Грибная книга

Грибная книга
сказка

- В жизни чудес не бывает. Разве что в книжках, - важно сказал Дима и посмотрел в окно. За его спиной в это время свистнул чайник. Дима вздрогнул. На улице истошно заорал кот. Его крик произошел оттого, что две вороны утром на крыше делили пачку масла, и масло съехало вниз, оставив скользкий след. Этого всего Дима не знал, и самурайский крик Барсика, слетевшего с крыши в клумбу, озадачил его. Дима выглянул в окно. Барсик ответно посмотрел двумя фосфорическими пуговицами глаз. Верней, в сумраке вечера глаза его были как маленькие люки в неизвестное светлое небо. Дима прогнал этот сказочный образ, потому что настроился вести борьбу против любых намёков на сказки. Он решил, что жизнь должна быть сухой и понятной, как чертёж. Ради спокойствия ума.
- Не дом, а шкатулка с чудесами! – некстати сказала мама.
- Чудес не бывает, - упрямо повторил Дима.
- Я прочитала то странное письмо. Представляешь, у тебя появилась бабушка!
- Если бы сестрёнка, я ещё могу понять, - он косым взором осмотрел маму. – Но чтобы на свет неожиданно появилась бабушка!
- Она родственница покойного дедушки, просто мы не знали! Её зовут Матрена Ивановна, – весело пояснила мама.
- Как же она нас отыскала?
- Не знаю, с помощью адресного бюро, быть может. Она приглашает тебя в гости, в деревню.
- Целая баба Мотя появилась! – саркастически произнес Дима (он ощутил в этом появлении бабушки намёк на сказку).
- Нехорошо ты сказал, - огорчилась мама. - Папа тоже становится резким, когда не в настроении. Сынок, не будь таким!
У Димы и вправду был приступ хмурого настроения, ему хотелось ворчать, словно он больной старик, незаслуженно всеми забытый.
Кот вспрыгнул на окно. Шерсть на нем еще не улеглась после потрясения.
- Всё-таки хорошо бы тебе съездить к бабушке Матрёне, - сказала мама.
- И что я буду делать в деревне? – буркнул он.
- Получать новые впечатления, а то каникулы пройдут зря.
- Я лучше поеду к папе в экспедицию, - важным голосом сказал Дима.
- Ты будешь мешать ему. Там выкапывают всякие черепушки. А тут все-таки живая бабушка, - возразила мама.
Дима вообразил, как он едет в поезде дальнего следования, один, пьёт чай, хмуря брови, как это делает папа, и вслушивается в музыку железной дороги, в барабаны и бубны дальнего пути. Дальняя дорога всегда ведёт в будущее.
- А далеко она живет?
- Километров двести от нас.
- Ладно, сойдет, - сказал Дима.

Поехал он с котом, это был его ультиматум, чтобы не было тоскливо и неуютно в незнакомом месте. Кот сидел, словно узник, в дорожной клетке; вёл себя неплохо, но временами кричал и царапал пластмассовую решетку. Тогда Дима запускал к нему руку и почесывал (животное нуждается в контакте). Трехлетнему мальчику, сидевшему на коленях своей мамы, Дима сообщил, что Барсик это пленный барсук, ожидающий выпуска в родные леса. Другому ребёнку, пришедшему посмотреть, сказал, что это детеныш барса – опасный хищник: вырывает котлеты и пирожки из детского рта.
Поезд ехал четыре часа, и ничего особенного… впрочем, совершилось несколько событий. Поезд минут десять бежал наперегонки с утренним солнцем; солнечный луч трещоткой скользил по черным стволам елей, и стволы на миг вспыхивали. По вагону прошаркал на кривых ногах дед с огромной кружкой кипятка, а нос у него был точно гриб-трюфель (согласно грибному атласу). Еще была за окном такая картина – озеро, туман и среди тумана замер, свесив голову, маленький человек в лодке. Диме подумалось, что рыбак уснул и видит во сне раков и рыб, которые живут в сонном озере.
Приехали. Автобус, оказывается, не ходит в сторону деревни Малые Померанцы. «Пассажиров туда нет», - сказали на автостанции. «А почему так называется деревня? Кто там помер? – поинтересовался Дима. - …Ах, это растение!»
От станции до деревни три километра – не так уж далеко, но столько тащиться с Барсиком и сумкой… это просто Большие Померанцы. Барсик настороженно, с какой-то животной думой смотрел на луга и леса.
Насилу добрались. Дима с угадкой разглядывал старые избы, заросшие сиренью, осенённые нежными изумрудными ветками берёз. Не тут ли бабушка проживает? – думал он, проходя мимо ветхого домика. А в оконце, точно в маленьком пруду, тускло светилось круглое лицо бабушки. Она встряхнула головой, помахала ему и отошла от окна вглубь дома. Дима остановился. На коньке крыши сидел почерневший петушок, уже не послушный ветру, просто ждущий, когда упасть. Воздух звенел, полный тонких нечеловеческих восклицаний: в едином хоре звучали кузнечики, воробьи, ласточки…
Наконец, бабушка вышла. Оглядела его всего, от пшеничного хохолка на голове до покрытых пылью башмаков и кота, чей ус вылез из клетки. «Дима, что ли?!» - всплеснула пухлыми руками, прижала его к себе, отстранила, опять прижала: «Вот ты какой красавец!» Дима не знал, как себя вести. Он не любил комплиментов: он ведь не девочка и не телёнок на сельской выставке. Но она смотрела бы на него с восхищением, даже если бы он не был красивым. Дима понял это и не нахмурился.
Тёмные доски и брёвна комнаты напомнили ему трюм древнего судна или даже ковчега. В маленькие окошки, словно в иллюминаторы, входил тихий, чуть рябой, зеленоватый свет. Пахло древностью: сухой смолой, медом, воском.
Выпустили кота – он потянулся, ткнул шерстяным лбом ногу бабы Моти, зыркнул туда-сюда своими прозрачными очами и пошел куда-то.
- Ну и с добром! Этого гостя развлекать не надо, - бабушка разливала чай, заваренный из цветов. – Теперь у меня, как у всех порядочных бабушек, есть внук.
Она глядела на него и щурилась, точно от сладкого. Обычных вопросов - сколько тебе стукнуло лет, как учишься, сколько получают родители… - она не задавала. Потом спросила:
- У тебя есть мечта?
- Мечта? – он растерялся.
Было от чего. На днях он влюбился в юную киноактрису и для успешного знакомства с ней планировал в ближайшее время добиться кое-каких великих успехов: стать прославленным человеком в обществе, быстро повзрослеть… так сказать, по-щучьему веленью, поскольку 13 лет - не солидный возраст. Но он стеснялся признаться в своей влюблённости, а еще больше стыдился этих радужных мечтаний о славе.
- У тебя нет мечты? – бабушка поставила чашку на стол, словно он сообщил ей нечто ужасное, хотя он молчал. – Мечта это главное в человеке. Без мечты человек - что фонарик без лампочки, пустая вещь. Я не про деньги, не про успех… это внешние вещи, это всего лишь украшения, я говорю о том, что каждый настоящий мужчина должен видеть перед собой путь. Мечта – это цель, ради которой ты можешь пожертвовать всеми благами. Насчет девушек – тоже за мечту не считается: девушки от тебя не уйдут.
Дима смутился, неужели она, глядя ему в зрачки, видит всё, что у него в сознании?
- Я хочу много знать, - с неожиданной твердостью сказал он.
- Это уже неплохо. У меня тоже есть мечта… - покачав большой головой, сказала бабушка и с громким «хлюпом» отпила из чашки.
- У тебя?! – Дима от неожиданности перешел на «ты».
Бабушка засмеялась.
- А ты думал, мечты нужны только молодым? Ты думал, что старикам осталось только мерку снять для гроба?
Она сказала это с таким задором, что Дима тоже засмеялся.
- И какая же у тебя мечта? – спросил он, заранее удивляясь возможному ответу.
- Такая же, как у тебя: много знать. Ты, поди, думал: здоровье, бесплатная медицина, пенсионные льготы, да? Это хорошие вещи, но не мечта.
Баба Мотя смотрела на него, вся лучась весельем.
- Ой, Барсик пропал, пойду поищу его, - Дима вскочил, чтобы уйти из-под ее глаз.
- Сходи, поищи, - она кивнула белым платком с незабудками.
У Димы в груди трепетали какие-то новые чувства. Он, оказывается, многого не знает о бабушках. Её слова заронили в него счастливую тревогу, если можно так выразиться.
Тишина, тиканье ходиков (вправду «ходящих» в тишине железными ножками), нежный сумрак, янтарный свет вокруг смуглой иконы – эта новая жизнь втекала в него, как родниковая вода в кувшин. Он заметил, что у всех предметов здесь есть своё выражение лица, наверное, потому что они были сделаны не на заводе, а руками, и в каждом предмете была заметна теплота труда. Они почти живые. «Бабушка! – закричал он из другой комнаты, которая называется светёлка. – У тебя красиво! И сказкой пахнет». Она что-то крякнула в ответ.
Дима заглянул под кровать, потом под лавку, этажерку, тумбу, ожидая увидеть внимательную морду Барсика, но кота нигде не было. Бабушка звякала посудой в тазу с нагретой водой. (Да, здесь всё иначе.) Плечистый шкаф мерцал зеркалом в своей средней части, как если бы распахнул, обнажил светлую свою, верную душу. Дима посмотрел на себя, и тут ему привиделось в зеркале, что за его спиной кто-то стоит – нет, исчез. Он обернулся, холодок пробежал по спине. Ходики подмигивали маятником.
- Ты чего там затих? – спросила бабушка.
- Ничего, - чужим голосом ответил он.
- Пойдем на крыльцо, я тебе расскажу про нашу деревню, чтобы ты знал, где что.
Дима вышел вместе с ней; солнечный свет в небе успокоил его - ничего страшного, померещилось; в мире царствуют свет и разум, так и должно быть.
Матрена Ивановна, прикрыв глаза левой ладонью, правой рукой словно бы сеяла перед внуком сведения краеведческого характера.
- В дом, где высокая на палке антенна, приехала к бабушке Люсе девочка Наташа. Очень симпатичная, между прочим, хотя в кино не снимается пока что, - она театрально покашляла. - Напротив ихнего дома живет егерь, у него собака злющая, хуже крокодила. Справа от нас дом пустой. И дальше в ту сторону два пустых дома, там иногда поселяется компания художников. В противоположной стороне тоже никого, считай, нету – полторы бабки и полстарика. Он из дома не выходит. Чем питается, неизвестно. Наташина бабушка говорит, что дед Кирилл мышей натренировал таскать ему злаки с полей, а белки ему будто бы орехи приносят. Всякое бывает на белом свете, особенно в тёмное время суток, но я всё же думаю, что деду кто-то из наших старух тайком приносит кашу в горшочке. Дед лет 70 назад был первый парень у нас на деревне.
Для Димы цифра «70 лет» прозвучало почти нереально. Такому деду, по его мнению, недалеко до того, чтобы помнить Батыево нашествие. Надо же! 70 лет назад в него старухи, то есть девушки, влюблялись!
Баба Мотя продолжила свой рассказ.
- Видишь, за краем нашей бывшей деревни стоит остов храма Божьего, дырами светится. Лет 80 назад с нашей церкви купол снесли. Сделали в помещении склад, но хранить потом стало нечего, и сделали мастерскую… по ремонту гвоздей, что ли. Во время Великой Войны её фашисты из пушек расстреливали. Но она не падает. В ней птицы живут и… уже неизвестно кто. О погосте говорить нечего, в общем, народ из наших окрестностей перекочевал туда, в землю. А молодые разъехались кто куда, сюда и не наведываются, лень им навестить могилки родственников своих.
Дима испугался, что сейчас Матрёна Ивановна начнет говорить о своей смерти, попросит похоронить её здесь и хоть раз в году, на Троицу, навещать, но она вместо этого хмыкнула и почти весело сказала:
- Смешные люди: от благодати уезжают.
- Почему кладбище «погостом» называют?
- Потому что «погостил» и хватит.
- А я покойников не боюсь, привык, - похвастался Дима, очень ему хотелось, чтобы Матрёна Ивановна хоть за что-нибудь уважала его.
- Когда ж ты успел привыкнуть? – всколыхнулась она и смахнула слезинку со щеки.
- У меня папа археолог. Он предков раскапывает.
- Неужто?! - она значительно округлила глаза. – Между прочим, опасное занятие. Некоторых предков лучше не откапывать. Ну, иди, погуляй, а я обед приготовлю.
- Да, бабушка, чуть не забыл, мама денег дала на питание!
- Какой же ты веселый! Чуть не забыл! Да ведь когда в тарелке пусто, никак не забудешь! Веселый ты парень. Иди, только на кладбище не сворачивай. Могилки там давно не крашеные, всё покосилось, перед городским парнем похвастать нечем.
Ему показалось, что она вздрагивает - плачет или смеётся? Так и не разгадал, потому что она ушла в дом.
Ясный день был похож на икону. Солнце сияло как золотое вечное око. Просторное небо сквозило голубой глубиной; блестящий на солнце лес таил в себе прохладную тьму. И только биение собственного сердца и песня незримого жаворонка говорили Диме о том, что время не застыло, оно движется. Значит, мир каждый миг исчезает, проваливаясь в прошлое, но его подхватывает новый миг, взявшийся из будущего – и мир держится в бытии, не исчезает.
Вдоль дороги застыли сомлевшие растения. Первым делом он пошел к заброшенной церкви. Её барабан походил на шею без головы. Плечи здания хранили красоту и достоинство, несмотря на то, что грудь зияла брешами. И всё же эта каменная, изувеченная фигура впечаталась в иконописную золотую картину, и раны храма превратились в окна, где светозарно сквозят иные века.
Когда Дима вошёл под своды, его охватила тоска. Стены были обшарпаны, пол замусорен, всё покрыто помётом птиц или, может, летучих мышей. Он вспомнил повесть Гоголя «Вий». Наверно, когда Вий прогоняет людей, церковь становится вот такой. Вдруг раздались аплодисменты - это с далеких уступов и перекладин поднялась стая голубей. При этом откуда-то взялся ветер, зазвучало множество голосов и разных звуков, Диме послышался упругий и звонкий звук прыгающего мяча. В глазах от страха потемнело. Ему померещилось, будто его за шею тронули чьи-то холодные пальцы. Он выбежал на улицу и долго не мог отдышаться. Но солнце светило всё так же. Он проглотил комок страха и ясно услышал безмятежную трель жаворонка. Оглянулся. Дверной проём без дверей смотрел на него, словно удивленно открытый рот. В Диминой голове загудело. Он решительно отвернулся и пошел по деревне. Ему навстречу шла бабушка, руками махала.
- Ты где пропадаешь? Обед остывает.
- Остывает?! Я ушел 10 минут назад, - сказал Дима.
- Нет, глупыш, прошло два часа. Видишь, тень храма склонилась и попала на могильный камень, - пояснила она, указывая на вросший в землю валун.
- Чья здесь могила? – спросил он.
- Кто его знает… все надписи стёрлись или ушли под землю, - она махнула рукой, дескать, разбираться в этом - пропащее дело.
- Бабушка, мне показалось, что там кто-то есть, - он кивнул в сторону бывшей церкви.
- Как не быть! Пустых мест, вообще, не бывает.
- Разве призраки существуют?! – воскликнул он от всего сердца.
- Конечно. Иначе бы ты не сказал, что там кто-то есть.
- Это живые существа?
- По-настоящему живые - только те, кого создал Бог.
- Значит, неживые?
- А существа, которых ты видишь во сне, живые или нет? – хитро спросила бабушка.
- Не знаю, - впервые подумал об этом Дима.
- Я читала в Грибной книге, что есть много видов существ. Есть отщепенцы, которых Бог создал, но они решили жить без Него и спрятались во тьму. Ещё их называют «тёмные жильцы». Они оттуда выходят, чтобы как-то по-своему использовать нас. Они завидуют нам и хотят погубить. Обманывают, заманивают в гибельные места. Иные нарочно пугают нас, потому что человечий страх для них служит вроде тёплых лучей, они в этих лучах греются. Есть колдуны и оборотни - это люди, изменившие свою душу. Есть призраки… наверно, это устойчивые воспоминания.
- Как понять? – озадачился Дима.
- Мир помнит всё, что в нём произошло. Камни помнят, земля и само пространство помнит. Порой мы видим и слышим эти воспоминания, - бабушка не забывала отмахиваться от комаров.
После этих слов у Димы чуть не отвисла челюсть, и уже в доме он догадался спросить, что такое Грибная книга.
- Такая книга – в обморок упадешь! Но пока я могу тебе предложить только грибной суп, - сказала бабушка.
Дима съел салат из редиски, съел суп, заправленный жирной сметаной и, глядя на сметану, вспомнил о Барсике. Ему стыдно стало, что он так долго о нём не вспоминал. Барсик меж тем не возвращался. А вдруг он заблудился или на него напали отщепенцы? Прежде он о таких и не слышал.
Дима вообразил, как при встрече с тёмным жильцом шерсть на Барсике поднимается дыбом, как он весь встаёт кривым мостом и скалится. Бедный, они могут запугать его до смерти! Хорошо бы животные этих жильцов и призраков не интересовали!
- Барсик, Барсик!
Он звал в избе, кричал с крыльца. Беда.
- Не убивайся! Если кот не дурак, собаки не съедят. Осмотрится и придёт, - бабушка пошла в огород. – Оставайся за хозяина. Спичками не играй: в чулане керосина полно. Ляг лучше, полежи, отдохни с дороги.
Дима лег на высоченную кровать и провалился чуть не до самого пола, даже испугался. Очень много мыслей толпилось в его уме. Кто-то сказал, что наш разум познал почти всё на свете. Нет, похоже, мы познали только самое простое, арифметическое, а живые вопросы нам предстоит изучать. Тут он увидел Барсика – тот шел по его груди, долго шел, словно по полю, приблизился к лицу и стал щекотать. Но это была назойливая муха, а Дима спал. Упруго-мягкая постель была для него лодкой, и он странствовал среди островов, населённых его мыслями. Когда очнулся, не сразу вспомнил, где находится, и долго выбирался из глубокой, словно западня, постели. Выбежал на крыльцо. Красное солнце висело над лесом. У калитки стояла девочка, должно быть, упомянутая Наташа. Посмотрев на Диму, она убежала. «Дикая, что ли?» - подумал он.
По улице шла баба Мотя, она была похожа на матрешку, такая же цветастая и круглая. Наступала на кудрявую гусиную травку. В руке держала лейку, смотрела в задумчивости под ноги.
- Бабушка, где ты была?
- На могилках цветы поливала.
Матрёна Ивановна тяжело вздыхала, но утомила её не ходьба, а дума.
- Мы сейчас повечеряем. Ох, мысли мои - тёмные облака. Грянет гроза, пойдет дождь, значит, слёзы потекут. А мне надо курам насыпать и закрыть курятник.
Дима ходил за ней, словно тень. Курицы и петух очень ему понравились. Петух переливался огненными перьями. Скромные несушки переговаривались, желая друг другу спокойной ночи. Все уселись на жёрдочках и не закрывали глаза, покуда люди не вышли и не захлопнули за собой горбыльную дверь.
- Милые птицы, - сама себе сказала баба Мотя. - Жизнь принимает разные формы, - слово «разные» она произнесла очень выразительно, растянув звук «а» на высокой ноте.
- Ты про кого?
- Про куриц и петуха. Это не просто птицы, - сказала она и кивнула сама себе.
- А кто? – Дима забеспокоился, всё ли в порядке с бабушкой.
- Это Жизнь в форме птиц, – ответила она загадочно. – Тут Жизнь надо говорить с большой буквы. И кот у тебя не просто кот, а Жизнь, принявшая форму кота.
Дима промолчал. Закат догорал и тлел долго, словно красное солнце силилось что-то увидеть из-за линии горизонта. В близком воздухе с писком носились ласточки, рисуя дуги и петли.
- Жизнь! – Бабушка встала как вкопанная. – Видишь, кругом она проявляется. Из земли травой вылезла. И нас наполнила. Ещё и свободу нам дала, отпустила нас: идите, куда хотите. А мы с тобой не хотим от неё удаляться. Стоим и любуемся. Хочешь русалку увидеть? – спросила неожиданно.
Дима кивнул.
- Сегодня как раз полнолуние. Может, и кота твоего встретим. Он часом не рыболов? – спросила полушутя.
Дима ел холодную кашу, вкуса не чуя. В доме темнело, за окном задумчиво светилась нижняя небесная полоса.
- Разбуди меня в полночь, - попросила баба Мотя и ушла в занавешенный закуток.

Электрического света здесь не было (Дима и не подозревал, что такое возможно в начале третьего тысячелетия). Баба Мотя научила его пользоваться керосиновой лампой, которая тонким высоким колпаком охраняет небольшой язык желтого пламени и помогает ему ярче светить. Дима часто смотрел на ходики. Он выспался днём и теперь маялся в полутёмном доме, тоскуя по родителям и мечтая увидеть русалку. Мечтал и страшился. Тишина кралась вокруг него, шуршала, потрескивала. Под полом возились мыши. Закат в окошке наконец погас, и к синеве неба примешалась прохладная зелень. Безумно длинные вечерние тени слились в единый сумрак.
Загорелась белая звезда. За ней другая, и рассыпчатое множество звёзд заискрилось в синей бездне.
Огромная круглая Луна, похожая на спящую бабушку, заглянула в окно и остановилась. Бабушка заворочалась в своём углу. Она спала, но слышала ещё больше, чем Дима, потому что это был её родной дом. Она ощущала, как под ногами внука напрягаются половицы, как ветка дерева царапнула стену. Она расслышала, как Дима потихоньку открыл сундук, поднял когда-то белое, пожелтевшее платье, под которым лежала старинная книга... Здесь бабушка решительно проснулась, а он быстро закрыл сундук.
Они попили чай, согретый на керосинке, оделись потеплей и вышли в ночь. Луна глядела на них впритык – хоть заслоняй глаза. Где-то в лесу голосом безумца хохотал и плакал филин. Они прошли через бывший коллективный сад, потом по упругой тропе через луг, пахнущий болотом, и впереди чёрным лоском заблестело озеро. В нём тоже светилась круглая луна. Бабушка села на мосток, сделанный рыбаками.
- Иди сюда, милок, - позвала она. – Читай заклинание вслед за мной.
Дима не понимал этих сложных архаичных стихов. В них попадались выражения: «сокровенная влага», «струение власов», «лебедь-грудь». Он запомнил только последние стихи: «Осиянные луной, мы клянёмся пред тобой не вредить и не лукавить, золотой пятак оставить - поднимайся над водой!»
- Теперь крепко зажмурься, - шепнула бабушка.
Раздался тихий плеск, и в лицо ему брызнула холодная вода. Дыхание на миг пресеклось, он в панике открыл глаза. Всё изменилось. Светло-серое небо было присыпано черной мукой звёзд, страшно чернел диск луны. Озеро оказалось прозрачным, в его глубине медленно шевелились длинные, мягкие, как волосы, водоросли. Он зачарованно смотрел в воду, поэтому чуть не умер от страха, когда возле его коленей за край настила схватились белые пальцы, и снизу выглянуло девичье лицо с широко открытыми глазами. Дима завизжал и отпрыгнул, не помня себя.
Бабушка спокойно повернулась к нему:
- Ну, вот и посмотрел на неё. Теперь успокойся. Сейчас увидишь волшебную картину. Ты ведь хочешь много знать?
Диму трясло, но слова бабушки успокаивали его. Он бочком подкрался к прежнему месту и сел на корточки, подальше от края.
Тут он заметил, что небо вернулось в своё нормальное состояние, только что-то новое произошло с озером. Поверхность воды серебристо светилась, она мерцала и слегка волновалась. Местами на ней поднимались пузыри, они округлялись и взлетали, как воздушные шарики на длинной нитке. Некоторые улетали в небо, некоторые возвращались обратно. От красоты он забыл обо всём на свете.
Бабушка тормошила его: «Дима, очнись, нам домой пора, ты уснул, пойдём!» Он открыл глаза и увидел предутреннее озеро, подёрнутое туманом. Было зябко и невероятно тихо. На середине озера, посреди тумана, в маленькой лодке сидел человек, и, похоже, спал. Знакомая картина.
- Ох, бабушка, я такие сны видел! – он сладко потянулся.
Она ухмыльнулась его словам.

На следующий день больше всего Диму удивило, что баба Мотя знала его сны, она утверждала, будто он видел всё наяву.
- Нет, дай мне честное слово, что я это видел на самом деле! – он кричал. он страшно волновался.
- Понимаю, милок, тебе трудно поверить, ты хочешь думать, что это сны, но я не могла бы знать твои сны.
- Ладно, допустим, я это видел на самом деле. И что же я видел?
- Ты видел, как из волшебного моря возникают всякие твари: птицы, кошки, собаки и даже люди, - она говорила тихо и настойчиво.
Дима рассвирепел.
- Во-первых, это не море, а какой-то пруд! Во-вторых, там были не твари, а шарики на нитках!
Бабу Мотю его громкий голос не смутил.
- Не знаю, как правильно сказать, но всё же ты видел, как Жизнь из себя рождает существа.
- Погоди! Ты говорила, что всех живых создал Бог. А теперь это Жизнь с большой буквы! – он был уверен, что поймал ее на противоречии. Но она не сдалась.
- Это одно и то же. Не смотри на меня так мучительно. Умный человек из того, что ты видел, почерпнул бы много сведений. Ты пока не дорос.
- Бабушка, а ты часом не ведьма? – зло спросил внук.
- Нет, милок! Вот те крест!
На этом разговор у них кончился, и Дима вышел из дома.

У крыльца стояла Наташа. На сей раз ближе подошла. Это была милая стеснительная девочка.
- Ты потерял кота, да? – спросила она.
- Где он? – воскликнул Дима.
Девочка показала на лес и впервые посмотрела ему в глаза.
- Можно, я с тобой пойду искать? – попросилась она.
Он кивнул. Бабушка, узнав о таком деле, вытерла белые мучные руки о передник и задумалась, потом всё же согласилась.
- Только долго не ищите. Рано или поздно коты сами возвращаются.
- Мы заодно погуляем, посмотрим, есть ли грибы, - сказал Дима.
Бабушка обратила внимание на то, что голова девочки была уже в платке, а в руке у нее качалась маленькая корзинка для ягод.
- Наташка заранее собралась! - воскликнула баба Мотя с лёгким укором: пожилые люди не одобряют шустрых девочек. – Тогда и ты возьми котомку, котов таскать! – она с кряхтением достала из-под лавки довольно большую корзину, туда ещё собрала кусок хлеба, коробок спичек, пару вареных яиц, щепотку соли в тряпице. Назидательно проворчала:
- Бери на всякий случай. Если мало в уме – пусть будет больше в суме.
Чтобы оправдать молчание, Дима, идя по улице, метал пронзительные взоры в бурьян и звал Барсика. Лес был сразу за околицей, да не кусты, не молодая поросль, а сразу великаны стояли, подпирая небо колоннами стволов. Небо едва просвечивало сквозь их вершины. Здесь был другой звук и другой свет. Под ногой мягко проседал мох. Дима почему-то заговорил шепотом: «Где же Барсик?» Наташа показала пальцем на кучку перьев.
- Нет, он не ест птичек, он воспитанный! – сказал Дима.
- У животных нет совести, - заметила девочка и сморщила нос.
Грустная птица насвистывала позывную мелодию и прислушивалась – но ей никто не отзывался.
«Вот он!» - воскликнули оба. Маленький, серый Барсик, не мигая, смотрел на них. Его хвост был, как дым из трубы в морозный день. Его изумрудные глаза холодно светились. Барсик дал понять, что он показал себя специально, потому что, постояв, развернулся и пошёл, высоко поднимая лапы. Дима побежал за ним, выкрикивая дорогое имя, но кот тоже прибавил шагу и вовсе прыжками устремился в дремучую чащу, сохраняя расстояние полной независимости. Что с ним случилось? – дивился Дима.
Они вышли на тропу и долго шли по ней. Наташа устала: «Погоди». Кот оглянулся и тоже остановился. Отдохнув немного, трое продолжили путь. Дима подумал, что Барсика подменили. Внешность у него правильная, но в своём поведении он отличался, во-первых, мрачным безмолвием (Барсик очень говорливый кот); во-вторых, неприступностью (Барсик ласковый). Дима испугался, как если бы встретил своего друга, а тот вёл бы себя как незнакомое лицо. Такой страх вызывают помешанные. Однако Дима ни разу не слышал, чтобы животные сходили с ума: они ведь живут больше инстинктами: с какого ума им сходить? Тем не менее, Барсик вёл себя, как тихий сумасшедший. Или будто бы исполнял некое задание.
Наташа молчала. Только мягкие шаги шуршали, да порой хрустела сосновая ветка под ногой. Они видели много маслят, что при иных обстоятельствах вызвало бы грибной восторг, а сейчас было не до того. Словно загипнотизированные, они следовали за серым полузнакомым существом. И вдруг Дима догадался: кота заколдовали.
- Наташа, он заколдованный! – шепотом закричал он.
Она кивнула. Идти стало совсем страшно. Если бы на Диме была шерсть, она встала бы дыбом. Он оглянулся – кругом бездна строгих стволов и зеленоватый воздух, похожий на воду в аквариуме. Уже отсюда они вряд ли найдут дорогу домой, но шли дальше. Наташа опустила плечи, лёгкая корзиночка стала ей тяжела. Дима взял у неё корзинку. Наконец впереди забрезжил открытый свет – поляна! Здесь кот остановился.
- Гляди! Синяя земляника! – Наташа показала на что-то в траве.
И правда, тёмно-синяя, фиолетовая земляника выглядывала из-под светлых, обласканных солнцем листиков. Дима сорвал одну и…
- Не трогай! Это сон-ягоды! – закричала она.
Вкус во рту был таким восхитительным, что Дима не удержался и проглотил ягоду.
- Ты проглотил?
Он не ответил, вникая в сладость ягоды.
- Если проглотил, тебя надо связать и поливать водой. Дед Кирилл рассказывал. Это угощение Бабы-Яги! – Наташа говорила с каким-то надрывом.
Ему это даже показалось смешно.
- Кто такая Баба-Яга? – спросил иронически.
- Имя Яга происходит от старинного слова «ясть» - или «есть». От него же происходит слово «ягода». Только ягоду люди едят, а Баба-Яга сама поедает людей. Потому что она - смерть. Послушай, Дима, - она зашептала, - кот завёл нас в её владения!
Дима взял её за руку, и они снова двинулись за котом, который ждал их неподалёку. Поляна с угощениями Бабы-Яги осталась позади. Лес изменился. Деревья стали ещё огромней. Их толстые корни змеились. Дима увидел дуб, широко раздвинувший хвойных своих соседей; между его корнями зияла нора или даже пещера, где мог бы спрятаться медведь. Кот вошел туда и пропал.
- Нам туда, - Дима согнулся.
- Нет, я не смогу, мне страшно.
- Тогда жди меня здесь. Я мигом! Поймаю Барсика и вернусь.
- А тебе не страшно? – спросила Наташа с надеждой, что ей не придётся оставаться тут одной. – Давай вернемся домой, бабушки, наверно, волнуются.
- Моя бабка вряд ли волнуется. У неё характер, знаешь, боевой! Сегодня ночью на озеро с ней ходили, в полночь.
- На лесное озеро?! – воскликнула Наташа. – Там же русалки! Они могут утащить на дно!
- Со мной этот номер не прошёл! – заявил Дима, чувствуя в душе растущее неудобство; похоже, его чуткая совесть начала подниматься, разбуженная бахвальством. – Ну, в общем, - осёкся Дима, - мне тоже туда не хочется, просто, как говорит мой папа: надо. Ты же сама меня не будешь уважать, если я побоюсь.
- Буду, буду! Не лезь туда! – быстро заговорила Наташа.
Но Дима уже влезал в нору. Он успел заметить, что девочка сильно повлияла на его поведение. Один он бы так не храбрился, ведь места здесь нечеловеческие, неведомые. «И чего это я так рисуюсь перед ней? Как бы мне не пришлось за это расплачиваться!» – укорил он себя тоном папы.
Вход в нору был отполирован, что говорило о многократном проникновении сюда неких жителей или гостей. Возвращались ли они вновь на свет? Если нет, то где сгинула? (Похоже, Дима заранее начал себя хоронить и жалеть.) В глубине он увидел непроглядную черноту и обрыв, но нащупал там лесенку, вроде тех, что крепятся к стене городского колодца. Внизу мяукнул кот. Дима, затаив дыхание, полез по скобам вниз. Это длилось довольно долго, потом ногами он проник сквозь какую-то мягкую преграду, и тут же раздался рев и смех. Дальше лесенки не было. Он держался руками, а ногами болтался в неизвестной пустоте. Кто-то схватил его за ноги и потащил вниз. Он упал.
Упал он, как оказалось, на сцену. Полная растерянность. Огни, аплодисменты, хохот. Размалёванные маски склонились к нему. Кто-то помог ему подняться. Кто-то бубнил: «Кланяйся, кланяйся!» - и насильно склонял ему голову. Вмиг он ощутил, что всё это ему знакомо. Да, предаваясь ярким мечтам, он представлял себя стоящим вот так, посреди восторженного шума. «Браво! Браво!» Овации.
Зал представлял собой нечто немыслимое. Публика в ярких масках встала и аплодировала, и шум был подобен урагану в лесу. Потом Диму отделил от зала опустившийся малиновый занавес. Шум стих.
«Спектакль окончен, мэтр», - обратился к нему грубый голос. Дима хотел сказать, что ничего не понимает, ведь он едва успел появиться на сцене… даже не появиться, а свалиться - что всё это значит? Но он не находил слов: ему было стыдно, нестерпимо стыдно за то, что он о чем-то подобном мечтал. Мечтал и гордился собой, гордился и дальше мечтал о сценической славе.
На сцене уже никого не было. Он оглядел потолок – там была порванная его падением ткань, украшенная звёздами из фольги. Он глянул в зал и увидел пустые ряды. На сиденьях и на полу валялись маски. Он спустился туда. Интересно, какие у них настоящие лица? С тоской в груди он обходил ряды и заметил чьи-то ноги. Кто-то лежал ничком, обхватив голову руками.
- Что с вами? - Дима дотронулся до него.
Человек повернулся лицом вверх, но лица не было, только ровное место, затянутое марлей. Из-под марли раздался голос: «Спасибо, что разбудил! Я всегда засыпаю от искусства. На публике я, разумеется, такого не скажу. Полагаю, все, которые визжат и хлопают в ладоши, в глубине души тоже скучают, но шумят, чтобы не заснуть.
- Что это был за спектакль? - тихо произнёс Дима.
- Ну, два часа мы сидели и ждали появления главного героя, путешественника из Тридевятого царства. Помощники режиссёра старались нас развлекать. Они кричали: «Скоро он явится! Мы выслали за ним кота! Давайте держать пари, каким местом он высунется к нам!» Но это старый трюк: все появляются ногами вперед. И я уснул, как обычно, - марлевый человек едва стоял на ногах, его голова то и дело падала на грудь.
- Вы кто? – Дима отважился спросить, схватив собеседника за рукав.
- Моя родная могила – пятая с правой стороны.
- Так вы покойник?!
- Ну да, а кто же! – он достал расческу, зеркальце и, глядя пустым лицом в зеркальце, причесал тонкую чахлую травку, что росла на его голове вместо волос (Дима вспомнил такую травяную игрушку). - Ох, сохнет моя шевелюра. Баба Мотя давно не поливала.
- Кто?! Откуда вы знаете мою бабушку? – воскликнул Дима.
- Нет, - собеседник встрепенулся, - это я спрашиваю вас, откуда вы её знаете?
- Матрена Ивановна – моя бабушка! – отчеканил Дима.
- А, тогда я должен передать ей привет, если вы сможете это сделать, - марлевое лицо сморщилось. – Впрочем, отсюда вряд ли кто выбирался.
Махнув рукой в перчатке, неживой человек открыл дверь и шатко вышел из зала. Дима пошел за ним, чтобы узнать, куда ведёт выход. Перед ним тянулся долгий коридор, в перспективе сходящийся в точку. В стенах по обеим сторонам чернело великое множество одинаковых дверей, и за одной из них скрылся марлевый человек. А далеко впереди, задрав хвост, шагал по блестящему полу кот Барсик. Дима бросился за ним. Его шаги стали звучать очень громко, они гремели, как барабан, – и Дима открыл глаза.
Он лежал на земляничной поляне. Над ним было небо, и в полнеба – испуганное лицо Наташи.
- Слава Богу! Живой! Я же говорила тебе: не ешь! Ты зачем не послушался?!
Дима с трудом возвращался в собственную память: кто он и где.
- Я так бежал, бежал… - проговорил он.
- Это не ты, это я бегала – искала родник. На счастье нашла. Иначе бы ты не проснулся.
- Спасибо, Наташа! – радость жизни и благодарность расцвели в его сердце. – А я, представляешь, такой жуткий сон видел! …Где дуб?
Она с удивлением посмотрела на него.
- Как ты узнал о дубе? Это я его видела, когда искала воду. Он стоит вон там, - она указала куда-то.
- Под ним пещера, да? – спросил Дима, уже зная ответ. – Ведь, правда? Покажи мне дуб!
Она сказала решительно:
- Пойдём домой, хватит с нас на сегодня.
- Нет, на минутку. И пойдём!
Великий дуб, уже чудесным способом знакомый Диме, раскинул ветви, словно для объятий. Дима вполз в нору между его корней - да, здесь была знакомая чернота, но вместо скобяной лесенки он нащупал только землю. Зажег спичку. Из первой пещеры в разные стороны расходилось несколько тоннелей, отполированных чьими-то спинами, боками, коленями. Один из ходов был закрыт дверкой с верёвочной ручкой. Дима приоткрыл ее – и там увидел не черноту, а бледное Северное сияние. Он всунул в этот свет травинку - вокруг нее закипели яркие искры, словно от бенгальского огня.
- Иди сюда! – надсадным шёпотом позвал Наташу, но она отказалась.
- Да ну же, вылезай скорей!
Дима ещё полюбовался на диковину, подул туда – там появились радужные волны, словно он выдохнул разноцветный дым. Не засунуть ли голову? Но запасной головы всё-таки у него не было. Он решил это сделать потом и отпятился наружу.
Что за притча?! Он с изумлением озирался посреди сумрака. День потемнел, как будто Дима смотрел через тёмное стекло. Зато лес сделался прозрачным, как рентгеновский снимок. В деревьях текли золотые и зеленоватые соки, в земле тускло серебрились грибницы. Кроны деревьев окутывал янтарный туман. Тёплые места в почве (непонятно, откуда они взялись) выглядели, как вишневые пятна. Лес был перевит нитями, струями, сетями, это был единый организм, и ни одно растение не стояло особняком.
- Ой! – Дима потряс головой. – Где вода? У меня что-то с глазами!
Неподалеку от дуба Наташа показала ему родник. Дима умылся, и всё приняло прежний непрозрачный вид.
- Как ты носила воду, когда поливала меня? – спросил он, чтобы отвлечься от переживаний.
- Я набирала воду лопухом.
- Молодец! – невольно похвалил он.
Родник что-то лепетал в маленьком своём омуте с промытыми камешками. Вода поднималась из земли пульсирующим столбиком, как если бы её выталкивало сердце.
Здесь двое путников съели бабушкин завтрак, напились на дорожку холодной воды и отправились обратно. Однако скоро день стал меркнуть, медленно, как свет в космическом театре. Дремучий сумрак сгущался равномерно, даже нельзя было угадать, где запад. Всё больше внимания требовалось для того, чтобы видеть предметы. Тропа стала прятаться. Наверху, в тонких резных просветах, небо уже не светило, но едва светилось. Скоро должны были выступить звезды.
Но вместо звёзд наверху показалась чья-то тень. Деревья грозно зашумели. Второй порыв ветра всколыхнул весь лес до основания: трава полегла, деревья заметались, норовя сорваться с места.
Над тропой, чуть выше деревьев летела Баба-Яга. Она стояла в ступе. В длинных тощих руках держала помело – пучком вперед (не так, как на картинках). Длинные седые волосы струились по ветру. В провалах глаз зияла чернота. Её лицо походило на череп. Она вся склонилась, чтобы лучше видеть, она всматривалась…
- Бежим! – Дима потянул Наташу за руку.
Они побежали в сторону от тропы, но вихревой ветер гнался за ними и тряс ветки, выдавая их.
- Что случилось? – пыталась понять Наташа.
Дима тащил её куда глаза глядят. Запыхался, глянул вверх – вот она, Яга, волосы змеями, руки палками, вся нацелилась на беглецов. Они вновь побежали по кочкам, по валежнику, по мшистому мягкому ковру. Яга расхохоталась - от её смеха ещё сильней закружил в лесу ветер и навёл густую мутную темноту. Двое совсем выбились из сил и спрятались под деревом, съёжились. Дима накрыл Наташу большой корзиной. А сам… сам прижался к земле, гремя перепуганным сердцем, не зная, чего ждать. Он вообразил, как Яга схватит его костяными пальцами – за плечо? за шею? – поднимет в высь и понесёт над лесом. От этой мысли он похолодел. Наташа тоже не была укрыта, лишь голова и плечи уместились в корзине.
Тут что-то случилось: ветер стих, Баба-Яга остановилась, она зависла в воздухе, глядя куда-то поодаль. Её черный рот был открыт, и оттуда, страшнее крика, лилась тишина, но вскоре она закрыла рот, вздрогнула и улетела прочь, не затратив времени на разгон, словно была бестелесным видением. Исчезла, уступив место звёздам.
В голове у Димы гудело. Он посмотрел вокруг, и тихий свет обласкал его глаза. Между деревьями медленно шел, будто плыл, белый старец. Голова склонённая, волосы пушистые, долгие, тело тонкое, рубашка до земли. От всей его фигуры исходил чистый, неземной, кроткий свет, который отзывался на сердце радостью.
Дима перестал дышать. Таинственный восторг захватил его. Он бросился к старцу, но на полдороги остановился в священном страхе. Теперь он видел всё очень подробно. Старец заражал свечением все предметы вокруг себя. Светились его следы, концы веток, трава возле его ног, светилась тропа.
- Наташа! - он снял с неё корзину, он тряс её, словно случился пожар, пожар счастья.
- Что это было? - она поднялась.
- Смотри! Смотри! – Дима показывал туда, где светилась уходящая фигура белого старца.
- Ой! Погоди, погоди! – она потёрла глаза. – Ничего не пойму, что-то светится.
- Не что-то, а человек! Вон он!
- Дима, это с нами всё происходит во сне? – с надеждой спросила она.
- Сама ты во сне! А перед этим Баба-Яга прилетала!
- Погоди, помолчи, у меня голова крутится, - она умоляюще посмотрела на него и приложила палец к губам.
Он понял, ему вправду надо замолчать, слишком разогнались мысли и слова. Он закрыл глаза на минуту. Когда открыл, тропа ещё светилась, а старец уже ушёл в лесную глушь.
- Ты видишь свет? – спросил он.
- Чуть-чуть, - она ответила нетвёрдо.
Они вернулись на тропу. Дима шёл первым, он видел всё очень ясно. Наташа привязала платок к его поясу и двигалась следом, держась за платок. Так они шли, пока лес не стал реже. Здесь и небо посветлело, и тропа померкла, сделавшись обыкновенной тропинкой среди влажной серой травы. Настало утро.

Баба Мотя не спала. Рядом с ней несла дежурство бабушка Наташи - неспокойная, растрёпанная Людмила Еремеевна. Ночью баба Люся пришла сюда, чтобы вернуть свою внучку и законный гнев излить… но внучки здесь не нашла. Тогда она взялась бранить бабу Мотю. Назвав её «легкомысленной романтической старухой», баба Люся перешла к нравоучениям и основам педагогики.
- Детей надо держать в строгости, иначе они не будут иметь уважения к словам воспитателя. Срочно прочитай брошюру «Дружба и война с внуками» профессора Мак-Дугласа, - баба Люся хотела сказать многое и заодно блеснуть эрудицией, но баба Мотя её прервала.
- Димки тоже нет! Я вся извелась, а ты болтаешь, болтаешь...
Баба Мотя налила воды в деревянный ковшик и стала шептать - правду вопрошать, стала в воду смотреть. Под маленькими волнами, среди зыбкого узора тонких полос она увидела детей, идущих по тёмному лесу.
- Вон они, как в кино идут. Ну что, успокоилась?
Бабушки заварили чай и уселись капитально ждать.
Пропавшие вернулись на заре. Наташа села и уснула прямо на крыльце. Баба Люся едва сумела увезти её домой. Дима тоже устал, но успокоится не мог. Запинаясь, он рассказал о Бабе-Яге, о белом старце, о чудесной норе под корнями дуба. Баба Мотя смотрела на него с почтением, ибо не каждый странник удостаивается такой чести - видеть святого старца, который жил здесь восемьсот лет назад.
- Он заступился за вас, – покачала головой баба Мотя и перекрестилась. - В каждом русском лесу подвизался свой молитвенник. Их ещё называют отшельниками, потому что они отходят вдаль от людей. Лесная чаща тоже просвещалась молитвой и кротостью Божьего угодника. Вся колдовская живность усмирялась его святостью.
Дима осторожно спросил:
- Бабушка, у тебя в сундуке хранится Грибная книга, да?
- А ты зачем самовольно заглядывал? – спросила строго.
- Не удержался, - он понурил голову. - Ты сама покажи мне эту книгу. Ну, пожалуйста! Я за это любую твою просьбу выполню!
Кряхтя, изображая досаду, баба Мотя вытащила из сундука кипу старых страниц, разлохмаченных по краям. Бережно положила на стол.
- Вот! «Рецепты кушаний, напитков и поступков».
Дима глазами впился в книгу: «Бабушка, ты посмотри, что тут нарисовано!» На странице была изображена поляна букв. Они росли, как растения, и бегали, как мелкие животные. Они изменялись на глазах. Иные цвели, как домашние цветы. Буква «ф» летала в виде фиолетовой бабочки с розовой каёмкой. Буква «с» согнулась под тяжестью цветка. Многоточие ползало в виде гусеницы. Зрелая буква «о» лопнула, из неё сыпались мелкие семена. Буква «ш» зеленела и подрагивала, как трава под ветром. Восклицательный знак в конце одной строчки сгибался, превращаясь в знак вопроса. Очень трудно было распознать, где какая буква, ещё труднее было что-нибудь прочитать. Но глаз оторвать от волшебной книги Дима не мог. На других страницах также были живые рисунки и волшебный текст.
- Они шевелятся! – дыханием произнес Дима.
- Значит, от тебя смысл убегает, - уязвила бабушка.
- Почему?
- Потому что без спросу в сундук полез, - укорила бабушка.
- Больше не буду! Зарок даю, – взмолился Дима.
- Тогда задай главный вопрос, на который может ответить эта глава книги, - примирилась бабушка.
- А где другие главы? – живо спросил внук.
- Не знаю, милок. Чего не знаю, того не знаю. Собрать бы всю Грибную книгу! Вот достойная задача для витязя. Главы её раскиданы по белу свету. И все ли сохранились? Бог весть. Мне от бабушки чудом досталась эта часть.
- Только часть! – застонал Дима. – Какой же величины вся книга?!
- Не знаю. Так ты будешь задавать свой главный вопрос? – не скрывая любопытства, повысила голос бабушка.
- Буду. Какой вопрос?
- Ты спроси: «В чем мое спасение?» Спроси и гляди в книгу, - подзадорила она.
Но Дима спросил: «Как вернуть Барсика». Через миг среди живых букв появилось окошко с буквами обыкновенными.
- Бабушка! – закричал он. – Тут сказано: «Обретение - прикосновение». Что это значит?
- Если сейчас непонятно, быть может, со временем поймёшь, - задумчиво ответила она и поднялась. – А может, не поймёшь. Давай-ка, милый, ложись почивать. Утомился ты нынче. Совсем день и ночь местами поменял, полуночник.
Под её нежно-ворчливое бормотание он лёг и смежил веки. В уме толпились вопросы, пробегали слова – такие же подвижные, живые, как слова Грибной книги. Его губы сами собой шевелились, а он уже уснул.
Его сон был книгой, в той книге росли деревья. Умом он ещё не понял, но сердцем уже знал, что нашёл сокровище своей жизни - русский лес, божественную сказку, выросшую из земли.

Проснулся он с готовым решением сделать в лесу шалаш. Вот это жизнь: готовить еду на костре, быть ближе к лесу, жить с ним заодно!
Он открыл глаза и тут же поднялся, будто его облили водой. Возле него сидела мама - усталая, нежная, но всё же строгая.
- Почему ты мне не позвонил? – спросила она с требовательной любовью.
- Телефон разрядился. …Да не мог я его зарядить: здесь электричества нет! – замычал он тем нудным громким голосом, каким обычно оправдывался.
- Но ты мог бы … - мама искала продолжение фразы и не нашла.
Уф, значит, поняла, что он не виноват.
- Мама, я решил построить на опушке шалаш. Давай там жить!
- Разве тебе здесь плохо?
- Я хочу изучать лес, понимаешь?
Мама поняла. Она поняла, что в сыне зародилась мечта, и с этим будет непросто совладать. Да и надо ли?
- Мам, и ты тоже! Это ведь счастье - жить с тобой в шалаше!
Дима умел уговаривать, он сам это знал и довольно часто этим умением пользовался, но мама не пошла навстречу.
- Для меня ты и здесь в шалаше. И вся эта деревня, прости меня, шалаш, - сказала мама и оглянулась, боясь, что такие критические слова услышит бабушка.
- А где бабуля? – поняв её взгляд, спросил Дима.
- По-моему, на огороде. Ты хоть помогаешь ей?
- Да когда, мама?! Некогда! Тут такое! – он приступил было к обстоятельному рассказу, но мама встала со скамьи, отряхнула юбку; этим жестом она дала понять, что не верит в его рассказ.
Жаль, папы нет, он оценил бы ситуацию!
- Мама, Барсик пропал! Ты почему не интересуешься?
- Неужели? – безучастно произнесла она, осматривая свою обувь.
Да, значит, она так и не простила Барсику заточку когтей о мягкую мебель. Но ведь Барсик не виноват: животные не знают цену вещам. Впрочем, это были соображения, взятые из городской, мелочной жизни. Теперь другое открылось - лес.

Уже не впервой Дима увидел на опушке мужчину с городской сумкой через плечо. Мужчина уныло ходил по траве и бил её палкой. Лицом и повадкой он не был похож на грибника. Мама сказала бы о нём: «неприятный тип». На этот раз мужчина обратился к Диме, как бы невзначай.
- Привет, давно обосновался в деревне?
- Уже несколько дней, - ответил Дима, изучая незнакомца.
Незнакомец ему не понравился. У него было жесткое лицо: такие люди не улыбаются, они только злорадно смеются или скалятся, им не свойственна та улыбка, когда взор теплеет и лицо расцветает.
- По секрету скажу тебе, молодой человек: на свете есть волшебная книга, называется она Грибная, а я, понимаешь, учёный историк, и несколько частей этой книги я нашёл. Осталось найти последнюю. Ты ничего не слышал о ней, или с тобой на эти темы взрослые не разговаривают?
- Почему это не разговаривают? Я даже знаю, где она находится, - неожиданно для себя сказал Дима, это вырвалось против его воли.
- Может быть, ты ещё скажешь, что видел её? – ехидно спросил мужчина.
- Видел! У моей бабушки! Но вам не советую к нам приходить в гости! Вы моей маме не понравитесь, – ещё более неожиданно выложил Дима.
- Я не сто долларов, чтобы всем нравиться, - ухмыльнулся мужчина и ушел в лес.
Какой плохой осадок остался у Димы на душе! Вот так всегда бывает: сначала скажешь, а потом не исправить. Слово – такая быстрая вещь, чуть проморгал - и всё, поздно. Дима устыдился. Внутренним чувством он понимал, что вёл себя неправильно. Однако не каялся, он сопротивлялся, он оправдывал себя. От этого становилось ещё хуже, но если взялся оправдываться, остановиться трудно.
Хорошо, что папы рядом нет. Папа сказал бы: «Кто много болтает, слишком рано женится». Не очень понятно, зато язвительно. Говорить ничего не надо было. Вообще, говорить с кем попало о том, что для тебя свято, – грех. Но… поздно.
Тьфу! У него было такое гадкое чувство, словно его попросили раздеться, осмотрели, а потом доктор сказал, что он и не доктор вовсе, а так… из любопытства.
И на чём неприятный тип уловил Диму? На желании похвастаться. На чём основано желание похвастаться? Всего лишь на том, чтобы другой человек подумал о тебе: «О, какой ты!» Вот и вся выгода. Тьфу, как стыдно!
Дима прибежал домой. Мама с бабой Мотей собрались в посёлок за сахаром. В избе, такой уже родной, смуглой, золотистой, тёмной, медовой ему стало легче. Мама с бабушкой приятно суетились, отчасти споря по пустякам, и он совсем успокоился. Он выпил с ними чая и убежал строить шалаш. Мужчина в эту пору на глаза не попался.
Дима строил шалаш искусно. Чтобы зря не губить растений, он согнул два рядом стоящих куста орешника, верхи связал ивовыми прутьями и склонённые ветви оплетал горизонтально. Получался шалаш – любо дорого посмотреть.
Обретение - прикосновение. Он всё время думал об этом. Может, в том и суть, чтобы не в кино увидеть, не кого-то попросить, а самому сделать, руками трогая то, что создала Жизнь. То, что она создала, и называется реальностью. Всё остальное – кажимость (удивительное слово).
В реальности надо лично участвовать. Лучше прийти, чем приехать; лучше построить, чем купить; лучше гонять потёртый мяч на пустыре, чем виртуальный мяч, вечно новенький, на мониторе. Надо прикасаться к реальности, иначе станет смертельно скучно и холодно. Он сплетал ветки и думал об этом. Гудели шмели. Пахло корой орешника и земляникой.
- Дима! – кричала мама издали.
Ей, что, подойти сложно? Он хотел показать ей шалаш, но она звала его тревожным голосом. Кажется, дурное предчувствие начало сбываться. Он подбежал к маме.
- Что такое?
- Бабушка в истерике, на ней лица нет, - мама задыхалась. - Ты не знаешь, у неё была какая-то книга… грибная, что ли? Мне кажется, она всё это выдумала.
- Что, что?! Говори быстрей! – Дима вскипел внутри.
- Она говорит, какую-то книгу украли.
Дима застонал. Прибежал к бабушке со всех ног. Она понуро сидела на полу возле распахнутого сундука. Лица на ней вправду не было. Вот так останавливается сердце. Несчастье запылало в нём, и черная копоть, густой дым повалил через всю душу, чтобы уже ничему никогда не обрадоваться. Бабушка вздрагивала от неслышных рыданий, как младенец.
Тут Дима заметил большой беспорядок в горнице. Обычные книги, раскинув страницы, позорно валялись на полу, все ящики стола были выдвинуты.
- Я знаю, кто это сделал! Тот, который ходил тут, он искал Грибную книгу!
Бабушка подняла голову:
- Ты сможешь его узнать? – спросила она; в ее голосе появилась надежда, маленький живой росточек среди каменных глыб отчаяния.
- Бабушка! Я найду его, надо в милицию заявить! Надо всем нам побежать, перекрыть шоссе!
Дима не знал, что предложить, чтобы скорей снять с себя страшный груз вины.
Мама стояла в дверях:
- Дима, пошли в машину, проедем по дороге. Только сможем ли мы его задержать?
- Сможем, сможем!
Они проехали грунтовую дорогу до шоссе, там поозирались – никого, ничего. Вернулись. Все исторически сохранившиеся жители деревни высыпали на улицу, то есть Наташа с бабой Люсей, дед Кирилл с двустволкой, охотник со своей злой собакой. Дима их прежде не видел, но и так было ясно, кто есть кто.
- Вот! - закричал Дима, выпрыгивая из «Нивы». – Собака найдет его по следам!

Вор не оставил предметов, которые настроили бы собаку на его запах, тем не менее, злая, нервная собака поняла, что от неё требуется, и потянула хозяина в лес.
Итак, собака и охотник на поводке шли, бежали, а в «Ниве» по лесной тропе ехали: мама, Дима, Наташа и дедушка с допотопной двустволкой. Собака тянула хозяина быстро. Машина громко урчала, покачиваясь на кочковатой земле. Всем так нетерпелось настичь вора, что все молчали. Особенно весомо молчал дед Кирилл. Двустволку он держал между коленями. Диме пришла на ум шальная мысль: не застрелится ли случайно дедушка, уткнувший два ствола себе под горло, и туда-сюда качающийся, как степной ковыль? Но вид старика успокаивал: старик дремал. Вид ружья тоже: может ли оно вообще стрелять?
Собака притащила всю группу к волшебному дубу. Охотник готов был высунуть язык ещё дальше, чем его собака, но язык у него был короткий. Он в изнеможении упал на землю. Собака залаяла в темноту. Все вышли из машины. Дед Кирилл на хрупких, похилившихся ножках приковылял к дубу и сплюнул (потому что так делал всегда), затем взял под мышку ружьё, встал на четвереньки и пополз.
- Погодите! – закричал Дима.
Но дед был глуховат. Дима пристроился за ним. Сердце колотилось так, словно в груди соревновались кузнецы.
Вот она, потайная дверка с верёвочкой вместо ручки. Вот он, запах земли - дух сырости, вечного забвения, смертной тоски и великой надежды. Дед Кирилл взял ружьё в левую руку, перекрестился и потянул дверку на себя.
К такой красоте нельзя привыкнуть. Как во второй раз прыгать с парашютом ещё страшней, чем в первый, так и во второй раз видеть красоту… Дверной проём был занавешен волнистыми шторами Северного сияния.
Дед Кирилл, видимо, не чувствительный к чудесам и красоте, прополз красоту насквозь, и даже получилось так, что в какой-то миг из чудесного сияния торчал его парусиновый зад. Но вот и это исчезло. Дима, была – не была, тоже нырнул за перламутровую завесу и очутился в каморке, в земляной келье. Первое, что бросилось ему в глаза, - человек за столом. Перед ним лежит огромная книга, он двумя руками вцепился в неё, при этом лицо его сведено судорогой: гримасой напряжения и отчаяния. За столом догорает свеча. На стене мерцает икона, вместо кровати на полу постелена мешковина, быть может, некогда набитая сеном. Дима успел догадаться, что это келья отшельника, того, кто спас их от Бабы-Яги.
- Руки вверх, - спокойно приказал дед Кирилл, грозя ружьём.
Мужчина мучился, но не смог поднять руки. Тогда дед Кирилл посмотрел на Диму и кивнул в сторону пленника. Дима, согнувшись (тут не выпрямиться), шагнул к человеку. Он коснулся его - в этот миг человек вздрогнул, словно его ударило током, и руки его освободились.
- Выходи! – беззвучно приказал дед Кирилл.

Потом вор поведал, как было дело. Он давно искал Грибную книгу и пытался собрать её воедино. Он рассчитывал выручить за неё миллион долларов. У него имелась карта местности, где крестиком был помечен дуб. Именно здесь некогда жил отшельник Мефодий, написавший Грибную книгу. (Предание о лесном Божьем угоднике вор нашёл в местном краеведческом музее.) И вот сегодня он выкрал недостающую часть книги. Когда сложил все части вместе, произошло чудо: книга стала неподъёмной.
Мама Димы плохо понимала, о чём идет речь, она вопросительно и недоверчиво поглядывала на сына.
- Так тебе и надо! – сипло проговорил дед Кирилл, у которого от махорки почти начисто пропал голос.
- Когда я взялся за неё, и она налилась тяжестью, я понял, что она живая и что она меня не простит, - продолжил вор.- Я уже раскаялся в своём желании завладеть ею, но пальцы не разжимались, я не мог пошевелиться. А из книги на меня смотрел череп и улыбался - я чуть не умер от страха. Потом пришли вы и спасли меня.
Дима вспомнил: «Обретение – прикосновение». Грибная книга предвидела всё это! Теперь у них есть целая Грибная книга! Но брать её не надо, пусть она будет там, где ей хорошо: в келье отшельника под старым дубом. Дима знал, что придёт сюда и будет учиться читать волшебные буквы. От будущего счастья у него закружилась голова.

- Барсик, Барсик! - увидя впереди знакомый хвост, Дима выскочил из машины и бросился за котом. Барсик вскарабкался на дерево. Дима полез за ним, кот - выше… Мама наблюдала за развитием событий без особого сочувствия, лишь бы Дима не свалился с тонких веток. Преследование завершилось: дальше было небо, куда коту вход воспрещён. Барсик обернулся вниз и зашипел.
- Дима, осторожно! – закричала снизу мама.
Он осознал, что попал в опасное положение. Хозяин и бывшее домашнее животное смотрели друг другу в глаза. Кот сильно изменился: даже черты его лица стали чужими, звериными.
- Дима, кот не стоит того, чтобы из-за него падать оттуда. Немедленно спускайся! – раздраженный голос мамы не придавал устойчивости, скорее, наоборот, расшатывал Диму среди ненадёжных веток.
И всё же он вновь решил довериться сказанному и быстрым движением прикоснулся к Барсику. Тот издал крик нежной тоски и полез Диме на грудь. Так они вместе и спустились.
- Давай оставим его здесь, у бабы Моти, - мама вновь завела машину и включила скорость. – Что ему в городе делать? Даже когти поточить не обо что.
- Мне будет скучно без него, - возразил Дима, гладя Барсика, чей взгляд вновь, как в старые добрые времена, стал почти человеческим.
- Ничего, - ты же сюда будешь теперь приезжать, - справедливо заметила мама. – Грибная книга, бабушка, Наташа, … вот сколько всего тут важного!
- Ты Бабу-Ягу забыла перечислить.
- Ну, уж в эту бабу я совершенно не верю, - решительно сказала мама.
- И напрасно, - сказал Дима с папиной интонацией.
- Главное, что тебе здесь понравилось, - примирительно сказала она.
- Мама, ты даже не представляешь, сколько здесь всяких чудес! – с восторгом воскликнул Дима.
- Да ну?! – она нарочно удивилась. – Ты утверждал, что чудес не бывает.
- Я ошибся, мама. Вся жизнь это чудо, и мы с тобой, и Барсик, и этот лес за окном. Я буду приезжать сюда, буду читать Грибную книгу.
Бабушка долго стояла на крыльце, провожая своих новых родственников. Сначала смотрела на них самих, потом на удаляющуюся машину, потом на пыль от машины, потом просто в даль. Лес прошумел: «Прощай!» Птицы в далекой высоте прощально помахали крыльями.
Андрей Гальцев andiga2008@rambler.ru