и поблагодарить.
Поздно вечером окна дома колдуна неприветливо темнели. Еще несколько раз наведывался в течение недели, но все безрезультатно. В канун Нового года пришел еще раз, убедился, что хозяин все также отсутствует. Постоял посреди двора, оглядываясь по сторонам. Двор как двор, буквой «П» расположились дом, летняя кухня и хлев. Возле дома росли высокие пушистые ели, за ними – большой сад. На высоком шесте раскачивался и тихонько тарахтел винтами вырезанный из дерева самолетик. Краска на нем от дождей и ветра местами осыпалась, а он все крутит пропеллерами, словно надеется когда-то оторваться и взмыть в небеса. Явно, его сделали руки мечтателя грезящего о небе.
В карманах оказалось несколько конфет и пара рулончиков серпантина, Павел украсил ими ближние ветви елей, отступил на несколько шагов, оценивая свою работу и, оставшись довольным, повернулся и ушел.

Неожиданная встреча

Перемены, произошедшие в сознании порой удивляют. Как-то сами по себе изменились стиль поведения, общения и привычки. Иногда ощущалась острая необходимость побыть в полном одиночестве, лучше всего совершая при этом неспешную прогулку. Благо, кругом прекрасные места.
Неимоверное разнообразие ландшафта, красок, тысячу раз ходи этими дорогами и тропинками, и каждый раз откроется что-то новое, интересное. Лес, поля, овраги, множество ставов и ставочков органично дополняют друг друга. Где-то господствуют сосновые посадки, во влажных местах ольха, совсем неподалеку светятся белыми стволами березы, ну а у реки, разумеется, ивы и вербы. После обильных дождей случаются паводки, когда большая вода уходит, чудно бродить по лугам и смотреть, как на стволах деревьев остались водоросли на высоте в рост человека, а иногда и выше. Неповторимые запахи от напоенного озоном воздуха во время зимней оттепели, от легкого привкуса дыма горящей соломы в растапливаемой печи до нежного, едва уловимого, аромата фиалок солнечным весенним утром у реки. Благоухающий букет трав на лугах в жаркий летний полдень. А звуки! Разносящийся минимум на километр шум падающей с высоты воды на гребле*, в тихую погоду его слышно в любом конце села. Неутомимое чириканье воробьев в школьном дворе, цвиринькание ласточек, озабоченных появлением во дворе кошки, пение иволги в тенистом овраге, волнующий голос соловья в упоительную весеннюю ночь, шум листвы в высоких осиновых кронах.
Как далек от всего этого был Павел еще не так давно, городская жизнь диктует свои правила, иной круг общения. Если попробовать обозначить одним словом себя самого в прошлом, то более всего подходит слово «шалопай». Родителей попросту игнорировал, в школе учился нехотя, в голове только секция самбо и поиск приключений по вечерам в компании таких же балбесов, как и сам.
Отец художник-неудачник, мать бухгалтер как то неожиданно для всех взяли и купили дом в селе. Однажды весной, взяв самое необходимое, перебрались в старый, но еще крепкий дом. Когда они во время ужина объявили Павлу, что это не просто поездка на дачу, а новое место жительства, тот ответил, что оценивает их действия не иначе как хук в солнечное сплетение.
Непросто происходило привыкание к сельской действительности, случались ссоры между родителями, и они порой покрикивали на сына, но как-то незаметно, постепенно все стало на свои места. Невыносимые поначалу ранние подъемы стали обыденным делом. Мягко говоря, неприятный каждодневный утомительный труд воспринимался позже как должное и действительно необходимое.
Родители тоже изменились, с весны и до осени отец успевал только иногда делать наброски, чтобы не забыть идею, как он сам говорил. С наступлением холодов все свободное время проводил у мольберта, зачастую и по ночам, делая перерывы лишь для обеда и хлопот по хозяйству. Красные глаза и довольное лицо давали знать, что рисовал он до утра, и время не пропало зря. Неоконченные работы смотреть было категорически запрещено, и только когда завершающая картину подпись автора появлялась в нижнем правом углу, он сам приглашал оценить очередное произведение. Особенно хорошо у него получались жанровые сценки в голландском стиле, где изображались селяне, занятые привычными делами или отдыхом на фоне знакомых пейзажей.
Мать посвежела, сейчас стало особо заметно, что она красивая стройная женщина, вот только соседки долго иронизировали по поводу ее широкополой шляпы и рабочих рукавиц на руках. Когда Павел поделился своими наблюдениями с отцом, тот глубокомысленно отметил, что иногда необходимо радикально менять среду обитания, ибо бытие определяет сознание и сознание определяет бытие.
Здесь можно было бы добавить: и кому то пора прощаться с детством. Еще необходимо отметить, что удивительно, казалось бы, сама по себе колхозная бытность проста и не затейлива, но именно здесь, в среде ровесников, оказалось не модным быть глупым и слабым. Вот тебе и колхоз. Неизбалованные беззаботным существованием они понимали что, не откладывая на потом необходимо уже сейчас упорно трудиться над собственным будущим, как говорится, засучив рукава и не боясь испачкать манишку, ибо не хочешь работать головой – будешь работать руками, тяжело и почти бесплатно. Звучит остро, но таковы реалии. На тех, кто не хотел или не мог этого понять, смотрели с нескрываемым сожалением, как на явно неперспективных.
В этот раз маршрут прогулки пролегал по северной окраине села мимо места под названием Скалка. Огромные валуны, поросшие мхами, лежат здесь у края леса, да и посреди поля окруженные деревьями и кустарником. Поравнявшись с дикой грушей у самой дороги, Павел угловым зрением заметил какое-то движение за голыми ветвями у огромного валуна. Решился подойти поближе и не сразу узнал колдуна в человеке, лежащем прямо на снегу. Тоже старенькое пальто, изможденное лицо, спутанные волосы. Спиной он уперся в небольшой камень, голова запрокинута, слетевшая шапка откатилась в сторону. Посиневшие от холода руки беспомощно ерзали в поисках опоры.
Смешанные чувства брезгливости и жалости вызывало такое зрелище. Поборов растерянность, Павел одел ему шапку и свои рукавицы. Когда попытался поднять, тот сквозь зубы простонал:
– Подожди минуту.
И действительно вскоре Николай самостоятельно встал, его шатало из стороны в сторону, осипшим голосом проговорил:
– Камень вытягивает плохую энергию, правда и хорошую тоже, но все равно теперь намного легче. Если можно проведи, пожалуйста, меня домой, – боюсь, сам не доберусь.
Когда Павел взял колдуна под руку, почувствовал, насколько тот легкий, это говорило о полном истощении организма. Шли медленно, каждый шаг давался с большими усилиями.
– Несколько раз заходил к тебе.
– Знаю, я гостил у родителей, меня они недолюбливают, но денег на дорогу дали. Надо остановить ее, иначе она меня доконает.
Павел не стал расспрашивать, кого необходимо остановить – Николаю даже произносить слова давалось с большими усилиями.
Дом встретил холодной неуютностью, поэтому, уложив колдуна на кровать, Павел сразу принялся растапливать в печи. Когда огонь пахнул первым теплом, скользнул взглядом по пустым кастрюлям и недолго раздумывая, направился к дверям, крикнув в комнату:
– Я скоро.
Ушел от Николая только после того, как накормил его едой принесенной из дома.

Оксана
(через несколько дней)

За стеклянной дверью и широкими окнами видна блестящая в лучах солнца полоса моря. Пальмы лениво шевелят огромными своими листьями, в природе преобладают спокойные пастельные тона. В этот утренний час в зале пусто, только Оксана с подружками заняли свой любимый столик. Тихонько играет магнитофон, из кухни доносятся звон посуды да неясный гомон голосов. Обычный будничный день межсезонья начинался одинаково с предыдущими. Мало отдыхающих на побережье, людно лишь в круглогодичных санаториях и пансионатах. В этом ресторане до вечера длится полусонная атмосфера и только ближе к ночи призывно сияют огни, гремит музыка, жизнь бурлит, изобилуя хмельными эмоциями и страстями.
Не без содействия Оксаны именно ресторан «Медуза» приобрел особую популярность в городе. Через ее руки, образно говоря, проходят самые дефицитные товары и продукты. Должность директора продуктовой базы позволяла на равных говорить с коллегами из торга и элитой города. Вот только в порт дорога пока заказана. Тамошний руководитель давно и крепко сидит в своем кресле, и лишь избранные с ним на короткой ноге. Зато капитаны многих кораблей поддерживают с Оксаной близкие отношения, в том числе и коммерческие. Как только на Западе или в Америке появляются какие-либо новые, самые модные вещи, то у Оксаны они уже есть, на зависть знакомым и обывателям.
К своей должности она шла целенаправленно и жестко, не жалея ни себя ни окружающих. Дабы не транжирить драгоценное время на учебу, перевелась после первого курса на заочное отделение. Начинала с простой кладовщицы и буквально за несколько лет добилась своего. Впору остановиться и пожинать плоды неимоверных усилий, но не по натуре ей такая позиция. Деятельный характер, чрезвычайная работоспособность и амбициозность требовали новых высот. Все, кто знали Оксану, только диву давались крепости ее здоровья и духа, тем более, что с возрастом ее женственность только расцветала, становилась утонченней.
С грустной улыбкой вспоминает она себя, провинциалку с красивой внешностью и широко открытыми зелеными глазами, глупенькую и наивную. Сейчас некоторые называют ее за спиной беспринципной, но это не так, просто главный принцип Оксаны – победа любой ценой. Пришлось однажды общаться с подвыпившими офицерами, принимавшими участие в боевых действиях на Ближнем Востоке. Спиртное развязало им языки, тем более в компании девушек, воспоминания лились потоком, со всеми ужасными и смешными подробностями. Никто и не задумывался о возможном разглашении государственной тайны. Слушая раскрасневшихся мужчин, Оксана сделала для себя немаловажный вывод: на войне без потерь не бывает, а война никогда не прекращается, ни на минуту, происходит всегда и везде, каждый день люди погибают, страдают, терпят бедствия и невзгоды, независимо от возраста и положения. Эту истину необходимо объяснять детям с самого раннего возраста, а не пичкать их глупыми сказками, не имеющими ничего общего с суровой действительностью. Иначе горькие реалии и разочарования могут сломать и подмять человека, лишить воли к сопротивлению, а самое страшное – лишить смысла самой жизни. По итогам просмотра собственных боевых действий Оксана присвоила себе звание майора, а генеральские лампасы еще впереди. Улыбнулась сама себе от таких мыслей.
Подруги болтали что-то о вчерашнем вечере, но «разбор полетов» недалеких девушек ее не интересовал, она выше этого, стратегические задачи привлекали больше, манили большой прибылью, риском и интригой. Громадье планов (по Маяковскому) вдохновляло.
Салат из свежих овощей и чашечка кофе с коньяком взбодрили, коротко попрощавшись, она вышла к своей гордости – большому черному «ЗИМу». Открывая машину, услышала за спиной:
– Здравствуй Оксана!
Оглянувшись, увидела парня с бледным лицом, сидящего на скамейке. Давно не чесаные волосы торчали в разные стороны. Потертое пальто, стоптанные ботинки, судорожные движения тонких рук, блуждающий, растерянный взгляд мутных глаз – все в нем было отталкивающим.
– Что тебе, болезный? Ты кто?
– Несколько лет назад мы ехали в этот город в одном вагоне: ты учиться, я на лечение. Голос парня дребезжал, произнося слова, он зачем-то сильно жестикулировал. Сделав пару глубоких вздохов, продолжил. – Обещал помогать тебе во всем и даже сказал, что заложу за тебя свою жизнь. Парень замолчал, словно потеряв цепь мысли, лицо его стало отрешенным.
– Ну и что дальше? – Нетерпеливо спросила Оксана. Утруждаться воспоминаниями не было никакого желания, ни времени.
– Освободи меня от этого обещания.
Аналитический ум девушки мгновенно просчитал возможные варианты происходящего, но логический ответ завис в воздухе, только женская интуиция сжалась крохотным комочком под грудью, предупреждая о непонятной опасности. Мысленно чертыхнувшись, Оксана бодро произнесла
– Да, пожалуйста, ты свободен. Все?
– Все.
Отъехав от ресторана, Оксана встряхнула головой, избавляясь от неприятного, липкого ощущения этого короткого разговора. Вроде бы ничего не значащие слова, глупость не более, но нечто напрягло, зацепило. Так бывает, когда подсознание предупреждает о потере реальной, но пока не очевидной, чувство знакомое щемящим жжением внутри души. Да плевать, вспоминать о том, что было, пустая трата времени, прошлое не должно тяготеть над настоящим и тем более над будущим. Единственно правильный путь – жить на полную сейчас. Как художник уничтожает безжалостно неудачные работы, так и каждый человек обязан вытереть из памяти весь негатив, извлекая только опыт ошибок и просчетов, выкристаллизовывая стиль мышления и поведения. Слишком много было плохого, ее обижали, она нехорошо поступала. Ну и что? Все так делают.
Скрипнули тормоза, тяжесть свинцовой плитой навалилась откуда-то сверху, усилием воли Оксана выключила мотор. В глазах потемнело, дыхание стало судорожным, хотелось закричать от боли, но сил не было даже на крик. Дрожащей рукой открыла дверку, непослушные ноги подвели и девушка выпала на дорогу, больно ударившись лицом. Ломая ухоженные ногти, руки царапали влажный асфальт, из открытого рта выполз стон раненой волчицы.

Июньский дождь

Временами лило, как из ведра, временами стихало и уныло моросило. Вода, стекая по окнам веранды, причудливо искажала колышущиеся ветви ореха. До вступительных экзаменов оставалось совсем недолго, а для повторения пройденного материала необходимо перелистать еще целую гору учебников. Где-то там за пеленой дождя также среди книг и конспектов занимается его Варвара и, может, изредка вспоминает о нем. В школе было проще, теперь же впереди неизвестность, предстоит расставание с родителями, со ставшим родным селом, друзьями.
Из летней кухни окликнула мать:
– Павлуша, к тебе пришли! Какой-то мальчик.
Накинув тяжелый армейский плащ, выскочил к калитке. Не мудрено, что мать не узнала гостя. В высоком парне, стоявшем на дороге в резиновых сапогах, с трудом можно было признать Николая. Весь он как бы вытянулся, посвежел, не было той прежней худобы. Волосы подстрижены и аккуратно уложены.
Как бы извиняясь, улыбнулся, затем лицо его стало озабоченным и вместо слов приветствия, просто кивнул головой. Это могло означать только одно: пришло время оплатить долг.
Давно не виделись и вот – встретились. Время лечит, стирает многое из памяти. Уже давно канули в прошлое события зимы, растаяли, словно снег, прикрылись другими заботами и… на тебе. Да, и не кстати совсем. Но с другой стороны, обещания необходимо выполнять. Павел кивнул в ответ и пошел в дом за одеждой. Нет, не испуг перед колдуном, его возможной местью заставил безропотно подчиниться, просто за данное слово нужно держать ответ. Неизвестно, что пришлось пройти тому ради выздоровления Варвары, а рискнуть жизнью за свою ненаглядную – да легко!
Узкой улочкой, между высоких заборов и нависшими сверху ветвями сливы и вишняка добрались на окраину села. Лужи местами были очень глубоки, из них выглядывала лишь высокая трава, да плавали по поверхности обломанные ветром веточки с изумрудной нежной зеленью. Влажный воздух буквально напоен ароматами благоухающей природы. Остались позади село и шоссе, обходя болотца, углубились на территорию полигона, где военные изредка проводят учения. Будучи в душе абсолютным пацифистом, Павел между тем пару раз издали наблюдал, как стреляют танки и пушки, есть в этом зрелище нечто завораживающее, оглушающее, своей мощью. Хотя для себя решил в Армии не служить ни в коем случае, ибо служба подразумевает беспрекословное подчинение системе, со всеми уродливыми условностями и правилами. Его свободолюбивой натуре такое было неприемлемо.
Роса с высокой травы попадала на брюки и холодными змейками стекала в сапоги. Поначалу шли след в след, на большой, относительно ровной поляне поравнялись, и Павел заметил, что Николай постоянно бормочет нечто, по всей видимости, заговоры и заклинания, с одному ему понятным смыслом. Дождь потихоньку затих, сквозь облака пробились лучи солнца. Вмиг все изменилось, засеребрилась роса, заиграли краски, от золотисто-жёлтого до темно-зеленого. Капельки на сосновых иголочках сияли и переливались.
Иногда колдун останавливался, корректируя направление, затем двигался далее, всё более замедляя шаг. Прошло видимо не менее часа, прежде чем колдун замер в лощине, окруженной порослью березняка и ольхи, рядом возвышалась стена соснового леса. На песчаном гребне рос густой куст орешника, на одной из ветвей его была привязана алая ленточка.
Руки колдуна поднялись горизонтально, ноги стали двигаться с замысловатым притопыванием в странном танце, отдающем некоей дикостью. Лицо его заострилось, взгляд замер в напряжении. Затем он резко упал на четвереньки и стал лихорадочно грести песок ладонями, пока на поверхности появились очертания прямоугольного люка из темного металла, обильно украшенного растительным орнаментом, в центре – изображение танцующих людей в причудливых позах.
Колдун поднялся, зажег извлеченную из кармана свечу и протянул Павлу:
– Сделаешь, как скажу, и никак иначе, в противном случае погубишь и себя, и меня. Куда наклоняется пламя, туда и иди, идти долго, пока не подойдешь к столу, возьмешь книгу и сразу уходи.
Колдун поднял потайную ручку и открыл люк, посмотрел в глаза Павлу и тихо, но очень твердо сказал:
– Прыгай!
Пламя трепетало от ветра, а может от дрожи в руках. Павел понял, что времени на размышления нет, встал на краю и глубоко вдохнув, сделал шаг вперед. Тугая струя воздуха ударила снизу, но вот ноги совсем скоро коснулись пола, эхо, повторившись пару раз, убежало прочь. Скромный свет от свечи позволил рассмотреть только небольшой участок каменного пола, идеально ровного, без швов. Ни стен, ни каких либо колонн видно не было, над головой также сплошная темень. Пламя выровнялось, а затем наклонилось вперед, указывая направление. Сначала неуверенно, затем все быстрее Павел зашагал ведомый крохотным огоньком, в огромной пустоте. Только гулкое эхо неотступно преследовало где-то рядом.
Прошло по видимому много времени, а ничего не менялось, монотонные шаги и бегущее пятно освещаемого пола. Как завороженный смотрел на маленький огонек, теперь только он был единственной ниточкой, связывавшей его с тем миром, где остался колдун, родители, Варвара. Знала бы она, на что решился Павел ради нее, – прыгнул в бездну, и неизвестно еще, как благополучно удастся выбраться. Хотя, наверняка, никогда и не узнает, незачем ей это знать. Возможно, прав какой-то мудрец, сказавший, что каждый знает в меру потребностей, это означает, что не спеши делиться своими знаниями, а подумай прежде, нужны ли они другим.
Такие его мысли прервало появление спереди слева предмета размером со школьную парту, очень похожего на ручной ткацкий станок. Конструкция проплыла мимо и снова пустота. Постепенно мысли притупились, чувства размылись, и только желание дойти толкало вперед. Вот справа проплыл еще неведомого назначения предмет или механизм, со временем они попадались на пути все чаще. Попробовать разобраться в их назначении не было ни времени, ни желания, можно только гадать.
Удивительное место, размеры поражают воображение, прямо музей какой-то, людям создать подобное никак не по силам. Здесь приложена явно рука Великого Мастера, даже увидеть такую коллекцию, такое помещение, великая честь для простого смертного, – не нужно обладать большим умом, чтобы сообразить это. Если раньше Павел в глубине души сомневался в способностях колдуна, то теперь проникся глубоким уважением к нему и благодарен судьбе, что свела их на одном пути.
Деятельность колдуна, оказывается, не ограничивается лечением людей. Знать о существовании этого места, суметь проникнуть в него, обычному человеку не дано, и пускай пока только в роли исполнителя, но Павел причастен к тайне. Однажды Николай во время их короткой встречи сказал, что колдовство и есть наука об устройстве мироздания, наука о жизни видимого нами мира и жизни невидимых миров. Эти слова запали в душу, много размышлял, и итогом раздумий стало решение посвятить свою жизнь именно колдовству. Может и ему удастся спасти кому-то жизнь, как спас колдун их жизни. Вопрос выбора профессии для Павла отпал как бы сам собой, ничто больше не может интересовать по-настоящему, кроме оккультных наук, а официально, для прикрытия, будет заниматься электроникой – наукой будущего.
Могло показаться – пути не будет конца, между тем огонек постепенно поднялся и, когда Павел поднял взгляд, резко остановился. Огромный стол оказался прямо перед ним. И сама столешница и множество предметов на ней были серого оттенка, словно покрытые слоем пыли. Здесь и кувшины, и шкатулки, и великое множество других вещей, книга лежала рядом, на краю стола. Как только она оказалась в руках, пламя резко наклонилось в сторону, требуя немедленного движения. Никакую вещь в своей жизни Павел не прижимал к груди так цепко, как эту книгу, куда подевались отрешенность и сонливость. Полный воодушевления и решимости, он готов теперь во что бы ни стало выбраться из подземелья. Временами хотелось сорваться на бег, тогда сам себя тормозил, приказывая успокоиться, и продолжал двигаться ровно, без рывков. Мелкая дрожь колотила все тело, напряжение невольно возрастало и все тяжелее становилось справиться с ним.
Резкий порыв ветра задул свечу, уши заложило от упругого хлопка, в лицо ударило теплым, пахнущим лесом воздухом. Вокруг темень, вверху, меж силуэтов деревьев, сияют яркие звезды. Значит, он уже на земле, сейчас только бы сориентироваться, куда идти дальше. Выдвинув правую руку вперед, осторожно двинулся наугад. Под ногами мягкий мох сменялся рыхлым песком, потрескивали ломающиеся веточки. Неясно замаячила просека, а вот и узкая дорога, по которой проедешь разве что возом с парой лошадей, но и то хорошо.
Небо сначала приобрело чернильный оттенок, затем стало синим. Взобравшись по насыпи, оказался на асфальтированной дороге, прямой, как стрела. По звездам и месяцу над лесом несложно определить стороны света. Из села уходили на север, значит возвращаться надо на юг. Где-то в чаще хрустнула ветка под копытом или лапой животного, недовольно вскрикнула разбуженная птица, цикады исполняли завершающие аккорды своей ночной серенады. Что может быть лучше раннего летнего утра, все пропитано свежестью и оптимизмом, желанием жить и быть счастливым. Как ни крути, шагать по дороге веселей, чем по подземелью. Павел посмотрел на себя и улыбнулся, идет по дороге парень в сапогах, но отнюдь не грибник, книга в руке, в кулаке так и зажат огарок свечи. Такого встретишь – и поспешишь обойти стороной подальше.
Сзади послышался звук приближающегося автомобиля, его фары уверенно разрезали сумерки. Можно было бы попроситься в попутчики, но элементарная осторожность заставила скрыться в ближайшем молодом сосняке за пушистыми лапами. Как знать, кто едет в столь ранний час по безлюдной дороге.
Машина меж тем остановилась напротив места, где укрылся Павел. Мотор выключился, водитель вышел, хлопнула закрывающаяся дверка. У края дороги стоял защитного цвета «УАЗик», на его крыло облокотился человек, и казалось, любуется пейзажем, затем он довольно громко произнес
– Прекрасное утро, не правда ли, Павел! Немного тише добавил:
– Боялся проскочить, поэтому ехал потихоньку.
Николай широко улыбался, да и Павел искренне обрадовался ему, как другу. Они обнялись, словно не виделись много лет, заметно, что обоих переполняют эмоции пережитого происшествия и еще неизвестно, кто волновался больше.
Николай забрал книгу и свечу, засунул их в портфель и положил в машину, кивком головы указал на пассажирское сидение. Павел с удовольствием разместился в мягком кресле и только сейчас почувствовал, как устал, ноги гудели от напряжения. Колдун не спешил заводить мотор, а достал полотняную сумку, из нее вытащил термос и бутерброды.
– Подкрепимся пока, ты ешь, внимательно слушай и запоминай.
– Вот картонная папка, здесь ваши с Варварой студенческие билеты, необходимые справки и остальные бумаги. Здесь же все сведения об институте, преподавателях, их фотографии, номера ваших комнат в общежитии, деньги на первое время. Через неделю поедете в Киев, что бы ознакомиться со всем на месте.
Это по поводу вашего обучения. Теперь вопрос об этом автомобиле. В бардачке права на твое имя и остальные документы. По официальной версии этот автомобиль подарок твоего дяди к успешному завершению школы и отсутствовал ты из-за этого три дня, чтобы самому его пригнать в качестве сюрприза для всех. Да, да, ты был «там» именно три дня.
Павел закашлялся. Он по инерции продолжал жевать, пытаясь, осмыслить все услышанное.
– То-то же путь показался мне таким долгим. Выходит, книга стоит таких царских подарков?
– Намного больше.
Павел помялся в нерешительности и все-таки, спросил:
– Ты был там?
– Да, едва не погиб. Меня спас вот этот браслетик, он сам обхватил мою руку там, у стола, а книгу тогда я так и не нашел. В этот раз я постоянно контролировал твой путь, как мог, поддерживал.
Колдун показал браслет на запястье, задумчиво произнес непонятную фразу.
– Теперь надо отдать его следующему, если он вернется туда.
– Может, стоит отдать его мне?
– Нет, ты не «следующий», ты «рядом».
Не прошло и получаса, как въехали на свою улицу. Возле дома Николай вышел, махнув на прощание рукой, а Павел, весь сияющий от счастья, вскочил за руль и включил передачу.

Кувшин в стене
(середина июля)

Солнце в зените, сколько ни пей студеной воды из родника, прохладней не становится. Лошадей пообещали вернуть сразу после обеда, поэтому и спешили. Павел подавал сено снизу длинными вилами, отец укладывал наверху.
Они так увлеклись, что не сразу заметили подошедшего тропинкой Николая. Тот поздоровался и отозвал Павла в сторону:
– В семь вечера, заезжай, пожалуйста, за мной, захвати теплую одежду, потому что по ночам прохладно. Сказав это, колдун повернулся и ушел.
Вытирая рукавом пот с лица, сверху хмыкнул отец:
– Хороший у тебя товарищ, даже не предложил помощь!
Павел в ответ только повел головой.
Общаясь с Николаем, испытываешь двойственное чувство, с одной стороны он как бы приходит не вовремя, с другой, – оказывается, что когда тот зовет, необходимо действительно все бросить и не просто идти, а бежать за ним. Не в обиду сказать родителям, они избрали себе такую жизнь, такую судьбу, это их право, но навязывать ее другим не следует, иначе действительно потом будет мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Трезво оценив обстановку, делаешь вывод – благодаря колдуну реально открывается перспектива выйти из порочного круга бестолкового существования, стать выше системы, где богатство и должности передаются по наследству, где связи решают все, где возможность выскочить в элиту общества существует только по партийной линии. Но для этого надо переступить через собственное я, через стыд и совесть, сострадание и даже во многом через здравый смысл. Готов ли он переломить себя, если и переломит, что останется: лощеная оболочка с пустотой внутри. Оправдаться фразой «все так живут» – слабое утешение. Уж лучше напрячься, приложить все усилия к тому, чтобы реализовать свои творческие способности.
Некий дискомфорт привносит осознание, что колдун умнее, знает такое, о чем большинство людей даже и не подозревают, но, разумеется, не это главное. Честь и Совесть – вот настоящее мерило достоинства человека. Воевать с системой с открытым забралом – глупая затея, да и надо ли воевать? Не мы создали этот мир – не нам его менять, но существовать вне системы реально, только для этого необходимо обладать скрытыми знаниями. Поэтому они и называются герметическими.
После похода за книгой многое в сознании Павла поменялось, он стал отчетливей воспринимать действительность, ясно видеть причинно-следственную связь событий, мудрее относиться к людям и их поступкам. Иногда вспоминаются слова Николая, услышанные во время совместного похода в магазин за хлебом: «Люди вольные и невольные рабы, их невозможно не жалеть, несмотря на все те гадости, которые они творят».
Благодаря разбуженным возможностям, спавшим до этого, сейчас он иногда может определить заболевание человека, вылечить его без всяких манипуляций. Бывает, отчетливо слышит мысли окружающих. Проблемный английский выучился как бы сам собой, да и Варвара диву дается – оказывается, она тоже свободно владеет языком. Мать избавилась от болей в ногах при помощи всего лишь стакана воды, но многое осталось неподвластным желаниям, зачастую появляется ощущение связанности, когда даже мысли становятся притупленными.
Открывшиеся таланты Павел не афишировал, усвоив раз и навсегда железное правило – прячь от людей свои невзгоды и проблемы и еще лучше – прячь свою радость.
Ровно в 19.00 «УАЗик» скрипнул тормозами у дома Николая, тот вышел с большой сумкой на плече.
– Едем пока в Житомир, а потом буду подсказывать направление.
В городе остановились у продуктового магазина, где скупились и Николай говорил с кем-то из телефона-автомата. Колесили по разным улочкам и только в сумерках выбрались в сторону Киева. Поначалу Павел запоминал названия населенных пунктов, но вскоре отказался от этой затеи. Перед одним из сел свернули в лес и укрылись в широкой лощине, окруженной густым кустарником. После походного ужина колдун взглянул на часы:
– Можем не спеша выдвигаться, совершим пешую прогулку.
Едва заметной тропинкой, задворками выбрались на широкую дорогу, ведущую, по всей видимости, к центру села, мимо уснувших домов, под ленивый лай собак. На развилке, где улица разбегалась в виде буквы У, осмотрелись и подошли к нежилому дому, через ветхую калитку попали в заросший высокой травой двор. Уличный фонарь, единственный, по-видимому, на все село, у автобусной остановки, давал достаточно света, чтобы различать окружающие предметы. С тыльной стороны, под кое-как заколоченным окном, колдун поставил сумку и стал извлекать из нее свертки. Под стеной был расстелен кусок брезента, при помощи монтировки и отвертки выковырял несколько камней из цоколя, стараясь как можно меньше шуметь. В образовавшееся отверстие колдун по плечо засунул руку и извлек кувшин, обмотанный перепревшей тканью. В обратной последовательности камни вернулись на свои места. Кувшин и инструменты спрятали в сумку, брезент с мусором собран в сверток, на его место выложен кусок газеты, пустая бутылка из-под водки, остатки еды.
Возвращались другой дорогой, на мосту через быструю небольшую речушку вытряхнули содержимое брезента, река ответила тихим, сердитым всплеском. У большого двухэтажного здания, скорее всего школы, возле дощатого забора заметили два силуэта, когда подошли ближе, услышали голоса, тоненький девичий и гнусавый парня. Тот опирался об забор широко распростертыми руками, меж ними, как в мышеловке металась девушка.
– Я отдала вам цепочку и сережки, у меня больше ничего нет, отпустите меня, пожалуйста.
– Как это ничего нет, сладенькая моя, – пробасил парень нарочито грубым голосом.
– Эй, ублюдок, отпусти ее, – голос колдуна не предвещал ничего хорошего.
– Чево, кто это там? – парень медленно, с достоинством обернулся, пленница моментально упорхнула, мелькнув напоследок светлым пятном платья.
– А, вас двое! Ну да ничего, сейчас я вам объясню, что нельзя мешать любовной беседе. Бандит достал из кармана пистолет и, направив его на Николая, сделал несколько шагов вперед. Колдун взмахнул рукой и парня, словно бревном ударило под дых. Грохнувшись с размаху об забор, тот осел и только судорожно ловил воздух широко раскрытым ртом. Колдун бросился к нему, отобрал пистолет, помог усесться спиной к забору и приказал:
– Дыши носом, будет легче. Затем одел ему на запястье свой серебристый браслет, сказав при этом:
– Хочешь жить – не снимай.

Автомобиль успел покрыться росой и теперь причудливо сверкал под лунным светом. Ночь была в своем апогее, даже ветер, казалось бы, уснул. Тишина и покой. Трудно представить, что где-то в это время бурлит жизнь, кипит работа, фонтанируют страсти и эмоции.
Почему-то вспомнился случай, после которого самого Павла стали уважать в селе, и теперь никто не желает с ним конфликтовать, опасаясь хорошей трепки.
Девятый класс заканчивал в городской школе, чтобы не разрывать учебный год. Доводилось часто ездить рейсовым автобусом. Однажды вечером вышел на остановку «Музыкалка», чтобы добираться до села. Ожидавших оказалось мало, среди них – Вячеслав Кириллович – главный агроном их колхоза, от природы плотно и крепко сложенный, с атлетической фигурой мужчина. К нему прицепились трое хулиганов, и завязалась рукопашная, тот, как медведь собак, легко разбрасывал нападавших, но реакция явно подводила – и раз за разом пропускал удары. Павел не дожидаясь развязки, легко отвлек двоих и парным ударом ног в прыжке отправил их в нокаут. Третий вел себя осторожнее, пришлось сделать несколько обманных движений, прежде чем удалось заставить его открыться. Удар ладонью в лоб был точно рассчитан, хулиган не отлетел назад, а только опустился сначала на колени и лишь затем завалился набок. Немного придя в себя, троица тихонько ретировалась.
Благодарно кивнув Павлу, запыхавшийся Вячеслав Кириллович, достал сигарету и попытался ее прикурить, это ему никак не удавалось. Сначала засмеялся Павел, а затем и он сам, когда заметил, что сигарета из помятой пачки не сломалась, но изогнулась почти под прямым углом. Пока привели в порядок одежду, подоспел и автобус. Наверняка агроном поведал эту историю со смешным концом кому-то из сельских, а дальше сработало «сарафанное» радио. Сегодня же своими глазами Павлу довелось увидеть удар колдуна на расстоянии, о котором когда-то рассказывала Варвара, а он не верил.
Николай, как можно удобней, развалился на своем сидении:
– Пока не заводи, будем ждать утра. Он скрестил руки на груди и закрыл глаза. Павел последовал его примеру и попытался уснуть. Между тем яркие события, произошедшие этой ночью, и кувшин, бередили мысли, разжигали любопытство.
– Посмотри, если хочешь, что там, – пробормотал сонным голосом Николай. Разумеется, взглянуть на содержимое кувшина очень хотелось, не каждый день, вернее ночь, принимаешь участие в выемке спрятанного под домом клада. В том, что это драгоценности не приходилось сомневаться. Шершавый на ощупь кувшин оказался довольно таки тяжелым, горлышко плотно залито парафином. Пришлось осторожно подрезать его ножом по краям, под слоем бумаги блеснули золото и драгоценные камни. Ладони вспотели, вырвался невольный вздох, одно дело видеть сокровища в кино и совсем иное держать их в собственных руках. Золотой крест на массивной цепи, кольца, браслеты, монеты, все это спрятал кто-то в надежде переждать лихую годину, да, видать, не довелось.
Когда солнце показалось сквозь кружево листвы, покинули временное убежище и выкатились на проселочную дорогу. И снова колесили по городу, по окраинам и по центральным улицам, Николай уходил куда-то, возвращался и так много раз. После полудня отправились домой, по ходу Николай приоткрыл сумку и показал две объемных пачки денег:
– Одна твоя, вторая мне, третья уже ушла по назначению. Заберешь сейчас?
Павел помолчал, размышляя:
– Может, оставь на сохранение у себя, а я буду брать по необходимости.
– Что же, вот запасной ключ, сможешь войти в дом, когда захочешь.
– Николай, меня тревожит только правовой аспект наших действий. По закону мы обязаны сдать все найденное государству и рассчитывать на свои двадцать пять процентов.
Колдун строго посмотрел на Павла, лицо его скривилось, словно от кислого яблока:
– Не надо быть наивным простаком, государство – это мы, а не чиновники, алчные и ненасытные без меры. Единственное мерило поступков умных людей – это Совесть, главный закон нашей жизни. Не хочу дискутировать на эту тему, со временем перед тобой откроется правда жизни, вот тогда и поймешь, кто паразитирует на доверчивых, а для кого Честь, Совесть, Достоинство – не просто слова.
Некоторое время ехали, молча, слишком уж неожиданные и категоричные такие заявления. По общему разумению, раз мы живем так, значит так и должно быть. Хотя с другой стороны мало кто верит в лицемерную фразу о том, что перед законом все равны.
– Третья пачка денег ушла по назначению, что это означает?
– Как ты догадываешься, кувшин не единственная моя находка, но если тебе важно знать именно об этом случае, то третья часть суммы досталась наследникам, потомкам человека спрятавшего кувшин.
– Бывает иначе?
– Да. Здесь учитываются множество факторов, подумай и сам поймешь. Наверняка ты размышлял о своем предназначении, о том, как попытаться построить будущее. Используя хороший материальный запас, имеешь возможности реализоваться как личность, – словно размышляя вслух, продолжил Николай, – в полной мере раскрыть свой, да и не только свой, потенциал, а не бултыхаться в болоте нищеты, просыпаясь, каждое утро с единственной мыслью – о куске хлеба насущного. Я не могу и не хочу зарабатывать жалкие крохи, так называемым «честным трудом», просто не имею права. Для настоящего человека деньги это, прежде всего Свобода – достояние, стоящее на равных с самой Жизнью, а творить, как впрочем, и любить может только по-настоящему свободный человек.

Вася
(эти же ночь и утро)

Земля раскачивалась, как палуба корабля в штормящем море. Переставлять ноги казалось, нет сил, но Вася приказывал себе добраться домой, во что бы то ни стало. Раз за разом в памяти прокручивались сами по себе события этого вечера. Как можно объяснить, что его побили, даже не прикоснувшись. Какое затмение нашло, когда пристал к девушке, отобрал у нее золотые украшения, да еще цеплялся с пошлыми предложениями. Никогда ранее не замечал за собой приступов буйного поведения, даже сильно опьянев – а это, кстати, случалось нередко – вел себя, всегда, скромно, стараясь не выделяться. Может, повлияла паленая водка или у наливавшего была плохая рука, а вероятней всего сыграло нехорошую роль присутствие злополучного пистолета, отобранного одним из парочки неизвестных. И, слава Богу, что отобрали, а то и в самом деле учудил бы нечто по глупости, такое, что не разгрести потом.
В тот день бригадир послал его отвезти металлолом в райцентр. Скоро управившись, Вася возвращался домой, крепенький трактор весело урчал мотором, сзади болтался потрепанный двуосный прицеп. В какой-то момент заметил, что на правом борту рассыпалось крепление и тот может раскрыться в любой момент и прямо на ходу.
Пришлось сделать остановку и попытаться закрепить его хоть как-то. В кювете, кстати, выглядывал из травы кусок стального провода. Потянув, услышал, как звякнул металл и, раздвинув сапогом траву, увидел пистолет. Инстинктивно оглянувшись по сторонам, поднял и спрятал в карман. Только поздно вечером внимательно рассмотрел находку – да, настоящий «Макаров». Его и автомат Калашникова они изучали в школе на уроках по начальной военной подготовке. В обойме плотно расположились тупоносые патроны.
С тех пор Вася вырос в собственных глазах, стал более самоуверенным. Надежно прятал оружие от всех и брал с собой только на прогулки по выходным. Металлический друг приятно оттягивал нагрудный карман, и Васе было абсолютно все равно, в чьих руках он был раньше и как оказался в кювете возле дороги. Теперь же выясняется, что есть оружие пострашнее и опаснее и, что главное, им владеют его ровесники. Что это за люди, откуда взялись?
Дом встретил пустотой и скудным светом грязной лампочки. Кровать, застеленная, чем попало, на столе надпитая бутылка водки с простенькой закуской, да пара шатких стульев – вот и вся обстановка, на окнах видавшие виды занавески.
Вася упал на кровать, закурил сигарету из мятой пачки «Памира», глубоко вздохнул, выпустив изо рта струю сизого дыма в потолок. Боль постепенно уходила, руки и ноги расслабились. Почему-то стала вспоминаться его непутевая и такая еще недолгая жизнь. Большие, жилистые в наколках руки отца, пропавшего несколько лет назад неизвестно куда. Истеричка мать с дежурным синяком под глазом, бросившая детей на произвол судьбы и уехавшая с очередным хахалем. Сестры, повыскакивавшие замуж еще до совершеннолетия за мужчин старше себя в надежде устроить личную жизнь. Школа, где ненавидящие детей учителя, учили их всяческой мути, дети также взаимно ненавидели учителей и совершали иногда дикие выходки, протестуя таким образом против окружающей действительности.
После ПТУ стал работать трактористом и пропадал в полях с утра до ночи. В армию не взяли – оказалось больным сердце. Врач на медкомиссии ляпнул, что, мол, надо меньше жрать водки, за что наслушался в ответ. Вечером у магазина наклюкался без меры и утром не мог вспомнить, как добрался домой. Потребность изменить что-либо наталкивалась на глухую стену безысходности, отсутствие надежды на лучшую долю угнетало и давило. Потихоньку смирился и решил для себя просто плыть по течению, в тайне надеясь на счастливый случай, ибо всем нутром своим желал перемен.
Раз за разом вытирал ладонью мокрую от пота шею, хотя в комнате не было жарко, затем с удивлением сообразил – это слезы, стекающие из глаз, он незаметно для себя плакал. Плакал от обиды на себя, на родителей, на весь окружающий мир, такой жестокий и несправедливый.
Матово блеснул на запястье браслетик, вспомнились слова того парня, чтобы не снимал, если хочет жить. Вася тут же решил избавиться от непрошеного подарка, но, несмотря на внешнюю хрупкость тот не поддавался. Нигде не заметно ни защелки, ни замочка, в момент, когда решил попробовать перекусить плоскогубцами, легонько тенькнуло – и браслет открылся. Не раздумывая, вышел во двор и, размахнувшись, выбросил его в траву. Тут же словно черная вуаль застила глаза, на душе стало муторно, мысли спутались, размазались. Присел на ступеньку и закурил, пытаясь сообразить, что происходит. Вернулся в дом и сразу налив полстакана водки, залпом выпил. Облегчение не пришло, растерянность и страх овладевали разумом. Значит, это влияние браслета, не простого украшения, как может показаться, и не простой парень одел его на руку Васе.
Немного помедлив, вышел во двор и, зажигая спичку за спичкой, стал шарить по жесткой траве, и, если до этого только что страстно хотел избавиться от странного подарка, теперь с таким же рвением искал его. Он не знал, зачем ищет, просто не оставляло появившееся чувство, что расстался с хорошим человеком, надежным другом, без которого тоскливо. Может это и есть тот, столь ожидаемый случай. Наконец пальцы нащупали искомое, бережно, словно драгоценность обдул и поднес к руке, браслет со звуком маленького колокольчика тут же обхватил запястье. Вася с облегчением вздохнул. Однозначно, жизнь дала шанс и никак нельзя не воспользоваться им. Необычайная четкость мысли озарила разум, пугая с непривычки своей резкостью. Яркой вспышкой мелькнуло: люди живут в неведении, подчиняясь чужой воле, страдая от собственной и чужой глупости, рабски исполняя требования инстинктов. И так во всем мире, на всей планете. Как страшно!..

Ранним утром Света умывалась остывшей за ночь водой из рукомойника. Прекрасное утро, все в солнечных зайчиках, разумеется, радовало, но неприятный осадок вчерашнего происшествия портил все настроение. Какое-то время удастся скрыть от родителей пропажу золотых украшений – их подарка к ее шестнадцатилетию, но рано или поздно придется оправдываться. Версию с потерей можно и не излагать, если отец и сделает вид, что поверил, то мать не проведешь – устроит допрос не хуже следователя. Дернуло же ее пойти на танцы в незнакомый сельский клуб, да еще самой.
Позавчера Света с родителями приехала в гости к родне, подружек пока нет, ей было скучно проводить вечера в обществе старших, вот, и решила развеяться. Развлеклась, как говорится, по полной программе.
Спиной ощутила чей-то взгляд и, обернувшись, чуть не вскрикнула. У калитки стоял вчерашний грабитель, он смотрел на Свету глазами нашкодившего щенка. Парень нерешительно протянул руку, на открытой ладони лежали ее цепочка и сережки.



Оля
(август 1970 г.)

Мужики курили на дороге у ворот и тихонько переговаривались. Обсуждались различные версии смерти совсем еще молоденькой девушки, но основной все-таки была халатность врачей. В маленьком дворике толпилось много людей, пожилые и молодые, родственники и знакомые, почти все одноклассники и преподаватели. На их лицах читалась не столько печаль, сколько растерянность, даже испуг. По неаккуратности медперсонала случилось заражение крови, и молодая расцветающая жизнь угасла, все планы на будущее, мечты, несостоявшаяся любовь – все пропало, исчезло. Все ясно уразумели, что никто из них не застрахован от подобного, и это ужасно. Старший брат усопшей попросил свою куму, по профессии фельдшера, сделать успокоительные уколы всем, кто никак не мог справиться с нервами, подставил и свою руку.
Маленькая собачка на худеньких смешных лапках сновала под ногами, она никак не могла понять, почему сегодня столько много гостей, почему хозяйка не играет с ней, не гладит, как обычно. На собачку никто не обращал внимания, и та, решив, что раз люди, что-то делают, значит так надо, села у ворот, внимательно наблюдая за происходящим. Все шло, как происходит в таких случаях, слезы, всхлипывания, разговоры вполголоса. Специально оборудованный автобус доставил гроб на кладбище, следом ехали родные на личных авто, и завершал процессию заказанный в автохозяйстве большой автобус.
Ритуал погребения усопшей подошел к концу, копачи быстро досыпали холмик, поминутно вытирая щиплевший глаза соленый пот. Люди потянулись к выходу, и все бы завершилось тихо и чинно, как вдруг подала голос неизвестно откуда взявшаяся собачка. Она металась между могилой и уходящими людьми, громким лаем как бы спрашивая, почему все уходят, а ее хозяйка остается. Люди замерли.
Первой взвыла тетя, за ней другие женщины, даже у самых стойких мужчин выступили слезы на глазах и задрожали губы.
Какой-то парнишка сгреб собачку в охапку, а пришедшие в себя мужчины силой вытолкали ревущих навзрыд за ворота.

(в конце августа – начале сентября 1974 г.)
По озадаченному и невеселому лицу Николая легко можно было догадаться, что очередной его визит не пророчит ничего хорошего. И в этот раз появление колдуна оказалось неожиданным, но теперь прямо с утра. Он развернул принесенный с собой пакет и достал шикарный костюм, туфли из картонной коробки и белую рубашку в комплекте с темным однотонным галстуком. Заставил Павла переодеться, и когда тот взглянул в зеркало трюмо, то с трудом узнал себя. Только в кино можно увидеть такого солидного юношу, даже скорее мужчину, с иголочки одетого, и кстати, Николай был одет также безупречно. У двора стояла белого цвета, сияющая краской «Волга».
Когда село осталось позади, Николай надавил на газ и солидный автомобиль стремительно ускорился. За окнами мелькали дома и деревья, думать ни о чем не хотелось, пытаться просчитать или угадать предстоящее дело невозможно. Остановились на тихой городской улочке с одноэтажными домами. Немного посидев в раздумьях, Николай достал с заднего сидения знакомый кожаный портфель и отдал Павлу.
Крохотный дворик, в который они вошли, изобиловал цветами, над крыльцом аркой сплелся виноград. Маленькая собачка выбежала навстречу и приветливо залаяла, смешно привставая на тоненьких лапках. На звонок открылась, обитая дерматином, дверь, седовласая в платочке женщина удивленно посмотрела на необычных гостей, затем на радостно взвизгивавшую собачку и снова на гостей.
– Лидия Ивановна, здравствуйте – официальным голосом произнес Николай.
– Да, а вы кто?
– Разрешите, мы войдем и все объясним. Кстати, Петр Осипович, надеемся, тоже дома?
Через тесную, темную прихожую прошли в гостиную, где из-за обеденного стола поднялся высокий худощавый мужчина. Николай протянул ему руку.
– Здравствуйте, у нас к Лидии Ивановне и к вам есть очень серьезный разговор.
– Пожалуйста, – хозяин дома жестом указал на стулья вокруг стола, но Николай возразил и предложил пройти в другую комнату, открыл дверь за массивными коричневыми шторами и первым вошел. Здесь обстановка оказалась простенькой: старомодный диван с высокой спинкой, обитый зеленым плюшем, несколько жестких стульев, стол да шкаф со встроенным зеркалом, в углу между окон большой фикус.
– Присаживайтесь, – предложил Николай, и супруги послушно заняли свои места на скрипнувшем пружинами диване, Лидия Ивановна инстинктивно прижалась к мужу. Павел занял место на стуле напротив, Николай прошел к стоявшей на столе фотографии, с которой беззаботно улыбалась миловидная девушка с букетом в руках и не оборачиваясь продолжил:
– Разговор предстоит серьезный, перед тем как мы введем вас в курс некоторых обстоятельств, вы должны прежде ознакомиться с бумагой, которую вручит мой коллега.
Павел открыл портфель и достал из картонной папки листок с отпечатанным на машинке текстом.
– Прочтете, распишитесь и поставьте дату.
Две седые головы склонились над вздрагивающим листом, затем одновременно взгляды супругов поднялись поначалу на спину колдуна и затем на Павла, тот протянул им шариковую ручку. Николай занял место возле Павла.
– Как свидетельствует написанное здесь, все, что вы услышите, является абсолютно секретным, и пока ни ваши дочери, ни сын не должны ничего не знать, не говоря уже о посторонних. А сейчас попрошу не волноваться и воспринять мои слова как можно спокойнее. Дело в том, что ваша дочь Ольга помимо своей воли была втянута в некие сложные события, связанные с деятельностью, не подлежащей огласке, поэтому вместо нее был похоронен манекен, изготовленный в специальной лаборатории. Сама она находится сейчас очень далеко от дома, и наша задача – во что бы то ни стало вернуть ее, но люди, которым она доверяла бы, отсутствуют. Миссию возвращения возложено на нас с коллегой, и пускай вас не смущает наш возраст. Но нам необходима помощь. Например, это может быть какая-то фраза, применяемая только в кругу семьи, еще лучше относящаяся лично к Оле: слово, детское прозвище, возможно, ее любимая вещь. Не спешите, мы понимаем, как непросто такое услышать и поверить в это, а пока закончим с бумагами. – Из портфеля достал несколько пачек денег в банковской упаковке:
– Пересчитайте и распишитесь в получении, – не давая возможности опомниться родителям Оли, продолжил колдун. Петр Осипович поставил подпись, но к деньгам не притронулся. Нельзя было без боли смотреть на этих пожилых людей потерявших дочь, они до сих пор не могут смириться с ее потерей, а тут вдруг являются некие юноши и заявляют нечто невообразимое. Нет даже желания представлять, что творится в их душах в это мгновение.
Повисла пауза и возможно продлилась бы долго, как вдруг Лидия Ивановна встрепенулась:
– Часики, ее любимые часики, она даже когда ложилась спать, любила слушать, как они тикают! А так никаких особых фраз у нас не было, – как бы извиняясь, добавила она. Женщина пошарила в шкафу и показала обычные маленькие женские часики с тонким черным лакированным ремешком. Колдун завел их, поднес к уху и одобрительно кивнув, спрятал в карман, он поднялся со стула и тем же голосом произнес:
– Не в наших правилах давать пустые обещания, между тем смею вас заверить, что мы приложим все усилия к скорейшему возвращению вашей дочери. А пока до свидания!
Выезжали из города так же молча, как и въезжали. На полдороге Николай заговорил:
– До этого случая, нужно честно признать, я и не спрашивал твоего согласия на участие в разного рода мероприятиях, на этот раз все иначе, максимальная степень риска, все очень серьезно и очень опасно. Он остановил машину и продолжил, устремив взгляд вдаль:
– Не так давно ко мне поступил сигнал о помощи, очень слабенький сигнал, я поначалу даже не понял, что это. Когда сделал запрос в информационном поле, меня предупредили об опасности, ибо вызов шел из места, куда живым дороги нет. Естественно, я отказался от контакта, но сигнал поступал снова и снова. Используя свои методы, настроился на, скажем так, волну и связался с неким мужчиной, который просил не за себя, а за девушку, страстно желающую выбраться «оттуда». Я спросил у Ангела-Хранителя, что он думает по этому поводу, ответа не последовало – значит надо решать самому, и взялся помочь. От того же мужчины получил инструкции, как и что необходимо делать. Теперь решай ты: идешь со мной или нет. Все понимаю, поэтому не спеши, хорошенько подумай.
– Даже если шансов немного, не будем терять надежду, – ответил Павел.
Вечером, в сумерках, шли по знакомому пути через полигон строго на север, у каждого на плечах – рюкзак. На этот раз колдун выбрал место у кромки леса на большой поляне и предложил собрать хвороста, но огонь разводить не стал. Выждав некоторое время, посмотрел вокруг, на звезды и, бормоча заклинания, обошел по периметру. Посмотрел на часики и снова спрятал их в карман. Тяжело вздохнул, взял Павла под локоть и произнес нечто.
Темно-серый туман окружил их, словно невидимые фонари расположились вокруг, хотя, вернее, сам туман светился как бы изнутри. Вверху, в небе, различались звезды, и одна из них, самая яркая, сияла почти над головами.
Под ногами гладкая, словно из дымчатого стекла, поверхность. Колдун уверенно направился в одну из сторон, и вскоре оказались у широких ступеней, ведущих вниз. Нижний уровень открыл взору ошеломляющее зрелище: тысячи или миллионы полупрозрачных, как окружающий туман, скульптур выстроились неисчислимыми рядами от горизонта до горизонта. Здесь и ветхие старики, и старухи, люди средних лет и изредка младенцы. Все без одежды, одни в статичных позах, другие замерли в движении. Совершенство исполнения фигур, их количество не оставляло ни малейшего сомнения об авторстве зодчего.
Подошли к следующей лестнице и снова вниз, на третьем уровне остановились, немного постояли и направились вдоль рядов, постепенно ускоряясь. Павел старался не отставать, иногда лишь обращал внимание на особо колоритную внешность той или иной скульптуры. Возможно, ему показалось, а возможно, на самом деле глаза одного из мужчин проследили за ними. Не страх, скорее ужас пронизал Павла, он оцепенел и встал не в силах даже пошевелиться. Хотелось глубоко вздохнуть, вскрикнуть, но к своему отчаянию он понял, что дышать нечем, воздуха вокруг нет.
Колдун резко обернулся, его взгляд пронизал расширенные зрачки Павла. Приступ удушья прошел, теплая волна успокоения вернула равновесие, взмахом руки он показал, что может идти дальше.
Спина колдуна снова мерно раскачивается впереди, общение с ним научило ничему не удивляться, ни о чем не спрашивать и самое главное – следовать в точности с его указаниями.
Остановились у девушки, устремившей взгляд вверх, вся ее поза говорила о невероятном желании покинуть это место, и приподнятые руки, и расставленные, как для разбега, ноги, готовые тут же сорваться с места.
Беззвучно раскрывался рот колдуна в потоке заклинаний и молитв, время от времени он вздрагивал, как от ударов, энергия уходила из него стремительно, это было видно. Он представлял собой горящий факел на ветру, языки пламени обволакивали фигуру девушки, но они ослабевали с каждым мгновением.
В момент решающий, по всей видимости, уже физическая боль сковала от макушки до пят. В облике девушки стали происходить видимые перемены, она осветилась изнутри теплым светом, обрела материальность. Движения колдуна замедлились, взгляд потух, да и сам он становился похож на одно из изваяний. Подобное испытывал и Павел, но его энергия уходила двумя потоками, тягучая боль волнами пронизывала насквозь, он прочитал по губам колдуна:
– Часики!
Усилием воли, до скрипа зубами, заставил себя шевелиться, достал из кармана пиджака колдуна часы и застегнул ремешок на запястье девушки. В тот же миг нечто светящееся прилетело ниоткуда и остановилось в Ольге, она шевельнулась. Глаза ее прояснились, удивленный взгляд устремился на Николая, который к этому времени вышел из оцепенения, и как раз кстати, потому, что девушка сделала шаг вперед и тут же рухнула ему прямо на руки. Он подхватил ее и устремился в обратный путь, на полпути передал Олю Павлу. Когда поднялись на исходное место, колдун очертил круг, и схватив обоих под локоть произнес заклинание.
Туман исчез так же быстро, как и появился, пришла темень ночи, купол звездного неба во всей красе сиял над землей, ночная птица кричала со своей ветки. Несколько времени стояли ошарашенные произошедшим, боль постепенно уходила из суставов и мышц, появилось осознание, что все уже позади, опасность миновала. Колдун осторожно взял девушку за кисть руки, можно было подумать, что он хочет измерить ее пульс, но вместо этого посмотрел на циферблат ее часиков.
– Всего двенадцать секунд, мне они показались вечностью.
Достали из рюкзака одеяло и укутали Олю, затем занялись костром.
– До восхода солнца за круг выходить никому нельзя, – сказал Николай, – мы должны удостовериться, что вместе с нами никто посторонний не проник «оттуда» в этот мир, своего рода карантин, если хотите.
Пламя освещало лица: сосредоточенное Николая, растерянное Павла и отрешенное девушки. Услужливое воображение живо рисовало картину варианта неудачи. Оля так и осталась бы навеки «там», никто и никогда не узнал бы, куда подевались Павел и колдун. Однозначно, они были на грани, если не сказать вернее – за гранью. До этого случая Павел задавался вопросом, зачем Николай брал его с собой, если вполне мог управиться сам, теперь совершенно очевидно, что без его помощи все закончилось бы весьма печально. От таких мыслей становилось жутко и холодно. Николай, по сути, еще совсем молодой парень, можно сказать пацан, а чем занимается… Редко какой зрелый человек решился бы на такое, рисковал бы своей жизнью, взял бы ответственность за других, доверился бы Павлу, как себе. Между тем, шок постепенно проходил, мысли возвращались в свое обычное русло.
– Интересно узнать, – как бы размышляя вслух, произнес Павел, – название той звезды, что так ярко сияла там.
– Та звезда называется Солнце.
– Если я правильно понял, то это означает, что мы были…
– Да, можешь смело называть себя космонавтом, – как-то невесело улыбнулся Николай и, помолчав, добавил: – Раньше у меня не было возможности ответить на твои вопросы, сейчас мы в круге, нас никто не контролирует и не может услышать, да и до рассвета еще долго, можем поговорить без опасений.
– Да, видимся мы от случая к случаю, поэтому вопросы накопились, пойдем по порядку. Слышал, как родители и некоторые посторонние называют тебя Камлатом. Почему?
– Моя бабушка была хорошей ведуньей, много путешествовала, и в том числе по Крайнему Северу. У тамошних народов развито шаманство, или колдовство – по-нашему. Камлат – это бубен, камлать – бить в бубен или шаманить, совершать колдовское действо. Я в детстве много болел, кашлял сильно, бабушка так и сказала: «Бухикаешь, словно камлаешь, в бубен стучишь». Так и прилипло ко мне это прозвище и стало вторым именем.
– А бабушка сейчас где?
– Не знаю, так и не вернулась из очередного своего путешествия.
– Следует понимать, именно она посвятила тебя в секреты герметических наук, научила колдовать…
– Не все так просто, как можно представить. Когда я очень болел и понял, что должен спасать себя сам, тогда и стал развивать в себе скрытые способности. Только со временем бабушка обратила на меня внимание и многому научила. Потом ты принес Книгу Жизни.
– В тот новогодний вечер, если не забыл, почему ты оказался там, в зале, и что сказал Кате?
– Получил информацию о том, что девушка не перенесет унижения и наложит на себя руки. Пришлось вмешаться. А на ушко ей назвал имя ее парня и место где они встретятся.
– В таком случае вопрос о вырванном куске жести отпадает, можно догадаться самому. Еще хотелось бы развеять подозрения, возникшие после нашей встречи у «Скалки».
– Слишком многое в то время навалилось, а тут приходишь еще и ты по поводу спасения Варвары. Сомневался, хватит ли у меня сил, но как видишь, все утряслось. А подозрения не напрасны, если сравнить болезнь со срубленным сухим деревом для образности, то падая это дерево задело меня веткой, и не самой тонкой. Такое бывает с целителями нередко.

Оля неожиданно встала, одеяло упало на траву, но, по всей видимости, отсутствие одежды ее ничуть не беспокоило, секунду постояла в размышлении. Подошла к Павлу и поцеловала его в щеку, затем повернулась к вскочившему с места Николаю и поцеловала в губы. Взмахнула на прощание рукой и пошла прочь от костра, Павел было кинулся за ней, но колдун показал жестом, что не нужно. Круг остановил девушку звуком удара как об стеклянную стену. В замешательстве Оля почесала лоб и произнесла:
– У мамы заболело сердце, я хотела помочь.
Упади рядом камень с неба, меньше бы удивились, чем этим простым словам, произнесенные с сожалением, даже с обидой на не пустившую ее преграду.
– С мамой все будет в порядке! – радостно воскликнул Николай. – Я позабочусь об этом, а пока, пожалуйста, оденься, а то ты нас конфузишь своей прекрасной фигурой.
Павел отвернул голову в сторону, что бы спрятать улыбку, когда Оля, одевшись во все мужское и спрятав волосы под фуражку, стала похожа на парнишку, примерившего все с отцовского плеча.
– Странно, – снова заговорила она, – не могу вспомнить. Сохранилось в памяти только лицо мужчины, помогавшего мне, помню все, чему он меня учил, а что было до этого, – абсолютный провал. Затем, словно ветер подхватил и понес, и я увидела вас. Вот и все.
– По-видимому, он сохранил только то, что возможно было сохранить. А кто ты, родителей, родственников помнишь?
– Да, всю прошлую жизнь, вплоть до последнего мгновения, – голос ее обрел металлические нотки, – и больницу помню. Глаза девушки нехорошо блеснули, она опустила голову, пряча посуровевший взгляд.
С первыми лучами Солнца благополучно покинули опушку леса и добрались в село.

Павел весь день занимался домашними делами, только к вечеру появилось время заглянуть в гости к Николаю, его просто тянуло пообщаться с ним и с Олей. Он явственно ощущал предстоящее важное событие, пропустить которое никак нельзя, но какое событие даже представить не мог.
Когда увидел их, стало очевидным, что нечто все-таки произошло. Лоб Николая разбит, кровь стекла тонкой струйкой по лицу, но он этого не замечал. Оля стояла посреди комнаты.
– Что случилось? – Павел растерянно переводил взгляд то на колдуна, то на Ольгу, принявшую позу незаслуженно обиженной первоклассницы.
– Она убила их, вот что! – Николай вытер платочком кровь. – Перед твоим приходом появилась, стоило мне задремать на какое-то время, как она навестила «тех» врачей, в результате один скончался сразу, второй на подходе, медсестра будет отныне и до конца дней своих пациентом психиатрической лечебницы.
Оля не то подошла, не то подбежала к колдуну, поцеловала, нежно обвив руками его шею и несколько отстранившись, прощебетала невинным голосом:
– Да не расстраивайся ты так, я сделала все так, как надо, и зачем открывать двери лбом, они ненароком сломаются.
– Ну ты посмотри на нее, она еще и шутит. А знаешь ли ты, что у одного из них есть сын, не мальчик, а сущий ангелочек, о нем кто подумает, кто позаботится?
– У мальчика скоро будет другой отец, он и поможет ему вырасти настоящим человеком. – Оля произнесла это без единой нотки сомнения в голосе.

Павел решился, все-таки, заговорить о беспокоящих его сомнениях, посоветоваться с теми, кому полностью доверяет:
– Николай, во мне открылись некие способности, разумеется, я понимаю насколько они скромны по сравнению с твоими и, надо полагать, Олиными. Как правильно развивать их?
– Ты сам ступил на этот путь, задаваясь волнующими тебя вопросами, потом помогая мне, соприкасался с неведомым, тайным доселе. Такое общение не могло пройти бесследно, а уж как поступить с приобретенными знаниями, решать тебе самому. Существует порядок допуска. Каждый раз проделав определенный путь самосовершенствования, поднимаешься на одну ступеньку в этом бесконечном пути. Решишь остановиться или двигаться дальше – тут все зависит от тебя. Главное – не изменить Совести – праматери всего сущего, иначе ждет суровое наказание. Мало того, теперь за каждым твоим шагом пристально следят враждебные силы, они ошибок не прощают. Правильно и по адресу задаешь вопросы и получаешь на них ответы. В принципе, все просто. На какое-то время нам необходимо затаиться, наверняка наша деятельность не осталась без внимания.
Николай умолк, он неотрывно смотрел на Олю, которая несла с кухни кофе, но задержалась у открытой книги. Она читала ее.
– Олечка, ты понимаешь, что там написано?
– Да, я же рассказывала о своем учителе.
Николай схватил книгу и, перелистав ее до последней страницы, попросил:
– Прочитай, это!
Колдун поднял руку, воздух стал плотным, звуки пропали. Только по открывающимся губам девушки можно было догадаться, что она читает в голос. Как только она произнесла последнюю фразу, книга тут же исчезла.
– Давайте пить кофе, а то совсем остынет, – Оля, как ни в чем ни бывало, стала расставлять приборы, а Николай лишь механически взял чашку.
– Вот видишь Павел, – задумчиво сказал он – кстати, к нашему разговору, какой путь пришлось мне пройти, чтобы услышать завершающее заклинание из книги, которое никак не мог прочитать.
– А где теперь книга?
– Там, откуда ты ее принес, отныне она будет ждать, когда за ней снова кто-то придет.
Удрученному и печальному настроению у Николая пришло на смену чувство праздника, он снял с полки лакированную коробочку:
– Олечка, у нас всех сегодня особенный день, можно сказать, второй день рождения. Я свой подарок уже получил, за что обоим вам очень благодарен. Тебе приготовила подарок моя бабушка, много лет назад она дала мне эту шкатулку со словами, что бы я подарил то, что в ней находится, понравившейся мне девушке.
Драгоценные украшения, оказавшиеся в шкатулке, представляли собой полную композицию, состоявшую из множества взаимодополняющих предметов. Оля с удовольствием одела их и с восхищением воскликнула:
– Какая прелесть, спасибо бабушке!
– Теперь – подарок Павлу, Оля покажи, пожалуйста, ему настоящее небо.
Вышли во двор, Оля стала позади Павла, приложила ладони к его голове. От открывшегося зрелища тот ахнул. Вместо темного неба с редкими звездами открылось сплошное сияние, усеянное несметным количеством звезд, созвездий и туманностей. Все это переливалось всевозможными цветами, мерцало и вибрировало, по небосводу сновали крупные и крохотные огоньки, нечто похожее на облачка неспешно передвигалось в разные стороны, как невесомые платочки на ветру. Ко всему этому масса звуков заполнила сознание, неземных звуков, ибо ничего подобного ранее не приходилось слышать.
– Протяни руку вперед, – тихонько проговорила Оля.
Только ладонь устремилась вверх, навстречу вспыхнули яркие огни.
– Это звезды приветствуют тебя, – опережая вопрос, послышался ответ.
Оля убрала руки, все исчезло.
– Что это, как так может быть?
– Таким видим небо я, Камлат и такие же, как мы, таким оно есть на самом деле. Представится возможность, покажу Землю в ясный, солнечный день.

Утром, через пару дней, Павел забрал родителей Оли из дома и повез по указанному Николаем адресу. Они были предупреждены о предстоящей встрече с дочерью и заметно волновались. Когда «Волга» приблизилась к нужным воротам, те открылись, машина вкатилась в просторный двор прямо к крыльцу большого дома. Дверь открылась и оттуда вышли улыбающиеся Оля и Николай. В руках Оля держала букет, очень напоминавший тот, на фотографии, но теперь она одета в шикарное длинное платье, подчеркивающее стройность фигуры и грациозность движений. Вслед за родителями из машины навстречу ей с радостным лаем и визгом выскочила маленькая собачка на смешных тоненьких лапках.

День рождения
(начало декабря 1974 г.)

Отметить свой очередной день рождения Варвара захотела, как обычно, в кругу семьи, с родителями. Павлу предстояло выбрать подарок. Чтобы упростить задачу, решил просто повозить Варвару по магазинам: пускай сама выбирает, а затем сразу в село к своим.
Два черных автомобиля «Волга», сменяя друг друга, сопровождали их с самого утра. Сбывались пророческие слова Николая: некто вышел на них, вернее на него, на Павла. На одном из перекрестков преследователи замешкались, пришлось посреди квартала подождать их. Высунув руку в открытое окно дверки, показал знаками, чтобы те ехали вперед, а уж он за ними.
– Что за манипуляции? – оторвавшись от изучения списка необходимых покупок, спросила Варвара.
– Знакомые, ненадолго заскочим в одно место, надо переговорить кое с кем.

Ответ прозвучал неправильно построенным предложением, это означало, что происходит нечто незапланированное, но не стоит волноваться.
Варвара снова углубилась в изучение списка, она девушка умная и понимает, что ни в коем случае не имеет права вмешиваться в дела Павла. Раз он сказал, значит так надо. Если пропадал на несколько дней и являлся, ничего не поясняя, она только благодарила Судьбу за его возвращение. Ни она, ни родные отныне не знали нужды, но спросить, откуда берутся деньги, она даже не допускала мысли. Она уверена, что ее Павлик никогда не предаст, не забудет, а то, что он занимается чем-то серьезным, легко прочитать в глазах, во взгляде, не похожем на взгляд вчерашнего десятиклассника. Позволить себе своими руками разрушить собственное счастье, быть глупой и поддаться эмоциям – это не для нее. Чем он занимается, Варвара догадывается, не зря ведь его лучший друг именно Николай, а не кто-то другой. Если ничего не объясняет, значит так надо.
Однажды Варвара пришла в комнату к Павлу, он попросил не беспокоить его минут десять, сам в это время сидел за столом лицом к окну, глядя прямо перед собой. Девушка на скорую руку приготовила бутерброды, принесла чайник и окликнула Павла, полагая, что десять минут уже прошли. Тот никак не отреагировал, продолжал также сидеть, и она, взяв другой стул, уселась напротив него. Угораздило же ее, немного приподнявшись со своего места, заглянуть Павлу в глаза. В них зияла бездна, а и из глубины ее прорывались языки пламени. В ужасе она отскочила в сторону, заметалась в нерешительности, схватила его за плечи, но тут же отдернула руки – он был весь твердый, словно вылитый из металла. Благо, Павел совсем скоро вышел из этого состояния, с укоризной покачал головой, привлек ее к себе и долго не отпускал из объятий, она чувствовала, как колотится его сердце, испугавшееся за нее.

Впереди едущая «Волга» припарковалась возле «Универмага», Павел остановился рядом.
Мужчина среднего возраста вышел из машины и неспешно направился к магазину, Павел с Варварой на некотором удалении – следом. На втором этаже к ним подошла улыбающаяся женщина в голубого цвета униформе, приветливо поздоровавшись, произнесла, обращаясь к Павлу:
– Вас ждут в моем кабинете, это по коридору вторая дверь направо, а вы, девушка, идите со мной, я помогу, подобрать, что пожелаете.
Варвара вопросительно взглянула на Павла. Тот кивнул в знак согласия.
Без стука открыл лакированную дверь, кабинет оказался довольно просторным с большим Т-образным столом, мягкими стульями возле него и шикарным ковром на полу. На директорском месте, в кресле с высокой спинкой сидел худощавый узколицый мужчина и говорил с кем-то по телефону. Жестом указал на стулья, положил трубку и произнес вместо приветствия:
– До Нового года еще много времени, а жена заказала целый список необходимых покупок уже сейчас.
Мужчина умолк, сложил руки, словно ученик за партой и принялся разглядывать Павла. Взгляд его ничего не выражал, он просто смотрел.
К своим сорока пяти Леонид Макарович дослужился до звания полковника, бывал в загранкомандировках, принимал участие в боевых действиях и не только в качестве советника. Заведует сейчас аналитическим отделом, осторожен в словах и поступках, мастер решения сложнейших задач и построения многоходовых операций. Любит свою работу, жену и сыновей, до сих пор не изменил детскому увлечению собирательства марок. По сути, неплохой человек, но он слуга системы, ее покорный раб и выполнит любой приказ этой системы, не раздумывая. Или нет?
Можно было запросить и более подробную информацию. Но зачем, и так ясно, кто этот человек и что ему нужно.
Павел протянул руку, давая понять, что готов к экзамену, или как принято говорить, к тестированию, а в том, что оно состоится, нет сомнения. В шахматной партии «Знакомство» первый ход сделал он и не Е-2 – Е-4, а сразу ход конем.
Тоненькая картонная папочка с большими буквами ДЕЛО перелетела весь стол и приземлилась прямо у рук Павла. Хватило беглого ознакомления с содержимым, чтобы вскоре получить ответы на все вопросы, но Павел не спешил, он не знал, как ему поступить. Если не хватит силенок у него самого, то Николай с Олей не оставят в беде, но это означает конец привычной жизни. Имеет ли он право решать судьбы родных ему людей? Одно не могло не радовать – пусть его как слабое звено высчитали, но до Камлата с Олей им не добраться никогда.
Возвратил документы, с приложенной к ним запиской.
В утечке секретных сведений подозревался некий сотрудник, а на самом деле его, как это обычно бывает, банально подставили. Кроме имен истинных виновников, указал дальнейшие действия резидента и его агентов.
Леонид Макарович внимательно изучил содержание записки и щелкнув красивой металлической зажигалкой, сжег ее. Бесшумно ступая по высокому ворсу ковра, прошелся по кабинету и, словно наконец сформулировав мысль, произнес:
– Вы с сегодняшнего дня будете работать на меня. Я не оговорился, именно на меня.
– Извините, что перебиваю, Леонид Макарович, но в нашем случае речь может идти только о сотрудничестве и никак иначе.
Полковник не повернулся к Павлу, он не хотел, чтобы тот увидел растерянность на его лице. Военные экстрасенсы, вычислившие этого парня, предупреждали о потенциальной опасности, исходящей от него, и одновременно предложили план ликвидации в случае неуправляемости и невозможности контролировать. Подобные случаи уже были на счету отдела, существовало несколько схем действий в таких ситуациях. Между тем, это был не отказ, а предложение к сотрудничеству на равных. По-видимому, здесь следует усмирить гордыню, забыть о рангах и различии в возрасте, трезво оценить ситуацию. Полковник не представлялся, даже в конторе мало кто знает его имя и отчество, парень знает и знает много больше, чем можно было бы представить, это понятно. Подперев щеку двумя пальцами, продолжил движение:
– Если Вы ставите вопрос именно так, значит, так тому и быть, но что нам делать с людьми, вышедшими на вас?
– Я сам разберусь с ними, это моя забота.
– В таком случае с сегодняшнего дня вы работаете заместителем начальника охраны на режимном заводе, учитесь заочно. Вот пропуск, ключи от кабинета, это ключи от квартиры – не Крещатик, но в центре. В пакете деньги – подъемные – и первая зарплата авансом. А это – радиостанция, с ней не разлучаетесь ни днем, ни ночью, инструкцию по использованию и принцип кодировки фраз изучите и уничтожте. Вас проводят.
Когда юноша вышел из кабинета Леонид Макарович отругал себя за излишнюю сухость своих слов, но и его можно понять. В своей богатой событиями жизни приходилось бывать во всяких переделках, зачастую рисковать жизнью, но с подобным столкнулся впервые. Он попросту испугался, нет, не за себя, за родных. Так вплотную столкнуться с неведомыми силами, которым он даже названия не знает, довелось впервые, и главное – кто представляет эти силы – мальчишка, студент.
По роду службы руководимый им аналитический отдел занимается множеством вопросов, все сотрудники ознакомлены, в разной степени, со специфической информацией, начиная от полтергейста до контактов с инопланетянами, проинструктированы, как предпочтительней вести себя в нестандартных ситуациях. Здесь нечто иное, чутье контрразведчика подсказывало о встрече с не просто непознанным, а, скорее всего, с иным разумом, живущим своими критериями, пользующимся другой шкалой ценностей, непонятной таким, как полковник. Диалог проще всего складывается с себе подобным, а тут чувствуешь себя не в своей тарелке и это не может не раздражать. Надо или смириться, или уходить в отставку, но какие перспективы открываются, если суметь договориться с этим парнишкой, даже трудно представить. Мечта получить генеральские погоны в ближайшее время в одночасье поблекла, впереди явно замаячила возможность решать задачи посложнее, масштабы совсем иные, и он как игрок не может не понимать этого. Возможно, именно с помощью этого студента удастся реализовать свою давнюю, сокровенную мечту, трепетно хранимую в глубине души.
Изучив как никто другой подноготную всей системы, которой преданно служил столько лет, он стал ненавидеть эту систему лютой ненавистью, возненавидел всеми фибрами души. Разрушить, уничтожить ее бесполезно, можно только уйти, по возможности стать максимально независимым от нее. Для этого, прежде всего, надо уехать отсюда, сделавшись тихим обывателем одной из европейских стран. И не так уж сложно было бы исчезнуть, раствориться в многомиллионной массе людей, если бы не семья. Еще очень хотелось бы уходя сделать прощальный реверанс, нанести системе пусть не смертельный, но чувствительный удар. Все необходимое заготовлено и ждет своего часа, остается лишь в нужное время активизировать процесс оглашения компрометирующих документов из разных точек и одновременно. Скандал должен быть грандиозным и, самое главное, неминуемым, ибо замолчать оглашенную информацию не удастся никому.

Варвара уже ждала в машине, багажник и заднее сидение оказались заполнены пакетами и всевозможными коробочками.
– Твои знакомые такие милые люди, я купила гостинцы всем, надеюсь, никого не забыла.
– На две студенческие стипендии и первую зарплату зама начальника охраны, – в тон ей ответил Павел. – Кстати, квартиру когда поедем смотреть, подарок от наших друзей?
– Квартиру? Почему таким саркастическим тоном?!
– Просто я еще не определился: печалиться мне или радоваться.
Напускная веселость не сработала, и Варвара, как обычно, коснувшись рукой руки Павла, уже серьезным тоном произнесла:
– Как ты иногда говоришь в таких случаях, ничего – прорвемся.


Эпилог
(последние дни октября 1977 г.)

Осень в этом году выдалась на славу. Прохладные ночи сменялись солнечными днями, теплыми и нежными, как руки матери. На оголившихся ветвях яблонь в садах суетятся птицы, слетевшиеся поближе к жилью на зимовку; на фоне потемневших лесов и жухлой травы небо казалось, еще более синим и прозрачным. О депрессии в такие погожие дни не могло быть и речи, просто на смену летней суетливости пришла тихая размеренность. Взгрустнешь разве что услышав по-своему прекрасное карканье ворон в акациях у школьного двора, да проскочат мимолетным видением картинки детских лет, близких и таких уже далеких. Сорвешь покрытое инеем после ночного легкого мороза яблоко – сладко-кислый нектар тает во рту, никакое мороженное не сравнится.
Разницы – рабочий день или выходной – для Павла не существовало. В любой из дней недели решал сам, чем будет заниматься, но с условием того, что по первому зову включался в бурную деятельность ведомства. Зачастую решал поставленные задачи довольно-таки быстро, иногда занимался какой-либо проблемой сутками напролет.
Леонид Макарович, уже генерал, с пониманием относился к его заявлениям, что некоторые задачи ему не по силам, лишь согласно кивал головой, ибо раскрытие какой-то тайны могло нанести вред хорошим людям, а этого допустить никак нельзя. Он все понимал и не вынуждал преступать моральные принципы и нормы, не требовал объяснений. Советовался, как поступить в той или иной ситуации, их беседы напоминали обсуждение технических вопросов: без эмоций – только трезвый расчет. Информация, которую получал генерал от Павла, являлась поистине бесценной. Меняются времена, вместе с ними – планы и мечты, генерал решил отложить пока уход на заслуженный отдых. Разводить пчел где-то в предгорьях Альп, разумеется, заманчиво, но очень скучно. Однажды после длительной беседы, когда пришлось уточнять множество деталей, обсуждать варианты событий в непростом деле, генерал сказал:
– Сынок, не знаю, что бы я делал без тебя…
Он сам, похоже, удивился сентиментальности и откровенности сказанного, но после паузы продолжил тем же тоном:
– Мы сейчас в большой игре, и при первом же намеке на опасность немедленно уходи на запасной вариант. Ни с кем кроме меня на контакт не выходи. Да ладно, что это я, сам знаешь, что делать.
Свернув на проселок, ведущий к селу, Павел двинулся далее потихоньку, на задних сидениях дремали Варвара и дочурка Настя с любимой куклой в маленьких ручонках.
Каждые выходные старались провести с родными, и, если его родители без уговоров согласились на переезд в столицу, то тесть с тещей отказывались перебираться поближе к детям, боясь оставить все нажитое непосильным трудом. Эти бытовые вопросы воспринимались Павлом, как нечто милое и уютное, такое домашнее, резко контрастирующее с работой. Он старался даже не вспоминать во время отдыха о своих служебных обязанностях. Слишком много негатива, неприятных ассоциаций. Но всплывают в памяти слова генерала, цитировавшего знаменитую песню:
– «…Если не я, то кто же? Кто же, если не я?»
Улыбнешься мысленно сам себе – и снова в бой.
Дорога проходит мимо дома Николая, и Павел не смог не остановиться. Несколько лет прошло, а здесь ничто не изменилось. Дом не заброшен, но в нем никого нет. Тропинка между потемневших от времени заборов, сад, дом под елями. И самолетик на шесте.
Глядя на него, Павел вдруг осознал, что он сам, как этот самолетик, обречен вечно болтаться на шесте. И никогда ни самолетику, ни ему не взмыть к облакам, не ощутить радости свободного полета. От этой мысли стало нехорошо на душе, губы скривились, как у готового заплакать ребенка. Что же, пенять не на кого, сам выбрал судьбу, тогда, в день знакомства с генералом, а ведь мог позвать Николая и Олю. Не позвал.
– Что случилось, почему мы остановились? – послышался голос жены.
– Ничего, сейчас едем дальше.
Варвара услышала, как дрогнул его голос, посмотрела на дом. Она все поняла и не произнесла больше ни слова.




Примечания авторов:
Цыкнуть – одернуть, остановить.
Цэбр – большая деревянная кадушка с ручками и обручами.
Гребля – небольшая плотина.